Изгибы забытых эмоций

Эпилог. Три года назад
Музыка «Шёпот мечты» мягкой капелью струилась по танцевальному залу, где пары плавно кружились в медленном вальсе. Скрипка элегантно подчёркивала партию фортепиано, и общая картина происходящего в студии казалась волшебной.
Лучи яркого весеннего солнца падали на паркет, по которому вальсировали молодые люди. Их ноги переплетались и чётко по ритму делали удивительный рисунок.
Женщина стояла рядом с тренером бальных танцев, покачивая головой в такт музыке, а глаза непрерывно смотрели за белокурой девушкой. Её грация, её эмоции на лице были подобны яркому лучу света, и на душе сразу же становилось теплее, как от греющего их солнца.
– Еве же скоро исполнится двадцать один? – тренер, Лидия Альбертсон, повернула голову к мисс Александро, что стояла рядом и неотрывно наблюдала за своей дочерью. Женщина каждый раз видела, с какой нежностью та следит за девушкой почти на каждых танцевальных соревнованиях и иногда на тренировках. «Всегда удивляюсь такому искреннему взгляду от неё, – думала про себя тренер».
– Да, моя девочка уже совсем большая, – улыбка прибавила женщине морщин на лице. – Я мечтаю увидеть её на Чемпионате мира когда-нибудь. Чтобы все смотрели на неё и восхищались её талантом.
– С её-то упорством и техникой, какую она развила за такое короткое время – ей это точно по силам. На тренировках она всегда выжимает из себя все силы, даже больше своего максимума. Думаю, мисс, после следующих национальных ей будет присвоен новый ранг.
– Давно прошу вас называть меня просто Анной, – со смешком отвечала Александро, отвлекаясь от созерцания Евы и поворачивая голову к Альбертсон. – Но вы, Лидия, продолжаете любезничать.
– Этикет, мадам, вы один из главных спонсоров этой танцевальной студии, как я могу позволить себе такую неформальность.
– Вы как всегда непреклонны.
Лидия лишь вежливо улыбнулась и посмотрела на своих учеников. Шесть пар заканчивали свой танец. Внезапный шорох раздавшийся рядом, заставил Альбертсон вздрогнуть от неожиданности и повернуть голову на источник звука.
– Мисс Александро!
Анна спиной облокотилась о стену, а рука прижималась к сердцу. Ещё с утра её мучило недомогание, но женщина упорно отгоняла это состояние, пытаясь убедить себя, что это из-за усталости. В последнее время на работе было много важных дел.
– Ева!
– Звоните в скорую! Мисс Александро, скажите, что с вами? Где болит?
– Мама!
Девушка с аккуратно уложенным пучком на голове подбежала к женщине, что уже сидела на полу и тяжело дышала. Путаясь в своей юбке для тренировок, запинаясь о собственные же ноги, Ева села рядом со своей матерью. В глазах Анны начинало двоиться, и каждый вдох приносил жгучую боль. Она пыталась сосредоточить взгляд на своём милом ангеле, лицо которого исказилось от страха и не понимания.
– Мама? Мама, что с тобой? – голос Евы дрожал, она держала женщину за руку, прижимая её к себе, и гладила по лицу. – Не закрывай глаза, скорая уже едет.
– Моя…д-дорогая, – Анна улыбнулась, но эта улыбка больше передавала её боль, чем надежду. – Всё будет хорошо. Н-не плачь…
«Мне нужно было больше времени уделять своему здоровью, чтобы остаться с тобой подольше. Прости меня, моя девочка…».
– Мам? Мама!
Глава 1. Танец на крыше
Настроение у Джона Кабреро с утра было, мягко говоря, «не очень». Он смотрел на Еву исподлобья и был готов взорваться в любую минуту. Девушка тяжело дышала, пот скатывался по всему её телу, а ноги уже стали слегка подрагивать от напряжения. Маленькие каблучки её туфель как будто были готовы впиться в её пятку. Тем временем партнёр по танцу сопел рядом через нос и стоял по стойке смирно перед хореографом и тренером. Он боялся что-либо говорить, потому что понимал, и ему достанется, если попадёт под горячую руку.
– Ты…, – начал Джон сквозь стиснутые зубы. Он подошёл к девушке вплотную и стал тыкать в её лицо указательным пальцем. – Почему ты такая… такая… такая неживая! – подобрав наконец слово, он выдохнул.
Ева опустила глаза в пол, пытаясь перевести дыхание. Она знала, что не нравится Кабреро в её танце. Однако техника была отточена до идеальности, и локоток, и носок и переходы с поворотами на каблуке. Она знала, что станцевала от и до. Без какой либо запинки или неточности. Но это всё словно не играло для хореографа никакой роли, потому что, по его мнению, она «субстанция с костями, у которой эмоциональный диапазон, как у зубочистки».
Знал бы он, что думала о нём сама девушка в такие минуты, он бы наверняка записал в свой лексический словарь парочку новых оскорбительных слов.
– Ты одинаково скучная, Ева! Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты хоть что-то на своём лице деревянном отразила! Улыбнись хоть раз, чёрт тебя дери! Это никуда не годиться, понимаешь? Покажи мне страсть, волнение, искушение – хоть что-то?! Мы танго танцуем или похороны проводим?!
Ева пропускала слова мимо ушей. Она слышала это каждый день и уже привыкла. От того, что он кричал на неё и за счёт этого само утверждался, не было никакого толка. Джон не хотел как-либо помочь ей, лишь выплёскивал на неё гнев и всегда смотрел с нескрываемым презрением на лице, словно она вредная букашка, на его садовом поле прекрасных цветов.
– К тебе это не относится Макс, как всегда превосходно, – добавил Джон, запрокидывая голову наверх. – Свободен на сегодня.
– Да, сэр, – и парень засеменил к выходу, попутно хватая свою сумку с вещами. Он бросил на Еву извиняющийся, с каплей сочувствия, взгляд, прежде чем выйти из зала.
Когда дверь за ним захлопнулась, Кабреро снова повернулся к девушке. Он как всегда отметил про себя, что его слова никак на неё не подействовали. Всё такой же отстранённый и холодный вид. Ему даже иногда казалось, что глаза подопечной вовсе пусты.
– Я просто зря трачу на тебя время. Не знаю, что мисс Александро нашла в тебе когда-то. У нас нет никакого прогресса с тобой. Не могу поверить, что ты когда-то участвовала в соревнованиях. В этом сезоне я тебя также не допускаю.
Гулкий удар сердца раздался в ушах Евы. Дрожащие ноги чуть не подкосились, но она смогла устоять и быстро взять себя в руки, стиснув зубы. Она молча уставилась на хореографа, от чего по спине Джона пробежала стая мурашек. Воспоминания нахлынули на девушку потоком, отчего в груди до боли сжалось сердце.
«Нет, эта девчонка, точно ненормальная, – пронеслось у него в мыслях».
Пренебрежительный тон хореографа отдавался эхом в голове и ей стоило больших усилий не взорваться прямо перед ним и не высказать этому худощавому и невоспитанному уроду всё, что она о нём думала на самом деле. Все те слова, что она так ему ни разу и не сказала за всё это время, уже вертелись у неё на языке. «Да что он знает?»
– Завтра жду тебя на репетиции для Макса, пока я не найду ему новую партнёршу. Свободна.
Пришлось собрать всю свою волю и гордость в кулак, чтобы успокоиться хотя бы немного и понять, что Кабреро просто недостоин её времени и сил. Закусив щеку изнутри и развернувшись на каблуках, Ева вылетела из студии, даже не переодевшись. Она чувствовала внутри закипающую ярость. Ей необходимо было выплеснуть всё наружу, пока она не натворила чего-нибудь прямо на глазах прохожих.
Руки до боли сжимали лямки у сумки, которая висела на плече. Челюсть плотно сжата, чтобы не дать рвущимся эмоциям вылиться в крик. Неудобства от танцевальной обуви уже казались лишь маленькой мелочью по сравнению с ненавистью к Джону, которая внутри разрасталась в геометрической прогрессии.
Конечно, этому ублюдку в жизни повезло родиться с серебряной ложкой в жопе. И единственное разочарование и боль, которое он испытал, наверняка было, что у какого-то одноклассника быстрее, чем у него появился новый айфон, или машина, или девушка. Родители во всём ему потакают и помогают, и уж так вышло, что он стал одним из популярных хореографов города, при этом оставшись засранцем.
В глубине души Ева понимала, как важны были эмоции в танце, которые Джон так хотел увидеть, но не могла ничего с собой поделать, чтобы показать их. Каждый раз ей казалось, что стоит лишь раз открыть хоть каплю из того, что она чувствует, кода танцует, то она станет по-настоящему уязвимой. А ей бы этого не хотелось.
Все вокруг будут знать, насколько она одинока внутри и снаружи. Показать эмоции означало полное обнажение перед другими, а она так тщательно всё это запирала внутри себя. Однако сейчас всё это привело к тому, что от неё с легкостью отказались, и даже её хвалёная техника ничего не значила для других. А слова Джона вновь открыли спрятанные глубоко в подсознание воспоминания о прошлом. О маме. И как у неё всё это получалось раньше…? Хотя, причину девушка всё же знала, но признавать не спешила.
Вбегая по лестницам многоэтажного дома, она совсем не почувствовала усталости и даже не поняла, как уже стояла на крыше, встречая лицом свежий и прохладный ветер. Набрав в грудь больше воздуха, она закричала, что есть силы, надрывая голосовые связки. От крика горло начало саднить и неприятно жечь. Платиновые волосы заиграли на ветру фиолетовыми переливами, и Ева впервые за этот день получила небольшое облегчение.
Скинув с плеча спортивную сумку, танцовщица попыталась восстановить дыхание, поднимая руки вверх, делая солнце, и опуская их вниз. Губы дрожали, в голове был полный хаос от непонимания, что ей теперь делать. Пара минут и слёзы потекли бы по щекам девушки. Но немного приведя себя в норму, она размялась и, отдавшись порыву, накопленного внутри отчаяния и гнева, начала танцевать.
Она танцевала под музыку, что играла только в её голове. Переставляя ноги, она делала, казалось бы, базовые элементы одиночного танго. Но в каждом движении её рук и бёдер, можно было увидеть не бушующую страсть, а боль и горечь.
Ева скользила по бетонной крыше плавными движениями, исполняя одиночные шаги каминада, чередуя их с шагами кадена. В сторону–назад–в сторону. Играя руками, вырисовывая витиеватые движения в воздухе, она пыталась, словно что-то вытащить из себя наружу, придавая акцент даже кончиками пальцев, когда касалась своей шеи или очерчивала изгибы талии. Всё внутри неё бушевало словно ураган, в каждом движении была заложена какая-то терзавшая душу эмоция.
Ева закусывала губу, и на лбу появлялись то хмурящиеся складки от сведённых бровей, то печальная и тоскующая улыбка.
Закружившись вокруг себя на последних мысленных нотах, она припала спиной к перегородке на краю крыши, запрокидывая голову назад приподнимая ногу в колене. И смотря в голубое небо, ей вдруг, правда, захотелось заплакать.
Внезапные хлопки в ладоши, заставили вздрогнуть танцовщицу, и она быстро поднялась на обе ноги, чтобы посмотреть, кто аплодировал ей на этой крыше (а ведь она была уверена, что находится здесь одна).
– Мне кажется, в твоём танце не хватает партнёра, позволишь?
Глава 2. Заворожённый
Очередная затяжка и Итон выпускает клубы дыма из лёгких, наблюдая за тем, как они растворяются в воздухе. Если и существует место, где парень проводил больше времени, чем в танцевальной студии, то это, несомненно, крыша дома, где он жил.
До сегодняшнего дня он думал, что среди жильцов это местечко никому и не было интересно, однако его предположения не увенчались успехом. Грохот открывшейся двери, что вела наверх, заставила Итона вздрогнуть и обернуться на звук. Он увидел девушку с раскрасневшимся лицом и явно запыхавшуюся от интенсивной нагрузки. «Неужели она сюда бежала? Или может за ней кто-то гонится».
Итон сидел за стеной небольшого сооружения, кажется, это было что-то на подобии склада, вечно закрытого на замок. Его можно было и не заметить, а вот он видел каждого, кто мог сюда зайти.
Парень оглядел незнакомку с головы до пят. Чёрный облегающий комбинезон прекрасно очерчивал каждый изгиб её тела, на талии была завязана кофта, а на ногах красовались туфли на тонком каблуке. Если глаза не подводили опытного хореографа, то высотой этот каблук был около восьми или девяти сантиметров. «Идеальная осанка, стойка, руки… Наверное, бальница».
Наблюдая за девушкой, он чуть не выронил сигарету, когда та закричала со всей силы, явно срывая голос. Он удивлённо уставился на неё, пару раз моргнув, чуть открывая рот. Он подавил в себе маленький порыв для нервного смешка и стал наблюдать за дальнейшими действиями девушки. Итон никогда не видел, чтобы люди именно так избавлялись от явно накопленного стресса. И любопытство стало силой, которая оставила мужчину сидеть и дальше на своей табуретке для детей в своём «укрытии». «Кажется, день не задался не только у меня».
Хореограф также обратил внимание на необычный платиновый цвет волос, которые были заплетены в высокий конский хвост. «Осветлили профессионально». Нужно было признать, девушка была очень симпатичной. Итон хотел было дать знак, что она тут не одна, но она заткнула его порыв, начав танцевать.
Парень не ошибся в том, что это девушка была танцовщицей бальных танцев. Он сразу отметил про себя, что её техника была великолепна, и все движения точны и изящны. Парень видел в ней профессионала, хотя некоторые моменты показались ему слегка странноватыми. Например, то, что вовремя её танца, она словно сопротивлялась сама себе, то выпуская на волю внутренний огонь, то пытаясь подавить его. «Кажется, что я её где-то видел, но могу ошибаться».
Затушив сигарету, Итон облокотился на стену сооружения спиной, подгибая ноги к себе, продолжая наблюдать за танцем. Её одиночное танго было воистину прекрасным, однако если его будет дополнять партнёр, то можно было бы сделать из него настоящую конфетку. Он уже мысленно представил, как бы это всё тогда выглядело. «Неплохой получился бы номер, а если ещё добавить огня…».
Цокот каблуков словно чеканили ритм для танца, а тишина, в которой они разносились, превращалась в некую мелодию, что сопровождала танцовщицу. Весь её вид показывал настоящую борьбу, а танец словно рассказывал историю её жизни. Непростую судьбу, которая её настигла в таком юном возрасте.
Заворожённый прекрасным исполнением, Итон потерял счёт времени и его глаза были прикованы к танцующей девушке, которую видел здесь впервые. «Значит, она живёт в этом же доме».
Когда незнакомка изящно завершила свой танец, руки сами стали аплодировать, а ноги уже несли его к ней. «Если только в этом месте сделать поддержку, а потом плавно её опустить и завершить…». Мысли хаотично мелькали в голове, вырисовывая на базе её танца полноценный парный номер. Он уже видел, как она будет смотреться на сцене с его хореографией.
– Мне кажется, в твоём танце не хватает партнёра, позволишь? – слова вылетели прежде, чем он успел подумать и сформулировать всё правильно. А рука протянулась к девушке в приглашающем жесте. «Ты что творишь идиот?».
Ева глубоко дышала через нос, стараясь успокоить быстро бьющее сердце. От испуга, кажется, её язык онемел, а от такой напористости смутно знакомого молодого человека, она была мягко сказать удивлена. Внутренний барьер тут же поставил стену, о которую и разбилась жалкая попытка Итона с ней заговорить.
Удивлённо хлопая ресницами, Ева осталась стоять и игнорировать поданную ей руку. «Он больной?». И даже слегка отодвинулась от парня, чтобы иметь возможность по-быстрому убежать, если дело запахнет жаренным.
Факт того, что он видел и слышал всё, что произошло на этой крыше, щеки девушки приобрели ещё более красноватый оттенок. Ева была смущена и ей даже стало слегка стыдно. «Вот к чему приводит спонтанность и эмоции – надо было проверить крышу, прежде чем вытворять тут такое».
Молчание чуть затянулось и уже становилось неловким. Игнорируемая до сих пор вспотевшая рука была поспешно убрана, и парень смущённо улыбнулся, чтобы хоть как-то разрядить повисшее напряжение.
– Где мои манеры, – парень проклял себя за длинный язык ещё двадцать раз и произнёс с важным видом: – Итон Скорсезе, уверен, ты слышала обо мне.
Ева не могла не отметить его самоуверенность в себе, однако после произнесённого им имени, она поняла, что это человек имел право заявлять о себе таким тоном. И вот почему он показался ей знакомым.
Итон Скорсезе – молодой хореограф, которому (если Ева правильно помнит) не стукнуло ещё и тридцати, а он уже является востребованным и известным человеком в мире бальных танцев. Его отец итальянец, а мать американка. О нём знали все профессиональные танцоры и многие хотели бы попасть в его частную студию, которая готовила танцоров к различным конкурсам.
Сам же хореограф больше не танцует, кажется из-за травмы. Поэтому полностью ушёл в обучение и в построение танца, привнося в классические бальные стили что-то новое. Новатор бальных танцев, призёр многих танцевальных турниров в прошлом, выдающийся хореограф нового поколения. У него не учится, кто попало, он отбирает лучших и нестандартных, чтобы вновь показать что-то необычное на сцене.
И Ева, казалось бы, должна быть польщена его вниманию здесь и сейчас, однако кроме зудящего раздражения внутри она ничего не почувствовала. Он нагло следил за ней, а затем вот так вальяжно предлагает ей с ним станцевать? То, что он выдающийся хореограф, ничего для неё не значит. И его просьба кажется нелепой.
– Не скажу, что мне приятно познакомиться мистер Скорсезе, – Ева сложила руки на груди и пристально посмотрела в глаза Итону. – Как минимум потому, что, несмотря на вашу популярную натуру, вы весьма не воспитаны, обращаясь к незнакомой девушке неформально. Мы с вами не друзья.
Итон оторопел и замешкался. Холодный взгляд прожигал в нём невидимую дыру, и ему стало не по себе. С ним так никогда не разговаривали. Ева же воспользовалась его негодованием и рассмотрела своего «нового знакомого».
Скорсезе был одет в обычную фланелевую рубашку серого цвета, белую футболку и рваные джинсы, на ногах красовались белые найковские кроссовки. Он походил больше на какого-нибудь сисадмина, чем на популярного хореографа. Высокий лоб, глаза приятного зеленоватого оттенка, едва заметная щетина и его чуть длинноватые вьющиеся волосы были закреплены пружинистым ободком. «Красив, но не в моём вкусе».
– Прошу прощение мадам, если моё поведение вас чем-то огорчило, – прочистив горло неловким кашлем вдруг начал Итон, отвлекая Еву от рассматривания его телосложения. А оно было весьма неплохим. «Всё же он танцор, у него не может быть неспортивного тела».
Он продолжил, когда их глаза вновь встретились: – Но я не мог оторвать взгляд от вашего танца, и хотел бы сказать, как изящно и профессионально это было исполнено. Почему я вас не видел раньше? У кого вы обучаетесь?
– У бруклинского хореографа Джона Кабреро. И вы меня не видели, потому что я особо нигде не светилась, последние…,– Ева прикусила язык. Она вспомнила, как Джон сегодня ясно дал понять, что никакие конкурсы ей теперь и не светят. «Зачем я вообще разговариваю о танцах с незнакомцем? Приятно, конечно, что он так отозвался о моём танце, и всё же…».
От Итона не ускользнула её недосказанная фраза. Значит, он и правда мог её когда-то видеть на каком-нибудь конкурсе. Но он посещает их все и за последние года три или четыре точно её не видел. Он бы непременно запомнил её. Решив не акцентировать на этой теме внимания, Скорсезе решил зайти с другого.
– Джони, милый Джони, всё ещё играет в роль танцора, – с ностальгической улыбкой Итон повернул голову, чтобы посмотреть на город, засовывая руки в карманы джинс, чтобы достать сигарету. – Так, как вы сказали, вас зовут…? – подкуриваясь от зажигалки поинтересовался парень.
– Ева. Ева Александро, – девушка чуть расслабилась в присутствии Скорсезе, однако не могла понять, чем это было вызвано: толи тем, что он озвучил одну из её мыслей о Джоне, толи от его комплиментов её танцу, или же тем, что смог быстро подстроился под её манеру общения. И разгладил произошедший с ней казус на крыше, не акцентируя на нём внимания, не вдаваясь в подробности.
– Приятно познакомиться, Ева, – мужчина сделал затяжку и выпустил дым в сторону, чтобы он не попал на танцовщицу. – Вы поистине прекрасный танцор, я уже это говорил. Джону повезло с вами.