Сквозь сто миров и сотню сотен лет
Невозможно ответить на самую преданную любовь даже той, кого любишь беззаветно – если не любишь и не принимаешь сам себя. И не имеет значения, что ты – древнейшее создание на этой планете и создали тебя Древние Боги. Ведь вряд ли они вложили в тебя свою мудрость, а, оборотень?
Свою мудрость тебе придётся нажить самому – сквозь боль, сквозь потери, отчаяние и безумную надежду. Сквозь все миры и века, через которые проляжет твой путь…
========== Часть 1 ==========
– Анджела, доброе утро.
– Микаэль!
За одну такую улыбку дочки пекаря посетители должны приплачивать золотом, раскупая в семейной лавке мастера Луиджи Паризелли пышки с корицей и фигурное печенье. Так в сотый, а может, и в тысячный раз подумал Микаэль, осторожно сжимая выпачканную в муке ладошку подруги. Жаль, что люди так слепы, не замечают удивительно нежной красоты Анджелы. Нет, хорошо, что не замечают. А то ещё посягнёт кто-нибудь на личное богатство Микаэля, дороже которого нет ничего в мире – ни груды золота, ни россыпи бриллиантов не сравнятся по цене с чудом по имени Анджела. Ангел. Правильное имя ей дали в этом воплощении.
Впрочем, как и всегда.
– Ты сегодня рано.
– Собирал в лесу травы, которые нужно срезать на рассвете, до того, как выпадет роса. – Как ещё мог заработать себе на жизнь оборотень, живущий среди людей? Конечно, став знахарем-травником, тем, кто хорошо разбирается в целебных цветках и корешках. Хоть какая-то польза от слишком острого нюха. Иногда так хочется заткнуть себе нос, а ещё лучше и вовсе зашить ноздри – в людских городах некуда приткнуться от всепроникающих миазмов. Вонь от сточных канав и выгребных ям иной раз вышибает слезу, да и от самих людей временами пахнет не лучше. А эта новая мода опрыскивать себя цветочными эссенциями! Микаэль озолотился на поставках душистых лесных цветов гильдии парфюмеров. Но духи, созданные ароматных дел мастерами, ненавидел всей душой – накладываясь на естественный запах людских тел, они превращали обычный душок в совсем уж жуткое амбре! Бр-р!
Из всех людей под этим солнцем лишь один человек пахнет так же, как выглядит – чарующе. Анджеле нет нужды лить на себя вытяжку из лепестков роз и ландышевый экстракт. Её маленькие ловкие ладони уютно пахнут сдобой, от вьющихся волос исходит аромат винограда, прогретого солнцем, а если склониться к шее, туда, где эта нежная шейка покато переходит в неожиданно крепкое плечо – можно уловить еле заметный волнующий запах мускуса. Микаэль готов отдать все золотые монеты, припрятанные в кубышке, лавку в предместье, неказистый домишко под городской стеной и собственное сердце в придачу – за то, чтобы проследить носом дальше, куда уводит интригующая нотка мускуса. Дальше вниз, под одежду Анджелы, снимая с неё ненужные тряпки одну за другой, являя свету дня красоту её тела, впитывая всем существом запах, исходящий от гладкой загорелой кожи… Вдыхать, поймать губами, покатать на кончике языка, длинно и ласково лизнуть… Микаэль вздрогнул, вырываясь из сладостных видений, и отпустил руку Анджелы, которую та давно уже, смеясь, пыталась высвободить из широкой ладони друга.
– Я говорю, идём сегодня на праздник вместе!
– Праздник? Какой праздник?
– Микаэлито, ты в своём лесу скоро превратишься в самого настоящего глухого филина! Судья Тартарини выдаёт замуж свою единственную дочь, будет гулянье на главной городской площади! Тартарини обещал опустошить свои винные погреба в честь такого события!
– Что, ему удалось-таки сбыть дочурку с рук? Слышал, она уже готовилась уйти в монахини, заждавшись сватов.
– А ты, оказывается, не такой уж филин, Микаэль, кое-что слышишь! – ещё одна ослепительная, с очаровательной лукавинкой улыбка Анджелы легла благоухающей незабудкой на сердце Микаэля. – Тоже заглядывался на сеньориту Лауру?
– Мне приходилось едва ли не ежедневно нагружать корзины её служанок успокоительными сборами и настойками от прыщей.
– Ха-ха-ха! Ну, так что? Идёшь со мной на праздник?
– Тебе лучше взять с собой братьев, Анджела. Не люблю я толпу.
– О, нет, только не моих надоед-братишек! Микаэль, прошу тебя, пойдём со мной! С тобой мне точно будет весело! А ещё ты сможешь познакомиться с хорошенькими девушками, на праздник соберётся весь город! А я пригляжу себе красавчика из городских!
Красавчика… При одной мысли о том, что Анджела рано или поздно встретит какого-нибудь смазливого пижона и влюбится, волк внутри Микаэля начинал тоскливо выть. Нет никакой надежды на то, что Анджела будет принадлежать ему. Они друзья, и только. А если Анджела узнает, кто такой Микаэль, её верный друг с самого детства, на самом деле и с какими мыслями он смотрит на неё, мечтая обнюхать с головы до пят и… и не только обнюхать – она с отвращением и ужасом отвернётся. Захлопнет двери и навесит на них амбарные замки, вот наверняка.
– Ладно, уговорила. Пойду с тобой.
– Микаэль, я так рада!
Как больно просто обнимать её, не смея прижать крепче, сжать так, чтобы на мгновение ликующий смех прервался удивлённым вздохом! И снова продолжился бы, этот звонкий смех, переходя в сорванное дыхание – когда объятия сызнова сделались бы бережными, а их губы соприкоснулись… Нет больнее боли, нет горше горечи – просто по-дружески обнимать ту, кого любишь всем сердцем, всем телом, всей душой. Если, конечно, у оборотней есть душа.
Наверное, всё-таки есть. Ведь что-то иногда так сильно болит внутри, а иногда – поёт, как малиновка.
– Надень свою самую красивую одежду, Микаэль! Пусть все видят, какой у меня великолепный друг!
Знахарь кивнул, закрывая за собой дверь хлебной лавки. Обязательно наденет. И даже нацепит на лицо приветливую улыбку. Но лишь ради того, чтобы Анджеле было не стыдно идти рядом с ним – прекрасному ангелу не пристало разгуливать в компании с угрюмым лесовиком.
– Во-он та селяночка в веночке та-а-ак на тебя смотрит! – Анджела уже изрядно опьянела от дармового вина. Микаэлю приходилось поддерживать подругу под локоть, а то и вовсе обнимать за талию – чтобы не грохнулась под ноги праздношатающемуся развесёлому люду. – Скорее, иди к ней, пригласи потанцевать! И я… ик… тоже кого-нибудь приглашу!
– Да ты на ногах еле стоишь, Анджела. Идём лучше домой.
– Не хочу домой! Хочу танцевать!
Улыбчивая полненькая девушка в венке из ромашек радостно спорхнула с тележки, разукрашенной лентами – прямо перед Микаэлем. А парень рядом с ней, похожий как две капли воды – наверняка брат – поправляя вышитый васильками ворот ослепительно-белой рубахи, тут же ухватил за руку Анджелу.
– Какие вы оба красавчики! А как вас зовут? Откуда вы? Вы брат с сестрой?
– Вы тоже очень хороши! А вы откуда приехали?
Микаэль не слушал, что наперебой щебечут девушки и басит паренёк в вышитой рубашке. Он с тоской смотрел на тонкие девичьи пальцы – на среднем блестело колечко с дешёвым камушком. Он сам подарил Анджеле это кольцо, когда они были ещё совсем малышами. И теперь эти нежные руки, это тонкое колечко, залог их дружбы – всё как будто отобрал улыбчивый незнакомый парень. И, кажется, Анджела совсем не против, вон как улыбается ему в ответ. И руку не отбирает. Как же больно!
Им не быть вместе в этой жизни. Как и во всех предыдущих земных жизнях ангела. Не стоит даже и мечтать.
Музыканты, до этой минуты вразнобой настраивавшие свои инструменты, дружно грянули задорную песенку. Многие в толпе тут же начали петь – кто ж не знает эти смешные куплеты про глупого медведя и смелого пастушка? Анджела, смеясь и спотыкаясь, устремилась к центру площади – там уже кружились парочки, вихрем взметались кверху пышные юбки и звонко отщёлкивали ритм деревянные подошвы башмаков. Васильковый парень бежал следом за Анджелой, не отпуская её руки. Микаэль рванул было следом, но неожиданно уткнулся носом в выставленную вперёд нешуточных размеров женскую грудь.
– Прежде чем вести танцевать, ты ведь угостишь меня, красавец?
А, это та, в ромашковом венке. Угостить? И чего она хочет?
– Вон там продают жареное мясо! А там наливают вино! И ещё я хочу сладостей! И можешь подарить мне во-он те бусы, тогда я разрешу тебе себя поцеловать!
О, женщины! Так уверены, что правят этим миром! Ещё и бусы?! Но если Микаэль вовсе не жаждет целоваться с этой ромашковой красоткой?
– Ты такой большой! Наверное, ты кузнец? Или стражник? О-о-о, какие сильные руки!
– Послушай, а если я тебе куплю всё, что ты хочешь, ты от меня отста…
– Ой, тогда я сама тебя поцелую, и даже не один раз!
Микаэль не любил людское вино, предпочитая хмельным напиткам отвары из особых лесных трав. Точно так же расслабляют тело и путают мысли, зато никакого похмелья поутру. Но как отказываться, если черпаками и кружками тычут прямо в губы?
– Пей до дна! Пей до дна! За сеньориту Лауру, счастья ей на всю жизнь! За славного судью Тартарини – будь он здоров сто лет!
Не пить – обидятся виночерпии, в драку полезут. Микаэлю нельзя драться, тогда волк внутри приходит в ярость и может вырваться наружу.
– Пей до дна! И наливай ещё!
Музыка кружит, звенит, отдаются в голове эхом трели скрипок и пиликанье рожков. Топ-топ, кружись вместе с лихой мелодией, забудь про всё, пусть мир кружится вместе с тобой! Это весело! Забудь про то, что ты чужак на этом празднике, забудь про зудящую кожу – сквозь неё топорщит недовольный волк свою жёсткую шерсть. Смейся глупым шуткам, подпевай дурацким песенкам, тискай за упругие бока девушек, таких же пьяных, как ты! Это весело! Долой тоску, что иссушила сердце, выкинь из него, глупого, свою невозможную, несбыточную, больную насквозь любовь! Пей, веселись, топ-топ, ах, хорошо!
Микаэль очнулся возле самого края площади. Девушка в ромашковом венке, имя которой он забыл сразу же, как узнал, куда-то подевалась. Прижавшись к стене дровяного сарая, Микаэль вглядывался в веселящуюся пьяную толпу – тут и там мелькали белые вышитые блузы, похожие на блузу Анджелы, но это была не она, не она. Где же Анджела? Уединилась в каком-нибудь укромном уголке с тем, васильковым? Или нашла ещё кого-то? Или вообще ушла домой?
– Зачем я столько пил… Так много людей. Не чувствую её, не могу унюхать…
– Ну конечно, – Микаэль чуть не подпрыгнул, когда из приоткрытой двери сарая раздался чей-то голос. Оборотничьи уменья возвращались медленно, тело, отравленное чрезмерным количеством вина, потеряло быстроту реакций. Микаэль с трудом различил в темноте сараюшки какой-то размытый светлый силуэт. – Конечно… ему весело. А почему бы ему не веселиться? Он же такой… И кто я такая, чтобы всё его внимание было только моим? Вот была бы я роскошной женщиной… Богатой сеньоритой, как Лаура! Или вообще принцессой! Бог, а бог! Ты, видать, крепко выпил, когда меня создавал, или просто решил пошутить, да? Неудачная шутка, скажу я тебе! Мне вот ни капли смеяться не хочется… А ты там наверху сидишь и ухмыляешься, а?
– Анджела?.. – Микаэль на ощупь двинулся в темноту сарая. Белёсое пятно задёргалось, словно человек пытался встать на ноги, но у него это плохо получалось.
– Кто здесь?!
– Анджела! Это ты… Я думал, ты ушла домой.
– Мика… эль? Как ты меня нашёл?!
– Да я не искал, я случайно тут…
– Ну конечно, – с прежней язвительной интонацией протянула Анджела, снова усаживаясь на перевёрнутый ящик. Глаза Микаэля уже обрели волчью зоркость, и оборотень отчётливо видел сгорбленную фигуру и непривычно грустное лицо девушки. – Ты всегда случайно… Никогда не специально.
– Прости, я не понимаю тебя…
– Конечно, не понимаешь. Ты никогда меня не понимаешь!
– Так объясни.
– И объясню! – Анджела вскинула голову, глядя Микаэлю прямо в глаза. – Только сначала ты мне скажи! Ты вот сегодня со мной на праздник пошёл – только потому, что тут можно было вволю пошалить с красивыми девушками? Да ведь? Ты же только поэтому со мной пошёл?
– Анджела…
– Молчи! И слушай! Я выпила… выпила так много вина… что сейчас ничего не боюсь! И всё забуду завтра! Ты тоже забудешь, ясно? А сейчас – слушай!
Микаэль резко выбросил руки вперёд, готовясь подхватить Анджелу – та снова поднялась на ноги и начала заваливаться набок. Успел подхватить, не дал упасть на пыльный земляной пол. Некогда белоснежную блузку Анджелы украшали алые и бордовые пятна: видать, не всё то вино, про которое она давеча толковала, было ей выпито, кое-что и мимо рта протекло.
– Вот ты опять меня обнимаешь, – Анджела больше не говорила в полный голос, еле слышно шептала – лишь потому, что оборотневый слух острее человеческого, Микаэль отчётливо разбирал слова. – Ты меня обнимаешь… как же я тебя ненавижу…
– Прости, я сейчас тебя отпущу…
– Вот поэтому и ненавижу! – Анджела вцепилась в вышитую жилетку Микаэля так, что узорчатая ткань затрещала. – Ты обнимешь, а потом отпускаешь! На миг один обнимешь, обманешь… и отпускаешь! И уходишь! А я!..
– А ты…
– А я не хочу, чтобы отпускал! Не хочу, чтобы уходил! Не хочу… чтобы танцевал с той… ромашки в венке… ты целовался с ней, я видела! Ненавижу тебя…
Микаэлю хотелось смеяться и плакать. Волк внутри него с досады царапал себе морду когтями, визжа и воя. Сколько раз уже их сталкивала судьба-мачеха? Разве хоть раз было такое, чтоб через все препоны их сердца не потянулись друг к другу?
А он-то себе напридумывал… О, какой дурак, какой невозможный, непредставимый дуралей!
– Анджела…
Губы твои слаще всей сдобы, которую так играючи выделывают и выпекают твои маленькие умелые руки. Они нежнее лепестков лесных цветов, что выросли в благодатной тени высоких деревьев, и потому не огрубели от резкого ветра и слишком жаркого солнца. Губы твои – нужнее воздуха и важнее жизни, потому что весь воздух, который нужен мне – в дыхании твоём, а жизнь моя – в тебе. В кольцах твоих волос запутались пальцы мои – как сладок этот плен. Доверчиво бьющееся сердце твоё – ощущаю рядом с моим. Ты слышишь? Слышишь? Наши сердца бьются в такт. Губы твои… руки твои… ты вся…
– Микаэль… Что ты делаешь… Что мы делаем! Нас увидят… Микаэль! Нет! Хватит… Ох, нет, мне не хватило! Микаэль… Это правда? Я не сплю? Ты… ты тоже… Микаэль!
– Уйдём… уйдём отсюда… Пойдём со мной! Пойдём прямо сейчас! Я покажу тебе тайные поляны и заповедные озёра. Пойдём со мной. Уйдём от людей. У меня есть тайна… Я расскажу тебе, Анджела, всё расскажу. Ты веришь мне?
– Да… Да! – Анджела больше не качалась, твёрдо стояла на ногах. Хмель словно выветрился за миг – за бесконечные века – их поцелуя. – Я верю тебе и пойду с тобой. Уйдём в твой лес?
– А потом в другой. И дальше, до края света. На земле столько лесов, Анджела! В них так красиво. А за лесами есть великие моря. Я покажу тебе всю красоту земли и воды.
– Покажи. А то я дальше нашего городка и предместий нигде и не была. Жизнь проходит зря, мне уже скоро двадцать, так и состарюсь, мира не увидев! – Анджела снова улыбалась, волк внутри Микаэля тявкал, как обрадованный щенок, и порывался завилять хвостом. – Прямо сейчас убежим, да? Только я так устала… далеко не смогу уйти. До леса точно не дойду.
– Я украду тележку! – Микаэль был готов свести с конюшен знатных горожан самых породистых скакунов и отобрать у градоначальника его золочёную карету для Анджелы, но, пожалуй, это было лишним – ещё стражников в погоню отрядят. – Я знаю, где стоят без присмотра тележки со смирными лошадками. На них бочки с вином привезли. Жди меня здесь. Я подгоню тележку, и мы уедем. Прямо сейчас!
– Я буду ждать!
Микаэль выскочил из дровяного сарая, забыв, что нужно сдерживать свою нечеловеческую скорость и силу. Едва стену не проломил, захлопывая за собой дверь, молнией промчался через всю площадь. Тележка с запряжённой в неё соловой кобылкой одиноко стояла у коновязи. То, что надо! Только вышвырнуть за низкий бортик пустую винную бочку – им в дороге лишний груз ни к чему.
К заветному сараю Микаэль подобрался не через площадь, а окружной дорогой, через переулки. Приоткрытая дверка поскрипывала, колеблемая поднявшимся к ночи ветром.
– Анджела?
В сарае никого не было. Микаэль втянул носом воздух. Анджела ушла совсем недавно. Куда же её понесло, несмотря на обещание дождаться?
Запах Анджелы то терялся в смешении запахов еды, вина и других людей, то снова становился ярким, как путеводная звезда. Микаэль кружил по площади, кидаясь за каждой мелькнувшей в поле зрения вышитой блузкой – но к нему оборачивались сплошь незнакомые лица.
– Анджела!
Где же она, где? Почему не дождалась, почему ушла? Испугалась? Не поверила? Решила, что не хочет бросать привычную жизнь, отца с матерью, надоедливых, но всё равно любимых братишек? Да, вот это вполне может стать серьёзной преградой для Анджелы. Братья её давно вовсю шустрят в пекарне, но до мастерства Анджелы им пока далеко, а старик Луиджи уже на самом деле стар. Кто позаботится обо всех старых и малых, как не старшая дочь в семье?
– Анджела…
Микаэль думает только о себе. Дорвался, обрадовался, что его любовь не безответна. Может, и правда стоит выждать ещё пару лет, пока не подрастут братья Анджелы? Ведь ему не привыкать ждать, да и что значит пара-тройка лет для бессмертного? Решено. Не надо им сбегать сегодня. Сейчас Микаэль просто отыщет Анджелу, проводит её домой. Может, удастся сорвать ещё поцелуй на прощание… Им нужно время, чтобы свыкнуться с новыми отношениями между ними. А что волк внутри предупреждающе рычит и скалит клыки, требуя забрать себе любимую в единоличное пользование – так пусть себе рычит. Терпение – добродетель, если что. Значит, на том и…
– А-а-а! Убили, убили! Стражники!
– Драка, там драка!
– У одного из них нож!
– Огня! Тащите фонари и факелы!
– Лекаря! Найдите лекаря!
– А-а-а-а!
Микаэль ринулся в гущу толпы, расшвыривая людей в разные стороны, как снопы сена. Возле винных бочек кипела потасовка, раздавались воинственные выкрики, несколько человек угрожающе размахивали длинными ножами. Что стало искрой, брошенной в сухой хворост, чьё неосторожное слово обернулось камешком, столкнувшим лавину? Наверное, никто из этих людей потом и не вспомнит – когда протрезвеет. А пока что излишек хмеля вершил своё недоброе дело, превращая ссору на пустом месте в кровавую бойню.
Как всегда бывает у людей, а?
Микаэль не собирался разнимать дерущихся или помогать раненым. Он лишь хотел отыскать Анджелу, чей запах усилился в разы возле этих злосчастных винных бочек.
– Микаэль! Я здесь! – Анджела бежала к Микаэлю, размахивая запечатанной бутылью. – Я подумала, что нам на дорожку неплохо будет взять ещё немного вина… а то мне вдруг стало страшновато вот так сразу всё менять!
Анджела ещё улыбалась, когда на неё налетели два сцепившихся в рукопашной потасовщика. И даже когда один из драчунов оступился, неловко взмахивая рукой, и его нож вонзился прямо в грудь Анджелы, улыбка на губах девушки померкла не сразу.
– А-а-а! Убили, убили!
– Стражники!
– Огня, несите огня!
– Лекаря!
Микаэль целую вечность преодолевал этот десяток шагов – тех, что отделяли его от лежащей на каменных плитах Анджелы. Десять шагов. Бессчётные века, снова разделившие их.
– Нет… Нет. Нет, нет, нет, нет, не-е-ет!
– Я не хотел! – Невольный убийца Анджелы не успел сбежать, его уже держали подоспевшие стражники. – Я случайно! Это случайность! Я не хоте-е-ел!
«Выпусти меня, – волк внутри Микаэля больше не скалил зубы попусту. Он был готов убивать – молча и жестоко. – Выпусти меня…»
– Я не хотел, не хотел, н-н-н… – торопливое бормотание сменилось истошным криком. Толпа ахнула и раздалась, обезумевшие от страха люди бежали, не чуя ног под собой. А огромный чёрный волк, растерзав убийцу Анджелы, мчался за бегущими следом – полосуя когтями каждого, за кем оставался шлейф винного запаха, ляская острыми зубами над ушами голосящих женщин, брезгливо отшвыривая с дороги пьяных стариков. В разбитые винные бочки волк сбрасывал факелы со стен домов, и скоро вся площадь полыхала, как одно гигантское огненное озеро. Тело Анджелы волк извлёк из огня неповреждённым, закинул себе на спину и исчез, перемахнув через городскую стену возле запертых ворот.
Ещё нескоро перепуганные жители выбрались из своих домов. Никто из тех, на ком остались шрамы от когтей и зубов волка, больше в жизни не притронулся к вину. Дочь судьи Тартарини сочла появление оборотня знамением свыше, отказала долгожданному жениху и постриглась в монахини. А старику Луиджи пришлось заколотить окна и двери своей лавки и пуститься на старости лет в чужедальние края. Ведь именно из-за его старшей дочери Анджелы в город пришёл оборотень – хорошо, хоть дозволили живыми уйти, а то кое-кто поговаривал, что неплохо бы для острастки всю семью Паризелли отправить на костёр как чернокнижников.
В чужих землях Луиджи и его родные не бедствовали. Живо отстроились, снова открыли пекарню. На какие шиши – поинтересовались бы те, кто знал их прежде.
На этот вопрос Луиджи не ответил бы никому, даже самому верному другу. Незачем выдавать того, кто так страшно отомстил за смерть его дочери.
Но Луиджи был готов поклясться, что глаза чёрного волка, положившего на порог их дома окровавленный узелок, до жути напоминают глаза человека – в них светился разум и полыхала нестерпимая боль. В узелке, оказавшемся праздничной блузкой Анджелы, тяжко звякали золотые монеты.
Всё, что успело скопиться в кубышке у Микаэля-знахаря, который таинственно исчез в ночь большого пожара и больше никогда не вернулся в свою лачугу возле городской стены.
========== Часть 2 ==========
– Что, повеселимся завтра, Мишель?
Исподтишка следить за тем, как ловко Анриетта расставляет шахматы, было сущим удовольствием. Мишель отсалютовал очередным поднятым бокалом и кивнул.
– Ты, как всегда, немногословен, дружище, – рассмеялась Анриетта. Слушать её смех тоже было одним из тайных удовольствий лейтенанта Мишеля Сагана – под этим именем и званием Майлах-Изначальный значился в списках авиационного полка. Жаль, что разыскать своего ангела, получившего в этом воплощении чудесное имя Анриетта, удалось не сразу, так много времени упущено! Мишель пропустил момент её рождения, не видел Анри ребёнком, не охранял тайком, когда та была задиристым подростком. Когда началась война, Анриетта сбежала из дома, всеми правдами и неправдами пробилась в действующую армию и на деле доказала, что девушка-картограф – это не нонсенс. Умнице, красавице, всеобщей любимице лейтенанту Анриетте Лефевр сравнялось двадцать пять нынешней весной. Скоро ей дадут очередное звание – на этой войне так же легко совершить головокружительный взлёт по карьерной лестнице, как и погибнуть.
Через сколько войн уже прошёл оборотень, Майлах-Изначальный, сын мрака, меняя своё имя в соответствии со страной, в которую его заводила судьба-мачеха, разыскивая того, ради кого был создан богами на заре веков? Не счесть их, этих сражений, сеч и битв. Оборотень ввязывался в людские распри, коротая время в ожидании очередного рождения своего ангела – или обороняя её родину. «Погибал» на поле битвы, чтобы безнаказанно возникнуть под новым именем в новых краях. Он стал искусным воином, добавив немало умений к природной силе и ловкости.
Но теперешние войны не чета сражениям прежних славных лет. Теперь силами меряются не сами люди, а громыхающие железом машины, а пули обрывают тысячекратно жизней больше, чем стрелы.
По непроверенным пока данным, скоро там, где кипят самые ожесточённые бои, будет испытано новое оружие – химическое. Мишель зябко передёрнул плечами. Он давно научился пользоваться незаметными носовыми фильтрами – гениальное изобретение людей, поистине спасение для его слишком чувствительного обоняния. Но если люди в защитных масках выберутся относительно невредимыми после газовой атаки, то оборотню подобное может слишком дорого обойтись. Это даже не смешно – оборотень без нюха. Мишель встречал нескольких таких собратьев в своих бесконечных скитаниях по миру. Потерявшие возможность отыскать тех, для кого родились, не желающие жить, но не способные умереть – это не смешно. Это больно и жутко.
– Эй, дружище! – задумавшись, Мишель не заметил, как Анри подошла совсем близко. Ох, не стоило бы ей этого делать – лётчик лейтенант Саган, в отличие от своего самолёта, отнюдь не железный. Какой у Анри запах!.. Мишель незаметно потянул носом – благо, пока нет нужды запихивать в ноздри фильтры, они ведь не на поле сражения, а в офицерском клубе при аэродроме. Нагретый солнцем виноград, корица и еле заметная нотка мускуса. В каждом воплощении от его ангела исходит один и тот же чарующий аромат. Даже слегка перебитый запахом коньяка и табака, запах Анри кружит голову Мишелю. Ну почему она встала так близко, не понимает, что ли, что волк внутри привычно добродушного Мишеля вот-вот сбросит личину и набросится на самую желанную в мире добычу! Не затем, чтобы искусать и разорвать в клочья, о нет! Затем, чтобы притиснуться близко-близко, пропитаться насквозь, до последней шерстинки, благоуханием своей любимой, очертить подрагивающим горячим языком контуры этого желанного тела, на котором так ладно сидит военная форма. Наградить сладким поцелуем каждую пядь вожделенной плоти – за то, что так прекрасна. Разрезать одним росчерком острого когтя собственную грудь и вывалить в эти узкие красивые ладони наполненное любовью сердце – пусть сделает с ним что захочет, засушит на память, выбросит в окно… Даже без сердца Мишель будет любить её… Ослепшим, оглохшим, потерявшим нюх он будет ползти за любимой, на ощупь находя следы своего ангела под снегом, грязью и пеплом – так велика его любовь, так могуча… Ещё на пару сантиметров ближе – и прямо под носом Мишеля откроется вид на то уютное местечко, где шея покато переходит в плечо: Анри провокационно расстегнула воротник мундира, вот плутовка! Прочь, искушение ходячее, заткнись, скулящий внутри блохастый торопыга!
– Мишель, чёрт! Ты облил меня своим компотом!
– Прости, мне руку свело судорогой.
– Завтра, надеюсь, с твоей рукой всё будет в порядке? А то как бы тебя не скрутило судорогой, если придётся удирать на всех парах!
– Мы же летим просто на разведку.
– Но если наша мирная миссия не помешает пруссакам обстрелять нас – мы что, будем молчать в ответ?! Нет уж, если хоть один ганс пальнёт в твою «Жаннетт» из своей пукалки, не сомневайся, пропишу этому поганцу хорошенький свинцовый душ!
Пока Анри, ворча, отряхивала китель, Мишель заново наполнил свой бокал. Компотом, скажет тоже. Вполне приличное виноградное вино. Мишель загодя подсыпал в купленную бутылку щепотку кое-каких трав – от этого запах брожения почти исчез, сменившись нежным ароматом цветущего луга. Запас трав, кстати, заканчивается, нужно будет как-нибудь прогуляться в лесок рядом с аэродромом. Здесь, в тылу, земля ещё не успела пропитаться вонью пороха, керосина и железа. Кажется, в этом леске есть малинник. Можно будет набрать ягод и угостить Анри. И заполучить себе ещё порцию томительно-сладостных воспоминаний в копилку, наблюдая за тем, как эти упоительно прекрасные губы ягодку за ягодкой обминают и прикусывают спелую малину…
– Лейтенант Саган! Лейтенант Лефевр!
– Полковник!
Из поджарого седого полковника Жерарди вышел бы отличный степной волк – так всегда думал Мишель, сталкиваясь с командиром их лётного полка. Неутомимый, быстрый, опаснейший противник в бою. Хорошо, что Изначальные не воюют друг с другом. Их слишком мало, и у каждого есть тот, кого надо находить и оберегать. Это касается лишь истинных оборотней, пришедших на землю на заре времён – вместе со старыми богами. Прочей мелкой шушеры, оборачивающейся в разное зверьё, потом расплодилось как поганок после дождя. Но они не смеют даже претендовать на истинность – ведь их создали люди, наделённые способностями к магии. Лишь Изначальных создали боги.
И их меньше сотни – на весь этот огромный мир. О каких междуусобицах может идти речь?
Но полковник Жерарди был бы отличным степным волком, этого у него не отнимешь.
– Мадемуазель Анриетта, Мишель, – переходя на неофициальный тон, произнёс Жерарди, усаживаясь в кресло рядом с Мишелем и жестом подзывая к себе официанта. – Гарсон, бутылку бордо, три бокала и сырную нарезку. Да, так вот. Друзья мои, – услышав такое непривычное обращение, Мишель внутренне напрягся, а Анри наоборот, радостно улыбнулась. – Завтрашний ваш вылет на разведку чрезвычайно важен. Наземные разведчики докладывают о подозрительном скоплении войск противника возле железнодорожной станции. Маршал подозревает, что враги готовятся к прорыву линии обороны. Вы должны досконально всё рассмотреть и предоставить подробный отчёт о точном количестве единиц боевой техники и численности подразделений противника. Горючего возьмите с запасом. Ни в коем случае не открывать огонь, даже если вас будут провоцировать! Это может стать поводом, позволяющим противнику нанести ответный удар – а население близлежащих городов ещё не полностью эвакуировано из зоны возможных боевых действий. Задача вам ясна?
– Так точно, господин полковник!
– Да, господин полковник!
– Вы мои лучшие воины. Мадемуазель Анриетта, я ещё никогда не встречал столь бесстрашной девушки и умелого картографа. Мишель, вы не пилотируете самолёт – вы купаетесь в небе. Кажется, вы должны были родиться птицей. Надеюсь на вас, друзья мои. От ваших быстрых и продуманных действий зависят жизни сотен солдат и мирных граждан нашей родины, – полковник принял от официанта услужливо открытую бутылку вина и самолично разлил бордо по тонкостенным фужерам. Мишелю пришлось отставить в сторону свой бокал и взять с подноса фужер. – Чистого неба под крыльями и над головами, лейтенант Лефевр, лейтенант Саган. Готовьтесь к получению новых погон по возвращению из вылета, приказ я уже подписал.
– Благодарю вас, господин полковник!
– Ваше задание будет выполнено, господин полковник!
– Отдохните сегодня как следует, – полковник неожиданно подмигнул Анриетте, и та моментально расплылась в понимающей усмешке. – Наша жизнь – всего лишь миг перед вечностью… особенно на войне.
Когда вино было допито, и полковник удалился, напоследок уточнив запланированное время вылета экипажа «Жаннетт», Анриетта снова расстегнула воротничок мундира и резво вскочила со своего стула.
– Мишель, старый ястреб дал нам добро на выезд в город! Быстро, быстро, хватаем свободную машину и несёмся отдыхать!
– Куда опять тебя несёт, Анри? И разве мы уже не отдыхаем?
– Балбес, полковник совершенно недвусмысленно дал нам понять, что жизнь утекает как песок сквозь пальцы и надо жить на полную катушку, пока живём! Вперёд, лейтенант Саган, девочки мадам Люси тебя заждались! А я уже слишком давно не навещала мои милые магазинчики с платьями! Пока я всё перемеряю, ты как раз успеешь повеселиться!
Как же ненавидел Мишель эти выезды в городок, притулившийся рядом с военным аэродромом! И вечно Анриетта гонит его в бордель. Будто не знает, что Мишелю Сагану там не рады – после того, как разборчивый лейтенант поочерёдно отказался от услуг всех чрезмерно размалёванных «девочек», включая саму мадам Люси. Опять Мишелю придётся сидеть в холле и слушать громкие, нарочито томные стоны из неплотно прикрытых дверей… Хорошо, хоть вино в заведении мадам Люси неплохое. Правда, дерёт она за одну бутылку столько, что впору заказывать к этим бутылкам пробки из чистого золота. И умильно улыбается при этом, объясняя дороговизну военным положением в стране… лисица крашеная!
– Ну же, Мишель, поторопись! Я нашла машину и даже с водителем! Сможешь как следует выпить, если тебе опять никто не приглянется. Но я слышала, что у мадам Люси появились новые девочки!
Анриетта неисправима.
– Что господин офицер пожелает? Я по-всякому могу.