Ступени без лестницы

– Петя, к тебе жена с дочерью.

Заглянувший в палату Балаян выжидающе смотрел на пациента, стоящего у окна палаты. Услышав его слова, Пётр Сергеевич Комаров, солидный мужчина, директор оборонного предприятия, повёл себя будто застигнутый врасплох подросток. Он одним прыжком преодолел расстояние от окна до кровати, нырнул под одеяло и только тогда выдохнул:

– Запускай! Надеюсь, ты им сказал, что мне нельзя долго разговаривать?

– Обижаешь! Ясное дело, сказал – успокоил его Балаян, шутливо отсалютовав двумя пальцами, приложенными к виску. Уже через минуту в палату осторожно заглянула супруга Петра Сергеевича Ольга Ивановна; из-за плеча жены выглядывало встревоженное лицо их дочери, Насти. На плечах и у одной, и у другой были накинуты белые халаты, в руках дочери растопырился букет хризантем, а Ольга Ивановна тащила объёмистую хозяйственную сумку. «Продукты», определил Пётр Сергеевич, «сейчас кормить начнут, ёлки-палки!».

– Петя, как же это случилось?

Ольга Ивановна задала этот вопрос ожидаемо плаксивым тоном, сразу после того, как чмокнула мужа в щеку и уселась на стул рядом с кроватью. Настя, поставив букет в вазочку, пристроилась на постели у отца в ногах.

– Да, вот, – начал Комаров слабым голосом, по мере сил выдерживая на лице скорбное выражение, – я и сам не ожидал, что так всё получится. И покритиковали вроде самую малость, даже похвалили потом, а всё равно, разнервничался, как школьница. Ночь почти не спал, а под утро чувствую, нехорошо мне, нужно ехать в больницу. «Скорую» вызывать не стал, мой шофёр Валера меня довёз.

Последнюю фразу он добавил на тот случай если бы жена заинтересовалась деталями его госпитализации. Но Ольгу Ивановну детали не интересовали, она и в мыслях не могла предположить, что супруг вдруг станет ей лгать.

– Как анализы? Что Балаян говорит? Это пройдёт? Или нужна будет операция? А сколько это будет стоить?

«Ну вот, она сразу про деньги», с раздражением подумал Пётр Сергеевич, «нет бы, спросить – Петя, ты жить будешь?» Но тут же вспомнил, что вообще-то сердце у него в полном порядке, а жена волнуется исключительно из-за его вранья и устыдился своих мыслей.

– Не беспокойся Оленька, всё будет хорошо. Никаких операций не нужно. У меня обычное переутомление. Полежу два-три дня и снова буду на ходу.

Несколько успокоенная Ольга Ивановна принялась доставать из сумки апельсины, виноград, ветчину и сладкие сырки. Настя помогала ей, укладывая продукты в маленький холодильник, стоявший возле кровати.

– Покушаешь что-нибудь? – донеслось из глубины сумки.

– Нет, спасибо, не хочу. Может, попозже? – всё тем же тихим голосом ответил Пётр Сергеевич. Он лежал с прикрытыми глазами, не шевелясь, в надежде, что его немощный вид заставит визитёров поскорее убраться. Было невыносимо тяжело врать, строить из себя больного перед женой и дочерью, избегать встречи с ними взглядом, боясь, что они каким-то образом распознают его ложь. К счастью, минут через пять дверь отворилась и заглянувший Балаян объявил:

– Девочки, пора! Завтра можно будет посидеть с ним немного дольше, а сегодня дайте больному отдохнуть.

«Молодец Григорий!», отметил про себя Пётр Сергеевич. «Старый друг никогда не подведёт!»

Ольга Ивановна со Светочкой собрались, на прощанье чмокнули главу семейства в небритую щеку и покинули палату. Комаров облегчённо вздохнул, первая встреча с семьёй прошла благополучно, похоже, он зря паниковал.

*****

…На замену ушедшей на пенсию Софье Васильевне, отдел кадров прислал директору новую секретаршу, симпатичную стройную брюнетку лет тридцати по имени Алёна Дмитриевна.

Во время представления новой секретарши директору с ним случился странный конфуз. Конфуз был внутреннего свойства и потому остался никем не замеченным. Пётр Сергеевич Комаров, руководитель режимного предприятия, жёсткий и талантливый хозяйственник, при первом же взгляде на новую секретаршу ощутил страх.

Напугали директора собственные мысли: Алёна Дмитриевна предстала перед внутренним взором Комарова мало того, что абсолютно нагой, так ещё и в довольно фривольной позе, стоя на коленях и высоко задрав соблазнительно округлый зад.

Пётр Сергеевич не имел ни малейшего понятия, почему подсознание сыграло с ним такую неожиданную шутку. Хуже того, в течение всего рабочего дня бесстыдная картинка ещё несколько раз непрошено всплывала перед глазами Комарова. В конце концов он не выдержал, позвонил в отдел кадров и попросил: нельзя ли подобрать ему другую секретаршу, постарше? И нарвался на Наталью Викторовну, заместителя начальника отдела кадров. Та ответила директору жёстко и кратко: «мы тут стараемся, о престиже фирмы заботимся, а ты опять чем-то недоволен?». Пётр Сергеевич вздохнул и положил трубку, Наталья была его бывшей одноклассницей и правила субординации её не касались.

Как и многие рано женившиеся мужчины, Комаров относился к прекрасному полу с насторожённостью и супругу Ольгу Ивановну, с которой прожил более тридцати лет, побаивался. Секс в его жизни играл крайне незначительную роль, сведённый до редких супружеских совокуплений, исполняемых скорее по привычке, чем из желания.

Для полного понимания ситуации необходимо подчеркнуть, что поза, в которой Пётр Сергеевич представил Алёну Дмитриевну, была для него абсолютной недостижимой экзотикой. Ольга Ивановна почему-то считала эту позицию унизительной для женщины и когда при ней кто-то употреблял слово «раком», пусть даже в нейтральном, бытовом аспекте – могла обидеться не на шутку. Разумеется в их спальне не было места такого рода глупостям. Мнение самого Петра Сергеевича по этому поводу в расчёт не принималось, да он и не настаивал.

Видение, посетившее Комарова во время встречи с новой секретаршей, принесло удивительное открытие: оказывается, где-то в подсознании он был совсем не прочь попробовать запретный плод. Усугублял ситуацию ещё и факт, что Алёна Дмитриевна, судя по всему, была ровесницей его дочери. Это стало ещё одним обстоятельством, из-за которого воспитанный в строгих традициях директор запрещал себе мыслить в столь опасном направлении.

Себя Пётр Сергеевич числил безнадёжным стариком, неспособным физически привлечь молодую женщину. Нужно отметить, что в действительности для такой низкой самооценки не существовало никаких оснований. В свои пятьдесят шесть он выглядел вполне молодцевато, а благородные седины и спортивная фигура – результат занятий горным туризмом в юности – делали его похожим на популярного киноактёра. Но ведь главное – не годы, главное, кем мы себя чувствуем.

Между тем, новая секретарша, абсолютно не подозревая о смятении которое она внесла в душу шефа, проявила себя исключительно с хорошей стороны. На работу она не опаздывала, не болтала лишнего, вовремя и аккуратно готовила материалы для министерских совещаний, понимала директора с полуслова и умела расположить к себе разных полезных посетителей.

После нескольких месяцев совместной работы с Алёной Дмитриевной Петру Сергеевичу удалось приглушить свои внутренние страхи. Пугающая картина, в виде секретарши стоящей на коленях с задранными обнажёнными ягодицами, больше не всплывала перед его внутренним взором. Зато пришла новая беда, привыкнув понемногу к ежедневному общению с симпатичной молодой женщиной – Пётр Сергеевич Комаров неожиданно почувствовал себя мужчиной.

Каждое утро, когда Алёна Дмитриевна своей лёгкой походкой входила в кабинет с дымящейся чашечкой свежезаваренного чая, неподвластная логическому объяснению радость охватывала директорское сердце. Оно начинало биться быстрее, что влекло за собой прилив крови к некоторым важным органам. Подобное самостоятельное поведение организма настораживало и злило Петра Сергеевича. Своё беспокойство по этому поводу он пытался заглушить, общаясь с секретаршей на исключительно сухом, канцелярском диалекте русского языка.

Всё изменилось однажды, на исходе зимы. В последнюю пятницу февраля представитель президента по округу собрал на совещание городской актив и в том числе руководителей стратегически важных предприятий. Встреча происходила далеко за городом, в специально арендованном пансионате, и Пётр Сергеевич с Алёной Дмитриевной выехали на встречу с раннего утра. Ехали около часа, в пути оба просматривали взятые документы и почти не разговаривали.

Февраль в этом году выдался ветреный, снежный, машина ехала по расчищенной бульдозером дороге, а вокруг, под синим весенним небом возвышались блестящие на солнце высокие, в человеческий рост сугробы, из которых торчали верхушки голубых елей. Пансионат располагался в двухэтажном бревенчатом здании, построенном много лет назад, и выглядел весьма живописно, годы только добавили строению шарма, как время добавляет вкуса вину.

В холле в ожидании приезда высокого гостя, толпились чиновники и руководители предприятий. Они обсуждали последние сплетни и слухи. Говорили о новых налоговых ставках, о том, что считавшийся совсем недавно надёжным банк, вроде бы находится на грани банкротства, перебирали прочие производственные проблемы.

Время шло, темы для разговоров заканчивались, у многих уже ощутимо сосало под ложечкой – никто, конечно, не обедал – а высокого гостя всё не было. Собравшиеся начали переглядываться – не случилось ли чего? Наконец появился запыхавшийся чиновник. Он извинился за опоздание и поделился новостью, из-за которой задержался – у него только что родилась внучка. Затем добавил, что как раз сейчас, в помещении столовой накрываются столы и после делового разговора все присутствующие приглашаются на банкет. Желающим остаться после ужина переночевать были обещаны спальные места.

Пётр Сергеевич с секретаршей оказались в сложном положении. Отказаться от участия в банкете было невозможно, да и ехать ночью по заснеженной дороге не хотелось, но возникли проблемы с ночёвкой. По приезде их с Алёной Дмитриевной поселили в одну большую комнату, и если днём там вполне можно было работать вдвоём, то ночёвка, по понятным причинам, не представлялась возможной.

Благодаря энергии и находчивости Алёны Дмитриевны проблема была быстро улажена: свободная комната нашлась на том же этаже.

Банкет продолжался несколько часов, звучало много тостов, гости пили за здоровье дедушки и внучки, к финалу многие выходили из-за стола слегка пошатываясь. Пётр Сергеевич тоже почувствовал, что остановиться ему следовало на пару рюмок раньше. Заметив его состояние, Алёна Дмитриевна предложила прогуляться по зданию пансионата, чтобы развеяться перед сном.

По пути она рассказала ему, что до войны в этом здании была дача известного сановного художника, вот почему на стенах висело так много репродукций его картин. Увы, спокойно рассмотреть картины не представлялось возможным, повсюду бродили подвыпившие гости, их разгорячённые алкоголем голоса сливались в сплошной гул.

В поисках тишины Комаров с Алёной нашли боковую дверь, ведущую на маленькую застеклённую веранду. Там было тихо, сквозь обледеневшие по краям оконные стекла открывался удивительный вид на заснеженный лес. Увы, быстро выяснилось, что долго находиться на неотапливаемой веранде невозможно, слишком холодно. Пётр Сергеевич уже повернулся чтобы уйти, но Алёна сказала ему, почему-то шёпотом:

– Подождите, постоим ещё немного, полюбуемся закатом.

Он повиновался, слегка ошарашенный её неожиданным предложением. С его стороны потребовалось некоторое усилие, чтобы заставить себя глянуть внимательно на то, чего люди его положения обычно не замечают – на окружающую природу. А когда ему это наконец удалось – открывшаяся красота ошеломила его.

Все дневные заботы и дела, суета и шум, всё было забыто, всё осталось там, за дверью, а здесь были лишь тишина – и закат, пора раздумий и печали. Зимний пейзаж за стёклами веранды выглядел нестерпимо грустным: небо темнело; день отступал под напором ночи; багрово-красное солнце цеплялось последними лучами за лапы огромных елей. Стены, предметы вокруг, их лица – всё было окрашено мощным розовым светом и это освещение превращало происходящее в сцену из какой-то давно забытой сказки.

«Стоим, вглядываемся в небо, будто в ожидании чуда. Господи, сколько лет назад я в последний раз так смотрел на закат?» – попытался вспомнить Пётр Сергеевич. «Десять? Двадцать? Тридцать?»

Он чувствовал, как внутри него что-то происходит, просыпаются давно забытые чувства, как сам он становится более восприимчивым и то, что ещё вчера казалось пустяковым, легкомысленным – приобретает вес и силу.

От Алёны исходил тонкий, едва уловимый, горьковатый запах духов. Пётр Сергеевич давно привык к этому запаху, но сейчас он казался особенно родным и притягательным, принадлежащим только ему и ей. Его вдруг охватило желание обнять секретаршу за плечи, прижаться к ней, зарыться лицом в её волосы. Порыв был настолько силен, что рука сама, против воли потянулась к плечу женщины. Моментально опомнившись, Пётр Сергеевич в ужасе отдёрнул руку и выпалил резко:

– Знаете, Алёна Дмитриевна, я, похоже, слишком много выпил. Что-то меня в сон потянуло. Вы полюбуйтесь ещё, если хотите, а я пойду прилягу.

И сразу же, не дожидаясь ответа, он даже не пошёл, а чуть ли не побежал к выходу. Лишь у самой двери не выдержал, замедлил шаг и оглянулся – розовый отблеск заката делал лицо Алёны и без того красивое, загадочным и прекрасным.

Ошеломлённый неожиданным пробуждением сильных эмоций, Комаров почти бегом поднялся на второй этаж. Руки его дрожали, ключ-карта никак не мог попасть в отверстие замка, а когда дверь отворилась, он, не раздеваясь, рухнул на кровать, бормоча вполголоса: «Это алкоголь, просто алкоголь, ты слишком много выпил. Перестань, не думай об этом! И вообще, посмотри на себя в зеркало, кому ты нужен, старик?!»

Но сердце продолжало колотиться, а в мозгу вновь периодически возникала всё та же непрошеная, знакомая с первых дней их знакомства фантастическая картина: обнажённые ягодицы стоящей на коленях Алёны Дмитриевны. Он ругал себя последними словами, пару раз сходил в ванную комнату умыться, но холодная вода не помогала, наваждение не проходило.

Промучившись так битый час, Пётр Сергеевич решил спуститься в буфет, располагавшийся в холле, чтобы купить минералки на ночь. Народ уже разошёлся по своим комнатам, в холле было практически пусто. Лишь в углу, за журнальным столиком, трое мужчин резались в преферанс. На столике перед ними стояла открытая бутылка коньяка, блюдечко с нарезанным лимоном и несколько фужеров. Ещё одна пустая бутылка стояла под столом

Всех троих Комаров хорошо знал, он не раз встречал их в здании городской администрации. Завидев его, друзья обрадовались и предложили присоединиться к игре, им как раз не хватало четвёртого, «на прикуп». Пётр Сергеевич тоже был рад возможности отвлечься от тревожащих его мыслей, и карточная игра подходила для этого как нельзя лучше. Но отвлечься не получилось, три друга были уже изрядно навеселе, и разговор, как это нередко случается в подвыпившей мужской компании незаметно переключился на тему отношений с женщинами.

Пётр Сергеевич больше помалкивал, его познания в данной области не шли ни в какое сравнение с богатым опытом собеседников. А те – оперировали диковинными фактами, понимали друг друга с полуслова и хихикали над какими-то не очень понятными ему намёками.

«Напились», раздражённо оценил поведение коллег Пётр Сергеевич, «вот и болтают невесть что, хвастают, привирают».

– Вы не поверите, – руководитель отдела инвестиций местного аэропорта Новиков явно перебрал лишнего на банкете, это было заметно по его речи, он излишне чётко и медленно выговаривал слова, – у меня три года назад была одна подруга, ну, чистый шпагоглотатель! Весь брала, целиком! А сама такая маленькая, худенькая.

– Да, это талант, – с пьяным глубокомыслием согласился начальник регионального отделения МЧС Купцов. Он взял карты, лежащие перед ним и оценивая их продолжил:

– Лет десять назад, я с одной такой сошёлся в Анапе. Я, тогда как раз только с первой женой развёлся, ну и посматривал по сторонам. Девушка была – загляденье: фигурка спортивная, а грудь – третий размер. Сама кинокритик по профессии, из Москвы, она туда на какой-то фестиваль приехала. Ох, мне нелегко с ней пришлось, думал инфаркт хватит, к чертям собачьим! Одно хорошо, я там всего неделю жил! Секс ей был нужен каждый день, причём два раза: один раз утром, один – вечером! А ещё у неё была такая причуда, смешно вспомнить, ей-богу, любила она на публике этим заниматься! Ну, не совсем открыто, но так, чтобы люди были рядом. Идём мы с ней купаться, заходим в кабинку для переодевания, полный пляж народу, стены в кабинке до самой земли не доходят, если присмотреться, всё видно. А она становится раком и говорит…

– Я пас! – прервался он, бросив взгляд на свои карты.

«Раком». Пётр Сергеевич сглотнул комок в горле. Он вспомнил рыхлые телеса супруги, редкие безрадостные совокупления в одной и той же, из года в год, «рабоче-крестьянской» позиции.

– Мужики! – попробовал он внести трезвую струю в дискуссию. – Вот вы мне скажите, только без обид, а вам не страшно? Я имею в виду с теми, которые – и в рот, и в зад и раком и боком? Понятно если с женой, но с незнакомой посторонней женщиной?

– Вистую! – добавил он, оценив взятки.

Собеседники повели себя странно. Они как по команде положили карты и посмотрели на Петра Сергеевича так, будто впервые его видят. Молчание продолжалось секунд двадцать, пока он не прервал его сам.

– Что? Что я такого сказал? Чего вы на меня уставились?

– А разве ты, – осторожно начал заместитель мэра по капитальному строительству Мишка Ройтман, – эту свою секретаршу длинноногую не потягиваешь?

– Миша, думай, что говоришь! – привстал с диванчика от возмущения Пётр Сергеевич. – Она мне в дочери годится!

– Ты сам думай, что говоришь! – обиделся за Ройтмана Купцов. – А мы значит, что, по-твоему, исключительно старухами интересуемся?

Такая постановка вопроса не приходила в голову Петру Сергеевичу, и он не нашёлся что возразить, решив пропустить этот раунд. А Купцов продолжил разжигаемый любопытством.

– Слушай, это конечно не моё дело, но ты что, правда с ней не спишь? Ну, ты даёшь! Когда вы на веранду пошли недавно, мы уже подумали, у вас там романтическое рандеву происходит. Даже позавидовали, по-хорошему.

Купцов хихикнул, но быстро осёкся под тяжёлым взглядом Петра Сергеевича и продолжил уже серьёзно:

– С ума сойти! Такая девка аппетитная – а он, оказывается, её боится! Она, видите ли, для него слишком молода! Да у вас же самая нормальная разница в возрасте – мужчине за пятьдесят, женщине чуть больше тридцати! И потом, если секретаршу не топтать – что это вообще получается? Весь мир на этом держится, босс и секретарша всегда были одно целое!

– Иди ты! – отмахнулся от него Комаров. – Наслушался глупых анекдотов и болтаешь всякую чушь!

– Нет, Петро, он прав и сейчас я тебе объясню почему.

Это Ройтман вновь вступил в разговор. Опрокинув для прочистки горла рюмку коньяка он откинулся на диванчике, заложив ногу за ногу так, чтобы всем были видны его шикарные жёлтые португальские штиблеты. До прихода в мэрию Мишка долгое время работал по культурной линии, начинал с директора кинотеатра, потом какое-то время был заведующим отделом культуры и теперь не упускал возможности блеснуть эрудицией, по делу и без дела.

– Женщины любят, чтобы мужчина был старше, опытнее, не зря же девчонки поголовно влюбляются в учителей и преподавателей институтов. Это нормальное чувство, так заложено природой…

– Ты слышал? – прервал лекцию Ройтмана Новиков, пьяным жестом выставив вперёд указательный палец. – Может, у твоей секретарши было трудное детство, может ей всю жизнь не хватает отеческой ласки, а ты, сухарь, не хочешь помочь девочке!

– Коля! – Пётр Сергеевич посмотрел на Новикова зверем.

– Спокойно, Петя, не обращай внимания на провокации.

Ройтман налил себе ещё одну рюмку, одним глотком выпил и продолжил:

– Скажи, только честно, между нами, ты сколько раз в месяц с супругой кувыркаешься?

– Ну, – Комаров замялся, – когда один, когда два раза, а когда – и ни разу.

– Вот! – торжествующе подчеркнул Ройтман. – И ей, само собой, больше и не нужно?

– Если честно, оно и мне не очень-то нужно, – сознался Пётр Сергеевич.

– А вот это ты брось! – лицо Ройтмана посерьёзнело, в голосе зазвучал металл. – Это в юности можно было полагаться на судьбу: дала, не дала – найдём другую. А в нашем возрасте регулярная половая жизнь – жизненная необходимость. Иначе скорый простатит, импотенция, рак простаты и смерть в цветущем возрасте! Это тебе нужно?

– Ну, ты, давай, не преувеличивай, – криво усмехнулся Комаров.

– К сожалению, Петя, это чистая правда. Тебе мои слова любой врач подтвердит! Свежая красивая молодая женщина, вот что тебе нужно и тогда ты сам поймёшь, чего лишён в своём пуританстве!

Перед мысленным взором Петра Сергеевича вновь предстала так долго мучившая его греховная картинка. Пользуясь случаем, он решил рассмотреть её получше, и пришёл к выводу, что Алёна Дмитриевна вполне подпадает под определение «свежая красивая молодая женщина».

– А наши жены, они в основном о другом думают, – с внезапно прорвавшейся тоской произнёс Мишка. – Вот, к примеру, взять мою, ей секс вообще, до-лампочки! У неё оргазм наступает, когда мне начальство звонит, особенно если подруги рядом присутствуют – вот, мол, какая важная птица мой муж. Ещё, у неё есть любимая сексуальная игра, рассказывать какие она штучки в ювелирном магазине видела. А как только дело к ночи – у неё вечно, то голова болит, то ещё какая-нибудь хрень приключается.

Пётр Сергеевич вспомнил, с какой апатией относится к их ежемесячным соитиям Ольга Никифоровна и с грустью вынужден был признать правоту Мишки.

– Петя, ты глянь на себя, – вклинился в беседу Новиков. – Ты же красавец мужчина, в полном расцвете сил, женщины от тебя просто с ума сходят.

– Что ты несёшь, кто с ума сходит? – недоверчиво усмехнулся Пётр Сергеевич.

– Да ты слепой, что ли? – Новиков разволновался не на шутку, лицо его раскраснелось, объёмный живот колыхался. – Не видишь, как они на тебя смотрят? Имей я такую фигуру и лицо – спал бы с первой красавицей города! А ты? Ты просто позоришь наш мужской род!

– Один-два раза в месяц, – передразнил он Петра Сергеевича.

– Отстань! – устало отмахнулся тот. – Ещё не хватало какую-нибудь гадость подцепить, в моем возрасте и при моем положении. Меня же съедят, и домашние – и начальство!

– А мы тебе что, предлагаем гулящих девок по телефону вызывать? – осведомился Купцов, отбирая бутылку у Ройтмана, тот под шумок наливал себе очередную рюмку.

– Короче, – слегка заплетающимся языком суммировал беседу Миша, – что тут разводить лишние дискуссии? Друг мой, думаю, самое время тебе менять устаревшие принципы. Я бы, на твоём месте, взял в буфете бутылку шампанского, коробку конфет и предпринял попытку наладить конструктивные отношения с секретаршей!

– Да-да, – поддержал его с пьяным смешком Новиков, – и расспроси её, насчёт детства! Намекни, мол, у тебя есть одна замечательная игрушка…

Он попытался показать неприличный жест, но руки его плохо слушались.

– Пустозвоны вы! – огорчённо сказал Пётр Сергеевич, вставая. – Ничего святого для вас нету. Играйте дальше, если хотите, а я пошёл спать.

– Да нет, мы, наверное, тоже пойдём. – Ройтман попытался подняться с диванчика, но попытка не удалась, ноги его подкосились, и он рухнул обратно. Вдобавок и Новиков, будто дождавшись нужного момента, свесил голову набок и громко захрапел.

Пришлось Петру Сергеевичу, на пару с Купцовым, отвести под руки Ройтмана в его номер. Вернувшись, они оценили внушительную тушу Новикова, поняли, что сдвинуть его с места не удастся, просто перевалили тело на диван и укрыли пледом, принесённым из номера.

Купцов ушёл спать, и Пётр Сергеевич собрался последовать его примеру, когда услышал какой-то грохот. Это буфетчица тащила по полу тяжёлую раздвижную металлическую решётку, чтобы оградить своё рабочее место.

– Подождите, я вам помогу, – крикнул он с лестницы, и, неожиданно для себя, продолжил, – только сперва дайте мне бутылку шампанского и коробку «Ассорти».

Комаров помог женщине установить решётку, а после её ухода ещё сидел минут десять в пустом холле, держа в руках свою покупку и глядя в пол. Наконец он набрался смелости, резко встал и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

На половине пути Пётр Сергеевич глянул на часы – было без двадцати одиннадцать. «Слишком поздно для дружеских визитов, месье» – всплыла в голове цитата из какой-то забытой книги.

«Господи, да какой дружеский визит? Ты жене изменять идёшь!»

Внутренний голос Петра Сергеевича был, несомненно, прав, но рука уже стучала в дверь сама, будто тело решило действовать автономно, без указок мозга.

Дверь долго не открывалась. Его охватило странное чувство облегчения, смешанное с разочарованием, и он уже собрался было отправиться восвояси – когда щёлкнул замок и в темной щели показалось заспанное личико Алёны.

– Извините, Алёна Дмитриевна, я не подумал, что вы уже спите, – шёпотом зачастил Пётр Сергеевич и ему тут же стало стыдно, за свой непонятно откуда взявшийся тон двоечника, стоящего перед строгим учителем. Наполнившись презрением к самому себе, он закончил сухо:

– Я лучше пойду.

Алёна удержала его за рукав.

– Постойте, Пётр Сергеевич, вы ведь хотели что-то спросить?

Она тоже говорила шёпотом и это нежелание привлечь чужое внимание, невольно придавало ситуации интимность. Они оба ощутили эту порочную двусмысленность и замолчали.

И тут Комаров внезапно понял: чёрт возьми, а ведь Мишка прав! Это открытие отозвалась внизу живота острым, давно не испытанным возбуждением. Он колебался лишь секунду, затем, не говоря больше ни слова, отодвинул Алёну и шагнул в пахнущую разогретым женским телом темноту комнаты.

Бутылка шампанского упала с глухим стуком на ковёр в коридоре, а конфеты он почему-то решил не выпускать из рук. Они так и целовались, с коробкой конфет зажатой подмышкой. На ней был лишь лёгкий халатик, Комаров засунул свободную руку под него, ощутил атласную кожу её упругих ягодиц, принялся их тискать и гладить, сам ужасаясь и удивляясь своей мальчишеской смелости. Он всё никак не мог оторваться от её губ, радуясь проснувшейся мужской силе, а осознание, что она чувствует эту силу сквозь ткань брюк – сводило его с ума окончательно.

– Пётр Сергеевич! – ей наконец удалось взять паузу, – дайте я хоть дверь закрою!

Он поднял бутылку, прошёл в комнату и сел на тахту. Первый импульс прошёл и ему вдруг стало страшно до головокружения. Страшно, что он не осмелится продолжить начатое, или что будет плохим любовником; но больше всего Комарова пугала мысль, что от волнения может не выдержать сердце, колотившееся как сумасшедшее. Смерти он не боялся, но с ужасом представлял ту нелепую ситуацию, в которой Алёна окажется в подобном случае.

*****

Сердце не подвело, но и чуда не случилось, финал наступил почти моментально; так ему во всяком случае показалось. Он в последний раз выдохнул со стоном, поцеловал Алёну в плечо, перевернулся на спину и вымолвил:

– Стар я уже для таких дел, прости меня.

– Ничего-ничего, – прошептала Алёна. – Всё хорошо. Ещё не вечер.

«Ох, нет, зря ты надеешься, деточка, второй раз я не потяну», с горечью подумал Комаров.

Они лежали рядом, переводя дух.

– Знаешь, – начала Алёна, – я ведь думала, ты меня ненавидишь за что-то. Всегда так сухо разговаривал со мной.

– Боже, да я просто боялся тебя, ты такая красивая…

– Я тоже боялась, ты мне папу напоминаешь, а он был строгий…

Они вдруг начали говорить без умолку, порой перебивая друг дружку, будто стремились выговориться за те месяцы, когда общались лишь официальными фразами. Пётр Сергеевич узнал, что Алёне тридцать шесть – для себя он отметил, что ни черта не понимает в женщинах, раз не смог на глаз определить её возраст – что она уже два года как разошлась с мужем, что у неё есть маленький сынишка и мама, которая живёт отдельно.

В процессе разговора она поглаживала его спину и плечи и вдруг, совершенно неожиданно для самого себя Пётр Сергеевич ощутил, что силы вновь возвращаются к нему. Он даже не мог определить теперь, что из пережитого в этот вечер было для него более значимым – то, что он оказался в постели с молодой женщиной, о которой давно подсознательно мечтал, или то, что он снова чувствовал себя сильным и крепким мужчиной, как в молодости.

Он прервал рассказ Алёны, притянул к себе и она засмеялась обрадованно, разгадав его намерения.

После того как они снова разжали объятия и к нему вернулось нормальное дыхание, Пётр Сергеевич решительно встал с постели и начал одеваться. Алёна попыталась его остановить, но он мягко закрыл её рот ладонью, сказав:

– Милая, не хочу уходить от тебя утром, пойдут пересуды!

Зайдя в свой номер, он еле успел раздеться, так быстро сморил его сон.

*****

Проснувшись, Пётр Сергеевич вспомнил всё, ужаснулся, позвонил Балаяну и попросил положить его на пару дней в стационар. Мол, переборщил с алкоголем на приёме, не хочу появляться в таком виде перед женой. Он всерьёз опасался, что супруга без труда прочтёт по его счастливому лицу мельчайшие подробности прошедшей ночи. Но встреча с супругой прошла на удивление легко. Видимо Ольге Ивановне и в голову не пришло, что её Петя может отважиться на подобные авантюры. Этот факт обрадовал Комарова, случившееся уже не казалось ему таким уж страшным, а значит, существовал шанс на продолжение. Эти мысли привели его в состояние эйфории, он будто снова почувствовал под своей ладонью нежную шелковистую кожу Алёны Дмитриевны. И тут же одёрнул себя:

«Старый балбес, ты уже думаешь о продолжении? А откуда у тебя уверенность, что это не был для неё просто случайный одноразовый секс?» Но что-то в глубине души говорило ему, что он зря разыгрывает из себя циника. продолжение просто обязано быть.

Вернувшись из больницы раньше срока, Пётр Сергеевич на немой вопрос жены буркнул, мол, дома и стены помогают, и сразу же заперся в своём кабинете, сославшись на необходимость изучения новых документов, полученных от полпреда. Комаров всё ещё побаивался близкого общения с женой, хотя и чувствовал, что беспокойство в душе уже улеглось. В постель Пётр Сергеевич пошёл поздно, когда Ольга Ивановна уже давно спала. Он просто не смог бы поддерживать пустую беседу с ней, это было выше его сил. Перед сном, уже лёжа в постели рядом с невинно посапывающей супругой, Пётр Сергеевич вспоминал детали пятничного вечера и неожиданно почувствовал, что эти воспоминания привели его организм в состояние подросткового возбуждения. В голове даже промелькнула мысль, что неплохо было бы разбудить жену, но эту мысль он сразу же категорически отринул, ему не хотелось искажать незамысловатым сексом с супругой впечатления, которое он лелеял в душе. Тогда Комаров начал думать, что можно, наверное, сходить в ванную комнату и облегчиться при помощи руки. С удивлением он поймал себя на мысли, что думает об акте мастурбации не как о способе доставить себе удовольствие или сбросить сексуальное напряжение, а как о сеансе своеобразной тренировки перед следующей встречей с Алёной. Осознав эту промелькнувшую в голове неожиданную и странную мысль, Пётр Сергеевич улыбнулся и уснул, всё ещё находясь в состоянии лёгкого возбуждения.

Утром, за чашкой чая, он несколько раз ловил на себе внимательный взгляд Ольги Ивановны. Она вдруг спросила:

– И что же тебе снилось такое, сегодня?

– Не помню, – ответил Пётр Сергеевич.

Он действительно не помнил, а в голову тут же пришла страшная мысль: «что, если я проговорился во сне, назвал её имя?».

– Я разговаривал во сне? – и похолодел внутренне, ожидая ответа.

– Хуже, – с двусмысленной улыбкой ответила супруга. Пётр Сергеевич вздохнул с облегчением, в данный момент он не мог представить ничего хуже разговоров во сне.

– Ты под утро переполз на мою половину кровати и разбудил меня.

– Каким образом? – не понял Комаров.

– Тыкал мне в зад своим… – Ольга Ивановна попыталась было на ходу подобрать цензурный аналог для названия мужского органа, но её познания в этой области относились к тем далёким временам, когда она ходила в детский сад, и поняв, что термин «пиписка» безнадёжно устарел, супруга предпочла оставить предложение незаконченным.

– Слушай, – продолжила она, – я давно не чувствовала тебя таким твёрдым. Это что, побочный эффект от лекарств, которые тебе Балаян прописал?

– Не знаю, не знаю, – смутился Пётр Сергеевич, одним глотком допивая чай, – возможно, что и так. Ладно, я побежал, у меня планёрка.

– Я даже хотела тебя разбудить, – упорно продолжала Ольга Ивановна, – да пожалела. Но ты приходи сегодня пораньше, мы должны воспользоваться этим эффектом, пока он не исчез.

Она подмигнула мужу и слегка шлёпнула его по ягодицам. Игривое поведение жены был настолько необычным, что Комаров, уже сидя в машине попытался понять, чем вызвана такая фривольность.

«С чего это она ведёт себя как юная козочка? Может, после того что произошло у меня с Алёной я излучаю волны сексуальности? А ведь действительно, я же чуть ли не каждые пять минут вспоминаю ту ночную сцену. Женщины, они как кошки, остро чувствуют мужское возбуждение».

По дороге на работу он снова стал переживать – «Как мне смотреть ей в глаза сегодня? Как мы будем общаться в процессе работы? Но самое главное – захочет ли она повторить тот пятничный вечер? И даже если захочет, каким образом мы сможем уединиться?»

Он зря ломал голову, Алёна Дмитриевна повела себя абсолютно нейтрально. Она приносила документы на подпись, спрашивала по селектору разрешения впустить очередного посетителя, не задавала лишних вопросов – в общем, вела себя так, будто и не было той жаркой ночи, с безумством плоти, с пьянящим запахом женского пота, с шёпотом – «сильнее»!

С одной стороны, такое поведение было вполне объяснимо, совершенно ни к чему было подавать знаки, которые могли привлечь внимание стороннего наблюдателя, но умом понимая это, Пётр Сергеевич всё никак не мог заглушить внутреннее разочарование и чувствовал себя так, словно его предали. Хотя внешне он тоже старался держаться холодно и официально. Однажды он не выдержал и попытался взять её за руку, но не успел, она резко повернулась и направилась к выходу, как ни в чём ни бывало.

В самом конце рабочего дня Комаров был вознаграждён за свои мучения. «Ну, я пошла домой, – сообщила по селектору секретарша и добавила, после небольшой паузы, – думаю о тебе, мой тигр-р!»

Услышав это «р-р-р» он моментально понял: Алёна чувствует то же, что и он, только стесняется открыто выказывать свои чувства, вот почему она добавила шутливую интонацию в последнюю фразу. Это открытие вызвало в нём такую шальную радость, что он чуть было не крикнул в микрофон селектора, – «я так хочу тебя, проказница!» – но вовремя опомнился и ответил коротко и сухо:

– Я тоже о тебе думаю!

Отжал кнопку селектора и тут же вздохнул, «чёрствый болван, мог хоть интонацию поменять?». Внезапно в памяти всплыли планы жены на сегодняшний вечер, и Комаров опять вздохнул, но уже с досадой: «Виагры что ли, выпить?».

Пётр Сергеевич зря опасался, вечерний секс он отработал вполне достойно, без привлечения достижений мировой фармакологии, что дало ему повод для гордости за себя, «есть ещё порох»! И это не было чувство радости за исполненный супружеский долг, нет, он уже готовился к очередной встрече с Алёной, и воспринимал успешный акт с женой – а он несомненно был успешным, о чём слабым голосом и с некоторым удивлением сообщила ему Ольга Ивановна – как своего рода тренировку, как пьедестал, дающий ему уверенность в своих силах на будущее.

«Очередная встреча с Алёной?» – уже засыпая усмехнулся Комаров своим планам, «а будет ли она, эта очередная встреча?». Но это не было правдивое сомнение, после её прощальной сегодняшней фразы, в глубине души Пётр Сергеевич был уверен: они ещё встретятся в постели.

Неделя прошла в обычном рабочем ритме: совещания; звонки московского начальства; решение возникающих проблем. Алёна вела себя абсолютно сухо, никаких намёков больше не делала, так что к пятнице Пётр Сергеевич снова стал мучиться сомнениями: а не приснилась ли ему та, полная страсти ночь? «А может, это был лишь случайный эпизод, нечаянная уступка, навеянная романтической обстановкой?».

Но в пятницу его поджидал сюрприз, перед окончанием рабочего дня Алёна вошла в кабинет и тихим голосом спросила:

– У тебя какие планы на завтра?

И то, что она впервые за всю неделю перешла на «ты», заставило сердце Комарова рвануть бешеным аллюром. Но он взял паузу, вздохнул глубоко и постарался ответить как можно спокойнее.

– Никаких особых планов, а что?

– Завтра после обеда я отправляю сына к моей маме, он там пробудет до позднего вечера, а возможно и заночует. Если ты не против, мы могли бы встретиться у меня.

– Да-да, конечно, – торопливо, будто боясь, что Алёна передумает, согласился Пётр Сергеевич.

– А у тебя не будет проблем с женой? – обеспокоилась секретарша. – Она не заинтересуется, куда ты собираешься в субботу после обеда?

– Слушай, я взрослый человек, директор крупного предприятия, наверняка что-нибудь придумаю, – улыбнулся Комаров.

– Ну, смотри, взрослый человек, не попадись, – она тоже улыбнулась, перегнулась через стол, легонько чмокнула его в губы, повернулась и пошла к выходу.

Пётр Сергеевич почти с физическим наслаждением наблюдал как колышутся её туго обтянутые тканью ягодицы и только когда Алёна дошла до двери он опомнился и окликнул её:

– Погоди, ты же не сказала ни адрес, ни телефон!

– Я ещё сама не уверена, вдруг с мамой не получится, у неё часто случаются разные импульсивные решения? Вдруг она сама захочет приехать ко мне? Короче, как только я отправлю Макса к ней – позвоню тебе и всё расскажу. Договорились?

– Жду! – кивнул Комаров.

Он ждал её звонка с утра. Боясь, что жена заметит его волнение Пётр Сергеевич взял пуделя Терри и пошёл с ним прогуляться в парк. Алёна позвонила ещё до обеда, голос у неё был расстроенный, встреча отменялась. Как она и опасалась мама не захотела брать внука, а приехала к ним в гости сама.

Разочарованный, он уже собирался нажать «отбой», как вдруг ему пришла в голову неожиданная идея.

– Ты можешь уйти из дома, скажем, на час? – спросил Комаров.

– Могу, но зачем? Имей в виду, в гостиницу я не пойду!

– Нет-нет, что ты, какая гостиница? Это квартира моей мамы. Мамы давно нет, а квартира стоит пустая, я пока не решил, что с ней делать.

Он назвал ей адрес, попросил подождать его у подъезда, а сам рванул домой, наперегонки с Терри. Ольга Ивановна была настолько увлечена очередной частью любимого сериала, что лишь безучастно махнула рукой, когда Комаров сообщил ей, что ему нужно сходить в аптеку за лекарством.

Он взял ключ от маминой квартиры, вызвал такси и поспешил на выход.

На улице бушевала ранняя весна, уже вовсю светило мартовское солнце, и Комаров надел тёмные очки, которые носил крайне редко. Таксиста он попросил остановить в начале квартала, затем прогулочным шагом подошёл к дому и остановился у огромной липы, что росла возле подъезда. Сердце его колотилось, он чувствовал себя героем детективного фильма и радовался новым ощущениям.

Через несколько минут из переулка показалась Алёна, Комаров подождал пока она подойдёт поближе, сделал шаг навстречу, быстро отдал ключи от квартиры, назвал номер, а сам остался стоять в тени липы, ожидая условленного сигнала.

«Как быстро ты из солидного руководителя предприятия превратился в авантюриста, в одержимого сексуальными фантазиями школьника. И это так здорово! Разве мог ты ещё неделю назад подумать, что у тебя появится любовница, прелестная молодая женщина и ты будешь с ней встречаться в бывшей маминой квартире?»

Казалось бы, подобные мысли должны были ввести его в смущение, вызвать приступ стыда, но они действовали совершенно в обратном смысле, приводя Петра Сергеевича в состояние восторга близкого к эйфории. Свежий весенний воздух кружил ему голову, возбуждал и радовал, он чувствовал себя так, словно все прошедшие годы только и ждал этого момента раскрепощения, момента начала новой полнокровной жизни.

«Я должен благодарить Алёну ещё и за те чувства, которые она пробудила во мне, за этот юношеский азарт, за осознание себя мужчиной, который нравится такой красивой женщине. А ведь мог бы прожить до самой смерти скучной жизнью бюрократа, так и не узнав этого чувства».

Минут через пять Алёна осторожно выглянула сквозь стекло балконной двери и помахала ему ладошкой. Он кивнул и направился в подъезд. Больше всего Комаров опасался встречи с соседями, которые знали его с детства, но всё обошлось, лестница была пуста.

Алёна сидела на большом диване в гостиной, настороженная и какая-то чужая, заметно было что новая обстановка её смущает.

– Ты не мог бы закрыть шторы? – попросила она.

Пётр Сергеевич задохнулся от нахлынувшей нежности, он хотел сказать, что понимает её состояние, что готов сделать всё от него зависящее лишь бы ей было комфортно здесь, с ним, но постеснялся так открыто выражать свои чувства.

– Конечно! – буркнул он и принялся задёргивать шторы, сам себя кляня в душе за чёрствость.

Когда он закончил, в комнате стало темно как в сумерках, лишь тоненькая полоска света пробивалась между двумя полотнами штор. Комаров стоял в этой полутьме и не мог заставить себя повернуться, в нём проснулся иррациональный страх, что Алёна сейчас встанет и уйдёт, а он останется в этой пустой квартире один.

– В шкафу есть кофе и сахар, может выпьем по чашечке? —

предложил Пётр Сергеевич, не оборачиваясь и услышал быстрый ответ:

– До того, или после того?

Что-то в голосе Алёны заставило его резко обернуться. Она стояла в тонком луче света, проникающем между шторами, уже почти раздетая; на ней были лишь ажурный бюстгальтер и такие же трусики. Комаров охнул, от внезапно пробудившегося желания и принялся торопливо сбрасывать с себя одежду.

Когда они уже лежали рядом на диване, и дрожь ушла из тела, она начала потихоньку сдвигаться вниз, пока её голова не оказалась ниже его живота. Комаров следил за перемещениями Алёны с нарастающим восторгом и когда она принялась целовать и тормошить его поникшую плоть у него перехватило дыхание от остроты ощущений.

– Знаешь, – сказал он, поглаживая Алёну по голове – я открою тебе маленькую тайну: мне никогда в жизни не делали «этого».

Она оторвалась от своего занятия, подняла голову и засмеялась радостно и понимающе. Затем вновь добралась до подушки и прошептала ему на ухо:

– У меня тоже есть своя тайна. Только пообещай, что не будешь смеяться.

– Конечно, обещаю! А почему я должен смеяться над тобой?

Алёна приподнялась на локтях, внимательно посмотрела на Петра Сергеевича, затем припала к самому его уху, будто их мог подслушать кто-то посторонний и горячо зашептала. Отстранилась и отвела глаза в сторону, ожидая его реакции.

– Что-о? – протянул в изумлении Пётр Сергеевич. – Ты шутишь?

– Нет, я всерьёз! – тем же шёпотом подтвердила Алёна. – Но, если тебе неприятно – я не настаиваю.

– Почему же? Наоборот, мне даже интересно. Но это типа, понарошку?

– Ну не со всей силы, конечно, но по-настоящему. Главное – обязательно при этом говорить слова.

– Какие слова? – не понял Комаров.

Она снова прильнула к его уху и прошептала несколько слов, затем отпрянула и посмотрела выжидательно, оценивая реакцию.

– Вот этими самыми словами? – снова удивился он, – но ведь это же…

– Ну да, – кивнула она и добавила, – но если тебе это неприятно, можешь не говорить, я пойму.

– Да нет, почему же, если ты так хочешь, – покорно согласился Комаров. Алёна нежно поцеловала его в ухо, добавив несколько слов шёпотом.

Смущённый Пётр Сергеевич сдался.

– Хорошо, я попробую. И как мы это будем делать?

– Я встану на колени. Тебе нравится сзади?

– Раком? – чуть запинаясь произнёс запретное слово Пётр Сергеевич

– Ну да, раком! – хихикнула она. Её рассмешила интонация с какой он медленно перебирал буквы, словно мальчишка, обучающийся первым ругательствам.

– Очень нравится, только я не могу вспомнить, когда занимался «этим» в такой позе в последний раз. Вполне может быть, что и никогда.

Алёна рассмеялась.

– Да у нас сегодня просто день открытий какой-то. Думаю, мы запомним его надолго.

– Ну, давай, становись, проказница, – шуточно поплевал на ладони Пётр Сергеевич.

Сзади её обнажённые ягодицы выглядели гораздо внушительнее, чем, когда они были скрыты под юбкой.

«Какая чудесная женщина мне досталась! Да это же просто награда судьбы, приз, за всё то серое и бессмысленное, что было прежде», промелькнуло в голове Петра Сергеевича. Он боялся ошибиться и потому снова и снова мысленно проговаривал загадочную фразу, язык спотыкался о непривычные слова, было в них что-то возбуждающее.

– Ну? – прошептала Алёна нетерпеливо.

Он занёс руку для удара – и тут же её опустил.

– Подожди, мне нужно настроиться. Ты пойми, я собственную дочь ни разу в жизни не ударил.

– Поскорее настраивайся, я же этого очень хочу! Ну, пожалуйста! – простонала она.

Комаров нерешительно замахнулся и шлёпнул по гладкой коже.

– Нет, не так, сильнее! И слова, слова…

Пётр Сергеевич ударил чуть сильнее, выговорив наконец нужную фразу, затем ещё и ещё – и после каждого удара Алёна стонала и трясла ягодицами, вызывая у него приступы желания. Он всё шлёпал, повторяя заклинание, а сам приближался к ней, пока их тела, наконец, не соединились.

После бурного финиша они упали рядом, обессиленные

*****

Они встречались в этой квартире всю весну и всё лето. Сперва уговаривались по субботам, как в тот первый раз, но потом, осмелев, стали приезжать на «явочную квартиру» даже во время обеденного перерыва. Страхи Петра Сергеевича по поводу возможной встречи с кем-то из знакомых, оказались напрасными, в подъезде было безлюдно, лишь пару раз он столкнулся на лестнице с какими-то совершенно незнакомыми людьми. Старые жильцы, по-видимому, разъехались за эти годы: кто в другие квартиры, а кто и на кладбище.

Обычно их встречи длились недолго, минут тридцать, и это был классический быстрый секс. Но иногда, в Алёне, как говаривал Пётр Сергеевич, «просыпались черти» и тогда они экспериментировали, меняли позы, перебирались в разные уголки квартиры. «Я сегодня плохая училка», говорила в эти дни Алёна, наслаждаясь его смущением, «а ты мой ученик!».

Однако как бы ни начиналось их свидание, какие бы экзотические позы они не практиковали, одно оставалось неизменным – финал! Алёна становилась на колени, а Комаров, приближался к ней сзади, ритмично двигаясь, одновременно шлёпая её по ягодицам и проговаривая те самые, «волшебные» слова. Он с восторгом ощущал просыпающиеся в ней конвульсии оргазма и эти мгновения делали его самым счастливым человеком на планете!

Конечно же Петру Сергеевичу не терпелось узнать, что означает заученная им наизусть кодовая фраза и какая тайна кроется за возбуждением, которое охватывало Алёну, когда она слышала её. Тем не менее он предпочёл не спрашивать, надеясь, что однажды она сама всё расскажет. Но она, похоже, не собиралась посвящать его в детали своей биографии. Вообще, о личной жизни они за всё время говорили только дважды, разговоры касались исключительно Комарова, и оба раза это была инициатива Алёны.

Однажды, когда они лежали, расслабившись после бурного соития, она спросила, осторожно подбирая слова – не смущает ли его факт, что они занимаются «этим» в квартире его покойной матери? Пётр Сергеевич незамедлительно ответил, что нисколько, и это было чистой правдой. Ему и самому в голову приходила та же мысль, но он был твёрдо уверен, что будь мама жива, она бы одобрила их связь. Как-то в приступе откровенности, уже перед самой смертью она призналась ему, что считает его замужество неудачным, хотя в общении с Ольгой Ивановной мама всегда оставалась радушной и приветливой. Само собой он не стал рассказывать об этом разговоре Алёне.

В другой раз она вдруг поинтересовалась, спит ли он с женой? Неожиданный вопрос смутил Петра Сергеевича, он долго подбирал слова, пытаясь объяснить ей положение вещей в их супружеской жизни, когда Алёна перебила его:

– Поверь, мне не очень хочется говорить об этом, а тем более давать советы такого рода, но ты должен вести тот же стиль жизни, что и до нашей встречи. Если резко прервать обычный распорядок, она может заподозрить, что у тебя кто-то есть.

Комаров отмахнулся от её слов с самоуверенной улыбкой, но она взяла его за руку и повторила с нажимом, глядя ему в глаза:

– Петя, женщины остро чувствуют такие вещи, уверяю тебя! Не нужно самому создавать себе дополнительные проблемы!

Он нехотя кивнул, согласившись с ней и на этом тема была исчерпана.

В глубине души Пётр Сергеевич и сам понимал, что, не навещая хотя бы раз в две недели спальню жены он рискует вызвать у неё повышенный интерес, хотя бы, к состоянию его здоровья. А лишний раз лгать ему не хотелось. Впрочем, через какое-то время он с удивлением обнаружил, что встречи с Алёной благотворно повлияли на его потенцию, ему уже не нужно было специально готовиться, настраивать себя психологически перед вечерним визитом к супруге, организм срабатывал безотказно и чётко. Ольга Ивановна тоже заметила изменения в его состоянии, она даже сказала как-то: «ты как будто помолодел, Петя, не иначе это от того, что я тебе второй месяц по утрам иван-чай завариваю».

На работе дела шли тоже неплохо, его даже пару раз приглашали в Москву на совещания в министерстве, как одного из лучших руководителей отрасли. Казалось, ничто не предвещало беды, а она пришла неожиданно.

В один из дней на излёте августа Алёна вошла в кабинет без предупреждения и осторожным жестом положила на стол лист бумаги.

– Что это? – спросил Комаров, беря лист в руки и надевая очки.

– Заявление об увольнении, подпиши, пожалуйста! – её голос был непривычно тихим.

– Что? – не поверил своим ушам Комаров. – Что случилось?

– Я уезжаю. Точнее, мы уезжаем. Ко мне вернулся муж.

– Подожди-подожди, какой муж? Ты же говорила, вы развелись?

Он говорил с упрашивающими интонациями, будто надеялся, что она сейчас сменит своё решение и заберёт заявление обратно.

– Нет, – поправила его Алёна, – я говорила, что мы разошлись, это разные вещи.

– Объяснись, пожалуйста, – попросил Комаров, до которого начал доходить смысл происходящее – я ничего не понимаю.

– Петя, скоро обеденный перерыв, давай встретимся на квартире, там и поговорим.

Он был до такой степени расстроен и угнетён произошедшим, что решил не вызывать такси – к чёрту конспирацию! Вместо этого Пётр Сергеевич позвонил в автопарк и попросил прислать ему директорскую машину. Проезжая мимо остановки троллейбуса он увидел Алёну, она стояла, опустив голову, погружённая в свои мысли.

Пётр Сергеевич попросил водителя остановиться, открыл дверь и предложил:

– Садитесь, Алёна Дмитриевна, подвезём вас.

Она несколько мгновений колебалась, в замешательстве, не зная, как поступить и Комаров повторил настойчиво:

– Ну, садитесь же, чего вы ждёте?

Они вместе вышли у нужного дома, и в подъезд вошли тоже вместе, смысла скрываться больше не было.

Открывая дверь квартиры, Комаров спросил:

– Ты не обедала?

И не дожидаясь ответа предложил:

– Я закажу что-нибудь поесть, через курьера, и бутылку вина, не возражаешь?

Алёна кивнула, Пётр Сергеевич набрал номер и стал диктовать заказ.

Потом они прошли на кухню, Алёна прильнула к нему и поцеловала в щёку:

– Петя, прости меня, я не хотела тебя обидеть, всё так быстро случилось…

– Ну что ты, я не обижаюсь, просто не пойму, что происходит, поэтому расскажи мне всё, не спеша. Курьер прибудет минут через пятнадцать, время есть.

– Мы сильно поссорились, из-за денег, почти два года назад, – начала Алёна, усаживаясь за кухонный стол, – он собрал вещи и ушёл, ничего не сказав. Я даже не знаю где он был все эти месяцы. Иногда присылал деньги, откуда-то с Дальнего Востока. А сейчас вдруг вернулся, стал передо мной на колени и попросил принять его обратно. Оказывается, друзья помогли ему устроиться на какую-то очень хорошо оплачиваемую работу, он скопил денег, в Москве взял квартиру в ипотеку, и теперь хочет, чтобы мы переехали туда. Я подумала и согласилась, по большей части из-за сына. Надеюсь, ты меня поймёшь. Если считаешь, что предала тебя, скажи и я уйду, прямо сейчас.

Она с ожиданием взглянула ему в глаза. Комаров в порыве нежности потянулся через стол и погладил её волосы.

– Милая, я буду только рад, если ты устроишь свою жизнь, понятное дело, что со мной у тебя никаких перспектив…

Голос его прервался от волнения, он закашлялся и замолчал. Они сидели в тишине, несколько минут, не видя способа продолжить разговор. Наконец Пётр Сергеевич оживился и спросил:

– Он знает?

– О чём? – не поняла она. – О нас? Нет, конечно, ну что ты!

– А об этом, – он легонько шлёпнул ладонью одной руки по тыльной части другой.

– А, ты об этом, – криво улыбнулась Алёна, – нет, не знает и не узнает. Ничего страшного, обойдусь, как-нибудь, не это главное в жизни.

И добавила со смешком:

– В крайнем случае, если уж будет совсем невмоготу, позвоню тебе.

А он, глядя на неё, так и не понял, шутит она или говорит всерьёз.

Раздался звонок в дверь, курьер доставил контейнер с едой. Алёна достала тарелки из шкафа и начала раскладывать доставку. Комаров взялся ей помогать и чуть было не выронил тарелку из рук, внезапно осознав всю трагичность момента. «Мы, будто супруги, готовящиеся к какому-то семейному празднику, счастливые и радостные. А на самом деле будем отмечать наше расставание навеки».

Он посмотрел на Алёну, увидел в её глазах слёзы – она без сомнения чувствовала то же самое.

– Чёрт с ней, с едой, – сказал Пётр Сергеевич, решительно, – давай, сперва выпьем!

Они выпили по глотку, затем ещё по одному, пристально глядя друг на друга. Комаров отставил свой бокал, сделал шаг к Алёне, обнял её и поцеловал нежно и страстно, совсем как тогда, в первый раз, в пансионате.

– Секс будет неважный, – прошептала она виновато, между поцелуями, – я буду плакать.

– Естественно будешь! – ответил Пётр Сергеевич нарочито бодрым голосом. – Ведь я тебя отшлёпаю!

И она наконец улыбнулась сквозь слёзы.

*****

Первые три недели после отъезда Алёны дались ему тяжело. Пётр Сергеевич мучился наступившим так внезапно одиночеством. Он удивлялся этому чувству, ведь они почти не общались, используя драгоценное время своих кратких встреч в основном для сексуальных игр. Тем не менее, даже те несколько фраз, которыми Комаров и Алёна обменивались в минуты отдыха, похоже сблизили их души. Так во всяком случае думалось Пётру Сергеевичу.

«Интересно, она мучится так же, как и я?» – вздыхал он. И тут же сбивался на самобичевание: «перестань ныть, у неё теперь под боком муж, молодой и горячий, не то, что ты!».

В часы обеденного перерыва в сердце просыпались печаль и тоска, чувство необратимой потери мешало сосредоточиться на работе. Однако, оказалось, что время действительно лечит. Где-то через месяц Комаров почувствовал, что уже не так остро переживает расставание с любовницей, да и воспоминания об их встречах заметно потускнели в памяти. В преодолении тоски ему помогли обстоятельства, предприятие получило важный заказ, и Пётр Сергеевич не вылезал из опытного цеха целыми днями, стараясь не допустить срывов графика поставок.

Поздней осенью в судьбе директора случился перелом. Комарова неожиданно вызвали в министерство. Разговор был серьёзным, министру требовался новый заместитель и выбор пал на него. Пётр Сергеевич пытался возражать, правда, больше из скромности, но министр сказал, что отказа не примет и вопрос был решён. Супругам нужно было срочно переезжать в столицу.

Новость взорвала их небольшую семью. Прежде всего Ольга Ивановна села на телефон и обзвонила всех подруг, томным голосом поясняя, как ей не хочется уезжать в Москву. Судя по светящемуся от счастья лицу супруги – подруги завидовали ей страшной завистью.

– Слушай, – сказала она Петру Сергеевичу, положив трубку и продолжая по инерции счастливо улыбаться, – эту новость нужно обмыть.

– В ресторане? Я что-то не хочу туда, где много людей – возразил он.

– Ну хорошо, давай, посидим дома, в узком семейном кругу, отпразднуем. Когда мы в последний раз выпивали? Может, уже и случая такого в жизни больше не будет. Короче, решено, на субботу я приглашаю Настю с Николаем.

– Ладно, – согласился Комаров, – приглашай детей, посидим в семейной обстановке.

В субботу Настя, войдя в комнату и увидев стоящую на столе батарею бутылок, удивилась:

– Что, будет много гостей?

– С чего ты взяла? – удивилась в свою очередь Ольга Ивановна. – Вы с Колей и мы, с отцом.

– Так для кого столько бутылок? И водка? Кто будет пить водку?

– Я буду пить! – уверила её Ольга Ивановна. – И отец будет!

– Ну-ну, – скептически хмыкнула Настя, помня, что родители всю жизнь предпочитали сухое вино, да и то в меру.

Однако за ужином она убедилась, что в её жизненном опыте имеется определённый изъян. Ольга Ивановна, не колеблясь опрокидывала в рот одну рюмку за другой, а главное, что стало неожиданностью для Анастасии, Пётр Сергеевич не отставал от супруги. Комарову вдруг захотелось смыть алкоголем из памяти воспоминания о расставании с Алёной, и он воспользовался оказией.

К немалому удивлению дочери, её родители мало того, что упились до состояния, в каком она их не видела ни разу за всю свою жизнь – они ещё принялись петь какие-то старые песни, и это тоже было для неё впервые. Настя в конце концов не выдержала культурного шока, и они с мужем отправились спать. Ольга Ивановна и Пётр Сергеевич даже не заметили их отсутствия, они выводили на два голоса – «а любовь, как сон, стороной прошла!»

Часам к одиннадцати ночи супруги утомились пением и побрели, обнявшись в спальню. Там Ольга Ивановна подошла к кровати, включила ночник, широким жестом сбросила с плеч домашний халат, хлопнула рукой по перине и объявила тоном властительницы замка:

– Петя, запри покрепче дверь, у меня для тебя сюрприз!

Если честно, Петя не хотел никаких сюрпризов, он чувствовал, что слегка переборщил с водкой и мечтал о мягкой подушке, но желание женщины, как известно, закон! Поэтому Пётр Сергеевич бухнулся в кресло и принялся послушно стягивать с себя брюки.

– Пётр Сергеевич, дама ждёт! Чего ты там копаешься?

Голос супруги заставил Комарова взглянуть в сторону кровати и то, что он увидел, привело его в полное изумление, Ольга Ивановна встала посреди постели на четвереньки, задрала ночную рубашку и стояла так, призывно отсвечивая мраморными ягодицами.

– Лечу-лечу, рыбка моя! – заторопился Пётр Сергеевич, срывая с себя остатки одежды и неуклюже взбираясь на кровать.

И вот тут случилось ужасное, спешка, водка и поведенческие стереотипы сыграли с Комаровым злую шутку. Увидев сквозь алкогольную пелену прямо перед собой голую женскую задницу, он «на автомате» выполнил обычную программу, то есть шлёпнул по ней ладонью и прокричал ту самую выученную наизусть кодовую фразу:

– Что же ты, сучка, жопу перед мужиком оголяешь?!

В спальне наступила короткая грозная пауза, а затем раздался страшной вопль обиженной львицы. В этом вопле было всё: и шок от неожиданной выходки мужа, и обида за то что он не оценил самопожертвование вставшей в «роковую» позу супруги, и боль от удара (Пётр Сергеевич под влиянием выпитого не рассчитал силу шлепка), и возмущение от того, что в спальне прозвучали слова, которые не должны произноситься в присутствии интеллигентной женщины.

Было бы, конечно, преувеличением сказать, что вопль этот мог поднять мёртвых в округе, тем не менее Настю с Николаем он разбудил. В коридоре послышалось шлёпанье босых ног, затем стук в дверь.

– Мама, что случилось? У тебя всё в порядке? Мама, ответь!

К чести Ольги Ивановны, нужно сказать, что она довольно быстро пришла в себя и сообразила, как успокоить перепуганную дочь.

– Настя, прости, мне показалось, в спальне мышь пробежала!

– Мышь? – с сомнением переспросила Настя сквозь закрытую дверь. – Откуда у нас мышь?

– Да это я уже потом сообразила, что неоткуда ей тут взяться, а сперва рефлекс сработал. Иди спать, у нас с папой всё в порядке.

Настя удалилась, а в тишине спальни начался второй акт трагедии. Были слёзы, были упрёки злым шёпотом и опять слёзы, были смущённые оправдания Петра Сергеевича: «даже не знаю, что это мне в голову взбрело»; «думал пошутить»; «это всё водка проклятая». Потом пошли успокаивающие поцелуи и закончилось всё примирительным сексом, но уже в привычной, «рабоче-крестьянской» позиции. Было глубоко за полночь, когда Ольга Ивановна наконец уснула. Комаров собирался последовать её примеру, но ему не давала покоя какая-то ускользнувшая мысль. Она пришла ему в голову за праздничным столом, Петра Сергеевич тогда подумал о чём-то хорошем, но, как это часто бывает, забыл. И лишь промучившись минут десять, наконец вспомнил.

«О! Меня же, чёрт возьми, переводят куда? В Москву! А кто теперь живёт в Москве? Правильно, Алёна! Так что, это ещё не конец истории!»

И он наконец спокойно уснул с улыбкой на губах.

НОВОГОДНЯЯ СУМАТОХА

Бывают сумасшедшие моменты в нашей жизни, когда мы вдруг, ни с того ни с сего, начинаем вести себя так, будто начисто утратили инстинкт самосохранения. Само собой, я имею в виду мужчин, насчёт женского менталитета мои познания не заходят так далеко. Каждый из нас наверняка переживал хотя бы раз в жизни такой эпизод, после которого ходишь по комнате, обхватив голову руками и повторяешь: «ну зачем, зачем я это сделал?»

Наиболее часто подобное случается в области отношений с прекрасным полом, конечно. А всё потому, что головной мозг в такие моменты отключается, а руководят нами сигналы из спинного мозга. Как метко подметила однажды моя супруга Анна: «штурвал у вас перехватывает вторая голова». Зная за собой такие наклонности, единственное, что мы можем сделать, постоянно напоминать себе о вероятности подобных эксцессов. А уж если предотвратить инцидент не удалось, то хотя бы попытаться минимизировать ущерб, нанесённый нашим идиотизмом близким людям.

Это было краткое предисловие, предваряющее мой рассказ об одном праздновании Нового года, которое чуть было не закончилось семейной драмой.

Необходимо заметить, что Новый год – наш главный праздник в году. Причина проста: мы поженились тридцатого декабря, вот так совпало, да! И теперь каждый Новый год мы с Анной встречаем дома.

Подготовка к празднику – само по себе приятное занятие. Первым делом – мы сплавили нашего девятилетнего отпрыска Макса к Аниной маме, чтобы не путался под ногами. Макс собирался без особого воодушевления, так что пришлось разрешить ему взять с собой игровую приставку. Провожая сына, я даже слегка пожалел тёщу, ей предстоял бурный новогодний вечер, но договор с ней был заключён давно, ещё месяц назад. Зато мы с Анкой ликовали, уже предвкушая радость свободного безудержного секса, когда не нужно прислушиваться к каждому шороху, доносящемуся из детской спальни.

Анна целый день крутилась на кухне, и ближе к вечеру оттуда потянулись такие запахи, что я даже предложил – а не встретить ли нам Новый год вдвоём, без лишних ртов? Понятно, что это была шутка, мы и так довольно редко с кем-то встречаемся.

Стол из обычного превращался понемногу в праздничный, заполнялся вазочками с салатами, стаканами и рюмками. Я же, тем временем, делал мужскую часть работы: выставил на отдельном столике набор напитков; проверил ассортимент фейерверков; растянул на маленькой ёлочке гирлянду из разноцветных лампочек. Последним аккордом стало включение телевизора, который обрадовавшись, тут же выдал порцию новогодней попсы.

Поясняю для эстетов: телевизор в эти часы, необходим для создания традиционной новогодней атмосферы, весёлого фона. Если с детства, много лет подряд встречаешь Новый год под звуки включённого телевизора, он становится такой же неотъемлемой частью праздника, как ёлка, обвешанная гирляндами или бутылка шампанского на столе. Что касается транслируемых передач, ну кто, скажите, в хорошей компании обращает внимание на бубнящий телевизор, если не считать, конечно, момента боя курантов?

А компания ожидалась хотя и небольшая, но тёплая. Около десяти вечера к нам должны были присоединиться мой коллега Томас, со своей женой Иолантой.

Анна колдовала над духовкой, распространявшей божественный аромат запечённого гуся, я сидел за кухонным столом, протирая бокалы для шампанского, и тут мне в голову пришла отличная идея, которой я поделился с супругой – выпить по рюмочке ликёра и обсудить один важный вопрос.

Анна на моё предложение охотно согласилась, и мы полчаса провели мило беседуя. Но нет, вру, это не было милой беседой, мы решали больной вопрос – что будем делать с Робертом?

Своего одноклассника Роберта Чилинского я не видел, пожалуй, с выпускного вечера, и как-то не особо сожалел об этом. Но в прошлом году судьбе было угодно свести нас на какой-то художественной выставке, и с тех пор Роберт уверенно вписался в наш семейный пейзаж.

Первое время я недоумевал, откуда в нём взялась эта внезапно открывшаяся симпатия к бывшему однокласснику? В школе мы с Робертом не особо дружили, у каждого из нас были свои компании: у меня русская, у него – польская. Очень быстро выяснилось, что дело вовсе не в ностальгии по школьному прошлому, истинная причина заключалась в Анне, бедняга влюбился в неё с первого взгляда.

Когда мы с Анкой открыли для себя этот факт, то отнеслись к нему легкомысленно, используя влюблённость приятеля в качестве темы для шуток в узком семейном кругу. Я иногда называл Анну «покорительницей миллионеров», она же, в свою очередь, заметив, что мой взгляд излишне долго задержался на чьей-то аппетитной женской заднице, грозила «уехать на виллу, к миллионеру Хосе Альберто».

Что касается термина «миллионер», Роберт и в самом деле довольно богат. Он является владельцем пары магазинчиков в Старом Городе, раскатывает по тамошним мощёным камнем улицам на серебристом «Порше», и два-три раза в год летает развлекаться на всякие тропические курорты.

Не скрою, первое время мне было даже приятно наблюдать, как известный столичный плейбой смотрит на мою жену взглядом пятиклассника, попавшего в школьную раздевалку для девочек. Анке, как и всякой нормальной женщине, его внимание тоже импонировало, хотя она мне призналась, как-то, что Роберт совершенно не в её вкусе. Сперва наш новый друг вёл себя довольно тактично, вольностей не позволял, изображал из себя потомственного шляхтича, но вся ситуация до поры до времени напоминала старинную китайскую игру – «дерни тигра за усы».

Закончилась игра быстро и некрасиво. Однажды вернувшись домой, я застал Анну в дурном настроении. «Всё, больше не хочу видеть здесь твоего миллионера», заявила она. Как выяснилось, в моё отсутствие приходил Роберт, он был нетрезв, и узнав, что Анна дома одна, с порога принялся приставать к ней с поцелуями. Та уворачивалась как могла, но после неудавшейся попытки завалить её на диван – озверела, надавала ухажёру пощёчин и вытолкала на лестничную площадку. Нужно заметить, что Анна у меня крепкая девушка, в недалёком прошлом – участница национальной сборной по лёгкой атлетике.

По её просьбе я сделал вид, будто ничего не произошло, но с той поры двери нашего дома были закрыты для Роберта. Тот сперва обиделся, подчёркнуто не замечал нас при случайных встречах, и всё это выглядело даже забавно. Увы, долго он не выдержал и принялся вести себя как ребёнок, то есть ловил общих знакомых и напрашивался вместе с ними в гости. Приходилось терпеть, не выгонишь же человека, если он приходит вместе с вашими друзьями.

Мы уже заранее смирились, что новогодний праздник не обойдётся без Роберта – он был хорошо знаком с Томасом с Иолантой. Нужно было лишь обговорить необходимые меры обороны. Так и не придумав ничего радикального сошлись в одном: если заметим, что Роберт опьянел, тут же вызовем такси и отправим его домой.

В прихожей раздался звонок. Мы с Анкой поспешили к двери и по пути переглянулись с тяжёлым вздохом, с лестницы доносился знакомый баритон Роберта.

Он ввалился в прихожую первым, и сразу же, чуть ли не с разбегу кинулся на меня с объятиями:

– С Новым годом, братишка!

Наш план обороны провалился с первой минуты, от «братишки» уже ощутимо пахло спиртным. Пока я барахтался в объятиях Роберта, Анна просчитала его дальнейшие намерения, и когда тот, оставив меня, попытался накинуться с теми же объятиями на неё – ловко нырнула мимо распахнутых рук.

– Знакомьтесь, – махнул тогда картинно рукой Роберт, – это Стелла, моя новая подруга.

Обнаружилось, что кроме Томаса, Иоланты и собственно Роберта, в прихожей присутствует ещё некое существо – симпатичная блондинка, в голубых джинсиках и коротенькой меховой курточке. По возрасту она вполне годилась Роберту в дочери, и выглядела страшно смущённой, как ночная птица, попавшая в яркий луч света.

В прихожей стало шумно и тесно; Роберт с ухватками фокусника вытаскивал из карманов своего сверкающего блёстками пиджака коробочки, перевязанные цветными лентами, пытался всучить их нам, а мы уговаривали его подождать хотя бы до первого тоста. Тем временем, у меня в глубине души уже сидела занозой тревога. И связана она была вовсе не с нашим буйным гостем.

Чтобы было лучше понятым, мне придётся раскрыть некоторые интимные детали, связанные с формированием моей сексуальности. У каждого из нас есть своя история, связанная с первыми эротическими впечатлениями, о них обычно не рассказывают никому, но именно они определяют ход нашей дальнейшей интимной жизни. Вот и у меня есть своя история, которую я никому не рассказывал, даже Анне.

Давным-давно, когда я был сопливым учеником начальной школы, на лето меня отвозили к бабушке в деревню. Любимым моим времяпровождением там было – сидеть на веранде бабушкиного дома в кресле-качалке и читать книги.

Книг у бабушки было много, целый шкаф, но особенно я любил перечитывать французскую сказку о принцессе-воине. Я был уже в том возрасте, когда мальчики от сказок переходят к более серьёзной литературе, но эта была особенная. В ней красавица-принцесса по имени Стелла спасала своего любимого от верной гибели, прорубаясь с мечом сквозь толпу врагов. Там и рисунок был: белокурая девица в латах рубит наотмашь мечом какого-то оскалившегося негодяя.

Именно с этой книжкой и было связано моё самое интимное детское воспоминание. Однажды, в обычный летний день я сидел, покачиваясь в кресле, и не столько читал давно выученную наизусть сказку – сколько рассматривал картинку с прекрасной принцессой.

Мир был объят полуденной дремотой, кресло скрипело, тёплый летний воздух обволакивал моё тело, солнечные зайчики бегали по дощатому полу веранды, лицо принцессы то приближалось, то отдалялось, и вот тогда я впервые испытал это чувство: в самом низу живота сладко заныло; мне нестерпимо захотелось прижаться к нарисованной девушке, потрогать её нарисованные губы и припасть к нарисованной груди. Поначалу я даже испугался своих новых ощущений, но ничего страшного не происходило, было просто приятно и хорошо.

Позже я уже осознанно пытался вызвать это чувство, разглядывая рисунок. А когда в одиннадцать лет лучший школьный друг научил меня мастурбировать – эта книга заменила мне порножурналы.

В пятнадцать лет я прочёл отпечатанный на принтере «Учебник сексопатологии», всерьёз испугался что стану маньяком и сжёг замусоленную книжку в старом жестяном ведре за бабушкиным сараем. И потом ещё долго прислушивался к своим ощущениям, но никаких особых последствий детской привязанности не обнаружил.

В этот период, лет в пятнадцать-семнадцать, гормоны ударяют в башку с такой силой, что особые предпочтения не имеют силы, блондинки привлекали меня точно так же, как и брюнетки. Цвет волос моей первой женщины, одноклассницы Виты, которая отдалась мне после выпускного вечера в тёмном спортзале, на холодных кожаных матах – я не смог бы определить точно. Кажется, такой тип называется «шатенка», но я не уверен до конца в правильности термина.

К моменту нашей женитьбы с Анной я уже практически забыл этот эпизод из детства, и трудно сказать, насколько он повлиял на мой выбор. Тем не менее, волосы у моей жены светлые, а когда она вздумала однажды со скуки перекраситься в брюнетку, я возражал настолько категорически, что даже сам себе удивился.

К чему я это всё вспомнил? В эту новогоднюю ночь судьба с лихвой отомстила мне за все пошлые шуточки над Робертом! Детские воспоминания настигла меня! Оказывается, дело было не в цвете волос или глаз. Имя! Вот что всколыхнуло мою память! Я никак не мог узнать это раньше по одной простой причине: мне никогда за всю мою жизнь не встречалась реальная, а не нарисованная девушка с таким редким именем.

Мало того, что новую подругу Роберта звали Стелла, но её белокурые волосы, хрупкие черты лица, большие голубые глаза – всё совпадало с моими детскими воспоминаниями. Впрочем, справедливости ради нужно отметить – одно несоответствие всё же было: её совсем не детский, туго обтянутый голубыми джинсами зад. У той нарисованной красавицы не существовало даже намёка на ягодицы – книжка всё же предназначалась для детей. Но это расхождение работало скорее в пользу гостьи.

Пока наш шумный приятель раздавал подарки и выкрикивал поздравления – мне, как хозяину, выпала честь помочь его подруге раздеться. Я старательно отводил взгляд от милого личика, и вообще, изо всех сил пытался держаться от неё подальше, но все мои усилия напоминали попытку удержать руками плотину из песка, рушащуюся под напором воды. Плотина очень скоро рухнула, и теперь, чтобы скрыть вздыбившийся гульфик, мне приходилось ещё и совершать сложные телодвижения. «Походочка ходи-боком», как говаривала бабушка, наблюдая как петух подбирается к курице.

К моему счастью никто ничего не заметил. Только Анка насторожилась; она не могла понять причину моего волнения, но от её взгляда не ускользнуло, что я веду себя несколько странно.

Новогодний вечер шёл обычным путём, мы выпивали, закусывали, шутили, гости хвалили кулинарное мастерство хозяйки – а я время от времени чувствовал на себе внимательный взгляд жены. Ей явно не давало покоя моё смущение там, в прихожей. Должен признать, женское чутьё у моей супруги всегда работало отменно. В конце концов, Анна не выдержала и, поманив меня пальцем, скрылась за кухонной дверью. Я извинился перед гостями и последовал за ней.

Формально меня позвали, чтобы обсудить Роберта и его новую пассию. Мы согласились, что Роберт – позёр, что он притащил бедную малютку, судя по внешним данным, Стелле едва исполнилось восемнадцать – исключительно с целью доказать Анне, какой он сексапильный и какие юные красавицы от него без ума. Всё это означало одно: после очередной рюмки следовало ждать рецидива влюблённости. В таком случае мне предписывалось быть готовым вызвать такси и безболезненно сплавить нашего Ромео, от греха подальше. Обсуждение ситуации происходило деловым тоном, с бесстрастным выражением лица, но я всё ждал, когда же она заговорит о главном. И вот, уже взявшись за ручку двери, Анка, как бы между прочим, спросила:

– Кстати, Роман, ты мне не расскажешь, что это с тобой стряслось там, у входа? Ты был какой-то сам не свой. Вы что, встречались с этой Стеллой раньше?

Мой ответ был готов заранее, но я взял небольшую паузу, для большего правдоподобия.

– Знаешь, мне на секунду показалось, будто я увидел одноклассницу, но быстро понял, что ошибся. Той сейчас должно быть около тридцати. Может быть, это какая-то её дальняя родственница?

Анна посмотрела на меня с большим сомнением, ей явно хотелось задать ещё пару вопросов, но она промолчала. Мы вернулись в комнату и я решил что всё в порядке, проблема решена. Как позже выяснилось, чувство это было ошибочным, камень с плеч никуда не делся.

Возвратившись, я на радостях принял предложение Роберта «бахнуть водки». Мы выпили под старый мужской тост – за усиление потенции и финансового благополучия. Сам тост был произнесён шёпотом, в оригинале он звучит вызывающе нецензурно. Уже поднося рюмку ко рту, я подумал, что зря пью за эрекцию, впору было желать её некоторого ослабления.

Алкоголь быстро разбежался по жилам, в голове зашумело, я откинулся в кресле, поднял глаза – и столкнулся взглядом со Стеллой, она смотрела прямо на меня, дружелюбно и, как мне показалось, с интересом. Я покосился на Анну, та болтала о чём-то с Иолантой. Да и почему бы, в конце концов, хозяину не обменяться взглядами с симпатичной гостьей? Ведь согласно правилам этикета, хозяева должны развлекать гостей! И вообще, могу я в праздник немного расслабиться, пофлиртовать, это же не смертельно, правда?

Дальше взглядов дело не пошло, на сцену ворвался Роберт. Он ведь пришёл к нам уже «на взводе», а выпитая рюмка водки подействовала на него как камушек, с которого начинается лавина в горах: на наших глазах стал разворачиваться «театр одного актёра».

Кажется он даже забыл, что пришёл не один, всё внимание Роберта было сосредоточено теперь на моей супруге. Сперва он принялся шумно расхваливать каждое блюдо на столе, даже то, что было куплено в кулинарии, ставя Анну в пример присутствующим женщинам. Резко перескочив от деловых качеств к внешним достоинствам, он стал доказывать, что люди много теряют, не имея возможности наблюдать такую красавицу на обложке «Vogue». Одновременно он намекал, что именно я, жестокий ревнивец, не даю человечеству шанса насладиться красотой супруги, а ей – показать себя во всю стать.

Томаса с Иолантой эти его пассажи страшно смешили. Не зная предысторию наших отношений, они пришли к выводу, что Роберт специально избрал такой стиль поведения, чтобы позабавить компанию.

Оказавшись в центре внимания, влюблённый миллионер распетушился и стал приглашать всех присутствующих покататься на яхте, которая дожидается его в Испании. Анна не выдержала и вежливо поинтересовалась, платит ли он зарплату своим матросам? Роберт не понял её иронии и принялся доказывать, что на его яхте матросы не нужны, так как он сам достаточно силён, чтобы управляться с парусами. Он даже кинулся раздеваться, пытаясь поразить нас своими бицепсами, и нам с трудом удалось убедить его, что мы верим ему на слово.

Я глянул на Стеллу, она сосредоточенно ковырялась в салате, причём в уголках её глаз что-то подозрительно поблёскивало. Несложно было догадаться, что подобное вероломное поведение Роберта обижало девчонку не на шутку.

Меня же от всего происходящего раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, Роберт неоднократно пересекал границу доброго тона, я с трудом сдерживался, чтобы не дать ему в морду, но с другой стороны, не хотелось портить праздничную атмосферу вечера.

Была и третья сторона, если можно применить подобное выражение в данном случае. После очередного тоста я вдруг почувствовал, как резко изменилось моё отношение к Стелле, мне стало нестерпимо жаль бедную, брошенную этим негодяем девочку. Сердце разрывалось от жалости, мне хотелось как-то её утешить, приголубить, что ли, но для этого необходимо было отвести её в спальню. Видимо я всё же был не совсем пьян, потому что тут же понял – Роман, последняя рюмка была лишней!

Нужно было срочно что-то делать, прежде чем меня развезёт окончательно. Наклонившись к жене я осведомился шёпотом:

– Не пора ли вызывать такси для Роберта?

– Подожди, давай хоть Новый год встретим, – таким же конспиративным шёпотом ответила Анна. Она всё ещё ни о чём не подозревала, а объяснить ей в чём заключается бедственное положение я был не в состоянии.

Выручил меня Томас, он наконец понял, что вечер рушится, взял инициативу в свои руки и предложил пойти встречать Новый год на улицу. Мы все поддержали его предложение, втайне надеясь, что свежий воздух хоть немного отрезвит Роберта – да и меня заодно. До двенадцати оставалось несколько минут, мы взяли шампанское, бокалы, пакет с фейерверками и вывалили на улицу. На снегу перед домом уже стояла небольшая толпа соседей. Став тесной компанией, локоть к локтю, мы сфотографировались, затем, когда стрелка подошла к двенадцати, открыли шампанское. С одной стороны, мой локоть обхватила рука жены, а на другом примостилась рука Стеллы и это, сознаюсь, меня и радовало, и немного тревожило.

Томас запустил ракеты. Мы пили ледяное шампанское, глядели как в небе лопаются разноцветные огненные шары – и всё это время я с теплотой ощущал маленькую ручку, крепко сжавшую мой правый локоть.

Шампанское смешалось с выпитой ранее водкой, так что фейерверк, взорвавшийся в моей бедной голове, вполне мог конкурировать с тем что в небе! Все страхи моментально испарились, вместо них пришла эйфория. Вокруг царило праздничное веселье, над нами простиралось бездонное чёрное небо в огненных брызгах, а рядом со мной, прижавшись, стояли две чудесные женщины. Я даже стал обдумывать смелую операцию, как поймать нужный момент и тайком поцеловать Стеллу в прекрасное розовое ушко. Мне здорово повезло, что такой момент так и не представился.

Единственная проблема ожидалась по возвращении. Трудно было представить, как я буду снимать пальто, давление в брюках всё возрастало, хотя, казалось бы, предел давно достигнут. Мне даже почудилось на мгновение, будто я слышу звук рвущейся ткани. Оказалось, что это был всего лишь треск петард, запущенных неподалёку и я облегчённо вздохнул.

Иоланта и Томас предложили нам прогуляться по городу. Я горячо поддержал эту идею, в надежде что движение поможет разогнать скопившуюся в одном месте кровь по всему организму. Была и вторая причина, я надеялся, что в каком-нибудь тёмном переулке мне всё-таки удастся поцеловать Стеллу.

Но когда мы прошли всего лишь с десяток метров, то поняли, что придётся вернуться. Роберта окончательно развезло, он терял равновесие, матерился как грузчик, падал, а пытаясь встать цеплялся почему-то исключительно за пальто Анны – короче, о прогулке пришлось забыть.

Правда я тоже временами чувствовал, что земля уплывает из-под ног, но моё состояние всё же было получше. Томас с Иолантой, попрощавшись, отправились в центр города, чтобы продолжить веселье, а мы направились домой.

Поднимаясь по лестнице, Роберт устроил соседям «детский крик на лужайке». Он вопил в лестничный пролёт: «С Новым годом, мои маленькие друзья!» – и дёргал при этом перила так, что весь дом гудел. Я дважды порывался оглушить приятеля хорошим хуком, и каждый раз его спасало то, что он уважительно называл Анну «мамочкой».