Петино лето
От автора
Дорогие ребята!
Эта книга – про мальчика Петю, который только вчера окончил детский сад. Через три месяца ему предстоит пойти в первый класс, и он с нетерпением ждёт этого момента. Хотя и не знает толком, что такое школа.
Короче, Петя – самый обыкновенный мальчик, похожий на других обыкновенных мальчиков и даже девочек. Только он был маленьким тридцать с лишним лет назад. Это значит, что сейчас Петя – уже взрослый дядька, такой же как ваш папа!
Но в этой книжке ему только шесть лет, у него пшеничные волосы и большие глаза, а впереди – солнечное лето в компании друзей, день рождения и множество разных приключений!
Вы не думайте, что раз дело было в седую старину, когда не было интернета и мобильных телефонов, то не было и приключений. Ещё как были! Ведь будущие первоклассники были почти (а может, и точно) такими же, как сейчас.
Смотрите сами: у них тоже были папы и мамы, милые (и надоедливые) младшие братья и сёстры, умные и глупые взрослые вокруг. Они так же хотели завести собаку, стать знаменитыми, когда вырастут, найти клад и ещё много всего!
Так что смело переворачивайте эту страницу! Там вас ждёт целое лето Петиных приключений, рассказанных им самим!
Дядька-писатель
Рекс
Вы бы знали, какая у нас получилась каша! Во! Просто обалденная! Только представьте себе: лето, солнце, костёр дымит, как сумасшедший. И каша в чёрном закопчённом котелке. Походная каша, как у солдат и искателей приключений. Рецепт простой: вода и песок из кучи, которую рабочие навалили в нашем дворе.
Борис Василич, наш старший по дому, почему-то по этой куче нам лазить запретил. «Вы, – говорит, – всю кучу развалите, а её не для вас здесь навалили».
А для кого, если не для нас? Пустырь-то наш! Взрослым тут делать нечего, разве только Славик сюда забродит. Он взрослый, но всё равно что ребёнок: всё время улыбается и пускает слюни.
Короче, кучу Борис Василича мы не трогали и не разваливали. Только поскатывались с неё наперегонки немножко и одолжили полведёрка песка для нашей каши.
И теперь эта наша песочная каша булькает в котелке, и такой аромат разносится, что пальчики оближешь! Хотя у нас такие пальчики, что оближешь, а потом будешь по больницам кататься, как Вовчик в прошлом году. Ну сейчас-то он ничего, в порядке: сидит, палкой кашу мешает.
Вовчик, если кто не знает, – мой лучший друг. Ему скоро семь. Мы с ним такие крепкие друзья – как братья. Я даже хотел его фамилию взять, но мама почему-то не разрешила.
«Пусть, – говорит, – Вовка твой сам нашу фамилию возьмёт. Да и брат у тебя уже есть!»
Что правда, то правда. Брат у меня есть. Митька. Я его раньше любил, но потом он стал не брат, а какое-то сплошное недоразумение. Вот, например, мама мне велит, чтобы я за ним следил. А он: «Я сам за Петькой следить буду!» И ходит за мной круглые сутки. Да ещё и наперекор мне всё делает, представляете?
Вот пошёл я гулять, а мама сразу: «Митю с собой возьми!» Я говорю, нельзя ему, вид у него нездоровый, лучше дома поберечься. Так бабушка всегда говорит. А Митька, сто пудов нарочно, прыгает по комнате здоровей некуда. Ну и увязался опять за мной.
Я так увлёкся нашей с Вовчиком кашей, что забыл о Митьке. А теперь смотрю, а его нет нигде. Только что тут был, палку в костёр тыкал, а теперь пропал!
Ну всё, теперь мне конец! Мама меня убьёт! У меня даже живот скрутило от беспокойства.
Посмотрел я по сторонам: пустырь как пустырь. Травка зеленеет, солнышко блестит, одуванчики желтеют. Всё как обычно. А Митьки нету. Куда он запропастился? Вдоль пятого дома (где магазин) идёт тропинка, заросшая со всех сторон кустами и другими деревьями. По ней кроме пьяниц никто не ходит, потому что она сзади дома и страшная.
Повернулся я туда, и мне совсем неприятно стало. Даже температура подскочила, наверное. Митьке деться-то больше некуда, только на эту жуткую дорожку. Серёжка со второго этажа рассказывал, что на таких вот тропинках и встречаются маньяки, которые едят людей и делают другие страшные вещи.
И надо же мне было вспомнить про маньяков сейчас, когда Митька пропал! Дедушка говорит, что у меня очень живое воображение, поэтому я всё на свете могу нарисовать. Вот и нарисовалась у меня в голове такая картина: Митька идёт себе, палкой своей машет и ворон считает.
Тут, конечно, прямо из кустов выскакивает маньяк в плаще и с горящими кроваво-красными глазами. Митька орёт, надрывается, но никто его не слышит. Найдут потом милицейские собаки в подвале его обглоданные косточки. Мама будет рыдать, станет вся седая, а я всю оставшуюся жизнь буду виноват. Вовчиков дед и бабки у подъезда каждый раз будут показывать на меня пальцем и говорить что-то вроде «Эх, Петька, что ж ты брата не уберёг!»
Я так себе всё хорошо представил, что даже услышал жалобный Митькин крик. «Помогите!» – даже не кричал, а как будто пищал он.
А нет, Митька и правда кричал. Как раз оттуда, из тёмных зарослей вдалеке. Я посмотрел на Вовчика и понял, что он тоже думает про маньяка. Повезло ему – у него брата нет, никого спасать не надо. А вот я должен идти на верную смерть. Ну а что поделать? Я огляделся в поисках хоть какого-нибудь взрослого: как назло, никого. Даже бабки по домам попрятались. Сериал какой-нибудь смотрят, и не знают, что тут такая беда приключилась.
Делать было нечего. Без Митьки мне всё равно жизни не будет. Схватил я самую толстую палку, покрестился, сказав, как меня дедушка научил «Во имя отца, и сына, и святого духа аминь» и побежал по тропинке.
Приблизился я к кустам, а Митьку уже и не слышно. Гляжу – ветки поломаны, а на тропинке палочка его обгоревшая лежит. «Ну всё – думаю, – пропал братец!» Отодвинул я ветки, сам уже не дышу даже. И что вы думаете?
Стоит Митька, прижался к дереву спиной белый от испуга. Глаза по пять копеек. Круглые и большие, значит. А напротив него – здоровенный пёс. Тоже стоит, на него смотрит и хвостом, как веником, пыль туда-сюда раздувает. Пёс огромадный просто! Как в сказке «Огниво», где солдат клад под землёй нашёл.
Я остановился, чтобы оценить обстановку. Всё-таки собака собаке рознь. Митька, известно, собак боится. Папа говорит, это мама его запугала, мол, как темнеет, на улицы все злые псы выходят и воют на луну.
А я собак не боюсь. Только если диких, которые в гаражах живут и охотятся на велосипедистов. Но они обычно чёрные, тощие и злые.
А этот пёс белый и лохматый. Хвостом виляет. Сразу видно, что не злой. Вышел я из кустов, и он ко мне голову повернул. Я палку свою из рук на всякий случай выпустил, чтобы он видел, что меня бояться нечего, и не беспокоился.
– Митька, ты чего стоишь? – я говорю, – Пошли, нам уже домой пора!
– Не могу! – кряхтит он, даже рта раскрыть не может.
А собака не рычит, не лает. Только хвостом машет из стороны в сторону. Подошёл я ближе. Собака на меня посмотрела, пасть приоткрыла и язык высунула. Улыбнулась, значит. Собаки когда улыбаются, это сразу видно. Тогда я прямо к Митьке подошёл и взял его за руку.
– Не бойся! – говорю, – Эта собака не опасная. Она просто с тобой подружиться хочет.
Он недоверчиво так посмотрел на меня, потом на собаку, и головой покачал. Не поверил. Я ж говорю, упрямый, как я не знаю, кто! Я тогда совсем осмелел и к собаке прямо руку протянул. Ну, чтобы погладить.
Она и рада: голову свою лобастую прямо под ладонь сунула и смотрит. Глаза у неё карие, как у мамы. Только на выкате, почти круглые. Я погладил собаку между рыжеватыми ушами. Шерсть у неё была немножко клочками, жёсткая, но лоб такой приятно-тёплый, что мне прямо на сердце хорошо стало.
– Видишь, – говорю Митьке, – гладиться хочет. Давай, погладь её, не бойся!
А Митька опять головой качает. Я тогда взял его ладонь и его рукой собаку погладил. А сам на Митьку смотрю. И вижу, что глаза у него сначала от страха сделались большие-пребольшие, а потом ничего, загорелись радостью какой-то!
– Нос такой мокрый! – он посмотрел на меня. Я свою руку убрал, а Митька дальше собаку гладит.
– Это хорошо! Это значит, не болеет! – кивнул я. Я вообще в животных разбираюсь! Больше в динозаврах, конечно, но про собак тоже читал.
Митька всё наглаживал пса, а я уже, честно говоря, притомился.
– Пошли уже, Митька! Нам домой идти нужно!
– Сейчас, дай ещё чуть-чуть поглажу! – он даже не посмотрел на меня, присел на корточки перед псом, – Как же тебя зовут? А?
Вот чудак! Будто пёс ему сейчас скажет: «Меня зовут Мухтар Петрович, приятно познакомиться»!
– Это же ничейный пёс, его никак не зовут! – говорю, – Пошли!
– Ничейный?
– Ну да. Ничейный. Свой собственный. Дикий.
Митька задумался и даже замер. Пёс боднул его ладонь: давай, значит, гладь дальше!
– Раз ничейный, значит мы его домой можем взять?
– Чего? – у меня даже глаза на лоб полезли.
– Петечка, давай его с собой возьмём!
– Домой? Да ты что! Мама нам не разрешит!
Митька закусил губу.
– Как же нам его приручить тогда?
– Да ну тебя, Митька! Пошли уже домой!
Я повернулся и пошёл обратно через пустырь. Митька всё-таки не хотел оставаться один на один со своим новым другом, и поплёлся следом. Идёт и носом хлюпает, вроде как плачет. Но знаю я этих малышей: только вид делают!
– Ого! – сказал Вовчик, – Это что за собака?
Я оглянулся, и правда: пёс за Митькой увязался и теперь встал рядом с ним. Смешно так почесал задней лапой за ухом и улыбается во всю свою пасть.
– Это наш пёс! – гордо заявил Митька.
– Ваш? – Вовчик удивлённо посмотрел на меня. Я хмыкнул так, будто впервые этого пса вообще вижу.
– Да это ничейный пёс! – говорю, – Митька его повстречал там, в кустах.
Пёс принялся ласкаться к брату. Тот уже осмелел совсем, стал его трепать и почёсывать.
– Был, – говорит, – ничейным, а теперь мой.
Вовчик подошёл к собаке и тоже принялся её наглаживать. Смотри-ка, деловой, словно это его пёс!
– А зовут как? – говорит.
– Его зовут Рекс! – говорит Митька, а сам прямо светится.
Я подошёл и немножко отодвинул Вовчика, чтобы знал, что это всё-таки мой брат и его собака.
– Он, наверное, голодный! – сказал Вовчик, – может, нашей кашей его покормим?
Вот чудак человек! Кашей из песка собрался собаку кормить!
– Ты чего? – говорю, – Нашу кашу ему нельзя. Она ж горячая! Давайте из дома ему еды лучше вынесем!
Все согласно закивали, но тут из подъезда вышла Вовчикова бабушка Тамара Захаровна. Она строго так посмотрела на нас, потом на Рекса и стала махать руками и голосить:
– А ну кыш, кыш отсюда! Вы чего удумали? Отошли от собаки немедленно!
Мы все чуток обалдели от такой атаки. Даже Рекс испугался: голову опустил и хвост поджал. Улыбаться перестал и грустно так на нас посмотрел. Тогда я загородил его от Вовкиной бабки и говорю:
– Тамара Захаровна, вы не кричите, вы нашего Рекса пугаете.
Теперь уже бабка обалдела от такого выступления. Лицо у неё стало такое же розовое, как волосы на голове.
– Это что же, ваша собака, Петя?
– Наша! – Митька отвечает. А сам тоже Рекса загораживает и вперёд выступает. Молодец!
Вовчикова бабка нахмурилась, пожевала губами, сделалась снова обычного цвета и переключилась на своего внучка.
– Вова! Я тебя по всему двору должна искать что ли? А ну быстро домой! Обед стынет!
Видно было, что Вовчику уходить неохота, но с его бабкой лучше не спорить – это я вам точно говорю. Понурился он, как старик из «Золотой рыбки», и поплёлся домой.
Мы подождали, пока они совсем скроются в подъезде, а потом повернулись к Рексу. Он ничего, снова повеселел.
– Митька, нам тоже домой надо идти! – сказал я, – А то мама выйдет нас загонять, и тогда уже до завтрашнего дня гулять не пустит.
Оставлять Рекса одного во дворе не хотелось, но делать было нечего! Даже Митьке это было ясно. Он присел на корточки прямо перед собачьей мордой.
– Ты только никуда не уходи! Я тебе покушать вынесу! – сказал он, и мне показалось, что пёс кивнул. Я тоже присел рядом.
– Рексик! – сказал я, – Ты пока поиграй со своими собачьими друзьями, а мы скоро-скоро вернёмся!
Рекс – представляете себе, какой смышлёный! – посмотрел прямо на меня и улыбнулся. Я почесал его за ухом и улыбнулся тоже.
Рекс проводил нас до самых дверей подъезда, и когда мы поднимались по лестнице, я оглянулся на него. Он сидел и смотрел нам вслед, раскрыв пасть и высунув язык. Он будет нас ждать, это точно!
У меня внутри стало так хорошо и тепло, и я взял Митьку за руку. Ладошка у него такая маленькая, вы себе не представляете! Хороший у меня брат, хоть и бывает иногда сплошным недоразумением. Только ему не говорите, а то зазнается, хорошо?
Два пятнышка
Вы замечали, что взрослые всё постоянно портят? Стоит ребёнку чего-нибудь только по-настоящему захотеть, как они тебя сразу – раз! – и припечатывают каким-нибудь своим взрослым аргументом. Они, мол, взрослые и поэтому лучше нас, детей, всё знают.
Как бы не так! Я тут маму спросил, кто кого победит: два велоцираптора или один тираннозавр? А она мне в ответ: «а тираннозавр это такой, с рогами, да?» Хотя всем известно, что с рогами это трицератопс!
Но против взрослых всё равно не попрёшь. Если уж они чего решили, то их не переспоришь, хоть реви, хоть что. Я это давно уяснил, а вот мой младший брат Митька ещё совсем зелёный. Не знает этой суровой правды жизни.
Поэтому сегодня сразу с порога маме заявил:
– Мама, мы приручили собаку! Давай она у нас будет жить?
Это он про Рекса. Рекс – просто обалденный пёс! Мы только сегодня его на пустыре нашли и приручили. Он умный, сильный и добрый!
Митька, наверное, вообще с улицы не уходил бы! Жил бы там на пустыре с Рексом, играл с ним и всё такое. Но хочешь-не хочешь, а домой иногда заходить надо – на обед, ужин и ночлег. Было бы, конечно, здорово, если бы Рекс у нас поселился, это точно!
– Борщ уже на столе, давайте быстро руки мыть! – вместо ответа сказала мама. Ясное дело: это она разговор сразу перевела на другое.
Помыли мы руки, выходим, и Митька снова про собаку начинает.
– А что у тебя с лицом? – опять вместо ответа спрашивает мама. И глаза делает такие круглые, словно не на Митьку смотрит, а на чудовище из «Аленького цветочка».
А у Митьки лицо как лицо. Маленько чумазое, но оно даже лучше: так он на туземца похож, которого первооткрыватели нашли на необитаемом острове.
– А ну давай в ванную! – скомандовала мама и сама пошла Митьку под краном оттирать. А у нас ещё воду горячую отключили.
– Я сам! Сам! – стал фыркать он, но мама его из рук не выпустила и хорошенько так отмыла. А потом ещё полотенцем прошлась, привела в божеский вид. Из туземца стал белым человеком, не узнать!
Сели мы за стол, и Митька только ложку в руку взял, как опять про Рекса стал спрашивать.
Я-то уже это проходил: сейчас мама начнёт всякие вопросы задавать, на которые ты отвечаешь вроде правильно, а толку всё равно нет.
– А гулять с твоим Рексом кто будет?
– Я! – отвечает Митька.
– Ну да! – мама хмыкнула и посмотрела на него так, как будто он сказал какую-то глупость.
– Честное слово!
– Митя, нет, собаку мы не заведём! Тем более какого-то приблудного пса с улицы!
– Он не какой-то! Мы его приручили!
Тут я тоже решил Митьку поддержать, и одновременно с ним стал маме говорить, что за прелестный пёс наш Рекс, и как ему будет хорошо у нас жить, и что мы с Митькой вместе будем за ним ухаживать.
Мама немножко растерялась от нашего хорового выступления, но быстро нахмурилась и звонко так стукнула ложкой по столу.
– Мальчики, нет! Потом поговорим! А сейчас – ешьте! Когда я ем, я что?
– Глух и нем… – понурился Митя и стал возить ложкой в супе.
Ну вот честно это? По-моему, ни капельки! Я почему-то так разозлился, что стукнул изо всей своей злости ложкой по тарелке. Хотелось, чтобы звонко было, и чтобы мама поняла, что нельзя так над детьми издеваться.
Только звонко не вышло, потому что я борщ не доел. И этот самый борщ теперь разлетелся во все стороны! Вообще говоря, всплеск был что надо, только я сразу понял, что переборщил. Потому что в моём борще оказались и стол, и стена, и Митька, и мама немножко. На полу тоже были брызги, и даже два маленьких, но красивых свекольных пятнышка – на потолке.
Тут мама, конечно, разозлилась. Я это понял, потому что она покраснела немножко, и глаза у неё стали как будто чужие.
– А ну марш из-за стола! – тихим голосом сказала она и сверкнула этими своими глазами.
Сразу видно, от любви её материнской не осталось и следа. Я пожал плечами и стал вылезать из-за стола. Я медленно вылезал, чтобы она не думала, что я прямо такой послушный сыночек, но табуретка это вам не гора Эверест, поэтому всё равно получилось довольно быстро. Тогда я пнул табуретку ногой и ушёл в комнату.
Там я влез по лесенке на свою верхнюю кровать и решил, что это будет моя башня. И я буду сидеть в ней всю оставшуюся жизнь или пока нам не позволят завести собаку.
Потом я представил, как долго мне придётся сидеть под потолком, а они все – мама, папа и Митька – будут ходить внизу взад-вперёд. Митька, конечно, начнёт потихоньку захватывать мои игрушки и рисовать в книжках. И стало мне до того тошно и досадно, что я крепко сжал зубы, чтобы не заплакать.
Эти взрослые всегда всё только запрещают. Сил моих нет! «Это нельзя», «не так», «потом»! Я уже до семи лет дожил, а ни одного такого «потом» не дождался. Может, надо подождать ещё, не знаю. Мне скоро семь, потом уже десять не за горами, а там уже и до старости рукой подать.
Я прислушался. В квартире была тишина. Только с кухни слышалось позвякивание ложки о тарелку. «Митька доедает свой суп» – догадался я, и мне почему-то сделалось ещё грустнее, мне тоже захотелось быть там, с ними. Тоже так вот наклонять тарелку от себя, чтобы дохлебать остатки. А мама скажет: «Остатки сладки! В них вся сила!»
Я лежал, грустил и пытался расслышать, что же говорит мамин тихий голос на кухне.
– …поэтому мы не можем сейчас завести собаку, понимаешь? – говорила мама.
– Угу! – отвечал Митька.
Почему «поэтому»? Ну вот так всегда! Самое важное мимо меня проходит! Ну это ладно, Митька, может, и маленький, но память у него хорошая: перескажет потом.
– Я тебе дам косточек, и ты своего пса покормишь, да? – продолжала мама.
– А Петя?
Я весь насторожился. Что-то мама скажет?
– А Петя… – я прямо представил себе, как мама вздохнула, и голос её сделался такой грустный-прегрустный, – Пусть подумает над своим поведением. Ну что, пошли?
Какое такое «пошли»? Вот это новости!
Заскрипели табуретки, и я услышал, как мама с Митькой идут в прихожую. Скрипнула дверь комнаты, и я зажмурился, чтобы мама не думала, что я тут подслушиваю.
– Петька наверху лежит! – услышал я снизу голос брата. Вот горластый, у меня чуть барабанки не лопнули!
Я сильнее закрыл глаза и весь замер, как ящерицы в телепередаче про животных, когда их обнаружил хищник.
– Ну пусть лежит! Пошли, покормим твоего Рекса! – ответила мама из прихожей, и я услышал, как она поворачивает ключ в двери.
Тут мне стало так обидно, что я даже чуть не помер от обиды. Я тут лежу, как ящерица, страдаю за правду, а они уже сговорились сами с Рексом гулять идти! Ну и ну!
– Ты не спишь! – пробубнил Митька.
– Сплю я! – буркнул я и, как будто во сне, отвернулся к стенке.
Митька фыркнул и утопал к маме. Дверь захлопнулась и стало тихо. Я был один.
Ну и отлично! Значит, теперь я тут хозяин и могу делать, что захочу. Я перевалился через перила своей башни и ловко спрыгнул вниз.
Не спеша, как капитан на корабле, прошёлся по комнате. Чем бы заняться? Я посмотрел на часы. Они со стрелками, но я уже довольно хорошо в них разбираюсь. Короткая стрелка указывает, сколько часов, а длинная – сколько минут. Вот сейчас, например, одна показывает на два, другая на четыре. Значит, два часа и четыре минуты. Или нет? Я что-то засомневался, и решил себя чем-нибудь занять.
Вообще я обычно никогда не скучаю. Мама говорит, это потому, что у меня много увлечений. Я люблю петь, читать книжки с картинками (лучше, конечно, комиксы), смотреть телевизор, наряжаться в разных героев и представлять, будто я Д’Артаньян или доктор Айболит. Но больше всего я, конечно, люблю рисовать. Это у меня довольно здорово выходит!
Но сейчас почему-то ничего этого не хотелось. Может, я заболел? Я потрогал ладонью лоб: вроде не горячий. Живот тоже не болит. Но почему-то было тяжко!
«Это всё, потому что я плохо поел!» – подумал я, и тут же вспомнил, как разлетелся борщ из тарелки, и какие холодные и грустные глаза были у мамы. Стало ещё тяжелее.
Тогда я отправился на кухню. И тут же промочил ноги. Батюшки, да это же мой собственный борщ!
Я огляделся. На кухне всё было так же, как и тогда, когда я ушёл. Митькина тарелочка с остатками гущи и моя, похожая на кратер супного вулкана после извержения. Мама ничего не убрала. Это странно, она же такая чистюля: ей только дай что-нибудь помыть или прибрать! А тут такая история.
Чего это она в этот раз от своего любимого дела отказалась? Я прямо забеспокоился, потому что догадался: из-за меня! Ну ладно! Раз я тут теперь хозяин, то сам с этим свинством и разберусь. Мне это раз плюнуть!
Я пошёл в ванную и вытащил из-под ванны тазик с тряпкой. Тряпка была серая и неприятно пахла. Я поставил это всё в ванну и налил в тазик воды. До самых краёв, от души! Правда, пока я дотащил всё это добро до кухни, половина воды выплеснулась, но я решил, что это ничего, мне хватит. Я встал, как мама, на коленки, и, вытащив из таза мокрую тряпку, принялся возить ей по супному пятну на полу.
Маленькое пятно из-за моих стараний превратилось в большую лужу непонятного цвета, в которой теперь плавали полоски свёклы и всего такого прочего.
«Ну и гадость! Может, бросить это дело?» – подумал я, но тут же вспомнил, что я теперь тут хозяин, и взялся за дело с новой силой.
Я кое-как собрал всю эту похлёбку тряпкой и бросил в таз. Прополоскал её, отжал, как мама, и вытер оставшуюся лужу. Получилось вполне прилично, и мне даже весело стало, так хорошо у меня получалось быть хозяином!
Вот, наверное, в чём секрет: маме нравится, когда чисто. Только всё время убираться совсем непросто. Я только лужу вытер, а уже упарился.
Но ничего, теперь маме будет на кого положиться! Я схватил тряпку и стал ею стол натирать. Бабушка говорит, что я очень энергичный, поэтому я быстро справился с борщом на столе, а потом отмыл ещё стенку и даже тарелки вытер!
Получилось очень хорошо, любо-дорого смотреть! Остались только два аккуратных пятнышка на потолке. Я, конечно, довольно высокий для своих лет, но до потолка ещё не дотягиваюсь.
Поэтому я поставил табуретку на стол, вторую – перед ним, и получилась лесенка. И вот когда я уже залез на верхнюю табуретку, щёлкнул замок и открылась входная дверь.
Тут же в коридорчик заглянул Митька и радостно мне сообщил:
– Петя, я Рекса накормил! Сам!
«Ах, братец, какой ты ещё ребёнок!» – подумал я и так одними уголками губ улыбнулся, как улыбалась бабушка, когда Митька показывал ей свои каракули.
– Молодец! – просто сказал я, – Разувайся и марш руки мыть!
Митька немножко обалдел и скрылся в ванной. И тут я увидел маму. Она стояла в коридоре и смотрела прямо на меня, и было непонятно, сердится она или грустит. Я стоял на своей табуретке и тоже на неё глядел, и не знал, что сказать. Глаза у неё были никакие не чужие, не злые и не холодные. Просто усталые.
Мы постояли так минуту или, может, несколько, а потом я сжал в руке тряпку и сказал:
– Тебе, наверное, тяжело всё время самой убираться?
Мама кивнула, и мне показалось, что глаза у неё сделались блестящие.
– Ты проходи, мама. Я уже почти закончил! Вот только ототру ещё эти пятна на потолке…
Табуретка закачалась подо мной, и я немножко перепугался, но тут мама как по волшебству очутилась рядом и подхватила меня с моей табуретки. И я, хоть и решил уже быть взрослым, обнял её крепко-крепко, чтобы она знала, что я у неё есть.
Она помогла мне спрыгнуть на пол, а сама села на вторую табуретку и улыбнулась.
– Помощник ты мой. Настоящий мужчина!
Это она мне сказала! Внутри меня вдруг запрыгал весёлый мячик, и мне сделалось очень радостно от её слов. Но я очень постарался и сказал серьёзно, по-взрослому:
– Значит, покормили Рекса?
Мама кивнула:
– Митька покормил. Я близко не стала подходить. Понимаешь… – мама смешно прикусила губу, – Я собак до ужаса как боюсь!
– Понимаю, мам. Но ты не волнуйся, Рекс ничего, добрый пёс. А я с тобой в следующий раз схожу, чтобы тебе не так страшно было!
– Хорошо! – мама улыбнулась. – В следующий раз.
Она немножко помолчала, и я тоже помолчал. Взрослые иногда так делают. Для важности, наверное. Но тут нарисовался Митька и снова начал про собаку, как бы хорошо было её нам завести. Ох уж эти дети!
Я посмотрел на него строго так и сказал:
– Митя, ты разве не видишь, сколько нам приходится и без собаки убирать?
Митька выпятил губу, и глаза у него полезли на лоб. Я посмотрел на маму и ещё добавил:
– Надо за собой сначала научиться убирать, а уж потом собаку заводить. Да и жилищные условия у нас стеснённые, понимаешь?
Митька надулся, и тогда мама сказала:
– Петя всё правильно говорит. Но вы не унывайте! Ваш Рекс – дворовый пёс, он простор любит. А вы будете его на улице кормить, хорошо?
Митька закатал свою губу обратно и кивнул. Вот какая у меня мама умная! Тут я поглядел в потолок и сказал:
– Надо ещё потолок отмыть. Я сейчас…
– Не надо! – мягко остановила меня мама.
– Ну а как? Тебе-то высоко самой там оттирать!
Мама снова улыбнулась, и мне тоже захотелось смеяться и даже почему-то петь.
– Ну и пусть! – сказала она. – Знаешь, мне кажется, эти два пятнышка очень даже красивые. Пусть останутся на память, как думаешь?
Я подумал немножко и согласился. Раз уж мама просит, пусть останутся!
Илюшкин клад
А мы тут с ребятами клад нашли! Представляете себе? Какие-то пираты или разбойники зарыли его прямо у нас во дворе, а мы нашли! И без всякой карты, просто повезло. Хотя если бы со старинной картой, было бы интереснее, конечно.
Как нашли? Сейчас расскажу!
Жгли мы на пустыре костёр. Ну не сами жгли, конечно, нам ещё спичек не доверяют: в нашей компании я самый старший, а мне без недели семь. Короче, сидим мы у костра, который до нас какие-то рабочие развели и не дотушили. Мы – это я, мой лучший друг Вовчик, мой младший брат Митька и Рекс. Ну Рекс, конечно, не жёг, он же пёс! Мы его недавно приручили и теперь носим ему всем двором покушать. Он, кстати, уже довольно хорошо откормился. Поэтому Митька его как раз тренировать начал: палку ему кидал, а Рекс за ней бегал.
Так вот. Сидим мы, смотрим, как костёр горит, представляем, что мы на необитаемом острове, куда нас высадил капитан Флинт на верную погибель. И тут Илюшка из второго дома говорит…
А, Илюшка откуда взялся? Да он тоже тут был, я просто забыл сказать! Так вот Илюшка смотрит в костёр, и говорит: «Глядите, ребята! В золе что-то блестит! Золото как будто!»
Мы сначала, конечно, посмеялись над Илюшкой: вот выдумщик! Золото в костре увидел! А потом все присмотрелись, и правда: под углями, в золе что-то сверкает!
Разгребли мы костёр палками, потушили ещё водой из лужи для верности, и стали копать. И оказалось, что под костром-то шкатулка железная закопана была, а в ней – деньги!
Нет, не старинные деньги в виде золотых монет и пиастров, а самые обычные – бумажные с надписью «Банк России». Видать, это никакие не рабочие костёр жгли, а самые настоящие разбойники здесь клад закопали, и костёр сверху сделали, чтобы никто не раскопал.
А мы раскопали! Вот! Илюшка тогда деньги эти вытащил, и поделил, как умел. Из нас, правда, никто ещё в школу не ходит, поэтому мы не очень хорошо деньги считаем. Но у каждого по две-три бумажки оказалось. А каждая бумажка – по сто рублей! У Илюшки даже тысяча одна была, но это же его клад, поэтому мы ничего, не обиделись. Вот так мы клад нашли! Что, не верите?
Вот и мама не поверила. Я ей как историю эту рассказал, она на меня так посмотрела, что мне самому под землю провалиться захотелось.
И как так мама всегда узнаёт, что я неправду сказал? Я ведь ей и не врал никогда! Ну, до этой истории…
Ладно, на самом-то деле было вот как. Сейчас расскажу!
Пошли мы гулять. Митька Рекса гонял, а мы с Вовчиком у потухшего костра сидели и палками золу ковыряли. Тут прибегает Илюшка. Глаза горят, по сторонам оглядывается, как будто за ним гнались Али-Баба вместе со всеми сорока разбойниками. Вот, говорит, ребята, смотрите, я клад нашёл!
И протягивает нам железную коробку. А в ней денег видимо-невидимо. Бумажки разные: и голубые, и розовые, но сразу видно – настоящие!
– Ты это чего, сберкассу ограбил что ли? – спрашивает его Вовчик.
– Нет, говорю же, нашёл!
– Это где ты такие сокровища нашёл? – говорю, – Мы тут уже всё излазали, а денег ни разу не нашли!
– Места, – говорит, – надо знать!
И хитро так на нас смотрит.
Какие такие места? Тут нам всем стало любопытно и немного завидно. А он опять по сторонам огляделся и говорит:
– Ну что, давайте добычу делить?
Тут мы, конечно, возражать не стали. Потому что делиться – хорошо. А с друзьями – тем более! Это всем известно. Хотя, конечно, мы с Илюшкой не то, чтобы прямо друзья, потому что он какой-то чудной. Вечно какую-нибудь ерунду творит. Однажды, например, он нам предложил всем вместе в лифте прыгнуть. Мы прыгнули, и лифт застрял. Нам пришлось такого страху натерпеться, особенно когда пришёл наш старший по дому Борис Василич и стал нас оттуда доставать и ругать сиплым голосом.
Но в этот раз Илюшка делился с нами сокровищами. Настоящими бумажными деньгами, которые хрустели и пахли богатством. Это по-товарищески!
Он дал каждому по три бумажки. Только Митьке дал две, потому что он ещё маленький. И говорит:
– Только вы никому не говорите, что я клад нашёл! А то вдруг его бандиты спрятали, тогда они меня сразу найдут и всё!
Мы все закивали, потому что это и Митьке даже понятно, что с бандитами шутки плохи!
– Поклянитесь, что никому не расскажете! – потребовал Илюшка.
И мы тут же, у костра, поклялись его тайну никому не выдавать. Даже Рекс поклялся: протянул Илюшке переднюю лапу.
Так мы и стали богатыми. А зачем нужно богатство, если не для того, чтобы разные классные штуки на него покупать? Поэтому мы немножко порассматривали наши деньги и решили пойти их на что-нибудь тратить.
– Пошли для начала мороженого купим! – предложил Вовчик.
– Тебе же мама не разрешает! – говорю, – У тебя только недавно ангина была!
– Это если маму спрашивать, она не разрешает. А если не спрашивать, то можно!
Это он хитро придумал! Не придраться! И все согласились, что нужно идти в киоск, который через дорогу, около остановки, за мороженым.
Но тут Митька заартачился.
– Я, – говорит, – не буду ничего покупать! Я домой пойду!
Я как представил, что он со всем этим богатством домой пойдёт, так у меня даже температура поднялась от беспокойства. Я сразу догадался, что дома мама его схватит, припрёт к стенке, и он быстро всё ей про Илюшкин клад выложит! А кто его знает, что будет, если клятву нарушить? Молния, например, шарахнет в него, и пожар начнётся. И не будет у меня ни брата, ни мамы, ни дома. Буду я скитаться и уже тогда не до мороженого мне будет!
– Ты, Митька, давай не отрывайся от компании! – говорю, – Или ты мороженого не хочешь?
– Не хочу!
– А кто у мамы клянчил только сегодня утром? Не ты?
– То утром! А сейчас не хочу уже! Домой хочу!
Ну вот что тут сделаешь с этим братом? Он такой упрямый, что никакого сладу с ним нет. Если что решил, то уж нипочём его не переубедишь.
– Ну и иди домой! – говорю.
– Ну и пойду!
– Только помни про клятву! – крикнул я страшным голосом.
И Митька пошёл домой. Я повернулся к Илюшке и Вовчику.
– Ну что, идём?
Они смотрели на меня и немножко на Митьку, и видно было, что беспокоятся.
– Если Митька с нами не пойдёт, – говорит Илюшка, – то тогда пусть деньги обратно отдаёт!
Ишь какой наглый! Раз отдал, то всё. Терпеть не могу, когда сначала договорились, а потом всё обратно не считается!
– Да пусть идёт! – предложил Вовчик.
– Нет, пусть тогда мои деньги отдаёт! – упёрся Илюшка.
Тут я, конечно, рассердился от такой несправедливости.
– Твои они были, пока ты с нами не поделился, а теперь они уже наши!
– Нет, всё равно мои! – Илюшка покраснел и глаза выпучил, как лягушка.
– Ах так? – говорю.
– Да!
– Я тогда тоже домой пойду!
– Ну и проваливай!
Мне стало так обидно, что я даже не знаю! И эти дурацкие Илюшкины деньги захотелось выкинуть прямо в костёр, раз мы из-за них так переругались. Но я разозлился и решил, что ни за что теперь Илюшке ничего не отдам. Это дело принципа, как папа говорит!
Я встал, сунул руки в карманы и посмотрел в небо, чтобы они видели, что мне наплевать на их мороженое и всё остальное.
– Пошли, Вовка! – сказал Илюшка.
У меня внутри прямо всё подпрыгнуло: если сейчас Вовчик уйдёт с Илюшкой лопать мороженое, то он мне не друг. Потому что какой же это друг будет, если предатель? Пусть меня тогда лучше молнией сразу шарахнет!
– Да я тоже уже мороженого не хочу… – пожал плечами Вовчик, – Мне домой надо, обедать…
Молодец, Вовчик! Дружба – её за деньги не купишь! Илюшка весь покраснел от злости и стал немножко так раздуваться и пыхтеть. Как будто он был не кудрявый мальчик, а игрушечный паровоз.
И вот когда он уже распыхтелся до настоящего паровоза и открыл рот, чтобы сказать нам, какие мы дураки, мы услышали довольно громкий визгливый крик со стороны второго дома.
– Илюшка! Илю-ю-юшка!!!
Мы разом повернули головы на этот крик. А там у подъезда стояла Илюшкина бабушка Марья Васильевна в одном халате и тапках на босу ногу, и тонким, но довольно сердитым голосом звала своего внучка.
От такого голоса ничего хорошего не жди, это точно! Илюшка сделал огромные глаза, прекратил пыхтеть и со страшной скоростью побежал. Я даже не думал, что он может так быстро бегать! Настоящий чемпион! За каких-то пять или десять секунд он пробежал весь двор и пустырь, перепрыгнул оградку у детского сада и был таков!
Илюшкина Бабка тем временем мелкими шашками топала в нашу сторону. Мы с Вовчиком переглянулись и, как всегда бывает у друзей, без лишних слов тоже решили бежать. Мы довольно быстро добежали до нашего подъезда и там уже сделали вид, что просто идём домой.
В подъезде было приятно и пахло сыростью и прохладой.
– Увидимся после обеда? – спросил я Вовчика.
– Ага! – кивнул он.
Я живу на девятом этаже, и пока я взбирался по лестнице, я всё думал, что же сделать со своими деньжищами. Мне вообще много всего надо. Когда мы гуляем мы часто заходим в книжный магазин и детский мир. Посмотреть и помечтать, как мы разбогатеем и купим себе всякого разного. В книжном я всегда смотрю новую энциклопедию про динозавров. Она очень научная: там на каждой странице про каждого динозавра написано, какой у него был рост и вес, и разные интересные факты, которые учёные про него открыли, и нарисован не только сам динозавр, но ещё и его скелет, и карта, где его можно найти!
А в «Детском мире» продаётся такой револьвер! Он как настоящий, и с ним еще набор пистонов, которые бабахают и дымятся, и пахнут порохом!
Так я думал до седьмого этажа, а потом я подумал, что энциклопедия и револьвер – это, конечно, хорошо, но мы до сих пор собаку не завели из-за жилищных условий. А чтобы их улучшить, нужны деньги. Папа так говорит.
Я посмотрел на мятые бумажки в кулаке: «Может, хватит?» и совсем быстро взлетел по лестнице на наш девятый этаж.
Забегаю я домой, и прямо с порога кричу:
– Мама! А мы тут с ребятами клад нашли!
Ну и рассказываю ей всю историю по то, как разбойники под костром деньги зарыли. А она смотрит на меня как-то совсем не радостно, как будто не на сына, а на какого-то другого мальчишку.
– Петя, откуда у вас эти деньги? – спрашивает.
– Ну я же говорю! Мы клад нашли…
– Петя! Не ври мне! Выкладывай, откуда деньги взял?
Ну что я ей скажу? Илюшка, конечно, мне не друг, но клятва есть клятва. Тем более на костре, это всем известно!
– Ну правда, мама! – сказал я почему-то каким-то писклявым голосом, – вон, Митьку спроси!
Я посмотрел на Митьку. Он сидел за кухонным столом хмурый и возил ложкой в супе. На меня даже не посмотрел. Понятно теперь, откуда мама знает, что про клад я выдумал! Ну, Митька!..
– А он молчит, как партизан! – сказала мама, – Так что я последний раз тебя спрашиваю: откуда вы взяли деньги?
Я закусил губу. Мне стало страшно и тоскливо. Я никогда маму не обманывал раньше, наоборот, всегда ей всё рассказывал!
– Ладно, мама, я расскажу. Только если меня тут же ударит молнией, то я не виноват!
Мама скрестила на груди руки и наклонила голову вперёд, как будто она Наполеон с картины про Бородино.
И я открыл уже было рот, чтобы выложить ей всю правду, как зачирикал дверной звонок.
– Подожди, соберись пока с мыслями! – бросила мне мама и вышла в прихожую.
Ух, с меня просто семь потов сошло, но теперь, может, и не придётся ничего рассказывать. Если там пришла тётя Лена Соколова или тётя Галка, или ещё какая-нибудь мамина подруга, то они целый час будут говорить, чай пить, и про нас забудут. Хорошо бы! Я даже готов от обеда отказаться, чтобы лишний раз о себе не напоминать!
Но тут мама вошла в комнату снова. И с ней была не тётя Лена или тётя Галя. За её спиной подскакивала от сердитости вся такая раскрасневшаяся Илюшкина бабка.
Мама была бледная, а глаза у неё были сердитые-пресердитые!
– Всю пенсию утащил у меня! Родную бабушку обворовал, шельмец такой! – громко кричала бабка.
– Петя, – мама говорила так спокойно, как будто она робот какой-то, а не человек, – тебе Илюша из второго дома давал какие-нибудь деньги?
Ну всё, теперь я не просто обманщик, но ещё и вор! Какой позор! Я посмотрел на свои носки и тихо сказал:
– Да!
– Ах вы разбойники! Вот я вам! – начала кричать Илюшкина бабка.
– Возьмите! – я протянул ей скомканные деньги, и она тут же схватила их, как коршун маленькую мышку. Чуть руку мне не оторвала, я даже зажмурился.
– Мы не знали, что они ворованные. – почти шёпотом сказал я.
– Ну а откуда же ему столько денег взять! – то ли заохала, то ли засмеялась бабка, – Не клад же он нашёл!
Я пожал плечами. Можно подумать, что клад совсем невозможно найти!
Мама странно посмотрела на меня и вышла вместе с Илюшкиной бабкой в коридор. Там они ещё о чём-то говорили уже вполголоса, а я всё так дальше и стоял, опозоренный и раздавленный. Как преступник перед судьями в белых париках. Сейчас они привяжут мне к ноге огромную гирю с цепью и отправят на далёкие острова на каторгу. Прощайте, мои милые игрушки! Не видать теперь мне дня рождения и подарков!
Тут вошла мама и встала передо мной. Я поднял глаза. Она внимательно смотрела на меня, как будто я был новым видом динозавра, а она палеонтологом.
– Ты же понимаешь, что так нельзя?
У меня защипало в носу.
– Я больше не буду! Я хотел тебе эти деньги отдать, чтобы улучшить жилищные условия…
Мама вздохнула.
– Ещё один! – она посмотрела на Митьку, который всё также сидел надутый за столом, – Твой брат мне то же самое сказал. Только не в этом дело, ребята!
Не в этом? А в чём тогда?
– Петя, я лучше всю жизнь проживу в одной этой маленькой комнате, чем у меня будет сын – лжец. Понятно?
– Угу! – я кивнул, и две капли упали из глаз на пол, – Я больше не буду!
– Ну смотри! Доверие потерять очень просто, а вот заслужить – гораздо сложнее!