Мелодия души

I

Мы привыкли думать, что имя – это просто звук, который родители выбирают из книжки или семейной традиции. Максимум – в честь деда или модной тенденции. Но что, если я скажу вам, что где-то в красной пустыне Намибии каждый человек получает при рождении не имя, а мелодию? Не слова, которые можно забыть или исказить, а музыку, которая становится его сутью, его душой, его единственным и неповторимым голосом в хоре человечества?

Это звучит как сказка. Но сказки, как известно, – самые правдивые истории на свете.

II

Айна проснулась от того, что внутри что-то изменилось. Не боль – боль была уже давно, как спутник, как дыхание. Изменилось что-то другое. Ребенок затих. Замер. Словно прислушивался.

Она лежала в хижине, построенной из глины и навоза, под крышей из пальмовых листьев, и чувствовала, как мир вокруг замирает в ожидании. Даже козы перестали блеять. Даже ветер стих.

– Мама? – Это голос Кауре, ее старшей дочери. Девочка заглянула в хижину, и в ее глазах было то особое напряжение, которое бывает у детей, когда они чувствуют приближение чуда.

– Позови бабушку Тембу, – прошептала Айна. – И тетю Кавеву. Пора.

Кауре исчезла, и вскоре хижина наполнилась женщинами. Они пришли без слов, как приходят на зов, который слышит только сердце. Бабушка Тембу – сухая, как высохшая река, но мудрая, как сама пустыня. Тетя Кавева – круглая, мягкая, с руками, которые умеют утешать. Мать Айны – Овакуру, которая помнила еще времена, когда белые люди только начинали строить свои города далеко от здешних мест.

Они расположились вокруг лежанки, и Айна почувствовала, как их присутствие окутывает ее теплым плащом. Это был круг женщин, который существовал тысячи лет, который будет существовать еще тысячи лет после них. Круг, в котором рождались дети и умирали старики, и передавались самые главные тайны жизни.

– Дыши, дочь моя, – сказала Овакуру. – Дыши и слушай.

III

Роды у химба – это не медицинская процедура. Это ритуал, священнодействие, встреча двух миров. Когда ребенок идет по родовым путям, он покидает мир духов и входит в мир людей. И в этот момент, в эту священную минуту, его мать должна услышать его песню.

Айна закрыла глаза и погрузилась в себя. Боль накатывала волнами, но она не сопротивлялась. Боль была частью процесса, частью превращения. Она дышала в такт схваткам, и постепенно дыхание стало ритмом, ритм стал мелодией.

Сначала это было едва заметно – как дальний гул, как шепот ветра в сухой траве. Но с каждой схваткой мелодия становилась яснее, отчетливее. Она поднималась откуда-то из глубины, из места, где встречаются тело и душа, где кончается человек и начинается что-то большее.

– Слышишь? – спросила бабушка Тембу.

– Да, – прошептала Айна. – Я слышу.

Мелодия была простой, но совершенной. Три ноты, которые поднимались и опускались, как дыхание, как биение сердца. Но в этой простоте была вся сложность человеческой жизни – радость и печаль, надежда и тревога, любовь и потеря.

Женщины начали напевать вместе с ней. Не повторяя мелодию – каждая пела свою собственную, свою Окирунду, полученную при рождении. Но все голоса сливались в одну песню – в песню рождения, в песню встречи.