А где любовь под тенью Тадж Махала

Размер шрифта:   13
А где любовь под тенью Тадж Махала

1

Показушник. Видит, что я его стесняюсь, и давай обниматься лезть при Аньке и Юльке. Да и кто бы его не застеснялся. Еще проходящие мимо смотрят. Знакомая посольская работница, пробегая мимо, смущенно отвела взгляд. Может я малодушна, но мне было стыдно быть с таким… уродом. Только отчаянная неудачница в двадцать девять лет может докатиться до подобного. Я заметила, как Юлька изучающе присматривалась к нам, а по моему лицу растекалась краска смущения.

– Ти будишь па мине скучать? – насмешливо спросил Ариджит, скосив глаза в сторону свидетельницы.

Я вырвалась из его цепких клешней.

– А чего по тебе скучать. Ты и так скоро приедешь.

Легкая дрожь в углу его ошметочных губ.

– Ну все, пора ехать. Лучше в аэропорту быть пораньше, – объявил брат.

Девчонки стояли с кульком конфет и согласно кивнули.

Мы наспех обняли Аньку, словно расставались до следующих выходных.

Я уходила, даже не оглядываясь, чувствуя в спине сверлящий взгляд. Юлька улыбнулась с наивностью:

– Смотри, как он тебя провожает. Помаши ему.

Я обернулась и махнула так же, как цезари махали толпе. Он аж подпрыгнул от радости и замахал руками, но на его воздушном поцелуе я снова отвернулась, не желая, чтобы он попал в цель.

– Нам, пожалуйста, рядышком у окошка. Всем вместе.

Регистраторша улыбнулась, штампуя наши билеты. И таким же бархатным голосом обрадовала, что у Юли значительный перевес.

– Платить придется, либо распределить груз на всех.

Юлька умоляюще посмотрела на нас.

– У меня только две тысячи долларов. К ляжке привязала чулком.

Мы, как щедрые люди, только развели руками – какие разговоры. Едем по групповому билету. Улетели бы раньше, да ее приезда в Москву ждали, иначе бы пришлось девушке лететь на свои деньги.

Я уже летала в Индию два раза и уступила свое у окошечка место брату. А он, желая понравиться Юльке, отдал иллюминатор ей.

– Ой, я просплю весь путь. Еду, Саш, можешь себе взять, – так проговорила наша худышка и закуталась в плед. – Я устала от перелетов. Восемь часов до Москвы…

Она засопела почти сразу. И брат расскаялся, что отдал ей царское местечко…

2

21 сентября. Ночь. Новый день по часам. Самолет летел над Дели. В иллюминаторе были видны огни ночного города. Странные строения напоминали не то коробки из-под огромных телевизоров, не то сараи для гиганстких животных. Сердце замирало и не верило – неужели мы зарубежом? За тысячу километров от дома.

Наконец показались взлетные полосы аэропорта Индиры Ганди. Машина начала приземлятся. Завизжали шины. Самолет затрясся, задрожал лихорадочно, стукнувшись несколько раз об асфальт и плавно покатил. Наш самолет приземлился благополучно в международном аэропорту.

Сели. Час ночи. Пассажиры заулюлюкали и захлопали в ладоши, как по команде облегченно и радостно, поздравляя себя и всех присутствующих с удачным полетом.

Странно, неужели кто-то чего-то боялся? Я вот совсем не думала об авариях. Такого просто не могло быть, и все.

Есть какое-то интуитивное чувство, когда надо хлопать одновременно. Мы трое не хлопали. Наверно потому, что во время полета у нас не было никакого страха. Юлька вообще проспала всю дорогу и даже есть почти не стала, отдала Саше. А мы вдвоем с ним всегда считали себя особенными настолько, что с нами ничего плохого случиться не может. Не ниже планки, за которой следовали увечья, аварии, маньяки и прочая дрянь. Так уж жизнь показывала, что как бы бедно и плохо мы не жили, бог никогда не допустит того, что ниже черты. И мы не боялись. Не для того нас отправили бесплатно на год учиться в Индию, чтобы, не долетев, мы разбились.

Народ нетерпеливо поднимался. Забирал свои авоськи и толпился в проходе. Мы не торопились. Хотя задница и подустала сидеть ужасно 6 часов. Особенно жаловался брат.

Наконец высадка. Добродушные русские стюардессы пожелали нам счастливого пути. Мы улыбнулись в ответ и вышли. Дальше желоб, как прямая кишка, радовал нас своей ковровой дорожкой на выход. Люди шли по нему туда, к воротам в мир. Уже коридор. Стеклянные стены отделяли нас от сидящих в зале транзитников. Им улетать. А нам. У нас все только начинается. И в этом чувстве все! Теперь я очень хорошо это понимаю. Чувство начала. Радости ожидания. Эх!

Духота уже лезла в носоглотку сквозь стены и удивляла. Так непривычно. Пять часов назад это было просто сентябрьское бабье лето. Тепло. Но тут. Тут совсем иначе. Здесь просто жарко. А это ночь. Сквозь круглые незастекленные окна-иллюминаторы я видела, как на взлетной полосе и около нашего самолета суетились работники аэродрома. Оттаскивали массивные колеса. И это они проделывают ежечасно. Каждый день. От них зависит наша безопасность. Я почему–то смотрела на них и удивлялась:

– Неужели они и вправду умные? Так понимают все в сложных механизмах?

В коридоре попадались вооруженные менты в песочного цвета обмундировании. С усами. Смешные. Как в старом кино.

И вот несколько очередей. Регистрация. Лабиринтные ограждения. Куда бы встать? Везде народу много. А в очереди стоять не люблю с совковых времен. Только с правого края людей мало. Хотели уж было туда, но прочли, что только для дипломатических работников. Обидно. Собрались отходить. Но кто тут волшебник? Песочный мент махнул нам рукой: идите сюда. Мы переглянулись и не заставили себя долго ждать. Регистрация пролетела незаметно. Штамп в паспорте. И мы в Индии. Официально. И, как казалось, почти на всю жизнь протянется сказка эта!

Боялись только пока одного: вдруг нас никто не встретит. Тогда самим придется выкручиваться в этой чужой и враждебной стране, полной врунов и обманщиков, вмиг готовых обобрать тебя до трусов с рваной резинкой. Я хоть и была здесь в третий раз, но все равно как в первый. Потому что надолго. Никаких знаний и навыков. А язык из нас троих никто не знал. Говорить может и скумекаем по шаблонам. А понять нет.

Пока стояли в ожидании багажа, по-очереди сбегали в туалет. Когда еще предстоит – никто не знал. Я по своему опыту предупредила их, что в аэропорту туалет платный. Там сидит или лежит у входа какая-нибудь бабка в жухлом сари и на обратном пути тянет к тебе руку.

– Сделайте вид, что не понимаете на каком языке она говорит и ничего не давайте.

В моем случае мадам тихо сопела на каменном выступе и даже головы не подняла. Юлька вернулась опечаленная:

– Я не могла ей отказать. Как–то неудобно.

Что с ней поделать? Начинающая, а брат вообще в мужском не нашел никого похожего на билитера и чуть посмеивался над Юлькой-неудачницей.

Появились наши спортивные пыльные сумки. Одна за другой. Последним среди выплывающих багажей был Юлькин, завернутый в салафан, пузатый чемодан.

– Надо доллары поменять! – напомнил кто-то из нас.

Подошли к окошечку. Юлька достала, видимо в туалете, потому что все ее две тысячи были привязыны в чулке к ляжке по-деревенски, даже Фросе Бурлаковой до такого не догадаться, пять сотенных и обменяла. Мы отдали все свои. Двести. Смешно ехать с такой суммой на восемь месяцев заграницу. Но мы посмеялись и поехали. Надеялись на чудо, на форекс, на стипендию и еще на что-нибудь или на кого-нибудь.

Девять тысяч на двоих. Почти миллионеры. Выдали нам пятисотками. Жолтыми, как писал Блок: мне так поется через «о» – именно такими жОлтыми они и были. Большими. Свежими. И еще квитанцию формата А4 об обмене валюты. Ну квитанции мы, знамо дело, определили под рисунки. Кто же знал, что их выбрасывать нельзя. Только при их наличии ты можешь поменять обратно рупии на доллары. Но мы не знали. И потому уже в пути Саша их слегка изрисовал. Дитя он еще, и я такая же. И горжусь этим.

Поделили деньги поровну. На всякий случай: вдруг кто потеряется, отстанет или еще что. В кармане сумочки у меня еще оставались четыреста долларов, что дал Орбит с собой. Их я пока тратить не хотела – кто знает, когда они могут понадобиться. И свои личные пятьдесят семь. Поменяю, если нужда наступит.

Глупая голова зря, конечно, в такую сказочно-мистическую минуту думала о черных днях: чего ждешь, то и наступит…

Наступил решающий момент. Выход на подиум. Наша троица с рюкзаками, сумками, чемоданами под всеобщий гогот выплывала по огороженной дорожке мимо встречающих. Пялились во все глаза. Не упустить бы своего.

– О! – вскрикнула я радостно. Получилось с Сашей в один голос:– Нас встречают!

Впереди стоял сутулый лысый высокий дядька с безразличным усталым видом и держал в руке табличку с надписью « Кендрия хинди санстхан. Агра».

Мы подошли, как дети.

– Вы в Агру? Санстхан? – спросил он буробя, но мы разобрали. Довольные закивали.

Он развернулся и махнул рукой. Мы последовали за ним.

Улица обдала нас новым шквалом беспробудной духоты и запахом потного стада. Нищие попрошайки таращились на нас, но не подходили. Музейные авто из старых индийских кинофильмов, что крутили в деревенском клубе, облепили всю территорию у подъезда. Кто-то валялся прямо на земле. Кто-то калачиком прильнул к стенам. Все завораживало и поражало. У Саши с Юлькой глаза просто повылезали. Рот не закрывался. Таково было их удивление. Так встретила их попервой нищая госпожа Индия. Ребята словно старались понять куда попали и что происходит. Хотели запечатлеть увиденное.

– Может домой вернемся, пока не поздно? – слезно пошутила Юлька.

От Саши послышалось что-то вроде «мамочки». Тут я почувствовала себя несколько опытной и со знанием дела объявила:

– Это только начало. Так везде.

– И что, везде люди прямо на дорогах спят?

– Прямо на дорогах.

Наш дяденька шел довольно быстро и налегке. Мы едва поспевали. Не хотелось его потерять и остаться в одиночестве среди чужого мира.

Подошли к парковке. Он оставил нас и попросил подождать.

– Хех, нас бросили, – пошутил Саша.

Мы оценили шутку такими же «хе». Съежились. Нас уже начали облеплять потихоньку.

– Что это? – отворачивалась, спасаясь от них, Юлька.

– Привыкай, – прокомментировала я. – Так всегда здесь.

Вернулся дядька. Указал на старый джип. Велел идти к нему. Один из глазеющих схватил Юлькин пузатый чемодан. Она вскрикнула: неужели воруют уже? Но он пролепетал, что поможет донести.

Мы свои сумки перли сами. Подумали, что это подручный дьдьки и помогает нам. Ну или хотя бы ей. Погрузили багаж в машину. Дьдька сел рядом с шофером. Нам оставалось заднее сидение. Помогающий схватился за Юльку:

– Тип, тип, мадам.

Она смотрела непонимающим взглядом: чего он хочет, что говорит. А тот не отступал.

Саша первым догадался в чем дело. Это не был никакой помогающий. Он сам напросился донести вещи, чтобы получить чаевой.

– Баксис. Файф долларс!

– Эх, ни хрена себе! – воскликнул Саша и отодрал Юльку от попрошайки.

Дядька из окна тоже махнул нам, чтоб не церемонились, а залезали в джип. Мы расселись. Я посередине. Немного тесновато, но сойдет. Тот еще просовывал руку сквозь открытое окно, но мы уже тронулись. Наверное не первыми словами крыл нас бедолага, которому обломились «законные» пять долларов.

Выезжали. У шлакбаума сидели кругом мужики на земле и резались в картишки. Мы очумели. Один встал. Его вид больше напоминал придорожного разбойника с дубиной и ножиком. Подошел и взял у нашего шофера квитанцию. Нас пропустили. Или выпустили…

Вскоре показался город. Это Дели. Столица. Повсюду пахло коровьим навозом, скотским потом и отходами, гниющими в канавах.

– Это что, столица Индии? – закрывали нос платками Саша с Юлькой.

– Да, – я сразу вспомнила первый свой приезд сюда.

Тоже Аэрофлотом. Тоже в ночь. Та же духота и та же вонь. И снова внутри все защемило и запело. Это моя Индия. Я снова здесь! Как обещала – и я все равно люблю эту страну! Я вернулась. И уже с Сашей. С благоговением я вдыхала эти пряные зловония. Слушала оригинальный, только Индии присущий, гул машин. Их музыкальные бибикалки. Смотрела на кактусы и фикусы, что росли по обочинам. Только здесь они растут в диком виде, а не в горшках на холодном подоконнике, когда за окном монотонно и серо валит снег. Разве это не чудо? Я снова в сказке. В вечно теплой и красочной.

Коробки-дома, черные, непривычные для европейской архитектуры, мелькали вдоль узких улиц, по которым мы петляли. Редкие сонные коровы. Безлюдно. Почти нет освещения. Фары делают видимыми различные плакаты и вывески. Пестрые, тесные, безвкусные. Мы только пялимся в окна и охаем. Двое впереди тихонько посмеиваются над нами. Мы это замечаем, но нам все равно. Мы полны новых эмоций.

Почему-то нам казалось, что, приехав ночью, нас отвезут в какой-нибудь приличный отель, где мы передохнем и выспимся, а с утра в Агру. Но, к нашему огорчению, машина свернула на шоссейную дорогу и кинула Дели позади себя. Сразу в Агру.

Мы спросили сколько нам ехать.

– Четыре часа, – буркнул жующий гадость дядька и сплюнул в окно.

Встречный ветер через неприкрытые окна хлестал в лицо, засовывая волосы в ноздри, глаза, пересохший рот. Юлька спросила, нет ли у меня случайно какой-нибудь заколки или резинки для волос, потому что ее все в чемодане. У меня все оказалось под руками. Она завязала жиденький хвостик и склонилась на мое плечо. Саша рухнул на другое. Ему хоть и двадцать два, но он привык цепляться за меня как маленький братик, эдакий с сопливым носом со слезами «Атася…не бросай, забери меня.» Так он кричал в садике. Так мы и не бросаем друг друга почти двадцать лет.

3

Я еще долго не могла заснуть, любуясь черной дорогой, визжащими грузовиками, которые мы залихвацки перегоняли, сигналя им, чтоб съехали в сторону. Но два ночи взяли свое и свалили мою голову на грудь. Трясло нас сильно, но это не мешало спать каким-то далеким, уставшим сном.

Открыла я глаза только когда машина притормозила и остановилась. Может приехали?

Сквозь дымку сна пыталась раздвинуть пелену на глазах. За стеклом придорожная забегаловка. Примитивная, азиатская. Навес, каменная кладка, очаг с котелком и дымящимся чайником.

Дядька с водилой вышли попить чаю и позвали нас. Юлька даже не проснулась, только сползла с моего плеча и обняла свои колени. Я что-то промычала, потому что со сна вообще не способна разговаривать. Ответил отказом Саша, сказав, что поздно и не хочется. Я снова впала в беспокойную дремоту.

Они перекусили. Мы снова тронулись в путь. Теперь уже мы часто просыпались, сощуря глаза высматривали дорогу.

– Смотри, смотри! – толкнула Сашу в бок. – Быстрей!

Мы проезжали мимо белоснежного дворца, величественного, с высокими колоннами и могучими куполами. Наверно он был весь из мрамора. Гирлянды освещали его, придавая таинственности и сказочности.

– Надо будет потом узнать, что это такое, где находится и сеъздить сюда, – заметила я и отключилась.

Уже через пару минут от сильной встряски подскочила и больше не засыпала.

Мы проехали придорожный Макдональс – я удивилась, что он пользуется популярностью в Индии на пустом месте: там даже ночью виднелись посетители. Немного погодя показалась высокая труба с полыхающим из нее огненным пламенем. Как вечный огонь.

– Газовая вышка что ли? – буркнул сонным голосом Саша.

Юлька все еще клевала носом и долбилась виском об окно, как муха у Альтова.

Мы читали пролетающие сверху вывески: «Матхура – 3км, Агра – 57км, Алигарх…»

– Смотри, у нас это почти обзывательство, а у них название, – была Сашина шутка, как разминка.

– Да, зато видел? До Агры совсем близко. Наверно минут через тридцать будем.

И снова ловили, успевая прочесть дорожные указатели, отсчитывая миновавшие километры. Мы так сильно устали, что просто мечтали наконец приехать на место.

И вдруг, как–то неожиданно быстро завернули на боковую дорогу.

– Уже? – в один голос, переглянулись.

Юлька тоже проснулась и таращила непонимающие светлые глаза.

Оказалось, мы приехали. Это Агра. С ужасом увидели недостроенные дома, в ночи выглядевшие просто ужасно, мусорки прямо вдоль дороги, коровы, шатающиеся как пьяные. На припаркованных велосипедных рикшах спали, накрытые старыми балохонами, извозчики. И это мы так жить будем?! Без слов. Без звука. Мы все трое похолодели. И представили гибельную картину своего заточения. Как же выжить здесь восемь месяцев?!

Шофер затормозил и мы остановились. Дядька обернулся и махнул нам неопределенно.

– Чего, выходить что ли? – мы походили на заключенных, выводимых на расстрел.

Никто из нас не решался выйти из машины первым. Наконец дядька открыл дверь и Саша вылез. Мы последовали за ним. Все вместе полезли за нашими сумками. Но он нас остановил:

– Только он, – указал на Сашу.

Лицо моего брата вмиг сделалось детски беспомощным. Таким несчастным я его видела много лет назад, когда первый раз отводила в садик. Он плакал, цеплялся за меня. С ужасом оглядывался на других незнакомых детей, на враждебных воспиталок. И, рвя мне душу, кричал:

– Атася! Не бросай меня! Забери меня!

Только пару часов назад вспомнила об этом и снова история повторилась.

Я открыла рот что-то спросить, но слова не шли с языка. Да и как спросить. Что сказать. Вылетело лишь жалкое стоноподобное «А-а».

За оградой, куда мы въехали, нас встретил еще один песочный мент, вылезший из сторожевой будки. Вытащили Сашину огромную черную сумку. Нам скомандовали полезать обратно в джип. И мы уже из окна видели, как его уводили куда-то в четырехэтажное здание. Он оглядывался на нас прощальным тоскливым видом. Мы выкрикнули ему:

– Не бойся. Мы тебя найдем! Может еще свидимся.

Шутка была беспомощная, жалкая. Но за нее мы цеплялись, как за последнюю надежду, что нас не разлучили на восемь месяцев, и что нас с Юлькой тоже не разделят.

Джип повернул обратно.

– Неужели мы в другом конце города жить будем? – предположили мы. Но ошиблись.

Машина довольно быстро остановилась еще у одних ворот. Охранники открыли и пропустили нас внутрь. Мы проехали каким-то угловатым путем мимо высоких кустов, за которыми покрикивали диким криком то ли птицы, то ли звери. Вытерли пот с лица. Остановились у широких стеклянных дверей. Вылезли. Охранники помогли нам вытащить наш багаж и оставили стоять на крыльце. Джип уехал. Мы с Юлькой только переглядывались. Вокруг нас ходили, суетились, говорили. Но мы не понимали.

– Наверно, хотя бы нас вместе поселят? – с надеждой предположила моя напарница.

Я пожала плечами. Мент, щуплый, пожилой, усатый махнул нам рукой, чтоб шли за ним. Мы подняли неподнимающиеся чемоданы и потащились вверх по лестнице.

– Даже помочь не могут, – бурчали мы, – мужики индийские, никакого благородства.

Так доползли до четвертого этажа. Один из охранников, чувствуется поважней и серьезней, велел нам оставаться и подождать. Куда-то сходил, кого-то спросил. Вернулся. Ключ не подошел к замку. Мы снова остались ждать. Он снова вернулся и махнул нам спускаться.

– Епт… – то поднимись, то спустись, как будто мы без сумок! – выругалась я.

Юлька чуть не хныкала: устала, хочет спать, тяжело.

Спустились на второй этаж. Там охранник подергался, походил. Видимо, нужной или свободной комнаты не оказалось.

– Пошлите наверх, – скомандовал нам.

Мы чуть не загрызли его. Мотаться туда-сюда взад-вперед не представлялось веселым времяпрепровождением.

– Нашел бы сначала комнату, а потом таскал нас! – огрызнулась я, не зная как это высказать на хинди.

Что-то от этих слов, от моих эмоций подействовало на песочного. Он обернулся и взял Юлькин чемодан.

– Слава богу, – обрадовалась девушка. И мы вдвоем подняли мою сумку.

Подвел нас к комнате 202. Остановился. Мы молились, чтобы это был финиш.

Замок открылся. Мужчина зашел первым. Зажег свет. Навстречу нам из бывшей темноты мелькнул ужасный хвост. Юлька взвизгнула и отскочила:

– Мамочки, что это?

Охранник засмеялся: не страшно. Я сразу узнала индийских домашних ящериц. Будучи еще в гостях у неких Ароров год назад в Дели, успела познакомиться с чупкили. Сначала тоже вскрикнула – надо мной посмеялись и объяснили, что безопасно. Теперь моя очередь была успокаивать Юльку.

Комната на удивление оказалась просторной, светлой. Широкое окно. Свой балкон. Два шкафчика-тумбочки. Два мягких стула со спинкой. Две поставленные вместе деревянные кровати с красными новыми матрасами, хоть слегка и выпачканые черными пятнами. Далее следовала темная полукомната со встроенным каменным шкафом для белья. И что больше всего нас порадовало – собственный европейский туалет и душ. Не надо, как представлялось, бегать занимать очередь по утрам в единственный общий душ и туалет на этаже.

– Итс окей? – спросил добродушно охранник.

Мы радостно закивали. Он взял замок и пошел.

– А нам? – мы догнали расспросить про замок. – Нам тоже надо закрывать.

Он понял наш ломаный хинди-инглиш и улыбнулся:

–Но. Кхариденге аап.

Мы с сокрушением поняли, что покупать придется самим. А вот где и как… От одной мысли ходить где-то искать по Агре магазин с замком нас кидануло в холодный пот.

Заперлись и сразу как-то распределились. Я заняла кровать ближе к двери у стены. Юлька – у окна. Никаких простыней, подушек. Легли так. Одетые. На матрас, на котором виднелись пятна от прежних жильцов.

Не спалось. Думали, сразу отключимся. Но сон не шел. Слишком много нового обрушилось за раз на наши тепличные головы. Болтали, перебирая и делясь страхами. Наверно только к рассвету задремали.

4

Вскочили мы раньше ожидаемого. Новое утро в новой стране. Для моей сожительницы это вообще было первое утро в Индии. Мы здесь не в гостях, не как туристы. Мы тут как полноправные жители, ну или около того. И теперь обязаны учиться жить по местным законам, принимать чужие привычки, подстраиваться и приспособляться.

Юлька вышла на балкон курить. Солнце не слишком тревожило нашу комнату: густая крона высокого дерева отгораживала нас и защищала. Наша комната выходила на дорогу, но ее мы не видели, и нас тоже с дороги невидать. Доносились только звуки проезжающих машин, мотоциклов. Чужими голосами кричали невидимые птицы.

Приняли по очереди душь. Наслаждались холодной водой, освежающей и ободряющей. В Индии горячая бывает лишь зимой в северных районах – от электробойлеров. Один из таких висел в углу рядом с душем, но еще не работал. Не сезон.

– Если за нами пока никто не пришел, значит, учиться бежать не надо, – предположила я.

– Надо будет попозже вылезти узнать что тут, кто живет. Пораспросить соседей по общаге.

Мы обе казались испуганными, дикими.

Принялись несмело распаковывать багаж. Надо как–то начинать обживаться. Привыкать. Теперь это на целых восемь месяцев твой дом.

Свои вещи никак не могла вытащить сразу – очень уж резко (растянула это удовольствие дня на три). Только самое основное – мыло, шампунь, рулон туалетной бумаги, кремики, зубную пасту. И тут только обнаружила, что забыла дома щетку. Едва не в панику -где же тут искать?! Чем зубы почистить? Но быстро успокоилась: за восемь месяцев найду.

Юлька в отличии от меня с чемоданом расправилась быстрехонько и почти весь каменный шкаф минут за десять был оккупирован ее вещами, большинством из которых оказались безвкусные аляпистые кофточки, платьица на детский фасон, сплошь усеянные бисеренками, бусинками и камешками.

– Эти все красивые вещи я привезла из Китая. От Владивостока Китай близко очень и визу получить легко, и доехать дешево. Я уже два раза туда за одеждой и сумочками ездила. Накупила себе столько! И так дешево! – Юлька, казалось, переполнилась азартом скупить по возможности и в Индии дешевого барахла на контейнер. Или просто вспоминала китайское изобилие.

– Ну и как тебе в Китае, понравилось? – слегка позавидовала: у нас в России пока еще все завидуют тем, кто хоть раз побывал за рубежом, особенно там, где ты сам еще не был.

– Ну да, там прикольно. Но там спокойно, не так, как тут. Тут вообще ужас! – и истерично хихикнула. – Не представляю, как тут вообще люди живут. На улицу боюсь выйти.

Она снова с головой зарылась в своем чемодане, из которого как из бездны вынимала все новые и новые вещи.

У нее в аэропорту оказался перевес – лишние кило списали на нас: групповой билет – и поэтому меня сейчас разбирало любопытство, чего же она с собой набрала, что больше двадцати кило получилось. Какого же было мое, не сказать, чтоб уж прям раздражение, но близкое ему разочарование, когда на ее кровати оказались три пары обуви (две из которых на высоком каблуке, вряд ли подходящие для прогулок на далекое расстояние по жаркой стране, где скорей сгодятся шлепанцы и сандали), три дамские сумки – те самые китайские, мягкая игрушка, чтоб было с кем спать в обнимку, и роман «Одиссея капитана Блада». Все остальное, как у всех – куча тряпья, белье, кремики, полотенца, шампуни… И еще целый арсенал таблеток от, наверное, всех болезней, что описаны в медицинском справочнике для врачей. Ну тут уж она меня переборщила. Я отделалась десятью таблетками анальгина (утолять боль при критических днях) и пузырьком корвалола. И хотя капли от сердца, но отлично помогали от герпеса на губах.

– Ой, надо же! – воскликнула Юлька,вынимая из чемодана большое фото в рамке. – Мой молодой человек незаметно от меня положил мне фотку, где мы вместе. Чтоб я не сильно скучала одна без него, – из ее глаз брызнули слезы и она отвернулась, чтобы не расплакаться при мне. – Мы же с ним жили вместе. И всегда везде вместе. Даже вместе работали.

Я понимающе молчала. Здорово, когда у кого-то есть любовь, теплые чувства. Наверно, это очень тяжело расставаться с любым человеком. Я расталась с мамой и бабушкой. Но это другое. Немного даже позавидовала Юльке. Ведь ее кто-то там любит и ждет. Скучает по ней. Вот даже и фото положил, чтоб она не чувствовала разлуку… плохо быть одиноким.

Посмотрели на часы. Наше московское время около шести утра.

– Неужели часы придется переводить? – с испугом спросила Юлька, вытерев слезы.

– Да, наверно, иначе как же мы будем здесь ориентироваться.

Решили перевести пока только ее наручные. На телефоне не трогали. Пока не купим индийскую сим-карту, будем жить немножко дома, представляя, что сейчас творится на родине, который час.

Я вынула груши, кибиревские, с бабушкинского деревенского огорода. Угостила Юльку. Она покусала по бокам и выкинула в пакетик для мусора, что мы уже успели организовать. Мне как-то стало жалко, что она ест бесценный фрукт так не качественно и столько мяса остается. Пожадничала: сама остальное съем, ей больше груш не дам. Лучше чем-нибудь местным ее потом угощу.

Она тем временем вынула пакет с московскими конфетами. Я не отказалась, хотя и не жаждала их. Они оказались очень приторными, тянучими от нуги, прилипали на деснах, промеж расщелин и чавкали при соприкосновении зубов. Я давно привыкла к натуральным сладостям вроде изюма, фиников. Потому от второй «Коровки» отмахнулась.

Еще в моем рюкзаке прятались бабушкины домашние пирожки с начинкой. Но, вспомня груши, тут же передумала угощать ими. Это очень дорого, практически бесценно для меня – это последнее с родины, чтобы позволить и им оказаться в пакете с мусором. Пирожки мы готовили без соли и Юльке они могли не понравится. Этого допустить я не могла. Лучше не показывать, чем зазря потом обижаться на девушку.

Оделись. Накрасились. Допили воду, еще российскую, из бутылок. И с глубоким выдохом вылезли из дверей.

Общежитие жило полной дневной жизнью. Повсюду слышались голоса, звук туалетных рычащих вентиляторов, музыка, стук дверей.

– Кого бы спросить? – таращились по сторонам. – Знает ли здесь кто-нибудь русский или хотя бы английский?

На чудо, что здесь услышишь русскую речь, мы даже не надеялись.

Тут слева открылась одна дверь и из нее показалась симпатичная брюнетка, одетая на индийский манер: белая в мелкий цветочек кофта с разрезами по бокам, джинсы и шлепки. Направилась в нашу сторону. Ее улыбка нас обнадежила:

– Хай! – поздоровалась. Мы ответили. – Вер ар ю фром – откуда?

– Раша.

– Ой! Вы русские! – вдруг выпалила она.

Мы как вкопанные. Индианка (а она вполне на нее смахивала) довольно чисто говорит по-русски. Да еще тут! В Индии. В Агре! Не могли прийти в себя.

– Да… А ты… вы… русский знаешь?!

Она засмеялась.

– Тут многие знают. Я Динара. Из Туркмении.

Мы прям вздохнули с облегчением: мы не одиноки. Это почти свои. Родные.

– Наташа. Юля.

– Очень приятно.

Мы так обрадовались своему спасению, что готовы были прям сейчас броситься ей на шею и просить помощи. Она казалась уже здесь обосновавшейся и наверно знает, где можно приобрести воды и прочее. У нас ведь и замка не было, чтоб дверь запереть.

– Динар, а ты знаешь, где тут магазин, что ли… – не смело спросила я.

– Нам бы воды купить. А мы не знаем. Боимся даже выйти, – добавила Юлька.

– Да тут рядом, в любую сторону, – бросила новая знакомая. – Только я сейчас спешу. Потом как-нибудь.

Мы так и сникли. Она это заметила и поспешила нас успокоить.

– Там вон внизу, – указала рукой вниз. Там как раз дверь открывалась. – Живут девчонки с Грузии. А вон в той комнате рядом с ними – с Украины девочка. Да тут вообще все уже все знают. Спросите.

И убежала. Нам полегчало. Уже не чувствовали себя брошенными чужаками, как пять минут назад. Жизнь налаживается.

Откуда ни возьмись появилась живая девчонка с хитро сощуренными глазами. Тоже поздоровалась. Оказалась из Японии. Я удивилась, потому что не ожидала, что Япония, сама по себе страна азиатская и экзотическая, может интересоваться другой азиатской экзотической. Хотя тут же поразмышляла об относительности экзотичности. Россия по отношению к той же Японии или Индии тоже диковина.

Девушка представилась Акедой, узнала, что у нас нет замка и предложила временно свой, пока мы не купим. Сбегала в свою комнату – жила на нашем же этаже. Через минуту мы могли с радостью покинуть свою квартирку и отправиться на поиски новых друзей, что жили этажом ниже.

И уже готовые встретили еще двух узкоглазеньких девчонок. Баярма и Цельмек оказались из Монголии. Цельмек держала в руках только что купленную бутылку с водой. И мы сразу бросились с расспросами, где, почем. Удивление наше усилилось, когда узнали, что монголки понимают русский и даже немного говорят на нем. Монголия, оказывается, большая фанатка русских звезд, кино, телепередач и пишут они кириллицей.

– Пятнадцать рупий бутылка, – сказала нам Цельмек с мягким акцентом.

Мы вздохнули, потому что ожидали нечто занебесное.

– А может ты нам денег разменяешь? – вытащили мы по пятисотке.

– О, да вы очень богатые! – засмеялись девчонки. – У нас таких нет. Мы когда ехали сюда через Японию, у нас на границе все доллары отобрали – сказали, что мы едем сюда стать проститутками – и мы сюда нищие приехали. Теперь просим у института, чтоб нам пораньше стипендию выдали. Из дома ждем перевода по Вестерн Юнион. Но вы не бойтесь. В магазине вам разменяют.

Монголки приехали двумя неделями раньше нас и уже ходили на занятия. Мы еще не знали что нам делать. К тому же еще надо разыскать Сашу. Где он и как устроился.

Снизу нам уже махали рукой и кричали приветы. Всем любопытно было узнать, кто новенький приехал, откуда. Пошли знакомиться.

Украинку звали Таней. Она сразу предложила нам угоститься гречневой кашей «Быстров». За три секунды поплакалась, что у нее на австрийских авиалиниях отобрали все медикаменты. Указала на раздутую от герпеса верхнюю губу (я тут же расписала об удивительных качествах корвалола и уже вечером вручила ей). Похвалилась, что ее зачислили в двухсотую продвинутую группу и уже дают домашние задания.

– Ешьте, это вкусно, – протянула с соседней койки распакованный пакет с индийской сухой и острой закуской. – Моя соседка Тануджа с Маврикия это обожает.

Из вежливости я угостилась щепоткой. Мне доводилось это и раньше есть. Не в восторге.

Сразу же мы перешли в соседнюю комнату, где познакомились с Ириной и Ией. Грузинками. Они курили и допивали утренний кофе, блаженно рассиживаясь на матрасах нога на ногу.

Не успела еще изучить их характер, как девчонки убежали на занятия, пообещав встретиться в обеденый перерыв.

С Мадиной с Таджикистана, тучной старой девой со свирепым взглядом, и остальными мы познакомились позже в столовой.

Мы стояли всей русскоговорящей компанией у главных институтских ворот и ждали ребят. Мадина в своем пестром таджикском платье по щиколотку. Таня в бейсболке, с двумя бараночками из-под нее, в джинсах (я ужасалась, как она в них не вспрела) и в топике с полуголой спиной – смело! Ирина тоже жарилась в джинсах, а Ия оголила колени короткой юбкой и обширная грудь просвечивалась черной паутинной кофточкой в обтяжку. Юлька со всей наглостью провинциальной простоты напялила детское короткое платьице а-ля 80-х, с пришитыми побрякушками на груди. Вместе с Ией они обе одели высокие каблуки. Я постеснялась одеть на себя свои откровенные топики, что привезла, ожидая жару. Но здесь все уж очень дивились нам. Довольствовалась бриджами высвеченного кремового цвета и футболкой.

Сикоди – охранники, кто сидел, кто стоял, пялились на нас во все глаза. Новая культура, новые девки. Все до жути интересно. Таня с Мадиной попросили сходить за Зфаром и Сашей. Один из охранников пошел в мужское общежите позвать. Теперь мы ждали. По дороге проезжали велосипедисты, мотоциклисты, как правило по двое-трое на сиденье. И все смотрели не на дорогу.

Мы с Юлькой спросили, как здесь можно купить местную симку, какого оператора выбрать, что выгодней и дешевле.

– Не знаю, – сказала Таня, – у кого-то Airtel, у кого-то Hutch, а денги все-равно улетают. Положила 250 рупий и через два дня уже нет. Всем надо позвонить или смс послать. Так что без разницы. У меня вообще симка делийская, мне здесь не выгодно по ней. Тоже буду покупать местную, агровскую.

– Надо чтоб купить симку, разрешение получить у Хариша, – добавила Мадина.

– Мы заявление написали и две недели ждали, – добавила хорошо знавшая русский Ия.

– А кто такой Хариш? – спросила я. – И где его искать?

– Так, он всем заведует бумажным. Сейчас все равно к нему пойдете.

– Вы еще поедете фотографироваться и в полицейский участок. А потом вам выдадут студенческий.

– А когда учиться начнем? В какой группе? – горела любопытсвом Юлька.

Почти хором:

– Тестирование сначала. Письменно грамматика, а потом устно. И уж потом решат, куда вас определить. А пока гуляйте. Можете ходить в любую группу или вообще не ходить на занятия.

Но мы приехали освоить хинди индийской методикой скоростного обучения и просто изнемогали от нетерпения приступить как можно быстрее.

Сквозь пыльную дымку плавящегося воздуха показались силуэты. Один был мне знаком с детства. Другой сухой, жилистый, казался высоким, хотя с Сашей примерно одного роста.

– Привет! – послышалось кругом.

– Саша, Россия.

– Мадина, Таджикистан.

– Таня, Киев.

– Ия,Ирина, Грузия.

– Зафар, Узбекистан.

– Наташа. Юля.

– Живой? – пощупали мы с Юлькой Сашины мышцы на руках. – Как там устроился?

– Пока один в комнате. Вон, кстати мой балкон, – указал на резцы где-то на углу четвертого этажа.

Гурьбой пошли в здание интситута. Внутри скучный,темный, мрачный, но прохладный от резвящихся в потолке панкхов – вентиляторов.

Прошли по коридору и поднялись на второй этаж, где находились классы обучения видешей – иностранцев, и администрация нашего иностранного отделения. Мы трое зашли в комнату с картой мира на стене. Другие разошлись на занятие. Но через минут пять вернулась Таня. Ей надо было расспросить Хариша, выского приятного на вид усатого мужика, когда она с кем-то еще поедет в полицейский участок регистрироваться. Он сказал ей, что потом с урока, когда все будет готово, ее позовут.

Дал нам бланки заявлений, напечатанных на хинди и английском. Спрашивая друг друга, что там написано и стараясь списать слово в слово, кроме имен и фамилий, марали ручками чистые листы. То и дело заставляли Юльку по-английски переспрашивать усатого и другого низенького с прилизанными волосами что тут писать. Иногда сами на ломаном хинди. А потом разбирались втроем, что же он ответил. Но общая суть была в том, чтобы написать, что принимаешь условия обучения и проживания под патронажем санстхана – института.

– И когда нам можно учиться, в какой группе? – спросили мы уже этого высокого.

Я тогда так и не поняла, что он и есть Хариш.

– Нам надо в полицию ехать?

– Потом, потом, – махнул неопределенно рукой. И мы вышли из кабинета растерянные, без особых целей и планов.

Из соседнего класа выскочил возбужденный чем-то Зафар:

– Идите быстрей на первый этаж в кассу. Получайте стипендию!

– Какую стипендию? – не поняли мы. – Мы же только сегодня ночью приехали.

– Все равно сходите. Всем дают. Может вам тоже есть.

С вытаращенными глазами попросили проводить нас до кассы.

Скромно забившись в уголок возле окошечка, спросили крупную голову с начинающей лысиной:

– Степенд?

– Коун – кто?

– Александ, Наталья, Юлия, Саб Рус се – все русские.

– По одному, – перебил он.

И мы повторили по очереди наши имена, сказав, что все трое из России.

Он полез в амбарную книгу и там напротив наших имен оказалась четырехзначная цифра.

– Уау?! – мы отсчитывали по полторы тысячи (или 1650).

Нам уже насчитали, хотя мы ни дня не проучились. Снова богачи! К своим девяти тысячам на двоих прибавились еще три.

5

Сегодня после обеда всей кампанией собирались поехать на какой-то рынок Раджа ка Манди. Для нас это название означало тоже, что и абра-кадабра. Но мы все равно обрадовались. Первая вылазка в город. А купить надо не мало.

Нам уже успели сообщить, что каждый день с часу до двух и вечером с семи до восьми в столовой общежития на втором этаже обед и ужин.

– Пацанов не пускают. Им в типины накладывают и носят в общагу. А мы сами накладываем что хотим и поскольку хотим.

Жара стояла такая непривычно приятная, что есть совсем не хотелось. Только пить. Но гадкая привычка относится к еде с преувеличенным почтением заставила подчиниться режиму. Будучи еще в России, мы с Сашей начинали хотеть есть только часам к четырем, а бывало и к пяти. Иногда хватало одноразового питания. А тут целых два раза в день. Хочешь – не хочешь. Даже и с этим можно было бы справиться, если бы из твоей стипендии не извлекали ежемесячно по тысяче рупий на кормежку. А в таком случае моя жадность не знала предела. Подчиняясь системе, я придумала себе любопытство: что давать будут? Индийская пища все-таки. Такую на родине поесть можно либо в случайных гостях, либо в ресторане. Последнее практически невозможно было для нас двоих. Первое крайне редко, что приравнивается к чудесам. Так что ничего не оставалось, как вместе с Юлькой отправиться в столовую.

Моя сожительница переоделась в майку и в красные шорты, до того короткие, что их смело можно было принять за трусы.

В зале уже собрались наши новые знакомые. Тоже одетые по домашнему, кто в шорты, кто в халаты.

– Посуду спросите у Маниша, – сразу порекомендовали нам девчонки. – Тарелки, стаканы, вилки и ложки.

И указали на сытого приземистого индийца с добродушным усатым лицом.

В Индии усы, как я успела заметить, либо традиция, либо мода.

Мы скромно позвали его.

– Бартан диджие, – попросили мы посуду.

Он нас понял и вынес из кухни два круглых подноса, стаканы и ложки из нержавейки. Юлька оглядела с подозрением тхали. Я уже видела такие тарелки и даже ела из них.

– А если подлива жидкая или супчик? – не понимала она. – Здесь же бортов нет.

Я поспешила объяснить ей, что суп здесь не едят, а накладывают, допустим, рис и в него уже наливают ложечку-другую гороховой подливы, могут положить овощец вареных. И уже так едят либо ложками, либо отрывают кусок сухой лепешки роти и цепляют ею как ложкой рис с горохом.

Юлька пожала плечами и пошла пробовать. На стойке, отгораживающей нас от кухонных работников, Маниша и пары сухоньких женщин с двумя детьми, стояла высокая корзина, устеленная газетами, на которых пропитывалось масло от жирных лепешек пури; поднос с порезанными кусочками огурцов, помидоров и красного лука. Я обрадовалась: осень и зиму мы тут будем питаться свежими овощами, каких дома не укупишь. Это привело в восторг не только меня. Все СНГ ликовало.

Дальше по очереди шли котлы: с вареным пустым рисом, с чечевичной подливой, с гороховой подливой. Либо одну из них берешь, либо обе. Замыкала съедобную галерею баночка с приправой ачар. Юлька наклала без разбору всего и ачар. Его я точно себе брать не стала. Еще в бытность свою второго приезда в Индию меня угостили этим, по утверждению местных, самым изысканным блюдом, от которого любая еда становится в сто раз вкуснее. Ну как не попробовать? Взяла в рот. И… меня чуть не вырвало. Специфический тошнотворный вкус мазуты с перцем и голой солью. Индийцы удивились, что ачар мне не понравился, а я потом еще долго заедала этот привкус во рту. Потом я узнала, что делают они эту приправу из зеленого манго и часто без острого перца.

Стол, где обедали наши новые знакомые, был уже занят и мы вдвоем подсели к другим сокурсницам, с которыми еще не успели познакомиться. Яркий свет падал из окна на их бледные европейские лица и скрывал длинные тонкие носы. Они нам улыбнулись. Мы им. Они говорили по-английски. Я по-английски только скалилась. Тут одна из них по-русски сказала нам:

– Приятного аппетита.

Мы оторвались от риса.

– Ты русский знаешь?

– Конечно, – посмеялась та. – Я из Белоруссии. Лена.

– А они тоже русский знают? – кивнула я на других.

– Нет, мы общаемся на английском. Это Сара из Инталии (сухая высокая девушка мило сощурила глазки) и Бернадет из Австрии.

Я посмотрела на последнюю и удивилась, что несмотря на ее огромный нос рубильником, она казалась очень приятной и добродушной.

Я, борясь между жадностью и отсутствием голода, положила себе только пару ложек риса и по ложке подлив. Пури совсем не взяла. Зато не постеснялась салатом. Жаль только в Индии нет концепции нашего салата с маслицем или сметанкой.А уж Юлька навалила себе целую гору всего.

«Неужели она все это съест?» – подумалось мне, ведь Юлька была худая до костей и какая-то неустойчивая.

Такие и есть должны были мало, как казалось. Но наверно сказалось, что не ела в самолете и накануне. И к тому же она говорила, что волчий аппетит бывает у нее только с утра. Поэтому главным всегда является завтрак. А поскольку полноценного завтрака у нее не получилось, вот она и решила отъесться.

К моему удивлению ачар ей понравился, но перцу много. Горох с рисом она поклевала с презрительным видом и вывалила в мусорное ведро. Съела только лепешку.

У меня снова мелькнуло непритное: «Зачем тогда столько накладывать, если не хочешь. Только портить.»

Народ уже расходился, вымыв после себя посуду тут же в раковине у стойки. Пришли гурьбой какие-то черные девчонки. Наложили каждая с горкой и такой же гурьбой исчезли в комнате рядом со столовой.

– А это кто такие? Индианки? – спросила я у Ленки.

– Нет, это Шри-ланка. Ну ладно. Приятно было познакомиться. Пойду. А то нам еще с одной девчонкой встречаться. Это Наташа из России. Она здесь в прошлом году училась. И вот приехала в аспирантуру поступать. Сегодня покажет нам магазин хороший и мандир один. А завтра поедем в сикский храм гурудвару. Если хотите, можете с ней познакомиться. Дать вам ее телефон?

– Давай. Только у нас еще нет своего номера. Мы только сегодня ночью приехали. А вообще здорово, что тут есть кто-то, кто уже знает город.

– Да, она нас научит, как тут ездить.

Ленка убежала, а мы удивлялись, зачем эта Наташка сюда опять приехала. Нам бы тут выжить как-нибудь до мая, а она снова в это змеиное логово. Ужас. Да мы бы на ее месте! Да никогда бы!

Танька нас позвала к себе в комнату минут через пятнадцать. От нее бы мы все собрались и вышли к дороге ждать ребят.

Мы поднялись к себе. На этот раз Юлька не пошла ни в платье, ни в этих шортах. Скромная футболка и джинсы.

Спустились к Тане в комнату. Туда пришла Мадина, кинула на меня ничем не обоснованный злой ненавистнический взгляд, готовая превратить меня в камень или лягушку. Затем скрикнули Ию с Ириной. И наконец-то вышли.

У входа на территорию, где у будки сидели скучающие сикоди, мы расписались в журнале прихода и ухода и стали ждать Сашу с Зафаром. Наконец они появились на горизонте. И Таня с Мадиной начали ловить велорикш.

– До Кандари сначала поедем. С человека по две рупии.

– А у нас мелочи нет. Может вы нам пятисотки разменяете? – заскулили мы.

– Мы за вас заплатим. Потом рассчитаемся, – благородно предложила Таня.

Мы обрадовались и согласились.

Рассаживали нас по двое, так чтобы новички оказались с бывалыми.

Мы поехали. Я села с Таней. Саша с Зафаром.

Мимо нас проходили босые или в шлепках сухие, обожженные солнцем женщины с корзинками на голове; племенные неразвитые мужчины в единственно грязных, когда-то белых майках; удивленные облезлые собаки,тонкие, некрасивые, непохожие на наших российских. Сопливые дети в коротких платьицах или штанишках кричали нам вслед что-то свое, махая руками и тыкая в нашу сторону пальцами. Прыгали, смеялись.

Повсюду груды мусора самого разного происхождения: неизвестно откуда взявшийся крупный серпантин, бумага, прокладки, следки от непотребных шлепанцев и башмаков, очистки, коровьи лепешки, фантики, упаковки. И среди этого хлама местами высились двухэтажные гордые и неприступные особняки. Единственным признаком жизни в них были качели на балконе и кое-где сохнущая одежда.

То и дело нас обгоняли завистливые авторикши на своих зеленых трехколесных жуках, мотоциклы, груженые кирпичом и щебнем, ослепшие от напряжения ослики с натертыми до крови ягодицами.

Седце щемило от вида такой картины. Но бессилие что-либо изменить заставляло отворачиваться и насильно отпихивать жалость в далекий чулан подсознания.

– А что такое Кандари? – спросила я, пытаясь понять куда мы едем.

– Ну это район, где мы живем. Мы тут едем до перекрестка, потом пересядем.

– А-а…а две рупии по этим деньгам, это много или мало? – мне очень хотелось побыстрее освоиться.

– Ну, на них в принципе ничего не купишь. Так, за дорогу.

Наконец необычно быстро мы и приехали.

– Уже?

– Да, слезай.

Я соскочила на пыльную дорогу. Встала. Обернулась по сторонам. Дикий народ, ужасно черный, толпился у грязных таких же черных закусочных. На противоположной стороне дороги шла стройка. Женщины носили кирпичи на голове, дети суетились с чем-то на начатом этаже с возвышающимися черными кольями, за которые потом и сцепливают стены. Мужики-строители сидели на груде песка и попыхивали самокрутки.

– Женщины работают, мужики отдыхают! – громко фыркнула Юлька.

Наши несколько рикш все подъехали. Мы грудились толпой. Расплачивались. Зафар по-свойски уже громко спорил с зелеными жуками. Потом махнул нам и мы всей оравой расселились в две рикши. Мне посчастливилось усесться вплотную к водиле, потому что изнеженные грузинки не могли позволить его потному телу прикасаться к их отглаженным кофточкам. Я быстро постаралась справиться с неприязнью – мне с ними еще год дружить.

«Ладно. Для меня все люди равны. Если его локоть и упирается мне в грудь, от меня не убудет».

Мчались. Виляя по дороге, подпрыгивая на ухабах. Бибикая назойливым мотоциклистам.

– Мьюзик! Мьюзик! – закричали пассажирки с заднего сиденья.

Водила обернулся, оголяя два ряда гнилых кирпичных зубов.

– Мюзик хе! – обрадовался и врубил. Даже в ушах рвануло.

Я вздрогнула, но почти сразу привыкла.

Рикша ехал настолько самодовольный, что вез иностранцев, что покрикивал угрожающе на засмотревшихся конкурентов, груженых местными заморышами. А я все молила бога сохранить мне жизнь, потому что никак не могла привыкнуть к особенностям местной езды. Наш кузовок весь визжал от страха, а потом смеялся. И снова визжал.

Мимо салона продажи авто нас обогнала вторая партия санстханцев под предводительством Зафара. С гиганьем и улюлюканьем посмеиваясь над нами.

– Эй! – закричала наша группа. – Быстрей гони! Джальди!

Рикша засмеялся и прибавил газу. Теперь мы обгоняли Зафара. Теперь мы улюлюкали победоносно. Перегонки отвлекали от страха аварии. Меня потрясало чувство азарта и приключений. А они началсь. И я ликовала.

«Как хорошо, что я тут оказалось! Спасибо судьбе. Спасибо профессору Суразу, что послал меня учиться! Спасибо всем за такое чудо!»

Остановились мы у какого-то моста. Здесь грязь словно стояла доверху, улетая в небо, доставая облака. Нога ступила в мокрую вонючую жижу. Откуда-то стекало что-то, образуя это нечто, во что я с омерзением и вляпалась. Побыстрей отскочила в сторону, где сухо. Девчонки по обыкновению расплатились. Я только вела подсчет, сколько мы им с братом уже задолжали.

– Мы что, уже приехали? Нам сюда? – спросила я с испугом, оглядывая настоящий змеевник. Торговцы рыбой, над которой чернел рой зловеще жужжащих толстых мух. Лотки с фруктами, жареным дымным арахисом, соковыжималки с падающими прямо на землю мякишными отходами. Вой машин, бибиканье, как спираль бесконечный гомон речей. Снующие под ногами собаки. Толкающиеся бесцеремонно гигантские быки с равнодушными глазами. Потные, заляпанные одежды. И жареный воздух.

– Сейчас немного пройдем и там пересядем.

Все кинулись за Зафаром, как выводок за курицей. Проскакивая с ужасом мимо рикш, машин, безумных велосипедов, мы неслись, цепляясь друг за дргуа и крича:

– Зафар! Подожди! Ой!

Непонятным мне чудесным образом мы пересекли две сумасшедшие бессфетофорные дороги перекрестка и оказались у ряда новых зеленых моторикш.

– Раджа ки Манди!

– Чало – поехали!

– Он согласен,садитесь.

Мы снова набились сельдью в бочку. Я опять оказалась на переднем сиденье. Наглеющий водила сильнее прижимался ко мне, оттопыривая локти, чтобы дотянуться и почувствовать мою грудь.

– Он тебя там не лапает? – заботливо пошутила сзади Ия.

– Есть немного, – скривила шутливое лицо.

– Поэтому мы там с ним рядом не садимся.

Это я уже поняла. Немного заело, что почему тогда я должна сидеть на небезопасном позорном месте. Но решила в другой раз хитро запрыгнуть назад.

Плюнув на неудобства, во все глаза стала пялиться на город, что мелькал мимо. Теперь мы уже оказались на довольно чистой и цивилизованной дороге. Я подумала, что центральная. По середине на травянистой меже, разделяющей две полосы, нашу и встречную, красовались рекламные плакаты, социальные проекты: «Биг базар», «Сделаем наш город чистым и зеленым!», «Джювелери…», «…хенди крафт…» «до Таджа 11 км, до Лал килы 9 км.»

Кинотеатры, с пестрыми плакатами новых фильмов, большие стеклянные магазины, перекрестки с постовым регулировщиком, большой красный дворец в могольском стиле, повсеместные рядовые храмики, вроде наших часовенек, толпы красочных ярких людей с улыбающимися белыми зубами. Все восторгало и наполняло душу счастьем. Это Агра. Однажды мы наверно узнаем ее всю, или почти всю.

«Придет время и мы привыкнем и перестанем бояться этих дорог, этих улиц, этих людей. Город перестанет быть нам чужим. И мы станем тут настоящими жителями,» – думалось мне с надеждой.

– Приехали! – послышался призыв выгружаться.

Мы попрыгали, как клопы с постели, и скопились у обочины.

Нам снова предстояло переходить кишащую дорогу. Но на этот раз здесь оказался регулировщик, который позволил пешеходам без риска перебраться на другую сторону.

Это и был наш рынок. Настоящий восточный базар. С яркими мотающимися на ветру подвешенными разноцветными рубахами и штанами, сари и шальвар камизами. С лотками дешевых стеклянных круглых чуриев. Я сразу подумала: «Вот бы мне кто-нибудь подарил такие. Люблю носить браслеты.»

На торговом ряду было представлено почти все: книги, журналы, косметика, парфюмерия, бытовая химия, одежда, обувь, украшения, сумки, еда, напитки, фрукты, овощи…

Я в любопытстве подняла голову. Вторые этажи были жилые. Там иногда прохаживалась молодая хозяйка, развешивала белье или, согнувшись и облокотясь на перила, наблюдала за текучкой внизу. Наверно, это дома торговцев.

Пошли дальше. Держались близко друг другу, чтобы не потеряться.

– Оказывается, здесь есть все! – удивилась я вслух, обращаясь неопределенно к тем, кто услышит.

– Да, – где-то сбоку пискнула Юлька.

– А мы с собой тащили туалетную бумагу, шампунь, мыло, – бубнил досадливо Саша.

– И кто сказал, что здесь ничего нет? – поражалась я. – Все как у нас. Лучше б я лишний килограмм гречки взяла и курсы английского.

Мы уже понемногу начинали понимать, что упаковались не совсем правильно и взяли много лишних вещей из дому. А вот щетку-то забыла.

– Ну кому что надо? – гаркнул деловито Зафар.

Мы, перебивая друг друга, оглашали списки необходимого, зачем пришли.

– Ладно, ладно, – отмахивался он от нас. – Сейчас всем все купим. Что тут не найдем, в Багване посмотрим.

Мне это название даже в ухо не влетело. Куда пойдем?

Танька с грузинками помчались проверять сумки. Целый магазин – и все вышитое, приляпанное, с блестками, зеркальцами, побрякушками.

– На уроки ходить не с чем, – словно ответили на мой вопрос «зачем им сумки».

Юлька, любительница оных, тоже кинулась вслед за сокурсницами, хотя привезла из дома на выбор. Нас с Сашей сумки не интересовали, но мы поплелись за ними, чтобы не потеряться.

Скучно наблюдали, как девчонки опрашивают, торгуются, проверяют молнии, кожу, заклепки. Я удивлялась, почему отличалась от других и кроме удобного рюкзака и напоясной сумочки-кошелька путешественника ничего никогда не искала.

Наконец-то мытарства окончились – никто ничего не купил. И мы гурьбой пошли дальше в глубь базара.

Вся Индия ходила в шлепанцах. Моя обувь не позволяла делать длительные пешеходные вылазки. Юлька тоже на каблуках и в кроссовакх далеко бы не убежала. Мы как сговорились взглянули жадно на прилавок с обувью.

– Ой, да они развалятся через неделю! – махнул на них Зафар.

Но нам так стоналось переобуться, что мы позволили себе ослушаться: разваляться – новые купим. Но сейчас поменять. Когда еще случай выпадет?

– Китне – сколько? – ткнули мы коричневые шлепки.

– До соу, – отозвался продавец.

– Зафар, Зафар, двести за них это дорого или нет?

Наш узбек деловито прищурился:

– Средне. Надо торговаться. А вы уже точно брать хотите?

Мы померили. Я обычные шлепанцы, слегка похожие на лапти без пяток. Мягкие, удобные и скорее всего мозоли не натрут без капроновых носков. Юлька более стильные на вид, с перекладинкой между большим пальцем. Я такие уже мерила. И давно поняла, что все, что попадает мне между пальцев и мешает – жутко злит, изводит и натирает. Тоже у меня и с пальцами на руках – не переношу кольца.

Ей тоже понравились.

– Берем, если продаст подешевле.

Зафар, не долго думая, прикладывая к делу весь свой восточный характер, шумно-весело торговался, шутя, отмахиваясь, играясь, как кот с мышью. Уходил-возвращался. Делал добродушное и суровое лицо. Наконец торговец сдался и мы сошлись на цене в сто двадцать рупий.

– Это все равно дорого, – недовольно насупился наш друг.

– Да ладно, – мы решили простить на первый раз и уже совали пятисотки.

– У меня сдачи столько не будет, – посерьезнел продавец, осматривая с удивленной подозрительностью наши гладкие желтенькие пятисотки.

Что же делать? Неужели останемся без шлепок? Неужели всю жизнь в Агре обречены просить мелочи у сокурсников, неизвестно где ее доставших? Неужели вечная зависимость?

Порешили дать одну пятисотенную за две пары. Потом расквитаемся. Он вернул нам две синих сотни, одну сиреневую пятидесятку и жухлые, будто проеденные молью коричневатые десятки.

Мы пришли в восторг: у нас появились более менее разменные деньги.

Дальше по торговому ряду остановились у стенда с посудой, ведрами, тазами. Мадина увлеченно что-то выискивала. Саша толкнул меня вбок:

– Глянь, мороженое.

В пяти шагах стояла тележка с надписью аискрим. К потолку привязаны морковного цвета вафельные факелы, воткнутые один в другой.

– Всего пять рупий, – мы удивились.

– Дешево, надо попробовать, – хотя и зареклись отказаться от мороженого.

– До – два, – торжественно протянула я через лоток десятку на двоих.

Веселый и удивленный мороженщик открыл крышку и специальной глубокой загнутой ложкой наскреб нам два белых шарика. Сунул, придавливая их в факелы. С такой же искренней радостью протянул нам, что-то сказав в придачу.

– Шукрия – спасибо, – поблагодарили не отходя, уже засовывая в открытые вытянутые вперед губы. А к лотку уже потянулись люди: надо и им купить, раз мы взяли.

Лизок, другой – вкусно. Молочно-сливочный. Почти как у нас.

Нас заметили собратья, сосестра:

– Ну и что, вкусное? – полетели расспросы.

– А вы разве никогда еще не пробовали? – удивились мы, ведь они уже не первый день в Индии.

– Никогда. Думали плохое.

– Нет, вкусное, как у нас. Похоже.

Они лизнули. Остановились. Задумчивая мысль скользнула по губам, перенеслась к глазам, оттуда ко лбу и ринулась молнией к рукам, которые тут же потянулись к сбережениям. Через секунду счастливый и довольный чудом продавец отоваривал целую очередь иностранцев. Любопытный народ стоял рядом, следя за тем, как таяли в чужеземных ртах белые шарики и шуршали под зубами кусочки вафли.

Тут наши старейшины окружили неожиданно местную девушку, одетую в насыщенно-оранжевую ситцевую кофточку с таким арнаментом, какие бывают на наших простынях, и в джинсы.

– Хай! Хай! – обменялись они и поинтересовались, кто здесь что ищет.

– Откуда они ее знают? – переглянулись мы с Сашей. И спросили позже у Зафара: – Это кто?

– А! – потянул он восторженно. – Это Тануджа. С нами учится.

Ну то, что она сокурсница, тут мы подумали, что местные тоже в этот институт ходят. А то, что в голосе послышалось восхищение, мы не поняли: с виду обычная, со спорной фигурой, среднего роста, грубыми чертами лица, короткими волнистыми волосами. Разве только улыбается мило. А так ничего особенного.

Она помахала и умчалась по своим делам, а наша толпа поплыла к магазину тканей.

Пришлось послушно сесть на тонкие, но мягкие лавочки вдоль стен, и ждать, когда деваньки выберут себе материал для пошивки местных костюмов.

Жара мучила рот. Язык заполнял всю гортань. Как по волшебству, нам предложили металлический стакан ледяной воды. Мы все с жадностью набросились по двое на один. Но тут же отстранились:

– Фу! Она болотная какая-то, – старались не сильно морщиться, чтобы не обидеть хозяев. Даже для вида еще отпили по глотку побултыхать во рту. Вышли, сплюнули.

Мальчишка-работник вытащил посуду после нас и стал споласкивать ее тут же у сомнительного ржавого крана у сточной канавы.

– Ой! – дернул меня Саша, указывая чуть поодаль.

Большая рыжевато-коричневая крыса вынюхивала очистки. Страх заболеть чем-нибудь ужасным кинулся в голову и предательски зашевелился.

– Нет, нет, болезней нет, – повторяли себе симоронски, но поверить не могли.

Наконец, не найдя себе нужной расцветки, девчонки высыпали из лавки и повлекли нас в переулок, где по забору скакали первые обезьяны, которых мы видели впервые и довольно повизгивали,тыкая туда пальцами.

– Обезьяна, обезьяна!

– Ха, бандер! – хихикал на наше удивление местный чумазый мальчишка: странные эти белые, как будто обезьян не видели.

Мы зашли в темную после яркого света пошивочную лавочку, в которой за прилавком на допотопной ножной машинке строчил швы высокий задумчивый, поглощенный своим делом усатый мужчина. Маленькая, до ужаса знакомая на лицо, приятно-добродушная женщина улыбчиво ответила на наше « Намасте» – здрасте. Усадила вдоль стены. Предложила воды, чаю. Мы любезно согласились испробовать еще одну воду, не хотели отвлекаться с чаем.

Питье оказалось чуть сноснее, без болотного вкуса, но с противным густым лекарственным составом, от которого вода делалась плотной. Наверно, это из-за очистителей. И от нее еще больше хотелось пить, как будто она не утоляла, а вызывала жажду.

Мадина примеривала почти готовый шальвар-камиз за занавеской. Таня объясняла, какой длины ей надо шить камиз, какие должны быть разрезы, рукава, подкладка, потому что ткань прозрачная и ходить в таком виде по Агре затруднит путь.

Мадина вышла. Ее лицо, как будто родилась с ненавистью и злобой, носило отпечаток вечного недовольства. Женщина все равно оставалась вежливо-покладистой и приняла ее замечания. Пообещала дошить, доделать.

Таня уже другой портнихе указывала орнаменты, которые подошьются к дупатте – неотъемлемому газовому шарфу костюма. Брюки просила сделать не широкие, а обычные на резинке.

– Я это потом в Киеве носить смогу, а если по их моде, то только здесь.

Мы покивали, изнемогая от нетерпения валить, хотя сами не знали, куда и зачем. Хотя нам требовалось еще купить замки, веревку для сушки белья, тряпки: Юлька особенно настаивала на них – чем пыль вытирать, полы мыть? Это действительно оказалось задачей, с которой наш Зафар ленился справляться.

– Все, – Таня обрадовала нас и мы вышли из душной мастерской.

Снова пялились и повизгивали при виде прыгающей по крыше равнодушной к нам обезьяне.

– Здесь замки дорогие, – пояснил старейшина группировки. – В другом месте посмотрим. А вообще, они и у нас в Кандари продаются.

Мы прошли немного вдаль, потом повернули назад. Тут Юлька радостно запищала, потирая ладони. Отсидев в ожидании примерки, она раззавидовалась и захотела себе тоже индийский наряд. Теперь мы стояли, временами пропуская мотоциклы, велосипеды, тележки с едой, надеясь, что она как можно быстрее натянет на себя узкие, длинные панталоны и примерит узкое белое платье с вышивкой и разрезами.

– Ну как? – кокетливо закружилась.

– Прикольно.

– Тебе идет.

– Белый только, маркий.

– Я беру.

Почти не торгуясь, она разменяла пятисотку и отдала мне долг за тапки.

Ия купила полуторалитровую минералку и вся толпа присосалась к влаге.

Саше досталась двух литровая бутылка – так дешевле, но теплой. Желающих не нашлось. Но зато расценил, что через пять минут и Иина вода станет теплой. Так зачем переплачивать? Потом всем дадим попить. А пока с другими бултыхали в горле ледяную жидкость.

6

Зафар распорядился с водилами зеленых жуков. Я хитро прыгнула без приглашения на заднее сиденье и недовольная Мадина вынуждена была сесть в другую рикшу. А Юлька оказалась под локтем у руля.

«Пусть узнают разницу», – поучительно подумала я, нисколько не мучаясь от угрызений совести.

С ветерком и улюлюканьем наша авторикша помчалась по пыльной дороге, привлекая к себе внимание ошарашенных прохожих: мы ехали гроздьями, как могут позволить себе только местные.

– Мюзик хе? – хихикнула Юлька водителю в ухо.

Он бестолково заулыбался и сокрушенно замотал головой.

– Кье – почему? – спросила зычным голосом Ия.

Он развел плечами: нет, потому что нет.

– Ну почему у него нет музыки? – дули девчонки губы.

Я в отличии от них радовалась этому: уши целей будут.

Мы снова приехали в клоаку под мостом, но я ее не узнала. Впервые я смогла расплатиться сама за нас двоих и вернуть Тане долг.

Куда теперь? Вслед за Мадиной и Зафаром ринулись сквозь толщу рикш, повозок, масляных людей. Девчонки шли, брезгливо отводя руками возможное соприкосновение с грязными рубашками. Через несколько шагов оказались среди торговых рядов, загораживающих вход в магазины.

– Нам веревка нужна, замки, – дергали мы нашего узбека.

– Сейчас все будет, – уговаривал нас не паниковать: он не забыл.

Я уже купила себе зубную щетку,а остальное представлялось менее важным,кроме замка.

– Ой, финики! – взвизгнула Юлька, увидев среди лотков с фруктами стограммовые упаковки. – Обожаю сладкое!

Мы дома уже давно перешли с сахара на изюм с финиками и поэтому я не успела по ним соскучиться и не считала чем-то экзотичным. И чего я хотела тут впервую очередь напробоваться, это свежевыжатых соков. Меня привлекало пока лишь то, чего я была лишена в России. Хотя, наверное, во Владивостоке финики в дефиците.

Наши старосты остановились поговорить с каким-то приземистым мужичком с седеющими волосами.

– Йе лог Рус се – эти русские, – представил узбек нас троих ему.

Тот обрадовался, протянул нам руку. Пожали.

– Аап Катя, Галя, Наташа, Оля джанте хэ? – спросил мужичок знаем ли таких.

Я подумала, про каких девчонок он спрашивает, знаем ли мы их. Подумала, что если Катя, наверно про Панину, что была здесь два года назад вместе с Наташкой – учительницей хинди в спецшколе. Они приезжали тоже в сантсхан по этой программе. А Галя? Ну может еще кто-то с ними. Оля – я определила,что это наша знакомая Ольга, переводчица, женщина за сорок, сморщенная, некрасивая, но всегда такая жизнерастная, веселая, что при встрече мы всегда обнимались и звали ее тетя Оля. Она бывала в Индии и однажды навещала тут девчонок.

Разложив для себя все это, я решила, что знаю их и согласно кивнула:

– Ха, джанти ху – знаю.

Он еще больше обрадовался и пытался расспросить меня, как они теперь и что делают. Юлька категорически отказалась с ним разговаривать, сославшись на занятость, но я видела, что ей это было неприятно. Он был из простых, совсем не похож на креза.

– Да, да, – твердил мне мужичок. – Они все здесь учились.В прошлом году.

Тут я поняла, что это не та Оля. И засомневалась, что о тех ли Катях-Наташах идет речь.

– Джи, – обратился к нему Зафар, к уважительной приставки добавив еще какое-то имя, – девчонки веревку ищут и замки.

Джи, радостный помочь, тут же в двух шагах указал нам на целые бабины веревок и лоток с замками. И почему мы до него их не заметили?

Джи быстро переговорил с продавцом. Я слышала только нечто похожее на просьбу подешевле. И тут же нам отмерили два метра веревки – больше для нашего маленького балкончика и не требовалось – отсчитали деньги. Выбрали по замку: Саше и нам с Юлькой.

– Да у нас в Кандари дешевле, – попытался вставить Зафар, но мы его не слушали. Слово Кандари было пустым словом для нас и потому неубедительным.

В магазинчике с тазами и ведрами Юлька нашла тряпки и купила пачку Тайда. Для постирать я из дома привезла хозяйственного мыла и совсем не подумала о порошке.

Мадина уже звала нас. Ей непременно нужен был магнитофон и материал.

На улице начинало смеркаться и страх все больше обуревал мою трусливую душу. Мы далеко от общаги. Нас хоть и много, но тут больше всякого сброда. Все пялются и не знаешь, что у них на уме.

Мадина выбирала. Проглядывала каждый проигрыватель, узнавала цену. Один шипел, другой плохо крутил. Мы с Сашей удивлялись, что в Индии все еще пользуются такими старыми моделями. Кассетники. Такие были у нас в начале девяностых.

Наконец мы поблагодарили небо: она выбрала и с горем пополам на чем-то сговорившись, купила.

– Теперь в комнате буду «Ашик баная» слушать.

И действительно, по приезде, я на улице и в транспорте повсюду слышала эту песню, хотя у Аньки диск с ней был уже давно. Неужели индийцы редко меняют моду на музыку? Она же старенькая. И хотя раньше эта песня мне нравилась постольку поскольку, для коллекции тоже захотелось ее приобрести. Словно читая мои мысли, Юлька разбила воздух своим только в Индии появившимся звенящим капризным голосом:

– Я хочу музыку купить. Где это можно?

Отозвалось сразу несколько голосов:

– Завтра на Садар-базар поедем. Там много. Выберешь.

– Я там себе тоже куплю, – прогремела басисто Мадина, поглаживая коробку с магнитофоном.

К счастью для меня, уставшей всех ждать, когда тебе самой не интересно, поиск материала закончился на одном магазине – порешили,что дороговато.

Зафар снова нанял две тарахтящих трехколески и мы поехали к себе в Кандари. По дороге мгла быстро, как бывает только в тропиках, скрыла небо и только фонари и фары машин указывали направление.

7

На ужин поспели вовремя.

– Опять рис с далем! – сконфузилась моя сожительница. – Я картошки жареной хочу! Или пиццы!

– Ну если приехала в другую страну, попробуй ее блюда, – вставила я в защиту далю.

– Мы сами соскучились по картошечке, супчику, блинчикам с творожком… – началось перечисление домашних блюд.

Никто не обратил внимание на мои слова. Я удивилась, что они так быстро соскучились по старой пище и не интересуются индийской кухней. Но промолчала и оценила приятный вкус еды. Особенно нравилось, что рис Маниш вообще не солил, а даль – подлива из особого гороха или чечевицы – вмещала натрий хлор совсем чуть-чуть, почти незаметно. Всем, кроме меня, приходилось пудами сыпать в тарелки соль из общей солонки.

Я поела с аппетитом, не то что в обед. Я уже успела нагулять и заслужить пищу. А мои соседки, беспринципно поводив по тарелке и просыпав на стол, демонстративно по очереди вывалили содержимое в ведро объедков.

– Завтра пойдем в кафе. Закажем пиццу, жареную курочку, бутерброды! – объявили они – я скисла.

Я-то надеялась погулять. Не стоит сидеть в европейского вида забегаловках, когда перед тобой новая неизвестная загадочная жизнь. На душе посерело от упущенных заранее возможностей.

После ужина собрались у Тани в комнате. Я принесла ей обещанный корвалол от герпеса. Она очень обрадовалась и сразу смочила болячки на губах.

– Я тебе потом верну, полечусь, – убрала она коробочку на свой шкафчик.

– Ну конечно, у меня же пока все в порядке.

Я оглядела еще раз комнату. Уютная, в коричневых тонах, то ли от занавесок, то ли от покрывал на кроватях, то ли от шкафов, то ли от обильной тени деревьев за окном. Но в нашей комнате не получалось приобрести такую тональность.

Только что прибежала Тануджа и протянула нам нарезанные на тарелке сочные оранжевые ломтики папиты. Я пригляделась, и как то сразу сдалась. Я внезапно поняла, почему все млеют в ее присутствии и сама расположилась к ней всем сердцем. От этой девушки исходила необъяснимая энергия. Ей невозможно было отказать и принимаешь от нее дары с какой-то радостью, словно оздоравливаешься. Мы с Юлькой взяли по кусочку этой папайи. Поблагодарили. Тануджа схватила с полки тетради, книжку и умчалась, извинившись, в другую комнату к своим соотечественникам.

– Она, бедняжка, такая загруженная, – замотала головой Таня, – всегда занята, отдохнуть некогда. Ей еще диплом писать. Целыми днями в библиотеке сидит.

Тут же выложила из своей сумки пакет с индийской солено-острой закуской.

– Тануджа ее очень любит. Я ей купила.

– А ничего, прикольное, – завизжила Юлька, засовывая в рот щепоть за щепотью дробленые горошины с мучными рисинками. Видимо только сейчас раскусила, утром никак на закуску не отреагировала.

Нас позвали из соседней комнаты Ия с Ириной. Мы подождали, когда Таня закончит свои непонятные дела по комнате и прикроет дверь.

Комната Ирины – она жила одна – резко отличалась от соседской. Голая, пустынная. Значит комфорт не от деревьев за окном. Голые стены. Голые окна. Кровати без покрывал. Как будто она здесь еще не обжилась.

– Вы тут вместе живете? – спросила я девчонок.

Ия засмеялась стеклянным дребезжащим смехом, запрокидывая жеманно голову назад.

– Ну можно и так сказать.

– То есть?

– Ирина тут одна . Я в соседней комнате с Натей. Хотя все время здесь провожу. Сплю только там.

И снова задребезжало стекло смеха.

– Ну что, идемте? – вышла из туалета Ирина, поправляя узкую кофту.

Мы встали и направились к фонтану, где нас уже ждали ребята. В коридоре встретилась Баярма. Я позвала ее с нами.

После ужина мы отправились к девчонкам во двор. Это тут такая традиция тусни студентов. Наша вся бригада СНГ и России уже сидит. Я поняла, что отныне это станет нашим всеобщим местом встреч. Компания. Это слово для меня сильно значит. Потому что я не компанейский человек. И теперь мне нужно научиться им быть. Заново, с нуля. Забывая свой неудачный опыт. Нужно держаться уверенно. Нужно быть интересной. То есть обладать хотя бы минимумом социальных навыков, чтобы тебя считали равным, уважали. Тут важно как встать, как сидеть, куда деть руки. И главное нужно как-то сделать так, чтоб во всеобщем разговоре тебя не забыли и ты была в гуще беседы ни о чем.

Баярма была тихая, страшненькая, но, чувствуется, человек хороший. Мне всегда из вежливости и из жалости хочется покровительствовать таким, словно я за них ответственна. Я должна заговорить с ними. Именно для того, чтоб только лишь мне было комфортно за них. Может я видела в них себя.

Мы сидели и по-базарному судачили. Больше всех лидировали в привнесении слов Зафар, Юля, Таня, Ия. Затронули тему «индийцы и мы».

– Да это себя неуважать с индийскими парнями дружить, – доказывали девки.

Мне стало неловко. В тайне от всех я хотела, приехав, перезнакомиться с местными парнями, найти себе одного. Ведь это так интересно – они такие шоколадные, экзотичные. Хотелось проверить, такие же они как европейские, русские или совсем иные. Так же ли с ними можно знакомиться, общаться или по особому. Все это я жаждала разузнать. Я же с детских лет самозабвенно просматривала все доступные индийские фильмы. Помню, вся деревня собиралась в клубе на «Зиту и Гиту», мы могли вскочить спозаранку, если по телевизору казали огрызки клипов этих фильмов, просились к кому-нибудь, если у нас опять не работал наш черно-белый ящик, а там казали «Любимого Раджу»… иначе как бы я попала сюда такой чокнутой.

– Зачем тогда они приехали? Если ненавидят и презирают индийцев, – подумала я.

Мне стало не по себе, потому что если я буду дружить с ними, мне весьма трудно будет реализовать планы. А то и вовсе невозможно из-за чувства общности. Ведь так трудно быть одной тут. А быть с группой – это принять ее нормы… будь они неладны.

Я по-иному посмотрела на нашу Юльку. После прилета она до неузнаваемости изменила поведение. Бросила вид нежной хрупкой девочки, какую я встретила в метро. Стала даже развязной. Еще я не подозревала, во что выльются все мои подозрения, но в тот момент все это лишь наметилось в голове. Задержалось на несколько секунд и, нехотя, ушло.

Я начала вспоминать сегодняшний день. Европеек, индианку в джинсах, ставшую Тануджей. И вспомнила как Саше рассказала:

– Ой, мы стоим в коридоре, ничего не знаем. Вдруг смотрю – красивая индианка идет. Нас увидела и говорит на русском -Привет! – Мы обалдели. А она – Меня Динарой зовут. Я из Туркмении. Так что, смекни.

Памятуя свои старые рассказы о полете к Арорам с транзитом через Туркмению и с встречей там стольких красавиц – работниц тамошнего аэропорта, я сейчас же зажглась обязательно настроить брата на эту Динару и убедить его предпринять какие-нибудь шаги. Мне обязательно надо было чтобы он обзавелся подружкой. Ведь вначале приезда это проще всего.

И тут же как ответ на мои мысли все обернулись.

– Вон Динарка идет.

Я с любопытством вглядывалась во мглу и брат тоже. Она шла с какой-то девушкой. Я сразу поняла кто есть кто. Динара шла в коротком черном платье. Оценивая ее фигуру, брат заключил, что она весьма спорная. Бедра нескладные, но ноги красивые. Грудь же замечательно велика, разве что на взгляд не так тверда как орех. Оставалось лицо, которое он еще не мог разглядеть.

– А, вот – что ж, довольно приятно, хотя я ожидал куда большего.

Девушки приблизились к нам. Все выжидательно примолкли и смотрели на них. От этого Динара слегка заробела.

– Динара. Туркмения, – произнесла она, пряча застенчивость.

Впечатление возникло такое, словно она шла по подиуму на конкурсе красоты, а это сидят жюри и оценивают. В сущности так и было.

Саша решил воспользоваться случаем и одновременно как бы спасти ее положение.

– Александр. Россия, – торжественно объявил я себя в свою очередь. При этом придал словам шутливую напыщенность.

Все заржали. Шутка удалась. Динара спасена. И он привлек ее внимание. Так уж повелось- я указывала ему девушек, а он как пес исполнял команды, даже пусть порой и против своей воли.

Разговор продолжался. Начали говорить о том куда поехать. Я вообще не понимала, что такое Индия и куда ехать тоже не знала. Да и зачем куда-то ехать, когда ты и так попал в чужой мир. Путешествовать? Хм. Люди для этого покупали гайд-буки. Я же – деревня – не подозревала ни о них, ни о путешествиях.

– Во, Фатехпур сикри. Давайте туда сначала, – воодушевленно предложил Зафар.

Мне хотелось переспросить название, так как мне показалось он сказал – Фото… и что-то там дальше. В фотостудию что ли? Я слабенько спросила, получила ровно такое же название в ответ. Подняла брови и не повторила попытку. Фото… пур…

Почему-то брат безнадежно взглянул на монголку Баярму. Не учавствует в беседе. С ней разговаривала лишь такая же отрешенная я, Наташа – остальные почему-то нарочно отвернулись от нее. Баярма чуяла, что это не ее компания. Как почуял и кореец Сурадж.

На противоположной стороне дороги уже завывал монотонно старый храмовый служака, время от времени постукивая по металлу и дергая за колокола.

Нам очень захотелось пойти в этот храмик, маленький, ничем не примечательный, но экзотический, поскольку мы были здесь всего день.

Одетые в короткие шорты-трусы Юля с Таней, в халат по колено Ия, Зафар в семейниках, выдавая их за шорты, Саша в майке, из которой бесстыдно вылезали красные волосатые сосцы. И такой компанией, одетой по-домашнему беспечно, поперлись к воротам, а потом в храм.

– Куда? – вскочили с винтовками замученные дежурством сикоди. – Каха?

– Мандир! – заорали мы всеми голосами, махая руками.

– Кью? – удивились охранники почему вдруг нас это заитересовало.

А мы просто орали:

– В храм хотим. Мандир джана чахте хэ!

Главный толстенький с усами, симпатичный, но слащавый до противного, переговорил с одним и приказал ему проводить нас через дорогу.

– Этот толстый, – хихикнула Ия, – влюбился в нашу Динарку. До нее еще в кого-то из европеек.

Я посмотрела на него изучающе. Нет, не завидно.

Под конвоем мы ринулись в темноту к красным развивающимся флажкам и звенящим колоколам полупещерного храмика.

Высохший старик в набедренной повязке, с седой нечесаной бородой обрадовался нам и пригласил внутрь. Мы разулись и залезли на голый каменный пол. Расселись, отпугивая ползающих гигантских муравьев. Как завороженные слушали пение под барабаны всей храмовой семьи деда. Маленькая внучка тихонечко поглядывала на нас, смущаясь и уводя глаза. Она в такт временами постукивала в жестяные диски.

Сикоди постоял, поскалился и вернулся на пост. Нас и оттуда видно было прекрасно – всего три-четыре метра.

Сидели так, может, полчаса, обсуждая местные привычки, вкусы.

– Они так будут всю ночь петь и барабанить, – заметила Таня. – Я из-за них уснуть не могу.

Я вспомнила, что прошлой ночью точно слышала отсюда храмовые звуки. Но не придала им такого значения: мешают уснуть или нет. Ночью была другая причина – суета приезда.

Наконец мы решили расходиться. Потихонечку, деликатно встали, выбрав подходящий момент, когда певцы остановились перед началом нового гимна. Саша, Зафар и я – трое самых смелых – брякнули по колокольчикам, распространяя сакральный звон по всей улице.

– Ой, вдруг ругать будут, – заикнулась тихонько Таня. Юлька поддакнула.

Мы пожали плечами: не хотите – как хотите. Не упрашивать же вас.

Для нас троих ударить по колоколам значило соприкоснуться с новой культурой и отблагодарить ее за наш приезд – подарок всей жизни.

Сели снова на неработающий фонтан, болтая ногами.

Откуда ни возьмись, завелся прежний разговор об индийцах и отношениях с ними.

– А я вообще считаю, – начала Юлька, кривляясь перед сидящими, – это себя не уважать: с ними связываться!

Меня как током прошило. Камень полетел в мой огород. Как она может так говорить? Это минимум не тактично. Нас провожал до самолета Ариджит. Я сказала ей, что это мой, как бы друг. Саша приехал сюда за шоколадной подружкой, может даже жениться. А наша компания с первого же дня унижает наш выбор! Я сделала непроницаемое лицо. Все равно останусь при своем мнении.

– Конечно, – вскочила с плиты Ия, – они такие грязные, противные! Фу!

– Зачем же они вообще приехали сюда? – мы с Сашей переглянулись.

Дружба дала трещину.

Начались жаркие рассказы с красочными примерами, какие индусы гадкие, низкие и лживые. Что парни, что девки. Лицо Саши посерело. Я видела это даже в темноте вечера.

– Один во Владивостоке был, – пищала Юлька. – Такой хороший был. Я прям удивлялась, что он не похож на остальных. Подружку мою обожал. Ухаживал за ней. И всегда со всеми такой вежливый. А она ему и отказала. Он сразу ко мне: «Юля, я тебя люблю!» (как-то неприятно завиляла перед ребятами, показывая насколько она звездная и пользуется у мужчин спросом) Вот-так на! А я-то думала, он особенный.

Они бы еще долго кричали в темноту двора, покрывая грязью жителей Индии и ее переселенцев, если бы удар колотушкой в гонг не предупредил всех, что стукнуло девять и пора расходиться по общагам. Песочные сикоди свистнули в свистульку, постучали по тарелкам.

– Пора сворачиваться набоковую.

Первыми кинулись дисциплинированные нагалендцы. Следом индийцы из других штатов, что учились тут преподавать хинди. Потом уж, под нетерпеливые окрики охраны, встали и мы.

Договорились увидеться назавтра на уроке в институте. Придем посидим, посмотрим.

Остаток вечера провели в комнате у Ирины. Там как на сходку собирались почти все русскоязычные. Рассаживались как куры на две пустынные кровати и трепались в сигаретном дыму.

Мадина включила по-хозяйски чайник. Ирина заварила всем кофе. Я за компанию тоже не отказалась. Я говорила мало. Больше слушала. Мне, странное дело, не хватало теплоты и комфорта в этой компании. Грусть засела в душе: как же так? С первого дня? А как же весь год?

Девки так поносили всех грязных индийцев и особенно тех, кто с ними связывается, что я, сидя на кровати и помешивая горячий кофе, сильно задумалась, а чего,собственно, я делаю в этой компании.

– Все мужики козлы, а индийские особенно, – вульгарно попыхивала тонкой сигареткой Ия, запрокинув нога на ногу. – Фи. Была за одним уродом замужем. Единственно, что хорошее от него осталось, это сынок.

Естественно, он у нее не козел.

– Да, – втягивала глубокомысленно дым Юля и философски, как Сократ, познающий истину, откидывалась на руку позади себя. – Вообще не понимаю, как с такими обезьянами можно разговаривать, не то что гулять? Они же все обманывают и у них мозгов нет.

Меня закидывали камнями. Не оставалось сомнений, что всем им уже известно о моей полудружбе с одним из представителей грязных обезьян Ариджитом. Я и сама его стыдилась, но не могла терпеть критики и нападок со стороны. Особенно не на прямую, в глаза. Никто не называл конкретных имен, и даже не смотрели в мою сторону, но фыркали даже сильнее, чем у фонтана.

Мадина ехидно скалилась, сопя носом, как разбушевавшийся кабан. Вот-вот и накинется на меня. Понять бы только за что такая необоснованная ненависть с первого взгляда?

Заглянула Натя. Я напряглась. С ней мы знакомы поверхностно и она не ездила никуда с нашей компанией. Надменная. Прошлась мимо и села к окну, выпросив у землячек сигаретку. Горделивый рельеф ее колхидского профиля вырисовывался вытянутой тенью на серой стене.

– Звонил? – бросила она Ирине.

Та замялась и покраснела:

– Сказал, что еще позвонит. Завтра договорились в Макдональсе встретится. Все вместе пойдем туда? А то мне одной неудобно с парнем встречаться… – зарделась, заикаясь и коверкая русские слова.

– А с кем встреча? – спросила за нас обеих Юлька.

– Ну Ирина нашла себе одного дурачка в Агре. Вроде богатенький. Пообщается, посмотрит, обезьяна или не очень, – засмеялась колючим отрывистым смехом Ия.

– Да он вроде нормальный… – начала оправдываться Ирина и виновато потупила взор. Дальше ничего по-русски сказать не могла и разразилась обиженно грузинским гортанным полукашлем.

– Да он такой же козел, как и они все-е! – громко растянула Натя, нервно стряхивая пепел. У нее акцент был особенно яркий, но приятный. – Ему без разницы к кому пристать! И ты его кидай!

Ирина всхлипнула. Глаза покраснели.

Ия поучительно глянула на младшую товарку:

– И нечего плакать. Плакать потом придется, если привыкнешь. Вдруг влюбишься, а потом расставаться. За-ачем это надо? – и к нам с пояснениями: – Его Викрам зовут. Он сначала с Натей познакомился. В Кандари поймал по дороге. Она его отшила. Он говорит, ну познакомь тогда с подругой. Ну Натя с Ириной его и познакомила. Теперь он этой глупой девчонке мозги парит. А она уши развесила и верит. Дума-ает, что он ее любит. Мужики вообще любить не умеют. Ха-ха.

– Ха-ха, – отразила ее Юлька. – Только мы бедные женщины и можем. И никакой благодарности. Уж на что мой мальчик, что там остался, – шмыгнула демонстративно носом, – очень хороший и меня любит. Жить без меня не может. И тот эгоист. Все лишь бы ему! Как с ребенком с ним тютькаюсь. Ха-ха.

– Да не реви ты, – привстала Натя и протянула руку с сигаретой к подруге. – Гуляй пока, но лишнего не позволяй. Если любит, покажет. Нет, так и ты не влюбляйся. Потом страдать не будешь. Гуляй пока.

Так на женском совете разрешено было неуважающей себя еще одной дурехе поразвлекаться немного с местным безмозглым существом о двух ногах.

– Да хуже когда страшные пристают, – гаркнула все время молчавшая Мадина, желая показать, что и у нее отбоя нет. – Он-то у тебя красавчик. На моего любимого актера Шахида Капура похож.

– Ой, да? – оживилась Юлька. – На Шахида? Мне он тоже очень нравится. Такой красавчик. Лапочка! И чего он с этой страшной внучкой Капура связался? Уж мы куда как лучше? Правда, девочки?

– Ой, и не говори! – подхватила Таня.

Их общие задорные голоса поднялись вихрем к потолку. Все стали похожи на Тверских ночных звезд, выставляющих тела на прилавок. И кто пять минут назад пел про самонеуважение, если свяжешься с черными мартышками? Хором уже представляли, как прогуливаются в обнимку с Боливудскими звездами, которые по сути те же мартышки, только известно-богатые и недоступные.

Накурившись вдоволь и настрелявшись сигарет, Юлька пожелала всем спокойной ночи и мы поднялись к себе. Приняв по очереди душ легли в постель. Прям так. В одежде. На голые матрасы. Отбивались от жестоких настырных комаров. Листали грамматику хинди. И меня совершенно не беспокоили храмовые песнопения. Наоборот, как гипноз, убаюкали и усыпили.

8

Утром я, вся уставшая от насекомых, вскочила с мыслью непременно узнать, чем спасаются другие и купить, если что продается. И найти коменданта, чтобы дал постельные принадлежности и ведро с ковшом.

Причесалась и пошла на утреннюю крышу, позаниматься теквондо, разогреться.

Воздух только начинал накаляться и можно было смело прыгать и бегать, лупить невидимых врагов еще часа полтора.

Спустилась с крыши счастливая. Вся потная. Юлька заперлась в душевой. Заковырки совместной жизни: не получишь никогда вовремя то, что тебе надо. Не приняв душа, я не могла сидеть причесываться, переодеваться, наводить макияж. Пришлось согреть себе горячей воды в чайничке и попить, смывая слизь с желудка, как пишут умные книжки.

Вышла на балкон. Постояла. Бесцельно полазила в комнате. Села на кровать. Полистала учебник. Записала примерный план на день. Мобильный показывал, что прошло больше сорока минут. Лихуясь, изнемогая от желания когда-нибудь помыться, я услышала шум воды за дверью. Снаружи уже шумели проснувшиеся и спешащие на учебу студентки. Я оставила первую сетчатую дверь открытой и увидела сквозь нее нашу японскую спасительницу Акеду, что одолжила замок. Я вышла ей навстречу. Улыбаясь друг другу, поздоровались. Я вернула ей замок.

– Вы себе уже купили? – спросила она на хинди. Я утвердительно кивнула.

– Пойдете сегодня на занятия? – ее по-японски добродушно-хитрое лицо светилось утренним солнцем.

– Да, собираемся. Но не знаем в какую группу.

– Тест пройдете и потом вас определят.

Я снова согласно кивнула. Акеда махнула рукой «до встречи» и побежала вниз в тивирум, где стоял общественный холодильник. В отличие от меня, люди завтракают.

Я с надеждой вошла к себе. Юлька как раз выходила вся мокрая и с книжкой.

– С легким паром, – кинула я ей, меняя тон и не желая ссориться, хотя очень хотелось съязвить.

– Спасибо, – тряхнула мокрыми волоами. – Доброе утрое.

– Доброе.

– Я проснулась, а тебя нет.

– Я на крыше теквондо занималась. Не могу без тренировок, привычка.

Она покосилась, недоумевая, что я со своей полной комплекцией могу куда-то махать ногами.

– А мне скучно стало и я пошла в туалет книжку читать. Сидела там, курила. И так зачиталась, что и про время забыла. Потом уж душь приняла, чуть постирала.

Я отвернула лицо, чтоб случайно не выдать раздражение: нашла где и когда книжки читать.

– Сейчас с утра надо сходить за простынями и ведром. Как они к стати на хинди называются, ты не знаешь?

Я и впрямь призадумалась.

– Ну простыня – чадар. А больше и не знаю.

Полезли в свои словари. У меня был только хинди-русский и искать в нем оказалось бессмысленно. Русско-хинди я отдала Саше. Чтоб хоть как-то было поровну. Юлька открыла свой электронный переводчик английского. И набрала постельное белье, ведро. Потом по английской версии нашла слова и в маленьком инглиш-хинди бумажном.

Порешили, чтоб не забыть, что она усвоит ведро, я белье.

Получив наконец-то доступ к душу, я собрала шмотки, шампуни, пасту и прочее и помчалась освежаться.

Как же в действительности приятно стоять, разгоряченному, если и не тренировкой, то жарой, под прохладно-умеренными струями воды. Раньше я переживала, что у них не пользуются горячей, только зимой из электро-водо нагревателя. Но сейчас я оценила по достоинству всю эту прелесть.

Юлька на завтрак вытащила остатки московских конфет, угостила меня «Коровкой». Зазвонил ее мобильный. Она вздрогнула:

– Мой мальчик… из России…

Ища уединения, она вышла на балкон и прикрыла дверь.

Я видела на ее лице настоящую привязанность, если не любовь. И мое отношение к ней снова сделалось хорошим. Человек – не пустышка, умеющий чувствовать, не может быть плохим. Сразу я простила ей и ее визги, и «грязных индусов», и выброшенный в ведро чаваль с далем.

Я оделась, привела себя в порядок. Собственно, приготовилась к выходу. Юлька открыла балконную дверь. Внесла телефон в комнату и включила его заряжать.

– Плохой, старый. Надо тут новый купить. Наверно дешевле.

– Не знаю, – я не допрашивала как прошел разговор, и так было видно: чуть покрасневшие веки, опущенный рот.

– Я так по нему скучаю… – простонала Юля. Взяла из чемодана блок сигарет. Распаковала. Вытащила одну. – Ты не куришь?

Я покачала головой.

– Он тоже очень по мне скучает… – я молча слушала. – От этого даже неаккуратно вел машину и у него права отобрали… – слезы брызнули из бледно-серых глаз. – А я ему ничем помочь не могу. Даже утешить. Поговорить…

Она нервно закурила и села на стуле на балконе, поставив ноги на перила.

– Да, тяжело так, – сказала я, не зная, что еще добавить, – только остается звонить домой почаще.

Продолжить чтение