Истории села Гнилухино

Добро пожаловать! (Но лучше не надо)
Добро пожаловать! (Но лучше не надо.)
Село Гнилухино расположено в глубокой яме. Отрыли его лопатой и тупой мотыжкой два брата-близнеца Антоний и Кирюша Гнилощёковы в давние времена. Земля под селом оказалась живая словно коровьи внутренности, толи от избытка болотных газов, толи оттого, что когда-то давно сюда упала звезда.
Звезда та, говорят со временем проросла в землю, как грибница, и что именно из неё и произрастает узнаваемая и любимая всеми гнилухинская архитектура.
Братья Гнилощёковы живы до сих пор, хотя уже не походят на людей. Антоний, однажды выпив воды из знаменитой дорожной дыры, больше не старел, зато каждую весну у него отпадали пальцы, а осенью отрастали новые – правда, часто в неподобающих старосте местах: то на самом кончике носа, то по центру лба. Кирюша же старел с ускорением, но умирать отказывался. Раз в десять лет он закапывался в навозную кучу, и вылезал из неё розовым младенцем, с глазами полными печали и памяти всех прожитых Кирюшей лет.
Однажды посетив Гнилухино, ты его больше не забудешь. Село никого не отпускает: прорастает картофельными глазками в желудке, подванивает сладким трупным ароматом изо рта, ложиться серым густым осадком на воспоминаниях, превращая память в мутную болотную жижу.
Из села уходят, убегают, уезжают на автобусах, улетают на крыльях, но всегда возвращаются. Никого не забывает родное село. Родился ли ты там, услышал ли о нём краем уха в маршрутке или где-то прочел. Селу не важно. Притянет, приманит, пришьет толстыми черными резиновыми жгутами к себе намертво.
Село Гнилухино растет. Каждую зиму его границы расширяются на метр двадцать, и однажды, глядишь, оно доберется и до тебя. Ты даже не заметишь, как начнешь просыпаться с землей под ногтями, как станешь находить в карманах шевелящийся зеленый мох, как начнешь бормотать под нос: «Пять, пять, пять…».
И в какой-то момент по ночам, ты станешь посещать ночные гнилухинские посиделки…
По вечерам гнилухинцы собираются у ржавого трактора на въезде и рассказывают друг другу истории, которые сами же и придумали. А потом смеются – долго, надрывно, пока из глаз не потекут густые черные слёзы. Если кто-то умрет от этого смеха – значит, вечер был удачный.
История первая. Про любовь и тление
История первая. Про любовь и тление
Впервые Мария увидела Ивана на автобусной остановке в райцентре. Увидела – и в ее голове что-то щелкнуло. Увидела она в Иване свет, что шел из всех его отверстий. В этот же момент Мария поняла, что Иван на самом деле не такой, как есть, а другой, светлый, и только ей, Марии, дано это увидеть и изменить Ивана, пробудить, очистить. Она подошла поближе, но Иван словно в испуге побыстрее забрался в автобус и усевшись на заднее сиденье сполз с него, прикрываясь кепкой.
На автобусах Мария не ездила, она, как все городские, придерживалась здорового образа жизни. Она проводила уезжающего в автобусе Ивана долгим мутным взглядом и широко улыбнулась.
Село Гнилухино тонуло в болотной тине и равнодушии. Дороги сворачивались, дома скрипели, а люди превращались в то, что уже давно ели: гнилые яблоки, прокисшее молоко, мясо с душком.
Мария, убиенная тварь, шла широким шагом, как бы зависая на каждом подъёме шагающей ноги и периодически выпучивая глаза. Ощущение от походки было неприятным – хотелось, чтобы это просто прекратилось, перестало шевелиться.
Жители села наблюдали, как Мария перемещается по дырявой дороге главной сельской улицы.
– Ну и походка, – сказал дед Пантелей, выплёвывая семечки в лужу. – То ли человек, то ли кукла на ниточках.
– Может, ее ветром шатает? – предположила тётя Груня, но ветра не было.
Мария шла. Ее юбка колыхалась так, что под ней пряталось что-то живое. Ветер ли? Или просто складки ткани играли в странный танец с ее ногами?
– В прошлый раз, когда к нам такое приходило, – прошептал мальчишка Витька, – через неделю у коровы молоко синим стало.
– Дурак, – фыркнула баба Нюра, но на всякий случай потрепала за уши сидящую рядом собаку.
А Мария тем временем уже дошла до дома Ивана. Она постояла у калитки, постучала в нее костяшками пальцев – три раза, с паузами, «Я пришла».
Дверь не открылась. Но Мария знала: Иван дома. Она чувствовала его свет, пробивающийся сквозь щели в ставнях.
– Ваня, – прошептала она, прижавшись лбом к холодному дереву. – Я вижу, какой ты на самом деле.
Из-за двери донесся шорох, будто кто-то резко отполз вглубь комнаты.
– Не бойся, – улыбнулась Мария, и в этот момент ее юбка дернулась так, будто под ней что-то вздохнуло.
Иван Фёдорович был гнилым человеком. Не только телом – но и сознанием. Он уже сорок лет жил один, ходил в красной рубахе, пах ванильным одеколоном (который пил), и в руках у него всегда был топор. Сельчане шептались, что он рубил не дрова, а тех, кто слишком много думал.
Сейчас Иван сжимал в руках свой топорик и смотрел на нечно, что медленно к нему приближалось.
Мария наклонила голову, и ее волосы раздвинулись, обнажив шею – бледную, с синими прожилками, как у испорченной колбасы.
– Я пришла тебя спасти, Ваня.
Иван замахнулся топором.
Мария рассмеялась, и из ее рта выпало несколько зубов. Они звонко закатились по полу, а под юбкой зашевелилось что-то большое, мясистое.
И тут руки Ивана коснулись этого. На ощупь оказалось приятным, Ивану даже понравилось. И Мария у Ивана осталась.
Ее голубые глаза (хотя на самом деле они были мутно-белёсыми) видели в Иване что-то иное. Может быть, того самого Золотоокого Юрия, который являлся ей во сне.
Юрий был прекрасен – золотые зрачки, волосы ржавые, улыбка, как цвет трещина в гнилом пне. Он Шептал Марии, что Иван – лишь прикрывает, что под красной рубахой закрывает свет, который она должна закрыть.
– Разруби его , – говорил Юрий, – и увидишь .
И вот однажды, когда Иван, пьяный от одеколона, заснул у печи, Мария взяла его топор.
Удар – и голова Ивана раскололась, как переспелая тыква.
Но внутри не было ни золота, ни света – только черви.
Много червей.
Они зашевелились, зашипели, а потом поползли к Марии.
– Ты ошиблась, – прошептал Юрий, уже стоя за ее спиной. – Это не его надо было рубить.
Черви заползли Марии в уши, в ноздри, под веки.
А наутро в Гнилухе появилась новая легенда – про девушку в красной рубахе, которая пахнет одеколоном и всегда держит в руках топор.
И про золотые глаза, которые горят во тьме.