Голос Тишины
© Ульяна Матвеева, 2025
ISBN 978-5-0067-6084-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1: Вибрация
Стекло. Повсюду было стекло. Панорамные окна офиса «Цербер Аналитика» в Арлингтоне открывали вид на суетливый, как муравейник, Вашингтон, но Сара Эйвери видела не город. Она видела ритм. На экране ее монитора, разбитом на десяток окон, пульсировали записи недавних уличных беспорядков в Брюсселе. Не крики толпы, не дым от коктейлей Молотова привлекали ее внимание – только люди. Точнее, их тела. Слова лгали. Мимика могла быть сыграна. Но микрожесты, неуловимое дрожание рук перед броском камня, специфический наклон головы при призыве к насилию, синхронное смещение группы людей перед атакой – вот где жила правда. И Сара читала ее, как открытую книгу.
Ее пальцы бесшумно скользили по клавишам, отмечая временные метки, сравнивая паттерны. Пространство вокруг нее было островком почти монастырской тишины в ультрасовременном офисе, где белый шум систем кондиционирования и едва слышное гудение серверов за стеной создавали фон для обычных слуховых впечатлений. Сара воспринимала этот фон иначе – через легкую вибрацию в полу, через матовую поверхность стола, через стекло, которое чуть заметно дрожало от басов далекой стройки. Ее мир был тактильным и визуальным. Слуховой аппарат, аккуратно спрятанный за ухом, давал лишь смутное представление о звуковом ландшафте – грубый набросок, а не картину. Она давно научилась полагаться на другие чувства.
И вдруг стол вибрировал.
Не так, как от басов. Не ритмично и не глухо. Это было тонкое, высокочастотное дрожание, почти зуд, прошедшее сквозь кость ее предплечий, лежащих на столешнице. Мимолетное. Необычное. Сара замерла, пальцы зависли над клавиатурой. Она медленно подняла взгляд от экрана, сканируя открытое пространство офиса. Никто не тряс столом. Никаких видимых источников вибрации – принтеры, холодильники, стояли в своих зонах. Сотрудники были погружены в свои мониторы, кто-то шептался по телефону, кто-то листал документы. Никаких признаков того, что кто-то почувствовал то же самое.
Артефакт? – подумала Сара. Перенапряжение? Или…
Ее взгляд машинально скользнул по губам ближайшего коллеги, Маркуса, который что-то оживленно говорил в гарнитуру. «…обновление прошивки… сбой в синхронизации…». Обычные рабочие темы. Никакой тревоги в его лице, в осанке. Она перевела взгляд на его руки. Он нервно постукивал карандашом по столу. Но ритм был хаотичным, не совпадал с той странной вибрацией.
Сара глубоко вздохнула, пытаясь отогнать нарастающее чувство тревоги. Ты слишком много работаешь, Эйвери. Ищешь паттерны там, где их нет. Она снова опустила глаза на экран, на застывший кадр бунта. Мужчина в толпе, за секунду до того, как швырнуть бутылку, непроизвольно провел ладонью по шее, как бы освобождаясь от воротника. Идентичный жест она видела у двух других зачинщиков на разных записях. Микромаркер агрессии. Вот он, паттерн. Реальный. Полезный. То, что можно добавить в алгоритмы «Аргуса».
Она отметила временную метку и жест, добавив в базу данных. Вибрация стола уже казалась наваждением. Сара потянулась к кружке с остывшим чаем, чтобы заземлиться в привычном ощущении керамики под пальцами.
И в этот момент погас свет. Не только в ее мониторе – везде. Панорамные окна, секунду назад залитые ослепительным полуденным солнцем и отражениями небоскребов, стали темными зеркалами, отражающими охваченную внезапной тишиной комнату. Тишину, которую Сара почувствовала физически – исчезла вибрация кондиционеров, серверов, жизни здания. Наступила абсолютная, гнетущая тишина, прерванная лишь короткими вскриками удивления.
Сара вскочила. Подбежала к окну. Вид на Вашингтон был сценой апокалипсиса. Улицы внизу превратились в ловушку. Автомобили замерли хаотичными островками, блокируя перекрестки. Некоторые врезались друг в друга или в фонарные столбы – видимо, водители, потерявшие управление в момент отключения. Пешеходы стояли, как оловянные солдатики, или метались в панике, их рты были растянуты в беззвучных криках, которые Сара могла только представить по выражению лиц. Над городом, обычно насыщенным гулом моторов, висела звенящая тишина, нарушаемая лишь далеким гудением сирен – полиция, скорая, застрявшие в этом хаосе.
Глобальный сбой. Спутники. Мысль пришла мгновенно, как холодный нож. Ее работа в «Цербере» касалась прогнозирования социальных потрясений, и уязвимость спутниковой навигации была одним из кошмарных сценариев. Теперь он стал реальностью.
Она видела панику не через звук, а через визуальный хаос: размахивающие руки, сжатые кулаки, люди, бегущие без цели, толкающиеся на тротуарах. Паттерны страха, дезориентации, агрессии разворачивались в масштабе целого города, как жуткий немой фильм. Она инстинктивно анализировала: вот группа пытается организоваться, жесты успокоения, попытки направить потоки. А вот – зарождающаяся агрессия, сбивание в кучу, угрожающие позы возле разбитого витринного стекла. Кристальные паттерны человеческого стада в условиях стресса, подумала она с ледяной, профессиональной отстраненностью, которая помогала не сломаться.
Ее рука непроизвольно потянулась к слуховому аппарату. Она увеличила чувствительность. В наушнике захлебывались, шипели и скрежетали обрывки звуков: далекие крики, визг тормозов (поздний, бесполезный), вой сирен, нарастающий гул голосов из коридора офиса – страх, растерянность, вопросы без ответов. Шум. Бесполезный, оглушающий шум. Сара снова уменьшила громкость, возвращаясь в свой более контролируемый мир вибраций и видимых сигналов.
На экране ее мертвого рабочего терминала отражалось ее собственное лицо – бледное, с широко открытыми глазами, читающими панику за стеклом. И в этом отражении она снова почувствовала, как сквозь подошвы туфель, сквозь толстое стекло окна, в самое нутро здания проникла новая, знакомая вибрация. Тонкая. Высокочастотная. Почти зудящая. Та самая, что была за секунды до сбоя.
На этот раз она длилась дольше. Может, целую секунду. А потом стихла, оставив после себя лишь ледяное предчувствие в груди Сары и немой хаос за окном. Это был не конец. Это было начало чего-то гораздо более страшного, чем простой сбой. Сара это знала. Она видела это в дрожании стола и в искаженных от ужаса лицах на улице.
Ее мир, построенный на чтении невербальных сигналов, кричал ей об опасности. И она была единственной, кто мог этот крик увидеть.
Глава 2: Первые Тени
Спустя шесть часов свет вернулся. Вернулся гул серверов, монотонный шепот кондиционеров, мерцание экранов. Вернулось подобие порядка в офис «Цербер Аналитика». Но хаос за окном лишь трансформировался. Движение на улицах было хаотичным, робким, подчиняющимся отчаянным жестам полицейских и дорожных рабочих, пытавшихся расчистить заторы без помощи светофоров и навигаторов. Воздух вибрировал от гудков клаксонов – звука бессильной ярости и страха. Сара видела это в резких движениях рук на руле, в напряженных плечах водителей, в том, как пешеходы шарахались от каждого неожиданного движения.
Восстановление связи обрушило лавину информации. Новостные ленты пестрели заголовками о «Великом Сбое»: парализованы авиаперелеты, судоходство, логистика; аварии из-за отказавших автопилотов; паника в мегаполисах. Мир, на сутки отброшенный в аналоговую эру, лихорадочно пытался вернуться к норме. Но «нормы» уже не было. Сквозь тревожные, но ожидаемые новости о коллапсе инфраструктуры начали просачиваться сообщения другого рода. Странные. Тревожные. Необъяснимые.
«Массовый психоз в Смитсоновском музее естественной истории, – прочитала Сара по губам начальника отдела безопасности Картера, который стоял у большого экрана в оперативном центре „Цербера“, транслируя сводку новостей для сотрудников. – Группа туристов замерла перед диорамой „Африканская Саванна“ в полной неподвижности. Медики на месте. Причины неизвестны. Предполагают последствия стресса от сбоя.»
На экране промелькнули кадры: люди разного возраста, застывшие в неестественных позах, будто внезапно превращенные в восковые фигуры. Их глаза были открыты, но взгляд отсутствующий, устремленный куда-то сквозь стекло витрины с чучелами львов. Никакой паники, никаких судорог – просто абсолютная, леденящая кататония. Окружающие метались, пытались растормошить, кричали – безрезультатно. Сара почувствовала знакомый холодок вдоль позвоночника. Это не было похоже на обычную истерию или обморок.
Слишком синхронно, подумала она. Слишком… чисто.
Ее пальцы сами потянулись к клавиатуре. Она вызвала доступные записи с камер музея за минуты до инцидента. Коллеги обсуждали новость с нервозным смешком, списывая на коллективный нервный срыв. Сара сосредоточилась на телах будущих жертв. Она замедлила запись, увеличила изображение лиц, рук. Искала микронапряжение, признаки надвигающейся паники или обморока. Ничего. Люди вели себя обычно: рассматривали экспонаты, разговаривали, улыбались. И вот он – момент.
За десять секунд до того, как группа замерла, почти все они совершили идентичное, микроскопическое действие. Не синхронно, как по команде, а с разницей в долю секунды, как цепная реакция. Легкое, почти неосознанное движение: правой рукой коснулись мочки левого уха. У одного мужчины это выглядело как поправление несуществующих очков, у женщины – как отбрасывание непослушной пряди волос, у подростка – как нервный жест. Разные контексты, но жест – один. Микромаркер? Или… спусковой крючок?
Сара отметила временные метки. Ее сердце билось чаще. Это был паттерн. Не агрессии, как в ее предыдущей работе, а чего-то нового. Пугающе точного.
«Еще один инцидент, – голос Картера снова привлек ее внимание. Он выглядел озадаченным. – Строительная площадка в Джорджтауне. Бригада рабочих… начала ритмично бить ломами по несущей колонне недостроенного здания. Без всякой причины. Остановились только после вмешательства охраны. Никто не помнит, зачем они это делали.»
На экране появилось дрожащее видео с мобильного: пять человек в касках и жилетах, с мертвенно-отрешенными лицами, синхронно заносят ломы и с глухим стуком бьют по бетону. Раз. Два. Три. Словно запрограммированные марионетки. Ни злобы, ни азарта – только пугающая механическая точность. Охранник, пытающийся их остановить, отлетает в сторону, сбитый с ног не агрессией, а просто… не замечаемым присутствием. Рабочие не реагируют на его крики, на попытки схватить за руки.
Сара вглядывалась в лица на экране. И снова – за несколько секунд до начала этого абсурдного ритуала – мелькнули знакомые жесты. Не всегда касание уха, но схожие по структуре: короткое, автоматическое движение рукой к голове или шее. У одного – почесывание виска, у другого – поправление каски, у третьего – прикосновение к щеке. Опять. Цепочка микро-действий, предшествующая макрокатастрофе поведения.
Это не стресс. Это что-то другое. Что-то направленное.
Ее мысли прервал Картер, подошедший к ее рабочему месту. Его лицо было озабоченным, но не паническим. В позе – привычная властность, подбородок слегка приподнят.
«Эйвери, – он говорил четко, глядя прямо на нее, чтобы она могла читать по губам. – Видели сводку? Эти… инциденты. Музей, стройплощадка. Уже третий за час – в торговом центре Тайсонс-Корнер группа замерла у витрины ювелирного. Медики и полиция в тупике. Сваливают на массовую истерию, последствия сбоя.»
Сара кивнула, не отрывая взгляда от его губ.
«Нам нужно понять, что это. Быстро и тихо. – Картер понизил голос, хотя в шуме восстанавливающегося офиса это было излишне. – Пресса уже учуяла сенсацию. „Зомби-апокалипсис после сбоя GPS“. Бред, но панику сеет. „Церберу“ это не нужно. Наш клиент – Пентагон, ФБР – ждут объяснений без истерик.»
Он сделал паузу, его взгляд стал оценивающим, холодным.
«Вы – лучший профильщик по невербалике здесь. Ваше дело – поведение, отклонения. Я хочу, чтобы вы взяли все доступные записи с мест этих инцидентов. Видео с камер наблюдения, мобилок очевидцев, записи телекамер. Всё. И найдите паттерн. Что их объединяет? Триггер? Это спонтанная истерика или что-то… запрограммированное?» В его голосе мелькнуло сомнение, быстро подавленное. «Ваша задача – дать четкий, рациональный отчет. Что-то, что можно положить на стол большим шишкам без упоминания зеленых человечков. Понятно?»
«Понятно, мистер Картер, – ответила Сара, ее собственный голос прозвучал для нее глухо и чуждо через кохлеарный имплант. – Я начну немедленно.»
«Хорошо. Полный доступ к архивам „Аргуса“ по этим событиям вам открыт. Используйте его алгоритмы, но… – он колебался, – доверяйте своему глазу. Система может не уловить… нюансы.» Он повернулся, чтобы уйти, но задержался. «И, Эйвери? Быстро. Нам нужны ответы вчера. Мир и так на взводе.»
Сара кивнула, уже погружаясь в работу. Она вызвала интерфейс «Аргуса». На экране возник голографический проектор, отбрасывающий сложную сеть линий – тепловую карту Вашингтона с помеченными точками инцидентов. Система уже анализировала данные: движение толпы, звуковой фон (насколько возможно), лица. Выводы были предсказуемы: «Высокая корреляция с зонами повышенного стресса после сбоя. Вероятность массовой психогенной реакции: 87%».
87%. А что насчет оставшихся тринадцати? – подумала Сара скептически. Она отключила голограмму. «Аргус» был мощным инструментом, но он искал знакомые шаблоны. То, что происходило в музее и на стройплощадке, шаблоном не было.
Она открыла записи. Сначала – музей. Высокое разрешение камеры безопасности давало ей роскошь детализации. Она смотрела не на замерших людей, а на них до. Минута за минутой. Искала не панику, а микродвижения, синхронизацию, что-то не человеческое. И снова – жест. Касание уха. У нескольких человек. Она отметила временные метки, лица. Потом – стройплощадка. Тот же алгоритм. И там – движения к голове/шее за мгновения до начала «ритуала». Разные жесты, но одинаковая структура: короткое, автоматическое, почти рефлекторное касание.
Как будто они… поправляли антенну, – мелькнула странная мысль.
Она открыла запись из торгового центра. Хаос после сбоя: люди метались, кричали, плакали. И вдруг – группа из восьми человек у сверкающей витрины Tiffany & Co. замерла. Словно выключили. Сара увеличила изображение. Лица – маски без эмоций. Тела – статуи. Она отмотала назад. За десять секунд до оцепенения… Да. Опять. Женщина поправила очки. Мужчина провел рукой по затылку. Подросток почесал шею. Цепочка.
Это было не совпадение. Это был ключ.
Сара собрала все отмеченные моменты в один файл, наложила временные метки. Она чувствовала азарт исследователя, напавшего на след. Но холодок тревоги не отпускал. Что вызывало этот жест? Что заставляло людей замирать или превращаться в автоматы?
Она включила аудиодорожку с записи музея. Через слуховой аппарат хлынул какофонический шум толпы, обрывки фраз, шаги. Бесполезно. Сара уменьшила громкость до минимума, оставив лишь смутное ощущение звукового фона. И сосредоточилась на вибрации. Динамики ее мощных мониторов передавали низкие частоты шагов, гул голосов. Она положила ладонь на корпус одного из колонок.
И там, в хаосе низкочастотного гула, она почувствовала его. Короткий, едва уловимый, но знакомый импульс. Высокочастотная вибрация, пронизывающая все остальные звуки, как игла. Он совпал точно с моментом, когда первый человек коснулся уха на записи музея. И длился меньше секунды.
Писк? – подумала Сара. Тот самый?
Она проверила запись со стройплощадки. Тот же фон – грохот техники, крики. И – да! Тот же микроимпульс вибрации в динамике, совпадающий с первым жестом! И в торговом центре!
Ее пальцы затряслись от возбуждения. Она не слышала этот звук, но чувствовала его отголосок. И он всегда предшествовал жесту, а жест – катастрофе поведения. Это был триггер. Физический, измеримый триггер! Не истерия. Не психоз. Что-то реальное, воздействующее на людей.
Она быстро открыла спектрограмму аудиодорожки с записи музея – визуальное представление звука. На экране расцвели полосы частот: низкий гул толпы, средние частоты голосов… И там, на самой границе высоких частот, почти за пределами диапазона обычного человеческого слуха, она увидела его. Короткий, острый пик. Чистый, искусственный. Как скальпель на графике. Артефакт? Или… сигнал?
Сара развернулась, чтобы позвать Картера, поделиться открытием. Но он стоял в другом конце зала, разговаривая с двумя мужчинами в строгих, но невоенных костюмах – явно из высшего руководства или важных клиентов. Он говорил быстро, уверенно, жестикулируя. Сара прочитала по губам фрагменты:
«…контролируем ситуацию… обычная паника… ресурсы „Аргуса“ направлены на восстановительные меры… эти мелкие инциденты не в приоритете… классифицируем как массовые психогенные реакции на стресс… отчет для комиссии будет готов…»
Он махнул рукой, как бы отмахиваясь от назойливой мухи. От Сары. От ее «мелких инцидентов». От ее пика на спектрограмме.
Сара замерла. Азарт открытия сменился ледяным комом в груди. Они не хотели понимать. Они хотели закрыть тему. Удобно. Рационально. Не пугать клиентов.
Она медленно повернулась обратно к экрану, к острому пику на спектрограмме. Он казался ей теперь не ключом, а предупреждением. Зловещим, незвучащим криком в тишине данных. Криком, который слышала только она.
Картер просил отчет, который можно положить на стол большим шишкам. Отчет о «массовой истерии». Она могла его написать. Но ложь резанула бы по ее профессионализму, по ее пониманию правды, спрятанной в паттернах и вибрациях.
Она сохранила спектрограмму с пиком. Сохранила видеофрагменты с жестами. Спрятала файлы в зашифрованную папку, не относящуюся к проекту «Аргуса». Инстинкт кричал громче логики: Это важно. Это опасно. Им не расскажешь.
На экране «Аргуса» тепловая карта Вашингтона пульсировала тревожным оранжевым цветом. Где-то в этом городе, возможно прямо сейчас, кто-то непроизвольно коснулся уха. И Сара Эйвери, эксперт по невербальной коммуникации, возможно, была единственной, кто знал, что это значит.
Глава 3: Цель: Сара Эйвери
Тишина оперативного центра «Цербера» после ухода Картера была обманчивой. Под белым шумом кондиционеров и мерным гудением серверов скрывалось напряжение – нервные щелчки мышей, учащенное дыхание коллег, сдавленные разговоры о «странных случаях», которые теперь множились по всему восточному побережью. Сара существовала в своем собственном, визуально-тактильном пузыре, полностью погруженная в экраны.
Она собрала все записи инцидентов в единую временную шкалу. Музей. Стройплощадка. Торговый центр. Потом еще два – на стадионе и в аэропорту Даллеса (где группа пассажиров вдруг синхронно начала шагать на месте). На спектрограмме каждого события, как зловещий маяк, горел тот самый острый пик в высокочастотном диапазоне. Он был почти идентичен по форме, амплитуде и длительности. Артефакт не бывает таким последовательным. Это был сигнал.
Но откуда? Как он распространялся? И главное – почему он заставлял людей совершать тот микро-жест, а затем впадать в кататонию или автоматизм?
Сара переключилась на видео. Она снова и снова смотрела кадры до эпизода. Сосредоточилась не только на жертвах, а на их окружении. На фоне. На мелочах. Что было общего в момент появления пика? В музее – толпа, экспонаты. На стройке – техника, материалы. В ТЦ – витрины, рекламные экраны, люди с телефонами…
Телефоны.
Почти у каждого будущего «зомби» или «статуи» в руках или карманах были смартфоны. Очевидное, настолько очевидное, что «Аргус» и люди могли не придать этому значения – кто сейчас без телефона? Но Сара искала синхронность. Она замедлила запись из торгового центра до кадра в кадр. За секунду до того, как женщина поправила очки (ее жест-предвестник), Сара заметила нечто на периферии. У мужчины рядом, который не стал жертвой, в руке был телефон. И в точный момент пика, совпадающий с жестом женщины, экраны всех видимых смартфонов вокруг – включая телефон непострадавшего мужчины – дали короткую, яркую белую вспышку. Мгновенную. Как вспышка фотоаппарата, но без звука (или он был замаскирован шумом). На записи это выглядело как микроскопический блик.
Сердце Сары упало, а потом забилось с бешеной силой. Она проверила запись музея. Да! На кадрах с более широким углом, где были видны другие посетители, не затронутые оцепенением, у нескольких человек в руках были телефоны. И в момент пика – микро-вспышка экрана! На стройплощадке было сложнее – меньше людей с телефонами на виду, но у одного из рабочих, не участвовавшего в «ритуале», висевший на поясе аппарат тоже дал тот же короткий световой импульс.
Связь была налицо. Сигнал (пик) транслировался через смартфоны (или другие устройства?) и сопровождался визуальным триггером (вспышка), который, видимо, предшествовал или сопровождал микрожест у уязвимых людей.
Обновление ПО. Слова Маркуса всплыли в памяти. Глобальный сбой спутников… восстановление связи… массовые автоматические обновления приложений и систем… Это был идеальный камуфляж! Кто-то встроил этот сигнал в обновление! Не в навигационное ПО конкретно, а, возможно, в системные библиотеки, в драйверы аудио, которые активировались при определенных условиях – геолокации, времени? Сигнал не просто транслировался – он загружался в устройства и ждал команды или триггера!
Сара чувствовала, как ее лицо горит от возбуждения и ужаса. Это было гениально. Зловеще. И масштаб угрозы становился чудовищным. Каждый смартфон, каждый подключенный гаджет мог быть потенциальным оружием, разбросанным по всему миру.
Она быстро открыла интерфейс «Аргуса». Ей нужны были данные. Какие обновления массово закачивались в момент или сразу после сбоя? Через какие каналы? Система должна была это отслеживать – безопасность была ключевой функцией «Цербера». Она сформировала запрос: «Анализ сетевого трафика, массовые загрузки ПО/обновлений в Северо-Восточном регионе США в период +-2 часа от глобального сбоя GNSS».
«Аргус» задумался на секунду. Голографический проектор отрисовал сложные графики, диаграммы скачиваний. Основной объем, как и ожидалось, занимали обновления операционных систем, картографических сервисов, навигационных приложений. Ничего явно подозрительного. Но Сара знала, что искомый сигнал мог быть спрятан в легитимном обновлении, как троян.
Она сузила поиск. «Фильтр: Обновления, содержащие аудиофайлы или библиотеки, особенно в высокочастотном диапазоне (выше 17 кГц). Приоритет: Навигационные приложения и системные компоненты связи».
Экран снова заполнился данными, но список был значительно короче. Сара пролистывала его, ища аномалии – незнакомые подписи разработчиков, необычные размеры файлов, странные имена. И тут ее взгляд зацепился за запись:
*Приложение: «ГлобалНав Корп. – НавиГейт Про» (Версия 12.7.3) *
Тип обновления: Экстренное исправление стабильности (после сбоя GNSS)
Размер: 15.4 МБ (на 1.2 МБ больше предыдущей версии 12.7.2)
Источник: Официальный маркетплейс «ГлобалНав»
*Содержит: Обновленные библиотеки позиционирования, кэш карт… и файл: /audio/calibration_tone_12k. wav (размер 1.18 МБ) *
Комментарий системы: Файл помечен как тестовый тон для калибровки микрофонов. Стандартная практика.
«Калибровочный тон». 12 кГц. На границе слышимости для многих взрослых. Идеальная маскировка. И размер… 1.18 МБ для простого тона? Это слишком много. Там мог быть спрятан целый спектр частот, включая тот самый высокочастотный пик и, возможно, модулирующие бинауральные ритмы!
Сара почти физически ощутила близость разгадки. «ГлобалНав» был одним из крупнейших поставщиков навигационного ПО. Их обновления качали миллионы. Это был канал!
Она выделила запись и запустила команду: «Аргус, извлеки и проанализируй спектрограмму файла /audio/calibration_tone_12k. wav из обновления „НавиГейт Про“ версии 12.7.3. Сравни с пиковыми сигнатурами из инцидентов (музей, стройка, ТЦ)».
Система зависла на долю секунды дольше обычного. Голографический дисплей отобразил две спектрограммы рядом. Слева – «калибровочный тон»: ровная полоса на 12 кГц. Справа – пик из записи музея: острый, высокочастотный. Они не совпадали.
Черт! – Сара мысленно выругалась. Неужели ошиблась?
Но «Аргус» не остановился. Над спектрограммами появились надписи: «Обнаружена скрытая модуляция. Активирую расширенный частотный анализ и декомпрессию стеганографического канала…»
Экран моргнул. И ровная полоса «калибровочного тона» вдруг раскрылась, как зловещий цветок. Внутри нее, на гораздо более высоких частотах, скрывался сложный, фрактальный узор импульсов. И он был идентичен структуре пика из инцидента в музее! Сигнал был искусно спрятан внутри легитимного файла!
«Совпадение спектральных характеристик: 99.8%», – холодно констатировал синтезированный голос «Аргуса». «Файл содержит скрытый высокочастотный сигнал сложной структуры. Риск: Высокий. Происхождение: Неизвестно. Цель: Неизвестно».
Сара вскочила. Вот оно! Неопровержимое доказательство! Не истерия! Целенаправленная, технологичная атака с использованием инфраструктуры спутниковой навигации! Она должна была немедленно сообщить Картеру! Пусть даже он зол. Это было важнее его гнева.
Она развернулась, чтобы идти к его кабинету, но в этот момент главный экран оперативного центра «Аргуса», висевший на стене, резко погас, а затем залился тревожным кроваво-красным светом. По центру экрана возник вращающийся символ – стилизованное око с расходящимися лучами, значок системы «Аргус» в режиме высшей угрозы. По офису прокатился гул удивления и страха. Люди замерли, уставившись на экран.
Синтезированный, бесстрастный голос «Аргуса» заполнил пространство, гулко отражаясь от стеклянных стен. Голос, который Сара ощущала больше вибрацией в полу, чем через свой имплант:
«ВНИМАНИЕ: УРОВЕНЬ УГРОЗЫ „КРИТИЧЕСКИЙ“. ОБНАРУЖЕНА ИМПЛАНТИРУЕМАЯ АКТИВНАЯ УГРОЗА (IAT) В СЕТИ. ПРОГНОЗИРУЕМАЯ ЗОНА ВОЗДЕЙСТВИЯ: АРЛИНГТОН, СЕКТОР АЛЬФА (КООРДИНАТЫ ВНУТРЕННИЕ). ПРОГНОЗИРУЕМОЕ ВРЕМЯ ВОЗДЕЙСТВИЯ: T+15 МИНУТ. ЦЕЛЬ ВОЗДЕЙСТВИЯ ОПОЗНАНА.»
На экране поверх красного фона возникла фотография. Четкая, служебная. На ней было ее собственное лицо. Сара Эйвери. Рядом – ее цифровой профиль: должность, отдел, биометрические данные… и отдельным, пульсирующим красным блоком: «НЕЙРОБИОЛОГИЧЕСКИЙ ПРОФИЛЬ: ВЫСОКАЯ ВОСПРИИМЧИВОСТЬ К АКУСТИЧЕСКИМ АНОМАЛИЯМ (КАТ. ТЕТА). ЦИФРОВОЙ СЛЕД: СОВПАДЕНИЕ С ПРОФИЛЕМ ЦЕЛИ IAT – 94%. СТАТУС: ПЕРВИЧНАЯ ЦЕЛЬ.»