Тени 79-го

Глава 1: Серая Река

Холод в Лондоне, Онтарио, в конце октября 1979 года был особенным. Это не был резкий, сухой мороз. Это была сырость, пробирающая до костей, туманная дымка, смешанная с угольной копотью от заводских труб, висших над рекой Темзой как грязные перины. Он заползал под воротники пальто, заставлял плечи съеживаться, а мысли – замедляться до тягучего, неприятного месива.Детектив Джон Бекман стоял на скользком бетонном уступе старого зернового элеватора, в том месте, где промзона умирающего порта встречалась с мутной водой. Перед ним, на грязном ковре из прошлогодней листвы, ржавых банок и битого кирпича, лежало то, что еще вчера было Хелен Нильссон. Тридцать лет. Мечтала уехать. Теперь ее путь закончился здесь, в этом заброшенном углу города, который она так ненавидела. Бекман затянулся «Belmont’ом», дым смешивался с паром от дыхания. Его лицо, изрезанное глубокими морщинами, казалось высеченным из того же серого гранита, что и элеватор. Глаза, цвета потускневшей стали, скользили по сцене без видимой эмоции, фиксируя детали, как старая камера. Следы борьбы. Пятна крови, черные на сером бетоне. Женский ботинок на тонком каблуке, отшвырнутый в сторону. От тела шел сладковато-гнилостный запах, перебиваемый речной сыростью. Боже правый… – Шепот за его спиной заставил Бекмана слегка повернуть голову. Рядом замерла Синтия Рус, ее лицо под капюшоном практичного плаща было бледным, как бумага. Глаза, широко раскрытые, не отрывались от скрюченной фигуры в изодранном платье цвета осенней листвы. Синтия только месяц как перевелась из Торонто в отдел тяжких преступлений. Новичок. Неженка, – подумал Бекман беззлобно, но с привычной долей цинизма. Ей еще предстояло понять, что Лондон пожирает своих детей без лишнего шума.Рус, – его голос прозвучал хрипло, как скрип несмазанной двери. – Не топчите периметр. И дышите. Глубоко. Здесь пахнет не только смертью, но и нашей работой.Синтия кивнула, сглотнув ком в горле, и сделала шаг назад, почти наступая на пятки коронеру, который, кряхтя, опускал свой чемоданчик на относительно сухое место. Над ними, на верхотуре элеватора, каркнула ворона. Звук разнесся эхом по пустынному доковому району.

Джон? – Коронер, старина Фрэнк, снял очки, протер их платком. – Много колотых, Джон. Глубоких. Злобы. И… – он наклонился, осторожно приподнял край платья скальпелем. – Следы сексуального насилия. Предсмертного.

Бекман лишь кивнул. Злоба. Она висела в воздухе, гуще заводского смога. Он почувствовал знакомое сжатие в груди – не сострадание, нет. Скорее, тяжелая, как свинец, усталость. Усталость от того, что снова видит это. От того, что знает: этот случай растянет свои щупальца по всему городу, всколыхнет тину сплетен, страхов и старых обид. Лондон был маленьким. Особенно скандинавская его часть.

Журналисты! – донесся возглас полицейского, перекрывающего проход за лентой оцепления. Отойдите! Сейчас нельзя!

Бекман не стал оборачиваться. Он и так знал, кто это. Томас Шмитц из «London Free Press» пробивался к ленте, как танк, отталкивая молодого констебля своим массивным плечом. Его фотоаппарат уже щелкал, как голодная птица.Бекман! Детектив Бекман! – голос Шмитца резанул по нервам. – Это правда, что Нильссон? Хелен Нильссон? Что нашли? Говорят, зверски! Это маньяк? Связано с портовыми бандами?Бекман медленно выдохнул струю дыма. Игнорировать Шмитца было бесполезно. Он повернулся, встретив взгляд репортера. Холодный, оценивающий.

Официальное заявление будет позже, Томас, – произнес он ровно. – А сейчас отойди за ленту. Не мешай людям работать. Или я велю тебя отвезти в участок за препятствование.Шмитц усмехнулся, но сделал шаг назад. Его глаза, однако, жадно сканировали сцену, выхватывая детали: положение тела, кровь, выражение лица Бекмана. Сенсация пахла не хуже смерти.

Бекман снова повернулся к телу. Его взгляд упал на что-то белое, зацепившееся за ржавую арматуру в паре метров от жертвы. Не мусор. Слишком… аккуратное.Рус, – он кивнул в ту сторону. Вон там. Белое. Аккуратно, в пакет.Синтия, преодолевая дрожь в коленях, осторожно подошла, присела на корточки. Пинцетом из набора для улик она подняла мужской носовой платок. Дорогой, льняной, с вышитой монограммой в углу: О.Т.

Оливер Троедссон. Уважаемый господин Троедссон. Владелец сети «Северных магазинов», спонсор городского оркестра, столп скандинавской общины. Что его платок делал здесь, на месте убийства бедной девушки-секретарши?

Бекман почувствовал, как первые шестеренки огромного, мрачного механизма сдвинулись с места. Он бросил окурок в лужу, где тот с шипением погас.

Фрэнк, как скоро сможешь дать предварительное? – спросил он коронера, не отрывая глаз от платка в прозрачном пакете у Синтии.Часа через два-три. Надо увезти, Джон. Здесь делать нечего.Увози, – Бекман кивнул. Его взгляд скользнул мимо тела, к узкой дороге, ведущей в город. Там, в одном из скромных домиков «шведского» квартала, жила Мия Бекер. Мать. Ей сейчас скажут. И эта тяжесть, свинцовая, знакомая, легла ему на плечи еще плотнее. Начиналось. Потом будет шок, истерики, ложь, сплетни. И где-то в этом сером тумане Лондона шагал человек, который знал, почему Хелен Нильссон встретила рассвет на холодном бетоне у реки. Человек, для которого «Лондонский Хаус» был не просто городом, а лабиринтом, где можно спрятать любую тайну. Даже убийство.Рус, – Бекман двинулся к своей «Ford Torino», тяжело ступая по гравию. – Поехали. Первый визит. Нам нужно поговорить с матерью. А потом… – он бросил последний взгляд на место преступления, где суетились люди в униформе, потом найдем Сэма Бенгтссона. Парня. Они часто ссорились, да?

Синтия, крепче сжимая пакет с платком, молча кивнула. Тень от огромного элеватора падала на них, длинная и холодная, как предчувствие долгой, темной зимы.

Глава 2: Тени в Окнах

Дождь, начавшийся еще у элеватора, теперь стучал по крыше старой «Ford Torino» Бекмана как дробь по похоронному барабану. Машина кренилась на разбитых дорогах «шведского квартала» – района, где фасады деревянных домов, выкрашенных в желтые, голубые и терракотовые цвета, словно пытались сопротивляться всепоглощающей серости октября. Флаги Швеции и Норвегии, поблекшие от времени и непогоды, висели на некоторых крыльцах. Герань в горшках на подоконниках, упрямая и последняя в этом сезоне, казалась каплями застывшей крови на фоне грязного стекла.

Бекман свернул на Оук-стрит. Дом №17 – небольшой, аккуратный, с белыми ставнями и скамейкой у входа. Свет в окне горел тускло, желтым пятном в серых сумерках. Он заглушил двигатель. Звук дождя стал громче.Готовы? – спросил он Синтию, не глядя. Его пальцы сжимали руль, костяшки побелели.Синтия, все еще бледная, но собранная после шока у реки, кивнула. Она крепче сжала сумочку, где лежал злополучный платок в прозрачном пакете. «О.Т.» – буквы жгли воображение. Но сейчас предстояло худшее.

Как… как обычно это происходит? – спросила она тихо, глядя на теплый свет в окне.Никогда не бывает «обычно», пробурчал Бекман, открывая дверь. Холодный ветер с дождем ворвался в салон. – Готовься к слезам, истерике, обмороку. К молчанию. К гневу. К вопросам, на которые нет ответов. К чувству, что ты палач. Все это – нормально. Но не дай слабину. Им нужна твердость, даже если внутри все переворачивается.Он вышел, воротник плаща поднял. Синтия последовала за ним. Они промокли за несколько шагов до крыльца. Бекман нажал кнопку звонка. Где-то внутри глухо прозвучал колокольчик. Они ждали. Тишина, нарушаемая только шелестом дождя по крыше и редкими проезжающими машинами, казалась гулкой, ожидающей.За дверью послышались шаги. Медленные, неуверенные. Звук задвижки. Дверь приоткрылась на цепочку. В щели показалось лицо женщины. Мия Бекер. Ей было за шестьдесят, но сейчас она выглядела старше. Лицо – морщинистая маска тревоги, глаза – огромные, темные, как озера в предзимнем лесу. Они скользнули по Бекману в плаще, к его жетону, который он держал в руке, потом к Синтии. Ни тени удивления. Только растущий, леденящий ужас.Фру Бекер? – начал Бекман, его голос звучал непривычно мягко, но твердо. – Полиция. Детектив Бекман. Это детектив Рус. Можно войти?

Мия не ответила. Ее взгляд замер на Бекмане. Казалось, она не видела его жетона, не слышала слов. Она видела только тень, падающую от него на порог. Тень несчастья.

Это… – ее голос был тонким, как паутина, – это про Хелен?

Бекман кивнул. Один раз. Тяжело. – Да, фру Бекер. Про Хелен. Прошу, впустите нас. Нам нужно поговорить.Цепочка упала с глухим лязгом. Дверь открылась полностью. Мия стояла, прислонившись к косяку, как будто ноги отказывались ее держать. Она была в простом домашнем платье, поверх – вязаный кардиган. Руки дрожали.

Что случилось? – прошептала она. – Она попала в аварию? Она в больнице?Бекман и Синтия вошли в узкий коридор. Пахло воском, кофе и чем-то неуловимо печальным – старыми фотографиями, пылью воспоминаний. На стене снимки. Хелен в детстве, улыбающаяся на лыжах. Хелен-подросток в национальном костюме. Хелен недавняя – на фоне офисного здания, уверенная, красивая, с легкой грустинкой в глазах. Живая.Фру Бекер… – Бекман взял ее осторожно под локоть, почувствовав, как она качнулась. Давайте присядем. Пожалуйста.

Он подвел ее к маленькой гостиной. Старомодный диван, кресло, телевизор, этажерка с фарфоровыми фигурками – уют, выстраданный годами. Синтия закрыла за ними дверь, отсекая стук дождя. Мия опустилась на диван, как подкошенная. Синтия села рядом, осторожно взяла ее холодную руку.Хелен… – Бекман стоял перед ними, чувствуя себя чужаком, вестником ада. – Хелен найдена сегодня утром. Она… она мертва, фру Бекер.

Слова повисли в воздухе, тяжелые и окончательные. Мия замерла. Казалось, она даже не дышит. Потом ее тело содрогнулось, как от удара током. Глухой стон вырвался из груди, перешел в рыдание. Она согнулась пополам, закрыв лицо руками. Плечи тряслись беззвучно, потом прорвался душераздирающий крик:

Нет! Нет-нет-нет! Не она! Не моя девочка! Не может быть!

Синтия обняла ее, чувствуя, как дрожит эта хрупкая фигура. Ее собственные глаза наполнились слезами. Она смотрела на фотографию улыбающейся Хелен на этажерке. Такая жизнь. Такая красота. И этот холодный бетон у реки…Бекман отвернулся, подошел к окну. Смотрел на капли дождя, стекающие по стеклу. Знакомая тяжесть давила на грудь – тяжесть чужих слез, чужих сломанных жизней. Он ждал. Давал время первому, самому острому горю выплеснуться. За окном, в сером свете, покачивался флаг Швеции на соседнем доме. Беспомощно.

Мия постепенно перешла от рыданий к тихим, прерывистым всхлипам. Она вытерла лицо уголком кардигана, подняла опухшие глаза на Бекмана. В них была не только боль, но и какая-то невероятная, глубинная сила. Как? – спросила она хрипло. Где? Что… что с ней случилось?Бекман подошел ближе, сел в кресло напротив. Синтия продолжала держать Мию за руку.Ее нашли сегодня утром, в промзоне, у старого зернового элеватора на реке, – сказал Бекман прямо, но без лишней жестокости. – Ей причинили насилие. Она была убита. Ножом. Мы делаем все, чтобы найти того, кто это сделал. Прямо сейчас.Мия снова сжалась, словно от физической боли. Она закусила губу, сдерживая новый приступ слез. Ее пальцы вцепились в руку Синтии.У реки… – прошептала она. Она ненавидела это место. Говорила, оно как грязная рана на городе. И… и он… этот человек… – Мия содрогнулась. – Он… мучил ее? Перед тем как…? Мы не знаем всех деталей, фру Бекер, – осторожно сказал Бекман. – Но да, насилие было. Мы ищем любые зацепки. Любую информацию, которая может помочь. Когда вы видели Хелен в последний раз?Вчера утром, – Мия закрыла глаза, словно вспоминая кадр. Она уходила на работу. Была… странная. Задумчивая. Не поцеловала меня на прощанье, как обычно. Просто сказала: "Пока, мама". И ушла. Я подумала… устала. Или ссорилась опять с Сэмом.

С Сэмом Бенгтссоном?

уточнил Бекман.Да! – в голосе Мии прорвалась горечь. – Этот… этот дикарь! Он ее любил, да. Как зверь свою добычу! Ревновал ко всему! К ее улыбкам коллегам, к ее мечтам уехать… Последнее время он просто бесился! На прошлой неделе ворвался сюда, кричал, что она ему изменяет! Разбил вазу… старую, фамильную, от ее бабушки из Стокгольма… – Мия показала на пустое место на этажерке. – Хелен плакала потом. Говорила, что боится его. Что он способен на… на все.

Она говорила об уезде? Конкретно? – спросила Синтия мягко.

Постоянно! – Мия выпрямилась, в ее глазах вспыхнул огонек материнского упрека и бесконечной тоски. – "Мама, я задыхаюсь здесь! Хочу в Торонто! В школу дизайна! У меня есть идеи!" Она копила деньги. Откладывала с зарплаты. Но… – Мия опустила глаза. – Я не пускала. Говорила – здесь твой дом, твои корни. Боялась за нее. Одна в большом городе… Глупая! Теперь… теперь она навсегда здесь. В этом проклятом холоде…

Слезы снова потекли по ее щекам. Синтия потянулась за бумажным платком из коробочки на столике, подала Мие.

Она работала у господина Троедссона? – продолжил Бекман, стараясь не смотреть на Синтию, державшую пакет с платком.

Да, – Мия вытерла глаза. – Секретарем. Гордилась. Говорила, он умный, многому учит, доверяет важные бумаги…Но… – она замолчала, нахмурившись.Но? – мягко подтолкнула Синтия.Последние пару недель… что-то изменилось. Приходила с работы молчаливая. Запертая. Как будто носит какую-то тяжесть. Я спрашивала – устала или что случилось? Отмалчивалась. Или отшучивалась. "Все нормально, мам". Но нормально не было. Чувствовала. – Мия посмотрела на Бекмана с внезапной остротой. – Вы думаете… это связано? С работой? С Троедссоном? Он же… он же такой важный. Не может же он…

Мы рассматриваем все версии, фру Бекер, – прервал ее Бекман. – Всех, кто мог быть с ней связан. Знаете ли вы, была ли у нее… тайная жизнь? Что-то, о чем она вам не рассказывала? Может, новые друзья? Увлечения?

Мия покачала головой. – Она все рассказывала. Почти все. Только с Джессикой… они были как сестры. Джессика Йепссон, медсестра. Она должна была сегодня зайти… – Мия вдруг вскинула голову, глаза расширились от новой мысли. – Медальон! Ее серебряный медальон! В виде кленового листика! Она носила его всегда! Не снимала! С детства! Он… он был на ней? Когда вы… нашли?

Бекман и Синтия переглянулись. На теле никаких украшений не было.

– Нет, фру Бекер, – тихо сказала Синтия. – Ювелирных изделий при ней не было.

– Значит… он взял его! – прошептала Мия с ужасом. – Убийца! Он взял его на память! Как трофей! – Она снова зарыдала, но теперь это были слезы ярости и бессилия. Проклятый! Проклятый!

Бекман встал. Он видел, что Мия на грани. Информация получена – о Сэме, о переменах в Хелен, о медальоне. Дальнейшие расспросы сейчас были бы жестокостью.

– Фру Бекер, – он говорил низко, почти ласково. – Мы идем. Вы не одни. Кто-то придет к вам? Родственники? Друзья? Джессика?

Мия кивнула, всхлипывая.

Да… да, Джессика… соседка…

– Хорошо. Мы дадим вам время. Но мы вернемся. И мы найдем того, кто это сделал. Обещаю.

Обещание повисло в воздухе тяжелым грузом. Обещание, которое могло оказаться пустым. Бекман знал это. Но Мия посмотрела на него, и в ее мокрых глазах была не только боль, но и какая-то слепая, отчаянная надежда. Она кивнула.

Синтия осторожно высвободила свою руку, встала. – Мы рядом, фру Бекер. Позвоните, если что-то вспомните. Что угодно.

Они вышли в коридор. Запах кофе и воска смешался с запахом сырости от их плащей. На пороге Мия остановила их, положив руку на руку Бекмана. Ее пальцы были ледяными.

– Найдите его, детектив, – прошептала она. – Ради нее. Ради того света, что был в ней. Не дайте этому городу… этому дому… поглотить и эту правду.

Бекман кивнул, не находя слов. Он открыл дверь. Холодный ветер с дождем ворвался внутрь, словно вытесняя последние следы тепла из дома Мии Бекер. Они вышли на крыльцо. Дверь за ними тихо закрылась. Звук щелчка замка прозвучал как последний аккорд похоронного марша.

Бекман закурил, пряча лицо от дождя под козырьком крыльца. Синтия стояла рядом, глядя на свет в окне гостиной, где теперь сидела сломленная женщина в одиночестве со своим горем.

– Медальон, – тихо сказала Синтия. – Трофей? Или… что-то ценное? Что-то, что убийца хотел заполучить?

Бекман выдохнул струю дыма. Она смешалась с туманом и дождем.

– Или что-то, что могло его выдать, – ответил он хрипло. – Вперед, Рус. Теперь нам нужно найти Сэма Бенгтссона. И посмотреть ему в глаза, пока он не узнал, что его бывшая девушка мертва. Иногда… правду видно только в первую секунду шока.

Он бросил окурок в лужу. Он шипел и гас, как последний проблеск надежды в доме №17 по Оук-стрит. Они пошли к машине. Тени в окнах шведского квартала казались длиннее и темнее. Лондонский Хаус молча наблюдал.

Глава 3: Гнев и Отчаяние Сэма

Дождь, словно оплакивающий Хелен вместе с городом, не утихал. Он хлестал по лобовому стеклу «Торино», превращая мир за окном в размытое полотно серых фасадов, мокрого асфальта и редких огней. Бекман вел машину молча, его профиль в тусклом свете приборной панели напоминал каменное изваяние. Синтия смотрела в окно, но видела не улицы рабочего района Райверсайд, куда они направлялись, а лицо Мии Бекер, искаженное горем, и ее слова: «Он способен на… на все». Сэм Бенгтссон.

Райверсайд встретил их запахом мокрого кирпича, угольной пыли и дешевого пива, доносившимся из открытой двери таверны «Докерс Армс». Квартира Сэма находилась над заброшенным скобяным магазином. Лестница с облупившейся краской вела на второй этаж, к двери, окрашенной в грязно-зеленый цвет. Из-под нее сочился тусклый желтый свет и доносилась приглушенная музыка – что-то агрессивное, гитарное.

Бекман громко постучал костяшками пальцев. Музыка стихла. Послышались тяжелые шаги, спотыкающиеся. Замок щелкнул, дверь распахнулась на цепочку. В щели показалось лицо Сэма Бенгтссона.

Ему было чуть за тридцать, но сейчас он выглядел старше. Густая темная щетина, воспаленные глаза навыкате, запах перегара, смешанный с потом, ударил даже через щель. Волосы слипшиеся, майка мятая. Он щурился, пытаясь разглядеть посетителей в темноте лестничной площадки.

– Чего надо? – голос хриплый, раздраженный.

– Полиция, Сэм, – сказал Бекман, поднося жетон к щели. – Детектив Бекман. Детектив Рус. Открой. Нужно поговорить.

Сэм нахмурился, его взгляд скользнул по жетону, потом по лицу Бекмана, задержался на Синтии. Что-то – может, инстинкт, может, опыт прошлых встреч с полицией – зажгло в его глазах искру настороженности.

– О чем? Я ничего не делал, – буркнул он, но цепочка загремела. Дверь открылась.

Запах ударил с новой силой: прокисшее пиво, табак, немытое тело, старая жареная еда. Однокомнатная квартирка-студия представляла собой хаос: грязная одежда на полу, пустые пивные бутылки на подоконнике и столе, пепельница, переполненная окурками. На стене – постер рок-группы, порванный в углу. Ничего личного. Ни одной фотографии Хелен.

– Входите, коль приперлись, – Сэм махнул рукой и тяжело опустился на единственный стул у заваленного хламом стола. Он не предложил сесть. – Говорите. Я на смену через час.

Бекман вошел, осмотрелся одним быстрым, профессиональным взглядом. Синтия последовала, стараясь не наступить на валявшуюся на полу футболку. Она заметила свежий порез на тыльной стороне правой руки Сэма – неглубокий, но заметный.

– Где ты был прошлой ночью, Сэм? – начал Бекман без предисловий, оставаясь стоять. Он создавал давление. – Скажем, с десяти вечера до двух ночи.

Сэм налил себе из стоявшей на столе бутылки что-то крепкое в граненый стакан. Рука дрожала.

– Где-где… В «Докерс Армс»! Внизу! Пил. Весь вечер. Спросите Реда, бармена! Он меня видел! – Он отхлебнул, поморщился. – А что? Опять какая-то хрень? Я уже говорил вам, в прошлый раз это был не я, стекло само разбилось!

– Хелен, – тихо сказала Синтия. Она наблюдала за его лицом.

Сэм замер, стакан на полпути ко рту. – Что? – спросил он глухо, поворачиваясь к ней.

– Хелен Нильссон, – повторил Бекман, его голос был как лезвие. – Ее нашли сегодня утром. Мертвой. Убитой. У старого элеватора.

Эффект был мгновенным и разрушительным. Лицо Сэма исказилось. Сначала непонимание, потом шок, сменяющийся волной такой дикой, животной ярости, что Синтия невольно отступила на шаг. Он вскочил, опрокидывая стул. Стакан вылетел из его руки, разбился о пол, брызги жидкости и стекла.

– ЧТО?! – его рев оглушил маленькую комнату. – Врете! Врете, суки! Не может быть! Хелен! ГДЕ ОНА?!

Он рванулся к Бекману, как бык на красную тряпку. Бекман, ожидавший этого, не дрогнул. Он не отвел глаз.

– Это правда, Сэм. Успокойся. Сядь.

– Не врете?! – Сэм остановился в сантиметре от Бекмана, его горячее, перегаром пахнущее дыхание било в лицо детектива. Глаза безумные, налитые кровью. – Она… убита? Кто?! Кто это сделал?! Я убью его! Своими руками! Слышишь?! УБЬЮ!

– Вот мы и пытаемся выяснить, кто, – холодно ответил Бекман. – Поэтому вопрос: где ты был прошлой ночью? Точнее? Когда пришел в бар? Когда ушел? С кем был?

Сэм отшатнулся, словно его ударили. Он схватился за голову, сжав кулаки в волосах. Звук, вырывавшийся из его груди, был похож на стон раненого зверя.

– Боже… Хелен… – он закачался. – В баре… был. Пришел… часов в восемь? Да, восемь. Пил с Реем, с Джеком… Ушел… – он замялся, напряженно соображая сквозь алкогольный туман и шок. – Поздно. Очень поздно. Бар закрывался. Ред выгонял… Где-то… два? Да, два. Наверное.

– Один ушел? – спросила Синтия, ее взгляд скользнул по его грязным рабочим ботинкам. На подошве – засохшая грязь, похожая на ту, что была у элеватора? Или просто городская слякоть?

– Один! – выкрикнул Сэм. – Жил бы кто-то со мной, убрал бы этот свинарник! – Он махнул рукой на хаос вокруг. Потом его взгляд упал на разбитый стакан, и ярость снова вспыхнула. – Это он! Тот, к кому она убежала! Он ее убил! Я знал! Чувствовал!

– Кто? – резко спросил Бекман. – О ком ты говоришь?

– Не знаю! – Сэм заорал, ударив кулаком по столу. Пустые бутылки зазвенели. – Но он был! Она изменилась! Последнее время… ходила довольная, тайком улыбалась. Говорила, что скоро все будет по-другому. Что уедет. Без меня! – Его голос сорвался. – Я спрашивал – кто он? Угрожал ей! Она смеялась! Говорила… говорила, что я ей не ровня! Что он… богатый, влиятельный! Может, ваш уважаемый Троедссон?! – Он выпалил имя с такой ненавистью, что Синтия вздрогнула. – Да! Наверняка он! Старый козел! Смотрел на нее, как на кусок мяса!

Бекман не отреагировал на имя Троедссона. Он подошел ближе.

– Вы часто ссорились. На прошлой неделе вы ворвались к ее матери, кричали, разбили вазу. Говорят, вы угрожали Хелен. Говорили: «Я тебя прибью».

Сэм побледнел. Он отступил, наткнувшись на кровать. – Я… я не это имел в виду! Я был зол! Она меня… доводила! Но я бы никогда… НИКОГДА! – Он снова зарычал, но теперь в его голосе пробивалось отчаяние. – Я ее ЛЮБИЛ! Она была… всем! А теперь… теперь ее нет! – Он снова схватился за голову, его тело содрогнулось от рыданий. Он сполз на пол, спиной к кровати, лицо в грязных руках. – Убили… ее убили…

Бекман и Синтия переглянулись. Истерика, ярость, отчаяние – все выглядело искренним. Но слишком знакомым по делам, где вина потом оказывалась неоспоримой. Бекман опустился на корточки перед Сэмом.

– Сэм. Посмотри на меня.

Сэм медленно поднял заплаканное, опухшее лицо.

– Твоя рука, – Бекман кивнул на порез. – Как поранился?

Сэм посмотрел на тыльную сторону ладони, как впервые ее увидел. – Не знаю… Вчера? На работе? На складе, железом зацепился… Или… – Он замолчал, его взгляд стал мутным. – Не помню. Было много пива.

– А куртка твоя где? – спросил Бекман, оглядываясь. Среди груды одежды он заметил темную куртку, сваленную в углу. На рукаве – темное пятно и… небольшой разрыв ткани.

Сэм проследил за его взглядом. – Куртка? Да там… – Он махнул рукой. – Старая.

– Можно посмотреть? – Бекман уже шел к куртке.

– Да смотрите! – взорвался Сэм. – Чего копаетесь?! Ищите того, кто это сделал! А не меня тут трясете!

Бекман поднял куртку. Пятно было похоже на засохшую грязь, смешанную с чем-то бурым. Разрыв на рукаве – несколько нитей ткани торчали наружу, как будто что-то острое зацепило и дернуло. Он осторожно сложил куртку.

– Тебе нужно проснуться, Сэм, – сказал Бекман прямо. – И вспомнить все до мелочей. Про вчерашний вечер. Про свои угрозы. Про человека, о котором говорила Хелен. Потому что сейчас ты – главный, кто ей угрожал. И твое алиби нужно проверить. Очень тщательно.

Он кивнул Синтии. Она достала блокнот, записала адрес «Докерс Армс» и имя бармена – Ред.

– Мы еще вернемся, – сказал Бекман, направляясь к двери. – Не уезжай из города.

Сэм не ответил. Он сидел на полу, прислонившись к кровати, уставившись в одну точку на грязном линолеуме. Слезы текли по его щетинистым щекам, смешиваясь с грязью. Он не смотрел им вслед.

Они вышли на лестничную площадку. Дождь все так же стучал по крыше. Бекман глубоко вдохнул сырой, холодный воздух.

– Что думаешь? – спросил он Синтию, спускаясь.

– Искренний шок. Искренняя ярость, – ответила она, натягивая капюшон. – Но… слишком удобная амнезия на порез и грязь. И слишком яростное отрицание с переходом на Троедссона. Как будто… репетировал?

Бекман хмыкнул. – Возможно. Или он просто пьянь и неудачник, которого жизнь загнала в угол. А теперь еще и это. Проверим бар. Если его алиби рухнет… – Он не договорил.

У подножия лестницы их ждал сюрприз. Прислонившись к мокрой стене, с фотоаппаратом наготове, стоял Томас Шмитц. Его лицо расплылось в самодовольной ухмылке.

– Ну что, детективы? – крикнул он, поднимая камеру. Щелчок вспышки ослепил их в полутьме. – Потрясли Бенгтссона? Нашли своего маньяка? Говорят, он угрожал ей! И вчера был пьян в стельку! Идеальный подозреваемый, да?

Бекман сжал кулаки, но его голос был ледяным. – Убирайся, Шмитц. Ты мешаешь работе.

– Я работаю! – парировал репортер, делая еще один кадр, пока они шли к машине. – Народ хочет знать! Кто убил Хелен Нильссон? И когда полиция наконец арестует того, кто орал "Я тебя прибью" на весь дом?!

– Если ты не уберешься в ближайшие пять секунд, – Бекман обернулся, и в его глазах Шмитц прочитал нечто, что заставило его отступить на шаг, – твой следующий репортаж будешь писать из камеры за препятствование и клевету. Проверено.

Шмитц усмехнулся, но больше не поднимал камеру. – Жду новостей, детектив! Сенсация не ждет!

Бекман сел за руль, хлопнув дверью. Синтия пристегнулась. Он резко тронул с места, брызги из-под колес полетели в сторону Шмитца. Тот отпрыгнул с проклятием.

– "Докерс Армс"? – спросила Синтия.

– "Докерс Армс", – подтвердил Бекман, сворачивая к зловещему красно-кирпичному зданию таверны, откуда лилась приглушенная музыка и слышался пьяный гогот. – Проверим алиби нашего влюбленного дикаря. Если Ред подтвердит, что Сэм был там до двух… Но если нет… – Он не договорил. Идеальный подозреваемый. Слишком идеальный. Но Лондонский Хаус любил удобные решения. А настоящие тени, как и настоящие убийцы, предпочитали оставаться незамеченными.

Глава 4: Липкий Пол и Ложь

"Докерс Армс" встретил их волной теплого, спертого воздуха, пропитанного запахом дешевого пива, пережаренного жира, пота и табачного дыма. Тусклые лампочки под потолком едва разгоняли полумрак, выхватывая из теней липкие столики, потрепанные стулья и фигуры нескольких завсегдатаев, застывших над кружками как мрачные изваяния. За стойкой, протирая пивную кружку грязной тряпкой, стоял человек, который мог быть только Редом.

Ред – это было не имя, а состояние. Шестидесятилетний (или старше) мужчина с лицом, напоминающим мятый пергамент, испещренным сетью лопнувших капилляров. Его глаза, маленькие и заплывшие, смотрели на мир с вечной усталостью и подозрением. Грязный фартук когда-то был белым. Музыка из старенького джукбокса – какой-то блюз – боролась с гулким молчанием зала.

Щелчок двери за Бекманом и Синтией заставил Реда поднять голову. Его взгляд скользнул по их плащам, задержался на официальных лицах, и он бесшумно выдохнул, как бы говоря: "Опять".

Бекман подошел к стойке, не обращая внимания на любопытные взгляды пьяниц. Синтия последовала, стараясь не касаться липкой поверхности стойки.

– Ред? – спросил Бекман, доставая жетон. – Детектив Бекман. Это детектив Рус. Полиция.

– Вижу, – хрипло ответил Ред, не прекращая тереть кружку. – Чего надо? Штрафовать? У меня все лицензии в порядке. Закрываюсь вовремя.

– Информация, – сказал Бекман. – Сэм Бенгтссон. Он был здесь вчера вечером?

Ред на мгновение замер, его мутные глаза сузились. – Сэм? Бывал. Часто бывает. Вчера? Наверное. Что он натворил?

– Что значит «натворил»? – быстро перехватила Синтия, улавливая нотку предвкушения в его голосе.

Ред пожал плечами, поставил кружку. – С Сэмом всегда что-то. То стекло разобьет, то подерется. Хотя вчера… вроде тише был. Но злой. Как кипяток.

– Во сколько он пришел? Во сколько ушел? – настаивал Бекман.

– Пришел… часов в восемь? Да, восемь. Сел там, – Ред кивнул на дальний угол, где сейчас сидел сгорбленный старик. – Пил «Лаки». Быстро. Как в себя. Сначала один. Потом подсели Рей и Джек, сменщики с фабрики. Ну, они бухнули вместе часа два, наверное.

– И что? Ушел с ними? – спросил Бекман.

– Кто их знает. Шумно было. Я за стойкой. – Ред махнул рукой. – Но часов в десять… или чуть позже… они ушли. Рей и Джек. А Сэм остался. Сидел один. Бухал. Мрачный. Я ему еще кружку налил.

– И когда он ушел? – голос Бекмана стал жестче.

Ред потянул время, протирая уже чистую стойку. Его взгляд метнулся к двери, потом обратно. – Поздно. Очень. Я закрываюсь в два. Он был… одним из последних. Помню, выгонял его. Он что-то бурчал, спотыкался. Наверное, часа в два. Да.

Это почти совпадало с тем, что сказал Сэм. Бекман почувствовал легкое разочарование. Слишком гладко для подозреваемого.

– Точно в два? Не раньше? – переспросила Синтия. – Вы уверены? Может, он ушел, скажем, в половине двенадцатого? Или в час?

Ред нахмурился. – Я сказал – поздно. Под закрытие. В два. Не нравится – спросите у кого-нибудь еще. – Он бросил тряпку в раковину. – А что он такого сделал? Девку какую пырнул?

Бекман игнорировал вопрос. – Кто еще был здесь поздно? Кто мог видеть, когда ушел Сэм?