Узники

© Данила Никитин, 2025

ISBN 978-5-0067-6329-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Я стоял в тени материнского корабля. Раскинув щупальца в разные стороны, он торчал из земли, словно гигантский тотем.

Никогда не видел их так близко.

Миллионы граненых трубок сплетались друг с другом, образуя невероятную геометрию. По глазам побежала мелкая рябь, в ушах едва заметно загудело. Я отвернулся и крепко зажмурился.

Под челюстью защекотала подступающая тошнота. Инопланетный орнамент, покрывающий корабль, все же вспыхнул перед глазами и начал циклично менять форму. Тело в очередной раз уходило из-под контроля. Я включил медицинский модуль костюма, вколол себе обезбол и, не разжимая век, стал ждать, пока мозг успокоится.

– Твою мать, – прошептал я с одышкой.

Откуда-то сверху раздался непонятный шум, я поднял голову и запустил алгоритм наблюдения. Визор прицепился к мелькающим объектам, увеличив изображение с камер. Что-то рвалось наружу из-под сходящихся в узле граненых трубок. Не поверив своим глазам, я активировал ускорители и прыгнул к источнику звука. Внутри неглубокой дыры в поверхности корабля копошился человек. Трубки обвивались вокруг его тела и уходили под кожу. Он судорожно дергал руками и ногами, не желая оставаться вросшим в эту психоделическую фреску.

– Ни хера себе, – пробубнил я и включил экраны на шлеме, пробираясь внутрь.

Пространство заполнилось холодным светом, узник отвернулся, пряча глаза от ярких лучей. Он был с ног до головы покрыт густой черной жижей, сочившейся из гниющих ран.

– Погоди, брат, – забормотал я, – выберемся. Медиков вызову.

Он застонал, давая понять, что не в силах терпеть.

– Ладно, ладно, – сказал я, активируя резак. – Сначала отцепим тебя. Потом медики.

Я принялся рассекать опутывающие парня прутья. Пленник истошно орал. Каждый перерезанный кабель приносил ему боль.

– Давай передохнем, – сказал я, давая ему выдохнуть.

Парень тяжело дышал. Черные ребра со свистом поднимались и опускались, черная жижа у торчащих между ними трубок пузырилась.

– Вой-на… – немощно прошептал он. – Вой-на…

– Победили, брат, победили, – подбодрил его я. – Крепись, тут еще много.

Я продолжил освобождать пленника. Крик возобновился. Из-за тесноты действовать аккуратно не получалось, я хватал трубки пучками и грубо разрубал их, высекая искры из обшивки корабля.

Внезапно вопли оборвались. Испугавшись, я посмотрел на пленника и замер.

У него было мое лицо. Худое, грязное, изможденное. Мое.

– Че за, на хер? – завороженно пробормотал я.

Узник ухмыльнулся. Я открыл шлем, чтобы взглянуть на него своими глазами.

В нос ударил запах гнили и бензина. Картина не изменилась.

– Т-ты кто? – прошептал я.

Лицо узника растянулось в зловещей улыбке, из запекшихся ран брызнула кровь. Он с хрустом распахнул челюсти и завопил. Трубки, торчащие из его тела, раскалились добела, меня обдало жаром, голова взорвалась острой болью. Я потерял равновесие и, не удержавшись, полетел вниз.

Пространство подо мной вытянулось в трубу, делая падение бесконечным. Костюм воспламенился от трения, внутри стало невыносимо жарко. Я горел так ярко, что меня было видно со всех уголков Вселенной. Даже тварям с их далекой планеты.

«Где же земля?» – подумал я и погас.

Боль в висках прорезала темноту. Не открывая глаз, я зажмурился еще сильнее и замычал, пытаясь вдавить затылок в землю. Под головой было что-то твердое, совсем не похожее на грунт. Поясница саднила, в ногах покалывал белый шум.

Собравшись с силами, я медленно разомкнул веки. Солнечные лучи беспощадно ударили по глазному дну, височная боль пустила корни к затылку.

– Твою-то мать, – выдохнул я, борясь за жизнь.

Через щель между ресницами мне удалось разглядеть узкую стену, обшитую выцветшей вагонкой. Под торчащими из нее бельевыми веревками висел черно-белый портрет Цоя. Последний герой Советского Союза смотрел вдаль, гордо задрав подбородок.

Где это я?

– Очухался? – прогремел надо мной знакомый голос.

Я с усилием повернул голову и увидел в дверях брата с банкой огурцов.

– Вставай, Гэтсби хренов. – рыкнул он, ослабляя галстук на шее.

Я оглянулся и обнаружил себя лежащим на его балконе, голова сделала виток на новый уровень боли. Снова простонав, я сел.

– Чего это со мной? – спросил я, увидев перепачканные кровью рукава своей рубашки.

– Вы опять с какими-то ублюдками из долины дураков в «Охоте» дрались, – ответил брат, протягивая мне банку с рассолом.

– Сколько времени? – я хлебнул соленой жижи, желудок недовольно заныл.

– Половина седьмого, весь день проспал.

– Вот сука, – поник я.

Брат молча ждал пояснений.

– У меня собеседование с утра было, – сказал я, поднимаясь на ноги.

– На пародиста в цирк? – бросил брат, скрываясь во внутренностях квартиры. – Притворяешься непонятно кем.

Я облокотился на подоконник и уставился на Кольский залив. В голове шумела пустота. По июньскому солнцу было не разобрать время суток. На сопке справа, презрительно отвернувшись, смотрел на горизонт памятник Алеши.

– Осуждаешь? – шепнул я себе под нос, глядя ему в затылок. – Да иди ты на хрен.

Алеша не шелохнулся.

Легко осуждать, будучи тридцатиметровым защитником Заполярья.

– Можно покурю? – крикнул я через плечо, приметив разбросанные у пепельницы сигареты.

– Там в шкафу блок лежит, возьми пару пачек, – ответил брат. – Эту херь на подоконнике мне оставь.

На лицо медленно падали черные хлопья. Пока моя туша валялась без сознания в глубокой радужной луже, вездесущие крошки забили носоглотку. Повернувшись на бок, я принялся откашливать черную жижу.

– Гриша! – раздалось в наушниках. – Ты в норме?

Надо мной жужжал репортажный дрон, таращась во все стороны своей паучьей россыпью глаз-объективов.

Настя. Я и забыл, что она где-то рядом.

– Жить буду, – прокряхтел я и снова рухнул на спину, раскинув руки в стороны.

Во рту остался тошнотворный привкус, голова едва соображала. Настя зависла надо мной, перегородив медленно плывущие тучи.

– А я испугалась, – весело пропела она в ухе. – Чего там нашел?

Перед глазами ярко вспыхнуло и тут же растворилось мое лицо, приросшее к материнскому кораблю.

Видения – сны наяву, сувенир от тварей для всех, кто имел честь повстречаться с ними лично. Вот что я там нашел.

– Твои панталоны, – ответил я, с трудом положив руки под голову.

– Дурак! – кокетливо воскликнула она. – Жаль, не успела заснять, как ты навернулся.

– Отвянь.

От лопастей Настиного дрона мне в лицо приятно дуло прохладным воздухом. Недосып константой давил на веки. Я закрыл шлем, встал на ноги и продул систему вентиляции. Кости целы, ушибы мягких тканей загримированы обезболивающим.

– Пошли. Там меня поснимаешь, – сказал я, ткнув пальцем на небольшой овраг. – Вниз залетай, я перепрыгну. Кадры – боевик.

– Сама разберусь. Мы агитку снимаем, а не блокбастер.

Мне нравилось злить Настену. Смешить тоже.

– Иди к оврагу. Только снимать будем не снизу, – обиженно сказала она. – Брось туда что-то, будто проверяешь, нет ли на дне гадов.

– Лучше Змеем Горынычем.

– Ой, а ты молодец, – воскликнула Настя. – Давай, Змея своего в овраг запускай.

Я, улыбнувшись, помотал головой и пошел к оврагу.

– Снимай! – крикнул я, подойдя к краю оврага, и прыгнул вниз.

– Без сопливых разберемся, – ответила Настя, пока я футбольным подкатом скользил вниз на ускорителях.

Артистично закончив свой спуск на внешних тормозах, я отсканировал местность, чтобы не наткнуться на спящую тварь. Грунт был усеян гильзами, кассетами и прочим металлическим хламом.

– Ни одного септуха в округе, – проворчал я.

– Вы так септоморфов, что ли, называете? – тут же спросила Настя.

– Ага. Производное. Тварями еще.

– А мне нравится их позвонками звать. Я как-то гостила у одного дядьки, он себе впаял синт-позвоночник, а родной покрыл золотом и выставил в гостиной. Когда щупальца септоморфские вижу, сразу этого маньяка вспоминаю.

Легкий укол ревности пырнул меж ребер.

– Понятно. Готова?

– Готова, запускай.

Я принял устойчивую позицию и начал фаер-шоу. С пусковой установки на плечах шумно взмыл в небо реактивный заряд, за которым, извиваясь, потянулся шнур «Змея Горыныча». Начиненный взрывчатым веществом шланг выпрямился в воздухе, упал на дно оврага и сдетонировал. Грунт гейзером рванул к небу.

Костюм выпустил компрессионный заряд, спасая мои внутренности от перепада давления, по шлему забарабанили крохотные катышки земли. Передо мной образовалась неглубокая стометровая траншея.

– Голливуд? – спросил я, задрав голову к репортажному дрону. – У меня еще один есть.

– Эффектно, – восторженно ответила Настя, – давай локацию сменим.

Дрон с жужжанием набрал высоту и устремился вперед, я пошел следом.

– Как ты оказалась в ОСО? – спросил я. – Ты же ненавидишь солдафонов.

– Ну, во-первых, не всех, встречаются приятные личности, – начала Настя. Я улыбнулся. – Во-вторых, скажу больше, до войны я трудилась в оппозиционном крипто-СМИ.

– Забавно, – ухмыльнулся я. – Брат мой тоже.

– А у тебя брат есть?

– Ага, по маме. Он вообще где только не работал. И как ты поменяла взгляды?

– Когда позвонки прилетели, сомнений не было, – Настя вздохнула. – Поняла, что должна чем-то помогать, но не на фронт же мне, оператору репортажных дронов, идти. Соу хир ай эм.

– Это смело. Я в восторге.

– Спасибо, Гриш, – в ее голосе прорезались теплые нотки. – Кстати, если надо будет обличить какой-то произвол, можешь смело мне не звонить, у меня совершенно не осталось связей в крупных независимых крипто-СМИ, совсем-совсем! Эй, меня вытесняют, ко…

Связь оборвалась.

Похоже, приятное на сегодня закончилось, и сейчас мне поставят новую боевую задачу.

– Родин, здесь? – раздался в наушниках хлесткий голос комвзвода Василенко.

– Так точно, тащ лейтенант.

– Боекомплект полный?

– Три четверти. Десяток наших мин снял, – ответил я, поискав глазами Настин дрон. Тот завис над моей головой, я протянул ему руку.

– Короче, внимай, новая задача. В пятом батальоне ЧП, утром у них щегол один ускакал из располаги в чужом костюме. Полчаса назад мы его засекли в селе аккурат рядом с тобой, сидит, не двигается. Село брошенное, но в трех километрах научный лагерь, там гражданские. Звать дезертира Артем Шувалов, рядовой, по его душу уже «Раскат» запросили. Найти, установить визуальный контакт, во взаимодействие не вступать. Из кустиков его паси и жди взрослых дядь. Координаты сейчас скину. Все ясно?

По коже побежала рябь.

– Так точно, – скороговоркой ответил я, хотя ясного было минимум. – Разрешите выполнять?

– Сунешься к нему сам – душу выбью, – протрубил последние слова лейтенант и отключился.

– Есть, – буркнул я в повисшую тишину.

Настин дрон сел мне на руку и сложил лопасти. Я подавил в себе дурацкое желание погладить его, как голубя, и прицепил на плечо. Внешняя среда быстро наполнила меня тоской до краев.

Компьютер спроецировал на внутреннюю поверхность визора топографическую съемку так, будто я держал ее распечатку на вытянутых руках. Красная точка беглеца была в трех километрах от моей зеленой.

– Ну прямо капитан Уиллард, твою бать, – буркнул я, погрузил системы костюма в спячку и направился к мятежному бойцу.

Передо мной раскинулось небольшое озеро, на противоположном берегу которого чахли останки брошенного села. Серые деревянные домики жались к земле, будто надеясь спрятаться в ней от вражеских глаз на орбите.

Нейросеть прочесывала изображения с визора в поисках дезертира. Через несколько секунд компьютер выделил один из домов на берегу.

– Попался! – пробормотал я, поставил маркер и принялся огибать озеро.

Изнутри поселение оказалось таким же измученным – обветшалые избы с заросшими дворами, в лучших традициях картин Саврасова.

Я быстро добрался до нужного здания. Входная дверь одноэтажного домика из деревянного сруба была гостеприимно распахнута. Несколько раз крутанув ручку динамо-машины на запястье, чтобы использовать ее как шокер, я зашел внутрь.

Маленький темный коридор – старые узорчатые обои, плесень в углах, репродукции русских художников в рамках. Оглушающая тишина. В конце коридора – выход на улицу, прикрытый кружевной занавеской. Белое полупрозрачное полотно пропускало тусклый свет и ритмично танцевало на слабом сквозняке. За ним угадывалось что-то знакомое и пугающее, по коже пробежали мурашки.

Только сейчас я заметил, что задержал дыхание. Не отводя завороженного взгляда от призрачной ткани, я выпустил из легких воздух и медленно пошел к ней. Сгнившие доски в полу заскрипели под тяжестью костюма. Пространство снова играло со мной злые шутки, вытягивая коридор все длиннее с каждым моим шагом. По спине катился пот.

Наконец, я подошел вплотную к узорчатой занавеске. За ней расположилась небольшая веранда с живописным видом на озеро. В метре от меня была спинка плетеного кресла-качалки, в котором сидел дезертир в бронекостюме. На мое появление он не обратил никакого внимания. На секунду мне показалось, что у беглеца нет головы, но когда занавеска в очередной раз колыхнулась, я переосмыслил пропорции и понял, что он без шлема.

Кружевная ткань ласково скользнула по костюму, выпуская меня из мрачного коридора на светлую веранду, и продолжила свой томный танец за моей спиной.

– Ну здорово, Артем Шувалов, – громко сказал я, разряжая динамо-машину.

– Здоровее видел, – не оборачиваясь, ответил мой брат.

То, что нас с братом распределили в одну воинскую часть, было случайностью, нам просто повезло оказаться друг у друга на виду в этом хаосе.

В центре веранды стояло мягкое кресло, я неуклюже в него рухнул. Обивка смачно лопнула под тяжестью костюма, деревянный каркас недовольно крякнул. Артем не обращал на меня внимания и молча смотрел на озеро. В его скуластом профиле угадывались мамины черты.

Всегда завидовал этому сходству.

Только сейчас я заметил, что в руке у него дымит маленький огонек. Характерный бензиновый запах ударил в нос.

– Да твою бать! – я резко вскочил, кресло подлетело вместе со мной и опрокинулось. – Вот в чем дело! Ты совсем огрызок?

Я со всей силы треснул по ладони, в которой тлела папироса. Крохотная искорка разбилась о дощатый пол веранды.

Грек. Наркотик, сваренный из септухайской жижи.

Артем не обратил внимания на выдохшийся окурок и продолжал смотреть на озеро.

– Ты охренел? – заорал я и вполсилы толкнул его бритую голову. – Знаешь, что с тобой сделают? Сюда спецназ едет, придурок!

– Да отвали, – спокойно ответил Артем, взглянув на меня.

В его трясущихся зрачках остывало выжженное дотла поле.

– Они уже все, что надо, сделали, – сказал Артем, отвернувшись обратно к озеру.

Я затаил дыхание, боясь, что он больше ничего не скажет.

– Кто че сделал? – тихо спросил я.

– Дембельнуть меня собираются, – с надрывом в голосе ответил Артем, – по состоянию психики. Разве что альбом собрать не предложили, ДМБ двадцать тридцать пять, сука.

– И ты из-за этого костюм угнал? – не понял я. – Из-за того, что тебя домой отправляют?

– А что там дома, Гриш?

– Как что? Жизнь.

Артем прыснул и покачал головой.

– Пять-два с девяти до шести? – ухмыльнулся он. – Немая бойня за место под солнцем.

Я молча смотрел на брата, все еще не понимая его.

– Я не хочу домой, Гриш, – сказал он, не выдержав моего взгляда.

– А чего тогда ты хочешь? – спросил я.

– Быть нужным.

Мне захотелось хорошенько треснуть по его острому профилю, чтобы привлечь внимание, а затем, сорвав голос, орать истины жизни в его контуженые уши. Вместо этого я медленно опустился перед ним на корточки и положил руку ему на плечо. Артем зажмурился, с трудом давя рвущиеся наружу слезы.

Мы просидели так, пока брат не успокоился.

– Пойду покурю, – сказал я, – может, что-то придумаю. Костюм усыпи.

Артем кивнул. Я спустился с веранды и пошел к озеру. В голове копошилась сотня мыслей, и ни в одной из них не было решения.

Смеркалось. В воздухе висела парящая роса, едва заметные глазу капли воды, возникшие из-за септоморфских фокусов с атмосферой. У лица чиркала зажигалка, настырно пытаясь зажечь промокшую сигарету. За секунду до того, как я собирался взвыть, у нее получилось, и легкие наполнил горький дым. Я выдохнул и посмотрел на озеро.

Должно быть, когда-то здесь было райское место.

Недалеко от меня из воды торчали рогатки, на которые местные рыбаки складывали удочки. Мне захотелось снять костюм и голышом плюхнуться в водоем.

Когда я последний раз плавал?

Недалеко от берега над поверхностью воды показалось массивное щупальце из нескольких сочленений, быстро скрывшись из вида. Спрут, подводная разновидность тварей, агрессивнее и гораздо больше обычных. Я машинально сделал несколько шагов назад и, споткнувшись, выронил сигарету изо рта.

– Твою бать, – выругался я и придавил огонек ногой.

Раздосадованный тем, что даже такого крохотного удовольствия, как капля никотина, перед принятием решений мне не получить, я включил систему связи. Василенко не заставил себя долго ждать.

– Родин, здесь? – загудел его голос в наушниках.

– Так точно. Визуальный контакт есть, тащ лейтенант, – ответил я и отправил ему маркер, повешенный на другой берег озера.

– Хорош, без пяти минут герой эрэф. Сиди, не рыпайся, «Раскат» задерживается, небо в твоей зоне слишком засрано, если не развеет, пешком пойдут.

– Есть. Разрешите вопрос, тащ лейтенант?

– Слушаю.

– Допустим, беглец невменяемый. Отмажем его от губы?

В эфире остался только треск помех.

– Ты его знаешь, что ли? – спросил Василенко непривычно спокойно.

Я понял, что допустил прокол. Наверняка командир отслеживает мои показатели через медицинский модуль, соврать не получится.

– На южном служили вместе. Он в заградительном был, – сделал я осторожный ход. – Хороший парень. Может, случилось что. Мы же прикрывали пацанов с мотострелковой. Может, и тут на межбатальонные учения скинем все?

Снова хруст помех.

– Ты вообще соображаешь, че говоришь, Родин? – уже с привычной интонацией заорал Василенко. – Ты че, дебил, думаешь, он костюм накинул, аки Золушка, и побежал вприпрыжку, а вся часть ему вслед платочками махала? Он людей убил. Двоих контрабасов и офицера. В себя приди, имбецил. Какая губа, на хрен? Ты думаешь, за ним «Раскат» выслали, чтобы на губу его отправить? На губу только ты после таких предложений поедешь.

– Да ведь… У него же костюм, наверное, зараженный, – совершенно потеряв голову от услышанного, протараторил я.

– Очень надеюсь, что это так, бешеных псов стрелять не так обидно. Все, связь не вздумай отключать, продолжай пасти, влезешь – перспективы твои я тебе, сука, описал. Пацифист е…

Связь прервалась. От затылка по всему телу бежали едва заметные разряды тока. По темени словно треснули топором.

Бред.

Совершенно сбитый с толку, я резко развернулся и, поскользнувшись на глине, рухнул на четвереньки.

– Твою бать! Артем! – закричал я.

Ответа не было. Рывком поднявшись на ноги, я пошел к дому. На веранде никого не было. Кресло-качалка стояло неподвижно на том же месте, будто на нем никто и не сидел.

– Артем! – крикнул я снова, запрыгнув на веранду.

Деревянный пол возмущенно ухнул. Я прошел сквозь занавеску, не отодвигая ее, и оказался в мрачном коридоре. На этот раз кружевная ткань зацепилась за костюм и потянулась следом за мной, будто пытаясь не пустить меня внутрь. Мне было не до этого. На визоре мелькали крохотные комнатки, брата нигде не было.

Когда я успел надеть шлем?

Алгоритм визуального поиска зацепился за квадратную дыру в полу одной из комнат, которую я даже не заметил.

Погреб!

Компьютер заметил там движение воздуха. Сердце все ускорялось.

– Тема! – продолжал орать я и нырнул в подполье.

Погреб оказался удивительно большим, вместо пола – огромная лужа. Брат стоял в углу и рылся в деревянных ящиках, его ноги были по щиколотку в черной воде.

– Ты че орешь? – удивленно повернул он ко мне свою лысую голову, щурясь от света экранов. – Щас всех тварей в округе разбудишь. Шлем на хрена надел? Не слепи.

– Ты… Че здесь делаешь вообще? – обалдело спросил я, не понимая, как реагировать на его невозмутимость, и понизил яркость экранов.

– Закусь какую-нибудь ищу, настойку вон нашел, – он махнул рукой в другой угол погреба. Там, как торпеды, стояли полуторалитровые бутылки из-под минералки с красной жидкостью внутри, – хоть нажрусь перед дисбатом. Будешь со мной?

– Тем, – мой голос дрогнул, во рту было сухо, – один раз спрошу. Но мне ты ответь честно. Ты правда их убил?

Артем прекратил ковыряться и замер. Бесконечно медленно он повернулся ко мне. Его глаза дрожали.

– Ты обо мне такого мнения?

– Да или нет?

Артем сделал пару шагов назад и рухнул задницей в лужу, привалившись к стене.

– Лыков, сука. На меня пацанов повесил. На меня, – все тише и тише говорил он. – Какая же мразь, а.

Я сел на корточки перед братом. Он смотрел куда-то сквозь меня, в его глазах был настоящий ужас.

– Тем, объясни по-человечески. Что произошло?

– Септоздец мне, вот что произошло, – прошептал он. – Лыков, сука, пацанов на меня повесил, он ведь специально, сука, знал, что я психану, мразь, на это и рассчитывал, наверное.

– Тема! – крикнул я. – По делу говори и быстрее, времени мало.

– Лыков, комвзвода мой, – затараторил брат дрожащим голосом, – он пацанов поставил в ангар, а там страшные вещи. Пацанов нет теперь, а он на меня их повесил, чтобы не сесть. Я же сбежал, он же ненавидит меня, сука. Как же он ловко меня, как же он…

– Подожди, Артем. Какие страшные вещи?

– Да неважно, Гриша! – воскликнул он. – Мне хана. Меня убьют как собаку. Сука, Лыков, мразь, тварь! Конечно, все ему поверят, боевой ведь офицер, а я-то кто, сука, тварь!

Артем схватился за голову и замолчал. Я услышал, как на его спине зашелестел медицинский модуль, должно быть, он вколол себе успокоительное.

– Твою же бать, Тема! – я снял шлем, поставил его на ящик рядом и принялся бесцельно ходить по погребу. – Вот это попали, на хрен!

– Ты-то че, ты ж не дезертир, уходи, – уже спокойным тоном сказал брат. – Может, даже благодарность объявят за поимку особо опасного.

– Пошел в жопу! – рявкнул я, продолжая выписывать восьмерки. Мозг работал в усиленном режиме. – Короче. Расклад такой. Раскатовцы пешком идут, в небе грязно. Плюс я им маркер поставил не туда. У нас час, не больше. Уходим лесом в Рытвины.

– Херовый план, Гриш, уж лучше меня «Раскат» пристрелит, чем от тварей по Рытвинам бегать.

– Там искать не будут. Подумаем, че дальше.

Я остановился напротив деревянных ящиков, в которых рылся брат.

– Чем дорогу перешел взводному?

Под ушами неприятно защекотало.

Странно.

– Сука он, – скрипя зубами за моей спиной, ответил Артем. – Он с первого дня дрочит меня, мразь. Мозгов нет ни хрена, не понимает даже, как усилительные приводы в костюме работают. Ему летеху дали из жалости, он даже ТВВИКУ не заканчивал, двадцать лет по части сержиком ходил, мусор собирал со срочниками.

Что-то на этих ящиках зацепило мой взгляд. Я подошел к ним вплотную. На них были нацарапаны различные геометрические фигуры, похожие на какие-то символы. Царапины были свежими.

– Он меня всю дорогу хотел скинуть, – продолжал Артем, – а ротный, нормальный мужик, все понимал, не давал меня бортануть. Так эта сука с другой стороны зашла, решила меня на дембель отправить с почетом. За это я его и убил. Его всегда бесило, что я, молодой, больше него, охрененного военного, в костюмах понимаю, поэтому он мне жизни не давал.

Пахло плесенью и бензином. Я все внимательнее вглядывался в нацарапанную абстракцию. Почему-то эти узоры казались мне знакомыми. Будто я видел их много и много раз. Мир вокруг тонко завибрировал.

– А пацанов я не хотел убивать, это он их в ангар к костюмам отправил, – Артем уже не просто тараторил, сверля мой затылок глазами, его речь стала похожа на монотонное шаманское заклинание. – Я Лыкову говорил, что там, в ангаре, страшные вещи, говорил ему, что если он меня на гражданку пнет, никто с ними уже не справится, но он ведь меня не слушал ни хрена, я же душман сопливый, сука такая. Поэтому это он виноват. Это его посадить должны, а не меня, а он, сука такая, на меня все свалил, мразь, тварь.

В глазах зарябило, символы на ящиках принимались за танец. К горлу подступила тошнота. Меня осенило, это были те же узоры, из которых состоят корабли тварей. Голова становилась тяжелой, вестибулярный аппарат выходил из строя.

– А меня убивать нельзя, я страшные вещи с собой забрал, чтобы больше никто. Больше никто, если я их не сделаю, то никто не сделает, никто. Только я, меня нельзя…

Господи, что Артем все это время говорил?!

Осознание пришло на долю секунды позднее инстинктивного импульса, который швырнул меня в сторону. Обернутый железом кулак скользнул по моему виску, раздирая кожу на кровавые лохмотья. Жгучая боль. Я свалился на одно колено и, оттолкнувшись ногой, попытался оказаться лицом к брату, но споткнулся и упал на спину. Черные брызги полетели во все стороны. От резких движений меня еще сильнее замутило. Он снова попытался ударить меня наотмашь, но не попал.

– Меня-не-надо-я-нужен… – шепотом тараторил брат.

Какого хрена?

Инстинкты взяли управление телом на себя. Где-то под броней по катетеру в кровь пробежали стимуляторы, стремясь успокоить потревоженные инопланетным ребусом нейроны. Ноги уже били Артема под колено, руки раскручивали динамо-машину. Маневр оказался неудачным, брат отшатнулся назад и направил на меня предплечный пулемет. Я каким-то чудом успел прикрыть голову рукой. На груди сработала динамическая защита. Меня прибило к полу, глаза залила черная вода.

Костюм попытался спасти мои барабанные перепонки выстрелом сжатого воздуха, но без шлема это не сработало в полной мере. Погреб заполнился серым дымом, в ушах зазвенело. Теперь пахло только тэном. Рыча и харкаясь черной жижей, я заставил себя встать на ноги, сделал два шага и снова рухнул на колени. Артем валялся в луже прямо передо мной. Половина его лица была под водой, и он, словно рыба на суше, хватал ртом воздух и фыркал носом, чтобы не захлебнуться.

– Ну почему ты не ушел, почему остался? – скороговоркой шептал он, косясь на меня глазом, что был на поверхности. – Я же от тебя спрятался, почему ты не ушел, тут страшные вещи будут, почему ты не ушел, почему…

Я смотрел на него, не понимая, что мне делать дальше. В голове было удивительно пусто от стимуляторов. В глазах щипало. Пулемет Артема снова пополз в мою сторону, и три жала моей динамо-машины аккуратно щелкнули брата по худой шее.

Через какое-то время я обнаружил себя с полупустой полторашкой в руке копающимся в файлах Артемкиного костюма. Он был заражен. Через три месяца после вторжения твари научились писать компьютерные вирусы, которые показывали пользователям различные символы, сопровождаемые непонятными звуками. Эти психоделические пауэрпоинты сводили людей с ума, заставляя совершать непонятные действия и поступки.

Такой вирус сидел в костюме Артема. Это все объясняло. Побег, убийства, странные разговоры. По щекам у меня текли слезы. Я смотрел на брата поверх крохотного монитора на предплечье. Сейчас он сидел в углу без сознания, свалив голову набок. На его бледном лице, половину которого покрывала корка засохшей черной жижи, не было и тени злости, с которой он пытался застрелить меня. Он был беззащитным.

Что же делать?

– Твою мать, Родин! – разрезал тишину крик Василенко в моих наушниках. – Ты какого хрена не сказал, что он – твой брат?

Он продолжал орать, заливая меня матом, я не слушал. После взрыва активной брони в уши будто натолкали ваты.

– Я тебя понял, сука, ждите раскатовцев по вашу душу! – наконец, выдохнувшись, гавкнул командир и оборвал связь.

Сколько времени я провел, копаясь в септухайских рисунках?

Возможно, бойцы «Раската» уже оцепили село и прочесывают дома.

Подумав еще пару минут, я снял с плеча Настиного дрона, нацарапал несколько строк на внутренних поверхностях его лопастей и вызвал Василенко.

– Старший лейтенант Василенко, – спокойно ответил он.

Издевается.

– Слушай сюда, козел, – зашипел я, – звони кому хочешь, хоть министру обороны, но отзывай на хрен «Раскат», понятно? Иначе во всех крипто-СМИ опубликуют новости о том, что армия РФ казнит своих же солдат вместо того, чтобы лечить. У него костюм заражен, понял ты, сука? И на губу я тоже не пойду, урод. Если хоть что-то со мной или с ним случится, вам всем септоздец. Посылать за нами тоже не надо никого, мы сами вернемся. Тебе все ясно?

– Артем, это ты? – в голосе Василенко было недоумение.

Точно издевается.

– Он сейчас занят, – парировал я.

– Артем, там никого нет…

Не успев ничего спросить, я снова нырнул затылком в черную лужу. Артем кошачьим рывком сбил меня с ног и тут же забрался сверху. Он вцепился в мою нижнюю челюсть и принялся бить меня затылком об удивительно мягкое дно мелкого омута. Мозг запрыгал по черепу. Грязная вода лезла в глаза и уши.

– Почему! Ты! Не! Ушел! Почему! – кричал он.

Перестав колотить мою голову, он принялся ее топить. Теперь жижа проникала в ноздри и в рот, от паники я начал захлебываться. Мерзкий рыбно-бензиновый вкус снова вызвал тошноту. На несколько секунд Артем вытащил мое лицо из воды, вплотную приблизив к своему с криком «почему». Этого мне хватило, чтобы вцепиться зубами в его скулу и, когда он от боли ослабил хватку, сбросить его с себя сильным рывком. Брат схватился за лицо и завыл, я медленно перевернулся на четвереньки и попытался встать. Вставать не хотелось.

– Артемка, – задыхаясь, прохрипел я, – хватит. Пожалуйста.

– Гриш, уйди-и-и, – выл Артем, активируя гранатомет, – уйди-и-и.

Я попытался активировать гранатоловушку и понял, что до сих пор не вывел костюм из спячки.

Твою бать!

На одних гидравлических усилителях я вылетел из погреба. За мной с оглушительным громом вырвался столб дыма и грязи. Затылок рассекло мелкими обжигающими крошками, комнату заволокло черное клубящееся облако.

– Тема! – тут же бросился я обратно к люку, чтобы проверить, пережил ли он этот самоубийственный выстрел.

Оседающий дым перед моими глазами рассекла устремленная в небо очередь пулеметных трассеров. Я отшатнулся назад.

– Живой, сучонок, – прошипел я, выбежав на веранду под свист над головой.

Костюм перезагрузился, я ушел на ускорителях в сторону от линии огня и залег в высокой сухой траве. Отдав гарпуну задачу пробить Артему ногу, я приготовил сетку для тварей и стал ждать, пока он появится на веранде.

Солнце успело зайти за горизонт, пока мы были в погребе. Брат не спешил выходить. Оглушительно тихо, даже писк в травмированных ушах куда-то пропал.

Я внимательно вглядывался в выход из дома. Что-то было не так. Чего-то не хватало.

Занавеска! Крохотный оборванный ее клочок болтался сверху проема. Я вспомнил, что зацепился за нее, когда заходил внутрь, бросил взгляд на плечо и вздрогнул. Она была там. Изодранная и измазанная в черной жиже ткань в темноте походила на ссохшийся кошачий труп. Она крепко запуталась в треугольниках активной брони, будто карабкаясь по ним к моей голове. Меня охватил первобытный ужас. Я потянулся к плечу, чтобы сбросить ее, в этот момент Артем пробил торцевую стену дома и выстрелил из гранатомета. Взрыв прогремел передо мной. В глазах все поплыло, уши заиграли острой болью. Медицинский модуль ввел мне все содержимое своего мини-бара и отстегнулся за ненадобностью.

Острое желание упереться лбом в холодный грунт и полежать так хотя бы пять минут.

Чувства и острота восприятия вернулись, когда Артем бил меня головой о землю.

Наверное, это хорошо. Значит, она все еще на месте.

– Почему! Гриша! Зачем! – кричал он после каждого удара.

Я понял, что очень устал от этого, активировал ускорители и стал подгадывать момент для рывка между ударами. В очередной раз стукнувшись бровями, я начал маневр, но Артем каким-то образом успел среагировать и, пробив плазменным резаком броню на моем панцире, расплавил процессор костюма. Гидравлика перешла в автономный режим, все системы отключились. Мне стало по-настоящему страшно.

– Хватит, Артем! – закричал я из последних сил.

– Не кричи, сказал же, тварей разбудишь. Смотри, чего щас покажу, – брат наклонился ко мне, показывая мониторчик на предплечье.

Там было серо-зеленое изображение со сканера. В двадцати метрах от нас под землей спал здоровенный септоморф.

– Я должен сам. Я им нужен, я здесь нужен, меня на гражданку нельзя, я здесь нужен, – тараторил Артем, когда ему в панцирь прилетел бронебойный патрон.

Короткий взрыв активной брони, брат резко пригнулся, все еще прижимая меня к земле. Еще один выстрел сорвал его противоосколочный воротник.

Снайпер.

Я прикрыл голову руками, не в силах сделать ничего больше. Еще один выстрел по броне Артема.

– Тема, надо бежать на хрен, мы как на ладони! – закричал я ему.

– Щас я им покажу, я же ждал, я же знал, я же тут еще нужен, – затараторил он.

На другом берегу озера раздался взрыв. Я невольно повернул голову, увидев, как поднимаются вверх гейзеры грунта и дыма. Клены вокруг водоема охватило пламя. Артем смотрел в сторону мясорубки с безумным восторгом.

– Артем, ты че наделал-то, – полушепотом сказал я ему. – Это же «Раскат». Тебя точно убьют теперь.

Новый выстрел с другой стороны пробил брату плечо, сбросив его с меня.

Не убивают, хотят взять живым.

– Щас я вам, суки, – прошипел Артем и запустил еще одну цепь детонаций.

С другой стороны озера прогремели новые взрывы. Я машинально опустил голову, но тут же снова ее задрал. Похожая картина – клубы черного дыма и огонь на деревьях. На глазах выступили свежие слезы. Откуда-то с третьей стороны застрекотали пулеметы. Над нашими головами со смертоносным свистом полетели лучи трассеров.

Твою бать, сейчас из минометов херакнут!

– Артем! – заорал я, прижимаясь к земле.

– Я же в заградительном служу, щас я вам, суки! – тараторил брат.

Новый взрыв. На этот раз я не стал смотреть, а быстрым рывком попытался встать на ноги. Мощный удар в затылок пригвоздил меня обратно к земле прежде, чем я поднялся на четвереньки.

С трудом поднявшись, я опустил глаза, стараясь не пересечься ни с кем взглядом, особенно с противником. Шея саднила от ударов. Рефери суетливо схватил меня за запястье, потянул в центр ринга, в микрофон объявили имя моего соперника, мы пожали руки, и я, все так же не поднимая глаз, отправился в угол.

– Нормально, достойно бился, – ломающимся голосом сказал брат, хватая меня за шею. – Не раскисай.

Никакого расстройства не было, я принял поражение как должное.

– Я и не раскисаю, – ответил я, борясь с одышкой, – не должен.

Брат замолчал.

– Кому?

Сознание нехотя выбиралось из щелей между извилинами, куда в панике забилось от удара.

– … не вставай, Гриша, не вставай, не иди за мной, я пошел гада будить, не иди, – с надрывом бормотал Артем мне на ухо, – я сам разбужу, и начнутся страшные вещи, но я сам, Гриша, не ходи за мной, прошу…

Неужели все настолько плохо?

Голова раскалывалась, тошнота мешала дышать. Артем встал с меня и направился в сторону деревни, не переставая бормотать себе под нос. Вдалеке снова затрещали пулеметы.

Да сколько их тут, батальон?

Игнорируя боль, я поднялся на четвереньки, меня тут же вырвало. Стало легче, веки потяжелели.

Сотряс, не меньше.

Я медленно повертел головой. Со всех сторон грязные языки пламени насиловали засохшие клены, освещая ночь. Отовсюду доносились пулеметные очереди и стоны трехсотых.

Бред, я не мог их слышать отсюда.

Артем скрылся за углом дома. Только сейчас до меня дошел смысл его слов.

Он шел к спящей твари. Раненые раскатовцы, научный лагерь, у них не будет шансов, если септоморф вырвется.

Я не думал, просто принялся со слезами на глазах делать то, чему учили. Второй заряд «Змея Горыныча» на плечах без всяких капризов развернулся в боевое положение, запускать его вручную было не менее удобно. Опустившись на колено, я отвернулся от траектории полета шнура и изо всех сил зажмурился. Слезы все равно текли через сжатые до боли веки.

– Прости, Артемка… – прошептал я и выпустил заряд.

Громкий выстрел, свист разматывающегося шнура, мгновение тишины.

Взрыв.

Никакой компенсации разницы давлений, костюм мертвый. Несколько секунд после детонации выпали из моего восприятия, я опомнился, каким-то образом стоя на ногах перед густым облаком пыли. В ушах – невидимая вата, по макушке почти бесшумно бил грунтовый град. Запах тэна и сырой земли. Каждую долю секунды мне приходилось искать причину, чтобы не рухнуть обратно на четвереньки. Что-то пробивалось к моим барабанным перепонкам через несуществующий заслон. Я напрягся.

– …горю, Гриша, горю, спаси… – звенел едва уловимый комариный писк Артема.

В голове моментально все прояснилось. Я рванул внутрь пылевого облака, на ходу снимая грудную секцию брони для доступа к патрубкам системы охлаждения. Антифриз радостно брызнул наружу. Споткнувшись на кочке, я задрал голову к небу и замер.

В небе надо мной дрейфовал мертвый кит. Вокруг него клубилась кровь из разорванного брюха, он не спеша пересекал небосвод. Из-за горизонта к нему медленно тянулось уродливое щупальце спрута. Масштаб видения завораживал. Не в силах оторваться, я разливал антифриз себе под ноги. Внутри играла мерзкая тревога. Саму тварь не было видно, но, судя по конечности, она была невероятно огромной. Молниеносным рывком она схватила труп и утащила его за горизонт, небо заполнилось кровавыми облаками.

Не желая быть залитым оседающей кровью, я опустил взгляд в поисках укрытия. Передо мной было поделенное надвое лицо Артема. Половина, покрытая черной коркой, жутко ухмылялась. На другой половине под тонким слоем пыли, напротив, не было никаких эмоций. Я не успел среагировать, усиленный гидравликой костюма кулак пробил мою грудную клетку и уперся во внутреннюю поверхность спинного панциря. Из горла вырвались кровавые брызги, оросив безумный грим Артема красными крапинками. Черная половина его лица продолжала зловеще улыбаться.

И все-таки у нас есть общие черты. Значит, я тоже похож на маму.

В глазах защипало. Во рту – соленая металлическая субстанция. Вдохнуть невозможно.

Кто же тебя теперь прикроет, Артемка?

Пустота.

– Артем? Слышишь нас, Артем?

Незнакомый голос пробивался через занавески глубокого сна. Вместе с ним пробивалась ужасная головная боль.

Похоже, мне раскроили череп и залили туда раскаленный металл.

Я медленно приоткрыл веки, в левом глазу было бельмо.

Передо мной стоял парень в медицинском халате. Увидев, что я пришел в себя, он оживился и принялся светить мне в зрачки фонариком, что-то бормоча себе под нос. Пошевелиться не получалось, руки и ноги игнорировали сигналы, язык тоже не слушался.

Закончив свои проверки, врач отошел, открыв мне обзор. Мозг быстро сориентировался, я лежал на койке в небольшой палате. Перед кроватью стояла Настя в белом халате, накинутом на плечи, в углу за ней стоял Василенко. Справа позади меня был кто-то еще. Я не видел его, но слышал, как он тяжело дышит и издает тихое металлическое лязганье. Мне стало страшно.

– Ты узнаешь меня? – спросила Настя.

Красавица. Такая, какой я ее себе представлял.

Я моргнул.

– Артем, ты всегда сначала узнаешь только меня, – в ее глазах дрожали слезы. – Но ты никогда мне не веришь.

Почему Артем?

Тихое лязганье справа продолжалось.

– Артем, полгода назад позвонки… то есть твари… они заразили твой костюм и заставили тебя… – Настя запнулась. – Заставили тебя сделать страшные вещи.

– Ты убил своего командира, – грубо вступил в разговор Василенко, сделав несколько шагов ко мне. – Еще двух сослуживцев и взвод «Раската», а родного брата заживо припаял к материнскому кораблю.

Настя резко обернулась к нему, со злостью что-то прошипев. Он не обратил на нее никакого внимания. В его руках появился планшет с фотографиями.

– Шувалов, пятнадцать душ, – Василенко листал фотографии мертвых солдат, – и мой лучший боец, – на экране появился вросший в корабль тварей узник с моим лицом, один в один из моего видения. – Я бы тебя придушил, но у нас тут борьба за твою жопу. Изучают тебя.

Я замычал, пытаясь покачать головой.

Бред.

– Артем, с тех пор у тебя специфическая форма парапсихоза, – сказал врач, – тебе кажется, что ты – это твой брат накануне того, как ты убил его. Так ты постоянно пытаешься остановить самого себя, загладить вину. А видения подыгрывают тебе в этой иллюзии. Ты раз за разом сбегаешь и даешь мозгу повторить эту пластинку.

Клацание справа никак не останавливалось. В глазах защипало.

Я сошел с ума! Это все – галлюцинация.

– Артем, ты понимаешь, что мы говорим? – спросила Настя.

– Кто… Там?.. – едва смог выдавить из себя я, скосив глаза вправо.

Все трое посмотрели в угол комнаты. Настя расплакалась и, зажав нос рукой, выбежала из палаты. Врач вздохнул.

– Там никого, Артем, – разочарованно сказал он.

– Пошли, он не соображает ни хера, – рявкнул ему Василенко и вышел из палаты.

Доктор проверил катетер на моем предплечье и вышел следом. Я остался наедине с лязгающим существом. Когда дверь закрылась и шаги в коридоре затихли, оно медленно приблизилось вплотную ко мне. От него смердело гнилым мясом и бензином. Я видел его темный силуэт периферийным зрением. В ужасе я с большим трудом отвернулся. Шейные позвонки скрипели болью. На стене слева висело большое зеркало, откуда на меня смотрел прикованный к постели Артем. Половина его лица утонула в подушке.

Господи, это не может быть правдой.

За Артемом сидел узник. Из-под покрытой черной грязью кожи всюду торчали оборванные шестигранные трубки, делая его похожим на септухая. Тварь с моим лицом держала в руках спицы и, клацая ими друг о друга, вязала белую занавеску. Вместо кружевного узора на ней были психоделические фракталы септоморфов. Я закричал от ужаса, а Артем в отражении залился истерическим смехом.

2

Внизу лениво растянулся Иртыш. Разогретая на таблетке сухого горючего тушенка провалилась в желудок, не принеся никакого насыщения. Я убрал пустую консервную банку в карман и, уставившись в экран телефона, стал ждать, пока приготовится кофе в термопакете. Статья об изгоях, поклоняющихся пришельцам, не хотела загружаться.

«Леша, ты на парах? Ел?» – выскочило сообщение от мамы.

«Ага, взял с собой сухпай».

Кружочек отправки завертелся под ответом.

Закончив трапезу, я принялся собирать рюкзак, разминая затекшие мышцы. Внизу медленно покачивались лысые ветки тополей. Высота вскружила голову, приглашала к прыжку.

– Нельзя, – сказал я вслух и крепко сжал скрывающую шрамы на запястье фенечку.

Нельзя.

Еще раз осмотрев балкон на предмет следов, я взял в руки самодельный обрез и покинул его.

На сегодня хватит.

Пустой дверной проем вел в обглоданный до бетона саркофаг, которому так и не суждено было стать уютной квартирой. В лабиринте недостроенного подъезда стоял полумрак. Стены украшали матерные художества, пол – бутылки и фантики бич-пакетов.

Повезло ли тем, кто оставил этот мусор, избежать встречи с призраками?

Обойдя пустую лифтовую шахту по широкой дуге, я стал спускаться по лестнице. Свист сквозняка заглушал мои медленные шаги. Восьмой этаж… Седьмой… Пятый… Чем ниже уходили ступени, тем благовиднее становилась лестничная клетка. Стены постепенно окутывала отделка, марши обрамлялись ограждениями. Тревога ослабляла хватку.

Я перестал красться и, ускорив спуск, опустил ружье. Из-за очередного поворота выглянула закрытая дверь первого этажа.

Вот сука. Забыл подпереть?

Сердце разгоняло темп, по задней поверхности шеи пробежала рябь. Где-то наверху раздался непонятный стук.

– Нет! – прошептал я и, прижавшись к стене, направил ствол на пространство между лестничными маршами.

Оттуда звонко упала горсть бетонных крошек, подняв облако пыли. Тишина. Я не дыша выглянул в проем. С последнего этажа за мной следил призрак.

Его мерцающие глаза скрылись во мраке, сверху начал разноситься оглушительный грохот.

Страх взял контроль над телом и швырнул его в закрытую дверь. Пустое пространство первого этажа дезориентировало меня. Кругом были одинокие колонны, из-за которых выглядывали вибрирующие фигуры. Мурашки покинули ареал обитания на шее и разбежались по всему телу, ноги предательски подкосились.

– Твою-мать-твою-мать-твою-мать… – затараторил я после секундного ступора и бросился к ближайшему окну.

Призраки за спиной зашипели и пустились следом. Я стал задыхаться, на глазах выступили слезы. Они догоняли, у затылка клацало и свистело. Рывок, секунда невесомости.

Земля оказалась твердой и холодной. Органы встряхнулись, левый бок напоролся на что-то острое и лопнул, разбрызгав внутренности. В легких образовался вакуум, стягивающий конечности к груди.

Подо мной был мусорный полигон, лицо упиралось в настил из чайных пакетиков и целлофановых мешков. Я поспешил встать и неуклюже пнул себя по животу. Брюхо отозвалось острой болью, под одеждой было что-то твердое размером с кулак.

– Че за херь, – пробормотал я, запустив руку в карман.

Пальцы наткнулись на вскрытую консервную банку и, поборовшись с зацепившейся тканью, вытащили ее на свет. С зазубренных краев крышки капала кровь. Испугавшись, я задрал ветровку и обнаружил на животе уродливую рану. Из-под полупрозрачных лохмотьев кожи выглядывали красные бусины. Меня вывернуло.

– Придурок! – прошипел я, откашлявшись, и швырнул жестянку в пустые окна.

В рюкзаке ждала ампула обезбола.

Я рассеянно брел через пустые дворы. Лучи закатного солнца проделали брешь в сером оперении туч, окрасив его в розовый цвет.

Красиво.

Впереди шел мой единственный друг Костя с девушками, две Насти и Анжелика. Пространство вокруг стало бархатным, словно его нарисовали акварелью. Алкоголь нежно размазал краски. Ребята щекотали друг друга и громко смеялись. Я смеялся вместе с ними.

Мы шли на «Панк-хату». Так Костя прозвал квартиру в пустой малосемейке, куда каждый вечер набивалась солянка из эвакуированной молодежи. Все они искали там одного – напиться, порейвить под хрипы древнего музыкального центра, потрахаться.

– Ты не задолбался с рюкзаком таскаться? – внезапно прозвучал приятный голос у меня под ухом.

Погруженный в свои мысли, я не заметил, как Анжелика отстала от ребят и поравнялась со мной. В пастельном свете заката веснушки на ее скулах были еще красивее.

– Да просто привычка, – ответил я.

– Он забит же под завязку, – хихикнула девушка, пригубив свое вишневое пиво.

– Да там… Хрень всякая, мне не тяжело.

Почему-то я принялся делать вид, что мне очень интересны фасады пустых хрущевок.

– Ты же где-то рядом живешь? – спросила Анжелика.

– Ага, но не люблю лишний раз домой заходить, – соврал я.

Девушка хмыкнула и снова опрокинула свою бутылку.

Несколько секунд, которые показались мне вечностью, мы шли молча. Мозг усердно корпел над новой темой для диалога.

– Знала, что от пива у женщин может быть бесплодие? – выдал я.

Анжелика прыснула, распылив шипучий напиток, и принялась давиться смехом и кашлем.

От неловкости меня бросило в жар. Я покосился на ребят, испугавшись, что они слышали этот позор. Все трое шли в обнимку и о чем-то болтали.

– Поэтому я его и пью, чудик, – сказала девушка и, залпом допив добрую четверть пол-литровой бутылки, протянула ее мне. – Никому не говори, что моя.

Я покорно взял пустую тару, Анжелика ускорила шаг, чтобы догнать ребят. Не желая запоминать образ уходящей от меня мечты, я тупо уставился на стекляшку, с ее отражения на меня пялилось худое несчастное лицо.

– Анжелика! – крикнул я, сам удивившись своей смелости. В этот раз ребята услышали и обернулись. – А ты почему рюкзак не носишь?

Девушка остановилась и впилась в меня взглядом. Мандраж.

– Меня так не надо называть, – строго сказала она, – тем более орать на всю округу.

– Прости. Не знал.

На моих щеках уже можно было разогревать обед.

– Просто Лика. Или Анжела.

– Понял, босс! – я поднял ладони перед грудью в извиняющемся жесте.

– Мне не нужен рюкзак, я отчислилась, – тихо сказала девушка.

– Прости. Не знал, – снова отчеканил я. – Почему?

Внезапно возникшая необходимость изучить качество асфальта под ногами приковала мой взгляд к земле.

– Не вижу смысла продолжать все это, – ответила девушка. – Скоро отца пересадят в очередную глушь, с корнем вырвав наш благородный семейный сорняк из этой глуши.

– А почему бы вам не остаться, пока он в командировке? – спросил я. – Это же частая история в семьях военных.

– Но не в нашей, – хихикнула Лика, – мать до одержимости привязана к отцу, а тот к работе.

– Дедка за репку, бабка за дедку, – пошутил я. – Ладно, на самом деле это ужасно, а не смешно.

– Правда так считаешь?

– Привязанность – это уязвимость, она не дает быть по-настоящему свободным, – сказал я, незаметно водя пальцами по шрамам под маминой фенечкой.

Анжелика посмотрела на меня каким-то новым взглядом и прищурилась, будто задумавшись о чем-то своем. Я заочно смирился с провалом.

– Рада, что не только я вижу этот парадокс, – улыбнулась она, – высокое светлое чувство предопределяет темные днищенские страдания.

– И правда… – ухмыльнулся я, пораженный внезапным попаданием. – Бред какой-то. Мы сами ищем себе убийц, а находя, даем им в руки ружье и рисуем крестик на сердце.

– Поэтично, – девушка подмигнула мне. – А ты глубже, чем кажешься. Хоть и чудик.

Я начал тонуть в чем-то головокружительном и чуть не врезался в Костину спину. Пришли.

– Малой опять закрылся за каким-то хером, – проворчал Костя, доставая из кармана ключи от железной двери.

Замок внутри стального полотна щелкнул, обнажив перед нами аморальную наскальную живопись подъездной пещеры. Я пропустил всех вперед и, перед тем как зайти следом, посмотрел в сторону и застыл. В темных окнах соседней заброшки сверкали редкие искры. Кровь отступила от конечностей, по шее пробежали мурашки. Они ждали меня.

– Лех! – окликнул меня Костя.

Я отпустил дверь и нырнул внутрь.

Музыка гремела поверх пьяного гвалта. Духоту «Панк-хаты» заливал красный свет автомобильного стоп-сигнала, который Костя достал из припаркованного во дворе китайца. На старых узорчатых обоях играли блики самодельного диско-шара.

Я глотал горькое пиво, сидя на куче подушек у стены, и смотрел на танцующих друзей. Ребята красиво двигались в такт музыки. Девушки кружились вокруг Кости, а тот терял равновесие и хватался за усыпанную стекляшками люстру. Они смеялись. Я смеялся вместе с ними.

– Сышь, дай допью, – ткнул меня в плечо сидевший рядом Малой.

– Куда тебе, – помедлив, робко улыбнулся я. – Рано еще.

– Че, жалко, что ли? – не унимался тот. – А в рыло дам?

Я молча проглотил остатки выдохшегося напитка и швырнул бутылку в сторону.

– Чмошник! – прорычал пацан и, стукнув меня по плечу, вскочил и скрылся в табачном мареве.

Я лишь молча проводил малолетку взглядом.

Рядом страстно целовалась незнакомая парочка, шумно пряча ладони друг у друга под одеждой. Они постепенно вытесняли меня к краю импровизированной лаунж-зоны, и я уже собирался покинуть ее, когда заметил, что в мою сторону идет Анжелика. Она подошла вплотную и чуть наклонилась, я подставил ухо, чтобы лучше ее расслышать.

Тут же ко мне пришло озарение – девушка хотела потушить сигарету о дырявый ковер на стене за моей спиной, до меня ей не было дела. Заметив мое движение, она решила, что я хочу что-то сказать.

– Что? Не слышу! – спросила она, убирая волосы за ухо.

– Не знал, что ты куришь, – сымпровизировал я.

Ее нежный запах вскружил голову.

– Только в день рождения, – улыбнулась девушка, стрельнув глазами в прихожую.

Я гыгыкнул. На входной двери неоновой краской было выведено «Каждый день как день ражденья».

– Почему не танцуешь? – спросила она.

– У меня лучше получается сидеть.

Анжела затянулась последний раз и, утопив сигарету в ворсинках ковра, выдохнула дым мне в лицо. Я поморщился.

– Пошли!

Она взяла меня за руку и потянула за собой. Как только мой центр тяжести сместился с пятой точки ближе к животу, стало понятно, насколько сильно алкоголь разбавляет мою кровь. Пол раскачивался, как шлюпка на волнах. Я отнекивался, ноги послушно шагали. Лика смотрела мне в глаза и смеялась. Она взяла меня за руки и начала двигаться, увлекая в танец.

Все вокруг кружилось и сливалось в пеструю карусель. Если бы ось ее вращения не проходила через наши тела, нас бы выбросило на улицу центробежной силой. Мы смеялись, руки как-то сами собой оказались на талии девушки. Я шутил, и она хихикала, утыкаясь мне в плечо. Ее гладкая кожа под подушечками моих пальцев, ее душистые волосы у моей скулы, ее мягкая грудь на моих ребрах.

Безумие.

– Пошли покурим, – сказала она в какой-то момент.

Я не стал сопротивляться, мы вышли на балкон. На улице совсем стемнело, воздух был свежим и чистым.

– Сышь, нет сиги? – выскочил откуда-то из-под ног Малой.

– Тебе лет-то сколько, козявка? Десять? – ответила Лика.

– Девять. Тебе-то че? Сига есть или нет?

– Э, Малец! – на балкон вышел Костя с незажженной сигаретой в зубах. – Ты охренел – сигареты клянчить? А ну дыхни!

– Пшел на хер!

– Иди отсюда, не видишь, дядя с тетей разговаривают? – сказал Костя, кивнув в нашу сторону, и достал из заднего кармана завернутый в газету диск.

– Че там? – пацан подошел к старшему товарищу, пялясь на зад Анжелики.

– Юкей гараж, джи хаус, такого еще не было.

Малой молча выхватил кулек из Костиной руки и скрылся в алых внутренностях «Панк-хаты».

– Сына сраная, – оскалил улыбку Костя, качая головой.

– Ему все-таки в детдом надо, Кость, – сказала Лика.

– Он из него не от хорошей жизни свалил.

– А это – хорошая жизнь? – я махнул рукой в сторону мерцающего окна.

– Ему на утренниках плясать, а не на рейвах, – поддержала меня Анжелика.

– Колхозники вы. Рейвы – это культура, ее возрождать надо. Может быть, Малой в будущем – новый Кит Флинт.

Мы с Ликой молча переглянулись, пожав плечами.

– Неважно, – Костя понял, что мы не в контексте. – Ладно, воркуйте, голубки, а я дальше культурно отдыхать.

Он подмигнул мне и заскочил внутрь. Я оперся на ограждение и наблюдал, как ловко Анжелика подкуривает сигарету. Она игриво смотрела на меня, щелкая зажигалкой, и улыбалась. Я улыбался в ответ. Выдохнув сладкое облачко, Лика протянула отраву мне.

– Целую не дам, эта последняя.

– А мне и не надо.

Я схватился за фильтр и уверенно затянулся. На вкус дым оказался отвратительным. Противная горечь расцарапала горло, я закашлялся. Лика хихикнула.

– Ты курил хоть раз, чудик?

– Курил, – едва сдерживая новые приступы кашля, соврал я.

– Дай сюда, – она забрала сигарету и случайно обожгла мне пальцы.

– Ай, – дернулся я.

– Ой, прости-прости-прости… – Лика схватила мою ладонь и принялась дуть на пальцы, выбросив тлеющий бычок.

– Да брось ты, все норм, – засмеялся я, не спеша выдергивать руку.

– Взгляните только на этого неуязвимого героя. – Острые ноготки щекотно бегали по моему запястью. Шрамы не зудели. – Вполне уязвимый, как мы сегодня выяснили.

Анжелика заглянула мне в глаза.

– Люблю парней с драмой, – сказала она, – синдром спасателя. Кто бы тебя не поломал, это лечится.

– И как же?

– Клин клином вышибают, – девушка улыбнулась. – Любая уязвимость – это рана. Еще не нанесенная, правда, типа как кот Шредингера. А любую рану можно чем-то забить и остановить кровотечение. Привязанностями, обсессиями, зависимостями.

– А вдруг заражение крови? – пошутил я, размышляя над словами.

– Для этого и придумали обеззараживать инструменты огнем, – девушка стрельнула глазами на мой ожог. – Так что, чудик, кто будет меня спасать?

– Как кто, – засмущался я, – ну… Люди.

– Люди – злые идиоты, – Лика посмотрела на окно, за которым под музыку дрыгались ребята, – каждый спасает только себя.

– Они не злые, – сказал я, глядя на рейверов, – лишь хотят, чтобы остальные так думали.

Повисла небольшая пауза.

– И зачем? – спросила Анжела.

– Затем, что боятся настоящего зла.

– Это какого?

– Сложно сказать, – я потер шею, стараясь не смотреть на соседнюю заброшку, – оно почти эфемерное, его никто не видит. Ни поймать в капкан, ни застрелить из ружья, я все пробовал.

Анжелика прыснула.

– Это сложно описать, – увлекся я, – это всегда рядом, пусть и пытается прятаться. Это похоже на приходы от таблеток, но это гораздо хуже, ни с чем не спутать, нет такого страха больше нигде. И долго не продержаться.

Стекло прыгало в раме, изгибаясь в такт низким частотам. Ребята смеялись и танцевали. Там внутри никогда не было войны.

– Одиночество, – тихо сказала Анжелика.

Где-то внизу выли дворовые псы, за городом тихо стрекотала артиллерия. Воздух становился все теплее.

– Хрень какая-то, – улыбнулся я этому парадоксу, – зло рождается в одиночестве и охотится на одиночек.

Анжелика посмотрела мне в глаза и сделала маленький шаг, приблизившись вплотную. Что-то переменилось в ее лице, крохотный кусочек пространства между нами наполнился статическим электричеством. Я прижал ее к себе и поцеловал.

Мягкие губы обжигали сильнее сигареты. Мир вокруг таял и стекал вниз, оставляя нас одних на вершине. Ее руки обхватили мою шею, тонкие пальцы утонули в волосах на затылке. Мои ладони заскользили по стройной талии.

Безумие.

По телу вместе с мурашками разбежалась непривычная легкость. Непривычная настолько, чтобы вызвать тревогу…

Я застыл, растопырив глаза.

Где мой рюкзак?

Оторвавшись от Анжелики, я заглянул в «Панк-хату». Двое парней пинали мою сумку и смеялись, вокруг них со злорадной гримасой бегал Малой.

– Ты чего? – спросила Лика, когда я рванул внутрь.

Мной овладела ярость, я с разбега впечатал одного из неприятелей в дырявый ковер на стене. Второй противник, настоящий бугай, быстро сориентировался и саданул мне по шее. Через мгновение я корчился от боли на полу, получая по макушке и по ребрам. Ублюдки что-то кричали, но грохот музыки заглушал их слова. От них несло греками и дорогим алкоголем. Очередной удар оглушил меня, я сжался и закрыл голову руками.

– Сука-тварь-мудак-собака… – доносилось до меня через плотную пелену.

Рейверы бросили танцевать и смотрели, как меня избивают. Пытаясь отыскать взглядом Костю, я заметил, как что-то знакомое мелькнуло в толпе. По телу пробежала тревога. Не обращая внимания на новые удары, я принялся рассматривать зевак, пытаясь понять, что меня напугало.

Некоторые ребята снимали потасовку на телефон, другие смеялись, что-то выкрикивая, третьи завороженно наблюдали. Сквозь них за мной следили ослепительно-белые глаза. Черный вибрирующий силуэт призрака стоял в углу, ни от кого не прячась. Наслаждаясь.

Я опустил руки, чтобы получше разглядеть его, но в этот момент передо мной свалился один из противников. На его месте стоял Костя с деревянной ножкой от стула в руках.

– Слышь, мразота! – крикнул тот, что остался на ногах, и бросился на моего друга.

Я начал вставать, ребра и живот саднили, в носу стоял запах пота и металла. Урод, сбитый с ног Костей, тоже поднимался, в его руке сверкал нож-бабочка. Почему-то он больше не казался мне бугаем. Почему-то мне больше не было страшно. Я преградил ему путь, но тут же свалился от боли.

– Олег, стой! – перед ним выскочила Анжелика. – Хватит, Олег, пожалуйста! – кричала она ему.

– Шла на хер! – рявкнул он со стеклянными глазами и толкнул девушку.

Лика споткнулась и ударилась о стену. Все произошло за пару секунд, но этого мне хватило, чтобы встать на колени и сбить здоровяка с ног. Он рухнул на бок, выронив нож.

– Не трогай ее! – заорал я изо всех сил и начал бить его по голове.

Кожа на костяшках мгновенно содралась, каждый удар отзывался жгучей болью. Я сорвался в неизвестную бездну и бил, как заводная игрушка, не вкладывая в это никакого смысла.

– Хватит-хорош-вы-че… – нас принялись разнимать.

Дюжина рук оторвала меня от неприятеля и оттащила к рюкзаку. Я уставился на него и жадно глотал воздух. В ушах стучала кровь, по спине катился пот. Призрак в углу исчез. Схватив сумку, я поднялся на ноги.

– С-сука! – передо мной снова вспыхнули стеклянные глаза.

Мощный пинок угодил в рану на животе, я вскрикнул и выронил рюкзак. Через долю секунды мой вопль перекрыл оглушительный выстрел.

Холодный ветер бил по глазам. Старенький сабвуфер пускал волны по кузову старенькой шестерки, над крышей пролетали желтые фонари. Костин друг за рулем лихачил, нас прижимало друг к другу, мы проливали пиво на колени и смеялись.

– …он Лику швырнул и дальше замахивался, реально говорю! – тараторил на переднем сидении Костя, перекрикивая громкую музыку.

– Вообще придурок, я думала, убьет ее! – добавила Настя.

– Епта, убил бы, если бы Леха берсерка не включил! – вставил парень за рулем.

Все засмеялись.

Я улыбался. Адреналин в крови поутих, казалось, речь о ком-то другом.

– Жаль, конечно, что греков у них больше не купишь, – сказал водитель.

– Да пошли в жопу, мажоры херовы, – бросил Костя. – Особенно новенький, батя рассказывал, что его отец казенными бабками отмазывал.

Я не удивился тому, что Костя знал их. Он знал почти всех, кто приходил на рейвы.

– А вы думаете, не вернутся? – спросил я.

– Шутишь, что ли? Ты же видел лицо этого гигабайта, когда он кровь увидел, – ответил Костя.

Моя левая рука прикрывала рваные лохмотья на рюкзаке. Сидевшая слева Настя периодически косилась на него.

Мне было спокойно и весело, впервые за долгое время. Я сидел в обнимку с Анжеликой, ее теплая ладонь лежала на моем бедре, и это казалось мне таким правильным.

– Настенька, а где твоя подружка-тезка? – спросил парень за рулем.

– Куда-то в Амур поехала с подругами, – ответила девушка. – Там какие-то вояки что-то отмечают.

– А поехали за ней, а то че я один без пары, – рассмеялся водитель и резко свернул на Метромост.

Перед нами созвездием огней раскинулся центр города, я оглянулся на удаляющийся левый берег. Среди цветных новостроек и коробочек коттеджей одиноко стоял ощетинившийся недострой, где утром за мной гнались призраки. Пару секунд я пытался заставить себя остаться с ребятами, но понял, что не смогу.

Теперь мне есть кого защищать, теперь у этого больше смысла.

– Ладно, ребят, мне еще пару дел нужно решить, выбросьте меня где-то тут, – сказал я.

– Ты че, гонишь? Какие у тебя дела? – возмутился Костя.

– Долго рассказывать.

Все начали уговаривать меня остаться.

– Не могу, – ответил я. – Мне правда надо.

Водитель остановился у обочины посреди моста.

– Ладно, спасибо за рейв, – сказал я.

– Давай, боец, до завтра! – улыбнулся Костя и пожал мне руку.

Я обменялся рукопожатием с водителем и вышел из машины. Анжелика выпустила меня и не садилась обратно, внимательно глядя мне в глаза. Ее веснушки горели под желтым фонарным светом.

– Забавный ты, хоть и чудик, – сказала она. – Правда не скажешь, куда пошел?

– Защищать тебя от зла, – ответил я.

Она рассмеялась. Я понял, что хочу слышать этот смех каждый день.

Мы снова поцеловались. Девушка извивалась в моих руках, прижимаясь всем телом. Остаться?

– Ну все, хорош сосаться, – крикнул Костя, – помчали.

Анжелика оторвалась от меня и быстро прыгнула в машину. Все хором со мной попрощались, и колеса шестерки зашелестели по асфальту. Я развернулся и побрел по мосту в обратную сторону. Рев мотора и гулкий бас постепенно удалялись, веселье выветривалось из моей головы, освобождая место мыслям, которых я боялся.

Кадры потасовки всплывали в памяти один за другим, как диафильм. Кулаки, подошвы, испуганные лица, Анжелика, которую швырнули в стену. Выстрел обреза, который каким-то образом оказался не на предохранителе.

Он кричал, невероятно громко кричал. Я рассвирепел и бросился на него. Меня снова оттащили. Увидев кровь, второй противник потерял боевой дух, рейверы взвалили хромающего здоровяка ему на плечи и стали стремительно рассеиваться.

– На хера тебе дробовик? – спросил Костя.

Я лишь ответил, что это не дробовик.

На полу лежал нож-бабочка здоровяка. Костя схватил его, вышел на балкон и, дождавшись, пока наши спарринг-партнеры выйдут из подъезда, швырнул его в них, нож стукнулся о землю рядом с парнями.

Проигрывая в голове эти события, я оказался перед пожелтевшей плитой бетонного забора. Под ногами билось цунами, в ушах гудели раскаты грома. Алкоголь стремился вытеснить сознание как ненужного посредника между сном и телом, но оно отчаянно сопротивлялось. Потянувшись к дыре в ограждении, я с удивлением обнаружил в руке прозрачную полторашку, в которой плескалось что-то розовое. Вишневка. За пару секунд пластиковая тара опустела и полетела в лысые кусты.

Следы, придурок!

Злясь на самого себя, я пошел искать ее. Мои руки щупали мусорную текстуру, пока бутылка сама не выглянула из-за небольшого пня. Потянувшись за ней, я потерял равновесие и начал падать. Удара о землю не последовало.

Ледяной октябрьский ветер пробирал до костей. Втянув шею в плечи, я бодро шагал в «Панк-хату», едва не срываясь на бег. Настроение было отличным.

«Весь в папашу», – эхом гудели в ушах мамины слова.

Синяки и ссадины, что покрыли меня после вчерашней драки, неприятно ныли. На брюхе настойчиво пульсировал самодельный шов.

«Один в один», – обрывки утренней истерики продолжали метаться по голове.

– Вот уж вряд ли, – ответил я себе под нос, мелко дрожа, – отец не зассал погибать героем.

Из-за поворота показалась родная девятиэтажка. Вместо привычного красного света в окнах «Панк-хаты» была темнота. Бегло поднимаясь по лестнице, я в недоумении вслушивался в тишину. Входная дверь оказалась открытой, изнутри доносились чьи-то голоса и негромкая музыка. Чуть помедлив в нерешительности, я зашел.

Костя и его приятель-гонщик снимали со стены дырявый ковер.

– Здорово! Че делаете? – спросил я.

– Привет, – холодно ответил Костя. – Ковер хотим на пол бросить, кровищу прикрыть. Отмывать добровольцев нет.

На полу раскинула лапы бордовая клякса.

Ночные события промелькнули в голове серией стоп-кадров.

Из мрака соседней комнаты вынырнул Малой. Увидев меня, он харкнул на стену и убежал в подъезд.

– А где все? – спросил я ребят.

– Хех, – Костя выравнивал положение ковра ногой. – Ты всех распугал своим дробовиком.

– Ру…

– Ружьем, ружьем, ага, – перебил меня друг.

– Может, еще подтянется кто-то?

– Не думаю, – Костя не поднимал глаз. – Минут за двадцать до тебя Настюха с Киселем новенькую домой утащили. А без них можно сворачиваться на хрен, тусовки не будет.

– Что за новенькая? – не понял я. – И почему утащили?

– Беженка. То ли из Кореи, то ли из Карелии, хер разберет. Она их этих, – Костя повертел кистью у виска. – Ее аул Алым Восходом накрыло, она как стоп-сигнал увидела, истерить начала. На хера только приперлась, дура.

– Ни хрена себе, – я обернулся к нашему софиту, – а я-то подумал, аккумулятор сел.

Костя не ответил, он старательно избегал со мной зрительного контакта.

Не зная, куда себя деть, я вышел на балкон и расцвел. В углу, опираясь на ограждение, курила укутанная старым пледом Анжелика. Ветер красиво игрался с ее волосами.

– Привет! – я смело подскочил к девушке. – Как дела?

– Ничего, пойдет, – ответила она, глядя на крыши соседних малосемеек, связанные друг с другом паутинками проводов.

Над нами прожужжал косяк грузовых дронов, мы молча проводили их взглядом.

– Классно потусили вчера, – сказал я.

– Думаешь? – Лика бросила на меня взгляд, странно улыбнувшись.

Я нащупал ожог на пальцах, ранка была на месте.

Нет, не приснилось.

– Долго еще гуляли? – спросил я, поникнув.

– Не знаю, часов в семь разошлись.

Как же сложно строить диалог на трезвую голову.

– Смотри, я тебе принес, – сказал я, достав из кармана банку вишневого пива.

– Класс, – девушка схватилась за жестянку, густые ресницы прикрывали ее глаза, – ток я больше в стекле люблю.

Я неуклюже попытался ее поцеловать, но Лика отвернулась и, будто решившись на это в последний момент, подставила щеку. Я быстро прикоснулся к ней губами и тут же отпрянул, оглянувшись на окно «Панк-хаты».

Выдернув пиво из моей ладони, Лика снова отстранилась. Мои руки так и застыли на полпути к ее талии.

– Так мы… – замялся я.

– Что мы?

– Мы не вместе?

Анжелика прыснула.

– Чего? – засмеялась она. – С чего вдруг?

– Ну… как же… – опешил я. – Спасать друг друга… Защищаться от зла…

– Что ж, – девушка не переставала хихикать, – ты определенно меня спасаешь. И, похоже, определенно меня понял.

– И что же я не понял? – обиженно воскликнул я. – Уязвимость от привязанности лечится другой привязанностью, это твои слова.

– Ага. Но только когда кто-то привязан к тебе, а не наоборот, – Анжелика открыла пиво и глотнула. – Чтобы где-то было густо, где-то должно стать пусто, слышал поговорку? Так же и со счастьем. Пока пятеро страдают по шестому, шестой счастлив.

На дно желудка откуда-то рухнул булыжник, по рукам побежала мелкая дрожь.

– Как ты можешь так говорить? – стараясь держать голос ровным, тихо спросил я.

– Не думай об этом, котик, ты слишком хороший, – подмигнула Анжелика.

– Лик, сигареткой угостишь? – на балкон заглянул Костя.

– Не угощу, сама стрельнула. Возьми докури, если хочешь.

– А давай.

Костя перешагнул порог балкона и подошел к нам. Я закипал.

– Дроны военные были, – заявил он.

– С чего ты взял? – раздраженно спросил я.

– Огни на корпусе не горят, а летят высоко.

– Потому что не стемнело еще. Военным коптерам по уставу нельзя над жилыми зданиями летать, – мне хотелось разбить его аргументы, переспорить, задавить, лишь бы он быстрее оставил нас с Ликой вдвоем.

– Ты думаешь, в армейке все строго по правилам? – улыбнулся он.

– Держи, – Анжелика протянула Косте половину сигареты, – никому не говори, что моя.

Девушка поцеловала меня в щеку холодными губами и направилась в комнату.

– Тьфу, блин, это «Беломор», что ли? – воскликнул Костя ей вслед, выдохнув дым. – Где ты эту дрянь отрыла?

– У Олега, – ответила Лика, скрываясь в темноте «Панк-хаты». – Пока, чудики.

Меня будто огрели по затылку. Пазл сложился с громким лязгом. Пару секунд я молчал и не мог поверить в то, что услышал.

– У Олега?! – спросил я Костю, понизив голос. – С которым мы вчера дрались? Он все-таки приходил?

– Тот самый, ага. Хрен его знает, я не видел. Может, на улице пересеклись.

– А откуда она его знает? – спросил я еще тише.

– Они ж мутили, – как ни в чем не бывало ответил Костя, глядя на горизонт.

Мне захотелось перемахнуть через ограждение и полететь навстречу асфальту. Разбиться на тысячи сверкающих осколков, которые подошвы рейверов утром разнесут по всему городу.

Я изо всех сил сжал фенечку на запястье, ногти до боли впились в мякоть ладошек.

Нельзя.

– Мутили?! – переспросил я. – Когда?

– Ну типа пару месяцев уже, как он ее бросил. Она ж на рейвы только после этого стала ходить, ты че, не знал?

– Почему она… – начал я. – Ладно, неважно. Мне пора.

– Бы-ывай, – протянул Костя, так и не повернувшись ко мне.

Быстрым шагом я миновал прокуренные комнаты, разрисованный подъезд и, оказавшись на улице, пошел в сторону соседнего двора, едва не срываясь на бег. Мне хотелось быстрее скрыться из поля зрения «Панк-хаты», убежать, забиться в какую-нибудь крохотную щель и сидеть там до конца дней.

Я случайно пнул тот самый нож-бабочку, который Костя вчера швырнул в наших противников с балкона. На секунду мне стало страшно, что вот-вот мой друг кинет что-то и в меня. Что-то тяжелое, что пробьет мне голову и пригвоздит мое тело к асфальту.

– Уязвим не тот, кто привязан… – продолжал я дрожащим шепотом спорить с пропавшей Анжеликой. – Нельзя быть свободным, делая больно…

В кармане зажужжал телефон.

Мама.

– Да? – раздраженно ответил я.

– Леша… Где ты? – она плакала. – Тут полиция, они говорят, ты стрелял в кого-то. Они все здесь переворачивают, Лешечка.

Ее слова застали меня врасплох.

Куда я спрятал обрез? Патроны? Аптечку со стимуляторами? Где все, что мне осталось от отца?

– Леша! – мамин голос вывел меня из ступора.

Я не успел ответить. За спиной что-то заревело и сбило меня с ног резким ударом под колени.

Я рухнул на твердую поверхность, ударившись затылком, в глазах брызнули искры. Через секунду меня швырнуло вперед, прокатив по земле. Раздался звук открывающихся автомобильных дверей.

– Ну че, герой, реванш? – раздался знакомый голос.

Он был не один. Правая рука по привычке потянулась за ружьем, но схватилась за пустоту. Теперь я вспомнил, рюкзак спрятан под кроватью, а обрез с патронами – на заброшке. Мысль о бегстве пришла ко мне за секунду до того, как меня опрокинули на асфальт. Со всех сторон посыпались удары.

– Где дробовик, сука? – кричал мой вчерашний противник. – Щас в жопу его тебе засунем.

Ублюдок смаковал момент, устраивал шоу для своих дружков. Я молчал.

– Че, ты стрелок, да? Может, на войну тебя?

Где-то в подсознании родилась надежда, что Костя еще не ушел с балкона и вот-вот выбежит из подъезда.

– Пострелять любишь? – мажор пинал меня после каждой фразы. – Че, давай договорюсь с батей, поедешь по инопланетянам стрелять, их еще до хера по лесам бегает.

Я приподнялся над землей. В глазах двоилось.

– А если бы не папочка, то и ты бы бегал, – прохрипел я.

Блестящий кастет оглушительно щелкнул по моему лицу. Меня снова топтали. Я сжался, закрыл голову руками и глядел на искаженные злостью лица противников. Тело стало бесформенной массой, по которой электрическими разрядами бегала боль.

Внезапно меня охватила уже знакомая тревога. На этот раз все сразу стало понятно. Из-за спин обидчиков выглядывали вибрирующие тени призраков, на этот раз их было много. Они смотрели на меня. Я опустил руки, завороженно разглядывая мерцающие глаза. Голова кружилась. Земля собиралась перевернуться и сбросить меня в пустоту серых облаков.

Ужас.

– Все-все-все, а то зажмурится! – крикнул кто-то.

Не убьют.

– Сыра, переверни-ка его, – голос вчерашнего противника.

Кто-то из парней толкнул меня ногой. Я больше не мог сопротивляться. В голове страшно гудело, взгляд не фокусировался. Зачинщик склонился надо мной, в его руках сверкало лезвие.

– На пузе расписаться или на груди? – серьезно спросил он.

Я захрипел, во рту булькала кровь.

– Слышь, не перебор? – спросил кто-то из толпы.

Ублюдок проигнорировал вопрос, задрал мою куртку и резко отскочил.

– Фу, блин, ну на хер, – воскликнул он, отплевываясь. – Эта гнида крестиком на животе вышивает.

Несколько человек подошли поближе, чтобы разглядеть кривые швы на воспаленной ране от консервной банки.