Тихая Гавань. Искупление

Глава 1

– Госпожа зовет босса во сне, капо – произнес один из солдат, когда Кай подошел утром к спальне Адель.

Кай прикрыл глаза, не зная, что делать. Валериан разбился на гонках. Проблема в том, что он не мог разбиться сам. Стаж вождения слишком большой. Невозможно сдохнуть на трассе, которую знаешь, как свои пять пальцев. И все же у этого идиота получилось.

Что-то подсказывало капо, что Аннар был готов к такому исходу. После того странного телефонного разговора в день объявления помолвки с госпожой Ауэр, он был сам не свой. Парень помнит, как Адель подходила к его боссу и спрашивала все ли в порядке. Тот конечно же отвечал, что да.

Кай корил себя, что не понял раньше.

– Что бы со мной не случилось, запомни: Мой дом, мой пост, моя власть и деньги – всё принадлежит ей.

Они тогда напились, это было сказано вскользь, однако лишь сейчас капо осознал смысл этих слов. Кай вспомнил тот вечер, когда они с Валерианом и Яном пили и смеялись, обсуждая жизнь и будущее. Валериан, всегда уверенный в себе, говорил о своих планах, о том, как он собирается построить жизнь с Адель. «Она – моя опора. Мой покой, моя душа и моя жизнь», – повторял он, и Кай чувствовал, как искренность этих слов наполняет комнату теплом.

Но теперь это тепло казалось далеким и недостижимым. Кай закрыл глаза, пытаясь отогнать воспоминания о последнем разговоре с Валерианом. Он помнил, как тот выглядел в тот день – напряженным и взволнованным. Взгляд его друга был полон тревоги, но Кай не придал этому значения. «Всё будет в порядке», – сказал он тогда, не зная, что у Валериана на душе тяжесть, которую тот не мог разделить.

Теперь Кай чувствовал себя предателем. Он должен был заметить знаки, предостерегающие о том, что с Валерианом что-то не так.

Ауэр открыла глаза, и яркий свет, пробивавшийся сквозь занавески, резанул её по глазам. Как же хотелось, чтобы солнце больше никогда не светило. Не было смысла в нем больше. Она умерла. Горло болела будто девушка кричала не один день. Она встала на шатких ногах и подошла к зеркалу. Отражение, которое смотрело на неё, не вызывало ничего, кроме ужаса. Глаза были красными от слез, волосы растрепаны, а на лице застыло выражение полной потери. Адель прижала ладони к щекам, словно пыталась вернуть себе реальность, но вместо этого только ощутила холод – Я ведь даже не сказала, что люблю его....

Пока не поздно, важно говорить о своих чувствах. Показывать эмоции всегда. Сейчас. Иначе будет поздно.

Адель снова зажмурилась и представила себе Риана рядом с ней. Его голос звучал в её ушах: «Я с тобой, всегда». Но эта мысль только усугубила боль. Она покачала головой и прошептала – Нет, ты не с мной. – слезы текли рекой, и каждый всхлип был как крик о помощи.

Ей придется помнить его дольше, чем она его в принципе знала.

Ноги совсем не держали и в момент, когда хотелось скатиться по стенке, в дверь постучали. Вице-квестор не могла вымолвить ни слова. Первым вошел Кай и тут же подскочил, чтобы поддержать девушку. Она оперлась на него, закашлявшись от вновь накатывающей истерики.

Следом вошел старый мужчина. Он был похож на адвоката или юриста, и судя по всему им и являлся. Адель было плевать, как она выглядит. Держалась за Кая из последних сил. Мужчина приветственно склонил голову и начал – Я по поводу завещания, госпожа Адель. Можно так обращаться? Благодарю. – он сел за стол и продолжил. – Примите мои соболезнования, госпожа Адель. Прибыл я, потому что ваш почивший жених велел передать вам документы на дом и денежные средства.

Ей подали бумаги. Девушка посмотрела на содержание, пусть взгляд и расплывался. Отныне все имущество принадлежало Адель. Она была хозяйкой дома в тихом районе столицы, нескольких машин и игорного бизнеса. В конверте лежала красная банковская карта. Коснувшись пальцами и приподнимая её, Ауэр увидела записку: “Если что-то понадобится, родная – там хватит на всю жизнь”.

Руки задрожали. Адель сжала челюсти и выдохнула тихо. – Выйдите все…

Мужчина хотел возразить, однако Кай тут же вывел его. Девушка пыталась сдержаться. Честное слово, пыталась. Гнев и отчаяние ударили молотком по груди. Она сморгнула подступившие слезы и с остатками силы швырнула все документы в стену – Мне это все не нужно! Мне нужен ты! – выкрикнула Адель.

На это ушла вся энергия. Ноги стали ватными, и она упала на пол, заревев во весь голос. Дверь открылась, кто-то что-то кричал, но Адель не слышала. Ничего вокруг себя не замечала. Он обещал, что всегда будет рядом. Так почему ушел? Почему?

Истерика длилась около двух часов. Солдаты, проявляя уважение вышли из дома, как только услышали громкий плачь. Знали, госпожа бы не хотела, чтобы кто-то был свидетелем её горя. Только Кай, когда понял, что Ауэр затихла, медленно открыл дверь.

Адель лежала на полу, свернувшись калачиком, и сжимая в руках обручальное кольцо. Взгляд был устремлен в пустоту.

Парень подошел и со вздохом опустился рядом, помогая сесть. Взял за плечи. Ауэр схватилась за стену и хриплым от криков голосом попросила – Дай мне ручку.

Кай нахмурился. Взял со стола письменный предмет с красивой гравировкой и подал ей. Адель дойдя до подоконника, где лежал лист, брошенный несколько дней назад, уставилась в пустую графу.

“Не смей. Это неправильно” твердил разум. Что будет если не слушать?

“Я не смогла уберечь его от смерти, теперь сама подписываю контракт” звучал другой голос, который оказался громче.

Дрожащей рукой, она подписала себе приговор.

Год спустя.

Девушка вошла в поместье, громко хлопая дверью. Она инстинктивно поправила оружие за поясом черных легинсов. Элиас лежал на диване с прикрытыми глазами. Адель тут же подошла к нему с беспокойством. – Босс! Что с вами?

Винзенс тяжело вздохнул и подал ей руку. Рихтер взяла её, поддерживая и сжимая. Старик несколько мгновений молчал, а потом наконец произнес. – Время пришло, консильери.

Девушка нахмурилась, качая головой. – О чем вы, босс? Мы же не успели сделать то, что планировали. Их крах близко. Что вы говорите?

Элиас отнял руку и закашлялся. – Ты ведь…кхах… знаешь, что у меня нет приемника?

Рихтер кивнула, но ей не нравился ход этого разговора. Босс выглядит слишком бледным. Нездорово бледным. Вчера еще все было в порядке. Почему же вдруг… взгляд метнулся к столу, и она замерла. Стояла пустая склянка с ядом. Зеленые глаза вернулись к Винзенсу. Он болел раком. Тяжело болел. Неужели все плохо настолько, что босс решил избавиться от боли таким образом?

Мужская, сморщенная рука указала на дверь соседней комнаты. Оттуда, спустя мгновение вышел Раймонд, один из капо. За собой он прикатил машинку для создания татуировок. Адель выдохнула – Босс, вы…

– Ты никогда не склоняла колени. Ни перед кем. Даже передо мной, – тихо рассмеялся Элиас – Именно такой и должна быть глава клана.

Девушка прикрыла глаза и вернулась в события весны прошлого года.

Адель стояла у окна своего дома, глядя на дождь, который неумолимо стучал по стеклу. Каждая капля казалась ей слезой, которую она не могла больше пролить. Сердце сжималось от боли, и в душе царила пустота, которую ничто не могло заполнить. Она потеряла его и теперь мир казался серым и бесцветным.

«Почему это произошло?» – снова и снова спрашивала она себя. Ответа не было. Вместо этого в голове крутились мысли о том, что она могла бы сделать иначе, как могла бы предотвратить его уход. Но время неумолимо шло вперед, а её душа оставалась в прошлом. Не сберегла. Не спасла. Ключи от его гоночной машины до сих пор валялись в сумке. Видимо Валериан взял другую. Конченый придурок.

Ауэр ступила на порог поместья главы семьи Винзенс. Поместье возвышалось на холме, его силуэт резко вырисовывался на фоне затянутого облаками неба. Высокие башни с острыми крышами казались колючими, как зубья дракона, готовыми вонзиться в серое облачное покрывало. Стены из темного камня были испещрены трещинами, а местами покрыты мхом, словно само время пыталось поглотить это здание.

У входа стояли массивные двери, обитые черным железом и украшенные странными символами, которые могли бы напугать любого, кто осмелился бы подойти слишком близко.

Внутри царила полутьма. Лишь редкие лучи света пробивались сквозь запыленные окна, отбрасывая длинные тени на полы из холодного камня. Мебель, покрытая пылью, казалась заброшенной, а старинные портреты на стенах смотрели с укором на каждого нового посетителя.

Неужели такие еще существуют?

Каждый шаг по скрипучему полу отзывался эхом в пустых залах, а холодный воздух заставлял дрожать от ужаса. На заднем дворе раскинулся запущенный сад, где деревья с обнаженными ветвями тянулись к небу, словно искали спасения от чего-то ужасного.

Девушка, не стучась, переступила порог кабинета, куда её привели. Элиас сидел за столом, что-то читая. Звук открывающейся двери заставил его поднять глаза. Явно больше не старался быть добрым с ней. Винзенс изучал ее с интересом. В его взгляде читалось что-то вроде одобрения и одновременно предостережения. Он знал, что Адель пришла не просто за работой: она искала способ заполнить пустоту в своем сердце и душе. Если уже было что заполнять.

– Вы все же решили, мисс Рихтер? – она даже не стала спорить со своей фамилией, просто подошла, словно призрак неупокоенной души и положила контракт ему на стол.

Элиас довольно усмехнулся, глядя на красиво выведенную подпись внизу документа. Рано или поздно это должно было произойти. Он сложил руки в замок и спросил – Знаете ли вы, под каким предлогом ваш отец смог уехать отсюда?

– Он что-то вам пообещал. Это все что я знаю. – ответила Адель совершенно безжизненным голосом. Даже в такой момент, зная перед кем стоит, она не опускала взгляд и голову.

Старик кивнул, проходя по ней взглядом. Девчушка пролежала в отключке две недели, так ему доложили подчиненные, что занимались слежкой в доме Рихтер. Она плакала, звала покойного отпрыска Аннара, просыпалась и истерила. Приставленные к ней солдаты почившего босса помогали как могли. Иногда приходилось вводить успокоительные средства под кожу, только так девушка могла не сойти с ума и поспать.

Агния Аэль Рихтер сейчас ничто иное, как разбитая кукла, которая потеряла свою силу, похоронив любимого человека. И нет человека более доверчивого, чем тот, кто отчаянно жаждет надежду. Кто готов хватать её каждой частичкой тела, как утопающий за спасательный круг. Боль желает отыскать выход.

– Твой отец обещал, что как только тебе исполниться восемнадцать, ты вернешься в Берлин и выйдешь замуж за моего сына. В обмен я предоставляю ему работу вне страны и даже возможную свободу. Более спокойно и менее опасно. Но Алекс даже там умудрился найти себе проблем. – рассмеялся Винзенс, качая головой – Как видишь, сын мой мертв уже лет десять, а ты все равно в итоге вернулась.

Адель стояла перед Элиасом, словно статуя, вырезанная из мрамора. Каждое его слово не вызывало абсолютно ничего. Этот человек, этот старик, был символом всего, что она ненавидела. Он олицетворял ту безысходность, в которой она оказалась, и его смех звучал как издевательство над её потерей. Но может, стоит нырнуть в неё?

Винзенс поднялся и обошел стол, останавливаясь перед девушкой – Вижу тебе сейчас абсолютно плевать. – он оперся на свою трость, – Раз уж ты подписала контракт, тогда на колени.

Ауэр устало усмехнулась и покачала головой – Пошли к черту. – гордость, единственное что у неё осталось. Она не станет лишаться её.

Старик кивнул, а затем вытащил из сумки знакомый телефон. Девушка на автомате шагнула вперед – Откуда у вас телефон Риана? – не смогла сдержать она эмоции.

Элиас поднял брови, замечая реакцию. Кажется, он нашел рычаг давления. Воспоминания о мальчишке слишком свято для неё. Дон повертел его в руке и произнес, глядя в экран – Я могу отдать его тебе. Условия те же.

Адель сжала челюсти. Хотелось выхватить устройство и забрать себе. Это телефон Риана, как этот старик достал его? Даже в такой ситуации у неё был выбор. Валериан всегда восхищался стойкостью характера своей невесты. С первого дня знакомства. Она плевала на всех. Считала, что каждый человек равен. Никогда ни перед кем не склоняла головы. И сейчас… она не станет этого делать.

Натянув маску холодного равнодушия, Адель произнесла, крутя обручальное кольцо на пальце – Спину ломит. Увы не могу исполнить ваш… дохера важный приказ. – яд так и сквозил из её уст.

Элиас удивленно рассмеялся, в очередной раз понимая, что не с тем человеком разговаривает. Еле как успокоившись, он кивнул с легким удовлетворением. Старик хрипло выдохнул, – Отлично. На это я и рассчитывал. Слабаки мне не нужны. – он кинул телефон ей в руки.

Адель поймала его, сразу сжимая так, будто от этого зависела её жизнь. Винзенс молча сел обратно. Она не смогла сдержаться, разблокировала и вошла. Первой в вкладке был список контактов и записанные телефонные звонки. У Валериана была странная привычка записывать все, о чем разговаривает.

Палец ткнул в последний записанный разговор. Тот самый день, когда ребята приехали поздравить их с помолвкой. Сначала шли гудки, а потом из динамика раздался ледяной мужской голос – Сынок. До тебя, как на тот свет. Не дозвониться. – Адель вздрогнула от неожиданности. Дориан. Он звонил ему. Зачем?

– Отец. Дела были. Что-то случилось?

Девушка не смогла сдержать судорожный вздох, услышав родной голос. На глаза навернулись слезы. Риан…

– Мне птички донесли, что мой старший сын и младший босс наконец нашел ту, которую готов сделать своей женой – в тоне звучала угроза, – И не кого-либо, а старшую Рихтер. Интересно, не находишь?

– Может тебе к психиатру сходить, если с тобой птицы разговаривают? – спокойно ответил Валериан.

– Щенок. – прошипел Дориан, – Смеешь язвить? Я кажется посылал тебя устранить девчонку. Что пошло не так?

– Босс, я не собираюсь с вами обсуждать свое решение. Это нужно для… – парня прервали.

– То есть я могу приказать снайперу поехать к тебе домой, чтобы Рихтер больше не доставляла проблем?

– Нет! – вырвалось у Аннара неосознанно, и он явно корил себя за это.

В трубке раздался победный смех – Вот оно что… – протянул Дориан, явно не ожидавший такого, – Так эта девчонка тебе дорога.

Валериан ничего не ответил. То ли не знал, то ли сдерживал порыв нагрубить.

– Ты или она? – спросил неожиданно мужчина.

– Что? – не понял Валериан, затаив дыхание.

– Один из вас умрет. Второго я не трону, даю свое честное слово.

С каждым словом отца Валериана, Адель сжимала телефон все сильнее. Ноги стали ватными.

– Выбор за тобой. – как гром среди ясного неба произнес Дориан и сбросил трубку, несмотря на то, что Валериан пытался что-то ему сказать.

Запись кончилась.

Девушка схватилась за спинку ближайшего кресла, чтобы не упасть. Сердце колотилось, как бешенное. Гонка была не случайной. Она ведь знала, что Риан не мог просто так сдохнуть. Трасса, скорость – его стихия. Он нарочно это сделал. И весь тот спектакль с поездкой, а в дальнейшем то, что произошло у старого клена во дворе – было специально. Адель зажмурилась, пытаясь сдержать слезы. Он врал ей. Нагло врал. Чтобы что? Чтобы спасти? Валериан даже не посоветовался. Они могли что-то придумать. Он ей ничего не сказал. Он должен был сказать! Они могли что-нибудь сделать! Вместе!

Элиас смотрел на все это внутреннее переживание чувств и усмехнулся, – Твоему ненаглядному не оставили выбора, верно? Теперь ты знаешь, кто виновен в его смерти. Как планируешь поступить?

Адель тяжело дышала несколько минут, сжимая кресло до боли в пальцах. Слезы так и не пролились. Застыли и исчезли. Она открыла глаза, и старик мог бы поклясться, видел там жажду убивать. Девушка глубоко вздохнула, выпрямилась и произнесла – Отплатить Аннарам той же монетой.

Открыв глаза, Адель спокойно и холодно выдохнула – Вы назначаете меня?

– Тебя, девочка. Тебя. Ты доказала свою силу и верность. Никому из этих остолопов я не могу доверить клан. – ответил Винзенс.

– Но женщина не может управлять семьёй, – нахмурилась Ауэр. Она чуть свела брови на переносице, – Нет такого понятия как женщина – Дон.

Старик улыбнулся, как-то по-отечески что-ли. А потом взял её за руку – Времена меняются. На дворе кончается столетие. Раньше мы не могли вводить своих людей в ряды правоохранения, а теперь мы везде. Почему ты не веришь, что сможешь?

– Это большая ответственность, босс – покачала головой Адель, – Речь шла, что я под вашим руководством устраню Аннаров. Вы бросаете на меня эту ношу.

Элиас устало выдохнул, смотря в потолок и чувствуя, как слабеет – Времени нет, девочка. У меня нет времени. Я с самого начала привел тебя сюда, чтобы ты в будущем заняла мое место. Просто не думал, что это случиться так скоро.

Ауэр поджала губы, смотря на своего босса, – Вы серьезно?

– Как никогда. Ты отличный стратег, знаешь структуру полиции, и тебя никто не знает. Кто как не ты? Надеюсь, госпожа Рихтер не отступиться от своих целей? – повернул старик голову.

Взгляд зеленых глаз загорелся решимостью и опасным огоньком. – Никогда.

Элиас Винзенс прикрыл глаза и сказал своему подчиненному – Раймонд, набей татуировку и объяви всем нового Дона. Это моя последняя воля.

Парень склонил голову и, сдерживая волнение, подошел к столу, на котором лежали инструменты для татуировки. Он понимал всю серьезность момента: это не просто изменение статуса, это передача власти и ответственности. В воздухе витала напряженность.

Адель почувствовала, как сердце забилось быстрее. Она мечтала о власти, но никогда не думала, что её жизнь приведет к такому повороту событий. Она смотрела на Элиаса, его лицо было усталым, но в нем всё ещё читалась сила и решимость. Он верил в неё, и это придавало ей уверенности.

– Вы уверены в своем решении, босс? – спросила Адель, стараясь сохранить спокойствие. – Это изменит всё.

– Я уверен, – ответил Элиас, его голос звучал твердо. – Ты – единственная, кто способен вести наш клан в новое время. Я верю в тебя больше, чем в кого-либо другого.

Раймонд начал готовить инструменты, внимательно следя за каждым движением. Атмосфера в комнате становилась всё более напряженной. Адель понимала, что от этого момента зависит не только её будущее, но и будущее всего клана.

– Хорошо, – произнесла она, собравшись с мыслями. – Я приму этот вызов. Но я сделаю это по своим правилам.

Элиас кивнул, одобряя её решимость.

– Это именно то, что мне нужно было услышать. Теперь ты должна показать всем, что ты – Дон. Будь жесткой и решительной. Не позволяй никому сомневаться в твоей власти.

Адель почувствовала прилив силы. Она знала, что впереди её ждут трудности и предательства, но она была готова сразиться за своё место в этом мире.

Раймонд подошел к ней с татуировочным аппаратом в руках.

– Готовы? – спросил он.

Она посмотрела на него и кивнула.

– Да.

С каждым движением иглы она ощущала, как её жизнь меняется навсегда. Татуировка символизировала её новую роль – Дона клана Винзенсов. Она была готова взять на себя ответственность и доказать всем, что женщина может управлять семьей не хуже любого мужчины.

Когда процедура завершилась, Раймонд отступил назад и дал ей возможность взглянуть на результат. На её плече красовалась сложная татуировка – символ власти и силы. Орел. В клюве ядовитый цветок.

– Босс, я.... – Адель повернулась к Элиасу, но застыла, увидев, что чужая грудная клетка больше не поднимается.

Раймонд прикрыл глаза и опустился на колени – Что прикажете, босс?

В тот момент, когда Элиас покинул этот мир, её жизнь уже не могла быть прежней. Адель стояла, охваченная смесью горя по человеку, который уже стал ей наставником. И ответственности. В её голове пронеслись мысли о том, что теперь на её плечах лежит бремя управления кланом.

– Раймонд, – произнесла она тихо, стараясь собраться с мыслями. – Я понимаю, что это тяжёлый момент для всех нас. Но мы не можем позволить себе слабость – девушка перевела взгляд на Элиаса – Похоронить по всем традициям и отдать почести.

Парень кивнул, готовый слушать. Он был предан прежнему боссу. За этот год сблизился со старшей дочерью Рихтер. Он будет предан и ей, если такова воля почившего Дона.

Адель посмотрела в окно. Время шло к закату. За сегодня она ужасно вымоталась после задания. Нужно было устранить несколько предателей, и приказ был выполнен превосходно. Сейчас бы не помешало в душ. Татуировка еще ныла, и эта боль отрезвляла. Никакой слабости, никакой пощады.

– Собери всех в главном зале и отошлите приглашения побочным ветвям.

Парень кивнул и поднялся – Я займусь охраной, – предложил Раймонд. – Мы должны установить дежурства и следить за каждым движением вокруг нас.

– Хорошо, – ответила Рихтер. – И ещё… никто не должен знать о смерти Элиаса до тех пор, пока мы не будем готовы. Это наша тайна, и мы не можем позволить врагам почувствовать нашу слабость.

Глава 2

Год спустя

Тусклый свет ламп освещал длинный стол, покрытый темно-зеленой бархатной скатертью. В воздухе витал запах сигарет и дорогого виски, смешанный с легким налетом напряженности. В зале царила тишина, нарушаемая лишь тихим шорохом бумаги и звуками, доносящимися из-за двери. Это было место, где решались судьбы, где каждое слово могло стать приговором или спасением.

На одном конце стола сидел Дон Альберто – глава клана Чезаре, его лицо было обрамлено уже немного седыми волосами, а глаза светились холодным блеском. Вокруг него расположились его ближайшие советники и подручные: люди, которые знали, что такое преданность и страх.

Дон Рикардо начал собрание. Его голос звучал низко и уверенно, как будто сам по себе мог расправиться с любыми сомнениями – Мы здесь не для того, чтобы обмениваться любезностями, – произнес он, пристально глядя на остальных. – Для чего Винзенс нас вызвал? Что за срочность и важность? И с каких пор мы должны обсуждать все на его территории, в его стране? Я понимаю, что мы десять лет назад решили сделать Элиаса нашим негласным лидером против мерзавцев, но все же…

– Видимо Дориана не пригласил? Неужели наконец решил действовать? – рассмеялся кто-то из присутствующих.

– Мы должны показать ему, что мы сильнее, – вмешался Дон Лоренцо, его голос звучал уверенно, но в нем слышалась нотка агрессии. – Устранение Аннара – единственный способ вернуть контроль. К тому же он пару лет назад потерял старшего сына. Подручного. Младшие ни на что не годятся. Дочке и десяти нет. Если Дориан умрет, все его угрозы спадут, и мы сможем нормально сосуществовать. Жалко, а ведь Валериан часто помогал нам в тайне от отца.

Взгляды всех присутствующих сконцентрировались на нем. Каждый понимал: в этой комнате нельзя было проявлять слабость. На это предложение раздались недовольные шепоты. Дон Антонио, известный своим осторожным подходом, властно поднял руку.

– Убивать Дориана сейчас – рискованно. Это может привести к еще большей войне, которая затронет всех нас. Мы должны действовать более хитро. Давайте подкупим их информаторов или создадим внутренние конфликты.

Дон Рикардо вновь взял слово, – Я ценю ваши мнения. Но помните: мы должны действовать с холодной головой. У нас есть ресурсы и люди, которые готовы поддержать нас. Если мы будем действовать вместе, у нас есть шанс одержать победу без лишних жертв.

Обсуждение продолжалось. Каждый из Донов высказывал свои идеи и предложения. Обсуждали возможные действия: от экономических манипуляций до создания альянсов с другими кланами. Напряжение нарастало; каждый понимал, что от их решений зависит не только будущее их кланов, но и их жизнь.

Внезапно раздался стук в дверь. Все взгляды устремились к ней. Дверь распахнулась, и в зал вошла женщина, облаченная в строгий черный костюм. Ее длинные черные волосы были собраны в аккуратный пучок, а глаза, сверкающие как стальные клинки, обводили присутствующих с холодным интересом. За ней, широким водопадом шли солдаты. Среди них были, как подчиненные Винзенса, так и подчиненные из клана Аннар.

Все знали кто это. Консильери Рихтер – одна из немногих женщин, которые смогли занять высокое место в этом мире, полном мужчин. Ее появление вызвало мгновенное напряжение. Винзенса рядом с ней не было, как обычно. Это означало только одно.

– Извините за вторжение, – произнесла Агния, ее голос звучал уверенно и властно. – Но кажется, это я созвала вас всех. Или правило “Семеро одного не ждут” еще действует?

Младший из Донов хмыкнул, оглядывая женщину – А говорили немцы пунктуальные.

– Во мне есть итальянские и даже русские корни, мальчик. – усмехнулась Агния, заставляя того в удивлении приоткрыть рот.

Дон Рикардо, который до этого момента был неоспоримым лидером собрания, слегка нахмурился. Он знал о репутации Рихтер – она была умной и расчетливой, но ее методы часто шли вразрез с традициями.

– Не знаем зачем вы нас созвали. Мы обсуждаем важные вопросы, консильери Рихтер. – сказал он, стараясь сохранить контроль над ситуацией. – У нас уже есть план. Позвольте спросить, где сам Винзненс?

Женщина наклонила голову в бок. Один из её подчиненных помог ей снять пиджак, что был накинут сверху. Все в зале затаили дыхание. Плечо Рихтер было украшено татуировкой главы клана.

– Винзненс не сможет присутствовать на этом собрании, и во всех последующих тоже. – произнесла Агния, её голос был холоден, как лед. – Он приказал мне занять его место и представить наши интересы. Да упокоит Господь его душу.

В зале воцарилась тишина. Это могло означать как угрозу, так и возможность. Рихтер продолжала, не обращая внимания на напряжение:

– Я здесь, чтобы напомнить вам, что мы не можем позволить себе роскошь разногласий в это критическое время. Аннары действуют слишком агрессивно, и, если мы не объединим усилия, последствия могут быть катастрофическими. Помниться они недавно ступили на территорию клана Чезаре, хотя договор полагал иное.

Дон Ритто, прервал её – И ты думаешь, что мы должны доверять тебе? Каким образом, Винзенс отдал тебе пост? Ты – женщина. Как ты можешь знать, как вести дела и тем более так с нами разговаривать?

Женщина бросила перед ними на стол завещание Элиаса вместе с его пистолетом. Поставила руки на скатерть, так чтобы было видно кольцо на безымянном пальце и громко произнесла – Я, Агния Аэль Винзенс. Старшая дочь главы второй по силе побочной ветви мафии Берлина. Бывший консильери ныне покойного Элиаса Винзенса. Действующий Дон этой семьи. А также вдова умершего Валериана Ноэля Аннара. – на этой фразе все опешили, замирая словно зал со статуями. Она оглядела всех присутствующих, прежде чем продолжить. Взгляд был подобен тону голоса. Ледяной, решительный, уверенный и нетерпящий пререканий. – Это значит отныне: Всё – на мне. Я обязана оберегать семью. Достойно нести её честь и вести нас всех к объединению.

На этот раз все взгляды были прикованы к ней – Мой муж погиб от рук своего отца, и будьте уверены, ему это вернется в стократ.

Она взяла клинок покойного босса и надрезала ладонь. Капли крови упали на листок с новым договором. Традиционный ритуал принятия решения. Первый кто надрежет ладонь – заявляет свое право на правки. При условии, что все согласны доверить свои жизни и свободу этому человеку. Смело? Глупо? Даже слишком. Женщине было плевать. Осталось убедить остальных в своей силе и решимости.

Винзенс усмехнулась, её глаза блеснули. – Понимаю, вы теряетесь в сомнениях. Ведь если вы откажетесь, то навлечете на себя подозрения в пособничестве Дориану. Согласитесь – поклянетесь жизнью. Мы не можем дальше бездействовать и спускать Аннарам все с рук. Я готова положить жизнь за его смерть.

Их всех окружили подчиненные, что незаметно заняли почти весь зал. Почти пять десятков человек. У Донов не было столько на данный момент. На собраниях негласное правило – не нападать. Агния сжала ладонь, и взяв договор в руки, послала его по кругу, где сидели главы. – Я ясно дала вам понять, что случиться в случае отказа?

Доны помладше уже были согласны, потому молча проводили лезвием по ладоням, помечая договор. Те, кто постарше – сомневались.

– Я пришла предложить вам альтернативу. Скоро начинаются шестидесятые года. Будьте уверенны, Аннары уже в течении этого года перестанут быть проблемой. – продолжала стоять женщина в самом центре и вещать, как стратег. Она прекрасно понимала, что никому не хочется прогибаться под женщину. Но также понимала, что ненависть к крупнейшему клану может вполне пересилить предрассудки.

Вопросов к статусу женщины не было. Она имела власть и полное право голоса в их рядах. Теперь, когда на её плече поверх шрамов находиться татуировка главной ветви.

– И как вы собираетесь это сделать? Это рискованно… – начал Дон Ритто.

Агния прервала его. – Они не заподозрят ничего, если мы действуем быстро и слаженно. У меня есть люди внутри их организации, которые готовы помочь. – властный жест рукой заставил тридцать человек из клана Аннар выйти вперед с Каем во главе.

В зале воцарилось молчание. Каждый Дон понимал, что предложение Дон Винзенс было рискованным, но в то же время оно могло принести победу в битве, что длилась годами из-за нерешительности.

– И что вы хотите взамен? – спросил Дон Антонио с настороженностью.

Агния улыбнулась, ее глаза блеснули хитрой искоркой – О, совсем немного. Сначала смерть Дориана и его семейки. Всех тех, кто облачил меня в похоронные одежды. Прежде всего моя цель не власть, а месть. Уверяю, что в случае победы, каждый клан будет независим.

Все прекрасно помнили Валериана, некоторые искренне уважали этого молодого человека. Но никто не знал, что у того есть супруга. Тем более та, что готова начать за него открытую войну.

Кай подал ей бокал виски. Винзенс посмотрела на жидкость в своей руке и хмыкнула. – А еще я хочу равноправия. Я не просто женщина в этом бизнесе. Я хочу быть частью принятия решений так же, как и вы все. Мы должны работать вместе – иначе все потеряем.

Рикардо посмотрел на остальных Донов, затем вернулся к Агнии – Вы знаете, что мы никогда не принимали женщин в нашем кругу. Это традиция.

– Традиции меняются, – ответила она громко и жестко. – И, если вы хотите выжить, придется адаптироваться. Я предлагаю вам шанс на победу. Не упустите его из-за предвзятости. В моих руках вся сила солдат, капо и единомышленников Берлина, а также значимая часть солдат и капо из нашей столицы. Не думаю, что у вас есть что противопоставить на данный момент, господа.

После долгого молчания Дон Марио наконец произнес – Я согласен с Дон Винзненс. Если у нас есть возможность ослабить Аннаров, мы должны ее использовать.

Другие Доны начали переглядываться, и вскоре согласие стало общим. Рикардо кивнул – Хорошо, Дон Винзенс. Мы принимаем ваше предложение. Но помните: если что-то пойдет не так, вы будете нести полную ответственность за последствия.

Агния улыбнулась – это была улыбка победителя. Она подняла бокал в тосте. – Я готова рискнуть ради общего дела. Винзенс всегда говорил: «Сила в единстве». Да поможет нам всевышний.

Собрание продолжилось с новыми силами и свежими идеями. Теперь у них был план, который включал в себя как старую школу стратегии, так и новые подходы, которые могла предложить Агния. В этот момент все поняли: изменения на горизонте неизбежны, и они должны быть готовы к ним.

После окончания, женщина накинула пиджак на плечи и на прощание кинула. – Кстати к слову. Я немного подправила омерту. Рекомендую ознакомиться в ближайшее время.

Агния Аэль Винзенс.

«Адель Розали Ауэр» в ней окончательно бледнела. Теперь это имя ничего не значило. Вместе с ней исчезла и сама суть, которая росла все эти годы. Честность, справедливость, правильность. Смех, игра и ложь – вот нынешняя реаль.

На следующий день, женщина стала готовить все документы. Главы других кланов писали ей для подробного выяснения её действий. Она прекрасно осознавала, что за этим последует. И впервые она не чувствовала себя кем-то другим, кроме как главой самого сильного клана в Германии. Теперь её обсуждали, её осуждали, о ней хотели знать. Агния даст понять всем, как далеко всё это зашло и как далеко может зайти. Нет ничего опаснее женщины, потерявшей любимого человека.

– Примете совет от своего консильери? – подал голос Кай, прислоняясь к стене напротив и глядя на то, как босс закуривает сигарету.

Винзенс откинулась на спинку кресла и усмехнулась – Если осмелишься.

– Это собрание всем запомниться надолго. Если есть предатели, то уже доложили Аннарам. Я считаю, что пока стоит затаиться.

“Если не пойдешь по головам – сдохнешь, как твой благоверный”

Голос Элиаса до сих пор звучал в её голове.

Агния подняла брови. – Да что ты? – тон её был по обыкновению снисходительным, – Затаиться? Я пряталась три года и пробивала все связи Аннаров, выискивала слабые места, чтобы просто затаиться?

Она коснулась янтарного ожерелья, что свисало на шее и рассмеялась. – Дерьмо совет, мой милый консильери.

Кай покачал головой – Ты изменилась, Адель. – он не стал продолжать, что его госпожа стала похожа на своего отца. А еще больше на Валериана.

Женщина подняла острый взгляд и наклонила голову в бок. – Что я тебе говорила на счет этого обращения?

Парень устало выдохнул, отходя от стены – Что вы, босс не желаете его слышать.

– Умница. – холодно хмыкнула Винзенс и подняла руку с тлеющей сигаретой вверх, – Подготовь мне паспорта и билет. А также будь добр, оплати билеты Донам обратно в страну. Мы летим домой.

Дом. У неё больше нет дома.

Кай кивнул, его лицо оставалось серьезным. Он понимал, что сейчас речь идет не просто о поездке. Это было возвращение, которое могло изменить все. Ауэр. Рихтер, ставшая Винзенс, была полна решимости, и это ощущение силы наполняло её энергией.

– Вы уверены, что это правильный шаг? – осторожно спросил он. – Мы все еще под прицелом.

Месяц. Целый месяц прошел с тех пор, как Адель касалась холодных стен, пытаясь понять, где она. Теперь эти стены стали ее вторым домом, а холод – постоянным спутником. Месяц, наполненный мраком, голодом, жаждой. Они хотели сломить ее, но она была выкована из стали.

Удар. Кулак обрушился на ее ребра, выбивая из легких остатки воздуха. Адель согнулась, но не упала.

Удар. На этот раз в живот. Острая, жгучая боль пронзила насквозь, заставляя мышцы сжаться в судороге. Она заскрипела зубами, впиваясь ногтями в ладони.

Еще удар. По лицу. Голова резко дернулась в сторону, разрывая уже зажившую корку на скуле. Потекла свежая кровь, смешиваясь с грязью и потом.

Девушка подняла голову, медленно, с усилием. Ее глаза, глубоко запавшие и окруженные синяками, встретились с глазами ее мучителей. Их было двое, как всегда. Крупные, безликие тени в полумраке, их лица скрыты капюшонами или просто неразличимы в скудном свете. Они были просто инструментами, безжалостными, но безымянными.

Адель не видела в их глазах ни ненависти, ни удовольствия. Только холодное, отстраненное равнодушие. И это было хуже всего. Это означало, что они просто выполняли приказ, и никакие ее страдания не могли тронуть их.

Но и в ее взгляде не было ни мольбы, ни страха. Лишь обжигающая, раскаленная добела ярость, смешанная с презрением. Ее губы, разбитые и распухшие, растянулись в подобии усмешки, обнажая кончик языка, который провел по засохшей крови.

– Это все, на что вы способны? – прохрипела она, и даже ее собственный голос звучал чужим, надломленным.

– Заткнись, сука!

Ее тело было истерзано. Синяки наслаивались на синяки, раны едва успевали затянуться, прежде чем появлялись новые. Она потеряла в весе, ее кожа была бледной, почти прозрачной, но в ней оставалась эта невероятная, почти сверхчеловеческая выносливость. Каждый удар лишь укреплял ее решимость. Они могли сломать ее кости, но не дух.

Она была выкована в огне, и теперь этот огонь горел внутри нее, ярче и яростнее, чем когда-либо. Месяц пыток не сломил ее. Он лишь отточил ее инстинкты, закалил ее волю и превратил ее в нечто еще более опасное. Она не просто выживала. Она ждала своего часа. И когда он настанет, она сделает так, что они пожалеют о каждом ударе, о каждом дне, проведенном ею в этой чертовой яме.

Адель касалась руками холодных, шершавых стен. Сырой известняк крошился под пальцами, оставляя на коже мелкую пыль и ощущение липкой влаги. Мрак был почти абсолютным, лишь тусклая, одинокая лампочка под потолком бросала желтоватое пятно света в одном углу, оставляя остальное пространство во власти теней. Воздух был тяжелым, пропитанным запахом плесени, сырости и чего-то еще, более тревожного – запахом застоявшейся безысходности.

Камера была не больше чулана, с низким потолком, который давил, и земляным полом, липким от сырости. Ни окон, ни мебели, кроме ржавого металлического ведра в углу. Каждая мышца ныла, голова гудела от удара, а запястья болели от веревок, которыми ее, должно быть, связали до того, как бросить сюда. Одежда – некогда черный костюм – теперь был грязным, порванным, и местами прилипал к коже от засохшей крови. Ее собственной.

Но Адель не была обычной пленницей. Ее учили не сдаваться, никогда. Страх был, конечно, но он смешивался с жгучей яростью и холодным, расчетливым анализом.

Она медленно провела ладонью по лицу, ощущая ссадины и припухлость на скуле. Пальцы нащупали металлический привкус крови на губах. Голод и жажда скреблись внутри, но это было ничто по сравнению с острым, как бритва, осознанием ее положения.

Адель прислонилась спиной к стене, игнорируя холод, проникающий сквозь тонкую ткань. Она закрыла глаза, чтобы сосредоточиться, отфильтровать шум в голове и прислушаться. В этой кромешной тишине она слышала лишь собственное прерывистое дыхание и мерный стук сердца. И где-то далеко, за толстыми стенами, едва уловимый скрип, возможно, чьи-то шаги, или просто ветер.

Она ждала. Ждала их появления, их вопросов, их угроз. И каждую секунду ее мозг работал, перебирая варианты побега, оценивая шансы, вспоминая каждую деталь своих похитителей, которую успела заметить перед тем, как потерять сознание. Даже в самой глубокой яме всегда есть выход.

Окровавленная рука опустилась, держа пистолет. Два мертвых тела лежали на том месте, где все это время страдала девушка.

Ровно через месяц плена и один день. Адель Розали Ауэр совершила свое первое убийство.

Воспоминания не принесли абсолютно никаких эмоций. Женщина давно привыкла к своим ссадинам на теле. Это сделало её сильнее. Так сказал Элиас, после того, как Адель все-таки вернулась в его особняк.

– Я не собираюсь прятаться больше, – ответила она с холодной решимостью. – Я устала от бегства и укрытий. Они все думают, что смогли сломить меня. Но они не понимают, с кем имеют дело.

Кай знал, что её слова были не просто пустым бахвальством. Внутри неё бушевал ураган эмоций: гнев, печаль, жажда мести. Она потеряла слишком многое.

– Что ты собираешься делать, когда вернёмся? – спросил он, стараясь уловить её мысли. Ведь детально план еще не обсуждался

Агния задумалась на мгновение, её взгляд стал острым и проницательным. Она знала, что на неё смотрят не только как на женщину, но и как на лидера. Её действия должны были говорить сами за себя – Я покажу Аннарам, какую ошибку они совершили.

Кай почувствовал волну уважения к своему боссу. Она действительно изменилась, и эта перемена была не только внешней. Да, безусловно. Из-за стресса и возраста Адель сменила образ жизни. Волосы стали не просто темными, как раньше, а черными. Сильно сбросила вес. Постоянные задания от Элиаса закалили её тело и дух. Больше она никого не жалела. В ней проснулась сила, которую никто не мог игнорировать. Она больше не девочка, не девушка. Она стала женщиной.

“Мои личные жертвы не имеют значения. Главное – продолжать борьбу. Я должна провести реформирование, пока не стало слишком поздно” сказала как-то Адель.

Поняв, что большего от неё ничего не добьется, парень кивнул – Хорошо, я подготовлю все необходимое, – сказал он, его голос был полон решимости.

Агния кивнула и снова повертела кольцо на безымянном пальце. Оно стало для неё символом не только утраты, но и новой жизни. Она знала, что впереди будет много трудностей, но теперь у неё была цель – отомстить за то, что у неё отняли.

– И еще одно, – добавила она, когда Кай уже почти вышел из кабинета. – Убедись, что у нас есть информация о каждом шаге Аннаров. Я хочу знать их планы раньше них самих.

Кай остановился и обернулся – Сделаю всё возможное. Но помните, что играете с огнем.

– Я знаю, – ответила она с улыбкой, которая была одновременно и холодной, и полной уверенности. – Только ты забыл, что на каждое пламя найдется свое цунами.

Кай покачал головой, словно пытаясь отогнать дурные предчувствия.

– Ваши мысли иногда становятся опаснее ножей, госпожа. Вы должны быть осторожнее с тем, что думаете.

Женщина горько усмехнулась, и этот звук был похож на шелест осенних листьев, опавших на холодную землю. В ее глазах, обычно сверкающих жизнью, плескалась тоска, бездонная, как океанская пучина. Воспоминания, словно злые духи, вырвались на свободу, терзая ее изнутри.

– Знаешь, о чем я однажды подумала, Кай? О том, что Риан умер… а мир не рухнул. Солнце продолжало вставать, люди продолжали смеяться и любить, словно ничего и не случилось. И тогда во мне родилось чудовищное желание… чтобы никто больше не был счастлив. Чтобы все почувствовали ту же боль, ту же пустоту, что и я. Чтобы мир погрузился во тьму, отражая тьму моей души. И тогда я поняла… я прогнила насквозь.

– Адель, это лишь мысли. – нахмурился Кай, стараясь достучаться до ее разума, напомнить ей о человечности, которая, казалось, угасала в ней. – Каждый из нас испытывает подобные порывы в минуты скорби. Это не делает вас чудовищем.

Адель подняла на него взгляд, и Кай отшатнулся. В ее глазах больше не было боли, лишь ледяная решимость.

– Нет, Кай, это больше не мысли. Это желания. – прошептала она, и ее голос звучал как похоронный звон. – А желаний стоит бояться.

Когда Кай вышел из кабинета, Агния осталась одна со своими мыслями. Она была готова к войне – войне за свою честь и за тех, кого она любила и тех, кого уже не вернуть.

…

Женщина коснулась земли высокими каблуками. Только что самолет приземлился в столичном аэропорту. За дом она не переживала. Оставила Реймонда за главного и спокойно вернулась туда, где уже не была целых три года.

Город встретил Дона Винзенс мягким светом уличных фонарей, которые отражались в влажных брусчатых улочках, создавая атмосферу жизни даже в это время суток. Свежий вечерний воздух наполнил её легкие. Смех прохожих, отдаленные звуки музыки из маленьких кафе и ресторанов, а также шорох листьев на деревьях. Агния присела на край фонтана и просто наблюдала за жизнью вокруг – за влюбленными парами, гуляющими под звездами, за детьми, играющими с водой, за людьми, которые делились историями и смехом.

Внутри появилась глубокая, ощутимая тоска и обреченность. На губах расцвела горькая улыбка. Все так хорошо. Они жили и радовались. А Агния… она больше не могла. Как бы не хотелось почувствовать легкость и счастье – не получалось. Потому что не достает одной большой части. Риана. Его больше нет. И её не стало вместе с ним. Часы остановились. Время больше не шло вперед.

От дальнейшего траура её прервал телефонный звонок. Не её. Телефон Риана. Агния нахмурилась и посмотрела на экран. Незнакомый номер. Сделав глубокий вдох, она подняла трубку – Да?

– Здравствуйте, а можно Валериана? – раздался детский голосок.

Винзенс опешила и не смогла ничего придумать, кроме как ответить – А кто это?

– Роза. Он обещал приехать, я его ждала-ждала, звонила. А его все нет. – девочка явно грустила.

Агния спросила, садясь ровно от удивления, – А куда и когда он должен был приехать?

Роза чихнула и чем-то пошумев возле трубки ответила, – В детский дом, ко мне. Сказал, как все на работе наладиться, он приедет и заберет меня. Разве Валериан вам не рассказывал? – Винзенс кажется забыла, как дышать – Вы, наверное, его жена. Адель, верно?

Женщина поджала губы, чувствуя, как в груди растет что-то непонятное. – Простите, Роза. А сколько вам лет?

– Мне восемь… – ответила девочка.

Агния прикрыла глаза и сглотнув, выдохнула – Роза… а хочешь, я к тебе приеду?

В детском голосочке прозвучала радость и нетерпение. – Да! Хочу!

На губах сама собой появилась улыбка. – Говори адрес.

Агния чувствовала, как в ней борются противоречивые эмоции. С одной стороны, она была охвачена тоской и печалью о Риане, с другой – этот неожиданный звонок от Розы словно что-то всколыхнул внутри нее. Что-то старое, светлое. Она не знала, что делать с этой информацией, но одно было ясно: девочка ждала, надеялась и верила. Женщина глубоко вдохнула и встала с места.

По пути к детскому дому Винзенс старалась сосредоточиться на том, что ждёт её впереди. Она представляла себе Розу – маленькую девочку с большими глазами и мечтами о семье. Господи! Глава клана не понимала, что делает. У неё сейчас совершенно другие планы. Ребенок не вписывается. Это только всё усложнит.

– Значит поставим на колени всю криминальную свиту, станем главными среди защиты столицы и уедем колесить по свету. Сделаем все, о чем мечтали. Да, Моя Роза? – спросил он тихо.

– Если очень захотим, у нас будет ребенок. Я тебе обещаю.

Валериан действительно… хотел сделать её счастливой. Он хотел удочерить малышку. Когда они поженятся. Эта девочка… Агния зажмурилась. Дьявол. Она прокашлялась и старалась успокоиться. Когда она наконец подошла к детскому дому, её охватило волнение. Она сделала глубокий вдох и подозвала одну из воспитательниц. В коридорах издалека слышался смех детей. Это место было полным жизни, несмотря на то, что здесь жили дети без родителей.

Через какое-то время к ней во двор выбежала маленькая девочка. В милом красном платьице и русыми косичками, как у неё самой в детстве на фотографиях. Глаза были светло-голубыми, а улыбка чистая и яркая. – Ты пришла! – воскликнула Роза и бросилась к ней на встречу.

Агния наклонилась и обняла девочку, когда та в неё врезалась и чуть не снесла. – Привет… – тихо выдохнула женщина, касаясь детской макушки и инстинктивно прижимая к себе. Роза прижалась к Агнии, и в этот момент время словно остановилось. Винзенс чувствовала, как тепло и нежность заполняют её сердце. Впервые… после смерти Риана.

– Я так и знала! Ты именно такая! – с восторгом произнесла Роза, отстраняясь, чтобы рассмотреть Агнию. На вопросительный взгляд, девочка ответила, прижимаясь ближе – Как Валериан рассказывал! Красивая и милая.

Агния улыбнулась, пытаясь скрыть слёзы, которые подступили к глазам. Она почувствовала, как сердце сжалось от смешанных эмоций – Спасибо, Роза. – тихо сказала Винзенс, стараясь взять себя в руки. – Ты тоже очень красивая.

Роза, не отрываясь от Агнии, продолжала с любопытством изучать её лицо – Ты знаешь, он всегда говорил, что ты самая сильная и храбрая. А еще дерзкая и умная. Он гордился тобой и хотел нас познакомить! – уверенно произнесла девочка.

Агния закрыла глаза на мгновение, представляя себе Валериана, его улыбку и родные глаза. Воспоминания вдруг захлестнули её снова и по щеке все же скатилась слеза. Женщина подняла голову вверх, к небу. Оно забрало у нее и брата и любимого. Агния думала, что уже смирилась. Думала. Оказалось, нет. “Боги, почему так больно?”

Роза, заметив, как Агния вновь погружается в свои мысли, слегка сжала её руку. Она не понимала, что именно произошло, но чувствовала, что что-то важное скрыто за слезами взрослой женщины. – Адель, – тихо произнесла она, – Почему ты плачешь?

Винзенс открыла глаза и посмотрела на Розу. В её взгляде смешивались боль и нежность. Она понимала, что девочка не знает всей правды, и не хотела бы её пугать. Не зная, как реагировать, Агния опустилась рядом с малышкой и поджала губы. – Просто… просто нехорошо себя чувствую. – соврала она. – Я только с самолета и сразу к тебе, голова немного болит…

Роза коснулась чужих щек своими маленькими руками, словно стараясь передать свою теплоту и заботу. Её невинный взгляд был полон непонимания, но поддержки. – Не плачь, Валериан говорил, что переживает, когда ты плачешь.

Женщина прикусила губу. Она постаралась успокоиться. – Знаю, знаю…

– А вы меня заберете? Валериан обещал. – продолжала гладить её по щекам девочка.

Агния кивнула сквозь слезы, – Конечно, малышка. Я как только дома все обустрою, сразу тебя заберу. Подождешь пару дней, ладно?

Роза кивнула и обняла её, так крепко, будто не хотела отпускать. Агния почувствовала, как тепло маленьких рук проникает в её сердце, обнимая и успокаивая. Она прижала Розу к себе, пытаясь найти в этом объятии утешение для обеих.

– Я буду ждать. – тихо произнесла девочка, её голос звучал так уверенно, что Агния не смогла сдержать улыбку.

– Ты такая смелая. – похвалила её Агния, поглаживая волосы Розы.

Они поболтали еще около получаса, прежде чем женщине нужно было уходить. Она обняла девчушку и пошла к своей машине. Остановилась и не оборачиваясь спросила. – Роза, а… Валериан что-то еще говорил?

Девочка сзади ответила спокойно, поднимаясь по лестнице в корпус. – Много про тебя рассказывал. Но больше всего… говорил, что очень тебя любит.

Агния зажмурилась и кивнула, проконтролировав, что ребенок вернулся в здание детского дома, села в машину и не смогла сдержать всхлип. Слёзы вновь наполнили её глаза, когда она осознала всю тяжесть потери. Сердце Агнии сжалось, и она почувствовала, как мир вокруг начинает расплываться. Она не могла поверить, что его нет. До сих пор. Она вспомнила его улыбку, его голос – тот самый, который всегда мог успокоить и ободрить. Как же она хотела ещё раз услышать его слова, почувствовать его тепло. Хотела, чтобы он обнял. Прижал к себе и никогда не отпускал. Но теперь это было невозможно. Будь её воля, или узнай она раньше, никогда бы сама не отпустила его в тот треклятый день. Схватила бы и никуда не пускала. Все те слова, что Риан ей сказал была ложью. Чтобы оттолкнуть и защитить. А она поверила. Поверила, что он ей пользовался. Не уберегла, не смогла.

Агния глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки. Она понимала, что надо жить дальше, но как? Как можно двигаться вперёд, когда часть сердца осталась с ним? "Он очень тебя любит" – эти слова на мгновение стали для неё утешением, хотя и не могли заполнить пустоту.

Она включила зажигание и медленно выехала с парковки. В голове крутились мысли о том, как бы она хотела, чтобы Риан был здесь, чтобы взять за руку. Одно его прикосновение могло избавить от всех страданий и боли. Она знала, что ему бы не понравилось видеть её такой подавленной. Взгляд упал на обручальное кольцо и Агния, сморгнув последнюю слезу, прижалась губами к синему камню.

Открыла солнцезащитный козырек, отодвинула зеркало, посмотрела в свои глаза и стерла тушь, что потекла слишком заметно. Сжала руль в руках и набрала номер Кая. Он назвал ей адрес дома, который Риан ей оставил перед своей смертью.

Женщина подъехала в тихий район и первое что увидела, это большой двухэтажный дом. Она дрожащей рукой нажала на кнопку новых ключей и заехала в просторный двор. Винзенс затаила дыхание. Этот дом больше, чем дом его матери. Он был темно-коричневый с бежевыми оттенками кирпича. Окна около двух метров. Агния вышла из машины и закрыла за собой дверь, стараясь не выдать своего волнения. Она оглядела территорию: аккуратно подстриженный газон, цветущие кустарники, деревья и мощёная дорожка, ведущая к входной двери. Всё это выглядело так, будто здесь когда-то царила жизнь, полная радости и смеха.

Собравшись с мыслями, она направилась ко входу. Агния достала ключи и, немного колеблясь, вставила один из них в замок. Дверь открылась с тихим щелчком. Внутри было темно и тихо. Она включила свет и, сделав шаг внутрь, почувствовала, как прохладный воздух окутал её. Коридор был просторным, чуть светлее, чем цветовая гамма внешнего отражения жилища. На стенах висели фотографии. Их фотографии. Маленьких. С детства до подросткового возраста. До цепочки переездов. Агния почувствовала, как слёзы вновь подступают к глазам. Она коснулась стекла рамки, словно пытаясь вернуть те моменты в реальность. Время пролетело так быстро, и теперь всё изменилось. Даже воспоминаний не осталось. Чертова травма все испортила. Она перевела взгляд по комнате, осматривая каждый уголок. Гостиная была оформлена в тёплых тонах, с уютными диванами и большим камином. Здесь было всё, что нужно для жизни. Но в то же время ощущалась пустота – дом как будто ждал кого-то, кто вернётся.

Он не вернется. Больше никогда.

В какой-то прострации, женщина поднялась на второй этаж. Не было смысла рассматривать все сегодня. Не было сил. На втором этаже Агния остановилась перед одной из дверей. Она коснулась ручки и вошла. Спальня. Глаза расширились. Эта комната была больше остальных. От неё вело несколько дверей. И.… балкон. Прямо на задний двор. В голову внезапно что-то ударило.

– Я хочу… – она поднялась и взяла цветочек, который зацепился за ветку, а потом перевела взгляд на пламя свечи, – Двухэтажный дом. В темных оттенках. С балконом. Обязательно с большой библиотекой. И спальню с красивым видом на запад заднего двора. Чтобы провожать закаты и читать вечерами за чашкой чая.

Ан смотрел на неё снизу-вверх, положив подбородок на кулак руки, сведенной в локте. – И всё?

Девочка хитро посмотрела на него и наклонила голову в бок, вплетая цветочек себе в локоны. – И всё. Ну может…чтобы рядом был ты.

В соседней из комнат действительно была большая библиотека. Такая же, как в доме матери Риана. Агния сделала шаг к балконной двери, приоткрыла её и почувствовала, как свежий воздух окутывает её, наполняя комнату запахом цветов и трав. Она вышла на балкон и огляделась. Задний двор был уютным, с ухоженной зеленью и несколькими деревьями, которые создавали естественную тень. Вдалеке виднелись закаты, окрашивающие небо в розовые и оранжевые оттенки. Это было именно то место, где она могла бы проводить вечера, наблюдая за сменой дня на ночи.

Женщина оперлась руками о перила и закурила сигарету. Непонятная усталость навалилась на неё. Агния сделала глубокий вдох, вдыхая свежий воздух, смешанный с дымом сигареты. Она наблюдала, как последние лучи солнца медленно скрываются за горизонтом, окрашивая небо в яркие цвета. В такие моменты ей всегда казалось, что мир замирает, и только она остаётся одна со своими мыслями.

Усталость, которая накрыла её, была не просто физической. Это была усталость от постоянной борьбы, от необходимости принимать решения и делать выборы, которые меняли жизнь. Винзенс посмотрела на вверх, прямо на небо.

– Верни его мне. Отец.... – она обращалась к богу, хотя всю жизнь не особо верила. Даже если Господь был, Агния не признавала себя рабой божьей. Исключительно ребенком, подобным своему отцу. Ибо все люди созданы по его подобию. Женщина затянулась, почти докурив сигарету до фильтра и выдохнула, – Я никогда тебя ни о чем не просила. Всегда справлялась сама. Ты уже забрал у меня брата. Доволен? Любимого человека решил забрать? – она покачала головой, чувствуя, как слеза покатилась по щеке, – Пожалуйста, верни его мне. Я ничего в этой жизни больше не хочу. Только одного. Прошу, верни его. Или… – Агния посмотрела вдаль, где простиралась трасса. Виновница гибели самых близких её людей. Что-то внутри перещелкнуло.

Мгновенно в голове образовался дальнейший путь.

Винзенс вернулась в спальню и подошла к письменному столу. Коснулась его поверхности. На столе лежал пыльный блокнот с записями, которые Валериан делал при жизни. Внутри конверт. Черный. Женщина поджала губы и осторожно вскрыла его. Агния почувствовала, как сердце забилось быстрее, когда она извлекла из конверта тонкий лист бумаги. Его края были слегка изношены, а почерк на нем – знакомым и одновременно чужим. Она знала, что это были его слова, но в них чувствовалась такая глубина, что они казались почти чуждыми.

Агния развернула лист, затаив дыхание.

“Здравствуй, моя маленькая. Как ты?

Если читаешь это письмо, значит мы или наконец встретились, или меня больше нет. Хотелось бы верить, что первый вариант. Но если все же второй… Хах. Я не знаю сколько тебе будет, когда ты ступишь на этот порог. Юной девушкой с прежними мечтами. Или взрослой женщиной, которая воплотила свои мечты в жизнь. Зовут ли тебя так же, или моя девочка сменила не один паспорт. В прошлом месяце я встретил девушку. Очень похожую на тебя. Меня тогда ножом пырнули, а она спасла. Представляешь? Вроде молоденькая, восемнадцати лет примерно. А уже такая прыткая. Я не удивлюсь, если это была ты. Наверное, ты меня уже не помнишь, и я не хочу тебя пугать.

Независимо от того, где ты находишься сейчас, я надеюсь, что ты счастлива и следуешь своему пути. Ты моя дерзкая, сильная девочка. И я безумно надеюсь, что ты в безопасности. Не смогу жить, зная, что с тобой что-то случилось. Береги себя, ладно? Черт… я не умею писать письма и, если честно, красиво говорить о чувствах тоже. Ты прости меня. Я постараюсь сделать так, что мой отец не тронет ни тебя, ни твою семью.

Нравится дом? Я начал строить его сразу, как только достиг совершеннолетия. Помню, ты о таком мечтала. Он твой. Я старался сделать его таким, каким ты его себе рисовала: уютным и наполненным светом. Я надеюсь, что в нем будет много солнечных дней и смеха. Вообще я хотел бы… чтобы у нас с тобой была своя семья. Чтобы ты носила мое кольцо и мою фамилию. Хотя после всего произошедшего, вряд ли ты захочешь этого. Я представлял, как ты смеешься на кухне, когда мы бы вместе готовили любимые блюда, как солнечный свет проникает через окна и наполняет пространство теплом. Я вложил в этот дом всю свою душу, чтобы он стал местом, где ты сможешь быть счастлива. Ты всегда говорила, что хочешь, чтобы у нас был уголок, где мы могли бы быть счастливыми. Я надеюсь, что этот дом станет таким местом для тебя.

Знай, что я всегда буду рядом с тобой, даже если физически меня не станет. Я оставляю тебе не только дом, деньги и прочее, но и частичку своей души. Каждый кирпич, каждая деталь, каждое послание – это моя любовь к тебе. Я мечтаю, чтобы ты наполнила его своими воспоминаниями, смехом и радостью. Даже если без меня. Будь смелой и настойчивой, следуй за своим сердцем и никогда не позволяй никому говорить тебе, что ты не можешь достичь своих целей. Ты сильная и способная на большее, чем сама можешь себе представить.

Если когда-нибудь тебе станет трудно, вспомни о том, как я верю в тебя. Оглянись вокруг и найди радость в мелочах – в смехе товарищей, в красоте природы или в простом моменте покоя. Эти моменты будут напоминать тебе о том, что жизнь полна чудес. Ты сама всегда учила меня верить в лучшее. Моя нежная, милая девочка. Ты мой свет, моя вера, моя надежда, моя жизнь.

Не позволяй страху управлять твоей жизнью. Живи полной жизнью, несмотря на годы разлуки, я всегда буду с тобой. И помни: ты никогда не одна.

Я люблю тебя, девочка.

С надеждой на встречу, твой Риан”

Слёзы выступили на глазах Агнии, когда она дочитала до конца. Это было послание, полное любви и поддержки, которое он оставил ей, зная, что однажды может уйти. Этот идиот знал все с самого начала. Поэтому при жизни не привел сюда? Понимал, что уйдет? Оставит?

Вся уверенность растаяла. Она снова чувствовала себя маленькой девочкой, которую оставили.

– Я тоже тебя люблю… – прошептала она.

Агния глубоко вздохнула, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Сердце сжималось от боли и одновременно от тепла, которое исходило от его слов. Она чувствовала, как его любовь обнимает её, даже находясь на расстоянии. Даже если между ними целое небо. Но в то же время в ней росло чувство гнева и предательства.

Слёзы катились по её щекам, но с каждым новым вдохом женщина чувствовала, что это письмо – не просто прощание. Это было напоминанием о том, что любовь может преодолеть даже самые тяжёлые испытания.

Внезапно её внимание привлекла книга, лежащая на полу. Это была его любимая повесть – история о приключениях и поисках смысла жизни. Агния подняла её и открыла на первой странице. Внутри она обнаружила записку, написанную его рукой: «Каждый день – это маленькая жизнь». Эти слова словно ожили в её сознании.

Агния глубоко вздохнула, вытирая слёзы. Усмехнулась сквозь боль и набрала номер Кая. – Пора действовать, консильери.

Глава 3

Агния заплатила большие деньги, чтобы забрать Розу. Да, она была не замужем и вроде как “безработная”. Однако деньги – решают все. У неё было несколько паспортов на каждый следующий период мести. Закуривая уже четвертую сигарету, женщина сидела в кресле Риана. Впереди стояли её подчиненные, готовые к докладам.

Она подняла руку, давая разрешение начать. Кай поднялся со своего места и произнес. – Босс, вы просили начать слежку за Аннарами. Мы вернулись в поместье под прикрытием. Дориан ничего не заподозрил.

Винзенс затянулась и кивнула, молча продолжая слушать. Кай продолжил, его голос был уверенным и четким. – Мы установили наблюдение за всеми их передвижениями. Аннары ведут себя осторожно, но мы заметили несколько интересных моментов. Мы собираем информацию, чтобы понять, что именно они замышляют.

Агния, не отрываясь от своих мыслей, продолжала курить. Сигарета медленно угасала в её пальцах, а дым заполнял комнату, создавая напряжение. Она знала, что у неё нет права на ошибку. Каждый шаг, каждое решение должно быть продумано до мелочей.

– Хорошо. – наконец произнесла она, прервав молчание. – Продолжайте слежку. Нам нужно знать всё о том, что они планируют.

Кай кивнул и продолжил. – Мы также проверяем связи Аннаров с другими группами. Похоже, они пытаются наладить контакты с несколькими влиятельными фигурами. Однако, – он хмыкнул. – Вы, босс уже переманили всех на свою сторону. Дон Рикардо отказался поставлять им оружие с южного округа. А Дон Альберто полностью ограничил им доступ к торговле детьми по вашей “просьбе”.

Винзенс откинулась на спинку кресла. Оно все еще пахло Рианом, будто он сидел здесь только вчера и не было этих трех лет горя. Женщина стряхнула пепел с сигареты и подняла руку одной из команд – Всех освобожденных детей направить в мои кризисные центры. Как мы все знаем, похищают в основном тех, кого искать не будут. Значит эти дети найдут пристанище у меня. – она повернулась к одному из своих капо. – Доступ к моим счетам у вас есть. Организуйте им документы и желательно после реабилитации в центре отправьте в хорошие детские дома. Ясно?

Парень склонил голову – Да, босс.

Агния прикрыла глаза, проворачивая кольцо по часовой стрелке. – Все молодцы, все свободны. Кай останься.

Кай остался на месте, его лицо сохраняло нейтральное выражение. Он знал, что, когда Агния вызывает его на разговор, это всегда значит что-то важное. Остальные члены команды покинули комнату, оставив их наедине.

– Что-то тебя тревожит? – спросила женщина, открыв глаза и смотря прямо на него. Она могла чувствовать, когда кто-то из её людей не в своей тарелке.

– Да, босс, – начал Кай, подбирая слова. – Я ни в кое случае не подвергаю сомнениям ваш план и все такое.

Винзенс скептически подняла брови. Вот это заявления.

– Вы собираетесь уничтожить Аннар, и все побочные ветви, верные им. Там много женщин и детей. Я хотел спросить… – замялся Кай, потому что прежнюю Адель уже не узнавал. Боялся. Ибо эта женщина теперь была способна на все, что угодно.

Агния с любопытством вгляделась в его лицо, прежде чем весело усмехнуться. – Ты собираешься мне морали читать? Напомнить, что обязанности консильери советовать, а не осуждать? – её взгляд на мгновение стал безумным.

Кай почувствовал, как холодок пробежал по его спине. Он знал, что сейчас находитесь на тонком льду, и каждое его слово может обернуться против него. – Я просто хочу понять, – продолжил он, стараясь сохранить спокойствие. – Я не против вашего плана, но…

– Но? – перебила его Винзенс, её голос стал резким, как лезвие ножа.

– Но мы должны учитывать последствия. Уничтожение Аннаров – это не просто стратегический шаг. Это значит, что мы ставим под угрозу жизни невинных людей. Я не уверен, что мы можем позволить себе такую жестокость.

Агния наклонилась ближе, её глаза сверкали в полумраке. – Невинные жертвы – это неизбежная цена победы. Да и где ты там невинных видел? Знаешь, как там детей воспитывают? А женщин? Первые становятся чудовищами, а вторые бледными тенями своих благоверных.

Кай сглотнул, его сердце колотилось в груди. Он знал, что она права в том, что Аннары представляют реальную угрозу. Но всё же…

– Я просто боюсь, что мы потеряем себя в этом процессе. – сказал он тихо. – Мы можем стать теми, кого ненавидим.

Агния отстранилась и задумалась. В её глазах мелькнуло сомнение, но быстро исчезло. – Ты думаешь, я не знаю, что делаю? Я тоже пережила потери. Я тоже знаю, что такое страх. Но в этом мире нет места для слабости. Мы должны забыть про такую вещь, как жалость.

Кай кивнул, понимая, что спорить с ней сейчас бесполезно. Но в глубине души он продолжал надеяться, что они смогут найти другой путь – менее кровавый и более человечный.

– Хорошо. – сказал он наконец. – Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы поддержать вас и нашу команду. Но я буду следить за тем, чтобы мы не забывали о том, кто мы есть.

Агния усмехнулась, её улыбка была холодной и безжалостной. – Теперь иди и сделай свою работу. У нас нет времени на сомнения.

Воспоминания, острые как осколки стекла, вонзились в сознание Агнии. Это было не просто воспоминание – это был живой, пульсирующий фантом прошлого, которое она так отчаянно пыталась похоронить, но потом бросила эту затею.

– Ну, давай же, Рихтер. – приказал Элиас, его голос был сух, как осенний лист, не терпящий возражений.

– Я не могу так… – Адель держала в руке пистолет, направленный на связанного мужчину. Холод металла жег ладонь, но боль была ничто по сравнению с удушающим страхом. – Это неправильно.

– Можешь.

– Я не могу убить человека!

Образ взорвался, оставив после себя лишь едкий привкус отвращения.

Агния накрыла лицо ладонями. Это была она. Старая Адель. Та наивная, слабая девушка, которая верила в "правильно" и "неправильно", в законы, что не защитили ее, не спасли Риана. Как же она была глупа.

Агния глубоко вдохнула, чувствуя, как внутри разгорается холодный огонь. Тень была права. Сейчас она не та девушка, что верила в лучшее. Сейчас она та, кто не побоится запачкать руки, чтобы получить то, что ей принадлежит. Месть. Справедливость. Своя собственная справедливость.

Сегодня был поистине прекрасный день. На почту от подчиненных Винзенс пришла вся подноготная Аннаров за эти три года. Агния победно улыбнулась, глядя в монитор и отпивая виски из бокала. Она пробежалась глазами по тексту. Разведчики Кая работали по истине превосходно. Никакой воды. Не то, что у них в отделе.

Кстати об отделе. Это могло стать проблемой. Все нити должны быть перерезаны. Как всегда, помогли связи. Винзенс набрала номер консильери Дона Сальваторе. – Как успехи?

Мужчина ответил спокойным тоном – Все, как вы просили, Дон Винзенс. Мы ввели вас в список погибших на самолете, вылетевшем из Берлина в столицу. Поздравляю, вы призрак.

Агния усмехнулась, чувствуя, как адреналин бурлит в её венах. Этот новый статус открывал перед ней множество возможностей. Она знала, что теперь сможет действовать более свободно, не опасаясь, что её действия будут отслежены. – Отлично, – произнесла она, поднимая бокал с виски в тосте. – За новые возможности и старых врагов.

– За вас, Дон Винзенс. – ответил консильери союзнического клана, его голос оставался ровным, но в нем слышалась нотка уважения. – Не забудьте, что вам нужно будет поддерживать легенду. Можете спокойно менять личности, как перчатки. Мы позаботимся о том, чтобы ваши «похороны» выглядели правдоподобно.

Агния кивнула, хотя мужчина не мог видеть её жест. Она знала, что это важно. В мире, где каждый шаг мог стать последним, необходимо было тщательно продумывать каждую деталь. После завершения разговора Винзенс вернулась к мониторингу информации о Аннарах. На экране появлялись их имена, связи и слабые места. Она чувствовала, как план начинает принимать форму.

Пока она изучала данные, в голове возникали новые идеи и стратегии. Время действовать пришло. Она была готова стать призраком в этом опасном мире и использовать это преимущество для своей выгоды. Агния отпила ещё один глоток виски и с улыбкой на лице продолжила анализировать информацию. В конце концов, она всегда была мастером игры в шахматы – и сейчас у неё на доске были все фигуры.

– Малышка, собирайся. Я отвезу тебя кое с кем познакомиться. – вошла женщина в спальню девочки на первом этаже.

Роза читала книжку и подняла взгляд на Агнию. – Хорошо. А на долго?

Винзенс подошла к зеркалу и посмотрела на себя перед выходом. Гладкие, черные, словно смоль волосы были собраны в строгий пучок, открывая выразительное лицо с высокими скулами и острым подбородком. Её зеленые глаза, глубокие и проницательные, сверкали холодным светом, излучая уверенность и решимость.

На ней было облегающее черное платье, подчеркивающее её исхудавшую фигуру. Это не было проблемой. Оно имело высокий разрез, который добавлял образу нотку дерзости, но при этом оставалось сдержанным и стильным.

На руках Агнии блестели тонкие серебряные браслеты, а на запястье – массивные часы с чёрным циферблатом, символизирующие её точность и контроль над временем. Обувь на высоком каблуке завершала образ: каждый шаг был уверенным и властным, словно она знала, что все взгляды будут прикованы к ней.

Она наклонилась к зеркалу, подправила помаду – ярко-красную, как кровь – и приподняла уголки губ в едва заметной улыбке. Винзенс знала, что её сила заключается не только в внешнем виде, но и в внутреннем состоянии: она была готова к любым вызовам, полна решимости и уверенности в своих действиях.

Сделав глубокий вдох, она выпрямилась и взглянула на себя в зеркало ещё раз – На пару дней, край – неделя. Мне нужно уехать в командировку по работе.

– Хорошо, мам! – Роза поднялась с кровати и начала собираться. Она выбрала своё любимое платье и аккуратно заплела волосы в косу.

Агния замерла, услышав это обращение. Женщина почувствовала, как сердце сжалось от неожиданного обращения. Она посмотрела на Розу, которая, казалось, полностью погрузилась в свои приготовления, но в её глазах была искренность и доверие, которых Агния не могла ожидать так быстро.

Винзенс сделала глубокий вдох и прикрыла глаза. “Мам”. Как это… непривычно… Агния открыла глаза и посмотрела на Розу, которая с энтузиазмом выбирала аксессуары к платью. В её сердце боролись радость и страх – радость от того, что между ними возникла такая близость, и страх перед тем, что это может измениться.

– Ты выглядишь прекрасно. – сказала она, стараясь придать своему голосу уверенности. – Это платье тебе очень идёт.

Роза обернулась и улыбнулась, её лицо светилось от счастья. Она всегда знала, что Агния – особенный человек, но сейчас это ощущение стало ещё более глубоким. Как Валериан и рассказывал.

– Спасибо! Я хочу, чтобы ты гордилась мной. – ответила она, поправляя косу. – Мы ведь как мама и дочь теперь, верно?

Агния кивнула, чувствуя, как внутри что-то оборвалось. Она не могла поверить, что этот момент стал реальностью. – Роза, я хочу, чтобы ты знала… я мамой быть не умею.

– Меня родители бросили, когда я родилась. Я тоже не умею быть дочерью. Мы будем учиться вместе. – сказала она, обнимая женщину.

Винзненс глубоко вздохнула, пытаясь справиться с волной эмоций. Она чувствовала, как её сердце сжимается от боли, но в то же время в нём зарождалась надежда. Возможно эта девочка, единственное, что будет напоминать о свете в её жизни. – Договорились. Поехали, малышка.

Главе все-таки удалось переправить свою семью подальше от столицы. Тихий городок. Спокойный. Не входящий ни в одну территорию, связанную с криминалом. Агния не видела их почти четыре года. Сегодня первая встреча после долгой разлуки. Интересно, сильно они испугаются ожившего мертвеца?

Новый дом отца был куплен на её деньги. Винзенс купила его и заставила переехать. Приказ выполняли многие подчиненные, потому мужчина решил не рисковать. Саму дочь он не видел. По Одри и Элин это явно сильно ударило.

Она потрепала ребенка по голове и открыла дверь своими ключами. Совершенно спокойно вошла в прихожую. С кухни шел запах мясо. Видимо Стефан что-то готовил. Запах мяса становился сильнее, предвещая уютный семейный ужин. Агния сделала шаг, и в этот момент из кухни послышались голоса. Затем в проем выскочили две фигуры. Мама и сестра. Их диалог оборвался в тот же миг, как они увидели незнакомку в прихожей.

В их глазах мелькнул испуг. Не от уродства, а от чего-то неуловимого, чужого, что сквозило в её облике: неестественная бледность кожи, угольно-черные волосы и, слишком ровная осанка. Но затем страх сменился недоверием, а потом – шоком узнавания.

– Дочь? – прошептала Одри, замирая. Элин, уже повзрослевшая схватилась за стену, чтобы не упасть. Агния перевела взгляд на Элин. В её бездонных, темных глазах не было ни тени колебания, ни вопроса, лишь незыблемая уверенность. Она слегка наклонила голову, словно подтверждая нечто, что для неё было очевидно.

– Здравствуй, мама. – произнесла Винзенс снова глянув на мать, и её голос, такой же ровный и бесстрастный, как и прежде, прозвучал в тишине, словно насмешка.

Из кухни вышел Стефан, держа в руках вилку. Его глаза расширились, когда он увидел старшую дочь. Вилка, которая была в масле упала на пол, и запах жареного мяса смешался с запахом пыли.

– Адель? – голос мужчины был хриплым, полным недоверия и едва сдерживаемой боли.

Она подняла взгляд на отца. В её глазах не было прежнего блеска, лишь глубокая, почти потусторонняя пустота – Да, отец. Это я. – её голос звучал тихо, но в нём слышалась новая, непривычная сталь. Через мгновение на лице появилась усмешка. – Я не пойму, вы горничную наняли, раз приборы на пол бросаете? Интересная песня.

Одри вздрогнула от этих слов, словно от удара. В её дочери, Адель, которую они успели похоронить, теперь обитало нечто, что говорило с такой ледяной, нечеловеческой иронией. Женщина подошла и обняла её, прижимая к себе. Та ответила на объятия как-то с сомнением, но все же ответила. Следом подошла Элин и присоединилась к ним.

– Что с тобой случилось? Мы слышали ты разбилась на самолете по дороге сюда буквально недавно. – сестра оглядела старшую с неверием. – Ты выглядишь…

Агния хмыкнула, заграждая собой ребенка. – Смена имиджа, мелкая. Не обращай внимания. – она легко высвободилась из объятий, словно стряхнула невидимую пыль, и её взгляд задержался на Стефане, который всё ещё стоял, как вкопанный, с застывшим на лице выражением шока – Самолет? – Винзенс, словно вспомнив чужой сон, слегка наклонила голову. – Ах, да. Неудачный полет. Но, как видишь, я не разбилась. – она прикусила губу, – Хотя лучше бы разбилась.

Одри выдохнула. – Дочь… так ты…

Агния рассмеялась, и этот смех был чужим, сухим, словно потрескивание старой бумаги. Он повис в воздухе, нервный и натянутый, лишь усиливая странность ситуации.

– Шутка. – выдохнула она, и в голосе её промелькнула нотка, которую родные не могли распознать: неловкость? Страх? – Это просто шутка. Мне нужно было для работы подстроить свою кончину.

Последние слова прозвучали уже без тени юмора, с холодком, от которого по спине пробежали мурашки.

– Я надеюсь, вы никому не скажете, что я жива. Иначе всем будет очень-очень плохо.

По привычке ли, или же с неким скрытым умыслом, Агния легко скинула пиджак, обнажая плечи. И вот тогда Стефан Ауэр, который до сих пор пытался осмыслить услышанное, впился взглядом в то, что открылось его глазам. На одном плече, там, где раньше была лишь нежная кожа, теперь красовался огромный, хищный орел с расправленными крыльями, словно готовый взмыть в небо. Его когти были остры, а взгляд – пронзительным.

Стефан покачал головой, его лицо побледнело. – Адель Розали Ауэр, это что такое?

Агния подняла брови, взглянув на свою кожу, покрытую чернилами, как на нечто само собой разумеющееся – Это? Мне разве нужно объяснять? – Её палец инстинктивно коснулся обручального кольца, которое до этого момента никто не заметил. Оно блеснуло на безымянном пальце, и похоже осталось единственным знакомым атрибутом на теле женщины. – Агния Аэль Винзенс. Мое имя на данный момент. В следующем месяце будет другое. Хотя, не мне вам говорить. Всю жизнь ведь мотались по свету с поддельными паспортами. Да, отец? – В её голосе прорезалась едва уловимая, но острая издевка.

Стефан отшатнулся, словно от пощечины. Слово «отец», произнесенное с такой ледяной насмешкой, обрушило на него не только обвинение, но и годы притворства, которые он, казалось, так тщательно скрывал.

Смена личностей, одна за другой – был способ Адель уйти от реальности. Она верила, что, если изменить себя – сможешь убежать от страданий.

Вот только… Ты можешь перекроить свою жизнь, сменить имя, забыть прошлое. Но душа помнит все. Она хранит отпечатки каждой прожитой тобой роли, каждого испытанного чувства. И рано или поздно эта память вернет тебя к самому себе.

– Адель, – его голос дрогнул. – Что… что с тобой стало?

Агния Винзенс, как она представилась, лишь пожала плечами, и орел на ее плече словно ожил, напрягая нарисованные мышцы.

– Что стало? Там история на два тома книги будет. Как-нибудь расскажу. Если вкратце – я сделала то, что не смог сделать ты. – ответила она без тени сожаления, ее взгляд скользнул по его лицу, не задерживаясь. – Встала во главе наших кланов и иду дальше в этом же направлении. Только одна проблема, мне ребенка не с кем оставить. – улыбнулась женщина, и эта улыбка была странной, почти неживой, не доходящей до глаз. Она отошла на шаг, чтобы девочка, до того прятавшаяся за ее ногой, смогла оглядеть окружающих.

Стефан уставился на ребенка. Девочка была маленькой, лет семи-восьми, с копной светлых волос, почти таких же, как у Адель в детстве, и огромными, настороженными глазами, в которых читалось любопытство. Она крепко держала за руку плюшевого медведя, и ее взгляд медленно скользнул по Стефану, затем по его жене, Одри, стоящей чуть позади, бледной как полотно. И, наконец, по Элин, их младшей дочери, которая чуть не упала от шока.

– Роза, милая. Это твои дедушка, бабушка и тетя Элин. – голос Агнии звучал буднично, почти как при представлении деловых партнеров. Никакой нежности, никакого тепла. Только констатация факта.

Одри ахнула, прикрыв рот ладонью. Элин лишь покачала головой, словно пытаясь проснуться. Стефан же стоял, оглушенный. – Ребенка? – выдавил он наконец, его голос был хриплым.

Винзенс кивнула, и нагнулась, чтобы поцеловать дочь в макушку. – Наша с Рианом дочь. Мне нужно срочно уехать, как я уже говорила. Не хочу ввязывать Розу в это.

– Ты… ты хочешь оставить ее здесь? После всего, что ты сказала? После… после того, как ты объявила себя мертвой?

Агния снова пожала плечами, ее взгляд был абсолютно непроницаемым. – Это временная мера. У меня нет времени на нянь, которые могут задавать лишние вопросы. А вы… вы прекрасно подойдете. – она посмотрела на Одри, и ее взгляд, до этого стальной, вдруг смягчился, став почти умоляющим. Голос Агнии, который только что был так холоден, неожиданно прозвучал нежно, почти так, как Одри помнила его из далекого прошлого. – Мам, вы же последите за ней? Ради меня?

Это слово, «Мам», прозвучавшее из уст дочери, которую она ждала годами, пронзило Одри насквозь. Она ахнула, но на этот раз не от ужаса, а от глубочайшего потрясения, смешанного с невидимой, почти невыносимой надеждой. Ее глаза, полные слез, встретились с глазами Агнии, и Одри почувствовала, как ее сердце сжимается. Это была просьба, но прозвучавшая как приказ, обернутый в тонкую вуаль родственных чувств, и Одри не могла ей противостоять.

Стефан, стоявший рядом, почувствовал, как его челюсти сжались. Он видел эту манипуляцию, этот расчетливый ход, направленный прямо в слабое место Одри – ее материнское сердце. Он хотел что-то сказать, возразить, но взгляд Агнии, брошенный на него через плечо, был таким же холодным, как и секунду назад, и он сдержался, понимая, что любое его слово сейчас лишь усугубит ситуацию.

Элин, наблюдавшая за всем этим, лишь покачала головой. Она знала старшую сестру лучше, чем кто-либо другой в этой комнате, и понимала, что эта нежность – лишь еще один инструмент в ее арсенале.

Роза, которая до сих пор молча наблюдала за взрослыми, слегка склонила голову набок, переводя взгляд с матери на бабушку, словно пытаясь понять негласную игру, которая разворачивалась перед ней. В ее глазах не было ни удивления, ни страха, лишь внимательность.

– Я… конечно, Ада. – прошептала Одри, используя прежнее краткое имя дочери, словно пытаясь вернуться в то время, когда все было иначе. – Конечно. Мы позаботимся о ней.

Агния кивнула, и на ее лице не дрогнул ни один мускул, словно только что произнесенные слова не были пропитаны многолетней болью и надеждой, а лишь частью хорошо спланированной операции. Взгляд ее снова стал непроницаемым, стальным, и Одри почувствовала, как остатки тепла, вызванного словом «Мам», испаряются, оставляя лишь холодный осадок.

Стефан глубоко вдохнул, пытаясь сдержать гнев. Он понимал, что сейчас не время для выяснения отношений, но слова Адель, ее ледяное равнодушие после такой эмоциональной манипуляции, выводили его из себя. Дочь всегда была упрямой, но раньше она хотя бы была искренней.

Элин тяжело вздохнула, глядя на сестру с нескрываемой горечью. – Адель…

Агния лишь слегка приподняла бровь, словно слова Элин были не более чем фоновым шумом. – Мне пора. – она повернулась к Розе. – Будь умницей, Роза. Слушайся бабушку. – она не обняла ее, не поцеловала, лишь слегка провела кончиками пальцев по волосам девочки, и этот жест был настолько мимолетным, что Роза едва успела его заметить. Дверь бесшумно закрылась за ней, и Агния вышла на улицу, где ее ждала машина, ее лицо вновь стало непроницаемым, но внутри пульсировало холодное удовлетворение.

Сзади раздался голос. – Дочь.

Винзенс закатила глаза и повернулась к отцу. Небрежно закинула ногу на ногу, присаживаясь на капот своего автомобиля, и закурила сигарету. Дым медленно вырвался из ее легких, колечками поднимаясь в холодный воздух. Молча протянула ему пачку, словно это было нормально. Она раньше не курила, терпеть не могла.

Стефан лишь покачал головой, не принимая. Его взгляд скользнул по ней, по этой незнакомой ей позе, по сигарете, которая казалась чужеродной в ее руке.

– Ты всегда ненавидела запах табака. – тихо произнес он, в его голосе прозвучала не столько упрек, сколько глубокая усталость.

– Люди меняются, отец. – ответила Агния, ее голос был ровным, без единой эмоции.

– Или ты просто прячешься за новой маской?

Она усмехнулась, коротко, безрадостно. – Маска? Не ты ли пообещал меня Элиасу Винзенсу перед тем, как покинуть страну? – женщина смотрела ему прямо в глаза. – Так и случилось. Я работала на него год, пока он не умер. Жаль, а я ведь тогда начала к нему проникаться.

Стефан вздрогнул, словно от удара. Его лицо исказилось, в глазах появилось выражение, которое трудно было назвать просто болью – это было искаженное неверие. Его дочь. Его маленькая девочка, которая всегда боролась с такими, как он и как Винзенс, теперь…

– Папочка? – подошла девочка к его креслу, за которым он сидел, как в воду опущенный.

Алекс потер устало лицо и спросил, поднимая дочь на руки и прижимая к себе. Его девочка, его маленькая принцесса. – Ты чего не спишь?

– Я подумала, что тебе грустно… – ответила Агния, обнимая отца за шею. – Не грусти. Я тобой горжусь.

Он посмотрел в её зеленые глазки и видел в них отражение света. Такого чистого и невинного. Парень коснулся детской щеки ладонью и поцеловал в лоб. – Мой ангелочек…

Стефан резко очнулся от воспоминаний. Образ маленькой Агнии растаял, и перед ним вновь стояла повзрослевшая дочь – та, какой она стала. Её взгляд был другим, невинность сменилась холодной решимостью. – Как? – беззвучно прошептал он, ощущая, как внутри всё сжимается от боли. Та маленькая девочка, что обнимала его и гордилась им, была столь чиста, так далека от мира, в котором он сам был вынужден выживать, и от которого всегда пытался её уберечь. А теперь… теперь она возглавила её. Ту самую грязь, которую она когда-то так искренне презирала, которая олицетворяла для неё всё зло и несправедливость.

Неужели Винзенс сломил её? Или это он сам, оставив её одну, толкнул на этот путь? Чувство вины смешалось с глубоким, жгучим разочарованием. Он смотрел на её изменившееся лицо, на эти глаза, в которых больше не было того наивного света, и не узнавал её.

Он помнил моменты, когда её глаза светились еще ярче звезд.

– Где ты была? – холодно спросил Алекс, сидя в комнате своей дочери.

Агния ойкнула и залезла внутрь через окно. Вид у нее был ослепительно радостным, будто сейчас не поздняя ночь, а ясный день. За спиной она держала букет сирени. Отец мгновенно все понял. Дочь снова была с Валерианом. Глаза её были такими счастливыми и радостными, прямо лучились светом, который резанул Алекса по сердцу. Это был тот самый невинный, беззаботный свет, который он так боялся потерять в ней, или, что ещё хуже, видеть направленным не туда. В его собственном взгляде, напротив, царила ледяная решимость, готовая погасить это сияние, если понадобится. Он видел не просто радость, а опасную, почти слепую привязанность, которая уже сейчас казалась ему фатальной ошибкой.

– Я… Я встретила Риана. – просияла Агния, протягивая ему букет полевых цветов, словно предлагая разделить свою радость. В её голосе звенел восторг. Детский и невинный восторг. Боги, она еще такой ребенок и ничего не понимает.

Взгляд Алекса, острый, как лезвие, скользнул по пестрым соцветиям. Это были не просто цветы; это было осязаемое доказательство её ослушания, яркий символ того, что он так тщательно пытался пресечь. Его челюсти сжались до побеления, лицо застыло маской из гранита.

– Букет. – произнес он, и это одно слово прозвучало как раскат грома в безмолвной комнате. Его голос не повысился, но каждая фонема была пропитана такой обжигающей стужей, что Агния вздрогнула. Улыбка медленно сползла с её лица, обнажая внезапную, почти детскую растерянность.

– Да… Он сказал, что они… для меня. – прошептала она, прижимая цветы к груди, словно ища в них убежище.

Алекс сделал шаг, его высокая фигура нависла над ней, отбрасывая тень, которая поглотила её, как предвестник неминуемой катастрофы. Воздух вокруг них стал плотным, заряженным невысказанной, но осязаемой угрозой.

– Ты не знаешь этого человека, Агния. Ты не знаешь его истинного лица. Ты не знаешь, на что он способен. И я запрещаю тебе видеться с ним. Слышишь? Никогда больше. Ни единого слова. Ни одного взгляда. Он опасен.

Его глаза, до этого холодные, как лед, теперь полыхнули неконтролируемой яростью, которая, казалось, могла испепелить её дотла. Но в этом огне не было тепла, лишь разрушительная, обжигающая пустота. Агния отшатнулась, её счастливое сияние полностью погасло, сменившись ледяным ужасом. Букет, некогда такой яркий, теперь казался ей невинной жертвой, безжизненно поникшей в её руках.

– Но папа… вы же с дядей Дорианом друзья. Риан хороший… мы с ним почти с рождения знакомы, ты же знаешь. – выдохнула тихо девочка.

Алекс наклонился ещё ближе, его шепот был холоднее льда, а слова проникали в самую душу.

– Я вижу, как он вплетается в твою жизнь, чтобы затем дёрнуть за нужные ниточки. Мир жесток, Агния. И я не позволю ему сломать тебя. Эта «дружба» – это яд. И я вырву его с корнем, пока он не отравил тебя окончательно. Это не обсуждается.

Он отпустил её, но его слова, казалось, всё ещё сжимали её горло. Цветы выпали из её рук, рассыпавшись по полу. Алекс видел. Каждая капля, стекающая по щеке дочери, была для него острым уколом, проникающим сквозь привычную броню. Он видел, как её хрупкий мир рассыпается на глазах, как гаснет свет на мгновение в её глазах, и его собственное сердце, давно привыкшее к бесчувствию, на мгновение сжалось, пронзенное фантомной болью. Он знал, что делает.

Но он не мог отступить. Не мог позволить себе слабость. В его мире, мире хищников и жертв, наивность была смертным приговором. Он ломал её сейчас, чтобы завтра она не сломалась окончательно под ударами, которые мир нанесёт ей без его защиты. Его любовь была холодной, прагматичной, почти жестокой в своей сути, но от этого не менее глубокой. Он калечил, чтобы спасти. И эта мысль, этот жестокий выбор, был его собственной, невыносимой ношей, которую он нёс с ледяным спокойствием на лице, но с глубокой, скрытой раной внутри.

Однако видимо с годами это не прошло. Стефан сменил кучу стран, городов. Лишь бы уберечь свою наивную девочку от всего этого. И теперь она здесь. В самом эпицентре кошмара. Что же он сделал не так? Он совершил ошибку.

Агния стояла с сигаретой в руках, и взгляд больше не был живым. Её пальцы, когда-то бережно державшие полевые цветы, теперь сжимали тонкий фильтр сигареты. Едкий дым вился вокруг её головы, как призрачная завеса над тем, что было. Но не это поразило Стефана до глубины души. Это был её взгляд. Тот самый взгляд, который ещё недавно сиял неподдельным интересом к миру, который излучал доброту и безграничную нежность, теперь был пуст. Затуманенный, словно из неё вытянули всё, что делало её собой. Он видел в нём не боль, не гнев, а нечто гораздо страшнее – полное отсутствие жизни, выжженную пустыню, где ещё вчера цвел целый сад.

Холодная волна отчаяния захлестнула Стефана. Это была уже не та невинная девочка, что смеялась над его шутками и с наивной верой смотрела на мир. Это не была и молодая девушка, которая вопреки его слову стала бороться с преступностью, ставшая не последним человеком в органах. Перед ним стояла сломленная женщина, чья душа, казалось, была вырвана с корнем, а на её месте осталась лишь дымящаяся воронка. Он проиграл. И этот проигрыш был гораздо горше любой личной потери, потому что он касался не его собственной жизни, а жизни той, кого он поклялся защищать любой ценой. Его старшей дочери. Агния стояла, вдыхая дым, и взгляд её был словно у человека, который уже видел ад и не нашел в нём ничего, кроме пустоты.

– Неужели все настолько дерьмого? – спросил отец.

– Ты не знаешь, через что я прохожу. – усмехнулась женщина, затягиваясь с прикрытыми глазами.

– Что я упускаю? – наклонил голову в бок Стефан в своих догадках. И кажется, он понял причину всему.

Агния пожала плечом, фальшиво равнодушно.

– То, что произошло с Валерианом… – начал он, на что последовала мгновенная реакция дочери.

Её рука дернулась, сигарета, словно раскаленный уголь, выскользнула из ослабевших пальцев и упала на грязный асфальт, оставив за собой тонкую струйку дыма. Взгляд Агнии, секунду назад пустой и безжизненный, вспыхнул. Это был не гнев, не печаль, а что-то гораздо более разрушительное – обжигающая, ледяная ярость, которая, казалось, исходила из самой сердцевины её выжженной души.

– Не смей. – прошептала она, но в этом шепоте было больше силы, чем в любом крике. Её голос был чужим, низким и хриплым, словно годы молчания и боли изъели его изнутри. Она сделала шаг навстречу ему, и Стефан невольно отшатнулся, пораженный.

– Ты думаешь, что знаешь? Ты думаешь, ты понимаешь, что произошло со мной? – Её палец, тонкий и дрожащий, указал на его грудь. – Четыре года. Четыре года я дышу этой пустотой. Четыре года я вижу его лицо каждую ночь, а утром просыпаюсь в аду. Хочешь сказать, знаешь какого это? – голос дрогнул на мгновение, она никому не выговаривалась за эти годы.

Агния горько рассмеялась. – Ты думаешь, я просто жила все эти годы? Нет. Я готовилась. Четыре года я ждала этого момента. И я прилетела обратно за Дорианом. Чтобы он почувствовал каждый удар, каждую секунду той боли, которую подарил мне. Он забрал у меня всё. Теперь я заберу у него гораздо больше.

Стефан попытался сделать шаг к ней, его лицо исказилось от боли и осознания. – Дочь, не стоит оно того. Правда. Убив всю его семью, Валериана не вернешь.

Агния замерла. Отчаяние, хлынувшее в ее глаза, было обнаженной, ноющей раной, впервые открывшейся взору. Слова «Валериана не вернешь» повисли в воздухе, жестоким эхом той правды, которую она и так знала, правды, что разрывала ее на части последние четыре года.

Ее взгляд, на мгновение потерянный, медленно поднялся, встречаясь с отцовским. Ледяная решимость исчезла, уступив место невыносимой, древней скорби.

– Я знаю, – прошептала Агния, и голос ее был едва слышен, словно она выдавливала из себя последние крупицы силы. – Я никогда и не думала, что это вернет его. – она сделала глубокий, прерывистый вдох, словно пытаясь надышаться воздухом, которого ей не хватало. – Но что мне делать с этим? – ее рука дрогнула, указывая на свою грудь, туда, где, казалось, зияла черная, пульсирующая пустота. Глаза стали влажными от непролитых слез. – Что мне делать с собой? С тем, что он оставил после себя? Я не живу, папа. Я существую. И каждый день, каждая ночь – это пытка. Знать, что Дориан спокойно живет, убив моего… Я не могу дышать, пока он дышит. Я не могу спать, пока он спит. Эта месть – это не для Риана. Это для меня. Это единственный способ… единственный способ перестать чувствовать, как меня разрывает на части. Если я не сделаю этого, я сойду с ума. Или умру. Медленно. От боли.

Стефан слушал, его сердце разрывалось от ее слов. Каждое ее слово было гвоздем, вбиваемым в его собственную душу. Он чувствовал, как она сдерживает каждый вдох, будто боялась, что с ним вырвется не просто крик, а сама ее душа, разорванная на части. Ее тело дрожало, но она держала себя в стальных тисках.

Агния прикусила губу так сильно, что на ней выступила алая капля. Ее взгляд упал на свои переплетенные руки, словно там, в сплетении пальцев, она искала ответ, утешение, или хотя бы крошечную щель, куда можно было бы спрятать свою боль. – Я должна была умереть, папа. Это я. Риан… он просто… он просто решил все за нас обоих. – голос ее был сухим, надтреснутым, как осенний лист под ногой. – Мне так тяжело от того, что я не смогла его сберечь. Каждое утро я просыпаюсь с этой мыслью, и она душит меня.

Ни одна слеза не скатилась по ее щекам. Она зажимала боль внутри, сжимала ее в крошечный, раскаленный добела комок, словно знала: если выпустит ее, то уже не сможет остановиться. Она боялась, что эта боль, однажды выпущенная, смоет ее саму, оставив лишь пустую оболочку. Она будет чувствовать себя маленькой, разбитой девочкой, у которой отняли не просто жизненно важный элемент души, а саму возможность дышать.

– Я не хочу так, папа. Я не могу так. Я хочу к нему. Хочу, чтобы он обнял меня, прижал к себе, как раньше, и не отпускал… Чтобы я снова почувствовала себя в безопасности, как тогда. Хочу… чтобы эта пустота внутри перестала разъедать меня. Чтобы я могла дышать без ощущения, что воздух обжигает легкие. Хочу… чтобы он просто был рядом. Просто был. Живой.

Ее голос, до этого сухой и отрывистый, теперь стал тонким, почти неразличимым шепотом, словно последние крупицы ее сил уходили вместе с этими словами. – Мы с ним даже не простились… – она почувствовала, как что-то горячее начинает жечь ее веко, и инстинктивно, почти рефлекторно, дернулась, пытаясь сдержать это предательское проявление слабости. Ее подбородок напрягся, губы сжались в тонкую линию.

Резкий, пронзительный звонок мобильного телефона, лежащего в кармане, словно разорвал натянутую тишину, выдернув Агнию из бездны ее скорби. Она вздрогнула, словно от удара током, и ее рука, до этого сжатая в кулак, почти машинально потянулась к аппарату.

Голос ее консильери, всегда ровный и бесстрастный, прозвучал в трубке, как отголосок другого мира – Босс, мы нашли тело Фреи Буркхарт. Судя по данным, это невеста одного из сынков Аннара.

Слова, словно ледяной душ, мгновенно смыли остатки ее хрупкой уязвимости. Глаза, только что затуманенные подступающими слезами, вмиг прояснились, становясь острыми и расчетливыми. Тонкая линия губ, до этого сжатая от боли, изогнулась в едва заметной, хищной усмешке. Боль, казалось, отступила, вытесненная холодной, кристально чистой мыслью. В голове Агнии, словно по щелчку, начали выстраиваться звенья сложного, безжалостного плана.

Плечи расправились, спина выпрямилась. Она в моменте перестроилась так быстро, как ни один психически здоровый человек не мог. Перед мужчиной вновь стояла Дон Винзнес, та что переняла власть клана, и готовая нанести ответный удар. Стефан, наблюдавший за ней, почувствовал, как по его коже пробежали мурашки. Только что он видел ее на грани, а теперь перед ним стояла совершенно другая женщина – опасная, сосредоточенная, вернувшаяся из своей скорби с новой, пугающей целью.

– В смысле Дон Сальваторе мертв? – опешила женщина. Как такое возможно? Он же так помогал ей. Почему?

У неё не было времени на это. Планы не ждали. Потом разберется.

Далеко от подземелий, где Адель когда-то цеплялась за крупицы надежды, Агния наконец-то добралась до места. Старый, заброшенный Дом культуры возвышался над ней, как скелет давно забытого зверя. Сумерки сгущались, окрашивая небо в темно-лиловые тона, и лишь редкие, мигающие фонари на улице бросали призрачные тени на облупившиеся стены.

Здание выглядело так, будто время забыло о нем. Выбитые окна зияли черными провалами, сквозь которые свистел ветер, унося с собой пыль и обрывки старых афиш. Здесь когда-то звучала музыка, смех и аплодисменты, но теперь царила лишь гнетущая тишина, нарушаемая лишь шорохом листвы и отдаленным лаем собак. Атмосфера была тяжелой, пропитанной запахом сырости и запустения.

Агния вышла из машины, оглядываясь по сторонам. Холодный воздух пробирал до костей, несмотря на теплую одежду. Она натянула воротник пальто повыше, ее взгляд скользнул по фасаду здания, ища хоть какой-то признак жизни.

Он уже ждал. Его высокая, темная фигура едва различима в тени у главного входа, там, где когда-то висела вывеска. Кай. Он стоял неподвижно, словно часть самого мрака, его руки были скрещены на груди. Как всегда, он был там, куда ей нужно было прийти. Его глаза, даже в полумраке, казались пронзительными, и полными преданности.

– Вам плохо? – глухо спросил он, его голос был низким и ровным. Хотя на самом деле он переживал.

Агния проигнорировала его слова. Она была здесь, чтобы получить ответы. Винзенс сделала несколько шагов к входу, и ее взгляд упал в провал темного коридора. Тусклый свет с улицы едва проникал внутрь, но его было достаточно, чтобы различить лежащую на полу фигуру.

На холодном бетоне, раскинув руки, лежало мертвое тело девушки. Ее волосы, ярко-розовые даже в полумраке, казались неестественно ярким пятном в этой серой убогости. Карие глаза были широко открыты, уставившись в потолок, и в них застыло выражение внезапного, шокирующего удивления. Смерть, казалось, настигла ее в одно мгновение, не дав даже вздохнуть.

– Что это за место, Кай? – голос Агнии прозвучал резко, в нем смешались гнев и странное удовлетворение. Она сделала еще один шаг, не отрывая взгляда от безжизненного тела. – Неужели не мог привести труп поближе? Кто её убил?

Консильери оставался неподвижным, словно статуя. Его взгляд скользнул по Агнии, затем вернулся к телу. – Убил я. – глухо ответил он, его голос был таким же ровным, как и всегда, без намека на эмоции.

Он сделал паузу, позволяя ее словам повиснуть в воздухе. Женщина подняла брови в удивлении и повернулась к нему. – Ты это сделал, полагаясь на свой разум?

– На ваш разум, босс. – спокойно ответил Кай, кивая на тело – Еще никто не знает, что девчонка мертва. Это может вам помочь.

Медленная, хищная улыбка тронула ее губы.

– Превосходно. – Дон Винзенс удовлетворительно кивнула. Она какое-то время всматривалась в лицо девушки, что уже никогда не проснется, и что-то словно ударило в голову.

Агния замерла, ее взгляд был прикован к безжизненному лицу Фреи. Мертвая невеста… никто не знает, кто она на самом деле. Аннары не распространяются о своей личной жизни. Ее черты, ее возраст… достаточно схожи. И никто не знает, что она мертва.

– Кай, – ее голос стал еще тише, почти шепотом, но в нем звенела новая, опасная решимость. – Ты был прав. Это действительно может помочь.

Она выпрямилась, отводя взгляд от тела и переводя его на своего консильери. Агния медленно провела кончиками пальцев по своим волосам, словно прикидывая. – Пора сменить прическу. – ее глаза блеснули холодным огнем.

Адель отшатнулась, ее спина с глухим стуком ударилась о холодную стену. Непроглядная тьма спальни, в которой они с Рианом делили столько счастливых моментов, теперь казалась живой, сгущающейся вокруг нее. Ее голос срывался, переходя в хриплый вой, а дрожащие руки вцепились в одеяло, словно пытаясь защититься от невидимого врага.

– Уйди! Уйди! Я не хочу! Я не буду! – ее крик был полон отчаяния, направленный не просто в темноту, а в то, что стояло напротив.

Это была не просто тень. Это было ее собственное отражение, но искаженное, жуткое. Черные волосы, яркое алое платье, что струилось по фигуре, казалось, сотканной из ночного кошмара. Глаза, ее же глаза, горели темным, хищным огнем, и на губах играла усмешка, издевательски спокойная.

– Ты не хочешь? – прошелестел голос, нежный, но острый, как лезвие. Он был ее собственным голосом, но лишенным всякой теплоты, любого колебания. Голос, который мог принадлежать только хищнику. – Врешь. Ты хочешь, Адель.

Адель замотала головой, слезы жгли глаза, но не текли. Она была слишком напугана, слишком истощена, чтобы плакать.

– Нет! Я не такая! Я не стану такой! Мне просто нужна помощь Элиаса. Я… я служу закону! Я хотела быть хорошим человеком. – ее слова были жалкими попытками убедить не только тень, но и саму себя.

Она медленно сходила с ума. Ужасный плен, который снился ей в ночных кошмарах исчез. Появилось другое.

Тень сделала шаг вперед, и Адель инстинктивно вжалась в стену еще сильнее. Красное платье казалось еще ярче в этой кромешной тьме.

– Хорошим человеком? – насмешливо повторила тень. – И что это тебе дало, Адель? Где твой Риан? Где твой свет? Ты думала, что быть “хорошей” защитит тебя? Где твоя “хорошесть” теперь, когда он мертв? Ты уже убила трех людей. Перестань вести себя, как ребенок.

Каждое слово было ударом, пронзающим ее и без того измученное сердце. Боль от потери Риана, которую она так старалась заглушить, теперь вырвалась наружу, усиленная этим темным видением.

– Нет! Это неправда! – она закричала, но ее голос уже не имел силы. Ноги подкосились, и она сползла по стене, обхватив колени.

– Правда, Адель. Он ушел. И ты осталась одна. Пустая. И Винзенс видит это. Он видит в тебе нечто большее. Он видит то, что я вижу. Силу. Желание… почувствовать что-то, кроме этой пустой боли. Элиас не враг.

Последнее слово эхом отозвалось в ее голове, словно колокол, призывающий к действию. Адель задрожала, ее взгляд был прикован к красной фигуре. Она ненавидела ее, ненавидела себя за то, что это порождение ее разума смело говорить такие вещи. Но в глубине души, в той самой темной части, которую она так отчаянно пыталась скрыть, был крохотный, шевелящийся росток согласия. Росток, который шептал: “Месть…”

Адель закрыла глаза, пытаясь отогнать видение, но голос продолжал звучать прямо в ее голове, проникая в каждую клеточку. Она чувствовала, как тьма в ее душе, которую она так долго сдерживала, начала подниматься, словно чернильная река. Она не хотела, но эта тьма была так соблазнительна, так обещающе сильна. Она обещала покой от невыносимой боли.

Агния проснулась в холодном поту, тяжело дыша. Ночная тишина комнаты казалась оглушительной, лишь ее собственное прерывистое дыхание нарушало ее. Образы сна, яркие и ужасающие, все еще плясали перед глазами. Алое платье, хищная усмешка, пронзительный голос, шепчущий о силе и мести – все это было слишком реально.

Та версия, которая сейчас безжалостно брала все в свои руки, выжигая остатки старого «я». Её глаза были льдом, губы тонкой линией, а в осанке читалась хищная грация.

Боль внутри была не только физической. Она была болью сломанной идентичности. Прислушавшись к сдавленному стону, вырвавшемуся из горла, она услышала имя, которое не произносила уже так давно, что оно казалось чужим, отголоском другой жизни.

– Это я? – прошептала она, и имя, которое произнес ее собственный голос.

Образ в зеркале не дрогнул. Он просто смотрел, оценивая, с почти незаметной, презрительной усмешкой.

«Что за дурацкий маскарад?» – пронеслось в голове Агнии, отгоняя фантом. Это была лишь секундная слабость, отголосок прошлого, который нужно было задушить. Она отшатнулась от зеркала, словно от призрака.

Кажется, она сходит с ума. Она точно сходит с ума. Что за дурацкий кошмар, будто продуманный безумным сценаристом?

Словно стряхивая с себя наваждение, Агния твердой походкой вышла на балкон. Ночной воздух был прохладным, освежающим. Она вытащила из пачки сигарету, щелкнула зажигалкой, и резкий запах табака наполнил легкие. Дым медленно вырвался изо рта, растворяясь в темноте. Боль в голове отступила, оставив лишь притупленное жжение. Холодные глаза смотрели вдаль, на огни города, где каждый огонек был потенциальной целью или инструментом.

– Дон Винзенс, все готово. – произнесла девушка, и ее голос был мягким, почти бесцветным, но полным почтительности.

В дверном проеме, ведущем в спальню, стояла девушка. Невзрачная фигура, одетая в темное, почти сливающаяся с тенью. В руках она держала объемную кожаную сумку, ту самую, что хранила инструменты для ее жуткого мастерства. Эта девчонка, одна из тех, кто работал с Реймондом, обладала уникальной способностью: она могла изменить внешность до неузнаваемости, стереть старое лицо и создать новое, словно глину.

Агния сделала последнюю затяжку, выпустив тонкую струйку дыма, которая растворилась в воздухе между ними. Она закрыла дверь, ведущую на балкон, и холодный воздух перестал проникать в комнату. Комната погрузилась в тишину, лишь отдаленные звуки города едва доносились сквозь плотные стены. Голова Агнии едва заметно кивнула, а ее голос оставался низким, но теперь в нем появилась сталь. – Отлично. Ты знаешь, что от тебя требуется?

Скульптор не дрогнула. Ее взгляд, если его можно было так назвать, был абсолютно пустым, лишенным эмоций, словно у манекена. Она была воплощением эффективности. С отточенной точностью, присущей хирургу, она установила рядом с креслом штатив с яркой, но холодной лампой, залившей пространство резким, безжалостным светом. Из кейса извлеклись инструменты – тонкие кисти, шпатели, флаконы с жидкостями, палитры с гримом и, что самое поразительное, несколько идеально вылепленных силиконовых форм, напоминающих фрагменты человеческих лиц. Воздух наполнился специфическим запахом грима, латекса и чего-то еще, неуловимо металлического.

Агния наблюдала, и уголки ее губ дрогнули в едва заметной, но глубокой улыбке. Предвкушение, чистое и острое, витало в воздухе.

Ее взгляд скользнул по женщине, что сидела в кресле напротив, по ее с рождения красивому, но сейчас совсем пустому лицу, которое скоро должно было раствориться. И на его месте явится иное.

Фрея Буркхарт. Невеста Нико Аннара.

Дориан Аннар, этот властный старик, боготворил ее, свою будущую невестку, лишь потому, что в жилах Фреи текла кровь женщины, некогда бывшей единственной любовью его жизни. Какая горькая ирония! Даже чудовищу, казалось, не чужда любовь. Но Агнии было все равно. Эта привязанность, а ничто иное, станет его погибелью.

И теперь ей предстояло возродиться. Не просто бледной копией, но идеальной иллюзией, способной одурачить даже самых проницательных. Женщина напротив была не просто холстом. Она была живым инструментом. Ключ к тому, что Агния собиралась получить.

Лишь ей одной было известно, с какой дьявольской скрупулезностью был выстроен этот план – воскрешение, ее собственное, и Фреи. И оставался лишь один вопрос: кто из них первой сойдет в бездну?

Глава 4

– Я сидела рядом с ним, тщательно рассматривая каждый миллиметр его лица. Я просто хотела запомнить его. Он с усмешкой спрашивал: «Зачем тебе меня запоминать? Я же всегда рядом». Был. Я жалею, что не была с ним честна до самого конца.

Не её ладони. Пальцы, непривычно тонкие и длинные, легли на мягкий подлокотник кресла. Кожа, нежная и без единого изъяна, не знавшая ни шрамов, ни морщин, ни усталости. Это было странно. Неудобно.

В зеркале, что висело напротив, отразилось лицо. Чужое, но теперь – её. Заурядное, безликое, как и было описано, но теперь оно было холстом, который некогда Агния сама подготовила к преображению. Улыбка, которую она не помнила своей, тронула уголки губ.

Фрея Буркхарт. Пустая оболочка. Ее мысли, ее воспоминания – все это растворилось, словно дым, унеслось прочь. Не было ни страха, ни сопротивления, ни даже тени прежнего существования. Она сошла в бездну, не успев даже понять, что ее поглощает. Так легко.

Осталось лишь тело. Женщина подняла руку, наблюдая за движением, словно за чужим. Это было похоже на игру, в которой она получила новую фигуру – более легкую, более маневренную, идеально подходящую для предстоящего танца.

“Теперь, когда я в ее коже, игра начинается. Дориан Аннар. Он будет видеть в этом лице призрак, не понимая, что смотрит в глаза собственной погибели. Каждая его ласковая фраза, каждый взгляд, полный обожания, будет лишь затягивать петлю.

А Нико… он увидит свою невесту. И я сделаю ее идеальной. Настолько, что он никогда не усомнится. Никогда не узнает, что обнимает не Фрею, а тень, сотканную из чужих воспоминаний и моей стальной воли.

Бездна. Она ждет. Но не меня. Она ждет их.”

Фрея спустилась по лестнице. Ее взгляд, скользнул по своему советнику, оценивая.

Голос консильери, едкий и насмешливый, донесся снизу. – Девушка, ты кто? – поинтересовался он, когда она приблизилась. – Бледная такая. Из могилы поднялась?

Уголки ее губ дернулись, но не от веселья. Скорее, от раздражения. И от легкой, черной иронии, которую Кай, конечно же, не мог уловить. Он был слишком примитивен, чтобы понять, насколько близко к истине его глупая шутка. Да, она поднялась. Но не из могилы Фреи, а из своей собственной, ставшей для нее колыбелью нового, идеального существования.

Она закатила глаза, позволяя этому жесту выразить всю глубину ее пренебрежения. – Ха-ха, как смешно, Кай. – произнесла она. Тон был плоским, без намека на искренность. Он был лишь подтверждением ее власти, ее превосходства. Она не собиралась тратить энергию на демонстрацию эмоций. Ей нужно было другое.

– Свидетели того, что Фрея просто уезжала к подруге на неделю, есть? – спросила она, игнорируя его попытку вывести ее из равновесия. Голос, как обычно звучал ровно и властно.

Кай моргнул, возвращаясь к деловому тону. – Да, конечно, босс. – ответил он, быстро приходя в себя. – Все подготовлено. Несколько горничных и водитель подтвердят, что видели, как "вы" садились в машину с багажом. И есть пара сообщений от «подруги», отправленных на "ваш" телефон.

Фрея кивнула, коротко и резко, словно отбивая такт. Она попросила не называть её Доном или Главой, пока дело не закончиться. Ее взгляд, глубокий и бездонный, задержался на нем. – А что насчет «подруги»? Она существует? – уточнила женщина, ее голос был ровным, но в нем чувствовалась скрытая угроза. Она не терпела оплошностей.

Кай поспешно покачал головой. – Нет, госпожа. Это… это был просто заранее заготовленный номер. Телефон, который мы активировали и выбросили в другом городе. Никаких следов. Никаких реальных связей.

– Хорошо. – произнесла Фрея, и это «хорошо» прозвучало как приговор. – Теперь о другом. Дом. Он должен быть безупречен. Ни пылинки, ни забытой вещи. Ничего, что могло бы выдать ее внезапное исчезновение. И все ее личные вещи, которые могли бы вызвать вопросы, должны быть… убраны.

Кай поспешно кивнул, его лицо стало серьезным. Он понимал, что речь идет не просто об уборке. – Все будет сделано, госпожа. Личные дневники, некоторые украшения, документы… все уже в хранилище. Остальное выглядит так, будто она просто уехала в отпуск.

Она закрыла глаза на мгновение, словно наслаждаясь идеальной симфонией обмана. – Именно так. И убедись, что никто не задает лишних вопросов. Особенно о.… ее настроении перед отъездом. – женщина открыла глаза, и в их глубине блеснула сталь. – У нас есть неделя. Неделя, чтобы все привыкли к мысли, что Фрея Буркхарт просто… отдыхала. А потом они привыкнут к мысли, что она… вернулась.

Кай сглотнул, его взгляд на мгновение метнулся в сторону, прежде чем он снова сосредоточился на ней. Но эта «она» была другой. Не той, к чьему облику он привык. Это была Фрея Буркхарт. Ее глаза, ее черты, ее розовые волосы – все было другим. Голос, однако, был безошибочно ее – госпожи. Низкий, властный, с едва уловимым металлическим отзвуком, который консильери знал наизусть. Он ответил, его голос звучал чуть более напряженно, чем обычно. – Понял, госпожа. Все готовы приступить к работе, как только вы дадите приказ.

Ее губы, теперь принадлежащие Фрее, изогнулись в едва заметной, хищной улыбке. – Фрея Буркхарт была… слишком ветреной дамой. Никаких сюрпризов не должно быть.

– Она будет именно такой. – заверил Кай, хотя внутри у него пробежал холодок, смешанный с непривычной растерянностью. Внутри него боролись два образа: привычный, властный силуэт госпожи и нежный, но сейчас жутко искаженный образ Фреи. Эти слова исходили из уст, которые он не мог отделить от лица Фреи. Смена облика прошла слишком хорошо.

– Убедись, что ее публичное появление будет тщательно срежиссировано. – продолжила она, откидываясь на спинку кресла. Ее глаза, теперь зеркалящие карие глаза Фреи, но с привычной бездонной пустотой, изучали его. – Чтоб все видели. Небольшая усталость после «отпуска», легкая задумчивость. Но никаких признаков травмы, никакого страха. Только… спокойствие. И абсолютная лояльность. Особенно к тем, кому она раньше не доверяла. Того, кто что-либо заподозрит – убрать.

Кай кивнул, стараясь не задерживать взгляд на ее лице. Это был ключевой момент. Изменение лояльности. – Мы подготовим легенду о ее «отпуске». Места, которые она якобы посетила, люди, которых «встретила». Все будет настолько убедительно, что даже самые проницательные не смогут найти подвоха. А ее «новое» поведение спишут на обретенную мудрость или просто… перемены. Но не переигрывайте. Мы точно не знаем, какие отношения у этой девчонки были с Аннарами.

– Не учи меня, как играть. – повторила женщина, и на этот раз в ее голосе прозвучало удовлетворение. – И предупреди всех своих солдат, чтобы не было недопониманий. Я все еще здесь.

Консильери ощутил, как напряжение в его плечах усилилось. Это было не просто напоминание о власти, а прямое предупреждение. Он склонил голову, стараясь не выдать внутренних колебаний. – Ваши приказы будут выполнены беспрекословно, госпожа. Все мои подчиненные осведомлены о вашем… преображении. Никто не посмеет усомниться в вашем присутствии или авторитете, независимо от… – он запнулся, едва не произнеся «тела», но вовремя поправился. – …от обстоятельств.

Фрея кивнула, удовлетворенная его ответом. – Отлично. Можешь идти. И не забудь, что время – наш главный враг.

Фрея шагнула на порог своей квартиры. Она задержала дыхание, и в этом жесте было что-то чужое, неловкое, тело впервые ощущало себя в этом пространстве. Рука, словно по наитию, потянулась к сумочке, отыскала телефон.

Пальцы скользнули по экрану, открывая чат с женихом. Она начала печатать, медленно, с трудом вспоминая слова, но текст ложился на экран сам собой, как будто кто-то другой водил ее пальцами: "Здравствуй, дорогой. Я только вернулась. Прости, что не писала. У подруги мать умерла, пришлось так надолго уехать"

В тот же миг, когда последнее слово было напечатано, по телу Фреи пробежал холодный озноб. Не от страха, а от предвкушения.

Нико.

Он станет ключом. Удобная пешка, как и Дориан, как и все остальные, кто когда-либо попадался на пути. Нужно лишь вести себя, как «Фрея» – эта жалкая, эмоциональная оболочка, которая вызывает доверие. Голова раскалывалась от напряжения, но не от боли, а от необходимости поддерживать эту идеальную фальшь. Каждое слово, каждая эмоция, проявленная «Фреей», была лишь тщательно выверенным шагом к истинной цели.

Экран телефона снова вспыхнул. Сообщение от Нико.

"Фрея! Слава богу, ты написала! Я уже весь извелся. Очень жаль подругу, мои соболезнования."

"Я так скучал. Ты не представляешь. Когда увидимся? Я свободен в любое время. Мне столько всего нужно тебе рассказать"

Хищная улыбка, едва заметная для стороннего наблюдателя, тронула уголки губ Фреи. Он проглотил наживку. Как и ожидалось. Еще одна ниточка в ее сложной паутине. Предвкушение этой встречи, встречи с Дорианом, было лишь частью большой, смертоносной игры.

Женщина медленно выдохнула, позволяя небольшой, почти незаметной улыбке вновь тронуть ее губы. Пальцы быстро заскользили по экрану.

"Спасибо за соболезнования. Это всё еще очень тяжело, и голова совсем не на месте"

Она на секунду задумалась, затем добавила:

"Я тоже по тебе скучала, очень. Твои сообщения – это как лучик света сейчас, правда. Насчет встречи… мне пока сложно что-то обещать. Я еще не совсем пришла в себя, понимаешь? Её мама… была мне как родная. После того, как моей мамы не стало. Но я очень хочу тебя увидеть, как только смогу"

И, наконец, самый важный пункт, замаскированный под невинное любопытство:

"Ты написал, что тебе столько всего нужно рассказать… Я вся во внимании. Расскажи мне, что случилось? Мне сейчас так не хватает отвлечься"

Сообщение было отправлено. Фрея откинулась на спинку дивана, ощущая прилив энергии. Да, игра определенно началась. И Нико был готов играть по ее правилам.

"Я.… я даже не знаю, что сказать, кроме того, что я рядом. И да, конечно, я расскажу. Все. Прямо сейчас. Если хочешь, могу позвонить?"

"Я так скучал по тебе, дорогая. Больше, чем ты можешь представить"

Взгляд Фреи скользнул по экрану, останавливаясь на имени Нико. Легкий, почти хищный прищур тронул ее веки. Звонок? Нет, это слишком прямолинейно, слишком… очевидно. Ей требовался иной подход, более тонкий, более выгодный.

"Я тоже скучала, Нико. И спасибо, что ты рядом. Это… действительно важно", – напечатала она.

Женщина выдержала паузу, тщательно подбирая слова, чтобы отказ не прозвучал резко. "Нет, только не звонок, пожалуйста. Голос сейчас… он просто не слушается"

Ответ Нико пришел мгновенно, словно он лишь ждал ее слова. "Понимаю. Отдыхай, если нужно. Но… ты всегда можешь приехать к нам. Отец тебя ждет, знаешь? Очень скучает по вашим шахматным партиям"

Идеально. Точно то, что она искала. Возможность оказаться в особняке Аннар до свадьбы – это не просто удача, это ключ. На губах Фреи расцвела медленная, почти невидимая усмешка – та, что предвещала победу, а не утешение. Ее взгляд на секунду задержался на фамилии Аннар, словно примеряя к своей.

"Ты не представляешь, дорогой, как это важно сейчас", – напечатала Фрея, – "Спасибо. Я.… я приеду. Наверное, это именно то, что мне нужно. Отвлечься. И да, я тоже скучаю по нашим партиям с твоим отцом. Скажи ему, что я скоро буду"

Она нажала «Отправить». Удочка заброшена, рыбка клюнула. Идеально. Она не просто получит доступ к дому Аннар, она войдет туда как желанный гость, чье присутствие обусловлено заботой, а не вынужденной необходимостью. Это даст ей свободу передвижения, возможность наблюдать, изучать, оценивать.

Каждый уголок этого особняка, каждая его стена, каждый слуга, каждый предмет – все это было потенциальным источником информации. Фрея уже представляла, как она будет медленно, шаг за шагом, находить слабые места, выявлять скрытые связи. Свадьба была лишь формальностью, первым шагом. Настоящая игра начнется после нее.

Шахматные партии с Дорианом… прекрасное прикрытие. Пока они будут двигать фигуры по доске, Фрея будет двигать свои собственные, куда более значимые фигуры, по невидимой доске их жизней. Она не собиралась быть просто женой. Она собиралась стать хозяйкой. И особняк Аннар был ее новым полем битвы.

Женщина села в такси. Длинные, точеные пальцы, только что плясавшие по клавиатуре, теперь спокойно легли на кожаную сумочку, лежащую на коленях. Она назвала адрес, и автомобиль плавно тронулся с места, выезжая из шумного центра города на более тихие, обсаженные деревьями улицы. Фрея не испытывала волнения или страха, лишь холодное, предвкушающее удовлетворение.

Буркхарт закрыла глаза на мгновение, мысленно прокручивая сценарии предстоящих дней. Первое впечатление. Разговоры. Наблюдения. Она будет вежлива, скромна, немного растеряна от горя за мать подруги – идеальная маска.

Машина замедлила ход и, наконец, остановилась у массивных кованых ворот. Фрея едва заметно улыбнулась. Сделала глубокий вдох, прежде чем выйти. Когда дверь открылась, она позволила себе легкое головокружение, пошатнувшись на мгновение, прежде чем опереться на дверцу автомобиля.

На верхней ступени ее ждали двое мужчин.

Один, высокий, элегантный мужчина, немногим старше тридцати, в безупречном темном костюме, шагнул вниз по ступеням, почти срываясь с места, и протянул к ней руку. Его волосы были аккуратно зачесаны назад, а глаза, обычно живые, сейчас были притушены скорбью, но в их глубине мерцало что-то еще – нежность? или просто усталость? Это был Нико, “ее” жених. На секунду Фрея запнулась, это был тот ублюдок, которого она встретила у дома матери Валериана.

Рядом с ним, чуть позади, стоял другой – мужчина лет пятидесяти-шестидесяти, с копной седых волос, которые, казалось, жили своей жизнью, и пронзительными серыми глазами. Фрея узнала его сразу, и на секунду с губ чуть не сорвалось ненавистное «Дядя». Она сглотнула, усилием воли подавив порыв. Нет. Если этот сукин сын любил Фрею как дочь, она должна была сыграть свою роль до конца.

– Дорогая, ты приехала! – произнес Нико низким, бархатным голосом, его рука крепко сжала ее локоть.

Фрея выдавила из себя улыбку, которая, несмотря на внутреннее отвращение к чужим прикосновениям – особенно сейчас, когда кожа помнила лишь прикосновения Валериана – выглядела убедительно.

Не успел Нико договорить, как Дориан, до этого стоявший чуть позади, спустился к ним. Его седые волосы разметались, когда он шагнул, и он заключил Фрею в медвежьи объятия. Это было объятие, полное отеческой заботы, того самого тепла, что он когда-то дарил ей, когда она была еще ребенком и не знала его истинной натуры. Так он относился и к Фрее. И к маленькой Агнии. Но теперь, когда она знала, что именно он, стоял за её горем, каждое его прикосновение было пыткой. Фрея сжала зубы, чувствуя, как внутри нарастает дикое желание вонзить нож в его горло, прямо здесь, на этих ступенях. Но она сдержалась. Рано.

Нико взял ее под руку, его пальцы нежно сжали ее локоть, предлагая опору. – Пойдем, Фрея. Ты, должно быть, устала с дороги. Тебе нужно отдохнуть. – он повернулся к Дориану. – Отец, мы можем поговорить позже?

Дориан кивнул, его глаза продолжали изучать Фрею. – Конечно, сын. Отведи ее в комнату. И позаботься, чтобы ей ни в чем не отказывали. – он улыбнулся – Добро пожаловать домой, Фрея. Свадьба уже через неделю, будем рады, если ты будешь почаще заходить. После церемонии сможешь переехать на совсем.

Фрея лишь слабо кивнула, позволяя Нико увести себя. Каждый шаг по знакомым, но чужим коридорам особняка был шагом в логово врага.

В течение всей недели, проведенной у Аннар, женщина играла свою роль с безупречной точностью. Она была послушной будущей женой, принимающей свою судьбу. Каждый ее шаг, каждый взгляд, каждое слово, были тщательно выверены, скрывая за ширмой хрупкой женственности стальную решимость и кипящую ярость.

Каждый день она проводила часы в обществе Дориана, заставляя себя выносить его присутствие. Они играли в шахматы в кабинете, где воздух был пропитан запахом старых книг и тлеющего торфа. Фрея, бывшая в прошлом превосходным стратегом, теперь намеренно допускала ошибки, позволяя Дориану одерживать легкие, но убедительные победы. Он улыбался, самодовольно поглаживая свою седую бороду, комментируя ее “рассеянность”

– Твоя королева слишком открыта, дитя мое. – говорил он, забирая ее фигуру. – Позволяешь эмоциям затуманить разум.

– Да, дядюшка – смиренно отвечала Фрея, опуская ресницы. – Мои мысли витают далеко.

"Да, старая мразь, они витают вокруг того, как я уничтожу тебя, этот особняк и весь твой род"

Разговоры о предстоящей свадьбе были особенно мучительны. Дориан настаивал на скорейшем проведении церемонии, ссылаясь на то, что кто-то должен подарить ему внуков. Ибо старшие сыновья покинули этот мир. Она слушала его, изредка задавая вопросы о дате, о гостях, о традициях, словно искренне интересуясь.

С Нико было проще. Они гуляли по садам, беседовали о том, что ему интересно. Нико был сочувствующим, его доброта казалась почти наивной по сравнению с отцовской расчетливостью. И женщина даже удивилась, как третий сын этой семейки мог быть почти невинным. Странно. Хотя их первая встреча доказывала, что он тоже тот еще сукин сын. Заплатит каждый.

Каждый разговор, каждый шаг, каждый взгляд были частью ее грандиозного плана. Пока Дориан и его сынки ничего не подозревали, Фрея впитывала информацию. Она запоминала расположение комнат, смену слуг, привычки охраны, тонкие трещины в стенах и запертые двери. Каждую ночь, лежа в своей квартире, она отбрасывала маску. Ее глаза были широко открыты в темноте, разум работал, как отлаженный механизм, выстраивая стратегии, продумывая ходы, предвидя возможные препятствия. Ярость кипела в ее жилах, питая ее решимость. Свадьба? О да, свадьба будет. Но не та, что они ожидают. Это будет кровавая свадьба.

Местом проведения торжества был избран величественный Большой зал ресторана в центре столицы. Это огромное помещение с высокими сводчатыми потолками и величественными окнами, утопающими в мягком свете, создавалось для того, чтобы восхищать. За мгновение до того, как ей предстояло спуститься в этот роскошный зал, Фрея стояла перед высоким зеркалом в уединенной комнате. Платье и драгоценности, призванные символизировать ее новый статус, казались ей чуждыми, словно они были наложены на ее кожу без согласия.

Она вглядывалась в отражение, но не могла понять, что именно чувствует. Это была печаль по утраченной жизни или предвкушение мести, обагренной кровью? Мысли путались, и различить их было невозможно. Ее лицо – точнее, не ее, а лишь безупречная маска – скрывало за собой нечто более сложное, чем простая скорбь или любовь.

Фрея стояла перед зеркалом, разглядывая свое отражение в великолепном свадебном платье, которое казалось ей слишком тяжелым. Оно было расшито бисером и кружевом, но сейчас ей не важны были ни его красота, ни стоимость. Она ощущала, как ткань обвивает ее тело, словно оковы, сковывающие ее душу.

«Мне не важен наряд», – думала она с усмешкой, осознавая, что этот день не о любви, а о долгожданной победе.

Слова о любви и счастье, которые звучали вокруг, казались ей пустыми и лишенными смысла. «Убеди всех, что он твоя любовь», – шептала она себе, но эти слова не могли затмить ту правду, которую она прятала глубоко внутри. Она знала, что на церемонии будет улыбаться, произнося клятвы, но в душе ощущала лишь холодный расчет: «Да, я солгу перед богом и всеми присутствующими. Цель оправдывает средства. Всегда».

Собравшись с мыслями, Фрея сделала глубокий вдох и посмотрела в глаза своему отражению. В них отразилась решимость, смешанная с впервые обнаруженным безумием. «Убеди, что ты счастлива с ним рядом», – повторила она про себя, но эта фраза звучала как заклинание, призванное скрыть ее истинные намерения.

В этот момент в ее сознании возникла мысль: «Мне он не нужен». Это осознание было освобождающим и обворожительным. Она знала, что никто не догадывается о ее истинных чувствах и планах. Никто не мог представить, что эта свадьба станет не только началом новой жизни для них двоих, но и концом для всей его семьи. В ее сердце разгорелось пламя мести – она была готова сделать все ради достижения своей цели.

Фрея улыбнулась. Она понимала, что с каждым произнесенным словом клятвы приближается к своей цели. В этот день она собиралась действовать в одиночку.

Женщина посмотрела на себя в отражении окна, где мягкий свет заката играл с ее чертами лица. Взгляд был полон решимости, и в этот момент она чувствовала себя сильнее, чем когда-либо. Закат символизировал конец одного этапа и начало другого, и она была готова сделать этот переход.

"Веди меня" произнесла женщина про себя, разглядев под новой внешностью себя. Те же черные волосы и зеленые глаза. И она поведет.

Сигарета, что она курила, оставила легкий запах табака, который смешивался с нотами её любимых духов – горьких для остальных, как сама жизнь.

Она взглянула на часы. Время неумолимо приближалось к назначенному часу. Глубокий вдох напомнил ей о том, что страх – это лишь иллюзия «Сегодня я – хозяйка своей судьбы».

Собравшись с мыслями, она затушила сигарету о каблук. Вышла из комнаты и направилась к выходу. В коридорах царила праздничная атмосфера: смех, музыка, разговоры. Все выглядели счастливыми и беззаботными, но она знала, что за этой маской скрывается нечто большее. Никто не подозревал о том, что вскоре их жизни изменятся навсегда.

Фрея вошла в зал, где уже собрались гости. Она ловко маневрировала между столами, улыбаясь и приветствуя знакомых. Каждый взгляд, каждый комплимент лишь подогревали её уверенность. Она была в центре внимания, и это придавало ей сил.

Когда она наконец подошла к Нико, он встретил её с широкой улыбкой. Он выглядел беззаботно и уверенно, словно не догадывался о том, что происходит в её сердце. – Ты готова? – спросил он, его голос звучал так легко, как будто они просто собирались на вечеринку.

Фрея внутренне усмехнулась. – Готова. – ответила она, но в её глазах проскользнула тень холодной решимости.

Церемония началась, и Фрея произнесла слова клятвы с такой искренностью, какой могла бы добиться лишь ради исполнения своего плана. Каждый звук вызывал у неё мурашки по коже – это была не просто игра слов, это был шаг к её освобождению. От боли и страданий. От бесконечной пустоты.

Женщина глубоко вздохнула, пытаясь подавить нарастающую головную боль. Она вспомнила, как Риан смотрел на неё с любовью, как они вместе строили планы на будущее, полное счастья и свободы. Но теперь вместо этого она стояла здесь, в белом платье, которое никогда не мечтала надеть.

Риан обещал ей, что она выйдет замуж в красном.

Нико заметил её замешательство и слегка наклонился к ней. – Все будет хорошо, дорогая. – произнёс он с уверенностью, которая вызывала у неё только раздражение. Она лишь кивнула в ответ, не в силах произнести ни слова.

Гости весело переговаривались, их смех казался ей далеким и неуместным. В голове всё смешалось – радость и горечь, надежда и отчаяние. Она снова взглянула на алтарь, где их ждали священник и несколько свидетелей. Это было лишь формальностью, но для неё это значило гораздо больше.

Риан. Он был тем, кто должен был стоять рядом с ней в этот момент.

Но в этот момент она вспомнила, зачем все было устроено. Смерть, смена внешности, игра. Эта свадьба стала для неё шансом разрушить их мир изнутри. На лице появилась незаметная чужому взгляду азартная усмешка.

Фрея подняла голову и встретила взгляд Нико, в котором читалась уверенность. Её глаза скользнули к Дориану, стоявшему неподалёку, ничего не подозревая о том, что происходит вокруг. Внутри неё закипала едкая радость – как же всё обернулось! Эти создания, окружавшие её, были так наивны и глупы. Не дрогнувшей рукой, она подписала документ, зная, что скоро всё изменится. Семейка Дориана заплатит за все свои грехи.

Свадебные колокольчики зазвучали, и Фрея сделала шаг вперёд к алтарю, словно навстречу своей судьбе. Она была готова к расплате за все потери и страдания, что выпали на её долю. Когда они обменялись кольцами, в её сердце пронзила волна безумного желания – схватить нож со стола для гостей и покончить с этой игрой раз и навсегда. Но вместо этого она взяла руку жениха, ощутив холод его прикосновения.

– Пока смерть не разлучит нас? – произнёс Нико с улыбкой, эти слова отразили её истинные намерения.

– Именно. – произнесла она, в её голосе звучала решимость, полная скрытой силы. На алых губах расцвела слабая, победная усмешка.

Поместье Аннар утопало в мягком свете вечерних огней, создавая атмосферу уюта и тепла. Вокруг стола, накрытого для семейного ужина, собралась вся семья – братья её нового мужа, Нико. Фрея сидела на своём месте, чувствуя, как её сердце бьётся в унисон с тихим гулом разговоров.

Женщины и дети отсутствовали – это было на руку Фрее. У неё были принципы. Она всегда считала, что истинная сила заключается в том, чтобы оставить невинных в стороне, даже когда вокруг разгорается война. Это был её моральный кодекс, который она намеревалась соблюдать, несмотря на все обстоятельства. Еднственное – что у нее осталось.

Сквозь разговоры братьев Нико и Дориана, Фрея ловила только обрывки фраз. Её мысли были заняты другим – планом мести, который она тщательно выстраивала. Глядя на стену, она заметила портрет Валериана. Его суровый взгляд казался живым, Фрея хмыкнула и незаметно подмигнула ему. Теперь он был тенью в этом поместье, а она была здесь, чтобы взять всё под контроль.

Когда ужин подошёл к концу, Фрея встала и предложила всем выпить за новое начало. Она наливала виски в стаканы братьев Нико, скрывая свою улыбку. Внутри неё бурлила радость. Парализующий яд, который она подмешала в их напитки, действовал быстро и безотказно. Она знала, что скоро все эти мрази отправятся вслед за её братом и Рианом.

– Уже за полночь. – произнесла она с притворной заботой и лаской в голосе. – Давайте отправимся спать. Правда ведь, отец? – женщина знала, что манипуляция сработает. Называть Дориана отцом, последнее что она бы сделала. Однако, месть требует жертв.

– Вы слышали её? Пойдемте отдыхать. Лучше завтра встанем пораньше. – произнес доброжелательно Глава.

Братья Нико, уже в легком опьянении, переглянулись и кивнули, не замечая ничего подозрительного в её тоне. Фрея наблюдала за ними с холодным удовлетворением, когда они начали подниматься из-за стола, тяжело опираясь на спинки стульев. Она прикусила губу, зная, что все спишут свое состояние на алкоголь.

Нико повел её в их спальню, где должна была состояться их брачная ночь. Фрея шла за Нико, стараясь скрыть волнение, бурлящее внутри неё. Сердце колотилось в груди, а мысли путались.

Она смотрела на Нико, его лицо было расслаблено и довольным, он явно не подозревал о её истинных намерениях.

– Ты выглядишь прекрасно. – произнес он, подходя ближе и обнимая её.

Фрея старалась не выдать своего внутреннего конфликта, но каждый раз, когда Нико прикасался к ней, в её душе разгоралась ненависть. Она вспомнила Риана – его теплые руки, его смех, его поддержку. Эти воспоминания были как острые ножи, которые вонзались в её сердце, когда она стояла рядом с Нико.

– Спасибо. – ответила она с легкой улыбкой, но внутри неё всё кипело. Её мысли возвращались к плану мести, который она вынашивала долгое время.

Нико начал медленно приближаться к ней, его губы искали её. Женщина подавила желание припечатать этого человека головой о стол. – Подожди. – произнесла она, касаясь пальцем его губ. – Может быть… нам стоит немного поиграть? – предложила она с легкой улыбкой.

Нико заинтересованно приподнял бровь. – Поиграть? Как именно?

Фрея усмехнулась, и пожала плечами. – Просто секс уже не интересно. Давай… по-другому. – она отошла к шкафу с одеждой, делая вид, что выбирает наряд для тех самых игр.

Нико немного смутился и сел на край кровати. Фрея знала, что время работает на неё. Она продолжала делать вид, что выбирает наряд, но на самом деле внимательно наблюдала за Нико. Его смущение было ей на руку, и она чувствовала, как внутри неё растёт уверенность.

– Какой наряд ты предпочитаешь? – спросил он, пытаясь скрыть неловкость. – Может быть, что-то более… откровенное?

Фрея обернулась с игривой улыбкой. – Не спеши, малыш. У нас есть время. Я просто хочу сделать это по-особенному.

Она выбрала несколько вещей и бросила их на кровать, затем подошла ближе к нему. Его глаза расширились, когда женщина села рядом, наклонившись так, чтобы их взгляды встретились.

– Знаешь, иногда игры могут быть более интересными, когда в них есть элемент неожиданности, – произнесла она, подмигнув.

Нико, казалось, не знал, что сказать. Он был в ловушке её очарования и одновременно чувствовал напряжение в воздухе. Фрея знала, что его интерес к ней растёт, и это было именно то, что нужно.

– Ты готов попробовать что-то новое? – спросила она, наклонившись ближе, её голос звучал как мелодия, манящая в неизведанное.

В этот миг Фрея ощутила, как яд начинает медленно проникает в его сознание. Нико слегка покачнулся, а его глаза стали туманными, как утренний туман над озером. Она тихо рассмеялась, и этот смех наполнил воздух безумной радостью, вызывая у мужчины мгновенный страх.

– Давай сделаем это… по-моему. – произнесла она, обвивая руки вокруг его шеи и притягивая его к себе с невинной угрозой. – Просто расслабься.

Нико попытался сопротивляться, но его тело уже не подчинялось. Фрея чувствовала, как власть над ним растет с каждой секундой.

– Сейчас повеселимся. – прошептала она, когда их взгляды вновь встретились. Её голос звучал как сладкий яд, проникающий в его сознание. Она чувствовала, как его сердце бьется быстрее от паники. Он даже сказать ничего не мог. Женщина никогда не думала, как прекрасно чувствовать власть над чужой жизнью. – А потом… Я всю вашу семейку – сожгу. – нежным тоном повествовала она.

Нико был в ловушке её чар, и она могла видеть, как его мысли становятся всё более расплывчатыми. Фрея знала, что должна действовать быстро. Она медленно отстранилась и посмотрела ему в глаза, пытаясь уловить последние искры разума.

– Ты доверяешь мне, Нико? – спросила она, наклонившись ближе. Его взгляд был пустым, но в нем всё еще проскальзывала тень осознания.

– Да… – произнес он тихо, как будто это было единственное слово, которое он мог произнести.

Фрея усмехнулась и провела ногтем по его щеке так сильно, что пошла кровь. – Отлично. Чтоб ты знал, – она наклонила голову к плечу, доставая из-за спины оружие. – Я тебя никогда не любила. Я даже тебя не знаю. И вот вопрос, любил ли ты её, раз не заметил подмены?

Дориан лежал в кровати и не мог ничего понять. Тело его словно онемело, каждая мышца была скована, а голова кружилась, как будто в ней бушевал шторм. Словно в тумане, он пытался собрать свои мысли, но они ускользали, оставляя лишь пустоту. Говорить стало тяжело, а мысль о том, чтобы позвать на помощь, казалась непосильной ношей.

Внезапно дверь с громким скрипом распахнулась, и в комнату вошла Фрея. Её руки были покрыты кровью, а в ладонях она держала пистолет. Этот зрелище пронзило Дориана до глубины души, заставив его сердце забиться быстрее. В её глазах не было ни капли прежней доброты, только безумие и жажда мести.

– Ты… – выдохнул Дориан, его голос дрожал от страха и недоумения. – Дочка, ты…

Фрея медленно подняла взгляд на Дориана. Она сделала шаг вперёд, и капли крови на её руках потекли по пальцам, оставляя алые следы на полу.

– Какая я тебе дочка, ублюдок? – её голос дрожал от ярости.

Он еле выговорил, с трудом сдерживая гнев и шок. – Ты больно смелая?

– В глаза мне посмотри и скажи, кого видишь! – приказала Фрея, её слова звучали как грозовая туча, готовая разразиться.

В тот момент она уже сняла карие линзы, возвращая глазам прежнюю зелень, полную силы и решимости. Подойдя ближе, она позволила этой мрази рассмотреть себя вблизи. Когда в его глазах появилось осознание, она рассмеялась – этот звук был полон презрения.

– Дошло? – её голос звучал, как холодный ветер, пронизывающий зимнюю ночь.

– Рихтер, – прошипел Аннар, его тело дрожало от напряжения, он изо всех сил пытался сдвинуться с места.

– Оу, ты вспомнил? Разочарован, что я всё ещё жива? – слова были полны насмешки, словно она наслаждалась его страданиями.

– Сука. Что ты сделала с Фреей и моим сыном?

Женщина закатила глаза, её губы изогнулись в насмешливой улыбке, когда она провела пальцами по холодному металлу пистолета.

– Ну давай признаем, дядя, ты сам со своими сыновьями прекрасно справляешься. Что до этой парочки… – она пожала плечами, подходя к шкафу, куда ещё днем положила зажигалку. – Я избавила их от страданий, так как они виноваты меньше всего.

Её слова повисли в воздухе, как густой туман, окутывающий всё вокруг. В комнате царила тишина, прерываемая лишь тихим шорохом её одежды. Фрея чувствовала, как внутри неё разгорается огонь – огонь мести и справедливости. Она не собиралась останавливаться на достигнутом; впереди её ждало нечто большее, чем просто месть.

– Запомни меня сейчас, ведь это будет последним, что ты увидишь и услышишь перед своей смертью. – произнесла Фрея, щелкнув зажигалкой. Пламя заиграло в её глазах, отражая его свет. – Моё имя – Ада Розали Андрес, и отныне я Глава.

Фрея, с ухмылкой смотрела на пламя, которое стремительно охватывало стены. Зажигалка выскользнула из её руки и, словно предвестник катастрофы, упала на пол, оставляя за собой искры. Бензин, который она заранее разлила по всему дому, мгновенно воспламенился, и огненные языки начали танцевать, поглощая всё на своём пути.

Скоро весь дом наполнился густым черным дымом, который поднимался к потолку, как будто сам воздух был охвачен ужасом. Женщина почувствовала, как тепло пламени обнимает, но это не пугало. Холодно усмехнувшись, она повернулась к окну и произнесла. – Гори заживо, ублюдок. Гори так, как горела я все эти четыре года.

Фрея сделала шаг назад, отступив от окна, через которое уже пробивались языки пламени. Она шагнула к двери, её сердце билось ровно, словно в такт тихой мелодии. За спиной послышались душераздирающие крики. Дориана, его сыновей и охраны. Уголки губ поползи вверх.

Она всегда знала, что этот момент настанет. Долгие годы страха и подавленности, годы манипуляций и контроля – всё это привело её к этой точке. Пламя за спиной было символом её освобождения, а крики – лишь эхом прошлого, которое она оставляла позади. Не удержавшись, женщина посмотрела на то, как все поместье охватывает пламя.

На улице её встретил холодный ветер, который обнял её как старый друг. Она сделала глубокий вдох, вдыхая свежий воздух свободы.

А затем щелчок в голове. Резкий. Пронзительный. Наполненный болью. Словно сознание очнулось ото сна. Не предупреждая.

Огонь. Горящее пламя за её спиной. Он теперь не грел, а обжигал. Душа словно покинула тело, следуя прямо в небо. Оно было темным. Даже луна не светила. Тучи закрывали звезды. Или может их тоже не было? Все исчезло? Все исчезло. Всё. Абсолютно.

В руке пистолет. Сигарета во рту почти дотлела. Никотин, поступавший в организм больше не брал. Может он уже не поступал?

Сзади снова что-то вспыхнуло. Вдалеке раздался звук полицейской сигнализации. Не успеют. Уже все закончилось. Больше не будет его. Больше не будет их. И ее не будет. Она умерла. Еще четыре года назад. Продолжала существовать только ради этого момента. Время вышло. Стрелка обратного отсчета достигла нуля.

Фрея опустила пустой взгляд на свои руки. Они в крови. Каждый палец, каждая вена. Линия жизни на ладони пропала. Её больше не было видно. Как и самой жизни не было. Комиссар столичного отдела горько усмехнулась, не в силах отвести взгляд от своих окровавленных рук. Она медленно выдохнула остаток дыма, ощущая горьковатый вкус на кончике языка и прикрыла глаза.

– Я зашла слишком далеко?

Глава 5

Странно, но поиски вдовы Аннар и её дочери после жестокой утраты прошли на удивление гладко. Ни криков, ни вопросов, полных отчаяния. Лишь настороженность, сковавшая движения, и страх, поселившийся в глазах. Ада понимала это чувство, как никто другой. Она не намеревалась причинять им боль.

– Миссис Аннар, Велл. – произнесла она тихо, слегка наклоняясь к сестре Валериана и одаривая их обеих мягкой, успокаивающей улыбкой. – Пожалуйста, располагайтесь. Чувствуйте себя как дома.

Маленькая Велл, с огромными, как два озерца, голубыми глазами, полными недоверия, смотрела на незнакомую женщину.

– А вы кто? – прошептала она, прячась за юбку матери.

Ада, заметив ее испуг, достала из кармана яркую конфету в шуршащей обертке.

– Я, малышка. – ласково ответила она, протягивая угощение. – Жена твоего старшего брата, Валериана. Я обещала ему, что позабочусь о тебе и о твоей маме. А еще, у меня есть дочка, она почти твоя ровесница. Думаю, вы подружитесь и будете вместе играть.

– Правда? – с надеждой прошептала Велл, и Ада улыбнулась ей, кивая.

Ада, выпрямившись, кивнула Эйприл. Как и говорил Валериан, его мачеха была слабой женщиной. Так что даже слова поперек не могла вставить. Не задала ни единого вопроса.

– Мои люди обеспечат вас всем необходимым. Продукты, одежда, все, что может вам понадобиться. Не стесняйтесь обращаться, если вам что-то потребуется. Мы сделаем все, что в наших силах.

Миссис Аннар кивнула в ответ, оглядываясь на красивый и большой дом. Она не знала, что это место – бывший дом настоящей матери Валериана. Ада не собиралась раскрывать эту тайну, считая, что так будет безопаснее для них. Здесь, вдали от посторонних глаз, под ее ненавязчивым присмотром – они смогут залечить свои раны, обрести покой и, возможно, найти в себе силы жить дальше. Спокойно.

Проводя Аннар и ее дочь к левому крылу дома, где были расположены их спальни, обставленные всем необходимым для комфортной жизни, Ада обратилась к своим людям. Голос ее стал твердым, как сталь, и в нем звучал приказ:

– Отныне ваша главная задача – охранять этих женщин. Обеспечить им полную безопасность и покой. Никто не должен причинить им вред. Я выражаюсь ясно?

Парни, прошедшие через многое и привыкшие к бескомпромиссному тону своего почившего босса, а теперь и его жены, спокойно кивнули в ответ, не задавая лишних вопросов. Они прекрасно понимали, что это не просто просьба, а прямое указание. Родственники Валериана Аннара находятся под их опекой, и они сделают все возможное, чтобы защитить их от любой опасности.

Карром. Одна из побочных ветвей клана Аннар – “Лань”. Хах, какое название, такие и люди. Вечно лебезят перед старшими. Единственная дочь должна была выйти замуж за старшего сына Дориана, но просчиталась. Изменила ему с одним смазливым мальчиком. Отец был не сильно в восторге. А матери давно не стало. Глава семьи был жестоким человеком, потому Ада считала, что Ирэн не сильно расстроиться, узнав о его гибели.

Андрес нужно было уничтожить тех, кто не согласен с её властью. Иначе все, что она строила – рухнет. Нельзя было дать этим тварям, что не терпят женщин во главе, объединиться.

Особняк Карром этой ночью погрузился в бойню. Кровь заполняла каждый уголок, но Ада оставалась чистой: её подчиненные выполняли всю грязную работу. Как же это удобно. Увидев, как глаза главы семьи навсегда закрылись, Ада, переступив через его безжизненное тело и приподняв подол платья, направилась в дальние комнаты.

Она наткнулась на сцену, которая привлекла её внимание: блондинка стояла у двери своей спальни, не позволяя солдатам войти. Слезы катились по её щекам, а в руках она крепко держала кинжал, угрожая мужчинам, получившим приказ обыскать все комнаты.

Андрес уверенно шагнула вперед, и подчиненные склонили головы в знак уважения, пока та не подошла ближе. Подняв взгляд, она встретила глаза женщины и усмехнулась – это была Ирэн.

– Здравствуй, куколка. – произнесла она, и в её голосе прозвучала зловещая игривость.

Карром, не понимая происходящего, вдруг ощутила холодный ужас, когда взгляд её упал на обручальное кольцо Ады. Теперь всё стало на свои места.

– Адель? – её голос дрожал, полон паники.

– Все кончено, Ирэн. – холодно произнесла Ада. – Тебе придется отойти в сторону, если не хочешь отправиться на тот свет вслед за папочкой. Нам нужно обыскать дом.

Ирэн сжала оружие в руки и судорожно покачала головой. – Не подходи. Не смей.

Шаг Ады к двери был подобен медленному сползанию лавины. Клинок, угрожающе блестевший в руке Ирэн, её не смущал. Улыбка коснулась губ, холодная и насмешливая – Угрожаешь мне, милая? – прошипела Ада, её голос, низкий и бархатный, прорезал тишину коридора.

Ирэн, обычно такая надменная и высокомерная, теперь выглядела жалкой. Страх, лишенный всякого высокомерия, исказил её лицо. Глаза, обычно блестевшие холодным огнём, были полны паники, словно загнанная птица, оказавшаяся в ловушке. Слеза скатилась по её щеке, оставляя за собой блестящий след. Она задыхалась, выдыхая короткие, прерывистые вздохи. – Адель, пожалуйста, не подходи! – прошептала Ирэн, её голос обрывался от рыданий. – Остановись! Если ты убьёшь меня и моего сына… как ты потом будешь смотреть в глаза своим детям? Обнимать их руками, запачканными до локтей в крови? У тебя есть душа? – её вопрос был не обвинением, а криком отчаяния.

Слова Ирэн неожиданно заставили Аду задуматься. Не о своей душе, которая умерла уже давно, а о том, что скрывается за дверью. Сын? Что? Она посмотрела на испуганную женщину, которая казалось не врала. В этот момент дверь распахнулась, и из темноты выскочил мальчик лет пяти, с мольбой в глазах, в руках – не кинжал, а маленький плюшевый медвежонок. Он бросился к Ирэн, заслоняя её от Ады. Андрес застыла, удивлённая. Её привычный, холодный расчет рухнул под напором неожиданности.

Она посмотрела на Ирэн. Страх в ее глазах казался искренним, а не игрой, которую она привыкла видеть. На мгновение их взгляды встретились, и Ада увидела не врага, а отчаявшуюся мать, готовую на все, чтобы защитить своего ребенка.

Андрес окинула взглядом своих людей, которые тоже замерли в замешательстве. Наверное, думали над тем, "убьет она или нет?" В сердце что-то ёкнуло. Не жалось, не сочувствие, а что-то инстинктивное. Защита. Защитный инстинкт, который она давно подавила в себе, проснулся, разгоняя остатки ненависти. Или возможно это была боль от того, что своих детей у неё никогда не будет. Она посмотрела на испуганные лица матери и сына, и приняла решение.

– Пошли со мной. – неожиданно для себя произнесла Ада. Голос ее прозвучал как приказ.

Женщина развернулась, не дожидаясь ответа, и направилась к выходу из особняка. Ее люди, хоть и удивленные, послушно последовали за ней.

Ирэн, все еще дрожа, посмотрела на своего сына, потом на спину уходящей Адель. В ее глазах мелькнула надежда, смешанная с глубоким сомнением. Она не доверяла этому человеку, но сейчас у нее не было выбора. Она крепко сжала руку сына и, сделав глубокий вдох, последовала за ней в ночь и неизвестность.

Их доставили в дом матери Валериана, где Ада занималась делами клана. Мальчик, прижавшись к Ирэн, испуганно оглядывался, словно опасаясь, что его вот-вот схватят и утащат. Внутри царила тишина, прерываемая лишь приглушенными шагами подчиненных Главы и легким эхом их собственных голосов.

Наконец, они оказались в просторной комнате, с высокими окнами, затянутыми темными шторами. Одна из гостевых спален. Женщина открыла перед ними двери и приказала. – Будете спать здесь. Если что-то понадобиться, обращайтесь к любому из моих подчиненных. Они все осведомлены о гостях. – ее голос, как всегда, был ровным и бесстрастным.

Мальчик, не отпуская своего плюшевого медвежонка, еще сильнее прижался к матери, пряча лицо в ее юбке. Ада, заметив его испуг, смягчила выражение лица. Она не привыкла к таким ситуациям, но что-то в этом маленьком, напуганном существе вызывало у нее странное, необъяснимое желание успокоить. Она наклонилась, стараясь не производить резких движений, и попыталась установить зрительный контакт с ребенком.

– Привет, малыш. – ласково произнесла Ада, стараясь, чтобы ее голос звучал мягко. Это было странно для нее, но, к удивлению, у нее это получилось. Она искренне улыбнулась, пытаясь развеять страх, читавшийся в его глазах. – Как тебя зовут?

Мальчик робко выглянул из-за матери, его глаза, широко распахнутые от любопытства и страха, уставились на женщину. Он крепко держал своего медвежонка, словно тот был его единственной защитой в этом незнакомом месте. Наконец, он тихо прошептал, едва слышно. – Адри…

– Адри – повторила Андрес с улыбкой. – Завтра я приведу к тебе кое-кого, вместе поиграете. А пока ложись спать.

Мальчик кивнул и уткнулся в ногу матери. Ирэн все еще стояла испуганной. Ада закатила глаза, глядя на ту, с кем ей изменил бывший жених, но ничего не сказала. Ее эмоции давно были заточены в стальные оковы, но сейчас, глядя на этих двоих, она почувствовала, как в ней поднимается волна усталости от всей этой драмы.

– Радуйся, Карром. Твой сын спас тебе жизнь. – Ада развернулась и ушла, ее силуэт растворился в тени коридора. Ирэн, оставив позади свое смятение, осмотрела просторную спальню, в которой они оказались.

– Мамочка, я пить хочу… – прошептал Адри, его маленький голос утопал в мягкости перин.

Ирэн, нежно поцеловав сына в лоб, поднялась с кровати. Она осторожно приоткрыла дверь, и увидела молодого человека, стоящего возле окна, его плечи расслаблены, а взгляд устремлен куда-то вдаль.

– Простите, а.… – обратилась Ирэн, стараясь не привлекать лишнего внимания. – Можно ли попросить воды для ребенка?

Молодой человек безмолвно кивнул, и, не проронив ни слова направился на кухню. Наполнил графин холодной водой. Ирэн приняла его со сдержанной благодарностью.

Когда она уже собиралась вернуться к сыну, она не удержалась от вопроса – А.… что Адель от нас хочет? Мы можем…

Молодой человек, чьи глаза, казалось, никогда не знали улыбки, повернулся к ней. Его взгляд был холодным, но в то же время, не лишенным сочувствия. – Позвольте прояснить, мисс Карром. С сегодняшнего дня вы находитесь под защитой Главы Андрес. Никто вас и пальцем не посмеет тронуть в этом доме. Ни вас, ни вашего сына. – он говорил твердо, будто высекая каждое слово из камня. – Ваша безопасность – ее забота. Все остальное – ее дела, которые вас не касаются.

Вскоре врасплох застали и подчиненных Аннар. Они, застывшие в ожидании грозы, не знали, что делать. В панике бросились к побочным ветвям, чтобы сообщить о смерти Дона. Второй раз за год было назначено собрание.

– Аннары мертвы. – произнес один из них, его голос дрожал от напряжения.

– Мы должны что-то придумать, пока есть время. – ответил другой, стараясь скрыть растерянность.

– А что придумывать? Дориан мертв. Все его дети тоже. Вся власть, что была у них, теперь канула в лету. – с горечью произнес третий, осознавая всю безысходность ситуации.

– Неужели никого не осталось? – спросил кто-то из угла, его голос звучал как шёпот.

– Валериан Аннар должен был занять его место, но почил раньше отца. – произнес один из капо, и в комнате воцарилась тишина.

– Получается, клан Аннар остался без Главы? – подытожил кто-то, словно пытаясь осознать всю серьезность происходящего.

В этот момент дверь распахнулась с тихим скрипом, и в зал вошла Ада. Её широкая улыбка словно озарила мрачное помещение. Взгляд её был уверенным и проницательным, а присутствие – мощным. Черное платье, доходящее до колен, подчеркивали серебряные украшения на шее и запястьях. Вновь чёрные волосы были распущены. Все замирали, даже те Доны, кто был в курсе происходящего. В воздухе повисло напряжение, и лишь немногие понимали и помнили, что Ада не была всего лишь вдовой наследника клана и преемницей Дона Винзенса и Главой.

Ада сделала шаг вперед, её уверенность была ощутима в каждом движении. Она пришла заявить о своих правах и о том, что теперь именно она будет определять правила игры в этом новом мире без Дориана и его семьи.

– Я пришла напомнить вам о договоре, господа. – произнесла она, её голос звучал как раскат грома, отразившись от холодных стен зала. – Я также пришла, чтобы явить себя перед вами, прекрасными капо, что служили Дориану. Клан Аннар может быть без Главы, но это не означает, что власть осталась вакантной.

В зале воцарилась напряженная тишина. Доны молчали, но капо и солдаты Аннар не собирались уступать. Они ещё не разгадали тайну убийства своего главаря, будучи на заданиях. Хотя предчувствовали, что ответ близок.

– Ты кто такая? – прервал молчание один из старших, его голос звучал с вызовом.

Ада медленно повернула голову в его сторону, на её губах появилась усмешка – загадочная и манящая. Затем она подняла правую руку, приказывая Каю молчаливым жестом.

– Кто же я такая, консильери? – произнесла она с игривой уверенности. – Просвети капо Альдо.

Кай шагнул вперёд, его голос звучал уважительно, но в нём ощущалась угроза для всех остальных присутствующих.

– Госпожа Аннар. Глава семей: Винзенс и Аннар. Ваш Дон.

Слова Кая заполнили зал, словно ветер, проносящийся сквозь древние руины. Ада почувствовала, как атмосфера изменилась: страх и недоверие начали сменяться любопытством и ожиданием. Она знала, что этот момент – её шанс. Теперь все взгляды были прикованы к ней, и она могла видеть, как искры сомнений вспыхнули в глазах собравшихся.

– Ваша лояльность к Дориану была безусловной, но времена изменились.

Её голос звучал как гром среди ясного неба. Взгляды всех присутствующих метались между страхом и восхищением. Они знали: в этой стране осталась лишь одна женщина, способная контролировать хаос и направить его в нужное русло. И эта женщина была здесь, перед ними, готовая взять на себя бремя власти и ответственности.

Ада улыбнулась ещё шире, её улыбка сверкала, как светлая звезда на ночном небе, предвещая грандиозное представление, которое она собиралась устроить. В её глазах разгорелся огонь решимости, яркий и неугасимый. Служившие в прошлом клану Аннар люди смотрели на неё с недоумением, не понимая, что происходит, и почему остальные Доны предпочитали молчать.

– А если мы не хотим подчиняться какой-то девке? – с вызовом произнёс капо Альдо, его голос звучал как удар молнии в тишине.

Ада весело рассмеялась, и в этом смехе было что-то чарующее и одновременно пугающее, заставляющее младших солдат сжаться в страхе.

– Тогда бегите! – произнесла она, её голос был полон безумного веселья. – Бегите, пока можете! Подальше от столицы. Потому что как только я вас найду – а я вас найду, – её глаза блестели от возбуждения. – Я соберу вас где-нибудь в лесу, вместе с вашими женами и детьми. И всех до одного погребу под землю.

Каждый в зале почувствовал, как холодок пробежал по спине; она не просто угрожала – она обещала расправу, и это обещание повисло в воздухе, как грозовые облака перед бурей.

– Вы… – голос капо задрожал, словно он только что столкнулся с ураганом. Его уверенность рассыпалась в прах, когда он осознал, что теряет влияние, которое когда-то было неоспоримым в глазах Дона Дориана. Он перевел взгляд на Кая, его глаза полны недоумения и ярости. – Предатель! Как ты посмел…

Кай поднял брови, его лицо оставалось спокойным, но в глазах горело пламя решимости.

– Я никого не предавал. – произнес он с ясностью, которая заставила окружающих замереть. – Эта женщина является супругой покойного Валериана Аннара. Неужели ты забыл о нем? Дориан убил своего сына, оставив госпожу вдовой. А как мы знаем, за кровь платят кровью. Так где же несправедливость, по твоему мнению, Альдо? Глава Аннар имеет полное право находиться здесь.

Слова Кая отразились в зале, словно громкий колокол, вызывая трепет у присутствующих. Каждый из капо ощутил вес правды, которую он произнес.

Ада сняла с себя плащ, в котором пришла, и оголила плечи. На одном плече красовалась татуировка орла – гордый символ Клана Винзенс, знакомый многим. Этот образ, олицетворяющий силу и свободу, был как будто частью её самой. Но на втором плече теперь виднелась совершенно новая татуировка: лилия, олицетворяющая Главу клана Аннар. Этот символ шептал о переменах и новых началах, предвещая неожиданные повороты судьбы.

Солдаты Аннар, осознав, кто теперь возглавляет их, без единого слова опустились на колени перед новым Главой. В их сердцах горела решимость принести клятву на крови, как предписывают традиции. Они узнали правду. За супругой почившего Валериана пойдут куда угодно. Даже капо Альдо, обычно столь красноречивый, лишь молча склонил голову, принимая это.

Женщина удовлетворенно кивнула и заняла свое место за столом. Ей налили виски, но никто так и не решался завести разговор. Тишина давила, но Главу Андрес это казалось не волновало. Она лишь спустя минут пять подала голос. Ровный и спокойный – Я Ада Розали Аннар объявляю о неприкосновенности своей семьи. Советую каждому сделать также. Я надеюсь все это уяснили.

– Глава Аннар, вы понимаете, что это значит? Это прецедент. Если мы все начнем объявлять о неприкосновенности своих семей…

Ада отпила виски, не сводя с него взгляда. В ее глазах плескалась сталь.

– Дон Донато. – медленно произнесла она, отставив бокал. – Вы говорите так, будто все семьи здесь равны. Но мы все знаем правду. Некоторые семьи, как и некоторые животные, более равны, чем другие.

Наступила пауза, во время которой можно было услышать, как тикают часы на стене.

Женщина откинулась на спинку кресла и подняла свой бокал. – Больше никаких заговоров. Каждый занимается своим бизнесом, чтобы не случилось так, как с покойным Дорианом. У каждого своя установленная территория. Ни больше, ни меньше. – она достала пачку сигарет и один из подчиненных поднес к ней зажигалку. Медленно вдыхая никотин после тяжелого дня, Ада завершила. – Всем все понятно?

Медленно, один за другим, главы семей кивнули. Они могли презирать ее. Могли ненавидеть. Но боялись. Боялись Ады Розали Аннар, женщины, которая, казалось, после смерти Валериана не знала страха и не имела границ.

В эту ночь была установлена новая реальность. В мафиозном мире, где царили жестокость и предательство, появилась зона неприкосновенности. И все знали, что нарушать ее было равносильно самоубийству.

– Роза! Девочка, я вернулась.

Ада распахнула объятия, и Роза, вихрем ворвавшись в них, крепко обняла её. Тепло маленького тельца, запах детского шампуня и искренняя радость дочери мгновенно смыли с Ады налет цинизма и жесткости, которые она носила как броню. В этот момент она была просто матерью.

– Мамочка! Ты вернулась! – выдохнула Роза, зарываясь лицом в пальто Ады.

Из кухни послышался стук посуды, и вскоре в коридоре появилась Элин, с полотенцем в руках. За ней, вышла Одри, её лицо озарила мягкая улыбка.

– Меня тетя Элин писать слова научила! – рассмеялась Роза, глядя на Аду и с гордостью демонстрируя небольшой блокнот с кривыми буквами.

Андрес присела на корточки, чтобы быть на одном уровне с дочерью. Она взяла блокнот и с нежностью провела пальцем по неуклюжим строчкам.

– Вау! Ты умница! – похвалила она, наклонившись, чтобы поцеловать ребенка в лоб.

Одри хотелось бы поговорить с дочерью наедине. Расспросить, что произошло. Что её девочка пережила за те четыре года отсутствия? Почему в глазах больше нет той радости жизни? Почему Адель так изменилась? Не только внешне, хотя даже это очень поменялось. Внутренне. Но она ведь не расскажет. Материнское сердце чувствовало, что что-то случилось. Стефан не хотел ей ничего объяснять, хотя сразу было понятно – муж знал больше неё.

Элин стояла и смотрела на старшую сестру молча. С подозрением и недоверием. С ней Адель тоже не соизволила поделиться своей жизнью. Откуда у неё ребенок, если приходили результаты врачей, что женщина не могла иметь детей? Что на самом деле случилось с Валерианом? Почему от Адель веет опасностью?

– Попрощайся с тетей и бабушкой. Поедем домой. – погладила девочку по голове женщина.

Роза неохотно отлепилась от матери и подошла к Элин, чмокнув её в щеку – Пока, тетя Элин!

– Пока, моя хорошая. – улыбнулась Элин, поправляя выбившийся локон. – Веди себя хорошо, ладно?

Затем Роза переключила своё внимание на Одри, обняв её за шею и поцеловав в щеку. – Пока, бабушка!

– Пока, моя радость. – ответила Одри, поглаживая внучку по спине. – Приходи снова, мы будем ждать тебя.

Ада, на мгновение задержав дыхание, обняла мать. Обняла так крепко, словно пытаясь удержать ускользающее время, словно пытаясь впитать в себя всю теплоту и нежность, которую она дарила. Тепло материнских рук обволакивало её, даря чувство покоя, которого ей так не хватало.

– Прости, мам. – прошептала Ада, уткнувшись лицом в её плечо. Голос предательски дрогнул. – Я как-нибудь приеду поболтать. Правда. – пообещала женщина, отстраняясь от матери. Она улыбнулась, пытаясь скрыть волнение и усталость от всего происходящего.

Одри улыбнулась в ответ, касаясь чужой скулы. – Я буду ждать, доченька. Всегда буду ждать.

Ада поцеловала мать в щеку, вдохнула знакомый аромат духов, и в этот момент ей показалось, что она снова стала маленькой девочкой, ищущей защиту в объятиях матери. Ей нужно было уходить, пока совсем не раскисла и не превратилась в прошлую версию себя.

Она подошла к сестре и покачав головой, прижала младшую к себе. Погладила по голове, как в детстве. Словно они вновь маленькие, и Элин пряталась в объятиях Ады от криков родителей. Женщина почувствовала дыхание у своего уха, а потом голос, который больше не обладал тем теплом – Слишком много грешишь, Адель. Тебе это аукнется.

Ада пришла в себя мгновенно. Вынырнула из семейного тепла. Взгляд снова стал стальным. Она лишь крепче сжала сестру в объятиях и прошептала ей в макушку. – Не доросла, чтоб мне мораль читать.

Отстранилась и взяла Розу за руку. Андрес повернулась к матери и улыбнулась притворно ласковой улыбкой – Папе привет.

Выходя из дома, Ада почувствовала, как свежий воздух ударил в лицо. Когда машина тронулась, Роза пристегнулась и, устроившись поудобнее, спросила. – Мамочка, а что ты делала на работе так долго?

Глава Андрес на секунду задумалась, подбирая слова. Она знала, что этот вопрос будет задаваться снова и снова, она должна быть готова. – Я помогаю людям, Роза. Защищаю их и ловлю преступников. – ответила Ада, стараясь, чтобы в её голосе звучала только правда. – Делаю так, чтобы мир был безопаснее.

По наивному личику Розы было видно, что она не ждет подвоха. Ей просто любопытно. Она верит в то, что ее мама супергероиня и всесильна. Ада, на мгновение, зажмурилась. Она готова была встретить пулю в сердце, выдержать пытки, но только не этот вопрос.

– Валериан рассказывал, что вы оба из полиции. А… – она посмотрела на Аду. – Мама, а где он? Ты обещала рассказать.

Сердце Ады замерло. Время словно остановилось. Она словно онемела, не в силах произнести ни слова. Она знала, что этот момент настанет. Боялась его больше всего. Как объяснить этой маленькой девочке, полной жизни и света, что Валериан умер? Как объяснить, что его больше нет и никогда не будет?

Женщина прикусила губу, почувствовав внезапную, но острую боль внутри. Она только и могла вымолвить. – Малышка, дома поговорим. Хорошо?

Роза, немного поколебавшись, кивнула. Она доверяла своей маме, но в её глазах читалась настороженность, как будто она предчувствовала что-то плохое.

Всю дорогу домой Роза молчала, прижавшись к окну и наблюдая за проплывающими мимо огнями города. Ада чувствовала её напряжение и старалась не смотреть на неё, чтобы не выдать свои эмоции.

В голове прокручивались варианты того, как сказать Розе правду. Она думала о сказках, о метафорах, о том, как объяснить смерть, не травмируя её детскую психику. Но никакие слова не казались подходящими.

Оставалось надеяться, что на какое-то время, девочка забудет об этом разговоре.

Она не повезла Розу домой. Привезла в дом Валериана. Адри, оторвавшись от песочницы, с любопытством посмотрел на Розу. Ему было пять лет, но он казался серьезным и задумчивым.

Ада наблюдала за их знакомством, чувствуя, как внутри зарождается слабая надежда. Может быть, они смогут сблизиться. Может быть, дружба Адри хоть немного скрасит одиночество Розы. Ведь сама она не сможет часто быть рядом с дочерью. Любой бы сказал, что стоило оставить девочку в детском доме и не иметь проблем. Но после звонка этой малышки, женщина не смогла ничего с собой поделать. Да, она возможно будет плохой матерью. И скорее всего именно поэтому бог не дал ей такую возможность. Однако, как обычно, Ада шла против всех. Даже против Господа.

В планах у неё было заплатить за свои грехи. Где-то она вычитала, что старшая дочь платит за грехи своего отца и повторяет жизненный сценарий матери. Оказалось, это не так. В обоих случаях стало только хуже. Зато без чьей-либо указки. Она заплатит жизнью. Только лишь за свои решения. Ответит за поступки.

Ирэн стояла в отдалении и наблюдала за сыном. Её глаза расширились, когда она увидела девочку лет семи-восьми рядом со своим мальчиком.

– Привет. – тихо сказал он, протягивая ей свою маленькую ладошку, перепачканную песком. – Меня Адри зовут.

Роза, улыбнувшись, пожала ему руку. – Привет, Адри. А.… меня Роза.

Глядя на то, как эти двое детей неуклюже пытаются наладить контакт, Ада почувствовала, как сердце ее немного оттаяло. Пусть им будет не так одиноко.

Карром, не в силах больше сдерживать любопытство, сделала пару шагов к Аде, и, набравшись смелости, спросила вопрос, который мучил ее – Почему ты нас не убила?

Глава Андрес, казалось, даже не услышала вопроса. Она смотрела куда-то вдаль, сквозь деревья, словно видела нечто, доступное лишь ей одной. В воздухе повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь щебетом птиц и детским смехом. Ирэн затаила дыхание, ожидая ответа, но Ада молчала, будто статуя, застывшая во времени.

Вдруг, словно очнувшись от транса, Ада достала из кармана тонкую серебряную сигаретницу и извлекла оттуда сигарету. Она не спеша поднесла её к губам и щёлкнула зажигалкой, прикуривая. Пламя на мгновение осветило её лицо, выявив усталость и глубокую печаль, скрытые в глубине глаз.

Затянувшись, Ада выпустила струйку дыма в небо, и лишь затем, не поворачивая головы, ответила. – Принципы, куколка. Принципы.

В её голосе звучал холод и безразличие, словно она говорила о чём-то совершенно незначительном. Ада повернулась к Ирэн и протянула ей сигаретницу вместе с зажигалкой. – Угощайся. – сказала она, с лёгкой усмешкой на губах.

Ирэн, ошеломлённая, смотрела на женщину, не понимая, что происходит. Она ожидала объяснений, оправданий, чего угодно, но только не этого равнодушного жеста – Да не трону я тебя и твоего сына. Успокойся. – закатила глаза Ада, вновь затягиваясь.

Взяв сигарету и зажигалку дрожащими руками, она машинально прикурила. Первая затяжка обожгла лёгкие, но в ответ на боль, в голове прояснилось.

Дым сигарет вился в воздухе, словно невидимые нити, соединяя двух женщин в молчаливом союзе. Они молча курили, наблюдая за детьми, чьи звонкие голоса и смех, казалось, звучали в другой реальности, далёкой от их собственных забот и тревог. Ирэн, с каждой затяжкой, пыталась унять дрожь, но слова Ады засели в голове, требуя объяснений.

Внезапно тишину нарушил скрип шагов. К ним приблизился один из подчиненных Ады, высокий мужчина с суровым лицом. Он почтительно склонил голову.

– Глава. Желаете чего-нибудь?

Ада затянулась сигаретой, смакуя табачный дым. Её взгляд на мгновение смягчился, словно она вспоминала что-то, дорогое её сердцу, но затем вернулся к прежней холодной решимости. Она выдохнула, медленно выпуская дым.

– Да. – произнесла она, и её голос был спокоен, но тверд. – Передай парням, чтоб на заднем дворе этого и моего дома высадили черные гвоздики. Весь периметр, выделенный за дорожками.

Подчиненный кивнул, его глаза выдавали понимание. Он знал, что это значит. – Будет сделано, Глава. – ответил он, разворачиваясь и быстро удаляясь.

Карром, наблюдая за этой сценой, почувствовала, как по коже пробежали мурашки. Она вспомнила, что читала о языке цветов. И ей стало не по себе, когда она поняла значение этих слов.

Черная гвоздика символизирует траур, бунт и стойкость.

Женщина выглядела непроницаемой, но Ирэн видела в её глазах тень печали, которая лишь усиливалась с каждой затяжкой сигареты – По кому ты скорбишь? – не выдержала она, наконец нарушив молчание.

Ада повернулась к ней, в её глазах отразилось что-то похожее на усталость. Она снова затянулась сигаретой, словно собиралась с мыслями.

– По многим. – тихо ответила она. – По тем, кого потеряла. По тем, кого предала. По себе самой.

Ирэн почувствовала, как внутри всё сжалось. Она знала, что Ада не привыкла раскрывать свои чувства, но эти слова, прозвучавшие с такой искренностью, тронули её до глубины души.

– И что ты собираешься делать? – спросила Ирэн, понимая, что теперь она втянута в водоворот событий.

Ада снова выдохнула дым, рассеивая его в вечернем воздухе. – Я собираюсь закончить то, что начала. – ответила она, её голос вновь обрёл стальную твёрдость. – А потом расплатиться.

Глава 6

Нельзя жить прошлым. Нельзя. Нельзя. Нельзя. Нельзя. Эта фраза, как заклинание, всплывала в её голове, преследуя, словно навязчивый мотив. Она повторяла её себе снова и снова, пытаясь убедить себя, что нужно двигаться дальше, что прошлое – это лишь тяжёлый груз, который тянет её на дно. Но, как бы она ни старалась, прошлое продолжало держать её в своих цепких объятиях.

Тогда зачем Ада каждую ночь прослушивала его голосовые сообщения? Зачем, задыхаясь от боли, обнимала мужские толстовки, которые до сих пор были пропитаны его запахом? Зачем часами слушала до боли родной голос, такой нежный, такой любимый, что каждая нота, каждая интонация врезалась в память, словно выжженная рана?

"Если вы думаете, что фотографии не важны – подождите, пока они станут единственным, что у вас останется"

У неё давно уже был другой номер и телефон. Она сменила сим-карту, обновила гаджеты, стараясь стереть все следы, ведущие в прошлое. Однако старый телефон, ставший хранителем её самых сокровенных тайн, она не выбрасывала. Он лежал в укромном уголке, словно священная реликвия, к которой она прибегала в минуты отчаяния и одиночества. Потому что в нём находилось всё. Голосовые, записи звонков, малое количество фотографий, бережно сохраненных. Ада терпеть не могла фотографии, считая их бессмысленным способом фиксации момента. Но после смерти Риана, её любви, её жизни, она горько пожалела об этом. Так мало всего осталось. Почти ничего. Словно его никогда и не было. Не существовало.

В памяти всплывали их дни, проведенные вместе, их прощание которого не было, его взгляд, полный любви и… предчувствия. Сердце сжималось от боли, и Ада вновь и вновь прокручивала в голове события, пытаясь найти ответ на вопрос, почему всё так случилось. Почему судьба оказалась так жестока?

В какие-то моменты ей действительно казалось, что его не существовало. Что Риан, её Риан – просто игра больного и одинокого воображения, плод её фантазий. Что она сама придумала эту любовь, эту страсть, эту боль. Но огромная дыра внутри, зияющая пустота, которую ничем было не заполнить, говорила об обратном. Говорила, что он был. Что он жил. Что он любил. И что его больше нет. И эта пустота, эта невыносимая тяжесть, была её вечной ношей. Её призраками памяти.

И вот, из динамика телефона, из прошлого, доносились его слова, разрывая душу на куски. Это были его сообщения, осколки его голоса, запечатлевшие его характер, его любовь, его боль.

“Хера ты конченая. Как мразь себя ведешь. Приходи на свидание сегодня в 8” – грубовато, но с неподдельным озорством, с таким огнем, который зажигал её и заставлял улыбаться даже в самые мрачные дни.

“Кто тебя расстроил, Ауэр? Назови имена, и я убью их нахер” – эти слова, полные ярости и защиты, прозвучали так остро, так живо, словно он говорил это прямо сейчас, стоя рядом с ней, готовый разорвать любого, кто посмел её обидеть.

“Доброе утро, Моя Роза. Как твои дела? Я сегодня ушёл на работу, срочно вызвали. Ты там не понадобишься, лежи отдыхай. Поеду домой, захвачу твои любимые пирожные” – заботливо, нежно, с такой простой, но такой необходимой теплотой.

“Слышишь? Госпожа моего сердца. Ответь на один вопрос, как агностик агностику. Я решил проверить свою карту со списаниями. И… Вы там не офигели, леди? Тут Ян до меня до…кхм, расспрашивает почему я такой злой. Так вот отвечаю. Почему ты не тратишь деньги? Я для кого в этой канторе работаю? Легально причем! Прошу заметить. Я работаю, чтобы ты эти деньги тратила, а не молилась на них или тратила свои. Сейчас закину еще, чтоб завтра карта была пустая, по нулям. Поняла? Всё, целую” – смешно, ворча как обычно.

“Будь у меня ещё тысячи жизней, я бы в каждой из них, любил бы тебя” – и от этих слов, от этого обещания вечной любви, сердце сжималось от горя и нежности.

По щеке покатилась слеза. Ада зажмурилась, отвернувшись от яркого экрана в темноте, в попытке спрятаться от боли, от этих воспоминаний, от призраков, мучивших её по ночам. Она позволяла себе плакать, давала волю чувствам, которые так долго сдерживала. И в этом плаче была вся её боль, её утрата, её любовь, которая пережила смерть, но не смогла пережить забвение. И мир вокруг, казалось, сжимался вместе с ней, сочувствуя её горю.

Ада задрожала, словно от холода. Слезы хлынули с новой силой, заглушая собой все остальные чувства. Она не могла больше это слушать. Не могла выносить этот голос, эти слова, эти воспоминания, которые разрывали её изнутри.

Слёзы текли по щекам, обжигая кожу, и женщина, наконец, дала волю чувствам. Словно плотина, сдерживавшая бурный поток, рухнула, и вся боль, накопившаяся за долгие годы, вырвалась наружу. Она плакала, всхлипывая, захлёбываясь в собственных эмоциях, беззвучно.

В кромешной темноте, освещаемой лишь тусклым светом от экрана телефона, она снова и снова прокручивала в памяти те события, которые навсегда изменили её жизнь. Вспоминала его улыбку, его смех, его прикосновения, которые теперь были лишь призраками прошлого.

Она чувствовала его запах, запах табака и одеколона, который въелся в её одежду, в её постельное белье, в самую её душу. И от этого становилось только больнее. Она видела его лицо, его глаза, в которых отражалась такая безграничная любовь, что теперь, когда его не было рядом, эта любовь превращалась в бездну отчаяния.

Ада прижала к себе подушку, впитывая в неё слёзы, и в этот момент ей казалось, что она тонет. Тонет в море горя, тонет в воспоминаниях, тонет в своей вине. Она не смогла уберечь его. Не смогла защитить. Она, сильная, властная женщина, не смогла справиться с обстоятельствами, которые привели к его смерти.

В голове мелькали вопросы, на которые не было ответов. Что если бы она была осторожнее? Что если бы она смогла предотвратить все это?

Но ответы так и не находились. Оставалась лишь боль, терзающая душу, и осознание того, что ничего уже нельзя изменить.

В какой-то момент плач утих, оставив после себя лишь опустошение. Ада лежала в темноте, чувствуя себя совершенно разбитой. Её сердце ныло, разум был затуманен.

Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Вытерла слёзы и, тяжело поднявшись с кровати, подошла к окну. Холодный ночной воздух коснулся её лица, принося глоток свежести. Город спал, освещённый лишь редкими огнями. Внизу, на улице, доносились еле слышные звуки. Городская жизнь никогда не прекращалась полностью, всегда находились люди, которые бодрствовали, даже в самые поздние часы. Но в этой тишине, в этом одиночестве, все эти звуки казались далекими и безразличными.

Она снова курила. Курила, потому что он курил. Курила, потому что это помогало. Курила, потому что ненавидела себя. Курила, потому что не хотела жить.

Достала сигарету из пачки, лежавшей на прикроватной тумбочке. Зажигалка щёлкнула, осветив на мгновение её измождённое лицо. Яркий огонёк плясал в темноте, отражаясь в её заплаканных глазах. Она затянулась, глубоко вдохнув едкий дым.

Дым обжигал горло, но приносил временное облегчение, заглушая боль, хоть ненадолго. Ей нужно было что-то, что могло бы отвлечь её от терзающих мыслей, что могло бы помочь ей пережить эту ночь.

Она стояла у окна, вдыхая табачный дым, и смотрела на спящий город. Вдалеке, в одном из небоскрёбов, горел свет, словно чья-то душа, такая же одинокая и потерянная, как и её собственная не спала.

Сигарета догорела до фильтра, обжигая пальцы. Ада бросила окурок в пепельницу, полную таких же мертвых останков.

Ночь сгущалась, обволакивая комнату мраком. Женщина чувствовала, как тьма проникает внутрь нее, поглощая последние искры света. Хотелось кричать, биться головой о стену, но сил не было даже на это. Осталась лишь апатия, безразличие ко всему, что происходит вокруг.

Она сделала шаг назад от окна, чувствуя, как ноги становятся ватными. Ей казалось, что если она сейчас не ляжет и не закроет глаза, то просто рухнет на пол.

Тело требовало отдыха, мозг отказывался работать. Все чувства притупились, осталась лишь тяжелая, давящая усталость. Словно если сейчас она не поспит, то умрет.

Дойти не успела. Отключилась.

Когда веки дрогнули и медленно распахнулись, первым, что врезалось в сознание Адель, было до боли знакомое лицо. Его лицо. Риан. Он склонился над ней, его глаза излучали тепло и неподдельную заботу, а губы тронула легкая, ободряющая улыбка – Маленькая моя… Мой мир. Как ты?

Голос. Господи, этот голос! Бархатный, с хрипотцой, он проникал прямо в сердце, исцеляя старые раны и пробуждая давно забытые чувства. Неужели это правда? Неужели все это время она жила во сне, в кошмаре, и вот теперь проснулась?

Адель попыталась приподняться на локтях, но тело отозвалось слабой дрожью. Она почувствовала прохладу шелковых простыней под пальцами и запах мяты и никотина, легкий и успокаивающий, как и прежде. Знакомая комната, знакомая обстановка… все на своих местах.

– Риан… – прошептала она, ее голос едва слышно затерялся в полумраке комнаты. Слова сорвались с губ скорее, как вздох облегчения, как молитва, на которую, наконец, ответили.

Он тут же присел рядом, его рука осторожно коснулась ее щеки. Прикосновение было теплым, ощутимым, реальным. Она чувствовала его дыхание на своей коже, видела крошечные морщинки, собирающиеся в уголках его глаз, когда он улыбался.

– Не волнуйся, маленькая моя. – сказал он, его голос был полон нежности. – Ты просто очень устала.

Адель судорожно пыталась вспомнить. Что произошло? Где она была? В голове словно зияла дыра, провал в памяти, заполненный лишь обрывочными видениями: слезы, отчаяние, одиночество… а потом… потом тьма.

– Я… я не понимаю. – проговорила она, ее взгляд метался по комнате, ища хоть какую-то зацепку. – Что случилось?

Риан взял ее руку в свою, его пальцы сплелись с ее пальцами, словно пытаясь вернуть ее в реальность – Ты дома, Адель. Ты всегда была дома. Просто… ты немного заблудилась.

Он не объяснил, что имел в виду, и в его голосе прозвучала странная нотка, которую она не смогла уловить. Но сейчас ей было все равно. Сейчас ее волновало только одно: он здесь. Он вернулся.

Она впилась в него взглядом, словно боясь, что он исчезнет, как мираж, как только она отведет глаза.

– Это… это правда ты? – прошептала Адель, ее голос дрожал от переполняющих ее эмоций.

Риан нежно улыбнулся и прикоснулся губами к ее лбу – Я здесь, любимая. Всегда.

В его словах звучала такая уверенность, такая искренность, что она не могла не поверить. Она закрыла глаза, наслаждаясь его теплом, его близостью, его присутствием.

– Я так скучала… – прошептала она, и слезы, горячие и соленые, потекли по ее щекам.

Риан крепко обнял ее, прижал к себе, словно боясь, что она снова ускользнет. – Я тоже скучал, маленькая моя. Очень скучал.

Девушка уткнулась лицом в его грудь, вдыхая его знакомый запах. Она чувствовала себя в безопасности, в тепле, дома. Адель приподняла голову и поцеловала его. Мир вокруг Адель перестал существовать. Остался только он – Риан, тепло его тела, знакомый запах, его губы, отвечающие на ее поцелуй. В этом поцелуе она выплескивала всю боль, все отчаяние, всю бездну одиночества, в которой она тонула последние годы. Она целовала так, словно пыталась вдохнуть в него жизнь, словно хотела впитать в себя каждую клеточку его существа, чтобы убедиться, что он действительно здесь, рядом.

И он был. Она чувствовала его тепло, его дыхание, биение его сердца. И в этот момент, в этом поцелуе, Адель поверила. Поверила всем сердцем, всей душой. Это не сон. Это реальность. Он вернулся. Он здесь.

Слезы текли ручьем, обжигая кожу, но она не могла остановиться. Это были слезы радости, слезы облегчения, слезы долгожданного воссоединения. Она так долго ждала этого момента, так долго мечтала об этом, и вот он настал.

Поцелуй становился все более глубоким и страстным, он обжигал ее изнутри, пробуждая давно забытые чувства. Она чувствовала, как все ее тело дрожит от волнения, как кровь бурлит в венах.

Валериан отстранился, тяжело дыша, и посмотрел на нее с такой любовью и нежностью, что у нее перехватило дыхание. В его глазах она увидела отражение собственных чувств – радость, облегчение, благодарность.

– Жизнь моя. – прошептал он, его голос был хриплым от волнения. – Я люблю тебя. Я всегда любил тебя.

И эти слова, такие простые и такие важные, стали последней каплей, переполнившей чашу ее эмоций. Она уткнулась лицом в его грудь и разрыдалась, не в силах сдержать переполняющие ее чувства. – Я тоже люблю тебя, Риан. – проговорила она сквозь слезы, – Я так люблю тебя. Больше жизни люблю. Прости, что не сказала тебе раньше.... Я думала, у нас ещё полно времени…

Валериан обнял ее крепче, прижимая к себе, словно боясь, что она снова ускользнет. Он гладил ее по волосам, успокаивая и утешая. – Все хорошо, Моя Роза. – шептал он. – Все хорошо. Я здесь. Я никуда не уйду.

Она поверила ему. Каждому его слову, каждому прикосновению. Она хотела верить. Ей нужно было верить. Потому что без этой веры она просто не смогла бы жить дальше.

Подняв голову, Адель заглянула в его глаза. Они сияли любовью и нежностью, и в этот момент ей показалось, что она снова видит того Риана, которого знала и любила. Того Риана, который был ее светом, ее надеждой, ее всем.

Она улыбнулась, и это была первая настоящая улыбка за долгие годы. Улыбка, идущая из глубины души, освещающая все ее лицо. – Я так счастлива, что ты вернулся. – прошептала она.

Он прижал ее к себе и поцеловал в лоб. – Моё сокровище. Моя сильная, смелая девочка.

Она почувствовала себя в безопасности, в тепле, дома. Все плохое осталось позади. Теперь у них было только настоящее и будущее. И это будущее казалось ей светлым и прекрасным.

Адель зарылась лицом в его грудь, наслаждаясь его запахом, его теплом, его близостью. Она чувствовала, как медленно успокаивается, как тревога и страх отступают, уступая место чувству умиротворения и счастья.

– Я так устала. – прошептала она с ужаснейшей слабостью. – От всего устала. Можно я просто полежу с тобой?

– Конечно, маленькая моя. – ответил он. – Конечно.

Валериан аккуратно положил её на подушку, укрыл одеялом и лег рядом.

Она прижалась к нему, чувствуя, как он обнимает ее. И в этот момент, в его объятиях, она заснула. Сном младенца, без тревог и страхов. Сном, в котором она была счастлива. Сном, в котором она была дома. Сном, в котором она была рядом с ним.

Проснулась она от того, что мужчина аккуратно стал выскальзывать из объятий. Инстинктивно, Адель крепче прижалась к нему, хватая за руку. Ее прикосновение застало Риана врасплох. Он замер, его тело напряглось.

– Риан? – прошептала она сонным голосом, стараясь не выдать свою тревогу. – Куда ты?

Валериан медленно повернулся к ней, и в его глазах она увидела смесь нежности, вины и какой-то скрытой печали. – Прости, маленькая моя, – проговорил он, стараясь говорить как можно тише. – Я просто… мне нужно кое-что сделать.

– Что сделать? – она не отпускала его руку, чувствуя, как он пытается вырваться. – Куда ты собрался так рано?

Андрес вздохнул, и она увидела, как тяжело ему дается этот разговор.

– Это… это неважно, Моя Роза. Я скоро вернусь. Просто нужно решить кое-какие дела.

– Дела? – она села в кровати, нахмурившись. В голосе проскользнули истерические нотки. – Какие дела? Почему ты не можешь сказать мне?

Она чувствовала, как ее сердце начинает биться чаще. Что-то было не так. Что-то он от нее скрывал. И это что-то разрасталось внутри нее, как ядовитый цветок, отравляя ее радость и надежду. – Адель, – он взял ее лицо в свои руки, его глаза были полны мольбы. – Не усложняй ситуацию. Поверь мне. Я люблю тебя. И я скоро вернусь.

Но она не могла ему поверить. Не сейчас. Не после всего, что произошло. Слишком много вопросов оставалось без ответов. Слишком много теней скрывалось в его глазах.

Голос Адель сорвался. Слова вылетали из нее обрывками, словно птицы, пойманные в клетку. Она смотрела на него с таким отчаянием, что Валериану стало физически больно. Он видел в ее глазах отражение своей вины, своей беспомощности, своего проклятия. – Пожалуйста, не уходи. Не оставляй меня! Риан, пожалуйста.

Валериан слышал в ее словах эхо ее одиночества, ее страха, ее безграничной любви. Он знал, как сильно она страдала без него. И сейчас, когда у нее появилась надежда, когда она поверила в их воссоединение, он должен просто взять и все разрушить. – Даже если это мираж, не уходи. Я не смогу без тебя. Я не хочу без тебя. Мне плохо без тебя! Мне больно! Мне так больно, Риан… Мне не нужен мир, в котором нет тебя.

Ее слова пронзили его сердце, как кинжал. Мираж. Она чувствовала это. Подсознательно, глубоко внутри себя, она знала, что их счастье – это лишь иллюзия. И все равно, она хотела удержать его, даже зная, что это причинит ей еще больше боли.

Слезы градом покатились по ее щекам. Адель дрожала всем телом. Комната наполнилась ее отчаянным шепотом, каждым словом пропитанным безысходностью и страхом. Девушка дрожала, как осиновый лист на ветру. Страх захватил ее целиком, парализуя волю и разум. Она не хотела отпускать его. – Риан, пожалуйста! Я не переживу это снова. Я схожу с ума. Мне страшно. Мне очень страшно без тебя. Я умираю без тебя! Останься, прошу!

Их спальня превратилась в поле битвы, где орудием служили не мечи и копья, а слова, пропитанные страхом и отчаянием. Адель цеплялась за него, как утопающий за соломинку, ее голос срывался на крик, переходящий в истеричный шепот.

Вдруг взгляд упал на кинжал, лежащий на столе. В одно мгновение девушка схватила кинжал и прижала его к своей груди. Лезвие блеснуло в полумраке комнаты. – Ты ко мне не вернешься, да? – всхлипнула она с горечью и отчаянием. – Ты навсегда исчез....

Валериан сделал шаг вперед, пытаясь выхватить кинжал из ее рук, но она отступила назад, прижав лезвие еще сильнее. – Любимая, опусти ножик. Это не…

Она смотрела на него сквозь пелену слез, видя перед собой лишь его образ, его проекцию, но не его самого. – Ты не останешься. – покачала Адель головой, понимая, что к чему и где находиться. Она сжала кинжал в руке, лезвие болезненно врезалось в ее ладонь, но она не чувствовала боли. Физическая боль была ничем по сравнению с той душевной мукой, которая разрывала ее изнутри.

Валериан сделал еще один шаг вперед, протягивая к ней руки. – Адель, пожалуйста…

– Тогда останься! – крикнула она, ее голос дрожал от рыданий. Надежда, что он здесь была призрачной, но все еще была. – Или я лягу в могилу вместе с тобой!

– Адель! – закричал он, пытаясь удержать ее, но его руки проходили сквозь нее, словно сквозь призрака.

Она смотрела на него с недоумением, ее глаза расширились от страха. – Что? – прошептала она.

И в этот момент мир вокруг них рухнул.

Ада резко открыла глаза. Она лежала в своей постели, вся в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем. В комнате было темно и тихо. Лишь лунный свет проникал сквозь неплотно задернутые шторы.

Она села в кровати, пытаясь отдышаться. Руки дрожали, тело тоже била мелкая дрожь. В голове царил хаос, смешались сон и реальность. Это был сон. Всего лишь сон. Но он был таким реальным, таким живым, что ей казалось, будто она только что пережила ад.

Она посмотрела вокруг, пытаясь понять, где она находится. Их спальня. Их кровать. Ее жизнь. Без Риана.

И тут ее пронзила мысль: что, если он был прав? Что, если их счастье было всего лишь иллюзией, миражем, созданным ее собственным разумом? Что, если она действительно сходит с ума?

Слезы снова потекли по ее щекам, уже который раз. Она не знала, что делать. Она не знала, чему верить. Она не знала, как жить дальше. Ей было страшно. Очень страшно. Она сходит с ума. Прижав ладони к груди, женщина не смогла сдержать болезненный крик. Комната поглотила ее крик, словно огромная, бездушная утроба. Звукоизоляция, которая была установлена специально, чтобы не тревожить других гостей дома, теперь лишь усиливала ее одиночество, отрезая от внешнего мира, запирая в темнице собственного сознания.

Слезы текли неудержимым потоком, обжигая кожу и оставляя соленые следы на подушке. Она не знала, что делать. Она разучилась жить.

Она разучилась верить. Верить в себя, верить в будущее, верить в то, что когда-нибудь сможет снова быть счастливой. Ее вера умерла вместе с ним.

Она разучилась любить. Все ее чувства были сосредоточены на нем, на его образе, на его голосе, на его прикосновениях. Без него она чувствовала себя пустой и опустошенной, словно выжженная земля после пожара.

Ей было страшно. Очень страшно. Страшно остаться одной в этом мире, страшно не справиться с болью, страшно сойти с ума.

И она чувствовала, что сходит с ума. Ее разум играл с ней злые шутки, подсовывая воспоминания, перемешивая сон и явь, стирая границы между реальностью и иллюзией.

Она обхватила себя руками, пытаясь согреться, но холод проникал внутрь, сковывая ее кости, замораживая ее сердце.

В ту ночь первая женщина, возглавляющая один из главных криминальных кланов Европы, умерла заново.

…

Ночь сгустила свои тени, проливая чернила на раны души. Из тьмы, словно призрак, возник голос, тонкий, как нить оборванной надежды. – Что с тобой случилось?

И тогда она явилась. Не просто видение, а сама суть потерянного рая. Фигура Адель Ауэр, какой она была прежде, когда светлые волосы обрамляли лицо, а в глазах, цвета нераскрывшихся бутонов, плясала жизнь. Не та, что сейчас, с ледяным блеском взирающая на мир из-под маски королевы беззакония. Тогда она была гордым стражем закона, не подозревающим, что в ее сердце созревает яд, который превратит ее в тень самой себя. Сейчас же эта женщина, из прошлого, смотрела на нее с разочарованием, с призрением, словно разбитое зеркало, отражающее уродство нынешней Ады.

Боль, острая, как осколки стекла, пронзила ее. Она застонала, и в этом стоне смешались мука и отчаяние, проклятие и мольба. Руки, дрожащие от бессилия, закрыли лицо, пытаясь укрыться от этого взгляда, от этой правды, невыносимой своей жестокостью.

– Уйди. – шептала Ада, голос ломался, как ветка на ветру. – У меня нет сил. Нету больше ничего… Я не хочу так… Не могу… Уйди…

Каждый нерв, каждая клетка ее тела откликалась на эту внутреннюю битву. Ее выворачивало от боли, от отвращения к себе, от осознания своей участи. Душа, как выпотрошенная, изливала свой мрак наружу. Ночь, казалось, сгустилась еще больше, окутывая ее в саван кошмара, из которого не было выхода. И Ада знала, что эта ночь – лишь начало. Начало бесконечного ада, который ей предстояло пережить.

– Ты была другой пять лет назад. – прошептал голос из темноты, и в нем звенело невысказанное "Почему?". Вопрос повис в воздухе, тяжелый, как предсмертный вздох.

Ада, скрючившись от нестерпимой боли, подняла на призрачный силуэт затуманенный взгляд. – Я ненавижу тебя. – выплюнула она сквозь стиснутые зубы. Ненависть клубилась внутри, черная и обжигающая, направленная не только на это видение, но и на саму себя, на ту, кем она когда-то была и тем, кем стала сейчас.

Гнев взорвался в молодой женщине напротив – Ты же обещала! Обещала, что не станешь такой, как они! Что не станешь такой, как он! – слова хлестнули, как плеть, оставляя на душе кровавые рубцы. Ярость звучала в каждом слове, смешанная с отчаянием и непониманием. Это был крик души, протест против произошедшей трансформации.

И Ада сорвалась. – Не беси меня! – голос стал похож на хрип, полный бессильной злобы. Женщина больше не могла выносить этот суд, эту инквизицию, которую устроило ее собственное прошлое. Ей хотелось закричать, разбить все зеркала, чтобы не видеть больше этого отражения, этой призрачной надежды на то, что она могла бы быть лучше. Оставаться прежней. В этот момент она чувствовала только одно – желание, чтобы ее оставили в покое, чтобы позволили утонуть в той тьме, которую она сама себе выбрала. Пусть мир забудет о ней, как она забыла о себе.

Молодая Адель, казалось, не замечала ее мук, не видела страданий в ее глазах. Она была словно зеркало, отражающее правду, которую Ада отчаянно пыталась скрыть – Ты обещала! – выкрикнула она, и в голосе звучала не только ярость, но и горечь предательства. – Ты помнишь клятву? Что мы не станем такими, как эти гнилые мрази, которые берут взятки и закрывают глаза на дерьмо, творящееся вокруг! Что не станем психами! Что не станем… как он!

Имя, не произнесенное вслух, стало давящим грузом на сердце Ады. В памяти всплыли обрывки прошлого: промозглый ветер, холодный металл пистолета в руке, клятвы, данные в порыве юношеского максимализма. Как далеко она ушла от той девушки?

– Заткнись! – прошипела Ада, стараясь не выпустить наружу клубок отчаяния и вины, который душил ее изнутри. – Ты не знаешь, как все было!

Она сходила с ума. Она разговаривает сама с собой. Как это отключить? Как сделать так, чтобы этот кошмар закончился?

– Не знаю? – призрачная Адель шагнула вперед, и от ее близости веяло холодом могилы. – Я не знаю, как ты могла предать все, во что мы верили? Как ты могла позволить этой власти, этим деньгам, этой мести… заполнить тебя до такой степени, что ты стала такой?

Ада вскочила на ноги, чувствуя, как гнев, смешанный со страхом, кипит в ее венах – Ты. Ничего. Не знаешь! – закричала она, бросаясь на видение. Она хотела уничтожить его, стереть из памяти, заглушить этот голос совести, который преследовал ее в каждом кошмаре. – Я сделала то, что должна была! Чтобы выжить! Чтобы защитить…

Чтобы защитить кого? Слова застряли в горле, как кость. В голову ударило болезненное осознание. Мертвого не защитишь. Он был мертв. Риан был мертв. И ее запоздалые усилия, ее жертвы, ее падение во тьму – все это было бессмысленно. Она сделала все… но слишком поздно. Все, что ей удалось – это утопить себя в болоте, из которого уже не выбраться.

– Я сделала все, чтобы отомстить. – прошептала она, голос дрожал. Но месть не принесла облегчения. Она лишь выжгла ее изнутри, оставив после себя пепел и пустоту. Он мертв. А она… что она? Монстр, запятнанный кровью, преследуемый призраками прошлого.

Она опустила руки, чувствуя, как вся ярость иссякла, оставив лишь бессилие и отчаяние. Она не смогла защитить его. Не смогла отомстить. И теперь осталась одна, с этим грузом вины и невыносимой боли, которая никогда не отпустит. Она сделала все, и ничего не изменилось. Все было напрасно. Она делала все для себя, а не для него. Так что же…

В ее движениях не было силы. Адель осталась неподвижной, лишь в глазах появилось что-то, похожее на жалость. – Ты обманула себя, Ада. – прошептала она, и этот шепот эхом разнесся в голове. – Ты думала, что можешь контролировать это, но оно поглотило тебя. И теперь ты будешь жить с этим грузом до конца своих дней.

Самое страшное предательство – это предательство себя.

И с этими словами она растаяла, оставив Аду одну в звенящей тишине, в плену своих собственных грехов и разочарований, оглушенной своей пустотой. Теперь она знала, что самое страшное наказание – это не тюрьма и не смерть, а жизнь с осознанием того, что ты предал себя, потерял все, что когда-то имело значение. И от этого не было спасения.

Глава 7

Ада никогда не думала, что пустота может быть такой всеобъемлющей, такой тяжелой. Не холодная, как лед, а тягучая, как смола, она обволакивала ее, не давая дышать. Не давая жить.

Все утро, как завороженная, она стояла перед зеркалом, всматриваясь в собственное отражение. Искала там ответ, знак, хоть малейший намек на то, что делать дальше. Она ждала, что кто-то, кто угодно – ворвется в эту тишину и скажет ей, как выбраться из этого лабиринта. Но в ответ лишь пустота.

Кошмары, терзавшие ее на протяжении нескольких ночей, вдруг исчезли. Словно им больше некуда было приходить, будто ее сознание выгорело дотла, и в нем не осталось места для новых страданий. Или старые были настолько всепоглощающими, что заслоняли собой все остальное. Женщина не спала уже третьи сутки. Она заглушала тишину яростным темпом жизни. Разбиралась с остатками сопротивления, подавляла очаги недовольства, которые еще теплились в рядах мафии, не признавая ее нововведения. Возвращалась к работе с кризисными центрами, словно пытаясь замолить грехи заботой о других. Хотя раньше это приносило ей радость.

Делала все, лишь бы не оставаться наедине с собой.

Ада намеренно избегала сна. Она не могла. Не хотела. С каждым наступлением ночи, Андрес с маниакальным упорством пыталась себя занять, забить пустоту хоть чем-то, хоть какой-то деятельностью. Она боялась, что, оставшись без дела, эта пустота поглотит ее целиком.

Консильери и другие подчиненные смотрели на неё с волнением и искренним, неподдельным переживанием. Они видели, как она горит, как медленно, но верно сгорает ее пламя, которое раньше пусть и было только ради мести, но было. Они чувствовали, что она на грани. Но никто не знал, как помочь, как достучаться до этой брони, которую она возвела вокруг себя.

В какой-то момент ее ресурс иссяк. Организм, доведенный до предела, взбунтовался. Прямо посреди совещания, обсуждая логистику поставок, Ада просто покачнулась, рухнула на колени и отключилась, словно кто-то выдернул шнур из розетки.

Кай, не раздумывая, подхватил ее на руки и отвез в больницу. Все подумали, что так будет лучше. Пусть полежит какое-то время. Но это было ошибкой. Неизвестно, сколько она там пролежала. Время потеряло всякий смысл. Ей что-то кололи и кололи, вливали в вены прозрачные жидкости. Но легче не становилось. С каждым закрыванием глаз, пустота сгущалась, превращаясь в липкий, удушающий кошмар. Становилось страшно. Страшно и невыносимо больно. Боль, словно ядовитые иглы, пронзала сердце, напоминая о том, что она потеряла, о том, что она сделала. И от этого не было спасения ни в темноте, ни в свете. Пустота следовала за ней повсюду, как верный, преданный пес.

За пустотой, как хищники, наступали страх и боль, сменяя друг друга в бесконечном танце мучений. Страх парализовывал, лишая воли и сил, а боль разъедала изнутри, напоминая о совершенных грехах и утраченных надеждах.

В какой-то момент, сквозь пелену бреда и медикаментов, до Ады дошло пугающее осознание: ее держат в больнице намеренно. Ее изолировали. Не давали подняться, очнуться, прийти в себя. Кая не пускали, ссылаясь на особую секретность лечения. Сказали, что у его начальницы психическое расстройство. Каждый его звонок, как она позже узнала, перехватывался, каждое сообщение исчезало в никуда.

Однажды ночью, под предлогом срочной консультации, женщину просто увезли. В тумане полузабытья она видела лишь мелькающие огни города, слышала приглушенные голоса. А потом – темнота.

Когда она очнулась, то поняла, что находится в каком-то закрытом учреждении, больше напоминающем тюрьму, чем больницу. Высокие стены, зарешеченные окна, холодные коридоры, эхом разносящие каждый ее вздох. Отсюда не было выхода.

Незнакомые и угрожающие лица врачей, с их лживыми улыбками и пустыми глазами. Препараты, которые, вместо исцеления, лишали ее воли, приковывали к постели, не давая встать на ноги. Слабость – обременяющая, лишающая сил, унизительная. Она боролась, пыталась сопротивляться, но с каждым днем становилась все слабее и слабее.

Она звала на помощь. Хрипела, кричала, шептала, молила. Она называла имена, рассказывала о своих связях, грозила расправой. Но никто не слышал. Или не хотел слышать. Ее слова растворялись в тишине, как крик в бездне. Она была одна, брошена в этом аду, и надежды на спасение не оставалось. Мир, который она знала, отвернулся от нее. И в этом одиночестве она ощущала всю глубину своего падения. Она, королева преступного мира, оказалась беспомощной пленницей в чужих руках.

С каждым днем Ада все больше погружалась в пучину отчаяния. Препараты лишали ее возможности ясно мыслить, а изоляция высасывала последние остатки воли. Она пыталась сопротивляться, разрабатывала планы побега, но тело, истощенное и отравленное лекарствами, отказывалось слушаться. Врачи же, с их непроницаемыми лицами и успокаивающими речами, лишь констатировали "улучшение" ее состояния. "Вы становитесь спокойнее, миссис Аннар. Агрессия уходит. Это хороший знак."

Но Ада знала правду. Они не лечили ее. Они ломали ее, стирали личность, превращали в послушную марионетку. Она чувствовала, как воспоминания тускнеют, как эмоции притупляются, как она постепенно перестает быть собой.

Однажды, во время редкого просветления, она увидела свое отражение в мутном стекле окна. В ответ на нее смотрела незнакомая женщина – бледная, изможденная, с потухшим взглядом. Где та Ада, с ее стальной волей и неукротимым нравом? Где та, чье имя наводило ужас на врагов? Она исчезла, растворилась в этом кошмаре, оставив лишь жалкую тень. Той, что была раньше Адель, девушки с моральными ценностями, борца за справедливость не было тем более.

С каждым днем, Аде становилось все труднее отличать реальность от галлюцинаций. Лежа на больничной койке, чувствуя, как сознание снова ускользает в темноту, она прошептала имя, словно мольбу:

– Риан… помоги мне…

В ответ прозвучал ровный, безэмоциональный голос медсестры, склонившейся над ней:

– Миссис Аннар, не переживайте. Брат вашего покойного мужа обо всем позаботился. Вы выйдете отсюда, как только будете полностью здоровы.

Услышав это, Ада покачала головой, слабо и с трудом. Не может быть. Это неправда. Она убила всех в роду Аннар. Уничтожила их, чтобы обезопасить себя, чтобы отомстить за прошлое. Не может быть, чтобы кто-то из них выжил, чтобы кто-то из них имел над ней такую власть.

– Нет… – прохрипела она, пытаясь вырваться из плена слабости. – Это… это ложь…

Сердце бешено заколотилось, наполняя ее кровью смесью страха и ярости. Кто? Кто её сюда затащил?

– Риан… Кай… Ян… Эван, кто-нибудь… – шептала она, называя имена тех, кому доверяла, тех, на кого могла рассчитывать. Но в ответ лишь тишина. Она была одна. Отрезана от мира, брошена на произвол судьбы.

Она ненавидела эти моменты. Каждый раз, когда в палату входила медсестра с подносом, звенящим стеклянными ампулами и холодным блеском игл, по спине пробегал озноб. Они приходили с неизменной улыбкой, профессионально вежливые и совершенно бесчувственные.

Медсестра приближалась, и Ада чувствовала, как страх сковывает ее тело. Ее усаживали на кровати, заставляли закатать рукав, и пока она судорожно втягивала воздух, тонкая игла вонзалась в вену. Жидкость, ледяная и чужеродная, начинала течь по ее телу, расползаясь по венам, отравляя разум.

– Всё хорошо, миссис Аннар. – говорила медсестра, глядя на нее взглядом, в котором не было ни капли сочувствия. – Это всего лишь витамины. Они помогут вам восстановить силы.

Ада знала, что это ложь. Это не витамины. Это что-то другое. Что-то, что лишает ее воли, делает послушной, стирает воспоминания. Она чувствовала, как ее разум затуманивается, как ее мысли путаются. Она пыталась бороться, сопротивляться, но с каждым уколом становилась все слабее и слабее.

– Вам нужно успокоиться, миссис Аннар. – продолжала говорить медсестра, не отрывая взгляда от капельницы. – Вы слишком напряжены. А это мешает лечению.

Она говорила эти слова, как заученную мантру, не вкладывая в них никакого смысла. Ее голос звучал, как эхо в пустом коридоре, лишенный тепла и участия.

Ада ненавидела ее. Ненавидела эту улыбку, эти успокаивающие слова, эту фальшивую заботу. Ненавидела эту иглу, эту жидкость, эту боль, которую они причиняли. Но больше всего она ненавидела свою беспомощность. Ненавидела то, что не может ничего сделать, чтобы остановить это.

Когда медсестра заканчивала процедуру и выходила из палаты, Ада оставалась лежать на кровати, парализованная и опустошенная. Она чувствовала, как ее личность распадается на части, как она теряет себя в этом кошмаре. И единственное, что оставалось ей – это цепляться за остатки памяти, за те крохи прошлого, которые еще не успели стереть эти проклятые лекарства. Она должна вспомнить. Она должна узнать правду. Она должна вырваться отсюда.

Дверь палаты со скрипом отворилась в очередной раз, и вошла медсестра с подносом, на котором зловеще поблескивали шприцы. Ада, лежавшая до этого неподвижно, словно мертвая, резко села на кровати, в глазах вспыхнул прежний отблеск отчаянной решимости.

– Отойди! – прикрикнула она, голос сорвался.

Медсестра, не ожидая такой реакции, замерла на пороге. На ее лице мелькнула тень раздражения, но быстро сменилась профессиональной невозмутимостью.

– Миссис Аннар, не стоит так себя вести. Вам необходимо принять лекарство. Это для вашего блага.

– Не приближайся! – повторила Ада, отодвигаясь в угол кровати. Она знала, что бесполезна в физическом плане, но сопротивление было единственным, что оставалось. – Это не лекарство! Это яд! Вы хотите меня убить!

Медсестра медленно шагнула вперед, держа поднос на вытянутой руке.

– Не говорите глупости, миссис Аннар. Это всего лишь успокоительное. Вы слишком взволнованы.

– Не успокоительное! – закричала Ада, срывая голос. – Вы лжете! Я знаю!

Она схватила с тумбочки стоящую там вазу с увядшими цветами и швырнула ее в медсестру. Ваза пролетела мимо, разлетевшись вдребезги о стену.

Медсестра отшатнулась, но не выпустила поднос из рук. В ее глазах вспыхнул гнев.

– Все, с меня хватит! – прошипела она, ставя поднос на тумбочку и надвигаясь на Аду. – Вы не оставили мне выбора.

Она попыталась схватить ее за руку, но Ада вывернулась, оттолкнув медсестру от себя ногами. Та споткнулась и упала на пол.

Ада, воспользовавшись моментом, спрыгнула с кровати и попыталась выбежать из палаты. Но медсестра, быстро поднявшись на ноги, перегородила ей путь.

– Куда вы собрались, миссис Аннар? – спросила она, хватая ее за руку.

Ада попыталась вырваться, но медсестра была слишком сильной, а собственные силы были на исходе. Она скрутила ей руки за спиной и повалила на кровать.

– Перестаньте! – кричала Ада, сопротивляясь изо всех сил. – Отпустите меня!

Но медсестра была неумолима. Она прижала ее к кровати и ввела иглу по кожу.

Ада закричала, чувствуя, как в ее тело вливается жидкость, лишая воли и сил. Она боролась до последнего, но в конце концов, все же провалилась в темноту. Сознание угасало, оставляя ее во власти этих чудовищ, во власти этого кошмара.

Кай мерил шагами вытертый до блеска мрамор пола. Туда-сюда, туда-сюда. Его начищенные до зеркального блеска ботинки гулко стучали, отсчитывая секунды приближающегося апокалипсиса. Паника, холодная и липкая, обвивалась вокруг горла, сжимая хватку с каждым новым вздохом. Гнев, раскаленной лавой, клокотал в груди, готовый вырваться наружу и испепелить все вокруг.

Дон Аннар, их госпожа, пропала.

Он приехал в больницу, уверенный, что вот-вот увидит ее, убедится, что все хорошо. Вместо этого его окатили ведром ледяной воды: "Ады Аннар? Простите, но в нашей базе данных нет пациентки с таким именем".

Не может быть!

Он перетряс все связи, надавил на нужных людей, перевернул больницу вверх дном. Но Ада как сквозь землю провалилась. Не было записей, не было документов, не было упоминаний. Только пугающая, зияющая пустота.

И эта пустота грозила поглотить их всех.

В голове Кая эхом отдавались слова покойного Валериана, сказанные с такой яростью, что даже закаленные головорезы вокруг замирали, как мыши: "Если с моей женой что-то случится, вы все ответите. За каждый ее болезненный вздох, за каждый ее волос, упавший не вовремя. Вы заплатите за это кровью!" он говорил им это всего один раз в жизни, когда Адель пропала на пару дней. Только тогда все обошлось. А в этот раз… “Она – моя жизнь, Кай. Береги ее. Если с ней что-нибудь случится…”

Парень помнил своего босса и друга по совместительству. Валериан Аннар был жестоким, беспощадным человеком, но Адель была его слабостью, его светом, его всем. И Кай поклялся ему защищать ее, оберегать ее, быть ее щитом. А теперь… теперь она исчезла.

Вокруг стояли его люди, капо и солдаты, хмурые и напряженные, как пружины, готовые сорваться. Их лица, обычно скрытые под масками непроницаемости, сейчас отражали тревогу и растерянность.

– Консильери, мы обыскали все в верхнем кольце. Все больницы, все частные клиники. Госпожи нигде нет. – проговорил Марко, один из самых опытных капо, с мозолистыми руками и взглядом, пропитанным кровью и предательством. Он замялся, словно боялся задать вопрос, ответ на который уже знал. – Что нам делать?

Кай остановился и посмотрел ему прямо в глаза. Марко был преданным, верным, но даже его терпение не безгранично. Он ждал указаний, ждал хоть какой-то надежды.

В горле у Кая пересохло. Что он мог им сказать? "Мы понятия не имеем, где она? Наш босс пропала, как иголка в стоге сена?"

Нет. Он не мог себе этого позволить. Он должен взять себя в руки, не дать панике затопить разум.

– Продолжайте искать. – сказал Кай, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно, хотя внутри все дрожало. – Расширьте радиус. Опросите всех, кто ее видел. Возможно, ее перевезли в другое место. Ищите ее по фотографиям, по ее именам, любую информацию. Подкупите, запугайте, используйте все свои связи. Хоть из-под земли достаньте. Мне плевать, какими методами вы воспользуетесь, но найдите её и верните!

– Есть, Консильери!

Мысли крутились в голове, как рой разъяренных пчел. Он должен был действовать, должен был найти ее, прежде чем было слишком поздно.

Парень остановился, глядя на своих людей, и в его голосе прозвучала ледяная решимость:

– Найдите ее. И пусть боятся те, кто причастен к ее исчезновению. Они заплатят за это кровью.

В воздухе повисло напряженное молчание. Люди Кая переглянулись, понимая, что ставки высоки, как никогда. Они понимали, что от них зависит не только судьба их госпожи, но и их собственная жизнь.

– Дядя Кай… – тихий, дрожащий голосок раздался из-за двери, словно хрупкий колокольчик в гулком храме.

Кай мгновенно обернулся, и ледяная маска ярости на его лице сменилась теплым, отеческим выражением. Он присел на корточки перед дверью, чтобы быть на одном уровне с маленькой Розой.

– Что случилось, малышка? Что-то болит? – спросил он мягко, стараясь, чтобы его голос звучал успокаивающе.

Роза всхлипнула, пытаясь унять дрожь в голосе. Ее лицо было бледным, а большие глаза – полны слез.

– Мама пропала?.. – прошептала она, и это был не вопрос, а скорее отчаянное признание. Слезы покатились по ее щекам.

Кай осторожно вытер влажную дорожку большим пальцем.

– Нет, солнышко. – заверил он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно увереннее. – Мама просто уехала по делам. Очень важным делам. Но она скоро вернется, обязательно. И привезет тебе много подарков.

– Правда? – прошептала Роза, и в ее глазах мелькнула слабая надежда.

Кай обнял девочку крепко-крепко.

– Конечно, правда. – сказал он, гладя ее по волосам. – Ты же знаешь, мама всегда возвращается. А пока ее нет, я и остальные будем с тобой. Будем играть, читать книжки, кушать мороженое. Все, что ты захочешь. Хорошо?

Роза кивнула, прижимаясь к нему. Кай знал, что ее не обмануть. Она слишком умна и наблюдательна для своих лет. Но он должен был что-то сказать, хоть как-то успокоить ее. Ведь сейчас она была его главной заботой. Его долг – защитить ее, пока ее мама не вернется.

– Я не больна! Опустите меня! – кричала Ада, захлебываясь от ярости и страха. Ее голос дрожал, срывался, но слова били словно плеть, обрушиваясь на непроницаемые лица санитаров, которые крепко держали ее, не позволяя вырваться. – Что это за место?! Куда вы меня тащите?! Пустите!

Ее пытались усадить в инвалидное кресло, но она вырывалась, цеплялась за дверные косяки, пытаясь остановить этот неизбежный процесс. Каждый рывок отзывался болью во всем теле, но Ада не сдавалась. Она знала, что как только окажется в этом кресле, то станет лишь беспомощной куклой в руках этих людей.

Они молчали, не отвечали на ее вопросы, не обращали внимания на ее крики. Их лица были непроницаемыми, как маски, скрывающие истинные намерения. Они просто выполняли свою работу, механически и бездушно.

– Риан! Где вы?! Кай! Пожалуйста! – звала она, надеясь, что хоть кто-то ее услышит, что хоть кто-то придет ей на помощь. Но вокруг была лишь тишина, оглушительная и пугающая.

Ее все-таки усадили в кресло, зафиксировав руки и ноги ремнями. Ада яростно дергалась, пытаясь освободиться, но это было бесполезно. Ремни врезались в кожу, причиняя острую боль, но ей было все равно. Она должна сопротивляться. Она должна остановить их.

Они повезли ее по длинному, холодному коридору, мимо закрытых дверей, из-за которых доносились приглушенные стоны и крики. Каждый звук отзывался в ее сердце болью и отчаянием. Куда они ее везут?

– Пустите! – кричала она, надеясь, что хоть кто-то услышит ее, что хоть кто-то ей поможет. Но в ответ лишь тишина.

Они остановились перед большой металлической дверью, на которой висела табличка с надписью: "Процедурный кабинет". Ада задрожала. Она знала, что ничего хорошего ее здесь не ждет.

– Нет! – закричала она, пытаясь вырваться из кресла. – Я не хочу туда! Не трогайте меня!

Но было уже поздно. Санитары открыли дверь и вкатили ее в кабинет.

В процедурном кабинете царил гнетущий холод. От стен веяло сыростью и безнадежностью. Ада чувствовала на себе тяжелый взгляд врача, и понимала, что сейчас начнется что-то страшное. Страшнее всего, что уже случилось.

– Я не буду ничего делать! – закричала она, прежде чем санитары успели что-либо предпринять. – Уберите от меня руки! Я не больна!

Санитары, словно роботы, проигнорировали ее слова и начали фиксировать ее в кресле. Ремни врезались в кожу, лишая возможности двигаться. Она дергалась, вырывалась, но их хватка была слишком сильной.

– Миссис Аннар. – произнес врач, его голос был ровным и спокойным, но в нем чувствовалась стальная решимость. – Нам необходимо провести обследование. Это поможет установить причину вашего… нестабильного состояния.

– Вы лжете! – выплюнула Ада, ее глаза горели ненавистью. – Вы хотите меня сломать! Превратить в овощ!

Врач вздохнул, словно устав от этих бессмысленных препирательств.

– Санитары, подготовьте пациентку.

Санитары повиновались беспрекословно. Один из них взял широкий ремень и зафиксировал ее голову, не давая ей двигаться. Ада почувствовала, как ее охватывает паника. Что они собираются с ней сделать?

– Нет! – кричала она, пытаясь вырваться из оков. – Не трогайте меня!

Врач приблизился к ней с каким-то прибором в руках. Это был небольшой аппарат с проводами, заканчивающимися электродами. Ада поняла. Электрошок.

– Нет! Пожалуйста, нет! – взмолилась она. – Я умоляю вас! Не делайте этого!

Врач проигнорировал ее мольбы. Он приложил электроды к ее вискам.

– Начинаем. – сказал он санитарам.

Мир взорвался светом. Ада закричала, но звук ее голоса потонул в треске разрядов. Боль пронзила ее мозг, сжигая все на своем пути. Воспоминания, эмоции, мысли – все смешалось в один хаотичный поток.

Она ничего не видела, ничего не слышала, ничего не чувствовала, кроме невыносимой боли, разрывающей ее изнутри. Она была на грани смерти.

Когда пытка закончилась, Ада обмякла в кресле, безвольная и неподвижная. Ее глаза были пустыми, в них не осталось ничего, кроме отблеска безумия. Они добились своего.

Врач, вытирая пот со лба, удовлетворенно кивнул.

– Все. – сказал он санитарам. – Можете возвращать ее в палату. И увеличьте дозу седативных.

Ее вывезли из процедурного кабинета, словно сломанную куклу, бросили в палате на кровать. Тело не слушалось, голова раскалывалась, в памяти зияли провалы. Ада пыталась вспомнить, что произошло, но вместо ясных образов в голове осталась лишь каша из боли и страха.

Она лежала неподвижно, уставившись в потолок. Сознание медленно возвращалось, но вместе с ним приходило и осознание – они победили. Они сломали ее волю, лишили сил сопротивляться. Она стала тем, кем они хотели ее видеть: тихой, послушной, безразличной ко всему.

Слезы текли по ее щекам, но она не чувствовала ни печали, ни отчаяния. Только пустоту. Огромную, всепоглощающую пустоту, которая заполнила ее душу.

В какой-то момент дверь палаты открылась, и вошла медсестра с подносом в руках. Ада даже не пошевелилась, не проявила никакого интереса к происходящему.

Медсестра подошла к кровати и, не говоря ни слова, сделала ей инъекцию. Ада даже не почувствовала укола. Ее тело онемело, эмоции притупились. Она стала безразлична ко всему, что с ней происходит.

Когда медсестра ушла, Ада снова закрыла глаза. Она больше не хотела бороться. Она больше не хотела вспоминать. Она просто хотела, чтобы все это закончилось.

Время потеряло для нее всякий смысл. Дни и ночи слились в один нескончаемый кошмар. Она лежала в палате, словно в могиле.

Женщина больше не вставала. Ее тело, некогда сильное и гибкое, теперь казалось чужим и непослушным. Она не чувствовала голода, не ощущала жажды. Лишь редкие, непрошеные слезы текли по ее бледным щекам, оставляя мокрые дорожки на подушке. Слезы отчаяния, слезы боли, слезы бессилия.

Она не разговаривала. Слова застряли в горле, словно комья земли. Зачем говорить? Кому? Что сказать? Правду? Кто поверит в ее правду?

Она не думала. Или, по крайней мере, старалась не думать. Мысли роились в голове, как дикие пчелы, жаля ее воспоминаниями, терзая ее кошмарами. Она отталкивала их, запирала в самые темные уголки сознания, но они все равно возвращались, настойчивые и неумолимые.

Ничего не могла. Не хотела. Она превратилась в оболочку, в пустую скорлупу, в тень себя прежней. Жизнь ушла из нее, оставив лишь пустоту, холодную и всепоглощающую. Она позволила этому случиться. Она сдалась. Потому что бороться больше не было сил.

Дни волочились один за другим, серые и беспросветные. Медсестры, как автоматические куклы, выполняли свои обязанности, проверяя показатели, вводя лекарства, переворачивая Аду с боку на бок. Она была просто объектом, номером в палате, бременем для системы.

Однажды, на шестидесятый день, Ада перестала дышать. Монитор, уныло пищавший последние недели, выдал наконец протяжный, ровный сигнал. Обыденный звук смерти, который в этой больнице слышали слишком часто, чтобы он вызывал хоть какие-то эмоции. Это была лишь еще одна строка в отчете, еще одна освободившаяся койка, еще одна выполненная работа.

Медсестра, молодая девушка с потухшим взглядом и синяками под глазами, устало вздохнула. Она отработала уже двенадцать часов, а впереди еще минимум четыре, прежде чем ее сменит другая измученная душа. Пациенты умирали постоянно, это была часть ее работы, и тратить на каждого из них лишнюю минуту не было ни времени, ни сил.

Увидев, что пульса нет, что дыхание остановилось, она не стала проводить никаких проверок, никаких реанимационных мероприятий. Зачем? И без того все было ясно. Она просто выключила монитор, стерла имя Ады Розали Аннар с доски в сестринской и пошла к главному врачу.

Доктор Сицци, уставший старик с обвисшими щеками и вечной сигаретой в зубах, сидел в своем кабинете, просматривая финансовые отчеты. Он даже не поднял головы, когда медсестра постучала.

– Что там у вас? – пробурчал он, затянувшись дымом.

– Палата номер семь, мистер Сицци. Миссис Аннар… скончалась.

Главврач на мгновение замер, словно вспоминая, кто это. Ах, да, та самая "особенная" пациентка.

– Звоните мистеру Аннару. – ответил он, не отрываясь от бумаг. – Скажите, девка мертва. И пусть забирает тело.

Он снова уткнулся в отчеты, подсчитывая прибыль и убытки. Ему было все равно. Ему было плевать. В его больнице умирали люди каждый день. И Аннар была лишь одной из них. Они не были против связей с криминалом. Такие как оставшийся Аннар к ним часто обращались. Чтобы медленно уничтожить неугодных.

Медсестра послушно вышла из кабинета, набрала номер, продиктованный главным врачом, и коротко сообщила о смерти Ады какому-то мужчине. Тон был ровным, бесчувственным, как у автоответчика.

Закончив разговор, она бросила трубку и устало потерла глаза. Работа была сделана.

Через час в больничном морге воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь тихим гулом холодильных установок. Морг был наполнен ледяным холодом и терпким запахом формалина. Дверь морга распахнулась, и внутрь вошли двое мужчин. Один, высокий и широкоплечий, был одет в безупречный черный костюм. Его лицо было непроницаемым, словно маска, а глаза горели холодным, стальным огнем. Это был Луан Аннар, и его присутствие заполнило помещение тяжелой, ощутимой аурой власти.

Второй мужчина, более молодой и щуплый, был одет в серый плащ и нервно озирался по сторонам. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

Аннар, привыкший к запахам крови и пороха, содрогнулся, словно прикоснулся к чему-то нечистому. Здесь царила тишина – звенящая, давящая, осязаемая. Тишина, в которой отдавалось эхом каждое его движение, каждая мысль.

Санитар, похожий на уставшего ворона, ковырялся в компьютере, не обращая на него внимания. Луан кашлянул, привлекая его внимание. – Я за телом миссис Аннар. – произнес он, и его голос прозвучал чужим, приглушенным. Мужчина прекрасно знал, что Аннар она только косвенно. У этой твари столько имен, что никто не знает точно, кто она.

Санитар вздохнул, словно его оторвали от чего-то важного, и лениво ткнул пальцем в сторону стеллажа. – Там, в мешке. Номер тринадцать.

Аннар кивнул и двинулся в указанном направлении. Каждый шаг отдавался гулким эхом в его голове. Тринадцать… иронично. Число, приносящее несчастье. Как и женщина, которая ждала его в этом мешке.

Он остановился перед стеллажом и долго смотрел на белый мешок. Никаких эмоций. Ни сожаления, ни злорадства. Лишь пустота. Долг должен быть уплачен.

Развязав завязки, он откинул ткань и увидел ее. Аду. Бледную, безжизненную, словно восковую куклу. Она выглядела такой хрупкой, такой беззащитной. И такой опасной. Эта хрупкость обманула его отца, заставила его поверить в то, во что нельзя было верить. Эта беззащитность стала причиной гибели его семьи.

Он наклонился, рассматривая ее лицо. Никаких признаков раскаяния, никаких следов мучений. Просто пустота. Такая же, как и внутри него.

– Заслужила. – прошептал он, сам не зная, кому адресованы эти слова.

Его рука потянулась к внутреннему карману пиджака. Там лежал конверт – толстый конверт с деньгами. Плата за молчание. Плата за ложь.

Санитар ждал, не сводя с него глаз. Аннар молча положил конверт на стол.

– Забудь, что видел меня. – произнес он, не глядя на санитара. – Никогда никому не говори, что я здесь был.

Санитар жадно схватил конверт и кивнул. Он понимал правила игры.

Аннар снова посмотрел на Аду. Он мог бы сейчас надругаться над ее телом, выместить на ней всю свою боль и ярость. Он мог бы совершить что-то ужасное, что-то, что могло бы хоть на мгновение заглушить его страдания.

А почему бы и нет?

– Забери её. – сказал он напарнику, направляясь к выходу. – Возвращаемся.

Аннар ждал их у черного внедорожника с тонированными стеклами. Он молча кивнул в сторону задней двери. Тело, завернутое в полиэтилен, быстро и бесцеремонно закинули в багажник.

– Поехали. – коротко скомандовал Аннар водителю.

Машина плавно тронулась, покидая территорию больницы и растворяясь в ночном городе. Пункт назначения был известен лишь водителю и самому Аннару. Это было место, где никто не стал бы искать Аду Андрес. Место, где она, казалось, и должна была оказаться с самого начала.

За окнами проплывали огни города, но Луан их не видел. Его взгляд был устремлен в пустоту, мысли метались в хаосе. Он вез тело женщины, которая отняла у него все.

Вскоре они свернули с оживленной трассы на проселочную дорогу. Машина тряслась на ухабах, фары выхватывали из темноты силуэты деревьев и кустарников. Атмосфера становилась все более гнетущей.

Наконец, они подъехали к старому, заброшенному особняку. Он стоял на отшибе, окруженный густым лесом, словно призрак из прошлого. Когда-то здесь кипела жизнь, звучал смех, рождались мечты. Теперь это место было пропитано запахом запустения и смерти.

Аннар вышел из машины и осмотрелся. Здесь было идеально.

В полумраке комнаты, казалось хорошего здания, слабо мерцала тусклая лампочка, свисающая с потолка. Воздух был затхлым и сырым.

В углу, на старом, прогнившем матрасе, лежало тело Ады. Это была та, кто разрушила его жизнь, та, кто убила его семью, та, кто заслужила смерть. И теперь она лежала перед ним, беззащитная и мертвая.

Его спутник откашлялся, нарушив тишину. – Что теперь? – спросил он дрожащим голосом.

Аннар медленно повернулся, и его взгляд, обжигающий холодом, упал на перепуганное лицо предателя. В глазах бушевала ярость, такая всепоглощающая, что, казалось, она могла испепелить все вокруг.

– Теперь? – прошептал он, словно зверь, готовящийся к прыжку. – Теперь ты узнаешь, что значит предать меня.

Второй мужчина попытался оправдаться, замахал руками, что-то невнятно бормоча, но Аннар не дал ему шанса. Он помнил все. Он помнил, как этот ублюдок, некогда преданный его отцу, стоял на том роковом собрании, когда эта дрянь, лежащая сейчас перед ним в мешке, провозгласила себя главой клана. Он помнил, как он, этот трусливый пес, стоял перед ней на коленях. Клялся в верности той, кто уничтожила его семью. Сейчас, когда сам Аннар наконец вернулся из заграницы, этот предатель мог сообщить остальным капо, мог предупредить, где находится эта тварь.

Он выхватил нож, острый, как бритва, и одним стремительным движением вонзил его в горло предателя. Кровь, алая и густая, брызнула на стены. Тело обмякло и рухнуло на холодный кафель, оставляя за собой кровавый след.

Аннар вытер нож о плащ убитого, не обращая внимания на кровь, заляпавшую его руки.

Закончив, он снова посмотрел на Аду. Ее лицо оставалось бесстрастным, словно она была всего лишь искусно выполненной куклой, а не причиной гибели его семьи. Ни намека на страх, ни тени сожаления. Она была словно выточена из камня, непробиваемая для любых эмоций.

Он стоял над ней, склонившись так близко, что чувствовал исходящий от ее тела морозный холод. Его усмешка была кривой, горькой, словно отражение мучительной правды. Никакой радости, никакой победы, лишь пепел разочарования, осевший на сердце.

– Думала, отделалась? – прошептал он, его голос был хриплым, словно ему пришлось продираться сквозь дебри невысказанных слов. – Думала, смерть – это конец? Нет, милая. Только начало.

Он провел рукой по ее волосам. Холодные и шелковистые, словно змеи, скользнувшие по его коже. Мертва, но все же красива. Даже в смерти она сохранила эту проклятую, притягательную красоту, которая свела с ума его брата. Дрянь.

Аннар поднял взгляд. Его взгляд устремился к портрету, висящему на стене. Валериан, его старший брат, смотрел на него пустым, невыразительным взглядом. Лицо, обрамленное черными волосами, лишено той живости, которая когда-то озаряла его. Теперь это был лишь застывший образ, напоминание о потерянном счастье.

Аннар хмыкнул, горько и цинично, словно рассказывал старый, надоевший анекдот.

– Она ничего такая, братец. – произнес он, и его голос дрогнул. – Я кажется понимаю, что ты в ней нашел.

В его голосе слышались отголоски старой, забытой обиды, ревности, примешанной к горечи утраты. Он всегда восхищался Валерианом, его харизмой, его способностью завоевывать сердца. Завидовал. Мать любила Валериана больше всех. При жизни, и даже после смерти. Оставила ему дом и все самое ценное.

Его же самого отправила в заграничный пансионат и забыла.

Он опустил взгляд на Аду, лежащую перед ним, неподвижную, словно спящую. Внезапно его охватило отвращение. Мужчина грубо схватил ее за подбородок, сдавливая. Кожа была холодной, мертвенно-бледной, словно фарфор.

– Красивая. – прошептал Луан, сквозь стиснутые зубы. – Наверняка и характер огненный. Подстать тебе. Она такая же, как и ты. Так же беспощадна и безжалостна. Женушка, хах. И где вы оба сейчас?

Его голос сорвался, превратившись в рык. Ярость, которая копилась годами, угрожала вырваться наружу. Где они? В земле? В аду? Расплачиваются ли они за то, что сделали?

"Как? Как всего лишь одна хрупкая женщина смогла уничтожить все, что отец строил годами? Как ей удалось перехитрить, обмануть, поглотить все их ресурсы?"

– Как одна женщина могла убить половину наших людей? – вслух прошептал он, обращаясь к призракам прошлого. – Как одна женщина могла сжечь наш семейный особняк до тла? Обмануть полицию, подложив тело мертвой Фреи сгорать вместе с нашим отцом и братьями… как?

Мужчина вновь взглянул на портрет, и на его губах расцвела злая, торжествующая усмешка. Валериан, как всегда, выглядел невозмутимо, но Аннар видел сквозь эту маску спокойствия. Он знал, как эта женщина была дорога его брату, как тот боготворил ее, как был готов отдать за нее жизнь. Как все же отдал за неё жизнь. И эта мысль только распаляла его жажду мести.

– Знаешь, что с ней делали в клинике? – проговорил Аннар, растягивая слова, словно наслаждаясь их вкусом. – Что я с ней сделал, братец? Ты бы ужаснулся. Ты бы не узнал свою идеальную Адель. Её сломали, её пытали, качали наркотиками, превратили в ничто.

Луан сделал шаг к портрету, наклоняясь к нему, словно делился самым сокровенным секретом. Глаза его горели дьявольским огнем.

– Что бы ты сказал, если бы был жив? Умолял бы меня пощадить ее? Просил бы меня остановиться? Зря. Ты же знаешь меня, Вал.

Мужчина выпрямился, и усмешка его превратилась в звериный оскал, обнажая не только зубы, но и бездну тьмы, поглотившую его душу.

– Знаешь, что я с ней сегодня ночью сделаю? – прошипел он, и в голосе его не было ни намека на человечность, лишь леденящий душу шепот самой смерти. – А, братец? С твоей любимой женушкой…

Он придвинулся к портрету, почти касаясь губами его холодной поверхности.

– Я выпотрошу ее, Валериан. Буквально. По частям разбирать буду. Рихтер. Я верну каждое проклятое сердце, которое она остановила, каждую жизнь, которую она отняла, каждую каплю крови, что пролила наша семья.

Его глаза сверкнули маниакальным блеском.

– Я изуродую ее. Так, что даже ты, в своей вечной любви, не узнаешь в ней ту Адель, которую боготворил. Разрежу ее на куски, словно тушу животного. И каждый кусок будет подписан именем того, кто пал от ее руки.

Он замолчал на мгновение, словно прислушиваясь к ответам мертвых.

– А знаешь, что самое интересное? – прошептал Луан, придвигаясь еще ближе к портрету. – Я заставлю тебя это смотреть. Я вырежу ей глаза и вставлю их тебе в портрет. Чтобы ты, мой дорогой братец, вечно лицезрел плоды своей слепой любви, свою самую большую ошибку.

В голосе мужчины не было ни грамма сожаления, лишь холодная, расчетливая ненависть.

– А потом, – прошептал он, и на губах его заиграла безумная улыбка. – Я скормлю ее останки свиньям. Пусть каждая кость, каждая частичка ее тела, будет растоптана и обращена в ничто. И тогда, Валериан, тогда, может быть, ты наконец-то поймешь… что иногда, даже самая красивая Роза скрывает в себе смертельный яд.

После излияния ненависти, Аннар замер, словно выдохся. Валериан, как всегда, молчал с портрета, храня свои тайны и насмешки. Аннар перевел взгляд на Аду, лежащую на ковре, все еще неподвижную. Он медленно опустился на колени рядом с ней.

"Что же с тобой сделать?" – подумал он, проводя пальцем по ее щеке. Кожа была ледяной, как у мертвеца. Она и так мертвец. В голове роились безумные идеи, одна страшнее другой.

Луан коснулся ее руки. Холодная. Как лед. Осталась лишь оболочка, пустая и безжизненная.

Что он теперь будет с ней делать? Сбросить в реку? Закопать в лесу? Слишком банально. Слишком легко. Его взгляд упал на камин. Пламя жадно пожирало дрова, выбрасывая в комнату жар и отблески света. И тут ему пришла идея. Жуткая, безумная, но такая… соблазнительная.

Он подхватил Аду на руки. Она была легкой, как перышко, почти невесомой. Он отнес ее к камину и медленно опустил на пол рядом с огнем. Жар опалял его лицо, но он не обращал внимания. Его взгляд был прикован к Аде.

– Сейчас, Рихтер. – прошептал он, наклоняясь к ее лицу. – Будет весело. Мне, конечно.

Он начал срывать с нее одежду. Медленно, методично, словно раздевал не человека, а бездушный манекен. Шелковое платье соскользнуло с ее плеч, обнажая бледную кожу. Нижнее белье полетело в огонь, вспыхнув ярким пламенем. Все превращалось в пепел и дым, как и все, к чему прикасалась эта женщина.

Все полетело в огонь, превращаясь в пепел и дым.

Когда она осталась обнаженной, он внимательно осмотрел ее тело. Белое, как мрамор, но далеко не невинное. Татуировки глав двух величайших кланов – Аннар и Винзенс. Волки и Орлы. – красовались на ее плечах.

Он провел рукой по ее груди, по ее животу, по ее ногам. Под кожей чувствовались мышцы, результат многолетних тренировок. Она была создана для убийства. И она убивала. Но теперь все кончено.

Мужчина достал из кармана нож. Острый, блестящий, смертоносный. Клинок поймал отблески пламени, словно насмехаясь над тишиной комнаты. Он провел лезвием по ее коже. Сначала легонько, едва касаясь, словно лаская. Потом сильнее, надавливая, чувствуя, как нож рассекает ее плоть. На ее теле начали появляться тонкие красные полоски, словно алые нити на белом полотне. Медленно, тщательно, методично. Каждое движение было выверено, словно он был не убийцей, а художником, создающим свой шедевр на живом холсте.