Аркиан. Рождение бури

Глава 1 Фрукты магия и хаос

– Это издевательство! – увесистый том по основам рун с глухим стуком впечатался в стену, выбив из штукатурки облачко меловой пыли. Книга замерла на миг, словно раздумывая, затем рухнула на пол, распугав солнечных зайчиков, игравших на потертом дубовом паркете.

– Нет, это просто свинство!

Вслед за рунами в ту же стену полетел и справочник степных растений, рассыпав по полу засушенные листья шалфея и полыни. Горьковато-пряный аромат смешался с запахом старой бумаги и воска от оплывших свечей на массивном столе. Высокий худой парень, одетый в темные брюки и свободную рубашку, развалившись на своей кровати, укрытой грубым шерстяным пледом, привычно слегка наклонил голову, пропустив над собой книгу. Та прошла в опасной близости, пошевелив коротко остриженные пепельные волосы и перелистнув страницу пухлого томика, лежащего на коленях. Неодобрительно взглянув на источник шума своими холодными, как горный лед, глазами, парень перелистнул страницу обратно и прижал ее длинным пальцем.

В центре комнаты, раздувая ноздри, неистовствовала маленькая черноволосая буря. Воздух вокруг девушки потрескивал и искрился синеватыми зарницами. По длинным прядям пробегали настоящие молнии. В комнате явно пахло озоном, словно после грозы, перебивая запах книг и трав.

– Да успокойся ты, наоборот, интересно, – раздался спокойный мелодичный голосок, звенящий, как колокольчик. Резко развернувшись в его сторону, она обвиняющим перстом указывая на фигуристую девушку, забравшуюся на кровать расположенную у противоположной стены, поджав ноги и с абсолютно философским видом подпиливающую острые коготки на чуть пухлой руке. Солнечный свет из высокого окна окутывал ее пшеничные волосы золотистым ореолом.

– Тебе-то что, – раздался горестный вопль, – что в степной глуши, что в лаборатории возиться со своими растениями ненаглядными. Скоро мхом зарастешь, как профессор Тилль. А я что там буду делать? Я не колдунья, я боевой маг! Мух я там бить буду молниями? Или червей поджаривать?

Девушка в гневе затопала ногами, каблуки студенческих туфель застучали по дереву, как барабанная дробь. Словно ребенок, которому не досталась конфета, ухмыльнулся Димитр, глядя на магичку.

– Успокойся, Марго, – неспешно протянул он, перелистывая страницу с тихим шелестом, – орать ты можешь сколько угодно, а нервное напряжение ведёт к преждевременному старению. Будешь сгорбленной и седой к аспирантуре такими темпами.

Ещё один том со свистом угодил в стену, прямо в том месте, где секунду назад была голова Димитра. Парень же, невозмутимо отклонившись с грацией кота, взглянул на Марго и, демонстративно послюнявив палец, перелистнул страницу. На его породистом лице, с резкими скулами и тонким носом, не дрогнул ни один мускул.

Светловолосая вновь захихикала, вытянула руку вперед, растопырив пальцы, рассматривая свои ногти; взмахом руки она изменила их цвет на нежно-салатовый, и тонкие пластинки заблестели, словно капельки росы. После чего легко соскочила с кровати, потянулась, сладострастно охнув и хрустнув суставами. Немаленькая грудь вызывающе натянула тонкую ткань сорочки и колыхнулась, приковав к себе взгляд Димитра, впрочем как и всех мужчин находящихся возле лучшей студентки друидического факультета. Его взгляд скользнул по изгибам, задержавшись на миг, прежде чем вернуться к книге, отметив, что за этот год грудь Полины еще выросла.

Из открытого окна послышался нарастающий шум и гомон, первокурсники вывалили в сад. Донесся смех, крики, щелчок нехитрого заклинания.

– Полли! Ты же моя подруга, должна меня поддерживать! – продолжала Марго, подходя вплотную к подруге и обиженно глядя на нее снизу вверх; разница в росте у них была почти на две головы. Марго казалась хрупкой тростинкой рядом с цветущей розой. Вообще найти менее похожих было сложно: Марго худая, изящного телосложения, где взгляду мужчины было сложно зацепиться за хоть что-то вызывающе торчащее, пожалуй лишь кроме носа. Вьющиеся, черные волосы, с синевато-стальным оттенком, спутанные от магических разрядов. Огромные карие глаза, сейчас особо широко распахнутые, блестели от навернувшихся слез притворной обиды. И Полина, высокая, с парой лишних килограмм, которые ушли именно туда куда нужно. Там где Марго природа обделила, Полли наоборот отсыпала излишне щедро. Пшеничные волосы, прямые и пушистые, пахнущие полевыми цветами. Короткий курносый нос и веснушки, рассыпанные по смугловатым щекам, подчеркивающие ярко-зеленые глаза.

– Так я тебя и поддерживаю, – пожала плечами та, – мне, вообще-то, предлагали остров Тарус, и практику с кругом друидов, но я отказалась. Профессор Тилль был крайне недоволен между прочим.

Полли легонько ткнула в лоб Марго, отчего одна из искр со щелчком перескочила на ноготь и, пробежав по нему, впилась в палец.

– О – ой! – Полли поспешила отдернуть его, задувая на прижженную кожу. – И уйми уже свою магию, как первокурсница, ей-богу.

За окном, словно в подтверждение, раздалось шипение и в воздух взмыл замысловатый фейерверк, распустившись алой хризантемой с грохотом на уровне пятого этажа. Вызвав радостный гогот ребятни, шумевшей внизу.

Марго засопела как мехи кузнечного горна и обиженно плюхнулась на кровать, подперев голову руками и совершенно по-детски надув губы. Блондинка улыбнулась и сев рядом, движением фокусницы вынула из глубин декольте небольшой костяной гребень, принявшись расчесывать непослушные искрящиеся волосы подруги. Разбирая их по прядям и сноровисто заплетая косичку.

– Самое главное – вместе, а там найдем, как развлечься, тем более всего на три месяца. К тому же Виктор что-то придумал…

Полли запнулась и с удвоенной энергией принялась за прическу подруги.

Марго, прикрыла глаза и чуть откинула назад голову, опершись руками на кровать, едва не начав мурчать, словно большая кошка. Димитр, не сильно вслушиваясь в женский разговор, подхватил с блюда возле окна яблоко – румяное, с каплями влаги – и потащил к себе силовым захватом. На середине процесса, дверь с грохотом распахнулась, ударившись о стену, и на пороге возник несколько запыхавшийся высокий, мускулистый парень с растрепанными льняными волосами.

От неожиданности, Димитр на секунду потерял концентрацию, захват разжался и яблоко, упало на пол покатившись, звонко постукивая, ткнувшись в сапоги пришедшему. Разговор тут же утих, и все взгляды устремились к нему: Димитр – с лёгким интересом, Полли – с ожиданием, Марго – с пылающей надеждой. Захлопнув дверь ногой и подняв яблоко, парень несколькими широкими шагами пересек комнату и, схватив со стола глиняный кувшин, приник к нему, жадно глотая воду. Капли стекали по его подбородку, падая на темную рубаху.

– Вик, – жалобно протянула Марго, – ну не тяни. Чертова степь? Впрочем, дергаться навстречу пришедшему она не спешила – Полли крепко удерживала её за локоны, ловко заплетая вторую косичку, туго стягивая непослушные пряди. Парень помотал головой, не отрываясь от кувшина, и внезапно вылив остатки себе на голову, тряхнул шевелюрой, разбрызгивая капли вокруг себя, выдохнул с шумом. Яблоко плюхнулось к своим товарищам на блюдо.

После чего ухмыльнулся во весь свой широкий рот и, сунув руку за пазуху, вытащил черный кожаный свиток, перетянутый серебряной нитью с восковой печатью на ней.

– Вот, – с гордостью провозгласил он, высоко подняв свою добычу. – Ради тебя старался, – улыбнулся он черноволосой Марго, – спецнаправление, уровень опасности – четвертый. Если пройдем, то можем рассчитывать на зачет без экзаменов. Я час уговаривал Клариссу, едва не в ногах валялся. Но это опасно. Виктор на мгновение запнулся и слегка покраснел, что заметил лишь Димитр, проживший с другом в одной комнате не один год.

Парень откровенно лукавил, пару дней назад, декан факультета боевой магии и глава военной кафедры магистр первого ранга, Кларисса Дель Клинк, сама вызвала его в кабинет. Шел туда Виктор как на казнь, попасть на ковер к ней было едва ли не самым страшным. С минуту он мялся у дубовой двери, с серебряной табличкой. Топтался бы наверное и дальше, если бы изнутри не раздался громкий голос:

– Доронин, ты долго ещё собираешься дверь гипнотизировать?

Сглотнув комок, Виктор взялся за холодную ручку, но та казалось жгла руку. Набрав воздуха в грудь, он резко открыл дверь и влетел в кабинет, словно в холодную воду, едва ли не строевым шагом.

Кабинет Клариссы маленький, ярко освещённый двумя высокими окнами, распахнутыми настежь. Тут пахло железом и озоном, почти так же как от Марго, когда та плохо контролировала свои эмоции. Сам кабинет был примером аскетичности. Тяжёлый дубовый стол, без всяких излишеств, вроде резных ножек, несколько высоких шкафов с книгами и папками, да гербом боевого факультета на стене, Два грифона держащих треугольный щит, на котором крест накрест закреплены посох и меч. Последние были настоящими и явно личным оружием Клариссы. Более в кабинете не было ничего, даже жесткого стула, на край которого мог присесть студент.

Кларисса, худая и высокая, как жердь. Некрасивая, с чертами лица будто вырезанными из дерева. С прямыми темными волосами, чуть ниже ушей, что-то яростно писала на листке бумаги красными чернилами.

Чья-то курсовая… – отстранено промелькнуло в голове парня. Закончив свой труд, подведя итог: Дебил, крупными буквами, она захлопнула папку, припечатав ее сухой ладонью с длинными пальцами, не знавшими что такое маникюр и подобных похабных слов, швырнула ее в стопку таких же, возле стола. Кипа угрожающе накренилась. В горле Виктора пересохло. Он сам ощущал себя этой стопкой, балансирующей на краю. Кларисса поднялась и пристально посмотрела в глаза своему студенту. В животе Виктора стремительно нарастал ледяной ком. Он отчаянно перебирал все свои прегрешения за последний учебный год и никак не мог найти, что-то такое, за что его можно было прибить.

– Вы с Алдамовой собираетесь специализацию получать или решили выпуститься магами общей практики? – голос декана был сухой и грохочущий, как раскат грома.

– Собираемся, – Виктор сглотнул комок, – вот к экзаменам готовимся… Кларисса заложила руки за спину и выйдя из-за стола прошагала из стороны в сторону перед парнем. Каждый удар каблука ее сапог, отдавался в его голове, словно взмах хлыста.

– У тебя неуд по бытовым и минимальный бал по концептуализации. Алдамова завалила гербалогию и лечебные чары, – Кларисса остановилась перед Виктором, – ты мне хотя бы скажи, за каким чёртом ее понесло на это травковедение? Она с Белкиной мало вне учебы видится? Виктор молчал, опустив голову солнечный луч бликнул на лезвии меча, словно намекая на его судьбу.

– Рунную магию, за нее Белкина писала, благо Генриетте Карловне, абсолютно все равно, главное что бы работа была сдана вовремя. Вы двое на экзаменах провалитесь с оглушительным треском. Из окна пахнуло запахом костра и подгорающего масла, на кухне готовили обед. Но у Виктора было стойкое ощущение, что это его сейчас поджаривают на медленном огне.

– Молчишь? Правильно молчишь.– декан встала перед ним слегка наклонившись и взглянув в глаза, – пахнуло сиренью и эвкалиптом.

– Алдамовой папочка устроит будущее в любом случае, в виде выгодной партии второго сына торговца первой гильдии где-то в Штормграде. А тебя с незаконченной специализацией, без звания мастера, только в армию. Ты это понимаешь?

Виктор понимал, он стоял опустив голову и разглядывая носки своих ботинок. Отец был бы крайне разочарован, ведь в академию он поступил как сын гвардейского полковника, без платы, за счёт империи. Но отца нет, и он на могиле поклялся пойти по его стопам. -Кларисса Фридриховна, – начал он, но та махнула рукой, заставляя его умолкнуть.

– Вы двое, реально имеете шанс стать мастерами, а в дальнейшем магистрами боевой магии. Но ваше разгильдяйство, все перечеркнет. Она выпрямилась и развернувшись на каблуках вернулась к столу. Извлекла из выдвижного ящика лист гербовой бумаги с массивной печатью и протянула его Виктору.

– С ректором я договорилась, – сухо ответила Кларисса.– Не подведи меня Виктор. На распределении, отдашь комиссии. Виктор колебался секунду, потом пальцы сжались на листе, чуть смяв толстую шероховатую бумагу. Кларисса отпустила не сразу, внимательно глядя в глаза своему студенту. Потом взмахнула рукой, в направлении двери.

– Иди Доронин, и подумайте с Алдамовой на досуге, чего вы реально хотите. Виктор коротко поклонился декану и четко выполнив команду кругом, вышел из комнаты. В коридоре самообладание дало трещину, он привалился к стене, едва не сполз по ней. Руки дрожали, а сердце колотилось так, что казалось решило покинуть грудную клетку. Рванув ворот рубашки, он сдернул удавку галстука и прочитал несколько строк, написанных ровным крупным подчерком:

Направление на практику по программе проверка испытанием. Доронин В. Алдамова М. Выборка стеллажа 1—3. Категория 4. Внизу стояла размашистая подпись Клариссы. Чуть ниже виднелась ещё одна, куда более вычурная и замысловатая. Ректора.

Виктор обвел взглядом друзей: вскочившая с кровати и теперь нетерпеливо перетаптывающаяся на месте, Марго; неспешная и несколько тяжеловесная Полли, наиграно надувшая губки, изображая обиду из-за сбежавшей от прихорашивания подруги. Димитр, княжич, нашедший в их компании именно друзей, не обращающих внимания на его родословную, и титулы. Ибо как пялились на Полли, так и шарахались от Димитра, либо старались подлизаться. Лишь в этой шумной компании он был собой, поэтому, так же спокойно сидел на кровати, только лишь прикрыв томик ладонью и с неугасимым интересом глядя на приятеля. Сам Виктор – раздолбай и балагур, но крайне амбициозный, сейчас крайне довольный собой, стоял у окна, взглядом командира осматривая небольшой отряд.

Луч солнца выхватывал его скулы и упрямый подбородок. Компания сложилась еще на втором курсе и так просуществовала до самого выпуска, вот уже почти восемь лет.

В преподавательском корпусе, в это время, шел ожесточенный спор. На высокую сухую декана боевого факультета, едва ли не напрыгивал, как боевой Лиарнийский петух, профессор Тилль, заведующий кафедры друидизма и гербологии.

– Это безответственно с вашей стороны, уважаемая Кларисса, -голос Альберта фон Тилля обычно сонный и невыразительный, на этот раз был полон визгливых ноток нескрываемой ярости. Его низкий пузатый профиль, доставаший едва ли до плеча Клинк, сейчас подсвеченный лучами солнца, выглядел особо нелепо. Немногочисленные отливающие изумрудным волосы топорщились на голове, создавая сходство с мшистым валуном. Некоторые студенты поговаривали, что это и не волосы, а самый натуральный мох, который прижился на лысине, а Тилль либо не заметил, либо решил что так оно и лучше. Лицо раскраснелось и едва ли не шло пятнами.

– Со своими дуболомами вы вольны творить что угодно, – он упер руки в бока, а в голове Клариссы мелькнула мысль, что на нее нападает разъяренная супница. Пришлось приложить усилия, дабы сохранить невозмутимость.

– Но на каком основании, вы отправляете на убой моего лучшего студента?

– Профессор, – Кларисса сложила руки на груди, – во первых я никого на убой не отправляю. Во вторых, я выдавала направление своим студентам. И я уверена в их способности решать проблемы.

– В таком случае, – едва не взвизгнул Тилль, – почему Полли, так же направлена в эту дыру Глоттенбург? Он топнул короткой ногой, очевидно решив провести впечатление на Клариссу. От окна, послышалось бульканье и сдавленное похрюкивание. За столом склонилась над проверяемыми работами преподаватель Рун. Лицо Альберта вспыхнуло, он находился краснотой и развернувшись вышел хлопнув дверью.

– Сам бы попробовал этот квартет разделить, – буркнула ему в спину Клинк.

Тем временем в комнате парней продолжали кипеть страсти.

– Куда? Куда? Куда? – Не удержавшись, девушка сорвалась с места и теперь прыгала вокруг Виктора, словно молодая козочка, высоко поджимая ноги, одновременно перемещаясь по кругу, но преданно и пристально глядя тому в лицо. Ее тень металась по стенам, вместе с звонким стуком каблуков, создавалась иллюзия безумного чечеточного танца.

Димитр закрыл книгу, педантично заложив страницу шелковой ленточкой-закладкой, и отложил в сторону. Пригладил волосы ладонью и поднялся, оказавшись внезапно даже выше приятеля. Только излишне стройный, как кипарис, в отличии от крепко сбитого Виктора. Полли осталась сидеть на кровати, пристально глядя на них. Хаос и смятение вносила только Марго, не прекращающая свой хоровод вокруг парня. Звук уже грозил перейти на частоты не различимые человеческим ухом. Казалось, стекла в окнах задрожали. Даже ребятня внизу притихла и пыталась понять, откуда идет столь странный шум.

Виктор поморщился от пронзительного визга и, взяв с подноса яблоко, до того бывшее жертвой Димитра, подгадал момент. В начале очередного визга, ловко воткнув фрукт между челюстей Марго. Звук моментально стих, сменившись на невразумительное мычание и похрустывание. Со стороны Димитра послышались ироничные аплодисменты, а Полли в очередной раз прыснула, сокрушившись: – Надо было мне раньше до такого додуматься.

Ухмыльнувшись и театрально раскланявшись друзьям, Виктор покосился на яростно пытающуюся прожевать откушенную половину яблока Марго. Поняв, что времени у него в обрез, быстро начал. – Задание из личного архива декана, – он покачал свитком в руке, кожа скрипнула, – получить его можно только выпускникам, то есть нам. Он перевел дыхание и выждав паузу, во время которой наступила глубокая тишина, прерываемая лишь активной работой челюстей девушки. – Здесь проблема, на которую отправляют одного магистра или двух мастеров, как минимум, – он покачал свитком, и печать на нем закачалась как маятник, – Что подразумевает либо громадную волокиту, либо серьезную опасность. Что попадется нам, не знаю. Но по словам нашего декана, в наших силах справиться, если мы не занимались ерундой, а учились.

Послышался могучий глоток, и Марго сперва покраснев, затем побледнев, протолкнула в горло остатки яблока и раскрыла рот, но в этот раз подоспела Полли. С тихим шелестом, из открытого окна, возле которого стоял Виктор, вытянулась гибкая ветка с большой сочной грушей, явно нацелившейся по траектории яблока. Ветка гнулась под весом плода. Марго выпучила глаза и попятилась, зажав рот обеими ладошками, яростно мотая головой. Груша, размером с небольшую дыню, имела крайне призрачные шансы поместиться во рту у магички. Ее гладкая зеленая кожура блестела маняще и угрожающе.

Сжалившись, глядя на округлившиеся от ужаса глаза подруги, Полли сделала легкий пасс рукой, и ветка втянулась обратно в окно, впрочем, оставив висеть колыхающийся плод на уровне окна, чтобы Марго его могла видеть. Одинокая груша такого размера и правда выглядела вызывающе, невольно на несколько секунд приковав к себе внимание всех. Она раскачивалась, как маятник, отбрасывая жирную тень на пол. Виктор удивленно выглянул в окно, посмотрел на грушу, потом свесился вниз и рассмотрел дерево, пожав плечами заметил: – У нас же там вроде рябина росла под окнами.

– Я решила, что от рябины ей челюсть сведет, и придется Димитру первую помощь оказывать, поэтому груша, – хихикнула Полли, – хотя на трансмутацию времени было мало, – Полли развела руками, – так что за вкусовые качества не могу ручаться.

На этих словах заржали уже все, даже Марго глухо булькала через ладошки, которые все еще не решалась отвести от лица. Смех звонко отдавался под сводами комнаты, смешиваясь с гулом первокурсников из сада.

Спустя пару минут, когда все отдышались, Виктор продолжил: – Куда нас занесет и каково наше задание, узнаем лишь сломав печать, – он недовольно покосился на ладошку Марго, что, пытаясь сделать это незаметно за спиной подруги, потянулась к свитку, лежащему на столе, глаза девушки горели, и в предвкушении та закусила губу. Груша вдвинулась в комнату на полметра. Марго замотала руками, плотно сжав губы и даже отступила от стола, плюхнувшись на кровать рядом, где до этого сидел Димитр, в тайне строя планы спрятаться за приятеля, в крайнем случае.

– Поэтому, – Виктор строго глянул на черноволосую магичку, сложив руки на груди, – прежде чем ломать печать, нам нужно собраться и приготовиться. Времени на все про все у нас час, с момента, как я ознакомлю вас с вводными, которые мне передали во время комиссии.

С этими словами он вытащил из кармана четверо крохотных песочных часов из темного дымчатого стекла и поставил их на стол, накрыв их сверху ладонью. Внутри вместо песка переливались крошечные жемчужины, беспокойно подпрыгивая. От стола доносилось шуршание, словно в коробках копошились жуки, сталкиваясь хитиновым телами.

– Перед тем, как взять их, я хочу что бы каждый хорошо подумал, – он посмотрел на друзей, – вы не боевики, а задание может быть действительно опасным. Я не имею права убеждать вас идти с нами. Тем более экзамены для вас не проблема, а вот нам с Марго, похоже, по-другому не получится.

Он поморщился, вспомнив, как профессор Герианна практически натягивала ему проходной бал для допуска, по теории концептуализации, сжалившись над балбесом, цитируя ее. И то балл получился именно что проходной. У Марго подобные проблемы были с рунами, гербалогией и ритуалистикой; с последнего она вообще вылетела бы, если не Полли, практически написавшая за подругу квалификационную работу. Все четверо смотрели на часы, в которых жемчужинки постоянно подпрыгивали и толкали товарок, словно им не терпелось добраться до другой половины.

Первым, опередив даже Марго, часы взял Димитр, посмотрел сквозь стекло на свет, где перламутровые шарики переливались радугой, слегка потряс их и убрал в карман штанов. Вторые схватила девушка, прижав их к груди и поглаживая большим пальцем холодное стекло, едва не урча, как огромная кошка. Если бы она могла посетить другие миры и прочитать «Властелин колец», она наверняка уже скорчилась бы в углу и шептала «моя прелессссть».

Дольше всех колебалась Полли. Она дважды протягивала руку к часам, потом боязливо отдергивала, кусая нижнюю губу. Все остальные отвели глаза, понимая, что заставлять подругу они не вправе. Тишину нарушал лишь треск искр в волосах Марго и гул из сада. Наконец, вдохнув, как перед прыжком в воду, Полли, бросила взгляд на Виктора, зажмурилась и схватила часы, сжав их в кулачке, прижала тот к груди, лишь после этого подняв веки. Ее зеленые глаза были полны отчаянной решимости.

Последние оказались на ладони у Виктора, как только это произошло, все четыре таймера с мелодичным хрустальным звуком сделали оборот, и жемчужины с звонким шорохом, облегченно посыпались в нижнюю колбу. Димитр, достав свои из кармана, крутил их в руках, но даже оказавшись полной частью внизу, жемчужинки упрямо летели вверх, все так же притягиваясь к пустой пока колбе.

– Все, у нас час, до того, как свиток активируется. – хлопнул в ладоши Виктор, звук был резким, как выстрел, – жду всех здесь через сорок минут.

Марго исчезла, словно её смахнули громадной метлой, хлопнув дверью. Полли колебалась еще несколько секунд, оглядывая знакомую комнату с ее знакомыми трещинами, книжными стопками и солнечными пятнами на полу, но взглянув на Виктора, вздохнула и, убрав прядь за изящное ушко, тоже выскользнула из комнаты.

Парням из своей берлоги уходить никуда не требовалось. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь шорохом жемчужин и отдаленными криками. Димитр, стянул лёгкую рубаху и аккуратно сложив ее убрал в свой шкаф, вытаскивая походный комплект, менее нарядный, но куда более прочный и удобный. Виктор помнил, что такая привычка к порядку у его друга была всегда. Когда он впервые вошёл в эту комнату, семь лет назад, то застал тощего, парня, с крайней тщательностью складывающего одежду на полки шкафа, ровными стопками. Впрочем отличия худого длинного тринадцатилетнего Виктора в основном было в росте и ширине плеч. Открыв свой шкаф, он вытащил комок одежды, запихнутый на полку и начал кидать на кровать нужные элементы гардероба.

За почти десятилетие совместного проживания, наибольшим достижением княжича было, приучение друга не запихивать рубашки вместе с нижним бельем на одну полку и носить носки лишь один день, не дожидаясь пока те начинали хранить форму ноги хозяина, даже снятые на ночь.

Марго в их комнате прописалась во втором курсе, сначала закусившись с Виктором по поводу правильной тактики применения атакующей схемы Лабеги и взаимного признания в дебильности связки атакующей последовательности Нимрода. С Димитром взбалмошная и шумная девочка, внезапно нашла общий интерес в книгах. Оказавшись не смотря на свою гиперактивность вполне начитанной. А так же внезапной целительницей поэзии темных веков. Окончательно она пленила парней, после того, как врезала оскорбившему ее отца четверокурснику промеж ног, и после еще норовила добавить по ребрам, пока парни ее оттаскивали.

Полли в их компанию попала вообще случайно. Полли сделала замечание задиристой лирийке, которая магическим бичом сшибала цветы с клумбы. В ответ услышала презрительное: _«Какая-то нищая крестьянка… не имеет права делать замечание!»_ Виктор, мимо проходивший, вскипел от несправедливости. Не долго думая, он влез в спор, попытавшись парировать законами империи о равных правах подданных. Слова быстро перешли в толчки, а потом Виктор дал в ухо сопровождавшему лирийку парню. Итогом стал выговор Виктору и принудительные курсы по истории и законам империи для задир.»

Первой в комнату, вернулась Марго, одетая в серый брючный костюм с корсетом-поясом, таща за собой увесистый кожаный рюкзак и дубовый, с навершием в виде волчьей головы посох. Грохнув всем этим добром об пол, она рухнула на кровать, выдавив короткий стон. Посох, отскочив от мешка, покатился по полу, ударившись о стенку с глухим стуком. Марго даже не сделала попытки его поднять.

Виктор покосился на неё, но промолчал, продолжив укладывать в свою походную сумку пузырьки с зельями, которые звенели, как крошечные колокольчики. Димитр, у которого на сборы ушло чуть больше пятнадцати минут, посмотрел на девушку с другой кровати и, хрустнув яблоком, перелистнул страницу книги. Он не только успел собраться, благо для его специализации требовалось совсем немного, но и устранить бардак, устроенный Марго и его соседом, в процессе сборов. Его дорожная сумка аккуратно лежала у ног кровати.

Полли пришлось ждать дольше всех. Она вошла в комнату ровно спустя сорок минут, одетая в темную амазонку с коротким подолом сзади: подарок старшей сестры Марго. Посмотрела на бегающую из угла в угол подругу, на жующего уже третье яблоко Димитра и на Виктора, пытающегося застегнуть массивный стальной браслет на руке. Плюнув на это, он зло швырнул его в угол со звоном и, оглядев друзей, достал свиток.

– Все готовы? Никто не передумал? Есть еще шанс отказаться. Ответом ему была тяжелая, но решительная тишина. Даже Марго замерла, затаив дыхание.

– Ну что же, – вынес вердикт Виктор и, надавив на печать с двух сторон, переломил ту пополам. Сургуч треснул с сухим щелчком.

Свиток вспыхнул ослепительно-белым светом, развернулся, превращаясь в мерцающую иллюзию, и голос ректора загрохотал в небольшой комнате парней, звуча одновременно и рядом, и издалека:

– Заброшенный город-лабиринт Глоттонбург, который когда-то был столицей гурманов, но теперь населён жутковатыми (но смешными) существами – ожившими рецептами, голодными призраками поваров и мутировавшими кулинарными гибридами. В это время перед ними замерцали виды невероятного города.

Иллюзия ожила: Здания – гигантские торты, обвитые лианами из засахаренных фруктов, сырные башни, протекающие зловонной жидкостью, и булочные домики, покрытые плесенью и подгоревшей глазурью. Улицы вымощены раскрошившейся пряничной плиткой. Река Бульон – мутный, кипящий поток, в котором плавали ожившие фрикадельки и русалки-лаврушки с волосами из слипшейся лапши.

В комнате повисла тяжелая смесь запахов: приторной сладости, горелого, тухлого мяса и пряных трав.

– Магистр Понтий Вкуснотворский – бывший шеф-алхимик королевской кухни Эдорана, который после неудачного эксперимента с «эликсиром вечного аппетита» превратился в гигантского человеко-слизня с лицом гурмана и теперь одержим идеей «усовершенствовать» всё живое… в еду.

Иллюзия показала огромную, аморфную фигуру, медленно плывущую по главной улице, оставляя за собой липкий, блестящий след. Маленькие глазки-изюминки светились ненасытным голодом.

– Ваша задача: дойти до ратуши, проверить сохранность артефактов барьера, зарядить их при необходимости, а также заменить один из контуров. Ритуал вам нужно провести на месте; все необходимое находится в сумке. На пол перед ними упал глухо брякнувший железом сверток, обернутый в промасленную кожу.

– Как выполнить задание, решать вам, но ради всего святого, – голос ректора внезапно стал шепотом, ползущим по коже, нагоняя жути на студентов, – не будите Хозяина Города. Как только голос замолчал, иллюзия сжалась в темный полукруг и резко схлопнулась с громким хлопком, как лопнувший пузырь, унеся с собой всех четверых, нагруженных поклажей приятелей. В опустевшей комнате остались лишь запах озона, смятая постель, упавшая книга да колышущаяся за окном нереальная груша.

Глава 2 На пороге. Первый враг

Портал выплюнул их в метре над поверхностью. Благо, все они стояли не слишком близко, и кучи-малы удалось избежать, хотя Марго получила рюкзаком пониже спины, а Полли, не удержавшись на ногах, грохнулась от неожиданности, приоткрыв рот в немом «О!». Грациознее всех приземлился Димитр. С абсолютно невозмутимым видом он отряхнул рукав, на котором, как ему показалось, была пылинка. Виктору все же пришлось сделать пару шагов вперёд, чтобы удержаться на ногах. Главной и единственной невосполнимой потерей стал посох Марго – «Волкодав». В момент активации телепорта он оказался слишком далеко и остался в родной комнате. Вслед за ними из портала выпал кожаный сверток мышиного цвета и с глухим звяканьем брякнулся у ног Виктора.

Следующие пять минут поляну оглашали сокрушения Марго: Она металась, ломая руки, с выражением человека, потерявшего не посох, а конечность. «Мой Волкодав! Мой красавец! Да как я теперь без него?! Это же семейная реликвия! Я умру! Нет, я сначала убью того, кто придумал этот идиотский портал, а потом умру!» Слёзы – настоящие, от ярости и отчаяния – блестели на её ресницах, искры в волосах трещали, как сухая трава под ногами.

В уголках глаз Полли тоже дрожали капельки влаги, но не от горя, а от смеха. Она с трудом сдерживала хохот, глядя на трагедию подруги. Перед ее мысленным взором всплыл тот летний вечер: Окончание пятого курса, торжественный ужин в усадьбе Алдамовых. Прямолинейная Марго, получив в подарок от отца величественный посох с навершием в виде волчьей головы, скривилась:

– Батюшка, эту палку с головой гиены я не возьму даже под страхом лишения наследства!

Савва Алдамов, отваливший огромные деньги столичному артефактору, покраснел и пошел пятнами, но сдержался, зная характер своей дочери. Через два дня посох предстал в новом виде: Волчья голова блестела крупными сапфирами вместо глаз, пасть застыла в зловещем оскале, а древко украсила изысканная позолоченная резьба. Лишь тогда Маргарита церемонно клюнула отца в щеку, подхватила Полли и старшую сестру Катерину (тоже выпускницу Академии) и унеслась во двор опробовать подарок, распугивая дворовых работников – и без того научившихся не отсвечивать при каждом ее приезде. Теперь же «Волкодав» остался в академии… Наконец, утирая мокрые глаза, Полли подошла к Марго и вручила ей свой запасной жезл – длиной в локоть, из полированного яблоневого дерева, с навершием в виде розового кварца, отполированного до формы… ну, того самого сердца, каким его рисуют на любовных посланиях.

Марго взирала на этот «посохозаменитель» в своих руках, как на ядовитую сколопендру. Её взгляд метался между розовым сердечком и лицом подруги, явно выражая желание либо шарахнуть этим безобразием Полли по башке, либо зашвырнуть его куда подальше в сырные дебри.

– Зато ты теперь точь-в-точь волшебница-детектив из романов Дарины Донной, – хихикнула Полли и, приняв горделивую позу, воскликнула: – Именем справедливости заключаю тебя под стражу моей любви!

Следующие две минуты напоминали цирковое представление. Едва сдерживая душивший их хохот, Димитр и Виктор пытались оттащить орущую и плюющуюся, как заправский верблюд, Марго от беззаботно улыбающейся Полли. Несмотря на свой невысокий рост и малый вес, давалось им это с трудом – Марго все же была боевым магом и отчаянно вырывалась. Вулкан эмоций понемногу утих, оставив после себя лишь мрачное облако над головой Марго. С видом оскорбленного достоинства она запихнула розовый жезл за ремень корсета, где тот выглядел особенно нелепо и вызывающе, ядовито-розовое сердечко кричаще контрастировало с темной тканью.

Глоттенбург предстал перед ними. Группа очутилась на обширной поляне, поросшей жухлой, на удивление липкой травой. Воздух висел тяжелый, насыщенный сложной гаммой запахов: приторная сладость подгоревшего сахара, кисловато-амбре подтухшего сыра, слабый, но назойливый оттенок гниющих фруктов и что-то пряное, едва уловимое. На другой стороне поляны вздымались стены города – желтые, ноздреватые, словно изъеденные гигантскими червями. Ворот, судя по всему, не было; на их месте зиял темный провал, к которому группа и направилась. Поляна оказалась обманчиво большой. Не меньше полуверсты пришлось им преодолеть по вязкой, скользкой почве, прежде чем они вплотную подошли к стенам. Теперь стало ясно, что это за «червоточины» – гигантские дыры в исполинском сырном монолите.

– Это же СЫР! – воскликнул Виктор, подходя на расстояние вытянутой руки и прикасаясь к холодной, слегка маслянистой и влажно-липкой поверхности. Достав кинжал из ножен, он ковырнул стену. В его руках оказался увесистый кусок самого настоящего, пусть и странного на вид, сыра. Принюхавшись, он осторожно лизнул его и, расхрабрившись, откусил немного. Остальные молча и заинтересованно смотрели на него, как на подопытного кролика.

– Эмменталь, похоже, – выдал вердикт Виктор, с усилием прожевывая резиново-восковую массу. – Немного чёрствый, с… металлическим послевкусием. Но вроде съедобный. Смерть от голода нам не грозит.

– Ну вот, – расстроилась Полли, – а я столько бутербродов накрутила! – Она похлопала по своему безнадежно пузатому рюкзаку (именно его неподъемным весом и объяснялось её опоздание на сборы). Запах свежего ржаного хлеба, копченой ветчины и зелени вдруг отчетливо пробился сквозь городские миазмы, заставив всех невольно облизнуться.

– С чем? – тут же зарычала Марго, принюхиваясь к поклаже подруги, как голодный барсук. Кроме Димитра и Марго (та закусила яблоком не по своей воле), остальные ничего не ели с самого утра, и желудки напомнили о себе громким хором урчания.

– С сыром и ветчиной, – Полли поспешно сняла с плеча рюкзак, развязала тесёмки и начала выкладывать на относительно чистый участок травы аккуратные свёртки в вощеной бумаге, – с бужениной и салатом, с курицей и клюквенным соусом… И с солеными огурчиками, – добавила она, доставая баночку.

Перечисление прервала Марго. С громовым урчанием в животе она схватила ближайший свёрток, разорвала обёртку и вцепилась крепкими зубками в белый хлеб с толстенной прослойкой розовой ветчины и сыра.

– М-м-м, МЯСО! – прочавкала она, капая соком себе на и без того пострадавшую от искр блузку. Она ела с такой жадностью, что Димитр не удержался:

– Напоминаешь ту шестиногую курицу Виктора, Марго. Помнишь? Тоже так впивалась в зерно, словно последний раз.

Марго лишь злобно сверкнула на него глазами, не прерываясь. Виктор поморщился при воспоминании: Задание по концептуализации – создать основу химеры. Его творение, шестиногая курица, бегала по аудитории, вызывая смех и ужас. Марго тогда с каменным лицом заявила: «Идеальный запас еды в дорогу». Курица, к счастью, издохла сама на следующий день.

Полли с улыбкой раздала остальным по свертку. Димитр получил овощной, Виктор – с курицей. Сама Полли громко захрустела огурцом. Парни, глядя на девушек (особенно на Марго, уплетавшую с первобытным аппетитом), тоже с энтузиазмом присоединились к трапезе, поглядывая на все еще полный рюкзак Полли. Виктор мысленно прикидывал, какие еще кулинарные сокровища туда напихала запасливая девушка. Димитр, аккуратно откусывая бутерброд, мысленно взвешивал общий вес поклажи – цифра вырисовывалась внушительная.

Марго умяла свою порцию с рекордной скоростью и умоляюще уставилась на подругу. Та без пререканий выдала голодающей ещё один свёрток – с сочной буженина – и извлекла на свет большой термос с дымящимся ароматным чаем. Обед затянулся на добрых полчаса. Пикник возле сырных стен выглядел абсолютно сюрреалистично, впрочем студентов это волновало в самую последнюю очередь. После лет в Академии их понятие «нормальности» давно треснуло по всем швам.

Главной проблемой оказались кружки – их было всего две. Виктор, уже подкрепившийся, безуспешно пытался трансмутировать кусок сыра из стены во что-то пригодное для питья – глину или хотя бы дерево. Сыр упорно сопротивлялся магии, сохраняя свою маслянистую структуру. «Как будто сама суть этого места противодействует трансмутации», – пробормотал он, отбрасывая неудачный кусок. Пока он корпел над неудачным колдовством, а Марго уже вполне флегматично дожевывала последний огрызок огурца, Полли и Димитр осушили свою порцию чая, и кружки перекочевали к новым владельцам.

Пока Марго, привалившись спиной к подруге, потягивала ароматный напиток и лениво разглядывала странные облака над Глоттенбургом, Полли копошилась в своем рюкзаке, засовывая обратно пустые свертки и проверяя многочисленные кармашки корсета-пояса. Виктор сидел чуть поодаль, крутя в руках таинственный мышиного цвета сверток, выданный им для задания. Кожа на ощупь была холодной и слегка скользкой. Завязки – тугие узлы из непонятного волокна – категорически не хотели поддаваться, как ни старался парень. Он ковырял их ногтями, тянул, даже попробовал слегка поджечь кончик – безрезультатно. Смирившись с поражением, Виктор с досадой швырнул его в свой рюкзак.

– Видимо, в деканате решили, что мы должны его вскрыть строго на месте, – буркнул он, принимая чашку из рук Димитра. – А то, не дай бог, растеряем драгоценные винтики по дороге. Чертова бюрократия даже здесь.

– А сыр-то, кажется, подтухает, – заметил Димитр, отойдя от группы и осматривая стену. Он закинул руки за спину, покачиваясь на пятках, его аристократичный нос слегка морщился. – И не только. Вон там, кажется, плесень какая-то нехорошая…

В этот момент раздался громкий, влажный ХРУСЬ! Прямо перед Димитром, в том месте, куда он только что смотрел с брезгливым интересом, сухая сырная корка проломилась. Из образовавшейся дыры показалась головогрудь личинки – размером со спаниеля. Бледно-желтое, маслянистое, с парой крошечных чёрных глаз-бусинок. Но главное – это здоровенные, серповидные, блестящие жвалы. Они с лязгом провели из стороны в сторону по краю дыры, словно пробуя воздух на вкус, а затем тварь так же стремительно скрылась обратно в толще стены, оставив после себя лишь дрожащий край пролома и стойкий запах сыворотки и чего-то кислого.

– Это… это ещё что за тварь?! – спросил Димитр, отпрыгнувший назад с непривычной для него резвостью. Голос его дрогнул, а рука инстинктивно сжала рукоять зловещего вида ножа из чёрного оникса, который он так же инстинктивно успел выхватить. Теперь он медленно, с явным отвращением, вкладывал клинок обратно в ножны.

– Личинка сырной мухи, – просветила его немного побледневшая Полли, подойдя ближе и осторожно заглядывая в дыру. – Только вот… уж больно здоровая. Обычные-то с ноготок мизинца.

– Брр, – Марго подошедшая следом, так же заглянула в дыру, для чего ей пришлось встать на цыпочки.– Я помню, когда папаша привез сыр с такими вот червячками. Она вспомнила тяжёлый душный запах и шевелящуюся марлю, которой были накрыты круги в их подвале.– Мерзость.

– Значит, стоит смотреть по сторонам внимательней, – подытожил Виктор, отряхивая штаны от крошек. Он подошел к Димитру. – И лучше нам не встречаться с их мамой. Хотя бы пока.

– Да мамы нам бояться нечего, – возразила Полли, всё ещё изучая нору. – Взрослые мухи безвредны. А вот это «дитятко»… мало того что с такими зубками, так ещё и, говорят, прыгает выше собственного роста раз в пять. И кусается больно.

Марго усиленно закивала, усердно пялясь в дыру. Она помнила, как с Дамирой и Вамилисой собрали с десяток таких вот червей, высыпали в глубокий чан и наблюдали за их танцами, болея каждая за свою. «Надеюсь, тут они не танцуют кадриль», – пробормотала она.

Виктор в это время пристально смотрел не на нору, а на пояс Димитра, точнее, на рукоять только что спрятанного ножа. Наконец, он не выдержал:

– Дим… а что это за игрушка у тебя в руках была? Никогда не видел. Можно посмотреть?

Димитр как-то смущенно одернул сюртук, поправил жилетку, полностью скрыв рукоять, и отмахнулся:

– Пустяки. Просто одна из дедовых… реликвий. Не более. Потом как-нибудь расскажу. Не до этого сейчас.

В его голосе прозвучала редкая для него нотка раздражения и желания закрыть тему. Виктор пожал плечами, но в глазах остался немой вопрос. Он повернулся к девушкам, стараясь придать голосу бодрость:

– Ладно, исследователи сырных глубин, выдвигаемся! Там, – он кивнул в сторону зияющего провала в стене, – нас ждут приключения и, надеюсь, не только личинки с зубками.

Марго, снова включившая режим паровой турбины, рванула было в сторону провала в стене, но была вовремя изловлена за шиворот Димитром. После чего нагружена своим рюкзаком и поставлена в середину колонны, следом за Полли. «Эх, кабы Волкодав… я б им показала зубки», – проворчала она, но послушно заняла место.

Практика началась… специфически, как и все в Глоттенбурге. Группа преодолела провал ворот без всяких проблем. Как оказалось, массивные створки когда-то были вырезаны из пласта выдержанного пармезана или похожего твердого сыра, за годы ставшего твёрже камня. Но время и влажный воздух сделали свое дело: заплесневевшие до черноты «петли» из спрессованной грибницы не выдержали веса, и ворота давно рухнули внутрь, превратившись в груду сырных обломков, открывая взгляду студентов запутанные улочки и крошечную, заваленную мусором площадь перед входом.

Первое, что бросилось в глаза – невероятная мостовая. Она была выложена не булыжником, а огромными, искусно расписанными глазурью печатными пряниками. Каждый не меньше полуметра в поперечнике. На них красовались изображения единорогов, грифонов, драконов и других диковинных существ, ныне потрескавшиеся, выцветшие и покрытые тонким слоем липкой пыли, бывшей когда то глазурью. Присев на корточки, Виктор постучал костяшками пальцев по одному из пряников. Послышался глухой, деревянный стук.

– Высохший в камень, – разочарованно протянула Марго. В этот момент она, пристроившись у стены ближайшего дома (сделанного, судя по всему, из гигантского кекса, покрытого подгоревшей шоколадной глазурью), украдкой пыталась поддеть остриём кинжальчика кусочек «отделки».

– Марго, прекрати немедленно! – резко повысил голос Виктор, его взгляд уже скользил по темным проемам между домами, выискивая угрозы.

– Но шоколад же, – почти всхлипнула девушка, – да ещё и белый, как я люблю! Кажется, настоящий!

Пока Виктор смотрел на нее с укором, она с упорством гнома несколько раз ковырнула стену дома и сунула в один из карманов рюкзака плитку шоколада размером с две своих ладони. «На десерт», – прошептала она себе под нос.

– Ты же буквально десять минут назад умяла три бутерброда, – с недоверием удивилась Полли. – Неужели тебя опять пробило на жор? Может на тебя уже действует «вечный аппетит

Вкуснотворского»?

Полли изобразила слизня, выпятив живот и надув щеки, пародируя магистра Понтия.

– Или… – она прищурилась, – у тебя глист-великан завелся?

– Скорее у нее гномий движитель в одном месте вместо мозгов, – сухо, не глядя на Марго, а внимательно изучая тени в ближайшем переулке, процедил Димитр. Пальцы в этот момент перебирали каменные шарики четок, извлечённые из кармана сюртука. Каждый щелчок ониксовой бусины отправлял небольшую сенсорную волну, сканирующую пространство вокруг княжича на десяток метров. Вот только импульс шел узким конусом, и дело было небыстрым.

Марго взвилась, как ошпаренная, готовая обрушить на Димитра ливень искр и отборных степных ругательств.

Но слова застряли у нее в горле. Из кромешной темноты между бисквитно-сырными домами, с тихим, зловещим свистом, вылетело заостренное бревно – нет, целое деревянное копье! Оно пронеслось в сантиметре от ее плеча, с мерзким хрустом вонзившись в мягкую «шоколадную» стену дома, где только что копошилась Марго.

Действие разворачивалось мгновенно:

Димитр щёлкнув очередной бусиной четок, уловил тонкую леску или верёвку, тянущуюся от копья в темноту переулка. Она напряглась как струна.

Марго инстинктивно рванулась, сделав ловкое сальто назад. Приземлилась в боевую стойку на полусогнутых ногах, как разъяренная кошка, и мгновенно выдернула из-за пояса ненавистный розовый жезл Полли. Рюкзак полетел в сторону, угодив прямо в лужу подтаявшей ореховой пасты с жутковатым плюхом. Ее глаза полыхали холодным электрическим гневом и диким предвкушением драки.

Виктор резко шагнул вперед, вставая щитом между девушками и угрозой. Он вскинул руку – пальцы сложились в стремительный жест, напоминающий коготь барса. Перед ним вспыхнул и загудел полупрозрачный щит из сгущенного огня, искрящийся синевой по краям.

Полли вскрикнула от неожиданности, инстинктивно пригнувшись за спиной Виктора, одной рукой уже лихорадочно шарила по карманам корсета-пояса.

Острие копья, будто по команде, выдернулось из стены для нового удара, но… скользнуло по огненной защите Виктора с пронзительным скрежетом вспыхнув. Со злобным щелчком оно переломилось о край щита, едва чиркнув по рукаву Полли.

Не дожидаясь новой атаки:

Виктор взмахнул правой рукой – пальцы сложились в подобие клюва. Левой же усилием воли удерживал щит, отодвигая его от себя. Огненная кромка с шипением прочертила глубокую борозду в пряничной мостовой, превращая пыльную глазурь в угли. Он выбросил вперёд раскрытую ладонь. Перед ней надулся, сформировавшись, концентрированный поток сырой, неоформленной магии – густой, как бульон, свинцово-серый. Придав ему форму копья мысленным усилием, Виктор отпустил удерживающий контур. Сгусток с воем ворвался в проём между домами, снося на своем пути груды мусора, обрушивая хлипкие сырные карнизы и выворачивая куски стен. Послышался глухой, отвратительно влажный шлепок, словно мешок мокрого белья сбросили со второго этажа на мостовую.

Полли вытащила из кармана корсета горсть блестящих семян, готовая бросить их на землю. Но пока замерла, оценивая ситуацию.

Димитр прикрыв глаза, ровным, отстранённым голосом произнес: -Еще враг. Там же.

Его четки продолжали методично щелкать. Пальцы левой руки сложились в сложном жесте, направленные в спины друзей.

Пальцы Марго до побелевших костяшек сжали розовый кварц навершия жезла. Она яростно рванула рукой на себя, словно выдергивая невидимую нить из самой ткани реальности. Сеть шипящих, сине-фиолетовых молний мгновенно окутала ее кулак, с треском разряжаясь в воздух и пробегая по ее длинным заплетёнными в две косички волосам, отчего те напоминали электрических угрей. С коротким, звериным рычанием она с силой метнула заклинание – электрический шар размером с голову человека – прямо в то же темное жерло переулка. Шар ворвался во мрак с оглушительным треском, на миг осветив облезлые стены и силуэт, мелькнувший в глубине. Врезавшись во что-то, он разорвался ослепительной сетью молний, озарив переулок на мгновение и опалив стены.

Раздалось яростное шипение, словно масло на раскаленной сковороде, переходящее в мерзкое бульканье. По улице пополз густой, наваристый запах мясного бульона, смешанный с запахом гари и… чего-то сладковато-приторного, как подгоревший карамельный соус.

В наступившей внезапной тишине было слышно только тяжелое дыхание Марго и легкое гудение магии, еще не рассеявшейся вокруг Виктора. Все четверо, как по команде, заняли свои позиции, отработанные на сотнях тренировок:

Виктор – впереди, усиленный щит из огня все еще пылал перед ним, правая рука была поднята, ладонь раскрыта – готовность выпустить огненный клинок, его лучший удар.

Полли – чуть сзади и слева от него, руки сжимали горсть семян и небольшой мешочек с пыльцой, готовая подпитать союзников энергией природы или вырастить защиту. Ее аура уже начинала светиться мягким зеленоватым светом.

Марго – чуть в стороне и позади, розовый жезл направлен в сторону угрозы, искры бегали по ее костяшкам и вискам, готовая сдвинуться для молниеносной атаки или контратаки.

Димитр – сзади, четки щелкали с нарочитой медлительностью, его глаза были прикрыты, но аура вокруг него уже мерцала готовыми лечебными плетениями, а ум сканировал пространство за спинами товарищей, ища скрытые угрозы.

Тишина зловеще звенела, нарушаемая лишь потрескиванием огня на щите Виктора и шипением опаленной пряничной мостовой. Медленно текли секунды. Прошла минута. Другая. Напряжение не спадало, а лишь сгущалось, как подгоревший соус. Враг не спешил вновь атаковать. Сомнение закралось: может, бежали? Виктор медленно, не расслабляясь, опустил руку с подготовленным огненным клинком Арвера. Марго тоже начала опускать жезл, стряхивая с пальцев последние пробегающие с треском разряды, когда…

– Черт! СВЕРХУ! – вскрикнул Димитр, выхватывая висевшую на поясе рапиру, не крик ужаса, а резкий, предупреждающий вопль.

Ещё два острия с характерным свистом ударили в плитку прямо между ног отпрыгнувшего Димитра, расколов пряник с изображением единорога вдребезги. С крыш низких бисквитных домов спрыгнули двое кошмарных существ.

Они были чудовищны: Двухметрового роста, их туловища напоминали гигантские, перезревшие болгарские перцы, покрытые тонкой, глянцевой, но местами лопнувшей кожицей. Передвигались на толстых, раздвоенных плодоножках, неуклюже шаркая и покачиваясь. Вместо рук – гибкие, лианообразные отростки, сжимавшие длинные шпажки. «Шпажки» – это было слишком благородно. Это были грубые двухметровые колья из обожженного дерева, с остро заточенными, зазубренными концами, покрытыми бурыми, запекшимися потеками. Другой конец каждого копья венчал ярко-красный шарик из застывшей сахарной глазури, похожий на исполинскую вишенку. В центре туловища каждого монстра зияла влажная пасть, из которой пузырясь, тек густой расплавленный сыр. Пахнуло резко – запеченными овощами, смешанными с чем-то кислым и гнилостным. Под сырной «шапкой» на короткой «шее» немигающе застыли два круглых, черных глаза-маслины, лишенные всякого выражения. Поверх них водрузился гротескный шлем из громадного, сморщенного засохшего каперса. Туши обоих с одной стороны были обуглены и оплавлены, оттуда сочилось темное, вонючее масло. Сквозь лопнувшую кожицу на боках виднелись куски овощей и фарша, которые пульсировали и шевелились, как живые, то и дело натягивая и без того тонкую оболочку до предела.

Димитр сделал выпад полоснув одну из тварей по пульсирующему боку, плеснуло бульоном, словно кровью, залив мостовую под ногами, но атакованный, неуклюже покачиваясь, с неожиданной змеиной быстротой развернулся к Димитру и с чудовищной силой махнул своим копьем. Парень инстинктивно успел выставить тонкий щит из сгущенного воздуха, но тот лишь смягчил удар. Копье с хрустом пробило защиту и с мелодичным, ледяным звоном разлетелось на осколки магического льда, но инерция удара все равно отбросила Димитра назад, заставив его споткнуться и едва удержаться на ногах, заставив попятиться на несколько шагов. Воздух вырвался из его легких с хрипом. Одно из ребер хрустнуло, вызвав резкую боль в боку парня.

Второй тоже начал разворачиваться, поднимая свое копье для удара по потерявшему равновесие Димитру. Но ему в спину, с глухим чмоком, словно в тыкву, вонзился внезапно выросший из мостовой толстый побег бамбука с острым, как кинжал, концом. Копье выпало из отростка-руки, а монстр замертво рухнул на пряничную мостовую, фонтанируя ароматным, но отвратительно мутным бульоном, смешанным с кусочками фарша из многочисленных отверстий пробитых разрастающимся бамбуком в его туше. Полли приложив руки к плитке быстро шептала что-то. Поверхность брусчатки у её рук бугрилась и двигалась, корни бамбука искали опору и питательную почву.

Второй монстр, видя падение собрата, замер на мгновение, его глаза-маслины безумно забегали. Затем он издал пронзительный, шипящий звук, похожий на лопнувший воздушный шарик с паром, и стремительно рванулся не на Димитра, а прямо на центр группы – туда, где стояла Полли! Его обугленные плодоножки шлепали по пряникам, разбрызгивая масло, а копье с кровавой глазурью на конце было направлено на беззащитную друидку.

– Полли! – вскрикнул Димитр, все еще пытаясь отдышаться после удара, рукой держась за отбитый бок, однако, игнорируя боль, поднял вторую руку с четками для щита.

– Ага! Моя! – проревела Марго. Ее реакция была молниеносной. Несмотря на ненавистный розовый жезл, она вскинула его, пальцы сжали кварцевое сердечко до хруста. Воздух вокруг сгустился, наполнившись запахом озона и степной грозы. Громыхнуло. Сеть сине-белых молний, тоньше, но яростнее прежних, вырвалась из ее кулака не шаром, а сконцентрированным бичом. Плеть Востриковой, созданная три сотни лет назад талантливой магичкой, с хрустом впилась в бок несущегося монстра, не пробивая, а оплетая его, как удавка, сковывая движение и прожигая тонкую кожицу. Масло на его боку вспыхнуло синим пламенем.

– Держи! – гаркнул Виктор, видя, что монстр, корчась под разрядами, все еще по инерции несется к Полли. Его рука описала резкую дугу. Навстречу оплетенному молниями перцу выстрелил сгусток липкого, белого пламени – не взрывного, а обволакивающего, как магма. Огненный клей Виктора с липким звуком обрушился на монстра, смешиваясь с электрическими разрядами Марго в чудовищный кокон энергии.

Эффект был мгновенным и разрушительным. Послышался оглушительный БАБАХ!, как от взрыва гигантского перезрелого плода. Фаршированный перец буквально разорвало изнутри. Куски обугленной кожицы, шипящий фарш, хлещущий бульон и клочья расплавленного сыра разлетелись во все стороны, оросив ближайшие стены и мостовую. Запах запеченных овощей смешался с вонью гари и горелого мяса, став еще невыносимее.

Марго, побледнев, опустила руку с жезлом. Дымок шел от ее пальцев, а в волосах трещали остаточные разряды.

– Фух, – выдохнула она, – без Волкодава… как через тряпку дышать. На один такой фокус ушло сил, как на три с посохом. Она с брезгливостью стряхнула с рукава каплю бульона.

Димитр, сбросив легкий щит, по которому стекала основная масса ошметков, воспользовавшись передышкой, уже прикладывал ладонь к своему ребру, куда пришелся отбросивший его удар. Мягкое зеленовато-золотое сияние окутало ушибленное место, снимая острую боль. Он кивнул Виктору и Марго: – Благодарю. Чуть не опозорился окончательно. Его взгляд скользнул к пятну бульона на камзоле Виктора, и уголок губ дрогнул в брезгливой гримасе.

– Будь внимательней! – резко, но без упрека, скорее с тревогой крикнул Виктор, уже подбегая к убитому монстру. Его щит погас, но правая рука все еще была готова к жесту. При рассмотрении вблизи ужас лишь усилился: это был натуральный фаршированный перец, но искаженный до невообразимых, кошмарных пропорций и наделенный жуткой пародией на жизнь. Запах от убитого казался приятным лишь на первый взгляд – как хорошее блюдо, в которое тайком подмешали протухший бульон. В сладости глазури на копье чувствовалась горечь, а в аромате овощей – запах тлена.

– Какая мерзость! – Марго брезгливо потыкала носком сапожка в бок мертвой твари. Кожица лопнула под нажимом, выпуская струйку жира и бульона. – Фу! Оно еще и жирное! И вонючее! – Она начала остервенело вытирать сапог о край пряничной плитки, морща нос от исходящего запаха.

Пока Полли, скривившись, помогала подруге оттереть жирное пятно с сапожка влажной тряпицей из своего неисчерпаемого запаса, Виктор крепко взял Димитра за локоть и отвел его чуть в сторону, подальше от девушек и зловонной лужи. Понизив голос до доверительного шепота, он произнес:

– Дим. Ты не ходил с нами на боевые вылазки в Нижние Катакомбы или на отработку против нежити. Только на общие слаживающие учения.

Он встретил взгляд друга, видя в нем не обиду, а скорее досаду на собственную оплошность.

– Я знаю, ты – чертовски хороший фехтовальщик. Лучший на курсе, может. Но… – Виктор сделал паузу, подбирая слова.

– Ты учился драться с людьми. С живыми, думающими противниками. Их логику можно просчитать. А эти твари… – Он кивнул в сторону убитого перца. – Они атакуют инстинктивно, дико, непредсказуемо. Их не испугаешь финтом, не отвлечешь ложным выпадом. Поэтому… Он положил руку на плечо Димитра. – Не сочти за оскорбление, но держись ближе к Полли. В гуще боя нам будет сподручнее, если ты будешь в центре, прикрыт. Твоя магия – твоя главная сила здесь. Сканирование, а главное лечение. Позволь нам быть твоим клинком и щитом, а ты будь нашей… опорой. Так надёжнее.

Димитр сначала нахмурился, его аристократическая гордость дрогнула. Но он вспомнил осколки своего щита на мостовой, взглянул на убитого монстра, потом на искреннее, озабоченное лицо Виктора. Он тяжело вздохнул и махнул рукой:

– Ты прав, Вик. Как всегда практичен. И как лидер группы… обязан быть прав. В его голосе звучало не только согласие, но и горечь от осознания своей уязвимости в этом безумном месте.

Виктор облегченно хлопнул его по плечу и улыбнулся:

– Не кисни! Если когда-нибудь выпадет шанс, и мы попадем на банкет в твоем родовом замке, или на светский прием к королю – клянусь, я буду ходить за тобой по пятам и копировать каждый твой жест, как за матушкой гусыней! Специально для тебя выучу все эти поклоны и реверансы!

Димитр неожиданно рассмеялся, представив себе их компанию: он, гордо выпятив подбородок, неспешно плывущий через центр бальной залы отцовского замка, а за ним – Виктор, Марго и Полли, семенящие гуськом, старательно копирующие его походку, переваливаясь с ноги на ногу и время от времени покрякивая. Картина была настолько абсурдной, что сняла напряжение.

– Ладно, ладно, уговорил, – улыбнулся Димитр, уже искренне. – Буду вашей «опорой». Только смотрите, не подведите старину Димитра!

– И помни, – посерьезнел Виктор, глядя ему прямо в глаза, – твоя цель номер один – не дать нам загнуться. Ты – наш ангел-хранитель в белом халате, только с четками вместо скальпеля. Он кивнул в сторону Полли, которая все еще возилась с сапогом Марго. – Полли – чудо, ее связь с природой сильна. Но если ты пострадаешь или… не дай боги… погибнешь, лечить серьезные раны будет некому. Она, – Виктор понизил голос до шепота, может и справиться, но сперва полдня будет просить у дуба разрешения сорвать два листочка и три желудя, потом устроит ритуал с извинениями перед лесными духами… Он сделал выразительную паузу. – А когда наши тушки уже остынут, радостно прибежит, сияя, с готовностью вылечить три царапины и один синяк. Ты нам нужен целый и невредимый, Дим. Без вариантов.

Димитр лишь кивнул, сжимая четки в кармане. Его роль в этой мясорубке была ясна как никогда.

Раздался громкий, сочный ШЛЕПОК! Голова Виктора качнулась вперед. Он аж присел от неожиданности, потер затылок и растерянно обернулся.

Позади стояла Полли, вся аж покрасневшая, не от стыда, а от ярости. Ее зеленые глаза сверкали, как изумруды под солнцем, но без всякого веселья. Она потряхивала онемевшей рукой, явно не ожидавшая, что удар получится таким громким.

– Придешь еще ко мне лечить мигрень после очередного загула, – фыркнула она, искоса глядя на Виктора, – будешь ждать, пока я разрешения у каждого дуба, березы и осинки в академическом саду спрошу! И воронам на ветках извинения принесу за беспокойство!

С этими словами она эффектно развернулась и затопала вперед по улице, пшеничная коса развевалась, как знамя обиды.

Марго закусив губу, пытаясь сдержать смех, трясясь как осиновый лист. Ее глаза были круглыми от восторга. Как только Полли ушла, а Виктор показал свое смущенно-обиженное лицо и вновь потер ушибленный затылок, Марго не сдержалась. Она не просто хихикала – она заржала в голос. Громко, раскатисто, на всю зловонную улицу, точь-в-точь как заправский конь лиссийской породы, славившейся не только скоростью, но и бурным, оглушительным ржанием. Слезы ручьем потекли по ее щекам. Она распрямилась, пытаясь вдохнуть, поглядела на Виктора – на его ярко-красное от смущения и легкой обиды лицо – и закатилась по новой, сгибаясь пополам и едва не падая на маслянистую мостовую от хохота.

– О-о-о! – выдохнула она сквозь смех, – В-вик… «Три царапины и один синяк»! П-прямо в яблочко! З-заслужил! Ииии… А-а-ах! Она тыкала пальцем в его голову, не в силах вымолвить больше.

Димитр стоял чуть в стороне, наблюдая за этим бедламом. На его обычно невозмутимом лице играла едва уловимая улыбка. Он покачал головой, поправил перчатки и бросил взгляд вслед уходящей Полли, потом на корчащуюся от смеха Марго, и наконец – на потирающего затылок и пытающегося сохранить достоинство Виктора.

– Ну что, лидер группы, – произнес он ехидно, – идем догонять нашу разгневанную флору, пока она не решила вырастить нам под ногами крапивные джунгли в воспитательных целях? Или подождем, пока Марго не понадобиться моя помощь?

Он кивнул на все еще хохотавшую подругу, которая теперь просто села на корточки, уткнувшись лицом в колени и вздрагивая плечами.

Виктор вздохнул, поправил свой рюкзак, который чуть не уронил от неожиданного шлепка, и ткнул носком сапога в бок Марго:

– Ладно, Ржунь-Гора, хватит концерта давать местным бутербродам. Вставай. Нам надо идти, пока Полли не закопала нас тут вместе с этими перцами в знак протеста. И да… – он потер затылок, – это было больно. Признаю.

Глава 3 Сыр и другие неприятности

Смех Марго мгновенно сменился потоком крепких степных проклятий. Она яростно тянула свой рюкзак из коварной лужи подтаявшей ореховой пасты. Лужа булькала, тянулась густыми, липкими щупальцами, не желая отпускать добычу из своего сладкого, но отвратительного плена. Запах жженого сахара и прогорклого ореха становился невыносимым.

– Да отпусти ты, тварь ореховая! – выругалась она, упираясь ногой в край пряничной плитки. Хмыкнув, Виктор сжал кулак и резко выпусти в сторону трясины поток ледяного воздуха. Тот с шипением ударил по липкой массе. Липкие щупальца с тихим, хрустальным звоном посыпались вниз, как разбитое стекло, освобождая поклажу. Но победа была не полной: на боку походной сумки Марго красовалось громадное жирное пятно, в тёмно-коричневых, въедчивых потеках, уходящее вглубь ткани. Весь левый рукав ее блузки тоже был перемазан.

Горестный вопль, способный разбить стекло, разнесся по зловонным улочкам Глоттенбурга, распугав стайку сухариков, копошившихся в ближайшей сточной канаве:

– У МЕНЯ ЖЕ ТАМ СМЕННАЯ ОДЕЖДА!!! И ЭТА БЛУЗКА НОВАЯ! ИЗ ЭДОРАНСКОГО ШЕЛКА! АААА!

Она трясла рюкзаком, с которого осыпались остатки замороженной пасты, и безуспешно пыталась стереть грязь с рукава.

– Я убью эту пасту! Убью этого придурка Вкуснотворского! Убью! Сожгу дотла! – Причитала она, топая вслед за друзьями.

Два квартала они прошли в гнетущем молчании, нарушаемом лишь сопением Полли: Она упорно дулась на Виктора, идя на метр впереди всех, ее спина была прямая, как стрела, а пшеничная коса колотила по рюкзаку в такт шагам. Она намеренно не оглядывалась. Марго мрачно поглядывала то на отвратительный жирный бок своего рюкзака, то на не менее замурзанный рукав, произнося под нос отборные ругательства в адрес орехов, паст и вообще кондитерского искусства Глоттенбурга.

Димитр тихо шипел, поглаживая ушибленный бок, продолжал запускать небольшие, точные лечебные плетения. Тонкие нити золотисто-зеленого света сплетались над травмированным местом.

– Ребра целы? – спросил он у себя мысленно, сканируя кость. – Трещины нет. Хорошо. Он поправил перчатки. – Но синяк будет знатный.

Полноценный лечебный контур мог быстро залечить повреждения, но Димитр экспериментировал на себе.

Лишь один Вик сохранял каменную невозмутимость, но его глаза, всматривались в каждую щель между домами, каждый темный проем, каждую подозрительную тень на оплывших стенах. Его правая рука была полусогнута, пальцы готовы сложиться в боевой жест. Револьвер на бедре ощущался тяжелым, приятно оттягивая пояс.

Между тем Глоттенбург продолжал удивлять и отвращать, они проходили мимо Домов-близнецов из гигантских, заплесневевших сырных плит, источавших кислый дух. Бисквитных особняков некогда пышных, ныне осыпавшихся крошкой, с провалившимися «окнами» -проемами. Иногда появлялись воздушные дворцы из безе, оплывшие и покосившиеся, как пьяные облака, покрытые грязно-серой корочкой. То и дело путь преграждали зловонные канавы, где булькала непонятная жидкость, а по краям роились ожившие макаронины. Дважды пересекали мосты. Хлипкие конструкции из гигантских, пористых вафель, прогнивших насквозь. Ступать по ним приходилось крайне осторожно, как по тонкому льду. Вафли трещали, крошились и прогибались под их ногами. Один раз Виктор, как самый тяжёлый, наступил на явно слабое место. Раздался громкий хруст! Его нога провалилась по колено в кипящий, жирный бульон, бурливший под мостом!

– Черт! Горячо! – выругался он, едва удержав равновесие и выдергивая ногу. Сапог шипел, и от него валил пар. Пришлось Димитру немедленно накладывать охлаждающее и лечебное плетение на покрасневшую, покрытую волдырями голень, а Виктору, скрипя зубами от боли и отвращения к липкой жиже, менять промокшие и пропитанные мерзким бульоном носки прямо на вафельном мосту, под прикрытием воздушного щита Марго.

Полли, увидев гримасу боли на лице Виктора и озабоченный вид Димитра, сосредоточенно вязавшего плетения, мгновенно забыла про обиду. Она с ловкостью фокусника вытащила из своего поистине бездонного рюкзака стерильный сверток бинтов, густо пропитанных лечебным настоем календулы и алоэ.

– Вот, – тихо сказала она Виктору, не глядя ему в глаза, но аккуратно обматывая его голень прохладными, пахнущими травами полосками. Бинты мгновенно убрали острую боль, создав приятное ощущение прохлады. А искусные плетения Димитра, ложась поверх, быстро свели на нет волдыри и запустили процесс регенерации, оставив лишь розовое пятно. Виктор, чувствуя облегчение, и натягивая носок, сам настоял: – Экономим силы. Не знаем, сколько еще идти и что ждет впереди. Никакой лишней магии..

Ещё дважды на них выскакивали одиночные «перцы». Но группа, уже наученная горьким опытом и знающая их слабости, не давала им приблизиться.

– Дальний удар! Координированно! – командовал Виктор, укрывая группу щитами. Марго, экономя силы, била сковывающими молниями в «ножки», Виктор добивал точными огненными «иглами» в глаза-маслины или пасть. Монстры падали, перечная кожица расходилась, вываливая на пряничную мостовую лужи неаппетитных, жирных ошметков, шипящих и исходящих кисло-гнилостным запахом подгоревшего фарша и испорченных овощей.

Димитр сканировал пространство, ища спрятавшихся «поваров», а Полли, присаживаясь на корточки у стен бисквитных домов, осторожно касалась пальцами трещин в «штукатурке» из застывшей глазури, где пышно разрослась плесень, пытаясь почувствовать хоть крупицу здоровой, неискаженной жизни. Но вся кулинарная флора города лишь испускала миазмы боли, безумия и тлена, отзываясь в ее сознании искаженным, болезненным шепотом. Она содрогнулась и отдернула руку, как от раскаленного железа.

Спустя еще несколько часов бесплодного плутания по кривым, вонючим улочкам и переулкам, где каждый второй дом выглядел готовым рухнуть, то и дело натыкаясь на тупик и возвращаясь обратно, Виктор остановился, опершись рукой о сырную стену. Он посмотрел на солнце, которое, как огромный апельсин, опускалось в густую тучу, похожую на подгоревший безе, окрашивая небо в тревожные багрово-фиолетовые тона.

– Стоп, – хрипло произнес он, снимая с пояса флягу и делая несколько глотков. Лица товарищей были тоже вымотанными Марго почти волочила ноги, Димитр чаще обычного щелкал четками, а Полли смотрела в пустоту, подавленная мертвенностью города.

– Я не уверен, что мы сегодня доберемся до центра, – он еще раз взглянул на кроваво-красный солнечный диск, почти коснувшийся зубчатых крыш. – И блуждать в этой жути ночью – чистое самоубийство. Виктор выпрямился, стараясь придать голосу твердость: – Надо найти здание покрепче. И по… «аппетитнее» в смысле отсутствия явных дыр и плесени. Остановимся до утра. Разобьем лагерь. Марго простонал:

– Спать? В этом… этом кулинарном морге? Да тут даже воздух ядовитый!

– Альтернатива – стать ночным перекусом для чего-то более крупного, чем перцы, – мрачно парировал Виктор. – Выбирай. Тишина, повисшая после его слов, была красноречивее любого ответа.

Выбор группы остановился на двухэтажном пряничном домике. Стены из зачерствевшей выпечки высохли до каменной прочности, местами покрытые сетью трещин, как старая штукатурка. На втором этаже даже уцелели мутноватые, но целые карамельные стекла – редкая удача. Но главной находкой были двери и ставни из задубевшего, как кожа старого буйвола, печенья, плотно пригнанные и казавшиеся невероятно надежными в этом хлипком мире. Виктор пнул дверное полотно – глухой, упругий стук. Еще раз, со всей силы, вложив больше сил. Удар, от которого задрожали стены, посыпалась крошка с лепных украшений на фасаде, темно-коричневое, почти черное печенье, испещренное глубокими прожилками, выдержало. Лишь глубокая вмятина осталась от каблука.

– Заночуем здесь, – решил Виктор, отдуваясь, и первым заглянул внутрь. Комната, открывшаяся их взору, заставила всех замереть на пороге. Воздух ударил в нос густой смесью пыли вековой муки, приторной сладости подгнившего бисквита и едкого, знакомого по городу запаха тлена. Марго скривилась, Димитр недоверчиво покачал головой, сканируя углы взглядом мага. В углу покосился бисквитный диван, некогда пышный, ныне съежившийся и затянутый густым, бархатистым ковром сизо-зеленой плесени, от которого тянуло сыростью погреба. Стол и стулья из темного пряничного «дерева» выглядели крепкими, почти как настоящая древесина. Низкий карамельный камин, покрытый паутиной из застывшей сахарной нити, хранил внутри аккуратный колодец из марципановых дров – бледно-желтых, с прожилками миндаля, странно нетронутых.

Диван, скрипя по полу осыпающимися крошками бисквита и оставляя за собой влажный след плесени, был с трудом выволочен парнями на улицу. Заперев печеньевую дверь и с трудом привалив к ней весь найденный на первом этаже хлам – рассыпающийся ком вафель, тяжелую чугунную жаровню (настоящую, но покрытую толстым слоем ржавчины и засохшего жира), и даже песочный шкафчик, развалившийся при переноске напополам, – группа подошла к подъему на второй этаж.

Лестница была выложена из ссохшегося сервелата – бурых, жилистых канатов, заскорузлых и покрытых липким налетом старого сала и копоти. От нее несло затхлостью кладовки и прогорклым жиром. Полли осторожно тронула балясину. Та хрустнула, осыпавшись крошками, похожими на заплесневевшие сухарики с черными точками.

– Надеюсь, хозяев дома нет, – вздохнула Полли, невольно взглянув на темный пролет наверху. Ее плечи бессильно обвисли, лицо под слоем дорожной грязи было серым от усталости.

– Я ванную нашла, – послышался еще более грустный голос Марго из-за двери за лестницей. Она стояла на пороге, бессильно опустив руки. Внутри громадная ванна из мутного, потемневшего желе, заполненная до краев бурой, мерзко пузырящейся жижей, занимала половину крохотной комнатки. Над зефирной раковиной, задеревеневшей и сморщившейся, как мумифицированный фрукт, нависал леденцовый умывальник, из крана которого сочилась струйка вязкого, пахнущего гнилыми яблоками компота. Ковер на полу, словно сплетенный из засохших водорослей, расползся лужей, теперь крошащейся при малейшем прикосновении.

– А я кухню там еще видел… – протянул тоскливо Димитр, нервно потирая переносицу и брезгливо морщась. Он оперся о сырную стену, его лицо приобрело зеленоватый оттенок. Остальные единодушно отказались туда идти, лишь подперев дверь в кухню отломанной ножкой стула. Оставалось лишь проверить второй этаж.

Виктор взглядом измерил шаткую сервелатную лестницу. Его рука непроизвольно легла на рукоять револьвера, когда они начали подъем. Колбасные ступени скрипели, как кости старика, и пружинили под ногами, заставляя сердце замирать. Но они выдержали всех, даже Виктора, шедшего последним и готового в любой момент схватить сорвавшегося. Воздух здесь был еще гуще, слаще и гнилостнее, пропитанный пылью из пряничной крошки, запахом старой одежды и чем-то невыразимо грустным – тленом несбывшихся надежд, казалось, въевшимся в самые стены. Длинный коридор, стены которого местами пузырились и покрывались влажными, темно-оливковыми пятнами заплесневевшего бисквита, вел к трем дверям: две массивные, из черствого кекса, покрытого потрескавшейся шоколадной глазурью, и одна поменьше, из тонкого имбирного пряника, покосившаяся, с отколотым уголком.

Первая дверь открылась с тяжелым скрипом, задеревенев намертво. Комната была просторной, но мрачной. Кровать – массивная конструкция из темного пряничного «дуба» с резными ножками – казалась островком надежности. Но вместо матраса – провалившийся тюфяк из заветренного зефира, белесый, как погребальный саван, и крошащийся по краям. В опускавшихся сумерках, он был похож на тело утопленника. При надавливании испускал кисловатый запах старой патоки и пыли. Подушки – слежавшиеся комья безе, покрытые серым, похожим на пепел пушком. Шкаф из песочного теста осыпался при легком касании Димитра, обнажив несколько висящих «платьев» из засохшей, хрупкой фруктовой кожицы, похожей на пергамент мумий. На полу – ковер из спрессованных вафельных крошек, хрустящей под ногами, как снег в мороз. Окно с карамельным стеклом затянуто липкой, седой паутиной, сплетенной не из нитей, а из тянучек остывшей сахарной ваты, мерцавшей в слабом свете светляка, висевшего над головой Виктора.

Вторая спальня встретила их густым, сладковато-тошнотворным запахом забродившей клубники и гнили. Центр комнаты занимала кровать-кокон из застывшего желе, полупрозрачного, мутно-розового, как старая кровь. Внутри пузырились газы, плавали темные, неясные включения, и вся масса слабо пульсировала, словно дышала. Стены были затянуты «штукатуркой» из заплесневелого мармелада – липкой, отвратительно блестящей субстанцией с сизым налетом. Над кроватью свисал балдахин из продырявленной сахарной глазури, похожий на гигантскую, липкую паутину. В углу валялась груда игрушек: фигурки из высохшего теста, покрытые облупившейся глазурью, с глазами-горошинами черного перца, смотревшими пустыми, мертвыми точками. Одеяло на «кровати» было лоскутом засахаренной ветчины, жестким, жирным, с белесыми кристаллами сахара, похожими на иней на трупе.

– А вот и хозяева, похоже, – дрогнувшим, чуть слышным голосом произнесла Полли, резко отворачиваясь от пульсирующего кокона.

– Надеюсь, что это просто… внутренности кровати забродили, – сглотнув ком в горле, ответила Марго. Ее открытые руки покрылись мурашками, она крепче сжала жезл, сейчас светившийся как факел.

Дим и Вик просто промолчали, молча закрыв за собой дверь и постаравшись заблокировать ее сдвинутым креслом из мастики.

Маленькая имбирная дверь скрипнула жалобно, как плач ребенка. Детская была крошечной и самой печальной. Кроватка-люлька из тонких, почерневших вафель покосилась, одно ее основание провалилось. Над ней висела детская карусель из черствых крендельков и сухофруктов, сморщенных и темных, как мумифицированные жуки. На полу валялись мягкие «кубики» из позеленевшей пастилы, слипшиеся в один мерзкий, липкий ком. Стены украшали рисунки сделанные потрескавшейся разноцветной глазурью: улыбающиеся пряничные человечки, чьи улыбки теперь, в полумраке, казались жуткими, растянутыми до ушей оскалами. Игрушечный сундучок из коржа был распахнут, из него вываливались «сокровища»: обглоданные леденцовые палочки, пуговицы из засохших, почерневших ягод, тряпичная кукла, набитая истлевшей в труху чайной заваркой. Воздух здесь был особенно спертым и мертвым, как в запечатанном склепе. Ощущение не игравшей здесь жизни, а навсегда утраченного детства, висело тяжелым саваном.

– Спать будем в первой спальне, – сглотнув, тихо, но твердо произнес Виктор. Его взгляд был тяжел. – Сейчас лето, должно быть тепло, но лучше оставаться в одном помещении. И подальше от… этого. Он кивком указал в сторону второй спальни.

Зефирный тюфяк с грохотом и облаком белесой пыли сбросили в дальний угол, где он оплыл как сугроб на солнце. Вафельный ковер сгребли в кучу – хруст стоял невыносимый, как будто ломали сотни костей, – обнажив голые, темно-коричневые пряничные доски пола. Спать решили на полу, спиной к спине, в самом центре комнаты, подальше от стен и двери. Виктор настоял на дежурстве: два часа вахты на каждого. Дверь подтащили к выходу, подперев ее сдвинутым столом и тяжелой песочной тумбой.

Расстелив спальники на очищенном полу, они уселись на них. В комнате повисла гнетущая, давящая тишина, нарушаемая лишь их собственным дыханием и отдаленными, непонятными шорохами за стенами. Снаружи окончательно стемнело. Ночь была безлунной и невероятно черной, погружая ужасный город в абсолютную, слепую мглу. Казалось, сам дом затаил дыхание.

Внезапно Полли, словно очнувшись от кошмара, начала лихорадочно копаться в своем рюкзаке, подсвечивая себе маленьким светляком – шариком теплого желтого света, левитирующим над ее головой, как миниатюрное солнышко. Наконец, ее пальцы нащупали искомое. На свет появилась небольшая стеклянная банка с толстыми стенками, абсолютно прозрачная. Девушка постучала ногтем по надежно залитой темно-красным сургучом крышке, на котором был оттиснут сложный магический знак. Изнутри банки ей ответил звонкий, мелодичный, как удар хрустального колокольчика, звук. И в тот же миг в глубине банки, точно из ниоткуда, вспыхнул и разгорелся огонек. Не просто светящаяся точка, а самый настоящий, живой язычок пламени, золотисто-оранжевый, танцующий. Он был крошечным, но излучал невероятное тепло и свет. И тут же тишину комнаты наполнили звуки: уютное потрескивание горящих поленьев, тихий шелест листвы под невидимым ветерком, далекий стрекот сверчков. По стенам, по потолку, по усталым, грязным лицам студентов запрыгали теплые, живые, оранжевые отблески настоящего костра.

– А я ее помню! – внезапно, неожиданно для самой себя, улыбнулась Марго, и ее лицо, освещенное снизу теплым светом, посветлело, стало почти юным и мечтательным. Она протянула руки к банке, жадно ловя исходящее от нее мягкое, сухое тепло, которое разгоняло темноту и ужас города.

– Мы же ее сделали на третьем курсе, перед экзаменами по практической магии»

– Не думал, что ты ее сохранишь, – Димитр тоже не удержался от улыбки, редкой и удивленной. Он придвинулся поближе, как и Полли, протягивая к банке озябшие руки. – И тем более потащишь с собой.

– Особый случай, – тихо ответила Полли, прижимая банку к груди, словно грея не только руки, но и душу.

Воспоминание нахлынуло, яркое и теплое, как свет из банки: Полли в больничном крыле Академии, бледная, измученная «лихорадкой Вострикова» после неосторожного контакта с магической лианой. Друзья, что бы как то подбодрить ее создали это маленькое чудо. Димитр аккуратно вплавил в стекло банки серебристые руны удержания магии, потратив драгоценный сургуч с фамильной печатью. Виктор, вытянул из своей ауры искру – крошечный, яростно-золотой сгусток воли и жизни – и поместил его в банку. Марго выдохнула в горлышок струйку чистого, насыщенного магией воздуха, чтобы огонек не затух. А потом Алёна Сербина, их преподаватель общей магии наблюдавшая за их стараниями улыбнулась, и провела пальцами по крышке, сложное плетение ожило, наполнив пространство вокруг звуками летней ночи у костра. Это был не просто артефакт. Это был кусочек дружбы, и тепла, их нормального мира, запечатанный в стекле.

– Сейчас бы лисичкин хлеб… горячий… и сосиски пожарить на углях… – протянула Марго, блаженно привалившись к плечу Димитра. Ее голос потерял привычную колючесть, стал теплым и мечтательным.

– У меня еще бутерброды остались. И немного чая. – обрадовала всех Полина, уже доставая из рюкзака сверток. В свете Костра в Банке, в этом круге тепла и живых звуков, ужасный пряничный дом, его гниль и тлен, казалось, отступили на шаг. На один хрупкий, драгоценный шаг.

Виктор, сидевший рядом с копошащейся в рюкзаке Полли, наблюдал за ними. Его лицо, последний день, напряженное и суровое, в свете танцующего огонька тоже смягчилось. Он молча протянул руку к теплу, и тень усталости на мгновение соскользнула с его лица.

Дружно доев уже несколько подсохшие, но показавшиеся невероятно вкусными бутерброды, которых девушка и в правду накрутила невероятное количество, они допили едва теплый чай, передавая две кружки по очереди. Запасы еды в виде круга сыра и нескольких палок сухой колбасы у Димитра, а так же круп и солонины Виктора, решили оставить, на завтра. Виктор распределил вахты, оставив себе и Диму первую и последнюю, самые тяжелые, отправились спать. Банку не убирали, напротив поставили повыше, что бы теплый свет костра, заливал комнату.

Виктор, глядя как остальные укладываются в спальники, прошелся еще раз проверив дверь и окна, все было спокойно, крыша над ними слегка поскрипывала.

Марго и Полли сначала тихо перешептывались, но хватило их минут на десять, потом голоса умолкли и послышалось ровное сопение девушек. Дим спал совсем тихо, словно не дышал. Виктор осторожно подойдя к другу, убедился что грудь того поднимается и сел на песочный стул, подложив на сиденье старую рубашку, на всякий случай прихваченную еще в академии.

Тишина сначала была гнетущей. Потом начались скрипы. Не просто старых половиц, а такие, будто кто-то огромный и неторопливый переминался с ноги на ногу на улице прямо под окном. Виктор замер, пальцы сжали револьвер. Скрипы стихли. Потом – тихий, но отчетливый шорох за дверью в коридор. Будто что-то мягкое и большое проползло по полу из крошек, не касаясь его. Оставшееся время были слышны лишь тихие шорохи на улице и в доме, словно скребущиеся по углам мыши. Через два часа, он опустил руку на плечо Марго. Девушка открыла глаза практически моментально, но взгляд был затянут сонной пеленой. Несколько раз моргнув и широко зевнув, она осторожно убрала руку подруги, которой та пыталась подгрести её поближе, встала потянувшись. Тут же перебралась на пустой спальник Виктора, ехидно улыбаясь, тому не оставалось ничего другого, как занять нагретое место рядом с Полли.

Маргарита, начала клевать носом уже минут через пятнадцать, то и дело вскидывая голову, что бы не уснуть, вздрогнула от нового звука: царапанья. Не по стеклу, а по ставне из печенья снаружи. Медленное, методичное, как бы изучающее поверхность. Скр-р-рь… скр-р-рь… Потом царапанье сменилось глухим, мокрым шлепком. Словно огромным, шершавым языком провели по деревяшке ставни один раз, снизу вверх. Марго вскочила, готовая швырнуть в дверь молнию, но звук прекратился так же внезапно, как начался. Осталось лишь ощущение липкой гадости за дверью. Сжав в руках жезл, сердце на котором начало наливаться тусклым свечением, она подошла к двери, прислушалась. В доме было тихо. Постояв так около двери, она вновь вернулась к остальным, усевшись на спальник скрестив ноги. Вспомнив об дневной находке, расстегнула карман сумки, вытащила кусок каменного шоколада добытого от стены дома и попыталась вгрызться в него. Тот был почти каменный, крошился на зубах, отдавая горечью. Разочарованно и обиженно, Марго посмотрела на предательскую плитку в своих руках и закинула её на зефирный матрас, выбив оттуда облачко пыли. Полли к этому моменту, не только обняла спящего Виктора, но и закинула на того ногу. Марго достав из кармашка часы, ехидно улыбнулась и пошла будить подругу, которая должна была её сменить.

Глаза девушка, в отличии от Марго разлепила не сразу, черноволосой пришлось приложить усилия, что бы разбудить подругу. Когда наконец Полина сонно хлопая ресницами приподняла голову, наткнулась на расплывшееся в улыбке лицо Маргариты, перевела взгляд и увидела, в какой позе спала, привольно закинув конечности на Виктора. Щеки ее мгновенно налились пунцовым, она осторожно убрала руку и ногу с Виктора и поднялась. Марго тут же скользнула на нагретое место между парнями, немного повозившись закрыла глаза и мгновенно засопела, провалившись в сон.