Л+Б. В капкане Мурзлингера

Кто поставил в мозгютер ходилку?

– Всем понятно? – Елена Сергеевна обвела компанию синим, затаенно-улыбчивым взглядом.

– Ну еще бы! От зуба отскакивает! – зазвенели со всех сторон веселые голоса.

«Супермен» на сверхсветовой прореза́л пространство галактики, а маленький экипаж изучал опасных зверюшек коварной планеты Бьянки.

– В таком случае, переходим к практическому заданию.

Профессор щелкнула пультом, на экране учебной комнаты от пола до потолка появились дома и техника поселения первопроходцев. Потрясающе! Люди ходили по чужой планете без скафов, вдыхали чистейший воздух, улыбались слепящему солнышку! Потому что под куполом. Стоит высунуть нос наружу…

Ага, верхогляд в футболке и спортивных малиновых шортах решил погулять по травке за пределами городка. Довольный такой, веселый.

– Объясните, какими правилами собственной безопасности пренебрегает парень? – Елена нажала «Стоп» и подмигнула мужу, командиру Арсеньеву Виктору.

Виктор хмыкнул и незаметно подмигнул ребятам – Борису, круглолицему крепкому парню с мускулатурой борца, сыну лучших друзей Булановых, и дочери Лизавете. Намекнул всезнайкам: «Помалкивайте, пусть первой ответит мама».

Знаменитая Анна Арсеньева, режиссер-сценарист фанткрюзов (фантастических фильмов, которые демонстрируют на стадионах, в высоченном и завлекательном объемном изображении), крутанула ладошкой:

– Запросто. Без плотной одежды. Без шлема. Без фильтра для химзащиты. Без высоких сапог, спасающих ноги от проколов «кротов».

– Кто поправит? – Космобиолог отвела к спине белые локоны. Тактичная Лена Сергеевна была рада бы промолчать, не конфузить маму супруга. Но выживание в мире, полном враждебной фауны, зависит от мелочей. Если Анна хочет снимать документальные кадры для нового киношедевра, пускай позаботится прежде всего о безопасной одежде.

– Не плотный костюм, а из фрайзера, который нельзя разрезать, – затараторила Лиза, радуясь шансу высказаться. – Не высокие сапоги, а на высокой платформе с металлическими подошвами – бараклюк колет снизу, из-под земли, а не с боку. Фильтр не для химзащиты, а от маленьких насекомых. На Бьянке воздух прекрасный, без вредных промышленных примесей. К тому ж, молодой человек не отметил, куда идет, когда миновал зону шлюзов.

Борис смотрел на горячий дождь на затылке девочки… Крашеный. Почему-то, к четырнадцати годам Лизавета пренебрегла наследственной яркой блондинистостью и преобразилась в рыжую. Пацан в последнее время и в школе искал места за спиною у одноклассницы, никогда бы вслух не назвал ее «Лизой» или «подругой». И не смотрел в лицо. Которое становилось все ярче, все красивее.

– Он не взял походный мозгютер, – выдал мальчик со снисходительной небрежностью победителя, когда доводы Лизы иссякли. На экране едва мелькнуло: карман для МП пустой, но никто кроме супер-Бориса этого не заметил! Теперь, если парень провалится в нору щетня или взлетит под облака с окрамусом, родственникам едва ли скоро вышлют белые косточки.

– И не налил воды. – Спорщица Лизавета развернулась на круглом стуле и уперлась в глаза противника. – Из озера пить нельзя. Личинки вертлявого червя…

– А главное – он без мозгютера. Позови – и дежурные роботы принесут и еду, и одежду. И найдут на другом полушарии.

– А еще… А еще мы не знаем, что он захватил в аптечке! – Зеленые очи вспыхнули сердитым кошачьим блеском.

– И подлечат, если понадобится!

– Брейк! – Командир звездолета про себя добродушно посмеивался над перепалками «деточек», перешедших в восьмой класс школы будущих космонавтов, получивших досрочно корочки юных астропилотов, вместе с ним ведущих нагруженный техникой тяжеловоз в систему звезды Жозефины.

Вокруг этого желтого карлика1 крутятся сразу две голубенькие планеты, без своего родимого разумного существа. Но Рубарики больше подходят по всем статьям маракаскам – зеленым, синим, сиреневым гуманоидам с дружественной планеты Брутелло, они и взялись осваивать неведомые просторы. А Бьянку, более теплую, но опасную, непредсказуемую, изучают неугомонные любознательные земляне.

Родители Бори Буланова, вместе с сотней космопроходцев, ищут точный ответ на вопрос: возможно ли заселение враждебного мира людьми? Или мечта человечества об освоении Вселенной – несбыточная утопия?

– Походный мозгютер и аптечка чрезвычайно важны, часто спасают жизни, – улыбнулась мягко Елена. – Я уверена, если бы Лиза дала бабушке время подумать, Анна Ивановна запросто сама бы дала ответы.

– Стопроцентно! – Царственный жест моложавой веселой дамы не оставлял сомнений: Анна просто немножко дурачится. – А еще он в красных штанах. Красный цвет привлекает рои чебурашек… Нет, чебуреков.

– Чебуртронцерсеков, – внучка прижалась к плечу бабули.

А Борис стиснул зубы: девчонка выигрывает по очкам. На своем поле. Еще бы! Потомственный космобиолог, так и чешет научными терминами. А пробовала она усложнить программу мозгютера? А если над городком потечет силовая крыша, кто спасет людей от чебур..? Сын и отец Булановы! В кратчайшие сроки. То-то же.

– Правильно подобранные лекарства выручают попавших в беду до появления спасателей, – объясняла меж тем Елена. – А теперь посмотрим, как вы поможете человеку. Используйте уколы и аэрозоли, применяемые на Бьянке.

Трое поняли: вот сейчас и начинается самое главное. Оказание первой помощи на планете прибытия – необходимо для допуска. Анне гораздо проще, поснимает и улетит. А для Бори и Лизы – часть практики, трехмесячной, углубленной. «Медики» нацепили на пояс сумки с крестом и встали у двери: ловим!

На экране парень в футболке ожил, зашевелился, и тут же со всех сторон на беднягу напали птицы! Резуны! Колобки в оперении, похожие на синичек, вооруженные длинными бритвами вместо клюва. Гуляка выхватил бластер – засверкали вспышки и молнии! Птицы круглыми головешками попадали вниз, но поздно! Из открытых ран человека лилась горячая кровь!

Топ-топ-топ… Дверь открылась, и слабый, перекошенный робот-муляж, копия верхогляда, в футболке и красных шортах, ввалился в учебную комнату:

– Помогите, я умираю!

И, в самом деле, шлёпнулся, надрывно, жалобно взвыл, застучал ногами, задергался. Правдоподобно. Птицы успевают напиться крови, но при этом прыскают в рану вредные вещества, вызывающие у землян боли, слабость, зуд и истерику.

– Спокойно, мы вам поможем! – Лизавета достала из сумки большой зеленый баллончик: – Я брызгаю в рот больного интроцефал – обезболивающее и успокоительное.

Но распылять вонючий аэрозоль не стала. Тем более, и муляж поверил девчонке на слово, ноги вытянул и зачесался. И еще противней завыл:

– С меня сейчас слезет кожа! У-у-у!!! А-а-а!!! Ужасно! Противно!

Борька ловко поднял капризу, нисколечко не тяжелого, истекающего водичкой цвета багряной крови, плюхнул на процедурный стол:

– Закрепляем его!

Лизавета прыгнула к голове, мальчик ловко щелкнул наручниками, Анне досталась ноги и, что поделать, попа. Но дама не растерялась. Разорвала материю, где резали резуны, помазала кожу йодом, залила биоклеем рану и сжала крепкими скобками разошедшиеся края. Борька ловко заклеил пластырем небольшие порезы предплечий. Лизавета зашила рану, кровоточащую на темечке, предварительно выбрив волосы. Муляж пробурчал благодарность, расслабился и «заснул». Врачеватели вымыли руки, роботы-пылесосы впитали разливы красного.

– Это все?

– Больной вне опасности, передаем врачу, – отчеканила девочка и сжала изящный ротик.

– Прошло четверть часа, поздно, – огорчилась Елена Сергеевна. – Теперь смотрите, что будет в результате через неделю.

Профессор шепнула несколько коротких фраз в микрофон. Вновь вспыхнул экран. В изоляторе сидел все тот же бродяга, покрытый сверху и донизу зудящими пузырями. А на соседних койках… Анвановна, Лиза и Боря! В пижамах, до жути похожие на самих себя, разукрашенные зеленой вонючей мазью!

– А через три недели…

Из лопнувших волдырей появились головки крошечных выползающих червячков – личинок мушки жрю-жрю.

– Ой, выключи, мам, противно! – Лизавета чуть не заплакала от стыда и от отвращения, глаза закрыла ладонями.

– Он слишком громко визжал, у нас мозги отвалились, – нашел оправдание Борька.

– Ничего, смотрите, смотрите. Надеюсь, теперь запомните: в критической ситуации надо слушать не крик горлопана, а внутренний голос разума. Прежде чем заниматься ранами, необходимо сделать себе и пострадавшему уколы от пяти смертельных инфекций и против личинок мошек.

Что поделать, Елена Сергеевна, как обычно, была права. В такие минуты женщина, миниатюрная, худенькая (за последние месяцы Лиза маму переросла) представлялась Борьке высокой, даже монументальной. Еще бы! Семнадцать планет с описанием диких животных и оригинальных растений. Пять учебников для студентов, популярные книжки для школьников. Глубокое проникновение в миры, способные вмиг перемолоть исследователей. Не терялась от рыка коржудов, при нападении цадрусов. И выжила, и помогала друзьям-соратникам выжить. Потому что шла не одна – в команде первопроходцев, возглавляемой подполковником космфлота России Арсеньевым.

А орденоносного Виктора, Борис не снимал с пьедестала. Может быть, и они вместе с Лизой полетят к далеким планетам…

– Нам следовало надеть резиновые перчатки, – догадалась Анна, поглаживая раскрасневшиеся запястья.

«Впечатлительные…» По правде, и у мальчишки зверски зудело между лопатками. Чтоб отвлечься от двойника-неудачника на экране, пацан отвернулся к информационным мониторам на боковой стене.

Способная мыслить техника 26-го века заменила большой экипаж первых транспортных кораблей. Человеку пришлось признать: ему не тягаться с мозгютером. Любые решения нашего, совсем неплохого мышления, медлительны и бесполезны при скорости, в сотню раз превышающей скорость света. Но люди незаменимы в непредвиденных ситуациях.

Летчику звездолета не нужно сидеть в кабине и пялиться в пустоту молочного гиперпространства, которое люди используют, но толком не объясняют. Достаточно время от времени поглядывать в мониторы, по кораблю развешанные, где мозгютер дает отчет: все нормально, полет по графику. В случае ненормальности заверещат сирены, и голос со стен расскажет, куда бежать и как действовать. В аварийный отсек пригонит расторопных ремонтников-роботов, чтобы ловко и квалифицированно любую проблему уладили.

Но сейчас… Борис рот открыл, вникая, не понимая… Почему сирена безмолвствует? Почему бездействует Виктор? Замер и не моргает, словно… загипнотизированный? В корабле повисла тягучая, нехорошая тишина, нарушаемая дыханием троих удивленных женщин. На пяти обзорных экранах, сквозь больничный блок, через цифры и графики показателей, пробивались пески пустыни…

– Кто… поставил… в мозгютер… ходилку? – прохрипел через силу Арсеньев, буравя мальчишку взглядом.

Тот пытался вскочить, объяснить: «Не могу знать, товарищ подполковник!», но зачем-то промямлил:

– Включить…

– В самом деле… странно… не нужно… – прошептала Елена Сергеевна… И запустила обширное иллюзорное изображение.

Вмиг пропали столы и приборы, мониторы и стены с таблицами. Их поглотил раскаленный рельефный песок пустыни. В зыбком мареве горизонта дрожали башенки города.

– Помилуйте, мне уже жарко… – прошептала Анна Ивановна, а сама нажала на поле «Полное погружение».

Ой зря она это сделала! Вмиг компания за столами застыла в полудвижении.

Словно время остановилось.

Будто кто-то невидимый, грозный, давясь издевательским смехом, заменил людей манекенами.

Лишь сквозной ветерок теребил мягкие прядки женщин, да муляж пыхтел на столе: когда же его отцепят?

Чужеродный безжалостный разум

Это было необъяснимо, но что-то само выстраивалось, прояснялось в слабом мозгу, благодаря инстинктивной, безудержной жажде жизни. Не сразу, пацан осознал себя под слоем песка. Выбирающимся наверх. Шевелящим множеством выростов по всей поверхности кожи. «Я родился», – явилась мысль. И что-то внутри задергалось, затребовало глотка раскаленного пыльного воздуха. Скорее, скорее, скорее! Так можно и задохнуться!

Но парень успел, прорвался в слепящий расплавленный полдень. Вокруг копошились такие же зеленые кабачки с мягонькими отростками, пищали что-то… рассудочное? Борис вникать не хотел. С трудом поднялся и выкрикнул:

– Сообщение тестировщикам: ваша игра не затягивает. Противные ощущения. Мне надо общаться с этими трухлявыми слабаками? Извините, я отключаюсь.

– Неверное предположение, – затрещал механический голос, как будто в больной голове заработал приемник с помехами. Транслятор переводил на русский язык слова незримого собеседника, привыкшего с первых фраз подчинять, давить, унижать. – Ультиматумы бесполезны – твой разум покинул тело. Величайший Гений Вселенной проводит эксперимент выживания гуманоидов в условиях данной планеты.

– Условия эксперимента? – спросил не подумавши Борька. Разумеется, он не проверил ни в коварное похищение, ни в прочее бла-бла-бла.

– На Землю вернутся пятеро, если вы найдете друг друга, или не вернется никто. Выбывание испытуемого ввиду преждевременной смерти обрекает других на пожизненное пребывание на Мурзли́нгере.

– Наши здесь? – Пацан покрутился на тонких дрожащих ножках (у «кабачка» шеи не было), пытаясь окинуть взглядом десятки, сотни собратьев с наивными мелкими личиками. Будто бы нарисованными ребятишками из детсада: кругленькие глаза, овальный беззубый рот и мелкая вишенка носа с двумя сопящими дырочками.

– Земляне могут быть здесь. А могут быть и в другом неожиданно дальнем месте, доступном для проникновения мурза, урза, злинга, инга и гера, – проскрипел снисходительно голос. – Выжившие из вас постигнут все ипостаси. С каждым новым преображением, ваш разум будет пополнен новыми интуитивными знаниями этого мира, вы станете все сильнее, проворнее, предусмотрительнее. Одновременно будут стираться воспоминания о себе, о друзьях, о Земле. Таким образом, может случиться, вы встретитесь, но останетесь на Мурзлингере навсегда, потому что не догадаетесь попросить меня о возвращении!

Угроза звучала жутко. И как-то… правдоподобно?

– Но я не хочу! Я отказываюсь! – крикнул в небо рассерженный Борька. И даже махнул отростками, как будто бы отбиваясь от невидимого врага. – Не трогайте мою память! Семь лет в Петербургской школе будущих космонавтов! Доскональное изучение электроники и мозготроники звездолетов Земли и Брутелло! В этих знаниях моя сила! Мое долгожданное будущее!

– Здоровый и умный юноша, отважный, честолюбивый, умеющий применять многочисленные способности в достижении поставленных целей, – сделал вывод циничный хрипун. – Такой экземпляр мне и нужен. Даю тебе пять минут для продуманного решения. Не огорчай отказом. К сожалению, я распыляю отказников по пустыне.

И Боря крепко задумался. Игра или не игра? Не похоже вроде на шутку. За подобные гнусные выходки тестировщиков и разработчиков на Земле лишают лицензии. А если… на самом деле? Что будет с Лизой, с Еленой, с Виктором, с Анной Ивановной, если Боря сделает глупость, возьмет и тупо откажется?

При мысли о судьбах друзей побежали мурашки по коже. Они тоже, каждый, стоят в пугающем одиночестве, в невероятном обличье, и принимают решения. И, конечно же, каждый понял: а по сути, выбора нет. Следует соглашаться.

На корабль вернутся пятеро. Через час, в учебную комнату, когда исчерпается тест.

Или… Мы останемся здесь и выполним, что потребуется. Мы спасем, отыщем друг друга! Пока сильна наша память, пока наш рассудок не смяли неведомые инстинкты, надо думать и надо действовать!

– Я согласен! – вы…пискнул парень. Его крепкий голос сломался, но Борис уже представлял, как пойдет вперед меж кабачков, как будет кричать: «Арсеньевы! Это я, Булан! Отзовитесь!»

– Информирую: каждый из группы принял правильное решение, – протрещал сквозь помехи невидимый с нескрываемым одобрением. – В качестве бонуса: вы сможете уловить присутствие земляка на расстоянии взгляда. Катись вперед, малый мурз!

Пожелание было странным, но все кабачки… то есть, мурзы, плюхнулись на бока и покатились к городу, белевшему на горизонте. И Борис не смог устоять. Его ножки вдруг подкосились, а тельце само завертелось в заданном направлении.

«Я подчиняюсь стаду, – догадался с досадой парень. – Я буду делать то, что делают все они. Вольно или невольно. Но мне не заткнули рот». И он запищал что есть силы, взывая к земным друзьям. Такой маленький, в гиблой пустыне, среди многих сотен мелькающих представителей чуждой жизни.

– Почему кричит этот дурень? – спрашивали соседи. Как ни странно, новорожденные вполне могли разговаривать. И Боря их понимал!

– А, какую-то ерунду, – отвечали им сотоварищи. – Торопитесь, надо успеть!

В самом деле, все очень спешили. И мальчик уже догадался, без подсказок, без объяснений, что неловкий его организм, по сути – мешок с водой. Под землею влага скопилась и подступила к горлу, но под солнцем с первой минуты начала уже испаряться через тонкую мягкую кожицу. Воду надо беречь. Надо тщательно облепить всю кожу песком, препятствуя убыванию благодатной прохладной влаги, что дается малому мурзу гарантией выживания. И рот держать плотно закрытым – многие не достигнут защитных стен белого города, высохнут по дороге.

От этой мысли Борису стало еще тревожней за Лизу, за взрослых Арсеньевых. А если они… Сегодня – последний день общей встречи? И парень пищал, хрипел, шипел пересохшим горлом, выталкивая непослушным разбухающим языком комья слипшегося песка.

Вдруг волна невнятного ужаса захлестнула разумное стадо. Мурзы замерли. В ту же секунду, Боря ушел в песок липкой прохладной лужицей. Как ни странно, способной мыслить и потихоньку подсматривать: что творится снаружи?

С трех сторон горизонта летели тяжелые стаи птиц: черная, белая, алая. От их мощного приближения, от взмахов орлиных крыльев, кровь застывала в жилах. Казалось, птицы несут в цепких лапах тяжелые бомбы! Что смерть полетит со свистом с разноцветного жаркого неба! Краем мысли пацан понимал: представил невероятное, но не мог противиться страху, охватившему спрятанных мурзов.

А птицы и в самом деле сошлись над их головами, затмили сияние солнца, погрузили искрящийся полдень в холодный зловещий сумрак. И вдруг, ни с того ни с сего, набросились друг на друга! И стали лупить по торсам, по шеям, по головам увесистыми хвостами! Длинными и тяжелыми, похожими на удавов, опасно резко свистящими! И колотить руками, растущими из подмышек! И чем ниже спускалась битва, тем яснее видел Борис перекошенные от злости, настоящие лица женщин! Тем яснее слышал удары, шум крыльев, гортанные крики победителей и побитых. Да что же это творится?

К счастью, до смертоубийства дело все-таки не дошло. Получив изрядную порцию оскорблений и тумаков, сфинксы2 резко попадали вниз, схватили руками и лапами изумрудные острые камни и скорей потащили добычу за горизонт, восвояси. Борис не считал себя трусом, но когда свирепые черные, белоснежные, алые лица проносились над ним, хватали не успевших разлиться собратьев, у мальчишки в «груди» больно дергалось былое, фантомное3 сердце.

Иной раз, ослабевшие хищницы не удерживали захваченное, камни падали с высоты, разбивались с зелеными брызгами, с последним жалобным всхлипом. Может быть, это бились Арсеньевы? А он не бежит на помощь, ничтожный, парализованный!

– Вы обязаны всех спасать! – заревел пацан во всю глотку. А впрочем, не было глотки, соответственно, не было звука. Однако его услышали.

– Я ничем никому не обязан, – прорычал сквозь зубы мерзавец, – иначе будет нарушена безупречность эксперимента. Подожди, сейчас посмотрю… В твоей группе все живы, мужайся.

– Дайте мне нормальное тело! Я буду пасти малышей! Где болтаются их родители?

– Засевают пустыню в блеске восхитительных иллюминаций! И сраженные погибают.

– Что мне сделать, чтоб…

– Ничего. Мне интересна ваша хладнокровность, помехоустойчивость, приспособляемость к смене неожиданных ситуаций, а не огрызок морали – слюнявый коллективизм.

Боря сник. А кто бы обрадовался? Но что толку молить о гуманности чужеродный безжалостный разум? Зверо-женщины разлетелись, в воздухе пахло пылью. Сам не зная как, он обрел прежний облик зеленого мурза, с более жесткой кожей, с твердеющими отростками. И все лужи вокруг, и все камни, кому удалось уцелеть, встряхнулись и покатились средь пуха и выдранных перьев, с удвоенным энтузиазмом. Лишь один, самый маленький камушек почему-то не возрождался. Собратья спешили мимо, а Боря остановился.

– Малыш, шевелись, просыпайся! – теребил он «кусок малахита», отчаянно соображая: жив мурзяк? Или умер со страху?

Но вдруг на гладкой поверхности появился единственный глаз, закрутился, обозревая опустевшие небеса, и крошечный ротик пискнул:

– Они улетели? Мне страшно!

– Не робей, держись за меня. Я буду тебя защищать.

– Ты добрый. – Камешек выдохнул, и сразу стал кабачком, маленьким, недозрелым.

И они покатились вместе. Но слабый друг отставал, и Борис его часто подталкивал на высокие склоны барханов. Или вынужден был останавливаться, когда Мурзик передыхал.

Теперь армия шустрых младенцев растянулась на километр, вперед устремились сильные, обтекая слабых собратьев. Пожалуй, это и к лучшему. Все новые, новые лица мелькали перед глазами, и Борис глядел во все стороны, пытаясь каким-то образом узнать, уловить друзей на расстоянии взгляда. И опять кричал до хрипоты, но ответа, увы, не последовало.

– Зачем открываешь рот? – увещал рассудительный Мурзик. – Ты высохнешь и не сможешь меня дотолкать до города. А я без тебя погибну.

– Дотолкаю! – хвастался парень, успокаивая бояку. – Я очень сильный и ловкий! Ты, самое главное, помни: если птицы опять прилетят, превращайся в прохладную лужицу. Они мокрые пятна не трогают.

– Я буду крошечным пятнышком! Незаметным и незацепным! – хорохорился Мурзачек и смеялся собственной хитрости.

Миленькая мордашка с любопытными круглыми глазками светилась радостью дружбы с самым лучшим мурзом на свете. Он звал друга коротко «Бро» и несмело трогал «ладошкой». И Борису не раз казалось, будто он на Земле, ведет в толпе нарядных людей потерявшуюся девчушку, с большущим бантом, с курносым, чуток испачканным личиком. «Чей ребенок? Чей это ребенок?» Но люди спешат, никому, никому ребенок не нужен…

А Борису… Пацан понимал: отставая, нянькаясь с маленьким, может сам засохнуть до времени. Но безудержная потребность поскорей кого-то спасти побеждала голос рассудка. Если не получается вычислить из толпы дорогих любимых Арсеньевых, значит, нужно братской заботой одарить вот этого, глупенького. Который, к слову сказать, куда умнее и круче земного новорожденного. Забота о малыше немножечко успокаивала.

Но когда на заходе светила налетели жуткие сфинксы, и дневной кошмар повторился, увы, мгновенный инстинкт собственного спасения опять одних растворил, а других превратил в малахиты. На этот раз, хищницы тщательно выбирали крупные камни, лежавшие в авангарде. На слабых у них не хватило ни сил, ни свободных рук.

– Почему ты меня не послушался, почему не сделался лужицей? – не на шутку расстроился Борька.

– Я не знаю, – заплакал Мурзик, дрожа колючими «лапками».

Пацан утешал несмышленыша и напряженно думал. Новая трансформация побелила зеленую кожу, сделали светлой и жесткой, превратила отростки в шипы. Борьку это даже обрадовало. Парень чувствовал: мать-природа неспроста укрепляет свое незащищенное дитятко. Ночью им предстоит бороться с опасным новым врагом, не пассивно прячась в песок, в ход пуская иголки и ловкость.

Великая польза, оказывается, от мужского крепкого корпуса, от увесистых кулаков, от мышечной оболочки. На Земле он был сильным и ловким, занимался борьбой и боксом, мог фронт-кики сыпать ногами в неожиданной драке с противником. А здесь безрукое тело обрекает носителя разума на безвременную погибель. Ничего от Бори Буланова в новом облике не зависит, ни от предполётной усиленной физической подготовки, ни от проверенной храбрости.

Вставай, Бро, не то мы засохнем!

Опустилась темь, резко, стразу. И все кабачки резко замерли, потеряв из виду далекие башни белого города, и в ту же минуту заснули. Быть может, один Борис, обостренным инстинктом землянина, привыкшего не доверять непроглядной глухой темноте, предчувствовал выползающих из нор опаснейших хищников.

Ночь медленно перемещала по куполу небосвода неведомые созвездия. Быть может, средь них затерялось земное родимое Солнышко? И парень с великим волнением, с невольной влагой в глазах, пытался найти, угадать его льющийся в Космосе свет, словно взгляд далекого друга, обращенный на отлученных.

Значит, все-таки это не тест – не бывает таких испытаний для будущих покупателей. На Земле за подобные фокусы разработчиков и тестировщиков в два счета лишили б лицензии. Эксперимент не закончится без усилий, без многих опасностей, и сроки не обозначены. Надо действовать, всеми способами приближая минуты встречи, пока гонит воля к победе, пока работает память.

Он, Булан, ни за что не отступится, покажет себя Лизавете во всей геройской красе! Или рыцарской. Или пилотской. Ладно, главное – сам всех спасет. Но, пожалуй, позволит зазнайке наложить на ранения пластыри.

А сладкая дрема укачивала, заманивала, затягивала… Боря слушал сопящего друга и во сне уже видел: он стражник, бдительно охраняющий покой утомленных товарищей…

Вдруг вздрогнул, резко очнулся. Маленький Мурзик рядом надрывно дрожал всем тельцем и жалобно плакал: «Пи-и-и, пи-и-и…» А над ним возвышалось чудовище, в серебряном свете звезд похожее на варана! Из открытой пасти свисали два жутких клыка с плотоядно капающий слюной, проворные лапы ловко обстукивали спинку друга! «Он хочет проткнуть глаза! Чтобы высосать нашу воду!»

– Атас! – закричал Борис и бросился на клыкастого! Варан на него! С налета два длинных заточенных зуба вонзились в мальчишке в грудь! А тот… Ничего не почувствовал! Без рук, без борцовских приемов, подмял под себя зверюгу, проткнул зеленое брюхо десятками жесткими игл!

Меж тем спасенный Мурзяк оклемался и деловито закопался в остывший песок, наверху остались торчать две короткие тонкие ножки. «Он этим дышит? Прикольно!»

И со всех сторон зашумели, зашевелились мурзы, и бросились в драку, спасаясь от набега вараньих вампиров! В темноте метались, дрались неясные силуэты. А Борис… Смотрел, задыхаясь, на брюшко умирающей ящерицы… Сочилась темная кровь… «Мурзы, урзы, злинги, инги и геры», – стучало в пустой голове невыносимой догадкой. Может быть, это урзы-Арсеньевы?

– Нет, Боря, это цикноты, ночные подземные хищники, – прозвучал среди треска иной, благожелательный голос. – Ты правильно сделал – спас первым криком многих разумных.

– А как выглядят урзы и злинги?

Но опять шум и треск. И обрывками:

– Осторожнее… Думай… Внимательней…

«Ночные прожоры лупят беззащитную Лизавету!» – подскочил в испуге пацан. Заткнул отверстия в панцире, где слабо текла вода, собственными колючками и бросился в новую драку!

Большинство кабачков, воители в глубине мурзячей души, с азартом вступали в схватку с клыкастым-юрким противником и хвалились кровавыми пятнами, как наградами за отвагу. Меньшинство зарылись в песок и бестрепетно почивали. «Эти днем становились камнями, – осознал в пылу битвы Борис, натыкаясь на тонкие ножки. – Они словно совсем другие». Но чем отличается соня от удалого забияки? Это знание ему не давалось.

С приближением рассвета, хищники прекратили попытки вторжения. Дивизия кабачков повалилась в песок, обессиленная, и пацан невольно заснул. И во сне видел Лизу, стоящую в пестреньком сарафанчике на траве у синего озера. Золотое солнце искрилось в рыжих вьющихся волосах, и девочка улыбалась, но отчего-то хмурилась. Малявка, соседка по парте… Или девушка… Неузнаваемая… Уходящая вдаль незнакомка с картин старинных художников… Он бежал, бежал к ней навстречу, а она крутилась в холодном калейдоскопе звезд…

– Вставай, Бро, не то мы засохнем!

Отдохнувший, окрепнувший Мурзик ткнул парня колючкой в бок. И тот покатился, слабо, с усилием переваливая отяжелевшее тело. Еще бы! Жесткая кожа превратилась в невероятно толстую скорлупу, а внутри… ни капли не булькало! Вода кончилась! А с водой у Бориса пропали силы. И прочие кабачки еле-еле крутились в песке, останавливались, задыхались, словно все мгновенно состарились.

Теперь Мурзик толкал вперед потерявшего бодрость товарища и ласково приговаривал:

– Старайся, дружок, старайся! Вот так… И еще… И чуть-чуть… Посмотри, осталось немного!

«Он сохранил свою воду, когда обращался в камень. А я влагу оставил в песке», – сообразил пацан. Но от этого было не легче, сознание пропадало и противно, пугающе путалось. «Неужели я умираю?.. Неужели они все умрут?.. Какой в этом смысл?.. Почему взрослые не заботятся о беспомощных малышах? Какие это разумные? На Земле крокодилы заботятся…» В отчаянии, Боря пытался задействовать телепатию, услышать Лизу, Елену… Поддержать их в последний час… Заставить жить, долго жить!

– Береги-и-и-ись! – прокатилось в толпе. И опять с трех сторон налетели, закружились проклятые «птицы»!

– Я прикрою… – Парень прижался колючками к Мурзику-камушку, последней крупицей воли борясь с нарастающей паникой: «Я – не лужа… Не таю, не таю… Я спасу Мурзяку, спасу… Я держусь, не страшно, не страшно…»

Но с неба спикировал сфинкс, оттолкнул пацана мощной лапой, зажал добычу и бросился подальше от соплеменников, на лету виляя зигзагами. У Бориса в сердце разверзлась тоскливая пустота. Отвратный лик алой женщины с пронзительным черным взглядом заполнил собой полнеба. «Что она сделает с Мурзиком? Сожрет его? Мерзкое чудище! Прости меня, Мурзик, прости…»

И Борис впервые заплакал, без слез, без слышимых всхлипов, прощаясь с несчастным другом, к которому привязался.

– Никогда никого не люби – обретешь свободу от боли и станешь непобедимым! – взвыл в уши экспериментатор, дневной, с издевками в голосе.

– А я тебя ненавижу! Ты убийца!

– Тупой недоумок! Молчать! Вперед! Выбрал путь – иди по нему до конца!

И опять Борис покатился, повинуясь воле инстинкта, представляя в бреду, что торопится, что бежит навстречу Арсеньевым. Они встретятся, обязательно… А иначе быть невозможно… Но когда, потратив последние, навсегда уходящие силы, обогнул высокий бархан…

Внизу простиралась долина, зеленая и цветущая. Огромное синее озеро отражало множество радуг в солнечном поднебесье, слепило глаза игрой искрящихся солнечных бликов. И это был не мираж! От воды тянуло прохладой и скорым сладким спасением. А по центру – два круглых острова, словно два горба у гигантского окунувшегося верблюда. А на островах – деревья и пирамиды разумных! А у берега мурзов встречают… полулюди?

Боря застыл в шоке, в недоумении. Он смотрел – не верил глазам! Коричневые «человечки» хватали бессильных мурзов, катящихся вниз с пригорка, и лупашили молотками! Осколки панцирей складывали в стоящие рядом лодки, а внутренности выбрасывали в глубокие теплые воды! «Как же так?.. Зачем?.. Почему?!!»

– Опасно… Туда нельзя… – Погружаясь во тьму, теряя заметавшееся сознание, Борис из последних сил старался предупредить, спасти беззаботных товарищей.

Но стадо рвалось вперед, и кто-то его толкнул, и он покатился, вниз, усиливая обороты, навстречу скорой погибели. И последнее, что увидел: высокий замах злодея с острым каменным молотком…

* * *

Почему она здесь, под сводами холодной темной пещеры? Неловкий луч пробивается в трещину в потолке, на полу копошатся, ревут детскими голосами белесые, черные птицы… Несуразные… Темнота прячет глаза и перья… Она тоже… Ручки ребенка, растущие из-под… крыльев? Оперение до колен… И ноги – корявые, страшные, когтистые лапы куриные… Почему? Ноги были другими… И кожа была другой, белой, гладкой… Или колючей? У всех у нас… У кого? Чьи лица стертыми пятнами мелькают перед глазами? Почему к ним тянется сердце?

Открывается дверь. Силуэт, высокий, черный, пугающий, направляет яркий фонарь в куриные лица… Нет, в настоящие, человеческие!

Луч впивается болью в зрачки, тишину разрывает хохот:

– Ба, сегодня удачный улов! С «Супермена» попалась Арсеньева!

– Очухались, ребятишки? Шевелитесь! Прыгайте в лодку!

Со всех сторон доносились приглушенные голоса. Кто-то брызгался, кто-то толкался, раскачивая волну. С невероятным усилием, Борька открыл глаза. Высоко простиралось небо, цветастое и пустое… И такая же пустота отозвалась в голове.

– Не робей, малыш, помогу!

С борта наклонилось плоское коричневое лицо, будто оттиск на старой монете с живыми глазами навыкате, и множество тонких шлангов обхватили парня, приподняли, посадили на дно посудины, заполненной «деревянными» мокрыми человечками с плоскими головами, сразу переходящими в карандашное тощее туловище, с бахромой четырех шланго-ног, с четырьмя вертлявыми выростами по каждую сторону «плеч» – руки-пальцы одновременно. «Резиновые» конечности извивались сами собой, а глупые человечки смотрели на них удивленно и смеялись, и баловались, как малые дети Земли балуются с погремушками.

– Ну-ну, ребятня, успокойтесь! Не пристало доблестным урзам корчить рожицы и дурачится, – увещал самый старший гребец с белым чубчиком надо лбом, усевшийся на носу выдолбленной из дерева и просмолённой лодки.

Он посматривал по сторонам, подгонял лодку к новым купальщикам, распластанным на поверхности теплых прозрачных вод, а помощники по бортам выбирали насквозь промокших. «Самый толстый – и самый старший, – пришла в голову первая мысль. – Урзы вверх совсем не растут. Почему совсем без одежды? Почему тут все ходят голыми?»

– Я стал урзом? – вырвалась фраза.

– Воистину так, громогласный сообразительный друг, – согласно кивнул чубатый.

– В два дня! Всего за два дня! Послезавтра я стану злингом?

«До сих пор никого не нашел! А что-то уже забыл! Что забыл? Что самое главное?»

– Злингом? – старший гребец нахмурился. Расправил грозно по длинному заостренному пальцу-шлангу от каждой сжатой «руки», указал сердито на парня: – Откуда тебе известно проклятое имя врага? Урзы трудятся неустанно, создают запасы на время, когда наступает засуха! А ленивые злинги ночами пробираются в наши кладовки, убивают бдительных стражников и сжирают все, подчистую! Они губят наши деревья! Обдирают ветки и листья! А каждое деревце кормит десятки таких, как ты!

– Простите… – промямлил Боря. Он совсем, совсем растерялся. Картина происходящего упорно не восстанавливалась. «С каждым разом будет труднее, – пришла в голову страшная мысль. – Непременно надо записывать. На чем записывать? Где добыть бумагу и ручку?»

Лодка мягко причалила к острову – к подножию холма, где высились огромные пирамиды с пузырчатыми боками. Огромные? Как оценить, что кажется урзу высоким? Какого роста он сам? Вроде, мурзы были в длину сантиметров примерно сорок. Урзы зрели у них внутри и вытянулись до шестидесяти… В таком случае, холм в высоту будет с десяток метров. Пирамиды – семь или восемь. Если глазомер не подводит. Очень трудно воспринимать реальность с двух точек зрения – человека и местного жителя. Но надо. В знаниях землянина его сила, его превосходство над простенькими туземцами.

Меж тем ребятишки гурьбой выпрыгнули на берег, и старший тут же велел выстроиться цепочкой вдоль ведущей в город тропинки. К удивлению Бориса, урзы опустились на четвереньки (о нет, на двенадцатиреньки!) и ловко полезли вверх. Да и сам он согнулся, тронул руками мокрую землю… Но опомнился, подскочил: «Я человек, человек!»

Четыре гибких ноги неловко переплетались, парень делал шажок и падал.

– Да ты совсем бестолковый, – усмехнулся заглавный урз, которого бортовые с уважением звали Гнор. – Вставай к лодке и подавай осколки панцирей мурзов.

– Зачем? – пацан содрогнулся. И ясно представил: дно выстлано белой кожей! – Это останки разумных! Их надо захоронить!

– Глупость мелешь! Мурзы – растения, полезные, закаменелые. С их помощью, урзы ловко пробираются через пустыню, а затем черепки приспосабливают в различных хозяйственных целях.

– Неправда! Они разговаривали и неплохо соображали!

– Тебе видно приснилось, малой. Чтоб растенья болтали! Ну выдумал!

«Он не знает? Он разбирается на Мурзлингере хуже меня? Это вряд ли. Я что-то путаю? Или что-то не понимаю?»

А впрочем… «Самое главное свойство звездопроходца – психологическая устойчивость, умение приспосабливаться в любом неожиданно новом инопланетном обществе», – вспомнил парень строчки учебника. И сам себя похвалил: а память-то не подводит! В параграфе есть подсказка: следует опираться на сравнения с нашим, родным, с детства привычным миром. Ну это не трудно. В земных парикмахерских, например, люди оставляют не нужные волосы. Их выбрасывают. Или делают красивые парики. А не вопят: «Благородные останки надо закапывать с тихой печальной музыкой!» Борька хмыкнул, поднял осколок, перебросил второму в цепочке, и пошла кожа мурза наверх на строительную площадку. Из нее, значит, делают «домики». Урзы быстро перекидали строительный материал. Наверху принимали рабочие, сортировали в кучи по размерам и назначению.

– А теперь покушать и спать! – одобрительно молвил Гнор. И, тряхнув на прощание чубчиком, поплыл за новыми мокнувшими.

А Борис неожиданно понял: два дня ничего не ел, ничегошеньк! И голод вдруг засосал за щеками так жадно, так требовательно, что парень бросился вслед за бегущими в город товарищами. Тоже на двенадцатиреньках.

Наверху, новый толстенький урз с короткими левыми щупальцами (потерял, похоже, в бою?) ждал компанию молодняка. Он назвал себя поваром Чеком и повел ребят меж пирамид, собранных из самых крупных колючих пузырчатых панцирей. Новорожденные урзы задирали головы вверх и с наивной душой восхищались чудесами архитектуры.

Центральная площадь сплошь оказалась занята столиками, расположенными кругами, словно сиденья в цирке, собранными из мелких, склеенных черепков с сохранившимися колючками. И на каждой игле, представьте, юных урзов ждали кусочки аппетитно нарезанной пищи! Круглый стол посередке ломился под посудой с розовой жидкостью, похожей на сладкие йогурты, на тарелках лежали сыры.

– Навалитесь с ближнего края, – радушно промолвил Чек, – с другой стороны рановато.

«Здесь готовят пищу на солнце, без огня, на горячих камнях, – сообразил Борис. – Подсушивают и вялят».

– А где можно вымыть руки? – обратился вежливо к взрослому.

– Зачем? – удивился повар. И сунул себе в рот ломтик с тонким налетом пыли. И совсем живого жука!

Ну да, жуков было множество, они ползали по столам и обкусывали еду. А юные урзы жадно толкали за щеки пищу, покоцанную насекомыми, и противных самих насекомых!

Человек в Борисе страдал, возмущался, сопротивлялся вопиющей нечистоплотности. Урз в землянине ловко орудовал восьмью грязными руко-шлангами и скоро забил полный рот кусочками нежных листьев, сладкими дольками фруктов, нарезкой какой-то живности и жуками, как же без них? Дальше пища не проходила. Пацан отхлебнул из общей чаши жирного молока. Вопрос: «А где можно взять одноразовые стаканчики?» – почему-то остался в горле.

– Молодцы! Теперь по домам! Забирайтесь на верхние ярусы, внизу будут спать, кто крупнее.

И малые урзы с пузатыми наполненными щеками направились к пирамидам, без контроля, кому куда вздумается. Боря тоже чуть не поддался сонному настроению, но вовремя сообразил: ему надо смотреть в оба глаза, выискивать земляков, пока позволяет солнце.

Пацан вернулся к откосу и сел, прислонясь к теплым панцирям. С высоты холма открывался вид на воду, на узкую полосу веселой цветущей долины, на пустыню, бескрайнюю, жгучую, где за скошенными барханами остались слабые мурзы. Их выискивали спасатели, с трудом катили колючие тяжелые кабачки, направляли с откоса в руки товарищей с молотками. «Как все это жутко. И вынужденно».

Несколько юрких лодок подбирали последних отмокших, развозили по островам. Раскаленный шар быстро падал, слепил глаза, затмевал фигуры и лица тружеников. Множество садоводов лазили по деревьям, собирали плоды с кустов и ухоженных узких грядок по пологим склонам холма. Коричневые фигурки казались Борису сверху суетливыми муравьями. Они вызывали жалостливое тоскливое беспокойство. Почему?

И пацан догадался с очевидной, пугающей ясностью: тяжелые тонны песка, гонимые всеми ветрами, каждый день навсегда поглощают полоски живительной зелени. Достаточно сильной бури – и барханы сдвинутся с места, лягут жирными кашалотами на цветы, на Чудесное зеро! И пожрут его! И задавят удивительный дар природы высохшими боками!

Парень аж привскочил – представил гигантское красное облако из крутящейся душной пыли, поднятое с земли раскаленным воздушным потоком! Сама Смерть росла, надвигалось, хохотала беззубым ртом, закрывала веселое небо! Скоро смерч упадет на них сверху! Разнесет, уничтожит два острова!

Почему эти урзы-трудяги так беспечны и легкомысленны? Зачем они поселились в чрезвычайно опасной близости от губительной власти пустыни? На земле муравьи и термиты покидают опасное место за сутки до землетрясения или, скажем, лесного пожара, а этим все как-то по фигу. Неужели не понимают? Неужели Борис обладает исключительным даром предвидения, подаренным мощным разумом, проводящим эксперименты?

Солнце медленно село за дюны. Последняя группа юных покидала панцири в гору и промчалась мимо землянина к обещанному застолью, а усталые огородники оторвались от грядок и понесли на площадь корзины со свежей зеленью. У Бори во рту жучки покрошили-помяли пищу (своих зубов не прорезалось) и растворились в глотке вместе с вкусной жидкой кашицей. Теперь можно рот открывать для вопросов и разговоров. И пацан закричал: «Я Борис!», и старался попасться каждому проходящему на глаза, но в ответ получал улюлюканья да остренькие словечки.

Последним поднялся Гнор, он с помощниками подвязывал на ночь к колышкам лодки.

– Ну что горлопанишь, сердешный? – спросил старик добродушно и уселся на землю рядом, немножечко поболтать. – Зря ты тут высыхаешь без толку. Сказано: марш по домам! Так и делай, как старшими велено.

– А старшие понимают: не пройдет двух дней, нас накроет с головами пыльная буря! Пора бежать без оглядки!

Лодочник усмехнулся:

– Ишь ты, крохи соображаешь. Да не дрейфь, великие боги все ведают наперед и наш городок прикроют.

– Прикроют?! – Борис подскочил от невероятной глупости простоватого собеседника. – Да если бы люди Земли надеялись на богов, они б до сих пор дрожали у костров в вонючих пещерах!

– Кто такие люзидемли? – отреагировал урз, и на парня взглянул с подозрительностью. – Злингов гонял, от ингов сам убегал, а с люземлями не встречался. Это пришлые, наши враги? Как дерутся? Где обитают?

– Нет, друзья. Но они проживают за дальними-дальними звездами и ничем не могут помочь. – Пацан и сам понимал: лопочет полную чушь с точки зрения местного жителя. Потому решил поскорей перейти к неотложным вопросам: – Нам надо собрать в дорогу самое необходимое и убегать отсюда, искать безопасное место для нового поселения. Сейчас, как можно скорее. До бури успеем пройти значительное расстояние.

– И куда прикажешь бежать? В лугах стада диких ингов, они нас порвут, затопчут! А севернее зверье. Друты, жруты питаются злингами, но воруют при случае урзов. Нас, малыш, окружают враги, уйти никак невозможно. Даже если какой-то счастливчик избежит мучительной смерти, он к утру все едино засохнет. Нельзя покидать урзам озеро.

– А разве дальше нет рек, озер, морей, океанов? Вы посылали картографов? Составили планы местности?

Старик совсем рассердился:

– Да что ты заладил, дурень! Вспоминаю, были у нас пустоболы вроде тебя, всё бегали, всё кричали, как будто кого выискивали. А уж коль находили приятеля, такого же болтуна, радовались да прыгали. А потом уходили навеки, гибли в чуждых краях. Не может урз без воды.

«Пустоболы? А может, земляне, кого заманили раньше дурацкими новыми играми? – сообразил Борис. – Они находили друзей вот здесь, на этих холмах… Это значит, ничто не потеряно!»

– Вы не можете утверждать, чего никогда не видели. Они не погибли, выжили, – упрямо заверил парень.

– Знамо, сгинули, коль не вернулись. – Старый Гнор с усилием поднялся, прекращая уже надоевший бессмысленный разговор. – Кругом враги, мальчик, помни! Даже тут, на соседнем острове. А ну, попробуй-ка, сунься на другую сторону озера – камнями вмиг закидают.

– А если к нам кто-то сунется?

– Ясно дело, и мы зададим негодяю изрядную трепку. Зачем нам нужны соглядатаи?

– Соглядатаи? – Каждая фраза уводила в новые дебри. – А разве у вас есть секреты, военные или промышленные?

– О-хо-хо! Откуда ты слов заковыристых понабрался? Пошли, малыш, почивать. Поработаешь завтра, умаешься, и будет тебе не до трепа.

– А как же песчаная буря?

– Буря бурей, а отдых отдыхом. Говорю тебе, не боись, боги о нас позаботятся.

Старик развернулся, направился в сторону городка, отчаявшись образумить непонятливого собеседника. И Боря двинулся следом, другого выхода не было. Соображая, где бы раздобыть молоток и лопату, чтобы после столпотворения проделать дырку в стене и выбраться из-под песка.

Нижнее помещение пузыристой пирамиды, куда привел парня Гнор, походило на зал с колоннами, высотой сантиметров восемьдесят и метров восемь в диаметре, с потолком, усыпанном дырками. Весь пол был занят телами засыпающих толстых урзов, но у стен еще копошились самые неугомонные.

– Убирают в кладовки еду, которая пересохла, – сообщил старик с вящей гордостью за свой хлопотливый народец. – Вот и будут у нас запасы на случай неурожая. А ты, малой, марш наверх.

– А где тут лифт? Или лестница?

– Опять несешь околесицу! На первый раз пособлю.

Крепкий урз легко поднял тощего и направил вверх головой в отверстие в потолке. Оказалось, там круглая комната, на полу храпят горожане немного потоньше старших.

– Вверх, вверх! – забурчали усталые, завидев малого урза.

Борис подтянулся на шлангах (или все-таки на руках?), встал на пол и огляделся. Дыра над ним вела выше, и другой бы полез искать свободное помещение. Но наш герой не таков! Сразу заметил в стенах пролазы в соседние комнаты и понял: а пирамида, по сути, большой муравейник. Наконец, появилась возможность не спеша взглянуть в лица спящим! Не лёгонькое решение, если вспомнить: прошлую ночь пацан спал пару часов, гонял кровожадных цикнотов. И малыш Мурзяка был жив… Как это было давно! В другой, предыдущей жизни…

Но пацан уже сознавал, что каждый час на Мурзлингере приносит новые беды, способные навсегда разлучить пятерых землян. Умных, сильных в собственном теле, ослабевших в чужих обличиях. Что в неустанных поисках дорогих любимых Арсеньевых нельзя опускать ни единого, даже самого малого шанса, невозможно терять ни минуты. В любой момент будет поздно.

«Как я догадаюсь, если друзья окажутся рядом?» – задал парень немой вопрос коварному похитителю. Но ответа не получил. «Я должен искать средь ровесников? Они все «рождались» со мной в один день и в той же пустыне? Или вы поместили сознания в урзов, геров, ингов и злингов?»

Тишина в голове. Удручающая. Пацан постоял минуту, с тоской понимая: брошен на произвол судьбы, без подсказок и без поддержки. И пошел не вверх, а кругами по спальням второго яруса. Шестого… восьмого… десятого… Неустанно твердя: «Я – Буланов!» Получая в ответ толчки, бормотания и ругачки. Когда добрел до последней пустой комнаты на верхотуре, свалился с ног как подкошенный. И надолго жадно заснул.

* * *

Тишина, темнота… Голодные, перепуганные детишки не известных науке разумных устали кричать и плакать, нахохлились, стоя спят. Где она? Ответ прост и страшен – на не открытой планете, в плену у злобного сфинкса.

Каким образом, кто перебросил ее сознание в птицу? Их сознания..? Папы и мамочки? И бабушки? И Бориса? Они живы? Да, да! Надо верить! Это был захват корабля? Или захват рассудков?

Память медленно возвращается, выдавая минуты прошлого кусками бессвязных пазлов…

Было жарко… Вроде, в пустыне…

И зябко во льдах пещеры, искрящейся сталактитами…

Они вырвались, взмыли в небо, неумелые белые птицы! Кто-то падал безвольными камушками, но внизу метались… орлы? Ловили малюток ловкими человеческими руками, кричали: «Машите крыльями!», подбрасывали, следили… А сверху черная ведьма с растрепанной шевелюрой, с крылами летучей мыши, кружила над белой стаей, гнала в Изумленное озеро…

В манящие теплые воды, отражающие закат, где смеялись, прыгали девочки… Она тоже … Но кто-то схватил, поволок на дно, в мутный омут…

Дверь скрипит, входит толстый и черный, слепит глаза фонарем, следом три подросшие девушки. У каждой в руках сверкают смертоносным оружием лезвия остроконечных ножниц.

– Девочки, не пугайтесь, – говорит белолицая, главная, а сама косится на черного и явно сама боится. – Мы подрежем вам перья на крылышках, это совсем не больно. А потом вас покормят, и каждая получит на день работу. Понимаете? Если делать, что прикажет наш господин… Наш добрый, великодушный, сиятельный Пикарид, будет все хорошо. Подходите. А то нам совсем не хочется вас ловить, удерживать силой…

Но дети не верят, жмутся в каменные углы. Кто-то тихо испуганно воет: «А вдруг нам отрежут голову?»

– Эй, девчонка Арсеньева, струсила? – кричит чужеродный, скрытый стеной слепящего света. И машет… не фонарем! Боевым оружием, бластером! Палец выше – и бедные птички загорятся, осядут на пол комками серого пепла… – Хватит прятаться, выходи!

Лизавета сжимает ладошки товарищей по несчастью:

– Я ничего не боюсь!

И делает шаг в неведомое.

Очень просто и гениально

Горячий луч впился в щеку. Борька открыл глаза, растерянно заморгал, возвращаясь из теплой каюты сверхмощного звездолета в нереальность происходящего. Оказалось, что восьмирукие строители пирамид в швах оставили много щелочек. «Для света и вентиляции», – сообразил спросонья. И сразу почувствовал слабость. Его длинное тело, вчера бывшее карандашом, превратилось в тонкую проволоку! Пацан с трудом приподнялся, едва шевеля двенадцатью руко- и ного-шлангами. Голова противно кружилась, кружились стены и пол заостренного мезонина. Воистину, прав был Гнор: не способны аборигены на разведки и переходы, слишком быстро слабеют и сохнут.

Но инстинкт не позволил урзу предаваться печальным раздумьям, гнал вниз, на Сытую площадь.

– Ого, пересох! – вскричали бодрые повара. Они резали горы снеди каменными ножами, посиживая в тенечке. – Подходи сюда, не стесняйся! Здесь прохладней и листики сочные.

– Я – Борис с планеты Земля… – прошептал пацан, ни на йоту не рассчитывал на удачу.

– Мы знаем! – звонко откликнулись несколько голосов и заливисто засмеялись. – Про тебя уже рассказали, всю ночь бродил, спать мешал!

Замечание имело целью пристыдить бестолкового малого, заставить его уважать чужой сон и обычаи города. И будь пацан в своем облике, от стыда провалился б под землю. Но практичный урз догадался: «Про меня говорят! Это здорово! Вот это уже удача! Получается, скоро весь город узнает про чудака, других развлечений нет. Что придумать, чтобы я стал заметен и знаменит, выделялся среди окружающих? Как они отличают друг друга?» Ответы не находились, все лица казались схожими. Борис натолкал обе щеки, поблагодарил поваров тяжелым кивком головы и бессильно скатился с тропинки к живительным водам озера.

Полчаса урз балдел, затягивая воду всеми порами кожи, с удовольствием ощущая возню мягкокрылых жучков, заменивших крепкие зубы, и снова разбух до крепкого гибкого карандаша. Удивительно, у него появился мягкий затылок. Маленький, словно Луна в последней ущербней фазе, но мальчишка с волнением решил, что мозгов у урза прибавилось. Он станет сообразительнее и легко решит все проблемы.

Прилив сил подсказал новый подвиг: скорее надо забраться на высокую пирамиду, тогда он увидит всех. Узнает, найдет Арсеньевых на расстоянии взгляда! Очень просто и гениально! Парень сразу бросился в город и, хватаясь за жесткие иглы переродившихся мурзов, полез по крутой стене. Оказалось, это не трудно для проворного существа с двенадцатью зацеплялками. Скоро Боря стоял наверху, обкрутив ногами колючки, и орлиным взором окидывал панораму до горизонта.

Сразу вспомнил: когда семилеток, прикативших со всей страны с мамочками и папами, отбирали в первый класс школы будущих космонавтов, мелюзгу подняли на крышу двадцатиэтажного здания. И велели идти над улицей по разболтанной галерее из сверхпрочного, но прозрачного титанового стекла. Слышался звон и трески, и грохот, будто осколки сыплются на дорогу. Очень многим тогда почему-то расхотелось стать космонавтами. Доходило до слез, но плакали в основном тщеславные бабушки.

Худенькая девчонка с зеленущим распахнутым взглядом решила вопрос основательно: зацепилась Борьке за руку, зажмурилась и проскочила за мальчишкой не отставая! И спасибо сказать не подумала, убежала хвалиться Анвановне. Потом ребятишки бегали, крутились на тренажерах, ныряли в бассейне с тумбочки, погружались на глубину. И каждое испытание выявляло трусишек и слабеньких, и каждый день в зал с приборами и придирчивыми врачами приходило меньше народа. А Борька краешком глаза следил за малявкой: справится?

Потому что в момент, когда горячие тонкие пальчики обхватили его запястье, и пацан повел незнакомку в гудящую пустоту… А покатый настил раскачивался, и пропасть внизу затягивала… И казалось, неверный шаг – повалятся вверх тормашками, сквозь свист ветра, на узкий асфальт с игрушечными машинами… В ту минуту мальчик поклялся навсегда ее защищать.

И ждал повода. И надеялся: испугается, подойдет, опять ухватится за руку…

Но дочь космонавтов Арсеньевых оказалась крепким орешком. Упрямо сжимая губы, с отличными показателями, переходила от открытого стадиона к бассейну и тренажерам. Красиво, быстро писала, просчитывала в уме задачи по астрономии, физике, математике почти за четвертый класс!

С тех пор и пошло их тайное бесконечное соревнование. Булан стал одним из лучших учеников потока и ни капельки не расстраивался, если Вадик или Карим выполняли учебный тест в имитаторе звездолета на полсекунды раньше. Но стоило Лизавете отличиться!.. Боря страдал. Не из зависти. От досады. Она сумела! Опять! Победила на олимпиаде. Прыгнула с парашютом. Подарила школе плавучего робота Карафида с голубым лицом акваро́ида4, которого привезла с планеты Акваум мама. И ни разу не испугалась. И ни разу с памятной встречи изумрудный распахнутый взгляд не просил мальчишку о помощи.

Вот по этому поводу Борька беспричинно часто сердился. И, бывало, даже дразнился. Но тайну не доверял ни товарищам, ни отцу, ни школьной психологичке, что писала характеристики будущих звездолетчиков, на Булана смотрела въедливо и как будто о чем-то догадывалась.

Что б сказала Хмурилка сейчас, доведись ей увидеть восемь «резиновых» руко-шлангов? Растерялась бы на Мурзлингере. Еще бы! Вбивать детям в головы разумные рекомендации в кабинете в мягоньком креслице и обозревать просторы чужой опасной планеты – совсем не одно и тоже.

Пацан усмехнулся, пожалуй, впервые осознавая свое превосходство над взрослой. И внимательно огляделся. Где восходило солнце, простирались большие луга. По траве ходили стада, опасных гигантских ингов, о которых рассказывал Гнор. С виду это были быки, могучие и мясистые, с львиной шерстью на мощных загривках, с устрашающими рогами, с неестественно плоскими мордами. Борис не видел подробностей, но копытные странно питались: они садились в кружок, словно люди на пикнике, и не рвали траву зубами, а, представьте, передними лапами! И не сразу несли в рот пучки – а будто бы разговаривали! «Неужели, новые сфинксы? Жестокие и разумные!»

От этой догадки стало неприятно до отвращения, под горячим солнцем пустыни холод пошел по коже. Парень понял: он в самом деле заперт на островке, крошечным по сравнению с необъятной чужой планетой. О если б он мог летать!

Дома Боря легко справлялся с управленьем лавито, отцовского летучего автомобиля, два раза был победителем в школьных авиоралли – спортивных соревнованиях на маленьких самолётах. И даже в тринадцать лет получил на Брутелло корочки спасателя-астропилота.

Но что толку от многих умений, разви́тых цивилизацией, если бегаешь голышом в непонятном каменном веке! Если до гор, поросших высоким девственным лесом, до реки, несущей тяжелые, широко разлитые воды, многие километры, и добраться никак невозможно!

Мальчишка скрипнул зубами (фантомными, к сожалению) и решил: «никак невозможно» – жалостное понятие. Отныне подобным фразам не место в его словаре. Да здравствует: «Я могу!» Пускай не сейчас. Он подумает и что-то изобретет. Сумеет уйти от озера, если здесь не разыщет Арсеньевых.

Парень взгляд перевел на группы коричневых работяг на вершине и склонах холма, но и здесь его ждал облом. Сразу понял: урзы работают, выбирая места в тенечке. Получается, многие скрылись от «всевидящего орла» за деревьями и пирамидами. «Но солнце перемещается, и работники перемещаются. Я всех увижу по очереди. Надо только набраться терпения, пересидеть жару, не пропустить ни единого. Их немного, несколько сотен. Тем более, когда урзы поднимутся вечером в город, я запрыгаю, закричу, все уставятся на меня, и я рассмотрю лица каждого».

Чудесный план. Но прошло каких-то сорок минут… И рыбаки, ныряющие за озерной живностью с лодок, и садоводы, цепочками подающие воду наверх в тяжелых белых кувшинах, и гончары, лепящие чашки-плошки пальцами-щупальцами без земного гончарного круга, и строители, и метельщики, и смешливые повара закружились перед глазами… Сердитое солнце стукнуло верхогляда по голой маковке, и слабое тельце урза полетело к земле, цепляясь за остренькие колючки. Пацан потерял сознание и повис, как тряпичная кукла в театре у Карабаса, на самом на солнцепеке.

Этот день проживаю не зря!

Так могла закончиться повесть, печально и неожиданно. Но старый Гнор, занимаясь выделкой новой лодки, поглядывал время от времени на вершину, куда забрался его беспокойный друг. «Ах ты шалый, ведь навернется!» – переживал старик. Но воспитательных мер предпринимать не стал – жизнь сама таких воспитает.

И когда Борька вдруг покатился по опасным буграм пирамиды, безвольно и молчаливо, старый урз кинул каменный нож и бросился по откосу, по-собачьи перебирая двенадцатью гибкими шлангами. Забрался ловко на стену, снял парнишку, отнес к озерцу и бросил в теплую воду. Здесь у урзов была и больница, здесь и реанимация.

Как вы уже поняли, эти почти деревянные люди, словно наш Буратино, не тонут. Потому старик преспокойно вернулся к своим обязанностям, а Борис второй раз за утро вернулся почти с того света.

Опять над ним разливались веселые пестрые радуги, и парень с досадой думал, как катился вниз по стене, задирая руки и ноги, и как тыкали пальцами лодочники, обмениваясь остротами. Он уже собрался уплыть, не здороваясь и не прощаясь, но вдруг взгляд зацепил… Пласты превосходной древесной коры, почти березовой, белой, валялись на влажном песке без укладки, без сортировки. Бригада судостроителей азартно смолила лодку и затаптывала ногами бесценный материал.

Нет, такого счастливого случая Борис упустить не мог. Окунулся, поплавал и вышел в тенек могучего кактуса. Фиолетового, ребристого, с дуплом, из которого щедро проистекала смола, черная и пахучая.

– Добрый день! – промолвил с достоинством.

– Я Борис с планеты Земля! – подхватили младшие урзы, толщиной с тепличный огурчик.

А зрелый урз, с баклажан, сурово взглянул и добавил:

– Имя дается новенькому, когда его оставляют в нашем городе боги. Или не дается совсем.

– Но я уже здесь!

– Неизвестно. Боги волю не объявили.

– Да ладно, – пацан решил не спорить о небожителях. – Могу я спросить, каким образом вы используете кору?

– Ее берут огородники. Укладывают на грядки, чтобы не испарялась вода, и не росли сорняки.

– Всего-то! А посмотрите, из коры можно сделать много интересных и нужных вещей.

С этим словом, пацан выбрал чистый прямоугольный лоскут, сложил пополам, аккуратно склеил смолой бока и водрузил на маковку:

– Получилась отличная шапка, чтобы солнце не припекало.

Изобретение было встречено дружным хохотом. Даже Гнор добродушно фыркнул и покачал головой.

– А еще вы можете делать простенькую одежду. Например, вот такие рубахи. Одолжите, пожалуйста, ножик, – обратился парень к точильщику, сидящему чуть поодаль.

– Дарю, – отозвался урз, представление его забавляло. – Выбирай себе камни востренные, я для этого и работаю.

У черных ног на песке лежали ножи, топоры, скребки, крючки и зубила. Все каменные, с удобными деревянными рукоятками. Похожие инструменты бабушка-археолог доставала из недр Сахары и показывала внучонку, когда мама с Борей летали в кругосветное путешествие. Отсюда, кстати, и знания о коварных песчаных бурях.

«А нет у вас медных, железных, серебряных или бронзовых?» – чуть было не ляпнул Борька, но вовремя прикусил не в меру длинный язык. Он выбрал легкий топорик с короткой удобной ручкой и три крепких длинных ножа. Такие четырехгранники наш пращур вставлял наконечниками для деревянных копий. Но, похоже, урзы не знали ни настоящей охоты, ни кровопролитных войн.

А в Сахаре Боре встречались кочевники на верблюдах, не желавшие приобщаться к удобной цивилизации. Эти люди носили накидки, похожие на половички, с узкой прорезью для головы, с загнутыми низами, образующими карманы на животе и спине. А если склеить бока и уменьшить прорезь карманов, чтобы собранное не вываливалось – получится супер-рубаха! Спасающая от солнца! Позволяющая носить все свои запасы с собой! Выделяющая человека среди сотен голеньких урзов.

Не прошло десяти минут – и пацан предстал перед зрителями в белоснежном жестком наряде, а лодочники попадали, хватаясь за животы, надрываясь от развеселого безудержного повизгивания. Борька сам понимал: похож на огородное чучело, но моднявые ивонки5 с чуйсами6 почему-то остались дома.

Парень сел, переждал доказательство нечаянной популярности, и показал, как можно смастерить простецкий стакан. Если полоску коры склеить короткой трубкой, а ко дну приделать кружок, получится очень удобная посуда под молоко. Такой стакан должен быть у каждого умного урза. Его надо мыть и хранить в кармане своей рубашки. А иначе можно нарваться на какую-нибудь инфе… Заболеть, умереть, одним словом.

– Что такое бореть-помелеть? – с опаской спросил старик.

– Ну, когда я упал, заболел.

– Потому что был без стакана?

– Без воды, без одежды, без шапки. А подумайте, если склеить другой, большущий стакан, – Борис начертил на песке, – а сверху приделать ручку… – парень окинул взглядом материал вокруг лодки, – из прочной лианной веревки, будет у вас ведро, легкое и удобное. Огородники меньше устанут, поднимая воду на гору. А если, когда надумаете пробираться через долину до большой широкой реки, ее хорошо видно сверху…

Картинка: два острова, озеро, на востоке река с волнами.

– Возьмёте с собой много ведер, заполните все водой, таким образом не засохните.

На новом изображении, довольный урз мок в посудине. Это лодочников озадачило. Не то, чтоб кто-то планировал аварийную эвакуацию, но все новое интригует.

– Я толстый, не уберусь, – с сомнением заметил Гнор.

– Для бывалых людей можно сделать повозки из ваших лодок, если к ним приспособить колеса. Колесо – это крепкий кругляш, вырубленный из дерева, крепится на оси. В лодках много воды увезете, вот и будете мокнуть по очереди. У реки колеса открутите, поплывете на юг или север, куда душа пожелает. На берегу найдете безопасное сытное место, построите новый город.

Рисунки один за другим ложились на влажный песок.

– Ты позабыл про ингов, – нахмурился неблагосклонный лодочник, толщиной с земной баклажан. – Злые инги поделки раздавят и от нас ничего не оставят.

Боря не забывал. Он напряженно думал. Сначала представил шеренгу урзов с горящими факелами. Может быть, огонь отпугнет быкоподобных сфинксов? Потом понял: островитяне до сих пор не знают огня. Или знать его не хотят. Потому что сами горючие. Хорошо было нашему пращуру приручать горячий цветок: обжегся и поумнел, впредь будет поосторожнее. Человек почти не горит, урз вспыхивает мгновенно. Боря этого не видал, но все равно догадался.

– Похоже, инги разумные? С ними можно договориться? В сторону отойдут и нас до реки пропустят.

– Договариваться? С животными? Ступай на дойку, калякай, а мы издали полюбуемся.

Это глупое предложение совсем осрамило Борьку и все его изобретения. Бригада взялась за лодку, а парень сложил в карман топорик, ножи, веревку – кто знает, вдруг пригодятся? Подумал, отрезал длинный белоснежный кусок бересты, свернул рулоном. На нем напишет самое главное, что может утратить память. Когда найдет, чем писать.

И Боря ушел печальный, с прискорбием понимая: знания цивилизации не дают ему в каменном веке заметного преимущества. Аборигены держат космонавта за болтуна, весь город над ним потешается. Может быть, бессмысленно вдалбливать в примитивный, не развитый мозг открытия, до которых постепенно сами додумаются? Если выживут после бури.

Кстати, буря… Он мог бы сбежать, если очень бы постарался, затаился в лесу в одиночестве. Но вдруг здесь погибнут Арсеньевы? Развивающимся яснознанием, парень чувствовал близость друзей, видел Лизу, просящую помощь. Потому оставался на острове.

Но сегодня шквала не будет. И птички поют, и слабенький, разомлевший в жаре ветерок ласкает горячие щеки. И пустыня… Пацан оглянулся. Тонкий лодочник не работал. Напряженно смотрел на рисунки, обдумывал, запоминал. И Борис с тайной гордостью понял: «Этот день проживаю не зря!»

***

Спортивный зал «Супермена» – не лучшее место для встречи босса и подчиненного. Но мерзкий цикнот… Уп-с, как там? Величайший Гений Вселенной проверяет спортивные качества захваченного Буланова, намеренно унижает пернатого Пикарида. Мальчишеская фигурка в спортивном белом костюме раз за разом взлетает в воздух, отталкивает ногами упругую сеть батута, крутит дерзкое сальто-мортале. Отвратительно.

– Великолепно! – Мурзлингер прыгает на пол, от избытка юной энергии крутится колесом. Встает на весы, проверяет давление с сердцебиением: – Хоть бы что! Ай да парень с Земли! Мои доктора протестировали новеньких с «Супермена». Отличные показатели. Каждого, если надумаю, можно будет легко продать. Очень выгодно, даже бабку.

Толковая мысль. Но радостное веснушчатое лицо и звонкий голос подростка раздражают черного гера.

– Сомневаюсь. – Пернатый отводит полуприкрытый взгляд в самый далекий угол. За завесой мальчишеских глаз прячется ум стервятника. Нельзя допустить, чтоб Мурзлингер читал в его голове, словно в открытой книге. – Пропавшие слишком известны. Их ищут отряды спасателей, добровольцы, космополиция.

– Когда нас это смущало? Кроме ближних планет есть дальние, Гуцонда и Офакриз. Гуманоидов разбирают в частные зоопарки, устроим аукцион.

У Пикарида руки покрываются липким потом. Черноперый сфинкс распрямляется, с достоинством перекрещивает на груди тяжелые мускулы. Но ладони прячет подмышками. Когда Мурзлингер связался с криминальными коллекционерами, похожими на древних ящеров? Кого еще предложил? Почему открыто рассказывает? Будто каверзно намекает: «И ты, мерзавчик, брыкаешься в моей безраздельной власти. Что хочу с тобой, то и сделаю!»

– Эй, о чем задумался? Брось! Все равно меня не передумаешь. Вызываю на бой!

Мальчишка скачет пред Пикаридом, закрывая лицо воинственно сжатыми кулаками. Это вроде бы бокс? Забава тупых драчливых землян? Да я тебя одним пальцем… Вдруг – бац! Накаченный сфинкс летит безвольным мешком через плечо подростка! И бухается на спину, неловко раскинув лапы.

– Рехнулся? В боксе бросок?

– Хоть подсечка! Мой принцип – победа, а не возня по правилам!

Борис-Мурзлингер хохочет, не весело, с наглым вызовом, сквозь земное лицо проступают гаденькие черты обрюзглого маракаска.

– Славненький организм, фонтанирует радостью юности! Никогда так в жизни не прыгал! Зачем его продавать? Оставлю себе.

Пикарид не спеша встает, отряхается:

– Не советую, не солидно. Воротилы Большого Космоса не станут вести дела с сомнительным недоростком.

За практичным советом кроется желание отомстить, спихнуть драчливого Борьку в зверинец гуцондского крящера. Чем скорее, тем лучше. О мести виновнику всех проблем он подумает в отдалении, потом, в закрытой пещере.

– Узко мыслишь. – Мурзлингер запрыгивает на беговую дорожку. Ни на миг не сбивая дыхания, набирает темп, сыплет доводами: – Мне мальчишка будет полезен для возвращения молодости. Чем шустрее мускулатура, тем активней работает мозг – взаимосвязь доказана. Да и сам по себе волчонок, если вдуматься, перспективный. Наследственный астронавт, единственный отпрыск Булановых, знаток бортовой мозготроники звездолетов Земли и Брутелло. Несмотря на щенячий возраст, допущен к самостоятельному управлению кораблями, уже награжден медалью «За спасение экипажа». Айтишник высшего класса. Побегает по пригоркам, набьёт шишек и успокоится. Со временем приручу. Захочет вернуться в тело – станет моим помощником. И Арсеньев баб не отыщет. Два-три раза умрет-воскреснет – сообразит, где лучше. Мне пилоты нужны.

– А мои…

– Твои свистуны деградировали! – Жесткий взгляд откровенно копается в мозгах вспотевшего сфинкса. – И у тебя под перьями былая сноровка выветрилась. О мелких мошенствах думаешь, о нищенской местной торговле.

Взгляд смягчается до презрительного. Пикарид переводит дух и как можно более глупо, угодливо улыбается.

Лицо «Вершителя судеб» проступает еще сильнее сквозь мальчишеские веснушки:

– Помни, предупреждаю – не протягивай когти к новеньким! Кстати, к девчонке тоже. Блок контроля сознаний не находят ее на острове. – Опять рентгеновский взгляд. Чёрный гер пожимает плечами. Впрочем, на «вздорных бабах» Вершитель не заморачивается. – Хочешь взглянуть на Арсеньева? Экспонат экстра-класса.

Мурзлингер выходит и возвращается в теле… Мощного маракаска, зеленовато-бурого, с оголенным бугристым черепом, узким поджатым ртом. Маленькие глаза прячутся под тяжелыми полуприкрытыми веками, переломанная переносица выдает опасное прошлое. Баранда Брокура, покачиваясь после долгих недель неподвижности, подходит к железу, играючи поднимает пудовые гири.

Сфинкс раздавлен. Смотрит на собственное недостижимое тело… Его тянет к нему, пальцам хочется прикоснуться к бицепсам-трицепсам… Но нельзя. Ответный удар переломает челюсть. Без приказа Мурза – кулак сработает автоматически. На уровне агрессивной подсознательной настороженности.

Бывший космопират осторожно отходит в сторону. И делает вид, что слушает болтовню о необходимости поднимать «свистунов» из карманов, каждому задавать усиленную нагрузку. И даже о благотворном влиянии импульсов Гения на извилины поглупевших в чужих телах подчиненных.

– Почитаю за честь… Благодарствую… – цедит сквозь зубы сфинкс.

А сам исхитрённым, раздвоенным под пернатой шапкой сознанием, пытается догадаться: о чем молчит скользкий тип? К чему этот цирк? Выбирает новую оболочку? Ясно, женщинами побрезгует, а присвоить Брокуру может…

Пикарид уходит озлобленный по мерцающим коридорам плененного корабля. Мурзлингер что-то меняет. Но что? Сохранит жизнь соратникам? Или погубит вместе с не нужными, отработанными?

Буланова надо выловить. Изолировать за толщей камня. Девчонка-гера поможет, она и станет приманкой.

Встречный робот выносит из склада открытый короб с мозгютерами. Гер «нечаянно» дергает крыльями, короб падает, легкие кубики высыпаются и отскакивают.

– Прошу простить за неловкость. Надеюсь, вы не ударились? – бесхитростная железка наклоняется, собирает…

Крыло заметает мозгютер, руки прячут в сумку на поясе. Дело начато. Стравим Буланова с вероломным шакалом Мурзлингером…

Я влип по самые уши. Какую казнь мне придумают?

Теперь, в небывалом прикиде, Борька стал виден всем. Чем и решил воспользоваться. Забрался на холм и двинулся осторожно меж узких грядок, разделанных на террасках. Этого бы хватило, чтоб его заметили многие. Чтоб прибежали пощупать невероятное платье, с любопытством пошарить в карманах, примерить шапку-панамку. Но Борис усилил эффект. Он запел прекрасную песню, любимые всеми Арсеньевыми.

Тут надо сказать, пацан с семейством Елизаветы путешествовал не случайно. Полгода ребята жили на далекой планете Милене, которую космопроходцы готовили для заселения7. Но потом родителей Бори перевели на Бьянку, кишащую грозными хищниками, а Арсеньевым предоставили на Земле коротенький отпуск перед новым опасным заданием.

Вся компания отдыхала в живописном поселке Радужное, у хрустального синего озера. Оказалось, Арсеньевы любят и поют народные песни. Сядут, бывало, вечером после жаркого дня на крылечко, тут Виктор, большой, круглолицый, с коротким взъерошенным чубчиком над прищурами добрых глаз, вдруг заведет приятным оперным тенорком:

Вдоль по улице метелица метет,

За метелицей мой миленький идет;

Ты постой, постой, красавица моя,

Дозволь наглядеться, радость, на тебя!

В этом месте мальчишка смущался, ему постоянно мерещилось: отец намекает на дочку, на Борькино к ней отношение, тайное и растрепанное.

А когда доходило до главного: «Красота твоя с ума меня свела, иссушила добра-молодца меня», Борис краснел, отворачивался. И все-таки замечал: дядя Витя поет тете Лене. Он опять признается в любви, через тридцать лет после встречи. И маленькая Елена, белокурая, тихо-улыбчивая, замерев, сияет от счастья. И из глаз у них льется свет, вроде личный, но согревающий, ласкающий всю компанию. И любимую доченьку Лизоньку, и бесценную мамочку Аню, и вихрастого друга Борю. И было так трепетно-радостно внутри этого теплого света, что пацан не стеснялся и пел, подражая мальчишке Лоретти8, итальянские чу́дные песни. И соседи, что проходили по своим делам, останавливались, садились в саду и слушали, и усталые лица светлели…

Кому теперь до веселья? Но когда услышат Арсеньевы на инопланетном острове земную раздольную песню, все бросят и прибегут! Как он раньше не догадался?

Борис попробовал ноты, промурлыкал под нос: «До…ре…ми…» И уже смелей: «Ля-си-до!» И сам себе поразился. Нарочито или нечаянно, коварные похитители сохранили парню дискант, звонкий, густой, насыщенный переливчатыми звучаниями. Ну, была не была! Малый урз веерами раскинул руки, чтобы воздух, несущий звук, выходил свободно и звонко, и над островом полилось, радостно и взволнованно:

О синие выси! О вольные птицы!

Полет ваш могучий ночами мне снится.

Я с вами, с ветрами в пространствах парю

И взмахами крыльев пронзаю зарю!9

И работники распрямились, и оставив тяпки-лопаты с восторженным удивлением воззрились на малыша, идущего по огородам в дурацких белых надевках. Урзам многого не дано. Они не умеют петь, не знают веселого отдыха под гармонику, гусли, трещотки, не танцуют ночь у костров, а спят как поленья в сарае.

Но вдруг оказалось, эти почти первобытные «люди» умеют внимать прекрасному. Раздольная песня, созданная мечтательным человечеством, затронула души урзов. И они пошли за певцом, потянулись цепочками между обработанных черных земель, сбегались с улочек города. О если бы Боря знал! В этот миг он казался слушателям спустившимся с тучки ангелом, исторгающим сладкие звуки, волшебные, невероятные!

А пацан, торжествуя и радуясь, повел благодарную публику по откосам зеленого острова. И пускай ни слова о грезах российского космонавта никто в округе не понял, разве это самое главное? Сладкопевцу чудилось: он превращается в легкий лучик, поднимается к ясному солнышку! И скоро увидит всех обитателей Южного острова! И каждый увидит его!

О гордые птицы! Спуститесь, примите

Меня, человека, в иную обитель!

Я руки в бездонные выси тяну

И с вами, с ветрами в просторе тону!.. –

доверительно вывел пацан и сильнее зажмурил веки. Аплодисментов не последовало, последние звуки таяли, дрожали в кристальном воздухе. Борис отворил глаза, освобождаясь от чар льющейся в сердце музыки…

Продолжить чтение