Стрела и меч
ПРОЛОГ. ПЛАТО
Угрюмо-красное солнце лениво уходило за горизонт. Дул легкий, едва ощутимый ветер, неся с востока вечерние свежесть и прохладу на замену уходящему дню. На плато Падурона смеркалось, и солнечный диск старался опускаться не спеша: он продолжал освещать раскинувшееся перед ним зрелище. На плато смеркалось, и свежесть, приносимая ветром, тут же растворялась в гамме смрадных запахов пота, крови и металла. На плато смеркалось, и люди на нем убивали друг друга.
Яростные крики сменялись стонами отчаяния, предвосхищавшими неминуемое наступление безразличной смерти: она собирала хороший урожай. Кто-то принял свою судьбу стоически и бился с холодным расчетом забрать с собой как можно больше человеческих жизней; самые благородные с честью и надменным достоинством смотрели в глаза врагу, стараясь нанести роковой удар; трусов было мало, и они быстро устранялись и с одной, и с другой стороны – здесь сошлись опытные воины, повидавшие многое, в том числе и предательство с вероломством. Тем не менее подавляющая масса сражающихся представляла собой обезумевших от пыла битвы разъяренных бойцов, которые кружились вокруг друг друга в жестоком танце смерти, и лишь едва заметные под слоем крови, грязи и пыли знаки различия, будь то цветовая раскраска или экипировка, позволяли не убивать всех подряд, и своих, и чужих, а давали хоть какой-то ориентир на следующую цель.
Десятки элитных воинов Кастадии в легкой пластинчатой броне, с треугольными дубовыми щитами, на которых был изображен потускневший медно-коричневый алет, размахивали мечами, глефами и молотами, стараясь отбиться от подавляющих их численностью вражеских бойцов. Кастадийцы были превосходными воинами: они умели держать строй и за счет стальной дисциплины и грамотного построения на первых этапах сражения смогли оказать упорное сопротивление и унести с собой немало вражеских жизней. Тем не менее сотня находчивых солдат дома Ремори постепенно начинала отодвигать противника все ближе и ближе к высокому краю плато, где битва приобрела свою финальную форму хаотичной бойни.
Реморийские солдаты были уверены в своей победе: у них было численное и тактическое преимущество; многочисленные мечи, булавы и секиры железной хваткой все сильнее и сильнее сжимали кастадийцев, окружали, вынуждали тех сражаться отчаяннее и неистовее; приобретенная в изнурительных походах выносливость помогала выжидающе биться с расчетом на то, что скоро у врага закончатся силы. На серо-голубых, уже изрядно потрепанных битвой латных доспехах реморийцев был изображен проницательный корсак, который словно предвкушал окончание сражения, чтобы вдоволь насладиться добычей. Наступало время заканчивать.
Кассий Продий резким рывком вытащил окровавленный кинжал из глазницы бедолаги-реморийца, чье тело тут же обмякло и повалилось на несколько трупов, уже сформировавших небольшую кучку – таких здесь было несколько десятков. Не успел капитан кастадийского отряда хоть немного перевести дух, как к нему с нескольких сторон уже приближались новые противники. Один из них был высоким двухметровым амбалом, размахивающим булавой так, что даже сражающиеся рядом с ним серые воины невольно сторонились: мало кому хотелось за одно неловкое движение тут же испустить дух. Второй противник среднего роста, чуть сгорбившись, с мечом и круглым, деревянным щитом, воровато обходил Кассия за спину, рассчитывая нанести роковой удар.
С бешеным ревом амбал кинулся на Кассия, двумя руками занося над ним свое грозное оружие с несколькими шипами на конце. Заняв оборонительную стойку и чуть пригнувшись, Кассий, держащий в одной руке короткий, окрашенный кровью кинжал, в другой – свой меч, с каменной выдержкой ждал точного момента, когда булава окажется на уровне его головы, чтобы тут же броситься в сторону и предоставить шанс мощному удару сокрушить щит нападающего сзади реморийца.
Сгорбившийся солдат упал на землю со сдавленным криком: ему раздробило руку, держащую щит, который раскололся на обломки. От болевого шока воин дома Ремори не успел отойти – быстрым ударом Кассий вонзил кинжал ему в горло, так и оставив там рукоять, залитую кровью. Спустя доли секунды он уже стоял в боевой стойке перед амбалом, успевшим снова поднять булаву для следующего замаха.
Разъяренный не столько смертью боевого товарища, сколько своим промахом, двухметровый воин неожиданно как для себя, так и для Кассия, после нескольких широких взмахов выпустил булаву из рук, дав ей стремительно пронестись вперед, и если бы не случайно оказавшийся на пути ее пролета кастадиец, плечо которого чуть подкорректировало траекторию полета, и не начинающая терять свою резкость реакция Кассия, то этот марш-бросок можно было считать успешным, и капитан лежал бы сейчас с размозженным черепом посреди поля битвы.
Едва увернувшись от шипов булавы, пролетевшей в дюйме от лица, Кассий ринулся вперед на амбала; он увидел уязвимые, не защищенные броней ноги врага и прямым мечом наотмашь рубанул по ближайшей берцовой кости. Громила тут же подкосился от боли. Его бешеные глаза блуждали в поисках цели, а изо рта брызнула багровая слюна. Смачно ударив своим высоким сапогом по месту сруба, Кассий услышал характерный хруст и рев громилы, после, не колеблясь ни секунды, он двумя руками со всей силой махнул своим клинком, и уже успокоившаяся голова реморийца со все еще открытым ртом полетела с легким свистом на охладевшую наступающими сумерками траву.
Распрямившись и вытерев кровь с лица загрубевшей ладонью, Кассий напряженно огляделся, чтобы оценить обстановку. Ситуация становилась катастрофической: вокруг велась ожесточенная бойня; от кастадийцев оставалось в живых человек двенадцать-пятнадцать; лучшие бойцы уже лежали безмолвными телами на холодной земле; из груди командующего Леонида торчали несколько копий, а все его лицо было обезображено ножевыми полосами – он настолько рьяно бился, что реморийцы, обезумив от ярости, набросились на него одного целой толпой. Бездыханное тело командующего, еще недавно живущее в свирепом боевом движении, сейчас прикрывало собой небольшой черный куб – цель их уже провалившейся миссии.
«Чертов трус и предатель Аверий, – мучительные мысли жгучим гневом проносились в голове у Кассия, – повел нас на это проклятое плато. Он мне с самого начала казался подозрительным. Жаль, Леонид дал слабину и доверился ему провести нас через эти проклятые чужие земли. Здесь мы и встретим свой бесславный конец».
«Конец, – искра тоскливой горечи пронеслась вспышкой перед глазами Кассия, и в груди болезненно забилось, как в лихорадке, его сильное сердце. – Неужели меня ждет такой исход? После всего…»
Вопли и стоны ближайших умирающих бойцов резко стихли, словно битва отодвинулась за несколько миль от плато. Взгляд Кассия затуманился: огромный валун усталости и отчаяния накатился на него и прижал всем своим весом.
«Я должен биться до конца… – устало забормотал Кассий. – Я доблестный воин Кастадии и один стою сотни этих трусов. Но почему мне так хочется сдаться и закрыть глаза? Неужели я так слаб? Неужели я опять подвел своих товарищей? Неужели никто не узнает про эту битву?»
Боясь закрыть глаза, Кассий начал лихорадочно озираться и напрягать свой взор: он не хотел быть убитым, оставаясь слабым, беззащитным и уязвимым посреди поля битвы.
Солдаты дома Ремори предпринимали решающий натиск: они отбросили в сторону всю ту предусмотрительность, которой придерживались в начале засады, и теперь просто давили, как могли, своей численностью, окружая оставшихся кастадийцев, яростно налетая на них, все сдавливая и сдавливая к краю плато. Вот, товарища Руфуса сзади пронзили острым клинком, и он, сплевывая кровь, в последний момент накинулся на бедного, еще молодого реморийского юнца без брони, разрубив тому грудь надвое. Боевому брату Кастусу, с которым Кассий еще вчера делился черствым хлебом, раздробили голову булавами сразу с нескольких сторон – он не успел полностью проплыть все Великое море и изучить его, хотя так мечтал об этом. Рычащий бородатый Максий с ревом размозжил молотом грудь солдату, затем тараном опрокинул заходящего сбоку врага, придавив тому плечо тяжелой рукояткой, а когда ему сзади подсекли ноги и стали заносить боевое копье, целясь в спину, свирепый воин Кастадии добрался под конец и до третьего реморийца, задушив его грубыми, разодранными в кровь руками.
Старый добрый друг Аппиус на расстоянии пяти шагов ожесточенно сражался с группой врагов, обнажив свою острую глефу. Плюясь и пинаясь, он как можно дольше оттягивал свою неизбежную кончину.
«Что я делаю?! Почему я стою здесь, недвижимый как истукан?! – гневные мысли прогнали прочь всю ту усталость, накопившуюся во время битвы. – Мои товарищи умирают, сражаются до последнего вздоха, за свою миссию, за честь Кастадии. Так и я умру вместе с ними, забрав с собой в землю как можно больше этих ублюдков!»
Искры безумия и отваги зажглись в глазах Кассия. Зажглись у человека, готового к последней битве. Зажглись у воина, принявшего свою судьбу.
Кассий бросился на помощь едва живому Аппиусу, разрубив надвое вставшего на пути нерадивого реморийца, однако его друг, увидевший приближение товарища, прокричал:
– Нет! Куб!
Резко сделав оборот, Кассий увидел, как несколько реморийцев бросили сражаться и окружать оставшихся кастадийцев, чтобы направиться к бездыханному телу Леонида за своим трофеем.
– Шакалье! – прорычал Кассий и метнулся в их сторону.
Обезумевший и окрыленный яростью, Кассий за доли секунды разобрался со стервятниками: это были уже не такие сильные бойцы, с которыми он сражался в начале засады. За всем этим кастадийский капитан так и не заметил, что Аппиуса разрубил широкий тяжелый двуручный меч, и его друг больше никогда не скажет ни одного слова.
Весь потрепанный, без щита и кинжала, но со стальным коротким мечом, с запачканными в грязной крови руками, с затуманенными от неистовства взором и разъяренной гримасой Кассий хрипел и ждал следующих воинов. Очередная партия солдат, готовящаяся навалиться гурьбой на кастадийца, внезапно отступила, с опаской и почитанием оглянувшись назад. Там, стряхнув чьи-то конечности с лезвия клеймора на траву, тут же окрасив ее в красный цвет, подходил неспешно по-настоящему достойный противник.
Высокий и статный, он своим суровым, проницательным взглядом давал понять находящимся рядом солдатам, что Кассий – только его соперник, только его добыча, только его развлечение. На лице реморийца был шрам в виде пореза, проходящего от нижней части левой щеки до широкого лба через переносицу, слегка задевая правый глаз. Холодные карие глаза буднично оценивали состояние Кассия: взгляд небрежно скользил с ног кастадийца, поднимаясь до его короткого меча и заканчивая на лице, замутненный взор которого отвечал всем своим презрением.
Воин Ремори, судя по всему, был командующем какого-то отряда высокого ранга: на его переливчатой сине-голубой броне золотой корсак торжественно держал в своей лапе кинжал; блестящий металлический шлем украшал небольшой острый, конусный конец, расписанный маленькими драгоценными камнями. В бурых кожаных ножнах с неизвестными письменами за поясом покоился меч, но сам командующий Ремори держал в руке внушительного вида клеймор, лезвие которого все еще блистало в последних лучах заходящего солнца.
– Наконец-то достойный противник, – усмехнулся Кассий, сплюнувший соленую кровь на землю. Холодные губы реморийца чуть сдвинулись в едва заметной улыбке, не обещавшей ничего хорошего.
Свободная рука Кассия, не сжимающая клинок, вдруг задрожала: сильный, до судороги неприятный ветер пронесся через его истертые сражением пальцы. Кастадиец посмотрел вдаль, через каскады врагов и горы тел: его слезящиеся от грязи и горечи серо-голубые глаза увидели закат солнца – самый лучший закат в жизни, когда небесное светило своим теплым, успокаивающим, но непременно увядающем светом говорит о том, что пришла пора уходить.
Несколько стрепетов, звучно свистящих крыльями, отправлялись на вечерний отдых. Их щебет было необычно слышать в окутавшей плато тишине: казалось, все вокруг замерли, чтобы успокоиться звуками уходящей в сон природы и дождаться завершения бойни.
«Завершения?» – Кассий только сейчас понял, что необычная тишина вокруг него говорила только об одном: все его товарищи мертвы, и он остался единственным живым кастадийцем.
– Ублюдки…
Тем не менее, уставшие, раненые и сваливающиеся на землю реморийцы не спешили делить добычу, осматривать тела и праздновать победу – все ждали последний поединок.
Реморийский лидер легким движением руки скинул со спины свой щит ближайшему солдату, затем, воткнув клеймор в землю, снял раскрашенный шлем, высвободив из-под него длинные светлые волосы, и аккуратно положил его на тело Леонида.
– К тебе мы еще вернемся, – усмехнулся он трупу, затем, обернувшись к Кассию, без каких-либо усилий, легким, непринужденным движением поднял свой меч. На поясе, в ножнах все так же беспечно покоился еще один клинок.
– Я Дегал, из семьи Бертаров. Ваше время прошло. Здесь я закончу твою жизнь, – произнес хлестко ремориец, разминая плечи и шею.
Он не спеша подошел к Кассию, остановившись на расстоянии нескольких шагов, с характерным звуком сжимая и разжимая рукоять своего меча. Кассий правой рукой несколько раз махнул своим оружием, проверяя хватку, затем сжал и разжал левый кулак, чтобы понять, насколько тот готов к тяжелой работе. Уши слегка гудели от застывшего и болезненного напряжения; ноги в сапогах уже начинали наливаться тяжестью от усталости, однако все еще были способны к резким, стремительным движениям; к зрению снова вернулись четкость и резкость, чему Кассий в данный момент был рад – он очень ценил свое умение находить различные варианты в разнообразных стычках.
– Последнее слово, – медленно, словно чеканя каждый слог, сказал торжественно Дегал.
Ремориец жаждал сражения и развлечения – кастадиец хотел закончить со всем этим и умереть достойно.
Кассий потянулся, разогнал всю накопившуюся внутри желчь, горечь и презрение и с характерным звуком плюнул так, что сгусток слюны попал аккурат на шикарные блестящие сапоги Дегала. Затем он посмотрел прямо в глаза своему врагу – посмотрел вызывающе и бесстрашно.
В небе раздался жалобный визг, и небольшая серая птица упала на землю замертво между двумя противниками. Это был стрепет. Началась битва.
Дегал с молниеносной скоростью понесся на Кассия, сделав резкий, но не широкий взмах клеймором. Кастадиец увернулся, ответив колким выпадом в сторону шеи реморийца, однако не рассчитал длины меча, и в ответ получил удар металлическим кулаком по ребрам. Отлетев на несколько метров, Кассий не успел принять и переварить жгучую тупую боль, так как на него уже обрушивался следующий удар клеймора – на этот раз более решительный. За доли секунды Кассий заприметил покоившийся в руках рядом лежавшего трупа круглый реморийский щит, и, схватив его левой рукой, попытался парировать пикирующий удар сверху. Щит раскололся на две части, однако клеймор слегка застрял в древесных волокнах посередине, и Кассий, тут же вскочив и выдвинувшись вперед, нанес колющий удар.
– Кхрк… – прохрипел от боли Дегал: небольшая струйка крови потекла из-под его доспеха в районе правого плеча. Он махнул клеймором по кастадийцу, и, пока тот отражал этот удар своим клинком, тут же подсек противника сильным ударом ногой.
Оказавшись на земле, Кассий начал перекатываться, спасаясь от яростных ударов Дегала. На очередном замахе Дегал поразил правую ногу кастадийцу: клеймор не попал в кость, но задел мышцу бедра. Не понятно, этот ли удар спровоцировал бешенство, либо же накопившая усталость вместе с болью от поражения и ожиданием смерти – кастадиец взревел, собрал последние силы в охапку и наотмашь нанес удар по и без того обезображенному лицу Дегала, пока клеймор еще вытаскивался из его плоти. Тот, защитив лицо левой рукой в латной перчатке, все же получил настолько мощный удар, что его отбросило на несколько шагов, запястье сломалось, а фаланги пальцев болезненно захрустели. Меч Кассия не выдержал такой нагрузки и скоропостижно разломался на части, оставив своему владельцу лишь обрубок.
Кассий приподнялся, бешено озираясь своим мутным взглядом. Голова кружилась; ребра болели и жгли его изнутри; нога кровоточила и собиралась подкоситься при первом удобном случае; рукоять уже бывшего меча печально застыла в грязной руке. Кастадиец чувствовал, что он на пределе, и уйти достойно, закончив с противником, в таком состоянии не сможет.
Лицо Дегала пылало болезненно красным цветом: рубцовый шрам теперь отчетливо выделялся, и его уродливость лезла наружу, бросалась в глаза. Казалось, если плато окутает полнейшая тьма, этот шрам будет и дальше гореть кровавым цветом. Карие глаза реморийца смотрели с ненавистью – его ослабленная раненая рука покоилась сбоку, беспомощно обвиснув и причиняя своему владельцу тупую боль. Капли крови еще падали из-под плеча, однако это была не самая большая проблема для Дегала. Он больше не жаждал развлечения и почета – он хотел уничтожить кастадийца и закончить бой. Не смотря на свои ранения, он был в более выигрышной позиции.
«Думай, думай… – озирался Кассий. – У этого ублюдка преимущество. Где еще достать оружие?» Однако, будто догадавшись о его мыслях, окружающие солдаты, как назло, убрали клинки и выставили длинные копья, сомкнув вокруг противников некоторое подобие небольшого полукруга.
«Попробовать взять его на таран?..» – едва лишь сдвинувшись на несколько дюймов, Кассий тут же почувствовал опасную неустойчивость и резкую боль из кровоточащей ноги.
«Это конец?..»
Было тихо. Птицы больше не пролетали над людьми. Вдалеке, у горизонта покачивались кроны зеленых деревьев. Снизу, рядом с плато не спеша текла по своим делам местная река. Кассий не знал ее названия. Он не знал и этого места. И другие ближайшие окрестности. Он знал лишь, что на севере есть Великое море, за которым находится его родная Кастадия, куда он не вернется. Он стоял на краю плато, а за его спиной уже заходило солнце, и лишь тусклая полоска света еще едва мерцала до полного прихода ночи.
– Ну что, наигрался?!?! – крикнул Кассий Дегалу. – Повеселился вдоволь!?!? Смотрю, твой шрам так и сияет от наслаждения! Может, повторим?!?! У меня еще много сил, а ты, я вижу, уже устал. Впрочем, не удивительно. Чего еще ожидать от трусов Ремори, которые умеют нападать только исподтишка, словно шакалье!
Глаза Дегала налились кровью, и, не взирая на бесполезную руку, сжав в другой свой отяжелевший клеймор, он с бешенством ринулся к Кассию. Тот сделал глубокий вдох: нужно было сосредоточиться и откинуть все захлестнувшие его эмоции, чтобы перед смертью уйти достойно. Так делают все доблестные кастадийцы.
Дегал налетел, как дикий хищник, который стремится разорвать беспомощную добычу. Он заносил свой клинок для последнего удара, и Кассий, собрав все оставшиеся силы в свое жалкое подобие меча, чуть пригнулся, сумев увернуться от удара клеймора, и резко вонзил острый обломок в шею реморийцу. Тот успел зацепить кастадийца своим могучим телом, и они вместе сорвались с высокого обрыва плато.
Повисла мертвая тишина. Битва была окончена. Тоненькая полоска солнца исчезла, и на плато опустилась тьма. А вместе с тьмой наступил и долгожданный покой.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РЕКА
I
Каталина и Эйра шли за отцом. Он вел их к опушке рыжеватого леса, чтобы наказать за очередную провинность. В последнее время это случалось довольно часто, и девочки слегка дрожали. Светловолосая и младшая Каталина взяла за руку хмурую Эйру и одобрительно ей улыбнулась. Темненькая и невзрачная Эйра не видела повода для оптимизма, но ей все равно нравилась улыбка сестры.
Повода для оптимизма действительно не наблюдалось: отец был вне себя от ярости, повторял одними лишь губами ругательства и уверенно шел вперед, держа в руках причину своего гнева.
Часом ранее девочки нашли в отцовском, запустелом амбаре за рядом пшеничных мешков старый тисовый лук с несколькими стрелами, у которых давно были затуплены наконечники, и ржавчина уже практически полностью покрыла железо. Сестры выбежали на залитый солнцем дворик и начали играть. Каталине было девять, а ее старшей сестре – одиннадцать. Эйра на правах старшинства тут же забрала лук себе, уступив стрелы.
Эйре сразу понравился этот лук: он был достаточно длинный, почти с ее рост; шелковая, блестящая на солнце тетива все еще тянулась и сохраняла дереву упругость; рукоять была обмотана темной, гладкой кожей, и девочке нравилось держать оружие, представлять себя храброй воительницей или искусной охотницей. На тисовых плечах лука мелким, убористым почерком были нанесены не известные сестрам символы. Возможно, этот лук использовали далекие южные народы за Меридалином – девочки только предполагали, с интересом разглядывая иероглифы и фантазируя.
Оперения найденных стрел имели необычный темно-синий цвет, который каким-то непостижимым образом приковывал к себе внимание, и Каталина постоянно на них засматривалась, держа аккуратно своими тонкими пальцами древко то одной, то другой стрелы. Она использовала стрелы не по назначению – размахивала ими словно мечом или кинжалом, изображая из себя храброго воина, нападая на Эйру, которая, в свою очередь, целилась в нее из красивого бурого лука и попадала невидимыми, но точными выстрелами.
Вскоре, им захотелось большего: Эйра просила у Каталины стрелы, а Каталина в свою очередь – лук.
– Давай по очереди. Сначала я возьму у тебя стрелу, чтобы прицелиться, а потом ты уже сможешь побегать с луком, – пообещала Эйра сестре.
– Только без обмана! – с серьезным взглядом сказала Каталина.
Получив заветную стрелу, Эйра затрепетала: все ее внутреннее существо наполнила необъяснимая радость. Пальцы, сжимающие древко, потеплели, и спокойствие от них передалось всему телу, заполняя каждую клетку. Эйра на миг почувствовала себя самым счастливым человеком во всей Магтере. Острое желание опробовать лук тут же посетило ее, и девушка начала беспорядочно озираться в поисках подходящей цели. Эйре казалось, не сделай она выстрел, весь мир перед ней тут же рухнет, и все то тепло, которое посетило ее, уйдет навсегда, оставив только холод и тоску.
– Делаю выстрел и отдаю! – крикнула Эйра сестре, быстро озирая двор.
Во дворе царил беспорядок: отец давно здесь не убирался. Как и дома, заставляя сестер убираться самим. На старой, серой телеге лежали несколько мешков, все еще не убранные в амбар. Около деревянного, местами кривого, местами покосившегося забора валялись в разных местах по две-три штуки небольших, но толстых бревен. В середине запущенного зеленого квадрата двора, где девочки больше всего любили играть, стояла, сгорбившись, старая яблоня – несколько яблок от беспокойного ветра попадали на землю, где они и остались лежать никому не нужные. Недалеко от одинокого колодца чуть поодаль амбара лежали несколько ведер: сестры к вечеру должны были набрать оттуда воды.
Эйра не знала, как стрелять из лука. Несколько раз она видела проходивших мимо их дома реморийских солдат, у которых на спинах висели колчаны стрел, и в руках они держали оружие, но отец быстро их прогонял, не успевали те хоть на несколько метров приблизиться к их владениям. Лук был неудобен для Эйры. Она не знала, как его брать, и как посадить стрелу. Тем не менее, острое желание выстрелить все не отпускало, и инстинктивно Эйра взялась неожиданно для себя уверенно левой рукой за обмотанную ручку, а правой начала легонько, хоть и не ловко натягивать тетиву, где уже пристроилась старая, никому не нужная стрела.
Эйра решила прицелиться в один из мешков на телеге: все равно отец еще долго не поедет в город за продовольствием. Каталина молча отошла в сторону, с придыханием наблюдая за прицеливающейся сестрой. Эйра отступила на несколько шагов от телеги, сделала несколько глубоких вдохов, как будто знала, что так нужно, постаралась как можно точнее прицелиться, придала рукам спокойствие и…
– Что ты, черт тебя дери, делаешь!?!? – закричал отец, выбежав из дому.
Он был в ярости. Брюзжа слюной и проговаривая что-то про себя, отец грубо отобрал у нахмурившейся Эйры лук со стрелой, дал ей затрещину, взял у Каталины оставшиеся стрелы и начал, задыхаясь от гнева, кричать:
– Дура! Кто..?! Кто разрешил..?! Где взяли?!
– В амбаре, – промолвила спокойно, но уже слегка вздрагивая, Каталина.
– Что?! Зачем?! Туда ходили?!?! Вам мало места гулять и играть во дворе?!
– А что такого?! – не сдержалась Эйра. – Мы просто играли. И ты никогда не говорил, что амбар – это запрещенное место.
– Ты видишь это?! – оплевывался отец, показывая на лук. – Это оружие. Не игрушки для девчонок. А ты еще пыталась целиться. Вот, чем ты хочешь заниматься?! Стрелять???
– Что? Нет. – опешила Эйра. – Я просто хотела попробовать, отец. Что в этом такого? Мы же просто играли…
– Молчать! – отец был в исступлении. – Просто играли?!?! Хорошо, хорошо, давайте поиграем…
Это был не первый взрыв гнева у их отца. C тех пор, как мать покинула их, отец часто срывался, ругался, да и вообще, временами вел себя как немного сумасшедший отшельник, который поселился неподалеку от леса и никого к себе не подпускавший. Каким он был до ухода матери, девочки не помнили, да и свою мать они представляли в очень смазанных, тусклых красках.
Сейчас же отец поднял с земли несколько яблок, кинул их Каталине, достал из кармана своих широких шерстяных штанин ключ от дома, запер дверь и повел сестер к опушке. Каталина молча несла яблоки, нежно держа их в руках, будто в эту минуту они были самой важной вещью для нее на свете. Эйра раздражалась все больше и больше: она не понимала своей вины, и вспышки отцовского гнева начинали ее доводить.
Тем временем отец немного успокоился и перестал кричать. Из-под его неупорядоченной темной бороды раздавались гневные бормочущие звуки. На непокрытой лохматой голове уже прорастали седые клоки, и весь вид его выдавал в нем человека усталого, опустившегося, но еще не сломленного, а готового в самый неожиданный момент неприятно удивить. Поверх потасканной серой рубашки висел старый крест, в центре которого едва заметно сиял красный рубин – отец никогда с ним не расставался. Злые зеленые глаза то и дело метались от одной сестры к другой.
Они дошли до опушки, и отец грубо кинул лук со стрелой Эйре, а Каталину повел к ближайшему клену, взяв у нее одно яблоко.
– Хотела пострелять? Я предоставлю тебе такую возможность, – холодным осипшим голосом произнес отец.
Эйра недоумевала. Она растерянно и озадаченно посмотрела сначала на вернувшийся к ней лук, а потом на удаляющегося с Каталиной отца.
– Что?..
И тут она поняла. Отец прислонил Каталину спиной к клену. Затем, убедившись, что она стоит ровно, что-то тихо произнес дочери и положил яблоко на голову Каталины. Холодный пот тут же покрыл все тело Эйры. Казавшийся ей до этого таким теплым и таким желанным лук теперь едва держался в руках: она хотела избавиться от него, выбросить, забыть о своей шалости.
– Ну что, попробуешь выстрелить? – голос отца прозвучал где-то вдалеке, прозвучал железным скрежетом, от которого шли мурашки по коже.
– Мы просто играли, отец… – заумоляла Эйра. Она редко кого-то умоляла о чем-то.
– Так это тоже игра. Просто чуть сложнее. Или ты думаешь, взрослые люди там, за пределами дома будут делать тебе поблажки? Там, за рекой тебя кто-то будет жалеть? Терпеть твои игры?
– Я не…больше этого не повторится…Пожалуйста…
– Сделанное однажды, захочется повторить еще раз, – прохрипел отец. – А затем еще, и еще, и еще…
Эйра посмотрела на Каталину, ничего не понимая, судорожно сжимая в одной руке лук, а в другой – злосчастную стрелу. Сестра выглядела спокойной: казалось, происходящее нисколько ее не касалось, и яблоко было не на ее голове, а оставалось где-то там, у них во дворе, упавшее на зеленую поросшую траву. Каталина смотрела на Эйру своими задумчивыми голубыми глазами, цвет которых достался ей от матери, и едва заметная улыбка пробежала тенью по ее тонким губам.
– Стреляй.
Отец разом прекратил свое болезненное веселье. Его глаза, не мигая, теперь серьезно смотрели на Эйру в ожидании выполнения его указа. Грязная и заросшая борода тяжело поднималась и опускалась. Рука отца, твердая и все еще сильная, крепко придерживала Каталину у кленового дерева, хотя она не проявляла ни капли непокорности, а спокойно стояла в задумчивости.
– Что я такого сделала?!? – слезы обиды и ненависти потекли по бледным щекам Эйры. – Зачем ты мучаешь меня?!?
– Стреляй.
– Я ненавижу тебя!!! – закричала на всю опушку худая темноволосая девочка, сжав до боли в руке лук и стрелу.
– Я знаю, – ответил как ни в чем не бывало отец. Он полностью успокоился, и его взгляд, блуждая, смотрел куда-то сквозь свою дочь, куда-то вперед, вдаль, словно Эйры здесь и не было, и там, за перспективой открывалось новое, более интересное представление.
– Я знаю, – повторил твердо отец. – Но ты должна выстрелить.
Эйра вскинула лук. Дрожащими от гнева и страха руками она схватилась за рукоятку и приложила стрелу к тетиве.
«Я ни разу не стреляла. Чего он от меня добивается?»
Перья стрелы едва заметно встрепенулись от легкого ветра, посетившего опушку. Мимо проскочила маленькая рыжевато-белая белка, с интересом взглянувшая на стоящую с яблоком на голове Каталину. Вдалеке, на другом конце леса еле слышно раздавалась праздничная музыка – в городе Прасилва начинался фестиваль.
Придерживая тремя пальцами стрелу, Эйра стала натягивать тетиву.
«Убью его. Наплевать. Я не хочу больше терпеть эти безумные выходки и приступы сумасшествия. Убью и заберу Каталину с собой. Под его кроватью в сундуке есть золото, я знаю этот тайник. Пойдем в город, найдем себе работу, начнем жить взрослой жизнью. Как он и хочет».
Ярость все сильнее и сильнее наполняла Эйру. Она начала целиться в яблоко с расчетом на то, что попробует резко поменять цель в последний момент.К Эйре снова пришло спокойствие от лука, однако это было уже другое спокойствие. Гнетущее спокойствие.
Тетива была натянута, лук ожидал в напряжении. Эйре было неудобно, а рукам больно, но она крепко держалась за рукоятку и не отпускала стрелу. Ее взгляд был направлен вдоль древка, а наконечник стрелы указывал на яблоко. Недалеко от яблока, на расстоянии двух плеч виднелась голова отца. Он был все так же спокоен, будто весь его запас ярости истратился там, дома, и сейчас он отдыхает, стоя рядом с дочерью, как ни в чем не бывало.
«Ненавижу. Зачем он все это делает? Зачем мне все это?!»
Эйра чуть расслабила пальцы на хвостовике стрелы. Маленькая белка вернулась, неся с собой найденный солидного вида шишку. Ветер чуть колыхнул траву и затих.
– Стреляй.
Эйра выстрелила.
II
– Эйра. Нам пора, – тихий, но твердый голос Альвы раздался с внешней стороны палатки.
Эйра Амегари открыла глаза. Первые лучи солнца просачивались сквозь грубую ткань тента. Ее боевой лук с колчаном лежали рядом; под жесткой подушкой покоился маленький кинжал – Эйра никогда не ложилась спать без своего оружия. Спустя несколько минут уже одетая и в снаряжении она вышла на воздух. Было свежо и немного прохладно; на зеленых стеблях низкорослой травы, обступивших палатку и придавленных снаряжением, сияли капельки утренней росы. Альва стояла неподалеку и проверяла рыжую, в цвет своих волос, красивую лошадь.
Эйра подошла к дубовой кадке с водой, чтобы смыть с себя последние остатки беспокойного сна и немного взбодриться перед предстоящим тяжелым днем. Вода была ледяная и чистая, но так было даже лучше: лицо и руки на мгновенье обожглись холодом, однако затем наступило облегчение, и сонливость ушла, оставив лишь небольшие ростки усталости. Эйра еще несколько раз с удовольствием ополоснула себе лицо и посмотрела на успокоившуюся гладь воды.
Оттуда на нее глядела бледная лучница с темными кругами под зелеными глазами, с тяжелым хмурым взглядом и острыми, вызывающими напряжение, скулами. Под прямым коротким носом холодные губы сомкнулись в тонкой полоске, будто в намерении произнести что-то неприятно мрачное, лишь бы оставили в покое.
«Может быть, поменяемся? Я была бы не против сейчас оказаться там, на дне прохладной воды и смотреть оттуда на всех абсолютно равнодушным взглядом, лишь бы не нарушали мои покой», – раздумывала Эйра, глядя на свое холодное отражение. На миг ей показалось, что сомкнувшиеся тонкие губы в воде едва заметно сдвинулись в некотором подобии усмешки, однако раздавшийся сзади звук удара по щиту заставил лучницу обернуться и вернуться к окружающей действительности.
Воины дома Ремори, раскинувшие здесь лагерь, на квадратном участке равнины перед подъемом на плато, собирались в дорогу. Началась походная суета: несколько солдат собирали обратно в большие холщовые мешки свои палатки; часть лучников уже оседлала лошадей, и, смеясь и сквернословя, они неторопливо двинулись вперед; с десяток мечников совсем не спешили и отрабатывали атаки друг на друге, тренировались в искусстве нанесения ударов и парирований. Настроение у всех было отличное: реморийцы понимали, что раз ночью никто из гонцов не прискакал к ним за помощью, и не был подан сигнал, значит, основные отряды справились без них, и резервные силы не понадобились. Все было хорошо, и можно было направляться к месту, чтобы заняться рутинной работой.
Эйра, на ходу заплетая в косу свои взмокшие черные волосы, направилась в сторону Альвы, где ее уже ждала лошадь пепельного окраса. Несколько солдат со щитами в руках, веселясь и о чем-то пересмеиваясь друг с другом, проходили мимо Эйры и, увидев лучницу, приняли серьезный вид и отступили в сторону, стараясь не смотреть ей в глаза.
– Как думаешь, для чего ее вызвал Флавий? Чтобы она своим ведьминым зрением нашла затаившихся кастадийцев посреди гор трупов? – тихо толкнул своего товарища ремориец.
– Уж не знаю. Возможно. Но на месте Флавия я бы не отказался и поразвлечься с ней после тяжелой ночной засады, – усмехнулся второй ремориец, глядя вслед на атлетичную и крепкую Эйру.
– Тише ты, дурак! Еще услышит!
Эйру боевые отряды дома Ремори побаивались. Она никогда не была здесь своей, хоть и числилась при дворе лучшей лучницей. Кого-то отталкивал ее вечно хмурый вид и злые, холодные глаза. Кого-то – нелюдимость и происхождение из семьи отшельника. Кто-то завидовал уникальному таланту Эйры стрелять из лука на большие расстояния, в самых невыгодных ситуациях, из неудобных позиций и все равно попадать в цель. Но большая часть воинов побаивалась Эйру за ее необъяснимую способность видеть то, чего не видят другие, обнаруживать необнаруживаемое и настигать людей, выполняя задачу любыми доступными средствами.
Эйру мало беспокоили слухи, витающие вокруг нее. Командующий Флавий ее ценил: стабильно платил, не задавал лишних вопросов, давал небывалую для остальных элитных солдат Ремори свободу в перемещении. За это Эйра делала абсолютно все, что тот ей прикажет. Абсолютно все.
Альва уже сидела в седле и, нахмурившись, вглядывалась в далекие горные цепи Фрасии на востоке. Там собирались темно-серые тучи, заполоняя весь небосвод, и время от времени небольшие вспышки молний тонкими линиями пронизывали эту серость в сопровождении гулких раскатов грома, которые тем не менее здесь, на солнечной равнине были едва слышны. И только Альва была слегка обеспокоена.
– Ненастная погода на востоке – предвестник скорби на западе, – сказала она подходящей Эйре.
Эйра уже давно привыкла к загадочным речам своей рыжей компаньонки и поэтому, бегло взглянув на восточные горы, чуть кивнула, проверила свой колчан со стрелами за спиной и кинжал за поясом, погладила свою пепельную лошадь и ловким движением тут же оседлала ее. Большая часть лагеря уже покинула стоянку на равнине, и Эйра с Альвой двинулись следом за остальными на плато.
Несколько минут они двигались в тишине: Альва рассматривала далекие тучи и качала головой, Эйра слегка хмурилась и левой рукой перебирала сзади стрелы, едва касаясь пальцами оперений.
– Узнала что-нибудь про засаду? – наконец спросила Эйра, с удовлетворением пересчитав все свои стрелы.
– Была кровавая битва. Кастадийцы оказались крепкими и сильными воинами. С нашей стороны много людей полегло. Тем не менее, как успели сообщить, Флавий нашел, что хотел.
Эйра помрачнела: ей не нравилось, когда кастадийцев хвалили и оказывали им хоть малейшее уважение. Она легко и лишь на секунду прикоснулась к своей груди, где за легким кожаным доспехом, был глубоко спрятан небольшой крест с миниатюрным рубином в центре.
– А что с северо-восточным маршрутом? Есть вести от Бертрама и Орвина?
– Пока что-то конкретно утверждать рано, но, видимо, это был ложный след, и никаких других отрядов кастадийцев там обнаружено не было. Судя по всему, те кастадийцы, которые сражались на плато, были единственными, кто выполнял эту миссию.
– Они надеялись как можно меньшим количеством воинов пройти пол материка, ничего не зная об этих землях, рассчитывая на одних лишь проводников. В итоге последний их и подвел, – едко усмехнулась Эйра.
– Магтера – большая земля. Никогда не знаешь, кого здесь встретишь на пути, и с кем его продолжишь. И продолжишь ли.
Эйра задумчиво посмотрела на Альву. Они вместе с Бертрамом и Орвином уже давно состояли в одном отряде, бок о бок сражались, помогали друг другу, спасали друг друга, выживали в тяжелейших условиях, и каждый был по-своему уникален, с собственными причудами и нравами, но Альва для нее всегда оставалась немного страннее остальных, со своими мыслями и умозаключениями.
С врагами она расправлялась с присущей ею хладнокровием и даже некоторым равнодушием; на ее веснушчатом лице не вздрагивал ни единый мускул, а в карих глазах читалась лишь отстраненность. После сражений Альва как будто немного возвращалась в себя и заводила пространные разговоры на различные темы, будто бы проводила какой-то свой, известный лишь ей ритуал. Периодически, после разговоров она уходила надолго в уединенное место и молча сидела, разглядывая пейзаж, либо достопримечательности, чем немного раздражала Бертрама. Эйре это не мешало: Альва была превосходной мечницей, высокой, хорошо сложенной и быстро соображающей на задании, а что там у нее в голове – это было на втором и даже на третьем плане. У всех здесь были тараканы в голове, и Эйра уважительно относилась к своим компаньонам, бережно храня собственные скелеты за душой.
Они поднимались вверх по травянистому пологому склону; до плато оставалось минут пять езды, до места битвы – минут двадцать. По мере приближения к плато солдаты, идущие спереди, позади и рядом, становились все более оживленными: в их глазах загорался азартный огонек мародерства, и они планировали не плохо поживиться.
Солнце уже достаточно высоко поднялось, чтобы начать отдавать свое тепло земле и людям, редкие облака бороздили небо, а легкий ветерок приятно ласкал кожу и трепал волосы – стояла замечательная погода. Лишь очень далеко, едва слышно раздавались глухие раскаты грома, будто на другом краю земли.
Эйра с Альвой уже были на плато, и зловонный запах начал постепенно наполнять воздух: они приближались к месту.
– Река Флара, – прервала молчание Альва, показывая рукой на небольшую извивающуюся внизу водную полоску, – я помню ее. Когда-то неподалеку от ее истока мои друзья поклялись друг другу в вечной дружбе. Они доплыли до середины бурного речного потока и задержались там на час. Я не умела плавать, поэтому ждала их и беспокоилась. Много позже я узнала, что одним река дарует удачу, а другим же – несчастье.
– И какой итог этой клятвы? Сдержали друзья свое слово? – спросила с интересом Эйра, но тут же пожалела о вопросе, подспудно понимая, каков будет ответ.
– Они все погибли.
«Значит, несчастье», – мрачно подумала Эйра.
Позади них раздался суетливый звук приближающегося галопа лошади, вслед которому доносилась недовольная ругань посторонившихся солдат. Заметив Эйру и Альву, Бертрам дал сигнал своему крепкому и немного устрашающему вороному коню перейти на рысь.
– Никого, – сухим низким голосом сказал Бертрам вместо приветствия. – Псов Кастадии не было на северо-восточном переходе. Мы ждали всю ночь, но единственными живыми существами, попавшимися нам в ущелье, оказались горные овцероги, которые, почуяв наше присутствие, пустились всем стадом на таран и забодали нескольких мечников, полностью игнорирую их доспехи.
Бертрам недовольно сплюнул на землю и начал усиленно потирать свои уставшие, не выспавшиеся глаза. Он выглядел очень исхудавшим: его желтые запавшие щеки придавали лицу болезненный вид вкупе с лихорадочным, недовольно оглядывающим всех взглядом. Иссиня-черные и немного грязные волосы Бертрама были стянуты в небольшой конский хвост; на поясе в ножнах покоился короткий меч, а у бедра располагался запасной кинжал, к которому время от времени его тянуло. Сами руки у Бертрама были довольно тонкими, не типичными для воина, и черные кожаные перчатки, казалось, уберегали их от различного рода напастей.
«Такие тонкие и такие быстрые, опасные, смертельные», – подумала Эйра, глядя на руки Бертрама и слушая его недовольную речь.
– Овцероги грозные звери, когда потревожишь их пастбище. Лучше не злить мирных существ, иначе и они могут стать опасными, – сказала отрешенно Альва.
Бертрам раздраженно посмотрел на нее, но сдержал подступавшую к нему вспышку гнева и, скривив уголки темных бледных губ, продолжил:
– Более того, не успели мы выдвинуться с этого злосчастного места, как на нас обрушился ливень, сопровождаемый раскатами грома, и молния ударила в шлем одному из оруженосцев, который начал остервенело орать и в панике бежать из стороны в сторону, размахивая булавой, в результате чего снес голову нашему старому знакомому – элитному мечнику Ибрагиму.
– Ирония в том, что этот доходяга-оруженосец смог пережить удар молнии, но не смог пережить удар по лицу тяжелого молота, который ему тут же прилетел от брата Ибрагима, – усмехнулся Бертрам, однако тут же помрачнел, посмотрев на восток. – Ненавижу дождь.
– Я смотрю, вы там время зря не теряли, – сказала Эйра. – Тем не менее, если кастадийцев на месте не было, вас самих никто не заметил? Я слышала, в восточных краях в последнее время зачастили шпионить белые вороны из Мальфитеры.
– Не думаю, что им интересна эта территория, – засомневался Бертрам, – на северо-востоке, кроме гор и пещер ничего нет. Ни ценных ресурсов, ни реликтов, ни источников, которые бы заинтересовали этих выскочек.
– Думаешь, они так и ничего не знают о кастадийцах в Магтере?
– Навряд ли. Возможно, они направят своих шпионов на плато, отслеживать, что же тут произошло, но о том, что именно сопровождали кастадийские собаки, мальфитерские маги могут лишь догадываться и биться головами об свои шары…
«Тем не менее, мы тоже не знаем, что было у кастадийцев в руках, – мелькнули мысли у Эйры. – Если это какой-то могущественный артефакт, то почему они отправили за ним не армию, а отряд? Не хотели привлекать внимание? Или сами не знали, что найдут? Почему не использовали? Слишком глупы для этого? Стоило ли это того, чтобы оказаться здесь, на большой земле, преодолеть такое огромное расстояние, покинув свои бараки? Стоило ли это того, чтобы лежать кучей трупов на плато Падурона?»
– А где Орвин? – спросила Альва.
– Он немного отстал. Из-за дождя и размытых дорог у его белой клячи случилось что-то с копытом, и Орвин должен прибыть чуть позже, вместе с другими реморийцами.
Тем временем они приближались к месту битвы. Смрадный запах от большого количества мертвых и разрубленных тел настиг их, и ветер уже казался не таким легким, а солнце грело не так радостно. Над плато кружили стаи птиц, почуявшие легкую добычу. Вокруг в рабочей сутолоке суетились реморийцы: кто-то стаскивал доспехи с тел; кто-то размахивал новым оружием, проверяя хват и оценивая вес; иные и вовсе нагружали целые тюки и небольшие телеги, чтобы тут же спешно покинуть плато, пока командующий с приближенной свитой опускали глаза на действия солдат.
Эйра сморщилась, ее глаза начали метать искры. Она ненавидела кастадийцев, но больше она ненавидела мародеров, трусов и нечестных на руку стервятников, которые не участвовали в честной схватке из-за отсутствия должных навыков и банальной трусости.
– Гнилье, – сплюнула она на землю.
– Что ты сказала?!?! – обернулся здоровый, толстый ремориец со связкой доспехах за плечами. Его взгляд сначала остановился на пепельном, необычном коне, на котором сидела лучница. Затем взор медленно переместился к луку, который Эйра всегда держала при себе, даже в спокойное время. Наконец глаза реморийца медленно поднялись и встретились с ее глазами, и, на несколько секунд замерев от ужаса, мародер пролепетал извинения и быстро, насколько ему позволяла награбленная ноша, двинулся подальше от всадников.
Работа кипела. Реморийские воины, которые не участвовали в битве, забирали себе все, что могли, затем в дело вступали оруженосцы и мелкие слуги, которые уже обчищали, что оставалось, и после погружали тела либо в мешки, либо в телеги, чтобы увезти – реморийцев достойно похоронить, кастадийцев закопать в безымянной земле, чтобы никто не узнал про них. Сражавшиеся воины сидели чуть в отдалении, разбив импровизированный привал. Раненым солдатам была давно оказана необходимая помощь, и они лежали, стараясь не двигаться, чтобы снизить боль. Другие выглядели уставшими, выжатыми и измотанными: враг оказался слишком силен. Тем не менее, по возвращению домой их ждала намного большая награда, чем какой-то скарб с трупов – Флавий щедро награждал людей, которые давали результат.
– Эйра!
Низкий, сутулый, весь обвешанный доспехами, лысеющий посланник командующего приближался к всадникам, хромая на левую ногу.
– Кир, ты еще жив? Я думала, тебя поставили в первые ряды в битве, как воодушевляющий пример для подражания.
– Ахахахаха, очень остроумно, – скорчил гримасу старый Кир. – Для тебя есть небольшая работенка. Флавий ждет тебя. Подойди минут пять в его палату.
Спутники расположились чуть поодаль от раненых солдат, соорудив из нескольких грубых брезентов и пары брошенных рядом сломанных телег импровизированный лагерь. Эйра спешилась и отдала поводья Альве, рукой нежно проведя по шее лошади. Зная, что к Флавию никогда не пускают с оружием, Эйра очень неохотно сложила лук, колчан и кинжал на брусок, который где-то уже раздобыл Бертрам, и, многозначительно переглянувшись со своим компаньоном, двинулась к расположению командующего.
Палатку Флавия было не сложно найти. Она выделялась среди других большей площадью и размахом, а также трепещущим на ветру сверху красивым голубым флагом с изображением корсака дома Ремори.
«Ты бы уже определился: вы хотите скрыть, что тут произошло, или это не так важно?» – подумала Эйра, заходя в палатку.
Звуки суеты, лязга оружия, звона доспехов, беспросветной ругани солдат позади мгновенно приглушились, и полумрак закрытого помещения сразу же окутал лучницу. Здесь было немного душно, и Эйра откашлялась от спертого воздуха. Ее никто не встречал, хотя она понимала, что пять минут уже прошли, а Флавий слов на ветер не бросает.
«Если только его что-то не задержало», – раздумывала Эйра, пройдя пустой приемный отсек и собираясь отодвигать жесткие и плотные голубые занавески.
– Меня не интересует, узнают ли эти магические стервы о битве или нет. Мы никакого договора с ними не подписывали, и плато находится на нейтральной территории, – послышался раздраженный голос Флавия из-за занавесок. – Если у них есть монополия на магию, это не значит, что они имеют право совать свои длинные ведьмины когти во все, что видят и о чем слышат.
– Не стоит недооценивать Мальфитеру, – произнес тихий вкрадчивый голос.
Эйра чуть приоткрыла правую занавеску. По левую сторону стоял Флавий собственной персоной: в одной руке он держал красивый золотой кубок с вином, в другой сжимал небольшой свиток, которым то и дело размахивал из стороны в сторону. С правой стороны, спиной ко входу на жестком деревянном стуле сидела фигура в черной мантии, лицо незнакомца было скрыто капюшоном, а в его руках Эйра увидела небольшой кривой кинжал, которым тот время от времени поигрывал. Между ними располагался широкий сосновый стол с тусклым трехсвечником на нем и обложенный многочисленными бумагами.
– Но и переоценивать их тоже не нужно, – буркнул Флавий, сделав несколько глотков из кубка. – У нас здесь своя работа, и до мнения магов Мальфитеры мне дела нет. Уверен, что герцог Ремори солидарен со мной. Кастадийцы и так зашли слишком далеко; мало кто знает, что они несли. Мы спокойно напустим разных слухов, а когда начнутся вопросы, скажем, что это была обыкновенная стычка на дороге. Кто из реморийцев участвовал? Да мы и сами не знаем – мало ли кто служит в наших рядах? Элитные воины сражались? Кто сказал? Я очень хорошо плачу за молчание.
– Возможно, будь вы немного расторопнее, то нашли бы куб первыми и смогли избежать стольких жертв, – холодно проговорил человек в мантии. От его вкрадчивого тона не осталось и следа. – Теперь же могут возникнуть огромные проблемы, как у дома Ремори, так и у соседствующих крупных домов Крударов и Цирдеев, узнай Кастадия о гибели своих воинов. Судя по всему, они здесь находились без ведома их сената, и кастадийцам ничего не стоит прислать сюда целый флот яростных бойцов.
– Не нужно пугать меня Крударами, Цирдеями и кастадийцами, – не менее холодно ответил Флавий.
Он положил с характерным стуком на стол кубок и, не отводя взгляда, смотрел пристальным и расценивающим взглядом на своего собеседника. Повисла минута напряженной тишины. Наконец Флавий отвернулся и взглянул на просторную карту Магтеры, висевшую на стене за собеседниками.
– Другие знатные дома и слова не скажут, так как слишком глупы и слабы по сравнению с нами. А кастадийцы…не спорю, они могут доставить проблем, если узнают. Однако опять же…их воины мертвы, мы всех проверили. Наши бойцы не проронят ни слова, и это гарантирую я. Подоспевшие солдаты просто очищают плато, им было сказано, что кастадийцы решили ограбить наш юго-западный форт и шли по двум направлениям.
– Что ж, на словах ловко придумано. Как будет на деле – узнаем с прилетом сокола. Хорошо. Время не ждет. Мне нужно посмотреть куб.
Флавий резким движением развернулся спиной к собеседнику в капюшоне, чтобы нагнуться и поднять тяжелый увесистый сундук, на котором висел металлический замок с несколькими разными отверстиями под ключи различных форм и размеров. Затем командующий достал большую связку и начал поочередно вставлять и проворачивать ключи, чтобы наконец, спустя минуту не раздался заветный щелчок.
– Для перестраховки, – пожал плечами Флавий.
Собеседник в мантии нетерпеливо встал со стула и направился к столу, на котором стоял открытый сундук. Флавий осторожно, несколькими пальцами достал черный, без единой царапины, идеальный куб размером с ладонь из неизвестного Эйре материала. Нервно отодвинув сундук в сторону, Флавий вместе с человеком в капюшоне склонились над кубом.
Командующий щелкнул пальцем по поверхности черного предмета. Раздался резкий, свистящий звук, и верхняя грань куба раскрылась – собеседники чуть дыша смотрели на нечто, светящееся внутри артефакта.
Палатку заполонил теплый свет, и Эйре вдруг изо всей силы захотелось посмотреть, что же такого внутри этого куба, взглянуть хотя бы одним глазом, постоять рядом. Ее всю наполнила необъяснимая легкость – из зеленых, вечно усталых и серьезных глаз потекли слезы счастья. Эйра вспомнила свою сестру, своего отца, когда тот был нормальным, вспомнила свою мать, которая покинула их так рано. Вот уже решительная рука Эйры тянется к грубой занавеске, чтобы толкнуть ее и выдать себя, как Флавий, умиротворенно глядя на светящееся содержимое куба, сказал:
– У нас все хорошо?
– О да, более чем, – черная перчатка человека в мантии прикоснулась к боковой грани куба, прозвучал едва слышимый щелкающий звук, и всю палату поглотила тьма.
Эйре стало невыносимо больно внутри: казалось, сердце сейчас вырвется из груди от полного отчаяния, и она будет рада этому, лишь бы остановить эту всепоглощающую и пришедшую из ниоткуда боль. Она упала на колени, и слезы градом начали литься из ее глаз, рта, волос, заливая пол. Становилось нечем дышать, и Эйра попыталась подать голос, чтобы хоть как-то выдать себя, но вместо голоса из гортани начал раздаваться клокочущий смех. Тем временем ее слезы начали уже затапливать помещение, а Эйра даже не могла подняться: все тело онемело и превратилось в хрупкий черный лед. Стальной крестик на груди начал обжигать грудь Эйры, ее кожа стала шипеть и трескаться, а маленький красный рубин на перекрестии пульсировал мигающим алым цветом. Вот уже реки слез поднялись по пояс Эйре, и та с ужасом поняла, что это не слезы, а кровь – темно-багровая, такая знакомая и такая страшная. Лучница закрыла глаза и перестала сопротивляться в ожидании конца, в ожидании тишины…
– Это именно то, что нужно герцогу Ремори, – довольно прошептал человек в мантии. – Мои поздравления. Сработано блестяще.
Эйра все так же стояла за занавеской. Ее рука была в сантиметре от того, чтобы ее толкнуть. Лучницу пробивал холодный пот, а все тело ослабло, будто она только что участвовала в тяжелейшей схватке.
«Что это было?»
Флавий усиленно потирал глаза: он выглядел немного уставшем, и проницательный взгляд Эйры заметил, что командующий слегка дрожал. Черный куб как ни в чем не бывало спокойно покоился на столе.
– Что я слышу?! От тебя, да похвала? За такое нужно обязательно выпить!
Флавий достал из-под стола еще одну бутылку и, не церемонясь, сделал несколько глубоких глотков из горла.
– Ухххх, что не говори, а крударцы умеют делать хорошее пойло! И так, время заканчивать, – Флавий быстро поменялся в лице, снова стал серьезным, деловым и властным командующим воинами, которые еще недавно смогли победить несколько отрядов кастадийцев. – Ко мне уже вот-вот должен прийти мой лучший следопыт, а мы и так несколько задержались. Вот мой полный отчет о битве герцогу, ну и, сам понимаешь…
Флавий отдал собеседнику небольшой, скрепленный с двух сторон золотистым теснением свиток и властным жестом показал на куб. Без лишних слов человек в мантии быстрым движением руки, будто боялся, что куб исчезнет со стола в любую секунду, загреб артефакт во внутренний карман своей мантии, натянул капюшон как можно ниже, слегка поклонился Флавию и быстро вышел, толкнув жесткие занавески палаты.
В приемной он встретился с Эйрой, которая, стараясь не смотреть на него, пропустила его на улицу, а сама направилась к Флавию.
«Вроде ничего не заметил», – вздохнула лучница.
– Эйра, проходи! Чувствуй себя как дома! – натянуто улыбнулся ей Флавий и показал на место, где минуту назад сидел советник герцога.
– Спасибо. Пожалуй, я постою. И так засиделась в седле, добираясь до плато.
– Дело твое, – пожал плечами Флавий, наливая себе очередной кубок вина, на этот раз соблюдая определенные приличия.
Командующий при более близком рассмотрении выглядел осунувшимся, уставшем и несколько болезненным. Не понятно, связано ли это было с прошедшей битвой или с увиденным им в кубе. Или все вместе. Его короткие серые волосы начали седеть, теряя свой былой цвет, широкий лоб покрылся капельками пота, а уголки рта то и дело едва заметно вздрагивали. Тем не менее его суровый и пронзительный взгляд жестокого воина все еще оставался таким же ясным и чистым, не смотря на алкоголь и взаимодействие с кубом.
– Я послал за тобой и твоим отрядом по весьма деликатному делу, – наконец сказал Флавий, внимательно наблюдая за Эйрой.
Эйра ничем себя не выдавала и спокойно отвечала своим проницательным и хмурым взглядом: она достаточно хорошо знала главнокомандующего дома Ремори и понимала, что тот специально нагоняет красок, проверяя ее реакцию.
– Как тебе, скорее всего, уже известно, здесь накануне между нами и кастадийцами произошла некоторая стычка. Хотя…ладно, не буду скрывать – была настоящая кровавая бойня. Мы знали, что кастадийцы умелые воины, но переоценили свои силы и боевые возможности. Много народу полегло, как хороших солдат, так и откровенных безумцев, жаждущих крови. К сожалению, я не предусмотрел того, что среди профессиональных бойцов, которые намеренно на это шли, оказался и племянник герцога Ремори из гарнизона золотых кинжалов. Что с тобой? Ты выглядишь какой-то бледной.
– Просто не выспалась, и здесь немного душно. Предпочитаю больше свежий воздух. Племянник герцога? Дегал? Я слышала, он очень искусный воин.
– Был им, – Флавий нахмурился и снова потер глаза. На секунду его взгляд задержался на поверхности стола, где еще недавно находился куб. – Он погиб. Дегал захотел славы, и он ее получил, сбросившись с обрыва вместе с каким-то кастадийцем в порыве битвы.
– Что??? – сдвинула брови Эйра. – Как такое допустили?
– Не спрашивай, не стоит, – раздраженно махнул рукой Флавий. – Я прибыл слишком поздно к этому моменту. Глупец решил провести показательный поединок и поплатился за этого. Каким бы ты не был мужественным и храбрым, но скользкое тщеславие так или иначе одолеет тебя. Не люблю выскочек.
Эйра ждала. У нее действительно начинала болеть голова от повисшей в палатке застойной духоты и полутьмы. Судя по всему, Флавий тоже хотел поскорее выйти на воздух. Он повернулся к Эйре и натянуто улыбнулся.
«А ведь командующий то уже постарел».
– В общем, дело не хитрое. Для тебя не займет много времени. Посмотри своим острым взором, куда упал Дегал, и не успели ли сгрызть его труп местное зверье? Мне нужно доставить тело к герцогу в максимальной сохранности, со всеми соболезнованиями и скорбью. И получить от того нагоняй, конечно же. Старый Кир проводит тебя до обрыва и покажет место, с которого эти придурки сорвались. Вскоре я подойду к вам. А сейчас оставь меня.
На улице было свежо и прохладно: солнце уже светило не так ярко, и его периодически заслоняли кучные облака, а ветер временами так усиливался, что создавал некоторые неудобства работе мародерам и прочим слугам, «очищающим» местность. Несмотря на то что мимо Эйры только что проехала телега, доверху набитая голыми трупами, лучница вздохнула с облегчением от того, что наконец покинула это затхлое место, в котором она явно видела и слышала то, что ей не предназначалось.
Подойдя к привалу своего отряда, Эйра поприветствовала прибывшего Орвина. Широкоплечий грузный вояка с аппетитом поедал ломоть хлеба с большим, прожаренным куском мяса, запивая это все где-то раздобытой бутылкой крударского пива.
– Что делаем? – рыгнул Орвин, вытирая толстым рукавом свою спутанную бурую бороду. В его светло-серых глазах плясали азартные искры. – Хочу нормально поработать после этих сраных овцерогов и гребаного шторма у гор. Моя белая кляча взбунтовалась, меня полностью оприходовал ливень, я весь грязный и вонючий. Благо, по пути отобрал у нескольких мародеров знатное поило и раздобыл неплохой еды. Ты бы видела, как они пытались с наскока зарубить меня своими тонюсенькими, как тростники цирдеевских подростков, мечами. Я сначала и не понял, что именно мне тычут в мой большой толстый зад, а как понял, то мигом отогнал этих вшей своей секирой!
Довольный Орвин начал развязно хохотать, поглаживая свою покоившуюся без дела секира, мирно лежавшую у его ног. Бертрам поморщился. Альва смотрела на восток. Эйра бегло осмотрела своего незадачливого товарища. В длинных смурых волосах виднелись серые куски грязи и обрывки листьев; гамбезон был порван в нескольких местах, оттуда торчали клочья пакли; высокие и тяжелые сапоги были на треть покрыты засохшей глинистой землей; от самого Орвина несло алкоголем, перегноем и терпким запахом пота.
– Как спустимся с плато, немедленно умоешься, – сказала Эйра Орвину, затем объявила всему отряду:
– Я выдвигаюсь к краю плато. Дегал, племянник герцога, погиб. Флавий хочет отыскать его тело для передачи Ремори. Попробую разглядеть труп, затем мы его доставим командующему.
– Что он там вообще делал? – удивился Бертрам, отмахивая мух, слетевшихся из-за товарища.
– Наверное, захотел получить лишней славы, а получил случайный удар кастадийского молота! – расхохотался Орвин, сплевывая мясную косточку.
– Грубо, но недалеко от правды, – произнесла Эйра.
– Видимо, ему не хватало острых ощущений, и чувство неудовлетворенности самим собой взяло над ним вверх. Но риск не оправдался, а удача не соблаговолила ему, – Альва провела рукой невидимую черту у своей шеи и снова отвернулась к востоку.
Эйра подобрала свое вооружение: со своим луком и набором стрел ей стало намного комфортнее, а с души как будто сняли тяжелый камень, который тянул ее вниз во время всего времяпровождения в палатке. Она не любила надолго оставаться без оружия.
Недалеко от них, через пару небольших импровизированных стоянок реморийцев старый Кир махал рукой и подзывал лучницу к себе. Эйра кивнула своим компаньоном и пошла навстречу слуге, по пути закрепляя кинжал на поясе и несколько раз прикасаясь сзади к оперениям стрел.
– Великая была битва, – восхищался Тир, обходя несколько полураздетых тел. – Командующий, как и следовало ожидать, все предусмотрел, рассчитал ходы наперед и дождался нужного момента.
– Так предусмотрел, что Дегал сейчас лежит где-то внизу холодным трупом, – не удержалась Эйра.
– А, несчастный случай, – отмахнулся Кир, ударив палкой в спину спешащего солдата, – в конце концов, мальчик получил то, чего хотел: его доблесть запечатлели в поединке. Никто ему не обещал счастливый исход. Ох молодость, молодость…
– Кастадийцы никогда не слыли глупым народом. Как они позволили заманить себя в ловушку? Предатель? Неужели так просто?
– Обычно самые простые решения – самые действенные, – усмехнулся старый слуга. – Ты даже не представляешь сколько народов, сколько судеб и цивилизаций погубил нож, воткнутый в спину в самый неподходящий момент. Даже в суровой, но бедной Кастадии есть люди, которые хотят жить хорошо, а не во имя какой-то мифической благородной идеи. И даже в честной Кастадии есть люди, которые знают, как хорошо платит Флавий, и как он держит слово.
– Но Флавий и герцог не боятся, что гнилой кастадиец может окольными путями передать сведения на сторону?
– У командующего все схвачено.
– Клятвенная цепь?
– У командующего все схвачено, – повторил старый Кир. – Опасайся не честного врага на поле боля, а затаившегося за кулисами предателя.
– Вот только твоих старческих мудростей тут не хватало, – скривилась Эйра.
– Однажды, когда Флавий был молод, силен и яростен, он захватил одно дикое поселение на далеком западе…да…давно это было…лет двадцать назад, – понесло Кира. – Кажется, году так в пятьсот девяносто девятом от пришествия Света. К командующему доставили в палату пленных девушек. Обворожительная внешность, чарующая красота, природное великолепие. Не понятно, как у таких дремучих мужланов были такие прекрасные женщины. Одна беда – у всех них на лицах читалась откровенная ненависть и гнев за то, что их мужей убили, а их народ поработили. У всех, кроме одной. У нее был кроткий вид, нежная бархатная шея, светло-рыжие тонкие локоны. Изящество и грация. Удивь. Ее так звали, точно…Я был там и помню, как будто это было вчера…Не удивительно, что из всех Флавий выбрал именно ее. Я всегда при командующем, сколько себя помню. С его самых юных лет. И тогда ночью я стоял на страже у входа в его спальню. Не будем делать секрет, что они там делали. И вот, слышу крик. На миг я испугался и подумал, что командующий один, в порыве страсти мог потерять бдительность, и вот она, роковая ошибка…Как выяснилось, действительно, увидев, что Флавий заснул крепким пьяным сном, Удивь каким-то образом раздобыла длинный широкий кинжал и попыталась отрубить командующему голову…
Кир запнулся и остановился. Взгляд его затуманился, изо рта начала медленно стекать тонкой, едва заметной линией слюна. Он стал покачиваться из стороны в сторону, вспоминая ту давнюю ночь.
– Ну а дальше что было?
– Я вбежал в спешке и панике в палату, – очнулся Кир, – и увидел, как Флавий держал Удивь за шею и громко, искренне смеялся. В его плечо был вонзен кинжал, из раны сочилась кровь, а ему было смешно и весело. Он сказал ей: «Ну уж нет, милашка. Я уже видал подобное». Удивь в ярости брыкалась и пыталась высвободиться, ее глаза были налиты кровью ненависти, из ее рта невидимым голосом вырывались какие-то чужеземные проклятия, но это еще больше раззадоривало Флавия.
– Что с ней по итогу случилось? Флавий убил ее каким-то своим изощренным способом?
– Никто не знает, – улыбнулся старый Кир. – Ее бросили в тайную темницу командующего, и больше о ней никто и никогда не слышал. Ни слова. Ох, стар я стал. Ноги еле ходят, кости трещат, а глаза мутнеют. Но мы уже добрались до места.
До края плато оставалось шагов двадцать. Эйра оглянулась: тел вокруг не было. Видимо, Флавий распорядился начинать чистку именно отсюда. Несколько осколков меча лежали в пожухлой траве, недалеко от них покоился, будто нарочно забытый щит с испачканным кровью красным корсаком. Шлемы, молоты, латные рукавицы, булавы были свалены рядом беспорядочной кучей и ждали, пока их уберут уже другие люди – мародерам ход сюда был запрещен.
Эйра подошла к краю плато и окинула своим взором раскрывшийся перед нею вид.
Снизу, опустившись с километровой высоты плато, перед Эйрой раскинулись небольшие лиственные леса, разделенные между собой редкими заросшими холмами, на которых росла малочисленная, скромная растительность. На востоке, как будто проводя некую черту между лесными группами, направлялась не спеша на север река; течение ее было умеренное, а ширина не большая – достаточно для того, чтобы в случае необходимости переплыть. Эйра забыла имя реки, которое назвала ей Альва: та была не плохим знатоком севера Магтеры, да и в общем, хорошим следопытом. На северо-востоке от реки располагались Фрасийские горы, над которыми медленно отходила от ущелья большая черная туча: молнии больше не сопровождали ее, будто бы затаились в этой небесной темноте. Далее на север от гор, если напрячь свой острый взгляд, Эйра могла увидеть вдалеке Великое море – величественную водную гладь, которая разделяла еще севернее континент Маггеры от мелких, рассыпанных горстью малозаселенных островков и большого Трисмонского острова, большая часть которого была занята Кастадией. На западе от реки, между лиственными лесами взгляд Эйры зацепился за одиноко стоящую и обветшалую каменную башню: судя по всему, там уже давно никто не жил. Дальше на севере располагалась небольшая группка маленьких домиков, обнесенных частоколом, за которым темнел уже довольно густой и очень темный лес.
«Нужно сосредоточиться, – Эйра закрыла глаза и сделала глубокий вдох. – Мой разум – мой щит, мой взор – мое оружие, мои стрелы – мое спасение…»
Она была спокойна. Ничто не касалось ее. Все вокруг проходило мимо нее. Целый мир встал в ожидании. Ветер затих. Плато опустилось. Горы поднялись. Река застыла. Деревья исчезли. Цель появилась.
«Сейчас».
Эйра открыла глаза. Ее взор опустился вниз на заслоненную деревьями глубину; он пронзил зеленые листья, бурые стволы, серую землю и достиг неподвижно лежащего тела. Из его шеи торчал клинок, лицо было обезображено гримасой боли и гнева. С верхней части тела была снята броня, а также стеганый акетон, и бледный торс воина был обнажен. Красные, кровяные линии застыли в своеобразном узоре, нисходящем от шеи до груди. Волосы воина уже были серыми, а по коже ползали большие мухи и проворные пауки. На нем не было сапог, ремня и ножен, кольчужные перчатки были отброшены в сторону, и недалеко от его ног вырисовывалось приличное засохшее пятно красно-бурого цвета.
«Отряд заметил потерю бойца», – подумала Эйра, на последних секундах вглядываясь в холодный труп, который раньше был доблестным воином и почтенным племянником герцога Ремори.
«Что-то не стыкуется. С ним рядом должен быть мертвый кастадиец, – Эйра попыталась посмотреть чуть дальше, хотя уже понимала, что время заканчивается. – Мой разум – мой щит…»
Часть следов уходила неровной цепочкой дальше, на восток от трупа. Мятые листья, поломанные ветки и едва различимые пятна крови на земле Эйра еще могла увидеть, однако дальше ее взор стал ослабевать, тело бросило в небольшой жар, а на виски начала давить вялая, но тягучая боль.
Эйра отвернулась и взглядом встретилась с Флавием, стоявшим рядом. Он наконец выбрался из палатки и выглядел намного моложе и свежее. Уставший и даже угрюмый взор в палатке сменился расчетливым и проницательным. Морщины расправились, и держался командир прямо и горделиво, окидывая своим глазами рабочую суеты вокруг.
– И так? – Флавий приступил сразу к делу. – Где тело?
Эйра вкратце объяснила место и состояние трупа. Командир удовлетворенно кивнул и оценивающе посмотрел на лучницу.
– Сколько тебе было, когда ты пришла ко мне? Девятнадцать?
– Двадцать.
– Да, верно, старость берет свое. Всего и не вспомнить. Трудно даже поверить – восемь лет ты служишь мне преданно и выполняешь беспрекословно все мои приказы. А ведь ты могла бы уже давно уйти. Неужели тебе все это не надоело? – Флавий показал рукой на бывшее поле битвы и на суетящихся реморийцев.
– Меня устраивают те условия, которые для меня здесь создали. Ту свободу, которую мне предоставляют, и… – Эйра на несколько секунд замешкалась, – другого я не умею, а менять свою жизнь как-то особого желания нет.
– Это мне в тебе и нравится, – усмехнулся командующий. – Никаких высоких речей, вроде гордости за дом Ремори или преданности своему командиру до самой смерти. Все обыденно и правдиво. И все-таки…ты необычно бледная и местами как будто уклоняешься от чего-то. Есть то, что я должен знать?
Стальной острый взгляд Флавия пронзил Эйру. Лучница понимала, что если отведет глаза, то главнокомандующему будет ясно, что она что-то скрывает, например, свое длительное нахождение в его палатке. Эйра знала все эти приемы Флавия и опасалась таких моментов.
«Черт! Старый лис что-то заподозрил! Усыпил мою бдительность своей якобы заботой. Думай. Думай! – Эйра сосредоточенно смотрела Флавию в глаза. – Если он узнает, то навряд ли сможет мне доверять и дальше, а преданность – все для Флавия».
– Там внизу не все так просто, – сказала Эйра не отводя взгляда. – Тело всего лишь одно. Но трупа кастадийца нет. Есть неровные слабые следы, однако в радиусе на несколько десятков шагов все пусто. Это меня и беспокоит.
Флавий некоторое время продолжал изучающе смотреть на Эйру, затем, сдвинув брови, помрачнел и сказал:
– Только этого нам не хватало. Как он вообще не умер, упав с такой высоты? Какие шансы, что он выжил и сейчас направляется на север, а не кормит волков своей мертвой плотью?
– Вполне возможно, труп Дегала смягчил падение кастадийцу. Кровь вокруг следов была, но не берусь утверждать, что он ушел умирать, истекая в муках и испуская последние силы. Судя по всему, кастадиец направился к реке, а дальше я не смогла увидеть.
Солнце перевалило за полдень и все еще грело своими теплыми лучами, однако сильные порывы ветра не давали расслабиться и отдаться полностью этому теплу. Большие кучные облака надвигались на желтый диск, чтобы на некоторое время закрыть собой яркое светило. Деревья в низине медленно покачивались, будто бы ожидая, когда уже наконец добрые люди придут за телом и уберут это неприятное недоразумение от них подальше. Над плато снова, кружась, пролетали стрепеты, словно искали своего пропавшего друга.
Эйра захотела сказать всю правду: она была в палатке, она слышала их разговор и готова была понести наказание. А еще она устала и хотела отдохнуть. Отдохнуть от Ремори и сражений. И на самом деле она хотела попробовать что-то еще. Что-то новое.
Боль воспоминаний сжала ей сердце, и маленький крестик на груди снова стал необычно горячим. Голова закружилась, будто земля начала уходить из-под ног, и Эйра вот-вот скатится вслед за Дегалом вниз с плато. Безумная и злая ненависть вспыхнула к Флавию, к этому черному кубу, к неизвестному человеку в мантии, к старому Киру, к этому бесполезному трупу тщеславного Дегала и к исчезнувшему кастадийцу. Вспыхнула и тут же погасла.
– Я со своими подопечными могу спуститься и двинуться за кастадийцем дальше. Альва знает этот край и умеет хорошо ориентироваться на этой местности. Тело Дегала тогда подберут другие.
– Пусть будет так, – промолвил Флавий. – Нельзя, чтобы враг достиг своих людей и рассказал, как все произошло. Я доверяю тебе закончить с последним выжившим кастадицем на этом плато.
– Тут можете не беспокоиться, – ответила Эйра. – Мои стрелы всегда при мне. Особенно для солдат Кастадии.
III
Аппиус и Руслин медленно подкрадывались к товарищу, безмятежно спящему на жесткой кушетке без одеяла и подушки. Палящее жаркое солнце как могло пыталось пробиться сквозь толстую темную ткань шатра, и лишь часть его лучей проглядывали через искусственно сделанные отверстия в тенте. Несколько таких лучей освещали лицо спящего кастадийца, однако ему это все было безразлично: он видел сладкий сон и безмятежно сопел.
Как и все остальные кастадийцы, он был хорошо сложен и атлетичен. Лицо выглядело несколько суровым, но и уродливой такую внешность нельзя было назвать: широкий высокий лоб, вздернутый курносый нос, овальный подбородок, только проявившаяся щетина – другими словами, для многих кастадийских женщин он был очень даже привлекательным. Каштановые короткие волосы блестели при лучах солнца, а загоревшие сильные руки спокойно лежали на груди и изредка сами собой отмахивали назойливых мух. Короткий прямой меч кастадийца лежал прямо под его кушеткой, покоился в ножнах рядом с сапогами, легкими доспехами и несколькими пустыми бутылками пива.
– Посмотри на него. Спит, как младенец.
– Как беззащитный и пьяный младенец.
– Готов исправить это недоразумение?
– Лучше сделать один раз, чем болтать сотню-другую.
– Держи аккуратно. Готов?
– Да. Давай на счет три. Раз…Два…
На безмятежно спящего кастадийца оглушающим потоком обрушилась ледяная вода из принесенного Аппиусом и Руслиным коромысла. Их товарищ тут же вскочил в ярости, на ходу подбирая и вытаскивая из ножен свой меч, начиная неистово размахивать клинком, вспоминая все те ругательства, которые ему приходили на ум, которые хриплым рыком срывались с языка.
– С добрым утром, Кассий Продий, – засмеялся Руслин. – Мы тебе не сильно помешали? Тут Леонид говорит, что штурм начнется через полчаса, но ты не спеши. Поспи еще…
– Или стоп. Неужели мы тебя отвлекли? – встрял Аппиус. – Наверное, произошло какое-то недоразумение. Мы всего лишь хотели принести тебе воды, но, видимо…обосрались, что сказать?
– Уроды…Придурки… – ругался Кассий, убирая меч в ножны. – Могли бы просто пнуть меня или дать пощечину. У меня теперь вся накидка мокрая…
– Ну что ты, к чему такие нежности: «пнуть», «пощечину»? Так ты с девушкой в постели будешь развлекаться, а тут крепкие боевые товарищи, – продолжал глумиться Руслин.
– Ахахаха, очень остроумно, – все еще злился Кассий, одеваясь и делая разминку. – Уже известно, в каком дивизионе мы выступаем?
– Не поверишь, но в авангарде.
– В авангарде…наконец-то, – прошептал Кассий.
Он так давно об этом мечтал. Взять штурмом крепость врага. Быть в гуще событий, в пылу битвы показать себя, бок о бок выступая со своими боевыми товарищами под командованием Леонида.
«Вчера мне исполнилось тридцать лет. А сегодня я иду сражаться на Иррибане. О лучшем подарке и мечтать нельзя», – взволнованно думал Кассий, проверяющий, все ли на месте.
– Через сколько выступаем? – спросил он у Аппиуса.
– Вот-вот построение. Нам нужно поторопиться, иначе будем замыкающими и пропустим всю славу. Мы все вместе в одном строю и одной лодке, – засмеялся Аппиус.
Руслин улыбался своей сверкающей улыбкой. Серо-голубые глаза Кассия сияли. Он был счастлив.
В саванне было нестерпимо жарко. Сухой воздух давил незримым грузом на кастадийских солдат, стоящих шеренгой перед крепостью Иррибан. Лучи палящего солнца нещадно пронизывали металлические шлемы и пластинчатую броню; с бойцов стекал ручьями пот; на коже рук и ног проступали круги от ожогов; солдаты чувствовали себя как в раскаленном котле и ждали только одного – приказа.
Леонид стоял на возвышении, представляющим из себя несколько грубо подложенных друг под друга досок. Он стоял на уровне пятой и шестой шеренг, держа в одной руке щит с изображенным на нем медно-коричневым алетом, а в другой скромный, но вполне эффектный костяной рог. Лицо командующего было словно вытеснено из камня, взгляд неподвижен: он смотрел в одну точку на Иррибанской каменной стене. Стекающий со лба пот нисколько не волновал Леонида – нужно было сосредоточиться. Солдаты беспрекословно ждали приказа, никто из них не сдвинулся ни на шаг в сторону, не наклонился от долгого ожидания, не смахнул соленый пот и засохшую грязь. Нельзя было показывать слабость духа в такой напряженный момент. Кассий, Руслин и Аппиус были в первой шеренге, готовые ворваться в бой и прославиться. Или погибнуть, но с честью.
«Я родом из Кастадии. Я родился с мечом, с мечом и погибну. Я родился жалким, но умру благородным. Заслужу честью, мужеством и мудростью. Иначе не быть мне настоящим человеком. Иначе не быть мне настоящим кастадийцем», – повторял кастадийский девиз про себя Кассий. Он был взволнован, но собран.
Наконец взгляд Леонида изменился. В его серых стальных глазах мелькнула искорка огня, и он крикнул: «Сейчас!»
По всей саванне загремел звучным громким эхом могучий кастадийский рог, пугая и без того немногочисленную живность и вознося весть своим врагам о наступлении.
Старые, грузные и неповоротливые катапульты нехотя выплюнули из себя десятки тяжелых неотесанных камней, которые, набирая скорость, летели точно в Иррибанскую стену. Некоторые из них были покрыты горючей смесью и тут же воспламенялись при ударах.
Быстрым, но организованным и стройным бегом первая кастадийская шеренга достигла рва, чтобы тут же разложить и перекинуть через канал деревянные длинные сходни. Осажденные враги начали обстрел из луков с верхотур стен, однако было поздно: пока часть первой шеренги прокладывала путь к крепости, другая часть старалась закрыть их щитами; подходили уже следующие шеренги; кастадийские лучники начали стрелять своими стрелами, а катапульты неуклюже подъезжали все ближе и ближе.
Как Кассий и мечтал, он вместе с Аппиусом и Руслиным был в авангарде. Они вместе с десятком своих товарищей благополучно преодолели ров, увернулись от стрел, и уже были практически у старой серой стены. Катапульты старались бить как можно кучнее, чтобы сделать большой разлом, однако пока что им удалось только проделать локальные бреши на разных высотах, и снизу было невозможно проникнуть в Иррибан большому скоплению людей. Тем не менее, бреши были, и кастадийцам этого было достаточно.
– Здесь! Я нашел! – крикнул Кассий товарищам, прикрываясь щитом и указывая коротким мечом на щель, в которую мог протиснуться самый широкоплечный кастадиец, однако было не ясно, поджидал ли смельчака на другой стороне с копьем наготове какой-нибудь осажденный враг.
– Кассий, стой! Слишком рисковано! – пытался докричаться Аппиус, но Кассий уже протискивался через стену, предвкушая сражение.
Ведь он был славным воином. Он боролся с варварами. Он был бесстрашен.
Воин протиснулся через стену. Тут же на него накинулись несколько варваров с копьями: один удар был отражен треугольным щитом, от другого удара воин увернулся, тут же разрубив плечо варвару. Второй варвар выхватил кинжал, однако получил ногой в пах, потерял на миг концентрацию, и этого было достаточно, чтобы он обнаружил свой же кинжал у себя в груди. Двое варваров, стоявшие в отдалении на светло-бурых подмостках, уже пускали стрелы из своих грубых, скрипучих луков, но воин, прикрывшись щитом, быстро метнул в одного кинжал и повалил насмерть; другого варвара снял уже подоспевший из бреши товарищ. Начиналась рубка.
Воин побежал дальше, в пылу доблести и отваги размахивая своим клинком направо и налево, стремясь побыстрее добраться до главных ворот и открыть путь в крепость другим отрядам. Варвары накинулись на воина гурьбой, однако воин уже был не один, а с боевыми братьями. Получив несколько легких ножевых ранений в левое плечо и одно огорчающее, но терпимое в нижнюю правую область живота, воин бежал к воротам, так как время было не на его стороне.
Краем глаза воин видел, как варвары вокруг остервенело сражаются за свою землю и свою территорию, и как не менее неистово бились за свои благородные идеалы его братья. Все было хорошо. Все было отлично.
Вдруг тонкая голубая нить пронзила все тело воина и на миг парализовала его. Что-то произошло. Он увидел необъяснимо прекрасные глаза цвета Великого моря – синего цвета необъятного спокойствия и бесконечной глубины. Эти глаза были укрыты балахоном и смотрели из небольшой деревянной кибитки. Эти глаза увлекали воина к себе, и он, словно забыв обо всем на свете, уже хотел двинуться к ним, пропасть в них, утонуть в этой синей глубине.
В плечо воина воткнулось варварское копье. Воин был в ярости. В ярости не на врага, не на свою боль, в ярости на допущенную им уязвимость. Враг не представлял для него никакой угрозы и был убит, пораженный в самое сердце точным выпадом. Не смотря на то что броня смягчила удар, плечо все равно кровоточило и вызвало некоторую досаду, которую воин тут же отмел, стремглав побежав к воротам. Он быстро оглянулся, однако окошко в кибитке уже пустовало, и лишь едва заметная полоска от тонкой голубой нити уходила слабым следом за угол, исчезая в грязи битвы.
Вот воин уже у ворот: на него сыпется град стрел; его щит спасает, но долго он так не протянет; рядом прорываются с боем его товарищи, и это придает воину сил – он смеется и радостно несется вперед, ведя за собой других. Вот уже из последних сил варвары стараются отбиться, однако этого недостаточно – осаждающих слишком много. Тем не менее воин отдает врагу должное: этот народ стоит до конца.
Вот они, ворота. В них бьется таран, но ворота неутомимы. Лучники наверху стены стреляют, пытаются задушить стрелами осаду. Вниз бросаются камни, зажигательные смеси, вокруг хаос и резня. Но воин уже у цели: никто и ничто его не остановит. Несколько врагов, хранители прохода полегли от его клинка. Осталось подналечь и сбросить засов.
С яростным криком на воина бросился юноша невысокого роста, полностью облаченный в грязный и длинный балахон. Его лицо было прикрыто тонкой серой тканью, и лишь синие глаза стреляли ненавистью и метали свою праведную ярость. В руках юноша держал необычной формы скимитар с волнистым клинком, лезвие которого было расписано узорами и иероглифами. За секунду до удара воин успел удивиться наличию такого экзотического оружия у варваров, однако его мысли тут же пресекли быстрые и резкие искусные удары – юноша был опасным бойцом.
Едва отразив несколько выпадов и успев привыкнуть к технике врага, воин пошел в наступление и попробовал обманным движением вынудить юношу совершить рывок на него, чтобы резко на противоходе пронзить грудь своим коротким мечом. Казалось, синеглазый юноша повелся и уже метнулся всем телом вперед, однако затем, быстро сменив позицию, он отбил клинок воина и второй рукой выбросил в него спрятанный в рукаве предательский короткий нож. На долю секунды воин успел инстинктивно подставить свою ладонь на защиту, и обжигающее лезвие застряло в его руке, открыв еще один ход для горячей пульсирующей крови.
Воин обезумел и впал в неистовство. Он начал наносить удары за ударами, со всей силой притесняя юношу к воротам. Тот отбивался и делал острые и опасные выпады своим странным мечом, однако силы его были на исходе: все-таки закаленная выучка и приобретенная выносливость воина давали результат.
Воин наконец нанес последний удар, и его клинок вонзился в сердце юноше. Тот выдохнул и напоследок взглянул прямо в лицо победителю. В синих, режущих взгляд глазах юноши на этот раз не было ни ненависти к захватчикам, ни отчаяния за свое поражение, ни ярости за свой народ. В них воин увидел суровое спокойствие, которое пронзило его, будто бы этот волнистый клинок проник в его плоть и душу. В них воин увидел удовлетворенную отрешенность и победу. Победу духа.
– Но ведь победил я! Не смей так на меня смотреть! Я кастадиец! Это я победил! – яростно закричал обезумевший воин, однако юноша его уже не слышал: его глаза больше никогда не будут излучать свою острую синеву.
– Я…победил… – воин отодвинул труп юноши и налег на засов.
К нему подоспели боевые товарищи, и вместе они скинули большой продольный засов с ворот, которые воин изо всех толкнул вперед, впуская победителей.
Отряды кастадийцев вошли в Иррибан.
Кассий стоял весь в крови, грязный и уставший. У него дрожали ноги, из ладони струйкой текла кровь, плечо саднило, пот застилал его мутный и изумленный взор. Кастадийцы уже развертывали вовсю свои боевые силы на местах, но Кассию было не до них. Он бросил потускневший меч в сторону, его тошнило, хотелось упасть и забыться. Он устоял. Ему было плохо. Ему было отвратительно. Кассий стоял и смотрел на труп юноши и понимал, что проиграл эту битву.
IV
«Проиграл эту битву…я проиграл эту битву…как и следующую…как и свою последнюю…Теперь я умер. Наконец-то бесконечный сон и спокойствие. Однако…Почему я чувствую надоедливую физическую боль? Почему я чувствую холод и озноб? Я мыслю…Я все еще существую?? Я здесь??»
– Кхррррр… – захрипел Кассий Продий, открыв глаза. Он лежал в темноте на холодном трупе Дегала. Вокруг жужжали трупные мухи, которые обиженно полетели подальше, испугавшись пробуждения мертвеца.
«Я еще жив, – думал кастадиец. – Еще не мертв. Судя по всему, этот ремориец смягчил мое падение, и я просто потерял сознание. Черт! Высота была приличной. Что мне теперь делать? Оценить свое состояние?»
Состояние у Кассия было не самое лучшее. Чуть двинув плечом, он застонал: ему тут же ответил пульсирующей болью ушиб. Ниже, своей продолжающейся болью вторила правая нога, до которой смог добраться уже мертвый ремориец. Щипало глаза, и ужасно хотелось пить.
«Основной удар пришелся на левое плечо, – мрачно размышлял кастадиец, – плюс раненая нога. Моему телу холодно, и если я так пролежу еще несколько часов, то вскоре присоединюсь к этому гнилому куску мяса».
Кассий попробовал сделать движение правой рукой, и к его облегчению пальцы хоть и не охотно, но послушались без лишней боли. Он чуть приподнял грязную ладонь и осторожно прикоснулся к своему лбу.
«Голова вроде цела. Повезло. Глаза…что-то видят. Сколько я был без сознания? Часов шесть?»
Кассий оглянулся: стояла полуночная темень, однако ближайшие очертания местности смутно, но прорисовывались. Вокруг располагались, чуть обособившись от друг друга, высокие лиственные деревья, которые, словно задремав, слегка покачивались из стороны в сторону. Шелестела, шепча известный ей один мотив, густо поросшая трава. Часть листьев не спеша пикировала над головой, стараясь приземлиться и застелить собой как можно больше холодной черствой земли.
«Нужно выбираться отсюда. Соберись. Я жив, хоть и ранен. Боль – лишь впечатление, которое можно пережить…»
Собравшись и стиснув зубы, Кассий встал на здоровую ногу. Вторая нога потеряла достаточно крови и была в жалком состоянии – к ране липли противные комары; боль в том месте уходила, но на ее смену приходило более страшное состояние: ощущение потери нижней конечности.
«Я помню, что где-то недалеко должна быть река. Выдвинусь к ней, промою рану, перевяжу ногу. Возможно, по пути нарву каких-нибудь целебных трав», – Кассий вконец пришел в себя и начал действовать.
Первым делом он еще раз осмотрел труп реморийца и начал снимать с него верхнюю броню сквозь боль в плече и отвращение к мертвому врагу. Под доспехами на Дегале была надета довольно качественная, но уже заляпанная кровью иссиня-черная стеганка.
Открытое и уже вконец уродливое мертвое лицо реморийца безучастно (хотя, возможно, и с некоторым осуждением) наблюдало за тем, как с него снимают одежду, оставляя труп голым по торс. Рукоять кинжала все так же торчала в шее Дегала и уже, казалось, стала неотъемлемой частью этого образа.
Кассий оценивающе осмотрел нижние латы и сапоги реморийца и пришел к выводу, что они ему только помешают, и он обойдется своими, однако взгляд его зацепился за отброшенные во время снятия им брони ножны. Сквозь качественный кожаный материал что-то необычно блестело, будто в ножнах покоился не меч, а пойманные ночные звезды, и стоило только обнажить немного клинок, как всю рощу тут же озарят мелкие холодные искры.
Кастадиец поднял ножны с земли: на них уже успели опуститься пару пожухлых листьев. Он чуть выдвинул клинок и увидел, что лезвие светится тусклым фиолетовым светом, достаточным, чтобы осветить немного пространства вокруг меча, однако не таким ярким, чтобы осветить путь, как если бы в руках был факел. Приглядевшись, кастадиец понял, что это всего лишь узоры, изображающие солнце, лучи и звезды.
Кассий вытащил меч из ножен, и в его руке оказалось странного вида оружие, которое смогло его удивить, хоть воин Кастадии повидал их не мало. Клинок имел изогнутую волнистую форму, будто само дикое пламя обуздали, заковали его в сталь и заставили служить человеку. Волны раздвигались немного в сторону, и с какой грани не подступись, получишь ранение острыми зубьями холодного огня. На лезвии клинка расположились искусно выгравированные узоры, изображающие солнце, луну и звезды, причем это были нетипичные солнце и луна, к которым привыкли жители Кастадии. Было в них что-то…другое – то, что Кассий не мог объяснить себе. Гарда представляла собой полукруг из переплетающихся между собой стальных нитей с исходящими от них шипами. Рукоять лежала в руке на удивление удобно, и ладони Кассия было тепло, если не сказать даже – приятно. Навершие эфеса представляло собой круглый и красивый сапфир фиолетового цвета, который показался кастадийцу похожим на закрытое око. Меч явно стоил огромных денег и был либо ценным трофеем, либо дорогим подарком от могущественного покровителя.
«Судя по всему, это очень ценный меч, – разглядывал светящийся клинок Кассий. – Хотя это явно не мой стиль: слишком вычурно и не практично. Видимо, меч с далеких диких югов – тамошние южане любят необычные формы. Хотя огонь и странное свечение наводят мысль на… Нет, не буду гадать. Я вижу, что клинок закален магическим углем. Очень дорогое и редкое удовольствие в этих краях. Если учесть, что в последнее время монополией на магию владеют, в основном, Мальфитерские колдуньи.
Размышления Кассия прервал прерывистый клекот пролетающих над головой ночных птиц. Ветки деревьев неодобрительно зашелестели. Все падающие листья уже лежали на земле. В груди у кастадийца что-то сжалось: к нему постепенно подкрадывалась паника.
«Что я медлю? Нужно убираться отсюда. Рано или поздно сюда придут реморийские ищейки за телом и, как только они осмотрят первый труп, у них тут же возникнут вопросы по поводу второго. Скоро будет светать. Насколько я помню, река была где-то северо-восточнее плато. Пойду в том направлении. Нельзя больше терять времени, иначе оно поглотит меня».
Кастадиец как мог, привязал к поясу ножны, взял в одну руку тускло светящийся меч, другой аккуратно поднял стеганку (боль в плече и не думала отпускать его) и попробовал сделать небольшой шаг. Правая нога болезненно шипела раной, однако, к удивлению Кассия, он смог, хоть и небольшими переступами, но осторожно сдвинуться с места.
Ночная тьма стала постепенно отступать: утро было довольно далеко, однако его наступление было неизбежно, и Кассий старался соблюсти баланс между болевыми ощущениями от ран и спешным ходом, от которого, возможно, зависела его жизнь. Уже все больше и больше силуэтов одиноких деревьев, небольших кустарников, маленькой, убегающей по своим делам живности мог разглядеть кастадиец в медленно уходящей темноте. Кассий все дальше и дальше удалялся от трупа.
Стая ночных птиц сделала круг и теперь возвращалась обратным путем, все так же перекрикиваясь между собой, как вдруг Кассия накрыла болезненная лихорадка: он упал на холодную, непокрытую листьями землю, меч выпал из рук и засветился еще ярче бьющим по глазам фиолетово-голубым мерцающим светом. Кастадийца вырвало, однако он поразился не этой слабостью организма. Ему стало плохо внутри, в глубине тела, в области бьющегося сердца. Кассия одолела паническая атака, и он не знал, что с ней делать.
«Я проиграл эту битву…я проиграл…как тогда…черт…опять эта дрянь…Она со мной до конца…до самой смерти…черт…»
На глазах навернулись слезы, и слюна медленно пустилась изо рта, но воин Кастадии не мог даже смахнуть эти признаки слабости.
«Все же закончилось…все мертвы…Леонид, Аппиус, Максий… Куда я пойду?.. Надо бежать…надо идти…к реке…куда? Зачем я это сделал? Нет, это другое…»
С липких, грязных волос капал соленый пот; жилы на сильных, мускулистых руках пульсировали, словно готовы были вырваться из этой ослабевшей кожи куда-нибудь подальше, лишь бы не выносить такого унизительного упадка.
«Зачем я это сделал???»
Кассий смотрел на яркий свет, исходящий от клинка, и чувствовал, как это сияние заполняет всю опушку, весь лес, готовясь раскрыть его расположение. Он смотрел, и глаза слепли от этого фиолетового света. Его голову терзали мириады проносившихся воспоминаний и мыслей, и он готов был упасть лицом в холодную землю, накрыться всей листвой леса и умереть бесславной смертью, лишь бы обрести спокойствие…
«СОБЕРИСЬ!»
Кассий открыл глаза. Светало. Он был спокоен. Он понял, что не это ему нужно сейчас. Ему нужно было идти. Меч лежал неподвижно на расстоянии локтя от него, и больше не исходило никакого света – просто темно-фиолетовый клинок, ничего более.
«Я не для этого сюда добрался. Не для этого выжил. Чтобы снова умереть и умереть, как жалкий раб, как червь, уползающий подальше, чтобы сдохнуть в гниении. Я выжил, и я расскажу, что было на плато».
– Я родом из Кастадии. Я родился с мечом, с мечом и погибну. Я родился жалким, но умру благородным. Заслужу честью, мужеством и мудростью. Иначе не быть мне настоящим человеком. Иначе не быть мне настоящим кастадийцем… —твердо произнес вслух Кассий, поднимаясь, смахивая все свои признаки слабости с лица и подбирая меч.
Он шаг за шагом, переступ за переступом покидал злосчастную опушку, надеясь забыть это ненавистное уродливое лицо и слабость, пронзившую его из-за спины, в минуты его упадка и бессилия.
V
– Значит, кастадиец смог выжить? – спросил Бертрам, смахнув тонкую надоедливую муху со своей худой щеки.
– Да, виден только труп Дегала, да несколько кровяных пятен вокруг него, – ответила Эйра. – Верхняя броня сброшена. Выдвигаемся к месту падения, затем идем по следам кастадийца. Далеко уйти он не мог.
– Странно, что он не разбился, переломав себе все кости, падая с такой высоты.
– Нас это не должно волновать. Главное, настигнуть врага и устранить его либо же найти труп, если тот сдох до нашего прибытия. Очевидно, он ранен и находится не в самой оптимальной форме.
Карие глаза Бертрама блестели и излучали любопытство. Его руки, на этот раз без надетых на них перчаток, игрались с кинжалом, перекидывая его из стороны в сторону.
– И все же…
– Да ладно тебе! – похлопал своего товарища по плечу Орвин, который, казалось, не замечал опасный блеск в глазах Бертрама и острого кинжала в его руках. – Наконец-то что-то интересное. После этих сраных овцерогов найти какого-то доходягу – плевое дело. Правда, я надеюсь, он еще не растратил всех своих сил, чтобы оказать мне хоть какое-то сопротивление, ахахаха!
– Вы слишком завышаете эту кастадийскую сволочь, – сплюнула Эйра. У нее было плохое настроение, и на душе все еще было скверно после диалога с Флавием на краю плато. – Орвин, собирай манатки и оружие: скоро выезжаем. Не забудь убрать за собой утварь и остатки еды. Я не хочу, чтобы наш отряд именовали свиньями только потому, что ты был слишком голоден.
– Пффффффф, – ухмыльнулся сквозь свои бурые космы Орвин и начал собираться, бормоча хриплым грубым голосом: «Сытость – не порок, это состояние души, а голод – источник многих бед».
– Бертрам, хватит задумываться о всякой лишнем. Покорми лошадей и доложи старому Киру о нашем выезде. Отдай ему его карту – я пометила примерное местонахождение мертвого Дегала. Мы не будем их ждать, о трупе позаботятся другие. Наша задача сейчас – не терять время. Быстрее выдвинемся – быстрее настигнем.
Бертрам, не говоря ни слова, ловким движением скрыл свой кинжал, похрустел пальцами рук, надел свои любимые черные перчатки и пошел к лошадям, попутно разминая плечи и спину.
Наступал полдень; солнце заслоняли хмурые кучевые облака, подгоняемые невидимым воздушным змеем; отряд Эйры довольно быстро, но крепко пообедал, и теперь они были готовы браться за работу; мародеры и слуги дома Ремори завершали свои последние дела в этом злосчастном месте – нужно было выдвигаться.
Эйра обернулась к Альве, которая разложила на грубом импровизированном столе карту Магтеры.
– Скорее всего, – Альва повела пальцем от подножия плато наверх к извилистой водной полосе, – он побрел к реке Фларе, протекающей восточнее чащи. Если он не спешил с учетом ран, то добрался до берега в районе часа, не более.
– Там он омоет свои раны, приведет себя в порядок, – Эйра неотрывно смотрела на полоску реки на карте, – затем будет думать, в какую сторону направиться. Насколько широка река?
– Не слишком. От двадцати пяти до тридцати метров.
– Течение? Глубина?
– По-разному, – вздохнула Альва, загадочно улыбаясь. – Течение Флары может как снести самый стойкий валун на ее пути, так и затихнуть, едва направившись к устью. Глубина может не доходить даже до пояса в середине русла, однако затем начинаются коварные неоднородные перепады, вплоть на десятки метров. Мои друзья на таких и погибли.
Эйра молча продолжила всматриваться в карту. На разных участках реки, в том числе и на северных, были изображены переходы в виде заштрихованных черных квадратов.
– Это мосты через реку? Насколько они прочны и сохранились ли вообще?
– Часть мостов южнее плато разрушили крударцы, на самом севере перед впадением реки в Великое Море их и вовсе уже давно нет. В этом плане карта недостоверная. Что же до переходов, которые интересуют нас – здесь точно не известно. Вот этот мост, – Альва постучала пальцем по квадрату, расположенному в нескольких сантиметров от плато, – точно цел, и по нему спокойно передвигались Орвин, Бертрам и реморийские солдаты. Следующий за ним мост на севере находится в полуразрушенном состоянии, насколько я помню.
– Тем не менее, если постараться, перебраться по нему возможно?
Альва молчала и смотрела на Эйру. Их взгляды встретились, и в карих задумчивых глазах своей компаньонки Эйра увидела известную ей лишь одной грусть и тоску, которые пытались скрыться за мечтательной отстраненностью, часто довольно успешно, но не всегда, как в этот момент.
– Да, – ответила Альва, затем, словно захотев стряхнуть с себя невидимую усталость, показала на карте ряд деревьев, тянущихся плотной зеленой полосой на север, – он перейдет по одной из переправ, затем попробует выдвинуться либо дальше на восток к Фрасийским горам, чтобы пересечь их и оказаться в каньоне, либо пойдет вдоль реки к северу, чтобы выйти к Великому морю.
– Не думаю, что он пойдет к горам, – вмешался Бертрам, взглянув на карту из-за спины Альвы. – Подгорье очень опасно своими горными обитателями, тамошними разбойниками и суровым ландшафтом. К тому же часть горных дорог и развилок размыло так, что даже лошади увязают в этом грязевом хаосе, еле волоча и ломая ноги.
– Он прав, – прохрипел сзади Орвин. – Посмотрите на мою кобылу – ей чуть не оторвало копыто из-за этой треклятой грозовой бури…
Эйра думала, и на душе у нее было все так же скверно. Она смотрела на карту, и ей хотелось продумать все варианты, однако лучница понимала, что дело достаточно простое и не зачем себя так изводить: враг ослаб и ранен, у него почти не осталось сил, он деморализован и пытается хоть как-то скрыться, когда с ее стороны три проверенных верных товарища, не щадящих врага, каждый искусный в своем деле и всегда готовый продемонстрировать это. Однако раздражительность и досада не хотели отпускать.
«Спустимся вниз, возьмем его след и быстро устраним недобитого врага. После ты возьмешь себе небольшой отдых. Совсем расклеилась. Может, вернешься домой…Но где теперь мой дом?..»
– Эйра? – вопросительно окликнул ее Бертрам.
Эйра посмотрела еще раз на карту, словно хотела уточнить другие направления, однако крики пролетевшей над ними стаи птиц вконец прогнали ее неуверенность и раздражение.
– Гроза на востоке все не успокаивается, – обеспокоенно сказала Альва.
Эйра спешно свернула карту, накинула за спину лежавший рядом свой колчан со стрелами, взяла лук, спокойно ожидавший у стола, и повернулась к своим товарищам:
– Бертрам, отдал карту Киру? Орвин, лошади готовы? Альва, расскажешь детали местности по дороге. Мы выдвигаемся. Времени больше не теряем.
VI
Река текла неторопливым спокойным потоком. До пологого каменистого берега оставалось несколько шагов. Кассий шел и вглядывался в далекий пейзаж: там под хмурым черным настилом раскидывались грозной чередой острых серых камней высокие Фрасийские горы.
На другом берегу высились чуть обособленно друг от друга высокие лиственные деревья, между которыми суетилась разная живность, будь то пробегающие по своим делам белки или не спешно снующие в поисках добычи лисы, или даже затаившиеся где-то в чаще тяжелые, неповоротливые черные зубры. Над ними пролетали, не заботясь ни о чем, сбившись в большие стаи, звонкие мелодичные свиристели: им не было никакого дела до людских проблем.
Дальше на севере, по направлению реки, в десяти минутах ходьбы располагался потрепанный многочисленными грубыми подошвами и железными подковами старый, дощатый мост, который уже начал местами подгнивать, но, тем не менее, пока еще крепко держался и выполнял свою основную функцию – давал людям минимальное ощущение безопасности и независимости от водной стихии.
Кассий добрался до берега реки, скинул стеганку, ножны с мечом и начал спешно раздеваться. Боль в плече только усиливалась, и кастадиец старался как можно осторожнее снять свою заляпанную в крови накидку из-под пластинчатой брони. Нога болела меньше, однако Кассий боялся ее потерять, поэтому старался быстрее зайти в воду, чтобы промыть раны. Вода была, на удивление, достаточно теплой, и неспешный поток позволял все дальше и дальше заходить в реку, чтобы Кассий мог смыть с себя всю накопившуюся грязь, пот, кровь, смрад от трупов, горечь…хотя последнее отмывалось с огромным трудом. Находясь по пояс в воде, Кассий отчаянно протирал себя старым куском холщовой ткани, завалявшейся у него во внутреннем нагрудном кармане.
Наконец, выйдя на берег и тут же почувствовав неприятный холод от ветра, Кассий начал разбираться с ранами. Не обращая внимания на многочисленные мелкие рубленые ранения, порезы и царапины, воин начал с ноги.
Участок раны уже начал покрываться болезненным бледно-розовым цветом, и Кассий полез за стеганкой, из карманов которой он достал уже более мягкий, чем холщовая ткань, длинный бархатный платок Дегала с голубым гербом Ремори и несколько зеленых травинок с изогнутыми в разные стороны лепестками. Это был лесовейник: довольно распространенное растение в этих местах, однако очень неприметное, особенно для тех, кто не знает его лечебных свойств.
Кассий умел оказывать себе первую помощь, и, как и любой кастадийский воин, с юношеских лет обладал необходимым минимумом знаний о целебных растениях, ягодах и прочей флоре и фауне в различных регионах, где была возможность побывать.
Взяв один лепесток в рот, Кассий начал усиленно пережевывать его; другой лепесток он стал растирать пальцами, дробя его на маленькие-маленькие лепесточки; третий лепесток положил себе на здоровую ногу. Спустя минуту кастадиец выплюнул все лепесточки на рану, которая тут же зашипела, и острая, жгучая боль начала сковывать все правое бедро. Кассий понимал, что нужно действовать быстро: тут же вторым слоем на прижженную рану он скинул сухие растертые кусочки лесовейника, и из раны начала исходить небольшое, едва заметное подобие пара; затем поверх наложил обычный лепесток и завязал эту смесь аккуратно, морщась от боли и запаха, голубым платком Ремори.
– Хоть на что-то ты сгодишься, – пробормотал кастадиец корсаку.
По его расчетам лесовейник должен дать положительный эффект где-то спустя полчаса, сейчас же рана просто сильно щипала, и от нее исходил тошнотворный запах гари.
«Теперь самое неприятное», – мрачно подумал Кассий, глубоко вздохнул и начал искать ровную гладкую поверхность на берегу. Найдя твердый квадрат пространства без камней и песка, он сел, стараясь сильно не беспокоить только что сделанную повязку, согнул колени и сильно прижал их к туловищу. Обхватив ноги руками, Кассий сцепил пальцы в некоторое подобие замка. Он сгруппировался и начал отклоняться назад, приложив всю силу на травмированное плечо.
«Я, родом из Кастадии…»
Боль из плеча смерчем прокатилась по всем телу, ослепляя и дезориентируя Кассия, но он продолжал отклоняться.
«…Заслужу честью…Если кости сместятся неправильно, или будет ущемление, это конец…»
Боль продолжала свое наступление, однако кастадиец не сдавался и все дальше и дальше тянулся, сдерживая колени.
«…умру благородным…»
Что-то внутри Кассия щелкнуло, хлопнуло, заскрипело недовольно, из глаз невольно пошли скупые слезы боли, все тело покрылось нездоровым потом и неприятным жаром, однако пытка закончилась. Кассий разомкнул руки из замка, отпустил колени – он вправил плечо.
Рана на ноге уже не казалась такой болезненной. Кассий осторожно потрогал сустав и выдохнул. Вспышка безрассудной радости от того, что он живой и продолжает жить, на миг охватила все его естество, однако кастадиец тут же привел себя в порядок, выругав себя и напомнив, что он здесь делает.
«Успех всегда бьет по холодному рассудку, – отрезал Кассий. – Мне же очень сильно повезло. Я не должен рассчитывать на удачу. Я должен рассчитывать на себя. Нужно идти все дальше и дальше».
Он посмотрел на северо-восточные, далекие и угрюмые Фрасийские горы, от которых не спеша уходило огромное черное полотно туч; на многочисленные спокойные деревья, которые словно приглашали к себе в чащу отдохнуть и затаиться; на текущую в своем, известной лишь ей одной ритме реку, которая рано или поздно впадет в его любимое Великое море.
Кассий встал по колено в воду и провел своей испещренной различными царапинами ладонью по сияющей водной поверхности. Теплая вода успокаивала, влекла за собой, звала окунуться полностью в реку, забыть обо всем, однако Кассий смотрел на нее и качал головой, позволив себе лишь кроткую печальную улыбку.
«Я помню название этой реки. Флара. Прямо как из той легенды…»
Внутри Кассия снова болезненно натянулась незримая, уже давно выцветшая и облезшая струна, которую он больше не хотел никогда дергать. Кастадиец поспешно сбросил наваждение, вышел на берег, начал озираться и прикидывать варианты:
«После получения куба у нас был план пройти лес на том берегу, перейти через горное ущелье скрытыми от обычных глаз тропами и выйти к морю, где отряды ждал бы кастадийский корабль. Это я помню. Однако продажная крыса Аверий похоронил эти тропы, как и нас всех. Идти по здешним магтерским дорогам – самоубийство. На меня обратят внимание если не реморийцы, так крударцы; если не крударцы, так местные головорезы или и того хуже, мальфитерские разведчики… однако последних навряд ли я здесь увижу. Слишком далеко для этих чистоплотных праведников».
Кассий поднял взгляд на небесную темноту над горами, затем повернул голову к солнцу, которое светило, но не слишком согревало, и наконец снова обратил свой взор на реку, текущую вдаль.
«Я не знаю эту местность, лишь общую информацию, которую получил от Леонида, – продолжал размышлять Кассий. – Даже если пройду через леса и доберусь до гор, вход туда мне наказан, и большой риск, что часть реморийских солдат уже стоит там дозором. Помимо гор и дорог остается только перейти реку и идти вдоль нее на север, держась берега и прячась, зная, что она точно когда-нибудь приведет меня к морю, а там уже идти по побережью в восточную сторону».
У гор раздался протяженный и раскатистый гром, и это сподвигло Кассия действовать. Он накинул на себя грубую холщевую рубаху, а поверх нее натянул стеганую куртку, которую стянул с трупа Дегала. От стеганки на удивление не пахло, и она пришлась ему как раз. Затем кастадиец снова надел свои старые штаны, с которых уже свисала часть грязных красных лоскутов. Кассий порвал их так, чтобы лоскутья не мешали его передвижению, а обрывки тканей положил в карман стеганки – мало ли, еще пригодятся. Сапоги пострадали не так сильно, однако на правой подошве уже начинало проявляться неприятное отверстие, и кастадиец отметил с досадой, что долго в такой обуви не проходишь.
Чуть помешкав, Кассий взял родную пластинчатую броню и пустил по реке.
«Сейчас моя броня для меня лишь обуза. Вполне возможно, лишние глаза увидят ее в реке и заберут себе либо же сообщат моим недругам. А, возможно, ее увидят те, кто должен увидеть, и сделают соответствующие выводы», – подумал Кассий, взял меч в ножнах, прикрепил его к поясу и поспешил вдоль реки.
Мост встретил Кассия раздраженным скрипом досок под сапогами, однако, в целом, он был крепок и тверд. Его ширина вполне могла вместить несколько лошадей, идущих бок о бок, да еще и человека рядом с ними. Мостовые перила по краям представляли из себя не высокие, метр в высоту, грубо воздвигнутые ограждения из небольших темных бревен, где-то уже выпадающих, где-то и вовсе не на своем месте, но худо-бедно выполняющих свою основную функцию.
Дойдя до середины моста, кастадиец поглядел на юг, где окинул взглядом все те же однообразные лиственные леса. Затем он поднял глаза наверх, чтобы увидеть в последний раз то роковое плато, после падения с которого он чудом выжил. Оно горделиво возвышалось, не сгибаемое тысячелетиями, и какая-то пустяковая битва абсолютно не волновало это монументальное произведение природы.
Наконец Кассий посмотрел по направлению реки на север и увидел еще один мост, до которого было минут десять ходьбы – он находился в гораздо более плачевном состоянии, чем тот, на котором стоял кастадиец. Дальний мост качался из стороны в сторону, завывая под гнетом усиливающегося ветра; из него торчали в разные стороны доски; перил не наблюдалось; он был узким, и создавалось ощущение, что мост то и дело норовил добить себя и опрокинуться в реку, чтобы больше никто и никогда его не тревожил.
Кастадиец перешел через первый мост на другую сторону реки и спустя десяток метров наткнулся на дорожную развилку: одна дорога вела вдоль берега на юг к подножию плато, другая уводила дальше в лес, на восток к Фрасийским горам. На север тропы не было, и Кассий решал – свернуть ему сейчас сразу и идти по неудобному каменистому берегу, рискуя быть обнаруженным или пройти чуть дальше в лес, чтобы затем повернуть и двигаться в тени ветвистых деревьев?
Тем временем погода продолжала портиться: солнце вконец накрыли тучные серые облака, а ветер то спокойно обдувал, втираясь в доверия, то резко возрастал и своей силой наклонял кроны близлежащих деревьев. Кассий невольно поежился – времени было мало. Он посмотрел вглубь чащи леса, и деревья показались ему неожиданно мрачными и неестественными, словно таили в себе одним им известную опасность. Пролетающие над ними птицы недовольно чирикнули на своем птичьем диалекте, и монотонное гулкое завывание пронеслось по чаще. Кассий свернул к берегу и помчался прочь в сторону от дороги.
VII
Четверо всадников легкой трусцой спускались с плато: белый статный конь был зол и недоволен – его недостаточно покормили утром; вороной угрюмый жеребец смотрел серьезно вперед – он ни о чем не думал, кроме как о своей цели; крупная серая лошадь думала о чем-то своем, сокровенным и неслась чисто механически за другими скакунами; рыжая изящная кобыла и вовсе ни о чем не думала – ей было хорошо и прекрасно.
– Помните, что, не смотря на ранение, кастадиец может быть опасен, – проговорила Эйра, своим строгим взглядом озирая путников. – Без бахвальства и самодеятельности. Добить солдата. Вернуться к Флавию.
– Может еще скажешь: проявить уважение к противнику??? – загоготал Орвин, брюзжа слюной. Бертрам поморщился.
– Нет. Но без фанатизма.
– Учитывая, что солдат ранен и на чужой земле, а мы во всеоружии и на конях, настигнуть его мы должны в течение двух часов, если не раньше, – промолвил напряженный Бертрам. – Скорее всего, кастадиец знает, что его отсутствие рядом с Дегалом рано или поздно заметят, поэтому сейчас он либо пустился во все тяжкие, либо, что более вероятно, он попробует спрятаться где-нибудь в укромном месте, что будет его ошибкой, учитывая твои, Эйра, способности и навыки Альвы.
– Не перехваливай меня, я этого не люблю, – отрезала Эйра. Бертрам замолчал. Эйра была не в духе, ее что-то гложило внутри, но причины недомогания понять она была не в состоянии, и это злило лучницу еще больше.
«Какая-то непонятная хворь, – раздраженно думала Эйра. – Подхватила неизвестную заразу в палате у Флавия?»
– Ветер крепчает, – сказала Альва и задумчиво намотала тонкую темно-рыжую прядь волос себе на палец.
– После дела возьму себе небольшой отпуск, – заявил Орвин. – Устал что-то я махать секирой. Нужно погулять как следует. Возможно, даже посещу Адлит. Девки и пиво там отменные.
– Ох уж этот отдых – совокупление, обжорство и пьянство. Несомненно, удел великих людей, – не удержался Бертрам.
– Что, волнует, потому что не встает? – захохотал Орвин. – Не бойся, у меня есть несколько хороших девиц на примете. Даже у мертвеца поднимут!
– Какого черта ты несешь? Оставь эти пошлости при себе, скотный увалень. Я скорее умру евнухом, чем воспользуюсь услугами твоих…знакомых.
– Ну и зря, тебе бы сделали скидку. А вообще, извиняюсь, что не такой интеллигентный, как ты, умный и начитанный Бертрам. Я бы тебе спрыгнул с коня и пал ниц, но, видишь ли, борода и пузо мешает. Ахахахаха!
– Добрались до трупа, – произнесла Альва, и Бертрам с Орвином тут же прекратили препирательства, а Эйра спешилась, чтобы осмотреть место.
Труп Дегала уже полностью побелел, Эйра смахнула вновь прибывших на тело мух и накрыла его взятым из лагеря большим тентом, чтобы уберечь от других насекомых и случайных зверей, пока воины Ремори не доберутся сюда. Затем лучница по красным, уже застывшим пятнам взяла примерное направление следа кастадийца и закрыла глаза. Ее путники стояли возле нее и молчали: они знали, что мешать взору не следует.
«Мой разум – мой щит, мой взор – мое оружие, мои стрелы – мое спасение…»
Она увидела его. Враг был на берегу реки: он что-то спускал в воду, затем взял меч в ножнах, прикрепил его к поясу и поспешил вдоль реки на север. Кастадиец был довольно далек от пеших воинов, но недостаточно для быстрых боевых лошадей.
– Он на берегу, недалеко у срединного моста через Флару. Скоро будет у него, скорее всего перейдет реку. Сосредоточились! Двадцать минут, и мы уже выберемся к реке!
Четверо всадников помчались, огибая чуть обособленные друг от друга лиственные деревья, не обращая внимания на местных лис, недоуменно смотрящих им вслед, и глядя только вперед, по направлению к цели. Кони на этот раз все были сосредоточены, но каждый по-своему, как и их всадники – общее дело превращало их в единое целое.
Холодало. Ветер завывал и злился. Земля оставалась равнодушной. Всадники спешили.
Наконец, они достигли берега. Эйра увидела перед собой грозный и между тем и прекрасный горный пейзаж, но это сейчас ее мало волновало. Она посмотрела на срединный мост и дала команду двигаться к нему. Бертрам и Орвин были сосредоточены и безмолвны, и лишь Альва беспокойно посмотрела сначала на горы, от которых расходилась черная пелена, а затем на разбушевавшийся речной поток, который рьяно бил по берегу, словно норовил выскочить на землю и захватить здесь власть.
– Погода портится, – недовольно сказала Альва, однако путники уже были несколько впереди.
Они достигли бревенчатого моста, и на его середине, окинув своим острым пронзительным взором перспективу, Эйра увидела своего врага, свою цель, спешащую вперед, подальше от них, подальше от своей смерти. Кастадиец спешил и бежал легкой трусцой довольно уверенно для раненого воина. Он находился от всадников на расстоянии примерно в районе ста-двухсот метров, постепенно отдаляясь, и еще не понимал, что его обнаружили.
– Попробуешь выстрелить? – тихо спросил Бертрам, находящийся по правую руку.
Эйра молчала. Расстояние было очень уж большим, даже для нее, и промах бы тут же выдал их присутствие беглецу. Однако какая-то затаившаяся смесь гордости и тщеславия внутри нее загорелась неожиданным огнем – Эйра хотела закончить здесь и сейчас. Лучницу так же подспудно грело осознание факта, что она никогда не промахивалась, насколько бы сложным не было испытание, заданное ей в стрельбе и ловкости.
Река под всадниками начала реветь и рокотать, неистово ударяясь своими опасными и свирепыми волнами об позеленевшие сточенные камни. Ветер, который задувал спины несколько минут назад, наоборот, притих, будто бы приготовляясь дуть еще сильнее, просто застыл в ожидании удобного момента.
«Если не сейчас, то когда?» – острое желание выстрелить охватило Эйру, и она, быстро соскочив с коня, вскинула лук и тут же натянула тетиву, стрела в которой уже была нацелена на удаляющегося воина.
Эйра сосредоточилась: ее глаза неотрывно следили за целью, а искусные пальцы крепко держали хвостовик. Дыхание стабилизовалось. Сердце жаждало выстрела, а душа хотела спокойствия.
– Нет. Слишком далеко, – сухо сказала Эйра. Она трезво посмотрела на ситуацию. – Шум реки и ветер на нашей стороне. Успеем настигнуть кастадийца до того, как он нас заметит. Быстрее!
Путники галопом двинулись с моста к развилке, чтобы поскакать по жесткому каменистому берегу вдоль реки.
Из чащи леса, пронзив резким свистом воздух, полетел пяток стрел. Две стрелы попали аккурат в большой щит Орвина, одна стрела задела левую ногу Альвы, а остальные пролетели мимо, однако от неожиданности Бертрам упал с лошади. Тут же вслед за стрелами в голову Эйры полетел метательный черный топорик, однако Орвин ловким движением секиры сбил его в полете и тем самым спас своей предводительнице жизнь.
– Лесные реграты! Сучьи дети! Блядские выродки! – взревел в бешенстве Орвин, спрыгивая с лязгающим грохотом на землю и выставляя щит вперед, оставляя своих товарищей чуть позади себя.
Альва спешилась и изящным движением руки вытащила из ножен длинный полуторный меч, который держала легко и уверенно и, казалось, не обращала никакого внимания на кровотечение от стрелы в ноги. Казалось, она и на регратов бы не обращала внимание, если бы не это досадное недоразумение.
Из чащи леса выбежали с диким криком местные разбойники.
«Видимо, уже что-то услышали о произошедшей стычке на плато и теперь рассчитывают ограбить караваны с добычей и трофеями либо же, на худой конец, поживиться тем, что есть», – презрительно подумала Эйра, поднимая лук.
Регратов насчитывался десяток: половина из них была в каких-то рваных лохмотьях, другая половина в разной степени паршивости доспехах, причудливым образом кое-как надетых на те же лохмотья. Все они были разукрашены в черно-зеленые цвета: зеленые лохмотья – как лесная маскировка, черная густая краска на лицах и руках – как любимый цвет этого дикого народа.
Троих лучников, которые остались позади бежавших на Орвина разбойников, Эйра сняла сразу: они даже не успели как следует натянуть свои тетивы, как в глазу у одного из них образовалась зияющая кровавая дыра; второго пригвоздило стрелой к дереву, и он безвольно опустил голову в свой последний раз; третий схватился за грудь – его злое жестокое сердце было пронзено таким же злым и жестоким наконечником стрелы. Оставшиеся реграты были вооружены кто чем: старые ржавые палицы, несколько мечей, одна булава и метательные черные топоры, которые так любят здешние разбойники.
– Эйра! – крикнул поднявшийся Бертрам, показывая в сторону реки. – Он убегает!
Эйра резко повернулась на север, на миг забыв о противниках. Кастадиец бежал со всех ног: несомненно, благодаря крику лесных дикарей он обнаружил всадников и теперь стремительно удалялся от них.
«Это сильно усложняет дело, – лихорадочно думала лучница. – Нельзя терять ни секунды».
– Орвин! Альва! – крикнула Эйра своим товарищам. – Они на вас!
Орвин довольно расхохотался. Альва даже не повела плечом в ожидании набегающих регратов. Быстро махнув Бертраму следовать за собой, Эйра галопом помчалась по побережью, не жалея лошадь и не боясь упасть с нее, наткнувшись на коварное препятствие.
Трое регратов в лохмотях добежали первыми: двое с палицами, обитыми железом и утыканными острыми металлическими шипами, кинулись сразу на Орвина, вполне разумно опасаясь его большого размера, свирепого вида и надежного крепкого щита, которым он закрывал от стрел свой отряд. Третий головорез с коротким мечом, с ухмылкой на его гнилых позеленевших зубах полез на Альву. Та, не двигаясь с места, стояла прямо и, не мигая взглядом, легко отразила нацеленный ей в грудь удар своим полуторным мечом, и не успел головорез что-либо осознать, как мечница тут же, словно орудуя кисточкой на холсте, рассекла красными красками тело оборванца от плеча до торса, и его улыбка даже еще не успела сойти с лица. Орвин сразу же бросил свой щит в одного из врагов, тут же сбив его с ног, и пока тот вставал, уже снес второму голову острым полумесяцем своей расписной секирой. Не успел второй реграт встать, как его ловким и ровным движением проткнула Альва.
– Эй! – недовольно запричитал Орвин. – Этот выродок был моим!
– Оставляю тебе следующих, – парировала Альва.
Еще один черный топорик пронзил воздух и полетел в Орвина. Тот увернулся, подобрал щит и отбил им второй топор, летящий в него. Орвин, не мешкая, начал размахивать секирой, чтобы поразить вышедшего ему навстречу лысого здоровяка с булавой, все лицо которого было обмазано какой-то черной краской. Громила беззубо улыбался, а в его глазах читалось веселящее безумие смерти. Булава задела плечо Орвина, однако тот лишь слегка сморщился: его секира уже успела размахнуться, и острое лезвие летело в грудь реграту-здоровяку, размозжив тому доспехи и ребра вместе с ними. Дальше Орвин не церемонился и просто наступил на лицо врагу своим тяжелым шипованным сапогом. Раздался хруст.
Альву настигли очередные реграты-мечники, однако, в отличие от первого, они были посильнее – вместо лохмотьев на них были надеты уже кирасы с отпечатками зеленых рук на их поверхности; один держал большой, но ржавый меч двумя руками, другой имел при себе компактный щит-баклер и изгибающуюся саблю. Разбойники напали на Альву с двух сторон, и мечнице пришлось выбираться из ситуации с помощью своей ловкости, а также неповоротливости врага. Альва увернулась от ржавого меча и полоснула по ноге головорезу так, что тот тут же подкосился, однако добить его она не успела: сабля рассекла воздух, и Альва еле спарировала этот удар. Решив больше не искушать судьбу, мечница сделала ложный замах и, спровоцировав ответ от реграта, рывков проткнула тому горло. Кровь алым фонтаном начала орошать пожухлые придорожные сорняки, однако Альва уже обернулась к другому мечнику, который понесся на нее тараном и споткнулся об новообразовавшееся тело. Альве оставалось лишь спокойным ударом своего клинка пронзить неудачливого бойца в затылок и закончить стычку.
– Не плохо! – усмехнулся подошедший Орвин, поднимая черный метательный топорик и рассматривая его. – Как ты думаешь, я смогу попасть?
– В меткости Эйре нет равных, однако, пока она не видит, можешь и испытать удачу, – сказала Альва, вытирая кровь со своего меча об лохмотья трупов.
Орвин с оборота размахнулся топориком и со всей силой кинул его в сторону леса, по направлению убегающих от них в чащу реграта-метателя. Раздался пронзительный крик боли, и Орвин самодовольно улыбнулся Альве.
– Фортуна любит меня, а я люблю фортуну. Если я и умру, то точно не в бою.
– У смерти много ролей, – сказала Альва, убирая меч и поправляя свою огненно-рыжую косу. – Нужно догнать Эйру с Бертрамом.
Кони стояли непринужденно неподалеку от реки и терпеливо ждали своих всадников. Они давно привыкли к таким стычкам.
VIII
Кассий бежал что есть силы. Он понимал, что это были за всадники, которые столкнулись с бандой диких разбойников. От сильного бега начала болеть еще не до конца оправившаяся рана на ноге, да и вправленное плечо изрядно коробило, однако сейчас это все было не важно – кастадиец убегал от своей смерти.
«Черт! Дурак! – чертыхнулся он про себя. – Нельзя было тратить так много времени на стоянку у реки, и после нужно было сразу сходить с дороги и в лес».
Кассий обернулся на бегу и, к своему ужасу, обнаружил скачущих к нему галопом двух всадников. Дыхание сбивал нервный и сумбурный бег. Кастадиец несколько раз чуть не споткнулся о беспорядочно лежащие камни и раскинутые на них поленья. Он бежал, лихорадочно думал и озирался, чтобы оценить окружающее пространство.
«Кххххр! Они настигнут меня в течение пяти минут. Либо мне бежать дальше и быть тут же настигнутым, чтобы умереть жалким псом. Либо мне свернуть направо в лес, попробовать успеть проскочить через деревья…но нет, слишком мало времени, большое расстояние до опушки, и их кони спокойно пройдут между этими деревьями. Черт!»
Всадники приближались, и уже явственно позади был слышен стук копыт скачущих лошадей. Дыхание начинало вконец сбиваться, а ноги слабеть с каждой секундой.
«Броситься в воду и попытаться выплыть??.» – Кассий быстро взглянул на бурлящую в гневе Флару, затем перевел взгляд на скосившийся темный мост, до которого оставалось чуть менее сотни шагов. Старый полусгнивший мост, не смотря на ярость реки под ним, стоял стойко, будто бы осознавая свою немощность перед силами природы, но готового гордо встретить свою кончину.
Позади раздался звук натянутой тетивы и недовольное дыхание коней, подгоняемых всадниками. Кассий понимал, что в него целятся и изо всех сил прибавил себе ускорение, чтобы добежать до этого спасительного для себя перехода.
Мост скрипел и качался. В нем было много зияющих проемов, в которые спокойно можно было провалиться и свалиться во Флару. Кассий забежал на мост и одним махом преодолел добрую треть, чудом не провалившись в дыры и избежав гнилых досок. Мост чуть накренился, однако кастадиец бежал дальше, перепрыгивая развалившиеся палеты и стараясь быть как можно ближе к центральной оси прохода.
Сзади спешились, и снова раздался звук натянутой тетивы. Кассий понимал, что сейчас ему в спину прилетит стрела, и он умрет, как трус, а не как воин Кастадии. Но до конца переправы оставалось несколько шагов. Мост внезапно начал сильно раскачиваться от поднявшегося ветра; Флара внизу неистовствовала и метала свои волны высоко вверх, пытаясь дотянуться до слабых и старых деревянных опор.
Кассий несколькими широкими прыжками добрался до конца моста, вытащил меч и обернулся, чтобы взглянуть в лицо своему врагу.
Эйра с Бертрамом на всех порах мчались за беглецом. Они не щадили своих коней: животные отдохнут после. До беглеца оставалось шагов сто, и Эйра на скаку достала свой лук. Она умела стрелять в движении, хоть это было и не в ее стиле. Снова лучница натянула свою тетиву, однако тут же опустила.
«Слишком сумбурно. Мы почти его догнали», – подумала Эйра, и чувство азарта постепенно возрастало внутри ее. Она хотела поймать этого кастадийца, поразить его стрелами или даже, быть может, пронзить мечом, если тот окажется слишком живучим. В ней говорил охотник. Вот уже кастадиец обернулся, чтобы увидеть их приближение. Вот он уже понимает, что его вот-вот настигнут, вот уже…
И тут Эйра поняла свою ошибку. Он бежал к мосту.
«Быстрее! Быстрее! – заставляла ускориться свою лошадь лучница. – Ну же!»
Кастадиец уже перебегал мост, когда Эйра спрыгивала с коня и спешно натягивала тетиву. На этот раз она точно будет стрелять, иначе враг просто-напросто скроется. Так даже проще, ведь ему некуда маневрировать – либо прыгать в воду, либо бежать вперед, либо оборачиваться и встретить свою судьбу.
Эйра целилась прямо в спину. Дул сильный ветер, и лучница пыталась поймать тот самый момент для выстрела, чтобы угодить точно во врага. Ветер не сможет обмануть ее – Эйра и не в таких ситуациях стреляла и чувствовала обстановку.
Кастадиец достиг конца моста, и лучница готова была стрелять. Тут враг обернулся и посмотрел на нее, вытащив чуть изогнутый расписной меч. Их взгляды встретились.
«Вот и все», – подумала Эйра и выпустила стрелу. Она поймала момент и обманула на долю секунды затаившийся ветер. Стрела неотвратимо летела в кастадийца, однако в него она не попала. За несколько мгновений до попадания кричащий алет пролетел мимо беглеца, приняв на себя всю силу и энергию летящей стрелы, и, весь окровавленный от смертельной раны, упал в речные рокочущие глубины, напоследок издав печальное свист.
«Что???» – опешила на несколько секунд Эйра, даже опустив от изумления лук.
Кастадиец, казалось, тоже растерялся, но тут же взял себя в руки и рубанул мечом по ближайшему мостовому тросу. Затем он повернулся и побежал, что есть мочи.
«Нет!» – безумный животный гнев охватил Эйру, и она, забыв обо всем, ринулась в погоню за кастадийцем, перепрыгивая гнилые палеты моста и смотря прямо в спину удаляющегося врага.
– Эйра, что ты делаешь?!? – кричал сзади Бертрам, но было уже поздно: Эйра добралась до середины моста; ветер задул с еще большим остервенением, и, больше не выдержав, мост начал падать и переворачиваться, забирая вместе с собой во Флару яростную лучницу.
Эйра падала. Ее захлестнули жесткие и дикие волны, оглушая и завлекая в глубину. Лучница тонула, и от ярости, захватившей на короткий миг все ее естество, не осталось и следа – на смену пришло отчаянное желание жить. Эйра попробовала вынырнуть, усиленно двигая руками и ногами в сторону поверхности, однако ее все ниже и ниже затягивало в речную глубину. Лук отягощал движения, однако с ним Эйра никогда не расставалась.
«Какая глубина у этой реки?» – подумала Эйра.
Время утекало – скоро она не сможет продолжать задерживать дыхание, но лучницу все так же затягивало вниз. Эйра попыталась бороться, двигаясь в противоположный верх, однако все ее мускулы свело холодной судорогой, причиняющей резкую боль при малейшем движении.
Тут Эйра поняла, что она застыла в этой водном пространстве. Ее больше не тянуло на дно. Дыхание застыло. Будто то самое время остановилось, решило передохнуть здесь, в глубине Флары. Вокруг не ощущалось никаких признаков водной жизни: ни рыб, проплывающих по своим делам; ни водорослей, скучно развевающихся по направлению течению; ни самого течения – лишь темно-синее мерцание, окутывающее Эйру. Под ногами затаилась глубинная темнота. Речная пустота.
«Я что, уже умерла? – тоскливо рассудила Эйра. – Теперь буду вечно покоиться в этой глупой реке. И на поверхность не выплыть, и на дно не утянет, чтобы наконец забыться. Ни там, ни тут. Прекрасное наказание на досадную оплошность с моей стороны. Нужно было сразу стрелять второй».
Темнота под ее ногами начала рассеиваться: неясные, желто-зеленые контуры постепенно вырисовывались и направлялись к ней. Эйру охватил изнутри леденящий ужас, когда первая фигура приблизилась к ней. Это были убитые ею ранее люди. Вот только что умершие трое лучников из леса. Вот поверженные сипакские мечники во время битвы на цирдейской равнине. Вот наглый и потерявший все берега торгаш смертью, затаившийся в закоулке Прасилвы. Люди все появлялись и появлялись. Их было много.
Мертвые люди издавали клокочущие звуки и тянули свои руки к Эйре, а та была парализована запредельным ужасом, настигшем ее. Один из лучников уже почти добрался до Эйры, когда та наконец пришла в себя.
«Ну уж нет. Пошли прочь», – тряхнула головой лучница, с омерзением смотря на искалеченные гримасами страданий и боли людские тела. Она сделала рывок назад, и на этот раз спазмы, сковывающие ее движения, ушли. Эйра нащупала сзади на спине свой колчан – странно, что он здесь еще остался у нее – и натянула тетиву. Первый мертвый лучник из леса уже был от нее на расстоянии руки, когда получил повторную стрелу в голову и откинулся назад под воздействием необычной силы выстрела. Огибая падающего первого лучника, вслед уже поднимался второй, и Эйра тут же начала натягивать тетиву заново.
Стрелы летели, рассекая водное пространство, и Эйра понимала, что так это работать не должно, однако у нее оставалось мало времени на мысли и рассуждения, ведь мертвецы все поднимались и поднимались к ней, издавая мерзкие звуки и смотря на лучницу своими тусклыми оцепенелыми глазами. Очередные враги появлялись из-за глубины, и Эйра едва успевала всех отстреливать, пытаясь еще между делом подниматься наверх.
Стрелы заканчивались. Силы начали оставлять лучницу, и мертвецы, словно почуяв слабость человеческого тела, протяжно завыли и еще более настойчиво подбирались к жертве. Эйра отчаянно стреляла: ее движения стали прерывистее, а выстрелы уже не такие мощными и точными.
«Нет! Нет! Прочь, мертвые ублюдки!» – лихорадочно отстреливалась лучница.
Раздался очередной вой, однако его источником были не мертвецы, а что-то другое из темной глубины. Этот вой отличался: он был надломленным, яростным и таким неистовым, что лучница готова была закрыть уши, если бы не понимала, насколько это бесполезно. Мертвецы перестали лезть к Эйре и сгинули в глубине. Но вместо них стало восходить что-то неясное, что-то трудно постижимое, что-то черное и страшное…
«Это…куб?» – Эйра оцепенело смотрела на восходящую фигуру. – «Тот куб из палатки?»
Черный куб поднимался все выше и выше, и, когда поднявшись на уровень ног Эйры, находясь чуть поодаль от нее, стал раскрываться, из его верхней грани появилась, словно в дымке, черная фигура человека. Эйра не могла как следует разглядеть фигуру, однако все ее нутро словно сжало изнутри огромными металлическими клещами, и она стала задыхаться – организм вдруг осознал, что ему не хватает воздуха и начал бить тревогу. Одновременно с этим ее тело снова сдавили спазмы, а черная фигура двинулась в ее сторону, окончательно покинув куб.
«Что это? Что это, черт побери, такое?!?» – запаниковала лучница, пытаясь изо всех сил предпринять хоть что-нибудь, но руки, державшие лук и стрелу, уже ее не слушали и бессильно застыли в водном эфире.
Фигура человека приблизилась к Эйре на расстояние вытянутой руки, и Эйра взглянула в его лицо. Воздух почти закончился – на дыхание оставалось секунд десять, и лучница из последних сил хваталась за жизнь. Внезапно лицо черного человека осветилось зеленой вспышкой, и Эйра узнала его – она не выдержала и начала кричать, впуская в себя воду, падая прямо к этому человеку в объятия, и тьма полностью поглотила ее.
– Эйра! Эйра! Очнись!
Эйра очнулась. Она открыла глаза и увидела наклонившегося над ней Бертрама, засунувшего ей в рот два пальца, не снимая своей черной перчатки. Лучницу вырвало, и часть воды, заполнившая легкие, выплеснулась на Бертрама, который чуть отпрянул, однако был рад тому, что его предводительница осталась в живых. Рядом, облокотившись на щит, стоял Орвин, с обеспокоенными видом всматриваясь в лицо Эйры. Чуть поодаль стояла на страже Альва, изредка оборачиваясь к ним, чтобы проверить обстановку.
Лучницу лихорадило. Дул сильный ветер, и на глазах непроизвольно выступали слезы. Немного болел левый висок, а также ее правая рука, но словно от усталости. Такое состояние с ней случалось редко и тогда, когда она очень много стреляла из лука.
– Где лук и стрелы? – не успев отдышаться, прохрипела Эйра.
– Все здесь. Не волнуйся, – чутко ответил Бертрам. – Я вытащил тебя на берег, и к тому времени подоспели Орвин с Альвой. Орвин помог мне, а Альва поскакала чуть дальше и смогла выловить оружие. Не спрашивай меня, как она это сделала. Пусть сама ответит. Главное, что ты выжила.
Альва молча подошла к товарищам и, глядя пристально в зеленые глаза Эйры, положила перед ней лук со стрелами.
– Стрелы придется просушить, – буркнул Орвин, отводя взгляд. Ему явно было не по себе видеть в таком состоянии Эйру.
Словно прочитав его мысли, Эйра встала, приводя себя в порядок. Ее мокрая одежда сковывала движения, и было холодно, к тому же ветер не давал спуску, однако, дрожа, Эйра все равно заявила:
– Знаю, о чем вы думаете. И думаете правильно. Это целиком моя оплошность. Я поддалась наваждению и не действовала холодной головой. В результате поплатилась за это. Плюс…непредвиденные обстоятельства.
Тут ее мысли снова заняла та сцена на мосту, когда враг спасся лишь благодаря глупой птице, помешавшей стреле пронзить цель, и гнев снова начал наполнять лучницу.
«Нет, успокойся. Это случайность. Ему повезло. В следующий раз моя стрела попадет в цель».
– Кастадийца спасли птица и везение, – несколько раздраженно продолжила Эйра. – У него не было шансов. Это меня и вывело из себя. Теперь же предлагаю не терять ни минуты и двинуться вслед за ним. Впредь действовать будем осторожнее и наверняка.
– Послушай, Эйра, – ответил Бертрам. – Я видел, как это происходило, и полностью подтверждаю все сказанное тобой. Однако ты вся дрожишь. Не лучше ли нам сделать небольшой привал? Разведем костер, чтобы ты обсохла. Просушим стрелы. К тому же…
– Нет! – резко прервала его Эйра. – Мы и так слишком много времени потеряли из-за меня. Час-два, и кто знает, куда сможет добраться кастадиец? Нет, обсохну в пути, а привал сделаем только когда снова нападем на след.
– Хоть ты и слишком строга к себе, но я за, – потянулся Орвин, перекинув из одной руки в другую свою секиру. – Жду не дождусь достать этого ублюдка и насадить его зад на свой…
– Вечереет, – встряла Альва. – Если хотим напасть на след, нужно уже отправляться. Погода испортилась.
– Возвращаемся на первый мост, и от него двигаемся на север через подлески, выискивая признаки бегущего в панике врага. Думаю, своим выстрелом я его сильно напугала, – сказала Эйра. – Бертрам.
– Да?
– Спасибо, – чуть замявшись, промолвила Эйра.
Бертрам, едва сдвинув свои острые уголки рта в некотором подобии улыбки, кивнул лучнице, и всадники, оседлав лошадей, спешно двинулись в погоню за кастадийцем.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. РУИНЫ
I
Кассий Продий бежал, как не бежал никогда в своей жизни. Что-то дикое и первородное в нем загорелось, сжигало его изнутри, заставляло двигаться и не оборачиваться.
«Я воин Кастадии…Я воин Кастадии», – тупо повторял Кассий про себя, продираясь через кустарники, хворост, получая царапины от колючих растений, задевая загрубевшую коры старых деревьев. Мелкая живность в страхе пряталась при виде приближающегося кастадийца. Он не обращал внимание на окружение – лишь бы бежать дальше, в чащу, подальше от дорог, подальше от реки.
«Я воин Кастадии…Как я выжил? Меня спасла птица. Что это, если не чудо? Везение? Даже фортуна Кастадии не способна на такие щедрости. Я поплачусь за это».
Кассий бежал: его правая замотанная нога начала саднить, а плечо опасно клонить в сторону. Они еще не до конца восстановились, а организм уже подвергался новым испытаниям. Кастадиец бежал и не следил за временем. В какой-то момент ему показалось, что он бежит уже три часа кряду, в другое мгновение он отчаянно смотрел на небо и говорил себе, что прошло не более получаса.
«Кастадии…лицо этой девушки…это было лицо смерти…она должна была меня убить. И она это знала. Теперь она ни за что не отступит. Хотя…я вроде скинул ее в воду, но с ней был еще кто-то. Может, мне действительно повезло?»
«Нет! Идиот! – Кассий тут же начал ругать себя за малейшие ростки надежды в своих мыслях. – Ждешь штиль, а готовишься к урагану. Я не попадусь в лапы этих гончих Ремори слабым и готовым подставить голову. Нужно найти укрытие. Нужно успокоиться…»
Вечерело. Солнце клонилось к закату, и над кронами деревьев, твердыми и крепкими, но все же покачивающимися от ветра, небо багровело и темнело, готовясь привнести Магтере ночь.
Наконец Кассий приостановился, прижавшись к ближайшему древесному стволу. Пот ручьями катился по его лбу, по его спине, и кастадиец чуть раскрыл свою стеганку в слабой попытке как следует отдышаться. Болезненно напоминало о себе еще не окрепшее плечо. Ноги были ватные и готовые на любом пройденном шаге подкоситься и больше не встать. Руки едва держали в руках его единственное спасение и хоть какой-то гарант безопасности – бывший меч Дегала. Только остановившись, Кассий понял, что жутко голоден. Он устал. Нужно было искать перевал и пищу.
«Успокаивайся, – сказал себе кастадиец. – Включай холодную голову. То, что тебя не убили, несомненно, везение и еще один подарок Богов. Однако, это еще знак, что просто так меня не оставят. Вопрос лишь в том, насколько силен и настырен враг. Мой удар по мостовому тросу оказал мне добрую службу и выиграл немного времени, к тому же, им самим нужно будет прийти в себя и снова взять след. Я не знаю этой местности, однако очевидно, что от реки я отбежал на достаточное расстояние. Попытаюсь до наступления темноты найти подходящую стоянку и хоть какое-нибудь подобие еды. Затем продолжу движение ночью».
Эти слишком оптимистичные на его взгляд, а местами даже наивные рассуждения, тем не менее, дали свой эффект: Кассий успокоился, стал оценивать окружающую обстановку и несколько приободрился.
«Я еще жив, и все точно пошло не по плану реморийских псов».
Уже более спокойно, размеренно и, постоянно оглядываясь по сторонам, Кассий двинулся дальше. Ноги терпеливо несли его по холодным листьям и громким веткам (хотя их он старался по возможности обходить), однако Кассий понимал, что надолго его не хватит. Поднявшийся несколько часов назад мощный ветер, от которого мерзли руки, и становилось тоскливо и скудно на душе, постепенно затихал и как будто уходил с наступлением потемок, оставляя Кассия на ночь одного наедине с природой.
Кастадиец по возможности искал пищу: какие-нибудь ягоды, растущие в низинах леса; мелкую живность, вроде зайца или куницы; рыбу, которая могла плавать в местных мелких прудах. Однако, как назло, ничего подходящего на пути не было – лишь бесчувственные грубые деревья, раскинутые во всю ширь, да смеющиеся и пролетающие над ним стаи ястребов.
Время шло. Живот раздраженно роптал, а ноги зудели. Несколько раз кастадиец наклонялся к маленьким лесным ручейкам, чтобы утолить жажду. Вода была грязная, и от нее еще сильнее хотелось есть. Кассия одолевала усталость, и он уже не так рьяно оглядывался по сторонам и вслушивался в окружающие звуки. Меч кастадиец убрал в ножны, чтобы сэкономить силы, и тот теперь спокойно располагался у воина на поясе. Чувства Кассия притупились, как и его рассудок.
– Пылью ты был, пылью и закончишь, – пробормотал кастадиец, протирая глаза.
Он прислонился к очередному дереву, чтобы взять несколько минут на передышку. Сесть он не решался – боялся, что тогда уже не встанет вовсе.
– Это всего лишь усталость. Бренная слабость уязвимого тела. Мой дух не должен быть сломлен такой ерундой, как голодом и утомлением, – как можно спокойнее прошептал Кассий.
«Но как же хочется есть!» – тут же мелькнула в его воспаленном мозгу бунтующая мысль. Кассий тронулся дальше, покачиваясь и еле передвигая ноги. Ветер почти полностью смолк, а солнце начинало приближаться к западному горизонту. Кастадийца клонило в сон, но он понимал, насколько это опасное желание в здешних краях, и всячески подстегивал себя не закрывать надолго глаза и не останавливаться.
Кассий обошел очередное, ничем не примечательное дерево, и тут его взгляд зацепился за секундный блеск чуть правее от себя, поодаль через череду деревьев.
«Засада?!?» – тут же подумал Кассий, вытаскивая меч и мгновенно напрягая зрение. Он был уставшим, но он не был рассеянным. В направлении блеска ничего не происходило. Лесная тишина так и оставалась лесной тишиной. Приглядевшись, кастадиец заметил, что дальше деревья становятся все более редкими, и, действительно, как будто лес заканчивался, отступая перед каким-то сооружением. Кассий стал осторожно продвигаться вперед, все еще находясь в напряжении и отгоняя усталость. Спустя несколько минут он выбрался на небольшую опушку.
Перед взором Кассия предстали руины разрушенного замка, растянувшиеся на несколько миль в ширь, окруженные лесом, но, казалось, не тронутые окружающей природной средой. Невысокие каменные остатки от того, что когда-то являлось стенами, охватывающими территорию, отделяли лесные владения от пустующих развалин замка. За ними в разной степени сохранности располагались раскинувшиеся бывшие части строений, представляющие собой каменистые обломки; пара десятков разрозненных кусков серых стен, покрытых темным скудным мхом; несколько оставшихся лестничных пролетов, довольно печально смотрящихся без покрытий и уходящих в никуда; пара крепостных башен ближе к краям, без крыш, но с бойницами, из которых свисали пожухлые и бледные лианы; две большие арки, которые, видимо, в свое время украшали внутренние залы замка, но сейчас были похожи лишь на бледные тени своего былого величия.
Но самое главное, что привлекало взгляд – это одинокая, стоявшая посередине руин, довольно узкая, но возвышающаяся над лесом башня с пирамидальной каштаново-коричневой крышей и высоким шпилем на ней. У этой башни было лишь одно стрельчатое окно в человеческий рост под самым шпилем, и именно оно своим блеском, видимо, привлекло внимание кастадийца. Казалось, башня олицетворяла собой все то одиночество, которое можно испытать, находясь в окружении чужих, в окружении посторонних, в окружении незнакомых материй и незнакомого мира. Одинокая, последняя уцелевшая конструкция давно минувших дней, видавшая многое, происшествия и события, о которых стоило бы слагать легенды, но некому их рассказать.
«Интересно, в этой башне кто-то еще живет? Обычный блик солнца на стекле, или кто-то намеренно привлек меня сюда?» – Кассий завороженно глядел на все эти остатки без сомнения великолепного строения и только догадывался, что здесь случилось. Замешкавшись, он все же выдвинулся к руинам в надежде найти там провизию или живность в виде птиц, обустроивших гнезда.
«В любом случае, стоянку на ночь я себе нашел. Осталось лишь убедиться в ее безопасности».
Кастадиец приближался к руинам и думал: «Неужели неудачная оборона, и осаждающие силы оказались более удачливыми? Или же обычное запустение с годами? Например, знатный род, который пришел в упадок и решил покинуть эту обитель. Однако, очень странное расположение: вокруг сплошной лес. Как они осуществляли логистику? Если только не хотели, чтобы это место обнаружили…Такое ощущение, что без Мальфитеры здесь не обошлось».
Перед бывшими стенами Кассий обнаружил заросший, но все еще утоптанный на несколько метров в глубину ров шириною в пару-тройку шагов. Тут природа еще пыталась добраться до остатков замка. Через ров, несколько левее от Кассия был прокинут из двух широких дубовых бревен своеобразный мост.
«Здесь сейчас кто-то может быть», – пронеслась мысль у кастадийца, и тот тут же вытащил меч, устало держа его наготове.
Он осторожно прошел по бревнам и зашел на территорию руин. Трава здесь почти не росла, и уже изрядно износившиеся от бега и препятствий сапоги Кассия ступали по темному, грязному гравию, повидавшему не один десяток лет.
«Когда-то здесь жили могущественные люди. Но сейчас это просто заброшенные обломки прошлого. Ничто не убивает так сильно, как время», – подумал Кассий, проходя мимо одной из арок. Поблизости не было слышно ни одной живой души. Птицы не пролетали над руинами. Солнце начинало заходить за горизонт.
«Судя по всему, здесь никого нет, – устало осматривался Кассий. – Нужно искать подобие крыши или закутка, чтобы хоть немного поспать».
Кастадиец был уже не далеко от высокой одинокой башни и увидел, что входа в нее нет. Дверь или ее подобие отсутствовали – лишь сплошная белокаменная стена с небольшим, едва заметным выступом высотой в человеческий рост.
«Входа нет. Замуровали что-то или кого-то изнутри, либо же проход находится под землей? – тут Кассий посмотрел вверх на стрельчатое окно и увидел, что оно было затворено. – Было ли оно уже затворено, либо этот блеск мне просто показался?»
Кассий двинулся подальше от башни в западную часть руин: ему казалось, что там больше разрушенных строений и обломков, а значит, больший шанс скрыться и спрятаться в случае непредвиденных обстоятельств. Из последних сил кастадиец искал подходящее место. Он понимал, что находился на исходе и с закатом солнца уже не сможет бороться с усталостью – даже у выносливых воинов Кастадии заканчивается энергия, и ее нужно восполнять.
Наконец Кассий добрался до своеобразного кольца из серых обломков, кусков и стен, внутри которого образовалось некоторое подобие площадки. Здесь были сооружены своеобразные грубые лежаки в пяти местах, раскинувшиеся по всей площади кольца. Эти лежаки были длиной в два человеческих роста и шириной в несколько метров. Они располагались на наиболее гладкой поверхности, очищенные от разных камешков, небольших обломков и грязи. Две лежанки были расположены аккурат рядом с высокими уцелевшими стенами, которые составляли собой одну четвертую длины кольца. Там же у стен, к радости Кассия, валялся накрытый грубой холщевой тканью, скрытый от посторонних глаз скарб, а ближе к середине было обустроено кострище из черных старых камней и грязного мелкого пепла.
– Это мой шанс! – прошептал Кассий и, все еще держа меч наготове, а взор напряженным, быстрым шагом пересек ограду из обломков и двинулся в сторону скарба.
«Здесь чье-то прибежище, и, видимо, они еще не вернулись. Есть вероятность, что какие-то запасы остались тут. Неужели фортуна снова будет на моей стороне?»
Кассий быстрым движением руки сбросил грубую ткань, и его взору предстал необычно большой закоптевший котел с крупными деревянными ложками, торчащими из него, а внутри, на дне находилось…
– Мясо… – слюни непроизвольно потекли изо рта кастадийца, и он начал спешно опрокидывать котел на себя и доставать еду, так как он уже не мог дотянуться до дна. Мяса было достаточно, чтобы накормить одного человека, но, по сравнению с размером этого котла, его было очень немного, и, видимо, местные хозяева поэтому отправились за очередной добычей, чтобы приготовить себе вечером приличный ужин.
Кассий же не думал об этом. Все его мысли были о еде, и он голыми руками толкал к себе заветную пищу. Мясо было очень жесткое, недожаренное, с кровяными следами на нем и приправлено какими-то неизвестными горько-сладкими специями, но Кассию было все равно, пусть даже оно отравлено – ему нужно было что-то съесть.
Тем временем солнце окончательно покидало эти странные руины, заводя свой оранжевый диск за спокойные деревья. Ветер давно ушел, и все та же неуютная тишина царила на этом участке.
Кассий доедал последние остатки пищи. Отложенный рядом меч лежал и, казалось, будь его воля, перешел бы другому хозяину от негодования, однако кастадиец тут же взял его в руки и начал торопливо ставить огромный котел на место и накрывать его. От сытного, хоть и жесткого мяса Кассию тут же захотелось пить, и к его удовольствию недалеко от кострища стоял большой чан с водой, представляющий собой грубо отделанную сосновую кадку, на ободе которой висел половник размером с небольшую лопату. Кассий испил воды на полтора половника – вода была очень вкусной и холодной, и кастадиец наконец пришел в себя. Он не был в безопасности. Солнце окончательно село, и бывший замок окутала ночная темнота.
Так же спешно повесив половник обратно, Кассий быстрыми шагами направился на северо-восток, чтобы отдалиться и от этой вселяющей тревогу башни, и от предполагаемого жилья неизвестных великанов. Тут организм начал снова подводить воина Кастадии, и усталость после утоления голода надавила с удвоенным усердием. Кассий падал от усталости.
«Нужно спрятаться и затаиться», – подумал он и начал искать укрытие. Местная тишина действовала на него угнетающе: кастадиец предпочел бы услышать хоть какие-нибудь звуки, будь то треск ночных сверчков, заунывный вой одинокого волка или хотя бы уханье ночных сов. Но было слишком тихо. В темноте Кассий шел практически на ощупь, вслепую, чуть не споткнувшись о пару увесистых сколотых камней, мирно лежавших на земле, и чуть не врезавшись в небольшую двухметровую стену, обособленно стоящую от других останков. По пути кастадиец нашел, зацепившись за него кончиком правого сапога, старый, грязный, порванный в нескольких местах мешок из мешковины, который взял с собой. Он попробовал нажать на навершие эфеса меча в надежде на то, что тот снова засветится своим необычным фиолетовым светом, однако меч был глух к его намерениям.
Наконец, спустя несколько обломков и заросших лианами столбов Кассий наткнулся на уголок из двух стен, с отверстием в одной из них, откуда можно было бы наблюдать за центральной частью руин и за башней. Здесь же была небольшая площадка, к которой вела примыкающая к стенам лестница в четыре-пять ступенек (об которые Кассий так же чуть не споткнулся). С другой стороны площадку закрывали развалины в виде беспорядочно нагроможденных друг на друга каменных блоков. Таким образом с двух сторон Кассия нельзя было увидеть даже при дневном свете. Кастадиец аккуратно вытащил из развалин несколько увесистых камней и из последних сил дотащил их до входа своего новоявленного ночлега, скинув в качестве минимальной преграды и оповещения на случай ночных гостей.
«Хотя, если гости будут видеть в темноте, это мне не слишком поможет», – уныло подумал Кассий, затем скинул на пыльный пол старый мешок и улегся на нем, прижав к груди свой меч.
«К черту», – подумал он и тут же уснул.
Пока Кассий Пробий спал глухим сном матерого кастадийца, мертвая тишина, окутавшая руины, начала постепенно пропускать через себя некоторые звуки. Это были шаркающие звуки широких, переступающих через обломки шагов; звуки тихого, но недовольного бормотания вперемешку с руганью; звуки чавканья, плевков и наречия, представленного мычанием, хриплым рыком и слабым рокотанием. Хозяева вернулись домой с добычей, таща ее за плечами и волоча несколько тел по холодной ночной поверхности.
Их было пятеро. Пятеро огров-исполинов. Первый из них был самым высоким, метра четыре ростом. В одной руке он держал перед собой освещающий дорогу горящий сосновый факел, в другой – огромную, грубо сделанную шипастую дубину. За плечом у него висело несколько туш убитых диких кабанов. Сзади, о чем-то ругаясь, разговаривали исполины чуть меньше: один нес в руках две мертвых лисы, другой тащил ведро с водой. Судя по выпирающей груди и отсутствию оружия в руках второй огр был женщиной. Она то и дело недовольно озиралась назад, где о своем весело мычали и хрипели двухметровые огры-исполины – дети.
Перешагнув через кольцо, старший резко остановился и бросил остальным гортанный, рокочущий клич. Огры-исполины тут же насторожились: они поняли, что здесь побывал чужак. Осмотрев свой скарб, старший показал на пустующее дно в котле и дал всем сигнал к поиску непрошеного гостя. Исполины скинули нажитую добычу в общий скарб, поставили ведро рядом с кадкой и достали свои факелы, которые зажгли от факела старшего огра, затем, взяв обычные, без шипов, но достаточно здоровые для человеческого размера дубины, пошли осматривать руины.
Между тем Кассий Продий спал и видел сон. Ему снились пасущиеся овцы на плато Падурона. Их мягкая, шелковистая шерсть поблескивала на солнце; вкусная зеленая трава утоляла незаурядный аппетит; маленькие ножки двигались в такт общему овечьему ритму. Овцы ели, щипали траву, немножко толкали друг друга и готовились выполнить задачу. Наконец одна из овец, находящаяся в непосредственной близости от края плато заблеяла, и остальные вмиг перестали есть и начали строиться в колонну друг за другом.
– Бээээээ… – протяжно распевала крайняя овца.
– Бээээээ! – подхватывал хор остальных овец.
Крайняя овца удовлетворенно обернулась и, чуть разбежавшись, прыгнула с обрыва плато в туманную низменность. Больше никто и никогда ее не видел. И вот, вслед за ней, в строгом порядке друг за другом, через определенный интервал начали спрыгивать в неизвестную низину и другие овцы. Их было много – неисчислимо много. Они радостно блеяли и прыгали, исполняя свой долг.
Но когда дошла очередь до очередной Овцы, та отказалась прыгать и повернулась к следующим за ней овцам.
– Зачем мы все это делаем? – спросила она присутствующих. – Ведь мы даже не знаем, что находится там, за краем, во мраке низины. Может, это изначально было ошибкой? Может, есть другой путь?
– Тогда покажи нам этот путь, если он есть! – проблеяла какая-то овца в колонне.
И Овца повела других овец от обрыва плато в другие края. Они прошли леса, прошли реки, болота, равнины и пустыни. Многие из них умирали по ходу движения от усталости, болезней и травм. Часть колонны убивали и съедали дикие звери. Некоторые овцы исчезали сами по себе, сгинув в холодных ночах. Наконец Овца нашла подходящее плато и сказала:
– Отныне здесь наш дом. Здесь мы будем пить, есть и жить.
И овцы стали жить. Овцы стали есть и пить. Проносились чередующимся калейдоскопом сезоны, день сменял ночь, год тянулся за годом, а овцы все терпеливо паслись на плато, с долгом жуя траву. И вот, однажды испив из ближайшего водоема, Овца подняла голову и увидела окруживших ее других овец. Те сообщили ей:
– Мы больше не можем так жить. У нас нет цели. Ты отняла у нас смысл к существованию и за это будешь наказана.
– Но как же так? – проблеяла Овца. – Я привела вас на эту обетованную землю. Вы вольны делать здесь все, что вздумается. Я дала вам свободу.
– Это не свобода, – ответили ей овцы и в качестве наказания заточили ее в клетку.
Овцы снова построились в колонну на плато, и ближайшая к краю плато снова затянула старую песню:
– Бээээээ…
Они начали спрыгивать одна за другой в туманную низину, а Овца сидела в заточении, обреченная вечно смотреть на этот торжественный процесс. От тоски она начала жалобно блеять:
– Бэээээ! Бээээээ! Бэээкхркхкрам! Аугрщм!
Кассий проснулся от кошмарного нечленораздельного звука, прозвучавшего в нескольких шагах от себя. Кастадиец вскочил, обнажил меч и, размахивая оружием в темноте, выскочил из своего ночного прибежища.
Перед входом и ступеньками он наступил на какое-то живое существо и от неожиданности чуть не упал, сделав прыжок и чудом оставшись на ногах. Рядом валялся факел из сосны, который кастадиец сразу подобрал и осветил существо, которое споткнулось об камни, подложенные Кассием перед входом. Это был небольшой огр-исполин, который тем временем поднимался, хрипя, мыча и плача. От изумления и внешнего вида существа Кассий на секунды забыл об опасности.
«Ну и урод», – мелькнула в его голове быстрая мысль.
Существо действительно выглядело как уродливый, неповоротливый ребенок-переросток с болезненным, темно-желтым цветом кожи. На лысой, усеянной царапинами и ссадинами голове едва-едва торчали два маленьких костевых отростка. Левый глаз был больше правого и, казалось, чуть смещен в сторону от носа, который представлял собой то ли плохо слепленную лепешку, то ли сплющенную от сильного удара сферу. Уши были растопырены в разные стороны, а из-под толстых плотных губ выступали неровные огромные зубы. Тело у уродца было тоже неказистое, словно скульптура, которую сделал начинающий и неумелый подмастерье – криво стоящие ноги, худое, но вытянутое тело, на контрасте с ним большие и неуклюжие руки, а также толстая шея. Одет он был в какие-то лохмотья: дырявые войлочные штаны, тонкая хлопковая майка, да башмаки, сплетенные из лыка.
Взглянув в глаза маленького огра, Кассий окончательно убедился, что перед ним ребенок – в них читался страх, наивная агрессия и желание поскорее вернуться к близким.
– Аугрщм брругхарм!!! – заорал маленький исполин и ринулся на Кассия, головой тараня его грудь.
Кастадиец упал и выронил факел с мечом, а малыш-огр начал колотить чужака со всей силой, и удары его били достаточно болезненно, однако Кассий, ставя блок руками, сконцентрировался и двумя ногами оттолкнул воинственного маленького огра. Кастадиец вскочил и со всей силой пнул смутьяна, отчего тот издал очередной хриплый вой:
– Брругхарм даруу!
Кассий схватил факел и меч и ринулся прочь через руины. Он был дезориентирован и не знал, в какую сторону бежать, чтобы покинуть это злачное место – вокруг, за пределами видимости факела не видно было ни зги, а груды камней, обломков и развалившихся колонн сливались в одну темную кашу, которая только запутывала его уставшие глаза. Между тем кастадиец слышал в отдалении другие голоса, которые громко перекрикивались на своем злобном наречии. Сомнений больше не оставалось – на него велась охота местными обитателями руин.
«Дурак, дурак! – ругал себя Кассий, стараясь бежать подальше от голосов. – на что ты рассчитывал, оставаясь здесь?! Нужно было уходить дальше в лес!»
Справа за аркой от него показался быстро приближающийся огонь от другого факела, и рокочущий голос прокричал:
– Даруу! Кхре даахкр!!
Кассий резко сменил направление, повернув налево и глядя под ноги, чтобы не споткнуться и с опасной вероятностью погибнуть, опрометью помчался от источника света.
«Дело дрянь! – лихорадочно думал кастадиеец. – Либо мне бежать дальше, но выдавая себя, либо же, откинув факел и прятаться, но двигаться вслепую! Плохо! Очень плохо!»
Спереди на расстоянии в несколько десятков шагов перед Кассием замаячили еще два огонька. Крики усиливались, становились более ожесточенными и нетерпеливыми. Огры-исполины взялись за непрошенного гостя всерьез. Повернув в очередной раз налево, Кассий побежал вдоль череды каменного мусора, которая, тем не менее, хоть как-то скрывала его от опасных огней. Ему то и дело приходилось крутить голову в разных направлениях, к тому же не забывать постоянно смотреть под ноги, чтобы не зацепиться за роковые обломки. Рык огров-исполинов как будто постепенно сходил на нет, и, начиная уставать от бега, взгляд Кассия зацепился за неожиданный проблеск света в ночи в вышине – в башне посреди руин в окне на секунды замигал маленький, но пронзительно яркий огонек.
«Значит, там все-таки кто-то есть!» – мелькнула искра надежды у Кассия.
– Кхра даар!!
Не успел кастадиец двинуться в направлении башни к центру, как на него посыпался град камней и обломков, один из которых больно ударил по руке, заставив выронить факел. Трехметровый огр с повязкой на лбу протаранил несчастную часть одинокой стены, мимо которого пару секунд назад пробегал Кассий, разнеся ее на куски. В руках у него была большая, дубовая, грубо скроенная дубина, которой он замахивался, пытаясь догнать кастадийца.
– Кхре дроугм! – проорал исполин, видимо, давая сигнал другим ограм о том, что взял след чужака.
В темноте Кассий мог рассчитывать только на свои габариты и ловкость в отличие от нерасторопного преследователя. Он увернулся от взмаха дубины, конец которой чуть было не задел его ранее травмированную ногу, и проскочил через несколько колонн, тут же снесенные вслед огром-исполином, словно не замеченные им. Тем не менее, колонны замедлили преследователя, который вынужден был снова догонять чужака. Чуть поодаль, сзади Кассия и исполина все слышнее и слышнее становились слышны крики – к огру подоспевала подмога.
Кассий попытался оторваться, но он решительно ничего не видел и действовал вслепую, на удачу. Его единственным ориентиром в направлении был все так же мигающий небольшой, но очень яркий огонек в башне. До него оставалось бежать еще минут пять, к тому же проклятый огр наступал на пятки. Исполин, поняв, что кастадиец может от него ускользнуть, рассвирепел и, отбросив тяжелую дубину в сторону, начал догонять незваного гостя. Кассий уже ощущал сзади себя грубый рык огра, когда забежал в небольшой разнесенный флигель, откуда, сделав маневр и обманув преследователя, выбежал обратно из того же входа и резко побежал в другую сторону. Огр, не сразу поняв замысел кастадийца, забежал в каменистую комнатку флигеля и, растерявшись, рассвирепел еще больше.
До центра руин оставалось еще больше сотни метров, когда на след Кассия вышел очередной преследователь, которого кастадиец не успел рассмотреть – он боялся сделать лишнее движение, которое могло стать для него последним. Судя по оглушающему рыку и топоту, от которого сотрясалась земля поблизости, этот огр-исполин был самым огромным и наиболее опасным среди всех остальных.
– КХРЕ ДРАУГМ ДРАА! – заорал огр и кинул в Кассия внушительного размера каменный булыжник. Тот, свистнув по воздуху мимо кастадийца, все-таки вынудил его неудачно увернуться и заплести себе ноги. Кассий рухнул на грязную, всю в мелких кусках и гравия землю, но тут же перекатился в сторону, избегая сокрушительного удара колючей дубины. Пока огр поднимал дубину для следующего удара, Кассий спешно начал карабкаться по куче камня, извести и раздробленных блоков, царапая руки, обдирая ноги, но взбираясь подальше от врага. Исполин махнул скрежащим оружием по тому месту, где за доли секунд была нога Кассия, и куски с глухим звуком разлетелись во все стороны, но кастадиец уже забрался на гору и спускался с другой стороны. Наконец, поняв, что от него ускользнули, исполин взревел и побежал оббегать гору обломков, однако чужак уже потерялся из виду.
Кассий, еле дыша, одной рукой придерживая меч, а другую выставляя вперед проскользнул через низкий арочный проход, ведущий в своеобразный туннель, который спереди заканчивался завалом, но по бокам было достаточно разрушенных каменных проемов, чтобы оттуда выбраться. Достаточных для роста обычного человека, но слишком узких и низких для огров-исполинов. Кассий затаился и восстанавливал дыхание. Он готовился пробираться дальше к центру, прячась среди руин и развалин замка.
«Они слишком опасны, – думал он, наблюдая через маленькое отверстие за мельтешащими факелами. – Агрессивны и воинственны. Я нарушил их уют и покой, и теперь эти существа желают поквитаться, а также восстановить баланс и привычный порядок вещей. Сражаться даже с одним таким – это самоубийство. И тем не менее, судя по тому, как эти огры не слишком расторопно гнались за мной, у меня есть шанс проскочить к башне, а оттуда двигаться в сторону леса».
Наконец, увидев, что факелы постепенно удаляются, скрываясь за грудами обломков, кастадиец решил действовать. Он осторожно вылез из туннеля и, стараясь двигаться как можно тише, направился через полуразрушенные строения к центру руин. Казавшееся ему раньше такой подозрительной полная тишина теперь была бы только в радость, однако он то и дело слышал либо удаляющиеся, либо приближающиеся рыки, а также ругань, топот сильных ног и звук падающих камней.
Кассий двигался осторожно, прячась за остатками замка таким образом, что, если даже посветить туда факелом, то ограм нужно будет довольно сильно всмотреться, чтобы обнаружить его, к тому же, как он уже успел выяснить, у исполинов было не слишком все хорошо с ночным зрением. Тем не менее, один раз Кассий был на грани раскрытия, когда встретившийся ему ранее маленький огр, чуть не наткнулся факелом прямо на него, осматривая небольшую караульню – вернее, то, что от нее осталось. Кастадийца спасло то, что маленького исполина гневно окликнули, видимо, сообщая тому, что он ищет не там, где следовало бы.
Осторожно, шаг за шагом Кассий приближался к башне. Мигающий огонек в стрельчатом высоком окне все еще задавал ориентир, и кастадиец неумолимо двигался в его сторону. Казалось, сами огры устали: они уже просто бормотали где-то в стороне, а их факелы становились все тусклее и тусклее. С их яростной погони за чужаком прошло не мало времени, и они были голодны, а также хотели спать. Кассий практически добрался до башни, когда остановился и осмотрелся. Вроде бы ничего такого. Луна в небе горела мистическим желтым цветом, с интересом наблюдая за руинами и происходящим на их территории. Ветер, казалось, опомнился и начал легонько задувать, усиливая ночную прохладу. Огня от орков не наблюдалось; звуки их присутствия были, но они стали более заглушенными и утомленными.
Кассий еще раз осмотрелся: он находился к востоку от центра. Между ним и башней стояла арка, еще целая и не испорченная годами и ограми. Севернее от нее располагалась полуразрушенная часовня, вход в которую был, естественно, завален. К югу стояли остатки колонн вперемешку с грудами камней, за которыми уже располагалось опасная обитель исполинов. На западе от башни располагалось меньше всего строений, и виднелась опушка леса, с которой – на миг показалось Кассию – кто-то спускался.
Кастадиец еще раз взглянул на окно высокой башни, в котором сиял спасительный огонь, и его одолела необъяснимое желание посмотреть на него поближе, прикоснуться собственными руками к этому яркому и притягательному свету, одинокому и такому искреннему. Ноги сами двинулись в сторону башни, а глаза неотрывно смотрели на свет. Уши заложило плотной тишиной, и лишь небольшие отголоски ветра чувствовались где-то извне, будто это происходило не здесь. Рассудок Кассия пребывал в безмятежной неге: он устал постоянно думать об опасности и о том, какие действия предпринимать, чтобы выжить. Теперь это все позади, и кастадийца наполняла такая радость, какую он не испытывал, наверное, никогда.
«Не испытывал никогда…кроме тех моментов на острове…», – кольнула Кассия жалящая суровая мысль, которая немного отрезвила его.
Он продолжал идти к башне и прошел сквозь небольшую арку, которая тихо, едва заметно задрожала. Ноги так и тянули дальше, а все тело словно размякло, стало вялым и кротким. Тем не менее взгляд кастадийца больше не смотрел слепо на огонек. Кассий попытался всмотреться и увидел, яркую, но в то же время вполне различимую сферу со множеством переливающимися друг в друга контурами фигур в ней, отдаленно похожими на образы людей – по крайней мере такую картину дорисовывало его сознание. Сфера парила в воздухе внутри этого красивого стрельчатого окна, но все-таки обмануть глаза кастадийца больше не представлялось возможным – вокруг сферы совершались хаотично быстрые движения руками. Сморщенными, тонкими и невероятно длинными кистями рук.
Кассий попытался остановиться, но было поздно – тело не хотело его слушаться, оно не принадлежало ему.
«Остановитесь!» – гневно приказал он своим ногам, но те лишь усмехнулись в ответ и пнули несколько небольших камешков по пути, давая понять, что он тут не властен. Кастадиец попробовал потянуться к мечу, который, словно завибрировал от сложившегося напряжения, но руки тоже не хотели слушаться, сложившись и прижавшись крепко к туловищу. Не хотела слушаться и шея, которая, будто по щелчку пальцев, опустила голову, заставив перевести взгляд с высокого окна и вынудив смотреть только прямо вперед. А впереди, прямо перед Кассием образовалась дверь в башню. Он мог поклясться, что секунду назад ее не было, однако глаза и рассудок говорили об обратном.
«Дело плохо!» – запаниковал Кассий. Меч дрожал все сильнее. Нужно было выбираться отсюда, однако теперь даже глаза не слушались его, не мигая, смотрели прямо на дверь, до которой оставалось с десяток шагов.
Пройдя еще немного, Кассий осознал, что он очень сильно ослаб. Несмотря на то, что обманчивая нега спала, чувства утомления, потрепанности и изнуренной усталости все же никуда не делись. Хоть он и смог подкрепиться и поспать, что дало ощутимый прилив сил, восстановился кастадиец не до конца.
Когда до двери оставалось несколько шагов, она отворилась, представляя Кассию непроглядную тьму, так манящую окунуться в нее и забыться навсегда…
– Дхрогур кхреосс… – прозвучал тихий хриплый голос позади.
Кассий резко повернул голову. Его отпустило. На него, стоя прямо в арке, смотрела девочка-огр. Грубая толстая рубашка наверху. Какое-то подобие шерстяной юбки внизу. Чуть выпирающие нижние клыки. Рост немногим ниже того ребенка-огра. Густые, жесткие каштановые волосы. В руках девочка-исполин держала старую закоптелую лампу, в которой томился небольшой огонек. Она молчала, и ее желтые глаза смотрели прямо на Кассия. Смотрели с сожалением и печалью.
Кастадиец обернулся в сторону башни, но двери не было. Он спешно отошел подальше и задрал голову наверх – створки окна были наглухо закрыты, и никакого источника света там не наблюдалось. Кассий резко повернулся к девочке-огру, но та все так же стояла в арке и смотрела на него. Лишь ее толстые жесткие губы слегка шевелились, словно шепча какое-то заклинание.
Они смотрели друг на друга, не двигаясь с места. Кассий не стал поднимать на девушку оружие, так как она не показывала никаких злых намерений. Девушка-огр все шевелила губами, и кастадиец силился услышать, какой смысл таился в этих фразах, не смотря на незнакомый и грубый исполинский язык. Тем не менее кастадиец почти ничего не слышал. К нему только-только начинали возвращаться под контроль органы чувств и моторика движения.
Девушка-огр вышла из арки и закончила шептать свои таинственные заговоры. Она хлопнула в ладоши, и у Кассия резко прорезался слух – его словно окунули холодным утренним душем из ледяной кадки. Он вздрогнул, моргнул несколько раз, но девушка-огр исчезла.
– Что за? – проговорил Кассий, и в этот момент сзади него мелькнул свет от факела.
На кастадийца налетел, выскочив из-за башни, трехметровый огр-исполин. Кассий успел вытащить меч и отразить размашистый удар огромного самодельного тесака, которым можно было спокойно разрубить напополам тушу громадного зубра. Этот удар дорого стоил кастадийцу: у него тут же подкосились ноги, и болезненно захрустели локтевые суставы. Второй удар он точно не перенесет. Между тем исполин и не думал останавливаться. Выбросив из левой руки факел на землю, правой рукой он попытался нанести рассекающий удар по диагонали, и у него это почти получилось, чуть не разрубив кастадийца на части, однако тот, отскочив к арке, использовал ее в роли защитной опоры, и атака закончилась скрежетом металла об камень. Гневно рычащий огр не мог пройти сквозь арку, и ему пришлось ловить Кассия, обходя ее, посекундно обрушивая свой тесак на него. Кастадиец воспользовался своим преимуществом и несколько раз бил своим мечом по огру, однако, появляющиеся кровяные линии на теле исполина, казалось, мало волновали его – это были не более, чем царапины на толстой коже огра. Тем не менее исполин все более и более выходил из себя, проводя остервенелые атаки и пытаясь сменить тактику. Силы начинали покидать Кассия: противник был явно ему не по зубам, и приходилось усиленно думать, как выйти из этой схватки живым, постоянно отбивая атаки, стараясь наносить свои и не терять бдительности.
«Скоро сюда придут и его дружки. Нужно заканчивать с ним», – подумал Кассий, но и сам исполин рассчитывал закончить с врагом. Более того, огр, перекинув тесак в другую руку, помимо ударов начал пытаться ухватить кастадийца своей огромной размашистой рукой, из тисков которой Кассий уже не смог бы выбраться.
Несколько ударов кастадиец нанес исполину по ногам, однако тот все так же не обращал на них никакого внимания, словно это были маленькие укусы надоедливых насекомых – не более. До уязвимых частей тела, вроде головы и глаз на лице Кассий не имел возможности добраться из-за роста и слишком опасной защиты огра, который уже все более приближался к тому, чтобы схватить врага.
Тогда кастадиец решился на авантюру. Нужно было действовать. Заставив огра в очередной раз обойти башню и не попавшись в его лапы, Кассий рассмеялся хриплым смехом ему в лицо:
– Что, не получается? Наверное, слишком мал для такого тупого обрубка мяса, как ты?! Может, встанешь на колени и проползешь? Тогда нам обоим будет очень удобно!
Несмотря на то, что огр-исполин явно не понимал наречие, на которым говорил кастадиец, смех и насмешливый тон были ему понятны, и он еще более разъярился, заорав и захрипев от бешенства.
«Вот так-то», – подумал Кассий и неожиданно для самого огра ринулся в сторону башни.
Никакой двери не было и в помине, но она и не нужна была кастадийцу. Огр, придя в себя после секундной задержки, ринулся за чужаком и уже догонял его. Очутившись у стены башни, Кассий обернулся и тут же побежал навстречу исполину, проскользнув мимо его ног и нанеся еще один удар между ног. Тот, не поняв маневра кастадийца, оказался не слишком расторопен и ударился об стену башни. Вокруг все содрогнулось, и огр-исполин заорал от боли: он наконец почувствовал серьезность удара меча кастадийца. Встав на ноги и превозмогая боль, огр понесся к Кассию, который уже ждал его наготове у арки, держа вытянутый перед собой меч. Огр бежал, разгоняясь все сильнее и сильнее, но кастадиец стоял в ожидании – не двигаясь, смотря перед собой. Исполин размахивал своим оружием, стремясь наконец размазать этого наглеца, вторгшегося в их владения, уничтожить и покончить с сопляком, утолить свой гнев и отомстить за унижение. Огр уже заносил тесак над Кассием, находясь в опасной близости от него, когда тот кинул ему в лицо горсть щебня, песка и мелких камней, ослепляя исполина. Дезориентированный огр не смог вовремя остановиться и врезался на всей своей набранной скорости в арку. Послышался громкий треск, что-то хрустнуло, и верхняя часть арки отделилась от нижней, свалившись и упав на голову исполина. Тот рухнул на землю, выпустив из рук тесак, затих и так и остался неподвижно лежать. Отпрыгнувший вовремя в сторону кастадиец не стал терять времени и подобрал факел. К югу от их стычки в непосредственной близости замаячили знакомые опасные огни, и он решал, куда бежать дальше.
«Снова скрываться или сделать финальный марш-бросок отсюда?» – думал кастадиец. На раздумье не оставалось времени, потому что уже показался очередной огр, судя по всему, главный здесь. Он увидел неподвижно лежавшее тело, потом перевел взгляд на кастадийца и взревел оглушающим ревом.
Кассий побежал прочь на север, не раздумывая. Он увидел перед собой полуразрушенную бывшую часовню, вход в которую немного освободился, и там зияла небольшая дыра, способная принять в себя человека. Судя по всему, во время столкновений огра с башней и аркой, часть обломков от грохота и ударов посыпалась и освободила проход. Оставалось несколько шагов, и Кассий, уже не обращая внимания на наступающего на пятки разъярённого врага, скинув факел, бросился в дыру.
Кастадийца мигом окутала темнота, а сзади отчаянно и проклиная его, бил дубиной по обломкам часовни главный исполин, сотрясая землю и заставляя постепенно обрушиваться стену строения. На очередной удар часовня сдалась и начала рушиться, обваливаясь и закидывая Кассия своими обломками. Не успел он отскочить от нескольких, чудом не получив по голове, как пол под ним стал трястись и разламываться. Кассий пытался пробежать дальше, но сделав несколько шагов, он провалился под землю, роняя меч и беспорядочно размахивая руками в тщетных попытках зацепиться хоть за что-то, найти хоть какую-нибудь опору.
«Опять падать…» – промелькнула последняя мысль у кастадийца перед тем, как его окончательно засыпало обломками здания.
II
Четверо всадников мчались по дороге. Они пересекли южный мост и теперь двигались вдоль реки. Всадники сосредоточенно молчали. Орвин, несколько хмурясь, дергал свою дикую бурую бороду и тянулся к животу. Альва мрачно смотрела на огромную тучу на востоке, которая наконец сдвинулась с места и теперь уверенно шла на запад. Бертрам исподлобья смотрел на Эйру, волнуясь за ее самочувствие. Эйра была чернее тучи, которая двигалась на запад.
Лучницу беспокоило ее внутреннее состояние. Она проявила слабость, и ее подопечные увидели это. Более того, она упустила цель, что с ней случалось крайне редко – и никогда перед товарищами. Чтобы успокоиться, Эйра привычно потянула руку к колчану со стрелами, словно стараясь принять от них этот безразличный покой бесстрастного оружия, которому было все равно, кого поражать. Но это не помогло: невозмутимое лицо беглеца все время всплывало у нее перед глазами, и в лучнице постепенно закипал гнев.
– Здесь, – резко сказала Эйра, и всадники тут же остановились.
Эйра спешилась, повернулась лицом к раскинутому широколиственному лесу и сосредоточилась. Сильный ветер больше не дул и не мог помешать ей. Небо постепенно багровело, намекая на наступление ночи. Солнце клонилось к закату, и у Эйры оставалось не так много времени, чтобы напасть на след беглеца. Ее товарищи молча ждали решения Эйры. Она больше не имела права разочаровать их, однако достичь спокойствия и внутренней стабильности лучница так и не смогла.