Владикавказские загадки Михаила Булгакова
Рецензент:
Ф. С. Киреев, кандидат исторических наук, научный сотрудник Института истории и археологии РСО-Алания
Под общей редакцией
К. У. Таутиева, директора ГУП «Издательство «Ир».
© Кусов Г. И., Дудаева З. С., 2020
© Гаппоева Н. У, дизайн, 2020
© Оформление. ГУП «Издательство «Ир», 2020
Предисловие
В биографии выдающегося русского советского писателя Михаила Афанасьевича Булгакова (1891–1940) есть места, связанные с пребыванием в Вязьме, Саратове, Тбилиси, Батуми, Грозном, Пятигорске, в Крыму, на Черноморском побережье. Посещал он Ленинград. К сожалению, об одних посещениях ничего не известно, о других – сохранились лишь отрывочные сведения. Особое место в его жизни заняли Киев, Москва и, мы бы осмелились утверждать, Владикавказ. Появление в этом городе мобилизованного в Добровольческую армию врача произошло осенью 1919 г., по некоторым косвенным фактам, в сентябре – начале октября. Короткое пребывание во Владикавказе сменилось направлением в г. Грозный, откуда он вместе с вызванной из Киева женой Татьяной Николаевной выезжал на фронт. Вскоре санитарную часть перевели в теплушки, стоявшие на железнодорожной станции Беслан, а потом раненых уже доставляли во владикавказские военные госпитали.
Обычное офицерское времяпрепровождение: карты, бильярд, пьянки – не устраивали киевского врача. Свободное от работы время он посвящает в основном сотрудничеству с редакциями кавказских газет и впервые публикует в них свои статьи и фельетоны.
Безусловно, говорить похвальные слова в адрес косившего Белую армию сыпного тифа – неэтично и странно. Но именно благодаря этой страшной болезни военврач, находившийся в беспамятстве, в двух шагах от смерти, не смог покинуть с деникинцами Владикавказ, сохранив своё будущее русского советского писателя. Новые обстоятельства сложились так, что Булгаков не только смог превратиться в советского служащего, но и занимать одно время ответственные должности в подотделе искусств наробраза Владикавказского ревкома.
Наиболее важные страницы владикавказского периода – это проведение им литературных диспутов, докладов, лекций, творческих вечеров, выступления перед спектаклями на сценах двух советских театров. Начиная с 28 мая 1920 года, на сцене 1-го Советского театра появляется несколько написанных им пьес, и их автор признаётся в городе на Тереке первым профессиональным драматургом только что провозглашённой Горской Автономной Советской Социалистической республики и приглашается деканом театрального факультета Народного художественного института. Видимо, властям необходим был популярный в городе драматург, и они не обратили внимание на критические, порой злобные выступления редакции местной газеты «Коммунист». Конечно, ни о каком материальном благополучии Михаил Афанасьевич Булгаков и Татьяна Николаевна Лаппа-Кисельгоф [1889–1982] мечтать не могли. Они выживали на скудную оплату овощами и гонорары от статей и спектаклей, не обладая предпринимательской жилкой. Пополнением семейного бюджета служила подаренная кем-то из близких золотая цепь, принадлежавшая Татьяне Николаевне.
В конце мая 1921 года М. А. Булгаков покидает Владикавказ, направляясь в товарном вагоне в Тифлис. Таким образом, завершается владикавказский период писателя, длившийся с сентября 1919 г. по май 1921 г. В город на Тереке он приехал обычным врачом, а уезжал известным владикавказским журналистом и драматургом, уверенным в своих творческих силах. Его умение «стиснуть зубы и работать днями и ночами при тусклом свете электрической лампочки» в комнате, выданной по ордеру на Слепцовской улице в доме № 9, не прошло бесследно. В Москве в 1920-е годы он на равных трудился в столичных газетах с будущими большими советскими писателями и написал свой первый знаменитый роман «Белая гвардия», по которому в Московском Художественном театре поставили бессмертную пьесу «Дни Турбиных»…
Кстати, внезапный отъезд после открывшейся карьерной перспективы в среде советской администрации обычно не объясняется, хотя за ответом не требуется далеко ходить. Ответ в его владикавказских письмах.
«…За письменным столом, заваленным рукописями… Ночью иногда перечитываю свои раньше написанные рассказы [в газетах! в газетах!] и думаю: где же сборник? Где имя? Где утраченные годы?..»
«…Потом, кроме рассказов, которые негде печатать, я написал комедию-буфф…»
«…Во Влад, [икавказе] я попал в положение «ни взад ни вперёд» и мои скитания далеко не кончены. Весной я должен ехать: или в Москву [м. б. очень скоро], или на Чёрное море, или ещё куда-нибудь». (К. П. Булгакову, 16 февраля 1921 г.]
Творческая машина, запущенная запоздавшим творить 28-летним литератором, уже исчерпала возможности во владикавказской газете «Коммунист» и на сцене местного театра.
Озарение открытием
Интерес к любому городу возникает уже с его названия и потом плавно перетекает к его географическому положению, комфортности проживания горожан, историческим событиям, достопримечательным местам. Известность города в немалой степени связана и с пребыванием в нём знаменитых личностей: поэтов, писателей, деятелей искусства и культуры.
Всё это предмет гордости горожан и формирует городской патриотизм, повышает интеллектуальный уровень. Во «Владике», как любовно называют свой город люди, открыты памятники А. С. Пушкину, М. Ю. Лермонтову, К. Л. Хетагурову, М. А. Булгакову…
Вот о Михаиле Афанасьевиче Булгакове мы и поговорим в этой книге. Можно сказать, что не так уж много времени он находился в городе на Тереке. Примерно два года. А между тем именно здесь произошло самое глобальное переломное событие в его жизни: бывший врач стал литератором, испытав первые радости драматурга в общении со зрителем.
В автобиографии М. А. Булгаков писал о Владикавказе: «…Жил в далёкой провинции и поставил на местной сцене три пьесы. Впоследствии в Москве в 1923 году, перечитав их, торопливо уничтожил. Надеюсь, что нигде ни одного экземпляра их не осталось… Не при свете свечки, а при тусклой электрической лампе сочинил книгу «Записки на манжетах»…» [6, т. 1, с. 479] «Затаённая мечта выйти на аплодисменты публики владела мной с детства», – признавался он С. Ермолинскому. [6, с. 573]
Вот и всё! Поэтому наша задача узнать как можно больше о жизни в «далёкой провинции» и первых литературных успехах будущего великого и необычного писателя Михаила Булгакова. Правда, путь к истине будет проходить через множество загадок, неясностей и недосказанностей. Таков тот переломный и важный период, который застал писателя во Владикавказе. Кстати, на это обращали внимание впоследствии и столичные булгаковеды. Приведём свидетельство Леонида Паршина из его книги «Чертовщина в Американском посольстве в Москве, или 13 загадок Михаила Булгакова»: «…Много загадок оставил нам М. А. Булгаков. Некоторые из них имеют особый характер. Проникнуть в них не позволяют ни архивные исследования, ни изучение биографии писателя, ни литературоведческие разработки, ни расспросы хорошо знавших Булгакова людей, ни другие традиционные методы работы…» [9, с. 4]
Но мы всё же попробуем и возьмём на вооружение именно факты, приведённые московским автором. И, кроме того, привлечём ещё одно направление, почему-то не очень уважаемое столичными авторами – поиски и находки краеведов. Ничего не поделаешь: ни писатель, ни его владикавказское окружение не оставили нам ответы на многие вопросы.
…Откровенно говоря, писать о пребывании М. А. Булгакова на берегах Терека мы никогда не думали и не хотели. На то были веские причины. И главная: не совсем корректно идти по следам первого исследователя и повторять даже при некоторых сделанных лично находках о давно сказанном, прокомментированном и устоявшемся в биографии писателя. Тем более, худо-бедно, но уже в первое время, когда творчеством Булгакова стали увлекаться и «наверху» разрешили писать о нём научные работы, в книгах стали появляться и сведения о пребывании писателя во Владикавказе.
В основном эти сведения булгаковедам поведала первая жена писателя Татьяна Николаевна Лаппа-Кисельгоф, проживавшая в Туапсе. Они значительно дополняли его ранние биографические произведения – «Богема» и «Записки на манжетах», – а порой и подвергали сомнению художественный вымысел писателя. Правда, цельной картины владикавказского периода Татьяна Николаевна реконструировать не смогла: пожилая женщина уже многое забыла, но и сохранённое ею и записанное Л. Яновской, М. Чудаковой, Л. Паршиным и др. позволило не покрыть туманом безвестности два года их жизни на Северном Кавказе. Кстати, очень важных в судьбе будущего всемирно известного писателя земли советской. При этом не надо забывать, что и сейчас возможны дополнения и порой изменения по поводу отдельных эпизодов их владикавказской жизни и деятельности. Как, например, в романе Юрия Слёзкина «Столовая гора», написанном хорошим русским языком, с привлечением интересных деталей и событий того времени, в котором почти вся литературоведческая рать видит в одном из героев – Алексее Васильевиче Турбине – Михаила Афанасьевича Булгакова. Весьма редкий случай, когда знаменитый писатель становится объектом литературного интереса в те годы, когда о его значении не ведали ещё ни он, ни его окружение!
Первым большим событием в изучении жизни и творчества раннего Булгакова явилась книга Д. А. Гиреева, талантливого учёного и известного писателя, доцента Северо-Осетинского госуниверситета им. К. Л. Хетагурова.
Его книге «Михаил Булгаков на берегах Терека», вышедшей в 1980 г., дал путёвку в жизнь Константин Симонов. Гиреев фактически совершил подвиг и привлёк к имени полузапрещённого в то время писателя массы читателей. К тому же, он нашёл в архивах ценные документы, которыми широко пользуются и поныне многие современные исследователи. Читатели, естественно, не придали значения манере изложения учёного, работавшего в жанре популярного литературоведения, а вот в мире булгаковедов к документальной повести, вышедшей в североосетинском издательстве «Ир», отнеслись довольно прохладно. И всё равно книга Гиреева оставалась единственным источником познания владикавказского периода жизни Булгакова и пользовалась среди читателей и библиофилов большим успехом. Вспоминается, как спустя некоторое время после её издания одному из авторов повезло участвовать в одной необычной акции. На сцене Северо-Осетинского драмтеатра после спектакля мхатовцев «Мастер и Маргарита» Девлет Гиреев вручил актёрам свою книгу с автографом. В гримёрках, которые мы посетили, актёры, ещё не переодевшись, в гриме, с жадностью библиофилов листали её страницы.
А когда в журнале «Театр» (1987, № 6) были опубликованы документальные находки Г. Файмана в виде подборки газетной и журнальной хроники «Местный литератор Михаил Булгаков», у многих появилось твёрдое убеждение в том, что теперь требуется только лишь свести всё найденное в одну работу, и владикавказский период Михаила Булгакова будет изучен основательно. Ведь многое уже известно, подтверждено документами, найдены и первые газетные заметки, а ещё в середине 20-х писатель даже стал одним из героев романа, изданного в столице… Так решили мы, пока… не раздался телефонный звонок. Сусанна Николаевна Казарова, множество раз помогавшая в краеведческих поисках, и на этот раз, как всегда, обстоятельно и загадочно начала разговор:
– И вы, конечно, прочитали книгу Гиреева о Булгакове. Вещь замечательная, но, простите старого человека за дотошность, в одном месте я обнаружила досадную неточность. Она касается места, где речь идёт о проживании в Петровском переулке присяжного поверенного Туаджина Пейзулаева. Как вы думаете, удобно поправлять известного учёного?
– Ничего особенного, Девлет Азаматович был бы только рад этому. Жанр книги непростой – художественное произведение, но с привлечением документальных фактов и, вполне возможно, что какая-то неточность и прокралась на страницы книги…
Мысленно листаем страницы книги: вот военврач Булгаков, сдав раненых в госпиталь, не знает, к кому направиться во ВладиКавказе, и вдруг вспоминает голос жены Таси: «Запомни, Петровский переулок, 8». И здесь его встречает Татьяна Павловна Пейзулаева, которую попросила об этом их соседка Лариса Леонтьевна, двоюродная сестра жены, срочно выехавшая к мужу в Пятигорск.
– А знаете, почему я так настойчива? – спрашивает Казарова. – Дело в том, что Туаджин Пейзулаев не мог проживать в доме № 8 на Петровском. Потому что там в то время как раз проживала наша семья… И, кстати, дом-то был не двухэтажным, а одноэтажным.
И Сусанна Николаевна подробно расписала все дома и жителей этого небольшого переулка, замкнутого между проспектом Мира и улицей Ленина…
А вскоре в беседе с писателем Леонидом Паршиным Татьяна Николаевна Лаппа заявила, что у неё никогда не было сестры Ларисы Леонтьевны, проживавшей во Владикавказе, а Т. Пейзулаев являлся соседом Булгаковых, когда им дали комнату по улице Слепцовской!.. [9, с. 90]
Не секрет, что столичные исследователи, даже не страдающие снобизмом, снисходительно относятся к провинциальным коллегам: «Увольте… Какие Вам консультации, да ещё в академическом издании?» И порой серьёзно ошибаются. Особенно, если это касается такой деликатной темы, как история улиц и домов… Открываем первое советское собрание сочинений М. А. Булгакова в пяти томах. Итак, том первый (М., «Худ. лит.», 1989), страницы 192–193. Здесь помещены две фотографии. Подпись под первой: «Владикавказ (совр. г. Орджоникидзе). Здание, где в 1920 г. Булгаков работал в подотделе искусств Владикавказского наробраза». Да, подотдел несколько раз менял свои адреса. Но когда в подотделе работал Булгаков, это учреждение располагалось на третьем этаже другого особняка на бывшем Александровском проспекте, построенного для местного коммерческого клуба, имевшего зал для концертов и хорошую библиотеку. Фотография этого особняка также помещена в первом томе с надписью: «Владикавказ (совр. г. Орджоникидзе), «Первый Владикавказский советский театр», где в 1920–1921 гг. шли ранние пьесы М. А. Булгакова».
В общем, издатели перепутали здание театра с бывшим коммерческим клубом. Досадно, что впоследствии поклонники творчества писателя будут приходить к так называемому театру и недоумевать, как в его небольшом уютном зале шли первые пьесы мастера!
Эстафету перепутанных названий приняли и авторы «Булгаковской энциклопедии» (Соколов Б. В. Булгаковская энциклопедия. – М., 2000). На стр. 203 фотография двухэтажного здания. К ней подпись: «Владикавказ. Летняя читальня в парке Трек. Здесь летом 1921 г. проходил диспут о Пушкине, в котором участвовал М. А. Булгаков».
У читателей нашего поколения подобные подпись и фотография вызвали бы снисходительную улыбку а у краеведов – настороженность. В нескольких строчках здесь сразу две ошибки. Всё-таки диспут о Пушкине проходил не в 1921 г., а в июне-июле 1920 г. Ошибка вторая: Пушкинский диспут проходил, как известно, не в летней читальне Трека, а в Летнем театре, бывшем в дореволюционное время одним из самых оригинальных архитектурных строений не только городского парка и Трека, но и всего Владикавказа. Неизвестный архитектор создал его из дерева в мавританском стиле, и со стороны озера оно напоминало больше дворец из восточной сказки. Вначале построили два здания с венецианскими проёмами окон, увенчанных шпилями, а между ними расставили лавочки. Вскоре два здания соединили деревянными резными решётками и куполообразным строением.
В 30-е годы XX века здание подверглось незначительным переделкам: перед входом разбили цветник, установили скульптурную композицию – Ленин и Сталин, отдыхающие на лавочке, а также украсили вход надписью «Лекторий». Ибо летний театр уже построили в другом месте парка. Деревянные конструкции первого летнего театра не выдерживали сырой владикавказский климат и требовали постоянных ремонтов. Кстати, один из таких ремонтов произошёл перед известным Пушкинским диспутом, о чём пишет Юрий Слёзкин в романе «Столовая гора». Наконец, наступил момент (в начале 40-х годов XX в.), когда руководству парка надоело ремонтировать владикавказскую достопримечательность, и с ней навсегда расстались.
А в здании, пристроенном изящно к террасе Терека и выходящем прямо на площадку городского парка, действительно в разное время располагались читальня с газетами и журналами, бильярдная, помещение для игр в шашки и шахматы. А на первом этаже, выходящем уже к Треку, работали ресторанчик и администрация парка. Но это произошло в советское время. Причём, первый этаж был сложен из кирпича, а второй построили из дерева в виде большой веранды. Так что устанавливать здесь мемориальную доску, посвящённую знаменитому Пушкинскому диспуту, не придётся.
Неизвестно, будет ли когда-нибудь признана булгаковедами в качестве историко-литературного источника книга московского писателя Варлена Стронгина «Любовь Михаила Булгакова». (М., «Центрполиграф», 2000). Если да, то владикавказский отрезок биографии писателя предстанет совершенно искажённым. Могут возразить: стоит ли обращать внимание на книги беллетристов, получивших широкую дорогу в современных частных издательствах, признающих, и то не всегда, только внутреннюю цензуру? Наверное, стоит, если книга издана в столичном издательстве и повествует о личности, интересующей немалую читательскую аудиторию, о чём говорит и солидный по нынешним временам тираж – 10 000 экземпляров!
Конечно, после знакомства с книгой Стронгина хотелось бы написать, что биографические неточности не умаляют достоинств работы автора, который решил поведать о судьбе первой жены писателя Татьяны Николаевны Лаппа-Кисельгоф. Но, честное слово, писать подобное не хочется. И не дают это сделать курьёзы и неточности. Если можно не обратить внимание на утверждение автора, что директора издательства «Ир» в г. Орджоникидзе уволили за издание книги Девлета Гиреева, или на встречу с дочерью издателя Казарова и владельца газеты «Терек» (где всё неправда, но кто об этом знает), то, когда речь идёт об истории города, всё же необходимо быть предельно правдивым, ведь пройдёт какое-то время, и придуманные писателем опусы могут стать цитатами в серьёзных книгах. Как, например, о никогда не происходившей встрече жён Булгакова и Кострикова-Кирова.
«Лия (такое имя придумал Стронгин Марии Львовне Маркус, жене Кирова) зачастила в театр, когда во Владикавказ приехали Сталин и Орджоникидзе на открытие Съезда народов Терека, где была провозглашена Горская Автономная республика…
– Сергей (С. М. Киров – авт.) приходит домой очень поздно, – сказала Лия Тасе, – он пишет доклад Сталину.
Тася изменилась в лице:
– Мой отец сам писал доклады, отчёты. Странный нарком национальностей Сталин, очень странный, если не может сам написать доклад…» [11, с. 285]
И далее, прочитав подобные открытия, уже не удивляешься другим… придуманным: что Серёжа опытный журналист и в тюрьме начал писать повесть о любви, а «Сталин учился лишь в грузинской духовной семинарии, путает Гоголя с Гегелем». [11, с. 285]
Согласно так называемой свободе слова, нынче в книгах можно придумывать что угодно и как угодно. Поэтому, почему бы не затащить на страницы фолианта почти в 500 страниц затасканную историю, правда, в своём изложении: «У осетин удивительное желание найти своё родство с именитыми людьми, видимо, вызванное вековой отсталостью. Здесь поговаривают, что настоящая фамилия Сталина Джугаев и отец его осетин княжеского рода, только мать грузинка». [11, с. 324] Оказывается по Стронгину, у Булгакова были планы «написать историю Ленинского бульвара, некогда Нестеровского, а потом Александровского, но он не решился».
И правильно сделал, ибо Ленинского бульвара никогда во Владикавказе не существовало, так же, как и бронзового памятника Александру I, «красовавшегося у входа на Александровском проспекте». [11, с. 254] Жаль, конечно, нагружать будущих историков Владикавказа подобными нелепостями – ведь будут рыться в архивах и опрашивать старожилов, где стоял бронзовый царь… Ну ладно, и это можно простить. Но вот зачем причислять несуществующий монумент к высокому искусству и придумывать монолог Булгакова. Он говорит жене: «…Я мог бесконечно смотреть на памятник Александру во Владикавказе. Это – Искусство. Настоящее. Оно не умирает. Может кому-то нравиться, кому-то – нет, но человеку, понимающему в творчестве толк и не делящему людей на пролетариев и буржуев, памятник Александру будет приятен всегда, если, увы, его когда-нибудь не снесут и не поставят на его месте аляповатую фигуру Маркса или Ленина…» [11, с. 380]
Кстати, для любопытных: памятник Карлу Марксу в столице Северной Осетии на проспекте так и не поставили, а первый монумент В. И. Ленину воздвигли по проекту известного скульптора В. В. Козлова! Не хочется относить всё это к столичному снобизму (подумаешь, история какого-то кавказского города), и всё же трудно понять: неужели «беллетристы» могут так неряшливо относиться к историческим фактам, тем более, если они чуть ли не на каждой странице подчёркивают достоверность своей книги?
Не обошёл вниманием Стронгин и знаменитый Пушкинский диспут, устроенный пролетарскими поэтами, редактором газеты «Коммунист» Астаховым, а потому предложил обогатить булгаковедение. Оказывается, оппонентов – М. А. Булгакова и Б. Р. Бёме – должен был поддержать ещё один известный в городе человек… «Все с надеждой смотрели на Александра Тихоновича Солодова – друга Кирова, Куприна и самого блестящего в городе фельетониста, который за свой фельетон «Смех и слёзы» долгое время преследовался полицией. Но Солодов лишь криво улыбался, видимо, понимая, что собравшимся не совладать со стоящими у входа красноармейцами, и судьба диспута предрешена». [11, с. 319]
Всё верно: Солодов – большой друг Кирова и блестящий фельетонист, но ни на красноармейцев, ни на пролетарских поэтов повлиять в 1920 году он не мог, потому что ещё в апреле 1914 г. застрелился в редакции газеты «Терек». Об этом печальном факте писал Девлет Гиреев в романе «Гибель Фемиды» (Оржоникидзе, «Ир», 1983, с. 3).
Спорить с издательством «Центрполиграф» о том, что произведение Варлена Стронгина «Любовь Михаила Булгакова» выделяется в ряду жизнеописаний Михаила Булгакова оригинальностью замысла и увлекательной формой подачи материала, бесполезно, но отметить ещё раз весьма приблизительное, скорее неверное, представление о пребывании М. А. Булгакова и его первой жены Т. Н. Лаппа во Владикавказе в 1920–1921 гг. – необходимо!
Поэтому желание представить, как всё происходило в действительности, и является основной задачей этой книги. Авторы предлагают читателям не повествование о владикавказском периоде мастера и не «краеведческие атрибуции», а владикавказские загадки М. А. Булгакова. Поверьте! Их немало!
И это ещё не всё. Известный журналист и писатель Андрей Шарый в интересно написанной книге «Четыре сезона» (М., «Новое Литературное обозрение», 2006) смело, хотя и тактично, попытался разобраться в огромной популярности творчества М. А. Булгакова, нахлынувшей на писателя в постсоветский период: «…Булгаков совершенно не случайно стал кумиром советской интеллигенции через четверть века после смерти, во второй половине шестидесятых, по замечанию Мариэтты Чудаковой, «на излёте общественного подъёма, переходившего в судорогу». Либералы искали объект поклонения, при этом символу веры приписывали те ценности, в которых сами нуждались, этим ценностям в лице Булгакова и поклонялись. Поэтому нечего удивляться сейчас при взгляде на московские афиши: театры торопятся ставить «Мастера…» и Мольера, потому что пришло новое судорожное время…»
«Объект поклонения» получился ко времени, благодаря чему все сумели рассмотреть неординарный талант и творчество писателя, не востребованного до сих пор. При этом служители «правящей идеологии» стараются усилить в нужном направлении его пьесы и романы. Здесь особенно стараются «поддать жару» кинематографисты, понимающие влияние центральных телеканалов на людей, никогда не державших в руках ни одной книги писателя…
Один умный человек как-то не без сарказма сказал, что гениальный писатель – это не тот, кого читают, а тот, кого экранизируют. «В яблочко» – примеров тому хватает – попадало это высказывание и в эпоху советского прошлого, когда наша страна пышно позиционировала себя как «самую читающую в мире». И особенно актуально оно для сегодняшней, постсоветской России. «Кина» в стране много – но до тошноты неталантливого. И поэтому каждое появление на телеэкране действительно хорошей экранизации действительно выдающегося литературного произведения (не говоря уже о книгах великих, культурных) становится для нас, зрителей, глотком горного воздуха.
Владимир Путин принял верное решение, назначив во время избирательной кампании главой своего штаба не чиновника, занимающего высокое кресло, а известного режиссёра Станислава Говорухина. И телезрители главного российского канала за два дня до выборов (2012) и в день их проведения увидели премьеру телесериала по роману М. А. Булгакова «Белая гвардия», поставленного режиссёром Сергеем Снежкиным. Что, наверное, отнюдь не было случайным совпадением. Значимость этого телепроекта подчеркнуло и посвящённое ему солидное телешоу, которое вёл вездесущий и умный Владимир Соловьёв.
Что бы там ни говорили об этом фильме сами участники его необычайной телепрезентации – представители московской элиты – и несколько изумлённый таким вниманием к его картине режиссёр, но миллионы российских телезрителей (и в числе их – жители Владикавказа) смотрели его взахлёб. Забыли, прильнув к экранам телевизоров, о «сюрпризах», которые не устаёт преподносить нам наше непутёвое ЖКХ, и о гуляющей в народе горькой шутке: прежде чем проводить в стране модернизацию, надо сначала научиться счищать снег и лёд с тротуаров. Забыли о газовиках, которые взвинчивают и взвинчивают для нас, потребителей, цены на голубое топливо, совершенно перестав при этом заботиться о том, чтобы в наших квартирах и домах своевременно проводились ревизии «на предмет» технической безопасности газовых приборов (а в разных регионах России то и дело гремят взрывы бытового газа, унося человеческие жизни).
Забыли о том, что вчера ещё в магазине бутылка подсолнечного масла стоила 54 рубля, а сегодня – уже 60, а цена пачки «Геркулеса» поднялась с 35 рублей до 40… Забыли и простили чиновникам их старания во что бы то ни стало угодить во время президентской избирательной кампании «высокому начальству», которое и без их усилий победило бы на выборах с ощутимым перевесом в голосах избирателей – ибо попросту нет на данный момент в России равнозначной и достойной альтернативы этой кандидатуре…
«Белая гвардия» напомнила, что нет на просторах нашей огромной страны ничего важнее стабильности и спокойствия. Иначе полетит всё в тартарары, несть числа будет в стране человеческим трагедиям, а её «столичный город» превратится, в угоду борцам за власть, в арену кровавых столкновений…
Должны признать, что экранизацию романа Булгакова мы с интересом посмотрели прежде всего потому, что многие булгаковеды считают, что «Белую гвардию» писатель создал именно во Владикавказе. Откуда у них подобные сведения – сказать трудно. Да, в письмах из Владикавказа двоюродному брату Константину Булгакову Михаил Афанасьевич сообщает, что пишет роман – «единственную за всё это время продуманную вещь». Но какой роман – до сих пор неизвестно.
Однако проведя несложный литературоведческий анализ, можно понять, что «Белая гвардия» написана Булгаковым в одном стиле с «Записками на манжетах». А это произведение (большая его часть, по крайней мере) создавалось у нас, в городе на Тереке. Об этом говорят и некоторые другие аналогии (и упоминание в тексте «замка Тамары», и описание тифозного кризиса, случившегося с автором во Владикавказе, и его чудесное выздоровление, совсем как у Алексея Турбина).
Но несмотря на то, что телефильм пропитан мощной булгаковской энергетикой, заставляет о многом задуматься, почувствовать себя чище и возвышенней, приподняться над окружающей обыденностью и пошлостью, несмотря на добротный актёрский ансамбль, нам не даёт покоя одна сверлящая мысль: имеет ли право режиссёр экранизации так ощутимо отступать от авторской концепции – особенно если речь идёт о произведении, признанном классикой всемирной литературы?
Претензии – не к отдельным, а потому допустимым режиссёрским вольностям в изображении героев: они, наверное, неизбежны для любой экранизации. Но зачем понадобилось полковника Малышева показывать рыцарем без страха и упрёка, воином, до конца преданным присяге, вплоть до совершения самоубийства, тогда как в романе он типичный приспособленец, заготовивший заранее гражданскую одежду для побега и сбривший усы, чтобы выглядеть гимназистом? Какая такая идея владела сценаристами, когда они заставили Алексея Турбина застрелить петлюровского полковника Козырь-Лешко? Акт, достойный воина Гарибальди. Но в таком случае зачем было героя укладывать в постель с любовницей прапорщика Шполянского Юлией Рейсс? Очень эффектно, но не по-булгаковски.
Русаков – сын библиотекаря, поэт, друг Шполянского (и сифилитик) – во время петлюровского парада взбирается на высокий фонтан напротив памятника Богдану Хмельницкому и вдохновенно читает стихи, за что получает смертельный удар петлюровской саблей. Это – согласно телефильму. А на страницах «Белой гвардии» всё совсем по-другому. Фонтан, если кто помнит, выбирают местом для проведения своей смелой акции не кто иные, как большевики, от которых изумлённые киевляне слышат: «Червонный прапор – символ свободы!», «Хай живут Советы рабочих, селянских и казачьих депутатов!», «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».
Нет, поэт у Булгакова в этой сцене тоже присутствовал. Только вот когда он услышал большевистские призывы, то с жаром кинулся… скидывать ораторов с импровизированной трибуны. Но толпа поверила не ему: «Но одно тебе скажу, Карась, молодцы большевики. Клянусь честью – молодцы», – послышалось в толпе.
Ответ на вопрос, почему подобную динамичную сцену так исказили в телефильме, очевидно, можно найти в финале сериала. Алексей Турбин подходит к величественной скульптуре святого князя Владимира, держащего в правой руке крест, а в левой – княжескую шапку. Внизу виднеются втягивающиеся в центр города обозы красногвардейцев. И вдруг на бронзе памятника сверкает россыпь огоньков от пуль. Большевики стреляют в символ Киева! Хотя у Булгакова на эту сцену нет и намёка.
Да, понятно – дань времени и его конъюнктуре… Но какое бы время ни было в стране, хотелось бы пожелать кинематографистам переносить на экран произведения классиков бережно и правдиво. Так же, как это сделал в своём великолепном оскароносном фильме «Война и мир» Сергей Бондарчук…
Булгакова цитируют, ставят на театральной сцене, экранизируют, порой додумывают художественно. И для того, чтобы этого не произошло с его владикавказским периодом, авторы постарались правдиво рассказать о нём на страницах этой книги…
Отношение к «ВЛК»
Что бы там ни говорили в спорах народы о том, чей аул находился на месте города Владикавказа, надо сразу ответить, что нынешняя столица Республики Северная Осетия-Алания являлась долгое время русской крепостью, а с 1860 года – городом и вскоре центром обширной Терской области. Отстроенный знаменитым генералом и политическим деятелем империи графом М. Т. Лорис-Меликовым, фактически первым начальником Терской области, город вскоре стал крупным экономическим и культурным центром Кавказа, поскольку имел удобное географическое положение: с севера – железную дорогу, соединяющую с промышленными центрами России, а с юга – Военно-Грузинскую – продолжительное время единственный и удобный путь из европейской части в Закавказье. Возможно, действовали политические обстоятельства или желание властей, но молодой город империи стал расти как функциональное многонациональное образование с привилегированным центром и окружавшими его национальными слободками: первой ещё с 1784 г. Осетинской, затем Молоканской, Курской, Владимирской, Шалдоном, кварталами армян, грузин, персов, татар, немцев…
Находясь вдалеке от фронтов Первой мировой войны, Владикавказ лечил в госпиталях раненых солдат и офицеров русской армии, а в годы Гражданской испытал всю тяжесть и мерзость братоубийственной бойни, затеянной в основном царскими генералами, не смирившимися с захватом власти в стране большевиками и стремившимися восстановить в стране единый и неделимый порядок. Ещё недавно уютный, сытый кавказский городок преобразился до неузнаваемости.
Растерянность почувствовали даже историки с писателями, и поэтому описание тех дней нам пришлось взять из воспоминаний Зинаиды Орджоникидзе, жены Чрезвычайного комиссара Юга России. «…Город представлял необычайный вид. Сюда съехались самые разнообразные воинские части, коммунисты всего Северного Кавказа, решившие победить или с честью умереть в последнем советском городе Терека. Сюда же прибыло много мирных жителей, которые были так или иначе связаны с советской властью и боялись репрессий со стороны белогвардейцев. Наконец, здесь остались члены профсоюзов и многочисленные советские служащие.
Тяжёлое впечатление производил Владикавказ, наполненный тысячами беженцев. Голодные и полураздетые люди целыми днями слонялись по улицам в поисках крова и пищи. Рынки были пусты: беженцы съели последние запасы. Не дремали и спекулянты-контрреволюционеры: если на рынках и появлялись какие-либо продукты, то они приберегались для «своих» или продавались по бешеной цене и только на «царские деньги». Больше половины населения города болело тифом… Каждый день хоронили по несколько сот людей, умерших от тифа… А Деникин всё наседал…» [18, с. 203]
В начале февраля 1919 г. передовые части стотысячной Добровольческой армии заняли Владикавказ и в город вернулись прежние власти и порядки, а также появились склады, забитые продуктами и снаряжением, перевезёнными из Новороссийска, куда их доставили морем иностранные друзья и правители. Поэтому раздетый и полуголодный красный Владикавказ резко контрастировал с деникинским изобилием, хотя на остальных территориях, контролируемых Добрармией, было по-иному. Первая жена Булгакова Татьяна Лаппа довольно красочно поведала нам эту картину: «Мы ехали через Екатеринослав. Общий вагон, и жрать нечего. Территорию после Екатеринослава занимал Махно, и вот мы все гадали: проскочим или не проскочим? Ничего, проскочили. Приезжаю во Владикавказ, Михаил меня встретил. Маленький такой городишко, но красиво. Горы так видны… Полно кафе кругом, столики прямо на улице стоят… Народу много – военные ходят, дамы такие расфуфыренные, извозчики на шинах. Ни духов, ни одеколона, ни пудры – всё раскупили. Музыка играет… Весело было. Я ещё обратила внимание, Михаилу говорю: «Что это всюду бисквит продают?» – А он: «Ты что! Это кукурузный хлеб». А я за бисквит приняла, тоже жёлтый такой. Он начал работать в госпитале. Я пришла туда поесть – голодная как чёрт приехала – съела две или три котлеты. Так он: «Ты меня конфузишь!». Ещё он сказал, что начал печататься там, писать». [9]
Между прочим, если быть внимательным, то воспоминания Татьяны Николаевны о «столиках прямо на улице» и арбузах, которыми их кормили на вокзале в Беслане, могут решить спор булгаковедов о времени прибытия на Терек будущего драматурга и писателя. Время массового появления арбузов на Северном Кавказе – конец августа! А что касается картины всеобщего довольства в г. Владикавказе при Добрармии, то это далеко не так. Деникинцы в основном снабжали продовольствием офицерский корпус и, как всегда, вездесущих спекулянтов. Горожане, среднее чиновничество, врачи, учителя, пенсионеры довольствовались базаром, где торговцы чуть ли не каждый день повышали цены на хлеб, мясо, дрова и были не в восторге ни от красных, ни от белых (см. «Полгода во Владикавказе», составитель С. В. Шумилов, «Кавказцветметпроект», 2007, с. 51–53). Мало того, деникинские интенданты не совершили благородного поступка даже при отступлении. «…Белые смылись тихо, никому ничего не сказали, – вспоминала Татьяна Николаевна. – Конечно, они глупо сделали – оставили склады с продовольствием. Ведь можно было как-то… в городе оставались люди, которые у них работали… [9, с. 5]
К этому стоит добавить, что те склады до прихода Красной армии разграбили шайки бандитов, и пояснить: а ведь у красных не находилось столько складов, ломящихся от продовольствия и снаряжения, присланных морем Добрармии от союзников по Антанте!