Слово

Святослав

скрепил ум силою своею

и поострил сердце своё мужеством

Святославу Всеволодовичу привиделся молодой Ростислав, утонувший сто лет назад в реке Стугне, и его глаза были раскалены добела, точно лампочка в сто ватт. Точно артиллерия, они били по своим. От того правнук пробудился. Солнце, целовавшее своего любимца, пропало, он очутился в темноте и внезапно понял, что она и есть основа всего. Пришлось включить свет. Зеленая лампа была принесена из дома и принадлежала лично Святославу Всеволодовичу, который и в больнице не переставал работать. Она единственная оставалась видна из центрального двора, куда выходило окно его палата. Все вокруг погружено в сумерки, оставалось только свечение одинокой лампы.

Он столько времени провел в старых особняках, что сам стал их частью. Здесь он отдавался раздумьям, как выправить достойный путь из их неправильной жизни. С тех пор, как премудрый избавился от ненужного, оставалось добиться желаемого.

Больной покоился на ложе, с которого не вставал уже которые сутки, и прислушивался к шагам: кто там, Карна или Желя. Отправив вестников с утра, он поджидал их к обеду, а покамест. смотрел телевизор, следил за репортажем с места событий. С тех пор, как Госсовет отверг его кандидатуру на пост командующего армией, он временно оставался не у дел. Его отстранили по требованию Первого отдела, мотивируя это особым положением в отношении президента, у которого он крестил старшего сына, к подобным связям там относились строго.

По ходатайству Святослава, обсуждали назначение генерала Шестикрыльцева, но его деятельность на должности ответственного по поставкам не получила положительной оценки. Также не повезло и второму протеже, ожидавшему назначение в Генштаб. Игорь узнал, что его кандидатура не рассматривается. Браво. Он узнал это от секретарши.

«Ты знаешь, как это бывает, – рассказывал он своему брату Всеволоду. – Сначала без тебя не принимают ни одного решения. У тебя есть доступ ко всем документам, ты знаешь про все дела, и вот, когда ты считаешь, что за тобой последнее слово, оказывается, что никто не желает делить с тобой пирог».

После разочарования в государевой службе, Игорь перешел в бизнес, в посредническую компанию Всеволода. Только Святослав оставался верен долгу перед государством, которому служил его род. Братьев он имел много, родных и двоюродных, и среди них считался единственным праведником. Жизнь его подходила к концу, но болезнь задержала его на выходе. Существовала конспирологическая версия, что к болезни старого генерала приложили руку половцы, в частности, сам Кончак, но доказательств не имелось. Тот получал выгоду, но и головную боль тоже, дипломат он слабый, а как организатор теракта – кишка тонка.

Святослав оторвался от созерцания двора и поковылял в больничный коридор, окна откуда выходили в парк, тут он занял местечко поудобнее и принялся поджидать гостей.

Идея собрать всех родичей принадлежала старому служаке, отмечавшему юбилей прямо в больничной палате. Клиника располагалась в одном из красивейших пригородов Москвы, палаты там были просторные, а двери – с именными медными дощечками. За стенами спали вельможи, которые составляли элиту страны, но Святослав не торопился с ними заводить отношения. Успеть бы навести порядок у себя в семье.

Из соображений безопасности мобильными телефонами не пользовались, поэтому он покрутил диск стационарного телефон и дождался гудка. На свой вопрос получил короткий ответ: с поста охраны доложили, что человек, которого он ждал, прибыл.

Игорю Святославичу удалось вырваться только ближе к обеду. Все утро продолжался кавардак с прокуратурой, обысками, допросами – некрасивая ответочка конкурентов в адрес Игоря, мера против его назначения в Генштаб. Формально отказ пришел от службы собственных расследований, которые не затруднялись объяснениями. Провели внутренний аудит, результат им не понравился. Игорь сам себе не нравился, и жаловались на него все, кому не лень. А ему жаловаться некому, кроме старшего брата, которому и с кровати встать трудно.

Игорь загнал машину на стоянку, но выходить не торопился, наблюдая в заднее зеркало. Тот, кто его выслеживает, считал себя реально крутым пацаном. Интересно, кто за ним следит. Это он выяснит позже, сейчас он занят. Ему предстояла прогулка по ботаническому биоразнообразию, которую он решил совместить с пробежкой. Весь периметр составлял километров пять или шесть, что займет у него полчаса или чуть больше. Игорь вынул кроссовки, которые возил с собой, заранее переобулся. Пиджак и рубашку он оставил в машине. У него всегда имелась в запасе майка.

Он направился к пункту доступа, позвонил по интеркому, но ответа не последовало. Видимо, дежурный отлучился. На этот случай имелся запасной план. Следовало обогнуть ограду, шагов двести, там находилась садовая калитка, которую показывал ему Святослав. Ее запирали на английский замок. На всякий случай у него в кармане хранилась палочка для перемешивания коктейлей. Он сдвинул язычок запора серебряным штырьком, и английский замок поддался.

Калитка открылась, и он вошел в парк. Здесь начиналась рекреационная зона. Садовая ограда являлась не слишком надежным уровнем защиты.

Иногда он останавливался, чтобы проверить хвост, но крутой пацан отстал. Игорь вспомнил, где видел этого человека. В офисе у Всеволода Святославича. Кто-то из разработчиков.

Серебряная палочка осталась с вечеринки у Мстислава, которую двоюродный брат давал по случаю отбытия из страны. Это произошло сразу после обыска в офисе у Всеволода. Мстислав связан с ним через Романа Мстиславича, а тот – через Давыда. Братья – бизнесмены, создают какую-то дичь, искренне считая это нестандартным ходом, который обязательно порвет рынок. Но каждый раз что-то идет не так. Игорь в этом не участвует, однако дела Всеволода задевают и его, заставляют других думать, что с его профессиональными качествами что-то не так. Его кандидатуру сразу убрали из международного отдела, срезали кредиты в валюте.

Соглядатай куда-то запропастился.

Игорь стартовал. Он практически ежедневно выходил на пробежку, участвуя в забегах и марафонах, и ноги его не болели в отличие от Всеволода, который выдыхался после недельной тренировок. С тех пор Игорь проходил дистанцию в одиночестве. Он привык быть один, и ни с кем не разговаривать. Чего обсуждать? Как болят ноги и травмы? У него не было травм.

А все же внутри болело. Как ни старайся быть здоровым, когда больно – болит.

А может, и сейчас – это совсем не сейчас, это уже было в другом месте и жило в нем, и сам он не он, а совсем другой.

Догнать его трудно, но тот человек следовал за ним по пятам. Тропинка раздваивается, и бегун скрывается за кустами.

– Кто тебя прислал? – Игорь нападает из засады, слегка придушивает соглядатая.

– Подождите. Фамилия моей матери Гельман.

Он рассказывает свою историю. А Игорь размышляет, что за придурок навязался на его голову – могла ли его история быть правдой? Вполне. Но чтобы так удивительно совпало с отставкой и обысками – нет. Игорь привык рассчитывать на свое чутье.

– Уходи, и чтобы я тебя больше не видел. Проваливай!

В больничной палате Святослав проводил едва ли не столько времени, сколько у себя дома – он и тут сумел обустроиться с удобством. Его посетители рассказывали, что такую фреску, как у него в Владыкино перед кроватью, они не видали и в соборах. Вглядываясь в росписи башни центрального терема, внимательный взгляд уловил бы (Игорь улавливал) тонкую решетку вентиляционной панели, за которой дежурил телохранитель. С Игорем они были знакомы.

– Побереги его, – сказал майор Шельбиров.

Игорь чувствовал вину за то, что испугался, когда Генштаб объявил ему войну, он схватил ноут и бежал по черной лестнице, а генерал Шестикрыльцев рыдал навзрыд – оказался слабаком и трусом. Но в широкой прессе об этом, конечно же, ни слова не сообщалось. Вот Шельбиров бы не испугался, он бравый вояка.

Ясно, что за это и еще многое другое теперь придется отмываться кровавой мочалкой перед Святославом. Старшому-то что? Он еще предстанет в форме главнокомандующего. Если останется жив.

Игорь был одет в спортивные штаны и несвежую майку, даже не удосужился переодеться в чистое. Зная, какое значение придавал генерал внешнему виду, небрежность родственника не имела извинений. Старика расстроил его помятый вид, который он считал непростительным для военного человека в звании полковника, хоть и в отставке. Теперь он убедился, что блага, которыми осыпали Игоря по праву рождения, стоили немного.

Болезнь состарила старшего двоюродного брата, который теперь лицом походил на черепаху.

– Что у вас с обыском? – сходу потребовал отчета.

В следственном комитете все строго. Игорь ходил туда на допрос. Вопросов к нему масса – от хранения запрещенных предметов до содействия террористам. Роману и Давыду пришлось закрывать офисы и «рещать вопросики». Это бизнес. Тут нет возможности показывать плохие результаты или быть неэффективными. Сразу выкинут с поляны.

При всех своих связях в Генштабе, Святослав не успевал наблюдать из больницы за обстановкой, которая менялась ежедневно. Собственно, он являлся автором доктрины, работал над концепцией национальной идеи. Не первый случай, когда творцов сносил поток истории, а разгребать за ним приходилось практикам.

Выяснилось, что жалобу кинул Шестикрыльцев, который шел второй, сразу после Игоря, кандидатурой в Генштаб. Был проведен обыск у Всеволода, начиная с приемной. Сам президент компании отсутствовал. Как он узнал о том, что за ним придут? Глупо спрашивать об этом человека, у которого в записной книжке под первым номером значится телефон Осмомысла, приходящегося его брату Игорю тестем.

Еще немного – и Всеволода причислят к иногентам. А как иначе назвать дельцов, которые безнадзорно раздают контракты направо и налево в недружественные страны? Но где в его договоре написано, что он не может сотрудничать с половцами?

– Что у вас за сделка с Овлуром? – морщится Святослав.

– Там много всего. Но формально мы торгуем тонером для заправки картриджей.

– Мы все заслуживаем хорошей медкомиссии, – отвечает старшой.

Даже в больнице он продолжает подковерные интриги. Святослав блестяще разыграл эту партию. Теперь за пост командующего будут бороться Шестикрыльцев и люди извне, но с ними – это уже более сложный сценарий, так как им нужно пройти жесткий отбор. Игорь в их комбинации не участвует. Он выведен из-под удара.

– Иди сюда, – велел брат Игорю. – Важное дело скажу. Надо тебе встретиться с генералом Шестикрыльцевым. Ты у него ребенком на коленях сидел, помнишь?

– Помню, он приезжал в гости, только тогда Шестикрыльцев майором был. Привез мне в подарок пилотку. Говорит, вырастешь, станешь солдатом. Не помню, куда эта пилотка делась. Забыл.

– Выменял ты ее в школе на что-то. Ты постоянно что-то продавал и покупал по мелочи.

Старческий глаз сморгнул, что означало веселье. Хитиновый покров, под ним зрачок. В нем отразилось все сразу: фреска, Игорь и санитарка.

– Ты не слушаешь, шаришь по телефону, – укорил старик.

– Новости в телеге, брат. Бои за Каялу. А у меня там партнер живет. Большая поставка на мази. Ты не представляешь, какая большая!

Святослав выглядел беспокойным, из-за ночного кошмара он не выспался. У него галлюцинации, сообщил он, из-за этого он чувствовал себя смущенным. Он находился в месте, окруженный людьми, которые издавали массу звуков. Игорь сказал, что ему тоже не по себе от такого скопища людей.

– А что вчера было? – больной обратился к Игорю:

– Тяжелый день, – последовал ответ. – Бухали с братьями.

– С Романом, Давыдом и Рюриком? Извини, про Буй Тура не вспомнил. Кто еще был?

– Мстислав.

– А кого из вас на руках домой принесли?

– Точно не скажу, – ответил Игорь, которому разговор не нравился. Ему не улыбалось служить предметом пересудов. – Ну, я пойду, брате.

– Ступай.

Игорь отметил, что старик не захотел с ним откровенничать.

В коридоре загромыхала тележка. Пришла санитарка с влажной уборкой. Игорь попрощался и вышел. Святослав окинул стопку бумажных салфеток и со второй попытки (первая неудачно) вытащил флакончик (один) с одноразовым шампунем. Санитарка сделала вид, что не заметила. Он был уверен, что возьми он два, она подняла бы хай.

– Что, явился родственничек? – фамильярно спросила санитарка.

– Помолчи! – он не стеснялся резкости, это избавляло от разочарований.

– Какой именно, Святослав батькович? Тот, что директором компании или другой, что техническим директором? – уточнила она.

– Тебе ли не все равно? Сделай-ка мне чайку.

Санитарка отвлеклась от уборки. Когда еще получится поболтать с настоящим генералом. Его грубость не смущало бойкую бабенку, все равно она узнает все новости от охраны.

Игорь остановился переговорить с телохранителем:

– Майор, как служба?

– Не жалуюсь. Что-то случилось?

– Ногу растянул.

– Вызвать вам врача?

– Не надо.

Черты лица показалось Игорю знакомым.

– Мы с тобой родичи?

– Дальние. Шельбировы мы.

– Вот и хорошо. Тогда давай на «ты».

– Кто там с тобой в саду был?

– Один малец. Пришел отношения выяснять.

– У него оружие есть?

– Не видел, но вообще не знаю. У меня есть.

– Ты уходишь что ли?

– Ухожу. Ах, ты в другом смысле. Что от меня неприятности? Это верно. Пошел я, майор. Не скучай.

– Не буду, раз ты говоришь.

Майор Шельбиров, запомним. Игорь видел майора второй раз в жизни. Первый раз – майор был в обслуге, а сейчас уже – телохранителем. Быстро же в этом ведомстве делают карьеру.

В парке Игорю встретился недавний соглядатай. Этот Гельман был симпатичным молодым человеком с черными волосами, завязанными в хвостик. Его белые зубы и улыбка вызывали восхищение. Так улыбаются дети, которые хотят вызвать расположение родителей.

– Исчезни пока, – велел Игорь.

– Я твой…

– Знаю.

– За мной следил, да?

– А ты думаешь, я, полковник, не смогу справиться с дохляком-шантажистом.

– Я же ваш сын.

– Слышал. Я тут подумал, уехать тебе надо.

– А куда?

– В действующую армию.

– Хорошо.

– Хорошо, а что дальше?

– Я перестану быть твоим сыном?

– Если признаю, то будешь, а так чисто по ДНК – биологический контакт.

– Нет. Так меня не устраивает. Я хочу настоящего.

Пацан был не по годам серьезным. Он проявил твердость, чтобы проникнуть на закрытый охраняемый объект.

Игорь ощущал нереальность происходящего. Вот обыски – действительно реальность. Финансовый аудит, который длился третий день, вполне мог быть инициирован Шестикрыльцевым. А вот история с мальчишкой – уже вброс, как и связь с его матерью Гельман, с которой они были знакомы лет двадцать назад. Просто идеально совпали тайминги обысков с этим давним событием. Теперь это раскатают на весь телеграм, чтобы пустить волну и показать всем, что Игорь – рискованная фигура для бизнеса. Дальше пазл собирался легко.

Святослав обратился к Шельбирову, составлявшему список гостей на завтрашний день. К 75-летию ожидался наплыв народа, и требовалось определиться.

– Пройдемся по списку, кто там есть… – говорил генерал.

– Всеволод и ваша невестка, – отвечал он. – И еще ейный батюшка Осмомысл.

–… и еще Ростиславичей – Романа, Давыда и Святослава и Рюрика, а также и Мстислава.

Всеволода, Буй Тура, он из списка исключил.

– Теперь все? – уточнил майор.

– А про Бояна не забыли?

– И Боян, – эхом откликнулся Шельбиров.

Так что всех их завтра ждали в гости.

Боян явился на день раньше. Весть о его приходе бежала впереди его.

– Боян пришел, – объявил охранник.

– Боян, – откликнулся Шельбиров.

Подвижный старик спросил у майора, примет ли его Святослав Всеволодович.

– Если имя есть в списке, примут. Если бы вы пришли без записи, то отправились бы обратно. Тут много народа приходило, разоделись в пух и прах, только пришлось им разворачиваться.

Тот, кто удостаивался приглашения на семейные торжества Святослава Всеволодовича, подтверждал статус уважаемого члена общества. Глава большого рода Рюриковичей являлся во всем блеске – будь то личный особняк, загородный ресторан или респектабельный госпиталь. Хотя последний месяц именинник не покидал стен клиники, он все получал лучшее – еду из ресторана, а сведения – из первых уст, и даже близость смерти не могла нарушить его правила.

– Идите обедать, сестры, я сам прослежу, чтобы наш больной получил свою пайку, – Боян всегда держался немного фамильярно.

В своей палате рассмеялся Святослав – судя по болтовне медицинских женщин, павлин Боян снова распустил свой хвост. Вот и сейчас он явился в палату при полном параде.

Для многих оставалась загадкой дружба генерала с болтуном из СМИ. Боян был волшебником, который оказывался во многих местах сразу. То он в Москве у одра Святослава, то у пограничной реки Сулы, играет с детьми беженцев, рассказывает им сказки. Голос у него приятный, и слушать его можно без конца, но в его присутствии невозможно высказаться, Боян заполонял собой все пространство. Впрочем, Святослав приготовился говорить, а не слушать.

– Давно не виделись, старче. Как твоя печаль? – начал вкрадчиво журналист.

– О ней я и хочу с тобой поговорить, – больной намеренно понизил голос, чтобы собеседник нагнулся к его постели. – Глядь в окно. Что там?

– Дерево.

– Не дерево, то вверх растет свеча в церковь за душу невинно убиенного Ростислава. Сил моих нет на нее смотреть.

Палата выходила на западную сторону. Окно в половину стены позволяло оценить солнце во всей его красе. Боян подошел поближе, чтобы полюбоваться кремовыми песчаными дорожками и кустарником, тронутым охрой – с ними гармонировала начавшая краснеть рябина.

– Отойди подальше. Везде шпионы, – проговорил больной.

– Ну и жизнь у вас в Владыкино.

Святослав встал и накинул желтый атласный халат с кистями, после чего они перешли в пустующую процедурную.

– Сколько тебе, Боян? – спросил он.

– Семьдесят пять. Я тебя на семь месяцев старше.

– Не свисти. Лет сто тебе, я так думаю. Ты про «Аврору» расскажи!

Старик уверял, что у него в спальне до сих пор висел вымпел с Авроры. Так бывает: пять лет учишься на журналистике, любишь корабли, умеешь управлять яликом и строить плот с парусом летом на даче, летом ходишь на байдарке, но потом устраиваешься военкором в горячей точке, это затягивает и делается профессией.

Затворились на ключ. Дело у них важное.

– Помощь мне нужна, старче.

Одногодки оба, так что и не знаешь, кто из них другого старше.

– Поговорить с тобой хотел об… одном человеке, – произнес Святослав.

Сообщение не предназначалась для чужих ушей. Боян это понял, но не стал склоняться, он обладал неплохим слухом, а при необходимости разбирал слова по шевелению губ.

– Парню стукнет сорок лет. Передашь ему подарок от меня, старче. Не думаю, что мальчишке он придется по душе, но это как раз то, что ему нужно.

Боян хмыкнул:

– Я не имел возможности его поздравить, но и не жалею.

– Боян, ты все знаешь. Что там у них за попойка?

– Не боись, чадушко. Четверо вернулись своим ходом, одного тащили на руках. Обычное дело.

– А кто же был так плох?

– Твои братья двоюродные, Роман или Давыд – точно не помню, – память Бояна стала сдавать. – Нам такие гулянки не по летам.

– Пусть без нашего подарка обходятся. Вряд ли найдется что-нибудь такого, чего у них нет.

Голос Святослава прозвучал твердо, а уголок рта насмешливо приподнялся – Боян счел это благоприятным знаком.

– Того мужа следует испытать в деле, но не будем отпускать его на волю случая, – имени по-прежнему не называлось, оба прекрасно знали о ком речь. – Тебе придется взять организацию на себя.

Святослава изложил план в деталях, он отличался обдуманностью. Трудно представить, сколько времени на него ушло и скольких людей ему пришлось потревожить. Теперь Бояну нужно приводить эту систему в движение.

– Можешь не беспокоиться, мне это по силам, – откликнулся старый друг.

– Сам видишь, какой мой брат. Плохой из него помощник, Боян. Хорошие часы, крутая тачка – к этому он быстро привык. И людей вокруг него крутится немало. Шереширы из Рязани, пятеро братьев, сыны Глебовы.

– А с младшими договориться пробовал? – спросил Боян. – Рюрик Ростиславич Киевский в Москве и его брат Давыд Ростиславич Смоленский. Каждый по квартире купил, значит, планируют осесть.

– Где младшие? Они и приезжают в Москву, чтобы ходить по ночным клубам. На днях Рюрика видел. Он обрит и ходит в шляпе. Говорит, что дайвер.

– Разве они не были на войне?

– Сражались, только неудачно. Боевыми успехами похвастать не могут.

Святослав вздохнул:

– И не скажешь, что откосили. Долг выполнили. И что? Дело-то не сделано.

Боян продолжил:

– Я один раз сунулся в клуб и больше туда не ходок. Музыка орет, все друг другу радуются, целуются на людях. Ударяют по плечу. Я спрашиваю Рюрика: «Откуда ты его знаешь?» А он говорит: «Понятия не имею, кто он такой. Просто хорошее настроение было».

– А почему настроение? Он под химией? – насторожился Святослав.

Боян оставил этот вопрос без ответа. Будет нужно, его друг узнает это и без него.

– Своими ушами слышал, как Ярославна дебютировала с укулеле. Пела что-то на английском и на маленькой скрипочке играла.

– А что муж? Все в его присутствии?

– Мы выпили с ним на брудершафт и поменялись часами.

Глаза Святослава сверкнули:

– То-то часы твои показались мне знакомыми. Подарил ему на день рождение. «Картье», береги, Боян, вещь дорогая.

Медсестра появилась неожиданно, как если бы белая башенка Кремля пришла в движение. Шатром прошелестел тонкий халатик. Святослав вздохнул, и его охрипшее горло просвистело на две ноты – чисто деревянная дуделка. Так всегда бывало, когда он злился.

Сестричка сообщила, что больному пора ставить капельницу. Бояна выпроваживали.

– Вот, чуть не забыл.

Он вынул из пакета несколько булочек, которые купил в Курсе.

– Это настоящее чудо, попробуй, как пекут. Полно крема, они наполняют им внутренность до краев. Вы в Москве таких булочек не пробовали.

Медичка напряглась:

– Нельзя Святославу Ярославичу булочек. Ему ничего нельзя. Он питается только из капельницы.

– Одну можно.

Между тем Боян уже разливался соловьем, разговаривая с медсестрами, и в свои семьдесят пять (они со Святославом были ровесниками), он все еще отличался мужской привлекательностью, которую придавала ему жажда жизни. Уходя, Боян прихватил кое-что из деликатесов с тумбочки больного. Не то, чтобы он был обжорой, просто никогда не знал, где удастся пообедать в другой раз.

После его ухода Святослав расстроился. День сегодня вышел порченый. Он сказал медсестре:

– Дайте мыльницу рот помыть. Прости мя грешного.

– Что случилось?

– Так узелок на память.

Когда доктор, сестра и охранник покинули палату, Святослав смежил веки. Со стороны казалось, что он задремал. На самом деле он вспоминал разговор с Игорем. Занятный он человек, но бог знает, чем занимается. То ли покупает что-то, то ли продает. Такой затейник, никогда не ответит прямо, все приходилось выпытывать.

Святослав задумался над тем, когда пришла санитарка – до Игоря того или после. Он тренировал свою память. Пора учиться обходиться без посторонней помощи.

После ухода посетителей глаза Святослава потускнели, и тени набежали, готовя спасительный сон. Медсестра, закончив с капельницей, была поражена кротостью больного и решила, что он умер. Это оказалось, не так. Святослав просто лежал с закрытыми глазами, прижимая к груди булочку из Курска. Он не мог спать и только дремал, содрогаясь от ужасов. Ему чудилось, как его поили горьким отравленным вином и накрывали на тисовой кровати чёрной тканью, а поверх сыпали крупный жемчуг. Виделся ему дом с разобранной крышей, через которую выносили покойников, а за окном каркали вороны, предвещая несчастье.

Его карие глаза одубели, и лицо оледенело, как у Олега, когда щит к воротам прибивал.

Шестикрыльцев

рано к заутрени зазвонили

Когда Игорь миновал чугунные ворота клиники и направлялся к своему автомобилю, на стоянку свернул «Аурус», совершил разворот, а потом резко остановился. Оттуда вышел представительный господин, высокий человек в черном пальто и высокой меховой шапке, какие даже летом носили все сибиряки. Вечерний костюм выглядывал из-под пальто.

Осмомысл приехал в Москву, и это хорошая новость.

– Здравствуйте, Ярослав Владимирович, – приветствовал его Игорь.

Спина у него сама собой выпрямилась. В присутствии такого человека ему хотелось держаться по струнке.

Рукопожатие длилось несколько секунд, потом Осмомысл отпустил руку Игоря.

– Как мило с твоей стороны, зятюшка, что ты меня дождался, – заметил сибиряк. – Ты в майке, а сейчас прохладно, сядем в машину. Хотел бы я найти время для более обстоятельного разговора с тобой, но боюсь, что люди не поймут нашего опоздания. Кстати, тебе пора переодеть свой камуфляж.

Не без труда Игорь натянул на себя парадную сорочку и костюм, который хранился у него в багажнике.

– Что со Святославом? – спрашивает Игоря тесть.

– Гипертонический криз. Он всю ночь не спал

– Неужели ничего сделать нельзя?

– Не бойся, тестюшка, прорвемся. У нас с тобой сейчас партийное задание насчет одного генерала. А в каком ресторане юбилей, мы сейчас узнаем.

– Мало разве вы повеселились, зятюшка? – начал расспрос Осмомысл.

– Что, в газетах прочитали?

– Там про драки каждый день пишут.

Надо отдать должное, Ярослав Владимирович лишь обозначил свое знание, дальше расспрашивать не стал, деликатничал.

– Как жена? – только осведомился.

– Вьёт гнездо. Была без ума от стекла с бензиновым оттенком, но кажется переросла. А почему спрашиваете?

– Фру мне сегодня звонила, не могла с тобой связаться. Я прислал за ней машину с водителем.

Игорь усмехнулся. Брак у него недавний, а как теперь люди строят семейные отношения, старикам трудно объяснить.

– Я вчера взял ее машину, много ездил, в баке пусто. Фру не захотела ехать на заправку, а позвонила тебе. Она всегда ждет кого-нибудь, чтобы решить проблему.

Он не стал говорить, что звонок ее он специально сбросил, хотел ее поучить.

– А как сам съездил, душа моя. тестюшка? Ты ведь был в Нижнем Новгороде? – Игорь перевел разговор к простым вещам.

– Видел кремль, канатную дорогу. Новая Стрелка чудо как хороша.

Осмомысл рассказывал про то, как осматривал кремль с видом на широкую реку, которая после фильма Тарковского его особенно впечатлила. Они говорили о войне, о том, правильно ли Осмомысл делал, отпустив пленных, взамен обещания больше не воевать против России. Счастливые лица тех ребят были его единственной радостью за все время войны.

Сидя в белом нижегородском кабаке и любуясь белыми диванами и чучелом глухаря, Осмомысл сомневался, такой ли он фанат Европы. Ему была по нраву русская речь и русская кухня. Потом его ждала нижегородская канатная дорога, в одном лице аттракцион и регулярный транспорт «на ту сторону города через Волгу за 12 минут» для местных.

– А как Буй Тур, твой младший братишка? – выспрашивал он про родственников.

– Фирма распалась, теперь он работает на государство.

– А где Давыд и Роман?

– Они в свое время подойдут.

– А Рюрик, Давыд, Роман, наши молодые друзья?

– Они в отъезде, – отвечал Игорь.

– А в чем дело?

– Ну… – признался Игорь. – Вам не понравится. Они не хотят участвовать в военной операции.

– Чем же они хотят заниматься?

– Не знаю точно, но вчера мы купили на паях пивоварню.

Осмомысл хихикнул, а потом от души рассмеялся. Являясь до мозга костей светским человеком – юрист по образованию, Осмомысл знал толк в бизнесе, он и сам тащил на себе несколько комитетов, деятельность которых хотел направить на благо отечества, и поговаривали даже, что у него это получалось.

По дороге Осмомысл рассказывал, что генерал Шестокрыльцев находится под следствием, ему вменяют что-то, связанное с растратой финансов. Разбирательство закончилось, и генерал получил назначение на фронт. Со всем своим штабом.

Так что сейчас ему предстояло повеселиться в последний раз.

Банкет у Шестикрыльцева по случаю дня рождения совместился с празднованием назначения на должность в Генштабе. Не полагаясь на Игоря, Святослав выставил вторую кандидатуру. И она сработала. Рюриковичам грех жаловаться, у них везде имелись сторонники.

Присутствие на банкете Осмомысла означало то, что Святослав был до конца не уверен в лояльности своего протеже, поэтому и послал наблюдателей. Ярослав Владимирович, его добрый друг, потому и звался Осмомыслом, восемь умов, что всех перехитрит. Он порядком понаторел в подковерных играх и сможет разобраться в любой интриге быстрее, чем кто-либо.

В ресторан их допустили после долгих переговоров. В списке гостей Игорь значился с женой, и его расспрашивали, почему он явился один. К счастью, народа собралось много, и его скоро оставили в покое.

В ресторане все было готово для праздника. Там гулял-гудел генерал Шестикрыльцев. Очень он любил пить водку под салат «селедка под шубой». Во всем ресторане царил селедочный дух. Во главе стола сидел румяный генерал, это и был Шестикрыльцев, родом из Мстиславичей-«шестикрыльцев» (разводят соколов). На банкет приехал из Курска.

У него высокая должность и он всегда при деньгах, но оратор из него никудышный. На моменте выступления генерала гости чуть не погибли от стыда. Генеральская речь, как обычно, вышла нудной, но вояка выглядел отлично, позолоченный мундир пришелся ему к лицу. В общем, не юбилей, а цыганская свадьба.

Пользуясь случаем. генерал Шестикрыльцев приветствовал новых гостей. По его словам. Игорь возмужал за то время, что они не виделись.

– Тебе идет мужественность, брат. А разве дивно, братья (мне) старому помолодеть, а младшему постареть? – генерал мастер придумывать тосты.

Игорь ходил вокруг него, как по подиуму. Неужели у стриптизеров научился? Речь шла о работе. Просил его подыскать для него непыльную работенку в штабе. Поближе к канц принадлежностям.

А сам кивает Осмомыслу, которому пора выходить на первый план.

– Знакомьтесь Ингвар Всеволодович, это Осмомысл, мой тесть и партнер по бизнесу, – говорит Игорь.

– Я знаю, кто такой Ярослав Владимирович. Будем знакомы, я Ингвар.– Давай почеломкаемся, выпьем хорошего вина, – предложил.

Обнялись, поцеловались троекратно.

– Я знаю, кто такой Ингвар Всеволодович, – отвечает Осмомысл. – Очень приятно.

И только Игорю явно не по себе. Он не из простых и не из легких. Вот Осмомысл – приятный во всех отношениях мужчина.

– Где я могла вас видеть? – спрашивает приглашенная певица.

– Это вряд ли, мадам. Я только сегодня рейсом из Нижнего Новгорода.

Игорь спешит ему на помощь:

– Окажите честь, тестюшка, – и подает ему бокал вина с подноса, который за ним следом официант несет.

Все люди как люди, и только Игоря собственный официант обслуживает. Он же и бокал забрал.

– Видел, как ты ржал под речью генерала. Неуважительно себя вел.

– Я его слушал. А другие – нет.

– А он говорит, что нет, что ты в телефоне шарил.

– Я его речь конспектировал.

– Да ну?

– Вот текст, – и сразу читать начал, а там и вправду слово-в-слово.

Как же это может быть?

– Это ИИ конспектировал. А я с Ярославной переписывался, – признался Игорь.

– Генерал просил тебя что?

– Он много чего говорил. Я почитаю конспект, а потом вам доложу.

И собирается дальше идти. Он вообще странно себя вел. Подходил к разным людям, болтал с ними, предлагал выпить. А потому у него свой официант, что он сам вина не пьет. А подают ему подкрашенную воду, догадался Осмомысл, вот и дальше стал выспрашивать:

– А чего ты рукава засучил? Драться собрался?

– Нет, в этом прикиде я драться не стану. Это пиджак шелковый. Знаешь, сколько стоит? А насчет рукавов, это лук модный три четверти.

– Раз не дерешься, тогда и рукава не засучивай.

Осмомысл быстро нашел знакомых и присел к ним за столик, но Игорь не спешил принимать приглашение. Он вышел на улицу позвонить, но вот незадача, он забыл телефон в одном из тех мест, где успел побывать. Ему одолжили сигарету. Он курит в обществе серьезных респектабельных людей, все разговаривают и смеются, и только он держится отдельно, сам по себе.

От крепких напитков Игорь воздерживался, всем говорил, что он спортсмен. Но и от белого вина он так пьян, что едва способен передвигаться самостоятельно.

К Игорю подходят какие-то люди, им всем есть, о чем с ним поговорить.

– Игорь… извините, что без отчества.

– Вы меня с кем-то путаете, – машет он руками.

– Вы посмотрите на меня. Пожалуйста.

У парня зеленые глаза, точь-в-точь, как у Игоря, но еще зеленее, они блестят, как перо попугая. Про Игоря так сказал Роман, но первым заметил Давыд, так что это его слова. Никогда не знаешь, какой каприз у Игоря на уме. Зеленый попугал. Сейчас он стоит у стены, ожидая, пока кончится дождь. Еще моросит, а он идет, бросая взгляды вправо и влево. Он не узнает города, здесь должна быть другая улица. Детали он помнил неточно.

К тому же он близорук.

– Меня зовут… Ринат Гельман, мы с вами утром виделись.

Игорь побежал, но разве можно спастись бегством от человека, который у тебя в голове. Перед ним мчались машины с такой скоростью, что стоит сделать шаг вперед, и размажет по асфальту. Он чуть было не сделал этот шаг.

И тут раздался звонок. Игорь взял трубку, не посмотрев, кто это. Не все ли равно.

– Слушай, у меня хорошая новость, – раздался знакомый голос. – На «Озоне» появились часы со святящимися цифрами, всего шесть сотен. Покупаем, да?

Игорь поднял глаза. На светофоре зажегся зеленый свет.

– Решай сама, Фру. Я сейчас немного занят.

Он потерял где-то свой пиджак, и в грязной рубашке не отличим от городских маргиналов, но это только внешне. У него взгляд уверенного в себе человека, и в отличие от бездомного, у него домов много. Он отрицательно мотает головой официанту: не надо водки. Какая-то девица хватает его за руку, но ему не надо шлюхи, у него есть жена. Проклятые репьи продолжают за него цепляться. Таксист что-то хочет ему продать. Ах, нет, он спрашивает, куда ехать. Игорь ищет свою машину. Он твердо помнит, что у него имеется машина, но он слишком пьян, чтобы куда-нибудь ехать.

– Куда вам? – в сотый раз повторяет водитель.

– Найдите, пожалуйста, мой телефон, – просит Игорь, после чего вырубается.

Его забирает брат Всеволод. Кто-то из обслуги ему позвонил, и он вынужден отлучиться с дежурство. Сегодня его смена, и за время его отсутствия всё Кемерово может остаться без сотовой связи. К счастью, этого не происходит.

Даже зная, что Игорь на месте, отыскать его нелегко, и Всеволод раз за разом объезжает на машине ресторан в поисках брата. Что он делает в этом тускло освещенном переулке, вымощенным плиткой? Стоит у подъезда многоквартирном доме, ждет, когда дверь откроется и он сможет зайти.

– Зачем ты здесь, брат?

– Прости, задумался.

Игорь объяснять, что потерял телефон. Его можно поискать, но это бесполезно.

Крестины

напускал десять соколов

на стаю лебедей

Игорь открыл глаза и нашел себя за столом летнего кафе в парке имени Горького. Было очень холодно, вот он и проснулся. Кафе закрыто. Сколько времени неизвестно, пожалуй, уже поздновато. И что примечательно: он не помнил, как здесь оказался.

Выручил Давыд:

– Давай вместе обмозгуем. С чего у нас все началось? Вчера ты спрашивает у меня про священника.

– Зачем он мне понадобился? – Игорь поразился неожиданному повороту.

– Я не помню. Спроси у Буй Тура. Он тоже был с нами.

Всеволод спал в машине. Она была большой и красной, а сидения – белыми кожаными. Шикарный лимузин – подарок тестя на свадьбу.

– Что? Если вы ничего не знаете, с какой стати я должен за вас все помнить?

Тем временем Игорь нашел телефон и узнал, что сейчас четыре утра. Еще в телефоне нашлась фотография маленького мальчугана, совсем голенького.

– А почему не в комбинезончике? – В отличие от бездетных братьев Романа уже обзавелся несколькими дочерями.

– Смотрите, это мой крестник, – сказал Игорь.

– Это мой сын, – гордо сказал Всеволод.

Все сразу стало понятно. Сначала они праздновали рождение маленького ангела, потом пили за здоровье будущего крестника. Потом Игорь куда-то засобирался.

– Куда? – спросил Буй Тур.

– Какая разница, раз ты все равно здесь.

Снова помог Давыд. Что бы без него Игорь делал? Снова уснул.

– Крестины сегодня утром, а мы еще не договорились в церкви.

Игорь смотрел на визитную карточку. Там было написано «Священник Евгений». Надо было ехать.

В церкви шли бдения, никто не спал. У входа на скамеечке сидели два грустных мужика.

– А мне на беседу со священником, – сказал Игорь. – К семи.

– Тогда присаживайся.

И они стали ждать вместе.

Перед таинством крестным полагалось собеседование со священником. Тот не заставил себя долго ждать, сбежал легкой поступью, словно и не было ночного бдения.

– Не возражаете, если я перекушу, – и отпил из бутылки обезжиренного молока.

Вопросы были заданы заранее, и теперь он слушал, как они приготовились. Игорь ответил. Священник испытующе посмотрел на него. Он избегал выносить оценку, предпочитал, чтобы они сами оценили свои знания.

– Кол, – сказал первый крестный.

Выглядел он небедным человеком. Крестного выбирали из благополучных семей и с хорошим достатком.

– Тоже, – сказал второй.

– Два, – с вызовом произнес Игорь.

– А когда крестины? – спросил священник.

– Послезавтра, – ответил грустный мужик.

– Вы почитайте книги, и еще Уфимского. Это изложение Евангелия. Потом позвоните мне, – и священник раздал свои визитки.

У Игоря все было еще хуже. Крестины назначены на сегодня, так что не стоило и учить. Он скачал себе на телефон «Символ веры». «Отче наш» он скачал раньше.

Священник это одобрил. Он оказался человеком добрым.

– Вот у язычника жизнь по совести, не кради, не чревоугодствуй. А христианин должен преодолеть себя. Подняться. Не ответить обидой на обиду. Сдерживаться. А если вы становитесь крестным, то обязательства возрастают. Вы не только за себя ответственны, понимаете? А если я вам дам благословение, то ведь на меня тоже ляжет ноша, я и за вас буду нести…

Помучив их немного, он все-таки дал благословение и поставил подпись в зачетной книжке крестного.

Когда Игорь вернулся к своим, все еще спали, за исключением Романа, которого замучила жажда. Он обошел окрестности в поисках круглосуточного магазина.

– Вот, принес минеральной воды, – и он предложил Игорю.

– «Нарзан»?

Роман сморщил нос.

– Нет, «Архыз». Другой не было.

Игорь осушил половину бутылки.

– Мы вчера так перенервничали.

– Это напоследок. – Игорь дал понять, что больше не отзовется, буде его кто пригласит.

Он взглянул на часы. Все верно, уже скоро шесть. Пора всех будить. Полистав телефон, увидел в нем одиннадцать пропущенных звонков от жены.

– Чего это она звонила?

– Это легко узнать. Позвони ей, – посоветовал подкаблучник Роман.

Легко семейному парню советовать недавно женатому мужчине.

– Нет. Я не знаю, что ей сказать.

– А кто знает? Слышал, Осмомысл в городе? Он тобой интересовался.

– Скажите, что меня нет, – ответил Игорь.

Еще один пропущенный звонок от Давыда. Игорь перезвонил.

– Ты где?

Давыд откликнулся.

– Сижу на скамье с видом на реку. Рядом пристань для кораблей. Где это, не знаю. И да, тут еще голуби.

– Ладно, сейчас тебя заберу.

Давыд устроился в гамаке на пристани парка имени Горького.

– Ты мне звонил вчера утром. Зачем? – спросил Игорь.

– Откуда мне знать?

С тех пор, как умер отец, Игорь и его брат находились на попечении семьи, которая видела в них хранителей традиций. Следуя им, старший выбрал военную профессию. Когда младший занялся бизнесом, это стало предметом пересудов, но после женитьбы Всеволод перестал быть черной овцой, его простили ради жены, прекрасной Ольги Глебовны.

В доме Всеволода перед крестинами не спали. Младенчик заходился криком. У колыбели сидели две женщины, в розовом брючном костюме и изумрудном платье, мать и тетка. На крестины обе красавицы прибыли при полном параде, обе в платочках. Улыбаются, личики чистые, а ведь ночь не спали.

– Чем занимались? – спросил Игорь свою жену Фру.

– Вас ждали.

За свою жизнь Игорю доводилось видеть немало красавиц, но ни одна из них не могла сравниться с Ярославной. Разве только Всеволоду досталась такая же жена-красавица. В любой час дня и ночи Ольга Глебовна выглядит безупречно. Волосы – блестящее черное каре, из-под него – огромные глаза. Она всегда выглядит голодной. Худая и изящная, как Эйфелева башня.

– Как сына назовем? – спрашивает.

– Натан, дающий.

Ее голос слишком пронзительный, слишком громкий, а это немногим нравится. Но этого от нее не требуется, Ольга – не певица, она танцует.

На крестинах Всеволод держится в стороне от жены. Отношения между ними разладились. Видно, муж задался вопросом, какие отношения у Ольги с тем чернявым на работе. Всеволод легковерен, но это не главная проблема в его жизни. Он чертовски вспыльчив. Буй Тур, одним словом.

Игорь настолько вымотан. что ему нет дела до чужих переживаний. Его никто не спрашивает о случившемся, но видеть их понимающие глаза – уже тяжко.

Но сейчас он смотрит на свою жену, прямо в зрачки, а они золотые. Рукой гладит ее кожу, но это всего лишь новый брючный костюм из нежной замши. Она отводит взгляд, у него рубашка испачкана и грязь на скуле. Дыхание тяжелое, отрывистое, словно он с ломовиком телегу вез.

– Ты сегодня бегал, лада? Все, как обычно?

– Сегодня все иначе, – ответил и даже не улыбнулся.

Он искал Буй Тура.

Впереди шел мужчина с коляской, в ней сидел мальчуган в комбинезончике и шапочке.

– Нет, наш без комбинезончика, – смутился крестный.

Всеволода нигде не было. О нем вообще избегали говорить. Родне пришлось смириться, что у них появилось два хулигана. Когда Ефросинья делилась подробностями своей семейной жизни, её сестры замирали от ужаса. Потом Осмомысл сказал дочери, что был бы признателен, если бы эти детали она оставляла при себе, но репутация Игоря оказалась испорченной. Кое-что написал о нем Боян, тоже не очень приятное. Так что теперь Игорь подтверждал то плохое, что о нем говорили.

Прозорливый священник углядел то, что не уловили другие: Игорь сомневался, стоило ли становиться крестным отцом маленькому Натану, потому что сам искал спасительную гавань. А пока волей-неволей он дрейфовал вслед за остальными.

Крещение проходило в храме у богоматери Пирогощи в силу традиции, которой Рюриковичи, в душе язычники, неизменно следовали. Может быть, потому что с иконой Богородицы Пирогощей они встречались по-родственному, а звучащие в церкви слова заставляли их сердца биться сильнее.

Часовня, где происходило крещенье, казалась темной, лишь огоньки свечей разгоняли полумрак. Младенец замолк, чувствуя себя в безопасности. Что-то происходило, но в тени не происходило никакого движения. Пролилась вода, младенец подал голос, таинство свершилось.

Игорю удалось сохранить это воспоминание в относительной целости, из-за воды, которой его захлестнуло, когда он брал из рук священника младенца. Он слышал, как течет вода, перенося святой дух на ребенка, а его руки качали маленького, как колыбель.

Из-за потерянного телефона Игорь разорвал связь со многими знакомыми, но, сказать по совести, не жаждал восстанавливать с ними контакт. Наиболее упорные звонили Фру, и когда она передавала такие разговоры мужу, тот морщился:

– А знаешь, лада, не приглашай к нам старого Бояна, он мне до чёртиков надоел.

Военная выправка, жесткость в переговорах, бескомпромиссные решения – это у Игоря от армии.

– Он уезжает на войну корреспондентом. Приезжал проститься, – и со слезами жена положила трубку, очень ей стало обидно за старого Бояна.

На следующий день Игорь вышел из дома ни свет ни заря, прихватив водолазный костюм и ласты. Брат Рюрик пригласил его ассистировать на соревнованиях дайверов в спорткомплексе МЧС.

– А что Святослав Всеволодович? – смущенно спросил Рюрик.

– Старшой отходит. Он был и остается воином. Только представь себе мертвого воина.

– Славный старик, жаль, когда умрёт. Он заплатил дорогую цену, но получил то, что хотел, – отозвался Рюрик.

– Как и все мы. Получаем и платим, – заметил Игорь. – Не сегодня-завтра мы соберемся на его похоронах, так что логичней посвятить свои дни живым. А потом мне нравится в бассейне. Терракотовая плитка, вода плещется.

Рюрик поморщился. Ему не нравились разговоры о покойниках на соревнованиях, когда остановка дыхания влекла за собой смерть пловца. Такие казусы случались редко, но пренебрегать осторожностью не стоило. Страхующие спортсмены выявляли тех, кто переставал дышать и поднимали их на поверхность, хотя и не были ангелами. Да, ангелов среди них не наблюдалось.

– Ладно, если ты готов, можем приступить.

Вслед за другом Игорь ушел в воду.

Бывший морпех, Рюрик погрузился в спортивный бизнес и теперь судил чемпионаты для любителей-дайверов, которые совершали погружения, устанавливая личные рекорды задержки дыхания. «Все идут на рекорд, и дай им волю, мы не досчитаемся и половины наши. Люди тонут из-за глупости», – сердились судьи.

– Потом к старику поедешь? – спросил Рюрик.

– Жена собиралась, а я не знаю…Пришлось бы надевать костюм с галстуком, а я этого не люблю. Где-нибудь на природе я бы с ним встретился, но старик пешком не выбирается. Как начались военные действия, он и вовсе больницу не покидает, мне говорили, даже в машину не садится.

– Если хочешь, могу составить компанию, – предложил Рюрик.

– Нет. Мне вообще хочется оставить старую жизнь и начать все заново. В прошлом ничего не жаль, – ответил тот.

С порога донеслись слова:

– Не ценишь деньги, потому что они достаются запросто.

Всеволод присоединился к ним на выходе из бассейна. Из братьев он считался не очень симпатичным, но, в целом, нормальным. В ожидании, пока закончится суд (по его вине задерживалась поставка тонера), он отсиживается на даче у Осмомысла. То, что Буй Тур выплывет – без сомнений, с такими родственниками ему грех жаловаться.

Рюрик пожал ему руку. Игорь обнял брата.

В соседнем баре они взяли пива, хотя пить никому не хотелось. По молчаливому согласию они не вспоминали юбилейный вечер Святослава, их бойкот являлся вызовом семейным традициям, предписывавшим, что им делать и где быть. Тщетно они пытались изобрести нечто такое, что могло потрясти родных. Если бы не корреспондент на празднике пива, подловивший непристойный кадр, где присутствовали шестеро братьев, все прошло бы как обычная тусовка.

Прямо из бассейна они отправились на к нотариусу, чтобы подписать документы на покупку частной пивоварни, доставшейся им очень дешево. Владелец, знакомый Мстислава, уходил на фронт и избавлялся от активов.

Всеволод решил передать долю в фирме своей супруге Ольге Глебовне. Сколько же надо выпить, чтобы придумать такой план.

– Она – мое сокровище, Игорь, и знал бы, ты как много я связываю с ней.

Они познакомились в бассейне, где Всеволод занимался дайвингом. Раньше Глебовна ходила к массажисту – у танцоров постоянная проблема с позвоночником, но потом она переключилась на плавание. Все вместе они время от времени встречались в бассейне.

Помимо плавания у Рюрика есть другое хобби, это составление генеалогического древа. Он показывает на телефоне свое древо Рюриковичей. Не то, чтобы для Игоря это важно, но он тоже проявляет интерес. Всеволод – нет, ему такие дела пофигу. Но он сразу реагирует на крик Игоря, протягивает руку к телефону Рюрика, листает фотографии. С какой стати у него фотография Глебовны в купальнике. И кто этот чернявый дрищ рядом с ней? Рюрик быстро пролистывает. Черная тень исчезает, но Глебовна остается.

Все-таки Всеволод заметил.

– Кто-то из ансамбля, – рассеянно говорит он, и лицо какое-то тёмное.

– А что с Овлуром? – Игорь поспешил перевести разговор.

– Боюсь как бы не кинул с тонером. Не оплатил крупную партию. Что с ним стало, непонятно. Мужик вроде проверенный, иначе бы мы с ними дело не имели.

– Тогда придется на месте разбираться, – говорит Игорь.

– Никого не могу послать. Это в зоне прифронтовых действий. Я не могу требовать от сотрудников. Да и штатских туда не пустят, – колеблется Всеволод.

Обсудив состязания дайверов, они стали вспоминать своего родственника Ростислава, совсем молодым погибшего на афганской войне. Точнее, он утонул в реке – то, что он пытался переплыть ее, изнемогая от ран, всё объясняло. Эту подробность сообщил Давыд, большой знаток семейных преданий. Он даже сопровождал на реку Стугну свою двоюродную бабушку, которая молилась о Ростиславе. Сам он так и не решился там искупаться.

Что касается Рюрика, то он до сих пор занимается тем, что спасает людей, тонущих в воде.

Игорь мог считаться образцовым военнослужащим: в 27 лет майор, в 29 – подполковник, в сорок – полковник артиллерии. Не очень высокого роста, но жилистый – с детства как старшему в роду приходилось таскать тяжести. Своему младшему брату Всеволоду он уступал в росте, а тот достиг 175 см, что было обычно для Святославичей.

Из двоюродных братьев только Рюрик был небольшого роста, отчего люди его часто недооценивали, но знакомые по спортивному залу уважали его за силу и упорство. Рюрик являлся тренером ассоциации подводного плавания, как выяснилось сегодня на соревнованиях, из числа главных.

Давыд, средний по старшинству из Ростиславичей, слыл гурманом и знал почти все рестораны и поваров столицы. Также хорошо он разбирался и в компьютерах, мечтая на скопленные деньги открыть ресторан. Его брат Роман занимался всеми проблемами, которые имели отношение к связи, и работал в небоскребе на Триумфальной площади.

Мстислава привел Буй Тур, он и рекомендовал его как специалиста по кибер безопасности. Выяснилось, что он не вполне точен, Мстислав вел жизнь бездельника, просыпаясь только к обеду, и большинство своих проблем решал из дома. О том, что их друг – тренер сборной страны по киберспорту, а так шифровались специалисты по безопасности, Игорь узнал, когда Мстислав на месяц улетел в Сингапур.

Так что неудивительно, что Мстислав и вычислил точное место, где сейчас находился бизнес-партнер Всеволода. Овлур проживал на берегу реки Каялы, к которой стягивали силы половцы. Основной бой готовились дать у реки. Никто не мог назвать точное место – из тактических соображений оно скрывалось. Комментаторы по телевизору указывали всё время разные квадраты.

Мстислав чуть не умер от смеха, когда обсуждал тактику отечественных стратегов.

– Они выбрали подходящее место для прорыва, вот только оно вдали от лесной местности, где мы обычно используем тактику засад и внезапных нападений на врага из укрытий.

Компьютерный игрок, он считался знатоком военной тактики.

– В открытых степях приходится действовать по-другому, иначе нам не выиграть сражения. – Он рассуждал так, словно имел дело с очередной «бродилкой». – Мы окапываемся на открытой местности незащищенным, и противник нас молниеносно атакует.

Такими безрадостными разговорами завершилась их пивная вечеринка. Кто-то пустил слух, что это бежать кросс в состоянии опьянения – опасная затея. Ее участники умирают от разрыва сердца. Так бы и хотел умереть Игорь – на подъеме.

Вместо этого он валял дурака и служил темой шуток.

– Признайся, ты тогда нарочно упал, чтобы всех насмешить? – казалось, Всеволод читал его мысли.

– Чтобы я притворялся пьяным? После того, как я выпил 9 литров пива.

– Какое ты пиво пил? – уточнил Роман.

– Светлое. Темное. Бархатное.

– Ты серьезно? Ты пьешь только светлое Я – темное. Ты выпил мое пиво.

– Да бога ради. Мне было все равно, что пить.

Такой у них обычай – напиваться, разделавшись с делами. Святослав не станет полагаться на судьбу, а пустит по их следу верного Шельбирова, у которого достаточно сноровки, чтобы остаться незамеченным. Ему хватит опыта отличить пьяного от трезвого.

Из тех длинных и невразумительных рассуждениях, которые братья ведут между собой, он выделяет резкие крики Игоря:

«Отвали», – он разговаривает с братьями, будто они простые забулдыги.

«Ты так думаешь?»

«Я всегда говорю то, что думаю».

Игорь, безусловно, тот человек, к указаниям которого прислушиваются, но среди пьяных он чужой, его выдают глаза, совершенно трезво взирающие на мир. Вслед за всеми он включается в дурацкую игру, и тогда четверо тащат пятого за руки и ноги, а шестой снимает видео.

– Выглядит, как полный идиот, – комментирует Святослав, который смотрит это незамысловатое кино.

– Позвольте с вами не согласиться, – возражает Шельбиров, у которого глаз наметан на подобные мелочи: он знает, когда люди расслабляются, а когда держат ухо востро.

Пивная вечеринка не удалась, зато Игорь посвящен в детали скандала. Все говорят, что его уволили из Генштаба. Не в курсе, что Игорь там никогда не служил, просто не получил назначения. Генерал Шестикрыльцев ведет свою игру. К его карману прилипают деньги, а он говорит, что это армия не платит. Поставщики притормозили снабжение: кто – продовольствие, а кто и вовсе закрыл склады до выяснения обстоятельств. Кинутые подрядчики обсуждают, что эффективнее: идти в суд, идти в Генштаб или вспомнить лихие 90-е. Такого объема кидалова рынок не знал даже в самые отмороженные времена.

Деньги от поставок генерал вложил в дорогой автомобиль, осталось еще и на недвижимость.

Пора расходиться. Хотя все и бухие, но идти своими ногами могут. Правда, недалеко дойдут, но в Москве такси хватает.

– А это где мы? – спрашивает Игорь.

Забыл, как к Рюрику заезжали и машину в гараж ставили. Следовательно, они у Рюрика в гараже.

– А это что за фотографии?

– А это наше родословное древо. Изучаю на досуге.

– Я тоже хочу. Можно сфоткаю? – просит Игорь.

Всеволод в расстроенных чувствах, и вместе они смотрят с телефона фотографии. На древе есть и сами братья с женами. Перелистывают, а это другое древо, и там тоже фотографии.

– Кто они, тоже родственники?

– Нет, это Рюрик наших врагов собрал. Это внук Шарукана.

– Ну и слава богу. Устал я что-то от родни, – вздыхает Всеволод.

За этими событиями Игорь совершенно забыл об оперетте «Каприз императрицы».

– Когда они собираются вместе, это ужасно, – жаловалась Фру своей матери.

– Ты бываешь с ними? – спросила та.

– Нет, это мероприятие для мужчин.

– И так было всегда?

– Нет. Он был пташкой в руке моего отца Остромысла. Мне это нравилось. Почему так не могло оставаться?

Игорь только простился с друзьями, когда ему позвонили. Голос секретаря сообщил, что с ним хочет поговорить Осмомысл, и он ответил, чтобы его переключили. Ожидая ответа, он едва не пропустил того момента, когда из стоявшей рядом машины вышел мужчина в костюме, чье худое лицо было худым и смуглым, но все же напоминало лицо прекрасной Ефросиньи.

– Здоров ли зятюшка? – спросил Осмомысл, пожимая руку, которую Игорь чисто автоматически выбросил для пожатия. – Я ненадолго. Хотел предупредить. Дальше – поступай, как сам знаешь.

Миг – и его нет.

Всякое дело Осмомысл привык доводить до конца. Вот и сейчас он прибыл в адрес вместе с полицейским.

– У вас вчера был этот молодой человек? – он показал фотографию хозяйке.

Особнячок, где она живет, старинный, но неухоженный. В палисаднике трава не трава, а болотная плесень. И дорожка не ровная, а вся из кочек.

– Их тут много было, всех не упомнишь.

– Они передали вам крупную сумму наличных. За что?

– Сожалею, но вы меня с кем-то путаете. У нас вчера проводился праздник пива.

– Это, кажется, осенний праздник?

– То в Европе. Никто не запрещает нам устраивать праздники весной. Хорошая погода. Прекрасное настроение.

– У меня есть документы, из которых следует, что вы…

– Ладно. Я продала этим молодым людям мини-пивоварню.

Угораздило же добрых молодцев попасть в лапы Бабы Яги.

Колокола

Земля гудит

Однажды Буй Тур собрал друзей на мальчишник. Жена ушла к родне, и дома не осталось ни крошки еды. Сначала перепились, а закуски нет, пока заказали пиццу, повздорили, а когда заказ прибыл, оказалось, что еда никуда негодная, и они швырялись пиццей в стены, пока не вымазали все комнаты кетчупом. С тех пор жена со Всеволодом не разговаривала.

– Чего-то темный ты какой, – заметил Игорь.

Укол тонкой щепочкой, древком копия – как в столкновениях между своими.

Чтобы развеяться, братья задумали посетить еще одно место, куда и отправились все вместе пешком. Ни одно такси не могло бы вместить такое число паломников, да и негоже страждущим прибывать на такси. Собор Христа Спасителя стоял пустым, он представлял интерес для туристов и прихожан в дни праздников, но сейчас тут царило спокойствие. Рюрик провел их через служебный вход.

– Серьезно, брат? Ты ходишь звонишь в колокола?

Раньше Рюрик не рассказывал о том, что работает в соборе звонарем. Он и сам не мог сказать, работа это или увлечение.

– Назовем это способом привести мысли в порядок.

Все вместе они отправились осматривать церковь изнутри, изображения Христа с учениками и другого Христова воинства. Фрески изображали идущих людей, но кто они и куда шли, никто не знал. Никто даже не видел, откуда они пришли, потому что эти фрески находились на верхнем этаже храма, куда обычные люди не допускались. Один воин в черном жилете показался Игорю похожим на него. Кто он? Апостол или простой солдат?

– Звонарь разрешил нам экскурсию. Особенно красиво, если смотреть с колокольни. Что, поднимемся? – предложил Рюрик.

И они стали подниматься.

Игорю захотелось податься к звонарю в ученики.

Распутав веревки, Рюрик долго примеривался, выбирая, в какой из звонов ударить.

– Попробуйте, как звучит? – с этими словами он тронул «Волчок», колокол средней величины, висевший отдельно от остальных. – Как по-вашему?

– Нагло?

– Вызывающе!

– Дерзко!

– Теперь я. – Игорь захватил веревки в горсть.

Набат сверкнул медным боком. Солнце ослепило.

– А мы можем позвонить? – спросили остальные братья.

Рюрик улыбнулся:

– Не вопрос. Думаю, колокольцы тоже захотят высказаться.

Они звучали тихо и мирно, вели диалог.

На колокольне братья начали болтать, и ветер относил их слова, отчего говорить приходилось короткими фразами.

– Что? – переспросил Игорь.

Ветер влетел под бронзовый шлем, в самую его середку, куда не достигает солнечный свет.

–…изменяет.

Игорь прислушался к глухому голосу брата, стараясь ухватить смысл.

– …она хорошая, – молвил в ответ. – Всё врут…

–… я и не интересовался, чем она занимается. Танцует и танцует. У них в «Березке» человек пятьдесят народа.

Благодаря невестке они теперь часто бывали в КДС.

–…у них в ансамбле. Сережа, танцует лезгинку. Я уверен, что Натанчик от него. Не спрашивай почему, просто знаю и всё.

–…странная вещь. Я дошел до точки. Меня больше ничего не волнует.

Колокола звонили. Странно, вот он на самой глубине отчаяния. А когда сменился ветер, и настроение прошло.

Будьте менее сдержанными в выражении своих желаний, говорили ему. Спасибо, я принял решение, ответил им Игорь.

– Значит, берем на себя, братья? Не вступаем в конфликт?

«Либо дерзки, либо глупы», – отзывался про них Святослав.

Повисла пауза.

Колокола вызванивают славу. Телефон разрывается:

– Где вы, черти? То одному звоню, то другому, никак не могу связаться.

Святослав-младший был менеджером команды по дайвингу, застрял в Сингапуре и теперь советовался, стоит ли возвращаться.

– Гастролей нет, деньги скоро кончатся. Как наш бизнес?

Только позавчера они на паях открыли пивной завод, и вот уже пайщики требуют выплат.

Трубку передают Игорю.

– Импорт прекратился, а у нас компоненты привозные. Пока стоим, но партнер ищет новых поставщиков.

Всеволод, вот кто – само движение. Всякая работа, требовавшая сосредоточения, быстро утомляла его, тогда как шумные выходки придавали ему силы. За день он успевал переделать десятки дел.

Потом позвонили из МЧС, попросили больше не трезвонить, а то прилетит беспилотник. Их сбивали на подлете к городам, но остановить не всегда получалось, и они следовали в непредсказуемом направлении и попадали в окна жилых домов.

То ли ломался бортовой компьютер, то ли так было запланировано.

Пока это не изучено.

Без колоколов сразу скучно, они погрязли в дрязгах. Буй Тур жаловался, что Игорь уклоняется от братских встреч, упрекал невестку:

– Снова покупал ладе новую обувку?

Об этом он узнал со слов своей жены Ольги Глебовны, которая только и говорила о черный кожаных со шнуровкой до колена сапожках Ефросиньи.

– А у тебя самого ботинки старые.

Очень Буй Тур подкалывать любит. У Игоря новые ботинки, хоть и похожи на прежние фасоном.

– Нет, старые ты донашиваешь, – ответил ему в тон Игорь.

– Ничего не донашиваю, это у меня новые, а ты просто свои старые желтые гуталином намазал и думаешь, что они коричневые.

И остальные братья Игоря подначивают:

– Только в Москве прописался, а какую девчонку отхватил!

– Она не девчонка, а моя жена!

– А я брат!

– К чему все это? – спросил Игорь.

– А у брата твоего 30-летие, а ты ему ноутбук подарить не можешь!

– Зачем тебе ноутбук, Буй Тур? Я тебе лучше бронник подарю.

Этот пир Всеволода был последним перед отправкой на фронт. Швыряли пиццу, словно коровьи лепехи. Игорь раздумывал, отчего брат устроил такой бардак накануне своего отъезда. Предчувствовал ли он свою скорую гибель и хотел, чтобы о нем осталась слава. Только такая ли слава была нужна?

– Давыд дал мне телефон человека, который все решает, – прошептал он на ухо Всеволоду.

– Позвони ему, он все уладит. Или с Давыдом можешь уехать, он уже на чемоданах сидит.

Уехать на год – достаточный срок для исправления практически любой ситуации. В норме всё меняется даже быстрее, за срок от нескольких минут до пары дней. Но уж через год совершенно точно можно говорить о прохождении одного уровня и переходе на следующий. Так что прощайте, Святослав-младший и Давыд. Я вас понимаю. Тревожно, конечно и за себя, и за семью, но приходится делать выбор. Еще сегодня обоих чуваков знаешь в общем-то вживую, а тут они уезжают, и вы общаетесь только «в компьютере». И дотянуться до них нельзя. Давыд говорит про переезд в Германию, усердно учит язык.

Сам понимает, на что идет. Лучше нигде не стало, даже в Германии. Мужичков в квартире пять голов. С работой только один вариант – удаленка. Ну что, брат Пушкин? Да так, брат, так как-то все.

Когда они возвращались, их слегка пошатывало. Сказывались последствия загула или их штормило от перспектив?

Игорь домой не пошел, мысль у него одна была, и хотелось ее обдумать. Обратился к Рюрику, попросил ключи от гаража:

– Только машину не дам. Набухаешься, разобьешь!

– Что у меня своей машины нет. С чего ты решил, что мне машина твоя понадобилась.

– На, бери. Но учти, что свет в гараже только после четырех дают. А ключи может у сторожей оставить, мне передадут.

Когда Игорь залез в гараж, света не было, потому что его давали только с четырех. Он посветил фонариком, долго искал в генеалогическом древе майора Шельбирова. Нашел.

Сразу стало спокойно.

Домой Игорь возвращался пешком. Он решил спокойно прогуляться и нанести прощальный визит городу. Неизвестно, как у него все сложится в будущем. Он вспомнил, что говорил ему Боян: «Мы на краю. У нас есть всё, но мы на краю».

Он тогда спросил: «Деда, мне сказали, что Кончак и Гзак лелеют месть за Шарукана. Когда это было?» – «Давно, детка. Того Шарукана разбил еще Владимир Мономах. Но это когда было. Раньше был Гзак, а теперь он Коза Бурнович!»

Чего там такого ожидал увидеть на фронте, Боян не сказал, а Игорь не спрашивал. У Бояна ответа не было. По приезде в Москву на него сразу навалилось столько дел, что он едва успевал от них отделываться.

Он отправился в редакцию ТАСС и разговаривал по телефону с корреспондентом, который дал ему верные сведения о генерале, погибшем в прифронтовом городе. Интервью отменялось. Место гибели Бояну ни о чем не говорило, но время – о многом. Генерал, который прежде отвечал за космическую отрасль, был переведен на другую должность. Не то, чтобы он не справился (а достичь успехов было нелегко в условиях сокращения финансирования), просто его способности понадобились в другом месте. Так что его самомнение не пострадало, и он отмечал свой день рождения в полупустом ресторане, окруженный лишь свитой и халдеями, из которых кто-то слил половцам локацию для бомбового удара. Возможно, установить цель помогли бесконечные звонки и смс, непрерывно поступавшие в адрес именинника.

Писать об этом было больно, но необходимо во избежание дальнейших потерь.

Дайвинг

храбрые русичи перегородили червлёными щитами

Лучшим спасением от этих печальных мыслей являлась работа. Вместе с Рюриком Игорь работал спасателем на международных соревнованиях по дайвингу. Тренерская душевая оказалась пуста, и он постоял перед зеркалом, изучая свое лицо.

Глаза раскосые, словно заячьи, и какого-то лиственного цвета.

С таким лицом не грех прикинуться туповатым. Ах, как не любил Игорь лишних обязательств.

– Что жену с собой не взял? – сразу спросил Рюрик.

Ефросинья была осторожной и риска избегала.

– В другой раз. Сказала, что не здоровится.

Сегодня врач указал им на одного спортсмена, попросив уделить ему особое внимание. Поговорив с парнем, Рюрик определил в нем астматика.

Этот Ростиславич мог по звуку определить состояние дайвера, хотя под водой все они задерживали дыхание. Рюрик говорил, что работа звонарем помогала ему развивать слух, улавливать оттенки.

– Кто этот тип? – удивился Игорь.

– Без понятия.

Они подняли сопровождающие документы. Дайвер-самоучка из Магадана, который до того тренировался без воды. Это были его первые соревнования.

– Как же ты наловчился нырять? – спрашивал у пловца Игорь.

– Просто лежал на диване и задерживал дыхание. Мой рекорд пять минут. Не буду хвастать, сами увидите.

Наблюдать это вживую ни Рюрику, ни Игорю не хотелось. Медицинская справка подтвердила, что магаданец страдает астмой.

– Я и дайвингом занялся для того, чтобы развивать лёгкие и победить болезнь. Иначе на кой ляд мне ваш спорт нужен?

Диванный дайвер всплыл на второй минуте и при этом был в таком бешенстве, что нарушил регламент соревнования.

– Ты виноват, что не считал мне время, – накинулся он на Игоря. – Я бы додержался до пяти минут.

– Не бери в голову, ты спас его. В лучшем случае, его бы сняли с соревнований, – заключил Рюрик.

Игорь не стал спрашивать, что произошло бы при худшем варианте. И так понятно.

Однако миром дело не кончилось. Игорю не давал покоя тот доброжелатель, который поведал интернету про их пивные подвиги и даже фотку выложил. Братьев, которые его тащили, он сразу оправдал, а с ними и Всеволода, потому что он и сам в отключке был. Оставался Рюрик, больше некому.

– Помнишь, как мы на празднике пива гуляли? – спросил он у подозреваемого.

– Ничего не помню. Забыл.

А потом они сцепились и покатились по полу, хорошо, что раздевалка пустой оказалась. Тем с братьями хорошо, что ничего объяснять не надо. Сразу видно, когда кто-то хочет подраться, чего тогда повод искать. Подбил Рюрику скулу, а тот подправил Игорю бровь – значит, расплатились.

– Думай, что хочешь, только я не крысятничал, дальше ищи, – сказал Рюрик. – А как найдешь, мне скажи, мы его вместе вздуем. Я ему скулу разобью, должок твоей передам.

Пришлось Игорю перед ним извиняться.

Сон

Пусть и вещая душа была в крепком теле,

Но часто страдал он от беды.

После соревнований Игорь позвонил жене, но она не ответила. Фру возлежала в пенной ванне и смотрела на бокал вина. Из крана шипела полная струя. Внезапно свет погас. Фру выбралась из ванной. Во всем доме горело и только у нее одной погасло. И она плакала и не могла найти электрическую лампочку.

Придя домой, Игорь нашел на столе бокал вина, к которому никто не притронулся.

Он нажимал со всей силы звонок интеркома, и тот заливался трелями, как соловей. Игорь был готов разнести особнячок. К нему направилась охрана, но узнав, кто пришел, она не стала вмешиваться.

Когда медсестра подошла, она увидела, что стучавший лежит на пороге. Она наклонилась, пощупала пульс. В норме. Потом подняла веко и осмотрела зрачок. Потом крикнула: «Носилки». Она старалась не шуметь, но ее крик все равно услышал пациент из нижней палаты.

Сейчас, когда Фру в отъезде у своей родни в Путивле, Игорь не ночует дома. У него новая комната и отличная, класса люкс. Сразу видно, что он денежный человек. К нему приходят молодые девушки, все время новые.

Пьет он только воду.

Девушки – это медсестры.

– Как он? – спрашивает каждый день Святослав.

– Алкогольный синдром. Пульс нитевидный. Просто удивительно, что он добрался на машине.

– Что он говорит?

– Ничего. Он в коме. Мы поставили капельницу. Вы же знаете, как это бывает. Не в первый раз.

– Да, не в первый раз. Послушайте, пошлите кого-нибудь обыскать машину. Там майор дежурит, из наших луцких родичей. Попросите майора.

Игорь – на реабилитации в Владыкино. Его двоюродный брат Святослав пригласил его к себе. К сожалению, они в разных палатах и не могут видеться. Оба находятся под капельницами. Святослав – в кардиологическом отделении, а Игорь – в отдельной палате. Для него отделения не предусмотрено, если бы такое существовало, оно было бы наркологическим.

– Что вы кричите, у нас тихий час по расписанию.

– Где я?

– В больнице. Наркологическое.

Он достиг точки, когда жизнь больше не имеет значения. Он потерял к ней интерес. И он совершенно не помнит, как до такого дошел.

Ему стукнуло сорок пару дней назад, но никто не знает, где он.

– Ах, как некстати, – произнес Игорь, обнаружив себя в кровати. Сорочка была больничная, а в вене – капельница.

Лицо знакомое. Боян.

– Боян, друг! – хотел поднять руку, чтобы обнять, но тут вспомнил про иглу.

– Врач тебя прокапал, а заодно и торпеду вшил для надежности. Все, как мы раньше обговорили.

Точно, говорили. И как это он стал важное забывать.

– Пить хочется? Помочь?

– Нельзя. У меня торпеда вшита. Святослав грозился. Он слово всегда держит.

– Тут морс есть. Пить будешь?

– Не сейчас.

– Будешь?

– А как же? Всю реку выпью. Да не боись, прорвемся.

Закроешь глаза – и плывешь по течению. Романтика, да и только. И капли капают из капельницы.

Ему зашили торпеду, что позволит ему пожить нормальной жизнью. Он ценит такую возможность, но не хочет, чтобы об этом знали его друзья.

Боян поможет ему вспомнить.

– А что мне предстоит? Поездки по областям и осмотр их достопримечательностей?

– Это позже. А теперь отдохни, наберись сил. Тебе надо прийти в себя.

Все вероятней, что он предпримет это поездку. Он слышал зов трубы. Уже точно решено, что в поездку отправится он один, никому не говоря. А пока пора проститься.

Не поминайте лихом.

И как он тогда не умер. Потому что суждено ему умереть в другом месте и в другой час.

Он только задумал побег, но Святослав отправляет его в поездку. Их мысли совпадают. Поездка позволить Игорю доказать, кто он есть. Что бы о нем ни думали.

Даже будучи в тяжелом состоянии Святослав продолжает вести следствие.

– Ну что, майор? Чего нашли у него в машине?

– Травмат, переделанный под боевой.

– Стреляли?

– Запаха нет. В смысле от пистолета. А так в машине дух тяжкий. Как у нас говорят, срач. Вот протокол досмотра.

Святослав начал читать:

Пиво – 6 банок в упаковке

пластыри, десять штук

нотариальная доверенность о купле продажи.

телефон

охотничий нож

пистолет травматический

часослов

простыня детская с вышивкой гладью

шарики гелиевые, красного цвета, шесть штук

фотография ансамбля «Березка» формата А5

ласты для подводного плавания

свинцовые грузы 3 шт.

– Шарики, очевидно, для меня, – сказал Святослав.

Всеволод в больнице. Колото-резаная рана, доставили в больницу, зашили.

Где-то еще по городу бродили Мстислав, Роман, Давыд, Рюрик и Святослав-младший.

– Зови врачей, пусть собирают капельницы, – командует Святослав майору Шельбирову.

– Да что там произошло?

– Пивная вечеринка.

Игорь очнулся.

– Здорово, родич.

– С почином тебя, Игорь. (Не забыл, что они на «ты»). Кока колу?

– Нарзану, – после чего он снова вырубился.

Святослав понимал, что. Но почему так? Не понимал.

Только потом Игорь вспомнил, зачем он приезжал. Всё из-за снов. По поводу последнего он и приехал потолковать со Святославом. Во сне Игорь пил что-то черное и синее, на вкус очень горькое. Не помнил, чтобы когда-нибудь приходилось такое пробовать.

И вот уже последняя встреча. Боян отбывает в прифронтовую зону. Он пришел поговорить со Святославом, дружба с которым заставила его серьезно заняться политикой. Они обсуждают наиболее приемлемые фигуры, которых можно выдвинуть на арену. Речь идет о Романе Мстиславиче, с Волыни, из Владимира-Волынского, а также Мстиславе Владимировиче Дорогобужском, тоже с Волыни. Между собой они называют их «Буй Романе и Мстиславе».

Кандидатура Игоря Святославовича не рассматривается.

– Ярослав Владимирович Галицкий – вот, с кем можно обсудить, – говорит Святослав.

Повестки

трепещут синие молнии.

Быть грому великому,

У Игоря сработала напоминалка в телефоне. Высветилось задание «Вызвать такси до дома», но сам он уже был никакой.

… «Ты где?»

В новеньких сапожках и с румянцем на щеках Ярославна, чье домашнее имя было Фру (от Ефросиньи), была мила, как богородица Пирогощая. Игорь отправил ей снимок иконы и получил в ответ смайлик.

Сейчас его лада вернулась из Путивля и стояла перед разоренным комодом, она сбила пальцы, обыскивая его. Ощупью добралась до края, ноготь зацепился о стенку. Это был её комод. Она замолотила кулаками. Это было её сушеное манго. Муж унес угощение, которое она купила для девичника. Обломав все ногти, она успокоилась. Добро бы голодал. Когда он уходил, то был сытым и довольным. Гладкая морда, гадкая ухмылка. Зачем ему понадобились её тампоны – сразу две упаковки, он взял все. Эту пропажу Ефросинья не заметила, он сообщил сам.

Ярослава сидела на скамье в парке и слушала кукушку, как дома в детстве – синиц или соловьев. Еще недавно она собиралась на день рожденья, после которого они с мужем собирались пойти в театр оперетты на мюзикл «Каприз императрицы». Уже подъезжая к госпиталю, где находился Святослав, она получила сообщение на телефон, которое её не порадовало. Муж писал, что он с друзьями на празднике пива, пробовали виски, после чего на паях купили пивоварню.

– Будет распродажа настоящего виски, мы не упустим шанс.

Уходя на пьянку, он прихватил её рюкзачок с единорогами. А еще тампоны и сушеное манго. А ведь еще недавно он обещал ей не загуливаться с друзьями.

– Я – тихий семьянин. Буду делать то, что тебе понравится. Вот и Буй Тур тоже недавно женился.

А наутро он забыл про нежности и рассуждал, что они не могут позволить себе часы со светящимися цифрами.

– С красными цифрами нам не подходит, слишком кровожадно. А с зелеными стоят на пять сотен дороже. Глупо переплачивать, да?

Жена согласилась, что глупо. Она всегда с ним соглашалась.

– Лады, у меня весь день занят. И вот еще, я буду на важных переговорах, так что отключу телефон. Обойдешься полдня без меня?

Что тут сказать отцу, когда он спрашивал о зяте?

– Боюсь, мы его сегодня не увидим, – ответила она и пожаловался на очередную проказу Буй тура.

На днях Всеволод получил повестку на сборы и обратился за помощью к адвокату, который и отправился в военкомат выяснять, какие именно документы понадобились военкому для уточнения состояния его клиента. Он предоставил медицинские свидетельства, самые свежие анализы, а когда комиссар заикнулся о том, что ему нужен сам призывник, адвокат удивился, что он не верит уважаемым врачам и специалистам, подписи которых стоят на документах.

– Что вы хотите, папа, ведь Всеволод – юрист, – заметила Фру.

Осмомысл не стал говорить, что ему известна эта история. Раньше он имел власть в этом городе и до сих пор пользовался услугами доверенных людей

На Ефросинью накатило плохое настроение. Только что она с удовольствием выпила кофе, а сейчас она била кулаками по столу. Что же ей так не везет.

Из окна комплекса открывался шикарный вид на Нагатинский затон, вдоль которого ей так хотелось прогуляться, но они с мужем никак не могли выбраться. Во дворе она увидела парня, следящего за их окном. Это ее так испугало, что она позвонила в службу охраны и спросила, не происходило ли чего подозрительного. Чувствуя себя под защитой бойца, дежурившего в будке, она вышла на улицу, чтобы поговорить с молодым человеком. Тот стоял неподвижно, широко раскрыв глаза, словно позировал для фотографии. Судя по всему, провинциал, непривычный к здешним хоромам и с порядками незнакомый. Вряд ли посетитель смог проскользнуть мимо охраны незамеченным, не иначе, как без сговора тут не обошлось.

– Как звать? – спросила парня Ярославна.

В минуту опасности находила на нее какая-то дурь, которая то ли отвага, то ли безумие.

– Ринатом мама кличет, а как настоящее имя не знаю. Отец пусть даст, – пробормотал тот

Тут и майор подоспел, а с ним и второй боец из оцепления.

– Что же ты, Ринатик, нас погубить хочешь, – сказал он тихо.

– Удивительный случай, – покачала головой Ярославна. – Ты, майор, моего Игоря сто лет знаешь, а тут его жену без защиты оставил.

– А от кого защищать, милая? Ты на лицо его посмотри, – пробормотал майор, подталкивая к ней непутевого Рината.

В какой-то миг Ярославна забыла все, что знала, и видела только одно: лицо своего ненаглядного Игоря, которое почему-то носил этот чернявый татарчонок.

На её щеках выступил яркий румянец.

Раз за разом она набирала номер мужа, но её звонки сбрасывали.

Фру оставляет голосовое сообщение мужу: «Просто позвони, буду тебя ждать».

Наконец, ей ответили.

– Что случилось, малыш? – раздался вкрадчивый голос мужа.

– Я рада, что тебе понравилось мое сушеное манго. Всегда готова оказать тебе услугу, – и бросила трубку.

Её машина встала, заблокировав дорожное движение, и она расплакалась, твердя: «Черт, черт».

Если жена Игоря печалилась загулом мужа, то двоюродный брат его Святослав Всеволодович, был вне себя от ярости. Ему на телефон пришла фотография, на которой четверо мужчин подхватывают пятого.

– Да. Это я, тот, которого несут, – Игорь не отпирался

Как объяснить, что он упал, потому что больше не в состоянии влачить эту долгую счастливую жизнь. И сердце его держала в когтях костлявых тоска, причины которой он тогда не знал.

У Святослава Всеволодовича есть два друга, Боян и Ярослав Осмомысл. И еще есть брат Ярослав (он болен) и семеро двоюродных братьев. Имеют работу, все семейные. Ближе к Святославу два брата Игорь и Всеволод Святославичи, их отец Святослав Ольгович погиб на войне. Игорь – военный, а второй бог знает чем занимается. Что-то со связью. Даже когда он уезжает в отпуск, то всегда говорит, куда едет. Потому что однажды в его отсутствие все Кемерово осталось без связи. Так все переплелось. Кстати, ездил Всеволод тогда в Новосибирск, к родне жены.

Игорь полковник, хоть и в отставке. Он выслужил военную пенсию и теперь занимается чем-то легким. Торгует оптом канцелярскими товарами из Европы. Постоянно встречается с поставщиками, уговаривает их вложиться в фирму.

Из пятерых других братьев два – Рюрик и Давыд – Ростиславичи, за дурной нрав их в семье зовут Буй Рюриче и Давыде. «Буй Романе и Мстиславе» – это Роман Мстиславович Волынский. Его друг и родственник – Мстислав Владимирович Дорогобужский

Из дальних родственников – луцкие жители Ингвар и Всеволод Ярославичи.

И это только ближние родные. О дальней не говорим. Всегда найдется с кем выпить!

Такой малостью, как пьянка, Рюриковичей смутить трудно, в молодые годы Святослав погуливал и покруче, но теперь он выражал недовольство:

– Здесь, конечно, не место для серьезного разговора, Игорь, но другого у нас не предвидится. Прежде чем я тебя отпущу, расскажи, что происходит с тобой в последнее время. Ты, Рюрикович в девятом колене, стал вести себя неподобающим образом.

– А может быть, это события складываются неподобающим образом? – дерзко ответил Игорь.

Раньше он не позволял себя дерзить в разговоре со старшими.

– Как ты объяснишь, брат, что город Киев, где ты провел полвека и которому посвятил свою жизнь, стал колыбелью ненависти? Что Новгород Северский, моя родина, где и до сих пор живут мои родичи, вот-вот станет ареной военных действий. Расскажи мне, пожалуйста, все с самого начала. Если у тебя есть объяснения, я их выслушаю.

– Ладно, воля твоя. С четырнадцатого года, с момента обретения независимости, у этой страны резко снизились все показатели – экономического развития, в культуре, финансах, везде. Оборот упал. Не сильно, но так, что уже нельзя было закрывать глаза.

– Но разве это не произошло со всеми республиками, которые лишились помощи?

– Увы, практика утверждает об обратном: национальное государство ждало стабильное экономическое развитие. Элита набрала силу, она-то действительно стала жить лучше. Мы предполагаем, что шла распродажа природных ресурсов. Да еще и антироссийская политика хорошо оплачивается. Но неприятностей мы не хотели и рассчитывали обсудить положение на ближайшей встрече глав правительств.

– И что?

– Над нами посмеялись. Сказали, чтобы мы не лезли ни в свое дело. Не дали никаких объяснений. В результате страна попала под власть англосаксов. Я сильно сомневаюсь, что это для нее хороший вариант.

– А что сейчас?

– Прекрасная возможность восстановить равновесие. Если это удастся. Если преодолеем ссоры и разногласия. Слишком много если.

Святослав ни разу не разговаривал с братом в таком тоне. Знавшие его люди, сказали бы, что он принял решение и его не изменит. Однако свое решение он принял обдуманно. Позвонил в пару мест и добился того, чтобы оба его младших брата получили повестки о мобилизации в один день. Как и Ростиславичи. А с ними – Мстислав, а также Святослав-младший, который находился в Сингапуре.

Святослав заставлял людей с собой считаться.

Первым поднял тревогу Давыд. Он решил, что наводка с подставой – чей-то розыгрыш. Потом он узнал, что партнер, выехавший к нему на совещание, так и не добрался до места, хотя утром они созванивались и утрясали спорные моменты, он и по дороге ему звонил пару раз, но в районе метро «Щёлковская» вдруг пропал и перестал отвечать на звонки.

После этого Давыд передвигался по улице только пешком, пока не догадался вызвать такси.

– Зарядка села. Можно подключиться? – спросил у таксиста, едва плюхнувшись на сидение.

– Пожалуйста.

Куда не позвонить, нигде не отвечали. Давыд все больше нервничал, когда думал о том, что с ним может случиться.

– Ефросинья? С Игорем никак не могу связаться. Короче, за мной пришли. Срочно уезжаю.

– Ты сошел с ума, зачем бегать?

– У нас с работы забрали парня, ему 58 лет.

– Куда ты поедешь?

– Сначала в Казахстан.

Таксист слушал их разговор и тоже вмешался:

– Какая у вас военная специальность?

– Оператор ракетно-зенитного комплекса «Оса», – ответил Давыд и попросил остановить машину.

Даже таксист не внушал ему доверия.

Ефросинья Ярославна работала юристом в аппарате директора. Прямо из своего кабинета она позвонила отцу, который жил на даче.

– Да, папа, тут один парень просил помочь. Его зовут Давыд. Это друг Игоря.

– Я знаю, кто такой Давыд, – ответил ей отец жестким тоном. – Разумеется, я ему помогу, но сделай одолжения, не путайся в эти дела. И скажи мужу, пусть тебя не нагружает. Как здоровье?

– У меня все нормально. За Игоря тоже не беспокойся, у него бронь. Да и у его брата. У нас все хорошо. Ничего не надо. – Ей не хотелось обсуждать свою семейную жизнь на работе.

– У меня вопрос, Ефросинья Ярославна, – к ней уже стучали в дверь.

– Я занята, подождите пять минут.

Она отправилась в бухгалтерию. Девочки обсуждали предстоящую войну, что покупать? Гречку и сахар, спросили у нее.

– Гречку я не ем, а сахар вреден. Спички у нас с той войны остались. Бабушка запасы сделала. Если что и покупать, это элитную косметику, – изрекла она. – Но это неважно. Надо отметить одно событие. Я принесла пирожные.

– А можно узнать повод? – спросили недогадливые.

– Мы знаем, Фру. Поздравляем, – обрадовались догадливые.

Откуда утечка информации? И тут она вспомнила, что телефон гинеколога ей дала одна из сослуживиц.

…Ефросинья Ярославна шла по платформе метро и жевала яблочные чипсы, она была женщиной деликатной, избегала кусать фрукты. Увидела мужа и сунула ему в рот сухой ломтик

– В чем дело? – спросил Игорь. – Сбегаешь с обеда, бормочешь что-то невразумительное, отвлекаешь от дел. Я срываюсь, еду к тебе. В чем проблема?

– Нет, все хорошо. Была у врача, я три недели беременна.

Он открывает рот, набитый яблочными чипсами. И в нем не хватает места для слов. Ничего не говоря, он хватается за руку Ярославны, чтобы удержаться на этом свете. Ей передалось давление ладони, она немного вздрагивает. Только не отдергивай руки, молит Игорь.

– Где ты был? – вопрошает она. – Откуда я тебя вырвала? Вроде на производство ты не ездил?

На производство он ездил в старом костюме, а сейчас он был одет с иголочки и в белой рубашке. И с пергидрольным гребнем прямо на макушке.

– Ты покрасил голову, лада?

– Видела бы ты Мстислава, он вернулся из Сингапура с крашеной головой, а у меня только хаир высветлен. Говорит, самая мода, все носят. А Святослав там еще остался.

Фру только руками всплеснула. Подумать только, Игорь позволил затащить себя к парикмахеру и тот сделал все, что ему указывал Мстислав.

– Где? Ты? Был?

– Я уже говорил, мы праздновали возвращение Мстислава, он приехал, и я хотел с ним повидаться. Был только он один, клянусь!

– А ты спрашивал насчет врача для Святослава Всеволодовича?

– Да, там Роман заходил, мы случайно пересеклись, так что спросил, не волнуйся.

А кто еще там был на встрече, оставалось только гадать. Наверняка, еще и Давыд. Странно, что серьезные дела делаются на таких попойках.

– О чем говорили?

– Куда иммигрировать, в Турцию или на Кипр.

– А ты?

– Куда мне ехать, у меня старший брат тяжело болен и жена беременная.

Вместе они отправились на госуслуги, чтобы сфотографироваться на загранпаспорт.

– Посмотри, все говорят, что я похож на дядю, но тут я выгляжу значительно старше его, – жаловался он на свою фотокарточку.

– Тебе лет 80, и в сравнении с тобой Святослав – просто красавец, – подначивала его Фру.

Фотограф сделал еще одну попытку, и на отснятом материале Игорь увидел уголовную личность с свернутой челюстью, а его жена оказалась и вовсе не в фокусе, от нее остались только черные брови.

– Главное, чтобы фокус был в тебе, – пошутил Игорь.

Оба вышли безо́бразными, потому что образы в них не претворились, они зрели и ждали минуты проявиться, а пока безмолвствовали, что и уловила камера, сделавшая снимки.

Игорь и не думал, что жена станет сидеть взаперти, пока его не будет, но она приняла неожиданное решение. В метро она говорит о своей беременности, а дома, вытянув ноги на диване, изрекает о своем намерении получить права пилота.

Игорь слышал разрывы петард. Всю жизнь проторчать среди этих праздников. Они меня подстегнули. Этот зов трубы – звуковой сигнал на мобильнике Бояна.

Он слушал зов трубы и был готов идти по первому зову.

После этого они поехали к Роману Мстиславовичу в его только что отделанный дом. Там и Всеволод, и другие братья.

Роман щеголяет в черных очках, и они набрасываются на него еще прежде, чем успевают его разглядеть.

– Что же вы, Буй Туры, мне руки заламываете?

– Спутал тебя с одним человеком, брат Роман. Не идут тебе черные очки.

– Без очков я выгляжу моложе. Что может быть глупее? Я не женщина.

– Потому ты и молод, что все время играешь. Отпусти бороду.

– С бородой или нет, а в этой стране я главный по киберспорту.

Этот паршивец еще и лунную походку изображает. Мало ему пижонских очков.

– Ты и на Кипре лучший? Ну и дуй туда.

Роману не под силу со всеми драться. Он хочет уйти, чтобы переменить одежду, но сначала надо вырваться из их объятий. Игорь хватает его за галстук. Это привычка, чуть что, хватать за галстук.

– У тебя там?

Из-под ворота вываливается чип. Нашел тоже, где хранить.

– Шпионишь?

– Это не то, что ты думаешь. У чувака купил код прохождения игры.

– Так ты скупаешь коды? Поэтому ты и первый? – хохочет Всеволод.

– Это бизнес. Тут все дозволено.

– Уйди с глаз моих и не попадайся, – Игорь еще больше сердится.

Присутствие прекрасных дам смягчает ситуацию.

– У вас прекрасный ремонт, – завистливо заметила Фру.

Его делала бригада Буй Тура из импортных материалов, подвоз которых из-за границы прекратился.

Если бы все зависело от Всеволода, то граница была бы вмиг разрушена, а стройматериалы – испепелены. Больше всего достается его половецкому партнеру.

– Овлур – теля, – ругался он на своего компаньона. – Я ему перевел денег, а он так и не отгрузил товар. Надо на него надавить.

– Сначала узнай, что у него за обстоятельства, – остановил его Игорь, из них всех самый предусмотрительный.

Диваны, картины, текстиль и цветы под текстиль. Хозяева вложились в недвижимость.

– Вряд ли это удастся выгодно продать, – рассуждает Роман. – Недвижимость упала в цене. Жена остается, у нее генеральная доверенность. Не хотите ли виски?

Он считался ценителем вина, поэтому выбор спиртного всегда поручали ему. Когда он обнюхивал бутылку, по его лицу пробегала рябь, которая формировалась в радостную или недовольную гримасу, и еще не случалось, чтобы он ошибался.

Роман вынес вердикт кивком головы.

– Пить можно.

Он решил уехать после того, как его жена, диспетчер коммунального транспорта, однажды не смогла отыскать ни одного из своих пятидесяти водителей-мусорщиков, которым полагалось быть на линии, потому что их в одночасье мобилизовали.

– За ними пришли в хостел, где они проживали, потому что все они иногородние.

У Романа есть идеи, одна хорошая и куча других завиральных, которых он называет креативными. Сейчас, когда у него строительство, в доме много грязи, и он носит старые ботинки. Им бог знает сколько лет, и воду они пропускают. Так что он позаимствовал у жены гигиенические прокладки и использует их как стельки.

Может быть, это не очень красиво, но мягко и воду не пропускает. Удобно. Лайфхак.

Домой Игорь является злой. Еще с порога слышен его голос:

– Я ему голову оторву.

Ярославна уже пьет чай. У нее выдался часов свободного времени.

– Ты про моего белого мишку? Не бойся, малыш, я не дам тебя в обиду.

Это мишка-великан, мастхэв из списка Фру. Сколько раз она просила его подарить, а Игорь отказывался.

– Откуда у нас дома этот зверь?

– Тише, ты ему голову оторвешь. Мне его пилоты подарили. У меня пятьдесят часов налетано, это полагается отметить.

– И за каждый полет я плачу бешеные деньги, – Игорь жалуется. – Может, тебе летную форму купить?

– Чего такой смурной, а?

– Мне по башке дали чем-то тяжелым.

– Приголубили. Ничего, иди ко мне, пожалею.

А потом тихим голосом:

– А насчет летной формы ты правда можешь?

Еще один мастхэв.

Раскол между ними все сильнее.

В конечном счете, это объясняется ее желанием самостоятельно строить свою жизнь. Он пояснит, что имел в виду. Еще, когда нашел у нее свидетельство о пяти полетах. Это желание вызвано исключительно его погрешностью, он не был хорошим супругом.

Про что Игорь не стал рассказывать жене, так это про Бояна, который позвонил ему перед отбытием на линию фронта.

– Уезжаю на войну. Думаю, может, вместе двинем? – предложил военкор.

Игорь спросил, как ему понравилось сушеное манго.

– Не знаю, это детям. Твой старший брат подарил своим младшим квартиры, могу я подарить своим детям сушеное манго?

А ведь детей у него нет, Боян даже женат ни разу не был.

Глебовна

невесёлое время настало

С женой младшего мужниного брата Ефросинья встретилась в Кремле. Ольга Глебовна быстро оправилась после родов и, оставив сына на няню, вернулась к репетициям. Она выбежала из КДС прямо в атласных туфельках и голубом сарафане, с прогона «Березки». Только после настойчивых уговоров она согласилась на встречу: терпеть не могла, когда её вызывали из танцевального ансамбля.

– Мы сейчас проход репетируем, и я иду первая, – она была самая тонкая и молодая, настоящая берёзка. – Выйдем в сквер, у меня полчаса перерыва.

Брызгал редкий дождь, и черные офицеры из президентской охраны готовы были предоставить им свои зонты – Ольга Глебовна несмотря на рождение Натана выглядела стройной. Да и старшая, Ефросинья, в летней беличьей шубке смотрелась привлекательно.

– Мёрзнешь? – спросила танцорка, метким женским взглядом опознав беременность.

Ресницы то хризантемой выгибаются, то встают горбом, рассеиваются лучами, пронзают током и перетирают в труху – вот какой взгляд у Глебовны.

На пальчике колечко из металла, мужнин подарок. Из-за алого румянца у ней немного театральный вид, и губы – как вишневое суфле.

– Возможно, я не понимаю Всеволода и не понимала никогда, как и его решение идти на войну, но кое-что я знаю. А именно: он быстро простужается, и тогда ему нужны антибиотики. Игнорировать это факт все равно, что послать Буй Тура на убой. За всю нашу жизнь выходит всё так, что я всегда рядом. И когда ему вырезали гланды, чтобы избавить от ангин, я тоже пошла на операцию и отфигачила себе гланды. Я должна быть с ним рядом – это единственно понятная мне вещь. Приносить ему шоколад «Алёнку», поить «Бромпепсином». Потому что при всех своих гениальных планах он очень уязвим. И вот он заявляет, что наш ребенок, милый сыночек, не от него!

На фоне семейных неурядиц Ольга Глебовна принимает решение отбыть на неделю с гастролями.

– Почему бы мне не сесть на самолет и не проветриться? Он сказал, что я могу делать, что хочу.

Ее муж Всеволод всегда говорит то, что он хочет услышать, но сама Ольга считает, что ему все равно. У него неприятности с бизнесом. Какой-то половец, с которым он работает, перестал выходить на связь.

– Послушай, Фру, мне вовсе не нужно, чтобы он был в курсе моего каждого шага, но есть элементарные правила вежливости. Он совершенно перестал уделять мне внимание.

Внимания ей и без того хватает. Где бы она ни находилась, мужчины провожают восхищенными взглядами фигурку, которая движется, словно по воздуху.

– Будет война, у меня верные сведения, – сказала Фру.

И вмиг ее слова расщепили защитный частокол, который Глебовна вокруг себя соткала.

– И что, нам теперь лад своих не увидеть? – запричитала она. – И денег не будет, что же теперь по миру пойдем?

А ведь сама небедная – и колечко серебряное, и серёжки золотые.

– С войной еще не точно, а вот у нас все критически. Я серьезно решила, Фру. Мне кажется, нам надо отдохнуть друг от друга, – с этими словами Ольга прощается и убегает на репетицию.

Ярославна до крови кусала губы. Еще не хватало, расплакаться в Кремле. Да только не о том она печалилась. Уже пять часов, как она не видела мужа. Идея совместного обеда принадлежала Игорю, он обещал, что будет на месте. «Сообщи, когда тебя забрать. Просто позвони».

С тех пор он не ответил ни на одно из ее сообщений. И вот Фру здесь. Столик в ресторане не заказан, и она безуспешно пытается связаться с Игорем по телефону, который выключен.

Через неделю – середина лета, суббота, все собирались на даче у Осмомысла есть первую малину. И только от Глебовны нет вестей. Фру встревожена. Всеволод спокоен.

– Она с любовником, – говорит.

– Какой любовник, Сева. У нее муж есть или нет?

– Чернявый такой, лезгинку с ним танцует. А есть ли муж, я не уверен.

При том, что он и есть муж прекрасной Ольги.

Сразу после прогона ансамбль направили на фронт, подгадали, чтобы успеть к празднику. Вместе с танцевальным коллективом выезжали на гастроли артисты разных жанров. Самолет был забит людьми, и солдаты грузили ящики. Ольга Глебовна открыла коробку конфет "Алёнка" и раздавала солдатам. Они смеялись, и от них попахивало вином. Потом артисты заняли места в салоне, а солдат погрузили на военный транспорт.

На маленьком пространстве Ольга Глебовна попыталась расположиться с максимальным комфортом – она устанавливала температурный режим и оптимальный наклон кресла, но все же её терзала боль. Это была сверхчувствительность собственного «я», которое изобретало новые препятствия на пути к душевному покою. Оно протестовало против нарушения температурного режима и неудобного положения тела. Это неудобство было единственное, что могла осознать молодая женщина, но потом её маленькое, прежнее понятное, как «я», стало частью большого – но она уже не знала, как это выразить.

На радостях, что их отправляют на фронт, мобилизованные выпили, а потом закусили конфеткой «Алёнкой», которую на счастье подарила им поразительной красоты девушка из самолета, куда они грузили боеприпасы для ракетно-зенитных комплексов. Тогда они все были пьяны. Им предстояла первая поездка на фронт, и они, инженеры-программисты впервые выступали в роли грузчиков и, если что и накосячили, то на первый раз критика не принималась.

По мере приближения к месту назначения, на них снизошло ощущение благодати, которое не могло испортить непонятные приказы командиров, и этим состоянием мобилизованные спешили поделиться с родными. Они не могли бы объяснить, кому звонили и зачем звонили в те минуты, что находились на борту самолета, а также почему они вообще тут находились и было ли их присутствие в этом месте нормальным. Также не поддавалось осмыслению картина, в которой белый свет вдруг превращался в огненный туман, но на нем, на той копеечке, все держалось – и когда исчез воздух и все люди – огонь все еще продолжал бушевать.

Военные операторы изучали записи, полученные путем перехвата. Возможно, поступила инсайдерская информация из офиса сотовой компании. Задача военных состояла в том, чтобы выловить амёбу, такой образ они присвоили графическому изображению деятельности мобильных устройств. Операторы оценивали кучность их активности, прорисовывая параметры-переменные. Побочным эффектом этих занятий стали рекомендации для операторов залпового огня. В монструозной каше из огня и нефти амёба растаяла, и в окуляры стала видна хаотичная жижа из невнятных образов, которые прежде были человеческими.

Получив горестное известие: сначала по телефону, потом по телевизору, Осмомысл кинулся искать свою дочь.. Она работала добровольцем в аэропорту на опознании жертв авиакатастрофы. Глаза у Фру были красными, кожа мертвенно-белой

– Твоя сестра погибла. Больше я тебя не подпущу к самолету.

– Она погибла не из-за пилотов. Ошибки не было. Команда ни при чем.

У нее было пять минут, чтобы покурить, дым позволял на короткое время избавиться от тяжелого трупного запаха. Кто бы мог подумать, что идентификация трупов – такое длительное дело. Бойцы МЧС и добровольцы с ног валились от усталости.

– У меня допуск к полетам. Я прошла курсы и сдала экзамен на отлично.

– Но тебе потребуется самообладание. – сказал отец.

– Ты не представляешь, какое у меня самообладание, – ответила Ярославна.

Буй Тур смотрел в беззвездное небо. Отсутствие в мироздании Большой Медведицы наводил на мысль, что ковшик сломался. Всеволод и не смог бы вынести блеска ночных светил, его глаза распухли от слез. Больше нет прекрасной Глебовны. Нет чебуреков и грушевого сока, нет танца под названием «Березка», от которого теплели сердца каменных воинов, нет дачи и чучела глухаря, нет жизни – ничего нет.

Остался только Кремль с видом на реку, одетую в камень. И сам он теперь каменный солдат.

Догонять часть

так сядем, братья,

на борзых коней

да посмотрим на синий Дон

Игорь часто вспоминал, что наказывал ему Боян перед своим отъездом. Только не ходи на реку Каялу, это самый край. Узнаешь, что туда послали, сбегай с дороги, прячься в туалете, но не езжай туда. В этом районе противником было создано "пятьсот линий обороны", поэтому продвижение шло с большим трудом. И хотя все это походило на хвастовство половцев, военные не исключали такой возможности.

– Река Каяла – это крепость. За каждый метр, за каждый дом половцы бодаются, иногда не один день. Иногда неделями за один дом. Один дом взяли, второй дом взяли, после взятия очередного дома нельзя говорить, что оборона военных прорвана. Каждые 10 метров – рубеж обороны.

Хотя Игорь и говорил Буй Туру, что они умрут пьяными, но судьба у них была другая.

Они пошли служить. Святослав Всеволодович мог быть доволен. Его слова принимали всерьез.

Мобилизованных свозили в школу, где устроили временный пункт для сбора людей, явившихся с повестками. Получив назначение, а всех посылали на Каялу, братья спрятались в туалете. Игорь стоял у окна и смотрел как люди идут к участку. Откуда-то просочились сведения, где их содержат, родственники узнали и приходили попрощаться. Какая-то женщина помахала ему рукой, и он узнал Ярославну. Там была и другая девушка, искавшая своего брата, программиста, которого взяли из банка. Она рассказывала всем, что он первоклассный программист и ему положена бронь. Военком не мог ей помочь, потому что брата отослали в Белгородскую область, где им командовали другие люди. Все тут были чьи-то сыновья, мужья и братья, и все это было просто, но девушка по неопытности житейской не могла этого понять и всё показывала справку о брони.

Она увязалась следом за Ярославной, та девушка добрая, никому не отказывала в совете. Сейчас она смотрела в окна и махала рукой каждому, кто там появлялся. Иногда ей махали в ответ.

Собственно, повестку получил один Игорь, а Буй Тур увязался с ним за компанию.

– Разве ты не должен заботиться о Натане? – спросил его брат.

– О нем позаботятся женщины, а мы с тобой пойдем, и пусть мир знает, какие мы гандоны, и что нас невозможно порвать!

Они переходили из кабинета в кабинет: в тот и состоял план, чтобы не задерживаться на одном месте. Глядя на брата, Игорь принимался смеяться, но вовремя останавливался. Их выгоняли из кабинета и просили подождать в коридоре.

– С удовольствием.

Один раз предложили снять штаны. Они угодили на медосмотр.

– Извините. Мы зайдем попозже.

Они попали к комиссару. Игорь потребовал адвоката, чтобы тот зачитал ему свои права.

В канцелярии они помогали секретарше готовить чай.

Осталось одно место, в котором они не побывали.

– Оттуда открывается прекрасный вид на площадь, – сказал Всеволод.

Он имел в виду асфальтированную площадку, откуда отбывали автобусы с призывниками. Они засели в туалете и ждали, когда автобусы уедут. Потом они попили чай с секретаршей и вышли из комиссариата. Дежурному они сказали, что их вызывали к врачу, но тот был занят, а потом внезапно закрыл кабинет и ушел. Что являлось чистой правдой. Они искусно переплетали были и небылицы.

На своей шкуре ощутил Игорь, как тяжело быть старшим братом. Уж на что своеволен Всеволод, а поступал он так же, как его брат. Привык слушать старшего. Только ухмыльнулся, когда увидел в его вещмешке рюкзачок с единорогами, наполненный бутылочками с настоящим виски.

– Фирменный?

– А то! Из собственной пивоварни.

И у самого Буй Тура вид разбойничий – черные очки-авиаторы, а поверх – брови вразлет.

И помчались они серыми волками по земле.

В Курске они блуждали в поисках штаба, который из соображения конспирации все время переезжал из одного здания в другого. И вот они стояли у многоэтажного кирпичного здания, которое подошло бы для фабрики двухсотлетней давности. Неужели им сюда?

Вход в тупик, вымощенный булыжником. Могли бы выбрать место пошикарней.

Им встретился университетский друг, которому Игорь помог найти квартиру в Москве. Он вообще умел хорошо устраиваться: с женитьбой, карьерой, квартирой. Малый не промах. В бизнесе у него все схвачено, и зарабатывает в разы больше, чем когда служил полковником.

С помощью знакомого все устраивается хорошо и быстро, и вот они в соседнем баре пьют пиво. Открывают бутылку, а содержимое пенится, словно стиральный порошок.

Из-за гулянки, кончившейся за полночь, братья не попали на автобус, сели на поезд, и, к счастью, в нужном направлении.

Если бы не хмель, смогли бы договориться с проводницей, рассказать, что они вовсе не дезертиры, а совсем наоборот. Проехав станцию, решились сорвать стоп-крон, а пока прыгали, отбили себе ступни и колени, и половину вещей оставили в вагоне, а среди них полковничий китель Игоря и его фуражку.

В отсутствие служебного транспорта пришлось ехать на частнике, и водитель-уклонист всю дорогу советовал, как укрыться от мобилизации. Слушая историю про чьих-то друзей, которые продали квартиры, чтобы выехать за границу, Игорь вспоминал про Романа с его хоромами. Все истории выходили похожими. Все поездки заканчивались одинаково.

По дороге их тормознул военный патруль. Пока братья предъявляли документы, объясняя, что отстали от поезда, таксист скрылся, так что подтвердить их слова было некому.

Так или иначе, но в Курск они попали.

В Курсе они явились к генералу Шестикрыльцеву за назначением в штаб. Игорь молол какую-то чепуху, общение с профессиональными военными навевало на него тоску.

– А помните, вы мне пилотку подарили, товарищ генерал. Я тогда маленьким был, школьником.

– Какой же маленький, если школьник? Постреленок. Ты и сейчас удалец. Но в армии я не позволю разбойничать. Будете служить, как и все.

Тем временем Всеволод нашел подработку курьером, две ночные смены – и они снова приденьгах, и слава богу.

В Курске они здорово покуролесили.

Как так, а?

Город, а?

Вот это мощь!

– А чего так впечатлило? – спрашивали их куряне.

– Соловьи курские – это что-то с чем-то!

И тут ему позвонил адъютант Шестикрыльцева и сказал, что их всех отправляют на передовую. Братьям потребовалось полчаса, чтобы объехать город. Таксист сообщил, что они проезжают пекарню, где продают самые лучшие булочки Курска, и предложил закупиться впрок. Игорь велел отвезти его на рынок, где предлагали бронежилеты за совершенно немыслимую цену, его уверяли, что они фирменные. Игорь взял два, один для Буй Тура.

Жилеты оказались поношены и пахли неважно. Игорь не стал спрашивать, откуда они взялись. Все равно других не найти.

На прощанье таксист пожелал им удачи, но чувствуется, не от всей души. Московских парней здесь не любят.

Пользуясь связями при штабе, Игорь пытался вникнуть в их систему делопроизводства, пока кто-то знающий не сказал, что Буй Тур, как и другие мобилизованные, получил назначение на фронт. Тщетно пытался возражать Игорь, что его брат из «Мегафона», а у связистов бронь, но его уже направили на участок в районе реки Каялы.

Приказ уже ушел, и повернуть вспять события не удалось. Пришлось только следовать за ними. Игорь получил перевод из штаба: все прошло легко и без его активного участия.

Это как насыщение крови кислородом, думал Игорь, пока не насытится, не успокоится. Он вобрал все. Теперь можно ехать.

Турция

Дети бесовы кликом поля перегородили

А что младшие члены семьи, размышлял Святослав Всеволодович. В их воспитании он допустил ужасающий промах, позволив развиваться по собственной воле, и что же? Им тридцать лет, и они ничего не добились. Неудачник-тренер, директор, который ничего не решает, инженер, который ничего не создает. И не наверстать потерянного времени.

Он предположил, что младшие уедут за границу, бросятся спасать себя. Первое, что придет им в голову – это бежать, а что дальше, всё равно. Они ведь не умеют просчитывать свои ходы.

Их будет просто найти и вернуть. В активе Святослава имелся специалист по розыскам пропавших, но он не отдал команды вмешаться. Пусть поступают, как хотят, решил Святослав. Он не будет их контролировать.

Игорь попал под мобилизацию, Всеволод – нет. Обоих отправили на фронт. Это – самые сложные мальчики. Остальные разъехались кто куда. Но за всех них у Святослава болело сердце.

Заводит мотор Игорь под Курском, а про это услышали в столице, и Святослав Всеволодович у себя в Владыкино спрашивает медсестру, кто приехал. Осмомысл явился в своей высокой меховой шапке из соболя, с которой не расставался ни летом, ни зимой.

Только ему мог открыть Святослав, что у него на сердце:

– Все случилось так, как предвещал Боян. Они взяли членов семьи. Всех. Отправили на Каялу.

– Остановить войну можете только вы, Святослав.

– Вы лелеете несбыточную надежду, Осмомысл. Думаете, мы вдвоём сможем остановить войну?

– Если призовем на помощь других. У вас это получится, Святослав, попробуйте.

А может быть, удастся наверстать потерянное время, мелькнуло в голове у больного.

Пришел черед докторов хлопотать над его уколами и капельницами. Пришла пора портного шить ему генеральский мундир по новой мерке.

Пришла пора Святославу самому выдвигаться в путь-дорогу.

Что раздражало Рюрика в Турции, куда он выезжал на соревнования, это гомон иноязычной речи. Его пугали интонации, и он держался настороже, хотя ему ничего не грозило. Он немного успокоился, когда нашел в Стамбуле христианскую церковь и попросил позволения звонить в колокола, в чем ему было отказано, поскольку перезвон смущал жителей и отвлекал от криков муэдзина.

В поисках богатых клиентов он целые дни проводил на пляже, являя следы увядающей славянской красоты и парфюма кежуал, как задумано. В чаде нескончаемой пьянки Рюрик уговаривал себя, что так надо.