Марго – маленькая королева

Часть первая. Маргаритка.

Ослепительная вспышка в небе от воздушного взрыва ядерного заряда затмила собою солнце, а следом ударная волна со страшной силой начала ломать и корёжить деревья, сносить дома и другие постройки. Раскалённая плазма в одно мгновенье уничтожила всё, что было, оставив от живых людей в эпицентре только тени. Кому-то не повезло ещё больше. Жар адского пламени в секунды добирался до них, на человеке в один миг вспыхивала одежда и люди успевали почувствовать жуткую нестерпимую боль, до момента наступления спасительной смерти. В такой ясный солнечный день ничего не предвещало беды, но ад всё-таки опустился на землю, но почему-то с неба. А начиналось всё хорошо…

Маргаритка проснулась как обычно, рано утром. Сбегала в ванную, приняла контрастный душ и, вытирая огненно-рыжую гриву волос полотенцем, прошла в комнату. Повертелась перед зеркалом – хороша. В отражении одна знакомая брюнетка с длинными волосами корчила смешные рожицы, а карие лучистые глаза отражали солнечный свет. Стройные ножки, растущие, как говорят – "от ушей", вызывали особую гордость. Ну и то место, из которого эти ноги росли, тоже не подкачало, спортивная упругая, приподнятая попка выпирала арбузиком при виде сбоку, и расширялась в нужном месте, если смотреть сзади. Мужики оборачивались вслед, а некоторые и ускоряли шаг, идя следом и пуская слюни, особенно в тёплое время года, когда одежда ничего не скрывала. Да что мужики, даже женщины и девушки завидовали такой грации. Грудь правда слегка подкачала, зато стояла, а не висела как уши у спаниеля, так что бюстик можно было и не носить, но иногда приходилось. Ну и одевалась Марго соответственно, не вульгарно, а так, чтобы лёгкими мазками подчеркнуть, а где-то и скрыть достоинства подтянутой спортивной фигуры, типа песочные часы. Не 90-60-90, а немного меньше, но всё равно в самую плепорцию. По крайней мере, из сорок четвёртого размера ещё не выросла. Рост выше среднего. Как-то даже в манекенщицы предлагали пойти, отказалась. Быть вешалкой для одежды не интересно. Хотя и походка как у модели, и сменить её не проблема, можно ради прикола и бёдрами повилять, да и не только.

Не зря же в детстве танцами занималась, а затем и восточными единоборствами увлеклась, каратэ до, стиль шитокан. До чёрного пояса немного не дотянула, начались проблемы в семье, переезды. Если бы пошла дальше, в профессиональные спортсмены, то добилась бы большего, но школа кончилась, а рукомашество и дрыгоножество надоели. Не то, чтобы совсем надоели, три раза в неделю Рита в зал к своему сенсею ходила, но только для поддержания формы, и для себя любимой. Зато оружие с детства любила, как холодное, так и огнестрел. А в пятнадцать лет познакомилась с одним интересным (немолодым) человеком, который и научил её работать с холодным оружием, сначала с ножом и кинжалом, а когда подросла и рука стала твёрдой, то с шашкой и саблей. Потому и карате забросила, тем более этому поспособствовал переезд в другой город и неприятные события в жизни, о которых не хочется вспоминать. Хотя зал нашла, ну и тренера – сенсея тоже. Не один раз с его бойцами на татами встречались, так что запомнил. Уговаривал поездить с его командой по соревнованиям и соответственно повысить свою квалификацию, не уговорилась. Так что упругость форм присутствовала, тем более в универе увлеклась биатлоном. Ну как увлеклась, с уходом старшего курса "физкультурников" институтская команда по биатлону "просела", и тренера стали искать разрядников на других факультетах, нашли Маргариту. Несмотря на успехи, больше всего её в этом виде спорта привлекала стрельба из малокалиберной винтовки. Но такой дисциплины в университете не преподавали, так что пришлось пойти в "мотострелки". Показав своему отражению язык, РитулЯ надела свою домашнюю одежду (топик и спортивные трусы), и собралась уже делать утреннюю разминку (разогреть мышцы, растянуться, "станцевать" ката), но вспомнила…

– Вот дура! Сегодня же воскресенье. Совсем замоталась с этой учёбой и работой, дни недели все перепутались. Вроде и не первокурсница, на будущий год диплом защищать, сессия только в мае. Спи – не хочу. А чего же тогда соскочила? Так тренировка же сегодня. Через неделю соревнования, на УРФО ехать, вот и собирают команду на лыжной базе, будем всю трассу проходить со стрельбой и штрафными кругами, всё как на настоящих соревнованиях. Но на базу нужно к десяти, а сейчас только семь доходит, хотя на улице ещё темно, всё-таки конец февраля. Тогда тем более можно спать, но поздно, трамвай ушёл, значит продолжаем как обычно.

Размялась, растянулась, вспомнила несколько ката. Хоть они и вбиты в подкорку, но со временем забываются, отходя на второй план. А чего тогда дальше делать? Выспалась, из дома выходить только через два часа. Позавтракала и занялась уборкой. Включила зомбоящик, и под утреннюю воскресную программу принялась пылесосить свою двушку, доставшуюся в наследство от бабушки. Закончила, когда начался утренний выпуск новостей. Хотя и не устала, но всё равно присела в кресло, узнать, что хоть в мире творится. А в мире творилось странное, и хотя он давно сошёл с ума, но до такой степени идиотизма и волюнтаризма ещё не докатывался. В Китае началась эпидемия, пришёл непонятный вирус, который мог распространиться по всему миру, но в России как обычно "хлопали ушами" и продолжали спасать мир от терроризма, бодаясь в Сирии с турками и гоняя по пустыне очередных бармалеев – выкормышей дяди Сэма. Отношения с "жопой мира" окончательно зашли в тупик. Пиндосы обвиняли во всех бедах Россию, из Москвы вяло отругивались и пугали пиндостанцев новыми супер ракетами и каким-то аналоговнетом. И с той и с другой стороны "клацали затворами", "холодная война" могла перейти в горячую фазу в любой момент. Ситуация обострялась, но дипломаты как-то договорились, и завтра должна была состояться встреча или саммит лидеров государств пресловутой "джи 8", 9 или 10, хэзэ кого они туда ещё напихали. На ООН все давно забили, мнение "папуасов" основных лидеров никогда не интересовало. Президент Франции дал гарантии и обеспечивал встречу, на которую первые лица должны были вылететь уже сегодня, чтобы поговорить "без галстуков".

Закончив с уборкой, Маргаритка заплела свои роскошные волосы в косу и стала собираться на тренировку, покидала в спортивную сумку комбинезон, термобельё и красную спортивную шапочку. Остальное снаряжение дожидалось на базе. Последнее, что услышала из телика перед тем, как его выключить, это об авиакатастрофе, произошедшей в небе над Польшей. То ли столкнулись два самолёта, то ли в самолёт прилетела ракета или метеорит. Особого значения этому факту не придала, пропустила мимо ушей, вышла из дома и на автобусе доехала до лыжной базы. Переоделась и после разминки отправилась на старт. Стартанула удачно, шла в тройке лидеров и подбегала к первому огневому рубежу, когда это всё случилось. Последнее воспоминание – яркая вспышка в небе, затмившая собой солнце, а следом падение в бездну и сплошной туннель в темноте. Ощущения свободного полёта не было, был только ужас от падения в пустоту и ожидания удара о землю…

"Стою на асфальте я в лыжи обутый, толь лыжи не едуть толь я … ненормальный." И что это за хрень? Было одно солнце, стало два, бесконечный тёмный туннель и снова светло. "Травка зеленеет, солнышко блестит, ласточка с весною в сени к нам летит". Вот тебе и Пушкин. Хотя какой к чёрту Пушкин? Плещеев. Только и Плещеев тут ни причём. Но травка действительно зеленеет, солнце светит прямо в глаз, а ещё греет, на улице жара градусов двадцать пять, а я валяюсь в каких-то кустах, в шапке и "в валенках".

Первая мысль пришла. – Вот я вчера ужралась…

Вторая. – Но как? Я же больше года не пью ничего, крепче кефира, как говорится – "ни капли в рот, не сантиметра в …"

Зато остальные понеслись галопом. – Я чего, на травку подсела? Обкурилась и у меня глюки? Откуда в конце февраля – лето? Да ещё мурашки эти по всему телу щекочут и щиплются. Поза эта неестественная, – спиной вверх, и попа почему-то задрана выше головы. Осталось только штанишки спустить, и я ко всему готовая, особенно к приключениям на свою задницу. А ещё со зрением что-то не то, видно всё как в тумане. Первая мысль была, – что с винтовкой? Вторая…

Сползаю с кочки бочком, помогая руками, и провожу ладонью по глазам. – Так это же очки. Снимаю и концентрирую зрение на той кочке, на которой лежала…

– Вот же йокарный бабай, автогенбатыр, якорь мне в жо… Опупеть не встать, обос… и не жить. Я же на муравейнике. – Вскакиваю и падаю. Пытаюсь ещё раз, снова неудача.

– Да в рот компот кило печенья … Что со мной?.. Почему я такая неуклюжая?..

– Грёбаные лыжи… – Сажусь на попу и отстёгиваю крепления.

А вот теперь вскакиваю, но комфортней мне от этого не стало. Мурашки и мураши продолжали бегать по всему телу, а самые проворные из них казалось забрались во все дырки…

Охлопывая себя и размахивая палками, отбегаю на центр поляны, и начинаю быстро раздеваться.

Бросила палки, сняла перчатки, скинула винтовку (бегло осмотрела, цела ли), аккуратно положила на травку. Затем в темпе вальса стягиваю комбез, ботинки, далее термобельё, остаюсь в одном эластичном лифчике (прижать мою двоечку) и трусах. После чего начинаю судорожно отряхиваться от этих ползучих гадов. Руки, ноги живот и всё что спереди, а где достала, то сзади, вроде отряхнула. Всё равно ощущения не очень..

Огляделась вокруг. Поляна в лесу. Вроде никого нет, точнее не вижу. Хоть догола раздевайся и загорай. Была бы в деревне у бабушки, так бы и сделала, хотя похрен. Стянула лифон, потрясла им, обмахнула спину. Всё? Нет. Мураши-то фиг с ними, а если клещ, – сколько я на этом муравейнике в кустах пролежала? Сняла трусишки, осмотрелась, охлопалась, почесалась, стою, привыкая к ощущениям. Вроде всё. Ни клещей, не муравьёв. Только лёгкий ветерок обдувает кожу. Нервяк прошёл, и неприятные ощущения пропали. Хотя кое-где и чешется, но это ерунда, скоро пройдёт. Приеду домой, помажу какой-нибудь мазью. Вот всегда со мной так. Сначала паника, а стоит чуть успокоиться и подумать, как начинаю действовать рационально. На всякий случай встряхнула и осмотрела одежду, начала одеваться.

Но успеваю надеть только трусишки и лиф как, "вдруг откуда не возьмись, появился Мойдодыр".

Какое-то кривоногое чучело в непонятной хламиде вываливается из кустов неподалёку и сперва пялится на меня как на "тень отца Гамлета", затем нюхает воздух, подходит ближе и молча начинает "заигрывать"…

– Эй, мужик! Ты чего вылупился? Голую чувиху никогда не видел? Точнее полуголую. – Вступаю я с этим гомункулом в контакт.

– Ты чего молчишь? Не русский? И хватит в меня своей кривой палкой тыкать…

– Этого ещё не хватало! А ну, быстро руки убрал! Ноги протянешь! – отмахиваюсь от его притязаний.

– Всё. Теперь, ты, меня точно достал! – Начинаю знакомиться с непонятным челом в понятной для него форме. На языке жестов – ударов и блоков. А ничё парниша, удар хорошо держит, и палкой своей отмахивается вполне профессионально. Вот только не на ту нарвался. Я тоже не пальцем деланная, и с "пальмой" работать умею. А если так? А вот ещё получи. Ага, завёлся, рассвирепел, решил меня на свой батог насадить. Выпад. Ухожу в сторону. Подбив. Расслабляющий. Всё, теперь "пальма" у меня, так что потанцуем, Джеки Чан ты мой, недоделанный. Голова. Живот. Ноги. Снова башка. Ну, вот и поплыл. Теперь точно готов. Добивать уже не буду, а то можно убить или покалечить. Сиди потом на цугундере из-за этого козла. Хотя за этого много и не дадут. Наверняка бомжара какой-нибудь, да ещё и немой.

– Ну и чё ты скулишь? Больно тебе!? А я говорила, не лезь, извращенец куев. – Проявляю я милосердие к поверженному маньячиле. Хотя, может он и не маньяк, а действительно голую бабу давно не видал. Нормальная мужская реакция, на особу противоположного пола, да ещё в неглиже, по крайней мере, правильная.

Но хоть душеньку отвела, истерику свою успокоила, размялась. А руки ему придётся его же верёвочным поясом связать, от греха подальше, шустрый малый. Связала. Так-то оно лучше будет. Ну пусть полежит, пока, и башка у него пройдёт, да и отбитый ливер тоже, а я дальше одеваться продолжу. Термобельё комбез и ботинки надела, а теперь ещё бы понять, куда я попала, да и "языка" расспросить. А то предчувствия у меня нехорошие, и домой я сегодня вряд ли уже попаду.

Начнём с места имения. Та-ак, что мы имеем? Приземлилась я своей пятой точкой точно в центр кучи, ага, вот и отпечаток попки. Причём летела явно не с Луны, а падала метров с двух или трёх. Да и посадка была мягкой, судя по состоянию организма. Я ещё понимаю, сесть попой в сугроб в феврале – это нормально. А начать падать зимой в снег, и приземлиться в лето на травку, да ещё оказаться в интересной позе… Где логика? Пизсец. Запуталась. Ладно, пойдём другим путём. Поспрошаю у аборигена, – кто он? И из какого отряда?

– Мужик, ты кто? – нет ответа.

– Ты немой?

– Глухой??

– Глухонемой???

Да как же мне с этой чуркой глазастой разговаривать? Воняет ещё от него. Хотя нет, не воняет. Просто пОтом несёт и ещё чем-то. Короче, мужиком пахнет, настоящим, а не смесью педика с дезегаром. Нет, дезика с перегаром, просто оговорка по Фрейду. А вот одёжка у него я скажу… Хуже чем у наших бомжей. Он что, помойку не нашёл? Ну, раз кто он такой говорить не хочет, и одевается от кутюр, будет "Бич". И что дальше? Куда податься? Кому отдаться? Пить хочется, а лучше выпить. Шандарахнуть стакан водяры, чтобы мозги встали на место, и всё стало ясным и понятным. И где я, и кто я, и как тут очутилась. Значит что? Решаем первый вопрос философии. Где достать водку? Чтобы не задумываться над смыслом жизни. Или хотя бы воду, а то что-то уж сильно в горле пересохло.

– Эй, Бич. Где воду найти? Знаешь? – Показываю жестами, что хочу пить. Щёлкаю пальцем по горлу и запрокидываю голову. Вроде понял. Лохматой башкой своей закивал..

– Тогда пойдём. Встать. Руки в стороны. Ноги на ширине плеч. Начинаем утреннюю зарядку. – Поднимаю его за шкварник, и показываю какую позу принять.

– Стоять, я сказала. Ты чё думал, в сказку попал? Я одна что ли всё понесу? Помоги бедной девушке, по-братски. Вот и умничка. – Одну лыжину в рукава вставила, теперь вторую, палки также с двух сторон запихала. Верёвочкой к запястьям привязала, всё, можем идти. Хотя нет. Очки, шапку, перчатки, куда-то девать надо. Единственное моё имущество, не выбрасывать же. Сложила всё в шапку, перевязала верёвочкой, махонький узелок получился. Винтовку за спину, узел так в руке понесу. Вперёд и с песней.

– Топай уже, веди к ручью. – Хлопнув по плечу "аборигена", посылаю его на хутор.

– Ну да, неудобно. Зато по лесу далеко не убежишь. В чистом поле можешь разбежаться и взлететь как самолёт. А распятым между деревьев бегать неловко. – Разговариваю я с человеком, в надежде, что он меня понимает.

– Шнелль. Гоу, гоу.

– Не поняла? Ты, чё башкой закивал??

– Sprechen Sie deutsch? – Теперь своей бестолковкой из стороны в сторону замотал, вот же немтырь бестолковый и по-немецки не понимает.

– Do you speak english?

– Yes, madam.

– Слава тебе, Господи! Услышал мои молитвы. – Дальше разговариваем на английском.

– Ты янки или томми? – уточняю я национальность аборигена.

– Я эйриш. – Поясняет он. Ещё бы понять, где эти эйриши обитают?

– Ирландец что ли? Бог-троппер? – вспоминаю я свои достижения в английском, как-никак на истфаке учусь.

– Да, ирландец.

– Звать тебя как? Имя?

– Леон. – Просто представляется ирландец. Значит не из графьёв.

– Лев значит? Лёва. Ты Скарлетт О Хару знаешь? – пытаюсь я найти общих знакомых.

– Да.

– Точно знаешь? Не врёшь? – переспрашиваю я.

– Да, знаю. Их семья в соседней деревне живёт.

– А меня Рита зовут. Рита О Хара, – зачем-то добавляю я.

– Риган? – Переспрашивает Леон.

– Да, по вашему Риган. – Нехай буду Риган, если ему так созвучней. Хоть маленькой королевой назовите, только на трон не садите.

– Развяжи меня Риган О Хара, ради святого Патрика. – Просит Леон.

– Хорошо, раз ты Скарлетт знаешь, развяжу, но лыжи всё равно ты понесёшь. – И добавляю уже на русском, глядя ему прямо в глаза.

– "Нет ребята, пулемёта я вам не дам", винтовка при мне останется, хотя патронов и не лишку, но башку я тебе если что прострелю, да и дружкам твоим тоже, ежели странное задумаешь и в засаду меня приведёшь.

– А ты откуда взялся в лесу? За грибами пришёл? – задаю я наводящий вопрос.

– Нет, за ягодами. – Сходу отмазывается Леон.

– Не ври мне. Это я из п…ы на лыжах, – а ты то что за хрен с бугра? – Добавляю я идиоматических выражений.

– Прячусь я тут. – Признаётся ирландец.

– От кого?

– От хозяев сбежал.

– Ты раб, что ли?

– Нет, с фабрики. – Немного проясняет он ситуацию.

– Ладно, по дороге расскажешь. Идём. Лыжи неси и палку свою суковатую не забудь. Сильно она тебе помогла? Скажи спасибо, что я тебя твоей же дубиной по башке навернула, прилетело бы рукой или ногой, до сих пор бы в отключке валялся.

– Спасибо большое, моя госпожа, – кланяется Леон, – ещё раз простите миледи. Я помочь хотел, на голос пошёл.

– Ты же прятался, говоришь? Ищут тебя. – С подозрением смотрю на него, прищурив глаз.

– Да, ищут, но не вумен же.

– Логично. Долго подглядывал? – интересуюсь на всякий случай, хотя и так всё понятно.

– Так я это… – краснеет Леон – одним глазком всего.

– Одним глазком он… Во все шары поди пялился. Что, вумен давно не видел? – Лёва краснеет ещё больше.

– Такую как вы мэм, в первый раз увидал. – Признаётся он.

– А напал чего? Странное чего удумал или изнасявкать захотел?..

– Ну, я… – замямлил ирландец.

– Обушком по голове и е.. пока тёпленькая? Убить, ограбить и убежать? Признавайся! Где твоя банда?! – резко наезжаю я.

– Нет, что вы, мадам. Один я. Просто понять хотел, откуда вы здесь такая бьютифул… – Упс. А ведь точно. Отмазка "из пи…ы на лыжах" уже не прокатит. Значит и мазаться не буду. Замнём эту тему.

– Понял, когда по башке получил. Сразу дошло. Ладно, проехали. – Упаковываю лыжи и вручаю Лёве. – Всё, веди меня к ручью, Сусанин, дринк хочу.

Пока ширина тропы позволяет, идём рядом и беседуем о пустяках. Я практикуюсь в разговорном английском, а Леон чуть ли не облизывается от удовольствия. Прямо как мартовский кот или майский лев. Не знаю, когда у львов в саванне брачный период. Но вскоре тропинка сужается и приходится идти в колонну по одному. Знаю, что Леон предпочёл бы идти следом за мной, но пускай обломается, ему дорогу нужно показывать.

А вот и очередная поляна, а так же протекающий по ней ручей, хотя скорее лесная речка. Вода студёная, где-то видать ключи бьют. Напилась, умылась, причёску поправила, теперь бы ещё в кустики сходить.

– Лёва, ты это, покарауль тут пока, я отойду, носик припудрю, вон в те кусты. – Хороший куст рос метрах в пятидесяти от реки. Дошла, пролезла внутрь, огляделась, вроде никто не подглядывает, присела. Ох, хорошо, как с родными повидалась. Нет, с этим беговым комбинезоном нужно что-то делать. Мало того, что в нём жарко, так ещё и неудобно. А ещё эта хрень промокает, продувается и не дышит, плюс к тому облегает в облипочку и расцветка попугайская. Вон как парниша на меня пялился, когда я в кустики шла, маленько глаза не выпали, а уж как слюни текли… Я это попкой чувствовать научилась. В общем, охренительный камуфляж. Цельный, с молнией на груди. Это мужикам хорошо, отошёл к дереву, ширинку расстегнул и всего делов. А нам, слабым женщинам, выёживаться приходится. Да ещё комары эти, вампиры-кровососы, всю попку себе отшлёпала, отбиваясь от этих тварей, весь кайф обломали. Нет, с одеждой что-то делать надо, однозначно. Ну почему я в своём разминочном костюме сюда не попала, вот он вещь, а это гуано надо при случае спрятать, иначе меня точно местные святоши и борцуны с нравственностью на костре сожгут. А ещё бы узнать где я? И в каком веке? Напрямую единственного союзника расспрашивать не хочу, мало ли что, ладно, прокачаем на косвенных. Язык он до Киева доведёт, а в данном случае возможно до Лондона, Дублина или Парижа. Хотя может и до Вашингтона или Нью-Йорка, эти ирландцы распространились по всему миру не меньше, чем китайцы в наше время…

Ну, вот, на минуту оставить нельзя. Что за растяпа? Не успела до ветру сходить, а этот пэдди опять вляпался, не в партию, так в дерьмо. Друзья в красных мундирах нарисовались, трое и все верхом. Двое при палашах и с мушкетами или мушкетонами, у капрала сабля и штуцер. Леон машет своей палкой, не подпуская к себе солдат, а те только ржут, скачут на лошадях, нарезая круги вокруг этого недотёпы. Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Негромкий хлопок, и один из солдат кулём падает с лошади с новой дыркой в тупой голове. Ещё выстрел, и второй вылетает из седла, запутавшись ногой в стремени. Зато капрал сориентировался довольно быстро, но успел только дёрнуться, развернувшись в мою сторону, коня на дыбы поставил. А зачем мне в коня стрелять? Жалко лошадку. Подождала пару секунд и стрельнула в башку. Мозги в разные стороны вроде не разлетелись, мелковат калибр, но за мозгами я не следила. Не до того было. Перезаряжалась и брала на прицел очередной кочан, выкинув из головы все мысли и стреляя по мишеням. Откуда такое зверство? Мою семью а потом и страну уничтожили англосаксы, – а я их жалеть должна? Нет уж, дудки. Всех убью, одна останусь, вы…у и высушу, до последнего сэра и пэра. Жалко патронов на всех не хватит, ну ничего, мы и на местный огнестрел перейдём, да и помощников себе найдём. Один уже есть. Вон бегает, сначала жмуров проконтролировал, а теперь лошадей ловит. Пока шла до места, он уже всех поймал, а последнюю начал привязывать к дереву. Шустрый малый. Только где бы был этот шустрик, если бы не моя мелкашка?

– Кто это был, Леон? – задаю я риторический вопрос.

– Солдаты. – Снова односложно отвечает ирландец.

– Да я вижу, что не матросы. Из какого полка? Случайно не из Южного Эссекского? – ворошу свои невеликие познания, почерпнутые в книгах.

– А ты откуда знаешь?? – подозрительно выпучился на меня пэдди. – Нет, эти из местных рекрутов – 46-й Южный Девонширский.

– От кэмела. – Шарпика я всего на десять рядов перечитала и сериал пересмотрела, а Шон Бин мой любимчик. Часто я фантазировала и представляла наши с ним свидания, а иногда он ко мне приходил, но жалко во сне, – о какой же это был кайф! Но это после долгого воздержания.

Мой бывший женишок на него как раз и похож был. Влюбилась в него без памяти. Молодая была – глупая. А какие письма он из армии писал, целый год его ждала, ни с кем из мужского пола не связывалась, только общалась иногда, хотя чуть на стены не лезла, злая ходила. Дождалась, вернулся, целый месяц как один день пролетел (медовый месяц, можно сказать). Жениться, гад, обещал, как только диплом получит, но не срослось. Ещё тем козлом оказался. Перед Новым годом застукала его с одной, проследила прямо до её общежития. Навела справки. Кто такая? Чем занимается? С какого факультета? Ну и наведалась в гости. В той же общаге подруга моя по сборной жила, она кстати и дала наводку. Вот вместе с ней и прошли в общежитие, поднялись на этаж, а дальнейшее уже помню с трудом…

Только вспоминаю, что отхватили оба, этот по колокольчикам и остальному своему гнилому ливеру и смазливой мордашке, а она по жопе, его же ремнём. Долго потом наверное не могли, одна сидеть, а другой трахаться. Думала после такого ментов на меня натравят, из универа попрут, только уже пофиг всё было, жить не хотелось… Но обошлось. Мачо из себя крутого мена всё строил. А как же, спортсмен, десантник, чёрный пояс по тхэквондо. А выхватил от беззащитной девушки. Сначала, когда я вытащила его за волосы из комнаты и начала воспитывать в коридоре, он думал, что я прикалываюсь. А когда пропустил пару маваши в голову и решил меня побороть, огрёб ещё больше, и хоть и был на десяток кило тяжелее, сдулся как проткнутый шарик или презерватив надутый. Пока это чмо валялось в отключке, ногой выбила дверь в комнату, привязала шалаву к кровати и отпорола. В том смысле что ремнём выпорола. Ничего, жопа жирная, мясистая, всё вытерпела, правда сидеть долго не сможет, да и лежать только на животе. А не хрен на чужое свой блядский рот разевать и жопу подставлять. Но на стакан я подсела конкретно, тем более Новогодние каникулы начались. Еле выкарабкалась. Хорошо добрые люди нашлись, помогли. Но ребёнка от любимого потеряла. Я даже не поняла сперва, что это было, вроде и задержка небольшая, недели две всего, Новый год, пьянки, гулянки. Заболел живот, потеряла сознание, очнулась в реанимации. А когда всё узнала… С тех пор и отношение к мужикам чисто потребительское. Захотелось, понравился кто-то, сняла, использовала, послала. В крайнем случае ещё пару раз встретились, если сильно понравился. А что, этим козлам можно разных девок иметь, а нам нет, сразу проститутками обзывают, причём даже не пацаны, а эти тупые сосалки, которые принцев ждут. Нехай ждут, а я их боев и френдов имела, и иметь буду. Правда за косой взгляд в мою сторону, или же за гнилые базары про меня, отхватывали все, независимо от пола. Так что уважали или боялись, но мне пофигу было, жила только для себя, делала всё, что мне нравилось, и чем было интересно заниматься. За исключением наркотиков и алкоголя, хотя и то и другое попробовала. На игле не сидела, а вот травку несколько раз покурила. Секс после этого был космический, но от иллюзий вовремя избавилась…

– Что делать будем, госпожа Риган? – отрывает меня от воспоминаний Леон.

– Ты давай, обыщи их как следует, оружие собери, пули порох, деньги, если есть. А я на стрёме постою. – Постояла, блин. Не успела отойти к дереву, как вывернуло наизнанку, согнув в пояснице. Хорошо хоть одежду не обделала, стиралки тут нет, а на руках долго. Снова к речке, прополоскала рот, напилась. Зеркальца нет, но в воде на своё отражение нагляделась. Вроде всё на месте, глаза, губы, нос. Всё моё. Ладно, пойду "маргаритовца" проконтролирую. У Тимура своя команда была, звали их "тимуровцы". Мне тоже нужно свою команду создавать, пусть будут "маргаритовцы", нет, лучше "охароцы" или архаровцы, так привычней. Точно, назову свою будущую шайку "архаровцы", и звания введу (младший архаровец, старший архаровец, главный архар), ну и будем бороться за свободу Ирландии, Шотландии и Анжелы Дэвис. Ладно, этим позже займёмся, пока нужно насучные проблемы решать. Ну вот, одна уже нарисовалась. Этот чудик всех жмуриков до гола раздел, теперь из вонючие вещи пакует. Вот же хомяк, одним словом – пэдди. Хотя это скорее не от жадности, а от бедности.

– Вот сам всё и понесёшь. Зачем тебе столько барахла, Лёва? Половину можно тут бросить. – Наезжаю я на напарника.

– Не я понесу, на лошадь навьючим. – Просто отмазывается он. Хотя чего тут усложнять.

– А сами на чём поедем? – рассматриваю я одну из зверюг рыжей масти, но ближе не подхожу, вдруг лягнёт или сожрёт.

– Пешком пойдём. Всё равно по лесу не разгонишься.

– Вот ты и пойдёшь, а я поеду. Чего встал? Навьючивай. – Снова прицепляю я стальные яйца (или что там у девочек) и беру на себя обязанности главнокомандующей.

Пока напарник занимался шмотьём и прочим скарбом, пробежалась по вооружению, боеприпасам и снаряжению, проверила седельные сумки. И что мы имеем с "паршивой овцы"? У рядовых какое-то старьё – пара мушкетонов, причём ещё с кремнёвыми замками. Ладно хоть у капрала штуцер, но тоже раритет, такие сейчас только в музее встретить можно. Хотя какой к чёрту музей? Я же в прошлое попала, если судить по форме и оружию. А может это реконструкторы какие-нибудь? Ага, с боевым оружием. Нет, я точно влипла. Ладно, подумаю про это завтра, а то так точно крыша поедет. Надо пока от лишнего скарба избавиться. Лыжи отпускаю в долгое плавание по речке, палки тоже. Вещи абсолютно бесполезные на данный момент, лето на дворе. Хотя и зимой они не для походов, ботинки кстати тоже, но не босиком же идти. Помогать Леону не стала, он местный, пусть сам всё и пакует, укладывает, а где у этой скотины багажник открывается, я не знаю. Да и наездница из меня, ещё та, но пройти в лыжных ботинках десяток или два кэмэ тоже не фонтан. Был бы моцик, я бы погоняла, а на таком девайсе… Но придётся осваивать, бананьев тут для нас нет. Пока хозяйничала, в голове крутилась одна мысль, которую я никак не могла ухватить за хвост. Помог Леон.

– Готово, мисс Риган, можем ехать. – Подходит ко мне ближе Лёва. – Вот только с трупами что делать?

– В реку скинь, пусть рыбок кормят, – на автомате отвечаю я. – Только брюхо каждому вскрой, чтобы сразу утонули и в дальнейшем не всплыли. – Вспоминаю я прочитанное в какой-то приключенческой книжке.

Уважительно посмотрев на меня, Леон только хмыкнул и занялся утилизацией. А когда хороняка спрятал всех жмуров и пришёл с докладом, тут меня и осенило.

– А чего эти солдаты в лес попёрлись, а Лёва? Уж не по твою ли грешную душу? В глаза мне смотри! – гипнотизирую его взглядом.

– Может и по мою. – Забегал глазёнками он.

– Тоже грибники значит. А ты чего такого натворил, что за тобой целый разъезд послали? А возможно и не один. Колись ушкуйник. – Спокойно продолжаю я задавать вопросы.

– Вздёрнуть меня хотят. – Признаётся напарник.

– За что???

– Знаю много чего. Тебе даже не скажу, а то на одной перекладине болтаться будем. – Так и не выдаёт он свою страшную тайну.

– Мы и так будем. Солдат-то я убила. Так что теперь мы в одной лодке. Ну и чего стоим? Кого ждём? Валим отсюда! Да поскорей.

"Ирландский лев" долго не запрягал, привязал к своей лошади уздечкой "заводную", на самую смирную взгромоздилась я, и мы поскакали. Поскакали, это громко сказано. Поначалу я сразу прилипла попой к сидушке, вцепившись в переднюю луку седла. Ещё бы не прилипнуть, такое ощущение, что ты сидишь на высоком заборе, а он ещё и качается и ты вот-вот приземлишься носом в землю. Посидела, успокоилась, привыкла, обхватив эту бочку ногами. Увидев мои округлившиеся глаза, проводник сразу взял моего скакуна под уздцы, и мы пошли. Сначала по руслу, вверх по реке, а потом звериными тропами вдоль берега. Ну а когда добрались до более менее приличной дороги, вот тогда и поскакали. Хорошо, что поначалу лошадь шла шагом, и я немного освоилась в седле, попривыкла к стремени, стала работать ногами, а не болтаться как бурдюк с простоквашей на крупе. Зато когда поскакали уже рысью, я прокляла всё на свете. Ну его к дьяволу, такой транспорт. Мало того, что эта скотина шевелится под тобой, идёт разным аллюром, не понимает команд, так она ещё и деревьев в лесу не видит. Могла бы хотя бы присесть, раз видит, что ветка низко висит. Почему я ещё и нагибаться должна? А зачем шоркать об дерево своим боком? Там же моя нога. Ладно у меня растяжка хорошая, а реакция ещё лучше. Успела вытащить ногу из стремени, хотя чуть не упала с кобылы. После чего пришлось ехать ещё аккуратней и медленней. Так что когда наступил вечер, и мы вышли к лесному озеру (моего скакуна снова вели под уздцы), я перекрестилась "левой пяткой" и попытаюсь спуститься на твёрдую землю.

– Грёбаный экибастоз!!!

– Да чтобы я … Ещё раз… Села на эту бочку…

Скатываюсь с коняги и на трясущихся ногах еле еле передвигаюсь в сторону водоема. Такое чувство, что это не я ехала на лошади а она на мне… Ноги колесом и вряд ли в ближайшее время я смогу их снова соединить, спину саднит так, будто позвоночник сломался пополам и впился в мое тело острыми краями, да ещё кобчик болит, отбила задней лукой седла.

– Чего ты ржешь, дубина пустоголовая, помоги раздеться, руки затекли и не шевелятся. – Наезжаю я на этого хитрого пэдди, уже на английском. И когда Леон вытаскивает меня из этого "скафандра" и снимает ботинки, старательно отворачиваясь, посылаю его на хутор…

– А теперь иди, лучше делом займись. И не попадайся мне на глаза, пока не скажу.

– Слушаюсь, моя госпожа! – Пряча лыбу, отвечает он.

Дождавшись, когда ирландец скроется из поля зрения, (вот же козёл, он ещё и издевается над бедной девушкой, все они одинаковы), полностью разоблачаюсь, на четырёх костях ковыляю к озерку и как бегемотиха заползаю в воду.

– Убля! – бедные мои ляжки, а также спина, икры и кобчик. И если спине становится легче, то ляжки натёрла основательно, кожу саднит. Но это ещё ерунда. Киску я тоже натёрла, слегка, а это вообще не айс, и теперь она покраснела и чешется, всё-таки зимний комбез не лучшая одежда для лета. Нырять и плавать пока не могу, просто лежу у берега и отмокаю в прохладной водичке, а заодно отдыхаю.

– А-а-а, какой кайф. Натёртую кожу перестало саднить, да ещё я везде почесала и потрогала, всё ли на месте. Вроде ничего не потеряла, так всё и было. Немного отдохнув и отмокнув, плыву до середины водоёма, ныряю. Вода чистая, прозрачная, так что глаза не закрываю. А ещё и закат. Красотища. Полежала на спине, расслабилась, чуть не захлебнулась, – дремсанула что ли? Вернулась к берегу. Водичка тут тёплая, порезвилась, побрызгалась, плюхаясь в воду. Так захотелось побыть девчонкой. Маленькой, как раньше. Побыла бл… слёзы навернулись, вспомнила, где я…

– Всё… Хватит. Заткнись – дура! – успокаиваю истеричку внутри себя. И ты Ритка не ной, расслабься и получай удовольствие. Не в первый раз такие "подарки" судьбы, должна бы уже привыкнуть.

"А привыкать приходилось, и не раз. До тринадцати лет всё было хорошо, просто замечательно. Первый ребёнок в семье. Как родители, так и другие родственники души в маленькой Маргаритке не чаяли, холили и лелеяли. Через четыре года появился младший братишка, внимания дочери стали уделять немного меньше, но и маленький смешной карапуз рос на глазах у девочки, так что кукол почти забросила, и когда малышу исполнилось полгода, под присмотром мамы, нянькалась с мелким. Живая кукла, чего ещё надо? Братишка рос, стоически переносил все ухаживания сестрёнки, сильно не ревел, а когда начал ходить, то играть с ним стало ещё интересней, но уже не как с куклой, а как с маленьким человечком или липутом, как его Рита иногда называла. Затем началась школа, а так как отец служил в армии, то и школы приходилось менять довольно часто, каждые два-три года, так что Марго быстро научилась сходиться с людьми, и заводить новых друзей и подруг для неё было не сложно.

Мама преподавала музыку, работая в клубах при воинских частях, или в музыкальных школах, если очередная часть располагалась в городе. Ну а Марго занималась танцами, и в свободное от учёбы время пропадала на стрельбищах и полигонах вместе с отцом. Когда майору Сомову оставалось пять лет до выслуги, семья наконец-то перебралась в большой город. Проживали правда на съёмной квартире, со служебной площадью были напряги, и целый год было всё просто отлично. А потом. Потом это случилось… Автокатастрофа. В легковую машину с родителями и младшим братом влетел лимузин с дипломатическими номерами и Маргарита осиротела. Родители умерли сразу, братишку увезли в реанимацию. Привычный мир рухнул в один момент. И хотя про смерть родителей сослуживцы отца Рите не говорили, но нашлись "добрые люди" – соседи. Так что когда одна сердобольная старушка, пожалев бедную девочку, посоветовала ей сходить в церковь и поставить свечки за упокой, Маргарита чуть не сошла с ума. Но бог миловал, она просто потеряла сознание. Детство кончилось в одночасье, и началась взрослая жизнь."

Ну и что бы я без такого помощника делала? В общем, пока я голышом отмокала в озерке, а потом стирала бельишко и искала подорожник. Он и скотину обиходил, и лагерь обустроил, и костёр развёл, а в медном котелке над костром, что-то булькало, и пахло едой. После принятой "ванны", я завернулась в плащ одного из кавалеристов, босиком прошла к костерку и уселась на одно из сёдел. Трусишки спортивный лиф и носки, сушились на кустах, а термобельё я позже надену, пускай проветрится.

– Как ночью дежурить будем? – спрашиваю я у Леона.

– Ночью спать надо. Завтра целый день ехать придётся.

– А если подкрадётся кто нехороший? Разбойники там, волки, солдаты? – не унимаюсь я.

– Кони предупредят, оружия у нас сейчас полно, отобьёмся. Стреляешь ты хорошо, дерёшься ещё лучше, мне тебя защищать не надо, а за себя я постоять смогу. – Успокаивает меня напарник.

– Долго ещё, и чем это так вкусно пахнет? – показываю я на котелок с кипящей похлёбкой.

– Еда, – пожал плечами Леон. – Через четверть часа должно поспеть. – Помешав ложкой в котелке и сняв пробу продолжил он.

– Ты бы шёл тогда, искупался, освежился с дороги, а я доварю. – Отсылаю я Лёву, чтобы он поскорее помылся. А то воняет от него как от скотины, не только своим потом, но и конским, вдруг что ночью получится, не хотелось бы с конём переспать.

– Ладно, схожу помоюсь. – Не стал мне перечить ирландец.

Пэдди уходит, а я быстренько надеваю термобельё, подглядывая за мужичком. А ничего парниша, крепкий и жилистый, его бы хорошенько отмыть, побрить, подстричь и приодеть, на человека вполне будет похож. И не дурак, да и шрам на спине явно от сабли, значит воевал. И не козёл вроде, по крайней мере, фору многим моим современникам даст. Помылся, поплыл, ну пусть поплавает, когда будет из воды выходить, подгляжу за ним, а пока чем-нибудь займусь. Помешала "еду", попробовала, полюбопытствовала, что там плавает, и занялась более важным и интересным для себя делом. Достаю саблю из ножен и примеряюсь к балансу. Помахала, покрутила восьмёрки, лозу порубила, вроде пойдёт, тяжеловата для моей руки, но жить захочешь, ещё не так раскорячишься. Посмотрела огнестрельное оружие, пытаясь определить год, или хотя бы век, в котором я очутилась. И если мушкетоны или тромблоны были ещё с кремнёвыми замками, то штуцер сержанта, уже с капсульным. Получается, что сейчас викторианская эпоха, – а вот год какой? Достала деньги, посчитала монеты, посмотрела, какой на них год. Самый новый шиллинг оказался 1848 года выпуска, на него и будем ориентироваться. По крайней мере, на дворе не средние века, тут сейчас какая-никакая а цивилизация. Между тем Леон наплавался и стал выходить на берег, никого не стесняясь. Подглядела за ним. Ого, и это у него ещё в нерабочем состоянии, а что будет, если этот инструмент встанет. Это я чего, уже захотела? Да и она тоже. Фига себе заявочки. Ладно, ближе к ночи разберёмся. А расслабиться как-то надо. Событийный сегодня денёк выдался.

– Эх, пусикапы… – Сладко потянулась я после ужина, стреляя глазками в сторону Леона.

– Чего? – Переспросил он, не поняв намёка, а также русского языка.

– Это я о своём, о женском, не бери в голову. – Поднимаюсь я с брошенного на землю седла, и прогуливаюсь по лагерю. Взглянув на кучу захваченного барахла, спрашиваю у пэдди.

– Сколько нам ещё идти, Леон?

– Четыре дня, – показывает он кисть с четырьмя пальцами.

– А скакать? – не унимаюсь я.

– С такой наездницей, дня два. – Скептически смотрит на меня Лёва.

– Я смогу. Просто в мужском седле мне непривычно. Может придумаешь что? – даю я потешить мужику его эго.

– Может и придумаю, только если лесами пойдём, всё равно быстро не получится, а на дорогах патрули могут быть. – Объясняет мне ситуацию Лёва.

– Тогда вот что барахольщик, – принимаю я командирское решение. – При себе оставляем только оружие, еду и пару одеял, остальное прячем неподалёку. Место найдёшь?

– Да. А зачем прятать? – удивляется подельник.

– Утром верхом поскачем, я уже немного приноровилась, всё равно так гораздо быстрее будет. Захоронку заберём позже, когда в эти места вернёмся. – Пресекаю я всякие возражения.

– Понял, – тяжко вздыхает ирландец.

– Куда хоть мы путь-то держим?

– В Ирландию, к друзьям.

– А число сегодня какое? А то я соображаю плохо, головой ударилась. – Чешу я затылок.

– Шестнадцатое или семнадцатое июня, но я и сам со счёту сбился, пока в кутузке сидел. – Так и подмывало спросить про год, но сдержалась.

– Понятно… – Тяну я, задумавшись. – Чего? – не поняв сути вопроса, спрашиваю я.

– Ты как в наши места попала? – повторяет свой вопрос Лёва. Упс. И правда, как? Замнём для ясности. Потом что-нибудь придумаю.

– Долгая история, при случае расскажу, так что иди пока, место готовь. – В очередной раз отсылаю я хитрого пэдди, чтобы не задавал неудобных вопросов.

Пока рыжий «еврей» копал яму, что-то там вымеряя и отсчитывая "пять шагов на север от старой берёзы", я перетаскала всё оставшееся барахло, попутно отсортировав кое-что интересное.

Ну а когда всё спрятали, завернув в плащи, я и термобельё простирнула, уединившись в заводи за кустами. К утру точно высохнет, да и проветрится, всё-таки без мыла стирала. Ирландца я в караул определила, наказав разбудить меня через три часа. Кони конями, но "человек с ружьём" гораздо лучше будет. Была мысль использовать его на двести процентов и удовлетвориться душой и телом, но её я отринула. Пускай знает своё место, на дворе середина девятнадцатого века, а не начало двадцать первого. Может неправильно понять, а потом растрепать кому непопадя, так что обойдусь. Послав напарника в караул, заворачиваюсь в одеяло и повернувшись к озеру задом, а к лесу передом, пытаюсь уснуть. Одеваться больше не стала, стесняться некого, этот пэдди меня всякую видел, встану на пост, тогда и оденусь.

Заснула практически сразу, умаялась за день, да и скачки эти вымотали хорошо. А потом сон приснился, хороший такой, из той жизни. Как будто я ещё маленькая девочка, приехала на лето к бабушке (папиной маме) в деревню. Играем с местными ребятишками в казаков-разбойников, в ковбойцев и индейцев, купаемся, загораем, ловим рыбу. Лес, речка, пляж с мягкой изумрудной травой, яркое солнце, плывущие по небу облака, красотища. Все мои ещё живы, я гуляю с братишкой, весело шлёпающим по лужам, после короткого летнего дождя, улыбающееся солнышко, неугомонные воробьи щебечут и купаются в тёплых лужах. И вдруг… Ясное голубое небо резко темнеет! Налетает страшный порывистый ветер, который с корнем вырывает деревья и гонит по небу чёрные тучи, какая-то неведомая сила подхватывает брата и тянет в бездну. Пытаюсь удержать его! Но где там. Его ладошка выскальзывает из моей, он громко кричит, в глазах застыл леденящий ужас, брат зовёт меня за собой. Я тоже кричу, но даже звука своего голоса не слышу, а потом просыпаюсь от собственного крика…

Вот тебе и отдохнула, кони – лучшие караульщики. Пробуждение было «приятным». А как же без этого. Оказаться голяком, утром в компании десяти здоровенных мужиков с «благородными» намерениями, написанными на их глумливых рожах, это ли не мечта каждой добропорядочной самаритянки. Ну, что же, остаётся только расслабиться и «получать» удовольствие или просто получать по организму. Как говорила Рэд Шапочка, «лучше десять раз по разу, чем ни разу, десять раз». Сама виновата, расслабилась, вот и будешь получать. Нашла приключений на свои вторые девяноста, хотя себе-то не ври, там и восьмидесяти не будет. Что со мной будет в ближайшее время – понятно. Поговорят и «отпустят» на все четыре стороны. Благородные англичане, сэры, пэры и джентльмены. Это благородство у них аж с клыков капает. Особенно вон у того офицерика «глазами так и зыркает» и взгляд у него нехороший, как у шакала. Он то и будет первым, дорвавшимся до «комиссарского тела», а потом и остальные подтянутся. Дёргаться бесполезно, два красномундирника заломили руки, поставили на колени. Стою – боюсь, да ещё и дрожу, то ли от утреннего холода, то ли от выброса адреналина. И где этот Леон? Царь зверей. Недоделанный. Убежал? Или убили? Ладно, пока не дёргаюсь, жду, о чём спрашивать будут. Голова опущена, глаза держу долу, как порядочной девочке и положено. Может поговорят и отпустят? Хотя эти отморозки вряд ли, служебное рвение, плюс беззащитность жертвы, ну и безнаказанность. А вот насчёт безнаказанности, это мы ещё поглядим.

– Кто ты такая и что здесь делаешь? – спрашивает офицер. Отвечаю односложно, стараясь дать как можно меньше информации к размышлению.

– Риган, спала я. – Хлюпаю носом.

– Я не спрашивал, как тебя зовут, маленькая сучка, я хочу знать, – где мои люди? – повышает он голос.

– Какие люди, сэр? – включаю блондинку.

– Ты издеваешься, шлюшка? – получаю удар стёком по голой спине. – Вот же их кони.

– Я, правда, не знаю, сэр, меня схватили трое солдат. Изнасиловали. Потом я уснула. Проснулась, тут вы. – Захныкала я, пуская сопли и слёзы. Шакал задумался.

– Олли, разве такое могли сделать солдаты нашего славного полка? – строго спрашивает офицер.

– Никак нет, сэр. – Отвечает прокуренным басом кто-то, стоящий за моей спиной. – Скорее всего, эта шлюха сама предложила свои услуги за деньги, а теперь наговаривает.

– Вот видишь, сучка, выходит ты мне наврала, значит наказание уже заслужила. А ну, говори правду, и знай, я умею развязывать языки, у меня и не такие в ногах валялись, вымаливая прощение.

– Но сэр? – Умоляюще гляжу на Шакала. – Меня и правда, схватили. А потом… Потом мы договорились, но только с одним, и один разик, – вздыхаю я. – Но они меня все по очереди поимели, причём не по одному разу и денег мне так и не заплатили.

– Что скажешь, Олли? – под глумливые ухмылки и гогот остальных задаёт вопрос офицер.

– Такое вполне в духе старины Джеймса, сэр, но эта бродяжка всё равно нам соврала. Да и как пить дать она что-то не договаривает и скрывает. – Озвучивает своё мнение собеседник молодого офицера, скорее всего какой-нибудь сержант или капрал.

– Раз соврала, мы её хорошенько накажем, я вижу она это любит, а потом продолжим допрос, и если она снова будет лгать и запираться, то накажем уже основательно. Ведь "кошка" у тебя с собой, Олли. Ты её не потерял часом? – ехидно ухмыляется Шакал.

– Как можно, сэр. Я с этой "девятихвосткой" практически неразлучен. Хотите, чтобы я с ней познакомил эту замухрышку? Уж будьте уверены, после такого знакомства она нам всё выложит. – Снова глумится старый сержант.

– Возможно, но позже. – Отлаживает экзекуцию офицер.

– Я надеюсь, ты поняла, шлюшка, чего от тебя хотят? – тянет меня за волосы этот садист Олли, заставляя задрать голову вверх. – Так что прояви усердие, иначе на тебе целого клочка кожи не останется. Уж я постараюсь.

– Ползи-ка сюда, сучка, и для начала, хорошенько поработай своим маленьким ртом, заслужи снисхождение. – Манит меня к себе рукой "джентльмен", отойдя на несколько шагов в сторону.

– Отпустите её, – кивает он своим подручным.

– Шевелись, тварь. – Отпустив мои волосы и руки, придаёт мне ускорение сержант, смачным шлепком по заднице.

Вот он, момент истины, руки свободны, пистолет у Шакала за поясом, сабля на боку в ножнах. Ещё бы отвлекающий маневр, а то все уроды столпились вокруг, и смотрят, как я по-кошачьи, сверкая глазами, на четвереньках ползу к офицеру, грациозно прогнувшись в спине и выпятив голую попку. Подползаю, встаю на корточки, протягиваю руки к промежности…

Выстрел!!!

Взмываю вверх, выхватывая саблю из ножен. Так как оружие зажато обратным хватом, разворачиваюсь влево, зато лезвие чиркает по горлу Шакала. Первый готов.

Не прерывая движения, перехватываю рукоять нормальным хватом и, сделав оборот вокруг своей оси, срубаю ещё одного солдата слева от офицера. Второй.

Разрывая дистанцию, выхожу из круга, попутно (обратным движением сабли), рубанув ещё одного недоноска, справа от меня, и поворачиваясь лицом к остальным. Третий.

Ещё выстрел!

Всё-таки остальные успевают схватиться за своё оружие, но первый, выхвативший палаш, валится на землю, успев отбить только парочку отвлекающих ударов, но от смертельного защититься не успевает. Четвёртый.

Ещё взвинчиваю темп, наседая на следующего, от клинков летят искры, рука начинает уставать, но всё-таки мой удар быстрее. Пятый.

Шестой успевает примкнуть штык к своему карамультуку, и лихорадочно пытается его зарядить, но поняв, что не сможет этого сделать, колет меня штыком. Первый выпад, второй, всё мимо, там, где я была мгновение назад, никого уже нет, а вскоре болезный получает поперёк спины, только не «окаянным отростком», а концом лезвия. Шестой.

Последнего урода ирландец закалывает на моих глазах, я же контролирую своих крестников, добивая подранков. Иду к озеру, отмываюсь от забрызгавшей меня крови, пытаюсь отыскать и почему-то не нахожу своё нижнее бельё, поэтому так и хожу с саблей и голышом, осматривая поле боя. Итого 10:0 в нашу пользу, пару нагличан Леон застрелил, ещё двоих зарубил. Подхожу к напарнику, и от избытка охватившей меня нежности, тройкой отработанных ударов, сваливаю его с ног. Бью, правда, в щадящем режиме, аккуратно, но больно.

– Ты где был, утырок? – Задаю я самый интересующий меня вопрос.

– "Простите меня, Марья Ивановна, я заигрался и случайно обделался", – что-то в этом роде стал канючить пэдди, начав нормально дышать, если его отмазку перевести на русский. – Я лошадей смотрел, потом по нужде отходил.

– С двумя стволами и палашом? Ты от кого там отбивался, от комаров? – буровлю его злым взглядом.

– Я захоронку делал. – Пытается слепить на ходу отмазку ирландец, но тут и ежу понятно, что врёт.

– Зачем? – не отстаю я.

– На всякий случай.

– Не зли меня, Лео! Иначе пожалеешь! – отхожу я на шаг в сторону, готовясь снести башку бывшему компаньону.

– Прости меня, госпожа. – Ещё ниже наклоняет голову болезный.

– Сбежать хотел? – всё ещё раздумываю я, срубить мне эту башку или нет.

– Но я же по честному поделился, себе только два мушкетона и палаш взял. Твою долю оставил. – Сознаётся в содеянном припёртый к стенке ирландец.

– И где эта моя доля?

– Там, в дупле. Рядом с тем местом, где мы вещи закопали. – Машет рукой Леон, показывая нужное направление.

– Почему тогда я в одном одеяле проснулась, а вокруг больше ничего не было, даже одежды? – слегка остываю я, расколов бедолагу.

– Я по-тихому решил смыться, а чтобы ты за мной не сразу бросилась в погоню, всё и спрятал. Не побежишь же ты голая. – Признаётся пэдди во всех своих грехах.

– Логично. А зачем ты вообще убежать решил? Мы же с тобой в одной лодке.

– Боюсь. – Удивил меня Леон.

– Кого?

– Тебя.

– Почему?

– Ты не Риган.

– А кто же я по твоему?

– Морриган!..

Интересное кино. Знать бы ещё кто это? Но какие-то мысли в голове зашевелились. Так что продолжим.

– Как догадался? – Решаю я не разочаровывать бедолагу в его заблуждениях.

– Не похожа ты на здешних вумен, и одежды на тебе странные. – Облегчённо вздохнув, немного увереннее отвечает Леон.

– Да, я из другой страны. А что это меняет? – Говорю я чистую правду.

– Страна тут не причём. Ты из другого мира. – В очередной раз удивляет меня ирландец своей проницательностью.

– Какого другого? – хочу я понять, о чём это он.

– Ты с неба пришла или из под земли. – Уставился на меня Леон с любопытством и… Не пойму, что за мысли бродят в его голове.

– Да ты охренел, болезный?! Я тебя вроде по башке не била. Откуда такие странные выводы? – перестаю удивляться я. Иду к своему лежбищу, бросаю ненужную уже ковырялку, поднимаю с земли одеяло и закутываюсь в него. А то этого пэдди точно кондратий хватит. Достаточно уже на меня налюбовался. Да и прохладно как-то стало, знобит меня что-то.

– Но ты же богиня войны!? Морриган… – заладил своё Леон.

– Может и богиня, а может и нет, – но почему обязательно с неба? – уклончиво отвечаю я.

– А откуда ещё?

– Да из тех же ворот, что и весь народ. Только умею и знаю больше других. А кое-кого и насквозь вижу. Ты зачем убегал? – не даю я расслабиться ирландцу.

– Не знаю. Испугался сильно. – Пожимает плечами Леон.

– А почему вернулся? – задаю я наводящий вопрос.

– Этих увидел, – кивает пэдди на трупы, – пошёл за ними.

– А зачем, ты, за ними пошёл? – продолжаю наталкивать его на нужные мысли.

– Помочь хотел.

– Чего раньше не стрелял? Я бы услышала, проснулась и убежала. – Пытаюсь разобраться я, в том, что произошло.

– А какой в этом смысл. Они наготове были, с оружием наизготовку шли. Могли и мимо пройти, не заметить тебя, спящую под кустом, а если бы побежала, точно бы заметили и догнали. Тем более офицер на коне был, – как бы ты убежала? – поняв, что его не собираются убивать, поднимается с колен Лёва.

– Логично. Ты, прям стратег. – Хвалю я ирландца.

– А кто это? СрАтег? – коверкает он непонятное новое слово.

– Не срАтег, а стратЕг – балда. Как бы тебе попроще объяснить? Мэн такой головастый, полковник штабной или генерал толковый. Короче – главнокомандующий.

– А, понял. Это как Наполеон, полководец типа. – Прилетело яблоко от Ньютона в голову Леона.

– Типа того. Продолжай дальше, Боанопартий. – Подхожу я к тушке офицера и забираю у него пистолет. Чтобы кое-кто сильно не расслаблялся.

– Когда понял, что они по следу коней идут, уже поздно было, да и трамблон у меня только один заряжен был, а расстояние большое…

– Значит на живца решил взять? – перебиваю я хитрого пэдди.

– Но я же не знал, что ты не богиня. А Морриган могла невидимкой стать или в свой мир улететь. – Искренне говорит он, смотря мне прямо в глаза.

– Ладно, проехали, "фишмен" недоделанный. Продолжай.

– Ну, а когда они тебя нашли, я второй трамблон зарядил, подкрался поближе и стал ждать…

– Чего?

– Когда солдаты отвлекутся, мушкеты в пирамиду составят, часовой опять же в твою сторону начал смотреть. Ну и когда эти все окончательно расслабились, я в часового и выстрелил, потом в сержанта, а дальше побежал тебе помогать.

– Спасибо. Помог. Только почему это ты думаешь, что сам решил вернуться? – подмигиваю я Лёве.

– А разве не сам? – Снова пугается он.

– Но я же богиня, хоть и живая. – Гипнотизирую его взглядом, смотря в правый зрачок. Леон начинает волноваться и проявлять беспокойство.

– Ладно, не трепыхайся, своих я не трогаю. Но это была твоя первая и последняя попытка меня предать или бросить. Ещё раз, и ты покойник, а в аду тебе очень жарко будет и "весело". – Предупреждаю я своего подельника, с которым мы теперь точно одной верёвочкой связаны и будем болтаться на одном суку, если поймают.

– Почему в аду? – удивляется Лёва, хотя и не сильно.

– Предателей в рай не пускают, можешь потом у иуды спросить.

– Мне и так туда ход заказан. – Обречённо вздыхает ирландец.

– Это почему? – уточняю я. Пока его пробило на откровенность.

– Грешил много. Людей убивал. – Признаётся Леон.

– Где?

– На войне. Где же ещё.

– Ты воин, убийца или палач? – продолжаю я выяснять подробности биографии ирландца.

– Я старый солдат. Капрал – Леон О Махоуни к вашим услугам, мэм. – Вытягивается он во фрунт и привычно щёлкнув каблуками, отмахивает воинское приветствие, приложив руку к пустой голове. – Теперь уж и сам не знаю, короне служил честно, – а вот тех ли я убивал? – Услышав фамилию – Махоуни, я чуть не прыснула от смеха, но после второй фразы, сказанной с душевным надрывом, сдержалась.

– Эти, все пешком шли? – показываю на жмуров, отвернувшись и уходя от скользкой для меня темы. Ну откуда мне знать, где и против кого воевал Леон. Этих войн и конфликтов было до Бениной матери и даже больше, и Британия везде совала свой длинный нос.

– Я же говорил, офицер на коне, остальные все пёхом.

– Понятно. А эти солдаты какого полка? – Хочу я расставить все точки над ё.

– Тот же Южный Девонширский. Из него и первые трое были. – Уверенно отвечает Леон.

– А ты откуда знаешь, что это Девонширский? Может совсем другой полк.

– Знаю… – С тоской произносит Леон. – Служил я там. Сбежали с приятелем.

– И где он? Приятель твой?

– Убили его, наверное. Я чудом ушёл… – Замолкает ирландец, уйдя в себя. В душу не лезу, знаю, что это такое, так что меняю тему.

– Пошли к захоронке, оденусь я, потом будем решать, – что делать? Хотя погоди. Приведи мне коня того офицерика, посмотрим, что у него в перемётных сумках есть. И себе подбери что-нибудь из одежды, либо из формы, переоденься.

Бельё шёлковое, запасная одежда. Пойдёт. Немного мешковата, но ничего, зато титьки не так заметно, и всё лучше, чем в попугайском комбезе или в одном белье гарцевать. Да и ботфорты эти офицерские большеваты, зато удобней моих лыжных ботинок. Ничего, потом ещё больше ваты напихаю в аккурат будут. Или портянки намотаю, носки шерстяные надену. Посылаю Лео за своим оружием и вещами, а тем временем переодеваюсь. Ну и снаряжаюсь как "маленькая разбойница". За поясом пистолет офицерика, на ремне сабля, штуцер сержанта приторочу на коня, а когда пэдди принесёт мою мелкокалиберную винтовку, закину её за спину, хоть и неудобно с ней по лесу, крепление не как у нормального оружия, но придётся мириться. Так что пять выстрелов за пяток секунд сделать успею, ну а вдвоём большую часть отделения срежем, если что, а дальше лотерея. Хотя перезарядиться вполне успею, если дистанция позволит. Жалко патронов очень мало, всё что есть, на прикладе мелкашки уместилось. Зато пару пистолетов приобрела, один штатный для офицеров британской армии – однозарядный, с капсульным замком; второй, хоть и уродец, но для ближнего боя пойдёт, хэзэ, что за модель и как называется, но зато шестизарядный, судя по количеству стволов, такие вроде как перечницами называют.

Долго задерживаться не стали, а забрав с трупов в основном боезапас и небольшую часть трофеев, верхом с двумя вьючными лошадьми, через полтора часа отправились в путь. Ранцы и оружие солдат, в основном мушкеты "Браун Бесс", Леон по моему настоянию закопал. Я ему разрешила только взять штуцер и снарягу сержанта, а то бы пришлось повозку арендовать, если все его хотелки реализовывать. И так у нас куча стволов разного калибра, к которым только порох подходит, а мушкетные пули перекатывать или переливать придётся. В общем, сначала позавтракали и кое-что сотворили, творчески поработав с уликами и создав антураж и декорации на месте "имения" шалунов, которых мы поимели. Также, забрав документы шакала, я надела его мундир и сапоги. Леон, переодевшись и сбрив недельную щетину, преобразился и стал при мне денщиком, оруженосцем, слугой и так далее. Путешествуем как Дон Кихот и Санчо с ранчо, только у Санчо вместо осла строевой конь. Ну и место преступления нужно было покинуть как можно быстрее, пока трупы не обнаружили и не объявили план "Перехват" и остальные мероприятия, хотя если их кто и обнаружит, то точно лёгким испугом не обделается. Сначала поскачем лесами, а когда выйдем на "большую дорогу", придётся ночи дождаться. Путь наш лежал на родину Лео в Ирландию, где живёт много диких обезьян и водятся зелёные человечки, лепреконы и прочая нечисть. А дальше у меня в планах было развернуть партизанское движение, организовать народ на борьбу с апартеидом, и поднять знамя Патриса Лумумбы и Че Гевары. Кубу захватила небольшая шайка революционеров, – а мы чем хуже? Выкинем нагличан из Ирландии, потом из Шотландии, Уэльса, и останется одна старая добрая Англия.

"Ненавижу этих тварей. Из-за них я всю семью потеряла. В машине, которая нашу "шестёрку" под откос столкнула, пьяная компания этих тварей каталась со шлюхами, шлюхи правда, свои – россиянские, они-то всё следакам и рассказали, а толку. Иммунитет, дипломатическая неприкосновенность, ну и "фейсы" это дело сразу под свой контроль взяли, так что официальное следствие закрыли, дядя Миша – друг папин, потом по своим каналам кое-что узнал, мне рассказал. А вот хапнула я тогда не по-детски. Одна, в чужом городе (год всего прожили), братишка в реанимации, родители в морге. С похоронами командование воинской части помогло, или не только оно, может кто-то ещё подсуетился. Только на опознание меня даже не вызывали, а урны с прахом родителей в одной могиле так и захоронили. Деньги, которые нашла в квартире, ушли на лечение брата (чтобы от аппаратуры не отключили), а потом меня и из съёмной квартиры попросили, хотя деньги были за полгода вперёд уплачены, но договор не на моё имя. Зато взамен предоставили койко-место в детдоме. Родители отца умерли несколько лет назад, а у бабушки (маминой мамы), случился инфаркт, после того, как я позвонила. Дед остался её выхаживать. Так что получилось так, что мне один дядя Миша и помог, и то он случайно узнал, через две недели только из Магадана прилетел. Квартиру снял, туда потом все вещи и перевез, только я к тому времени уже в приёмнике "парилась", а братишка так и умер в реанимации, не приходя в сознание.

Меня же забрали в приёмник-распределитель, причём силой, на девятый день после похорон, с ментами и санитарами. Хозяйка квартиры сказала, чтобы я выселялась или заплатила за месяц вперёд. Но у меня даже на еду денег не осталось, всё ушло врачам, чтобы братишку не отключили от аппаратуры. Попросила немного подождать, та возразила, так слово за слово мы и поругались. Вздорная бабища начала крыть меня матом, я ответила, она залепила мне оплеуху, решила поучить хорошим манерам. Поучила. Ответила, как в писании не сказано, а как отец учил, ну и жирную ряху я ей расцарапала. В результате она убежала в подъезд и уже оттуда вызвала ментов, те в свою очередь ювенальную юстицию и скорую. Ключи от хаты у хозяйки были, документы с собой, так что слуги закона вошли беспрепятственно. Я отбивалась как могла, догадывалась, что будет плохо, но даже не представляла, как плохо. Скрутили они меня совместными усилиями, при активной поддержке наряда милиции. Заломили руки, надели наручники и вкололи какую-то гадость, немного подержали и я успокоилась, на время. Стало абсолютно безразлично, появилась апатия, вялость, захотелось спать, я даже задремала, пока меня везли. Кошмар начался после того, как меня с рук на руки передали в этот "дурдом".

В распределителе мне велели раздеться догола, проверили и забрали одежду, заглянули во все дырки, заставили раз двадцать присесть. После чего отвели к врачу, где добрый дядя доктор снова осмотрел меня, всю ощупал, везде потрогал, даже на "вертолёт" положил и внутрь залез. Но так как я была тогда ещё девственницей, залез своим толстым как сарделька пальцем только в попку, ну и половые губы проверил на ощупь. Было даже не стыдно, противно что ли, потом накорябал что-то в карточке и передал по инстанции. Одежду я свою не обнаружила, поэтому из кабинета врача до душевой меня вели только в одних тапках по бесконечному тюремному коридору. Сначала было всё похиг, но когда я помылась, приняв по привычке контрастный душ, действие укола видимо начало отходить. И когда очередной конвоир попытался меня облапать, то получил по грабке, сильно и больно (визгу было). И вони тоже. Так как попытку он повторил. Вот и получил по пивному брюху уже с ноги, и дубинка не помогла. Если бы не жир, убила бы нахрен, а так только влипла ногой в говно, но до печени этот бурдюк пробрало. В результате меня загнали в изолятор с мягкими полом и стенами, опять же нагишом. Так называемый изолятор, с небольшой дыркой в углу. На самом деле – карцер. Сутки продержали без воды и еды. Потом дали кружку воды, а ещё через сутки кусок хлеба. Через трое суток выпустили, шатающуюся как былинка. Правда уже никто не трогал. Одежду тоже дали, хотя и не мою, но чистую, стиранную. Отвели в камеру, где я в первый раз за трое суток нормально поела.

Такой вкусной каши (ячневая липкая субстанция, сваренная на воде), я ещё никогда не ела. Хотела сперва отказаться, но пустой желудок обиженно заурчал и правая рука сама взяла ложку, а левая кусочек хлеба. Пыталась есть медленно, но где там. Ложка застучала по тарелке со скоростью пулемёта. Запив кашу чуть сладковатой жидкостью, огляделась по сторонам, и не обнаружив больше ничего съестного (соседки по столу доедали свои пайки), стала ждать продолжения. Но после завтрака ничего интересного не случилось, меня просто сводили к психологу (где объяснили политику партии), а потом вернули обратно в камеру. Основные события начались вечером, после отбоя, когда и состоялось близкое знакомство с коллективом, так называемая прописка…"

Покинув "место имения", скачем по лесным дорогам и тропам, сторонясь населённых пунктов и путая след. Ну как путая, лично у меня создалось такое впечатление, что мой "Сусанин" слегка заблудился, и мы нарезаем круги и петли по небольшому лесу, то и дело оказываясь на его опушке. Так что скачем, это громко сказано, всё больше шагом едем или идём, ну и пэдди иногда выезжает "во чисто поле", чтобы осмотреться. Я уже начала искать мох на деревьях, но поняв, что движемся мы всё-таки в одном направлении петляя как заяц, не стала это брать в голову. К седлу я начала привыкать, хоть это и звучит странновато, ведь к седлу лошадей приручают, и скачу я, а не на мне. А ещё пришлось пересесть на гнедого жеребца, я теперь типа офицер, и на обозной кляче мне скакать не по чину. На рысях ехали только первую версту, примерно, потом тоже было не до разговоров, поэтому нахлынули воспоминания.

"Поначалу, в камере ко мне никто не лез, спросили как зовут, есть ли погоняло, за что взяли, и отвалили. Зато вечером на мою шконку прилетело несколько грязных трусов и носков.

– Ну, чего смотришь? Иди постирай. У нас все, кто на новенького, стирают. – Сказала самая старшая из местной тусовки, подстриженная налысо кобыла.

– Тебе надо, ты и стирай. – Чувствуя, что начались неприятности, ответила ей.

– Вы посмотрите, какая цаца, стирать она не хочет, – подходит из своего угла пацанистого вида чувиха, тоже с короткой стрижкой, лет примерно пятнадцати. – Ты чё, овца, не поняла или глухая? А может ты тупая, и до тебя плохо доходит? Так мы тебя быстро подлечим.

– Ты у нас больно острая, – поднимаюсь я со своего шконоря, – особенно на язык. Видать любишь им в вонючие дыры залазить. – С пацанами я во дворах наобщалась, да и в разборках не раз участвовала, особенно в последнее время. Переходный возраст плюс большой город, да и райончик достался неблагополучный.

– А эта соплячка бОрзая, Мань. Что делать с ней будем? – советуется со старшей задира.

– Так полечи, раз обещала или сама постирай, – ехидно усмехается коблуха.

Откуда выхватила заточку эта тварь я так и не поняла, поэтому действую на инстинктах как меня и учили, отец и другие офицеры-инструкторы, друзья папы. Так что заточка отлетает в один угол, а её владелица в другой, громко вереща и хватаясь за вывихнутую руку. Отскакиваю к дверям камеры, не для того, чтобы постучать, а чтобы спину прикрыть, так как на меня попёрла уже коблуха, а за ней и остальные подорвались со своих мест…

В тот раз мне повезло, с коблухой я справилась, хоть и досталось мне сильно. А в конце концов меня бы запинали, но дубаки, услышав шум и крики из камеры, вовремя вмешались, а может наоборот, ждали, когда меня хорошенько отбуткают. Так что я снова отправилась в изолятор, правда, через санчасть…"

А вот и приехали. Леон останавливается и спрыгивает на землю. Слезаю с этого бочонка и враскорячку, взяв коня под уздцы, подхожу ближе.

– Что случилось? – спрашиваю я у ирландца, который что-то высматривал впереди, в просвете между деревьями.

– Большая дорога там проходит, а потом река и мост через неё. – Отвечает он.

– Объехать никак?

– Нет, река, болота. – Крутит головой Лёва.

– Переплыть. – Предлагаю я варианты.

– А смысл? Дальше лес кончается, деревни вдоль дороги, не по полям же скакать. – Приводит свои резоны Леон.

– Можно и по полям.

– Подозрительно. Да и эти места я плохо знаю. А ещё болота кругом. Попадёшь в трясину, утонешь. Так что лучше ночью по дороге, тем более ночи сейчас стоят лунные.

Понятно. Значит Шервудский лес кончился, а Робин Гуда и его вольных стрелков мы так и не нашли. Хотя двое уже есть. Только долго мы по такому лесу не пробегаем, не тайга, и не белорусские пущи. Хотя про Робина надо-бы расспросить, вдруг его соратники и последователи где-нибудь укрываются и местных шерифов терроризируют, паровозы под откос пускают.

– А ты про Хорошего Робина ничего не слыхал? Про друзей его – Биг Джона и монаха Стука? – Интересуюсь я у напарника на всякий пожарный.

– Нет. Не слыхал. А кто это? – в свою очередь спрашивает Лёва.

– Да знакомых ищу. Давненько с ними не виделись, – мажусь я. – А Шервудский лес далеко отсюда?

– Я даже не слыхал про такой. Но я ведь не из этих мест родом. – Оправдывается Леон.

– Ладно. Тогда привал. До вечера отдыхаем, затем снова в путь. Займись лошадьми, а я сварю что-нибудь. Где там у нас запасы харчей? Доставай всё. С утра не жрамши, а сейчас обед давно. Солнце в зените. – Снова беру командование нашим партизанским отрядом на себя.

– Нельзя костёр, дорога рядом, учуять могут, дым увидеть. – Предостерегает меня Лёва от необдуманных действий.

– Ну ты и тундра. Умею я костры без дыма разводить. А от дороги отъедем. Поскакали к воде.

Взгромоздилась на своего "Россинанта" и через четверть часа, мы устроились на привал возле небольшого болотца. Пока Лёва возился с лошадьми, я наломала сухих веток, выкопала ямку, срубила пару шарашек и перекладину, попыталась развести костёр. Не тут-то было. Спичек я не нашла, зажигалки тоже. Пришлось ждать напарника. Заодно посчитала наличность, все эти фартинги, пенсы, шиллинги, флорины и кроны. Получилось прилично, но откуда мне знать местные цены, придётся положиться на ирландца, этот пэдди, думаю, будет торговаться покруче любого еврея. А вот и он. Подошёл, оценил мои старания, вытащил из мешочка какую-то хрень (походу огниво), разжёг костерок. Пока вода в медном котелке закипает, сидим рядом, разговариваем.

– Слышь, Леон, – а чего мы всё время на юг скакали? Нам же на запад, к морю надо. Или на юге оно ближе?

– На запад и поедем. Лес закончился. – Отвечает на мои вопросы соратник по борьбе с апартеидом. Правда он об этом ещё не знает. Но ничего. Зато сюрприз будет.

– И куда конкретно? В какой город или порт? – Хочу узнать я дальнейшие планы Леона и скорректировать их, когда придумаю свои.

– В Плимут желательно, или Фальмут. Потом на корабль и в Корк. Деньги теперь есть, даже на фрахт хватит. И в Корке нам будет где укрыться. – Так и рвётся в свои Сокольники ирландец.

– И что мы в этом твоём Корке делать будем?

– Семья у меня там. Друзья. Мне потому и пришлось дезертировать. Узнал, что они голодают, помочь хотел. Отпуск не дали. В кутузку посадили за препирательство с офицером, сидел, трибунала ждал, – разоткровенничался Леон.

– Ты женат?

– Нет. Родители там живут. Братья, сёстры. Кстати, и Скарлетт там тоже неподалёку! – вспоминает ирландец нашу общую знакомую.

– Понятно. Тогда едем. Кстати. Меня как своим родичам представишь?

– Так и представлю – Морриган.

– Я другое имела ввиду. Как объяснишь своим, – кто я? Из какого отряда?

– А вот как ты мне сейчас расскажешь, так и я всем говорить буду. – Фига се, он задачки задаёт? Знать бы ещё как правильно соврать, да так, чтобы самой поверить. Отмазки уже не прокатят, придётся правдивую историю сочинять. Ладно, попробую. Но потом пусть на себя пеняет. Обделается, я не виновата.

– Приплыла я сюда из Российской империи. Страна такая большая на востоке от вас. Там по улицам медведи и волки ходят, а морозы стоят такие, что птицы прямо на лету замерзают. Но это зимой, летом жить можно, зверьё обратно в леса уходит. Ты знаешь, какие у нас леса? Тебе лучше не знать, какие у нас Леса. Мы даже за грибами и ягодами без ружей не ходим. Росла я в богатой семье, и гувернёр был, из ваших, из ирландцев, манерам меня обучал, танцам и английскому языку. Потом мой папа погиб за веру, царя и отечество, а мама через год скончалась от чахотки. Опекунство надо мной взял дядя и потихоньку прибрал к рукам всё, что осталось мне от родителей. Имение, землю, имущество. И пока я была несовершеннолетней, он меня опекал и терпел в моём же доме, а накануне моего дня ангела подослал убийцу. Я бы с тобой сейчас не разговаривала, если бы не мой учитель, он услышал звуки борьбы в моей спальне, и поспешил на помощь. Громила отвлёкся на него, а я немного очухалась и стукнула его канделябром по затылку, он развернулся ко мне, а потом упал и затих. Я сбегала за дядей, а он осмотрел тело, и сказал, что мы его убили, дал денег и посоветовал укрыться, пока он всё не уладит.

Уладил. Повернул всё так, что это я как свирепая кошка набросилась на нового истопника, который пришёл печь истопить, а потом подоспел мой учитель, и мы уже вдвоём стали зачем-то избивать мужика. А ещё он напирал на то, что я сумасшедшая, и такие выходки со мной часто случались. Так что мы с учителем вынуждены были сперва скитаться на родине, после чего бежать из страны. Почти все деньги и драгоценности, которые удалось забрать с собой, потратили на дорогу, приплыли в Портсмут, сняли номер в гостинице…

– А в лесу ты как оказалась, отсюда до Портсмута полтораста миль? – Перебивает меня Леон.

– Ну, значит не в Портсмут, не перебивай, слушай. А какой тут порт рядом?

– Эксмут, до него день пути.

– Нехай будет Эксмут. Слушай дальше и запоминай, тебе эту историю потом рассказывать, если спросят.

– Учитель мой договорился с одним "таксистом", и нас обещали в Плимут по берегу подвезти, а оттуда уже пароходом в Ирландию, денег очень мало осталось, в обрез почти, а так дешевле выходило, хотя и дольше. Вот по дороге через лес на нас и напали какие-то разбойники. Моего компаньона и извозчика убили. А я убежала и заблудилась ночью в лесу. А потом ты меня нашёл.

– Понятно?

– Понятно. А теперь расскажи, как было на самом деле. – Не сдаётся этот настырный пэдди.

– А на самом деле я сюда на метле прилетела. – Тут же представила я, как лечу на метле.

– Как?..

– Жопой кряк! Я же Морриган, на чём хочу, на том и летаю.

– Откуда?

– Оттуда. Из Нормандии, прямо через Ла-Манш.

– Я же серьёзно спрашиваю, – поняв, что я прикалываюсь, дуется Леон.

– И я серьёзно. Это уже не твоего ума дело! – Добавляю я металла в голосе и испепеляю его взглядом. – Что-то ты много говорить стал, смотри, может и язык отсохнуть. Так что меньше знаешь, крепче спишь. А многие знания, многие печали.

– Усёк?

– Я понял госпожа.

– Вот то-то. Сейчас быстро обедаем и отбой. Два часа я сплю, потом ты, потом снова я, а там посмотрим. – Принимаю я командирское решение. – И смотри мне, чтобы не так, как в прошлый раз. Держи часы. – Протягиваю я ему луковку карманных часов, доставшихся в наследство от офицера.

Быстро перекусив, заворачиваюсь в одеяло и заваливаюсь спать под дерево, ну а Лео остаётся в карауле. Бессонницей не страдаю, привыкла экономить время, которого всегда не хватает, особенно когда в универе училась, приходилось и на лекциях спать, так что засыпаю буквально через пару минут. На этот раз спала я нормально, почти без сновидений или они не запомнились. Казалось полчаса всего и отдохнула, а уже будят.

– Просыпайтесь, госпожа, стемнеет скоро, ехать надо. – Канючит над моим ухом ирландец.

– Как темнеет? – очухиваюсь я. – Ты же меня должен был в четыре часа дня разбудить.

– Не посмел. Ты так крепко спала, улыбалась во сне. Сопела.

– Сам проспал небось? – ворчу я.

– Никак нет. Только одним глазком дремал, коней слушал. Я чутко сплю. Привык в армии. – Намекает на свою службу Лео.

– Всё нормально, капрал Махоуни? – Вспоминаю я обязанности командира.

– Так точно, сэр! – рявкает Лео, приняв строевую стойку.

– Потише, оглушил совсем. Доложить о готовности к движению! – продолжаю командовать я, раз сам напросился.

– Можем хоть сейчас выдвигаться, сэр… Мэм, – поправился он.

– Говори лучше сэр, пока я в форме офицера, мэмкать будешь, когда в женское переоденусь. – Не забываю я и о конспирации.

– Есть, сэр! – отмахивает воинское приветствие мой капрал.

– Тогда выдвигаемся… Хотя нет. Пять минут на покурить и оправиться.

Сходила в кустики, поиграла в ладушки с комарами, после чего прицепила офицерскую саблю, проверила и осмотрела свою винтовку, а также пистолет офицера. Вроде заряжен. По крайней мере, даже если не выстрелит, можно будет кого-нибудь по башке ошарашить, штука увесистая и простая. Затем Лёва придержал стремя, а я взгромоздилась на коня, отдав команду.

– Вперёд. – И мы поскакали. По лесу шагом, а когда выбрались на большую дорогу – неспешной рысью. Особо не торопились, ночь всё-таки, фар нет, дорога незнакомая, можно не в ту степь ускакать. Снова вспомнилась прошлая жизнь.

"С распределителя меня направили в детдом, где меня и нашёл дядя Миша. Прилетев из Магадана, он сразу занялся моими поисками и поставил на уши всех: ментов, прокуратуру, опеку, даже с местными "ворами в законе" связался. К той твари, которая меня из квартиры выкинула и обвинила в краже, приходили добрые люди, поговорили, и она на следующий же день забрала заявление, сказав, что потеря нашлась и больше претензий она не имеет. Потом даже деньги отдала, когда мы с дядей Мишей за вещами приезжали. Видимо совесть заела, а может и заходящее солнце на кулаке дяди Миши кое-о-чём напомнило. В детдоме я парилась полтора года (бабушка долго болела, дед был не родной, а дяде Мише меня не отдали). Была самым "примерным" ребёнком, грубила воспитателям, хулиганила на уроках, дралась со старшими девочками, да и мальчиками, часто сбегала, особенно летом. Иногда сама возвращалась, а в основном менты находили и привозили.

Так что по подвалам, чердакам и вокзалам я послонялась, ну и попутешествовала, особенно на электричках, как на самом доступном виде транспорта, да и автостопом тоже. Всё мечтала до Солнечного Магадана добраться. Не получилось. Зато географию изучила не по учебникам, а по карте железных дорог. Лес полюбила, летом (там и прокормиться и переночевать можно, и никто не найдёт). С разными людьми перезнакомилась, хорошими и не очень. Как меня не изнасиловали и не убили, даже не знаю, но видимо бог отвёл, хоть я в него и перестала верить. Сочинять научилась, а уж какая актриса во мне пропадала… Сам Станиславский, и он бы мне денег дал "на домики для бедных поросят", после того, как я бы ему свою историю рассказала. Ментов, правда, не удавалось обдуривать, но это только тех, которые меня знали и ловили не в первый раз. А вот для руководства детдома я была как Неуловимый Джо, и чем дольше бегала, тем больше у них голова не болела. Проблемы начинались, когда меня возвращали в приют, не у меня, у директора.

– Опять ты, Сомова? И когда же ты наконец утонешь? – Обычно приветствовал он меня в своём кабинете, когда меня доставляли в детдом под конвоем.

– Когда Рак на горе свистнет. – Дерзила я.

– Пшла вон отсюда!!! – Выпучив глаза и брызгая слюной, кричал на меня директор с подпольной кличкой – Рак, (гляделки у него сильно уж выдавались из орбит, как будто он неделю не срал, а сейчас вот пытался дефекацироваться и не мог).

– Гудбай, Биг босс. – Приседала я в книксене и выбегала из кабинета, всякий раз успевая захлопнуть дверь, в которую обязательно что-нибудь прилетало.

В общем, когда бабушка немного окрепла, и начала собирать документы на опекунство, детдомовское начальство перекрестилось руками и ногами, и выдало самые лучшие характеристики, чтобы только от меня избавиться. Проблем с такой лягушкой-путешественницей у них было выше крыши. Так я и оказалась в Кургане, сначала обрадовалась и вела себя очень примерно, но потом связалась с весёлой компанией, и понеслась душа в рай. Да и страсть к путешествиям сохранилась, мысли про суровый магаданский край меня долго не отпускали…"

Вот и сейчас путешествую, почти что автостопом. Что не говори, а адреналинчик тогда играл, особенно когда в разные ситуации попадала, так что приключений на свою задницу в прошлой жизни я наловила. А тут ещё Леон сказал, что мы в окрестностях Дартмура, так что когда вспомнила кое-что, то чуть не описалась со страха. Болота-то ладно, лошади в трясину вряд ли полезут, да и дорога проложена по возвышенностям, но я вспомнила про Гримпенскую трясину, и как её описал сэр Артур Конан Дойл. Ну и про собаку Баскервилей соответственно. Не на пустом же месте сэр Артур это придумал. Да пусть даже не собака, волк какой-нибудь, напугает коняшек, они и понесут, а могут с испуга и в болото сигануть, в самую трясину. В общем, когда мы перешли на шаг, я догнала ирландца и спросила его про это. А чего? Я что ли одна бояться должна? Пускай вместе со мной боится, или наоборот, успокоит.

– Слышь, Леон, а волки в этих местах водятся, или собаки там большие? Ты не слыхал часом?

– Нет, не слыхал. – Насторожился он.

– А про Гримпенскую трясину? Говорят, там много людей утопло и скота тоже? – продолжаю пугать я напарника.

– Не знаю такой. – Начинает оглядываться по сторонам Лёва.

– И где поместье Баскервилей находится, тоже не знаешь? У них ещё Бэрримор управляющим. Бородатый такой. Овсянку он страсть как любит. Его мясом не корми, дай только овса пожевать.

– Я же говорю, в этих местах не был ещё. И ни про каких Баскервилей не слышал.

– Тогда не бери в голову, раз не знаешь. Волков точно тут нет? Лошадей не напугают? А то понесут аллюром три креста, шандорахнешься, костей не соберёшь. Или в трясину вместе с лошадью угодишь.

– А ты откуда про это знаешь, госпожа?

– Забыл? Я же Морриган. Мне по должности знать положено. – Нет, а как ещё этого ирландского цыгана в тонусе держать? Пускай боится и не расслабляется. Да и чем больше непоняток я вокруг себя накручу, тем больше Леон про меня слухов распустит. Ну вот, сделала доброе дело. Напугала человека. Зато сама меньше бояться стала.

– Упсс!!! – А вот и не стала. Какой-то ворон с громким карканьем слетел с дерева, и сел на здоровенный валун у дороги неподалёку от нас. Вот тут я не просто ссыкнула, пересралась со страху, хорошо, что отстала, поэтому напарник ничего не заметил. Ну и остановила своего скакуна, отдышалась, успокоилась. Лео тоже от неожиданности впал в ступор вместе с кобылой, на которой он ехал, и вьючными лошадьми, которые плелись в поводу. Спрыгиваю с седла, и передав повод ирландцу, сказав при этом, чтобы сидел спокойно, иду к глупой птице. Двигаюсь не торопясь, чтобы не спугнуть.

Когда подошла ближе, остановилась, и стала разговаривать с вороном на русском языке, опять же не громко и не меняя интонации. Птиц спокойно сидел на валуне, и с любопытством смотрел на меня. Или не с любопытством. Откуда мне знать, что у него в голове. Поговорив так пару минут, незаметно для Лёвы машу рукой, и повышаю голос.

– А ну брысь отсюда! Потом прилетишь. – Громко командую я.

Птица с обиженным карканьем улетает вдоль дороги, а я зову напарника.

– Кто это был? – подходит он ко мне, ведя лошадей в поводу.

– Один мой знакомый прилетал. – Не моргнув глазом, отвечаю я.

– Понял. А чего он хотел?

– Не он хотел, я вызвала, послала дорогу впереди разведать. Так что едем дальше. В случае чего, вернётся, предупредит. А если всё нормально, по своим делам улетит. – Подстраховываюсь я. Ну где мне ещё такого птаха раздобыть.

По дороге почти нигде не останавливались, так что со сранья прибыли в Плимут. На постоялом дворе возле тракта селиться не стали, всё было забито местными, поехали в центр города, пытаясь найти отель посолидней. Мне нужен был отдельный номер с ванной и остальными удобствами, желательно не во дворе. Ну и денщика своего тоже надо было куда-то пристроить. Только вот проезжая по узким улицам с вонючими сточными канавами, от этой мысли я стала отвыкать. Хотя особой грязи и не наблюдалось, центральные улицы были вымощены булыжником, но воняло от канав очень не смурфно. Со временем конечно принюхалась, только вот первое впечатление сложилось. А потом мои предположения подтвердились.

Единственный свободный номер в отеле мне сдали только потому, что там жило привидение, как потом выяснилось. Вот туда никто и не селился. Не Кентервильское а Плимутское. Но мне было пофиг, в привидения я не верила, хотелось принять ванну, выпить чашечку кофе и развалиться на мягкой двуспальной кровати с белыми простынями. И я не задумываясь выложила сумму, которую хитрый хозяин отеля запросил за номер, хотя можно было поторговаться и рачительный Леон намекнул мне на это, когда все вещи занесли в номер. Да уж. Действительность превзошла все ожидания. Правда в обратную сторону. В номере не было не телевизора, ни компьютера, ни вайфая. В комнате стояла только массивная двуспальная кровать судя по всему из дуба, и это всё, о чём я мечтала. Прошлась по удобствам. Помещение для умывания, где находился приколоченный к стене медный рукомойник, а под ним таз. Рядом ведро с водой и ковшом. В углу ещё одно ведро с крышкой, типа параши в тюрьме, а в комнате под кроватью ночной горшок. Пятизвёздочный отель, туды его в качель. Вот и приняла ванну. Ну, надеюсь хоть с кофе не обломают. Кидаю ирландцу шиллинг, и посылаю за кофе. Ловко поймав монету, пэдди уходит, а я разваливаюсь на кровати прямо поверх покрывала и размышляю о насучном.

Итак. Что нам надо сделать в первую очередь? Это избавиться от улик. То есть продать лошадей. На эти деньги купить пароход и уплыть куда-нибудь далеко и надолго, или воздушный шар, если на пароход денег не хватит. Второе. Надо определиться, в чём мне ходить. Мундирчик явно не на меня пошит. Коротковат и широковат, сидит как на корове седло. Ушить-то можно, а вот рукава удлинить вряд ли. Одеваться по местной женской моде? Так сейчас вроде принято на заказ или самим всё шить. Есть ли готовые платья, хэзэ. Хотя смотреть надо, причём самой, на мужика в этом деле положиться нельзя, хоть и хочется. Ладно. Потом что-нибудь придумаю. В крайнем случае плащ шляпу и сапоги надену, так и буду ходить летом в жару. Хотя можно снизу термобельё поддеть, в нём как раз не жарко будет. Кстати о белье. Трусишки тоже надо прикупить или что тут девочки носят, панталоны. Тем более могут женские проблемы начаться, а ни прокладок не тампонов нет. Тоже проблема. Местные как обходятся, интересно. Вата нужна хотя бы, марля или полотно чистое, антисептик какой-нибудь. А ещё йод, зелёнка, перекись. Вода тут какая? Как умываться, пить, зубы чистить? Понос прохватит или дизентерия, "вот же холера ясна", как моя бабушка говорила, весело будет. Но это ладно, а если что похуже? Та же холера. От неё никакого лекарства тут сейчас нет.

Точно. Холера. Лето, и мы в Плимуте. Ещё бы год уточнить. Писец. Приплыли. Валить надо из этого города, и чем скорее, тем лучше. Ну где этот турецко-подданный? Пить хочу, но что-то из ведра не тянет. Наконец-то пришёл, что-то приволок, на стол поставил поднос с чашками и фарфоровым чайником, довольный. В общем с кофе я тоже обломалась, попили чайку, настоящего, индийского или цейлонского. В результате узнала последние новости, потом, выпроводив пэдди из номера, помылась из тазика и переоделась. Через полчаса была готова, закрыла номер, свистнула ирландца, "пасущегося" во дворе, и мы отправились по местным "бутикам" и лавкам. Товар выбирала я, а торговался с продавцами уже напарник. Обратно возвращались на местном аналоге такси, так как рук у Леона уже не хватало. Расплатившись с кэбмэном и прикупив у местного Гавроша несколько свежих газет, не забыв оставить ему целый пенс чаевых, вваливаемся в номер. Отправив напарника за водой и большим корытом, утоляю свой сенсорный голод. Ну, наконец-то, 19 июня 1849 года, вот от этого и буду плясать. Почитав прессу, распаковываю покупки. Да уж, такими темпами скоро придётся ещё и чемодан прикупить, а лучше два. Один под вещи, а второй для оружия.

Когда Лёва с помощниками приволок мне корыто и натаскал воды, с удовольствием сполоснулась. Помыла голову, причём с мылом, жаль, но со своей косой придётся распрощаться, хэдона и шёлдерса тут ещё нет, от перхоти избавляться нечем. Кстати, и не только от перхоти. В моей густой рыжей гриве запросто могут и насекомые завестись, – как потом от них избавляться? Шампунь "Тузик" я в местных лавках не увидела, дихлофос тоже, разве что керосином. Напарника кстати тоже надо постичь, а лучше побрить, налысо. Вот этим после обеда и займёмся. Ну и ещё кое-чем, надо же свои очумелые ручки к чему-нибудь приложить.

Хорошенько помывшись в этом корыте, и вспомнив, как отмокала у себя дома в ванной, вытерлась и, замотав голову полотенцем, простирнула своё бельё и повесила сушить, тут же в туалетной комнате. Затем пошла одеваться, теперь уже по местной моде. Из женского белья я надела только шёлковые панталончики, а далее мужскую сорочку и штаны или лосины. Села к столу, в последний раз заплела косу, и отстригла её портняжными ножницами. Позвала Леона, заставила его вымыть голову с мылом, и пока он мылся, переодевался (цивильную одёжку я ему тоже прикупила) и выносил воду, оделась уже окончательно, и мы отправились в местную цирюльню. Ну а по дороге я объяснила напарнику, почему ему нужно подстричься под товарища Котовского, ну и побриться заодно.

Когда пришли в цирюльню, первым в кресло я усадила Леона. Надо же посмотреть, как тут местные брадобреи работают, ну и пускай на кошках потренируются или на Львах. А я почитаю пока, зря что ли новую газету у Гаврика прикупила, сказал, что самая свежая, ну и пенс свой заработал. Вроде ничего Лёва получился, красивый. Стал на Костю Райкина походить, точнее на его персонажа из фильма "Свой среди чужих, чужой среди своих.", музыка там ещё классная, меня аж до дрожи пробирает. Ну да ладно, лучше вшей не будет, а волосы когда-нибудь отрастут, а мне главное сейчас не заржать над оттопыренными ушами напарника. Показала ему большой палец, вроде не обиделся, но кепарик надел, голова что ли с непривычки мёрзнет. Зато увидела как мастер работает, поэтому прошу только подравнять. Думала получится "под каре". Получилось "под канадку", ну да ладно, так я ещё больше стала на мальчика походить, а волосы отрастут потом. Кинув брадобрею шиллинг, выходим. Лео довольный, я его лысину попросила одеколоном побрызгать из пузырька с грушей, сама отказалась, хэзэ чего они туда наливают.

По дороге назад обсудили дальнейшие планы, и Лёва отправился продавать всех лошадей вместе с сёдлами своим землякам, ну или менять, это его проблемы. А на вырученные деньги он должен был раздобыть пролётку и пару упряжных лошадей. Для самообороны я дала ему пепербокс, сказал, что обращаться умеет, ну а у меня в номере целый арсенал, отобьюсь если что. Тем более буду рукоделием заниматься или очумельством, потому что рукодельница из меня ещё та. В общем, белошвейки из меня не получилось, я только испортила одни панталоны, пытаясь перешить их в трусы, поэтому достаю порох, пули, спички и ещё кое-какие ингредиенты, и начинаю химичить. Или рукоблудить. Вторая половина детства была очень занимательной, да и химию я всегда любила, а вот биология и биологичка в школе меня сильно бесили, потому и на биохим не пошла поступать. Поступила на исторический факультет, вот теперь и буду историю изучать. Так сказать изнутри. Или творить. Или влипать. А влипать в истории я большая любительница (шило в заднице очень сильно кололось). Но это уж как получится…

"В нехорошую историю я влипла уже летом. Пока училась в школе, вела себя примерно, почти, занималась спортом и музыкой. А когда получила паспорт, посчитала себя взрослой и самостоятельной, да ещё и лето началось. Дед с бабушкой с мая пропадали на даче, а я в квартире хозяйничала. Иногда приезжала к ним, помогала. Раз в неделю они меня обязательно проведывали, бабушка готовила на неделю вперёд и оставляла денег на хлеб и всякий пожарный случай, ну и дед тоже подкидывал на карманные расходы и мороженое. Всё бы хорошо было, но ко мне дружочек приехал. Сбежал из детдома и припылил автостопом. У нас с ним в детдоме что-то типа любви было, братской. Проходу он мне там не давал, защищал, помогал во всём, кроме учёбы. Вот я и поплыла от этого участия, прониклась и сначала подружилась с ним, а потом какие-то чувства нахлынули, как к брату, но не совсем. Сидели за одной партой, ходили везде вместе, иногда целовались. Я даже уезжать из этого дурдома не хотела, без него, но не стала расстраивать бабушку, да и мальчик меня чуть ли не силой заставил уехать, сказал, что навестит. И навестил.

В конце июня приехал. У меня и жил тайно, а когда должны были приехать мои родственники с дачи, перебирался в подвал заброшенного дома неподалёку. Было у нас с пацанами там местечко оборудовано, собирались там посидеть иногда, покурить, в картишки перекинуться. Вот только шила в мешке не утаишь, соседи заподозрили неладное и позвонили бабушке, узнать, – что за новый кавалер у Ритки завёлся? Узнали. Дед с бабкой приехали на последней электричке и застукали нас, спящих в одной кровати. И хоть ничего и не было, мы просто спали, обнявшись и в нижнем белье, но скандал был. Игоря выгнали, а меня на утро потащили к гинекологу, а когда выяснилось, что всё в порядке, просто посадили под домашний арест. Вот только из-под ареста я сбежала в следующую же ночь. Выпрыгнула с балкона второго этажа и в чём была, добралась до подвала. С одеждой мне пацаны помогли, с едой тоже проблем почти не было. А на следующий день мы их отблагодарили. Ночью вскрыли небольшой магазинчик, набрали там сигарет, вина, пива, чипсов и каких-то вкусняшек, а потом был пир на весь мир. Ну и вечером нас повязали чуть тёпленьких и доставили в местный околоток. Тех, у кого были родители, допросили, и затем предки развезли их по домам, я же сказала, что детдомовская, а Игорь вообще в полный отказ ушёл. Но нас сдали с потрохами, поэтому он взял всё на себя, а я уже проходила свидетелем. Вот после того случая, дед сильно разозлился и занялся моим воспитанием. Сначала поговорил, а когда понял, что разговоры на меня не действуют, выпорол как сидорову козу, а через неделю взял за руку и привёл в военно-патриотический клуб. Меня никогда так не наказывали, больно и унизительно, так что поначалу я сильно злилась, но и на подвиги меня не тянуло, попка болела долго и напоминала про мою пьянку. А когда до меня дошло, что я своими выходками чуть-чуть не свела бабушку в могилу, почему дед и разозлился, то начала исправляться.

Но я скорее всего не смогла бы удержаться в рамках дозволенного (синяки от ремня на попке прошли, но шило в том же месте продолжало колоться), если бы не дядя Миша. Всё бросил: работу, жену, квартиру, и приехал в наш город из Магадана на старой "копейке". Устроился сторожем в тот же военно-патриотический клуб, в который я ходила, там же и жил. На досуге ребят тренировал (рукопашный бой, ножевой, боевое самбо, в походы мы с ним и другими инструкторами ходили, много чему интересному выучились). Вот я и пристрастилась к занятиям. Сразу после школы бежала в клуб, где дядя Миша, сперва заставлял меня выполнить домашнее задание, и только после его проверки приступал к тренировкам. Я поначалу ворчала, но постепенно втянулась, и "домашку" успевала сделать на переменах, особенно письменную. Параграфы, правда, приходилось зубрить на самоподготовке, на которую мне отводилось два часа, а затем начиналось самое интересное. Гонял меня мой личный инструктор "в хвост и в гриву", но без фанатизма.

Сколько он за свою жизнь "горячих точек" прошёл и где служил, я так и не узнала, вот только шрамов на его теле было не мало. Из армии его уволили по состоянию здоровья. Льготной выслуги на пенсию вполне хватило. Мог бы и дальше служить, но случилась какая-то мутная история на Кавказе, где они вместе с моим отцом воевали. Я хоть и маленькая тогда была, но слушала, как они "за чашкой чая" о чём-то спорили. Нет, специально я не подслушивала, но видимо чай сильно крепкий, да и горячий был, а разговаривали они на повышенных тонах. Я тогда в первый раз папку таким пьяным увидала, и пожалуй единственный. Помню, что они так и не договорились, напились только. Поутру вроде как друзьями расстались, но дядю Мишу я с тех пор больше в нашем доме не видела. Встретились мы только после смерти родителей.

Возможно, мне все эти занятия были бы не так интересны, если бы я не влюбилась. И не в какого-то прыщавого юнца, а в старого седого ветерана. Хотя не совсем и старого, сорок пять лет всего, да и выглядел он лет на десять моложе, но это смотря для кого. А для пятнадцатилетней соплячки, это был не очень молодой человек. Поначалу это была просто привязанность, как к отцу, но потом она переросла во что-то большее. Нет, я не сохла от безответной любви, тем более видела своего любимого человека каждый день, и не просто видела, а могла прикасаться к нему, а иногда он меня даже обнимал и целовал. Вот только относился ко мне как к дочке. И любил, но не как женщину, а как своего ребёнка. Поняла и осознала я это только через год, когда созревать начала. Всё думала, – почему это мой любимый мной как женщиной не интересуется? Вроде и титьки выросли, да и попа начала округляться. А он наоборот, на тренировках стал меньше меня нагружать, зато учиться всё больше заставлял, даже репетитора по английскому языку оплатил. Историей сам со мной занимался, с уклоном в военное дело, но про войны, в которых сражалась наша Родина, рассказывал интересно. Благодаря чему я и в универ поступила, причём на бюджет. Вот только всё время хорошо быть не может. Сначала умер дед, а через год, следом за ним ушла и бабушка, порадовалась за меня, что я в университет поступила и учусь, дожила до весны, но сердце всё-таки не выдержало. Снова дядя Миша помог. И похороны организовал, и мне не дал в депрессию впасть. А потом…"

Игрушки должны получиться замечательные, не хватало только одного самого секретного ингредиента для запалов, самой идти лениво, да и дел полно, поэтому высовываюсь в открытое окно, и высвистываю газетчика, который ошивался на улице.

– Эй бой! Иди сюда, дело есть. – Парень узнал меня, подошёл ближе, снял кепку с головы, поклонился.

– Что вы хотели, сэр? – Почтительно спросил он.

– Знаешь, где ближайшая аптека?

– Да, знаю. А что нужно купить?

– Я сейчас записку напишу и денег дам, подашь аптекарю, он отпустит нужное. – Пишу записку и, завернув в неё крону, кидаю мальчишке.

– Я мигом, сэр! – Удивившись, говорит парнишка, и убегает в аптеку. Надеюсь, что в аптеку, ведь золотая крона для него целое состояние. Хотя не жалко, одним голодным ртом меньше станет, а может и не одним.

Пока есть время, примеряю обновку. Платье я тоже прикупила. Я же в конце концов, женщина, да и на Скарлетт хотелось походить в юности, точнее не на неё, а на Вивьен Ли, хотя и на Скарлетт тоже, книгу-то я вперёд прочитала. Покрасоваться на балах в роскошных нарядах. Принимать ухаживания благородных кавалеров и прочих идальго. Так что когда зашли в лавку местного галантерейщика Бонасье, я не удержалась, и кроме нижнего белья, купила себе красивое платье и выбрала шляпку, сумочку из крокодиловой кожи и туфельки. Пришлось правда примерить всё на одну из продавщиц, девушка была примерно моего роста и комплекции, сказала, что это подарок моей невесте. Конечно же купила духи, перенюхав полмагазина. Ну как я могла удержаться, тем более это была продукция знаменитого Парфюмерного дома Крид. Надела платье, шляпку, покрутилась перед зеркалом. Неплохо в принципе, ещё бы подол укоротить, и самое то, но боюсь тут не поймут. Дикари-с. Не успела толком покрасоваться, а снизу уже кричат.

– Я здесь, сэр! Купил всё, что вы заказали.

– Хорошо, ступай прямо в отель, на входе скажешь, что в тринадцатый номер. – Высовываюсь я из окна.

– Простите, мэм, учтиво поклонился парнишка, но мне нужен господин офицер. – Вот дура, матерю я себя, так в платье и выпендрилась. Так что леплю отмазку на ходу.

– Сэр Генри немного занят, дождись его в холле.

– Хорошо, мэм, я подожду внизу. – Отвечает он и идёт в гостиницу.

Рефлексировать некогда, подумаешь, куртизанка в номере, так что переодеваюсь в мужскую одежду и спускаюсь вниз. Парня я предупрежу, а что до остальных соглядатаев, так это привидение было. Или дама из соседнего номера, так как посторонних в отель не пускают.

– Это ко мне, – предупреждаю я портье, – в дальнейшем пускайте его беспрепятственно.

– Понял, сэр, – кивает портье.

– Идём со мной, чего замер. Покажу тебе, где меня потом найти можно будет. – Говорю я уже парню.

– Тебя как зовут, мальчик? – завязываю я разговор, пока мы поднимаемся по широкой лестнице на второй этаж а дальше идём по длинному коридору, до самого торца здания.

– Адам, сэр. Но все меня знают как "Коротышку", буду нужен, спросите у любого человека на этой улице, скажут где меня найти.

– А где ты живёшь? – интересуюсь я на всякий случай.

– На улице, сэр. Я бездомный. – Отвечает парнишка.

– Семья есть? – догадываюсь, что вряд ли, но уточнить надо.

– Была. Умерли все. – Вздыхает Адам и, отвернувшись, украдкой смаргивает слезу.

– Извини. – Искренне сочувствую я.

– Ничего страшного, сэр. Я привык уже. – Как ни в чём не бывало продолжает разговор паренёк.

– А лет тебе сколько?

– Пятнадцать, сэр.

– А чего такой маленький и тощий? – сравниваю я этого юнца и пятнадцатилетних оболтусов из двадцать первого века.

– В детстве болел много. Да и потом голодал. Потому меня Коротышкой и прозвали.

– Вот и пришли, заходи, – открываю я дверь в номер. – Положи свёрток на стол.

Адам проходит в комнату, видит смятое покрывало на постели, ну и женские панталончики на спинке стула. Всю декорацию я специально устроила, чтобы не объяснять лишнего.

– Вот сэр. – Положив покупку на стол, достаёт Коротышка сдачу из кармана и протягивает мне бумажку. Разворачиваю, читаю. Своего рода чек о покупке, где аптекарь написал, что и за сколько он мне продал. Сдачу пересчитывать не стала, просто выбрала из кучки монет новенький шестипенсовик и вручила парню.

– Возьми за работу, обязательно купи себе что-нибудь поесть.

– Но это слишком много, сэр, за такую незначительную услугу, я не могу принять такую сумму. – Стал отнекиваться паренёк, глотая слюнки, и не отводя сверкающих голубых глаз от серебряной монеты на своей ладони.

– Тогда считай это авансом, ты мне ещё можешь понадобиться, будь неподалёку и поешь обязательно. И ещё. В комнате ты больше никого кроме меня не видел. Понятно? – подмигиваю я ему.

– Не извольте беспокоиться, сэр. Буду молчать, даже если меня калёным железом прижигать будут.

– Молодец, Адам. А теперь ступай. – Выпроваживаю я его из комнаты, закрываю двери на ключ и продолжаю начатое.

В нарезанные заранее лоскуты из красного мундира, насыпаю смесь пороха, сахара, бертолетовой соли и селитры, пули решила не класть, мало ли как сработает моё ноу-хау, формирую мешочек и перевязываю его тонкой бечёвкой. Сверху вставляю самодельный тёрочный запал, и готово. Отличная рождественская петарда получилась. Рванёт, мало никому не покажется. Может и до смерти напугать, особенно если пуговка от мундира в глаз прилетит. Их я не отрезала, какой лоскут попадался, в тот и заворачивала. Ну и действовала "петарда" очень просто. Дёргаешь за верёвочку и бросаешь. Желательно подальше и побыстрей а то может и самому прилететь или в руках рвануть. Закончив, убираю всё в саквояж. Это такой мой "тревожный чемоданчик", в котором лежит почти всё термобельё из будущего, несколько смен белья из настоящего, мужская одежда на повседневку, мыльно-рыльные принадлежности и лекарства, ну и так по мелочи. Соль, сахар, чай, спички, складной нож, пенал для пистолета, порох, пули, капсуля, а теперь ещё и петарды. В общем, в багаж я его точно сдавать не буду, ежели что. Тем более носильщик у меня есть. Ну вот и он нарисовался. Я его даже отсюда слышу, едет, гад, мимо окон моего номера и поёт что-то на своём языке.

Выглядываю из окна, и вижу пароконную упряжку, которая уже сворачивает за угол, чтобы въехать в ворота гостиничного двора. Высвистываю Коротышку.

– Адам, ты с лошадьми управляться умеешь? – спрашиваю я у подбежавшего паренька.

– Да, сэр. Мой отец на ипподроме конюхом работал, и я с раннего детства ему помогал.

– Тогда дуй вон за той упряжкой, и помоги этому обалдую с лошадьми, а я сейчас спущусь и задам ему перцу.

Я ещё не успела моргнуть, а парнишки и след простыл. Надеваю сапоги с портянками и спускаюсь в холл, после чего выхожу во двор. Пьяный, что-то бормочущий себе под нос пэдди, уже привязал лошадей, и пошатываясь стоял возле фаэтона, размышляя, что ему делать дальше. Услышав мои шаги за спиной, оборачивается и, лыбясь во все свои пока ещё тридцать два зуба, начинает доклад.

– Ваше превосходительство, ваше приказание выполнено. Я всё сделал. – Заплетающимся языком произносит он.

– Вижу. Только напился зачем?

– Да мы по чуть-чуть всего с земляками выпили. Надо же было сделку обмыть. – Чисто по-русски оправдывается он. Все они что ли такие, алкаши?