113 параллель

Особую благодарность хочу выразить Роману Т.,

человеку, который действительно человек

во всех смыслах этого слова: его помощь была бесценна.

А также спасибо за свежий взгляд на мою книгу Кириллу Ч.

На вершине холма двое медленно вдыхали дым из тлеющих трубок.

– Она решила остаться там? – поинтересовался первый.

– Да, она нашла себя в другом месте, мы бессильны ее переубедить, – ответил второй.

– Как же нам теперь быть? – потирая свой широкий лоб, спросил первый.

– Она родила сына, теперь он наше спасенье! Время не на нашей стороне, мы должны ждать…

Над огромным полем нависал свежий туман.

Глава 1. Исчезнувшая леди

Генри Моррал жил в небольшом городке и был самым обычным человеком, из тех, кого обычно называют среднестатистическими.

Он всегда знал, кем хочет стать. Поэтому его жизнь могла бы кому-то показаться легкой и непринужденной. Все у Генри получалось на отлично: окончить школу с золотой медалью, медицинский вуз с красным дипломом, получить престижное место педиатра в областной клинике с достойным заработком.

Но все свершения Генри только со стороны выглядели легкодостижимыми, на деле же он тщательно планировал каждую неделю, да что там – каждый день, который ему предстояло прожить. В том же месте, где проводилось это тщательное планирование, в однокомнатной квартире номер тридцать три всегда царил идеальный порядок: обувь, была начищена и расставлена пяточка к пяточке, носочек к носочку; несколько курток и зимнее пальто аккуратно висели на широких плечиках в шкафчике. В этой идеальной квартире даже ручки всегда лежали параллельно друг другу, кружки на кухне были расставлены по росту, от самой большой к самой маленькой, а тарелки распределены в том же порядке. Только среди такого порядка Генри чувствовал себя уютно и покойно.

Генри был высоким, кареглазым мужчиной средних лет и атлетической наружности, он всегда аккуратно одевался, носил черное пальто и коричневую шапку, прикрывающую его русые волосы. Лицо его неизменно было чисто выбрито, и даже если присмотреться, на подбородке нельзя было обнаружить не единого волоска.

Генри по складу своего характера был человеком, пожалуй, консервативным, даже скептиком, он не верил ни в какие сказки, не говоря уж о пресловутой фантастике, четко зная, что не существует никаких чудес, а любые кажущиеся несуразности логически объяснимы. Что же до сказок, которые ему рассказывала в детстве мама, то он их, увы, давно забыл, иногда вечерами вспоминая ее саму. Генри не был сентиментальным человеком, но воспоминания о женщине, давшей ему жизнь, вызывали у него слезы. В последний раз он видел мать в три года – после этого она покинула их с отцом, исчезнув без следа. Отец считал, что она ушла, не сообщая Генри о своих догадках, но через несколько лет ее тело обнаружили в небольшом озере.

Все эти годы отец рассказывал Генри, что мама путешествует по разным странам. С детским восторгом мальчик добивался от отца деталей:

– Пап, а где сейчас мама? В какой она стране?

И тот покорно отвечал, выдумывая на ходу:

– Она сейчас, наверное, в Австралии, знакомится с верблюдами. Возможно, она пришлет нам открытку…

Когда Генри вырос, отец больше не мог обманывать его, однажды за ужином признавшись:

– Генри, нужно было давно сказать тебе, но я никак не решался. Твоя мама… понимаешь… она не в путешествии… она, скорее всего, умерла… ушла в лучший мир… – на его глаза навернулись слезы.

Десятилетний Генри по-детски наивно посмотрел на отца, не понимая, о каком другом мире тот говорит, и выпалил:

– Нет другого мира! Планета у нас одна! – хотя где-то в глубине души он хотел верить в то, что мама действительно в другом, самом прекрасном мире, где цветут лилии и всегда светит солнце.

После разговора мальчик убежал в свою комнату, взял с книжной полки книгу «Планеты и системы» и стал перечитывать ее. Он искал там хоть что-нибудь о том самом другом мире, но не нашел. Наивный Генри тогда еще не знал о существовании Библии.

Когда Генри поступил в институт, он уже точно знал, что другой мир – это выдумка, как и вера в любого из придуманных людьми богов. Во взрослой жизни надеяться стоило только на себя.

В вузе Генри был лучшим учеником на факультете. Тут, в институте, он встретил и свою любовь. Элла училась на психолога на курс младше и была полной противоположностью Генри. Он любил наблюдать за ней издалека, восторгаясь ее белокурыми волосами и нежными чертами лица. Она часто читала книги на лавочке в кампусе и, заметив его однажды, помахала ему рукой, приглашая подойти. С тех пор они были всегда вместе.

После учебы Генри устроился в областную клинику, а его новоиспеченная невеста стала детским психологом в школе. 3 сентября 2003 года в их семье появился маленький человечек, которого они назвали в честь дедушки Эллы – Твин. У молодой семьи начались сложные времена, когда оба родителя не высыпались и все свободное время посвящали сыну. Элла ушла в декретный отпуск, а Генри продолжил работать.

Теперь у Генри раскладывать все по полочкам просто не хватало времени и сил. Его планирование приобрело новые горизонты: нынче он планировал за троих, не всегда успевая осуществлять все свои планы. Ночи он проводил вместе с младенцем, давая отдохнуть молодой матери, сам убирался в доме и готовил ужин. Элла при этом была натурой творческой, поэтому в квартире стоял легкий беспорядок, на который Генри реагировал легкой улыбкой.

На работе Генри в обед ложился на кушетку, чтобы хоть немного вздремнуть. К началу приема пациентов его будила сестра Кора, которая пережила тут уже трех врачей: она давно была на пенсии, но продолжала работать. Она была настолько стара, что Генри иногда боялся, что найдет ее мертвой в этом самом кабинете. Но даже через десять лет она продолжала принимать больных детишек, поила Генри чаем и угощала его изумительными кексами с изюмом.

* * *

Генри так и не понял, что имела в виду Элла, говоря, что они слишком разные: «Генри я просто устала…» От чего же она могла устать, спрашивал себя Генри после того, как Элла подала на развод и ушла, собрав вещи. Последующие три года они сохраняли дружеские отношения ради Твина.

Только через два года после развода Генри начал приходить в себя и обнаружил хоть какие-то реальные плюсы одиночества: теперь, например, он опять мог убирать квартиру так тщательно, как раньше, до свадьбы, мог раскладывать обувь и расставлять тарелки с кружками так, как нужно было ему. При этом, глядя на аккуратно разложенные вещи, он все равно вспоминал Эллу, которая хоть и сеяла беспорядок, все же приносила в дом тепло и уют.

Твин формально остался с матерью, но Генри старался все чаще приглашать его к себе, откровенно скучая по сыну. Мальчику только исполнилось 13 лет, не так давно он определился с тем, кем хочет стать, когда вырастет, – учителем. Генри не возражал, занимался с сыном уроками, отвечал на каверзные вопросы. Вместе они собирали корабли, играли в поезда и станции (эту игру купил Генри на день рождения Твина). Генри смущало только одно: сын читал слишком много фантастики, что отец считал бессмысленным времяпрепровождением, – разве можно повзрослеть, веря во всю эту чепуху.

Когда Твин оставался у матери, Генри задерживался на работе, чтобы позже вернуться в холостяцкую квартиру. Вечером он выпивал чашку горячего чая и ложился в холодную постель.

* * *

Сегодняшний день выдался холодным и туманным, дул пронизывающий ветер. Окна кабинета Генри выходили на проезжую часть, и когда туман рассеялся, стали видны верхушки деревьев, покрытые инеем, и сугробы. Задумчиво глядя в окно в обеденный перерыв, Генри заметил на улице человека в цветной шапке и с длинным, до колен, таким же цветастым шарфом, с легкостью перебиравшегося через эти сугробы. Наблюдая за ним, Генри увидел, как странный человечек слегка присел, а потом вдруг перепрыгнул через наледь, посыпанную снегом, а следом через другую. Он вел себя как школьник, радуясь жизни, хотя на вид ему было лет тридцать.

Вдруг прыгун за окном остановился и замер. Прошла минута-другая, а он все не двигался, и Генри сам замер, заинтересовавшись таким поведением, – кажется, даже перестал моргать, боясь пропустить смену картинки. Наконец, неподвижный человечек обернулся вдруг к окну – и увидел выглядывающего оттуда педиатра. Генри заворожено продолжал смотреть, ведь он сам затеял эту игру в гляделки.

Вдруг чудак в цветном шарфе оживился, его лицо озарила улыбка, а глаза стали желтеть. Удивленный Генри даже потер свои глаза, но он не ошибся – у нового знакомца и впрямь глаза пожелтели. Странный человек снял свою цветастую шапку, поклонился в пустоту, затем надел ее обратно на свои темные, как смоль, волосы и слегка вытянул руку, будто подзывая онемевшего Генри к себе.

Генри не мог понять, как чудак вообще обнаружил, что за ним наблюдают, ведь окна кабинета педиатра находились довольно далеко. При этом уличный знакомец продолжал «приглашать» Генри к себе, а следом педиатр услышал приятный женский голос. «Иди к нам, приходи к нам…» – звал его бархатистый щепот.

Прильнувшего к холодному от мороза окну Генри оторвала от завороженного просмотра ворвавшаяся в кабинет Кора, прекратившая бессмысленную игру в переглядывания. Только теперь Генри на несколько секунд отвлекся, а когда вновь посмотрел за окно, то обнаружил, что никого за ним нет.

Весь оставшийся день на работе он провел в некотором смятении, пытаясь рационально объяснить произошедшее, но не придумал этому никаких объяснений. Его раздумья прервал телефон: звонил Твин. По встревоженному голосу отца мальчик понял, что нужен ему, и сказал, что приедет с ночевкой. Волнение родителя, впрочем, он посчитал следствием очередного приступа сожалений о разрыве с Эллой. Твин любил проводить вечера с отцом, оставаясь с ним иногда на несколько недель. Элла была не против, так у нее появлялось свободное время для себя и своего хобби. «Хобби» – так называл Генри нового ухажера Эллы, не веря в серьезность этих отношений. При этом Генри никогда не расспрашивал Твина о новом поклоннике мамы и старался не высказывать своего мнение о нынешнем укладе жизни Эллы. Ну а Твин дорожил хорошими отношениями с отцом, которые были скорее дружескими, доверял Генри свои секреты и делился переживаниями.

Весь тот вечер после встречи Генри с чудаком они играли в паровозики, а после Твин предложил почитать вместе что-нибудь из фантастики. Хоть Генри и не любил это увлечение сына, он не стал протестовать, зная, что Твин любит, когда ему читает отец. Может, Твин при этом робко надеялся на то, что отцу, наконец, понравится фантастика.

Когда во время чтения глаза Твина начали закрываться, и он уснул, Генри отложил книгу и полюбовался отпрыском. Поцеловав его в лоб и подоткнув одеяло, отец оставил Твина наедине со снами и отправился на кухню.

Там, заварив чай, Генри посмотрел в окно. Город засыпал, в окнах домов по очереди гасли огни. Было совсем тихо, только изредка слышались моторы спортивных автомобилей, проносящихся по автомагистрали неподалеку. Допив чай, Генри отправился и сам в кровать, на время попытавшись позабыть о странном человеке в цветной шапке. Ночью он ворочался и часто просыпался, а в промежутках видел странные сны, где ему встречались бегающие люди в цветных шапках, прыгающие почему-то через канаты…

* * *

Утро выдалось теплым, свежевыпавший и так и не прекратившийся снег ложился на тротуары белым пушистым покрывалом. Пока не слышно было машин, в окнах потихоньку загорался свет, жители улицы пробуждались от зимнего сна и собирались на работу, собираясь завезти по пути детей в школу или в садик.

Генри, вопреки своему привычному неписанному распорядку, неспешно наблюдал за просыпающимся городом и падающим снегом, попивая горячий кофе. Только через час, когда проснулся Твин, они вдвоем, позавтракав, отправились каждый по своим делам.

В больнице на прием к Генри пришло больше всего матерей с детьми, отцы и бабушки среди взрослых попадались реже. Уже через пару часов у кабинета собралось множество очередников, день и после обеда обещал быть загруженным. При этом ближе к обеду Кора пригласила врача попить чай с испеченным пирогом, и Генри с радостью согласился присоединиться к чаепитию.

Для подобных чаепитий у врачей была устроена своеобразная зона психологической разгрузки. В уютном гнездышке была пара удобных диванов, на столе вместе с известными марками чая вроде Lipton, Nuri и Tess были коробочки и с неизвестными брендами, заказанными врачами отовсюду, даже из Китая. Генри предпочитал не рисковать с такими заказами, помня, что несколько коллег отравились заграничным напитком, выписанным из интернета, потому приносил свой излюбленный сорт, не доверяя чужим вкусам.

После обеда время пролетело быстро, и вечером, приняв последнего пациента, уставший Генри собрал свой потертый черный портфель, поставил его на серую кушетку и принялся раскладывать карты сегодняшних пациентов в каталожном ящичке. Когда карты оказались расставлены, он собрал небольшие квадратные листочки в аккуратную стопочку, поставил ручки в пластмассовую коробку, поправил на столе Коры наспех брошенные документы, выключил компьютер и расправил провода от клавиатуры и мыши. Кажется, теперь и тут наконец-то воцарился порядок.

Напоследок Генри решил зайти в комнату отдыха и попить чая в одиночестве. Заодно там можно было послушать новости, как внезапно даже для самого себя захотелось педиатру.

Радиоприемник был задвинут за большие медицинские тома справочников, сборников пыли. Смахнув пыль, Генри включил радио – оказалось, оно вполне прилично работает, хоть и не без шипения с кряхтением. Последние новости сообщали о взрыве в аэропорту и других происшествиях:

– Погибло двадцать пять человек, сорок получили травмы… предполагаемые виновники и организаторы задержаны… Молодой парень спас из огня двоих детей, президент наградил его медалью «Золотая звезда»… Пенсионное страхование… кредиты… ипотека стала намного легче…

Вдруг раздалось неожиданное:

– Генри, ты нужен нам… Генри, ты нужен нам… Генри, ты нужен нам… Генри, спаси… – но доктор уже задремал под монотонный речитатив дикторов.

Тем временем чай остыл, за окном медленно кружились хлопья снега. Небо потемнело, звезд совсем не было видно из-за городского освещения.

Радио вдруг громко зашипело, и Генри пробудился от тревожного сна. На часах было уже около полуночи, давно пора было отправляться домой. Помыв за собой кружку из-под чая, Генри вышел на улицу, и первые хлопья снега легли его коричневую шапку.

Генри вдруг пришла в голову странная идея… Не то что бы он был таким уж эксцентричным, нет, но он все же перешел через дорогу от клиники и остановился на том месте, где тот чудак прыгал через наледи. Генри приготовился – и неожиданно для себя прыгнул через ледовую дорожку, не почувствовав, впрочем, ничего, кроме… гмм… понимания собственного идиотизма. После он перепрыгнул следующую наледь, а потом и другую. При очередном прыжке он несколько промахнулся, начал скользить по льду и неуклюже завалился на спину. И вот тут, пока он лежал в обрамлении темноты – вокруг погасло несколько уличных фонарей, – он отчетливо увидел яркие звезды. Генри заворожено глядел на них, мучительно вспоминая названия созвездий, и представлял, как взлетает и дотрагивается до одной из самых ярких звездочек…

Генри вдруг ощутил легкость – и не только в теле, но и на душе. Глядя на усыпанное звездами небо, ему захотелось… немного помечтать. Лежа на холодном льду, Генри думал об Элле и Твине, вспомнил маму, которая читала сказки на ночь, отца, который обманывал его так долго, что и сам поверил в свое вранье, старую Кору.

Ощутив грусть, Генри поднялся, отряхнул свое черное пальто и пошел домой, так и не понимая, почему тот чудак в цветной шапке был так счастлив, прыгая через застывшие лужи.

* * *

Утром хлопья снега падали и кружились, накрыв белым ковром дорогу и тротуары. Хотелось ловить снежинки ртом, как он это делал в детстве. Генри наблюдал за снегопадом со своего балкона дома номер тринадцать тринадцатой квартиры. Там он обнаружил, что нынешние пластиковые окна не замерзают такими красивыми узорами, какие бывали на старых окнах в его детстве.

Выспавшись после ночной прогулки и ощутив прилив сил, Генри удивлялся тому, как же легко было вставать по утрам и бегать по парку в юности, как легко тогда переносились ночные посиделки с друзьями. Теперь же суставы ныли при перемене погоды, а ведь ему еще не так много лет. Что же тогда по утрам испытывает бедная Кора, ни разу, между прочим, не опоздавшая на работу, более того, всегда приходившая пораньше.

Наконец собравшись, Генри отправился в клинику, где его ждали дети и рецепты. А еще он вспоминал о том чудаке, где-то в глубине души желая увидеть его еще раз.

* * *

Прошло четыре часа, время близилось к обеду. Кора отправилась выпить чаю, а Генри сегодня решил поработать еще: вечер нужно было освободить – Твин обещал прийти в гости. Он сидел в ожидании, когда в кабинет постучались.

– Входите, – сказал Генри.

В педиатрический кабинет зашла девушка лет двадцати в ярко красной куртке, синих джинсах и с непонятного цвета сумкой – такие оттенки Генри называл «цветом бедра испуганной нимфы», увидев эту замечательную фразу во французской статье про моду: во Франции тысячи вычурных названий цветов.

Девушка с недоверием взглянула на Генри, сидящего за столом в своем белом халате, шагнула к нему навстречу, но резко остановилась. Она поклонилась и сказала:

– Приветствую вас, доктор… У меня есть несколько вопросов… если позволите.

Генри ответил:

– Позволю…

– Пожалуйста, выслушайте меня, я вас без дела отвлекать не буду. Я провела в вашем мире уже много солнц… теперь мне нужно вернуться… – она замолчала, подбирая новые слова.

– Милая, я вас не совсем понял… вы точно ко мне хотели попасть? – удивленно спросил Генри.

– Именно… именно… – сказала она, задумчиво кивая головой.

– Сколько же вам лет? – спросил Генри: девушка была слишком взрослой, ей явно нужен был не детский врач.

– Что значит… лет? – не поняла она.

– Ну… лет… – он увидел ее непонимающий взгляд. – Год… помните год, когда вы родились? – попытался объяснить Генри. Кажется, у этой странной девушки какое-то психическое отклонение, подумал он. И вычурная речь, и странная одежда не по размеру, и ее ни разу не моргнувшие глаза навыкате, уставившиеся на Генри. Ему стало слегка неуютно.

– Год? Ро-ди-лась?.. – еще больше округлив свои и без того огромные глаза, произнесла девушка.

Генри начал терять терпение:

– Вы слышите хорошо? Понимаете меня?

– О да, конечно, я слышу вас… только не совсем понимаю. Ответьте мне только на один вопрос… – настаивала она, следом замолчав. Генри глядел на девушку в ожидании вопроса. Наконец, не выдержав тишины, он предложил:

– Я так полагаю, вам больше восемнадцати, потому найдите двадцать седьмой кабинет, там врач осмотрит вас, – объяснил он, показывая рукой направление.

– Нет-нет-нет! – почти закричала она. – Я именно к вам! – она уверенно пошла к столу педиатра и присела на стул. Наклонившись, она начала шептать, заглядывая прямо в глаза Генри, и он даже немного отпрянул от стола: – Мне не нужно больше ничего… я стала уставать в этом мире… а вы точно знаете, что с этим делать… ведь я вас видела там… Покажите мне переход… понимаете, мне нужно вернуться в свой мир, я не отсюда, – она опять прожигала своими глазами Генри. Он же не мог понять ее и смотрел… будто на сумасшедшую, каковой, видимо, она и была.

– Милая, вам плохо? Я не совсем понял, о чем вы говорите, я ничего не знаю… – продолжал успокаивать ее Генри. – Давайте я вас провожу к врачу, который поговорит с вами, и вы вместе выясните, кто, откуда и как попал в этот мир или какой либо другой. Я не исключаю наличие вашего воображаемого мира, но, к сожалению, я не специалист по мирам…

– Вы, и правда, не понимаете? – удивилась она, будто это было не очевидно. Она резко выхватила из сумочки стопку аккуратно сложенных листков и протянула один Генри: – Просто нарисуй, где тут… пе-ре-ход… – потребовала она.

В дверях кабинета появилась вернувшаяся с обеда Кора. Не обращая внимания на странную девушку, она прошла к своему столу и принялась перебирать бланки с анализами и делать записи в картах. Генри удивился тому, что помощница не обратила внимания на посетительницу.

– О чем вы говорите? – наклонившись, прошептал Генри так, чтобы Кора не смогла услышать его. – Я не понимаю, о чем вы… правда… может, вам к психологу, он у нас в сорок четвертом кабинете прямо сейчас принимает, – Генри для убедительности поглядел на часы и кивнул сам себе.

Кора возмущенно повернулась к нему – наверное, недовольная тем, что он слишком мягок с непослушными клиентами. Но Кора задала вопрос, который Генри никак не ожидал услышать:

– Вы мне говорите? Скажите громче, я не слышу.

Генри чуть громче, обращаясь к Коре, произнес:

– Я говорю с пациентом. Думаете, ей нужно в кабинет двадцать семь или сорок четыре – с несвязной речью и… – не успев закончить, Генри увидел, что Кора разразилась смехом, глядя на него как-то сквозь девушку:

– Пациента-то нет, Генри. Вам точно нужно отдохнуть, сходите попейте чая… или лучше кофе, наш хирург привез отличный кофе из Италии. Кстати, он рассказал нам много удивительных историй, которые могли бы вам понравиться. Вам уже пора съездить и отдохнуть, после разрыва вы стали немного… ну, понимаете… чудить… – и она, еще раз хихикнув, отвернулась, продолжая перебирать бланки.

Генри смущенно посмотрел на сидевшую рядом девушку – ему было неудобно за поведение Коры, но делать помощнице замечание он не стал в присутствии постороннего. Генри потряс головой, не зная, что же теперь делать, но думать пришлось недолго. Еще раз взглянув на девушку, он понял, что ее глаза стали менять цвет. Внимательно присмотревшись, он с удивлением понял, что глаза ее зеленеют все сильнее и сильнее, зрачки сужаются, а радужка приобретает яркий оттенок зеленого цвета с блеском по краям. Генри зажмурил глаза и открыл их… но странности продолжались: теперь девушка на его глазах начала испаряться, становясь прозрачной.

Не в силах выдавить из себя ни единого звука, Генри пристально наблюдал за этим явлением. Тем временем синеватое облако приподнялось над стулом, а зеленые круги глаз стали бледнеть и сливаться с облаком. Генри вышел из оцепенения и начал, словно маленький ребенок, водить перед собой руками, пытаясь пощупать образовавшееся облако, но оно лишь клубочками разлеталось в разные стороны. Через минуту же от девушки не осталось ничего, кроме приторного аромата лука.

Дверь в кабинет вдруг сама по себе отворилась, и Генри выпалил:

– Кора, Кора, смотри, дверь сама открылась!

Кора недовольно взглянула на Генри:

– Дверь открылась от сквозняка, и что?.. Я сейчас закрою, не волнуйтесь, – Кора отодвинула свое старое сиденье, встала и прикрыла отворившуюся дверь. Следом она повернулась к оторопевшему Генри и добавила: – Может, все-таки кофе?

Генри не ответил, но, кажется, Кора была права – ему следует отдохнуть, ведь рационально объяснить произошедшее он не мог. Он сделал глубокий вдох, потом выдох… и решил, что не стоит говорить Коре ни о чем, ведь она сочтет его чокнутым.

Теперь можно было продолжить осмотр больных. Но в кабинет никто не заходил, и тогда Генри, прикусив губу, поинтересовался:

– Кора… что там… никого за дверью нет? – голос его был сдавленным и испуганным.

– Вы про своих духов или про пациентов? – усмехаясь, переспросила Кора, пряча усмешку за пухлой рукой, украшенной красным перстнем.

– Конечно, про пациентов! – недовольно отрезал Генри, почти обидевшись на ее бездушие.

Кора подошла к двери и заглянула за нее:

– Никого, отдыхайте, я позову вас, – предложила она, заметив, что Генри напряжен не на шутку.

Генри покинул кабинет и отправился прямиком на мягкий диван в комнате отдыха. Он лежал, и вопросы переполняли его: кто эта девушка, как она устроила все это? Может, он сходит с ума?.. Генри не планировал закончить свою жизнь в психиатрической клинике, да и каково было бы Твину, когда он узнал бы, что его отец псих.

Кора не тревожила Генри до самого вечера, давая отдохнуть доктору, измученному видениями духов, растворяющихся в воздухе. Да и сам Генри не был готов продолжать работать. Незаметно для коллег он вскоре покинул клинику. Кажется, теперь насмешки Коры ему предстояло слушать целый месяц.

На улице он старался не оглядываться по сторонам, инстинктивно опасаясь увидеть что-то еще более странное, чем уже ему довелось. Добравшись до квартиры с блестящими цифрами «33» на дверях, он провернул ключ, ввалился в дом и захлопнул дверь, держа ручку так, будто, кто-то ломился за ним следом. Отдышавшись и немного успокоившись, он отпустил ручку входной двери: ничего не произошло, а значит, он справился.

Сбросив тяжелую от мокрого снега одежду, Генри отправился в душ. Под струями теплой воды он постепенно приходил в себя. Через двадцать минут он вышел, на всякий случай осмотрел квартиру в поисках… странного и только после этого лег в кровать, но уснуть так и не смог. Проворочавшись всю ночь, Генри решил поискать в интернете случаи, подобные произошедшему с ним: возможно, он не один видит все эти странности. Выбираться из кровати не хотелось, но он вскочил и накинул на себя теплый плед.

Ноутбук долго пробуждался, пока, наконец, не показал строку поиска. Туда Генри начал писать интересующий его вопрос, подбирая подходящую формулировку. Он набрал сначала: «Люди исчезают на глаз…» – но стер. «Исчезающие люди, как это возможно?» – так было вроде бы лучше, но вразумительного ответа не получил, выпал только список фантастических историй об исчезающих людях. «Люди в разноцветной одежде, исчезающие неожиданно» и «цветной чудак с желтыми глазами» тоже не дали никаких результатов, кроме сайтов моды или рекламы плеймаркетов. Предложили ему также статьи о тибетских монахах. Прочитав несколько статей и посмотрев документальный фильм о них, он разочаровался: вряд ли тибетский монах посетил их город, зашел к местному педиатру и решил поиздеваться над ним. Тут было что-то другое, но в реальной жизни никто не сталкивался с подобным. Напоследок Генри набрал в поиске: «Шизофрения или психологические расстройства, первые признаки», – начиная осознавать, что, кажется, сходит с ума.

* * *

За окном была тишина, редкие снежинки то взлетали вверх, то падали вниз. Город начинал просыпаться, в окнах загорался свет, а на улицах появлялись первые люди, спешащие по своим делам. Но все это было будто в другом мире. Для тревожного Генри теперь все окружающее будто замерло. Он сидел, укутанный в одеяло на кресле, запрокинув голову и слегка похрапывая.

Пробудившись, наконец, за полчаса до начала рабочего дня, он стал быстро носиться по квартире, натягивая штаны, рубашку, разыскивая портфель. Его ждал новый день, и одно он понял точно: он не был сумасшедшим, просто его теперь ждали какие-то невероятные приключения.

Глава 2. Мистер шляпочник

Бледное небо нагоняло тоску. Блеклое солнце со своими лучами не могло пробиться сквозь плотный смог. Ветки деревьев, покрытые инеем и снегом, свисали под тяжестью. В парке над замерзшим озером клубился туман.

По тротуару шел Генри, опустивший голову и смотревший себе под ноги, надеясь больше не встретить необъяснимых странностей.

Уже вскоре он стоял в клинике возле зеркала и мысленно напоминал себе о собственной нормальности, а все, что он видел… это было его воображением. Но при этом он отчетливо понимал, что видел исчезающую девушку собственными глазами. Приблизив лицо к зеркалу, он попытался рассмотреть в глазах что-нибудь сверхъестественное, но глаза оставались, как и были, карими, не желтели и не зеленели. Не выдержав, Генри даже возмутился:

– Желтейте! – потребовал он от своего отражения.

– И вам доброе утро, Генри, – сказала Кора, неслышно оказавшись у него за спиной.

Генри отпрянул от зеркала – он не ожидал, что в кабинете есть кто-то еще:

– Генри, давайте серьезно… Я вижу, что вы не в себе. Возьмите отпуск, отдохните, – заботливо посоветовала Кора. Она прошла к столу, взяла несколько папок с документами, перед выходом остановилась и добавила: – Подумайте!

Она удалилась, а следом в дверь тихонько постучались.

– В-войдите… – сказал Генри, обреченно приготовившись к очередному необъяснимому происшествию. Дверь при этом бесконечно долго открывалась, но в кабинет заглянул… Твин. Увидев, что посетителей нет, он прошел и сел на стул:

– Пап, первые уроки отменили, можно у тебя посидеть?

Генри подошел к сыну и поцеловал его в лоб:

– Конечно, сынок. Только через час у меня начнется прием, тебе придется посидеть в соседнем кабинете, там мы чай пьем.

Генри нравилось, что сын иногда приходит к нему. Твин частенько заглядывал, когда уроки отменяли, и тихонько сидел, никому не мешая и читая фантастику. Вот и сейчас он достал свою толстую фиолетовую книгу, чтобы начать читать.

Внезапно Генри озарила идея:

– Твин, а в твоей большой книге есть какие-нибудь истории… например… скажем… про исчезающих людей или людей с ярко зелеными глазами… может, желтыми или в цветных шапках с цветными шарфами… – попытался объяснить Генри так, что бы не казаться сильно заинтересованным.

– Па-а-ап, опять хочешь поговорить о том, что всего этого не существует? Да я знаю, просто читать фантастику мне нравится… С ней будто окунаешься в другой мир… мы ведь говорили об этом. И не забывай, что я еще ребенок, потому верю в сказки и фантастику!

Твин переживал, что отец совсем не верит в фантастические истории из книг, но понимал, что, по сути, Генри был прав, а фантастика – это лишь выдумки.

Генри успокоил Твина:

– Я понимаю, сынок, я просто интересуюсь, есть или нет… Может, я тоже решил поверить.

Сейчас Генри было просто необходимо получить хоть какую-нибудь информацию.

– Ты? – удивился Твин. – Папа, ты никогда не верил в фантастику, с чего бы вдруг ты поменял свои принципы?

– Да, сынок, я, кажется, начинаю меняться… – тяжело вздохнув, подтвердил Генри.

Твин смотрел на понурившегося отца – и, кажется, ему стало жаль его. Взрослый человек, не верящий в чудо, – что же может быть хуже. Для Твина в мире существовало множество чудес, которые происходили каждый день. Наконец, подумав, он сдался:

– Пап, есть один похожий рассказ, он называется «Мистер Шляпочник». Его герой мог исчезать и появляться там, где захочет. Его глаза меняли цвет, когда он хотел исчезнуть… – Твин посмотрел на Генри, думая, стоит ли рассказывать эту историю: ему вдруг показалось, что отец притворяется. Но зачем?..

– Сынок, расскажи мне эту историю про шляп… про мистера Шляпочника, – попросил Генри.

Его просьба придала уверенности Твину. Он начал листать книгу, разыскивая нужный рассказ, пока не нашел, наконец, нужную картинку. На ней был изображен длинноногий человек, и Генри был ошеломлен: это был тот самый чудак в цветной шапке. Под его шарфом до колен были темные джинсы, а улыбка озаряла странное угловатое лицо.

Генри растерянно ткнул в картинку пальцем:

– Да… да, это он… что там пишут про него?

– Пап, ты что, его знаешь?! – засмеялся Твин.

На следующей странице с большой золотой буквы начинался рассказ про мистера Шляпочника:

«В большом-большом доме на опушке сказочного леса жили два брата. Были они одинаковыми, как две капли воды. Звали их Билл и Уил. В детстве они шутили над мамой:

– Билли-и-и, – звала мама – иди мыть руки.

К ней подбегал кудрявый мальчишка, и она мыла ему руки:

– Бил, позови Уилли, – просила мама.

– А я и есть Уилли, – заявлял Уилл и со смехом убегал.

Так они разыгрывали свою милую маму.

Вскоре маленькие кудрявые мальчишки превратились в юных парней. Они помогали маме, ходили за продуктами, мыли посуду и чистили ковры.

Однажды Билл заметил одну странность: каждый раз, когда он подходил к зеркалу, его глаза начинали желтеть. Увидев это впервые, он отпрянул от зеркала, испугавшись собственного вида. Но вскоре не только глаза его стали желтыми, становились прозрачными его руки и ноги. Билл очень испугался, подумав, что навсегда исчезнет. Однажды, когда он стоял перед зеркалом, его вдруг закрутило в вихре, но прежде чем исчезнуть, он подумал, что хочет оказаться дома в гостиной, рядом с мамой. И тут же появился рядом с мамой. Так он обнаружил, что может передвигаться в пространстве по собственному желанию.

Билл рассказал все Уилу. Но тот вместо того, чтобы обрадоваться за брата, только позавидовал ему, расстроившись, что не сможет сделать так же.

С тех самых пор Билл научился перемещаться не только по дому, но и за пределы его. Он начал путешествовать по миру и приносить маме разные красивые вещи.

В Италии он увидел очень красивую разноцветную шапку с длинным шарфом, купив шапку и шарф себе и Уилу. Уилл же забросил куда подальше подарок Билла, ненавидя брата за то, что мама теперь постоянно рассказывала всем о сыне-путешественнике, об Уилле же с таким восхищением она не говорила.

Однажды Уилл схватил за руку Билла в тот момент, когда тот начал исчезать. Так они вместе с Уиллом попали в очень страшное место. Об этом месте задумался именно Уилл. Чернота поселилась в его сердце…»

Твин начал переворачивать страницу, когда Генри мимолетом взглянул в окно. Он чудом не потерял сознание: пока они читали про сказочного Билла, тот самый Билл в цветной шапке и длинном шарфе стоял на том самом месте, где его впервые увидел Генри. Он неподвижно глядел сквозь окно на Твина и Генри.

– Сынок, смотри… – прошептал Генри, показывая пальцем в окно.

Твин поднял голову. Несколько минут они оба сидели и смотрели в окно, пока Твин не убедился, что зрение не обманывает его:

– Это настоящий Бил? – громко спросил он. – Папа, это ты актера нанял? Ты знал, что есть такая сказка? – улыбаясь, спросил он.

Генри вздохнул с облегчением, поняв, что его сын тоже видит этого чудака, и значит, он не сошел с ума. Но если он не сошел с ума, значит… этот чудак из сказки действительно существует. Но зачем он пришел сюда?

– Сынок, посмотри на меня… Я не знаю, откуда взялся этот человек, – Генри явно не шутил, и Твин сразу поверил ему:

– Пап, он смотрит на нас?

Мистер Шляпочник приподнял руку и, улыбнувшись, помахал Твину. Твин помахал ему в ответ. Чудак же призывно снова махнул рукой, словно приглашая идти за собой.

– Он нас зовет?! – воскликнул Твин. – Пап, как ты думаешь, что он от нас хочет?

– Сейчас и узнаем, – Генри взял листок бумаги и написал «Скоро буду». Он накинул свое пальто, Твин надел свою бирюзовую дутую куртку и натянул шапку, успев схватить прихватить сумку с книгой. Все это время странный человек за окном ждал их.

Когда Генри с Твином оказались на улице, Билл, увидев их, еще раз махнул рукой и отправился в сторону Центрального парка.

– За ним, сынок! – приказал Генри, и они рванули за гостем.

Билл легко бежал впереди, иногда оглядываясь. Твин и Генри держались за ним, не сбавляя скорость, но и не нагоняя. Вскоре Генри выдохся – сказалось отсутствие нагрузок. Пришлось сбавить шаг, после чего немного снизил темп и оглянувшийся Билл.

Генри не совсем нравилась идея идти в парк, где было не особенно людно в такую погоду. Твин с Генри стали часто останавливаться и переводить дыхание, на что Билл недовольно оглядывался – в нем самом энергии было хоть отбавляй.

В Центральный парк Билл, тем не менее, вбежал уже на полном ходу. Испугавшись, что они упустят чудака, Генри прибавил ходу. Деревья тут все были в снегу, а идти приходилось по узенькой тропинке, ведущей к местному катку. Оказалось, что Билл пробирается через огромные сугробы в чащу леса, отцу с сыном пришлось повторить его маневр.

Неподалеку прогуливалась с собакой женщина, которая остановилась, чтобы обозреть эту странную картину: двое взрослых мужчин и ребенок, пробирающиеся через сугробы. Она какое-то время озадаченно наблюдала за этой необычной компанией, потом пожала плечами и продолжила свой путь.

Тем временем Генри и Твин, мокрые по грудь, не сдавались. Генри аккуратно отодвигал ветки, чтобы они не хлестнули по лицу Твина, но с каждым шагом чаща становилась все гуще и гуще, пока не оказалась почти совсем непроходимой.

Через эти местные тернии они все же выбрались на ровную поляну, посреди которой оказался единственный пень, на котором по-царски расселся мистер Шляпочник. Вокруг пня виднелась зеленая трава, покрытая росой, росли цветы – ярко оранжевые, красные, розовые.

– Пиромидовы лабиринты, – недовольно буркнул чудак, – как же долго вы шли! – он закатил глаза и вздохнул.

– Кто ты? Что тебе нужно? – крикнул запыхавшийся Генри. Твин спрятался за его спину.

– Какие же вы, люди, любопытные… – неодобрительно сказал чудак. Он вскочил с пня и протянул руку: – Билл.

– Генри Моралл… – неуверенно пробурчал Генри.

– Я знаю, – Билл наклонился, пытаясь рассмотреть мальчика за спиной Генри, и спросил: – А это кто? Как тебя зовут?

Из-за спины послышался испуганный голос Твина:

– Твин…

– Так что тебе нужно от нас? – продолжил допытываться Генри.

– От вас двоих – ничего, – Билл перевел взгляд на Генри и ткнул в него длинным кривоватым пальцем, – а от тебя нам нужно кое-что важное… – Билл оскалил свои зубы, и Генри отчетливо увидел, что они напоминают челюсти акулы, – такими они были острыми и слегка направленными вперед. – А имя твое… оно известно в наших кругах…

– Билл, так что нужно тебе… то есть вам?! – Генри слегка отпрянул от Билла.

– Мне велено тебя привести, а там… все расскажут и даже покажут, – сказал Билл. Он наклонился к розовому цветку, сорвав его и понюхав. Повернувшись к Генри, он встретился с ним взглядом: – Только вот маленький мальчик… он нам не нужен, совсем не нужен… – Билл опять оскалил свои зубы и приоткрыл рот, показав длинный язык.

Испуганный Твин прижался к Генри и прошептал:

– Это не Билл…

Его кожа вдруг начала покрываться черными волдырями, и Генри понял, что им пора ретироваться.

– Бежим! – скомандовал он, схватив Твина и швырнув его вперед, в сугробы, пока сам он будет разбираться с чудовищем. Увидев, что монстр уже рядом, Генри, замахнувшись, идеальным хуком угодил страшиле прямо в челюсть. Существо рухнуло на снег и завизжало.

На поляне тем временем возник вихрь, из которого вдруг появился… еще один Шляпочник. Он накинулся на чудище, прижав его руки к земле.

– Твин, Генри, прыгайте в бермут! Быстро! – закричал он.

Генри выдернул Твина из сугроба, прокричав:

– Что за бер… бермут?

Шляпочник, еле удерживая чудище, ответил:

– Пень… хватайтесь за пень!

Генри и Твин послушно подбежали к пню и схватились за него. Генри успел увидеть, как Шляпочник кинулся за ними, как все вокруг начало меняться. Его подняло над этой поляной, и, оглядываясь по сторонам, он стал искать Твина, но того не оказалось рядом.

– Тви-и-ин! – закричал Генри, но темнота вокруг будто скрадывала звуки его голоса.

Его начало кружить, как в центрифуге, и он ничего не видел и не слышал вокруг, пытаясь сопротивляться незримому окружающему. Когда же он сдался, то почувствовал вдруг невообразимую легкость. Перед глазами его замелькали самые счастливые моменты жизни, начиная с детства.

Вот мама дарит долгожданную машину; она такая яркая, у нее красный кузов и синяя кабина, и счастливый Генри ложится спать, накрывая свой новый самосвал одеялом…

Отец приехал из командировки, и Генри бежит к нему, попадая в объятия, ведь он так долго ждал папу. Тот катает его, усадив на плечи, а после помогает починить игрушечного медведя…

Генри с отцом едет на поезде в другой город, на курорт. В окнах мелькают леса, поля и новые города. Лежа на второй полке, Генри разглядывает пролетающие мимо поезда и наблюдает за людьми на станции…

Радость начала покидать Генри, хоть ему и не хотелось расставаться с воспоминаниями. Его тело резким порывом ветра подбросило вверх, и он почувствовал, что сила притяжения снова вернулась. Генри летел вниз, но ничего поделать с этим не мог.

В итоге он приземлился на что-то мягкое, напоминающее пуховую кровать. Он зажмурил глаза, оставшись лежать на этом пуху, ожидая новых событий и не решаясь броситься навстречу им.

Глава 3. Бермут, или Первое путешествие

Вдалеке послышались звонкие голоса:

– Смотри, смотри, совсем юный… – сказал первый голос.

– У него такая странная шубка… такая гладкая, такая яркая, – удивился второй голос.

– Не трогай, не трогай… он так сладко спит, – предостерег первый голос.

– Откуда он здесь взялся? – заинтересовался второй голос.

Генри приоткрыл глаза, и дневной свет ослепил его. Он перевернулся на бок и в десятке метров от себя увидел лежащего на огромной кровати Твина. Генри попытался рассмотреть источники голосов, но рядом с Твином никого не было. Он перевернулся на другой бок и обнаружил… наверное, Билла, чье лицо украшала кровоточащая ссадина.

Генри поднялся и почувствовал, как в боку покалывает. Он оказался на огромной поляне, которая была усыпана разноцветными цветами. Слева вдалеке Генри увидел небольшой лес. Справа – размытый замок, который был так далеко, что Генри не смог определить, какого он цвета – красный или розоватый.

Оглянувшись по сторонам, он обнаружил, что сидит на кровати. Пододвинувшись к краю, он глянул вниз. Это оказалась не совсем кровать, скорее куча лежавших друг на друге матрасов. Около двадцати таких толстенных матрасов разделяли его с землей.

Генри попытался слезть, но не нашел, за что бы ухватиться ему для этого. Он уже было решился прыгнуть, но высота пугала его.

– Прыгай уже! – послышался знакомый голос, источник которого так и не обнаруживался.

– Сказали же тебе – прыгай уже, а мы посмотрим на тебя, – зазвенел второй голос.

Голоса доносились, кажется, с той стороны, где на кровати лежал неподвижный Твин.

Некоторое время Генри ничего не мог понять. Ему даже пришлось ущипнуть себя, чтобы проснуться. Но это был не сон, он сидел на горе матрасов посреди поляны. Одет в ту же одежду, что и там, откуда он прибыл.

Почему-то теперь Генри решил, что Билл точно знает, как ему слезть. Он пододвинулся к краю кровати и крикнул вниз:

– Билл! – тот лежал неподвижно. – Би-и-илл!

Не дождавшись ответа, он сел на кровать в позе Будды, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Во всем теле ощущалась такая легкость, что ему показалось, будто он с легкостью может спрыгнуть с такой высоты и без последствий приземлиться на ноги. Ободренный этим ощущением, Генри поднялся на ноги, оттолкнулся от края кровати и сиганул вниз. При этом он летел так медленно, что успел сгруппироваться и приземлиться на ноги. Оказавшись внизу, он недоуменно оглядел себя, до сих пор не веря в случившееся чудо.

Оглядевшись, он увидел окружающую его зеленую траву и множество красивых цветков, вид которых слепил глаза. Неподалеку виднелась кровать Твина. Только он собрался подойти поближе, как из-под его ног выпорхнули сотни разноцветных бабочек. Генри сделал еще один шаг – и вокруг оказалось еще больше бабочек. Когда же он остановился, бабочки, трепеща крылышками, разлетелись по поляне и, присев на траву, превратились в те самые яркие цветы.

– Наступай туда, где меньше цветов, – послышался знакомый голос. Отряхиваясь от травы, Билл протянул ему руку, неловко представившись.

Генри недоверчиво шагнул назад.

– Понимаю… Тот, кого вы встретили, был моим братом Уиллом. Это долгая история… но меня можешь не бояться, – Билл по-прежнему протягивал Генри руку.

Генри выдавил из себя:

– Генри… – он показал на кровать вдали: – Это Твин… А что вообще происходит?

– Вы совершили перемещение в другую параллель, что называется, верхоудия… А о мелочах расскажет Ева.

Генри был не готов к новым сюрпризам. Он выбрал направление к кровати Твина и пошел по зеленым участкам, где не было цветов. Билл шагал за ним следом. Внезапно навстречу Генри выскочил скунс. Тот от неожиданности начал махать руками и кричать:

– Кыш, кыш!

– О-о-о… – проворчал скунс, – я уже жалею, что подсказал тебе прыгнуть с кровати принцессы. Вот остался бы там и подумал… – скунс уставился черными бусинками глаз на Генри, явно ожидая извинений.

Генри открыл рот, но ничего не смог сказать.

– Если ты думаешь, что я не с тобой разговариваю, то ошибаешься, – заметил скунс.

– Что… – Генри потряс головой, думая, что у него сотрясение. – Ты говоришь? Этого не может быть! – вскрикнул он.

– Почему же – может. Привыкай, звери тут болтают столько, что не заткнешь, – сказал Билл.

– Билли – гантелевые гир-р-ри-и-и… – с издевкой сказал второй скунс, выскочивший из-за холмика.

– Пошли отсюда! – рявкнул Билл.

Перебирая короткими ножками, скунсы убежали в направлении леса.

Добредя до Твина, Генри проверил его пульс.

– Он в норме, просто спит, – сказал Билл.

– Это надолго, – сказал Генри, зная любовь сына к продолжительному сну.

Они присели на край кровати и принялись ждать.

– Хотел спросить… еще тогда, когда впервые увидел тебя. Что ты там делаешь, в этом каменном здании? – прервал тишину Билл.

– Я работаю… я педиатр. Так это я тебя видел через окно? – спросил Генри.

– Да, это был я. Как-то зашел в это твое здание, там все были в белых одеждах… Это показалось мне странным.

– Белый – значит, безопасный, чистый… Так врачи примерно с тысяча девятьсот восемнадцатого года одеваются. В те времена многие болели «испанкой», вот и решили, что врачам нужна особая экипировка, – ответил Генри, словно сидел с энциклопедией в руках и зачитывал истории оттуда.

– Это интересно… А в вашей параллели все имеет значения или смысл? – спросил заинтересованный Билл.

– Я не совсем понял тебя… Но многое из того, что мы делаем, несет в себе смысл, это правда, – ответил Генри. – А что с твоим братом? Почему он стал чудовищем? – спросил Генри.

– Это длинная история… Мы враждовали не всегда, а начали… только когда у меня открылся дар, – Билл с грустью вздохнул. – Уилл тоже хотел обладать таким даром, но судьба разделила нас, и я стал ноатенеком…

– Ноатенком? Что это значит? – удивился Генри.

– Но-а-те-нек, – повторил по слогам Билл, – существо, способное перемещаться в параллелях и по местности совершенно свободно, то есть без помощи бермутов, – пояснил он.

– Мм… – все равно ничего не поняв, кивнул Генри, – но у него тоже есть способность – он на наших глазах превратился… в большое чудище! – сказал Генри.

– Таким проклятием он был наделен силами тьмы. Это его выбор, но мы уже лет сто лет враждуем. За это время он еще больше сблизился с силами тьмы и зла. Мне все равно жаль его, ведь он мой брат, мы росли вместе, – грустно признался Билл.

Генри посмотрел на Билла: на вид ему было не больше 35 лет, тогда о какой сотне прожитых лет говорил этот парень?

– Сто лет? Вряд ли я поверю в эти сказки… – хмыкнул Генри.

– Это и не нужно. Время здесь не имеет значения. Я наблюдал за людьми – они стареют быстро. Мы же стареем намного медленнее, хотя все, что в голове, – он показал на свою голову, – развивается быстро.

Генри по-прежнему не слишком-то верил собеседнику, но ничего возразить не мог – их с сыном приключения и вправду оказались такими, что он сам бы себе не поверил. Непонятно ему было только одно – почему Уилл пытался убить их.

Пока они сидели с Биллом на краю кровати и молчали, оказалось, что к ним приближается девушка в странном наряде. Коричневое платье с голубым подкладом напоминало что-то из средневековья, корсет подчеркивал округлые формы, а каштановые прямые волосы развевались на ветру. Ее взгляд скользнул по Генри, потом по лежащему Твину.

– Приветствую вас, – нежным голосом сказала девушка.

– Ева! Я их доставил… почти без проблем, – сказал Билл.

– Почти?.. – нахмурилась Ева.

– Уилл узнал… – опустив глаза, признался Билл.

– Думаешь, он видел Генри? – спросила Ева.

– Он их привел к бермуту. Заманил в ловушку и хотел убить, – ответил Билл.

Ева повернулась к Генри:

– Генри, дорогой, как ты?.. Нам предстоит долгое путешествие. Пока что нам нужно отправляться в дом на вершине.

Генри удивился тому факту, что его все тут знают.

– Мм… – тем временем проснулся Твин. Он приподнялся на кровати и простонал: – Папа-а-а…

– Я здесь, Твин, я здесь, – Генри обнял его, и Твин начал шмыгать носом, оглядываясь по сторонам и не понимая, что же произошло.

– Идем! – приказала Ева.

– Ева, ну а я удаляюсь, спасибо за возможность лично пожать руку нашему будущему спасителю, – сказав это, Билл будто растворился в воздухе, после чего Твин закрутил головой, не поняв, куда девался загадочный друг.

– Я не сдвинусь с места, пока вы не объясните нам, в чем дело. Где мы и как попали сюда?! – строго вопросил Генри.

– Генри, здесь небезопасно – Уилл знает, каким бермутом вы воспользовались, охота на вас открыта… – тихо произнесла Ева.

– Почему я должен верить тебе? Мы уже поверили какому-то непонятному чудищу… – нервно возразил Генри.

– Ты можешь мне доверять… я знала твою маму. Я знаю про тебя все. Мы ждали тебя, – уверенно произнесла Ева. Она наклонилась над Генри, посмотрела ему в глаза, и он почувствовал, как от нее исходит поток положительной энергии.

Генри был непреклонен:

– Нет, я не могу рисковать… как нам уйти? – спросил он.

Ева протянула ему свой серебряный нож, который прятала в кожаном поясе, показала рукой вперед и пошла, обогнав их, по малозаметной тропинке к лесу. Генри и наконец-то слезший с кровати сонный Твин отправились за ней.

– Хорошо, что принцесса оставила свои матрасы и кровать на этой поляне… – крикнула им Ева, обернувшись.

– Какая принцесса? Почему на поляне? – спросил Твин.

– Ты не знаешь про принцессу Викторию? – ответила вопросом на вопрос Ева.

– Н-нет… вроде нет… – неуверенно ответил Твин.

– Это та, что доказала всем: на горошине она спать не может.

– А-а, принцесса на горошине… Она… существует?! – восхищенно вскрикнул Твин.

– Странное имя для прекрасной леди… Теперь она стала намного старее и вреднее. Например, в эту ночь она спала на бабочковой поляне. А в прошлый раз приказала перекрасить весь замок в фиолетово-розовый, и без волшебства не обошлось, – пояснила Ева.

Генри и Твин замолчали. Из-под их ног то и дело выпархивали бабочки и жуки. Твин держался позади отца. Так они шли с полчаса, изумленно разглядывая окрестности, и когда Генри изрядно устал, он отодвинул рукав пальто, чтобы посмотреть на часы:

– Эти штуки на твоих руках – они не сработают здесь, – пояснила Ева. – Тут сильнейшие магнитные поля. В нашей параллели редко где встретишь правильно настроенное время. – Помолчав, Ева добавила: – Да и года тут не считаются – жизнь у нас почти бесконечная, – последние слова она произнесла почему-то с нескрываемой грустью.

Тем временем небо затянули темные тучи, не оставившие ни одного просвета. На Генри попали первые дождевые капли, и он поинтересовался:

– Долго нам еще?

– Нам вон туда, к лесу… – показала Ева перед собой.

Лес этот выглядел необычным – величественные деревья, казалось, подпирали само небо, их корни, обвитые розами, бутоны которых были огромны, повсюду выступали из-под земли. Под деревьями росли кустарники, похожие на карликовые елки, пахло грибами. Когда путешественники оказались в лесу, дождь прекратился, вокруг немного посветлело.

Ева остановилась возле большого дерева у тропинке, и достала из поясной сумки небольшой пластмассовый ключ-брелок. Генри с Твином удивились – никакой машины рядом не было. Ева тем временем нажала на кнопку брелка, послышался писк сигнализации, и сверху выдвинулась железная лестница. Ева начала взбираться вверх по лестнице, Генри подсадил на нее Твина и следом полез сам.

Генри хотелось убежать от Евы и всех неясностей, которые ждали его с Твином, но он все же решил понять до конца, что же происходит. Тревожно было и за Твина – он был слишком мал для подобных приключений.

Но Генри все же взбирался по лестнице, не зная, что его ждет наверху, да и в будущем…

Глава 4. Дом на вершине

Ева первая толкнула тяжелую дверь. Взобравшись, она подала руку Твину и подтянула его. Генри отказался от помощи и сам забрался на порог деревянного домика на вершине дерева.

– Где ты взяла такую штуку? – спросил Твин, показывая на брелок.

– Увидела у одной интересной леди в вашей параллели. Только звук издавал железный передвигатель, она грациозно села в него и уехала. Огромный передвигатель здесь мне ни к чему, а вот выдвижная лестница нужна. Видели бы вы глаза этих бедных людей там у вас, они не понимали меня… пришлось украсть одного. После пережитого он все-таки установил мне эту механическую лестницу, настроил все нужное. Жаль, что пришлось стереть ему память, он мог бы пригодиться… – она вернула брелок обратно в сумочку. – Да что это я, для вас такие вещи неудивительны, я видела их у многих в вашей параллели.

– Что значит… украсть? Как это – стерли память? – испугался Генри, ведь с ним могли поступить так же.

– С тем человеком все в порядке! Он продолжил работать, не подозревая о своем исчезновении на несколько дней. Жаль, что с тобой такого не провернуть… гены матери… – каким-то странным тоном произнесла Ева.

– Я все равно никому рассказывать не буду, сочтут психом, – успокоил ее Генри, так и не понимая, откуда Ева, такая молодая, могла знать его мать.

– Знаешь, многих таких у вас не сочли за психов, они даже стали известны в вашей параллели: писали книги и рассказы, детские сказки, которые обретали успех.

Ева, раздвинув толстые нити с деревянными бусинами на дверном проеме, зашла в комнату и пригласила остальных. Твин стал осматривать покрытые пылью тумбы и висящие на стене амулеты. В комнате царил беспорядок, который сразу бросился в глаза педантичному Генри.

В большой и плохо освещенной комнате на деревянных стенах висели амулеты, и Генри подошел рассмотреть их поближе. Взгляд его привлек выплавленный из серебра дракон, он слегка покрылся черным налетом, это придавало ему более устрашающий вид.

На стене возле двери висела полка, на ней неаккуратной стопкой были свалены книги, сквозь пыль просвечивали золотистые буквы. На полу лежала шкура неизвестного животного, хорошо выделанная, вся в пыли, как и все остальное. Складывалось ощущение, что в домике несколько месяцев никто не жил.

Следующая комната была освещена намного лучше предыдущей. Окна, впрочем, были не застеклены – лишь завешены грязноватыми тюлевыми занавесками и толстыми бордово-красными шторами. Ева, покопавшись под столом, зажгла электрическую лампу, которая еще лучше осветила это помещение.