Аферисты

Глава 1. Рубиновая слеза

– Граф, вы так прекрасно танцуете! – воскликнула герцогиня.

– Благодарю вас, мадам, – ответил молодой человек, изящно обнимая свою партнёршу за талию, – Но похоже, Вас это удивляет?

– Ах нет, что вы! Я лишь восхищаюсь вашим умением танцевать. И очаровывать дам…

– Вы очень любезны, – молодой человек улыбнулся белоснежной улыбкой и грациозно закружил даму в вальсе.

Действительно, герцогиня Гассет была необычайно щедра на комплименты в этот вечер, особенно для графа де Линетти. Эта загадочная фигура уже давно не давала покоя столичным барышням. Ещё бы! Новый посол Никтоса в Эребии молодой граф Артур де Линетти слыл красавцем и сердцеедом. К тому же он был холост, что делало его ещё привлекательнее в глазах местного общества. Граф прибыл в Эребию несколько дней назад, и столичный губернатор герцог Гассет не стал упускать возможность устроить в его честь пышный приём, чтобы воочию увидеть загадочного дипломата. К несчастью, почти сразу по прибытии граф слег с горячкой. Герцог был удручен и подавлен. Казалось, план женить одну из дочерей на богатом и знатном иностранце пошёл насмарку. Но судьба ему улыбнулась. В назначенный день неожиданно для всех граф де Линетти почтил прием губернатора свои присутствием.

Надо отдать должное, молодой человек выглядел превосходно даже несмотря на недавнюю болезнь. Он сразу очаровал местное общество, преимущественно его женскую часть. Что касается жены губернатора, она была просто в восторге. Молодой человек тоже проявлял недвусмысленный интерес к хозяйке дома. Время, свободное от светских разговоров, граф посвящал губернаторше. С ней одной он танцевал почти все танцы, вызывая этим недовольство женской публики.

– Замужняя женщина, а ведёт себя, как публичная девка! – шептались за спиной разозленные светские львицы, лишённые возможности потанцевать с графом.

– Бедный мальчик, ясно же, что он с танцует с этой коровой лишь из вежливости.

– Да-да, вы совершенно правы, душенька. Тут и слепому видно, что она ему совсем не нравится.

Однако поведение графа говорил об обратном. К большому неудовольствию герцога, между его супругой и молодым человеком велась столь оживленная беседа, что он едва сдерживал свою ревность. Ясно было, что этот прохвост с ней флиртует. С его женой, черт подери! А она? Смотрит на него чуть ли не с обожанием, уже и забыла, что они с мужем собирались сосватать за графа одну из дочерей. Очарование молодым человеком сменилось у Гассета тупым раздражением. Он угрюмо следил глазами за танцующей парой, отхлебывая вино из бокала.

А вот герцогиня Гассет был в этот вечер просто счастлива. Она даже будто помолодела. Очарованная молодым графом, губернаторша не замечала ничего вокруг: ни злобных взглядов мужа, ни сердитых перешёптываний за спиной, ни осуждающе глядящих дочерей. Герцогиня, конечно, не была красавицей. Но в этот вечер она была уверена в своей неотразимости. Ведь на её шее красовалось знаменитое колье «Рубиновая слеза», подаренное мужем по случаю дня её рождения. Хотя губернатор предлагал на этот приём отдать колье Сесилии или Джорджии, чтобы сделать одну из них центральной фигурой бала, жена была непреклонна. Герцогиня Гассет ни с кем не собиралась делить своё главенствующее положение на приёме, даже с родной дочерью. Это её звездный час. Пускай за спиной шепчутся эти завистливые дуры, пусть ревнивый муж напьётся с досады, этот вечер она проведёт так, как хочет она. Если бы в эту минуту граф де Линетти предложил ей бросить мужа и бежать с ним хоть на край света, герцогиня ни на секунду не задумываясь согласилась бы.

Но вот вальс окончился и пары пошли к столу, разделить скромную трапезу скромного государственного служащего, как любил говорить губернатор. Однако из скромного в обеденной зале были лишь служанки. Всё остальное отличалось роскошью и изобилием. Стол ломился от различных блюд, лежавших на серебряных тарелках, вся зала была убрана изысканными цветами, а люстра, отражавшаяся в многочисленных зеркалах, сверкала как огромное солнце.

Гости расположились за столом, губернатор сел во главе. Граф де Линетти прошествовал к столу под ручку с сияющей от счастья герцогиней. Усадив свою даму справа от губернатора, молодой человек сел рядом с ней.

– Дорогой граф, – маскируя злобу любезностью, сказал хозяин приёма, – Я прошу вас как почетного гостя сесть слева от меня.

– Благодарю вас, ваша светлость. Но, если вы, конечно, не против, был счастлив соседствовать с вашей прекрасной супругой.

Герцогиня Гассет вспыхнула. Немного опешив от такой, по его мнению, дерзости, губернатор заговорил:

– Да, но по этикету…

– Да кого он волнует! – перебила его жена, глядя с обожанием на молодого графа, – Если дорогому гостю угодно занять это место, просто неприлично мешать ему.

«Я тебе покажу, что такое неприлично!» – в сердцах подумал губернатор, но сдержался. Как никак, проведя много лет при дворе, он научился скрывать свои истинные чувства и демонстрировать лживые, если видел в этом какую-то выгоду. В конце концов, скоро граф уедет, и в их доме снова воцарится покой и благопристойность. А быть знакомым с самим Артуром де Линетти и пользоваться его благосклонностью (в чем губернатор не сомневался) было очень полезно.

Ужин был в самом разгаре, когда к губернатору подошёл слуга и тихо, чтобы не слышали гости, сообщил, что пришёл слуга графа де Линетти и просит его принять.

– Ты ничего не путаешь? Зачем я понадобился его слуге?

– Не могу знать, – пожал плечами слуга.

Почуяв неладное, губернатор решил уделить время слуге графа.

– Как, вы нас оставляете, ваше сиятельство? – спросил граф поднявшегося было губернатора.

– Да, знаете, по службе, – соврал тот, – Всё время отвлекают.

– Конечно, такая высокая должность. Должен заметить, Вашей супруге необычайно повезло с мужем.

Герцогиня расплылась в блаженной улыбке. Криво улыбнувшись, губернатор попросил извинения у гостей и вышел из залы. В кабинете его ожидал чопорно одетый слуга, в руке он держал запечатанный конверт. Увидев хозяина дома, слуга проворно вскочил и поклонился.

– Что Вам угодно? – холодно спросил губернатор.

– Меня послал граф де Линетти. Он велел передать вам это письмо и на словах ещё на словах принести от его имени глубочайшие извинения, что он не смог присутствовать на званом вечере.

– Как не смог? – злобно воскликнул Гассет, – А кто же тогда весь вечер флиртует с моей женой?

– Быть этого не может… – удивлённо протянул управляющий.

Слуга недоуменно переводил взгляд с губернатора на управляющего, не зная, что говорить.

– Скажи-ка мне, голубчик, – начал герцог, забирая из рук растерявшегося слуги письмо, – А где сейчас твой господин?

– Граф сейчас в гостинице, – заверил слуга, – Он очень болен и почти не встаёт с постели.

– Тааак… Значит наш гость – мошенник? – спросил Гассет у управляющего.

– Вполне может быть, – отозвался тот, – Скорее всего так и есть – авантюрист. Но зачем он здесь? Что ему нужно?

– Известно что – рубиновая слеза!

– Что вы прикажете предпринять, сэр?

– А что тут можно приказать? – взорвался герцог, – Схватить сейчас же этого прохвоста и вызовите полицию! Ну что ты стоишь, остолоп? Мигом!

– Простите, ваша светлость, но вам не кажется, что это вызовет большой скандал?

– И что же?

– Может будет разумнее дождаться окончания ужина и когда гости будут расходиться пригласить этого «графа» к Вам в кабинет, не вызывая ненужных подозрений и там уже сдать его полиции с рук на руки. А пока, если не возражаете, я бы поговорил с тем человеком, которого наш гость выдаёт за своего слугу.

– Ну в целом мысль хорошая. Да, Дэшвуд, твоё благоразумие меня не раз выручало, – сказал губернатор, по-дружески похлопал его по плечу, – Действуй. А я постараюсь отвлечь внимание нашей «птички», что не вздумала раньше времени улететь.

Гассет с удовольствием потёр руки, предвкушая, как перекосит лицо лже-графа, когда его заберут гвардейцы. Он также представлял разочарование жены, когда та узнает, на чьи знаки внимания она польстилась. Но пока ему предстояло ещё пол ужина быть любезным с этим прохвостом, которому так бесстыдно весь вечер строит глазки герцогиня. Вернувшись в залу, губернатор прежде всего посмотрел на шею жены, чтобы удостовериться, что драгоценность на украдена. Нет, она была на месте. Ну что ж, видимо этот мошенник неглуп, не хочет красть рубин в то время, когда его пропажу сражу заметят. Скорее всего хочет «свистнуть» украшение при прощании. Не дождётся!

По мере того, как ужин подходил к концу, настроение ревнивого губернатора всё более улучшалось. Он даже начал снисходительно смотреть на флирт жены и «графа-де-Линетти-второго». Примерно через полчаса в залу вошёл управляющий, покачав головой в ответ на вопросительный взгляд своего хозяина, он встал возле колонны, спокойно наблюдая за ужином. «Значит его сообщник молчит, – подумал герцог, – Ну что ж, пускай, не наша забота, с ними разбираются гвардейцы». Наконец подали десерт. Но тут самозванец неожиданно встал, с явным намерением уйти.

– Как, милый граф, неужели Вы нас покидаете? – всполошился Гассет.

– О нет, ваше сиятельство, что Вы! Мне лишь нужно дать некоторые распоряжения своему слуге. Я сейчас вернусь.

Как только граф отошёл от стола, герцог подал знак управляющему, чтобы тот шёл за ним, прошептав одними губами: «Не упусти мерзавца!». Управляющий уверенными шагами последовал за графом. Тот, казалось, очень хорошо ориентировался в доме губернатора. Пройдя несколько коридоров, он стал спускаться по чёрной лестнице. Спустившись вниз на несколько пролетов, самозванец остановился, поджидая кого-то. Поравнявшись с ним, управляющий спокойно спросил:

– Дело сделано?

– Разумеется, – улыбнулся молодой человек, – Как договаривались.

Он протянул управляющему большой рубин на тонкой золотой цепочке.

– Я подменил его пока танцевал с губернаторшей. Теперь у неё на шее подделка, а это, – самозванец кивнул на камень, – самый что ни на есть подлинник.

– Отлично, – злобно усмехнулся Дэшвуд, отправляя драгоценность во внутренний карман.

– Я свою часть выполнил, – заявил молодой человек, – Теперь твоя очередь.

– Ну разумеется, Франсуа.

С этими словами он схватил сообщника за руку, заломив её за спину, и нанёс прицельный удар в ногу, от чего тот застонал.

– Я знал, что ты та ещё крыса, – сквозь боль прошипел пленник, – Но не подозревал, что ты так глуп.

– Нет, приятель, это ты глуп. А я просто избавляюсь от сообщника и это на мой взгляд более чем разумно.

– Я ведь тебя выдам. Если, конечно, ты не решишься меня убить, что более чем маловероятно.

– Ещё не хватало марать об тебя руки самому, – презрительно заявил Дэшвуд, – Есть и другие способы.

Молодой человек молча выслушал это неожиданное откровение и, казалось, был нисколько не удивлён.

– А ты поверь, что было бы намного лучше и безопасней для тебя рассчитаться со мной как условлено.

Не удостоив сообщника ответом, Дэшвуд грубо толкнул его, бросив презрительно «Шагай!». Молодой человек, хромая, пошёл вперёд.

– И всё-таки, как ты собираешься выкручиваться? – со спокойным любопытством спросил он, пока управляющий вёл его запутанными коридорами, – как объяснишь хозяину, куда делись пленники? Или, если уж на то пошло, почему они так сказать… немного неживые?

Дэщвуд не ответил.

– Да в общем-то объяснение придумать несложно, – как бы сам с собой принялся рассуждать пленник, – Но, как бы то ни было, семя сомнения в душу губернатора это посеет. Если облажаешься ещё раз – он припомнит этот случай и поверь не спустит тебе очередной промах.

– Заткнись и топай! – злобно отозвался управляющий.

Доведя молодого человека до одной из подсобок, он плотно связал его руки за спиной заготовленной веревкой и толкнул его вовнутрь со словами:

– Даже не пытайся бежать отсюда. И кстати, – Дэшвуд достал из кармана рубин и осмотрев его, сказал с наглой усмешкой, – спасибо за подарок, Франсуа. Ты отлично сыграл свою роль.

С этими словами Дэшвуд с шумом закрыл дверь кладовки и несколько раз повернул ключ в замке. В это время к подсобке подошёл рослый парень с огромными ручищами и угрюмым видом.

– Тебя никто не видел? – спросил парня Дэшвуд через плечо, отправляя ключ во внутренний карман.

Тот молча помотал головой.

– Отлично. Будь уверен, сюда никто не зайдёт. Сейчас я уйду, а минут через 20 ты выкинешь обоих мерзавцев из окна. Скажем герцогу, что аферисты смогли выбраться из подсобки, но погибли при попытке бегства.

– А я? – наконец подал голос парень.

– Поставь себе пару синяков, сделай небольшой порез ножом…ну придумай что-нибудь, не дурак. Скажешь, что они напали вдвоём со спины, и ты не смог ничего сделать. Если что, я тебя прикрою.

– Ладно, – неохотно отозвался парень, – Сделаю.

– Отлично. Дерзай, Харвин.

Глава 2. Прощание графа де Линетти

От грубого толчка своего недавнего сообщника Найджел Хаген повалился на пол.

– Ай, да осторожней! – послышался недовольный возглас.

– Чаки, и ты здесь? – отозвался бывший граф.

– Здесь, где же мне ещё быть! – фыркнул экс-слуга «Артура де Линетти», – Кажется всё пошло прахом, братец?

– Не говори ерунды. Всё идёт как надо.

– Только не говори, что ты это предусмотрел и то, что мы оказались запертыми в каком-то чулане, входит в твой блестящий план.

Найджел не впервые оказался в столь щекотливой ситуации, да ещё и со связанными руками. Повозившись с минуту, он избавился от пут. Покончив с веревкой, молодой человек неуклюже поднялся на ноги и, достав из кармана небольшой огарок и спичку, зажег фитиль.

– Этого должно хватить. Вот, подержи, – Хаген протянул свечу брату.

– Сначала развяжи меня, умник! – раздражённо отозвался Чаки.

– Ах да, сейчас.

Поставив свечу на одну из многочисленных полок, Найджел принялся развязывать сообщника.

– В хорошем плане, милый брат, – попутно объяснял он, – всегда должно быть несколько возможных вариантов. В идеале три. Ты ведь знаешь, Он любит Троицу.

– Хочешь сказать, – отозвался Чаки, потирая затекшие запястья, – Что это был один из возможных вариантов?

– Почти. Я не доверял Дэшвуду и не исключал возможности, что он кинет нас с деньгами и попытается подставить. От таких людей как он всегда стоит ждать подставы.

– И тем не менее ты отдал ему рубиновую слезу! – страдальчески, почти со слезами в голосе воскликнул Чаки.

– И не думал, брат, – улыбнувшись, Найджел вынул из кармана и поднёс к свету ярко-красный камень на золотой цепочке.

– Быть того не может! – радостно воскликнул Чаки, – Значит, ты надул Дэшвуда!

– Так было задумано изначально. Он думал, что нанял двух мошенников, чтобы они украли для него рубин. А в итоге он лишь открыл нам гостеприимные двери губернаторского дома и снабдил необходимой информацией. Однако за предательство своего господина он поплатится.

– Предательство господина! А за предательство коллег он не должен поплатиться?

– Всему своё время, Чаки. А теперь нужно выбираться отсюда. Посвети мне.

Пока Чаки держал свечу возле замочной скважины, Найджел умело орудовал предусмотрительно захваченной отмычкой.

– А если он оставил кого-то следить за дверью? – тихо спросил Чаки.

– Ну разумеется – Хаген-старший весело подмигнул брату, а тот от страха едва не выронил свечу.

– Да успокойся ты, дурень, этот кто-то – мой человек. Соображаешь?

– Поражаюсь твоей предусмотрительности, – вздохнул Чаки, – Сколько лет промышляем этим, а я всё никак не могу привыкнуть.

– Ты просто ещё слишком молод… Готово!

Последнее движение отмычкой и дверь с тихим скрипом поддалась. Найджел аккуратно высунул голову, затем, убедившись, что в коридоре никого нет, кроме рослого парня, выбрался наружу из своей темницы.

– Здравствуй, Харвин, – приветствовал он «часового».

– И тебе не хворать, – ответил парень, – Ты был прав, Дэшвуд всё сделал точно так, как ты говорил.

– Ну и отлично. Ты, надеюсь не передумал?

Парень отрицательно покачал головой.

– Чудно, – улыбнулся Найджел, – Тогда приступим. Чаки, помогай.

С этими словами Найд со всей силы ударил парня по лицу. Тот легонько завалился в сторону, но не издал ни звука. Чаки обомлел. Тем временем его брат наносил Харвину удары, от которых тот даже не думал защищаться или хотя бы уворачиваться.

– Да что ты стоишь? Присоединяйся, всё оплачено, – сказал Найджел Чаки.

Тот продолжал стоять, недоверчиво глядя на эту странную сцену.

– О мой Бог, – проговорил Хаген-старший, театрально закатывая глаза, – Дэшвуд хочет убить нас, инсценировав побег и несчастный случай. Мы поможем ему отчасти – сбежим, инсценировав нападение на старину Харвина. Ибо нам незачем подставлять своих друзей.

– Угу, – глухо отозвался «друг», вытирая рукавом кровь с разбитого Найджелом лица.

– Ну, думаю, хватит, – сказал тот, – Теперь, Чаки, давай верёвку.

Тот наконец вышел из оцепенения и, быстро забежав и подсобку и отыскав там верёвку, ту самую, которой он был связан минуту назад, отнёс её брату. Тот ловко опутал путами здоровенные руки Харвина.

– Вы уверены, что он клюнет? – угрюмо спросил тот.

– Придётся. Даже если и заподозрит что-то, доказательств нет. На худой конец, можешь припугнуть, что расскажешь герцогу о его делишках. В общем, сообразишь. Ну, спасибо за помощь, Харвин. Удачи.

Найджел по-дружески подмигнул парню и потянул Чаки за руку, уводя его дальше по коридору в темную неизвестность.

– А что теперь? Куда нам? – тревожно спросил Хаген-младший.

– Ты сейчас спустишься на первый этаж по чёрной лестнице. Третья дверь справа – выход на конюшню. Иди туда и запрягай наших лошадей. Только не суетись, веди себя естественно.

– А ты? Что ты задумал, Найд?

– Обо мне не беспокойся. Не может же граф де Линетти уйти, не попрощавшись.

– Хорошо, брат. Удачи тебе!

– И тебе, брат. Встретимся.

С этими словами, Найджел повернулся и решительно пошёл к по направлению к главной лестнице.

В это же время Дэшвуд, уже успевший спрятать рубин в одном из тайников своей комнаты, стоял возле той же колоны что и двадцать минут назад и с удовольствием думал, как распорядиться выручкой с продажи рубина. Предусмотрительный управляющий уже договорился с одним ювелиром-перекупщиком, что за знаменитую драгоценность он получит полмиллиона фунтов. Что в дальнейшем перекупщик собирался делать с камнем, Дэшвуда не волновало. А вот на вырученные деньги у него были большие планы. Он намеревался переждать пока вся эта шумиха вокруг подмены рубина (если она, конечно, вскроется) поутихнет, потом выйти в отставку, уехать на юг и купить там уютную виллу для богатой, сытой и спокойной жизни. В любом случае он больше не будет никому прислуживать. Довольно он угождал богатым и знатным, теперь его очередь оказаться на их месте.

В общем настроение управляющего было чудесным. Что же касается его хозяина, достопочтенного губернатора, то его настроение также было более чем приподнятым. С того самого момента, как Дэшвуд сообщил, что граф де Линетти почувствовал себя плохо и вынужден был отбыть в гостиницу, за что приносит искренние извинения радушным хозяевам (при этом управляющий незаметно подмигнул Гассету), достопочтенный чиновник явно приободрился. Чего нельзя было сказать о его супруге, которая даже не пыталась скрыть своё разочарование внезапным уходом молодого кавалера и досаду.

Герцог, сделав щедрый глоток вина, обратился к жене:

– И как вы находите графа де Линетти, дорогая?

– О, это самый замечательный, тактичный, обходительный человек из всех, кого я знаю! – восторженно отозвалась герцогиня Гассет, – Как жаль, что он так скоро покинул нас и даже не попрощался, – добавила она с упавшим голосом.

– Что ж, видимо мне придётся разочаровать вас, моя милая, – шёпотом заговорил губернатор, – твой ненаглядный граф – самозванец и авантюрист.

– Не может быть! – воскликнула губернаторша.

– Тише, дура, на нас люди смотрят! Веди себя естественно и не привлекай ненужного внимания, – прошипел он, улыбаясь гостям.

– Но это невозможно! – уже тише отозвалась герцогиня.

– Может уж поверь, как только закончится ужин, ты сама во всём убедишься. Я уже вызвал гвардейцев.

Наслаждаясь впечатлением, которое эта новость произвела на герцогиню, губернатор демонстративно переключился на светскую беседу с одним банкиром.

А между тем Найджел, немного прихрамывая, направился прямиком в кабинет губернатора. Редкие слуги, встречавшиеся на его пути, вежливо кланялись и спрашивали, не угодно ли его светлости что-нибудь, на что граф отвечал отказом. Конечно, кто бы мог заподозрить этого великосветского франта в чём бы то ни было? Недаром Хаген считал себя отличным актёром. И хорошим аферистом, что тоже было лишено доли правды.

Убедившись, что поблизости никого нет, Хаген без особых усилий отомкнул изящную дубовую дверь, зашёл в кабинет, плотно прикрыв её за собой, и закрылся изнутри. Оказавшись в поистине роскошном кабинете герцога Гассета, Найджел не смог удержаться от молчаливого восхищения. Осмотревшись, нежданный посетитель обнаружил, что «скромный государственный служащий» жил воистину на широкую ногу: шкафы из красного дерева были плотно заставлены книгами в дорогих обложках (и что-то подсказывало Хагену, что подавляющее большинство из них так и не было ни разу открыто, ни говоря уже о прочтении), на стене висели безвкусные полотна кистей Эдгара Малеви в богато украшенных массивных рамах, под потолком висела хрустальная люстра внушительных размеров, на столе стояла позолоченная чернильница и перо, оправленное в золото и инкрустированное маленькими сапфирами. Именно письменные принадлежности особо привлекли к себе внимание Найджела.

Он достал из кармана спичку и, чиркнув ей по шершавой обложке лежавшей рядом книги, зажёг свечу в аляповатом канделябре. Подойдя к столу, Хаген по-хозяйски устроился в кресле, положив ноги на столешницу. Небрежно откинув крышечку чернильницы, он взял драгоценное перо и начал выводить на плотной гербовой бумаге прощальную записку радушному хозяину.

«Ваша светлость! Я крайне признателен Вам за приятный вечер и за оказанное мне гостеприимство. Отдельную благодарность прошу передать Вашей очаровательной супруге, так усердно занимавшей меня весь вечер. Простите, что вынужден был покинуть Ваш приём до его окончания. По независящим от меня причинам я вынужден уйти раньше, отдав предпочтение личному прощанию письменное. Примите же ещё раз мою глубокую благодарность и признательность.

Отдав дань вежливости, перейду к делу. Ваша светлость, считаю своим долгом доложить, что управляющий вашим домом и имением мистер Дэшвуд -мошенник и вор, злоупотребляющий Вашим драгоценным доверием. Мне известно из первоисточника, что этот человек нанял афериста, чтобы тот под чужим именем пришёл на Ваш приём и незаметно подменил ожерелье Вашей супруги на поддельное, что и было сделано. В настоящее время рубин находится в распоряжении мистера Дэшвуда, в чём вы можете с лёгкостью убедиться.

Что ж, не смею больше занимать Ваше время.

С почтением,

Граф Артур де Линетти».

Закончив письмо, Хаген отложил перо, потом снова взял его и повертел в руках. Занятная вещица, тысяч на двадцать потянет – прикинул Найджел. Ну что ж, можно позволить себе взять на память небольшой сувенир (рубин не в счёт, на него уже был покупатель). Без дальнейших раздумий Хаген положил перо в свой внутренний карман, а записку оставил на столе, прижав конец письма чернильницей. Ну всё, дело сделано. Можно с чистой совестью покидать этот гостеприимный кров. Затушив свечу пальцами, бывший граф тихо отворил дверь и выскользнул в коридор.

Уверенной походкой Найджел пришёл на конюшню, где его ждал Чаки. Тот стоял, ссутулившись возле лошадей, держа их за поводья, то и дело с опаской оглядываясь на слуг герцога. Те же не обращали на него никакого внимания с полным самозабвением отдаваясь игре в карты на бочке. Хаген-старший медленно подошёл к своей лошади и ласково потрепал её по голове.

– Как же не хочется уезжать… – сказал он как бы самому себе.

– Ваша светлость, – сиплым от волнения голосом сказал Чаки, – Вас уже ждут, пора ехать.

– Да, ты прав. В путь!

Через мгновение Найджел уже был в седле. Не дожидаясь, пока брат взберётся на свою кобылку, он крикнул слугам:

– Откройте ворота!

Пару минут спустя из-за ограды губернаторского дома выехали два всадника с намерением больше никогда сюда не возвращаться.

Глава 3. Золотце

Кейн – один из самых необычных, если не сказать экзотических районов столицы – издавна славился обилием иностранцев, мелких чиновников и ремесленников тонкой работы типа ювелиров. Именно к ювелиру и направлялись братья Хагены, чтобы продать свой вчерашний трофей.

– А почему ты назвался Дэшвуду как Франсуа? – спросил Чаки, пока они с братом петляли среди запутанных улочек.

– Франсуа Дюпон был моим первым клиентом…

– Первым клиентом? Скажи уж лучше первой жертвой.

– Работа прошла довольно успешно, вот и я назвался на удачу, – пропустив ироничную реплику Чаки мимо ушей, закончил Найджел.

– Ясно. У тебя ничего не бывает просто так.

– Пора бы уже привыкнуть, – пожал плечами Хаген-старший.

Остаток пути они шли молча. Наконец, остановившись возле небольшого, на вид невзрачного здания, братья нарушили молчание.

– Подождёшь меня в зале. Можешь пока полюбезничать с Бертой, она будет рада.

– Оставь Берту в покое! – недовольно прошипел Чаки.

– Спокойно, брат, – примирительно сказал Найджел, – Дело сделано, можно и отдохнуть. Так ты подожди меня.

Они вошли в небольшое помещение, служившее главным залом небольшой ювелирной лавки миссис Найтли. В утренние часы жители Кейна и его окрестностей не имели обыкновения захаживать в лавку Карен, имевшей в криминальном мире кличку Золотце. Такое прозвище ещё не старая вдова ювелира получила за одобряемую всеми привычку скупать краденное за золото. К ней охотно несли награбленные драгоценности, из которых Карен отбирала лучше и, щедро оплатив приобретения, перепродавала их на чёрном рынке. Но об этом мало кто знал. Для простых смертных и большинства соседей миссис Найтли была просто почтенной женщиной, которая владела ювелирной лавкой.

Выйдя в шестнадцать лет за тридцатилетнего ювелира (поговаривали, что даже по любви), в семнадцать она родила свою единственную дочь. Через несколько лет мистер Найтли скончался от горячки, и его родня едва не выставила Карен с малолетней Люси за дверь. Но невестка не была так проста – дав жесточайший отпор настырным родственникам, она, щедро раздавая взятки государственным служащим, отсудила себе дом с ювелирной лавкой, хотя на это и ушли почти все её сбережения. Так двадцати двухлетняя миссис Найтли стала хозяйкой бизнеса, который, к сожалению, оказался не очень доходным. Поэтому, чтобы оставаться на плаву, миссис Найтли постепенно познакомилась с несколькими «криминальными элементами» и договорилась скупать у них краденные безделушки. Успешно разобравшись с хитросплетениями чёрного рынка, Карен вскоре приобрела некоторую знаменитость в известных кругах. Обороты росли, миссис Найтли уже не скупала всё подряд, что ей приносили. Теперь она могла выбирать, выбирать лучшее. Пускай не для себя самой, но для своего авторитета, потому как у Карен Золотце всегда всё самое роскошное, изящное, дорогое. Нередко она выступала посредником между заказчиком какой-нибудь знаменитой драгоценности навроде рубиновой слезы и исполнителем.

Дела шли в гору, миссис Найтли удалось сколотить приличное состояние. Она могла бы спокойно перебраться в центральный район столицы из зачастую неблагополучного Кейна, но привычка оказалась сильнее. Карен уже прикипела к этому месту, где прошли лучшие моменты её жизни: недолгое замужество, рождение дочери, потом рождение внучки Берты. Однако вскоре судьба нанесла Золотце тяжкий удар – во время вторых родов скончалась бедняжка Люси вместе с малышом. Её овдовевший супруг через пару недель ушёл из дому в поисках лёгкой жизни, оставив дочь с бабушкой. Та была даже рада. Она сильно недолюбливала зятя, полагая, что тот недостоин её дочери, и даже не пыталась это скрывать. Захоти он забрать Берту с собой, Карен скорее бы самолично выставила его за дверь, натравив для верности на него парочку своих знакомцев. Но это оказалось не нужно. Зять не питал особой нежности к малышке Берте, поэтому без особых угрызений совести оставил её на попечении Карен к обоюдному удовольствию.

Шли годы, Карен уже вошла в почтенный возраст, а Берта напротив – в самый что ни на есть юный и цветущий. Ей уже исполнилось восемнадцать и с недавнего времени она стала довольно завидной невестой Кейна и его окрестностей. Но о замужестве она пока не думала, хотя одну сердечную склонность всё же имела. Однако дальше простых любезностей и самого невинного флирта с предметом своих мечтаний Берта не продвинулась. Как бы то ни было, Чакфилду Хагену юная мисс Райн была рада многим больше, чем всем остальным посетителям.

– Здравствуй, Берта. Бабушка у себя? – спросил Найджел, снимая шляпу.

– Как всегда, – ответила Берта, – Она уже давно ждёт.

– Нас?

– Рубиновую слезу.

Конечно, она была в курсе некоторых тонкостей бизнеса своей бабушки. Хотя та не скрывала от внучки тёмных сторон своего ремесла, она строго настрого запрещала принимать в этом какое-либо участие. Как и многие преступники, Карен всей душой не желала своему родному человеку такой судьбы, как своя. О своей преступной жизни Золотце не жалела, но ужасно боялась, что Берта пойдёт по её стопам. Она надеялась удачно сосватать её за кого-нибудь богатого и чистого перед законом купца и быть может ещё успеть понянчить правнуков. Несмотря на слабость, которую миссис Найтли питала к братьям Хагенам, она с неодобрением смотрела на увлечение Берты, о котором конечно догадалась раньше всех. Всё-таки Чаки был вором, он запятнает её милую девочку, поэтому Карен не допустит, чтобы привязанность зашла слишком далеко. Так что приходилось молодым людям наслаждаться недолгими моментами в обществе друг друга вдали от вездесущих глаз всесильной бабушки.

Найджел уверенно поднялся по узкой винтовой лестнице на второй этаж и постучал в дверь, скрывавшей от посторонних глаз святая святых обители миссис Найтли – кабинет. За дверью послышался низкий, немного хрипловатый, но всё же приятный голос пожилой дамы:

– Войдите.

Хаген не без труда открыл тяжёлую дверь и вошёл в неожиданно просторную для такого небольшого дома комнату, посреди которой стоял добротный, но уже видавший виды стол. За ним сидела дама лет пятидесяти пяти, слегка полноватая с карими волосами, уже изрядно тронутыми сединой и умными зелёными глазами, смотревшими на мир сквозь толстые линзы очков в золотой оправе. Увидев Найджела, она заметно обрадовалась и жестом приглашая его сесть, заговорила:

– А, это ты. Здравствуй, дорогой, располагайся. Сейчас велю Берте принести нам кофе.

Карен встала и приоткрыв дверь, позвала Берту, снизу последовал недовольный отклик, но уже через полминуты внизу послышались шаги и звон водружаемых на поднос чашек.

– Значит, Чакфилд тоже пришёл, – неодобрительно отметила Карен, глядя на Найджела.

Тот лишь развёл руками.

– Куда же его дену? Он ведь совсем без меня пропадёт, ты же знаешь.

– Конечно, знаю. Ладно, давай к делу.

– Дело удалось, – не без удовольствия ответил Хаген, доставая из внутреннего кармана нашумевший рубин, завёрнутый в плотную бумагу, и кладя его на стол перед миссис Найтли.

– Слышала, уже во всех газетах пишут, что губернатора обокрал его же управляющий. Только вот, – Карен хитро взглянула на гостя поверх очков, – Камень, найденный в его комнате, тоже оказался фальшивым.

– Ну разумеется, не даром я заказал у тебя две копии рубиновый слезы.

– Вот теперь все теряются в догадках – была ли рубиновая слеза или это лишь очередной красиво воспетый миф?

В это время Берта вошла с подносом, на котором стояли две чашки и дымящийся кофейник. Комната сразу наполнилась ароматом кофе, смешанным с хорошо ощутимым запахом лавандовых духов Берты. Поставив поднос, та ушла, ни сказав ни слова.

– Что, опять поссорились? – понимающе спросил Найджел.

Карен в ответ лишь махнула рукой, как бы говоря: «И не спрашивай». Радушная хозяйка разлила кофе и пару минут оба наслаждались напитком в тишине. Наконец Хаген спросил:

– А ведь Дэшвуд намеревался продать рубин тебе, и это ты посоветовала ему меня в качестве исполнителя.

– Конечно.

– И что, если бы рубин тебе принёс Дэшвуд, а не я, ты бы не расстроилась?

Карен хмыкнула.

– А мне какая разница, кому деньги платить? Хотя с тобой рассчитываться конечно приятней, – Карен снова улыбнулась, предаваясь воспоминаниям, – Ах, Найджел, Найджел, я ведь тебя с детства помню. Ходил тут такой курносый мальчик на побегушках. Ещё моя Люси была жива… А сколько тебе уже?

– Двадцать девять, – ответил Найджел, возвращая чашку на поднос.

– Двадцать девять, подумать только! А Чакфилд намного тебя младше?

– На десять лет. Слушай, Карен, может закончим наше дело? А потом можем ещё что-нибудь вспомнить.

– Эх, молодость, – Карен с шутливой строгостью покачала головой, – Всё у вас одни дела.

Миссис Найтли взяла в руки рубин и, рассмотрев его на свету, издала короткий вердикт: «Великолепно!». Затем она встала и ушла за небольшую ширму, где стоял сейф. Через пару минут она вернулась к Найджелу с несколькими увесистыми мешочками.

– Заслужили, – сказала она, протягивая гонорар Хагену.

Тот быстро, но без лишней суетливости, убрал деньги.

– Что теперь думаете делать? – спросила Карен.

– Заляжем на дно.

– Как всегда – Лисья нора?

– Нет, в норе мы уже сильно примелькались, думаю переберёмся в Клоповник. Там нас ещё не было, – усмехнулся Найджел.

– Ну что ж, удачи тебе, сынок, – сказала Карен, – Надеюсь, ещё свидимся.

Глава 4. Клоповник

Хагены обедали в плохеньком трактире. Конечно, у них были деньги и довольно много, однако опытный Найджел рассудил, что не стоит пока светить заработанным богатством. Поэтому они и зашли в этот грязный трактир на углу узкой улочки, плавно перетекавшей в городские трущобы. Братья хлебали до неприличия жидкий суп, закусывая холодной говядиной с чёрным хлебом и думали каждый о своём.

Мысли Найджела были полны забот о том, как бы не попасться. Кража рубина наделала слишком много шума, а прижатый к стенке Дэшвуд на допросах сказал слишком много. Хагену было доподлинно известно, что полиция ищет двух аферистов, описание которых довольно точно подходило ему и Чаки. Контроль за лицами, покидавшими Сиерру, усилили. Найджел был зол, он злился на себя. Теперь он горько сожалел об оставленной губернатору записке, таких последствий Хаген-старший явно не предвидел. Он не рассчитывал, что в рубине, найденном у Дэшвуда, так скоро различат подделку. Найджел лишь надеялся отвести подозрения от себя и брата и наказать предательство губернаторского управляющего. В глубине души он и вовсе сомневался, что Гассет поверит его письму и кинется искать камень у Дэшвуда (хотя попробовать вс же стоило – в этом удовольствии Хаген себе отказать не смог), однако действия и прыть герцога превзошли все его ожидания. Видимо бедняга Дэшвуд сильно обманулся насчёт безграничного доверия губернатора к своей персоне и теперь расплачивался за такое самонадеянное заблуждение. И всё-таки Найджел совершил ошибку и в полной мере осознавал это.

Мысли Чаки были куда проще и приятнее. Он думал о том, как они с братом потратят полученный гонорар. Что касается «залегания на дно», то в его благополучном исходе Чакфилд почти не сомневался. Он уже давно привык во всём полагаться на старшего брата. Последняя же их вылазка только лишний раз убедила Чаки, что Найджел из любой ситуации выйдет сухим и его вытащит, ибо брат всегда рассчитывал свои действия на несколько шагов вперёд. Иногда в веренице этих мыслей мелькал смутный образ улыбающейся Берты. Нет, она ему определённо нравилась, в этом Чаки уже не сомневался. Вот только как бы снискать благосклонность миссис Найтли, которая без своего ведома не позволяла внучке и шагу ступить. Чакфилд склонен был думать, что причина такого к нему отношения со стороны Карен кроется в его образе жизни: зачастую недолгие периоды достатка сменялись нуждой, а место жительства приходилось менять как перчатки. В основном же денег ему хватало впритык, спасали лишь успешные вылазки с Найджелом. В итоге Чаки решил, что ключ от всех проблем – деньги. Нужно лишь скопить мало-мальски приличное состояние, купить небольшой домик и начать степенную размеренную жизнь. Это, пожалуй, могло бы дать Чаки несколько выигрышных очков в глазах миссис Найтли. Но тут возникала очередная проблема – Чакфилд Хаген совершенно не умел экономить. Часть, получаемую от реализации краденного, он мог спустить за неделю, мог растянуть удовольствие на пару месяцев. Но исход был один и тот же – он неизменно оказывался на мели и приходил к Найджелу просить на жизнь или торопя его с «делами».

Так братья сидели в полутёмном помещении, пропахшем гарью, думая о жизни. Наконец, Найджел встал и, кинув несколько монет старому трактирщику, сказал Чаки: «Пошли». Было уже два часа по полудни, когда Хагены вышли из трактира и направились вдоль по пыльной улочке.

Постепенно невзрачные здания с облупившейся штукатуркой сменились откровенными трущобами – непонятными одно- и двухэтажными зданиями, преимущественно деревянными с разбитыми стеклами или без стекол вовсе. Жуткие жилища городских бедняков смотрели на мир пустыми окнами словно слепыми глазницами, зловеще провожая случайных прохожих. Между домами стайками бегали грязные босые детишки разных возрастов. Они галдели и норовили снести с ног любого, кому не посчастливится встретиться им на пути. Однако Найджела и Чаки эта опасность благополучно миновала. Наконец плотная застройка начала редеть, теперь уже дома попадались всё реже и реже.

Неожиданно среди всей этой нищеты и убожества возник трёхэтажный кирпичный дом – уже довольно старый и пошарпанный, но всё-таки каменный, со стеклами и черепичной крышей. Возле дома высокая девка с рябоватым лицом и тоненькой косой крысиного цвета подметала крыльцо. Завидев двух прохожих, она грубо спросила:

– Вы кто? Чего вы тут забыли?

– Искали гостиницу да видно заплутали, – спокойно ответил Хаген.

Услышав пароль, девка неохотно посторонилась, пропуская молодых людей.

– Проходите. Хозяина сейчас нет дома, но скоро придёт.

Братья зашли в просторное помещение, служившее сомнительного вида забегаловкой. Повсюду стояли грязные поцарапанные столы и стулья. Сейчас они были почти пусты, лишь парочка ночных гуляк лечила похмелье пивом, жалуясь друг другу на жизнь. За деревянной стойкой пожилая женщина лениво потирала бокал, не удостаивая посетителей вниманием. Днём заведение Мясника – печально известный Клоповник – не пользовалось большим спросом, но вот ночью… Ночью этот дом становился шумным притоном для воровских игр и развлечений. Внизу шла бесконечная картёжная круговерть и пьянка – либо обмывали счастливо окончившееся «дело», либо топили в вине горе и злобу после неудач и поминали павших дружков. Если же карта ложилась неудачно или грусть-тоска никак не желала тонуть в бутылке, в ход охотно шли ножи, заточки и даже вилки. Чуть ли не каждое утро через чёрный ход выносили тех, кто уже никогда не смог бы выйти из Клоповника сам.

На втором и третьих этажах располагались номера. Далеко не каждый из преступного мира мог позволить себе залечь на дно в знаменитом Клоповнике. Бедно обставленные грязные комнаты с видом на трущобы стоили до ста пятидесяти фунтов за день. Но зато делец, не поскупившейся выложить такие деньги, с одной стороны, покупал себе относительный покой и безопасность, так как полиция старалась обходить это забытое Богом место стороной (отчасти из боязни, отчасти умасленные щедрыми подношениями хозяина). Простые смертные и вовсе сторонились этого дома как холерного барака. Но, с другой стороны, никто не был застрахован от произвола знаменитого Мясника – если хозяину казалось, что постоялец платит несоразмерно меньше, чем в принципе мог бы платить, он без особых стеснений брал своё. Так что считать Клоповник безопасным местом даже для матёрого преступника было ошибкой.

Однако случай был исключительным, и Найджел решил рискнуть. Тем более, что с Мясником он был в более или менее нормальных отношениях, к тому же пару лет назад Хаген-старший оказал хозяину Клоповника большую услугу. Но несмотря на заверение Мясника в вечной дружбе, Найджел опасался пользоваться его гостеприимством без особой нужды. Всё-таки Мясник, он и есть Мясник.

Итак, Хагены устроились за небольшим более или менее чистым столом и принялись ждать хозяина. Не успели они сесть, как в заведение вошёл тощий сухопарый человек лет пятидесяти, одетый в потёртое пальто. Под мышкой он держал скрипичный футляр. Он игриво подмигнул женщине за стойкой, приподнимая шляпу.

– Добрый день, Мардж. Как поживаешь, голуба моя?

Неохотно оторвавшись наконец от своего стакана, Мардж угрюмо взглянула на музыканта и поставила перед ним бутылку.

– Бери и отваливай, голубок.

– Благодарствую, – сухопарый вновь приподнял шляпу и, забрав бутылку, с довольным видом прошествовал к столам.

– Ба! Кого я вижу это же братья Хагены! Какими судьбами?

– Да не ори ты так, Смыка, – тихо сказал Найджел, протягивая музыканту руку.

– А что? – шёпотом спросил Смыка, – В бегах? Скрываемся?

– А то по нам не видно? – усмехнулся Чаки.

– Ладно, понимаю. Не лезу не в своё дело, – сухопарый примирительно поднял руки, – Как бы то ни было, давайте выпьем за встречу. Мардж! Поставь ещё пару бутылочек.

Смыка, он же Музыкант был довольно неплохим скрипачом. Но широкую известность в преступном мире он приобрел отнюдь не за выдающийся музыкальный дар. Смыка (никто даже не знал, как его зовут на самом деле, да он сам уже забыл своё настоящее имя) был вором, но вором не обычным, а скорее творческим, даже в некоторой степени возвышенным. Он охотно принимал заказы на разные мещанские мероприятия типа бракосочетаний, именин или поминок. С особой охотой он играл на свадьбах, потому что именно такое весёлое событие редко кого из гостей оставляет трезвым. Смыка обеспечивал музыкальное сопровождение торжества, отдаваясь игре целиком и без остатка. Слушавшие его гости либо плакали навзрыд, либо плясали от души. Они платили ему щедрые чаевые сверх условленной платы, что конечно было приятно, однако не было главной целью Музыканта. Он дожидался, когда веселье дойдёт «до точки», и пьяные гости, вдоволь наоравшись песен и разбив друг другу лица, начнут уходить, шатаясь и падая по дороге. Тогда Смыка выбирал себе гостя с самым нетвёрдым шагом и любезно провожал его до дома, попутно освобождая бедолагу от оставшихся денег, часов и колец. Не оставлял своим вниманием Смыка и оставшихся спать на месте праздника «загулявших». Им он тоже тщательно обчищал карманы. Если же кто-либо просыпался или ловил Смыку за руку, тот, не дожидаясь пока жертва поднимет шум, оглушал его скрипичным футляром, в которой предусмотрительно была вставлена тяжёлая железная пластина. В заведении Мясника Смыка тоже частенько играл, но брать что-либо кроме установленной платы справедливо опасался.

Таким Смыка был – старый знакомый Найджела Хагена. Много лет назад, когда Музыкант ещё не имел такой популярности по части игры на праздниках, он дарил людям музыку прямо на улице, заметно повышая свой заработок благодаря подворовыванью. Тогда-то и познакомился с расторопным курносым мальчишкой. Пацан зарабатывал на жизнь разносом писем по адресам и другими мелкими поручениями. Денег ему постоянно не хватало, о чём красноречиво свидетельствовала вечно оборванная одежда и болезненная худоба. Сжалившись над парнем, Смыка взял его свой небольшой бизнес. Тогда Найд начал петь слезливые песенки под аккомпанемент Смыки, помогая ему увеличивать гонорар посредством воровства, которому Музыкант его любезно обучил. Но однажды мальчишке не повезло – один из обывателей, прослезившихся от задушевной песни, поймал руку Найда в своём кармане. Он закричал, призывая на помощь полицию. Испугавшись служителей закона, показавшихся из-за угла, Музыкант, схватив футляр, сделал ноги. Не известно, чем бы это могло закончиться, если бы не одна сердобольная женщина. Умерив пыл почти что обворованного мужчины, она предложила ему компенсацию за то, чтобы он отпустил парня. Тот охотно согласился, и полиция, пожав плечами, отступила. Найджел смущённо поблагодарил неожиданную благодетельницу. Та осмотрела его смеющимися глазами и пригласила его к себе домой пообедать. Это была Карен.

Воровать с тех пор Хаген-старший не бросил, но вот со Музыкантом больше дел не имел. Найджел не держал на него зла, но работать с человеком, которому он не доверял, учитывая уровень опасности его ремесла, он себе позволить не мог. И не хотел. В итоге из разряда коллег они перешли в категорию приятелей.

Опорожнив по бутылке и выслушав жалобы Музыканта на жизнь, братья начали скучать. А между тем зал начал заполняться людьми. Пришёл угрюмого вида горбун с деревянным протезом вместо правой ноги. Это был знаменитый Хромоножка. Он просил милостыню преимущественно в тёмное время суток, на безлюдных улицах и у одиноких прохожих (в идеале немного выпивших). Причём отсутствие ноги никак не мешало его убедить жертву в том, что Хромоножке деньги и ценности нужнее. Вскоре пришёл высокий моряк с перекошенным пропитым лицом и золотой серьгой в ухе. За ним появился приземистый старичок с постоянно бегающими хитрыми глазками. Далее вошла целая компания разухабистых весёлых парней жуликоватого вида. В общем публика начала собираться пёстрая.

Наконец пришел Мясник. Это высокий человек с маленькими злыми глазами и толстыми сильными ручищами. Завидев хозяина Клоповника, вся публика встала, приветствуя его. Некоторые ограничились кивками, другие дружелюбным восклицанием. Старичок с бегающими глазами даже подбежал к Мяснику, норовя пожать ему руку, но тот грубо оттолкнул его, бросив презрительный взгляд. Осмотрев гостей, хозяин хищно улыбнулся и заговорил низким хрипловатым голосом:

– Ну что замерли, господа? Гуляем! Смыка, чего сидишь, за что я тебе деньги плачу, прохвост? Играй! Мардж, вина. Да шевелись, старая ты бестия!

Эти окрики Мясника оживили всех присутствующих. Смыка начал проворно доставать скрипку из футляра и настраивать инструмент. Мардж засуетилась за стойкой. Ободрённые гости раздали карты и начали оживлённую игру, прерываемую криками и звуком разбиваемых бутылок. Смыка заиграл весёлую незамысловатую песню, которой гости начали подпевать. Между тем Мясник подошёл к стойке, залпом опустошил стакан и приказал Мардж наполнить второй. Найджел не торопился подходить к нему, он знал, что хозяин Клоповника подобреет после нескольких стаканов вина. Тогда-то и нужно с ним договариваться.

Дождавшись, когда Мясник придёт в более или менее благодушное расположение духа, Хаген-старший подошёл к нему, велев Чаки дожидаться со столом.

– Здравствуй, Мясник.

– А, здорово, Хаген. Какими судьбами? Ты ведь просто так сюда не захаживаешь.

Найджел решил не кривить душой, зная, что с Мясником играть опасно. Он прямо сказал хозяину:

– Нам надо схорониться. Мне и Чаки. Дело серьёзное.

– Ты знаешь порядки – плати сто пятьдесят в день и живи, сколько влезет.

– Я буду платить двести, но, чтобы нас никто не трогал.

Глаза Мясника загорелись.

– Неужели так много взяли, что ты готов так расщедриться?

– Скорее наделали слишком много шума, поэтому ищем защиты. А где её искать как не у тебя?

Хозяин Клоповника довольно усмехнулся.

– Ну ладно, живите, вас никто не тронет. За это я могу ручаться.

– Спасибо, Мясник, – искренне поблагодарил Найджел, – Кстати, у меня есть для тебя подарок.

Он нырнул в карман и достал оттуда перо герцога Гассета.

– Вот, возьми на память.

Глаза Мясника загорелись пуще. Он дрожащими руками (так как был пьяницей с большим стажем) принял перо и придирчиво осмотрел его.

– Занятная вещица. А с тобой приятно иметь дело, Найджел Хаген, – добавил Мясник, хитро подмигивая собеседнику.

Тот удовлетворённо кивнул. Хоть ему и было жаль расставаться с сувениром из губернаторского дома, но он здраво рассудил, что лучше задобрить Мясника, чтобы ещё раз заручиться его дружбой, чем трястись изо дня в день, ожидая, что хозяин захочет прибавки к плате. К Чаки Найджел вернулся в хорошем настроении, но был неприятно удивлён, обнаружив, что брат не просто ввязался в карточную игру, а уже успел проиграть пару сотен моряку с серьгой.

– Найд, братишка, рассчитайся за меня, дружище.

Хаген-старший раздражённо посмотрел на Чакфилда, но повиновался, ибо с такой публикой ссориться опасно. Вручив моряку горсть монет, он чуть ли не силой потащил брата наверх.

– Зачем ты играешь, дурак? Тем более на пустой карман, тем более с местными! – прошипел Найджел, когда они с Чаки оказались возле комнаты.

– Во-первых, – начал оправдываться Чакфилд, высвобождаясь из цепкой хватки брата, – мой карман не пустой. То, что моя доля пока что у тебя, не делает тебя её обладателем. Во-вторых, позволь уж мне самому решать, с кем играть.

– Отлично, брат. Тогда не проси меня больше платить твои долги, – равнодушно пожал плечами Найджел.

– Нет-нет, ладно, признаю ты был прав. Забудем, больше не буду играть ни с кем, кроме тебя, хорошо? – спешно заверил Чаки.

– Ладно, забыли. Хотя я тебе и не верю. Заходи, – с этими словами Хаген-старший открыл дверь, пропуская брата вперёд.

Тот понуро вошёл в номер, за ним зашёл Найджел, закрыв двери на все обороты.

***

Веселье в Клоповнике было в самом разгаре. Снизу слышалась нестройная музыка, пьяные крики и возня. А Хагены сидели в грязной комнате, от нечего делать играя друг с другом в дурака. После очередного проигрыша, Чаки безразлично зевнул, и предложил брату сыграть на деньги, потому как игра на интерес себя уже давно исчерпала. Но Найджел идею Чаки не поддержал:

– Не вижу смысла, я выиграю всю твою долю, а потом дам тебе взаймы без особой надежды на возврат. Старо как мир.

– Ой да брось, я ведь тоже могу выиграть.

Найджел насмешливо посмотрел на брата, но ничего не ответил.

– Ну давай тогда позовём девочек.

– Эти девочки – умельцы почище нас с тобой. Обдерут как липку. Проходили.

– Ну давай хотя бы выпьем, – почти взмолился Чаки.

– Выпили уже, хватит с тебя.

Чакфилд страдальчески застонал и размаху упав на кровать, заключил:

– Скука!

– А я не обещал тебе веселья.

– Ну скажи хотя бы, долго нам ещё так маяться?

– Три ближайшие недели точно.

– Сколько-сколько? – Чаки даже подскочил на кровати.

– А ты как думал? Тут дело посерьёзнее фальшивого жемчуга и бриллиантов графини Батлер. К тому же тут задета честь достопочтенного губернатора, он из принципа постарается нас достать. Тем более Гассет слишком зол на меня, чтобы спустить дело на тормозах.

– На тебя, но не на меня, – заметил Чаки.

– А ты не радуйся – мы в одной связке, так что в снисхождение к своей персоне шибко не верь, братец.

– Неужели мы будем целых три недели торчать тут безвылазно? – уныло спросил Чакфилд.

– Посмотрим, – задумчиво протянул Хаген-старший, – посмотрим…

В это время на улице началось необычайное оживление. За считанные минуты пространство вокруг Клоповника окружили люди в форме, перекрыв для верности весь квартал. К дому подъехало около дюжины верховых.

– Все на местах? – сухо спросил высокий мужчина с косым шрамом, что ехал во главе всадников.

– Все, капитан, – отозвался гвардеец.

– Отлично. Пошли! – разнеслось громогласно.

В следующую секунду дверь Клоповника была сорвана с петель, и в притон ввалилось несколько десятков солдат. Пьяные жители и гости заведения, слабо соображавшие в пьяном угаре, не успели даже выхватить ножи, когда сильные руки повалили их на пол, приказав лежать и дёргаться, если дорога жизнь. Сидевшего за стойкой Мясника эта участь миновала. Он, казалось, был нисколько не удивлён. Хозяин Клоповника сделал глоток из бутылки, с интересом глядя на нежданных посетителей в форме.

– В чём дело, господа? – как ни в чём ни бывало спросил он, – Вы по работе или отдохнуть?

Ему не ответили. Несколько солдат побежали обыскивать верхние этажи, остальные вытянулись по стойке смирно, приветствуя своего начальника знаменитого капитана Олтона. Тот вошёл, окинул хмурым взглядом открывшуюся ему картину: разбросанные стулья, разбитые бутылки, перевёрнутый стол, пьяных преступников, прижатых к полу служителями закона. Брезгливо сморщившись, капитан плюнул на пол и громким властным голосом спросил:

– Кто здесь Мясник?

– Это я, – невозмутимо отозвался хозяин.

Капитан подошёл к нему и, даже не пытаясь скрыть своё презрение, сказал:

– Я ищу Найджела и Чакфилда Хагенов.

– Сочувствую, – равнодушно отозвался Мясник.

– Встань, когда с тобой говорит начальник полиции Сиерры, – тихо, но с чётко ощутимым металлом в голосе сказал Олтон.

– Да что говоришь, капитан? – ехидно спросил Мясник, – Значит, ты вламываешься в мой дом без приглашения, оскорбляешь моих гостей, ломаешь мою мебель, и при этом требуешь от меня почтительного обращения? Да иди ты к чёрту, шавка легавая!

Мясник грязно выругался. В это время сверху спустился солдат и коротко доложил: «Никого».

– Или вам мало взяток, что я сую вам чуть не каждую неделю? – не обратив никакого внимания на солдата продолжал Мясник, – Мне казалось этого достаточно, что умерить даже ваши аппетиты.

Капитан Олтон почти никогда не показывал своего гнева, особенно при подчинённых. И сейчас не стал показывать. Он просто со всей силы ударил Мясника, так что тот свалился на пол, сильно приложившись головой о край стойки, сохранив при этом каменно-невозмутимое выражение лица. Затем он всё также невозмутимо повернулся к публике, лежавшей на полу.

– Может кто-нибудь из вас, джентльмены, знает, где можно найти братьев Хагенов?

– А с какой это стати нам с тобой откровенничать? – нагло спросил молодой парень и тут же получил удар ногой в живот.

– Ну хотя для того, чтобы покинуть это место на своих ногах. Давно надо было разогнать этот притон… – вполголоса протянул он, – Итак, кто поможет найти Хагенов, получит свободу. Остальные в тюрьму. А там и до виселицы недалеко, можете мне поверить.

– За что? – почти в один голос возмутились гости Клоповника.

– Найдём за что. Невинные ангелы сюда не захаживают, – усмехнулся Олтон, – Так кому-нибудь есть что поведать представителю власти?..

Его вопрос был прерван истошным криком Мардж, склонившейся над своим хозяином. «Мясника убили!» – завопила она, дико глядя на большую лужу крови, натекшую из разбитой головы уже бывшего владельца Клоповника. Капитан даже ухом не повёл, он продолжал пристально смотреть на преступников, переводя внимательный взгляд с одного на другого. Те резко притихли, известие о смерти Мясника произвело на них гнетущее впечатление. Наконец раздался дрожащий голос приземистого старичка с бегающими глазами:

– Хагены были здесь, они ещё вечером ушли на верх и больше не сходили.

– Ну и крыса ты, Зимменс, – прошипел моряк с серьгой, – Продажная крыса!

Остальные преступники зашумели, поддерживая моряка, пока громогласный окрик капитана не заставил их замолчать.

– Если я до утра не найду Хагенов, вы все отправитесь на эшафот! – злобно бросил он, выходя из Клоповника.

То, что братьев не нашли в комнате, не было чудом. Просто чуткий воровской слух Найджела заблаговременно предупредил его об опасности в лице подъезжающих всадников, и Хагену старшему с Чаки удалось покинуть Клоповник через окно. Выиграв по большей мере несколько секунд, они сломя голову понеслись по улице, едва не набежав за засаду.

– Вы кто? – понеслось им вслед, – А ну стоять! Именем закона!

– Чёрт, нас засекли! – крикнул Чаки Найджелу.

Тот не ответил, только прибавил ходу, основательно оторвавшись от Чаки. Тот запыхался, было видно, что он бежит уже из последних сил, а крики солдат слышались уже почти совсем близко. Обернувшись, и быстро оценив ситуацию, стремительно становящуюся безвыходной, Найджел резко свернул за угол и, дождавшись, когда Чаки поравняется с ним, схватил его за рукав, увлекая за собой в узенький проём между домами.

– Быстрей, быстрей! – подгонял он брата, – Ещё можем оторваться.

Они подбежали к высокому забору и с горем пополам перелезли через него, затылком ощущая приближающуюся погоню. Казалось, удача должна была улыбнуться беглецам, но… спрыгнув с забора на землю, братья Хагены тут же оказались под прицелом. Это был конец.

А между тем солдаты повторно обыскали верхние комнаты и нашли деньги, оставленные Найджелом и Чаки. А в кармане мёртвого Мясника было найдено перо герцога Гассета, чем капитан Олтон также остался доволен. Ещё большее удовольствие доставило ему известие о поимке братьев Хагенов. Дело было сделано, цель достигнута. Он не только нашёл преступников и деньги, но и разогнал знаменитый воровской притон, наводивший ужас на окрестных жителей. Капитан Олтон был очень горд собой.

Глава 5. Предложение

Итак, братья Хагены попали в тюрьму. Причём в этот раз они действительно влипли по-крупному и оба понимали это. Оказавшись в холодном сыром помещении с маленьким узким зарешёченным окном почти под самым потолком, они молча разошлись по разным углам и погрузились каждый в свою думу (поскольку другие занятия в этой каменной могиле придумать было трудно). В камере не было ничего: ни стола, ни стульев, ни нар, ни соломы, на которой можно было бы устроиться на ночлег. Здесь было совершенно пусто и очень неприветливо.

Найджел сел, зябко кутаясь в свое пальто, и хмуро уставился в тёмный угол, где, судя по звукам, копошилась стайка крыс. Чаки устроился у противоположной стены, обхватив согнутые ноги руками, и принялся ритмично раскачиваться назад-вперёд. Он был испуган, понимая ярчайшую перспективу многолетнего тюремного заключения, а то и казни, явственно маячившую перед ним. Ему было очень страшно и горько. Горько, что так быстро и бестолково закончилась его в короткая и, в сущности, пропащая жизнь. Ведь даже если смертного приговора удалось бы избежать, длительный тюремный срок казался ему равносильным смерти.

Найджел в отличие от брата не был напуган и ничего не боялся. Он пребывал в крайней степени раздражения, понимая, как трудно будет выбраться из этой заварухи. Если из неё вообще получится выбраться. Но главной причиной его раздражения было даже не досадное заключение, а осознание того, что их с Чаки предали, причём предал близкий человек, кому они всецело доверяли. Найджел почти наверняка знал, кто это сделал и почему, и теперь проклинал свою доверчивость и болтливый язык. А ведь он всегда почитал себя за человека неглупого, умеющего хорошо разбираться в людях. И как невовремя и постыдно он разочаровался в этом своём умении!

Невозможно было сказать, сколько времени сидели браться в почти кромешной тишине (ведь в заключении время течёт совсем не так как на свободе). Наконец Чаки заговорил:

– Ну надо же было так! – вполголоса сказал он, глядя перед собой.

– Заткнись, и без тебя тошно! – оборвал его Найджел.

– А что толку, если я заткнусь? Делать-то что будем?

Хаген-старший не ответил.

– Нас упекут за решётку лет на сорок, – продолжал Чаки, – Знать бы хоть по чьей милости мы здесь оказались.

– А что, если бы знал, легче было бы? – отозвался Найджел.

– Да уж всяко лучше, чем сидеть и гадать, подозревая всех и всякого.

– И кого же подозревает твой изощрённый ум?

Чаки не понял насмешки и откровенно ответил:

– Да сам не знаю. Мясник бы нас не выдал это точно. Смыка – тоже. Да они и не знали, что за дельце мы провернули, а легавые искали нас целенаправленно. Видать им сильно прилетело сверху, раз они отважились потревожить Клоповник, – злобно усмехнулся Чаки, – Так что, не знаю…

– Карен, – отрезал Найджел.

– Что? – Чакфилд не поверил своим ушам.

– Ты не расслышал? Это сделала Золотце.

– Как? Но… разве она знала, что мы будем у Мясника?

– Знала, я сказал ей. Болван! (последнюю реплику Найджел адресовал сам себе).

– Но зачем она так? Это же Золотце, – Чаки развёл руками, что означало у него крайнюю степень недоумения.

– Подозреваю, что её выдал Дэшвуд. А она выдала нас, спасая себя от расплаты. Вот же…

Найджел выругался. Чаки молча смотрел на него со смесью удивления и разочарования. Наконец, он снова заговорил, обращаясь как бы к самому себе:

– Интересно, что стало с Бертой, где она теперь…

Найджел не выдержал.

– Опять ты про неё! – взорвался он, – Мы в тюрьме и скорее всего проведём здесь многое множество лет, а ты думаешь про какую-то девку!

– Не называй Берту девкой! – закричал Чаки, – Слышишь, не смей!

– А то что? – вызывающе спросил Найджел, – Объявишь бойкот? Ударишь? Вычеркнешь из завещания?

Глаза Чаки злобно блеснули, он сжал кулаки. В следующую секунду он сорвался с места и со всей силы ударил брата по лицу. Тот не ожидал атаки, поэтому принял удар, тяжело повалившись на пол. Во рту Найджел почувствовал металлический привкус крови, это ещё больше разожгло внезапно вспыхнувшую злобу. Он проворно встал, вытирая разбитую губу, и нанёс Чаки удар в живот. Тот согнулся и застонал. Через пару мгновений, немного оправившись от боли, он с разбега повалил брата на пол и принялся наносить бессистемные удары, куда придётся. Найджел отвечал. За дверью послышались тяжёлые шаги, затем раздался грубый раздражённый окрик:

– Эй, чего это вы там устроили? А ну прекратить! Живо, я сказал!

Но пыл Хагенов это ничуть не охладило, они продолжали кататься по полу, стараясь побольнее достать соперника. Понимая, что драка сама собой не кончится, и разнимать дерущихся всё равно придётся, тюремщик неохотно начал отпирать дверь, вполголоса проклиная неуемных «постояльцев». Не успев повернуть ключ в замке, пожилой надсмотрщик увидел канвой, идущий по коридору.

– Вы за кем? – спросил он.

– Найджела Хагена на допрос.

– Вот, лёгок на помине, – проворчал тюремщик, отпирая дверь.

Вошедшие солдаты быстро разняли дерущихся, растащив их друг от друга. Один из конвоиров, рывком подняв запыхавшегося Найджела с пола, толкнул его к выходу. Чаки проводил брата злым взглядом, потирая рассечённую бровь и сплёвывая кровь. Им обоим сильно досталось. Они очень редко дрались, но если это случалось, то оба получали крепко. Хотя Найджел был старше и сильнее, он никогда не забывал, что дерётся со своим младшим братом. И никакая злоба не могла ослепить его настолько, чтобы принялся слишком уж сильно «вправлять мозги» Чаки. А Чакфилд во время драки не думал, он просто молотил руками, стараясь причинить противнику максимальную боль. Но потом, отойдя от гнева и остыв, он виновато смотрел на оставленные на теле брата кровоподтёки и синяки и даже мог извиниться. Но сейчас ему до этого было далеко. Он даже радовался, что Найда увели, и ему хоть полчаса не придётся видеть его вечно самоуверенную физиономию.

В это время Хаген-старший шёл по тюремному коридору, то и дело получая тычки в спину от подгонявшего его конвоира. Он несколько раз порывался огрызнуться, но возможность получить удар в и без того разбитый нос его удерживала. Он решил подчиниться грубой силе, оставив за собой право мысленно награждать своего сопровождающего самыми нелестными прозвищами. Наконец они пришли. Конвоир в последний раз толкнул Найджела, сказав с издёвкой «Добро пожаловать!» и запер дверь допросной.

Когда глаза Найджела немного привыкли к свету после полутьмы тюремного коридора, Хаген встретился глазами с пристальным взглядом человека со шрамом, который руководил разгромом Клоповника. «Судя по всему, это и есть тот самый капитан Олтон», – смекнул Найджел. Тот сидел за столом, положив перед собой руки. На столе лежала стопка бумаги и перо с чернильницей, рядом стояла лампа, довольно неплохо освещавшая унылый интерьер. Некоторое время Найджел молча стоял перед капитаном, ожидая, когда он заговорит. Но Олтон молчал. Наконец, не выдержав, Хаген спросил, кивая на стул:

– Вы позволите присесть, капитан?

– Присядь, – коротко ответил тот.

Найджел сел.

– Если вас интересует что-то конкретное, будет рациональнее задавать мне вопросы, – спокойно продолжил он, – Иначе я могу до утра рассказывать вам о моей нелёгкой жизни.

– Мне не нужно ничего рассказывать, – сказал Олтон.

– Зачем же тогда вы вызвали меня на допрос? – недоумённо спросил Хаген.

– С тобой хочет поговорить герцог Гассет.

– Не слишком ли большую честь он собирается мне оказать?

– Да, ты прав. Но приказы не обсуждаются. Сейчас он придёт, и ты потрудись удовлетворить его любопытство в полной мере.

Найджел кивнул, но в душу к нему закралось беспокойство. Он знал, что Гассет очень зол на него (преимущественно за флирт с герцогиней). Но то, что губернатор захочет высказать ему своё мнение на этот счёт, да ещё и в допросной городской тюрьмы, казалось почти немыслимым. Нет, тут дело в чём-то другом. Рубин, деньги и драгоценное перо нашли, больше брать с Найда нечего и, наверное, уже не к чему. Хаген судорожно соображал с бешенной скоростью перебирая в голове одну догадку за другой, пока дверь допросной не открылась с диким скрипом, пропуская герцога Гассета под её темные своды.

Капитан Олтон проворно поднялся с места, уступая стул губернатору, а сам встал возле дальней стены. Найджел не двинулся с места, хотя и понимал, что от него ждут, что он встанет. В конце концов у него есть гордость, а уважения к Гассету – нет. Тот предпочёл не обращать внимания на наглость арестованного, а насмешливо сказал:

– Ну вот мы снова встретились с Вами, граф де Линетти.

Хаген безуспешно попытался выдавить из себя хоть какое-то подобие улыбки. В итоге получилось нечто неприятное, отталкивающие, но герцога это нисколько не смутило.

– Вы знаете, я прочёл ваше письмо, – продолжил он издевающимся голосом, – И был весьма впечатлён. Какой слог, какие выражения! Да и вообще весь этот спектакль, который вы устроили у меня заслуживает если не восхищения, то по крайней мере похвалы. Если бы не пришёл слуга настоящего де Линетти, я бы не раскусил вашу игру. Надо признать, как не прискорбно, Вы отлично вжились в роль. Профессиональный лжец…

– Я очень признателен вам, ваша светлость, за высокую оценку моих способностей, – с напускной деликатностью прервал его Найджел, – Но полагаю, что вы пришлите в это заведение не затем, чтобы хвалить меня.

– Вы совершенно правы. Вернее сказать, ты совершенно прав, – лицо Гассета стало резко неприязненным, а иронично-шутливое настроение исчезло без следа, – За то, что вы с братом провернули в моём доме вас следует повесить.

Герцог замолчал, ожидая какой-нибудь реакции, но Хаген не доставил ему такого удовольствия. Он лишь учтиво кивнул, словно выражая своё согласие. Гассета это покоробило.

– Что ты киваешь? Мне следует вас обоих вздёрнуть причём показательно. Надо же: обманом проникли в благородный дом, прикрываясь чужим именем, и, воспользовавшись моим гостеприимством бесстыдно обокрали меня. А ты, наглец ещё и заигрывал с моей женой…

– А вот тут вы ошибаетесь, – заметил Найджел, – Всё было как раз наоборот.

– Молчать! – визгливо вскрикнул окончательно разгневанный герцог, – Не смей открывать свой рот, пока я говорю!

Он встал и принялся мерить комнату широкими шагами, пытаясь успокоиться. Наконец, немного остыв, он снова заговорил:

– Если ты надеешься как-то избежать заслуженной кары, используя свои грязные приёмы, то оставь эту бессмысленную надежду. На снисхождение суда тоже не рассчитывай.

Хаген пожал плечами, благоразумно удерживаясь от комментариев. Герцог подошёл вплотную к нему и тихо, но злобно заговорил:

– Ты даже не можешь представить, как ты противен мне, Хаген, и с каким удовольствием я бы наблюдал как вы с братом болтаетесь в петле.

– Но что же вам мешает это сделать?

– Я готов дать тебе шанс на спасение.

Найджел удивлённо уставился на Гассета. Но затем быстро напустил на себя равнодушный вид.

– Я заинтригован, – только и сказал он.

– Я дам тебе шанс искупить твоё преступление, а взамен гарантирую жизнь тебе и твоему брату.

– И что же нас ждёт?

– Тюремное заключение на двадцать пять лет.

– Многовато.

– Ну, наглец, – покачал головой Олтон.

– Пустая бравада, – заключил Гассет, – или просто глупость.

– Оставим характеристику моей многогранной личности и поговорим о деле, – заговорил Хаген, – А по делу у меня есть три вопроса. Каким образом вы предлагаете мне искупить преступление? Какие у меня гарантии? И что я могу сделать, чтобы с Чакфилда сняли все обвинения?

– Вот это уже другой разговор. Что ж, поговорим по-деловому. Итак, ты выполнишь одно моё поручение. Тебе придётся вернуть мне одну вещицу. Фамильный перстень.

– Вернуть? – не понял Хаген.

– Именно. Пару недель назад я проиграл свой фамильный перстень графу Де Милье.

– Дипломату?

– Да, этому напыщенному индюку. После я несколько раз предлагал ему выкупить перстень, причём по самой завышенной цене, но он не соглашался. И вот несколько дней назад он вернулся в Никтос, увезя с собой мою фамильную реликвию. Ты должен вернуть этот перстень, Хаген. Вернуть мне – её законному владельцу.

– Зачем же вы поставили на кон свою фамильную реликвию?

– Не твоего ума дело! – Гассет снова сорвался на визгливый крик.

– Как вам угодно, ваша светлость. Значит вы хотите, чтобы я выкрал перстень у графа Де Милье.

– Выкрал, выиграл, купил – мне всё равно. Главное, чтобы ко мне это кольцо попало легальным способом.

– Это каким же?

– Ну например, придёшь на светский приём под очередной личиной (тебе же не привыкать) и при всех проиграешь мне перстень в карты. Проще простого.

– Действительно, вы всё предусмотрели.

– Да и вот ещё что: не вздумай никому трепать о нашем уговоре, ты понял?

– Разумеется. Ну а что по времени?

– По времени я тебя не ограничиваю, но затягивать тоже не советую. Впрочем, думаю мне и не придётся тебя подгонять.

– В чём же причина такой уверенности?

– В том, что твой брат останется здесь. А как известно, тюрьма – это не то удовольствие, которое хочется растянуть надолго.

Сердце Найджела сжалось.

– Вы хотите оставить его в качестве залога?

– Ну разумеется, – кивнул Гассет, – у каждого должны быть свои гарантии. Чакфилд – моя гарантия в том, что ты не скроешься, оказавшись на свободе и не станешь затягивать с делом.

– Ещё одной гарантией будет постоянный надзор полиции, – добавил капитан Олтон.

– И какие же гарантии будут у меня? – глухо отозвался Найджел.

– Я напишу тебе расписку. Когда дело закончиться, я обменяю эту расписку на твоего брата.

– А если нет я смогу пустить сплетню о вашем сотрудничестве с авантюристом, подкрепив её бумагой с вашей подписью?

– Именно. Хотя тебе не придётся этого делать, я всегда держу своё слово, Хаген.

– А что по расходам?

– Расходами занимайся сам. Я дал тебе шанс, и теперь только от тебя зависит как ты намерен им пользоваться.

– Хорошо. А что насчёт последнего вопроса?

– Какого? – не понял Гассет.

– Про Чакфилда. Как я могу снять с него все обвинения?

Герцог задумался. Затем неприятно улыбнулся и заявил:

– Выстави Де Милье дураком. За эту услугу я готов отпустить твоего брата.

– Какая же выставка графа в дурном свете будет для вас наиболее предпочтительна?

– Доверюсь твоему вкусу, – усмехнулся губернатор, – Удиви меня, Найджел Хаген.

– О, в этом можете не сомневаться, – заверил его Найд.

Герцог Гассет по-своему расценил эту фразу, поэтому решил пояснить:

– Только не вздумай даже пытаться меня одурачить. Я свой перстень отличу от любой подделки, стоит мне только взглянуть.

– И как же выглядит ваша фамильная ценность?

– Это золотое кольцо в виде орла, который в клюве держит сапфир. Работа Валентино Севера.

– Знаменитый мастер, его украшения и впрямь не подделать, – сказал Найджел.

– Значит, договорились?

– А, по-вашему, у меня есть выбор? – раздражённо бросил Хаген.

– Ну конечно, нет, – медленно протянул Гассет, – Вот что значит, братская любовь, невероятно полезная вещь при умелом использовании, вы не находите, капитан?

Олтон молча кивнул. А герцог меж тем взял бумагу и, обмакнув перо в чернила принялся быстрым размашистым почерком писать Хагену условленную расписку. Внизу бумаги он поставил изящную роспись и протянул расписку Найджелу. Тот быстро прочёл её, оценив, нет ли в формулировках двусмысленностей и каких-нибудь подводных камней. Нет, на первый взгляд всё было ясно и понятно.

– Могу я попрощаться с братом?

– Можешь, только не затягивай, – сказал Гассет, вставая, – И помни, как тюрьма ломает людей, Хаген, особенно молодых. Так что ты постарайся. Связь со мной будешь держать через капитана Олтона. До скорой встречи!

Когда герцог, а вслед за ним и капитан Олтон, покинули допросную, Найджел ещё раз без спешки перечитал расписку и, убедившись, что чернила высохли, сложил её вдвое и убрал во внутренний карман. Далее последовала уже знакомая вереница тёмных коридоров и грубые тычки в спину, на которые занятый невесёлыми мыслями Хаген, почти не обращал внимания. С одной стороны, он был очень рад возможности вытащить из петли их с Чаки шеи и уж тем более избавить брата от тюрьмы. И поручение Гассета казалось не таким уж и трудным (Найджел сотни раз воровал драгоценности у известных людей, выставляя тех на посмешище) и отчасти осложнялось только полным отсутствием какого-либо финансирования извне. Но, с другой стороны, ему до почти до боли в сердце было жаль Чаки, которому предстояло выступить в роли залога, сидя в тюрьме. Найджел не понаслышке знал, что это такое, поэтому очень сочувствовал брату. Всё-таки он был единственным близким человеком, которого Найджел всегда очень любил, несмотря на их частые перепалки. К всему тому, мысли Хагена отравляло горькое чувство вины за то, что он влип сам и потянул за собой Чаки и всё из-за этой дурацкой записки, чёрт бы её побрал!

В камеру Найджел вернулся в прескверном расположении духа. Настроение Чаки тоже нельзя было назвать хорошим, но всё-таки он уже остыл и успокоился. На брата Чакфилд смотрел уже без злобы, а просто с молчаливым осуждением. Найджел подошёл к нему и сел рядом.

– Слушай, брат, – начал он, – Меня сейчас выпустят.

– А меня? – тут же встрепенулся Чаки.

Вместо ответа Хаген-старший протянул ему расписку герцога Гассета.

«Расписка.

Дана Найджелу Уильяму Хагену в том, что герцог Родерик Сэмюэл Гассет обязуется смягчить ему приговор до 25 лет лишения свободы, а с его брата Чакфилда Джонатана Хагена полностью снять обвинения, в случае исполнения Найджелом Хагеном следующих условий:

1. Изъятия у графа Де Милье фамильного перстня Гассетов и возвращения его законному владельцу.

2. Нанесения репутации вышеупомянутого графа значительного ущерба.

3. Дальнейшей добровольной сдачи властям после исполнение первых двух условий.

4. Неразглашения любой информации о деле кому-либо.

На всё время выполнения означенных условий Чакфилд Джонатан Хаген будет содержаться в городской тюрьме, а после выполнения всех пунктов договора будет выпущен на свободу.

Герцог Родерик Сэмюэл Гассет

22 августа 1827 г.»

Прочитав записку, Чаки тяжело вздохнул.

– Я постараюсь провернуть всё как можно быстрее, – сказал Найджел.

Чаки, казалось, не нуждался в этом заявлении. Он сложил и записку и вернул её Найду, спросив:

– А почему меня отпустят, а тебя посадят на 25 лет?

– Видимо я им больше понравился – не хотят со мной расставаться, – он ободрительно потрепал брата по плечу, – Не кисни, всё к лучшему.

Чаки раздражённо скинул руку Найда со своего плеча.

– К какому лучшему? Ты будешь там вертеться, чтобы меня выгородить, а потом сам сядешь? По-твоему, это честно?

– Другого варианта всё равно нет, – пожал плечами Найджел.

Чаки встал и начал ходить вперёд-назад по камере, напомнив Хагену-старшему герцога Гассета.

– А тебе ничего не будет, что ты показал мне расписку? – спросил Чаки, – Ведь по ней ты обязуешься молчать обо всём, что связано с делом.

– Об этом не беспокойся. Всё-таки лучше знать всё наверняка, чем теряться в догадках, почему меня отпустили, правда?

Чакфилд не ответил. Рассудив, что разговор окончен и прощание в целом состоялось, Найджел поднялся, собираясь уходить.

– До встречи, Чаки, – сказал он.

– До встречи, – отозвался тот, – Найд! Погоди!

Он подошёл к Найджелу и крепкого обнял его:

– Береги себя, хорошо?

– Как скажешь, – ответил Найд, неуклюже отвечая на братские объятия, – Ладно, мне пора. Быстрее начну – быстрее закончу, – бодро заявил он, – А ты тут не скучай.

С этими словами он покинул камеру, оставляя Чаки в полном одиночестве. Тот проводил его потемневшим взглядом. Снова оказавшись один на один с собственным бессилием, Чаки ещё раз оглядел камеру, которая на ближайшее время (несколько недель? месяцев? лет?) должна была ему домом. Холод, сырость, тишина, прерываемая только копошением крыс и редкими шагами тюремщиков в коридоре, голые стены, полутьма, так как окно с решёткой света почти не пропускало. Снова и снова окидывая взглядом это удручающую картину, Чаки упал на колени и, обхватив обеими руками себя за голову, заплакал совсем как мальчишка. Он и был в эту минуту обычным испуганным мальчишкой, который ничего уже в этой жизни не желал более, как покинуть эти проклятые стены и очутиться где-то там…там, где жизнь, свобода, свет. Там, где был сейчас Найджел.

Глава 6. Берта Райн

Теперь уже не было смысла скрываться. Поэтому, выйдя из тюрьмы, Найджел решил переночевать у своей старой знакомой, поскольку своего пристанища у него не было, как и денег на гостиницу. Прослышав о неприятности, произошедшей с Хагенами (арест в Клоповнике стал слишком громким событием), Элиза Браун пустила его с опаской. Ему с большим трудом удалось убедить её, что он не беглый, не скрывается, его действительно отпустили и т.д. Наконец в память о том, что их связывало многие годы кроме денег, Элиза разрешила Найджелу переночевать у неё.

Элиза занимала две плохенькие мебелированные комнаты на Гариссон стрит. С Найджелом они были знакомы с детства. Пылкая романтика былой любви уже давно забылась, осталась лишь прохладно-дружеские отношения. Они не раз выручали друг друга деньгами, Элиза частенько давала Хагенам крышу над головой, когда они бывали на мели, хотя и в последнее время и не с большой охотой.

Устроив ему ночлег в дальней комнате на узкой тахте, Элиза уже собралась ложиться спать, как в дверь постучали. Девушка вздрогнула, но не шевельнулась. Стук повторился. Тут уже Элиза успокоилась, потому что стук был осторожный, почти робкий. Полиция бы так не стучала: будь это служители закона, после второго стука жилище мисс Браун уже осталось бы без двери. Но вот стук снова повторился уже увереннее и казалось раздражённо. Элиза решилась открыть.

За дверью стояла молоденькая девушка невысокого роста с тёмно-русыми волосами, собранными на затылке в основательно потрёпанный пучок. Она была очень бледна, чёрный плащ, в который была одета ночная гостья ещё больше оттенял белизну её лица. Под её глазами, немного припухшими (судя по всему, от слёз) залегли тёмные мешки. Девушка заметно нервничала. Элиза неодобрительно осмотрела неожиданную посетительницу, потревожившую её в такой час. Та молчала, подбирая слова. Наконец, чуть дрогнувшим голосом, которому она как могла пыталась придать уверенности, девушка спросила:

– Здесь я могу найти Найджела Хагена?

Смерив гостью полупрезрительным взглядом, Элиза со всей надменностью, на которую только была способна, ответила:

– Вы ошиблись, здесь нет такого человека и никогда не было. Доброй ночи, – с этими словами она начала закрывать дверь, но девушка с неожиданной проворностью протиснулась в проём и горячо заговорила:

– Мне нужно его найти. Это очень важно, поймите. Речь идёт о жизни и смерти одного человека!

– Да кто вы вообще такая?

– Моё имя вам ничего не скажет. А мистеру Хагену скажет очень много. Мне нужно с ним поговорить.

– Я вам уже сказала, здесь нет никакого Хагена. Советую поискать его в другом месте и желательно подальше от моего дома.

Элиза решительно оттолкнула гостью и уже собралась хлопнуть дверью у ней перед носом, как сзади послышался голос Найджела:

– Впусти её, Элиза.

Та обернулась и столкнулась с холодным жёстким взглядом Хагена. Тот стоял посреди комнаты, скрестив руки на груди, а она и не заметила, как он подошёл. С демонстративной неохотой Элиза медленно открыла дверь и впустила Берту.

– Найджел! – воскликнула она, увидев Хагена, – Я знала, что ты здесь!

– Что тебе нужно, Берта Райн? – сухо спросил он.

Девушка слегка опешила от такого приветствия старого знакомого. Но, быстро оправившись и собравшись с духом, она сказала:

– Бабушка в тюрьме.

– Да что ты говоришь? – с издёвкой спросил он, – Я тоже недавно оттуда, а Чаки до сих пор там. Как раз из-за твоей бабули!

Элиза прислонилась спиной к стене и с интересом слушала их перепалку. Берта, немного смущённая выпадом Найджела, осторожно посмотрела на мисс Браун и сказала Хагену:

– Может поговорим наедине?

Найджел молча повернулся и пошёл в соседнюю комнату, Берта просеменила за ним. Оказавшись в полутёмном помещении, освещённом тусклой керосинкой, девушка плотно закрыла дверь. Хаген сел на разобранную кровать и выжидающе уставился на Берту. Та колебалась.

– Она слушает за дверью, – сказала девушка тихо.

– Это её дом, имеет право, – пожал плечами Найджел, – Давай к делу. Что тебе нужно?

– Помощь. Помоги вытащить бабушку из тюрьмы.

Найджел злобно рассмеялся.

– После того, как она предала нас с Чаки? Ну знаешь, я не святой и не претендую на это звание. Так что не собираюсь заниматься благими делами после того, как мне плюнули в душу.

– Но ты ведь ничего не знаешь! – едва не закричала Берта.

– Неужели? Тогда просвети меня.

– Дэшвуд рассказал полиции, что бабушка занимается скупкой краденного и что это она посоветовала ему вас с Чаки. Ночью к нам пришли с обыском. Они перевернули весь дом, нашли рубин и ещё много чего… ну ты знаешь. Нас обоих арестовали и отвезли в тюрьму. Потом бабушке предложили выдать заказчика и исполнителя, пообещав, что отпустят нас. Но тут был такой заказчик, что выдать его смерти подобно, лучше уж сгнить в тюряге. Тогда полиция сказала, что отпустят меня, если бабушка выдаст вас. И вот…

Берта осеклась на полуслове.

– Она просто пожалела меня. Ты знаешь, у неё никого кроме меня нет.

– Вот только не надо давить на жалость, – сказал Найджел холодно, но уже спокойнее, – А я смотрю, у полиции нынче популярен шантаж через родственников.

– Я слышала, что тебя отпустили, а Чаки – нет. Значит здесь тоже дело в шантаже?

– Ну разумеется! – с явным раздражением бросил Найд, – А почему, по-твоему, меня отпустили? Не за мои же красивые глаза.

– И что ты теперь им должен?

– А тебе-то что? – резко спросил Хаген.

– А знаешь что? – сказала Берта, помолчав, – Ты прав, мне до этого нет никакого дела. И скажу тебе, что хоть бабушка и предала тебя, это было вынужденно и не ради собственной выгоды. Ты сам, видимо, пошёл на сговор с полицией, чтобы помочь Чаки. А бабушка… ты забыл, сколько она помогала вам обоим, сколько раз вытаскивала из передряг? Она всегда была к тебе добра и если ты забыл обо всем этом, то мне уже нечего тебе сказать, кроме того, что ты неблагодарная сволочь!

На последнем слове её голос сорвался на крик. На глазах у Берты блестели злые слёзы. Она быстро развернулась и с шумом открыв дверь, выбежала из комнаты. Элиза едва успела отпрянуть от замочной скважины, чуть получив удар стремительно открывающейся дверью. Меж тем Берта уже выбежала из дома и побежала по улице, растирая ладонью солёные капли по лицу.

Хаген был ошарашен неожиданной выходкой Берты, её «побегом». Преодолев ступор, он выбежал из обители Элизы, ничего не ответив на её удивлённый окрик. Беглянку Найджел догнал через две улицы. Он грубо, грубее чем хотел, схватил её за руку.

– Да подожди ты, давай поговорим.

Та молча пыталась вырвать руку, отворачиваясь от Найджела. Однако, тот не сдавался.

– Ну прости меня, прости. Согласен, я погорячился. Но пойми меня тоже, не каждый день я оказываюсь в таком г… положении.

Берта повернулась и посмотрела на Найджела, уже не силясь вырваться и убежать. Пару секунд она смотрела в его синие глаза, потом всхлипнула и уткнувшись ему в плечо, горько зарыдала, сотрясаясь всем телом. Хаген ожидал нечто подобное, поэтому теперь просто обнял девушку, и стал тихо говорить ей, утешая:

– Перестань, Берта. Я помогу тебе. Мы вытащим Карен из тюрьмы, обещаю тебе, слышишь?

Берта кивнула, с трудом подавляя плач. В эту минуту Найджелу отметил её сходства с Чаки: и Берта и Хаген-младший были, в сущности, ещё детьми, не умели сдерживать своих эмоций и в принципе мало что понимали в этой жизни. Отметив про себя эту схожесть, Найд против воли почувствовал неожиданный прилив нежности к Берте. Братской нежности.

Девушка всхлипнула ещё несколько раз, прежде чем окончательно успокоиться. Между тем на углу улицы показалась пьяная компания. Четверо развесёлых парней нетвёрдо шагали, горланя похабную песенку немилосердной фальшей.

– Давай-ка уйдём отсюда, – сказал Найджел, отстраняя от себя заплаканную девушку.

Он взял её за руку и быстро зашагал к дому. Через десять минут они с Бертой сидели в той же комнате с керосинкой и тихо, чтобы не было слышно Элизе разговаривали.

– Так ты правда поможешь бабушке? – спросила Берта с надеждой.

– Да, но после того, как разберусь со своим делом и вытащу Чаки.

– Не скажешь, что это за дело? Ну скажи, я могла бы тебе помочь. Всё равно мне сейчас делать нечего.

– Скажи лучше, где ты сейчас обитаешь? В лавке?

– Нет, – угрюмо отозвалась Берта, – лавку и все драгоценности конфисковали в пользу казны.

– Где же ты тогда?

– А где придётся! – с вызовом ответила девушка, – Вчера, например, спала на кладбище на скамейке.

– Почему там? – удивился Найджел.

– Потому что кладбище, пожалуй, единственное место, куда ночью не захаживает сомнительная публика типа преступников, пьяниц и полиции. Боятся.

– А самой-то не страшно было?

– А чего бояться-то? – самодовольно отозвалась Берта, – Не мертвяков же.

Найджел одобрительно хмыкнул.

– А что родня?

– Как и раньше – знать не хочет, даже на порог не пустили. Соседи тоже. Говорят, я воровское отродье, мне у них делать нечего.

– Деньги есть?

Берта отрицательно замотала головой.

– Всё моё ношу с собой, – усмехнулась она, кивая на висящий у двери плащ.

Хаген задумался. Ему ужасно не хотелось брать с собой девчонку, ничего не смыслящую в ремесле. Такая обуза ему не к чему. Но и оставлять её в таком состоянии – без средств к существованию, без крыши над головой, без друзей – было просто преступно.

Найджел встал и отошёл к окну. Непогода на улице разгулялась, дождь громко стучал по оконному стеклу, на конце улицы бледно светил фонарь. Глядя сквозь водяные разводы на тёмный тротуар, Хаген заметил отражение Берты. Она сначала просто сидела, не двигаясь, потом аккуратно скользнула рукой в карман висящего рядом пальто Найда. Ничего не найдя, она снова положила руку колени с явно разочарованным видом. «А малышка не совсем уж безнадёжна», – подумал Найджел, а вслух сказал:

– Молодец, запасайся, а то мало ли. Только не у меня.

Берта покраснела. Хаген повернулся к ней. Как ни старался Найджел напустить на себя серьёзный вид, глаза его светились весельем. Ему действительно стало очень весело, после того как он увидел неудачную попытку обокрасть себя, причём попытку человека, выпросившего у него помощь и намеревающегося её получить. Он подошёл к Берте и окинул её насмешливым взглядом, сохраняя серьёзное выражение лица. Молоденькая, худая (ну предположим стройная), бледная (допустим, бледность аристократическая), пальцы тонкие длинные, сказывались годы работы по ювелирной специальности – кое-чему научилась, голос приятный. Но вот образования у ней никакого, но насколько Найджел знал, внучка миссис Найтли отличалась живым умом и хорошей памятью. Так что можно будет попробовать с ней поработать. Да и самой Берте полезно будет, воровской навык – конечно опасное ремесло, но зато потом по жизни без куска хлеба не останется.

– Паспорт есть?

Берта молча вынула из кармана и подала Найджелу документ. Тот уселся рядом с ней и принялся читать.

– Ого, значит тебя зовут Альберта? Неожиданно.

– Да, – с гордостью ответила Берта, – Меня назвали в честь дедушки.

– Даже не спрашиваю, кто выбирал для тебя имя. Ну что ж, неплохо. Надоест называть тебя Бертой – буду звать Аль.

– А я отзываться не буду, – заявила Альберта, капризно сморщив носик.

– Ладно, не дуйся. Незачем морякам ссорится на берегу, когда впереди предстоит долгое плаванье. Ещё успеем наругаться.

– Значит, ты возьмёшь меня с собой? – оживилась девушка.

– Попробую. Должно же в конце концов из тебя получиться что-нибудь путное. Не зря же в тебе течёт кровь миссис Найтли. Итак, поможешь мне с делом, вытащим из тюрьмы Чаки, потом займёмся Карен, идёт?

– А нельзя сначала заняться Карен, а потом делом и освобождением Чаки?

– Ишь ты какая хитрая. В общем думай до утра, а дальше решим, что делать.

– Ну ты хоть изложи вкратце суть аферы. Не могу же я соглашаться не понятно на что.

Найджел задумался. То, что Берта назвала предстоящую работу аферой, его несколько покоробило. Но с точностью этого выражения применительно к данной ситуации он поспорить не мог. Афера, да ещё какая. Гоняться за фамильным перстнем герцога Гассета с призрачной надеждой на освобождение брата, подкреплённой распиской и честным словом губернатора, которым Найджел как ни старался верил не очень (нет ничего проще нанять парочку «специалистов», способных заставить Найда навсегда замолчать или хотя бы отобрать злосчастный документ). И всё-таки выбора не было. Чаки ему был слишком дорог, чтобы он не воспользовался единственным способом избавить его от тюрьмы, а заодно и себя от петли, пусть даже этот способ сулил минимальный шанс на успех. Да, это афера, а они – аферисты: он бывалый, если не сказать матёрый, а она – начинающий дилетант с небольшим потенциалом.

Найджел знал Берту с раннего детства, чуть ли не с самого рождения. Хагену всегда казалось, что мисс Райн далеко пойдёт. Она способна на большее, чем быть женой купца или даже вести своё дело. Всё-таки Берта была внучкой Карен Золотце, а это говорило о многом. К тому же, насколько Найджелу было известно, её покойная мать несмотря на строжайший запрет миссис Найтли в своё время тоже была не прочь время от времени прошвырнуться по чужим карманам.

Керосиновая лампа излучала бледно-тусклый свет, дождь всё сильнее тарабанил по окну, ветер уныло гудел, несясь по улицам. Найджел уже кончал свой рассказ, изложив Берте задачку, которую ему задал герцог Гассет, рассудив, что сообщить материалы дела сообщнику не будет являться нарушением договора. Как ни пыталась девушка сосредоточенно слушать своего нового напарника, на середине повествования, она начала клевать носом, не в силах бороться с наступающей дремотой. Наконец, сжалившись над бедняжкой (нетрудно представить, что за сон может быть на кладбище), Найджел оставил её в покое и велел ложиться на тахту, на что Берта сразу же согласилась. Хагену показалось, что девушка погрузилась в сон, едва успев коснуться головой подушки. Он затушил керосинку и тихо вышел из комнаты.

Обычно Элиза спала чутко, часто вздрагивая во сне, но сейчас мисс Браун не спала. Она, конечно, почувствовала, как Найджел лёг рядом с ней, и как забилось её собственное сердце. Но она не двинулась, а продолжила тихо лежать, претворяясь спящей. Наконец, когда она услышала ровное дыхание Хагена, свидетельствовавшее о том, что он уснул, Элиза осторожно повернулась к нему и легонько провела руками по волосам. Внутренне она торжествовала, что он пришёл к ней, а не остался с той странной девчонкой. В глубине души она, не признаваясь себе, надеялась, что он придёт. Надеялась и не хотела этого одновременно.

Ну почему так? Почему она никак не может забыть его? Неужели правда в том, что первая любовь, самая нежная и пылкая запоминается на всю жизнь? Или всё намного прозаичнее и дело лишь в том, что она его часто видит, каждый раз при встрече вспоминая свои первые ранее неизведанные чувства? Да всё именно так. Она больше не станет видеться с ним, порвёт все связи, забудет… Но нет, ей не хватит на это сил. Судя по всему, она была обречена влачить своё жалкое существование, перебиваясь сомнительными заработками, всю жизнь вспоминая свою единственную настоящую любовь. Любовь к Найджелу Хагену.

Глава 7. Приключения в поезде или дорожные развлечения

Со времени последних событий прошло около двух недель. Но всё это время Найджел Хаген не сидел, сложа руки, а вел активную деятельность по подготовке мероприятия. Прежде всего он собрал насколько было возможно полные сведения о графе Де Милье, которого прекрасно знали в Иледио, поскольку он имел обыкновение по долгу службы продолжительное время жить в столице Эребии. Граф слыл за человека неглупого, образованного и в целом довольно приятного в общении, но склонного показному пафосу (это несколько роднило его характер с натурой герцога Гассета), что в глазах высшего общества не считалось каким-либо существенным недостатком. Он был игроком, но не настолько азартным, чтобы загнать себя в долги. Де Милье любил проводить время в обществе женщин, частенько забывался от мирской суеты с молоденькими красивыми девушками вдали от глаз жены, не самой приятной особы, отличавшейся крайне ревнивым характером. Он скупал модные произведения искусства, не особо разбираясь в них, но полагая это достойным увлечением.

У него было трое детей: две дочери уже вышли замуж, а младший сын – довольно ветренный юноша, коих принято называть золотой молодёжью – вскоре должен был справить свой двадцатый день рождения. На это и делал главную свою ставку Найджел – в честь дня рождения любимого отпрыска и наследника граф Де Милье намеревался устроить грандиозный приём. А на подобных торжествах, как правило, столько гостей, что затеряться в такой толпе под чужими именами труда не составит. Тем более, что граф наверняка не упустит случая покрасоваться знаменитым перстнем, что во многом облегчит работу.

Другой большой заботой Найджела была Берта. Он всеми силами старался в как можно больше короткий срок выучить её светским манерам, которые она должна была знать если не в совершенстве, то по крайней мере настолько, чтобы не выдать в себе недавнюю простолюдинку. Образованию Берты активно способствовала Элиза, которая, поняв, что между Найдом и этой странной девчонкой ничего нет, почти забыла свою неприязнь к ней. В конце концов Элизе выросла в благородном доме и вскоре как могла обучила Берту этикету и умению держать себя. Надо отдать должное способной ученице – Альберта, загоревшаяся желанием попасть в высшее общество, схватывала всё буквально налету. К тому же своё времени к ней тоже ходила учительница, которой тоже кое-чему удалось обучить свою воспитанницу – если не всем тонкостям светского поведения, то по крайней мере азам.

– Если почувствуешь, что ты чего-то не знаешь или возникнет ощущение неловкости, постарайся стушеваться, но незаметно, не привлекая к себе ещё большего внимания, поняла? – поучала Элиза.

– Да, – охотно отозвалась Берта, – «Молчи – за умного сойдёшь».

– Не всегда, – возразила Элиза назидательным тоном (роль учительницы ей пришлась очень по вкусу), – В обществе тех, кто постоянно молчит принимают неблагосклонно, считая либо глупцом, либо гордецом. И то, и другое будет работать не в твою пользу. Так что соблюдай баланс – веди себя естественно, но не вульгарно; говори, демонстрируя достоинства, а не выказывая недостатки своего ума; не тушуйся без нужды, изображая не в меру скромную провинциалку, но и не привлекай к своей персоне чрезмерного внимания. В свете не любят тех, кто слишком нарочито пытается перетянуть все внимания на себя.

– Понятно, – кивнула Берта.

– А в остальном положись на интуицию. В конце концов девушке простительно что-то не знать в отличие от мужчины. Так что Найджелу в этом плане сложнее…

– Ну уж он-то справится, – перебила её Берта, – и не таких обламывал.

Элиза скорчила презрительную гримасу.

– А ещё следи за языком, причём внимательно. Не вздумай брякнуть что-то подобное на людях.

Пока Элиза нещадно, но с удовольствием муштровала Берту, Найджел, время свободное от сбора информации об Де Милье, посвящал выравниванию своего финансового положения. Провернув несколько вполне удачных дел, он сколотил себе то, что имел обыкновение называть «уставной капитал» – некоторую сумму, достаточную для первичных расходов предприятия. Берту к своим операциям Найджел пока не привлекал, не желая перегружать её юный неокрепший мозг слишком большим обилием знаний и навыков. В конце концов он и не собирался совершить всё руками Альберты, она ему нужна была скорее как ширма – девушка, да к тому же красивая всегда отвлекает внимание. Но если Берта преуспеет в «изъятии» перстня, Найджел не расстроится. Лишь бы вздумала его дурачить. Хотя вряд ли, ей это невыгодно, ведь именно от Хагена зависело дальнейшее нахождение миссис Найтли в тюрьме.

В общем жизнь Хагена в эти две недели была более чем насыщенная, и он был даже рад этому – кипучая деятельность хоть немного отвлекала от тягостных раздумий. Но ни смотря ни на что, как ни старался Найджел отвлечься от мыслей о Чаки, его неуклонно преследовал образ ссутулившегося брата с потухшим взглядом, сидящего на холодном каменном полу в тюремных застенках. Найду хотелось как можно скорее расправится с делом и вызволить Чаки, но торопиться он также опасался – ведь второго шанса Гассет ему не даст, так что всё должно было пройти идеально. Как любил говорить Смыка: «Надо сыграть без репетиций». О Золотце и том, как её предстояло вызволять тюрьмы Найджел предпочитал пока не думать. Он отлично понимал, что лукавит с Бертой – стоит ему закончить дело с кольцом, и его тут же посадят. Но, предпочитая решать проблемы по мере их поступления, Хаген до поры до времени отложил раздумья о вызволении миссис Найтли в дальний ящик.

Наконец, когда необходимая информация собрана, денежные средства раздобыты, правдоподобная легенда, подкреплённая фальшивыми документами, придумана, а Берта стала уже отдалённо походить на девушку из общества, Найджел взял два билета на поезд до Сиерры. Вечером перед отбытием он вкратце изложил сообщнице легенду:

– Мы с тобой – брат и сестра, граф и графиня Фабри. Наш отец недавно умер, поэтому ты на моём попечении. Я занимаюсь финансами, остального тебе знать не обязательно. В Сиерре я по делам, тебя взял с собой, чтобы немного развлечь. Живём мы с тобой в провинции, но в последнее время выбираемся в общество.

– Чтобы найти мне жениха? – шутливо спросила Берта.