Каникулы влюбленного режима

Глава 1. Особые обстоятельства

Герман

– Ты работать собираешься летом? – под строгим взглядом бати тяжело сохранять непринужденный и беззаботный вид. За двадцать два года я этому так и не научился.

– Я работал у тебя в компании каждое лето. Разве этого недостаточно?

И это чистая правда. Официально я каждое лето проходил у отца в фирме юридическую практику для универа, но не за просто так, разумеется. Буквально в этом месяце я окончил бакалавриат, отнес диплом обратно в универ для поступления в магистратуру, на днях сдал вступительный экзамен и собирался оставшуюся половину лета просто отдыхать. Работа, честно сказать, в мои планы не входила. Я заслужил сгонять на море и зависнуть там с друзьями!

– Это все детский сад, ты ничего у меня на работе не делал, просто приходил, потому что я так сказал. А как практику в университет стало не нужно сдавать, то и компания тебе сразу до лампочки. Настоящую работу ты не ищешь, я так понимаю?

– А зачем? – я искренне недоумеваю. Мне казалось, что отец всегда хотел только одного: чтобы я продолжил нашу юридическую династию и работал в его компании. Но полноценно я смогу это сделать только тогда, когда в моем резюме будет четко написано: квалификация «магистр».

– Тебе двадцать два года, сын, а ты до сих пор нигде по-настоящему не работал и не стремишься попробовать. Ты привык, что можно прийти на все готовенькое.

И что? А какой смысл мне пробовать что-то другое, если все равно одна дорога – к папе в компанию? Я не такой уж бунтарь, чтобы отказываться от подобных предложений. Не всем везет родиться с золотой ложкой во рту, а мне повезло. Не сопротивляться же подаркам судьбы?

– То есть сначала ты говорил, что я должен быть лучшим юристом региона, а потом спрашиваешь, почему я летом не подрабатываю? А где, собственно? – чем больше он развивает эту тему, тем больше я злюсь. А еще охватывает странное предчувствие, что разговор наш он завел не просто так.

– Я нашел для тебя место. Приятель звонил, он директор загородного лагеря. У них вот-вот новая смена начнется, а один из вожатых для старшего отряда руку сломал, срочно нужна замена.

– А я тут причем?

Правда, я-то что? Может, ему руку надо вылечить? Так я не медицинский окончил, а юридический.

– Ты не понял, Герман? – отец смотрит на меня так, что я искренне начинаю жалеть по поводу прихода на семейный ужин. Лучше бы шаурмы с другом на районе съел. – Ты поедешь работать вожатым.

– Я? – не в силах осознать происходящее, роняю вилку с кусочком отбивной прямо на стол и явно оставляю жирное пятно. Плевать, губкой вытру. А вот гениальные идеи папы по моему трудоустройству никакая губка не сотрет.

– У меня есть какой-то другой сын Герман? – без эмоций спрашивает отец, спокойно разрезая на кусочки аппетитную отбивную маминого приготовления. А вот мне кусок в горло больше не лезет.

– В смысле в лагерь, пап? Я же с детьми общаться не умею.

– Ты вообще много чего не умеешь в этой жизни, Гер, – впервые за вечер вставляет свои пять копеек моя сестра-близняшка Лина.

– Ты хоть молчи, Лин, – отмахиваюсь от нее и перевожу взгляд на отца. – А что мне будет, если я не поеду?

– На работу в моей компании можешь больше не рассчитывать. Мне бездельник не нужен. Даже если он по совместительству мой родной сын.

Кажется, Лине весело от происходящего, а мама явно на стороне отца. Не, ну здрасьте, приехали. Какой еще лагерь? Я к детям и на пушечный выстрел не подойду. К тому же, наверняка надо иметь педагогическое образование или курсы вожатых хотя бы закончить. А еще, я уверен, нужна медицинская книжка и все такое…

– И как же я поеду, если я не готовился?

– Купи две баночки для анализов. С этим хоть сам справишься? – отец и не думает говорить, что пошутил.

– Какие, мать вашу, баночки?

– А ну прекрати разговаривать, как твой дружок из автосервиса! Ты, может, будущий адвокат, какие выражения ты подбираешь для разговора!

Вот за Фила, лучшего друга, очень обидно. Батя хоть давно свыкся с мыслью о нашей дружбе, но иногда попрекает тем, что я слишком часто употребляю ругательства в речи и нахватался этого от Фила.

– Сорян. Какие, простите, баночки?

– Для анализов. Завтра в семейную клинику сходишь, тебе медкнижку заведут и оформят. Все как положено, просто быстро и по любви. А сегодня Макаренко перед сном почитай.

– Пап, ты серьезно что ли?

– Герман, я похож на человека, который любит пошутить? Лагерь, кстати, не на море. Просто загородный, так что спрей от комаров купи. И крем от солнца. Смена начинается пятнадцатого июля, у тебя еще есть дни в запасе. Готовься.

Маша

«Я сломал руку»

Такое сообщение вместо долгожданного «Доброго утра» присылает мне мой напарник по отряду в лагере Коля.

Сначала мне кажется, что это глупая шутка, и только спустя пару минут я осознаю, что Коля пишет мне крайне редко, а веселой нашу переписку не назовешь.

До начала смены осталась ровно неделя, а до заезда педагогического отряда в лагерь и вовсе пять дней! Что он будет делать с гипсом на смене? Ведь перед заездом детей нам нужно совместными усилиями провести уборку корпусов и летней эстрады, забрать из прачечной комплекты постельного белья, разнести по отрядам одежду и раздатку на детей. Кроме того, мальчики нужны, чтобы расставлять заказанные заранее декорации для нашей тематической смены, вешать фирменные баннеры и не только…

И Коля прямо сейчас хочет сказать, что в нашем отряде две здоровые руки будут только у меня?

«Мне очень жаль, что так получилось. Я уже сказал Рае, что не поеду на смену»

Второе сообщение прилетает следом, через пару минут. Оно еще больше повергает меня в шок.

То есть он хочет сказать не то, что у нас на отряде будет один здоровый, а другой покалеченный вожатый, а то, что вожатый у нас теперь один! И это за пять дней до заезда! Рая-то как счастлива будет. Раиса Петровна – это наш руководитель, женщина очень волевая, жесткая и решительная. Думаю, сейчас она позвонит Коле, и тот услышит пару ласковых по поводу своей неосторожности в последние дни перед сменой. Только вот где мы теперь напарника мне найдем? У нас каждый из двенадцати отрядов укомплектован: вожатый-парень и вожатый-девушка. Мальчик-стажер, которому семнадцать лет, еще не имеет права нести за детей ответственность в силу возраста. А пара взрослых мужчин-методистов нужна Рае для решения важных оргвопросов – на отряд опытных «старичков» она точно не отправит.

Вздохнув и завалившись обратно на кровать, открываю диалог с Колей, чтобы ответить уже хоть что-нибудь. Только слова никак не подбираются.

А я ведь была в него влюблена с февраля – с самого начала подготовки к летней профильной смене нашего центра для одаренных детей! Коля сам никогда не отдыхал у нас в центре, его привел по знакомству другой парень. Как вы понимаете, мальчиков, желающих поупражняться в педагогических способностях, всегда хватают и с радостью включают в педотряд. Коле сразу сообщили, что ему, человеку новенькому, обязательно дадут напарницу из числа тех, кто и отдыхал и работал в центре. Во мне с того дня теплилась надежда, что это буду именно я, ведь я подошла под описание и была влюблена в Колю едва ли не с первого взгляда. Ну а как тут не влюбишься? Высокий, симпатичный, спортивный, играет в университетской секции по футболу, компанейский и даже вот к работе с детьми тянется. А еще он Николай, прямо как мой любимый папа. А ведь меня зовут как героиню «Войны и мир» княжну Болконскую, она тоже Мария Николаевна. И любит Николая. Идеальное книжное совпадение!

В общем, я ни о ком другом и мечтать не могла.

Впрочем, даже когда случилось распределение по парам и моя заветная мечта сбылась, Коля знаки внимания мне почти не оказывал. Называл меня, как правило, «напарницей», один раз угощал перед еженедельным занятием педотряда кофе и шоколадкой из буфета. Один раз подвозил после занятия, тогда был сильный майский дождь, и Коля решил стать моим спасителем от непогоды. А на выездном тимбилдинге-корпоративе он даже пригласил меня на медляк, когда мы репетировали песни под гитару. Правда, снова сказал, что с «напарницей» грех не потанцевать. И все же я видела в этом успех и думала, что вот сейчас, когда мы окажемся на три недели рядом, будем видеть друг друга почти двадцать четыре на семь и все делать сообща, Коля все-таки заметит, что между нами есть что-то большее, чем просто приятельские отношения «напарников».

А теперь нет и этого, ведь Коля не едет на смену!

«Мне тоже очень жаль, Коль. Поправляйся быстрее!»

Это все, на что мне хватает сил. А после я строчу сообщение Рае.

«Раиса Петровна, что теперь будет с нашим отрядом? Коля вам уже сообщил о своей сломанной руке. Где нам искать замену ему?»

«Успокойся, директор базы уже помог нам и нашел хорошего мальчика тебе в напарники. Он уже медкомиссию проходит, познакомитесь в день нашего заезда»

Отлично! Нет, с одной стороны, правда отлично, что я не останусь одна с кучей взрослых детишек. С другой стороны, я познакомлюсь с напарником за полтора дня до того, как мы начнем работать вместе! А он даже ни на одном сборе педотряда не был, никого в лицо не знает. И еще большой вопрос, работал ли он когда-нибудь с детьми? А справится ли?

А если мы друг другу не понравимся с первого взгляда, как мы будем работать?

Глава 2. У самого горизонта

Маша

Изначально я рассчитывала на помощь напарника с чемоданом и многочисленными сумками, которые я тащу с собой в лагерь. У нас ведь не обычная смена, а тематическая, покорение горных вершин. Много отсылок к советскому времени и духу альпинизма, а это значит, что детям предстоит слушать песни Высоцкого и по вечерам на летней эстраде смотреть по проектору старые фильмы о горах. А еще у нас будет шикарный день в духе «оттепели», для которого требуется тематическое платье из шестидесятых. И советскую олимпийку для утренней зарядки я у папы тоже отжала.

Поэтому вещей я заранее тащу с собой много. Коля собирался ехать на смену на машине, чтобы в случае необходимости быстро сгонять в город за чем-то экстренно понадобившимся. Но теперь не будет самого Коли и его машины тоже. В итоге в субботу в обед на загородную лагерную базу меня везет папа.

– Как там твой Николя? – папа знает историю о сломанной руке моего горе-коллеги.

– Сидит дома. Говорит, что очень переживает из-за руки, грустит, что не смог поехать.

– А нового напарника своего ты уже видела?

– Раиса сказала, что познакомит нас на заезде. Круто, да? Мне с человеком три недели быть рядом, восемнадцать дней смены работать с детьми, а я его в глаза не видела, – тяжело вздыхаю и тереблю ремень безопасности, чтобы чем-то занять руки.

Я нервничаю. Пять лет отдыхала в лагере ребенком, после окончания школы один год была стажером, и вот уже второй раз еду вожатой. Каждый год перед началом смены испытывала легкий нервоз, но в этом году особенно. И для этого есть серьезные причины.

Вы же понимаете, что такое работа с новым человеком? И когда вам нужно выдать результат в моменте, а не на «дистанции»? Только познакомились, нужно сразу же сработаться. А если у нас не получится? Вдруг он какой-нибудь хам или самовлюбленный нарцисс? Или еще хуже, вдруг он Дева по гороскопу?

– Не волнуйся, ты у нас девочка дружелюбная, добрая. Думаю, подружишься со своим напарником, – отец пытается меня успокоить.

– Пап, пап, осторожнее! Ты посмотри, подрезает так нагло!

Мои слова – излишняя мера предосторожности, папа водит машину больше лет, чем мне сейчас. Но я совершенно поражаюсь действиям парня на черном (судя по всему, новеньком) кроссовере. Он обгоняет папу на трассе и абсолютно на ровном месте подрезает, перестраиваясь. Куда же он так торопится? Почему-то уверена, что там он, парень, а не девушка, какая-то внутренняя уверенность есть. Обогнав нас, он резко отрывается и скрывается где-то за поворотом. Впрочем, тот же поворот ждет и нас, и тут я начинаю думать, а не едет ли этот водитель в наш лагерь?

Когда через пять минут папа тормозит у ворот базы, я сразу замечаю тот самый черный кроссовер, идеально припаркованный у самых ворот. Когда я выхожу из папиной машины, призрачный гонщик открывает дверь и показывается на свет.

– Слушай, это лагерь «Горизонт»? – спрашивает у меня парень с темными и невероятно вьющимися волосами. Разглядеть его лицо из-за солнцезащитных очков я не могу, слишком сильно они все скрывают.

Парень наверняка мой ровесник, может, совсем чуть-чуть старше. Но все равно я не люблю, когда со мной просто так на «ты» сразу разговаривают. Поэтому отвечаю ему подчеркнуто холодно и без эмоций.

– Да, вы правы, это «Горизонт».

Кажется, он никак не ожидал такого ответа, словно у нас светская беседа веке так в девятнадцатом. Вижу, как карикатурно съезжают с носа его очки, как он быстро подтягивает их обратно и затем, даже не поблагодарив, отворачивается.

– Вот молодые люди пошли, не здрасьте, не спасибо, не до свидания, – комментирует папа, который был свидетелем этой шикарной сцены. – Еще и водитель наглый ко всему прочему.

Но парень уже явно его не слышит, он садится в машину и закрывает дверь. Может, он перепутал что-то, а на самом деле ему нужно не сюда? Было бы отлично, мне этот нагловатый тип сразу не понравился.

А то, что происходит дальше, проясняет ситуацию. Явно не в мою пользу.

Парень садится в машину только для того, чтобы заглушить двигатель, а потом он ловко и быстро достает чемодан из багажника, щелкает ключом и ставит на сигнализацию свой автомобиль. Опустив чемодан на колесики, кучерявый ловко катит его по асфальтированной дорожке к КПП моего любимого загородного лагеря «Горизонт».

– Пап, я, кажется, поняла, кто это, – дергаю родителя за рукав футболки поло. – Это же мой новый напарник!

Герман

«Спокойно, Герман, это только на три недели»

Пытаюсь убедить самого себя, но получается с натяжкой. Хотя в целом я уже смирился с тем фактом, что батя сбагрил меня в лагерь, и даже пытаюсь воспринимать это как новый жизненный опыт. Для разнообразия и такое сойдет. Три недели – не так уж и много, к тому же, у меня будет выходной. Свои права я знаю и обязательно ими воспользуюсь, не просто так диплом юрфака получал же?

Но до выходного еще надо дожить и доработать, а на первый взгляд мне на территории детского загородного лагеря «Горизонт» не очень нравится.

Если описать «это» двумя словами, я бы выбрал «реконструированный совдеп». Потому что база 100% советского времени, но перестройке подвергалась. Корпуса обновили, новую плитку уложили, здание эстрады тоже выглядит довольно современно. Вместе с тем мой взгляд цепляет сразу несколько скульптур в духе пионерии – прекрасное наследие времен наших родителей. Или даже бабушек.

Охранник на КПП смотрит мой паспорт, сверяется со списком, куда меня уже успели внести, и спокойно пропускает дальше. Закатываю чемодан непосредственно на ту территорию, где мне предстоит провести ближайшие три недели, тяжело вздыхаю и просто двигаюсь куда-то вперед. Рано или поздно меня заметят, встретят и проводят. Хотя… Если они тут все такие, как та куколка у ворот, то я за свое терпение не ручаюсь. Она вообще из какого века? Еще бы сказала: «Сударь, путь вашего следования был правильным», ну честное слово. Еще и на «вы» со мной, смешная. Мы же все равно будущие коллеги, а я собирался хоть какую-то радость от общения с женским полом в этом лагере получить. Но если все мои коллеги будут вот такими, это труба. Тогда и у Фила в автосервисе жизнь покажется интереснее и насыщеннее, чем в этом месте.

– Герман Юрьевич, здравствуй.

Вижу, как со стороны какого-то небольшого корпуса, очевидно, административного, ко мне приближается Раиса Петровна – моя начальница на ближайшие двадцать дней. Мы с ней уже знакомы, я приезжал к ней и ее помощнице со всеми документами и медкнижкой. На вид и не скажешь, какая она строгая. Первое впечатление обманчиво: мне она сначала показалась очень миролюбивой дамой предпенсионного возраста, но потом при мне эта миролюбивая дама позвонила кому-то и такими сказочными матами обложила, что даже мои ко всему привыкшие уши хотели свернуться в трубочку.

– Раиса Петровна, день добрый, а что же вы так официально?

– У нас принято, чтобы дети обращались к вожатым и методистам по имени и отчеству, поэтому и внутри коллектива я ввожу такую практику. Чтобы привыкали заранее.

А, тогда ясно, та блондинка тоже «привыкает заранее».

– Боюсь, я с трудом справлюсь со всеми вашими правилами, я же их заранее не учил.

– Ты юрист, Герман, а юристы обязаны быстро учить правила и законы. Так что я в тебе не сомневаюсь. К тому же, напарница у тебя будет прекрасная, которая чуть ли не с пеленок в этом лагере и знает все наизусть. Да и педотряд в этом году просто отличный подобрался, если что, ко всем обращайся, все помогут. За три недели сделаем из тебя профессионального вожатого.

– Делать, правда, придется в процессе, – ухмыляюсь, останавливаясь вместе с Раей у столовой.

– Ничего страшного. Я знаю твоего отца и в тебя верю. А вот, кстати, твоя замечательная напарница.

– Где?

Кручу головой во все стороны и на секунду отпускаю ручку чемодана, который держался наклоненным на два колесика. Чемодан, естественно, с грохотом падает прямо на новую тротуарную плитку. Как и мое сердце какого-то хрена тоже с грохотом заводится в груди.

Ну конечно, я вижу блондинку. Которая чинно и на «вы» ответила на мой простой вопрос. Блондинку, которую сюда привез, как я понял, любимый папа. Блондинку с кучей чемоданов, в которые она могла уместить весь свой дом в принципе.

– Мария Николаевна…

Шеф пытается представить девчонку, но я не могу удержаться и перебиваю.

– Прямо как Болконская, – хмыкнув, говорю едва слышно, но напарница улавливает сказанное.

– А ты, оказывается, знаешь «Войну и мир»? – как-то удивленно, хотя, может, и раздраженно спрашивают у меня.

– А ты, оказывается, все-таки можешь и на «ты», – отвечаю фактом на факт.

Раиса смотрит на это все со стороны, видит наши лица и наше явно не очень милое расположение друг к другу. Догадывается, что мы уже успели «пообщаться» и до этого.

– Через десять минут у нас инструктаж по технике безопасности и подпись всех необходимых документов, сбор на эстраде. Ваш корпус №2, Мария Николаевна, попрошу проводить Германа Юрьевича, оставить чемоданы и вернуться к назначенному времени, – знакомым мне по манере общения отца деловым тоном объявляет Рая и собирается уже уйти, но вдруг притормаживает на секунду. – И да, задача вернуться на инструктаж дружной командой напарников. Или хотя бы не подраться, пока дойдете.

Глава 3. Моя новая русичка

Герман

Мне кажется, задачу не подраться мы поняли слишком буквально, поэтому к корпусу №2 бредем абсолютно молча. Папа Маши предложил свою помощь с вещами, но я решил, что справлюсь с сумками своей напарницы как-нибудь сам. Мне все равно нужно учиться ее вывозить. И вот мы катим свои чемоданы к корпусу, на мне как на вьючном пони еще висят дополнительные сумки, а тишина стоит просто гробовая, только колесики чемоданов немного скрипят.

– Женская вожатская напротив входа, мужская – по коридору налево и до конца, – подает голос Мария Николаевна, когда мы оказываемся уже у здания. – Этот корпус называется «сотка», тут вмещается сто человек или четыре отряда. Вожатые всех четырех отрядов живут вместе.

– Подожди, все-все?

– Ты не слушал, что я говорила? – включает какой-то учительский тон Маша. – Девочки и мальчики отдельно.

– Ты случаем не училка?

Маша останавливается на пороге, разворачивается и одаривает меня недовольным взглядом.

– Не «училка», а будущий учитель русского языка и литературы.

Я только глаза закатываю, хотя она и этого не может увидеть. Я все еще ни разу при ней не снимал очки да и сам ее как следует не разглядывал. Мы заходим в помещение. Бросив свой чемодан посреди дороги, я затаскиваю Машины вещи в указанную женскую вожатскую, и вот там обнаруживаю наших будущих коллег. Хотя почему будущих? Самых настоящих.

– О, привет, девчонки. Как вы тут?

Увидев меня, три девчушки бросают раскладывать свои вещи и синхронно всматриваются в мое лицо. Ох, точно, очки. Снимаю их и одариваю публику самой яркой из всех возможных улыбок. Краем глаза вижу при этом лицо Маши, точнее, ее кислую мину. Почему-то чувствую себя крайне довольным.

– Привет. А ты новенький, да? – первой находится самая симпатичная из всех вожатых.

– Ага. Герман, или как у вас тут принято, Герман Юрьевич.

– Очень приятно, Герман… Юрьевич, – нехотя добавляет отчество, и от меня не укрывается этот факт. Брюнеточка явно не будет против знакомства поближе.

– Девочки, Рая уже ждет нас на эстраде, – пытается напомнить моя напарница.

– Маш, не нуди, без нас не начнут. Герман, а ты когда-нибудь работал раньше в лагере?

Брюнеточка не унимается. Еще и томную позу сразу принимает. Сигналы я, конечно, легко считываю, так что старания ее даром не проходят. И особенно меня веселит тот факт, что девушка начала со мной заигрывать при куче соперниц сразу.

– Нет, не работал и даже отдыхать ребенком не ездил. Тем интереснее, правда? – подмигиваю ей и получаю в ответ улыбку, а Маша тем временем хочет ослушаться начальницу и прибить меня. И вновь осознание этого меня только веселит. – Девушки, думаю, Мария права, нам пора выдвигаться. Я только чемодан в свою вожатскую закачу, без меня не уходите.

Они согласно кивают и клятвенно обещают дождаться, а как только я выхожу в коридор корпуса, слышу перешептывания за своей спиной. Подслушивать не хорошо, но меня это не останавливает.

– А знаете, вовремя Коля руку сломал, нам такой красавчик перепал в итоге! – это точно голос брюнетки.

– Алин, ты в своем уме? Как можно радоваться, что человек сломал руку? – о, Мария зануда Николаевна.

– Ну а что? Еще скажи, что ты не рада такому партнеру. Да я бы махнулась с тобой с удовольствием.

– Нет уж, работай с Виталиком, как и назначили.

Усмехаюсь с того, что Машу перспектива лишиться только что обретенного коллеги в моем лице не радует. Что ж, уверен, я однозначно лучше какого-то там Виталика.

Опомнившись, что обещал быстро вернуться, подхватываю чемодан и отношу в вожатскую для парней. Правда, тут никого нет. Курят, может, или болтаются где-то перед общим сбором.

Что сказать. Места мало. В женской вожатской есть душевая, я успел заметить, а у нас тут нет. Зато есть шкаф, которого нет у девушек, хотя я бы с удовольствием махнулся этими удобствами. Для каждого предусмотрена микроскопическая тумбочка, чисто туалетные принадлежности сложить. Кровати двухъярусные, как и в детских комнатах. Мне, судя по всему, достанется только дальняя верхняя, остальные уже заняты. Ладно, переживу.

Это только на три недели.

Выхожу из корпуса. Девочки уже ждут меня на веранде, которую облюбуют дети из отрядов буквально послезавтра. Главное, чтобы прямо тут не курили свои дудки, что я, старшеклассников не знаю? Сам не особо давно таким был.

– Герман Юрьевич, а вам Мария Николаевна рассказала, что все новенькие вожатые после нескольких дней работы традиционно проходят посвящение? – еще одна из девочек начинает со мной беседу, пока Маша опять упрямо молчит.

– Правда? Нет, еще не успел узнать. Звучит весело, скоро опробую на себе.

– А еще в честь дня рождения лагеря всегда бывают классные тусовки, приезжают «старички», которые раньше тут работали, мы зависаем на всю ночь.

– Тусовки? Это я люблю.

– Кто бы сомневался, – себе под нос бормочет Маша, но мне прекрасно слышно.

– Ой, Машка, если ты не любишь наши вечеринки, можешь остаться дежурить в корпусе, – заявляет брюнетка Алина, поправляя лямки своего короткого топика.

– Я бы с удовольствием, пообщаться со «старичками» я успею и до вашей пьянки.

– Да ладно, не такая уж ты и святоша, какой хочешь показаться Герману, – колючей шпилькой адресует свою реплику Алина.

– Я никем не хочу ему показаться, – Маша тут же раздражается и собирает руки на груди, принимая закрытую позу. – И вообще, мы приехали работать с детьми, а не обсуждать вечеринки.

Алина и другие девочки закатывают глаза и тяжело вздыхают.

– Если устанете от ее учительского тона, Герман Юрьевич, заходите в гости, – приглашает Алина.

Тут уже мы подходим к эстраде, заходим внутрь и видим ряды лавочек, частично заполненные вожатыми.

– Нужно сесть рядом с напарником, – предупреждает меня Маша.

– Как скажете, Марья Николаевна.

Она реагирует на «Марью» так, как я и ожидал. Еще одна отсылочка к «Войне и мир», моя новая русичка должна была оценить.

Внимательно взглянув на меня, Маша присаживается на второй ряд и оставляет мне свободное место. Здороваюсь со всеми незнакомыми мне людьми, с этого дня ставшими моими коллегами, и сажусь рядом с девчонкой.

Она впервые оказывается так близко, ведь раньше мы держали дистанцию. И хотя распущенные до этого волосы она сейчас собрала в хвостик, завязанный разноцветным платком, аромат ее шампуня резко ударяет мне в нос чем-то сладким и ягодным. Когда я сижу вот так, едва ли не касаясь ее бедра своим, мне даже слишком хорошо видно, как часто она дышит от волнения и как высоко на вдохе поднимается ее грудь. Вырез, правда, у этой футболки максимально монашеский, не то что у Алины. Но Маша явно не такая. Студентка педагогического, наверняка отличница, активистка, прирожденный педагог с высокими моральными принципами…

Мда, ей бы и напарника соответствующего, а не такого безобразника, как я. Но это судьба, что сделаешь?

– Ты сидишь неприлично близко ко мне, – слышу какой-то звук из космоса и не сразу понимаю, что из запутанных мыслей меня вырвал шепот Марьи.

– Что ты сказала?

– Это неприлично, отодвинься хотя бы на десять сантиметров.

А еще что? Может, границу мелом провести и табличку повесить «руками не трогать»? Вот послал же Бог напарницу!

– Ты меня боишься? – спрашиваю, испытывая одновременно и злость за такую глупость, и веселье от того, что Машу определенно волнует близость ко мне.

– Нет, – гордо отвечает, но при этом вся сжимается.

– Тогда расслабься. Тебе всё понравится, – очень двусмысленно шепчу ей на ухо и отстраняюсь, увидев на эстраде нашу начальницу.

Глава 4. Замуж пока не зову

Маша

Коля никогда себя так не вел! Он не флиртовал с другими девчонками, не пытался смутить меня и не показывал свою наглость! А этот… Герман, чтоб его, Юрьевич, сразу раскрывается со своих не самых светлых сторон. Страшно подумать, что будет с дисциплиной в нашем отряде, если он так себя ведет? А ведь к нам приедут взрослые ребята, некоторые из них могут быть младше меня всего на три-четыре года!

Кстати, интересно, сколько лет Герману, где он учится или работает, из какой семьи, есть ли у него девушка? Ой, нет, про девушку точно лишнее, мне семейное положение знать не нужно. Вот Алина воевала бы за такую ценную информацию, а я не собираюсь. Нам просто нужно будет немного пообщаться с моим новым напарником, чтобы иметь друг о друге хоть какое-то представление.

– Дорогие коллеги, поздравляю вас с первым днем нашего общего апокалипсиса! – вещает Раиса, усаживаясь прямо на сцену перед нами. – Всем стареньким и новеньким напоминаю, что сейчас мы проходим инструктаж по технике безопасности, расписываемся в том, что поступаем на работу и берем на себя ответственность за жизнь и здоровье детей, с медицинскими книжками подходим к медработнику лагеря для регистрации, а потом отправляемся в прачечную за чистым бельем и идем драить корпуса. Всем все понятно?

Нестройное «да» проносится по рядам, смешиваясь с шепотом и тихими смешками.

– Ну-ка навели дисциплину! – а это уже включается командный голос начальницы. – Кстати, позвольте представить тем, кто еще не познакомился. Наш новый вожатый второго отряда Герман Юрьевич Шацкий. Между прочим, у него красный диплом юридического факультета, так что с ним посерьезнее.

Чуть не давлюсь от смеха на этой фразе и прикрываю рот ладонью, создавая иллюзию кашля. Зато теперь знаю, какая у него профессия и то, что он однозначно немного старше меня, раз уже успел получить диплом.

А Герман поднимается, крутится, разглядывая лица, и машет всем ручкой.

– Добро пожаловать в семью, Герман Юрьевич, – улыбается ему Алина.

– Если только в семейство гадюк, – все так же в ладонь говорю, но с расчетом на то, что Герман услышит.

– Я так посмотрю, у вас с Алиной взаимная любовь, – тихо обращается ко мне.

– Мы много лет знакомы и даже в одном отряде были еще в лагерном детстве. Кажется, мы никогда друг другу не нравились.

– Не переживай, твою тайну я буду хранить теперь до самой смерти.

– Надеюсь, ты переживешь эти три недели, и я не убью тебя раньше, чем смена подойдет к концу.

– Тихонова! Если ты в этот лагерь приезжаешь как к себе домой, это еще не значит, что инструктаж слушать не нужно! – Раиса Петровна в своем стиле, следит за нами, как за отрядом. Хотя мы и есть отряд взрослых детей, никак иначе.

Послушно киваю, но тут же перевожу взгляд обратно на Германа и на секунду даже осекаюсь. Я вроде бы и успела его рассмотреть, пока мы стояли в женской вожатской, но тогда он не смотрел вот так прямо на меня. А глаза у него… Я таких даже не видела никогда. Словно в воду нырнул, и она такая прозрачная, что выныривать не хочется. А волосы? Неужели бывают такие кудри от природы? Будто химическую завивку делал. И еще такие черные, вот как они на солнце не выгорают? Да еще и губы пухлые, любая красотка может только позавидовать.

Вот и зачем мне такой красивый напарник, чтобы все девочки из отряда сходили по нему с ума? Рая жестко пресекает все попытки заигрывания вожатых с детьми. Это, знаете ли, подсудное дело. Даже если девочке через год восемнадцать, а вожатый старше ее годика на три, на территории лагеря строгий запрет на любые отношения, кроме тех, что положены по статусу. Надо будет предупредить Шацкого об этом.

Не выдержав пронзительной глубины его голубых глаз, я отвожу взгляд и смотрю на свои пальцы. Надо было маникюр перед сменой сделать, но я успела только подпилить, мне было некогда. Я не Алина, у которой подготовка к заезду в лагерь проходит в салоне красоты. Ну и ладно. Переживу без маникюра.

Спустя полтора часа, закончив все обозначенные Раей процедуры, мы направляемся в прачечную. Основную тяжесть белья берут на себя парни, но мы пытаемся хотя бы немного помочь. Хорошо, что застилать дети будут сами – ненавижу пододеяльники. Если бы требовалось заправить двадцать постелей, я бы вожатой не работала никогда в жизни.

Затаскиваем все в корпус и раскладываем по кроватям, не забывая и о своих собственных. Меня подташнивает от приторного тона Алины, которая просит «кого-нибудь» из парней помочь ей. Конечно, мы все такие дуры, что никто и не понял, для кого именно был этот спектакль. Испытываю огромное облегчение, когда Герман на глазах у всех говорит ей, что сначала поможет напарнице, а потом уже ей. Надув губы, Алина прячется в душевой, а я отмечаю про себя, что не все шансы на адекватную совместную работу с Шацким потеряны.

Спустя еще какое-то время, посвященное уборке корпуса, мы с девочками идем разгребать завалы в методическом кабинете, а парни отправляются к приехавшему грузовому такси, в котором одежда для нас и для детей, раздатка и декорации, а также костюмы, которые потом нужно будет аккуратно развесить в выделенном для этого помещении. Как всегда, полгода готовились, а потом что-то доделываем на ходу. Например, печатаем бейдж для Германа и подписи вожатых для пресс-центра. Отпариваем свои форменные футболки, в которых завтра утром нам предстоит сфоткаться. Парни перетаскивают из столовой на улицу ряд столов и стульев, которые нужны нам для регистрации на заезде.

Методисты в это время, разумеется, жарят шашлык и готовят стол для наших первых вечерних посиделок. Надо сказать, что за полдня мы умудряемся достаточно устать и к шашлыку добираемся уже изрядно голодными.

И снова я вынуждена наблюдать, как Алина пытается усадить Германа рядом с собой, просит поухаживать за ней и практически выставляет себя напоказ. Она будет работать на первом отряде, и я очень надеюсь, что все главные взрослые хулиганы отправятся к ней и Виталику, а нам с Германом достанутся дети чуть-чуть поспокойнее. Если вообще первый и второй отряд уместно называть «детьми».

Пока нашествия детей на лагерь не случилось, вожатые и методисты отдыхают по-взрослому. Посиделки затягиваются, чуть позже приносят гитару и начинают играть на ней наши традиционные песни. А, ну да, еще немного нецензурных, пока можно.

– Так, ребята, расход, – объявляет методист Сан Саныч, в очередной раз взглянув на часы. – Завтра будет еще работа, надо выспаться. Потом ближайшие восемнадцать дней сон вам будет представляться только в мечтах.

– Реально выспаться нельзя? – наклонившись ко мне, спрашивает Герман.

– Конечно. Подъем в восемь утра, и это у детей, а вожатым нужно как минимум умыться и причесаться до этого времени. Хотя тебе, наверное, достаточно просто умыться, – посмотрев на его кудри, предполагаю, что расческа им особо не нужна.

– А можно как-то по очереди это делать? Один день ты, другой день я?

– Как правило, все так и делают.

– А можно ты будешь будить, а я укладывать по ночам? – смеясь, он предлагает мне схему доведения себя до истерики ежедневными ранними пробуждениями.

– Нет, Герман Юрьевич, отныне все проблемы и трудности мы с вами делим пополам.

– Прямо как новобрачные, – он ухмыляется, а я чувствую, как краснею от этой фразы. – Да расслабься, замуж пока не зову.

«Пока»? Что это за шутки такие? Он просто выпил, думаю, дело в этом. Герман и тусовки – вещи очень даже совместимые, как показала практика. А вот умеет ли он работать, это мне только предстоит узнать.

Глава 5. Виталя, мы все проспали

Герман

Я вообще не понял, как пролетел второй день нашего пребывания в лагере. Сначала методисты усадили меня на экспресс-обучение: вместе с Машей я учил обязанности вожатого отряда, распорядок дня, расположение объектов на базе. Моделировали различные ситуации, которые могут возникнуть при работе с детьми, а мне нужно было быстро и четко ответить, как мы будем действовать вместе с напарницей.

Чуть позже всем педагогическим отрядом мы фоткались для пресс-центра и доски объявлений в корпусе и провели тестовый музчас. Опять же меня методисты заставили выучить несколько песен для музыкальных часов и разные кричалки, игры с залом, особые аплодисменты, которые считаются фишкой лагеря. Рая также усадила меня читать историю центра, чтобы проникнуться.

Вечером девочки получили листы со специальной формой регистрации ребенка на заезде, а нам, парням, сказали готовиться морально таскать много чемоданов от зоны регистрации к корпусу.

Вечерней тусовки, разумеется, нет, но чисто вожатыми «сотки», то есть четырех старших отрядов, мы решили заказать парочку пицц и посидеть на веранде. Я по большей части молчу, а ребята, которые тут уже не первый год работают, вспоминают забавные случаи с прошлых смен. Маша в этот раз не стала садиться рядом со мной, мы скучковались двумя группами вокруг стола, разделившись на девочек и мальчиков. Хотя, я уверен, будь Алина еще чуть наглее, она бы с радостью пересела ко мне под бок. Все ее сигналы я прекрасно вижу, таких девчонок вокруг меня всегда было пруд пруди, но я до сих пор не решил, хочу ли ввязываться конкретно в эту историю.

У меня всегда было много поклонниц. Когда-то давно мы с Филипповым поспорили, кто первым поцелуется с девочкой, и я тот спор выиграл. Думаю, я и в целом выигрываю у него по количеству целованных девушек, только какой толк в этом сравнении, если у Фила теперь одна-единственная любимая?

Допиваю остатки чая и смотрю на Машу, которая грызет сушки, словно пряча за этим волнение. Интересно, сильно она переживает по поводу того, что ей предстоит с таким балбесом работать? Как я понял, предыдущий ее напарник, который слился перед сменой, тоже был из числа неопытных, но к нему Маша хотя бы привыкнуть успела. А ко мне за полтора дня точно не привыкнешь.

Мы убираем за собой мусор и расходимся, моемся в общем душе из-за отсутствия душевой в вожатской и заваливаемся по кроватям.

Кажется, я успеваю моргнуть и на секунду забыться, как начинает орать будильник. К тому же, еще и чужой будильник. Это свинство, я вам скажу! Первые минуты две пытаюсь словиться и осознаться, где я и кто я. Ладно, допустим, я – Герман Шацкий, а вот где я – вопрос остается открытым, пока я не слышу ругню моих соседей по комнате.

– Виталя, мы все проспали! – орет на весь корпус Дима, которому достался третий или четвертый отряд. От перегруза новой информацией мой мозг вчера отказался воспринимать мелочи.

– Что? Уже заезд? – сонный Виталик тоже теряется во времени.

– Алло, смена сегодня начинается, – смеется Дима.

Если честно, он выглядит бодрее всех. Может, дать ему задачу по утрам будить весь корпус?

Вижу, что началось какое-то шевеление в комнате, но сам совершенно не хочу следовать примеру мальчиков. В итоге через пять минут моих попыток убежать от реальности в меня прилетает подушка.

– Герман Юрич, утро доброе! Детей кто воспитывать будет?

– Чьих?

– Твоих.

– У меня нет детей, – уверенно отвечаю.

– С сегодняшнего дня у нас у каждого примерно по двадцать пять детей. Сочувствую, ребята, мы теперь многодетные отцы, – говорит Федя, последний из нашей мини-компании.

О Боже. Может, меня все-таки кто-нибудь сейчас разбудит, и это все окажется лишь смешным сном? Не, прошлые два вечера нормально посидели, пообщались, под гитары спели. Лагерной темой я проникся. Позвонить папе что ли и сказать, что на этом и хватит?

– А где Герман? – тут я слышу в дверях голос Маши.

– Спит еще, – отвечает ей кто-то из пацанов.

– Передайте ему, чтобы живо отрывал свою пятую точку от постели, бежал в душ и приходил ко мне на регистрацию!

Свешиваюсь со своей «верхней полки», упираясь рукой в стену, и вижу Марью в дверном проеме. Она уже при параде: в форменной оранжевой футболке, джинсах и снова с платком, вплетенным на этот раз в густую косу. А еще я даже издали вижу ее глаза. Она накрасилась? Да, похоже на то. Первый раз за эти два дня нашего знакомства. Глаза ее мне сразу показались красивыми, лучистые такие, как у княжны Марьи, с которой я ее сравнил. А с макияжем и вовсе какой эффект производят!

– Ты что-то хотела мне передать? – свешиваюсь вниз еще сильнее и чуть не падаю, путаясь в одеяле. Вовремя ловлю равновесие, а вот одеяло падает на пол, оставляя меня в одних трусах.

Маша, тяжело вздохнув, отворачивается.

– Я не буду разговаривать с тобой, пока ты не оденешься.

Парни уже ржут над нами. Точнее, ржут они надо мной.

– Тогда я останусь голым и не выйду весь день.

– Герман, прекращай. Раиса Петровна уже ждет нас. Всех! – добавляет Марья, обращаясь ко всем парням сразу, а затем пулей вылетает из мужского крыла «сотки».

– Гер, ты, кажется, нашу фиалку смутил, – говорит мне Виталик. – Цветочек, видимо, еще никем не тронутый, – добавляет он, но я намеренно пропускаю эту пошлость мимо ушей. Хотя смущение моей училки я заметил сразу.

– Чего? Фиалку?

– Да прижилось как-то, Машка же с филфака. Вот мы еще в том году стали называть ее фиалочкой.

– Хмм, фиалочка, что-то в этом есть, – пытаюсь представить себе Машу каким-нибудь цветочком и понимаю, что теперь ассоциация действительно будет только с фиалкой. – Ладно, кажется, мы уже задерживаемся.

И спрыгиваю с кровати вниз, в свою новую лагерную жизнь.

Маша

Я так и знала. Ну конечно, я знала, что с первого же дня начнутся проблемы! Одно дело лопать пиццу на веранде и взглядом раздевать Алину. Не слепая, заметила. Другое дело – реально работать. Пообщаться по-человечески мне с Германом вчера так и не удалось. Целый день мы были загружены делами, Шацкий вообще проходил ускоренную программу обучения в школе вожатых, мне нужно было рассказать основные моменты, чтобы сегодня он не проснулся с вылупленными глазами. Судя по всему, он все равно именно так и проснулся.

Рая уже устроила нам, девочкам «сотки», полный разнос за то, что явились на регистрацию приезжающих детей без мальчиков. А мальчики… Они просто спят! Наглость какая.

И все же когда Алина первой вызывается сходить и разбудить мальчиков, а Рая вместо нее отправляет меня, я испытываю какое-то легкое торжество по этому поводу. Не хочу, чтобы первой, кого увидит в самом начале смены Герман, была именно Алина. Ее и так становится слишком много, и она даже мешает нам с ним просто завязать товарищеские отношения!

Однако мой поход до корпуса оказывается не то чтобы очень удачным. Парни еще не собраны, а Герман и вовсе валяется на кровати в одних трусах! И это с учетом, что вчера мы легли довольно рано, в обычные дни на смене вожатые засыпают намного позже. По очереди дежурим с отрядом и ходим на ночные планерки, а еще раз в несколько дней случаются небольшие междусобойчики. На них хоть и не напивается никто, а все равно встать потом тяжелее.

Шацкий к этому не готов, я чувствую. Только что я буду с ним делать?

Возвращаюсь к месту, отведенному для регистрации приезжающих, и говорю, что парни скоро будут. Они же быстрее собираются, чем девочки, правда? Мы рассаживаем за столики, каждый из которых снабжен табличкой с номером отряда, и начинается самое волнительное: заезд и создание отрядов. На распределении стоят опытные методисты, которые стараются комплектовать отряды по возрасту, удерживать равновесие между мальчиками и девочками и избегать того, чтобы все старички оказались в одном отряде, а новенькие дети – в другом. Проходит всего несколько минут, и мы уже слышим шум подъезжающих машин и автобусов – все, началось.

– Ну и что, до сих пор никого? – интересуется у меня Герман.

Откуда он взялся? Я только отвернулась на секунду, его не было нигде на горизонте, а вот он.

– Пока нет, но…

– И ради этого мы торопились, парни, – Шацкий подкатывает глаза и растягивается в ухмылке, а пришедшие с ним мальчики-вожатые выражают полнейшую солидарность.

– Иногда придется делать то, что говорит руководитель, а не то, что хочется вам, Герман Юрьевич, – озвучиваю максимально строго, а сама нервничаю и перебираю еще чистые листы с таблицами для заполнения.

– Не нервничайте, Марья Николаевна, «иногда» я смогу быть хорошим, – заявляет напарник и забирает листы из моих рук, укладывая их стопкой на стол.

Он дотрагивается до меня буквально кончиками пальцев, едва ощутимо. А мне кажется, что по моим рукам сразу бегут мурашки, хотя на улице не меньше двадцати пяти градусов и солнце. Я продолжаю смотреть на Германа, который уже стоит ко мне спиной и над чем-то смеется вместе с парнями, а мурашки все не перестают скатать по моей коже.

Это странно… Это очень странно. Я никогда не испытывала ничего подобного рядом с Колей. Иногда казалось, что бабочки какие-то порхают внутри, если можно так сказать избитой фразой, но мурашек точно не было. А ведь мы часто контактировали: и за руки держались, и медляк танцевали, и на тимбилдинге вообще чего только не было. А здесь случайное прикосновение – и мурашки.

Так, хватит, Тихонова, не о том ты думаешь.

К счастью, мои мысли прерывают многочисленные голоса, которыми наполняется территория базы. Судя по всему, приехал автобус из города, находящегося в области в паре часов езды от нас. Оттуда каждый год бывает много ребят, хоть город и не самый большой, там есть сильная гимназия, ученики которой становятся победителями олимпиад и различных соревнований.

– Мария Николаевна, первых оформляйте, – обращается ко мне Сан Саныч и тут же буквально подталкивает к моему столику пару мальчишек.

Я успеваю украдкой взглянуть на Германа, и тот сейчас тоже смотрит на меня. Мы переглядываемся не больше пары секунд, но в наших взглядах – одинаковое волнение перед чем-то новым.

– Здравствуйте, меня зовут Мария Николаевна, – как будто со стороны слышу свой голос и забираю паспорта у ребят, чтобы переписать данные.

А потом начинается настоящий конвейер. Опустив один раз голову, чувствую, что больше я ее не поднимаю практически до обеда, а Шацкий в это время успевает пройти курсы повышения квалификации из юристов в грузчики. Особенно тяжело ему достается от девочек. Все же понимают, что взрослые красотки пятнадцати-шестнадцати лет привозят с собой несколько платьев и туфли на каблуках, чтобы потом блистать на дискотеках? А тащить это приходится Герману Юрьевичу, как же еще.

Когда очередь у медпункта окончательно рассасывается, а у столиков регистрации сидят только те, кто приехал позже всех, Герман уже без всякого стеснения усаживается прямо на стол передо мной, одним размашистым движением сдвинув бумаги, и без спроса забирает бутылку минералки, залпом допивая остаток воды.

– Это была моя вода! – я сразу же возмущаюсь.

– Тебе для напарника воды жалко? Вот так и доверяй тебе, – наигранно вздыхает парень.

– Все заселились, места хватает?

– Вроде.

– Вроде? – я понимаю, что он не со зла, но жду от него серьёзного отношения к делу.

– Маш, все в порядке.

Мне это сейчас послышалось? Он впервые назвал меня просто по имени, без издевки в голосе и сарказма по поводу имени и отчества? Не Марией, не Марьей, а просто Машей? Кажется, я так долго и слишком подозрительно смотрю на него, что даже он сам смущается.

– Что? – он не понимает, почему я так смотрю, но и я не знаю, что ему сказать.

– Не забудь, что при детях нужно называть меня Марией Николаевной, – решаю не признаваться, что от его простого «Маш» меня бросает в жар сильнее, чем от июльского полудня.

– Какая же ты зануда, а, – сминая пустую бутылку в кулаке, он спрыгивает со стола, пока Рая не заметила этот перфоманс, и в три широких шага добирается до ближайшей мусорной корзины. Впрочем, затем он возвращается ко мне. – Ты всех зарегистрировала? Тогда забирай, что нужно, и пойдем в корпус знакомиться с нашими детьми.

Глава 6. Ты же не сбежишь?

Герман

Порой мне кажется, что за своим учительским тоном Маша прячет неуверенность в себе или смущение. И хотя она почти всегда держится рядом со мной подчеркнуто по-деловому, я вижу, что дается ей это не слишком просто. Нет, я не к тому веду, что мы должны стать друзьями и благодаря этому наладить успешную совместную работу. Но мне было бы проще, если она бы расслабилась, а не вытягивалась по струнке в моем присутствии.

В бутылочку с ней что ли поиграть? Или в столетнюю «правда или действие», которая раскрепощает даже самых смущенных невинных фиалочек.

Так, стоп. Не в ту степь мы пошли. Просто налаживаем рабочие контакты на ближайшие восемнадцать дней смены.

– У нас идеальный отряд, ты знаешь? Двенадцать мальчиков, двенадцать девочек, – говорит Марья, пока шагаем к «сотке».

– И к концу смены все они влюбятся и будут счастливы?

– Кто-нибудь точно, лагерь всегда располагает к романтике и влюбленности.

– Но только не тебя, суровая учительница, – улыбаюсь, в очередной раз наблюдая, как она стесняется.

– Ты знаешь, если бы мне не нравилась атмосфера лагеря, я бы проводила свои каникулы каким-нибудь другим образом, а не впахивая почти по восемнадцать часов в день рядом с детьми. Конечно, я говорила, что мы приехали сюда работать, а не отдыхать. Но наше общение здесь… в смысле, не конкретно наше с тобой, а всего коллектива, – это всегда классная отдушина и что-то такое доброе, веселое, искреннее.

– Сколько ты курсов закончила?

– Два, перешла на третий. А ты?

– Поступаю в магу сейчас, я хотел просто отдохнуть остаток лета после защиты диплома и вступительных, но батя решил за меня.

– То есть для тебя это ссылка? – она спрашивает у меня истинные причины моей работы, но почему-то в эту секунду называть их ссылкой я не хочу.

– Что-то вроде. Но для ссылки очень даже ничего. Правда, меня вчера закусали комары, а отец говорил, что спрей надо взять с собой.

– У меня есть, бери и пользуйся, если нужно.

– Отлично, напарник, так и сделаю. Ну, мы пришли. Готова увидеть их всех вместе? Предупреждаю, я сразу всех не запомню.

– И я тоже. Пойдем знакомиться, – она кивает в сторону корпуса, в трех метрах от которого мы стоим.

– Пойдем. Кстати, а у тебя уже был старший отряд?

– Нет, в прошлом году я работала с детьми среднего школьного возраста, такие взрослые у меня впервые.

– Все бывает в первый раз, – многозначительно добавляю перед тем, как напарница заходит в корпус.

– Всем еще раз привет, второй отряд! Давайте соберемся на улице и посидим в беседке на нашем отрядном месте, познакомимся!

Я не вмешиваюсь, просто со стороны смотрю на ее работу. Да, кажется, мне повезло, что напарница у меня опытная. В вопросах работы с детьми, по крайней мере.

– Гер, курить с нами пойдешь? За методический домик, – это меня успевает перехватить Виталик.

Видимо, первый отряд пока на знакомство не собирается. Во-первых, курю я крайне редко, под настроение. Мы начали в свое время вместе с Филом, он пристрастился к этому, а меня вот так сильно не затянуло. Во-вторых, идти потом с перегаром к детям – не очень красиво. В-третьих, если я сейчас развернусь и уйду, бросив Машу одну со всей этой оравой, то статус козла до конца смены мне обеспечен.

– Не, это без меня, у нас уже отрядное знакомство, – отказываюсь без особого сожаления и вижу в этот момент лицо Тихоновой.

Оказывается, она все видела и слышала, боялась, наверное, что я ее оставлю одну. Быстро подмигнув ей, я встречаю толпу, которая идет прямо на меня. Мне реально кажется, что это целая толпа! Сколько их там? Маша говорила, двенадцать и двенадцать, двадцать четыре. А на вид – вся сотня.

– И это все наши? – тихо спрашиваю у Марьи, когда та ко мне подходит.

– Я всех в лицо тоже пока не распознаю, надеюсь, они соображают, кому в какой отряд.

– А место отрядное где?

– Ты не запомнил? – Маша смотрит с легкой усмешкой.

– Как-то все смешалось в голове. И да, попрошу ко мне на «вы», Марья Николаевна, – сообщаю ей очень деловым тоном и даже жду какой-то реакции, но Маша лишь кивает в ответ.

– Второй отряд, идем за мной! – она поднимает вверх правую руку с зажатым в ладони телефоном и выглядит сейчас похожей на экскурсовода. Пристраиваюсь двадцать пятым участником экскурсии и двигаюсь вместе со всеми за корпус, к одной из четырех беседок. Надо бы запомнить свою, а то ведь потеряюсь и прибьюсь к чужому отряду. Пора признаться, но в эту минуту мне становится немного страшно. Что мы будем с ними делать? Справимся ли с дисциплиной, сможем ли создать командный дух, взаимоуважение и что еще там нужно для успеха?

Будут ли взрослые детки вести себя адекватно? Или начнут курить в туалете, творить дичь ночами, спать в чужих кроватях (не дай Боже), устраивать драки на дискотеках?

В принципе, будь я на их месте, я бы первым участвовал во всех подобных заварушках. Но я не на их месте, а на своем, и здесь я должен быть законопослушным и максимально строгим.

– А у первого беседка лучше, видел кто? – обращается ко всем сразу парень, который мне кажется самым старшим в отряде.

– Да не, наша лакшери, – отвечает ему девочка, которую я назвал бы Алиной на минималках.

Надеюсь, хоть этот мини-клон флиртующей вожатой не будет со мной заигрывать. Мне Рая и методисты четко разъяснили: с девочками-вожатыми можно все, что хочется, с обоюдного согласия. С несовершеннолетними детьми общаться максимально с дистанцией, от них обращение только на «вы» и никаких знаков внимания. Иногда десятиклассницы не видят границ, мне так сказали. Если им семнадцать, а вожатым лет двадцать, то на разницу в возрасте все забивают. Хорошо, что весь свой отряд я старше минимум на пять лет.

– Итак, друзья, я надеюсь, все уже заселились, пристроили свои вещи, всем хватило кроватей, тумбочек и места? – вновь берет инициативу в руки опытная Марья, пока я просто стою за ее спиной у входа в беседку.

– Да все норм, – отвечает все тот же «самый взрослый» мальчик.

– Что ж, отлично. Мы с вами уже немного знакомились во время заезда, но давайте еще раз. С вами буду работать я, меня зовут Мария Николаевна, и мой коллега, новичок педагогического отряда Герман Юрьевич.

Салютую им поднятой рукой и внимательно присматриваюсь к реакции.

– А вас новенького вот так сразу на старший отряд поставили? – подает голос кто-то еще из парней.

– Потому что я лучше всех законы знаю.

– Какие законы? Пацанские? – сами пошутили и сами же ржут.

– Все. Могу диплом юрфака показать. Так что нарушать не советую, будете хорошо себя вести – будем общаться по-доброму, правда?

Маша наверняка сейчас бы сказала, что я зря их запугиваю. Но сопли перед ними жевать по-любому нельзя, иначе авторитет, который автоматически дает мне положение вожатого, сразу же скатится к минимуму.

– Ну посмотрим, – кто-то особенно смелый.

– Конечно, посмотрим. Мария Николаевна, расскажите нашим смотрителям распорядок дня, – зачем-то укладываю руки Маше на плечи, тем самым словно передаю ей слово и чувствую, как она в этот миг задерживает дыхание.

– Ммм…

Надеюсь, дети не обратили внимание на это ее замешательство. Нельзя, чтобы они заметили отсутствие налаженного контакта между нами. А нам, разумеется, надо всеми силами налаживать контакт, но явно не телесный. Машка слишком нервничает от этого.

– Подъём у нас ежедневно в восемь утра, по выходным в восемь тридцать. Душевые и туалеты расположены в корпусе, также есть туалеты и умывальники на улице. На завтраки, обеды и ужины мы ходим всем отрядом…

Нет, она не прерывается, рассказывает дальше, просто эту матчасть я уже выучил, а свою новую многодетную семью хочется поближе рассмотреть. Двадцать четыре человека, офигеть. Куда ж их так много дали нам? Даже боюсь представить, сколько сил надо вложить в то, чтобы сколотить из этой банды достойный коллектив.

Маша заканчивает свою речь, мы решаем еще несколько организационных моментов, отвечаем на возникшие у ребят вопросы (точнее, Тихонова отвечает, а я с самым серьезным выражением лица киваю), и после мы уже отправляемся на обед. Пожалуй, это будет моя любимая часть дня, хотя кормят в столовке скромно. Ну а чего желать? Обычная лагерная столовка, главное, что-нибудь в себя закинуть получится, и хорошо.

– Вы не планируете ближайшей ночью сбежать от меня, Герман Юрьевич? – тихо спрашивает Маша, пока идем в столовую от нашего корпуса.

– Ночами мы и так с вами спим по отдельности, Мария Николаевна, – намеренно игнорирую суть ее вопроса.

– Но ты же не сбежишь?

– Я подумаю, – многозначительно ухмыляюсь и наблюдаю за ее реакцией.

Глава 7. А как же личный пример?

Маша

Если честно, я боюсь, что Герман реально просто сбежит. Нет, он не показывает вида, что как-то напуган происходящим, но даже меня двадцать четыре взрослых ребенка несколько удивили. А его, который впервые оказался в подобных обстоятельствах, напугали теперь подавно.

Он, конечно, чуть старше меня, выглядит перед детьми несколько статуснее. Да и в целом, это девочки обычно всего боятся, а парни не так. Хотя не буду утверждать, что хорошо знакома с мужской психологией, у меня серьезных отношений с представителями мужского пола фактически не было. Так, какие-то свидания, поцелуи, не более того. Братьев родных у меня нет, только двоюродные и троюродные, но мы не слишком много общаемся. Так что рассуждать о тонкостях мужского поведения я точно не могу…

И все же надеюсь, что Герман не сбежит. Хотя когда смотрю на него, сидящего по другую сторону стола для вожатых и болтающего с парнями-соседями по вожатской, не вижу причин для беспокойства.

Первый день проходит в трудах и заботах. Сдаем списки отрядов методистам, вручаем детям раздатку, проводим экскурсию по базе, отправляемся на оргсбор всего лагеря – знакомство с педагогическим отрядом. Впервые исполняем гимн нашего центра под гитару. Герману, разумеется, еще в первый же день сказали выучить гимн так же четко, как Кодекс об административных правонарушениях. Но сейчас, бросая украдкой взгляды в его сторону, понимаю, что текст он знает ровно через строчку. Надо после отбоя торжественно вручить ему песенник и еще раз усадить учить. Учитель я или нет, в конце-то концов?

Вечером после ужина детей на спортивной площадке ожидает небольшое тематическое представление, рассказывающее о тематике нашей смены. Смотреть его приходится стоя, так как перетаскивать лавки с эстрады по жаре было бы мучением для наших мальчиков, а на эстраде не хватало места для реализации задумки «режиссера-постановщика». Присесть или даже прилечь больше всех явно хочется Герману Юрьевичу. Он стоит, подпирая собой дерево, и жует жвачку, смотря куда-то в медленно темнеющее небо.

Отхожу немного от отряда, добираясь до напарника.

– И как? Жив?

– Жив. Или по мне не особо заметно?

– Ты даже не смотришь представление, – возмущаюсь я вслух.

– Так оно же для детей, – Герман легко находится с ответом.

– А как же личный пример? Это же важнейший метод воспитания.

Герман закатывает глаза.

– Я же не пошел лежать под кондиционером в методической вместо этого? Считаю, я подал достойный личный пример.

– Герман, это работает немного не так.

– Я провел целый день на улице без кондиционера, – заявляет мой напарник, и по его тону можно сделать вывод, что он очень гордится своим достижением.

– И что? Ты разве не понимаешь, что ближайшие дни проведешь так? Абсолютно все. Забудь слово «кондиционер», и скоро привыкнешь.

– Я к этому не привыкну никогда, – спорит со мной.

– Существует теория, по которой привычка вырабатывается за двадцать один день. С учетом времени до заезда детей, мы как раз столько здесь и пробудем. Так что очень даже привыкнешь.

Он молчит. Долго и внимательно смотрит на меня своими голубыми омутами, но молчит. В эту минуту я вдруг ловлю осознание, что ни разу за день не думала о Коле. Точнее, только один раз, когда сравнивала ощущения от телесного контакта с ним и с Германом. Но я совсем не фантазировала, как бы сложилась моя работа здесь, будь моим напарником Коля, а не Шацкий. Герман вытеснил мою способность фантазировать? Или просто некогда сегодня было. Да, скорее, было некогда, у нас же только оргпериод смены, день заезда. Когда уж тут думать о парне, в которого безответно влюблена.

Да и влюблена ли вообще? Ведь его нет рядом, а чувствую я себя весьма… спокойно? Да, я не захожусь слезами от мысли, что все сложилось именно так. Не переживаю и не злюсь на обстоятельства, как в первый день после новости о сломанной руке. Будем считать, что это эффект работы.

– Думаешь, за двадцать один день я привыкну и даже захочу приехать сюда еще? В следующем году?

Вопрос Шацкого заставляет прекратить эти мысли про себя и вернуться в реальность.

– Этого я знать не могу. И вообще, пойдем уже к отряду. Так и быть, на первую планерку схожу я, а ты контролируй отбой и ложись сам.

– И можно спать до утра?

– Когда мы вернемся с планерки, думаю, все вожатые, которые останутся в «сотке», проснутся. Обычно так бывает.

– Кошмар, то есть сами друг другу мешаем поспать?

– Герман Юрьевич, в списке слов, которые надо забыть, пополнение. Добавьте к «кондиционеру» еще одно – «сон».

– Может, сразу весь список?

– У нас еще много времени впереди. Успеем.

На этих словах решаю закончить наш разговор и вернуться к детям, а то загуляла с напарником. Не думаю, что во время представления кому-то есть до нас дело, но порой кажется, будто у методистов имеется всевидящее око, и они замечают даже самые маленькие детали в работе вожатых. Так и на ночной планерке можно получить. Хотя у меня есть привилегия: новый напарник, которого всему нужно учить. Только попробуй еще его научи! Кстати, посмотрела я его дату рождения, по знаку Зодиака он не Дева, а Близнецы. Говорят, тоже знак непростой, хотя какой простой? И вообще, я не самый верящий в астрологию человек. Хотя в судьбу и ее знаки верю. Наверное, все происходящее сейчас – тоже не случайность.

Герман

Да уж, по поводу недосыпа Марья капитально была права: я словил нехватку сна во вторые же сутки смены, когда просыпался будить отряд. Это делал я, ведь вчера Маша первой из нас ходила на ночную планерку и вернулась довольно поздно. Даже не представляю, что там могут так долго обсуждать, но уже сегодня узнаю.

Пройдясь по всей половине крыла, где расположены комнаты нашего отряда, решаю разбудить свою напарницу. Уверен, что она спокойно поднимется по будильнику и без меня, но лучше покажусь ей на глаза. Пусть видит, что я работаю, а не отлыниваю.

В женскую комнату я вхожу, предварительно постучав, что уже считаю неслыханной щедростью с моей стороны. Мог бы и без этого ввалиться, некоторые только бы порадовались.

Кстати, о некоторых. Алину я застаю в кружевной пижаме, с идеально уложенными волосами и аккуратным, неброским макияжем, на который наверняка ушли минут так двадцать. Кажется, что она специально готовилась к утренней встрече с кем-то из мужчин. Или с кем-то конкретным, потому что я ничего не надумываю (я же не девочка), я точно знаю.

– Ой, Герман Юрьевич, доброе утро! – улыбается так мило, словно не проснулась на час раньше меня ради всего этого марафета.

Иногда я даже сочувствую девушкам: мы, парни, утром собираемся за полчаса, а они полчаса только красят свои милые лица.

– Доброе, – отвечаю куда менее позитивно. Будь я дома, в такую рань досматривал бы еще десятый сон.

– Ты не знаешь, Виталик там будит детей?

Мне кажется, ей совершенно без разницы, каких детей будит Виталик и делает ли он это вообще, но ей нужно завязать разговор, и она находит подходящий повод.

– Да, мы вместе с ним вставали и будили всех. А где Марья?

Вижу, как Алина, уже размечтавшаяся поболтать со мной, поджимает губы. Реплика про Машу ей определенно не нравится.

– В душе, – холодно и равнодушно бросает брюнетка. – Если ты хотел разбудить ее, то она и сама проснулась, можешь зайти позже.

Но едва она успевает договорить, как дверь душевой распахивается, и оттуда выплывает мне навстречу полусонное явление. В пижаме, только не кружевной, а с зайчиками, полотенцем на голове и совершенно без грамма макияжа.

– Ты что тут делаешь? – возмущается Маша.

Я совершенно уверен, что даже душ ее не взбодрил, и она по-прежнему хочет спать.

– К тебе пришел, – а я вот совершенно спокойно отвечаю.

– Зачем ко мне? А к детям?

– Да я уже разбудил всех. А если кто-то не встал – я сейчас пройду, проверю. Вот и тебя хотел проверить.

– Я и сама справляюсь, – отбрыкивается от меня напарница, при этом еще и складывает руки на груди, обнимая свои плечи ладонями. Максимально закрытая поза и сигнал к тому, что я залез на личную территорию, желательно свалить и больше так не делать.

Слышу, как недовольно хмыкнув, Алина принимается искать какую-то вещь в свой тумбочке и громко шумит чем-то. Наверное, тонна косметики так гремит. Не думаю, что в шкафчике Алины может лежать что-то полезное.

– Сначала ты спрашиваешь, не сбегу ли я ночью, а потом возмущаешься, когда я просто зашел пожелать доброго утра.

– В смысле «не сбежишь ночью»? – вопрос прилетает со стороны Алины.

Она сдает себя с потрохами, вмешиваясь в наш с Марьей разговор. Значит, слушает и ловит каждое слово внимательно, хотя это ее никак не касается. Но и высказать ей я тоже не могу – сам пришел в общую женскую комнату и начал общаться с Тихоновой на глазах у других.

– А что тебя смутило? – стараюсь спросить у Алины ровным тоном.

– Ты что, ночью был в нашей комнате? И тебе хватило же наглости в первую же ночь залезть к спящим девушкам-вожатым?

Не удержавшись, случайно издаю негромкий смешок и прикрываю рот ладонью, словно мне надо прокашляться и прочистить горло. Алина слишком смешная, так картинно негодует по поводу несуществующего ночного визита. Переживает, что я тут был, а она все проспала и пропустила шанс затащить меня в свою кровать, чтобы в обнимочку поваляться.

– Не переживай по поводу моей наглости, чего реально много, того много. Но нет, ночью меня здесь не было. Если бы я захотел сбежать ночью, то только из своей комнаты и своей кровати, и не в чью-то другую, – особенно акцентирую внимание на слове «кровать», подчеркивая свою собственную территорию в этом корпусе.

– Выйди, пожалуйста, я буду переодеваться, – недовольно задрав подбородок чуть ли не к потолку, говорит Алина.

Получается, мне тут вообще никто не рад. Да, Герман Юрич, дожил! Ты сам приходишь с утра к женщинам, а они еще и не рады!

Я специально смотрю в сторону Маши, показывая, что пришел к ней и хочу сначала услышать ее мнение.

– Да, Герман, мы будем готовиться и выйдем к сбору на завтрак, – говорит моя напарница. – И спасибо, что решил зайти разбудить.

Ну надо же! Все-таки оценила мой жест! Правда, я даже и виду не подам, что для меня это важно. Сухо и быстро кивнув, разворачиваюсь на все сто восемьдесят градусов и выхожу из женской вожатской.

Да, у кого-то сто процентов проблемы с выражением собственных чувств. Ну ничего. Научим. Что там она говорила про привычку за двадцать один день?

Глава 8. Без кофе или без комментариев

Маша

– Ты странно на него смотришь, – говорит Алина, едва Герман уходит, почему-то слишком сильно хлопнув дверью вожатской.

– Я? На Германа? Что ты там себе придумала?

Я изображаю максимальное удивление, чтобы скрыть собственное замешательство. Кажется, что я действительно сейчас странно на него смотрела, но увидеть себя со стороны еще никому не было дано.

– Ты, кто же еще. Я даже не скрываю, что смотрю на него с интересом. Не каждый раз нам такие красавчики достаются, ведь правда?

Я молчу, потому что мне уже не нравится, к чему она клонит, пусть я лишь смутно догадываюсь.

– И что ты хочешь сказать?

– Да так, ничего, – напускает на себя обманчивое спокойствие.

Посыл я уловила между строк: ей можно смотреть на Германа, потому что он красавчик, а мне нельзя. Для меня он лишь напарник и не более того, по версии Алины, разумеется.

В целом, он и по моей личной версии для меня только напарник, поэтому я не продолжаю разговор и просто начинаю быстренько собираться к новому рабочему дню. Мне не требуется полчаса на макияж, как моей самовлюбленной соседке, я лишь подкрашиваю ресницы тушью, наношу под глаза две капли консилера, чтобы скрыть первые следы недосыпа, а на губы – любимый бальзам для увлажнения. Причесываю волосы, собираю в высокий хвост, перевязываю его лентой. Все, я готова.

Но едва снова думаю о том, что Герман видел меня совсем не такой, как тут же ощущаю странное волнение. Что такого-то, увидел же не голой, не в одних трусах? В пижаме, ну и что? Дети тоже вечером по корпусу в пижамах бегают перед сном. А то, что без макияжа – так я ведь и не крашусь практически.

И все равно не могу отпустить этот момент, пока шнурую кеды, снова и снова прокручиваю в голове нашу первую встречу этим утром.

У меня появляется мысль, что Шацкий не помогает, а только мешает мне работать. Пора собраться, я не могу допустить того, чтобы мы не оказались в числе лучших отрядов по итогам смены!

С первого же дня начинается дежурство отрядов по столовой, и Виталик берет эту миссию на себя, вместе со своим первым отрядом накрывая столы к завтраку. Организованности еще нет, поэтому ребята немного задерживаются. Так как любой прием пищи подается сначала младшим отрядам, а затем уже старшим, то нам приходится ждать. Диджей Паша, едва проснувшись, но уже с термокружкой с кофе в руках, врубает музыку на эстраде, а девочки-вожатые решают устроить танцевальную зарядку. Парни быстро чуть сдвигают ряды с лавками, освобождая дополнительное пространство, и мы начинаем танцевать. Сначала без особого желания, но потом дети, как и взрослые, постепенно просыпаются и пританцовывают уже бодрее.

А инициаторы нашей зарядки и вовсе входят во вкус.

– А теперь давайте опустим руку на плечо соседа справа! – выкрикивает в микрофон одна из вожатых.

Раз – и на мое плечо опускается рука Германа. Бросив на него беглый взгляд, я тут же поворачиваю голову обратно на сцену, делая вид, что внимательно слежу за происходящим.

– А теперь обнимем за талию своего соседа слева!

Ну Ленка, блин, что за фантазии! Мне теперь Германа обнимать?

– Личный пример, Марья Николаевна, личный пример! – перекрикивая музыку, смеется Герман. Видит, что я стесняюсь его обнимать, но практически заставляет и против меня применяет мое же оружие.

Меня уже обнимает девочка из нашего отряда, для которой я оказалась соседкой слева, а я вытягиваю руку и опускаю на спину Германа, ощущая даже сквозь футболку исходящее от него тепло.

– А теперь тест на реакцию! – не унимается Лена. – Когда крикну «по парам», разбиваемся на пары и замираем. Все готовы? Раз, два, три, по парам!

Я искренне надеюсь, что та самая девочка, что обнимает меня, решит образовать пару со мной, но ее тянут куда-то в сторону, а у меня уши закладывает от стоящего на эстраде визга и топота.

Все вокруг судорожно ищут пару, постепенно разбивая ряды обнимашек. И тут Герман резко тянет меня на себя, хватая за предплечья.

– Вы же моя пара, Мария Николаевна?

– Напарник, – тихо и не совсем внятно бубню ему в ответ.

– О да. Напарник – от слова «пара». Вы, являясь филологом, пожалуй, должны это знать.

– Да, но… То есть… В общем, я имела в виду…

Боже, ну что я несу такое! Я даже на экзаменах всегда отвечаю четко и не сбиваюсь с мысли, а тут!

– Внимание! Отряды номер три и два приглашаются в столовую! – объявляет наш диджей, спасая меня от неловкого дальнейшего разговора.

– Пойдем завтракать, Марья Николаевна, – с ухмылкой говорит Герман, отпуская уже меня и разрывая наш зрительный контакт.

– А что там по еде? – практически вклинивается между нами Степан, самый взрослый и шумный парень в отряде.

– Сейчас идем, – сразу же включаю «учительницу» и ищу взглядом всех своих детей.

Наши ребята завтракают, мы даем им совсем немного свободного времени до музчаса, а сами ждем очереди, чтобы поесть. Вожатые всегда едят последними, после всех детей, так принято. Когда мы усаживаемся за самый дальний в обеденном зале стол, мальчики начинают шуметь так, будто не видели еды не менее недели.

– О, бутерброд! И даже с маслом! – прикалывается Федя.

– И даже с сыром! – вторит ему Виталик.

– А это что за айс-латте? – спрашивает Герман, покручивая в левой руке наполненный граненый стакан.

– Какао, – на правах дежурного объясняет Виталик.

– А че холодное-то?

– Трудились непризнанные бариста из самого лучшего первого отряда. Полчаса назад накрыли наш стол, создают условия элитной кофейни изо всех сил.

Ребята ржут, но все же запивают макароны с сосисками не самым вкусным холодным какао.

– У нас есть чайник, если хочешь кофе, приходи после обеда, заварим, – говорю почти шепотом, наклонившись к самому уху напарника.

– Но ведь запрещено же? – он подмигивает, и я понимаю, что только что спалила юристу, что сама нарушаю правила.

– Ну и хрен с тобой, пей и дальше холодный какао, – демонстративно отворачиваюсь, не признавая поражения.

– Воу, а ты ругаться умеешь, фиалка?

Что? Кто ему это рассказал? Он ведь ни разу не слышал, чтобы меня так называли. Хотя, чего это я сомневаюсь, мое прозвище слили Виталик или Федя, сто процентов.

– И нарушать правила тоже. Извини, но иногда вожатым срочно нужны чай или кофе, чтобы взбодриться, и выживать без него – ну просто никак. Так что или пей дальше то, что дают, или приходи за кофе, но без комментариев.

– Пфф, а если я без комментариев не могу? – он продолжает издеваться.

– Тогда выбирай, без чего ты все-таки проживешь: без кофе или без комментариев?

– Ладно, ты права. Выбор очевиден.

Меня радует то, что он все-таки признал мою правоту, но дальше я развивать эту тему не хочу. Заканчиваю завтракать, собираю разбросанный по территории отряд, пока Герман с парнями бежит на перекур, дальше по расписанию музчас. Впервые учим с детьми тематические песни о горах и альпинизме, поем их под гитары Феди и мальчика-стажера, играем в наши традиционные игры-приколюшки.

А затем начинается самое интересное – маршрутная игра-тимбилдинг, в ходе которой нужно выявить лидеров отряда, прикинуть примерно, кто мог бы стать капитаном, а также разглядеть слабые места нашего коллектива для дальнейшей работы над этим.

– Что за тимбилдинг? – спрашивает у меня Герман, когда забирает наш маршрутный лист со списком этапов игры и внимательно вчитывается. – Это обычные задания, типа девочкам проползти по мостику из рук мальчиков, построить круг и квадрат со сцепленными руками, тест на доверие в паре?

– Да… Стоп, а ты откуда знаешь, если никогда не был в лагере?

– На тимбилдинге зато в универе был. Не переживай. Я мальчик опытный. И, кстати, личный пример, да? Значит, во всех заданиях мы с тобой тоже участвуем вместе с детьми.

Глава 9. Твоя кровать, твоя кружка

Герман

Юрист должен рассуждать по правилам и законам логики, а я этого не делаю. Потому что буквально недавно сказал себе – не запугивать Машу, избегать лишних контактов. А потом раз – и моя гениальная идея о том, что мы должны вместе с отрядом поучаствовать в тимбилдинге. Да, мне реально кажется, что это правильно! Тогда наши взрослые дети увидят, что мы не просто надзиратели, стоящие над ними, а старшие друзья. Те, с которыми можно даже горы свернуть.

Вот видите, я в тематике смены так быстро заговорил! Кажется, как вожатый я не безнадежен, хотя холодный утренний какао, похожий на какую-то фигню, едва не вогнал меня в тоску и грусть. Хорошо, что Марья предложила кофеек. Правда, я растворимый уже лет сто не пил, дома у родителей и у нас с Линой – кофемашины, а если в городе шатаюсь, то в кофейне беру. Но ничего страшного, папа же хотел меня перевоспитать? По всем фронтам, получается.

Перед тимбилдингом вожатые, наконец-то, переодеваются в свою обычную одежду, в форменной футболке пока ходить не надо. Я натягиваю спортивки и первую попавшуюся в чемодане футболку. Мятая немного, может, кого-нибудь из детей заставить погладить? Если накосячат после отбоя, например.

Сам усмехаюсь собственным мыслям, затягиваю туже шнуровку на кроссах и выхожу из корпуса. Степа, тот самый пацан, который первый заговорил на оргсборе в беседке, собрал вокруг себя девочек. Знакомая картина, я обычно в универе всегда так делал. Степан травит какие-то байки, а парни из его комнаты, сбившиеся уже в одну компашку, наблюдают со стороны и ржут.

Надо, чтобы вот этот костяк был всегда на нашей с Марьей стороне, значит, надо с ними подружиться.

О, а Марья решает приодеться в шортики. Неплохо, неплохо. Фигура у нее замечательная, просто я и представить себе не мог, что эта скромница будет ходить в шортиках. Мне казалось, она себе такого не позволит. Но нет, надела, пусть и не микроскопические, но все же шорты.

Пока меня занимает вопрос длины Машиных ног в этих шортах, ее занимает вопрос участия нашего отряда в маршрутной игре. Звучит сигнал о старте – и мы все вместе бросаемся к совершенно противоположной части территории.

– Как вам пробежка, Герман Юрич? – Степан решает похвастаться своей прекрасной спортивной формой на фоне меня, если я правильно улавливаю его мысль.

– Отлично.

– Кстати, в прошлом году мы с нашим вожатым бегали по утрам, мы возобновляем традицию, а вы с нами не хотите?

«Не хочу», – правда практически вылетает из меня, но я вовремя торможу.

– И вы все будете раньше вставать?

– Да, минут на двадцать. Небольшая пробежка исключительно по территории лагеря, – парень смотрит на меня с интересом, словно прямо сейчас берет на слабо.

Вставать раньше – не моя сильная сторона. Но быть слабее детей я не могу себе позволить.

– Хорошо. Тогда завтра в семь сорок встречаемся на веранде корпуса и стартуем. Передай всем, кто собирался.

– По рукам, – удивленно соглашается Степа.

Он явно не ожидал, что я соглашусь, более того, я сам от себя этого не ожидал.

– О чем вы разговаривали, Герман Юрьевич? – сразу же спрашивает Маша, как только мы тормозим у первой точки, и нас встречает методист-ведущий этого задания.

– Обсуждали, насколько вам идут эти шорты, – ляпнув, тут же понимаю, что я идиот.

Да не могу я, оно само! Я бы и рад вести себя совершенно нейтрально, но не получается!

– Шацкий, ты в своем уме? – шипит Маша, приблизившись ко мне так, чтобы никто из детей не услышал.

– Марья, успокойся, меня Степан пригласил с пацанами на утреннюю пробежку завтра, и я согласился. Ты реально думаешь, что я буду с этими мелкими обсуждать тебя?

– Я до сих пор не знаю, чего от тебя ожидать, – вздыхает Маша.

– Например, после планерки предлагаю небольшие посиделки со всеми вожатыми «сотки».

– Какие посиделки? Сегодня нужно выбрать командира отряда, придумать название, еще нужно узнать, у кого есть готовые творческие номера для вечернего концерта, а тебе еще на планерку идти. Думаешь, у тебя останутся силы?

Не уверен, но назад пятками не пойду.

– А сюда можно доставку заказать?

Маша вопросительно выгибает бровь и смотрит на меня, как на местного дурачка.

– Что, нельзя? – не могу сдержать эмоции от разочарования.

– Почему же, можно, просто ты реально думаешь, что остальные захотят?

– Маша, все приехали сюда и работать, и тусить. Надо совмещать полезное с приятным. Короче, предлагаю так: после обеда я приду к тебе за кофе, вместе выберем, что заказать и заберем доставку, пока будет тихий час. Я выяснил, в другом корпусе у вожатых есть холодильник, договоримся. Идет?

– Идет.

Кстати, пока мы разговаривали, бессовестно пропустили весь первый этап игры, дети справились с ним сами.

– Со следующего этапа делаем все вместе с отрядом, ты же помнишь уговор?

– Это не уговор, а твоя идея, – фыркнув в мою сторону, говорит Маша.

– Возражений не было? Значит, уговор.

– Тебя невозможно переспорить.

– Вот и не пытайся.

Она закатывает глаза. Серьезно, Тихонова закатывает глаза! Выходит, моей училке и такое не чуждо. Что же, тогда я прав, я действительно действую на нее особенным образом. Судьба, получается.

В общем, со следующего этапа мы включаемся в задания вместе с нашими детьми. Кажется, ребята оценивают это положительно, ведь круто, когда вы проходите все вместе. И даже когда я немного косячу, они только ржут со словами «Шеф, ну как же так».

К обеду мы уже нереально устаем от жары и физической активности. Супчик заходит не хуже любого ресторанного блюда. В душевую перед тихим часом выстраивается целая очередь – все очень хотят смыть с себя пыль, грязь и пот, которыми обзавелись за время маршрутной игры. Мы с Виталиком, Федей и Димой отправляемся в уличный душ, где детей практически нет, ведь все моются в «сотке». Ребята снова бегут на перекур, а я столько раз за день не курю, поэтому чистенький и свеженький отправляюсь прямиком к Марье Николаевне за обещанным мне еще утром кофе.

Дверь в женскую вожатскую приоткрыта, и я захожу без спроса. Вожатая третьего отряда заплетает косичке коллеге из четвертого, а звезда Алина пилит ногти, полулежа на своей кровати.

– Подумать только, из-за этой дурацкой игры на сплочение я лишалась двух ногтей! – недовольно рассказывает девочкам и тут замечает меня. – Ой, Герман Юрьевич. А мы тут о своем, о женском.

– Да пожалуйста, можно сделать вид, что меня тут нет. Маша на месте?

– Зашла к вашему отряду, сейчас придет, – вместо Алины отвечает девочка, которой заплетают косы.

– А, ну отлично. Не обращайте на меня внимания, – я прохожу к Машиной кровати, стягиваю кроссы и с ощущением блаженства прикладываюсь прямо на покрывало. – Кайф, – произношу шепотом, растягиваясь в довольной улыбке.

Девочки смеются с меня, Алина, бросая взгляды в мою сторону, продолжает попиливать ногти, а через пару минут появляется Марья.

Захлопнув дверь в вожатскую, она обводит комнату взглядом и очень быстро замечает дополнение. Ну, такое, значительное, ростом метр восемьдесят три.

– Герман, это моя кровать, – тихо, но твердо произносит.

– Знаю. Мягкая, кстати. Ты же сделаешь мне кофе?

– А кружка?

– Твоя кровать, твоя кружка, какая разница? – делаю вид, что даже не смотрю на напарницу, но сам подсматриваю одним глазом.

Чувствую, что Маше нелегко делиться, но все же шумит кран в ванной, щелкает кнопка электрического чайника, сыпятся гранулы растворимого кофе. Через пять минут, когда я реально едва не проваливаюсь в сон, в ноздри бьет сильный запах кофе. А еще кто-то трясет меня за плечо.

Судя по когтям, впившимся в мои мышцы, это не Маша.

– Герман, ты что, спишь? – спрашивает Алина.

И вечно ей больше всех надо!

– Нет, ты что, – я притворно зеваю и вытягиваюсь на кровати. – Как можно? А вообще, девочки, я чего пришел.

– Ты пришел за кофе, – за меня объясняет Марья. – Можешь забрать чашку и идти спать к себе.

Смотрю на Машу. Ей хочется выгнать меня, потому что ей не нравится, что я тусуюсь в женской комнате? Смотрю на Алину. Ей хочется выгнать Машу, потому что та мешает?

И кто только разберет этих девушек?

– Так, ты права, я пришел за кофе. Но еще я пришел сказать, что проставляюсь вечером как новенький. Давайте закажем какой-нибудь еды, выбирайте, что хотите, я плачу. После планерки посидим здесь, тут места больше, чем в мужской комнате, ок?

– Ну конечно, – с радостью соглашается Алина, как будто я позвал ее на персональное свидание, а не посиделки в компании из восьми человек. – Давно хотела познакомиться с тобой поближе.

Маша, которая в этот момент потянулась к своей чашке с кофе, успевает сделать глоток и давится кипятком, закашливаясь.

– Давно? Вы знакомы всего четвертый день, – напоминает моя напарница Алине.

– Тебе не понять, – гордо отвечает та.

И Маша снова закатывает глаза. Кажется, я балдею, когда она так делает, и не могу сдержать улыбку. Если при «близком знакомстве» с Алиной ничего нового я не обнаружу, то с Машей явно будет иначе.

Нашу беседу, если можно так сказать, прерывает стук в дверь. В дверном проеме появляется девочка из нашего отряда. Не запомнил еще, как ее зовут. Кажется, Кристина.

– Здрасьте, а у вас нет пластыря? Натерла новыми босоножками пятки, а в медпункт идти не хочется.

– У меня есть, – Маша подрывается с места и бросается к тумбочке, присаживаясь у нее, из-за чего наши лица оказываются нереально близко.

Пока я разглядываю Тихонову, она находит какую-то косметичку, достает оттуда пластинку пластырей и отрывает одну штучку.

– Герман Юрьевич, заберите кружку, передайте Кристине пластырь и идите отдыхать, – выгоняет меня слишком откровенно.

Ну ладно, слушаюсь и повинуюсь, правда, так и не могу понять, почему эта Кристина так странно ухмыляется, когда я на выходе из комнаты передаю ей пластырь.

Глава 10. Потанцуешь с бывшим?

Маша

Германа я выгоняю из нашей комнаты, потому что знаю – если дети засекли парня-вожатого у девочек в вожатской, это все. Слухи по всему корпусу теперь обеспечены.

Хоть я и выгнала Шацкого, моим коллегам очень понравилась идея о вечерних посиделках, поэтому они сами заходят на сайт доставки еды, выбирают различные снэки и сладости, накидывают в корзину и отправляются уже в гости к Герману – «согласовать еду» и стрясти с него деньги для оплаты, раз он собрался проставляться. Ближе к концу тихого часа еду привозят, но забирать пакеты Герман отправляется в компании Феди. Алиночку, которая больше всех порывалась помочь, оставляют в «сотке», чтобы тяжести не таскала.

Но ей не привыкать, самомнение у нее такое тяжеленное, что пакеты из доставки даже не могут тягаться с ним.

Ладно, пусть будут посиделки. Жаль только, что особо увлеченные могут засидеться, а из комнаты их просто так не выгонишь. Если что, демонстративно лягу спать, и пусть напарник даже не претендует на мою кровать!

После тихого часа проводим в беседке сбор отряда. Выясняем, кто у нас творческий – поет, танцует, играет на инструментах. Отправляем ребят с готовыми номерами на эстраду, где методисты отсматривают их выступления и выбирают для вечернего концерта. С остальными садимся обсуждать название отряда и выбирать командира. Это дело очень сложное, тут главное не ошибиться и не сделать неверный шаг, ведь в таком случае командовать целой бандой будет человек, у которого это будет плохо получаться.

Складывается так, что свою кандидатуру выдвигают сразу двое: ожидаемо Степа, а вот его друг Сережа, пожалуй, неожиданно.

Со Степаном мне уже все понятно, я помню его и в прошлые годы в лагере, хотя в моем отряде он не был. Этот парень всегда любит быть в центре внимания, собирается участвовать во всем – санкционированных активностях и несанкционированных, гордится тем, что знаком со многими вожатыми и имеет вокруг себя целую компашку.

Сережа, кажется, в прошлом году уже был в лагере. Я плохо его помню, но в этом году он представился как победитель Всероссийской олимпиады по физике, значит, путевку получил за достижения. Еще сказал, что играет в баскетбол, как и Степан, по секции они и знакомы. И в целом какое-то чутье говорит мне, что настоящий командир – он, а не звезда всех вечеринок Степа. Можно быть неформальным лидером и вдохновителем, но при этом не становиться главным. Но и у этого есть своя проблема – если не дать такому ребенку власти, ему будет тяжело.

В общем, мне интересно мнение отряда, но и мнение напарника надо уточнить, хотя он и не педагог. Может, ему виднее, он сам парень, мальчиков должен лучше понимать, чем я.

Перед тем, как запустить тайное голосование за командира, отвожу Германа в сторону под тем предлогом, что вожатым нужно посовещаться.

– Как ты думаешь?

– А какая разница, что думаем мы, если решать детям? Или ты предлагаешь мухлевать? Подделать результат под наши нужды? – удивленно спрашивает Герман. – Такого я от вас не ожидал, Марья Николаевна.

– Послушай, мы сейчас должны оценить риски. В первую очередь, риски из-за того, что капитаном может стать Степа, который любит быть в центре внимания, но не факт, что сможет как следует организовать отряд. А если командиром станет Сережа, у Степы будет обида и зависть к другу, который его обошел.

– То есть ситуация по-любому не в нашу пользу? Тогда надо сделать ход конем.

– Это какой? – я не улавливаю его идею.

– Сделать командиром девочку, которой они оба смогут помогать. Тогда у мальчиков будет равное положение, а помогать девочке – это честь.

Хмм. Идея, конечно, интересная, но у нас нет девочек, которые хотели бы сами выдвинуть свою кандидатуру. Если предложим кого-то мы с Германом, это будет слишком бросаться в глаза остальным детям. А уговаривать девочек становиться самовыдвиженками надо было раньше.

– Что? Думаешь, это невозможно? – Шацкий улавливает мои сомнения.

– Боюсь, что так.

– Можем просто прийти и сказать, что мы за равноправие. Так как в отряде одинаковое количество девочек и мальчиков, по правилам нужно, чтобы среди кандидатов была хотя бы одна девочка.

– Но, Герман, в правилах такого нет…

– Пфф, и что? По-твоему, дети смогут это проверить? Давай я озвучу это. Я же говорил, что я юрист и законы знаю лучше всех, со мной точно спорить не будут.

– Что ж. Хорошо, пусть будет по-твоему. Давай попробуем.

Я соглашаюсь, потому что вариант Шацкого кажется самым безопасным. Я действительно боюсь мужского конфликта в отряде, он может иметь серьезные последствия.

Возвращаемся в беседку к детям, Герман без единой запинки рассказывает отряду, что нужна девочка, чтобы разбавить наш список кандидатов. Даже я начинаю верить, что такое требование есть в правилах. Подумав немного, две девчонки действительно выдвигаются.

Дальше придется мухлевать, Герман прав. Победить должна девочка, иначе у нас будут проблемы.

Правда, когда мы собираем бумажки с голосами и отходим снова в сторону, чтобы их пересчитать, случается интересное. Подделывать результаты не нужно – девочка выиграла без нашей помощи!

– А я что говорил? Женщины – страшная сила, – ухмыляется Шацкий.

В общем, у нашего второго отряда появляется командир Влада. А затем и название – «Выше гор». Оказывается, старую тему «чем выше горы» эти дети тоже знают, слышали. Ну, хорошо. Вроде бы организационные вопросы улажены, можно немного выдохнуть. Еще и два творческих номера наших ребят взяли в концерт – вообще класс! Можно отправить художников рисовать плакат с названием и девизом отряда, а остальных – просто быть «группой поддержки» по желанию. Артисты начинают готовиться к концерту, зрители – прихорашиваться перед ним и предстоящей после дискотекой.

В целом вечер проходит спокойно. После ужина наши замечательно выступают: одна из девочек впечатляет классической хореографией, а парень, который впервые в нашем лагере, играет на саксофоне. Меня радует, что дети громко и шумно поддерживают своих – в первые дни это особенно важно. Едва завершается концерт, весь движ переезжает на открытую площадку у большого корпуса. Диджей Паша опытным путем выясняет, какая музыка нравится детям, и потихоньку зажигает толпу. Полчаса, не меньше, все колбасятся на импровизированном танцполе, а потом Паша затевает медляк.

Сначала площадка пустеет. Пацаны из старших отрядов пользуются моментом и бегут курить. Конечно, они курят, просто за руку мы их не ловим. Стеснительные девочки мнутся у самого входа в корпус. Те, кто посмелее, пританцовывают, надеясь все-таки заполучить пару.

Степан берет всё в свои руки и приглашает на танец Владу. Ну естественно, ему хочется наладить связи с командиром. Потом его примеру следуют еще несколько парней из нашего и первого отрядов. А потом ко мне неожиданно подходит… Нет, не Герман. Федя. В прошлом году мы были напарниками на одном из средних отрядов, в этом нас повысили до «сотки».

Федя классный. Он из моего университета, на физкультурном учится. Может, действительно пойдет потом в школу работать, кто знает? А пока мы с ним немного общаемся как приятели.

– Потанцуешь с бывшим? – спрашивает Федя, улыбаясь.

– Потанцую, – улыбаюсь в ответ и принимаю приглашение.

– Как тебе отряд? Не слишком сложный?

– Сложный, взрослые детки, все хотят быть лидерами. А у вас?

– Вроде нормально, но вот уже два дня, а пока не понял. С Германом нашла общий язык? С пацанами он уже подружиться успел.

Прикусив язык, думаю, как бы лишнего не ляпнуть.

– Все нормально, просто он сам еще ко всему привыкает, хотя иногда у него действительно получается помочь мне.

Федор улыбается, и мы еще немного болтаем, пока длится медленная композиция. А в конце, когда мы уже киваем друг другу на прощание, рядом появляется явно очень недовольный Герман.

– То есть со своим напарником ты не хочешь потанцевать, а с чужим – пожалуйста? – выдает обиженно.

– Так, во-первых, ты не приглашал, а во-вторых…

– А во-вторых, я ее бывший, – за меня заканчивает мысль Федя, и глаза Германа резко округляются.

Глава 11. Ты должна мне медляк

Герман

Какого…? Что значит «бывший»? То есть она встречалась с парнем, с которым сейчас вместе работает, и не говорила об этом?

Нет, стоп. А почему должна была говорить? Мы же в душу друг к другу не лезли.

– Бывший? Вы встречались? – я все-таки хочу уточнить. В этот момент для меня нереально важно знать, правда ли это.

– Да успокойся, ревнивец, – подтрунивает надо мной Федя. – В том году мы с Машей были напарниками, поэтому я ей не чужой, как ты выразился. А если хотел, чтобы она танцевала с тобой, не надо было тормозить.

Подмигнув нам обоим, Федя удаляется в сторону детей из своего отряда и начинает о чем-то с ними болтать.

– Он просто мартовский кот, – резюмирует Маша, провожая парня взглядом.

– Мне показалось, что по отношению к тебе – не просто.

– Герман, да что с тобой?

Что со мной? Все правильно сказал Федя, назвав меня ревнивцем. Марью я ревную, потому что здесь она должна быть только моей. Инстинкты собственника, знаете ли.

– Все нормально, просто следующий танец посвяти, пожалуйста, своему напарнику.

Я немного злюсь, хотя не следовало бы. Ничего плохого Маша не сделала, просто я сам так решил: раз мы напарники – должны быть всю смену вместе. А тут, оказывается, может быть все совершенно иначе.

В итоге медляк обламывается – Раиса просит сворачивать дискотеку, так как концерт задержался, дискотека тоже началась позже, и в итоге уже пора отправляться на отрядные круги, чистить зубы и в кровать. Детям, разумеется, а вожатым – на планерку. Пожелав всей толпой спокойной ночи, мы разбредаемся по отрядным местам, обмениваемся эмоциями за день, выстроившись в большой круг и положив руки друг другу на плечи. Чтобы сильно не баловать девочек из отряда своим вниманием, я становлюсь между Машей и Владой, которая теперь командир. Субординация, все-таки. Это наша первая отрядная «свечка», и хотя я думал, что дети скажут по три слова и побегут умываться, не тут-то было: каждый начинает изливать душу, словно они уже сто лет знакомы. Я сам в шоке.

Когда эти болтушки прекращают описывать миллионом слов, как прошел их день, а Маша тихо произносит традиционную вечернюю шепталочку, мы отправляем всех переодеваться в пижамы и укладываться. Шатания по корпусу продолжаются полчаса: девочки хихикают с мальчиками, слоняются по комнатам и выясняют, у кого припасена еда к ночному дожору. Мы с Виталиком сидим за столиком в коридоре, смотря на все это без единого комментария, пока Дима с Федей в очередной раз за день на перекуре. Парни вдвоем остаются старшими по корпусу, а мы с Виталиком отправляемся на ночную планерку.