Подруга дочери для офицера

Глава 1.

– А ну пошла отсюда-а, пр-роститутка малолетняя!.. мля… – громыхает пьяный голос отца, заявившегося наконец в квартиру после трёх дней загула у друзей – местных алкашей.

Он замахивается, но прицел под градусом его подводит, и я шустро успеваю проскочить под его рукой, пролетевшей мимо, а дальше и из квартиры, быстро прихватив свой рюкзак.

Отец вернулся только десять минут назад. Я как раз на встречу с Соней собиралась. А тут он. Дал распоряжение за бутылкой сгонять. За свои честно отработанные в кофейне, после смены в которой я обычно без ног. Ну я и послала своего папашу к волкам в Тамбов с такими просьбами. Мне ещё телефон новый покупать, потому что он мой в прошлом месяце разбил с дуру.

Я уже не помню, когда отец был полностью трезвым. Не помню даже, когда мы с ним нормально разговаривали. Наш максимум – это ругань. Я даже выпускной свой два месяца назад пропустила, потому что все деньги, которые у меня получилось заработать, пришлось отдать в счёт долга за коммуналку, иначе бы отрубили электричество.

Выбегаю из подъезда. Сердце колотится как бешеное. Руки дрожат, и я насильно пытаюсь их успокоить, сжимая в кулаки. Хотела бы с уверенностью сказать, что не боюсь его, но нет. Каждый раз говорю себе, что ещё чуть-чуть, и я съеду на съёмное жильё. Но даже при этом ощущаю обязанность присматривать за своим горе-папашей. Когда-то ведь он был нормальным. Был. Ещё до того, как мама умерла, а мне было года четыре.

Накидываю на плечо рюкзак, выдыхаю, смотря на ободранное окно второго этажа и быстрым шагом ухожу. Мы с Соней договорились встретиться у тц в центре. До него я еду около часа со своего района. На автобусе, а потом на маршрутке. Соня – это моя подруга детства. И хоть я бы не назвала её в данный момент настолько близкой, как в детстве, всё же связь мы продолжаем поддерживать, потому что клятвы на плевках и сестринство через обмен кровью порезанными пальцами так просто не забывается.

При этом, Соня у нас далеко не та, кто обитает в моём районе. Она сильно отличается от тех, с кем я училась и в основном общаюсь. С ней мы познакомились когда-то в раннем детстве в деревне у своих бабушек. Моя умерла пять лет назад, а вот Сонькина баба Катя всё ещё жива, и живёт всё в том же доме через дом от нашей гнилой избушки, которую наверняка уже эксплуатируют местные наркоши и алконавты. Вроде не снесли ещё.

Когда познакомились, Соньке было 4, мне – 6. Помню, как я раньше любовалась её родителями. Жанна и Ринат. Тогда я мечтала быть похожей на маму Сони и выйти замуж за дядю Рината. Я очень много времени проводила у них и всё любовалась, как красивой картиной, их семейным счастьем. Её родители словно сошли с экрана какого-нибудь фильма о всепоглощающей любви, где красотка-героиня и красавчик-главный-герой соединяются и больше никогда в жизни не расстаются.

Но они расстались. Уже вскоре, примерно через год. И я больше не видела дядю Рината. Только тётю Жанну, которая быстро снова вышла замуж. Уже за менее привлекательного мужчину. Вернее, вообще непривлекательного. Его даже сравнить нельзя с дядей Ринатом. Видела как-то. Папа Сони под два метра ростом, широкоплечий и похож на Четыре из известного фильма о фракциях и новом мире. Такой же красивый, строгий, но добрый. По крайней мере, таким я его помню.

Соньку даже как-то чуть в Лондон не увезли, но благо её папа сделал всё, чтобы тётя Жанна их дочку не увезла. Знаю от Сони, что её папа тогда вроде из госпиталя военного сбежал, чтобы бывшую жену остановить, и чуть под трибунал из-за этого не попал. Жесть…

С возрастом наше общение с Соней, конечно, убавилось. Да и её маме не очень нравилось, что мы общаемся. Насколько я знаю. Ну, да. О моей семье только мёртвый не говорил. Мать – умерла от передоза, отец – беспробудный алкоголик, а дочь – шлюха малолетняя, а если ещё и нет, то обязательно ей станет.

За маму было обидней всего, потому что умерла она от пневмонии.

Конечно, тётя Жанна не хотела, чтобы Соня, гимнастка и отличница, была связана с такой как я. Очень её понимаю. Я очень плохая, иногда курю, матерюсь, иногда пью, гуляю до утра. Только вот, сколько бы мы с Соней не общались, она никак не перенимает от меня что-то плохое, остаётся отличницей и чемпионкой в свои 16. И я очень горжусь ей.

С этими мыслями я выхожу на остановке и топаю до тц.

Соню вижу сразу. Она стоит у главного входа и говорит по телефону. Одета как всегда стильно и мило, а в руках у неё большой подарочный пакет.

– Да, мама… Хорошо, мам, передам…. Ну, м-а-ам… – слышу, когда подхожу к подруге.

Мы чмокаем друг друга в щёку, и Соня, наконец, прощается с тётей Жанной и отключается.

– Я так соскучилась! – обнимает меня крепко ещё раз. Эмоции Каримовой всегда такие искренние и светлые, что мне сразу хочется попрыгать с ней за компанию. – сегодня мы обязательно наверстаем упущенное, – отстраняется, – только, Алин, мама попросила к папе заехать. Она ему подарок на др заказала и попросила сейчас забрать и завезти ему. Вроде какая-то статуэтка, восстанавливающая ауру и всё такое. Ну, ты знаешь мою маму!

Соня, закатив глаза, смеётся. Я издаю смешок. Встреча с отцом не прошла бесследно, и настроение всё равно подпорчено, даже спустя час времени голова какая-то забитая.

– Алин, у тебя всё хорошо? – вдруг спрашивает подруга, смотря на меня озадаченно.

Махаю рукой, улыбаясь уже шире. Соня, конечно, в курсе того, что папаша у меня не подарок, хоть иногда и валяется под ёлкой. Но грузить кого-то его пьяными выходками – увольте.

– Всё зашибись, любимка! Я не против, вызывай такси. Быстрее отдадим, быстрее гульнём. И, кстати, я дядю Рината сто лет не видела!

– Как и он тебя, – хмыкает Соня. – Прикинь, сейчас не признает того шкета в тебе!

Ага. В то время, когда мы с Соней познакомились, и дядя Ринат наблюдал меня, я больше походила на пацана. Папа тогда психанул какого-то из-за моей шевелюры и обстриг под парня. Ох, и слёз у меня тогда было. Волосы мамины, густые и цвета воронова крыла, сейчас же я берегу каждый бесценный сантиметр, спускающийся почти до поясницы.

Соня вызывает такси, и через пять минут оно послушно ожидает нас на парковке тц. И если перед Сонькой я довольно легко отзывалась о небольшом визите к её папе, то внутри меня на самом деле в этот момент всё сжимается. До сих пор что-то скручивается в животе. И чем дальше мы от тц, тем сильнее.

Пока болтаем с Соней на задних сидениях, я, сама того не замечая, всё время поправляю высокий хвост на голове, перекидывая его то на одно плечо, то на другое. Конец лета, на улице ещё жара, и поэтому с выбором одежды я не сильно заморачиваюсь. Главное, чтоб жарко не было. Джинсовые свободные шорты от талии и короткий топ, и всё это я тоже постоянно поправляю. А ещё – пока слушаю Соню, не перестаю покусывать нижнюю губу, из-за чего, когда мы высаживаемся на парковке элитного жилого комплекса, та уже изрядно опухшая и побаливает.

– Папа переехал сюда недавно, – объясняет Соня, набирая код на домофоне. – Вроде он на пенсию собирается, и хочет тут осесть надолго.

– А ему сколько? – удивлённо смотрю на подругу. Неужели он уже такой старый?

– Сорок вот через неделю будет. Папочка у меня ещё крепкий орешек!

И сама не сразу понимаю, что облегчённо выдыхаю. Наверное, в глубине души боюсь, что картинка из детства покажется сильно испорченной, и тогда я пойму, как беспощадно время…

Да ну. Просто признайся, ты надеешься увидеть всё того же красавчика, в которого девочкой до безумия была влюблена и за которого желала выйти замуж!

– Я даже не сомневаюсь – хмыкаю на слова Сони и захожу за ней в просторный пустой вестибюль. Да, не сравнить, конечно, с мои стареньким подъездом, в котором сочетается всё самое несочетаемое. От запаха аппетитной жареной картошечки до запаха ссанины. От красивых цветочков на крашенных стенах до засохшей блевотни в углу. Или чего похуже.

Лифт поднимается на двадцатый этаж, и вот она – массивная дверь в квартиру любимого отца подруги. Звонок. Шаги за дверью. В следующую секунду та распахивается, и перед глазами появляется Он. Дядя Ринат. Ринат Каримов. Отец моей подруги.

Высокий, под два метра. В простой чёрной футболке, обтягивающей мощный торс. Широкие плечи, коротко стриженные темные волосы, глубокие и цепкие карие глаза. Нет, он выглядит даже лучше, чем в моих детских воспоминаниях. Сейчас же он более взрослый, более… возбуждающий мои девичьи фантазии. Взрослые девичьи фантазии. Понимаю одно: зря я согласилась приехать сюда…

Глава 2.

– Здрасьте, – бормочу тихо, не в силах отвести взгляда от мужчины. И кое-как сдерживая писк восторга. Папа Сони ещё какой орешек. Да ему же больше 30-35 и не дашь! И я бы рада сказать, что жива, да только все показатели организма точно говорят о том, что мой разум вылетел далеко за стратосферу, оставив моё бренное тело вариться где-то на этой грешной планете.

Брови дяди Рината немного сдвигаются к переносице, когда он вглядывается в моё лицо, силясь понять, кто с ним здоровается и стоит рядом с его дочерью. Мда. Всё-таки не узнал.

Соня весело хихикает и притягивает меня к своему боку ближе. У нас хоть и есть с ней небольшая разница в возрасте, но при этом Сонька даже немного выше меня.

– Пап, ты чего, не узнал Алину? Ну, помнишь, такой тощий цыганёнок? Её бабушка раньше жила через дом от нашей. Ты ещё летом нас из шланга обливал, а мы бегали от тебя по всему огороду в одних трусах? Или мы с Алиной и ты с мамой ходили за грибами в ближайшую посадку?

Соня незаметно, но сильно получает от меня локтем в бок за такие красочные потуги, чтобы её папа наверняка понял, кто перед ним. На что подруга лишь хихикает. А брови дяди Рината удивлённо приподнимаются, губы совсем немного косятся в улыбке.

– Алину? – его карий взгляд скользит по мне ещё более внимательно. Даже немного строго, оценивающе, прищурено. От моего конского хвоста на макушке и до самых носков кроссовок. – Да, что-то такое припоминаю.

Он хрипло хмыкает. Голос у него очень глубокий, от которого что-то тяжёлое ухает в мой живот и придавливает собой во мне всё самое невинное. Сглатываю, когда наши с ним взгляды встречаются. Пытаюсь улыбнуться. Но сколько не пытаюсь поднять уголки – не могу. Краснею по уши. Чёрт.

– Тебе мама звонила? – спрашивает Соня, чем наконец прерывает этот наш с ним зрительный контакт, от которого у меня горит кожа.

– Нет, – хмурится дядя Ринат и отходит в сторону, пропуская нас внутрь квартиры. – Проходите. Только у меня не убрано. Вещи ещё не успел до конца разложить…

Он уверенной, вальяжной походкой, при которой каждая прокачанная мышца его тела плавно движется с ним, проходит дальше по коридору. Я замечаю татуировку на икре его правой ноги. Паук. Он завораживает, и во мне, кажется, подыхает арахнофоб. Потому что я хочу рассмотреть тату поближе, а ещё, возможно, потрогать.

Мы с Соней снимаем обувь. Всё никак не могу успокоить сердце. Начинаю быстро осматривать интерьер, чтобы отвлечься, и чтобы Сонька ничего не заметила. Не думаю, что она, как и в детстве, спокойно и весело воспримет новость о том, что я хочу замуж за её папу. Или просто хочу.

Соня чувствует себя раскованно рядом со своим папой, как в принципе и он сам. И я тоже пытаюсь расслабиться. В конце концов, на меня это совсем непохоже, чтобы я сжалась в курагу и помалкивала. Поэтому я расправляю плечи и уже более смело осматриваю обстановку, пройдя в простороную гостиную…

– Так зачем мне мама должна была позвонить?

Минимум мебели. Некоторая ещё даже в плёнке…

– Она подарок тебе купила, а меня попросила завезти его. Вот!

– Кхм… это что?

– Ауру твою будет очищать, пап. И ещё много всякого полезного эта штука умеет!

В квартире пахнет чем-то древесным и… мятным? Одеколон дяди Рината? Глубоко втягиваю этот запах и покрываюсь мурашками, что хочется растереть плечи ладонями. Синие стены и коробки возле них с вещами. Равнодушная реакция мужчины на подарок бывшей жены, он просто отставляет подарочный пакет на комод, отчего я не могу сдержать радостную улыбку. Но быстро отворачиваюсь, чтобы скрыть её. Где-то там, в моей голове, Жанна и Ринат всё ещё идеальная пара, но сейчас его реакция подтверждает, что между ними всё кончено. Совсем.

– Ладно. Это в стиле твоей мамы.

– Ага!

– Чай?

– Не, пап, – махает рукой Соня, заставляя целиком и полностью обратить своё внимание на их диалог. – Мы с Алиной пойдём. Иначе на сеанс опоздаем.

– В кино собрались? – интересуется дядя Ринат, посмотрев на меня. Мне снова сразу же становится жарко, давление подскакивает. Он убирает руки в карманы серых шорт, и мне хочется выколоть свой мозг за то, что он даёт команду на грёбанную мысль о том, что скрывается за этими шортами. Но даже в такой домашней одежде его военную выправку ни с чем не перепутаешь. Спина прямая, плечи как камень напряжённые, я бы даже сказала – опасно напряжённые, словно он каждую секунду наготове нападать и защищать. Родину.

Я сглатываю и быстро выпаливаю с улыбкой.

– А я бы была не против чая. Так жарко на улице. А я слышала, что горячее помогает переносить жару легче.

Алина косится на меня непонимающе, и я невинно улыбаюсь ей тоже. Да, да, мы и правда можем не успеть на сеанс, и потом придётся ждать ещё два часа до следующего или выбрать другой кинотеатр. Но прости, подруга. Я запала на твоего папу. Дай мне хоть ещё немного полюбоваться его прекрасными чертами и фигурой.

Дядя Ринат проходит на кухню. Мы за ним. Кухня, надо отметить, такая же стильная, как и вся остальная квартира. И очень новая, ни разу не пользованная. Что мне сразу хочется что-нибудь здесь приготовить. Я люблю готовить, только вот на нашей кухне со старым гарнитуром и на советской плите это делать не слишком-то много энтузиазма. А здесь… здесь бы я могла готовить для дяди Рината… нет, для Рината какие-нибудь изысканные блюда. Ну, или простую картошечку с курицей, но зато как. Он бы облизывал пальчики, а потом…

– Дядя Ринат, а можно я вам помогу? – воодушевлённо спрашиваю. Если честно, мне даже немного неудобно, что такой мужчина будет заниматься такими вещами.

– Оставь это папе, Алин. Он никогда не даёт никому заваривать чай. Он у него особенный, – хихикает Соня, устраиваясь за обеденным столом.

– Если очень хочешь помочь, можешь поискать что-нибудь к чаю в шкафах, – говорит при этом сам дядя Ринат, посмотрев на меня с теплотой в карих строгих глазах, от которого у меня начинают дрожать колени. – По-моему, я что-то покупал.

– Ты? Ты же не переносишь сладкое, – фыркает подруга как-то отстранённо, кажется, она уже увлечена своим телефоном.

– Я просто чувствовал, что на днях придёт моя дочь, которая жить не может без сладкого. А ты, Алин, любишь конфеты? – обращается он вновь ко мне, и наши руки случайно соприкасаются.

Вздрагиваю от лёгкого электрического укуса в том месте. Его кожа словно обожгла мою.

– Ага! – киваю ему с ненастоящей широкой улыбкой. Мне кажется, или это прозвучало двусмысленно? Он ведь не имел ничего такого? Или имел?..

Не могу отвести взгляда от его полных ярких губ. Благо он этого не замечает, так как уже смотрит на чашки, в который заливает кипяток. Но при этом с улыбкой что-то говорит Соне, губы движутся, кадык на крепкой шее тоже в движении, мышцы на руках ходят.

Откашливаюсь и, наконец, достаю из шкафа несколько видов конфет. А он действительно подготовился.

Мы садимся за стол. Я с Соней рядом, и напротив нас дядя Ринат. Он расспрашивает свою дочь о соревнованиях. Они обсуждают, когда она приедет пожить у него и, возможно, ещё успеют смотаться вдвоём на море. Или туда, где океан. Раз уж так удачно у её папы сейчас получился отпуск.

А я смотрю на них, и внутри меня творится так много, что дышать тяжело. Я снова не могу отвести взгляда от дяди Рината, но всё-таки стараюсь время от времени смотреть и на подругу, когда та меня окликает и задаёт какой-то вопрос. И ещё думаю, как бы мне хотелось, чтобы вот так он улыбался и мне тоже. С такой безграничной любовью, теплотой. Чтобы мы могли вот так же свободно общаться с ним. Я бы готовила ему обед, а потом сидела у него на коленях и, может быть, даже кормила бы, как романтично это показывают в фильмах…

– А ты, Алин, поступила куда-нибудь? Ты же вроде одиннадцатый класс закончила? – вдруг спрашивает он меня, и мне приходится экстренно включить другую часть мозга, которая отвечает за что-то более нормальное, приличное и адекватное.

– А… нет, – легко отмахиваюсь, – в следующем году. Я деньги собираюсь копить. Бюджет мне точно не светит с моими баллами и аттестатом.

– Пап, может, у тебя есть какие-то связи, а? Чтобы Алину устроить?

– Не надо! – быстро обрываю я Соню, схватив её за локоть. Не люблю, когда кто-то таким образом вмешивается в мою жизнь. – Я накоплю сама, Сонь, – говорю с нажимом, но с улыбкой. – Всё равно я пока не готова к универу. Да я даже не решила, кем хочу быть.

Чёрт. А вот это прозвучало совсем по-детски. Быстро проверяю реакцию дяди Рината. Он тем временем задумчиво смотрит на меня, отпивая свой чай. Как и раньше, он не слишком многословен. Но сейчас всё кажется при этом настолько другим.

Восприятие меня ребёнка и меня взрослой сильно отличается. И если раньше я видела в его немногословности больше строгости, то сейчас – что-то тёмное, порочное, даже жёсткое, от чего в горле пересыхает и хочется облизнуть губы. В его глазах ведь правда это есть? Мне не кажется? Нет, такое не может привидеться. Между нами уже несколько раз пробежала искра. Это она. Точно.

– Кстати, чай очень вкусный! – широко улыбаюсь ему и демонстративно отпиваю ещё. Мужчина кивает с лёгкой улыбкой. Он правда очень вкусный. Вроде с мятой и чем-то ещё. Но я мало его чувствую. Во рту всё горит, все вкусовые сосочки сконцентрированы на запахе, исходящем от мужчины, который садится и на язык, и на пространство вокруг. Если бы я была совсем долбанутой, то ела воздух вокруг него. Хотя…

Через минут пятнадцать, к моему сожалению, мы с Соней уже прощаемся и выходим из квартиры её отца.

Спускаемся на лифте, а когда выходим на улицу, она хитро спрашивает:

– Алин, мне кажется, или ты сейчас вела себя странно при моём папе? Если бы я не знала тебя, то подумала, что ты, как и в детстве, на него запала.

Я досадливо прикусываю язык, но быстро исправляю ситуацию в своей манере.

– Конечно, – фыркаю. – Я до сих пор мечтаю выйти за твоего папу, нарожать ему кучу детишек. А ты будешь называть меня мамочка! – смеюсь, дабы дать понять точно, что для меня это так же смешно, как и звучит для Сони. – Брось. Я просто рада была повидать твоего старика!

Ага. Всем бы старикам такими быть.

У меня получается перевести всё в шутку и убедить Соню в том, что я лишь рада была такой встрече. И быстро перевожу разговор на парней, до которых мне вообще дела нет.

Я-то знаю, что сказанное мной в шутку, частично правда.

А я ещё я знаю, что точно вернусь сюда. В эту квартиру. Я загораюсь этой идеей, сгораю от нетерпения. Завтра же я снова буду здесь.

Найду предлог, что-нибудь придумаю.

Потому что между мной и дядей Ринатом что-то есть. Мной и Ринатом. Я это чувствую.

Глава 3.

На следующий день я просыпаюсь с одной мыслью: нужно увидеть дядю Рината снова.

Пальцы сами собой тянутся к телефону. Висит одно сообщение от Сони:

«Блин, Алинка! Мама планирует сегодня таскать меня по магазинам целый день, готовить к последнему году в школе. Скорее всего, не получится увидеться. Давай завтра? Позвони мне потом.»

Наверное, это не очень хорошо, но я думаю, как же всё идеально складывается. И даже не придётся придумывать причины, по которым я сегодня занята. Или переживать, что Соня внезапно решит навестить своего папу. Снова.

Всё лето у нас не получалось увидеться с подругой. То у меня экзамены, то у неё путешествие по Европе. И Соня, знаю, испытывает чувство вины из-за долгого отсутствия в России. А я, плохая, радуюсь, что наша встреча отменяется. И я бы испытала укол совести, да только она сдохла. Совесть. Её уложили на лопатки ненормальные чувства. Предвкушение, счастье, которое разрывает грудь. Так ведь влюбляются во взрослом возрасте? Что тело в любой момент взорвётся от счастья только от одной мысли об объекте вожделения?

А теперь, когда я разобралась с отсутствием совести и утвердилась в том, что чокнулась, нужно придумать план.

В голове крутятся варианты:

«Забыла телефон» – глупо, он в руке.

«Хочу рецепт того чая» – слишком натянуто и очевидно, что нужен мне не рецепт.

«Потеряла серёжку. А она золотая, пара досталась мне от бабушки» – уже лучше, с этим можно работать.

А теперь нужно решить, в чем я появлюсь на пороге квартиры дяди Рината.

Встаю перед зеркалом. Черные волосы рассыпаются по плечам. Сегодня оставляю их распущенными. Немного туши, лёгкий блеск на губы. Одежда… Выбираю джинсовую юбку до середины бедра и вязанный топ треугольником, открывающий мой красивый животик и пирсинг. Не слишком откровенно, но… достаточно кокетливо.

– Ты совсем поехала, Алина! – шепчу себе в отражение, но не могу сдержать улыбки.

Отец уже тоже встал. Сидит на кухне, бутылка в руке. Как всегда. Воняет водярой и солеными огурцами.

– Куда собралась? – хрипит он, услышав звук шагов и обернувшись в проход.

– В кино.

– С кем? С утра пораньше?

– А утром дешевле. С друзьями.

Он пристально смотрит на меня, потом взмахивает рукой, отворачиваясь обратно к столу:

– Пиздишь, как дышишь. Прямо как мать твоя – шлюха!

Сердце замирает. Хочется встряхнуть этого пьяного осла. Как он так может говорить о маме?

Но… не сейчас. Мне только не хватало испортить этот день новой руганью с папашей.

– Иди на хрен, – бросаю через плечо и выскальзываю за дверь, пока он не успел встать.

По пути решаю заехать в свою любимую пекарню. Цены там, конечно, не с моим материальным остатком на полмесяца жизни. Но делать нечего, чувства затмевают разум. Раз пока я не могу приготовить дяде Ринату сама, значит, вкусно накормлю покупным. А ему вообще необязательно знать, что они покупные. Путь к сердцу мужчины, как говорится…

Покупаю несколько пирожков с разной начинкой, только с печки, горячие. Прошу упаковать в бумажный пакет. А после бегу на маршрутку и уже там травлю всех безумными ароматами.

Но если по пути я не особо волновалась, а больше предвкушала, то когда поднимаюсь на нужный этаж и становлюсь напротив знакомой двери, меня даже начинает потрясывать.

Стою перед его квартирой, палец замер над звонком. Вдруг он подумает, что я… что это…

А что он вообще может подумать?

– Пипец, – выдыхаю раздраженно над своей трусостью и нажимаю.

Шаги за дверью. Сердце колотится так, что, кажется, он слышит. Да что он, весь дом!

Дверь открывается.

Ринат в белой свободной майке, такой, что участок накачанной груди и крупные плечи оголены для моего взгляда. А ещё он в трениках, волосы слегка влажные, будто только с тренировки, дышит часто, отчего его пухлые губы приоткрыты, а грудь высоко вздымается. Нет, не будто. Он тренировался.

Боже мой…

Брови при виде меня удивлённо приподнимаются

– Алина?

– Здрасьте! – улыбаюсь слишком широко. Но я же потеряла серёжку! – То есть, доброе утро! Я тут у вас вчера серёжку потеряла. Можно поищу?

Трогаю правое ухо. По правде говоря, вообще не помню, были ли на мне вчера какие-то серьги? Бабушкины золотые мой папаша давно уже заложил за алкашку.

Мужчина хмурится.

– Серёжку?

– Ага, – вспоминаю про выпечку и быстро вручаю ему. А вернее, пихаю в грудь. Всё от нервов. – А это вам! Сама пекла. С мясом и картошкой. Ещё с яйцом и луком. В благодарность за чай.

Моя широкая улыбка и его цепкий карий взгляд. Пауза. Он изучает меня, мою широкую натянутую улыбку, а потом отступает, так и не забрав пакет.

– Заходи.

В этот момент в моём животе происходит горячий хлопок. Словно комок нервов взорвался. Вот так. Я здесь. Что же дальше…

Квартира такая же, но сегодня кажется холоднее на несколько градусов. Или это он?

– Квартира в твоём распоряжении, – говорит на ходу не оборачиваясь, проходя дальше, в кухню. Слышу, что наливает там воду, и представляю, как жадно её пьёт. А острый кадык на его шее дёргается от этого. У самой в горле пересыхает.

Но я пользуюсь моментом и, достав из кармана сумочки на ремешке какую-то рандомную серёжку из дома, закидываю её под диван.

Сама становлюсь на колени и начинаю медленно ползать по полу.

Слышу приближающиеся шаги и специально прогибаюсь больше в спине, выпячивая упругую пятую точку. Дядя Ринат должен увидеть и точно понять, что того мелкого пацана больше нет. На его месте зрелая женщина, достойная его.

Шаги останавливаются за моей спиной, в проёме. Тишина. Вся задняя часть моего тела начинает гореть от его взгляда. Довольно улыбнувшись, наклоняюсь ниже, заглядываю под диван и знаю, что теперь под моей юбкой теперь точно видно всё. Я специально надела лучшее бельё, что у меня есть.

– Нашла! Вот она!

Достаю ранее брошенную бижутерию и быстро поднимаюсь на ноги. Оборачиваюсь с радостной улыбкой. Но натыкаюсь на отсутствие интереса ко мне и острый взгляд исподлобья. Ринат кажется ещё более холодным, чем изначально. Смотрит мне в глаза так, словно точно знает, что я сейчас делала. И при этом недоволен моим таким поведением.

Но лишь кивает сдержанно и натягивает один уголок губ в ненастоящей улыбке.

– Я рад.

Я не сдаюсь. Вообще, сдаваться не моё. Я и не думала, что с ним будет просто. Ринат Каримов же взрослый и далеко не дурак. И раз ещё прямо не сказал мне отвалить, значит, у меня есть шанс?

– А давайте попьём чай? Мне вчера так понравился ваш чай, что я всю ночь о нём думала. Хотела ещё.

Хотя на самом деле я думала кое о чем более крепком, чем чай.

– Чай? – переспрашивает он ровно, а потом кивает со вздохом. Всё-таки меня напрягает, что он настолько холоден, как будто я принуждаю его к общению с собой. – Давай чай…

– Спасибо!

Но всё равно рада даже такому. Просто стоит напоминать себе, что он далеко не тот парень, с которыми я привыкла общаться. Те готовы любую прихоть мою исполнить, лишь бы я дала залезть к себе в трусы. Но дядя Ринат не такой. Он не истекает слюной как болван при виде короткой юбки и того, что под ней. И это ещё больше возбуждает мой азарт через всё это волнение. Он совсем не такой, как все они. Он особенный.

Мужчина идёт на кухню. Я следую за ним, стараясь не смотреть так пристально на его спину, на то, как мышцы играют и влажная после тренировки кожа поблескивает от пота. У меня появляется странное желание лизнуть его кожу. Попробовать её на вкус. Это клиника.

– Как отец? – неожиданно спрашивает он, ставя чайник.

– Как всегда. Пьёт, – пожимаю плечами. Не понимаю, зачем он вообще о нём сейчас вспомнил. Самое ужасное, о чём можно поговорить в такой интимной обстановке.

– Плохо…

– Ага, – быстро кидаю и становлюсь рядом с дядей Ринатом у рабочего стола.

Теперь наши тела почти касаются. Как же от него пахнет. Потом и свежестью одновременно. Это сбивает с ног. Опираюсь руками о столешницу позади, разглядывая его снизу-вверх.

– Алина… – он оборачивается, скрещивает руки на груди. Теперь его плечи и руки кажутся ещё более массивными. Напряжённые, твёрдые. Я поднимаю на него взгляд, отрываясь от разглядывания рук и ветвей вен на них. Горло пересыхает.

Но больше он ничего не успевает сказать, так как в кармане моей юбки начинает звонить телефон.

Чёрт. В такой момент!

Соня. Чёрт вдвойне.

– Ой. Я сейчас!

Выбегаю в коридор, решив не говорить, что звонит его дочь.

– Привет! – слишком бодро отвечаю.

– Алин, ты не обиделась? Мама меня…

– Ну, конечно, я не обиделась. Давай я тебе перезвоню, ок? Пока очень занята! – шепчу громко.

– Что ты там делаешь? Почему такая запыхавшаяся? – голос подруги становится хитрым и любопытным.

Приходится пару раз глубоко вдохнуть, чтобы успокоить дыхание. Ещё раз говорю Соне, что перезвоню и отключаюсь. И почему Каримова такая неугомонная.

А я – просто идиотка, запавшая на её отца.

Я настолько погрузилась в этот момент с дядей Ринатом наедине, что забыла обо всём остальном мире. И о Соне. Но не даю себе сильно разгонять эти мысли себе и сейчас. Подумаю потом, как буду объясняться перед подругой. А сейчас…

Я вхожу на кухню. Мужчина как раз наливает в кружку чай. В одну единственную. Значит, компанию мне составить не хочет. Что меня укалывает.

Сажусь за стол и деланно устало вздыхаю.

– Ну сколько можно! Этот парень всё никак не поймёт, что со мной ему ничего не светит. Представляете, звонит каждый день. Достал!

А сказанным я, возможно, разбужу в мужчине дух соперничества, ревность, и заодно покажу, что я востребована.

«И всё-таки, в интернете порой можно найти много чего полезного…» – улыбаюсь, довольная собой и своими познаниями обольщения мужчин.

Только вот дядя Ринат ставит передо мной чашку с ароматным чаем, что-то сладкое в красивой коробочке. Совсем не обольстившись.

Опирается о стол двумя ладонями и нависает надо мной громоздкой тенью.

– Алин. Хватит. Лучше тебе перестать себя так вести. Не хочу тебя обижать, поэтому не заставляй меня это делать. Я в душ. Где находится дверь – ты знаешь.

Он говорит это так холодно, чётко и до боли решительно, что я ещё несколько секунд после его резкого ухода, сижу как оглушённая. Глаза начинает жечь от того, как долго я не могу моргнуть. Сердце дико колотится и дышать трудно. Это оказалось больно. Когда тебя отвергают. Очень.

Слышу, как начинает приглушённо журчать вода. Смотрю на эти долбанные конфеты. Но чай отпиваю. На раздумья всего ничего. Всего два глотка чая.

И я встаю.

Правда, ноги ватные. Но я твёрдо на них стою. А затем начинаю идти в сторону ванной комнаты.

Дыхание учащается с каждым шагом. Меня так просто не сбить. Я добьюсь своего, его добьюсь. Я сделаю это. Я докажу, что уже взрослая. Я не могу ему не нравиться внешне. Значит, дело только в нашей разнице в возрасте и том, что я подруга его дочери. Мне просто нужно показать, что ему будет со мной хорошо…

Глава 4.

Сердце колотится настолько громко, что кажется, его стук затмевает всплески воды. О плитку душевой. О тело дяди Рината. О твёрдое. Большое. Красивое тело Рината.

Пока что он меня не видит. Сквозь замутнённое стекло я вижу, как он вспенивает шампунь на голове, а затем проходится мыльными руками по своему бронзовому животу. От этого зрелища я сама не могу пошевелиться. Венка на виске пульсирует, в ушах долбит пульс, колени подгибаются. Но не от страха. От волнения, от сумасшедшего волнения и неверия, что я уже сейчас смогу подойти к этому мужчине и коснуться его. Тело покрывается испариной не только от влажности комнаты. Господи, что я творю!

Прикусив губу до боли, бесшумно я дрожащими пальцами снимаю топ. Быстро стягиваю юбку. Трусы…

К душевой я подбегаю на цыпочках. Если я задумаюсь хоть о чём-то сейчас, то, наверное, умру. Поэтому мой мозг просто отключается в целях самосохранения.

И когда я отодвигаю стеклянную створку вбок, только тогда мужчина понимает, что уже не один здесь, его спина становится до невозможности напряжённой, спорю, наощупь – гладкий, горячий камень.

– Вон, – хрипло и громко приказывает он, не поворачиваясь.

– Я не уйду, – произношу твёрдо, но тихо. И всё равно в голосе слышится дрожь, которая бегает по всему моему телу маленькими змейками судорог. – Дядя Ринат…

– Я сказал, вон! – гремит его злой низкий голос, и он оборачивается, являя моего взгляду своё безупречное мужское тело со всеми его мужскими достоинствами, выпуклостями и впалостями. Другими торчащими элементами.

При виде полового органа с тёмной растительностью вокруг, смотрящего вниз, моё горло начинает гореть и сердце ещё более дико биться. Он такой, что перехватывает дыхание. Каменный прокачанный торс, вены, уходящие к паху, и волосяная дорожка от пупка. По его смуглому рельефному телу струйками стекает прозрачная вода, теряясь на крепких бёдрах, на меня попадают брызги. От каждого я вздрагиваю, внутри всё сжимается. Нас окутывает пар.

Не даю дяде Ринату шанса вытолкать меня отсюда, хотя его режущий взгляд явно говорит о таком желании. Быстро проскальзываю дальше по душевой, прижимаюсь спиной к стене параллельной выходу, чтобы, если он захочет меня вытолкать, ему пришлось постараться… не потерять голову за это время.

Мотаю отрицательно головой, вся дрожу под его чёрным взглядом. Я никогда таким злым его не видела и даже не знала, что он может так злиться. Он мне всегда казался добрым, хоть и строгим.

– Я не хочу уходить, потому что… люблю вас. Тебя. Я уже не ребёнок. И хочу доказать это. Чтобы бы вы посмотрели на меня, как на женщину.

Сказать это у меня получается почти уверено, хоть и постукивают зубы. Брови мужчины опускаются на веки ещё ниже, а глаза, наоборот, немного расширяются, словно он не может понять, ему слышится вся эта ахинея от меня, или это действительно происходит.

– Повторяю ещё один раз. Выйди, Алина. Не вынуждай меня делать тебе больно. Ты ребёнок. О чём ты, мать твою, говоришь вообще, – его голос хрипнет ещё больше, а под конец переходит даже на тихий рык бешенства. Он делает шаг и резко хватает меня за предплечье.

Я прикусываю губу. Лихорадочно думаю, как поступить дальше. Грубые пальцы впиваются в нежную кожу. Он не шутит. Выставит меня сейчас. Неужели я ошиблась? И между нами на самом деле не было тех искр?

Но я замечаю…

Сжав крепко челюсти, он так прожигающе смотрит мне в глаза, так резко и пронизывающе, что… я понимаю, он сдерживает себя от того, чтобы посмотреть чуть ниже. Ниже моих ключиц, ниже живота. Когда я, напротив, восхищенно прыгаю от одной части его тела к другой, потому что не могу насмотреться. Не могу не смотреть. И не скрываю своего интереса, а вот он…

Его взгляд напряжённо как приклеенный держится за моё лицо. Но я делаю новый судорожный глубокий вдох, от которого моя грудь высоко поднимается и вздрагивает, и тёмный взгляд мужчины всё-таки съезжает ниже. Прямиком на мои полушария с торчащими сосками, покрытые капельками воды – пока пробегала к стене, меня изрядно намочило под верхней лейкой душа.

Но он не задерживается там надолго. Словно опомнившись, возвращается к лицу. Но уже поздно. Я вижу на дне его черных глаз что-то вспыхнуло за этот короткий миг. Коротнуло. Посыпались искры. Из-за чего его губы кривятся, и он прямо сейчас готов вышвырнуть меня отсюда ещё более грубо, ведь пришёл в ярость от того, что ему понравилось смотреть на меня, а это недопустимо. Это возбуждает, искушает. И из-за этого настолько злит.

Предугадав его действие, я первая делаю шаг к нему. Прижимаюсь к его торсу грудью, обхватываю второй рукой его шею и толкаю нас под водопад сверху.

– Я хочу… – начинаю, но обрываюсь ошеломлённо, ощутив, как твёрдый член упирается мне в живот.

Жёсткая хватка на моих плечах, он резко отстраняет меня от себя, предупреждающий взгляд сверху, что, если сделаю хоть ещё одно движение или скажу слово, – пожалею.

– Я хочу…

– Не надо, Алина, – последнее предупреждение таким голосом, который царапает кожу, глотку, лёгкие. – Потом ты будешь об этом жалеть. Ты ещё ребёнок.

– В этом ты убеждаешь себя? – хрипло говорю и… оставляю смазанный поцелуй на его груди, вновь прижавшись. Как в ледяной прорубь из пекла.

Не ощущая мозг, параллельно руку с шею опускаю на торс мужчины, рвано соскальзываю ниже, дотрагиваюсь пальцами до мужского органа, возбуждённого… и дыхание обрывается, срывается в бездну.

Дядя Ринат до боли сжимает мои плечи, делает резкий шаг вперёд и впечатывает меня в стену.

Давлюсь всхлипом, в рот затекает вода с волос.

– Какого ты творишь? Совсем долбанулась? – рычит он яростно тихо в моё лицо, нависая сверху. – Ты ещё отсоси мне, чтобы я наверняка убедился, какой взрослой ты стала! Мне потом как дочери в глаза смотреть?

– Соня ничего не узнает. Я ей ничего не скажу! – отчаянно шепчу, пытаясь положить свои ладони на торс мужчины, но он держит мои руки. Я никак не думала, что он так отреагирует. Думала, всё будет легко, ведь я красивая, и поэтому он сразу захочет меня. Он хочет, но…

Дядя Ринат матерится сквозь зубы с резким выдохом и делает рывок, чтобы развернуться и, по-видимому, выйти из душа самому. Но я не даю. Не успев толком подумать, а просто восприняв его предыдущие слова иначе, я быстро опускаюсь на колени перед ними, вцепившись в его бёдра, и мой рот случайно от движения задевает горячий твёрдый член.