Лебеди

1

Апостол, тень на каменных ступенях, медленно поднялся к крыльцу. Желтый свет лампы в окнах бил в ночь, не рассеивая тьму, а лишь подчёркивая её плотную ткань. Из-под бамбука, как призраки сцены, выплывали лица лебедей, словно мрачные маски мифологических монстров. Их мысли были обращены к благородному, но страшному чувству мести. Апостол одной рукой сжимал кремнёвый пистолет, другой лихорадочно барабанил по деревянной двери. Ни звука изнутри. Только незримое давление. Тогда полетел камень. Стекло рассыпалось каскадом ледяного смеха, осколки легли на плиты крыльца бессмысленным узором – первая трещина в декорациях мира.

– Дрейк, выходи, тварь! – хриплый крик Апостола прорвал тишину вслед за звоном стекла.

В ответ он получил лишь безмолвное дрожание пламени в лампе. Абсолютная тишина заполнила сцену. Лебеди замерли, ожидая дальнейших действий Апостола, их дыхание слилось в единый монотонный гул. В глазах предводителя вспыхнул азарт, он обратил свой взгляд на зрительный зал. Недовольство наполнило его разум. Он убрал пистолет в кобуру и медленно подошёл к зияющему провалу окна. Из осколков стекла, лежащих на плитах как хрустальные слёзы, он выбрал один. Длинный и зловеще острый. Взвесил его в руке, потом снова бросил взгляд в зал. Спокойно, с ритуальной точностью, он завернул рукава белой рубашки, обнажив молодую кожу. Без колебаний, движением, полным жуткой грации, он провёл осколком по предплечью. Тёмная кровь немедленно выступила, густая и почти чёрная в этом слабом свете. Заструилась по коже, упала на камень крыльца.

Апостол закричал. Он обернулся к лебедям, подняв окровавленную руку как знамя. Он не призывал – заражал. Он не вёл – высвобождал. Из глоток лебедей вырвался ответ. Нечеловеческий вой и рёв. Тишина была убита. На смену ей пришёл шумящий вихрь. Пламя лампы заплясало в такт этому хаосу, отбрасывая гигантские, пульсирующие тени на стены дома.

2

Дрейк сидел за обеденным столом на кухне. Напротив него, в лучах света лампы, расположилась девятнадцатилетняя девушка – Клод. В густых чёрных волосах её был повязан гротескно большой жёлтый бант. Лицо вымазано белым гримом, похожим на штукатурку. Выразительные глаза, неподвижные и блестящие были окольцованы широкими полосами чёрной туши. Губы же пылали ярко-красной помадой. Одежда – белое платье в чёрный горошек.

Оба не двигались. Застыли. Дрейк смотрел не на разбитое окно позади него и кричащего Апостола, а на девушку. В её глазах не отражался свет. Вообще ничего не отражалось. Он протянул руку и слегка сжал ладонь Клод в своей ладони.

– Они пришли, – голос Дрейка звучал низко и грубо. – Пришли за тобой.

Громкий топот раздался в коридоре, позади кухни. Лебеди во главе с Апостолом шагали уверенно и быстро. Нога в ногу. Их силуэты расползались по кухне: несколько возле каменной печи, другие у шкафчика с посудой. Дрейк встал из-за стола и оказался прямо напротив Апостола. Они стояли друг от друга на расстоянии вытянутой руки. Клод слегка приподняла брови, сделав наигранно напуганное лицо. Апостол поднял пистолет и нацелил на сердце Дрейка. Он бросил взгляд на зрительский зал и улыбнулся дьявольски, словно вводя в искушение. Апостол своим видом спрашивал: стрелять или не стрелять? Хоть и ответ был давно известен. Прогремел выстрел. Дрейк упал словно бревно. Лебеди пришли в движение. Они сплелись вокруг Клод в медленном лихорадочном хороводе. Движения были не грациозны – конвульсивны, как у пауков в банке. Шаги сливались в один мерзкий ритм, лебеди тихо напевали песню, похожую на стон раненого зверя.

– Прекратите! – крикнула она. – Я уже давно не одна из вас!

Апостол бросил пистолет на пол. Хотя, вернее было бы заметить, что пистолет сам скользнул прочь из его руки.

– Ты намеренно прикинулась хорошей, чтобы жить вот так? – спросил Апостол громогласно. – Чтобы просто являться застывшей куклой посреди спектакля?

– Уходи! – крикнула Клод, и в этом крике была жизнь.

Лебеди остановились, намеренно преувеличивая свою усталость. Пытались отдышаться, смеялись между собой. Клод взглянула на зрительный зал. Слёзы, вырвавшиеся из её глаз, смешивались с гримом. Обнажали её настоящую кожу. Это первая трещина нового, лживого образа. Она сорвалась из-за стола и попыталась убежать. Апостол перекрыл путь к коридору и оттолкнул её. Клод отлетела назад, ударившись спиной о край стола, звон пустых тарелок пронзил воздух. Этот звук был сигналом к началу литургии распада. Лебеди набросились на стол и стулья, осуществляя акт разрушительной воли. Дерево трещало, обнажая плоть, скрытую под лаком цивилизации. Каждый удар – реплика, каждый треск – аплодисменты пустоте. Клод не дышала, забившись в угол кухни. Апостол подошёл и поднял её на ноги, заставляя смотреть на разрушение.

– Что мы делаем? – спросил он, и голос его звучал неожиданно мягко, с оттенком усталой педагогичности, как будто он объяснял очевидную теорему запутавшемуся ребенку.

– Вы убиваете меня, – отвечала Клод испуганным голосом.

– Все мы давно мертвы. Мы не убиваем. Мы освобождаем тебя. От платья. От банта. От этого лица. От потребности быть увиденной.

Клод вновь посмотрела на зрительный зал, и только сейчас заметила, что он пустой. Ряды пыльных кресел были погружены в густую, непроглядную тьму. Жёлтый луч света едва достигал первых рядов, растворяясь в этой чёрной пасти. Весь её искусственный образ предстал перед слепой, безразличной бездной. Взгляд Клод скользил по лицам лебедей, по деревянным щепкам, по каплям крови на полу. Всё было разрушено. Рука Апостола медленно поднялась, как жест приглашения в это ничто.

3

Лебеди, теперь уже в полном составе, вышли из театра, погрузившись в ночной город. Для Апостола было важно разыграть это представление для Клод, чтобы в полном объёме оборвать её попытки к началу новой жизни. Вернуть её обратно можно было только через ритуал. Теперь Клод понимала, что её попытка начать всё сначала была не бегством, а ересью. Апостол не просто убил Дрейка и разрушил декорации. Он поставил диагноз миру через скальпель насилия. И Клод, его лучшая ученица, должна была увидеть операцию до конца.

– Никогда бы не подумал, что Дрейк станет настолько верен нашему делу, – сказал Апостол. – Я ценю его добровольную жертву.

– Ты никого не ценишь, – отвечала ему Клод.

– А вот как раз тебе ещё предстоит вновь завоевать доверие в моих глазах.

– И каким же способом?

– Нашим самым излюбленным, конечно же. Вперёд.

Лебеди продвигались по пустующим ночным улицам города. Около десяти крепких парней в белых рубашках и одна девушка, живая кукла в странном наряде. Это была не банда, а эпидемия, шествующая к следующему очагу заражения. Редкие одинокие керосиновые фонари освещали их путь. Лебеди выбили дверь теперь уже реального дома, а не декорации. Грохот эхом прокатился по спящей улице. Из спальни выполз старый офицер. Не человек, скорее скелет в пижаме. Он что-то кричал в темноте, пытаясь прогнать незваных привидений. Апостол проплыл сквозь тьму, неумолимо приближаясь. И вот стилет уже нырнул в шею старика. Смерть была быстрой.

– Клод, – обратился Апостол, теперь уже разрезая тишину. – Подожги этот дом.

Он вытер лезвие о пижаму мертвеца, очищая от крови. Другие лебеди стояли и ждали. В окно бил яркий свет луны, освещая процессию. Девушка побрела в кладовку, пахнущую пылью и тлением. Взяла палку и повязала на неё грязный лоскут от старой занавески. Затем взяла бутылку с керосином, пропитала им ткань факела, а остатки разлила по гостиной.

– Почему ты не попросила помощи у своих собратьев? – спросил Апостол. – Раньше ты рвала ткань мира чужими руками. Сегодня же пачкаешь свои.

Клод молчала. Один из лебедей, будто прочитав мысли девушки, сам передал ей спички. Маленькое дрожащее пламя на миг ярко осветило загримированное лицо Клод. Она зажгла факел и бросила на пол, керосин мгновенно вспыхнул, дополз до дивана и взметнулся по пуховым подушкам. Воздух наполнился воем и треском огня. Лебеди ринулись к выходу, спасаясь от жара. Клод вышла последней. Апостол стоял в лунном свете, в глазах его впервые за долгое время мелькнуло чувство страха. Молчание и отрешённость Клод теперь уже породили трещину в его мире. Она поставила под сомнение единство всего культа.

4

Лебеди вернулись в своё убежище. Это был старый заброшенный морг, позабытый даже крысами. Помещения его представляли собой олицетворение той самой пустоты, что культ нёс в мир. Горящие свечи, воткнутые в бесформенные оплывшие груды воска, было единственным, что освещало голые каменные стены коридоров и комнат морга. В его глубинах доживала свои последние дни сестра Клод, Анна. Она была ранена во время одной из вылазок и решила принять свою смерть в этом святилище, в лоне первозданной тьмы. Анна добровольно отказалась от исцеления.