Чёрное око затмения

Энди Кроквилл

ЧЁРНОЕ ОКО ЗАТМЕНИЯ (Роман)

Часть 1

Человек не добр, не зол.

Древнекитайская философия

Тело моё есть не что иное,

как та часть всего существующего,

которой я могу управлять.

Лев Толстой, «Дневники»

Как Майкл оказался у этих ворот – одному Богу известно. Он очнулся от пения ангелов и поначалу решил, что уже добрёл до самых врат Рая, но вскоре до него дошло, что это были совсем не ангелы, а полицейские. В чувство молодого человека привели не райские напевы, а раздражающие слух свистки, которыми копы приветствовали друг друга, распугивая непосвящённых в причины их недовольства. Главным раздражителем для них оказался сам Майкл, растянувшийся перед дверью бокового подъезда Дворца правосудия, словно ягнёнок, которого привели на заклание. Это здание в Риме на пьяцца Кавур определённо не относится к самым посещаемым туристами, да и обычно подходы к нему перекрывает полиция. Но в этот день у Майкла получилось не только добраться до него, но и снести по пути все ограждения, отправив в купание в Тибре несколько машин, не успевших среагировать и уступить дорогу.

– Могу ли я вам чем-то помочь, синьор? – обратился к нему охранник в синей форме.

Сейчас Майкла, конечно, задержат и передадут полиции, но перед этим ради проформы поиграют в вежливость. Молодой человек раздражённо потряс головой, не ответив.

Место действия и в самом деле было выбрано неудачно. На площади перед римским Дворцом правосудия с его обращённым к реке фасадом возвышались поваленные ограждения. На самом верху этого холма сверкал непонятно откуда взявшийся микроавтобус, из дверей которого, словно из рога изобилия, высыпались золотые слитки. Всё это богатство буквально пару минут назад материализовалось перед ошарашенными полицейскими. Майкл, как только микроавтобус остановился, вылетел из него через лобовое стекло и оказался на земле, где теперь и лежал – к счастью, отделавшись только ссадинами и ушибами.

Но давайте обо всём по порядку.

С некоторых пор Майкл, тридцатидвухлетний американский репортёр, начал фиксировать в своей памяти события, не укладывающиеся в его картину мира и не поддающиеся бытовой логике. Он собирался поразмыслить над ними на досуге и найти для всего происходящего хоть какое-то внятное объяснение.

Майкл считал, и отчасти справедливо, что не обладает литературным даром, чтобы доходчиво излагать свои соображения для широкой публики, хотя его жизнь и без того развивалась по извилистой траектории: перепробовав массу занятий, он однажды решил заняться чем-то интеллектуальным – например, журналистикой. Надо признаться, что Майкл был слишком ленив, чтобы ходить на работу чётко по расписанию. Кроме того, журналистика, по его мнению, была как раз одним из таких дел, которым можно заниматься, не уничтожая никого ни физически, ни морально. Можно, если постараться. Конечно, чтобы добиться успеха, и здесь требуется принижать одних и возвышать других, чтобы греться в лучах чужой славы. Но с его ленью ему это вряд ли грозило.

Начинал Майкл в скромной региональной газете в Орегоне, потом попытался прорваться на кабельное телевидение с авторскими репортажами. Будучи моложе, глупее и поэтому активнее остальных сотрудников канала, он первым оказывался там, где затевалось что-то такое, что могло привлечь интерес зрительской аудитории. Начальство смотрело на него несколько свысока и немного насмешливо, тем не менее, если в этом был коммерческий смысл, давало ему эфирное время и микрофон. Когда Майкл вырос из орегонских «штанишек» и местные новости для него стали маловаты, это почувствовали и его слушатели. Но так совпало, что не только у них и не только в одном штате возник интерес к общенациональным и даже международным новостям.

Приближались очередные президентские и парламентские выборы, и Майкл делал репортажи о съезде республиканской партии для одной из поддерживающих республиканцев нью-йоркских газет, далеко не самой крупной, но весьма амбициозной. В результате те, кого она поддерживала, выиграли гонку и приступили к делёжке кресел в Конгрессе и Сенате. Редакция газеты, для которой Майкл делал репортажи, тоже разделилась. Тот отдел, который занимался освещением внутрипарламентских дел, разумеется, остался в приоритете, но республиканцам пора было более активно заявить о себе и во внешней политике. Отдел международной информации, всегда тащившийся где-то в самом хвосте сводок газеты, воспрял духом.

События в мире, в силу растущей глобализации и всё более непредсказуемых и угрожающих последствий международных конфликтов, в конечном итоге начали отражаться и на кошельках рядовых читателей и зрителей. Роль доллара падала, импортные пошлины увеличивались, что стало привлекать повышенное внимание населения. Майкла направили в только недавно открывшийся в Риме корреспондентский пункт этой амбициозной газеты.

Корпункт располагался в древнем городе, неподалёку от церкви Санта Лючия дель Гонфалоне, на уютной виа дей Банки Векки. Банков на этой улице давно уже было не найти, зато здесь, в одном из очень старых домов, находились двухкомнатные апартаменты, которые газета по дешёвке арендовала на пару лет. Разумеется, Майкл мог сколько угодно гулять по окрестностям и сидеть в кофейнях, но при этом должен был регулярно выдавать сведения, представлявшие интерес в первую очередь для американских читателей. Надо сказать, что Рим – не совсем то место, куда спешат заокеанские политики и кинозвёзды. Если они там и бывают, то лишь для того, чтобы отдохнуть душой, не горя желанием привлекать к себе чрезмерное внимание. Представьте теперь, как, находясь в центре мирно жужжащего вечного муравейника, давно уже сторонящегося каких-либо конфликтов, Майклу приходилось выполнять поручения заокеанского начальства по сбору интересующих редакцию фактов с непременным налётом сенсационности.

За первые три месяца его пребывания в Риме произошло не так много событий. Неделю Майкла спасали съёмки пары эпизодов американского сериала в Риме. Потом была болезнь Папы Римского, но она тоже скоро прошла – к счастью, без последствий. Встреча министров иностранных дел Евросоюза заняла в репортажах не более трёх дней. Ну вот и всё.

Но на таких новостях много очков не заработаешь, поэтому Майкл, чтобы объяснить своё пребывание в итальянской столице, был вынужден ходить на светские тусовки и мероприятия для истеблишмента. Одно только перечисление гостей – знаменитых персон – давало ему возможность сохранять заработок между действительно стоящими новостями. Тем не менее постепенно над головой Майкла начали сгущаться сначала лёгкие, а затем по-настоящему грозные тучи. Возвращение в Америку не сулило ничего хорошего, ведь штат нью-йоркской газеты был укомплектован, а соглашаться на внештатную работу с построчной оплатой – это, как он считал, путь к голодной смерти…

«Но ведь есть ещё криминал – неизменный источник интереса со стороны читателей», – скажете вы. Только он требует масштабности, чтобы его заметили по ту сторону океана. А вот с этим не всегда гладко.

И тут такая удача! Ограбление банка, да ещё, похоже, с множеством пострадавших. Майкл тут же выехал на происшествие, о котором затрубили буквально по всем телеканалам, не только итальянским. И хотя жертвы не подтвердились, шума было предостаточно.

С чего всё началось? В крупный банк проник грабитель или, судя по некоторым данным, целая банда, фантастическим образом разоружив охрану и склонив сотрудников банка выдать им груз, состоящий из нескольких десятков золотых слитков. Банк был окружён подоспевшими полицейскими, но им так и не удалось пробиться к бандитам и обезвредить их, так как то ли из-за излишнего усердия блюстителей закона, то ли в результате паники произошло короткое замыкание, и внутренние помещения банка заволокло дымом.

Майкл ещё не добрался до корпункта, как вдруг на улицах его настиг слух о шумном ограблении. Резко изменив маршрут, он оказался у банка одним из первых репортёров. Дым от горелой проводки уже начал распространяться за стены здания, и под его завесой Майкл беспрепятственно пробрался вплотную к стене банка, хотя вход в него был оцеплен полицией. Не успел он даже заглянуть в окно, как раздался оглушительный взрыв.

Кто и что взорвал, Майкл сначала не понял. Чтобы не оглохнуть, он потряс головой, и к нему тут же подскочил возникший из плотного дыма полицейский, по лицу которого репортёр догадался, даже не разобрав обращённых к нему слов, что полисмен беспокоится о его, Майкла, драгоценной жизни. Возможно, он просто требовал убраться по-хорошему, и, если бы не шум, молодой человек был бы вынужден подчиниться приказу. Но тут, как по команде, все полицейские, собравшиеся перед входом, устремились внутрь здания, а Майкл проскочил туда за ними. Весь первый этаж, включая двери в служебные помещения и лестницу, был затянут дымом. Шум в ушах ещё не рассеялся, поэтому Майкл не сразу сориентировался, куда идти, даже пробравшись внутрь. В коридорах он обнаружил множество раненых, среди которых рыскали спецназовцы. Они никого не выводили, сначала, по-видимому, пытаясь найти оружие, а может, и те самые пресловутые золотые слитки, о которых Майкл слышал по дороге.

Стараясь не попадаться на глаза полицейским, Майкл попятился за угол коридора, ведущего к металлическим дверям – возможно, ко входу в хранилище. Внезапно он скорее почувствовал, чем услышал, обращённый к нему голос. Его звал человек, лежавший в стороне от остальных раненых. Он был измождён и просил вынести его наружу. Чем Майкл его привлёк – неизвестно. Скорее всего, тем, что у него не было оружия, иначе пришлось бы решать загадку, грабитель он или полицейский. Его немного удивил вид этого человека – тот был одет в джинсы и куртку и похож скорее на посетителя, чем на сотрудника банка, но тогда непонятно, как он оказался в этом помещении, а не в общем зале, где положено было находиться клиентам. Майкл не заметил на его лице, руках и одежде крови либо других явных следов ранений, тем не менее было похоже, что этот человек не мог даже подняться на ноги без посторонней помощи.

Майкл помог ему встать, и они стояли рядом друг с другом до тех пор, пока не подоспела подмога. Репортёр при всём желании не смог бы один вывести незнакомца из здания, так как тот чрезвычайно обессилел – каждый шаг давался ему с трудом. Подоспели санитары, и Майкл помог вывести его на улицу и погрузить в одну из подъехавших скорых. Репортёр пожал ему на прощание руку и хотел уже было вернуться назад, в задымлённое помещение, чтобы помочь другим людям и заодно проследить за тем, как работает полиция. Но в тот момент, когда санитары уже были готовы закрыть дверцы машины, Майкл почувствовал в руке тщательно обёрнутый в платок какой-то предмет, непонятно откуда оказавшийся у него. Возможно, раненый передал его через рукопожатие.

Майкл поднял руку с платком и показал человеку в санитарной машине через окно, но тот еле-еле махнул в ответ, как будто из последних сил умоляя сохранить эту вещь, затем он затих и, похоже, потерял сознание. Репортёр попросил одного из санитаров передать пациенту его визитку. Санитар немного удивился, но взял карточку. Через несколько секунд машина умчалась под вой сирены.

Войти в здание банка снова Майклу не дали – у входа стояли два спецназовца, на которых не произвело никакого эффекта его удостоверение журналиста. Репортёр посчитал, что для репортажа и так увидел достаточно – он умел домысливать нужные детали на ходу.

Приехав в корпункт, Майкл по горячим следам выпустил свой столь долгожданный репортаж «первой полосы». Уже через час его свежие впечатления от увиденного должны были, по его расчётам, красоваться на сайте американской газеты.

Помимо Майкла, в этом корпункте работали ещё двое. Итальянец Данте высокого роста и крупного телосложения, выполняющий функции сетевого администратора, администратора сайта, директора, фотографа и водителя в одном лице. Вот если бы он оказался на месте преступления, он благодаря своим физическим возможностям запросто смог бы вынести двух человек за раз. Но он был чрезвычайно медлителен и неповоротлив, и полагаться на него в подобной ситуации Майкл бы не стал. Полдня Данте поглощал спагетти, посмеиваясь над коллегой:

– Картер, ты слишком много бегаешь – исхудал весь. Подсаживайся.

По городу Данте перемещался на скутере (и как только тот выдерживал его вес?!).

Второй коллегой была секретарша и офис-менеджер Вайнмун – «винная луна», которую Данте называл просто «Вай». Стройная, хрупкая на вид юная китаянка, влюбившаяся в Рим после того, как побывала в нём впервые туристкой. Она отвечала на все звонки, общалась с государственными и муниципальными службами (о перебоях в водоснабжении в туалетной комнате, например), а также принимала и отправляла корреспонденцию на фирменных бланках. И так почти целый день. Так что она по-настоящему видела Рим только тогда, когда заходила в супермаркет по дороге домой и по воскресеньям посещала католическую службу в ближайшем соборе.

Если бы не Вайнмун с её страстью к чистоте, Данте давно захламил бы не только две комнаты корпункта, но и лестницу, ведущую к ним. Они постоянно пикировались на тему порядка, но скорее в шутку, чем всерьёз. Как-то, когда Данте вышел за очередной порцией еды, Майкл спросил Вайнмун:

– Вай, если не секрет, как ты относишься к итальянским мужчинам?

– Ну, – немного подумав, ответила она, – хоть они и склонны к мужскому доминированию, но, сравнивая с тем, в какую форму это превратилось на Востоке…

Тут она сделала паузу. Майкл повернулся к ней и, ожидая продолжения, заглянул ей в глаза, чем вогнал девушку в краску. Она справилась со смущением и продолжила:

– Я хотела сказать, что итальянские мужчины скорее большие дети, чем господа, требующие от женщин только подчинения.

– Согласен с тобой. Я давно подозревал, что Данте – просто большой ребёнок!

– Будучи жизнелюбами, – серьёзно продолжила Вайнмун, – и стремясь получить от жизни многое с минимальными усилиями, итальянцы ещё как способны на чудачества, но не впадают в жестокость по отношению к женщинам.

– Не все, конечно, – ответил Майкл. – Есть среди них и нытики, но в целом ты довольно точно нарисовала портрет итальянского мужчины.

– Культ матери у них бывает даже выше культа отца, – добавила Вайнмун. – Да посмотрите сами на количество храмов, посвящённых Святой Деве Марии.

– И благодаря общению с такими мужчинами твоя жизнь в Риме, наверное, представляется тебе забавной игрой?

– Не могу сказать… У меня в детстве не было по-настоящему забавных игр.

– А правда, что здешние мужчины трусоваты? – глядя на дверь, за которой скрылся Данте, спросил Майкл.

– Они не играют в суперменов, но совсем не трусы. Вы ещё услышите о них, если останетесь подольше, синьор Майкл.

– Но есть ведь ещё итальянская мафия?

– О, только в воспоминаниях. И в голливудских фильмах. Да, они могут по-настоящему гневаться и радоваться, но, чтобы увидеть это, придётся пойти на футбольный стадион. Я так и делаю, если начинаю скучать по толпе, как на родине отца… И мне совсем не страшно среди них. Вот только как пережить надвигающуюся летнюю жару?

– На это время лучше перебраться туда, где похолоднее, – посоветовал с улыбкой Майкл. – В Швецию или в Норвегию, например. А почему бы и нет? Да ещё и Данте с собой возьмём за компанию.

– Но там все работают от и до, – со знанием дела сообщила Вайнмун. – И никого не найдёшь, когда нужно. Вам там не понравится!

– Почему ты так решила?

– Я знаю творческих людей – они любят беспорядок.

Она почти угадала: Майкл терпеть не мог работать по расписанию. Спешить по утрам в контору, чтобы проскочить на своё место раньше, чем в комнату заглянет шеф, потом висеть на телефоне, толкаться в буфете, вести досужие разговоры с коллегами, на которых ему наплевать, и всё это время тоскливо следить за часами и дожидаться завершения рабочего дня… Что может быть скучнее? Так вся жизнь пролетит, если откладывать, ждать и подгонять…

Вайнмун говорила по-английски с очаровательным акцентом, который неизменно вызывал у Майкла улыбку. Его собственный итальянский, усердно изучаемый с первой недели после приезда, был далёк от совершенства и вряд ли порождал столь же положительные эмоции у собеседников.

Жизнь Майкла в Риме нельзя было назвать роскошной, но ему много и не требовалось: квартиру, пусть и небольшую, оплачивала газета, в еде он был неприхотлив и знал, где выгоднее закупаться и перекусывать, постоянной девушки у него не было. С последним вопросом можно было бы и поактивнее действовать, но репортёру было трудно угодить – юные итальянки казались ему глупыми, а те, что постарше, – недостаточно верными. Откровенно говоря, Майкл не вполне отошёл после любовной неудачи, постигшей его примерно год назад, и не мог допустить, чтобы кто-то снова украл его сердце.

Кроме Майкла – единственного американца, которого можно было предъявить властям, – и его коллег, корпункт посещали внештатные фотографы и осведомители. Им платили в зависимости от ценности добытого материала для американского читателя. И тут Майклу иногда приходилось выступать экспертом, принимая решение, что ставить в номер на первую полосу (такие материалы обычно он готовил или доводил до ума сам), а что – оставить в разделе «Разное» или вообще отправить в корзину.

Когда Майкла отправляли в Рим, его коллеги в Орегоне, казалось, завидовали ему. Ведь пуститься в такое путешествие не каждому было по карману, да и времени на сборы, дорогу и акклиматизацию потребовалось бы немало. А тут такой подходящий случай – попутешествовать за служебный счёт. Однако им следовало бы иметь в виду, что сам Рим меньше всего подходил под определение «город, в котором можно построить карьеру». Это место для размышлений, прогулок и разговоров за столиком кафе в тени какого-нибудь платана. О женщинах, любви и времени, которое поглощает как первое, так и второе. Но не для разговоров о бизнесе, тем более инвестиционном, так популярном в Орегоне. В Риме не надо ни за чем гнаться, всё равно успеешь – это как бег по кругу: даже если отстанешь, догонишь на следующем круге. Да и как можно чувствовать себя стареющим среди бесконечного увядания?

Но в Рим и вправду невозможно было не влюбиться. Если Лондон, например, идеально подходит для тех, кто работает ради денег, Париж – для тех, кто совмещает работу с развлечением, то в Риме работать вообще не хочется – только размышлять и философствовать. Назначать свидания на площади у подножия Испанской лестницы, неторопливо пить кофе на Квиринальском холме, наблюдая за тем, как движутся вслед за солнцем тени от Диоскуров. На одной улице размышлять о безнадёжно ушедшем прошлом, на другой – вспоминать о планах на будущее… Почему-то, как показала практика, лучше думается среди руин – внушительных обломков былого величия.

Сам Майкл провёл детство в сельской местности, и ему был хорошо знаком деревенский дух, поэтому в Риме он увидел наследие когда-то большой деревни. Оно спряталось под бельевыми верёвками и выцветшими от солнца маркизами в районе Трастевере, где соседи до сих пор выносят обеденные столы на улицу и обсуждают за бокалами с молодым вином последние новости. Когда-то, всего лишь лет сто пятьдесят назад, вокруг Римского форума вывешивали сушить бельё – да-да, прямо на ограждениях – и стояли повозки, запряжённые быками. А на площади Навона вокруг фонтана гудел сельскохозяйственный рынок, переехавший впоследствии на площадь Кампо де Фьори. Но римляне и тогда любили повеселиться, не обожествляя развалины, а относясь к ним как к праздничным декорациям. В XIX веке, чтобы увидеть город с высоты, желающие могли подняться над Римом на воздушном шаре. На руинах мавзолея Августа местные устраивали пиры и концерты. Колизей идеально подходил для того, чтобы на нём размещали жертвенники, благодаря чарующему лунному освещению арены.

Короче говоря, улицы Рима помнят и не такое, нет в них только надменности и самолюбия. А главное – небо. Оно вроде для всех людей одно и то же, но всё-таки не совсем. Майклу особенно импонировало то, что дома в Риме не стремились заслонить собой небо. Квартира, которую он снял, располагалась на виа Мерулана, на Эсквилинском холме. В доме из четырёх этажей с террасой наверху. С окнами, выходящими в переулок. Недалеко от Санта-Мария-Маджоре и Колизея. Как сообщал Стендаль в своих заметках: «Что меня волнует больше всего – это чистейшее голубое небо, которое видишь сквозь окна верхней части здания (Колизея) на северной стороне».

– Ну вы ещё хлебнёте тут, пока попривыкнете, – успокаивал двусмысленно Майкла домовладелец после того, как получил аванс.

Но Майкл всё равно считал, что ему несказанно повезло. Кто-то из его коллег был готов поехать даже и в Англию, но там тоска, сырость, всё ради денег, ничего для души. В Риме же, как выяснилось, вместе с тем и чересчур тихо. По крайней мере, для репортёра, от которого постоянно требуют сенсаций. Итальянцы, стремясь поразить приезжих грандиозностью своей истории, любят всё преувеличивать – в том числе и криминогенную обстановку. Но куда ей до малайзийских пиратов и южноамериканских торговцев запрещёнными товарами?

Так вот, на чём мы остановились? Ах да. Майкл с чистой совестью написал репортаж про ограбление, передал текст Данте, а сам отправился прогуляться и послушать, что о новости говорят в пиццерии, где был вывешен громоздкий телевизор с непрерывно болтающими ведущими новостей. Там, в ожидании заказа, он и вспомнил, что у него в кармане что-то лежит. Та самая вещь, что ему успел передать раненый перед тем, как его увезли. Майкл вытащил платок из кармана рубашки и развернул его. Перед его глазами предстал небольшой обломок вулканической породы дюйма два или два с четвертью в диаметре с рваными краями и странными вкраплениями, выпуклыми и гладкими, как будто выполненными из горного хрусталя. Если бы его бока не были такими колючими, он был бы похож на маленькую ватрушку или колесо от автомобиля. Цвет был почти чёрным, местами даже выглядел чернее чёрного, но не вполне однородным, учитывая эти мутные вкрапления.

Майкл отложил камень в сторону и внимательно осмотрел платок. Но он был самый обычным – не особо чистым, но без рисунков и надписей. Значит, дело было в самом камне? Что же в нём такого ценного, что раненый решил спасти его от санитаров? Это предстояло выяснить. Если судить по внешнему виду, то на каких-нибудь каменоломнях можно было найти осколок и поинтереснее. Скорее всего, в больнице он мог бы затеряться. Или подумали бы, что этот камень нанёс травму раненому, посмотрели бы на него поближе и всё равно избавились от него. Да и Майкл, скорее всего, выбросил бы этот мусор, если бы не взгляд, которым его буквально прожёг человек, передавший ему этот предмет. Поэтому репортёр на всякий случай спрятал этот обломок в карман, прежде чем приступить к поглощению дымящейся перед носом роскошной и аппетитной пиццы, щедро усыпанной дарами моря. За рассматриванием странного «подарка» Майкл пропустил ту самую новость, сенсационно представленную в телевыпусках, но зато прослушал её в изложении местной публики – выходило, что полиция уже составила фоторобот преступника и скоро его поймают, если он, конечно, не успеет сбежать с добычей за границу.

В этот момент к нему подсели Данте и Вайнмун, по лицам которых можно было сразу понять, что они принесли важное известие. Репортаж Майкла вызвал одобрение за океаном. Его похвалили, но заявили, что ждут продолжения. Когда Данте рассказал об этом Майклу, тот сделал кислую мину и сказал, что вряд ли эта история продержится в топе новостей больше двух дней. Итальянец откликнулся шуткой:

– Если что, Картер, придумаешь продолжение. Ты же давно в профессии.

– А мне кажется, что продолжение никуда не денется – оно возникнет само собой, – вставила реплику Вайнмун.

– Вай, отлично! Слушай её, Картер, восточная мудрость знает всё.

Майкл задумчиво кивнул.

– Ты прав, Данте. Придуманная версия вызовет больше интереса у читателей, чем заглохшее продолжение, если оно вообще когда-нибудь случится. Главное – не сочинить нового Монте-Кристо, иначе найдутся умники, которые раскусят нашу аферу.

Впрочем, Майкл и так был уверен, что продолжение этой истории не заставит себя ждать, ведь похищенные слитки золота всё ещё не найдены, а реализовать их в Италии будет затруднительно.

Вечером, вернувшись домой, Майкл прочитал в интернете, что фотопортрет грабителя, составленный на основании показаний работников банка, странным образом совпадает с внешностью того самого человека, которого он вывел из задымлённого здания. Ха, этого не может быть! Где же тогда похищенные золотые слитки? У того человека не было с собой ни сумки, ни рюкзака. Он был ранен, не мог передвигаться. Рядом с ним, когда Майкл его увидел, не было вообще никаких вещей. В этом он мог бы поклясться. У него, соответственно, не было при себе никакого оружия, хотя все сотрудники банка, присутствовавшие при ограблении, в один голос утверждали, что отдали грабителю ценности безо всякого сопротивления.

Майклу в ту ночь снились необыкновенно красочные сны – такое случалось с ним редко и только тогда, когда он был сильно взволнован событиями уходящего дня. Проснулся он отдохнувшим. Только небольшая головная боль осталась в качестве воспоминания о ночных переживаниях…

В утреннем выпуске новостей диктор сообщил, что полицейским удалось обнаружить на камерах уличного наблюдения (камеры внутреннего наблюдения банка, как назло, вышли из строя) некий фургончик, который прятался среди других припаркованных машин, но исчез почти сразу после того, как спецназовцы начали штурмовать здание. Рассмотреть номер автомобиля не удалось – скорее всего, его просто заклеили. Таким образом, у полиции не появилось ни одной новой зацепки, кроме фотопортрета. Скорее всего, будут искать среди тех, кого вывели из окутанного дымом здания. Тогда доберутся и до спасённого Майклом бедолаги, который всё ещё должен находиться в больнице. Надо бы его навестить.

Майкл не мог перестать думать об этом деле, и поэтому накануне забыл отнести в стирку рубашку, в которой весь день слонялся по пыльным улицам. Хотя помнил, что вроде бы скомкал её и бросил в корзину. Но утром она снова висела на стуле, как ни в чём не бывало, только стала грязнее. На ткани появились странные следы – как если бы он бродил по строительной площадке, где ещё не осела пыль от цемента и битого кирпича. В кармане лежал всё тот же странный колючий и угловатый осколок. Он отправил рубашку в стирку, надел свежую, побрился и решил отправиться – как он это называл – «ко всем чертям», то есть по официальным инстанциям.

Прежде всего Майкл поехал в больницу, чтобы выяснить судьбу спасённого им бедолаги. Там уже находились полицейские, и репортёр не решился обратиться к врачам, пока сыщики были там. Но тут он увидел того самого санитара, которому передал свою визитку перед входом в банк. Их глаза встретились – похоже, он узнал Майкла и вышел на улицу, чтобы покурить и поговорить с ним. Вот что рассказал Майклу санитар:

– Сегодня утром, синьор, к раненому, который у нас был записан под именем Неро, приехали полицейские, но в палате его уже не было.

– Как это? Куда же он делся?

– Как говорят полицейские, больной сбежал этой ночью из больницы, причём ему явно кто-то помог с побегом: решётки на окне первого этажа взломаны, а дверь вахтёра заблокирована так, что двое крепких мужчин не смогли её сдвинуть – пришлось использовать специальный инструмент.

– И что, беглеца так и не поймали? – спросил Майкл, приняв равнодушный вид и пожёвывая зубочистку. Он знал, что если хочешь узнать от рассказчика всё, как на духу, лучше продемонстрировать недоверие. Тогда ему захочется рассказать побольше, чтобы убедить собеседника в том, что он говорит чистую правду.

– Куда там, унеслись как вихрь… Я подумал: какие верные сообщники у этого Неро. Сначала увезли и спрятали слитки – ну, это можно было ожидать, но то, что они не бросили товарища в беде, достойно всяческих похвал!

Так, значит, даже санитары следят за новостями и волнуются за судьбу похищенного золота. Сколько ещё людей погружены в детали, да ещё и восторгаются похитителями? Лихость, бравада перед полицией и властями – это что, особенность национального характера? В Америке с лояльностью ситуация выглядела как-то получше…

Майклу нечего было ответить на это откровенное одобрение действий преступников, и он поспешил уйти. Когда репортёр вернулся домой, на лестнице его встретил прилично одетый мужчина. Он попросил уделить ему всего пару минут для разговора. Майкл пригласил его в квартиру, чтобы не беспокоить соседей, к тому же гость то и дело оборачивался через перила на ступени, ведущие к выходу из дома, словно там вот-вот кто-то должен был появиться.

Они вошли в прихожую. Майкл зажёг свет и узнал в госте того самого Неро, сбежавшего всего пару часов назад из больницы. Узнать его было непросто: перед репортёром стоял гладко выбритый мужчина, старше американца, но ещё не достигший сорока, кудрявый, со слегка поседевшими висками, глубоко посаженными глазами и выдающимся подбородком. За исключением некоторого возбуждения, преобладавшего в его манере выражаться и двигаться, ничто не выдавало в Неро недавнего пациента обычной муниципальной больницы.

Начал он с извинений:

– Простите, синьор, что побеспокоил вас… Вы, наверное, думаете, что раз меня ищут, значит, я в чём-то виноват. Но я ни в чём не виноват! Да, можно сказать, что я связался с нехорошей компанией, но был лишь простой пешкой. Точнее, моей задачей было смешаться с посетителями банка и проследить, чтобы никто не успел вызвать дополнительное подкрепление. И да, мне, конечно же, угрожали. Мне и сейчас угрожают… А где находится полученное силой сокровище, я не знаю и не могу даже догадываться.

Майкл вспомнил, как гость смотрел через перила вниз, словно опасаясь, что кто-то мог услышать его и увидеть рядом с репортёром.

– Слишком мала моя роль во всём этом, – вновь настоял он на своём. И такая настойчивость вкупе с внешностью взрослого, здравого мужчины, давно не ребёнка, побудили Майкла начать сомневаться в правдивости гостя.

– Что вы от меня хотите? – недовольно осведомился Майкл. – На всякий случай вынужден разочаровать вас: я не собираюсь прятать кого-то от правосудия и тем самым нарушать местные законы.

– Ничего особенного… Сущий пустяк, и я сразу уйду. Помните, я передал вам маленький свёрток возле санитарной машины?

– Помню.

– Верните мне его, пожалуйста, если вы его не выбросили. Это мой талисман… Он ничего не стоит, но напоминает мне об отце. Он вручил мне его как оберег и запретил расставаться с ним. Прошу вас…

Он тут же вцепился в рубашку Майкла, и тому с трудом удалось вырваться из его рук. «Не хватало ещё сумасшедшего на мою голову!» – подумал репортёр.

– Я бы вернул вам его… но я правда не помню, куда его дел.

Майкл тут же пошарил в карманах и озадаченно оглядел комнату. Снова, как и утром, у него вдруг начала болеть голова, перед глазами поплыли круги. «Наверное, это от духоты, – подумал Майкл. – Нужно выйти на улицу, а этот псих явно не собирается уходить. Он же не оставит меня в покое. И этот булыжник куда-то запропастился. В карманах нет, да и на полках тоже».

Выражение лица Неро из заискивающего постепенно превратилось в рассерженное. Майклу показалось, что за дверью кто-то скребётся. Брови Неро нахмурились и сдвинулись, рот слегка перекосился. Быстро обернувшись на дверь, он прошептал Майклу: «Я тороплюсь и должен идти, но я вас найду», распахнул дверь и бросился вон. После этого облегчённо вздохнувший репортёр услышал какую-то возню на улице, а потом всё стихло.

Через четверть часа после приёма обезболивающего голова перестала болеть, и он в спокойном состоянии обыскал комнаты в квартире. Нужного предмета нигде не было. Должно быть, Майкл где-нибудь его обронил. Он воспринял этот вывод почти с радостью: теперь-то уж его оставят в покое. Не тут-то было! Весь остаток дня, пока Майкл по горячим следам сочинял и отправлял в редакцию продолжение вчерашнего репортажа, добавляя к нему сенсационные новости из больницы, в подъезде, обычно тихом, кто-то беспрестанно слонялся мимо его двери. Когда же репортёр выходил на шум, то никого не обнаруживал. Тогда он спустился по лестнице к выходу и выглянул на улицу. Там гуляли обычные прохожие, и только входная дверь, доводчик с которой кому-то срочно понадобилось снять, вяло покачивалась от сквозняка.

Перед сном Майкл всё-таки решил принять успокоительное – на всякий случай. Он хотел провести ночь спокойно, не прислушиваясь к каждому скрипу. Когда он вытащил таблетку из пачки, у него вдруг дрогнула рука, из-за чего та упала на пол. Заглянув под кровать в поисках своей пропажи, он обнаружил тот самый камешек, будто спрятавшийся во мраке. Только благодаря слабому хрустальному блеску он смог разглядеть его в свете фонарика.

Майкл положил камень на прикроватный столик и накрыл находку стаканом, чтобы она не укатилась опять куда-нибудь в тёмный угол от сквозняка или неосторожного движения самого репортёра. Но как вернуть его владельцу? Неро не назвал ему ни своего адреса, ни телефона. Оставалось ждать, когда он появится снова. Вот чего Майклу хотелось бы избежать, но в то же время он понимал, что раз тот имеет выход на банду, то для того, чтобы раскрутить эту историю до серии репортажей, американцу нужен Неро.

Но странный гость больше не появился ни в этот же день, ни на следующий. Тем временем начали происходить поразительные вещи, заставившие Майкла задуматься: уж не сходит ли он с ума?

На следующее утро, когда Майкл проснулся, он снова не сразу нашёл тот камешек. Его не было под стаканом, куда репортёр его спрятал, зато он совершенно неожиданно обнаружил его под подушкой. Как осколок там оказался? Или Майкл стал настолько рассеянным, что сам его туда положил, а потом забыл? Мужчина достал из ящика письменного стола коробочку с цепочкой, предназначавшейся для старинных часов, которые купил на барахолке, продел цепочку сквозь отверстие в камешке и повесил его на шею, спрятав от посторонних взглядов под рубашкой.

А главное – Майкл на этот раз хорошо запомнил свой сон. Или что-то произошедшее той ночью с ним? Ему запомнилось, как он шёл по ночному городу и услышал какой-то треск позади себя. Он обернулся и увидел Неро, который следовал за Майклом, но почему-то боялся к нему приблизиться. А треск исходил от некой коробочки в руках Неро. Тут Майкл ускорил шаг, и улицы начали пролетать мимо него – или он сквозь них – так быстро, что ни Неро, ни кто-либо другой не мог его догнать. В считанные секунды Майкл оказался прямо перед входом в собор Святого Петра, совершенно беспрепятственно проник в него и остановился как вкопанный. Он увидел свет, дневной свет, проникавщий внутрь здания сквозь купол. Его невероятно яркие лучи разрезали воздух внутри собора и высветили пятна на полу. Огромные квадраты света. Как будто это Вселенная заглядывала внутрь и искала… Что или кого она хотела найти?

И в этот момент Майкла охватило волнение. Он словно почувствовал незримую связь с Вечностью. С холодной Вселенной, в которой все философские вопросы давно решены. Сколько каждому из нас отведено времени, что мы так спешим растратить его на пустяки? Зачем Майкла преследует этот Неро? Что ему, собственно, нужно? Неужели этот невзрачный камешек?

Майкл вышел из собора на площадь, залитую дневным светом, будто это не он ещё четверть часа назад блуждал по пустынным ночным переулкам. Он увидел сотни, если не тысячи людей, собравшихся в ожидании аудиенции и жадно следящих за всем, что будет происходить снаружи собора, пока перед ними не появятся сам Папа Римский и кардиналы. Швейцарцы лениво посмотрели Майклу вслед, опираясь на ограждение. Как будто не он только что вышел из собора, который они охраняли.

Майкл попытался влиться в толпу и чуть было не прошёл сквозь группу молодожёнов на привилегированных местах (Sposi Novelli), но на него тут же зашикали. Пришлось обогнуть этот сектор. Но и в соседних не было свободных мест. Майкла то просили нагнуться, чтобы не загораживать обзор, то не задерживаться и пройти ещё дальше. Но тут все зашевелились – кто-то появился на углу площади со стороны Ватикана. Возможно, секретарь понтифика или один из кардиналов. А может, даже он сам. Все взгляды устремились на прибывших. И только Майкл смотрел не на них, а на людское море, будто застывшее и затаившее многотысячное дыхание.

Вдруг через пару кресел от него смуглый мужчина в ветровке, похожий на выходца из Северной Африки, наклонился, словно собираясь завязать шнурок. Майкл услышал рядом с мужчиной звуковой сигнал, прозвучавший несколько раз. Тут же через забор на краю площади перемахнул другой мужчина и помчался по направлению к первому. Карабинеры попытались угнаться за ним, но он опережал их ярдов на двадцать, а стрелять через людей, за спинами которых мелькал убегавший, они не решились. Бежать до африканца, вокруг которого что-то продолжало пищать и тикать, оставалось секунд пять. В этот момент Майкл увидел, как смуглый мужчина достал небольшой прибор, возможно, спрятанный до этого в подошве его мокасин. На нём мелькали цифры. Майкл догадался, что в руках у мужчины взрыватель от бомбы в руках у убегающего человека. Ещё мгновение – и произойдёт непоправимое!

Но Майкл не дал им встретиться. С неизвестно откуда взявшейся силой он схватил террориста с взрывателем за шиворот, а подбежавшего сообщника за локоть и потащил их к выходу с площади – туда, где над притихшими от страха и пригнувшимися мирными людьми возвышалась патрульная машина.

Однако карабинеры вместо того, чтобы помочь Майклу, вдруг дали ему пройти, расступившись и словно окаменев перед опасностью. Только один из них сообразил отодвинуть ограждение и раскрыл дверцу машины, указав, куда нужно погрузить арестованных, а сам отбежал в сторону, где притаились его товарищи.

Не видя помощи от карабинеров, Майкл закинул сначала одного, потом другого задержанного внутрь патрульного автомобиля и с силой хлопнул дверцей от негодования. Только после этого он повернулся и по побелевшим лицам патрульных мгновенно догадался, что совершил ужасную ошибку. Террористы объединились и сейчас взорвут свою адскую бомбу!

Вокруг поднялась страшная паника. Кто падал, кто бежал – как можно дальше от проклятого автомобиля с бомбой. Но заряд наверняка был рассчитан на большую площадь поражения, так что беги не беги…

Майкл не побежал. Мгновенно, словно им управляла какая-то неведомая сила, он вскочил на ограждение, а оттуда – на крышу автомобиля. Что он собирался делать? Или что его заставят сделать высшие силы? Майкл не успел даже подумать, как вдруг автомобиль под ним затрясся и провалился под землю в образовавшуюся от взрыва огромную воронку. Вся разрушительная сила ушла в неё, не задев практически никого вокруг. У Майкла было полное ощущение, будто это он сам своею мощью придавил машину к земле и заставил её провалиться.

Ещё не развеялся поднявшийся к небу чёрный дым, как к краю воронки подошли карабинеры, и один из них даже протянул Майклу руку, чтобы помочь ему выбраться наружу. Репортёр выбрался из ямы и непроизвольно посмотрел на папский балкон. Ему показалось, что понтифик послал ему благословение.

Он вдруг ощутил, насколько сильно устал, и понял: у него не хватит сил выдержать ещё и растущее на глазах ликование спасённой толпы. Майкл застегнул рубашку на все пуговицы и, будто подгоняемый ветром, пересекая пустынные улицы, дома на которых словно расступались перед ним, меньше чем через минуту очутился у себя дома. Там, наконец, он упал на диван и забылся сном.

Полдня Майкл провёл в корпункте, выслушивая со всех сторон новости: утром полицейская машина по неизвестной причине оказалась под землёй, будто провалилась в огромную яму. Это произошло недалеко от собора Святого Петра. Рядом оказалось много людей, собравшихся на аудиенцию с Папой Римским, но никто не видел, что произошло со злосчастным автомобилем и как он туда упал. В прямом эфире свидетели только пожимали плечами и ограничивались рассказами, как какие-то люди устроили беспорядки, после чего поднялась паника и все, кто там находился, услышали взрыв. От машины остались только расплавившиеся в огне обломки, и вытаскивать её, скорее всего, никто не собирается. Дешевле будет так закопать.

Майкл понял: об истинной причине произошедшего взрыва власти решили умолчать, чтобы не вызвать переполох в обществе. Ещё немного – и от разговоров на эту тему останутся только насмешки. Кто-то из коренных римлян уже позволял себе высказывания в духе: подумаешь, машина провалилась, да ещё полицейская, наверняка её отправили к дьяволу из-за непочтительности людей в форме к собравшимся перед собором гражданам и популярного среди грешников неверия в силы небесные… Сто лет назад на площади Святого Петра люди слушали понтифика, не вылезая из экипажей – и никто не проваливался!

Просидев до обеда за размышлениями над услышанным от других и увиденным лично, Майкл перекусил, даже не почувствовав вкуса, и отправился в парк виллы Боргезе. Он шёл, избегая встречных парочек и забираясь в самую глубь, подальше от аллей с окружёнными мусором скамейками. Майкл решил в этот день не возвращаться сразу домой, а послушать шелест колеблемой ветром листвы и гудение собирающих пыльцу насекомых. В итоге он устал, присел под каким-то большим деревом и задремал.

Над вечным городом уже вовсю властвовал май, и даже ночной прохлады не хватало телу для того, чтобы остыть после жаркого дневного света. В такие дни Майкл не мог уснуть, пока не примет холодный душ, а после него тем более тянуло во двор – дышать прелой пылью, ароматами увядавших и возрождающихся цветов… А тут репортёр уснул как младенец, да ещё и на голой земле, а не в уютной постели.

Очнувшись у врат Дворца правосудия, он увидел вокруг себя полицейских, собравшихся как будто для того, чтобы охранять его сон, и старавшихся как можно более деликатно привести Майкла в чувство. Он был как никогда близок к тому, чтобы стать – и вполне заслуженно – пациентом психиатрической клиники. Но, на его счастье, он увидел, что недалеко от этого места оказалась сотрудница его родной редакции. Это была Вайнмун, которую ни Майкл, ни Данте не воспринимали всерьёз. «Каким ветром её сюда занесло? – подумал Майкл. – Ах да, она же бегает с бумагами по разным инстанциям, общается с бюрократами. Интересно, как они её встречают? Она же выглядит совсем несолидно. Нормального роста, но такая щупленькая и воздушная. Или им как раз такие и по душе?» Да, он никак не мог обознаться, это была китаянка: волосы у Вайнмун были привычно собраны на затылке в пучок, на него смотрели её глаза, миндалевидные и раскосые, как у большинства её соотечественниц, но в лице появилось что-то явно европейское. Девушка протиснулась сквозь толпу зевак и насколько могла сурово поинтересовалась у стражей закона, на каком основании Майкла задержали. Выслушав их и из всего сказанного сделав вывод, что «мужчина нуждается в помощи» и «что с ним не всё в порядке», она тут же настойчиво предложила отвезти его к себе – не к нему и даже не в участок – а к себе домой, чтобы напоить беднягу чаем, обработать ссадины и дать отдохнуть. Полицейский сомневался, рассматривая хрупкую восточную девушку, игравшую в строгую чиновницу.

– Вы, собственно, кем ему приходитесь? – поинтересовался он.

– Это моя невеста, – неожиданно вмешался Майкл, чтобы долго не объяснять подробности их с Вайнмун взаимоотношений и избежать дальнейших споров. Уж лучше к ней, чем в участок! Хотя Майкл заметил, что девушка, скорее, была готова к долгим объяснениям и немного шокирована вырвавшимся у коллеги признанием. Полицейский постарше повернулся к Майклу, посмотрел на него с интересом и некоторым сомнением: уж не шутит ли он? Но потом, оформив бумаги, он распорядился отправить Майкла вместе с девушкой на служебном авто.

Приняв, наконец, горизонтальное положение на мягком диване, Майкл пришёл в себя и расслабился до такой степени, что перепутал её дом со своим. Но, собираясь было задремать, вспомнил о Вайнмун, окружившей его такой заботой, что он почувствовал себя обязанным, и сконфуженно попросил:

– Милая девушка, безмерно вам благодарен, но прошу поскорее уйти, иначе меня арестуют за совращение несовершеннолетней.

– Что вы, синьор Картер, мне уже тридцать пять. И куда же мне уйти? Это ведь мой дом.

– Тридцать пять? – Майкл не смог скрыть удивления. – А ты хорошо сохранилась.

Сомнительный комплимент. Майкл вспомнил, что она всегда питалась чем-то эфемерным и совершенно некалорийным. Но откуда у неё столько сил? Он ни разу не видел Вайнмун утомлённой.

– Только не называй меня «синьор», хорошо? Ты забыла, что мы работаем вместе и меня зовут Майк?

«Невеста» выдавила из себя подобие улыбки, хотя было видно, что под мужским взглядом, изучающим её лицо, она чувствовала себя неловко. Майкл продолжил допрос:

– Как я там оказался? Что я там делал?

Девушка посмотрела на него как на инопланетянина, но, видя, что он передумал спать, помогла ему подняться и подложила ему под спину подушку.

– Наверное, как и все, кто приехал посмотреть на… Вы же слышали новости?

Она включила телевизор, и до Майкла наконец дошло. По всем каналам сообщали, что сегодня ранним утром к Дворцу правосудия кто-то подогнал тот самый фургончик, набитый золотыми слитками, который полиция засекла на видеозаписи возле банка. Когда машину открыли, то оказалось, что все слитки на месте. Водитель летел на такой скорости, что по дороге задел несколько машин, и сейчас полиция составляет список повреждений. Банк, обрадованный тем, что слитки нашлись, тут же объявил о готовности покрыть все издержки. Это кратко, если отбросить традиционную итальянскую эмоциональность.

Ошарашенный Майкл наблюдал за тем, как репортёры, перебивая друг друга, кричали в камеры, что именно они первыми прибыли на место происшествия. Также сообщалось, что один из журналистов так спешил, что получил небольшие царапины. А где же водитель фургончика? «Его не нашли», – сухо сообщил шеф полиции. Так… Значит, они не видели, как Майкл вылетел через лобовое стекло. Или не поверили своим глазам.

– Ты что-нибудь понимаешь? – поинтересовался он у Вайнмун. – Ты видела, как всё произошло?

– Нет, я выходила из здания, увидела вас в окружении полицейских и подумала, что нужна моя помощь. А вы сами совсем-совсем ничего не помните?

Майкл почувствовал, как из глубин памяти всплывают сцены словно в бреду… Он толкает какие-то массивные ворота, и они падают от первого прикосновения, ему навстречу выбегают разъярённые люди и стреляют в него, но пистолеты рассыпаются или взрываются в их руках. Потом он едет на какой-то машине, а другие автомобили, которые встречаются по дороге, отскакивают от неё, как резиновые мячики. И, наконец, свернув на мост Умберто Первого и проскочив по нему на глазах у всего города, Майкл останавливает машину – тот самый фургончик – у главного входа в Дворец правосудия. Если это всё действительно сделал он, то ему это так просто не сойдёт с рук!

Вайнмун соорудила из ничего нечто сытное, но некалорийное, покормила Майкла и велела не выходить из дома, пока он не окрепнет, а сама побежала на работу, чтобы отсканировать и зарегистрировать документы, которые ей в тот день удалось подписать. Девушка подавала прошение в кассационный суд по поводу регулярных отключений электричества, за которое корпункт заставляли платить сверх счётчика. Все апелляции по поводу тяжб с муниципалитетом отклонялись, поэтому пришлось идти в кассацию самой. Данте уговаривал её не связываться с судебными органами, а решать вопросы с водоснабжением и электричеством с помощью подарков. «Взятки? Невозможно», – категорически отметала его советы Вайнмун.

Оставшись один после ухода девушки, Майкл нафантазировал с целый короб о своих приключениях свыше того, что ему подсказывала память, и разволновался от этого ещё сильнее, и к её возвращению тем же вечером сформулировал для себя вероятные причины случившегося с ним. Сначала он подумал, что стал жертвой гипноза. А что такого? Майкл никогда раньше не посещал такие сеансы и не имел понятия, внушаем он или нет. А вдруг внушаем? Если да, то им могли управлять, и тогда бы он вполне мог действовать как в тумане и даже забыть о том, что делал. Но действие любого гипноза не вечно и уже должно было закончиться. Или ему могли подсыпать что-нибудь, чтобы подчинить своей воле. Но зачем? И почему именно его? Что он такого сделал за последние дни? Его мысли невольно возвращались к встрече в банке с Неро и неожиданному «подарку» от него…

Майкл снова почувствовал себя уставшим и заснул. День ещё не заканчивался, и Вайнмун ещё не пришла. И вдруг, очнувшись, как после обморока, он увидел, что обломок камня, выложенный им на стол после ухода девушки, светится, неярко, но вполне заметно. От него исходил тонкий прерывистый луч, свободно достигающий потолка. Что за наваждение?!

Могут ли изменения, происходящие в его жизни в последнее время, быть связаны с этим предметом, этим странным минералом, с которым он не расставался ни днём, ни ночью и который в эту минуту словно подмигивает Майклу, излучая слабый свет? В чём природа этого свечения и представляет ли она опасность для человека? Не из-за этого ли обломка сны Майкла стали такими яркими, тревожными и полными фантастических картинок?

А может, камень способен пробуждать у людей сверхъестественные способности? Не потому ли Неро умолял Майкла вернуть его? Не зря этот мужчина вызвал у репортёра подозрения. Он ещё тогда почувствовал, что с этим свёртком что-то нечисто. Слишком много вопросов, на которые нет ответа. И не у кого спросить…

Тут в замке повернулся ключ – вернулась «невеста». Майкл, пока она ещё не вошла в гостиную, едва успел спрятать камень в комоде между стопками белья. Вместе с Вайнмун пришёл и Данте – он принёс американцу известие о премии, выписанной за его сенсационные репортажи, растиражированные самим Данте в несколько изданий. Деньги должны были поступить на счёт со дня на день, так что теперь он мог спокойно отдыхать и наслаждаться бездельем.

– Советую тебе, парень, и дальше держаться Вай. С ней не пропадёшь. – Данте одобрительно кивнул на «невесту», помахал Майклу рукой и исчез.

– Я не пропаду и сам по себе, – проворчал Майкл, когда Вайнмун пошла закрывать за гостем дверь.

Майкл не хотел расстраивать ещё кого-то своими фантазиями, тем более представительницу женского пола. Он не желал выглядеть в её глазах глупцом. Пройдёт немало времени, прежде чем она привыкнет к нему и научится воспринимать его всерьёз. И нужно ли это ей и ему самому? Да, она ему нравилась, временами даже очень, но ничто не мешало им разойтись в разные стороны. Он не мог объяснить, чем она ему приглянулась. Когда раскладываешь кого-то, кто тебя привлекает, по полочкам, то приходишь к выводу, что по отдельности все эти черты зачастую проигрывают в сравнении с другими их носителями, но все вместе они образуют в любимом человеке такое целое, которому трудно – а подчас и невозможно – найти равноценную замену. Но это было самое простое, даже слишком простое объяснение. Поэтому ей о нём знать пока было рано. Да и оба они вряд ли к нему были готовы в те дни…

После ужина Вайнмун старалась осторожно расспросить Майкла, сподвигнуть его на откровенность. Но все её попытки так ни к чему и не привели, он сослался на туман в голове и остался спать на диване в гостиной перед экраном телевизора, а девушка с разочарованным видом скрылась в спальне.

Но тревога не отпускала его. Майкл давно бы отдал эту проклятую штуку владельцу, если бы не странные происшествия, в которых ему пришлось участвовать. Сначала он пригоняет полицейским фургон с золотыми слитками, потом он же нейтрализует террористов на соборной площади… Майкл вдруг обрёл могущество, о котором не мог и мечтать.

Он бы теперь не удивился, если бы оказалось, что и Неро из госпиталя выкрал тоже он. А что, если правда?.. Где одно – там и другое.

Но к чему оно, это могущество Майклу, если его руками управляет какая-то иная сила? Если его ни о чём не спрашивают, а, наоборот, лишают свободы воли? Он же не безмолвная игрушка, в конце концов? Тем более такая сила, которой Майкл не может противостоять. Вернуть осколок теперь? Ну уж нет, пусть лучше пострадает он один, лишь бы такая удача не вернулась в руки настоящего бандита, каковым он отныне считал этого проходимца Неро. В банке, кажется, все ему сразу повиновались и по его приказу вынесли то, что он потребовал. Вот ещё один пример действия «оберега» на окружающих. Майкл лишил Неро украденного золота, и теперь ему самому может не поздоровиться. И тем, кто с ним рядом. Он посмотрел на дверь в спальню, где находилась Вайнмун. Бедная девочка, он не переживёт, если с ней что-нибудь случится. Проворочавшись пару часов и так ничего и не придумав, Майкл решил отложить все вопросы до утра.

Но, возможно, неспроста его последней мыслью перед сном стала Вайнмун, потому что в этот раз он очнулся на перроне станции метро – почти голым. Даже чудесный осколок, который он бережно прятал на шее, когда выходил из дома, он поначалу не мог найти и подумал, что тот куда-то пропал. Но, к счастью, в руках у него осталась сумка, которой он кое-как прикрывал наготу и в которой оставался завёрнутый в широкую ткань камешек. Что за сумка, откуда она взялась и кто туда положил этот свёрток – разбираться было некогда.

Майкл спрятался в туалете и обернул этим куском ткани бёдра. От объяснений с полицией это его всё-таки не спасло, но, изучив его реакции и не обнаружив в его дыхании паров алкоголя, полицейские его отпустили. Как Майклу удалось отстоять заветный камешек и как стражи порядка смогли обойти вниманием его сумку, в которой светился доставшийся от Неро оберег, непонятно, но он и не нуждался в срочном ответе. Во всяком случае, об этом приключении он уж точно сообщать своим читателям не будет.

Чтобы попасть обратно в квартиру Вайнмун, где осталась его одежда, Майклу пришлось разбудить хозяйку звонком. Видимо, уходя, он не взял с собой ключ. «А вот сумку взял, с ума сойти!» – ругался Майкл про себя. Ну что ж, раз Вайнмун связалась с Майклом, пусть она будет готова ко всему. Однако в этот раз приключение завершилось как нельзя лучше. После того как он предстал перед Вайнмун в набедренной повязке, она решила больше не отпускать Майкла из виду, и остаток ночи он провёл в её постели, впрочем, не без взаимного удовольствия.

С той ночи в их отношения обрели интимный оттенок. Правда, в остальном они не выходили за рамки дружеских. О чём они могли говорить? У них слишком разные интересы. Она смотрела в сторону востока, он – запада.

Во что верила Вайнмун? В то, что все мы песчинки, нас разносит ветер туда, куда ему вздумается. Счастье в вечном, а не в сиюминутном. Зла нет, у каждого свой путь к Истине. Майкла воспитали по-другому, и жил он всегда среди людей, ставящих на пьедестал личность, каждую отдельную душу со всеми земными и небесными правами. Кроме того, как западник, слепо верящий в господство современных технологий над разумом, он с сомнением относился к религиозным и вообще мистическим объяснениям причин человеческих поступков.

К тому же Майкл не мог ограничиться только растительной пищей – как бы она ни приближала его к Истине. Ему хотелось мяса и пасты, бродить по улицам в одиночестве и размышлять о чём придётся, не спрашивая ни у кого разрешения.

Поэтому вскоре Майкл перебрался к себе домой, а Вайнмун осталась жить у себя. Их встречи сократились до физиологически необходимого количества. И так продолжалось бы и дальше, если бы не череда последовавших за его возвращением происшествий, перевернувших жизнь Майкла и его отношения с заботливой китаянкой с ног на голову.

Через пару дней он шёл с работы домой – может быть, не самым коротким маршрутом, но зато в тени. И вдруг подумал: женщины в Риме обладают особенным шармом, даже китаянки, как ему теперь верилось, способны измениться и превратиться в римлянок – свободных, слегка заносчивых, нескучных и понимающих юмор. Он надеялся, что Вайнмун тоже в конце концов начнёт понимать его и доверять ему.

И вдруг – мысли иногда материализуются – взгляд Майкла привлекла фигура идущей ярдах в пятнадцати впереди него молодой женщины в брючном костюме. Она показалась ему слишком знакомой, хотя он никак не мог разглядеть её лицо. Где он видел её раньше? Точно не в Риме!

Когда Майкл приблизился к ней и уже готовился протянуть руку, чтобы дотронуться до её плеча, его взяла в тесное кольцо банда назойливых пигмеев. Американец не мог и шагу ступить, порывался поднять ногу, но они не дали ему поставить её обратно, естественно, он упустил эту женщину. От досады Майкл наорал на них, и они тут же разбежались, наполнив воздух отвратительным, неестественно звучавшим смехом. Других преград на пути до дома он в тот день не встретил, но этот эпизод немного испортил ему настроение.

В следующий раз, когда Майкл снова пробирался по тенистым улочкам, он заметил группу мальчишек, что-то рисовавших на асфальте, и попытался обойти их. Тут один из детей вытащил откуда-то из тёмного угла металлический прут и метнул его с неожиданной силой вслед репортёру Проклятая железка попала ему в ногу и повредила сухожилие. Майкл взвыл от боли и с гневом повернулся назад, но мальчишки уже бросились врассыпную. Ему – от боли или от обиды – показалось, что это, вероятно, и не дети были, а те самые пигмеи, злобно хохотавшие над ним тогда. Это произошло на виа Руа, где некогда считалось обычным делом готовить еду прямо на уличных печах, а стайки ребятни непрерывно сновали и путались под ногами сердитых взрослых.

В клинике, куда Майкл добрался на такси, ему наложили швы. На две недели минимум репортёр лишился возможности гулять – даже с палкой. Вайнмун снова его поддерживала, приходила к нему по вечерам, готовила еду, убирала, развлекала его разговорами. Он мог работать из дома, но что можно увидеть, если сидишь дома? В ночных снах, однако, у него ничего не болело, и он бегал по городу в поисках приключений, как гончая собака за зайцем. Черпая впечатления то ли из этих снов, то ли из своих воспоминаний, Майкл задумал написать серию заметок о римской весне, о простых римлянах, с которыми общался ежедневно. Он перестал обижаться на пигмеев, вероятно, вырвавшихся на волю из сказочного рабства. «Боже, неужели в современном мире людей можно обижать за их рост? – удивлялся Майкл в мыслях. – Да, маленькие люди. У них заниженный взгляд, “низкая базаˮ, говоря казённым языком. Зато у них свой мир, свои мысли, свои привычки. Когда падает кто-то большой, для них это праздник».

Майкл не привык жаловаться на своё невезение, но тут всё сходилось к одному: с его кармой, как наверняка сказала бы Вайнмун, было что-то не так. Когда он начинал задумываться над этим, то приходил к выводу, что даже рациональные люди бывают суеверными. Всё оттого, что мы ещё не всё знаем. Днём он снова стал носить амулет –«Око», как он решил окрестить осколок. Майкл отходил от дома совсем недалеко – за продуктами и элементарным общением – и старался держаться людных мест, где вероятность нападения на него, как он считал, была минимальной.

Через пару недель он получил от редакции новое задание. В Риме на днях должна была открыться выставка роскошных украшений, привезённых одним из крупнейших домов моды. Ожидалось, что на ней будут представлены как старинные, так и современные образцы ювелирного искусства. Планировался наплыв богатой публики в ярких модных платьях и на шикарных авто.

До открытия выставки оставалось совсем немного времени, и Майкл пока занимался подготовкой: выяснял список гостей, искал фотографа с опытом съёмок светской жизни, ивентов и вечеринок, хорошо знакомого с местной элитой. Данте по долгу службы знал одного такого мастера, жившего на другом конце города, и помог устроить с ним встречу. Майкл решил отправиться к нему утром следующего дня. Опасаясь новых нападений, репортёр сказал себе: «Хватит приключений. Лучше на этот раз взять такси. И наплевать на пробки!»

Но до фотографа Майкл не добрался. Всё вышло совсем не так, как он планировал. Точнее, ровно наоборот.

Ранним утром он почувствовал, как «Око» подаёт ему едва заметные сигналы. Что-то внутри камушка настойчиво стучало через равные промежутки, будто это пульсировало его каменное сердечко. Майкл вышел из дома и в конце улицы, ярдах в тридцати от него, увидел нескольких полицейских, которые оживлённо переговаривались друг с другом. В руках у них были рации, которые издавали примерно такие же звуки, что и «Око», только громче. Что это? Может быть, они вызывают Майкла? Он подошёл ближе и уловил из их разговора, что все рации в районе по какой-то причине перестали работать. Ну ладно полицейские передатчики, но при чём тут «Око»? Майкл слегка удивился и попробовал вызвать такси по телефону. Сначала все линии оказались заняты, а потом и вовсе связь пропала во всём районе.

Тогда он свернул в переулок, чтобы не попасться на глаза полицейским, и вышел на другую улицу. Тут «Око» забилось сильнее. Майкл развернулся и сделал несколько шагов в обратном направлении. Камень тут же вернулся к прежнему ритму. Ага, значит, Майкл где-то недалеко от источника помех. Если он будет ориентироваться на изменения в пульсации «Ока», то сможет набрести на того, от чьего имени оно подаёт ему сигналы. Когда в городе нет другой связи, подойдёт и эта…

Петляя по улицам, он то терял, то вновь находил быстро пульсирующий сигнал. Майкл вышел к старому пятиэтажному зданию, охраняемому несколькими карабинерами. В этом квартале не было новых домов, да и некуда их было втиснуть. Если кто-то и замахнётся на модернизацию – придётся сносить весь квартал. Проходя мимо охранников, Майкл заметил, что они тоже будто растерялись: стучат по своим рациям, не понимая, что происходит с оборудованием, громко шумевшем при попытке включения, и почему оно вдруг вышло из строя.

Майкл повернул за угол дома и увидел припаркованную машину, в которой сидел человек с каким-то прибором в руках. Через равные отрезки времени на этом аппарате мигала лампочка. «Око» в кармане тут же забилось как сумасшедшее. И тут сверху хлопнула дверца. Подняв глаза, Майкл понял, что на крыше здания что-то происходит. Он отошёл в сторону и сощурил поднятые к небу глаза, заслонив их рукой от солнца. Так и есть. По крыше бегали маленькие фигурки. Дети? Нет, должно быть, те же пигмеи, что мешали Майклу пройти. Что они там делают?

Майкл перевёл взгляд на машину, и как раз в эту секунду из машины вышел человек и посмотрел в направлении крыши. Репортёр замер от изумления. Он мог поклясться, что перед ним Неро! Майкл пригнулся и спрятался за машиной, припаркованной на другой стороне проезжей части.

Пока он перебегал, с крыши сбросили один конец толстой верёвки, и одетая во всё тёмное маленькая фигурка начала, держась за этот канат, спускаться по стене. Повисший в воздухе человечек остановился как раз напротив окна на третьем этаже. Майкл разглядел, что верёвка была закреплена на ремне пигмея, и тот мог свободно пользоваться руками. Маленький человек достал из-за пояса металлическую линейку и просунул её в щель между форточкой и оконным переплётом. Одно нажатие кнопки – и миниатюрная пила разрезала язычок от замка. Форточка подалась внутрь, и юркий пигмей легко пролез в открывшийся проём. Что он будет делать дальше? Ага, судя по перемещающемуся свету от фонарика, он ходит по комнате.

На короткой, по три дома с каждой стороны, улице было по-прежнему тихо. Изредка кто-то проходил или проезжал вдалеке, но никто не сворачивал. Возможно, в конце улицы поставили ограждение, чтобы никто не ходил мимо охраняемого здания. А как же Неро попал на неё? Должно быть, заехал раньше. Неро сел обратно в машину, его сообщники на крыше тоже притихли. Ловко! Если даже сейчас кто-то из охранников пройдёт мимо, то ничего не заметит.

Прошло несколько минут – и в форточке показалась голова ловкого пигмея. Потом она исчезла, и вместо неё появилась сумка, которая с трудом протиснулась через отверстие. Но она не упала, а начала спускаться на землю, привязанная к канату, который придерживал из комнаты укрывшийся в ней маленький человек. Она довольно быстро достигла мостовой, и Неро, подхватив сумку и отвязав канат, тут же спрятал её в багажнике машины. Канат подтянули обратно, и скоро тот же путь проделала и вторая сумка. Пока Неро возился с ней, пигмей легко выбрался из форточки наружу, и те, кто ещё находился на крыше, подтянули его наверх. Теперь всем собравшимся на крыше оставалось только скрыться в чердачном окне. Не успел Неро завести машину, как они уже бежали к нему через арку, соединявшую соседние дома.

На глазах у Майкла совершилась кража, и в этом не было сомнений. Но на улице всё ещё никого не было, а машина уже отъезжала. Как её задержать? Её уже было не догнать. Майкл бросился за угол дома – к той улице, где ещё недавно стояли карабинеры. Они всё ещё были там. Майкл, прихрамывая, подбежал к ним и, путаясь в словах, стал убеждать их, что только что стал свидетелем преступления.

Карабинеры переглянулись – до них, видимо, дошёл общий смысл сказанного. Они невероятно встревожились. Значит, речь шла о чём-то очень ценном. Двое из них вскочили в машину, к ним уже на ходу присоединился и Майкл, и они пустились в погоню. Но похитители за эти полминуты пропали из поля зрения, и репортёру пришлось определять направление, в котором нужно было их искать, только по пульсации «Ока». Ориентируясь на поведение амулета, Майкл командовал: направо, налево, прямо!

Проскочив несколько кварталов, преследователи выехали на широкую улицу со светофорами и увидели вдали машину Неро. Теперь им уже не уйти! Один из карабинеров включил мигалку, и машина начала маневрировать, объезжая попутные авто, то по встречке, то по тротуару. Через несколько секунд они должны были настигнуть похитителей, но тут свет на светофоре переключился на красный, и движение остановилось. Если бы только Неро их не видел! Но он уже заметил погоню и, невзирая на светофор, помчался наперерез машинам, выезжавшим на перекрёсток с боковой улицы.

Автомобиль Неро проскочил прямо под колёсами огромной фуры, перевозившей продукты. Карабинер за рулём догонявшей машины, в которой сидел Майкл, опешил от такой наглости, но не решился повторить опасный манёвр и уже хотел затормозить, чтобы не разбиться о выехавший на перекрёсток гигантский грузовик. В этот момент Майкл, сидевший рядом и почувствовавший, что они сейчас встанут, сам не понимая зачем, нажал рукой на ногу водителя, упиравшуюся в педаль газа, и они, не останавливаясь, проехали через фуру насквозь. При этом машине карабинеров ничего не было, зато из брюха фуры посыпалась, как из рога изобилия, капуста и помидоры. Несколько мгновений – и раздавленными овощами была заполнена вся проезжая часть.

Но главное – дорога теперь была открыта! Только, кроме Майкла, никто уже не был в состоянии действовать. После того как они самым чудесным образом проскочили перекрёсток, два карабинера впали в истерику. Они словно не понимали, что происходит вокруг и почему они здесь оказались. Опять амнезия после действия оберега, как и в тот раз на соборной площади? Хорошо ещё, что Майкл успел по дороге выяснить у них, связано ли похищение с привезёнными на выставку украшениями. Их доставили из разных стран и сложили перед запланированным вернисажем как раз в том здании, возле которого Майкл встретил Неро. Было собрано огромное количество экспонатов. Судя по всему, преступники знали, что искать, и добрались до самого ценного.

Как же теперь догнать машину, которая уже превратилась в точку на горизонте? Что находится в той части города, куда она спешит?

Карабинеры вышли – точнее, вывалились – на ватных ногах из машины, силясь понять, как они оказались в этом месте, и разобраться с тем, что произошло на перекрёстке. Не так-то просто было навести порядок, если в заторе уже зажато столько машин, а водитель фуры орал и гудел громче всех. Но чем им теперь мог помочь Майкл? Его показания только ещё больше бы всё запутали.

Майкл, недолго думая, пересел за руль машины охранников и погнал её вперёд – туда, где только что скрылся Неро с сообщниками. Он не мог так же ловко объезжать попутные машины и не знал город настолько же хорошо, как оставшиеся на перекрёстке карабинеры. Но зато у Майкла было время посмотреть по сторонам и разобраться, в каком направлении он ехал. Он немало покружил в той части города, пока не заметил афишу цирка пигмеев с адресом этого заведения. Ну что ж, маленькие человечки что-то стали часто путаться под ногами у Майкла, пора посетить их логово!

Машины Неро у цирка не было, но Майкл всё же решил заглянуть внутрь. Он открыл дверь служебного входа и, миновав несколько коридоров и поворотов, дошёл до гримёрных, реквизитной и склада декораций. Майкл никого не встретил, но где-то неподалёку кто-то передвигал стулья и вполголоса разговаривал. Репортёр сделал вывод, что его здесь не ожидают увидеть. Они совещаются, значит, не решили, что будут делать дальше. Но если промедлить, они могут ускользнуть. А если появиться внезапно – можно застать их врасплох, и они в панике допустят какой-нибудь промах.

«Око» снова пульсировало как бешеное, когда Майкл влетел в комнату, где собрались артисты-пигмеи. Он не разобрал, о чём они говорили, но испуг на их лицах был очевиден. Они не могли убежать – Майкл перекрыл выход из комнаты. Но могли попытаться взять дверь штурмом. Глаза их, в которых только что читался испуг, вдруг налились злостью. Создававший помехи прибор, который Неро держал в руках во время ограбления, лежал на столе. Значит, они не хотели, чтобы их отыскали полицейские, оснащённые рациями. В округе наверняка не работает связь.

Пигмеи набросились на Майкла все разом, и он решил отступить, ведь Неро среди них не было. Он либо давно покинул здание цирка, либо прятался неподалёку, но в другом месте. Вот только где?

Пигмеи выскочили в коридор и разбежались, как дети на школьной переменке, оставив Майкла в недоумении. Он огляделся. С одной стороны коридор заканчивался выходом на сцену, с другой поворачивал в узкий проход, ведущий на улицу. Прежде всего Майкл выключил прибор и прикрепил его к ремню на поясе. Обыскать остальные комнаты? Этим он и решил заняться. Часть из них оказалась заперта, из других помещений повеяло тьмой и пылью. Осталась сцена. Но разве мог здесь спрятаться человек отнюдь не маленького роста, каким и был Неро? Ведь там, как и в зрительном зале, всё хорошо просматривается…

На сцене и в самом деле никого не оказалось. Майкл обошёл вокруг всей сцены, переступая через сложенные по углам декорации. Благодаря поднятому занавесу он увидел совершенно пустой зал, освещённый только лампочками, указывающими направление выхода. Лишь шаги Майкла отдавались эхом в пустом помещении. Он посмотрел за декорациями, во тьме ничего не было. И всё-таки кто-то был здесь совсем недавно. По сцене разбросаны ремни и верёвки. Майкл поискал щит освещения, чтобы добавить свет, и, обнаружив его в одном из боковых проходов к сцене, зажёг все лампы в зале и на самой сцене. И сразу догадался! Его внимание привлекло то, что висело над сценой под самым потолком. Майклу кто-то рассказывал, что иногда в цирке часть реквизита прячут тут же, рядом со сценой или прямо над ней. Вот и сейчас на самом верху он увидел продолговатый чёрный ящик, частично прикрытый складками занавеса. Что или кто там находится? Не прячется ли там Неро?

Майкл громко кашлянул, чтобы убедиться, что рядом никого нет. В ответ – тишина. Ну что ж, тем лучше! Значит, никто не помешает ему детально рассмотреть всё вокруг. Он нашёл шкафчик с кнопками, управляющими занавесом, и среди них была одна, которая позволила Майклу опустить ящик на сцену. И только тот оказался внизу, как со всех концов на репортёра налетели пигмеи, нагло улюлюкающие и вооружённые чем попало.

Однако добежать до Майкла они не успели – он отшвырнул их одним движением руки. Одного пигмея репортёр схватил за шиворот прямо на лету и тряхнул так, что душа бедняги ушла в пятки. Брошенный товарищами, он притих и по команде открыл ящик. На первый взгляд Майклу показалось, что внутри совсем ничего нет, но циркач, напуганный свирепым видом репортёра, что-то повернул, что-то сложил, и тут открылось второе дно.

В глубине ящика оказались те самые футляры с украшениями.

Пигмей не стал отпираться и выложил Майклу всё как на духу. После того как Неро с сообщниками оторвались от погони, они решили временно укрыться в цирке, чтобы решить, что делать дальше. Ведь в самом начале они не предполагали, что их заметят и что у карабинеров в распоряжении окажутся такие уличающие похитителей приметы – машина, по которой легко найти владельца, и необычайно маленький рост пассажиров.

Предполагалось, что циркачи вывезут Неро и украденные драгоценности за границу. Вместе с декорациями и реквизитом, куда должны войти ящики с зеркалами, которые используют фокусники и где должен будет спрятаться главарь всей банды. Но до отъезда оставалось несколько дней, и нужно было где-то спрятать украденное, а самому Неро держаться подальше от цирка, если туда всё-таки нагрянет облава. В один из ящиков, в котором потом они предполагали спрятать главаря, пигмеи сложили драгоценности и подвесили его под самым потолком. Конструкция была отнюдь не простой, а с секретом, известным только артистам. А Неро благоразумно покинул цирк ещё до приезда Майкла. Но он, разумеется, должен был предостеречь пигмеев, что Майкл не так наивен, как кажется!

Поэтому оставшимся в цирке было поручено дождаться репортёра, чтобы помешать ему найти украденное. Пигмеи не предполагали, что Майкл обладает сверхъестественными способностями – вероятно, Неро не предупредил их об этом или они ему не поверили. Если бы они не полезли за Майклом на сцену, тот, возможно, сам бы не разобрался в устройстве ящика с потайным дном. Что бы там ни говорили, а жадность и глупость идут рука об руку.

На сей раз Неро удалось уйти, но с украшениями ему и его шайке всё-таки придётся расстаться. Майкл вместе с пленным погрузил ящик в машину карабинеров и отъехал от цирка. И тут только до сознания мужчины дошло, что он не может просто так отнести украденное в полицию, где ему вполне могут не поверить, да ещё и арестуют, а «Око» вообще отберут как улику, с помощью которой была совершена кража.

Через некоторое время машина остановилась возле базилики Сан-Пьетро-ин-Винколи. Вышедшие из неё Майкл и его низкорослый помощник занесли ящик внутрь. Церковный служка, уже готовивший запереть двери в базилику, остановился в недоумении и уступил им дорогу. Почесав затылок, он поинтересовался:

– Бог вам в помощь, синьоры. Что вы несёте?

– О, ваше преподобие, нам поручено преподнести этому великолепному храму скромные дары, – ответил Майкл и поклонился.

Служитель пошёл советоваться со старшим по чину, а Майкл с пигмеем тем временем развесили украшения на статуях Моисея, Рахили и Лии. Циркач, подсаженный репортёром, ловко вскарабкался по выступам величественной фигуры Моисея, а потом так громко расхохотался над своей проделкой, что Майклу пришлось дать негодяю подзатыльник. Но на выходе из храма он отпустил пигмея, как и обещал. Циркач поскакал, как футбольный мяч, по ступеням вниз.

Майкл оставил ящик в храме, положив в него и тот самый прибор, создававший помехи, чтобы полиция поняла, каким образом ей помешали выполнять свои функции в день, когда были похищены украшения. Пусть разберутся, что это за штука и как она попала в руки грабителей. Может, сами и выйдут на них. Не Майклу же заниматься их поисками, он свою роль уже сыграл – и, кажется, весьма неплохо.

Следующим утром весь город только и говорил, что о спасении драгоценностей. Ватикан тут же объявил произошедшее чудом.

То, что Майкл фактически перенёс выставку в храм, простым римлянам пришлось по душе. Когда и где ещё увидишь столько красивых вещей, не тратясь на входные билеты? Вот только проработала эта «народная выставка» совсем недолго. Прибывшие стражи порядка освободили библейские фигуры от не освящённых и не очищенных от пошлости и гордыни предметов, на которые они, помимо всего прочего, не имели права,.

Полиция тем временем активно разыскивала похитителей. Свидетели не могли сойтись во мнении: одни утверждали, что видели высоких людей, другие – маленьких; кто-то говорил об одном, кто-то – о многих. С приметами тоже была сплошная неразбериха. Как обычно, в таких случаях реальных свидетелей ограбления не было, да и не могло быть, и в их число записали всех, кто оказался рядом во время столкновения машины карабинеров с продуктовой фурой.

Зафиксировав все показания, полиция наконец обратила внимание и на посторонний предмет, найденный среди украшений. У следствия появилась версия, что вокруг похитителя распространялись волны, создававшие помехи в работе средств связи. И приметы Майкла, засветившегося в базилике. Но во внешности репортёра не было ничего особенного – он был похож на многих молодых мужчин, в том числе коренных итальянцев. Оденься он по-другому – и его не признал бы даже говоривший с ним церковный служка. Поэтому, наверное, большее значение в расследовании придали фиксации помех и задержанию тех, кто их создавал.

Прошло некоторое время. Как-то после обеда Майкл отдыхал в тенёчке на площади Испании (пьяцца-ди-Спанья) с чашечкой холодного кофе, наблюдая за галдящими и нелепо ведущими себя туристами. Почему, находясь в гостях, люди ведут себя неестественно, как не вели бы себя в родных, привычных стенах? Например, одна из туристок, слишком увлечённая осмотром площади, упустила из виду своего ребёнка, и тот решил искупаться в фонтане. Перелез через бортик, промок до нитки, а обратно выбраться не смог и заплакал. Мать заголосила громче него, но никто из прохожих не захотел лезть в воду. Тогда ей на помощь пришёл полицейский и вытащил промокшего ребёнка. Женщина с благодарностью обняла человека в форме и, стараясь сделать ему приятное, припомнила целый ворох итальянских словечек, выученных из путеводителя, а потом громко отчитала своего незадачливого мокрого малыша.

И тут полицейский посмотрел в сторону Майкла. Их взгляды встретились, и офицер внезапно побледнел. Затем он достал из кармана свисток и оглушительно засвистел. Тотчас со всех сторон к нему поспешили его товарищи. Он показал им на Майкла, они вытащили оружие и стали осторожно окружать репортёра, убирая в сторону столики и стулья, выставленные на улице. Майкл огляделся – вокруг никого, кто мог бы вызвать такой интерес у служителей закона, не было. Случайные прохожие, страдающие от жары, и только. Полицейским нужен именно он!

Майкл встал с места, гордо выпрямился и, стараясь казаться невозмутимым, прошёл сквозь строй поражённых такой наглостью полицейских. Они расступились, но оружие не убрали. Когда репортёр подошёл к лестнице и начал нарочито спокойно подниматься по ней, они засуетились, один закричал: «Он уходит!», другой уже связывался с кем-то по рации, прося помощи, остальные так же медленно и осторожно следовали за Майклом.

До сознания репортёра наконец дошло, что полицейские реагируют не на него самого, а на спрятанное на его груди «Око». Оно перенастроилось на другую волну, но стражи порядка уже успели уловить, что кто-то считывает сигналы. Те самые, которыми полицейские обменивались между собой, используя выданные каждому из них средства связи. Они не знали примет похитителя украшений, но, согласно полученным инструкциям, должны были отслеживать источник помех.

Когда Майкл, сопровождаемый почётным эскортом, наконец поднялся на самый верх лестницы и готов был свернуть в тенистую улочку, уходящую направо от церкви Тринита-деи-Монти, на площади за ним и на самой лестнице началось нечто невообразимое. Вся пьяцца-ди-Спанья была заполнена оглушительным шумом и вспышками. Майкл оглянулся и увидел, что полицейские стреляют по нему изо всех пушек, стараясь не дать ему уйти. Однако пули, не долетая до цели, почему-то сворачивают в сторону и разбиваются о стены церкви и соседних зданий. А некоторые даже возвращаются к самим стреляющим и наносят им разящие уколы, если изумлённые полицейские не успевают увернуться. Майкл подумал, что, если бы пули были не резиновыми, а настоящими, вся эта суета могла бы превратиться в кровавую бойню.

От неожиданности Майкл замер на месте, застав кульминацию этого «представления». В небе над площадью появился вертолёт. Он сделал пару кругов над собравшейся толпой, а затем, оказавшись прямо над головой Майкла, выпустил не лестницу или парашют, а металлическую сеть, наподобие тех рыболовных сетей, которыми пользуются рыболовные траулеры. Ей они, по-видимому, собирались поймать репортёра. Но не тут-то было. Всё происходило настолько быстро, что он не успел даже ничего сделать. Да и что он мог поделать с такой махиной?! Внезапно сеть словно ветром унесло в сторону, и она уцепилась за церковный шпиль, а вертолёт потерял управление и перестал вращать лопастями. Тут мотор остановился, и вертолёт повис на растянувшейся от его веса сетке кверху колёсами, раскачиваясь возле стены церкви, из которой повалили люди, чтобы увидеть своими глазами чудесное спасение экипажа вертолёта. Это была удача, иначе он бы врезался в здание и непременно взорвался.

– На это стоило посмотреть, честное слово! – с усмешкой буркнул Майкл себе под нос.

Полицейские замерли в отдалении, не решаясь приблизиться, пока репортёр не ушёл, пожав плечами в ответ на их невысказанный протест. По стене церкви спускались бедные лётчики, но никто из полицейских не предложил им помощи. Как беднягам удалось добраться до мостовой и не свернуть себе шеи – уму непостижимо… Только после того, как Майкл покинул место действия, к лётчикам подошли прогуливавшиеся мимо солдаты, а главного преследуемого, похоже, оставили в покое.

В тот раз Майкл принял происходившее на его глазах за нелепую шутку, розыгрыш. Но через пару недель, когда он снова стал ездить на работу, произошло поистине ужасное событие.

В подъезде его дома был найден убитым молодой человек, практически вчерашний школьник. Парня, без сомнений, зарезали, причём удар был нанесён в левый бок с такой силой, что оказался смертельным. Орудие убийства не нашли. Камера у входа в подъезд зафиксировала, что примерно в это время в дверь заходили только двое – Майкл и его сосед по лестничной площадке. Самого парня камера почему-то не заметила. Впрочем, часть записи была засвечена, будто в подъезде произошла вспышка или взрыв, хотя никакого шума никто не слышал. На остальных соседей подозрение не пало. Но эти милейшие люди рассказали, что в тот день слышали какой-то разговор в подъезде на повышенных тонах. Вот только кто с кем спорил – разобрать не удалось.

Что там нашли у соседа – неизвестно, но после него люди в форме пришли к Майклу и провели в его квартире обыск, в ходе которого изъяли все колющие и режущие предметы. Следователь был внешне доброжелателен, даже улыбался. Но улыбка эта показалась Майклу издевательской, в чём-то даже плотоядной. Сыщик словно был уверен в его виновности и наблюдал, как репортёр будет изворачиваться. Он назвал своё имя – Айво Кьяренци. Итальянец с плохо скрываемым желанием любыми силами поскорее завершить это громкое дело и пойти на повышение. Допрос Майкла для него, похоже, стал шансом улучшить свой разговорный английский. Значит, ищут иностранца, считают, что здесь замешаны заокеанские спецслужбы. Ну да, откуда же ещё может брать корни мировое зло? Подражая героям спагетти-вестернов, Айво закинул руки за голову, и Майкл заметил у него под летней курткой кобуру.

«И допрос не умеет вести – насмотрелся американских триллеров», – подумал Майкл.

Перед приходом полиции он успел-таки убрать камешек подальше – отвинтил лейку от душа и спрятал сокровище в шланг. Когда визитёры ушли, Майкл с трудом вытащил его, так как внешняя оболочка «оберега» порядком разбухла от воды.

Майкла давно внесли в полицейскую базу – ещё после того случая у Дворца правосудия. Но его приняли за репортёра, не связанного с банковскими слитками. Тем более, что все их до единого вернули. Сейчас об этом вспомнили, но каким образом в полиции могли связать между собой два этих дела?

Пару дней спустя Майклу вернули изъятые ножи и вилки и даже формально извинились перед ним, но наблюдение – можно даже сказать «слежка» – продолжалось. Высказанные сожаления он принял, вот только выражали их натянуто и неискренне – так пытается успокоить тебя торговый или банковский представитель, когда хочет навязать свой продукт. Значит, не оставят в покое и будут держать в поле зрения. Выдают такого «извиняющегося» обычно предательски равнодушные, но как будто ускользающие в сторону глаза, прячущиеся за фальшивой, неумело разыгранной доброжелательностью. Он начал замечать тех же агентов, производивших обыск, в разных местах города – один раз этот, другой раз тот.

С этого момента, покидая квартиру, Майкл всегда брал злосчастный камешек с собой. И это не была излишняя подозрительность. Причина заключалась в том, что отныне, возвращаясь после выполнения того или иного рабочего задания домой, Майкл постоянно натыкался на следы посещений, оставленные кем-то в его отсутствие. То неизвестно откуда взявшийся окурок, то царапина возле замка…

Когда он поделился этими подозрениями с Вайнмун, она посмотрела на него с сочувствием и жалостью. Хорошо, что хотя бы не как на умалишённого. Но, справедливости ради, Майкл почти никогда не рассказывал ей о своих предыдущих приключениях, кроме тех, которым она была свидетелем. И не только из-за того, что она могла в них не поверить, а ещё для того, чтобы на какое-то время не сближаться с девушкой и уберечь её от излишнего внимания тех, кто за ним следил, ради её же безопасности.

Вообще никто не должен знать, что с ним происходило, начиная с того дня, когда к нему на улице пристали пигмеи. Всё это выглядело настолько неправдоподобно, что Майкл, поразмыслив, не счёл возможным делиться своими приключениями с американскими читателями. Пусть недоброжелатели думают, что он будет молчать. Меньше болтаешь – дольше проживёшь.

И хотя Майкл был на сто процентов уверен, что за ним продолжается слежка, он делал вид, что не замечает её. То одна тень, то другая сопровождала его, пока он, часто сливаясь с толпой, блуждал по вечерним улицам. И как только он сворачивал в переулок, где никого не было, сразу же начинал слышать шаги догонявшего его человека. Но стоило резко обернуться, как этот преследователь исчезал, переулок был пуст, а чужие шаги оказывались его собственными, отдававшимися эхом. А возможно ли, что за ним следит человек, которого Майкл хорошо знает и который не должен показываться ему на глаза именно поэтому? Вдруг это Неро крадётся за ним с ножом по тёмным переулкам? Он не посмеет наброситься, пока Майкла охраняет его же оберег.

Послонявшись по городу, корреспондент вышел к реке и прошёл вдоль неё сначала по одному берегу, затем по другому. И вышел к дому Вайнмун.

– Любовался закатом над рекой и заблудился, – объяснил он своё появление слегка удивлённой Вайнмун. Она пригласила его в комнату и предложила выпить травяного чая. До прихода Майкла Вайнмун медитировала и ещё не отошла от исцеляющих дух буддийских мантр. Она была одета в традиционное многослойное шёлковое ханьфу1, полностью скрывающее фигуру.

Как Майкл и ожидал, она сразу начала расспрашивать его о физическом здоровье. Видимо, оно её интересовало несравненно больше, нежели его душевное состояние, о котором, как она считала, он должен заботиться сам, поскольку проигнорировал её совет медитировать.

– Ищите причины в себе, – говорила она. – С вами общается небо, но оно не может направлять вас, если ваш внутренний наставник сопротивляется.

Иногда она обращалась к Майклу на «вы», когда хотела указать на черты характера, объединяющие его с другими мужчинами. Вайнмун видела и толковала его ситуацию по-своему, не только полагаясь на то, что видела собственными глазами, но и ограничиваясь этим. Это огорчало Майкла. Она не до конца верила в то, что совершалось на его глазах и чему она не была свидетелем, и, хотя не спорила в открытую, но слушала его даже сильно сокращённые рассказы с изрядной долей скепсиса во взгляде. Конечно, любому на её месте хотелось бы неоспоримых доказательств.

Майкл в глубине души не оспаривал, что владение только частью информации может привести к неверным, подчас роковым выводам. Описывая Неро как своего преследователя, он не мог до конца открыть Вайнмун его мотивов – за чем конкретно он охотился. А без этого девушка не могла до конца принять позицию Майкла в отношении его врага. Так благородные героини, описанные Уилки Коллинзом в романе «Женщина в белом», легко попались в ловушку, расставленную нечистоплотным и низким персонажем, не располагая истинными сведениями о его намерениях. В результате искреннее благородство и доверчивость одних сыграли другим на руку и привели ситуацию к самым неблагоприятным последствиям.

Однако, в отличие от «сомнамбулических блужданий» Майкла, которые могли бы так и остаться причудами его сознания, труп молодого человека, найденный в подъезде его дома, представлял вполне реальный факт. Что может сделать с этим полиция с её допотопными методами? Искать улики там, где это делать комфортно – под ярким солнечным светом, в то время как преступники выбирают тень. Поэтому Майкл решил взяться за расследование самостоятельно. Он должен докопаться до истины, иначе следующей жертвой может оказаться он сам.

Его приятель, местный компьютерщик Лео, с которым Майкл познакомился в первые дни пребывания в итальянской столице благодаря Данте, отнёсся к его рассказу не в пример более серьёзно, нежели Вайнмун. Будучи любителем фантастики, он здорово воодушевился, легко приняв на веру, что описанные Майклом события совершаются в наше время и в нашем мире буквально в нескольких кварталах от его унылой квартиры. Каждому, кто заперт в четырёх стенах один на один с компьютером, так хочется верить в то, что чудеса, демонстрируемые в фильмах и комиксах, реальны. Какой смысл в жизни без магии?

Когда Лео захотел посмотреть на камешек, Майкл не стал сопротивляться и показал ему своё сокровище. Покрутив «Око» в руках – компьютерщик на всякий случай надел защитные перчатки – и измерив радиационный фон вокруг него, Лео озадаченно посмотрел на Майкла. Мол, как, и это всё? Никаких чудес перед ним не совершилось, небо не обрушилось, твердь земная не разверзлась. «Не всё сразу», – попытался его успокоить Майкл. Он и сам не знал, когда, в какой момент и по чьему приказу «Око» начинает действовать.

В недоумении сев за компьютер, Лео решил поискать хоть какую-нибудь информацию о подобном явлении в интернете, но у него ничего не вышло. Как оказалось, внезапно перестал работать Wi-Fi. Лео перезагрузил компьютер и попробовал подключиться заново, но, как он сам признался Майклу, в списке доступных сетей он не нашёл свою и подключился к единственной, которая появилась на экране.

Через секунду он вскрикнул от удивления. Майкл подошёл к нему, чтобы посмотреть, что случилось. По экрану быстро бежали колонки цифр. Лео выключил компьютер и сказал с самым огорчённым выражением лица:

– Что за чёрт! Похоже, мой рабочий ноут подхватил вирус из той самой неизвестной сетки, к которой я подключился. Неужели придётся чистить диск?

Он бросился искать среди вороха коробок на полках дистрибутивы с антивирусом и временно потерял интерес к Майклу и его чудачествам. Репортёру пришлось удалиться вместе со своим «сокровищем», чтобы не мешать Лео и не слышать его проклятий, вызванных неудачными попытками реанимировать заражённый компьютер.

Однако не прошло и двух суток, как Лео сам вышел на связь с Майклом. После восстановления ноутбука компьютерщик обнаружил на нём странные файлы, содержащие какие-то бесконечные наборы цифр. Ни к одному из известных ему форматов они не подходили, и Лео отправил их в службу поддержки антивирусного обеспечения. Там, посмотрев на всё это со своей колокольни, а может, просто решив подшутить, в качестве рекомендации предложили обратиться к услугам дешифровальщиков Министерства обороны. Лео так и сделал. С некоторыми из них он работал в одной команде, когда ему поступил заказ написать часть кода для отображения информации на экране оператора систем ПВО. Тогда он вместе с ними тестировал подсистему декодирования поступающего сигнала. У его знакомых в этом строгом ведомстве отыскался мультиконвертер, который смог преобразовать один из файлов в старый, давно забытый формат видео. Лео поделился записью с Майклом. Это была запись одного из его недавних похождений. Если этот файл был послан на компьютер Лео находившимся тогда при Майкле камешком, то выходит… этот осколок, этот пончик с дыркой, это «Око»… работало как видеокамера, и это не шутки!

Лео увлёкся конвертацией остальных файлов, а Майкл отправился домой обдумывать это открытие, сжимая проклятый камень под рубашкой. Тот уже порядком пообтесался и не так царапал грудь, как раньше. Значит, Неро подкинул его Майклу, чтобы следить за ним! Но зачем? Почему именно рядовой репортёр его так заинтересовал? Что в его жизни настолько примечательно, чтобы изучать её? Или с помощью «Ока» изучают не личность самого Майкла, а его поведение, заметно изменившееся с появлением этого «подарка»? Не являются ли перемены в поведении репортёра следствием воздействия камня? Эти мысли вызвали у Майкла холодный пот на лбу – он почувствовал, что близок к разгадке.

Дома Майкла ждала записка – от того, от кого он меньше всего ожидал. От мерзавца Неро! Он набрался наглости, чтобы в отсутствие Майкла заявиться к нему домой, и, не застав хозяина, напомнить о себе. Записка была прикреплена к двери и содержала лишь несколько строк: «Привет! Я уезжаю, так и не получив того, что вы мне обещали вернуть. Но ничего, к вам придут другие. А мне некогда ждать. Когда вы будете читать эту записку, я уже буду очень далеко. Передавайте привет вашей девушке, с которой мы прекрасно повеселились в прошлом, и скажите, что я навсегда сохраню в сердце её любовь. Неро».

«Какой наглец! – подумал Майкл. – А Вайнмун тоже хороша: такая с виду тихоня, а у неё в любовниках ходил этот проклятый Неро, испортивший мне жизнь отныне и навсегда своим гнусным признанием». Ревнивый репортёр пришёл к выводу, что его соперник на самом деле когда-то мог быть возлюбленным Вайнмун. Она могла уступить ему с её-то воспитанием и темпераментом, или он мог попытаться – здесь Майклу представилось что-то экзотическое – сломать её характер и сделать из неё куклу для утех и, ещё чего доброго, сообщницу в совращениях других женщин и домогательствах к ним. Репортёр даже в мыслях не мог допустить, что у негодяя могут быть с кем-то нормальные отношения, не имеющие преступного оттенка. Как там, на Востоке, относятся к мужчине – как к господину, кажется? Так что, расставшись с ним, она ещё легко отделалась! Это единственное объяснение, которое Майкл мог допустить, зная скромность и податливость бедной девушки. Несмотря ни на что, он всё ещё ей симпатизировал. Разумеется, он не мог проверить эту версию, не нанося Вайнмун душевной травмы. Майкла терзало, что если бы не его подозрения, которые он собирался высказать ей, девушка могла бы забыть о Неро – если уже не забыла.

А что, если Вайнмун приставлена к Майклу, чтобы следить за ним по заданию Неро? Скрывала ли она от него какую-то свою роль в происходящем? Он вспомнил про сумку с завёрнутым в ткань минералом – разве её собрала не Вайнмун? Она собиралась вынести эту сумку из дома и передать её кому-то – кому? Но Майкл помешал ей. Или у него опять видения, и он хочет опорочить ни в чём не повинную подругу, не раз выручавшую его и всегда так заботившуюся о нём?

Записка была прижата к двери квартиры магнитом. Майкл его там и оставил, увлёкшись чтением. Когда Вайнмун навестила его тем же вечером, то не смогла удержаться от вопроса:

– Это, конечно, не моё дело, но что там за магнит на двери? Ну там, снаружи… Кажется, его раньше не было.

– Где? Ах там… Как ты считаешь, это вино можно добавить в спагетти? – Майкл, естественно, постарался отвлечь её внимание от двери. Он решил пока ничего не рассказывать ей о полученной записке. Но сомнения не покидали его.

Уже через пару минут, когда Вайнмун наводила порядок у него на столе, Майкл не смог удержаться, чтобы невзначай не выведать у неё о её отношениях с другими мужчинами, поинтересовавшись с улыбкой:

– Скажи мне, милая, откровенно: насколько привычны для тебя такие длительные отношения с коллегой?

Она ответила Майклу совершенно спокойно:

– Я всегда подхожу ответственно и серьёзно к любым отношениям, как к профессиональным, так и к личным.

«Ах так! – мелькнула мысль у Майкла. – Выходит, что и с Неро у неё были серьёзные отношения?»