Однажды в Нью-Йорке

ВАЖНОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ ОТ АВТОРА

Данное произведение является художественным вымыслом и содержит крайне жестокие сцены насилия, которые представлены исключительно в рамках развития мрачного детективного сюжета.

Автор категорически осуждает;

✖ Любые формы насилия, жестокости и самосуда в реальной жизни.

✖ Преступления против личности, вне зависимости от мотивов.

✖ Попытки романтизировать месть или нарушение закона.

Этот текст создан для психологического триллера и не является руководством, одобрением или пропагандой противоправных действий.

⚠ Предупреждение:

Материал предназначен только для совершеннолетней аудитории (18+). Если вам меньше 18 лет – прекратите чтение.

Читая далее, вы подтверждаете, что:

– Осознаёте вымышленный характер сцен.

– Не имеете психических заболеваний, при которых подобный контент противопоказан.

– Понимаете, что автор не поддерживает действия персонажей.

Насилие – не решение. Если вы столкнулись с преступлением, обращайтесь в правоохранительные органы.

– Автор*

P.S. Если вам нужна помощь или поддержка из-за поднятых в тексте тем, вот контакты организаций, которые могут помочь

– Детский телефон доверия (международный): 116 111

Глава 1: Жестокость

Крик разорвал ночь, как лезвие – резко, без предупреждения. Не испуг, не удивление – чистый, животный ужас, от которого кровь стынет даже у самых чёрствых. Девушка, лет двадцати, в разорванной куртке, билась в истерике, тыча пальцем в тень между фонарями.

– Он… он… – её голос срывался на хрип, слюна брызгала на асфальт.

А потом запах ударил в нос – медный, густой, с кислинкой разлагающегося мяса.

Труп.

Мальчишка, лет девятнадцати, максимум. Но узнать его можно было только по остаткам татуировки на запястье – всё остальное было переработано. Кишки вытянуты, как гирлянды, между рёбер, лицо срезано аккуратно, будто скальп, но оставлены глаза – широко открытые, стеклянные, застывшие в последнем вопросе. На стене за ним, кровью, ещё не успевшей засохнуть, выведено:

«ПАЛАЧ НЕ СПИТ»

Я – Нейман. И я знаю, что это только начало.

Фонари мигали, как припадочные, пока я шарил фонариком по переулку. Ни отпечатков, ни следов, ни случайных свидетелей – только крысы, шмыгающие в темноте, да ветер, шепчущий что-то между кирпичами.

– Доктор говорит, кишки вытащены через горло, – мой напарник, Карвер, бледный, как мел, закурил, руки дрожали. – Как будто его выпотрошили крюком…

Я не ответил. Вместо этого наклонился к луже крови – там, среди алых разводов, что-то блеснуло. Осколок? Нет. Зуб. Человеческий. Но не жертвы – он был старый, жёлтый, с пломбой.