Убийство, сосед и одна неловкая слежка

Глава 1

Я вишу на дачном заборе, болтаясь, как тряпка на ветру; ноги – в прошлом, голова – в будущем. Сколько ни ерзай и ни выкручивайся, выбраться не получится – одежда крепко зацепилась за забор и держит меня. В голове вертятся мысли: позвать на помощь и опозориться перед соседями или висеть здесь вечно. Пока я не придумала безопасный (и для репутации, и для здоровья) вариант, как отсюда выбраться, приходится относиться к ситуации философски.

«Забор – это не преграда. Забор – это состояние души. Особенно когда сидишь на нём, как засушенная бабочка на гвоздике».

Как я здесь оказалась? Сейчас расскажу!

Меня зовут Алиса. Я бухгалтер, заложник офисной пыли и вечных отчётов. Когда подруга Лена предложила присмотреть за её дачей, пока они с семьёй жарятся в Турции, я согласилась, не раздумывая.

Участок моей подруги – настоящий оазис. Вишня осыпает землю бело-розовым конфетти, а две огромные яблони за домом вот-вот взорвутся пушистыми облаками соцветий. Молодая трава только пробивается сквозь прошлогоднюю листву, а клумбы уже бушуют красками: тюльпаны всех оттенков – от алого до лилового – выглядывают из-за камней, нарциссы выстраиваются вдоль дорожек, словно солдатики, а в тени забора прячутся нежные ландыши.

Посёлок, в котором находится дача, теряется среди реликтового леса. Воздух здесь другой – густой, насыщенный ароматами хвои, влажной земли и каких-то незнакомых мне трав. Он кажется тяжелее городского, но дышится удивительно легко. Где-то в чаще перекликаются птицы, устраиваясь на ночлег, а из глубины леса доносится мягкий стук дятла – словно кто-то стучит в дверь этого зелёного царства.

Сквозь редкие просветы между деревьями пробиваются последние лучи солнца, золотя стволы и превращая молодую листву в полупрозрачные изумрудные фонарики. Нижние ветви елей, ещё хранящие зимнюю темноту, мягко покачиваются от лёгкого ветерка. В пяти минутах ходьбы от посёлка – озеро и целебный источник: его воду местные называют «живой» за особый минеральный вкус и странную способность снимать усталость. По вечерам сюда приходят соседи – дачники с канистрами, болтают о рассаде и с любовью поглядывают на свои участки, утопающие в сирени.

Меня ждали две прекрасные недели, но, кажется, я, как всегда, всё испортила.

Дорога на дачу выдалась тяжёлая – четыре часа в жуткой пробке, чтобы выехать из города. Кажется, весь город решил рвануть куда-то на майские праздники, и все – в одно время со мной. Но вот, уставшая, голодная, но жутко довольная в предвкушении отдыха, я добралась до места.

Я начала осмотр с территории. Сад подруги просто великолепен – ухоженный, наполненный ароматами цветущих растений, с тенистыми уголками и солнечными полянами. Но когда я подошла к дому, поняла, что вот оно – настоящее сердце усадьбы.

Дом стоит крепко, основательно, будто врос в землю за долгие годы, став частью этого места. Его стены из тёплого дерева и камня хранят следы времени, но не кажутся старыми – скорее, мудрыми, как те вековые дубы, что шелестят листвой вокруг. Широкое крыльцо с резными перилами манит присесть, а ставенки на окнах будто подмигивают гостям.

Внутри – уют, который чувствуешь кожей. Полы слегка поскрипывают под ногами, пахнет древесиной, сушёными травами и чем-то неуловимо родным. Солнечные блики играют на стенах, пробиваясь сквозь лёгкие занавески в мелкий цветочек. В гостиной – массивный деревянный стол, явно видевший не одну семейную трапезу, а в спальнях – кровати с пухлыми перинами и лоскутными одеялами, сшитыми с любовью. В углу кухни дремлет печка, готовая в любой момент согреть и дом, и душу.

Единственное, что нарушает идиллию, – удручающе пустой холодильник. Видимо, хозяйка давно не завозила провизию. Проголодавшись после тяжёлого дня, я первым делом обыскала кухню. Ни в холодильнике, ни на полках – ничего съестного. Лишь пачка душистого чая напоминала, что здесь когда-то была еда.

За неимением другого я заварила себе чашку чая с мятой и чабрецом и вышла на веранду.

«Благодать», – подумала я, вдыхая свежий весенний воздух. Но следующая мысль, которая пришла мне в голову, показалась не такой радостной. «Не будет ли мне здесь скучно? Всё-таки провести две недели на даче одной, вдали от города… Чем мне здесь заниматься, кроме полива цветов?»

Бурчащий живот не дал мне развить эту мысль. Как же есть хочется! Яндекс.Карты показывают, что в посёлке есть магазин, но он уже закрыт. Мысленно я поругала себя за то, что не позаботилась о еде. Могла привезти что-то с собой или найти другой магазин по дороге.

Моё самобичевание не продлилось долго. Подул ветерок и принёс запах шашлыка с соседнего участка. Это был густой, дымный запах, пропитанный ароматом тлеющих углей и специй. Это был не просто запах мяса на огне, а настоящий соблазн: нотки чеснока и зиры, сладковатый оттенок лукового маринада, едва уловимый горьковатый дух дымка, который обволакивал всё это, как горячий шёлк.

Казалось, даже воздух стал маслянистым от этого аромата, и слюна предательски наполнила рот. Где-то рядом явно переворачивали сочащиеся соком куски мяса, и этот щедрый запах праздника начисто смыл все мои мрачные мысли. Шашлык не спрашивал разрешения – он просто заявлял, что жизнь прекрасна.

В моей голове даже не возникло сомнений, что надо срочно присоединиться к этому празднику живота. Только вот с соседями я не знакома и даже не знаю, кто там живёт.

«Посмотрю-ка я через забор, кто там жарит шашлык. Вдруг там какие-то милые люди, к которым не страшно прийти».

Именно эта предательская мысль привела меня на этот забор.

Забор оказался выше моего роста, и чтобы заглянуть за него, мне пришлось подтянуться на руках. Со спортом у меня всегда было не очень, тем более с подтягиванием. Рука моя заскользила по забору, и верхняя половина туловища перегнулась вниз. Что-то из моей одежды (я так и не поняла, что) застряло между щелей в заборе и крепко прижало меня к нему. Теперь я нейтрализована и буду здесь висеть, пока кто-нибудь меня не заметит.

Из соседнего дома вышел мужчина с огромной металлической тарелкой в руках и, не заметив меня, направился вглубь своего участка.

«Это мой последний шанс», – подумала я и закричала:

– Помогите!

Мужчина подпрыгнул от неожиданности и уронил тарелку. Она покатилась прямо в мою сторону и остановилась в метре от меня.

Сначала на его лице отразилось удивление, потом гнев. Спустя мгновение черты смягчились, и осталось лишь недоумение.

– Что вы здесь делаете, мадам? – спросил он, голос дрожал от сдерживаемого смеха.

– Официально? Присматриваю за домом Лены, пока она в отъезде, – выдавила я, болтаясь вниз головой, как мокрая тряпка.

– А неофициально?

– Неофициально… тестирую местные заборы на прочность. Ваш, например, отлично держит вес. Но вот отпускать – не спешит.

– Значит, новая соседка, – констатировал он.

– Получается так, – вздохнула я, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Будет стыдно, если я тут лопну, как спелый помидор.

– Познакомиться зашли? – подчеркнул он, и я даже с перевёрнутого ракурса разглядела его ухмылку.

– Да, я Алиса. Можете просто сказать «приятно познакомиться»… или снять меня с забора. Второе было бы вежливее.

– Ну, давайте попробую, Алиса. – Он протянул руку, что-то щёлкнуло на моей кофте…

И вот я уже не висела, как летучая мышь, а лежала у него в руках.

– Спасибо, – пробормотала я. – Теперь я ваша. В смысле… в долгу! В долгу перед вами!

Красная от стыда, смущения и долгого пребывания вниз головой, я двинулась по дорожке.

– Если вам на выход, то вам в другую сторону, – окликнул меня мужчина и указал на калитку, спрятанную среди кустарников.

Глава 2

– Ну как я умудрилась так облажаться?! – мечусь я по комнате, словно белка в колесе. – Встретила мужчину, повисла у него на руках, как тряпичная кукла… и даже имени не спросила! Теперь он наверняка считает меня нелепой истеричкой. А самое обидное – про шашлык так ничего и не выяснила!

Прихожу в себя и немного успокаиваюсь. Мужчина ведь был симпатичный. Плечи широкие, руки сильные – конечно, ему легко было снять меня с забора. Короткая борода, больше похожая на щетину, придавала ему мужественности.

Наливаю себе чашку чая, чтобы отвлечься от мыслей. Наверное, мятный чай будет моей единственной едой сегодня. Выхожу на веранду. Буду есть воздух. К аромату цветущей вишни и глициний, растущих в горшках, примешивается навязчивый запах шашлыка. Живот опять начинает урчать.

Я пытаюсь его успокоить – и вдруг слышу, как за забором разгорается скандал.

– Это была моя курица! – кричит старушка, пытаясь пристыдить соседа.

– Да отстаньте с вашей курицей, ей-богу! – мужчина устало вздыхает. – Может, она у вас сама сбежала, возмущённая условиями содержания?

– Моя Пеструшка не дура была сбегать! – голос бабы Лиды дрожит от драматизма. – Она у меня паспортный контроль проходила, прежде чем во двор выйти!

– Да какая разница?! Баб Лида, я ж не брал её!

– Ага, конечно! – старушка ехидно прищуривается. – А потом скажешь, что шашлык у тебя сам собой на углях материализовался?

– Во-первых, это не шашлык…

– А-а-а! Признался!

– …а во-вторых, это свинина! Отборная! Я её три дня в гранатовом соусе мариновал, а вы – «курица»…

– Врёшь! – баба Лида явно возмущается. – Свинья не могла так аппетитно пахнуть! Это явно моя Ряба!

Мне очень хочется посмотреть, что же там происходит. Я не выдерживаю и иду к калитке соседа. Но она, как назло, оказывается закрыта изнутри. Голоса во дворе становятся всё громче, ситуация накаляется, а я так и не узнаю, что же там творится.

Но выход есть. Ведь один путь к соседу я уже разведала – через забор. В этот раз я буду находчивей. Быстро подставляю ящики к забору. Аккуратно по ним заберусь и точно нигде не застряну.

Поднимаюсь по ящикам, как по лестнице, и удобно устраиваюсь сидя на заборе. Вот это идеальная позиция для наблюдения! Виден весь соседский двор: вот мужчина и старушка стоят у мангала и продолжают спорить. Только я не учла, что если мне всё видно, то и меня видно со всех сторон.

Баба Лида ойкает, смотрит на меня и показывает пальцем.

– Что же это такое, люди добрые? – приближается она ко мне, крепче сжимая в руках ту самую огромную металлическую тарелку. – То ли человек, то ли белка огородная!

– Так это новая соседка, – поясняет мужчина, сдерживая смех. – Присматривает за домом Лены, пока их семья в отъезде.

– Так а зачем же через забор? – недоверчиво бурчит баба Лида, прищурившись. – У нас что, ворота для красоты сделаны?

– Я уже привык, – пожимает плечами мужчина. – Со странностями девушка. Дверьми не умеет пользоваться – говорит, код от замка забыла. А вот через забор – всегда пожалуйста. Видимо, в прошлой жизни была кенгуру.

И вот я, конечно же, снова превращаюсь в помидор сорта «стыдобагрянец». Пытаюсь грациозно (ха-ха) слезть с забора, как настоящая леди – то есть перекидываю ногу с видом балетной примы, которая случайно забрела в огород. Ящики, моя «верная лестница», предательски хрустят подо мной, будто смеются. И… та-дам! – я снова эффектно приземляюсь прямиком в объятия соседа. Видимо, судьба решила, что мы должны встречаться именно так – под аккомпанемент моего визга и звука падающих ящиков.

– Я забыла спросить, как вас зовут, – придя в себя, спрашиваю я.

– Так вы за этим пришли?

– Не только за этим, – смущаюсь я.

– Меня зовут Виталий, – улыбается он, будто уже знает истинную цель моего визита. – Так зачем же вы здесь?

– Если честно… у вас здесь такой аромат шашлыка стоит. А у меня маковой росинки с утра во рту не было. Подумала, может, вы захотите угостить меня по-соседски.

Виталий заливисто смеётся:

– Пойдём, угощу тебя, горе-соседка!

Спустя полчаса мы сидим втроём в его саду, поглаживая животы. Как же это было вкусно! Подобного шашлыка в жизни не ела – сосед, оказывается, мастер кулинарии.

Баба Лида блаженно улыбается и закрывает глаза от удовольствия.

– Спасибо тебе, Виталик. Уж накормил, так накормил! Пойду я, поела – пора и честь знать. А ты заходи ко мне через неделю за огурчиками. В тепличке поспевают.

Переваливаясь с ноги на ногу, она медленно направляется к выходу.

– Что это за представление было с бабой Лидой? – шепчу я Виталику.

– Не обращай внимания, – он машет рукой. – Она всегда так. Как только чует, что я что-то вкусное готовлю, сразу приходит «ругаться». Неделю назад, например, плов в казане делал – она тут как тут, начала кричать, что я её дрова взял. А перед этим, когда уху варил, утверждала, будто овощи из её погреба стащил. Сначала удивлялся, а потом привык. Видимо, старушке скучно, вот и заходит ко мне поскандалить. Да заодно и чем-нибудь вкусненьким угоститься.

Мы провожаем бабу Лиду взглядом. Виталик смотрит на неё с умилением, но уже через минуту происходит нечто, отчего мы оба вздрагиваем и резко вскакиваем.

Она идёт к калитке медленно, словно нехотя, задерживаясь у каждого кустика. Потом оборачивается, машет рукой – будто прощается.

Как вдруг тело её внезапно обмякает – и она падает. Тихо, беззвучно, как подкошенная.– Баба Лида! – вырывается у нас одновременно.

Глава 3

– Ну и день сегодня выдался, – уже за полночь я приземляюсь в мягкую кровать. Кто же думал, что на даче меня ждут такие приключения.

Сначала этот дурацкий забор, который меня подвёл и из приличной соседки сделал неловкую «картошку». Зачем я через него полезла? Могла бы просто позвонить в дверь, если калитка была закрыта. Но нет, захотелось показать чудеса эквилибристики – и вот я дважды случайно оказалась в объятиях соседа.

Виталик не просто симпатичный – в нём есть какая-то магнетическая сила. Высокий, статный, с широкими плечами и уверенной осанкой, он сразу приковывает взгляд. Глаза – то ли зелёные, то ли карие, меняющие оттенок в зависимости от света. Когда он смеётся, в них появляются искорки, а в уголках губ прячется едва заметная ямочка. Улыбка обаятельная, чуть хулиганская, но в то же время тёплая – такая, что к ней невольно тянешься, как к солнцу.

От него веет не просто силой – а какой-то внутренней мощью, будто он может одной рукой остановить мчащийся автомобиль, а другой – подхватить тебя на руки. Когда он проходит мимо, кажется, воздух вокруг становится плотнее, насыщеннее. Его руки – крупные, с выступающими венами и шершавыми от работы пальцами – выглядят одновременно грубыми и удивительно нежными.

Я ловлю себя на мысли, как было бы здорово снова оказаться в его объятиях, почувствовать, как эти сильные руки обнимают меня, а его низкий голос звучит где-то совсем рядом…

Ой, что это я? Надо бы взять себя в руки.

А потом случилось это… Смерть бабы Лиды. Милая старушка, с которой я познакомилась буквально полчаса назад, но которая успела показаться мне удивительно живой – хитрой, бойкой, с искоркой в глазах. Она шутила, ворчала, но в этом ворчании сквозила такая доброта… И вот теперь её не стало. Просто взяла и упала замертво у калитки.

«Все мы смертны», – как-то особенно остро подумалось мне в тот момент. «Хуже всего то, что смертны внезапно», – вспомнились слова классика.

Потом были полиция, скорая, бесконечные вопросы. Сотрудники в форме ходили по двору, что-то записывали, переспрашивали одно и то же. Бумаги, подписи, формальности. Но вот наконец всё закончилось. Машины уехали, во дворе воцарилась тишина, и я наконец смогла расслабиться.

Я распахиваю старую деревянную раму в спальне Лены, и в комнату врывается свежий майский воздух, наполненный ароматом цветущей сирени и скошенной травы. За окном, в ветвях старой яблони, вовсю перекликаются воробьи, а где-то вдалеке заливается соловей, выводя свои трели. Лёгкий ветерок играет с занавесками в мелкий цветочек, принося с собой ночную прохладу и шелест листьев.

Забравшись под пушистое одеяло с вышитыми ромашками, я утопаю в мягких подушках, которые пахнут лавандой и летним солнцем. Тепло медленно разливается по телу, а за окном мерно стрекочут сверчки, словно напевая колыбельную. В этой уютной крепости из пуховых одеял и вязаных пледов я чувствую себя в полной безопасности – как будто попала в детство, к бабушке в деревню. Тяжёлые веки сами собой закрываются, и я проваливаюсь в сон, убаюканная ароматом цветущего сада.

Просыпаюсь далеко за полдень, когда солнце уже рисует золотые блики на деревянном полу. Назойливый стук в дверь вырывает меня из сладкой дремы.

– Эй, хозяйка, открывай! – раздаётся хрипловатый голос со двора, и я несколько секунд не могу сообразить, что обращаются именно ко мне.

Нехотя вылезаю из тёплого одеяльного гнезда, чувствуя, как прохладный воздух касается босых ног. Накидываю Ленин халатик – мягкий, с вышитыми пчёлами, который висел на резном стуле у кровати. Он пахнет лавандовым мылом и чем-то уютно-домашним.

Я открываю дверь – и неожиданно передо мной предстаёт полицейский, который вчера оформлял документы.

– Чай предложите? – Полицейский снимает фуражку, оставляя на лбу след от тугих ремешков.

– Почему же не предложить? – отвечаю я, поправляя на плечах вязаную шаль и показывая гостю на плетёные кресла на веранде.

Застеклённое пространство наполнено золотистым светом заходящего солнца, а на столике уже дымится чайник, окружённый Лениными фарфоровыми чашками с незабудками.

– Это как раз единственное, чем я могу вас угостить.

Гость улыбается, но глаза остаются серьёзными, когда мы устраиваемся среди горшков с геранью, под лёгкий перезвон подвесных колокольчиков на ветру.

Он берёт чашку обеими руками, будто грея ладони, и вдруг понижает голос:

– Я вот по какому делу… – Его взгляд скользит по пустующему саду, где рыжий кот вылизывает лапу под яблоней. – Есть подозрения, что бабу Лиду вчера не просто смерть настигла. Ей… помогли.

Блокнот появляется в его руках как по волшебству. Листая страницы с потрёпанными уголками, он продолжает, будто рассказывая не мне, а дневниковым записям:

– В крови нашли вещество… – Палец с загрубевшей кожей останавливается на строчке. – Дигоксин. Доза – как русская рулетка. Но вот загвоздка… – Он откидывается на спинку кресла, которое тихо поскрипывает. – Врачи ничего подобного не выписывали. Значит, кто-то аккуратно «подкармливал» старушку…

Блокнот захлопывается с мягким шлёпком, и его взгляд становится пронзительным, как зимний ветер:

– Вы здесь новенькая, со стороны. – Его голос теперь звучит тише шелеста листьев за окном. – Присматривайте. За соседями, за роднёй… – Ветер доносит запах свежескошенной травы, странно контрастирующий с тяжестью слов. – Заметили что-то – сразу мне. – Он делает глоток чая, оставляя на чашке отпечаток пальца. – Только, прошу вас… – Взгляд падает на кота, который уже важно расхаживает по дорожке, – …ни гугу. Ни единой… хвостатой душе.

Глава 4

К такому повороту событий я не была готова. Боялась, что заскучаю на даче среди цветов, а оказалась втянута в расследование. Кто бы мог подумать? На второй день моего пребывания я уже свидетель убийства, и полиция просит о помощи. Я, конечно, люблю детективы, но себя в роли сыщика никогда не представляла.

Главный вклад в дачную жизнь – не в клумбах, а в раскрытии преступления. Вот уж не ожидала!

Но прежде чем начать расследование, надо подкрепиться. Холодильник по-прежнему пуст. Решаю отправиться в местный магазин – заодно проведу разведку территории.

Я бодро шагаю по посёлку, но взгляд невольно цепляется за каждый шорох. У дома погибшей бабы Лиды ноги сами замедляют ход – а вдруг тень мелькнёт или дверь скрипнет? В окне будто дрогнула занавеска… Или мне показалось?

Полицейский обмолвился, что у старухи две внучки. Первая – частый гость, а вторая объявилась только сегодня. Странно: столько лет не было, а тут – раз! – как чёрт из табакерки. Хотя, с другой стороны, было бы куда страннее, если бы она не приехала на похороны.

Дорога до магазинчика «У дяди Пети» – двадцать минут чистого блаженства. Наш посёлок, будто невеста перед свадьбой, утопает в бело-розовом кружеве цветущих вишен. Лепестки, словно конфетти после праздника, мягко кружат под ногами, образуя душистый ковёр. Воздух густ от ароматов тюльпанов с бабушкиных клумб и молодой травы, которую только что скосил где-то неподалёку дядя Коля.

Солнечные лучи, пробиваясь сквозь свежую листву, рисуют на земле кружевные узоры, а где-то высоко в ветвях разворачивается настоящий птичий оркестр – солирует дрозд, ему вторят синицы, а воробьи дружно подпевают хором.

Из-за заборов доносится звонкий детский смех – местная ребятня, словно стайка воробьёв, носится по улицам. То ли салки, то ли прятки – только восторженные крики разносятся далеко, вплоть до самого леса, где уже зеленеют молодые ёлочки.

Навстречу бредут дачники – весенняя армия с лопатами вместо ружей и вёдрами рассады вместо патронов. Одна пожилая женщина бережно несёт горшочки с помидорами, будто это драгоценные сокровища, а за ней мужчина с граблями через плечо важно шагает, как рыцарь с копьём.

Видимо, только что пришла утренняя электричка – пахнет свежестью, землёй и едва уловимым дымком от прошлогодней листвы, которую кто-то сжигает на огороде. А где-то между домами витает соблазнительный аромат первого в этом сезоне шашлыка – значит, дачный сезон официально открыт!

Магазин «У дяди Пети» – небольшой, уютный, с выцветшей вывеской и деревянным крыльцом, которое скрипит по-особенному. Здесь не найти изысков, зато есть всё самое необходимое: от свежего хлеба с местной пекарни до баночек с домашним вареньем от тёти Гали.

Внутри уже собралась небольшая очередь – видимо, сюда заглядывают не только местные, но и жители соседней деревушки. Я занимаю место, наслаждаясь тёплой атмосферой.

За мной встаёт девушка. Кто-то из покупателей в начале очереди машет ей рукой, но она опускает голову, словно стесняется, и молча выходит из магазина.

– Странная она. Моя бывшая квартирантка. Жила у меня, потом съехала. Почему-то сделала вид, что не знает, – пожимает плечами женщина и тут же продолжает разговор о рассаде.

С плетёной корзинкой, наполненной продуктами, я неспешно бреду обратно. В руках приятно тяжелеет тёплый батон «Деревенский», а из пакета соблазнительно пахнет ванилью и корицей – скоро на моей кухне появятся кружевные блинчики, воздушные, с румяными краешками…

Но прежде чем предаться кулинарным радостям, меня ждёт веранда – моё любимое место для размышлений. Там, под мягким пледом, я открою потрёпанный блокнот и погружусь в неприятные вопросы.

Что мы знаем о преступлении?

Полицейский сказал, что кто-то «подкармливал» бабу Лиду таблетками. Но кто мог беспрепятственно добавлять ей что-то в еду?

На ум приходит один очевидный вариант, но в него так не хочется верить. Сосед. Он сам признал, что баба Лида частенько к нему захаживала «поругаться» – а заодно и угоститься. У него была прекрасная возможность что-то подмешать.

Если следовать этой логике, то и я вчера ела отравленную еду. От этой мысли меня охватывает паника. Я что, тоже сейчас упаду замертво?

Успокаиваю себя: баба Лида «принимала» это лекарство не один раз. Со мной ничего не случится. Но мысленно зарекаюсь больше ничего не есть у Виталика.

Хотя вчерашний шашлык был божественным…

– Алиса, – строго говорю себе, – убийцы не могут готовить так вкусно. Только казалось, что наконец-то встретила интересного мужчину, как он оказывается подозреваемым номер один.

Но тут раздаётся скрип ворот – и соседская машина выезжает со двора. Сердце учащает ритм: «Сейчас или никогда!»

Тихо проскользну в его двор, пока он не вернулся. Вдруг в доме найдётся что-то важное? Конечно, это незаконно, неэтично и вообще… Но если найду хоть одну зацепку, оно того стоит! А вдруг тот самый злосчастный дигоксин хранится у него в одном из ящиков.

Пойду проверенным путем. Подставляю ящики к забору и уже привычно забираюсь на него. В этот раз спрыгиваю аккуратно – подстраховать сегодня меня некому.

На моё счастье дом оказывается незапертым. Это немного сбивает меня с толку. Вряд ли бы убийца хранил улики открыто и при этом не запирал дом. Но я должна всё проверить.

Аккуратно просачиваюсь внутрь дома, стараясь ничего не трогать. Нельзя оставлять здесь беспорядок или передвигать вещи, иначе сосед может что-то заподозрить.

Дом большой и добротный. С чего начать? Логичнее всего – кухня. Если он подмешивал яд в еду, таблетки должны быть где-то здесь.

Нахожу кухню почти сразу – но тут же в ней и теряюсь.

Она огромная, как футбольное поле, только вместо травы – гранитные столешницы, а вместо ворот – две здоровенные духовки. Чувствую себя Машенькой из сказки про трёх медведей.

Техники тут – будто человечество, одержимое кулинарией, вывалило весь арсенал: от доисторической ступки до космического блендера, который, кажется, умеет не только суп взбивать, но и сигналы из глубин галактики ловить.

Начинаю с нижних шкафов. Всё выглядит слишком прилично. Кастрюли блестят, как у Золушки перед балом, сковородки уложены с математической точностью.

Перехожу к верхним шкафам. Подставляю стул (крепкий, надеюсь) и лезу, как героиня дешёвого триллера, которая точно знает, что её вот-вот схватят за ногу.

Внутри – крупы в банках (никаких таблеток), мука (не яд), сахар (увы, тоже не вещество).

Следующий шкаф – «Музей специй имени убийцы-перфекциониста». Чёрный перец, белый перец, розовый перец, перец, который, кажется, добывают только на вершине Гималаев…

– Он что, готовит или колдует?

И тут – «Апчхи!» (спасибо, дорогой перец-провокатор).

– Будь здорова! – раздаётся за спиной бархатный голос.

– Ой, мамочки! – верещу я и, по законам жанра, падаю.

Куда? Ну конечно же, снова в его объятия.

Судьба упорно сводит меня с этим человеком в позах, достойных романтической комедии.

Глава 5

«Господи, – думаю, – или он действительно невиновен, или он гениальный маньяк, который убивает… обаянием.»

Его руки крепко, но бережно держат меня за талию. Пальцы легко лежат на моей спине, и даже через одежду я чувствую его тепло. Так спокойно и безопасно в его объятиях… Осталась бы так вечно…

– Ну что, опять подкрепиться зашли? – насмешливо спрашивает Виталий.

– Я… я… – бормочу что-то несвязное, пытаясь придумать оправдание. – За сахаром. Пирог хотела испечь.

– Как же ты зашла сюда? Опять через забор? – строго спрашивает он.

Понимаю, что оправданий нет. Забралась в его дом, как партизан в тыл врага, а теперь стою, краснея, как школьница перед директором. И самое обидное – никаких доказательств его вины у меня нет.

Честно говоря, я и сама не верю, что он может кого-то убить.

Его глаза лучатся добротой и безмятежностью. Да и зачем ему это? Мотива для убийства старушки у него нет.

– Прости… – шепчу я, отступая к двери. – Я не знаю, что на меня нашло.

Но Виталий ведёт себя как ангел во плоти.

– Кофе выпьешь? – предлагает он, будто я не потенциальная грабительница, а забывчивая подруга, зашедшая за рецептом пирога.

Виталий наливает воду в турку, и по кухне разливается ленивое шипение. Достаёт две чашки – одну с золотистой каёмкой, будто обнятой солнцем, другую с винтажным плющом, который тянется к ручке, как живой.

Его большие, грубоватые руки обращаются с ними удивительно бережно – мизинчик даже слегка оттопырен, будто он пьёт чай с английской королевой, а не с соседкой-врединой. На столе уже лежит салфетка в мелкий цветочек (откуда только взялась?), а рядом – банка мёда с засахаренными краями, будто её только что достали из доброй сказки.

Я беру чашку, понимая, что это либо жест примирения, либо начало моего последнего глотка перед отравлением.

Но кофе пахнет слишком вкусно для злодейского замысла.

– Я давно знаю местного участкового, – говорит он таким обыденным тоном, будто каждый день ловит соседок на своей кухне. – Он поделился со мной подозрениями, что баба Лида не своей смертью умерла. Кто-то постарался…

Я поднимаю на него удивлённые глаза, и мне становится вдвойне стыдно за свои подозрения.

– Из всех, кто мог «подкормить» бабу Лиду, я, конечно, первый кандидат. Все знают, что она ко мне захаживала. Только вот не она одна. У меня здесь гостей как в ресторане, и все живы-здоровы. А во-вторых… зачем мне это?! Никакого мотива у меня нет и быть не может…

Я ещё раз прошу прощения. Некоторое время мы просто молча пьём кофе. Потом начинаем обсуждать бабу Лиду. Оказывается, Виталик знал её давно и рассказывает о ней много хорошего.

Вспоминаем наше знакомство, и оба смеёмся.

– Я вышел во двор с тарелкой для шашлыка, думаю только о том, как бы не упустить момент, когда мясо дойдёт до идеала. И вдруг – крик. Не просто крик, а такой, будто с неба упал не то ангел, не то пьяный парашютист, – в красках рассказывает Виталий. – Я аж подпрыгнул, тарелка с грохотом катится по земле, а передо мной… висит женщина. Вверх тормашками, как летучая мышь после неудачного пике. Первая мысль: «Галлюцинация. Пережарил шашлык, и теперь мне мерещится… это». Вторая: «Нет, слишком детализировано. Значит, реальность».

– Согласись, потом-то я грациозно спустилась!

– Сама грация! – кивает сосед и обводит меня таким взглядом, от которого сердце замирает.

Мы мило беседуем, но вот кофе допит, печенья съедены, и пользоваться гостеприимством соседа уже неловко.

Но уходить от него почему-то не хочется.

– Виталий, а приходи завтра в гости ко мне. Я угощу тебя пирогом.

– С удовольствием, – загораются его глаза.

– Только вот сахар я всё же у тебя попрошу… – и, немного подумав, добавляю: – И муку. И яйца. И ягоды.

Сосед с улыбкой вручает мне все продукты.

– Хорошо, позавтракаем вместе, а потом сходим домой к бабе Лиде. Поговорим с внучками, вдруг узнаем что-то важное.

У меня никогда не было своего фирменного рецепта. Поэтому весь вечер я колдую на кухне, изучая рецепты из интернета и тестируя их на кухни Лены. Первый блин комом в прямом смысле – пирог получился в форме сладкого комка. Второй уже лучше, в меру сладкий, в меру кислый от ягод, бисквит не слишком сухой. Единственный минус – сгорел до черной корки. Но ничего время у меня есть, буду пробовать ещё.

На третий раз получился идеальный пирог – румяная корочка с янтарной карамельной пропиткой, через которую местами проглядыввает сочная начинка. Аромат ягод и ванили так манит, что я еле удержалась, чтобы не отломить краешек пальцами. Накрываю его кружевной салфеткой, расставляю рядом фарфоровые чашки с едва слышным звоном. В предвкушении пирога даже воздух кажется сладким – нас ждет поистине королевский завтрак.

Ложусь спать довольная собой. На лице блаженная улыбка.

Во-первых утром встречу Виталика, даже не знаю почему меня к нему так тянет. Хотя наверное знаю, но боюсь себе в этом признаться.

А во-вторых меня ждет расследование. Возможно именно я завтра раскрою страшное преступление.

Глава 6

Утро начинается слишком идеально, чтобы быть правдой.

На столе – тёплый пирог с хрустящей корочкой, в чашке – кофе с правильной горчинкой, а напротив… вкусный Виталик.

Так, стоп.

Я пью латте и делаю себе строгий выговор: «Так далеко даже фантазии забегать не должны». Потому что если начать думать о том, как его смеющиеся глаза сочетаются с запахом корицы, или как его пальцы…

– Пирог не доела, – вдруг говорит он, и я вздрагиваю, будто пойманная на месте преступления.

Так. Где моя железная логика? Где хладнокровие?

– Я хотела половину пирога отнести внучкам – придумываю я на ходу, – завязать знакомство, так сказать.

– Вперед, Алиса! Нас ждут великие дела, – смеется сосед, одной рукой подталкивает меня на выход, а другой забирает мой пирог.

Не спеша прогуливаемся по поселку, стараясь обращать внимание на всё вокруг. Если бы не контекст нашей прогулки, можно было бы предположить, что у нас свидание. Наверно для местных жителей мы выглядим как парочка.

Подходим к дому бабы Лиды и неловко топчимся на месте. Мы так и не придумали как завязать разговор с внучками, чтобы это выглядело не подозрительно.

– Так какой план? – шёпотом спрашиваю я, ковыряя ногой трещину в асфальте.

Виталик задумчиво чешет подбородок:

– Может, представимся… э… исследователями народных традиций? Мол, собираем воспоминания о местных бабушках…

– Гениально! – шиплю я. – Только давай сразу в фольклорный музей звони, чтобы карету скорой помощи заказали. Нам точно понадобится.

– Тогда вариант номер два: мы честно говорим – «Здравствуйте, мы те самые соседи, которые стали свидетелями смерти вашей бабушки»

– Да? – перебиваю его. – И теперь хотим узнать, может кто-то из вас убийца? Гениально!

Договорить нам не даёт бодрый дедуля, стремительно приближающийся к калитке.

Он явно готовился к важному событию: пиджак с георгиевской ленточкой, будто парадный мундир; седые усы аккуратно подстрижены «под Брежнева»; а облако одеколона «Саша» настигает нас раньше, чем он сам – терпкое советское марево, в котором смешались гордость, гвоздика и лёгкий намёк на нафталин.

В руках он сжимает букет алых тюльпанов – стебли уже слегка подвяли, будто их сорвали ещё утром.

– Лидочка, Лидусик, – громко стучит он в калитку.– Красавица, выходи!

Мы с Виталиком стоим, выпятив глаза от удивления. «Кто это?» – перемигиваемся с ним.

– Лидочка, ну сколько можно! – дед стучит ладонью по калитке, и букет в его руке вздрагивает.

Дверь скрипит, и на пороге появляется старшая внучка с круглыми глазами:

– Дедусь… Бабушки уже несколько дней как нет.

Наступает тишина. Даже птицы в саду замолкают.

Дедуля замирает, его рука с тюльпанами медленно опускается.

– Как… нет? – он обводит нас взглядом, будто мы должны дать объяснение. – Мы же в субботу на «Голубой огонёк» собирались… Она мне новый галстук подарила…

Виталик неуверенно кашляет в кулак:

– Э-э-э, соболезнуем…

– Да ну вас! – вдруг рявкает старик и решительно распахивает калитку. – Лидка сто лет такие шутки терпеть не могла! Где она там прячется?

Он бодро шагает к дому, оставляя за собой шлейф одеколона и растерянных внучек. Мы с Виталиком переглядываемся – похоже, наш «тактичный расспрос» только что превратился в абсурдный фарс.

– Может, пока он там с призраком спорит, мы сбежим? – шепчу я.

– Поздно, – кивает Виталик в сторону окна, где дед уже стучит по стеклу и орет: «Лида, хватит дурака валять!».

Вдруг дед резко оборачивается к нам. Его глаза – два ледяных осколка:

– А вы кто вообще такие будете? Эту я знаю, внучку. А вы кто? – он яростно сминает тюльпаны в кулаке. Алые лепестки падают на землю, как капли крови.

Внучка в ужасе отступает к двери.

– Мы… соседи, – бледнеет Виталик.

– Соседи, – старик искажённо ухмыляется. – Ну конечно. А я вот соседом был Лидкиным целый год. И ни разу вас не видел.

Он с яростью бросает букет на землю, алые лепестки сразу же сминаются под его ногами. Бросив на нас взгляд полный злости, он уходит.

Внучка тут же начинает плакать, захлопывает дверь и запирается внутри.

Мы с Виталиком остаемся вдвоем и оглядываем двор, будто это поле боя. Да уж не такую разведку мы хотели провести.

– Ну что, – вздыхает Виталик, подбирая смятый тюльпан, – можно сказать, мы только что проиграли войну цветов.

Услышав шум, соседи начинают подтягиваться со скоростью зевак на бесплатный фуршет. Тётя Зина с бигуди в одной руке и телефоном для экстренного вызова «куда надо» в другой; дядя Петя в тапочках на босу ногу, но с биноклем (видимо, готовился к такому повороту); и даже местный кот Васька, который обычно игнорирует всё, кроме колбасы, уселся на заборе с видом зрителя в первом ряду.

– Аркадий Ильич приходил, – говорит дядя Петя. – Он год назад к нам переехал. За баб Лидой ухаживал. На руках её носил. В прошлом году, когда у неё грипп был, так вареньем по всей округе торговал, чтоб ей лекарства купить! Надо было помягче с ним.

– Мы же не знали, – я вздыхаю удрученно.

– Ага, рассказывай, – подключается тётя Зина. – Все вы мужики одинаковые!

– Что сразу, одинаковые, – оправдывается дядя Петя.

– А вот то. За Лидой ухаживал, а сам к Вале захаживал.

– А ты откуда знаешь?!

– Здесь всё на виду. Шило в мешке не утаишь. Да ну вас всех в болото! – тётя Зина яростно наматывает на палец выбившийся из-под бигуди локон. – Сейчас докажу! Пойдёмте за ним – куда он, по-вашему, побежал как ошпаренный? Правильно, к Вале!

Дядя Петя скептически хмыкает:

– Может, просто домой пошёл?

– Ага, как же! – тётя Зина уже достаёт из кармана халата… бинокль (видимо, стандартная дачная экипировка). – Он же вон в какую сторону свернул! На Валентину улицу!

Мы с Виталиком переглядываемся.

– Ну что, – вздыхаю я, – идём шпионить за ветераном-ловеласом?

– Только если это не ловушка, – шепчет Виталик. – Вдруг он специально нас ведёт? Может, у него там банда подкопных бабулек с вязальными спицами засаду устроила?

Тётя Зина, не дожидаясь, уже семенит вдоль забора, гротескно прижимаясь к кустам сирени.

Картина выходит сюрреалистичная:

Мы с Виталиком – два «неуловимых мстителя», пригибающиеся за яблонями;

Дядя Петя неожиданно втягивается в авантюру (видимо, из-за перспективы увидеть Валину реакцию);

Кот Васька солидно возглавляет процессию, будто опытный проводник.

И вот мы уже у Валентининого дома.

Дед Аркадий действительно здесь – стоит под окнами, но…

– Стоп, – я хватаю Виталика за рукав. – Он не стучится.

Старик медленно опускается на лавочку у калитки, голову в руки – и вдруг всё его бравада растворяется в тихих рыданиях.

Тётю Зину аж перекосило от такого поворота.

– Ну и дела… – дядя Петя чешет затылок. – А я-то думал, он к ней за утешением…

Вдруг скрипит дверь, и на крыльцо выходит сама Валя – с пирогом (наш-то так и остался у бабы Лиды под забором).

Она молча садится рядом, обнимает его за плечи и просто сидит, пока он плачет.

Мы все невольно затаили дыхание.

– Вот и разгадка, – тихо говорит Виталик. – Не любовник он ей… а друг.

Тётя Зина неожиданно сморкается в свой яркий платок:

– А я-то думала…

– Всегда ты думаешь! – огрызается дядя Петя, но беззлобно.

Кот Васька разочарованно зевает – драмы не получилось.

Глава 7

Немного расстроенная неудачным расследованием я возвращаюсь домой в компании Виталика.

– Да ладно тебе грустить, Алиса – сосед бережно приобнимает меня за плечи, – Завтра еще раз попробуем. Обязательно найдем преступника.

Я кладу голову ему на плечо. Почему-то я верю его словам.

– Обязательно найдём, – повторяю я, уткнувшись носом в его тёплую клетчатую рубашку. От него пахнет кофе и чем-то неуловимо домашним. – Хотя если бы преступники знали, что их ловит девушка, которая еще вчера висела на заборе и ждала пока её снимут.

Он смеётся, и я чувствую, как дрожит его плечо под моей щекой.

Сосед внезапно становится серьёзным и слегка отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза:

– Алиса, а если завтра мы начнём не со следов, а с мотива? Может, ты случайно догадалась о чём-то важном…

Я отдалюсь, у меня мелькает подозрение, но я не могу никак не могу поймать его за хвост и сформулировать.

– Надо этим надо хорошо подумать.

– Знаешь какой метод тебе поможет?

– Какой? – я замираю в предвкушении.

– Метод Винни-Пуха. А не пора ли нам подкрепиться? Сейчас самое время, ведь завтрак уже прошел, а обед еще не начался, – ворчит Виталий, изображая медвежонка.

Мы оба смеемся и заходим к Виталию домой.

Виталий, как всегда, творит кулинарные чудеса – одним взмахом ножа превращает наш скромный обед в гастрономический шедевр из трёх блюд. Я скромно пытаюсь помочь: аккуратно режу лук (плачу, но это не от горя, а от мастерства), перебираю зелень (отделяя «нужное» от «совсем не нужного») и периодически делаю важный вид, помешивая соус.

Но главный мой вклад в кулинарный процесс – это тактичное невмешательство. Я как мудрый самурай: понимаю, что иногда лучшая помощь – это вовремя отойти от плиты, не задавать глупых вопросов вроде «А это точно должно так дымиться?» и просто вовремя подавать тарелки.

Виталий между тем невозмутимо жонглирует кастрюлями, будто у него не две руки, а целых четыре – две для готовки, одна для приправ и ещё одна, видимо, чисто для эстетики. А я? Я просто наслаждаюсь зрелищем и мысленно ставлю ему пятёрку с плюсом за артистизм и вкус.

– Ну что, Шерлок, возвращаемся к нашим баранам? – Виталик потирает руки с таким видом, будто собирается не расследовать убийство, а разделывать тесто. – Кто, скажи на милость, мог возжелать кончины нашей милой бабуле?

Я задумчиво покручиваю в руках карандаш:

– Конфликтная была?

– Ну… – Виталик закатывает глаза, – Не больше, чем любая старушка, которая считает, что соседские коты специально гадят под её дверью. Хотя… – вдруг оживляется, – Однажды она гоняла Аркадия Степаныча веником за то, что он забыл её день рождения!

– Ладно, что мы о ней знаем? – прерываю я его воспоминания.

– Две внучки. Старшая Ольга – каждую неделю с пирожками, лекарствами и свежими сплетнями. Младшая Алла… – Виталий делает многозначительную паузу, – Сбежала в город, как только смогла. Звонит раз в полгода – видимо, когда случайно набирает номер.

– Наследство? – поднимаю бровь. – Дом-то кому?

– Делится пополам, но… – Виталик фыркает, – Это же не вилла на Лазурном берегу, а старый домишко, в котором даже мыши селятся без энтузиазма. Старшая внучка и так в элитке живёт, а младшая… – машет рукой, – Та вообще в другом часовом поясе, кажется.

– Тогда давай копнём в другую сторону! – хлопаю я по столу. – Аркадий Степаныч!

– А-а-а, наш местный Казанова! – Виталий скрещивает руки на груди. – Год как переехал, уже успел бабуль в округе сердце тревожить. Хотя мне-то он внимания не уделяет – поэтому и не узнал. Он наверное единственный, кто не захаживает ко мне на застолье.

– А подруга его, баба Валя? – подмигиваю я. – Мне кажется, она смотрит на него не только как на друга по преферансу…

– О-о-о! – Виталик почти подпрыгивает от восторга. – Ты думаешь, баба Лида стала… помехой?

– А что? Захотела Валентина женского счастья в преклонном возрасте, тут как раз Аркадий. Но только не один, а с Лидой.

– Мотив выяснили. Теперь осталось оценить возможности.

– А что, отличный мотив! – смеюсь я. – «Убийство из-за ревности в доме престарелых» – даже детектив писать не надо, сразу готовый сценарий для сериала!

– Ладно, Шерлок, – Виталий тянется, и его рука случайно (или нет?) задерживается на моем плече чуть дольше, чем нужно. Его пальцы слегка сжимают ткань моей футболки, будто не хотят отпускать.

Я поворачиваюсь к нему, и в его глазах – таких тёплых, чуть прищуренных от улыбки – мелькает что-то знакомое, но от этого не менее трепетное.

– Сегодня мы с тобой неплохо поработали, – шепчет он, и его голос звучит тише, мягче, будто только для меня. – Но даже великим сыщикам нужен отдых. Особенно таким, как ты.

Я чувствую, как по щекам разливается лёгкий румянец, и поспешно опускаю глаза, делая вид, что поправляю рукав.

– Да уж… Голову ломать – тоже энергозатратно, – бормочу я, но тут же поднимаю взгляд, ловя его улыбку. – Особенно когда кто-то постоянно отвлекает.

– Я? Отвлекаю? – Виталий притворно возмущается, но его пальцы уже перебирают мои пряди, случайно выбившиеся из хвоста. – Это ты, между прочим, всё время заставляешь меня забывать, что я вообще-то собирался делать.

– Например? – я приподнимаю бровь, но сердце почему-то стучит чаще.

– Например… – он наклоняется чуть ближе, и его дыхание касается моей кожи, – …готовить ужин. А вместо этого пялиться на тебя и думать, как это ты умудряешься выглядеть мило даже с луковыми слезами на щеках.

Я фыркаю, но не могу сдержать улыбку.

– Завтра продолжим, – шепчет он мне в волосы. – Обещаешь?

– Обещаю, – киваю я, оборачиваясь к нему. – Но только если ты снова приготовишь что-нибудь вкусненькое.

– Договорились, – он улыбается, и в его взгляде столько тепла, что даже вечерний воздух кажется вдруг не таким прохладным. – Пока, Алиска.

– Пока, Виталик… – я задерживаюсь на пороге, ещё на секунду, ещё на одну, прежде чем сделать шаг за дверь.

А потом, уже на улице, оборачиваюсь и вижу, как он всё ещё стоит в дверном проёме, освещённый тёплым светом кухни, и смотрит мне вслед.

И понимаю – что-то важное между нами уже произошло.

Глава 8

Следующим утром, когда первые лучи солнца только начали золотить верхушки яблонь, а роса ещё сверкает на паутинках у забора, я уже стою под резным крылечком Виталика. В руках дымятся два стаканчика с кофе, аромат которого смешивается с запахом свежескошенной травы. Постучала трижды – сначала осторожно, потом настойчивее.

– Вставай, сосед, а то всё проспишь, – шепчу я, прислушиваясь к сонной тишине дома. Где-то вдали кричит петух, будто поддерживая мою миссию.

Дверь со скрипом открывается, и на пороге появляется Виталик – сонный, помятый, в растянутой футболке с едва заметным пятном от вчерашнего варенья. Его каштановые волосы торчат забавными вихрами, а на щеке красуется отпечатавшаяся полоска от шва подушки.

– Ты чего так рано? – его голос звучит хрипловато от сна. Он потирает глаза, моргая, как сова на солнце.

Я с трудом сдерживаю улыбку, но не могу себя сдержать и провожу пальцем по его щеке:

– У тебя тут… ну, в общем, весь твой ночной образ жизни на лице написан, – шепчу я, ощущая под пальцами тёплую, немного шершавую от небритости кожу.

Он ухмыляется, лениво потягивается, и его футболка приподнимается, обнажая полоску загорелого живота. Я поспешно перевожу взгляд на занавески в окошке.

– Ну и зачем тебе понадобилось будить меня в… – он зевает, прикрыв рот ладонью, – Господи, Алиса, даже птицы ещё спят!

– Зато баба Валя уже нет! – торжествующе говорю я, протягивая ему стаканчик, от которого поднимается соблазнительный пар. – Я следила. Она только что ушла на рынок. – Мои глаза блестят от возбуждения. – Самое время провести обыск!

Виталик берет кофе, его пальцы ненадолго касаются моих, и от этого прикосновения по спине пробежали тёплые мурашки. Он делает глоток, морщится от крепости напитка, но тут же улыбается той самой улыбкой, от которой у меня сладко замирает сердце.

– Ты же знаешь, что это незаконно? – бормочет он, но в его глазах уже появился знакомый блеск авантюризма.

– Ну конечно, – киваю я, поправляя растрепавшиеся волосы. – Поэтому мы и идём вместе. Чтобы ты меня остановил, если что.

Он шагает назад, пропуская меня в дом, и я проскальзываю внутрь, ловя знакомый запах его жилья – кофе, свежей выпечки и чего-то неуловимо его.

– Только учти, – Виталий вдруг наклоняется к моему уху, отчего по спине пробегают мурашки, – если нас поймают, я скажу, что это всё твоя идея.

– Предатель! – я толкаю его плечом, но он только смеется и ловит мою руку, не отпуская.

– Зато твой предатель, – шепчет он, и в его глазах столько тепла, что я вдруг забываю, зачем вообще пришла.

Он качает головой, но уже натягивает кроссовки, которые стояли у порога, ещё покрытые вчерашней садовой землёй. Где-то за садом поет соловей, будто давая сигнал к началу нашей маленькой, совсем не уютной, но такой необходимой операции.

Впереди нас ждет самое важное дело – найти доказательства.

Выходим из дома, и утренний воздух сразу бодрит. Стараемся пройти по поселку незамеченными – это не сложно, большинство жителей ещё крепко спит. Подходим к дому бабы Вали.

– Ну что, сосед, – я тру руки, окидывая взглядом высокий деревянный забор, – стандартная схема: я перелезаю, ты подстраховываешь.

Виталий вздыхает и тянет меня за капюшон, как котёнка.

– Или можно просто… – он толкает калитку, которая с лёгким скрипом подается, – войти как цивилизованные люди.

– Фу, – кривлюсь я, – где же тут романтика? Где остросюжетность? Где моя возможность эффектно приземлиться с переворота?

– В твоих фантазиях, – Виталий закатывает глаза, но в уголках губ дрожит улыбка. – Давай уже, пока баба Валя не вернулась с рынка с очередной партией «особых» пирожков.

Я неохотно следую за ним, но не удерживаюсь и наступаю на хрустнувшую ветку – специально, чтобы он обернулся с укоризной.

– Тише, слон, – шипит Виталий, хватая меня за руку и прижимая к стене сарая, когда в соседнем дворе заливается собака.

От неожиданности я задерживаю дыхание – его губы оказываются в сантиметре от моего уха, а ладонь, прижимающая мою руку к груди, передает учащённое сердцебиение. Или это моё?

– Всё-таки любишь острые ощущения, – выдыхаю я, когда собака умолкает.

– С тобой – неизбежно, – он отстраняется, но пальцы ещё на секунду задерживаются на моём запястье, будто не решаясь отпустить. – Ладно, детектив, веди нас дальше. Куда лезем?

Я указываю на приоткрытое окно веранды дома:

– Вон туда. Только давай без твоих цивилизованных методов – там слишком высоко для калитки.

Виталий взглядывает на окно, потом на меня, и вдруг… легко подхватывает под колени, прижимая к себе:

– Ну что, мисс Пирожковая угроза, лови момент для эффектного входа.

– Виталий! – я смеюсь, обвивая его шею, – Ты же понимаешь, что если нас поймают в таком виде, это будет выглядеть…

– Как лучший день в моей жизни? – он заканчивает фразу за меня, и в его глазах вспыхивают озорные искорки. – Лезь уже, а то я передумаю и понесу тебя обратно. В постель. Спать.

Я фыркаю, но лезу в окно – на этот раз стараясь быть потише. Хотя сердце стучит так громко, что, кажется, его слышно на весь посёлок…

Аккуратно приземлившись на пол веранды, я первым делом впускаю Виталика в дом.

– Тссс… тише, – жестом призываю Виталия к осторожности, медленно поворачивая ручку двери. Старая древесина скрипит едва слышно, но мне кажется, что этот звук разносится по всему дому, как удар гонга.

Сердце бешено колотится, а ладони стали влажными. Мысленно представляю, как баба Валя выскакивает из-за угла с криком «Ага, попались!», но коридор остается пустым и тихим.

– Ну что, Шерлок, – шепчет Виталий, плотнее прижимаясь ко мне сзади. Его дыхание обжигает шею, а руки ложатся мне на плечи – то ли для поддержки, то ли чтобы удержать меня от необдуманных действий. – План простой: заходим, ищем кухню, находим яд, уходим. Никаких приключений.

Я киваю, но в душе уже предвкушаю эти самые приключения.

Дверь наконец поддается, и мы замираем на пороге, ослепленные утренним светом, льющимся через занавески.

– Охренеть… – вырывается у Виталия.

Перед нами не кухня, а обычная спальня, залитая золотистыми лучами восходящего солнца. На кровати, под одеялом, лежит распластавшийся Аркадий Степанович. Его седые волосы торчат в разные стороны, одна рука бессильно свешивается с края кровати, а из полуоткрытого рта доносится мерное похрапывание.

– Так вот где наш ловелас ночует! – ахаю я, замечая на спинке стула аккуратно сложенную женскую кофту.

Виталий осторожно трогает меня за локоть:

– Может, не будем смотреть, куда дед ходит в гости? Это же личная жизнь…

Но любопытство уже берет верх. Я делаю шаг вперед, стараясь не скрипеть половицами, и вдруг замечаю на тумбочке: пустую бутылку портвейна, коробку конфет «Мишка на севере», и… о боже… две использованные рюмки.

– Кажется, у нас кризис жанра, – шепчет Виталий, сжимая моё плечо. – Вместо детектива про отравление получается любовная драма на пенсии. Может, они просто решили бабу Лиду помянуть, а Аркадий Степаныч переборщил и решил здесь заночевать.

Я скептически пожимаю плечами.

– Больше похоже не на поминки, а на романтический вечер.

Вдруг мы слышим, как хлопает калитка

– Аркаша… – голос бабы Вали раздаётся совсем близко, заставив нас с Виталиком вздрогнуть.

– Шкаф! – шепчет он, хватая меня за руку и резко дёргая в сторону массивного деревянного шкафа.

Мы втискиваемся внутрь в тот самый момент, когда дверь в спальню скрипит. Плотные ряды платьев, пахнущих лавандой и чем-то сладковатым, обступают нас со всех сторон. Я прижимаюсь к Виталию, чувствуя, как его сердце колотится так же часто, как моё.

– Тссс… – он прикладывает палец к моим губам, и я киваю, стараясь дышать как можно тише.

За дверцей шкафа раздаются шаги.

– Аркаша, ну сколько можно спать? – баба Валя говорит негромко, но с заметной нежностью. – Вставай, я за молоком сходила, сейчас блины напеку

Аркадий Степанович что-то невнятно бормочет, ворочается, но наконец встаёт и выходит из комнаты.

Минуты тянутся мучительно медленно. В шкафу тесно, душно, а главное – невероятно неловко. Я пытаюсь отвлечься, разглядывая в полумраке платья бабы Вали – все аккуратно развешанные, некоторые даже с сохранившимися бирками.

– Виталий… – шепчу я еле слышно. – Мы что, теперь будем сидеть здесь, пока они…

– Пока они не уйдут из дома, – он так же тихо отвечает. – Или пока мы не задохнёмся.

– Попробуем выйти через окно по-моему методу.

– Давай, – кивает Виталий, – только очень осторожно.

Я киваю, но, когда пытаюсь вылезти, нога цепляюсь за подол одного из платьев. Шкаф дрожит, вешалки звенят, и…

– БАХ!

Мы с Виталиком вываливаемся наружу в самом неудачном положении: он – на спине, я – сверху, а вокруг нас, как после урагана, лежат платья, шали и один очень старомодный мужской пиджак.

– Что это? – слышен голос бабы Вали, – Аркаша, иди посмотри!

Я кивком показываю Виталию на кровать. Он понимает меня без слов. Сгребает в охапку упавшие вещи, заныривает с ними под кровать, и одним движением подтягивает меня к себе под кровать. В этот же момент мы слышим как дверь в комнату открывается, видимо заглядывает Аркадий.

– Да нормально всё, ты слишком нервная Валентина, всё здесь спокойно, – кричит он ей и захлопывает дверь.

Мы с Виталиком еле сдерживаем смех.

– Ох, и везучая ты, Алиска, – шепчет мне Виталий, крепко прижившись ко мне. – Выходи давай, пока всё спокойно.

Покрытые пылью мы выбираемся из-под кровати. Запихиваем вещи в шкаф не глядя, Валентине придётся повозиться с ним, чтобы привести всё порядок, как было. К нашему счастью, окно открыто и мы можем спокойно выбраться, не думая как его открыть и закрыть.

Виталий спрыгивает на землю, протягивает ко мне руки и я спускаюсь в его объятия. Совершенно бесшумно вы выбираемся из дома, я уже облегченно выдыхаю – наше приключение благополучно закончилось. Мы тихо направляемся к калитке. Но я не учитываю одного.

– О Виталий, ты чего здесь делаешь? Кто это с тобой? – раздается голос Валентины.

Окна кухни выходят прямо на калитку.

Глава 9

Мы с Виталиком замираем у калитки, будто влитые. В голове паника: Она не знает. Она ничего не видела. Надо играть спокойно.

– Да так… гуляем, – выдавливаю я, делая вид, что рассматриваю цветы на клумбе.

Виталий неестественно громко кашляет:

– Воздухом… дышим! Утром полезно!

Баба Валя прищуривается, но лишь добродушно кивает:

– Ну раз гуляете, может, зайдёте? Я как раз блинов напекла.

– Нет-нет! – мы синхронно мотаем головой. – Мы уже… э… позавтракали!

– Ой, правда? – она смотрит на мои дрожащие руки и взъерошенную причёску соседа. – А то вы какие-то взволнованные…

– Бегали! – выпаливает Виталий. – Утренний кросс! Для здоровья!

– Да, всегда утром бегаю. Попросила Виталика составить мне компанию.

– А ко мне зачем зашли? – неуверенно спрашивает Валентина через окно.

– Познакомить хотел, – быстро соображает Виталий. – Это Алиса, наша новая соседка. Присматривает за домом Лены, пока та в отъезде.

– Здравствуйте! Приятно познакомиться, – излишне воодушевленно кричу я.

– Так заходите, если знакомится пришли, – машет нам Валентина.

Мы садимся за накрытый стол. Блины лежат горкой на фаянсовом блюде, золотисто-коричневые, с кружевными поджаристыми краями. От них так и пышет жаром – видно, только что со сковородки.

В прозрачной вазочке алеет малиновое варенье – целые ягоды плавают в густом сиропе, переливаясь на солнце рубиновыми бликами. А в миске лежит творог, перемешанный со сметаной и изюмом – видно, что домашний, зернистый, чуть желтоватого оттенка.

– Берите, не стесняйтесь, – баба Валя шлепает мне на тарелку два блина, и они мягко опадают, чуть слышно шурша. – Смазывайте хорошенько.

Я добавляю ложку варенья – малиновый сок сразу пропитывает блин, окрашивая его в розоватые разводы. Первый кусочек тает во рту, оставляя после себя сладость ягод, сливочную нежность и едва уловимую ванильную нотку.

– Ну как? – прищуривается баба Валя.

– Объедение! – искренне восклицаю я, уже намазывая второй блин творожной начинкой. Творог холодный, чуть кисловатый, идеально сочетается с горячим тестом.

Виталий тем временем демонстрирует высший пилотаж – сворачивает блин трубочкой, обильно поливает сгущёнкой и отправляет в рот целиком, блаженно зажмуриваясь.

Разговор за столом у нас не клеится. Мы с Валентиной обмениваемся дежурными фразами и замолкаем. Аркадий в обиде за вчерашнее и демонстративно с нами не разговаривает.

– Соседи, пришли, – процедил он сквозь зубы и больше ни слова не сказал.

Валентина сначала пытается как-то поддержать беседу, но потом замолкает и грустнеет.

Нам с Виталиком становится неловко и мы, посидев еще пару минут, благодарим за угощенье и уходим.

– Опять несолоно хлебавши, – печалюсь я.

– Зато мы знаем, что в шкафу и под кроватью ничего запрещенного она не хранит, – подбадривает меня Виталий, – во всем нужно видеть плюсы.

– Да, и похоже, что с Аркадием её связывает не только дружба. Давай зайдем к внучкам, может сегодня получится поговорить.

Мы подходим к дому бабы Лиды. Сегодня нам везёт – Ольга поливает цветы перед домом. Она стоит с лейкой, и солнечные блики играют в струйках воды, как в детском калейдоскопе. Увидев нас, она машет рукой:

– Заходите, извините, что вчера так получилось. Вы что-то хотели? Знали бабушку?

– Да, я Виталий, живу…

– Ах, Виталик, – прерывает его Ольга. – Бабушка много о вас говорила, всегда хвалила вас. Много раз её выручали: в город отвезти, дверь подправить; а как она нахваливала ваши кулинарные способности, говорила, лучший повар в её жизни. Просто золото, а не сосед.

Виталик смущенно улыбается, а я испытываю неприятное чувство. Это что? Ревность?!

– Я по-свойски, по-соседки. Баба Лида была приятной женщиной. Всегда своими овощами с грядки угощала, закрутки давала. Как не помочь такой приятной бабушке, – будто оправдываясь, говорит Виталий, а у самого довольная улыбка до ушей.

«Так вот какой путь к твоему сердцу – похвала. А говорили, что для мужчин не важно. Оказывается, очень даже важно» – осеняет меня.

Ольга улыбается ему в ответ, и я ревниво замечаю, что у неё на руке нет обручального кольца.

– Алиса, – делаю шаг вперед и протягиваю руку. Ладонь у Ольги теплая, чуть шершавая от садовых работ. – К сожалению, знала вашу бабушку всего день, но о ней остались только теплые воспоминания. Добрая была.

Ольга улыбается, но глаза остаются грустными. Внезапно она кивает куда-то за мою спину:

– Это Алла.

На старой лавочке под раскидистой яблоней, которую с первого взгляда и не заметишь, сидит худая девушка в черной ветровке. Когда мы поворачиваемся, она резко встает – движение резкое, будто ее дернули за невидимую нитку. Солнечные блики скользят по ее бледному лицу, и на секунду мне кажется, что я где-то видела эти высокие скулы, этот острый подбородок… Но мысль ускользает, как тень.

– Наверное, в бабушку, – шепчу я Виталию, пока Алла молча проходит мимо нас, хлопая дверью дома.

Ольга сжимает лейку так, что белеют костяшки пальцев:

– Пять лет не приезжала. А теперь… – ее голос дрожит, будто натянутая струна, – даже поговорить не может. Как будто бабушка для нее чужая.

В ее глазах – целая буря: обида, одиночество, желание выговориться. Она нервно теребит подвеску на шее – старый медальон, точно такой же, какой носила баба Лида..

Я понимаю, что Ольге здесь не с кем поговорить. Ей нужна поддержка, утешение и чтобы кто-то просто выслушал её.

– Ольга, пойдемте ко мне, выпьем чаю, – предлагаю я.

Виталик поднял брови, словно я предложила ему разгадать ребус, но через секунду его лицо озарилось пониманием.

– Ольга! – кричит он в сторону дома, голос звучит по-домашнему тепло. – Пойдем, конечно!

Ольга замирает а мгновение, будто взвешивая, стоит ли отвлекаться, но затем резко кивает:

– Сейчас, только переоденусь.

Ее пальцы нервно теребят подол – на ткани темнеют влажные пятна. Видимо, земля в огороде еще не просохла после утреннего полива. Прядь волос выбилась из наспех собранного пучка.

– Да не торопитесь, – успокаиваю её я, но Ольга уже скрывается в доме, оставив за собой легкий шлейф аромата – смесь лаванды и свежеиспеченного хлеба.

Тишина.

Только пчелы лениво гудят в кустах сирени, а где-то в траве трещит кузнечик. Мы с Виталиком переглядываемся и без слов начинаем медленный обход участка. Солнце играет в каплях росы на листьях, а из-под ног то и дело вспархивают бабочки-крапивницы.

– Ну, как тебе владения бабы Лиды? – Виталик разводит руками, указывая на аккуратные клумбы, потрепанных временем садовых гномов и поблескивающую на солнце теплицу. – Ничего особенного, обычный дачный участок.

Я иду вдоль палисадника, скользя взглядом по ярким тюльпанам, нежным нарциссам и кустам роз, от которых веет сладким, почти конфетным ароматом. Но лилейник под окном привлекает мое внимание – стебли будто кто-то примял.

Только я наклоняюсь, чтобы разглядеть следы поближе, как взгляд падает на белесый клочок в траве. Билет на электричку. Дата: 25 апреля. За неделю до смерти бабы Лиды.

– Виталик, – тихо зову я, поднимая находку. – Ты посмотри…

Но в этот момент дверь дома с грохотом распахивается.

– Готова! – Ольга вылетает на крыльцо, словно порыв свежего ветра, в мягкой голубой кофте, с влажными прядями волос, еще блестевшими от воды. Ее глаза сразу же находят меня возле окна – и сужаются. – Что ты там нашла?

Я незаметно сжимаю билет в кулаке и улыбаюсь:

– Да так… Цветы ваши рассматриваю. Очень красиво.

Ольга отвечает улыбкой, но в ее глазах мелькает что-то острое, настороженное.

В ответ мои пальцы сжимают билет сильнее.

Глава 10

Мы устраиваемся в саду у Лены. Я выношу чашки с золотистой каёмкой, пузатый чайник, ставлю на стол хрустальную вазочку с конфетами.

Солнце мягко пробивается сквозь кружево листвы, рассыпая золотые блики по столу. В хрустальной вазе с конфетами играют солнечные зайчики – то вспыхивают, то гаснут, будто подмигивают нам. «Берите, не стесняйтесь», – словно говорят.

Мы устраиваемся за столом – Ольга садится напротив, ее пальцы медленно крутят чашку, будто пытаясь согреться, хотя день теплый. В глазах тоска и что-то еще, невысказанное.

Солнце играет в волосах Ольги, окутывая ее теплым золотистым сиянием. Рядом с нами пестреют разноцветные тюльпаны – алые, желтые, розовые – все они тянутся к солнцу, будто хотят уловить каждый его лучик. За нашими спинами старая яблоня покрылась белыми соцветиями, словно сахарной ватой, и ее сладковатый аромат смешивается с запахом свежей травы. Воздух полон весенними ароматами: где-то цветет сирень, а легкий ветерок доносит терпковатую нотку молодой хвои. Даже земля, прогретая майским теплом, источает едва уловимый запах влажной зелени и прошлогодних листьев.

Виталий разваливается на стуле, ловит взглядом пчелу, которая жужжит над чайником. «Чай, видимо, сладкий», – шепчет он мне, и я фыркаю.

Вокруг – тихий гул весны: проснулись и жужжат пчелы, и воздух будто звенит от тепла.

Но под этой идиллией – напряжение.

Ольга начинает говорить, не дожидаясь вопросов.

«Она была мне больше, чем бабушкой…»

Голос Ольги дрожит, как лист на ветру. Её пальцы сжимают чашку так, будто пытаются ухватить последнее тепло.

– Когда мамы не стало, а Алла сбежала в город… мы остались вдвоём. Как два одиноких дерева в этом саду.

Луч солнца скользит по её слезе, прежде чем она резко смахивает её.

– Аркадий? Ха!

Горький смешок вырывается из её груди.

– Бабушка видела его насквозь. Даже в восемьдесят лет – всё тот же бабник. Ходил между ней и Валей, как кот между мисок.

Она резко встряхивает головой.

– За неделю до… она сказала: ‹Олюшка, хватит. Этого козла пора гнать метлой›. Но…

Ольга замолкает. Где-то над нами с тяжёлым жужжанием пролетает шмель.

«Не успела.»

«За неделю, —стучит у меня в голове, – за неделю, это 25 апреля.»

– За неделю? – тихо спрашиваю я.

– Я как раз в тот день к ней приезжала…

Ольга перебирает край скатерти, и вдруг её пальцы замирают. Губы дрожат в попытке улыбнуться, но получается только горькая складка.

– Как всегда – с полными сумками. Бабуля ведь даже холодильник для меня специальный держала, знала, что я люблю её соленья…

Ветер шевелит ветви яблони над нами, и тень листьев пляшет по её лицу – то тёмному, то светлому.

– Тот день… —Она резко сглатывает. Сидели вот также за столом. Она пирог с вишней достала – знала, что мой любимый. И вдруг говорит таким… таким твёрдым голосом: «Оля, хватит. Как Аркашка из санатория вернётся – метлой его.»

В её глазах вспыхивает что-то яростное:

– А знаешь, как она ножи точила? – неожиданно бросает Ольга, и её пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки. Так вот… так же и голос у неё стал. Острый-острый.

Я обмениваюсь с Виталиком многозначительным взглядом – в его глазах мелькает тот же вопрос, что и у меня. Пальцы сами собой сжимают билет на электричку в кармане.

– А что ещё было интересного в те выходные? – осторожно спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал просто любопытно.

Ольга задумчиво вертит в пальцах чайную ложку. Солнечный луч играет на металле, бросая блики на её лицо.

– Вроде бы всё как обычно… – она делает паузу, и в этот момент где-то в кустах резко чирикает воробей, будто торопя её. – Разговаривали много. Бабуля…

Губы её вдруг дрогнули. Ложка со звоном падает на блюдце.

– Она хотела дом на меня переписать.

Виталик резко поднимает брови. Я чувствую, как у меня перехватывает дыхание.

– Говорит: Ты одна обо мне заботишься. Аллу я много лет не видела – зачем он ей? Пусть всё твоё будет.

Ольга нервно проводит рукой по скатерти, смахивая невидимые крошки.

– Я сначала отказывалась… А потом решила – пусть будет, как бабушка хочет.»

Тень от яблони вдруг удлиняется, будто сад затаил дыхание.

Только…» – её голос становится едва слышным, – всё осталось на словах.

«Вспомнила!»

Ольга резко вскидывает голову, и её волосы, выбившиеся из пучка, ослепительно вспыхивают на солнце.

– В тот день приходила Татьяна…

Её пальцы вдруг сжимают край стола так, что белеют костяшки.

– Опять скандалили. Боже, как они орали!– она машинально понижает голос, будто даже сейчас боится быть услышанной. – Этот их дурацкий спор длится с самой зимы. Из-за трактора…

Виталик перехватывает мой взгляд – в его глазах тот же немой вопрос.

– Бабуля же у нас председатель поселка была, – Ольга нервно облизывает губы. А Татьяна своё старьё ей впарить пыталась. Говорила: «Вам же для хозяйства надо!» А бабушка…, она отказалась. Говорила мне потом: «Олюш, это не просто трактор… Там что-то нечисто.»

Тень скользит по её лицу, когда облако закрывает солнце.

Ольга вдруг сникает, будто из неё выдернули стержень. Плечи опускаются, словно под тяжестью невидимого груза, а по щекам – одна за другой – скатываются слезинки. Они падают на скатерть, оставляя тёмные круглые пятна, будто следы дождя на пыльной дороге.

Мы с Виталиком застываем в растерянности. Он беспомощно переводит взгляд с Ольги на меня, его пальцы нервно барабанят по столу.

Но я уже двигаюсь – инстинктивно, без раздумий. Присаживаюсь рядом с Ольгой на садовую скамью, которая скрипит под нашим весом. Осторожно обнимаю её за плечи – и чувствую, как она вся дрожит, как натянутая струна.

«Всё хорошо…» – шепчу я, хотя прекрасно понимаю – ничего не хорошо. Её горе горячее, чем солнце над нашими головами, а боль – острее, чем шипы на бабушкиных розах.

Ольга бессильно роняет голову мне на плечо. «Она последняя была…» – вырывается у неё сдавленно. «Последняя, кто меня по-настоящему любил…»

Виталик тихо пододвигает коробку салфеток. Его обычно озорные глаза сейчас серьёзны и печальны. Где-то вдали кричит петух – будто пытается разорвать эту тягостную тишину.

А я просто сижу и глажу Ольгу по спине, чувствуя под пальцами её хрупкие плечи. Такие же хрупкие, как и эта история, которая с каждым словом становится всё страшнее и запутаннее…

Глава 11

Ольга уходит, а нас с Виталиком ждет горячее обсуждение.

– Так, – Виталий резко хлопает ладонью по столу, отчего подпрыгивают чашки. – Давай по порядку. У нас есть – он загибает пальцы, перечисляя: билет на электричку – 25 апреля, день, когда баба Лида решила прогнать Аркадия и когда приехала Ольга. Странный трактор – который Татьяна пыталась всучить, а бабушка считала «нечистым». Неоформленное наследство.

Я киваю, достаю из кармана смятый билет и кладу его на скатерть рядом с сахарницей.

Виталий наливает нам по чашке остывшего чая. В его глазах – знакомый блеск азарта.

– Значит, план такой: идём к тёте Зине. Если кто и знает всю подноготную про Татьяну и её трактор – так это она.

Тётя Зина встречает нас на пороге с кастрюлей в руках.

– Ой, детки, а я думала, кто под окнами шуршит – то ли ворюги, то ли ёжики! А это вы… Ну заходите, коль припёрлись. Только тихо – у меня тут кот спит, а он у нас нервный, как та самая Татьяна после трёх рюмок.

Мы с Виталиком проскальзываем в дверь

– Тётя Зина, вы же всех здесь знаете и Татьяну с трактором тоже наверное знаете. Мы вот познакомиться с ней хотели.

Тётя Зина ставит кастрюлю на стол с таким грохотом, что из-под печки выскакивает рыжий кот и недовольно шипит в нашу сторону.

– Чего там знакомиться-то?– фыркает она, закатывая глаза. – С Татьяной, говорите? Да она ж, милок, не для знакомств – она для выживания. Как та оса: подойдёшь не так – цапнет!

Кот, будто в подтверждение, выпускает когти и рвёт половик.

– А уж с её-то сынком…– тётя Зина машет половником, как дирижёрской палочкой. – Он у нас не тракторист, а стихийное бедствие! Этот «специалист» после первой борозды мог запросто вспахать соседский забор вместо картошки! Бабка Лида говаривала: «Зин, да я лучше на себе плуг таскать буду, чем этому алкашу технику доверю!»

– То есть… причина отказа была не в тракторе, а в…, – кашляет Виталий.

– В том, что у его руля сидел человек, который путал педали с бутылками! – но вдруг тётя Зина становится серьезной. – Но вот что странно – после отказа Лиду как подменили. Ходила, всё на тот трактор косилась, будто он не железный, а проклятый…

Тётя Зина уже раскачивается на стуле, разгоняясь для новой тирады.

– А вы, птенцы, лучше скажите – чего на самом деле ковыряетесь? А то у меня кот чует, когда врут…

Кот, как по команде, усаживается перед нами и сверкает зелёными глазами.

– Ну… – я осторожно ковыряю пальцем трещину в столешнице. – Просто интересно, почему баба Лида так упёрлась насчёт этого трактора…

Тётя Зина хитро прищуривается.

– Так и мне вот интересно. Сынок Татьянин, конечно, пьяница, но не настолько же тупой, чтобы в забор въезжать! – постукивает себе пальцем по виску. – Так и где же она трезвых трактористов-то видела? Так и я вот не пойму, что же она так уперлась.

Мы отходим от дома тёти Зины, оставив за спиной её предостерегающий взгляд и настороженного кота. Вместо ответов, у нас появились только новые вопросы.

– Ну и что теперь? Будем как настоящие детективы следить за Татьяной и её алкашом-сыном? – я шаркаю ногами по пыльной дороге.

– Со слежкой у нас, мягко говоря, не очень получается. – Виталий потирает подбородок. —В прошлый раз даже кот нас раскрыл. Давай по-простому – пойдём и познакомимся.

– Ага, и как звучит наш ненавязчивый вопрос? Извините, а не продаёте ли вы случайно трактор, в котором может быть спрятана улика к убийству? – говорю я с сарказмом в голосе.

– Эврика! Мы можем попросить её вспахать огород!

– Гениально. Только есть нюанс – у нас нет огорода.

– Ну… – Виталий не хочет сдаваться, – можно сказать, что для бабушкиной клумбы. Или…

В этот момент из-за угла появляется сам «объект нашего интереса» – сын Татьяны, переваливающейся походкой. От него пахнет, как от перебродившего компота. Он не уверено останавливается.

– Вы… вы ко мне?

– Да! – быстро соображаю я. – Мы как раз хотели… э-э-э… узнать, не пашете ли вы огороды на заказ?

– Нам бы небольшой участок… – подхватывает Виталий, —для цветочков… бабушке… покойной…

Сын тупо смотрит на нас, потом машет на нас рукой, и идет дальше по своим делам.

– Кажется, наш план «ненавязчивого знакомства» дал трещину…, – шепчет мне Виталий.

А в кустах за нами снова мелькает рыжий хвост – кот тёти Зины явно пришёл посмотреть на наш провал.

Мы направляемся к Татьяне – уж с ней-то мы точно найдем общий язык. В крайнем случае, вытянем нужную информацию по-хорошему.

Мы подходим к дому Татьяны, и она встречает нас на крыльце, закатав рукава и вытирая руки о замасленный фартук. Её взгляд – как у следователя на допросе.

Но сама хозяйка встречает нас далеко не так приветливо, как её жилище. Татьяна стоит, закатав рукава, вытирая ладони о замасленный фартук. Взгляд – острый, будто скальпель.

– Ну, чего надо? – бросает она, словно мы пришли не с добрыми намерениями, а с ордером на обыск.

– Мы насчёт трактора, – начинает Виталий, стараясь звучать непринуждённо.

– А вам-то зачем? – Татьяна скрещивает руки на груди. – У Лены – один сад, у тебя, Виталик, лужайка да два куста смородины. Вам трактор, как собаке пятая нога.

– Да не для себя! – улыбаюсь я, делая шаг вперед. – Хотим бабе Лиде память сделать. Разровняем землю, газончик аккуратный посадим…

– Газончик? – Татьяна фыркает, и в её глазах вспыхивает искорка недоверия. – Ой, какие заботливые! Баба Лида всю жизнь с лопатой в огороде ковырялась, помидоры растила, а вы ей – газон? Да она бы вас сапогом прогнала!

– Ну, может, внучки захотят… – осторожно вставляет Виталик.

– Ага, внучки! – Татьяна язвительно хмыкает. – Те, что раз в год наведывались? Нет уж, ребята, что-то тут нечисто. И вообще – кто вы ей такие? Родственники? Нет. Соседи? Так и соседи не лезут с газонами в чужой огород!

Татьяна с грохотом захлопывает дверь перед нашим носом, оставив в воздухе лишь шлейф дешевых духов и тяжёлое облако недоговорённостей. Холодный приём, но… тем интереснее.

– Продуктивно, – фыркаю я, отряхивая несуществующую пыль с рукава. – Прям как диалог с бетонной стеной.

Виталий подавляет смешок, пока мы отступаем к калитке, делая вид, что уходим. На безопасном расстоянии я одёргиваю его за рукав:

– Ладно, сосед, план Б. Сынок… За бутылкой «Балтики» разговорится как канарейка. Особенно если намекнёшь, что мамаша не узнает.

Виталий ехидно поднимает бровь:

– Какая «Балтика»? обижаешь! Здесь нужно кое-что покрепче.

Глава 12

Тёплый майский вечер растекается по посёлку золотистым мёдом. Последние лучи солнца цепляются за покосившиеся крыши, окрашивая пыльные стены домов в нежный персиковый цвет. Воздух густой и сладкий – пахнет распустившийся черёмухой, свежевскопанной землей и чем-то беззаботно-детским, будто летние каникулы уже стучатся в дверь.