Лекарь драконьей матушки

Пролог

Я почувствовала неладное, как только переступила порог покоев императора.

Внутри словно все сжалось, и сердце забилось быстрее. Коридор за моей спиной, казалось, вдруг наполнился чем-то непонятным – грохот сапог, гул шагов, будто бы позади меня собралась вся армия.

Стражи было столько, что мне даже трудно было сосчитать. Их черные доспехи сверкали в тусклом освещении, и я слышала, как их сапоги глухо стучат по начищенному полу, разбудив зловещую тишину этого дворца.

Я остановилась, взглянула в один конец коридора, потом – в другой. Везде была стража. Их суровые лица, холодные взгляды и полная готовность создавали ощущение, будто это ловушка. И исход разговора уже ясен.

Раньше такого не было. Всё казалось спокойным, под контролем. А сейчас ситуация начала меня пугать до икоты.

Я взяла себя в руки и сделала еще шаг в покои императора.

Стражи молча закрыли за мной дверь, словно отрезая все мои пути к отступлению. Но сами остались в коридоре.

Внутри зазвучала тревожная мысль: «Ой, не к добру!»

Песец уже не крался. Нет. Он встал в полный рост и с топотом бежал мне навстречу, широко раскинув лапы.

Это была первая мысль, когда я увидела молодое лицо императора.

Его красивые, строгие черты, в которых, казалось, скрывался весь холод этого мира, таили явное недовольство. Взгляд его был тяжелым и безжалостным. Я чувствовала, как от этого темноволосого красавца исходит что-то вроде особой ауры, которая заставляет тебя преклониться перед его властью и величием.

Он смотрел на меня таким взглядом, что перед глазами замелькала вся моя жизнь – и в этом мире, и в том, в котором я жила прежде.

– Ой, не к добру! – промелькнуло в моей голове.

Император остановил на мне взгляд, а потом сдержанно произнес:

– Моя матушка опять жаловалась на вас.

Его голос был холоден, словно ледяной ветер:

Когда он разговаривает с тобой таким тоном, жди беды. Слабонервные слуги в этот момент пили настойку местной валерианы на спирту. И спирта при этом не жалели. Мне хватило двух дней в этом мире, чтобы понять, какой властью он обладает и насколько с ним шутки плохи.

Я понимала, что его величество Аладар Гельфрейх – человек, который устал до предела и не хочет разбираться, кто прав, кто виноват. Он просто хочет видеть порядок и спокойствие, даже если для этого придется применить силу.

Поэтому нужно быть очень осторожной в словах.

– Вы же понимаете, – робко начала я, собираясь с силами, – я…

– Я еще не договорил, – резко оборвал меня император, гневно сверкнув глазами.

Мне пришлось сделать глубокий вдох, чтобы не потерять самообладание.

Внутри я шептала себе: «Главное, не злить его!» – и старалась не дрожать всем телом.

Величественная поза, королевская осанка, которую он держал, вызывали невольное восхищение. Черные волосы спадали мягкими волнами на его широкие плечи, создавая поразительный контраст с белоснежным, сверкающим бриллиантами мундиром, украшенным орденами и знаками императорского отличия.

Он был восхитительно красив – той самой мужской красотой, в которой дивно сплелись величие и холод. Взгляд его был строгим, подавляющим волю, словно ему не страшны ни буря, ни шторм, ни восстание, ни мятеж.

Мне очень хотелось подойти ближе, коснуться его руки, чтобы хоть немного его успокоить, сказать, что я знаю, что делаю, что он не должен волноваться. Но я знала – это было недопустимо. Притяжение к нему – словно игра с огнем, которую я никогда не должна начинать.

Я вспомнила слова Фруассара, камердинера его императорского величества: «Сейчас в императорской семье – очень непростое время. Поговаривают, что готовится восстание! А болезнь императрицы – это всего лишь предлог! Молодым императором ужасно недовольны. Он не желает плясать ни под чью дудку. Он решает все сам. И это ужасно злит знатные семьи!».

Мои мысли прервал тихий, но тяжелый голос императора.

– Моя матушка только что сообщила мне, что ты пыталась ее убить, – произнес Аладар, и в его глазах мелькнула тень – смесь гнева и разочарования.

Дорогие мои читатели!

Каждый комментарий и каждый лайк дарят автору вдохновение продолжать эту невероятную историю! Он дарит автору крылья, чтобы побыстрее наброситься на проду и принести ее! С меня красивые иллюстрации и захватывающий сюжет. С вас комментарий и лайк)

Глава 1

Я сделала глубокий вдох, собираясь с силами, чтобы не дать дрожи пробиться в голос. Внутри я ощущала, как будто эта роскошная комната – последний оплот моего спокойствия, и любой мой жест, взгляд, слово могут стать для меня последними.

– Ваша матушка больна, – начала я, стараясь говорить ровно и уверенно. – Я здесь не для того, чтобы потакать ее капризам. Я здесь для того, чтобы лечить ее. Поставить на ноги.

Красавец-император нахмурился. Его лицо стало суровым, а брови сошлись на переносице. «Писец!» – промелькнуло в голове. «Я тут! Я тут!» – наяривал вокруг меня круги виртуальный полярный лис, как бы подчеркивая, что живой мне отсюда не уйти.

– Разве морить голодом – это лечение? – резко спросил Аладар, и в его голосе прозвучала опасная нотка. – Так могу лечить и я…

Боже, как зловеще это прозвучало! Внутри у меня зашевелилась тревога, и я почувствовала, как сердце забилось чаще. За эту неделю, которую я честно пытаюсь пережить, я научилась считывать его взгляды и жесты. Эти красивые губы, не дрогнув, выносили смертные приговоры, иногда даже с улыбкой. Мне казалось, что жестокости этому молодому императору не занимать. Он сам мог сдавать ее в аренду.

– Это специальная диета, разработанная… – начала я, мысленно ссылаясь на Бернштейна, – очень талантливым человеком… Целителем. Она помогает стабилизировать состояние больной, если соблюдать рекомендации: никаких сладостей, никаких углеводов… Если говорить проще, то ни хлеба, ни булочек, ни тостов, ни тортов, ни бисквитов – всё запрещено!

Император перебил меня, его взгляд стал еще более строгим.

– Это я уже слышал, – сказал он спокойно. – А руки ты ей зачем выкручиваешь? Она мне всё рассказала. Как ты пользуешься беспомощностью моей матушки, чтобы измываться над ней.

Я ощутила вокруг себя невидимые стены, будто невидимый груз давил на меня со всех сторон.

– Ну, давайте начнем с того, что долгое время ваша матушка лежала без движения, – терпеливо продолжила я. – Ее носили на руках, кормили с ложечки. И мышцы у нее атрофировались.

– Атро… что? – переспросил Аладар, его брови поднялись чуть выше.

– Ослабели. И теперь не выполняют своих функций, – быстро исправилась я, стараясь не разбрасываться незнакомыми словами в чужом подозрительном мире. – И поэтому я сгибаю и разгибаю ее руки, пальцы, стимулируя мышцы, чтобы они укреплялись. – А как ты это делаешь, раз она плачет, что у нее руки болят? – спросил император, и в его голосе звучала тревога, смешанная с подозрением.

– Они и будут болеть, пока мышцы не начнут работать, – спокойно, но с твердостью в голосе я продолжила. – Понимаете, мышцы настолько слабы, что ваша матушка не может сама согнуть пальцы. Это произошло потому, что её кормили с ложечки, – сделала я паузу, чтобы подчеркнуть важность слов, – но я уверена, что через неделю она сможет есть сама – ложкой, без помощи посторонних, и даже придерживать тарелку.

Я знала, что каждое его движение – это проявление абсолютной власти, которой никто не осмеливался оспаривать. Его власть была реальна, ощутима – и эта правда внушала мне одновременно и ужас, и трепет.

Голос императора вдруг стал более напряженным, его слова звучали как упрек, но в них слышалась тревога:

– Моя матушка говорит, что это ужасно больно! Что ты издеваешься над её беспомощным состоянием! – его голос меня пугал.

Глава 2

Я вздохнула, стараясь сохранить спокойствие.

– Обычному человеку это не больно. Больному, который отвык делать это сам, может показаться неприятно. Но это не смертельно. Разумеется, ни о какой острой, смертельной боли речи не идет. Я сразу предупредила её, чтобы она говорила, если ей неприятно, тогда я поменяю упражнения, – объяснила я, стараясь быть максимально деликатной. – Просто я хочу, чтобы она быстрее поправилась. Вот и все.

Молодой император ничего не ответил. Его лицо оставалось холодным, словно камень, но в глазах читались скрытая тревога и недоверие.

– Я могу показать на ком-то, – вдруг спросила я, ощущая отчаяние от ситуации и его тона. – Вы спросите, больно ли это или нет?

Где вездесущий Фруассар, который мне сейчас нужен! Обычно он вертится возле императора, а сейчас куда-то запропастился!

И тут произошло то, чего я никак не ожидала. Император протянул огромную руку, украшенную множеством золотых перстней, и жестко, словно приказывая, сказал:

– Показывай на мне.

Я подошла, аккуратно взяла его руку, чувствуя тепло и холод одновременно. Взгляд мой был полон внутреннего напряжения – я знала, что каждое движение имеет значение.

Я сгибать его пальцы – сначала один, потом другой, как это делаю обычно. Потом перешла на кисть. Мышцы – просто камень. Зажимы, зажимы, зажимы…

Я бросила взгляд на Аладара, понимая, что ему бы, по-хорошему, самому на кушетку и на массаж. Но предлагать такое не рискнула.

– Простите, – произнесла я, сглотнув. – Мне немного неудобно. Перстни нужно снять, – добавила я, глядя на тяжелые золотые перстни с крупными драгоценными камнями, – иначе могут возникнуть неприятные ощущения.

Я чувствовала, как в воздухе висит напряжение, словно сама комната сжалась вокруг нас. Внутри меня боролись страх и решимость: я должна сделать всё правильно, и в то же время – не потерять контроль над ситуацией.

Я увидела, как император медленно снимает кольца и выкладывает их на стол, чтобы снова протянуть мне большую красивую теплую руку.

Сильная рука была напряжена, а я чувствовала, что он этой рукой одним ударом стол проломит. Или даже стену.

«Расслабьте руку, – снова прошептала я, понимая, что от этого зависит моя жизнь. – Просто расслабьте её немного».

Я осторожно начала мягко массировать и делать простенькие упражнения. Рука немного подалась, но не полностью – я чувствовала, как напряжение и страх пробиваются сквозь каждое мое движение.

– Вот так, – сказала я, продолжая аккуратно работать. – А теперь другую руку.

Пока что до локтя мы ещё не дошли. Мы прорабатывали кисть.

– Сейчас будет немного дискомфортно, но вы скажете, когда боль отступит, – произнесла я так, как обычно говорила тем, кто приходил ко мне на восстанавливающий массаж. – Вы готовы. Потом станет легче двигать рукой.

Император кивнул.

Я нажала на напряженную мышцу и стала давить. На красивом лице императора не отразилось ни боли, ни страдания.

Минута, вторая…

Глава 3

Я подняла глаза на него, видя, что он смотрит на меня с удивлением. Кисть в моих руках сжалась, а потом расправилась.

– Ну легче же? – спросила я с улыбкой.

Я все еще держала его руку в своей ладони, ощущая тепло и слабость в пальцах, и почему-то ужасно не хотела её отпускать. Мне казалось, что как только я сделаю шаг назад, он скажет холодным голосом: «Стража!» – и начнется тот самый момент, когда всё станет безвозвратно.

– Да. Мне стало легче, – произнес император задумчиво, слегка нахмурившись, словно в размышлении о чем-то важном. В этот момент я поняла, что нужно вернуть ему его конечность, чтобы не навлечь гнев.

В роскошных покоях вдруг стало тихо. Я не осмелилась нарушить эту тишину, ожидая, что он скажет что-то еще. Внутри у меня уже кипели сотни мыслей – и о судьбе, и о казни.

Наконец, император заговорил, его голос был тихим, но твердым.

– Августа Сеннет, – произнес он, и его взгляд проникал прямо в меня, – моя матушка – самое дорогое, что у меня есть.

Я почувствовала, как сердце забилось чаще.

Я вспомнила, что между нами – огромная пропасть, расстояние, которое кажется непреодолимым. Но даже несмотря на это, внутри билось что-то странное чувство – не только страх, но и восхищение. Он держит в своих руках целую империю, и это казалось мне невероятным – такой молодой. Ну сколько ему на вид? Тридцать пять? Где-то так. А власть его уже безгранична!

– Если что-то случится с моей матушкой или ей станет хуже, – продолжал Аладар, его голос стал тихим, но насыщенным угрозой и решимостью, – ты знаешь, что я не кровожадный. Но если дело касается моей матушки – ты будешь наказана смертью. Надеюсь, я ясно выразился?

Я внутренне вздрогнула. Эти слова звучали как приговор, тяжелый, смертельный.

– Да, – быстро кивнула я, – только мне нужна ваша помощь. Ваша матушка меня совсем не слушает. Она хочет, чтобы я потакала всем ее капризам, кормила ее любимыми булочками с шоколадом, носила на балкон, читала ей книги, кормила с ложечки и не делала массаж. Но вы должны понять – это путь в один конец. Именно потакание ее слабости и капризам привело к тому, что сейчас она не может встать с постели, – мои слова прерывались, я постаралась говорить спокойно, – но если так продолжать, она больше никогда не встанет на ноги.

Я помолчала и добавила:

– Понимаете… Даже после того, как ваша матушка поправится, ей придется соблюдать диету. Всю жизнь. Иначе – ухудшение. Оно может произойти в любой момент.

Император внимательно слушал, его лицо оставалось спокойным, но в глазах – скрытая тень.

– Ты знаешь, что делаешь, – произнес он наконец. – Надеюсь, ты не ошибаешься.

Я выдохнула с облегчением, впервые за долгое время ощущая, что хоть чуть-чуть взяла ситуацию под контроль.

“Ох, эти родственники!” – пробормотала я про себя. – “Вместо того, чтобы не поддаваться на уговоры больного и довести лечение до конца, они начинают потакать капризам. А потом удивляются, почему всё становится только хуже. Врач всегда виноват: родственники жалуются, разрешают то, что нельзя, забывают о лекарствах. И когда наступает ухудшение, начинают кричать, виноват доктор!”

Я взглянула на императора, ощущая прилив решимости.

– Могу я идти? – спросила я, опасливо глядя на стражу за дверью.

Аладар кивнул.

– Да.

Я вздохнула с облегчением. Это был настоящий подвиг – пройти через этот разговор. Я уже почти поверила, что меня уволокут в тюрьму или – хуже – на казнь. А тут – всё обошлось!

Пока я собиралась уходить, вдруг услышала громкий требовательный стук в дверь покоев.

– Ваше императорское величество! – голос за дверью прозвучал испуганным.

Я сама вздрогнула, почувствовав тревогу, которая вдруг охватила меня. Я посмотрела на императора – его лицо резко изменилось, в глазах мелькнула тень опасности.

“Что-то случилось!” – пронеслось в моей голове.

– Войдите! – резко встал император, его голос стал твердым и решительным.

В дверь ворвался лекарь Абермарль – худощавый мужчина в возрасте, с худым узким и длинным лицом и водянистыми глазами, полными тревоги. Я про себя называла его Дуремаром, потому что в его методах было много сомнительного: зелья, пиявки, кровопускания и потакания капризам богатого пациента. За это пациенты его любили. Как только речь шла о потакании, лести и учтивости, он был мастером своего дела. Но как врач – откровенным шарлатаном!

Я вспомнила, как императрица настаивала, чтобы именно Дуремар занялся ее лечением. Но судьба распорядилась иначе: перст судьбы, украшенный драгоценностями, в тот злополучный день указал на меня.

– Ваша матушка… – начал Дуремар, его голос дрожал, а глаза расширены от страха, – она… умирает…

Глава 4

От новости я вздрогнула. Как? От чего? Я же все делала правильно! Я нигде не нарушила протокол! Неужели я ошиблась с диагнозом?

В такие моменты у меня холодели пальцы рук, а в голове начинал вращаться клубок слипшихся мыслей.

Конечно, ошибка была возможной, ведь здесь нет ни лаборатории, ни анализов крови, ни даже нет элементарных приборов для измерения сахара в крови, но у императрицы налицо все признаки диабета!

Неужели это не диабет? Тогда что это?

В этот момент император смерил меня взглядом.

Его глаза – словно острые клинки, пронзающие насквозь.

От этого взгляда у меня словно всё внутри сжалось, земля под ногами словно превратилась в мягкую вату, и ноги начали будто проваливаться. Сердце забилось учащённо, дыхание сбилось. Я почувствовала, как меня охватывает паника, и страх подступает к самому горлу, когда император резко встал с кресла.

“У меня нет никого дороже ее!” – в голове эхом пронеслись слова. – “Если что-то с ней случится…”.

Я хотела попросить его разрешения пойти к пациентке, помочь ей, попытаться выяснить, что случилось. Или хоть немного облегчить страдания. Но император опередил меня властным жестом.

Словно отталкивая, он поднял руку, приказывая страже схватить меня. Его взгляд – холодный, безжалостный, – будто он уже принял решение, и спорить тут бесполезно!

Дюжие молодчики из стражи обступили меня, явно будучи уверенными, что я дам деру.

Видимо, прецеденты уже были.

Потом двое молодцов взяли меня под руки и грубо повели вслед за его императором, величественно шагающему по коридору.

“А это, чтобы ты не взлетела!” – заметила я, чувствуя, что меня буквально волоком тащат следом, взяв под стражу со всех сторон.

Дуремар забегал то с одной стороны императора, то с другой, пытаясь всеми силами привлечь его внимание. Он яро осуждал мои методы лечения, косясь в мою сторону. Всеми силами Дуремар пытался показать свой профессионализм и сыпал направо и налево умными псевдомедицинскими терминами, которые, видимо, придумал сам для пущей солидности.

– А я говорил, что все так будет! Говорил! – убеждал Дуремар. – А я вас предупреждал, что такое лечение до добра не доведет! И как видите! Ваша матушка при смерти!

Дуремар зыркнул на меня, словно пытаясь глазами указать на виновника.

Лица императора в этот момент я не видела.

И даже не могла ответить на вопрос, хочу ли я его сейчас увидеть.

Тяжелая поступь словно отмеряла последние удары моего сердца.

Только на повороте я заглянула в побелевшее как полотно лицо в ореоле черных волос. В голове быстро сложилось два плюс два, и я поняла, что жить мне осталось совсем чуть-чуть.

Учтивые лакеи открыли перед императором роскошные двери, ведущие в покои императрицы-матушки, а в нос ударил знакомый запах ее сладких, пудровых духов, напоминающий о сладких пряниках.

Если на императора слуги смотрели с благоговением и страхом, то я ловила на себе взгляды: “Хорошо, хорошо, что не меня!”.

Внутри всё кипело – и одновременно я ощущала, как в моей душе рождается странное, почти зловещее спокойствие. Словно барахтаться нет смысла. Моя участь предрешена.

Первое, что мы услышали, когда вошли в обитые бархатом покои ее императорского величества, так это глухой стон.

– Матушка! – голос Аладара был таким обеспокоенным. Он тут же забыл о том, что он – император и бросился к матери.

Глава 5

Аладар встал на колени возле ее кровати, поднимая тонкую, красивой формы, ослабевшую руку моей пациентки.

– Матушка, что с тобой? – услышала я шепот, видя, как сын покрывает поцелуями ослабевшую руку матери.

– Ах… – простонала императрица.

Её голос угасал, словно последние искры пламени в камине. Её большие выразительные глаза были закрыты, а она бессильно лежала среди роскошных и поразительно мягких подушек, буквально утопая в них.

– Сынок… – едва слышно простонала она, повернув синие глаза, так поразительно похожие на глаза сына.

Эти слова Ее императорское величество Ингерина Гельфрейх прошептала, словно задыхаясь под тяжестью пуховых одеял. Она чуть-чуть повернула голову, скользнув взглядом по застывшей над ней фигуре сына.

– Мальчик… мой… – прошептала императрица, а потом простонала и поморщилась. – Мне так плохо… Я… умираю…

– Матушка, – слышала я задыхающийся голос императора.

Теперь я его не узнавала. На коленях перед постелью матери стоял не наводящий ужас император, а испуганный сын с дрожащими губами.

– Матушка…

Он резко повернулся к Дуремару. И взгляд его изменился. В глазах снова сверкнула сталь. Дуремар даже дернулся.

– Сделайте же что-то! – произнес император так резко, что дернулись даже стражники, которые меня держали. – Чего встали!

Теперь это было адресовано уже слугам. Те растерялись, не зная, куда бежать и что делать.

Огромная рука императора коснулась бледной щеки матери, а императрица снова простонала и всхлипнула.

– Матушка, – прошептал Аладар, пытаясь бережно повернуть красивое лицо к себе. – Где болит? Скажи мне… Не молчи…

– Ах! – простонала императрица, морщась от боли.

Император бросил второй взгляд на Дуремара. Чудо-лекарь тут же забегал глазами, но тут, видимо, вспомнил про какую-то настойку. И стал рыться в роскошной сумке, позвякивая флаконами.

– Сейчас, ваше императорское величество, – лепетал он. – Одну минутку… Тут где-то был у меня… Как раз на такой случай…

Я не верила в чудодейственные зелья, хотя в этом мире все строилось на магии. Меня так и подмывало поинтересоваться, а маг во время приготовления зелья руки с мылом мыл? А косынку надевал, чтобы волосы в котел не сыпались!

– Вот! – обрадовался Дуремар, протягивая маленький невзрачный флакон. – Держитесь, ваше императорское величество… Вот… Выпейте скорее!

Бледные губы разомкнулись, а императрица сделала глоток из поднесенного к ее губам горлышка. О, скольких усилий ей стоил этот глоток. Она даже закашлялась.

– Ммм… – простонала она, вдруг резко открывая глаза. – Ой… Мне сразу стало легче.

Ничего себе! Может, я ошибалась насчет магии?

– Спасибо, сын, – прошептала императрица, гладя большую руку императора. Судя по виду, ей стало намного лучше. – Спасибо, мой дорогой… Я уже видела призрак твоего отца вдалеке… Он был так же красив, как в день нашей свадьбы… И я рада, что вернулась… Я обещала ему заботиться о тебе… Ах… Я думала, что уже все… Я соблюдала эту ужасную диету… Думала, что мне станет легче… А потом у меня потемнело в глазах. Ты говорил, что диета поможет…

В этот момент она посмотрела на меня с таким укором, что я почувствовала себя мучителем.

– Ваше императорское величество, всегда рад служить! – поклонился Дуремар, качая головой. – Как видите, пациентке от лечения стало только хуже. Еще бы немного, и она бы умерла. Ее величество была на волосок от смерти. Хорошо, что вовремя под рукой оказалось нужное зелье… А теперь ей нужен покой. Думаю, вы сможете навестить ее вечером.

– Да, сынок, – прошептала Ингерина. – Оставь меня… Мне нужно время прийти в себя…

Император послушно поцеловал руку матери. Та прикрыла глаза и вздохнула.

– Выздоравливай, матушка, – произнес он с улыбкой.

– Ах, сыночек, посиди еще. Когда ты рядом, мне становится легче… – прошептала императрица, протягивая к нему руку. Сын поймал ее и улыбнулся.

Вместо ответа император поцеловал ее тонкие пальцы. И тут же теплота его взгляда испарилась, когда он перевел взгляд на меня.

– Казнить, – коротко произнес он, кивнув страже.

Глава 6

Ка-ка-казнить?

Меня?

Я раньше слышала это слово только в фильмах.

И как бы понимала, что никто никого казнить не будет. Что это всё понарошку.

Но сейчас это слово пробрало меня до кости.

Я оцепенела, глядя на бледное лицо Аладара.

Стражники дернули меня так, что из меня чуть дух не вылетел.

Где? Где все люди, которые так часто посылали меня матом на три буквы! Я согласна сходить туда! Я готова! Да хоть сейчас! Уже на чемоданах!

Теперь со мной обращались как с преступницей и особо не церемонились. Кто-то даже наступил мне на платье, мои руки заломили, заставив склонить голову перед императором в последнем поклоне.

– Я прошу вас… – зашлась я, глядя на императора снизу вверх. – Я умоляю вас…

Боже мой, неужели это не сон? Неужели это правда?

Я была уверена, что он даже не обратит внимания на мои слова, но он снова бросил на меня взгляд.

Это был мой шанс.

– Я же тебя предупреждал, – холодно произнес император, глядя на меня вполоборота. – Моя мать чуть не умерла из-за твоей… диеты. Ты сама видела… Так чему удивляешься?

Неужели все так кончится? Мамочки! У меня сейчас сердце вылетит из груди. Мне так страшно, что ноги не держат.

– Да, но я… я уверена, что диета тут ни при чем! – выкрикнула я в надежде, что спасу себе жизнь. Сейчас или никогда.

Боюсь, что у меня больше не будет шанса поговорить с ним.

Жизнь мелькала перед глазами, а я хваталась за нее изо всех сил, но не могла уцепиться. Воспоминания о том, как я очутилась в этом проклятом мире, где по велению императора могут казнить без суда и следствия, вдруг стали такими отчетливыми.

Дежурство, ночь, обход… Темнота… Я открываю дверь кабинета, щупаю выключатель, как вдруг проваливаюсь в темноту. Долгое падение, словно во сне, а потом вокруг меня вместо больничной стерильности развернулся целый дворец.

– Августа Сеннет? – спросил солидный мужчина в теле, которого, как потом выяснилось, звали Фруассар. Лицо у него было круглое, а щегольские ниточки усов делали его похожим на толстого кота, которого мы кормим всей больницей.

– А где… – прошептала я, разглядывая золотые подсвечники на стенах и лепнину потолка.

– Сюда, проходите сюда! – тут же повели меня, а я была в такой растерянности и недоумении, что решила пойти, куда приглашают.

“С этой комнаты все началось. Здесь и закончится!”, – пронеслось в голове.

Я выдернула себя из воспоминаний, понимая, что молчать нельзя. Ведь каждое слово продлевает жизнь на секунду. Я ловила эти секундочки, как рыба ловит пузырьки воздуха. Но в голове не было ни одной толковой мысли, только клубок паники и ужаса.

– Сынок, – послышался голос императрицы. – Разобраться с этой шарлатанкой ты можешь и там… Слышал, что сказал доктор Абермарль. Мне сейчас нужен покой.

Я почувствовала, как меня тащат к двери, но я упиралась изо всех сил.

– Ваше императорское величество, – послышался воркующий голосок, а в маленькую неприметную дверь для слуг спиной протиснулась юбка. Что-то звякнуло, словно посуда на подносе. – Все как вы и просили. Получилось чуть раньше, но все горячее. Поэтому пусть остынет… Ой, да что ж с дверью такое! Простите, одну минутку… Я еле уговорила повара, чтобы он приготовил вам ваш любимый десерт, как вчера… Он ни в какую не хотел. Говорил, что приказ императора! … Он сказал, что если император узнает, то он…

Пока служанка стояла к нам спиной, она осторожно пыталась закрыть дверь, но через мгновение она обернулась. В этот момент она осознала, что на неё смотрит целая комната людей.

Бедная девушка стояла, покраснев от смущения, с большим подносом в руках. На подносе лежали булочки, похожие на бриоши, и стояла огромная чаша с горячим шоколадом.

От неожиданности и удивления у служанки открылся рот, но она, казалось, забыла, что хотела сказать.

Через мгновение поднос выпал из её рук, и шоколад брызнул на белоснежный кружевной фартук и золотые обои. Она отступила назад, прижимая руку к лицу. На нас смотрели два больших карих глаза, полных страха. Но по их выражению уже всё было понятно.

Вот почему императрице становится все хуже и хуже. Я с обидой смотрела на матушку императора, которая так рьяно выпроваживала нас из комнаты. И сейчас я видела причину. У нее, видите ли, ужин! Я тут, значит, сражаюсь за ее здоровье, а она жрет булки, макая их в шоколад!

Взгляд императора переместился на мать.

Та смотрела на эту картину, широко распахнув синие глаза.

– Сынок, я… – послышался голос императрицы.

Глава 7

Картина была, что называется, маслом. Маслом по полу. Вот оно что, оказывается! Пока я бегаю с диетой, пытаюсь понять, почему улучшения нет, кто-то тайком ест свои любимые булочки, макая их в сладкий шоколад.

Это была словно злая шутка, высмеивающая все мои усилия! Мне было до слез обидно!

Воцарившаяся тишина была настолько страшной, что от волнения мне стало не по себе.

– Значит, диета? – спросил император, разрушив призрак тишины.

Его голос был тихим и очень многообещающим. Словно обманчивое затишье перед бурей.

– Сынок, я все объясню. Служанка просто ошиблась, – с достоинством начала императрица, глядя на всех присутствующих холодным и высокомерным взглядом. – Ведь так, дорогая? Я ничего не просила…

Сейчас глаза императрицы сузились, а служанка едва не упала в обморок от этого говорящего взгляда. Но Аладар поднял руку, словно требуя тишину. Теперь к служанке обращался он.

Я-то думала, что у меня денек не задался, но выясняется, что не только у меня!

– Отвечай. Ты каждый день тайком приносишь ей еду? По ее приказу? – холодно произнес император, глядя на девушку, которая зажмурилась.

Сейчас ей, как и мне, хотелось быть где-нибудь не здесь. Конечно, хорошо бы на каком-нибудь курорте или в санатории, где грязевыми ваннами и массажами воскрешают нервные клетки, но в силу обстоятельств подойдет все, что угодно.

Девушка еще сильней зажмурилась, словно ей приснился дурной сон. Сейчас она оказалась между двух огней. По ее виду и так все стало понятно. Бедняжка собралась с духом и едва заметно кивнула, балансируя на грани обморока.

– Матушка! – страшным голосом произнес император, глядя на побледневшую мать. Тон его голоса резко изменился. – Из-за твоих булок чуть не оборвалась жизнь человека! Я был уверен, что ты соблюдаешь диету! И именно она стала причиной ухудшения твоего здоровья!

– Я все могу объяснить, – произнесла императрица величественным голосом, словно вспомнив о гордости. – Послушай меня, мой дорогой сын, я…

– Никаких объяснений. Я слышал достаточно. Из-за твоего шоколада я чуть не казнил девушку! – произнес Аладар на повышенных тонах. Его брови нахмурились, а он тяжело задышал. – Что ж ты за императрица такая? Подставить бедную девочку, чтобы нажраться вредной для тебя гадости?!

Голос его гремел, а мать все бледнела и бледнела. Теперь взгляд молодого императора высекал искры.

– И это ты называешь справедливостью? Казнить невинного человека за то, что тебе захотелось сладкого?! Я не узнаю свою мать! Моя мать не способна на ложь, – резко произнес император, глядя в упор на свою матушку.

Он замолчал. Я была в шоке от услышанного. Императрица подалась вперед, но даже не смогла привстать без посторонней помощи.

– С этого момента все меняется, – холодным произнес император, а каждое его слово звучало как пощечина. – Два раза в день ко мне будет приходить слуга и говорить о том, жива ты или нет. Все! С меня достаточно!

Глава 8

Я смотрела на императрицу, высокий лоб которой покрылся испариной. Она что-то непрерывно сглатывала, но молчала. По ее челюсти было видно, что она крепко стиснула зубы.

– Больше мне не нужно никаких подробностей, – отчеканил император ледяным тоном. – Я считал тебя великой государыней, которая после смерти отца взяла регентство, отстояла трон и объединила империю снова!

И снова пауза.

Где-то должна бегать с маракасами в шуршащей травяной юбке справедливость, не переставая торжествовать и улыбаться. А потом она обязательно поднимет бокал и поблагодарит всех, кто в нее верил!

– Поверить не могу, что лгунья – моя мать! – произнес император таким тоном, что замерзло все в комнате.

Не дожидаясь ответа и оправданий, он направился к двери.

– Освободить, – приказал Аладар, бросая на меня взгляд.

Стража тут же стала вежливой и отступила от меня. Теперь они вели себя так, словно я не преступница, а туристка, которая решила сделать с ними фотографию.

– Сынок, – внезапно подала голос императрица, но дверь решительно закрылась, словно отрезая все мольбы, оправдания и разговоры.

"Он слишком устал!" – подумала я.

Стража тут же поспешила покинуть комнату.

Служанка, которая стояла на коленях и дрожащими собирала булочки с пола, стирая пятна шоколада платком, поспешила следом. Куда-то исчез скользкий, как пиявка, Дуремар.

Мы остались с императрицей наедине.

– Это все ты… – произнесла она, глядя на меня сощуренными глазами.

Свет в комнате был тусклым и мрачным, как предчувствие бури. Я стояла, опершись на кованый стол, резные ножки которого издавали хруст под тяжестью времени. Передо мной, на высоком пурпурном ложе, покоилась императрица.

Её глаза сверкали от гнева и боли, и я понимала, что лучи этого гнева сейчас направлены прямо на меня.

– Ты виновата! Из-за тебя мой сын отвернулся от меня! Из-за тебя он больше не придет сюда! – произнесла императрица в гневе. Ее губы, собранные в нитку, дрожали от негодования. – Я страдаю, а ты лишь наблюдаешь, как я умираю!

Ее упреки, словно тиски, сжимали мою грудь, но я не могла позволить себе сдаться. Я знала, что каждый укол её язвительных слов – это отражение её страхов и боли.

Я чувствовала, как между нами воздух стал тяжелым от недопонимания.

– Я делаю всё, что в моих силах, Ваше Величество, – произнесла я, стараясь, чтобы мой голос не дрогнул нотками слабости. – Эти средства – единственный способ облегчить вашу боль. Я не желаю вам смерти! Я хочу спасти вас. Поставить на ноги! Если ваш сын не хочет к вам приходить, то вы должны прийти к нему сама!

Она меня не слышала.

Ее гнев нарастал, как рой ос, выходя из-под контроля. Императрица сжимала покрывало с золотыми цветами и сыпала упрёками, словно конфетти на празднике.

За моей спиной вырастала тень беспомощности.

"Почему? Почему все так?" – думала я. – "Почему так редко бывает по-другому? Почему я всегда – злейший враг, на которого обрушивается тонна ненависти от пациентов, которые не хотят менять свою жизнь ради того, чтобы излечиться!"

– Ты не знаешь, через что я прошла! – в голосе императрицы звенел упрёк. – Как ночевала вместе с сыном в шкафу-буфете в день смерти императора. Я зажимала ребенку рот рукой, чтобы он не издал ни звука, когда заговорщики пробивают острыми кинжалами наши перины. О, ты не видела теней, которые скользят в полумраке. Теней, которые посланы, чтобы метким ударом отточенной стали заставить маленькое сердце замолчать. Ты этого не видела! Ты не стояла в одной ночной рубашке с мечом в вытянутой руке, пряча за спиной маленького сына, когда в коридоре валялась мёртвая стража.

Таких подробностей жизни императорской семьи я не знала. И, быть может, к лучшему! Я посмотрела на неё с невольным уважением.

– А всё для того, чтобы однажды усадить моего сына на трон и своими руками надеть на него корону! А ведь желающих на корону было много! – вскрикнула она, и этот крик был наполнен такой болью, что мне стало страшно. Тут была не просто болезнь, но горечь утрат, горечь материнской любви, иссушенной надежды. – Ты отвернула от меня моего единственного сына! Ты лишила меня его любви!

Глава 9

Обуревающее чувство несправедливости выжигало на душе ожоги. Я понимала её чувства. Понимала чувства императора. И мысленно посылала лучи благодарности в адрес той служанки, которая появилась так вовремя, словно её послала сама судьба.

– Я вас понимаю, – произнесла я. – Но тогда тем более вы должны бороться с болезнью. Вы через столько прошли. И не должны позволить болезни навсегда приковать вас к постели!

– Ничего ты не понимаешь! – задохнулась от ненависти императрица.

Мне не хватало слов, чтобы объяснить ей, что забота о её жизни требует жертв с её стороны. Я взглянула на её лицо – незнакомое, искривленное от страха и ненависти, и в какой-то момент мне показалось, что я не могу её вылечить.

Не только телесно, но и душевно.

– Я не могу изменить то, что происходит в вашей жизни, – прошептала я, искренне понимая её боль. – Но я могу помочь вам. Пожалуйста, дайте мне шанс. Я всё понимаю. Вам сложно перестроиться на новую жизнь. Но придётся. Если вы хотите жить дальше. Болезнь меняет привычки человека, его образ жизни. И это сложно принять. Я не могу вас осуждать за вашу слабость. И я не осуждаю. Но и не собираюсь ей потакать. Мне важно, чтобы вы снова встали на ноги и чувствовали себя лучше.

– Поэтому ты меня моришь голодом и выкручиваешь мне пальцы? – голос императрицы выражал весь спектр недовольства.

– Поверьте, от того, что вам читают книжечки, занимают беседами и бегают вокруг вас с десертами, болезнь не проходит, – возразила я. – Она, наоборот, усугубляется! Посмотрите, до какого состояния вас довели! Вы сами даже ложку в руках не удержите! А только что говорили, что когда-то удерживали меч.

– А как же зелья! Зелья помогают! – произнесла императрица неприятным отрывистым голосом, сочащимся ядом.

– Если бы они помогали вам на самом деле, то вы уже давно бегали по дворцу, а не лежали бы в постели, – произнесла я в сердцах.

Я ведь понимала её. Разрушить старые привычки бывает невероятно сложно. Но в такие моменты нужно спрашивать себя, что важнее? Здоровье или привычка?

С одной стороны, я была рада, что всё получилось именно так!

Я жива. Это самое главное.

Но с другой, я понимала, что она чувствует. Понимала её боль, ломку старых устоев и традиций. И мне хотелось, чтобы это всё было фильмом, который можно быстро промотать вперёд. Обычно я так всегда делаю, когда мне тяжело. Я начинаю представлять пациента с улучшениями, видеть благодарное лицо, улыбаться первым успехам. И от этой мысли мне всегда становилось светлее на душе.

– Я поняла! Я всё поняла! Я вижу тебя насквозь! – резко произнесла императрица, глядя на меня так, словно у кого-то глаз – алмаз, а у неё ренген. – Я поняла твой коварный замысел. Ты ведь здесь неспроста!

Глава 10

– Ты хочешь подобраться к моему сыну, не так ли? Ну конечно… Молодая, красивая, нищая… Что еще нужно? Ты хочешь, чтобы император обратил на тебя свое внимание?

Я хотела возразить ей, что я здесь не для этого, но не успела.

– И ты готова делать вид, что лечишь меня, чтобы попасть к нему в постель. Стать его фавориткой! А там и глядишь, бриллианты, земли, поместья… – скривилась ее императорское величество. – Наряды!

Ну всё! Клятва Гиппократа – глуши меня лопатой! Иначе я просто сорвусь. Рано или поздно это происходит со всеми докторами.

“Нет!”, – четко внутри себя произнесла я. – “Ты не должна давать волю гневу. Где твой профессионализм? Где спокойствие?”

“Да она кого угодно из себя выведет!!!” – орала какая-то часть меня. И мысленно сжимала чужую шею. Обеими руками.

“Нет, я сказала!”, – твердо произнесла я, словно отсекая невидимые руки от тонкой шеи императрицы, украшенной драгоценностями. – “Ты должна быть профессионалом до конца! Поняла? Срываться можешь в другом месте, но не с пациентом!”

Я сделала глубокий вдох, а потом выдохнула.

О? А что? Так тоже можно? – спросила я, чувствуя, как накатила невероятная усталость.

Прошло всего три дня, как я в этом мире, а устала я как скаковая лошадь. Ну еще бы! Помощи никакой! И пациентка ведет себя так, словно я ей лично смерти желаю и на тот свет за руку тащу.

– Нахалка! – выкрикнула императрица. – Я никогда не позволю ему сделать тебя фавориткой! Слышишь?! Ты знаешь, как я отношусь к таким, как ты! И поэтому ты хочешь моей смерти! Я это знаю! Только я стою между тобой и моим сыном. Только через мой труп. И ты это знаешь. Поэтому решила пораньше меня отправить на тот свет… Чтобы я тебе не мешалась? Да? ДА?!

Тише, Мария, тише… Больные часто ведут себя неадекватно. Это говорит в них болезнь, а не сам человек.

Пожалуй, я в жизни насмотрелась и на бабок, которые наводили на меня порчу за то, что запрещаю горстями пить таблетки, как советовал консилиум из теледоктора и подруг. На разгневанных родственников этих бабок, которых вытаскиваю с того света. А все потому, что где-то, словно заря, забрезжила бабушкина квартира. Жизнь врача – штука тяжелая и увлекательная. Со временем обрастаешь цинизмом и черным юмором. Потом уже не можешь смеяться над добрыми шутками…. Ну да, все туда и катится…

– Вы закончили? – спросила я так вежливо, как только могла.

Но в ответ получила лишь холодное презрительное молчание. “Тварь ты! Знай, и живи с этим!”, – читалось в этом гордом молчании.

Я знала, что этот момент был критическим. Как врач, я должна была находить путь к каждой душе, даже если она отталкивала меня.

Слёзы подступали к глазам, но я сдержалась. Какова бы ни была борьба, я должна была найти в себе силы остаться стойкой. Императрица могла ненавидеть меня, но я оставалась её последней надеждой.

“Ты – ее последняя надежда! Без тебя она умрет!”, – пронеслось в голове, а я вспомнила, что мало кто из пациентов говорит “Спасибо!”.

Такое чувство, что это слово считается взяткой. А иногда одно слово способно придать врачу мужество работать дальше, преодолеть себя, победить страхи и отчаяние. Это как витаминка для души. А у меня в последнее время редкостный душевный авитаминоз.

– Развлеки меня сплетнями, пока повар готовит мне ужин! – приказала она. И губы ее снова скривились.

Может, когда-то она и была милейшим человеком. До болезни такое часто бывает. Но я уже заметила, как болезни меняют характер людей явно не в лучшую сторону. – Как ты смеешь обвинять меня в том, что я не привыкла себе отказывать в простых радостях!

– Я не собираю сплетен, – заметила я. – Мне нечем вас развлечь. Но могу сделать массаж!

– Никакого массажа, – заметила императрица, а ее голос стал тише. – Ничего, посмотрим, милочка, кто кого!

Глава 11

«Крепись!» – строго произнесла я себе, как вдруг в комнату вошла служанка, неся вареные овощи и унылую куриную котлету.

Если вы думаете, что это та самая ароматная котлета в панировке с поджаренной золотинкой бочка, то вы ошибаетесь. Это была огромная вареная котлета без специй и приправ. На вкус она напоминала стельку.

Не то чтобы мне доводилось прибегать к таким экспериментам, но вкус стельки я представляла именно таким! Где-то на середине котлеты хотелось завыть волком и проклинать тот день, когда еда превратилась в вот это вот.

– Пора ужинать, – улыбнулась я, радуясь, что повар успел точно в срок.

– Да, пожалуй, – заметила императрица, резко сменив гнев на милость.

Так! Тут что-то не так! Она как-то быстро согласилась. Не порядок!

– Несите сразу мне! – приказала императрица, а служанка покорно понесла золотой поднос через всю комнату мимо меня.

Она поставила его на столик, а императрица собиралась сама взять вилку, как вдруг… уронила ее на пол, едва ли не крякнув от досады.

– Я же говорила вам, – заметила я, поднимая вилку и унося ее мыть. – Что у вас слишком слабые руки. Поэтому мы делаем разминку для мышц. Вот к чему привело то, что за вас все делали слуги.

Я принесла ложку, собираясь разломать котлету ложкой, как вдруг предчувствие, которое вдруг у меня обострилось, заставило меня поднести кусочек не к ее рту, а к своему.

– Ты кто такая, чтобы есть с тарелки императрицы! Я не буду есть после тебя! Я брезгую! – произнесла императрица, а я вдруг почувствовала приятный вкус специй.

Да твою ж налево!

– Считайте, что я – дегустатор. Чтобы вас не отравили! – ответила я, понимая, что не ошиблась. Котлета хоть и была замаскирована под диетическую, таковой на самом деле не являлась, пестря разнообразием вкусов. Внутри котлеты было масло, а я прожевала кусочек и проглотила.

А я уж думала, что страшнее «добреньких» родственников ничего нет. Оказывается, есть! Слуги – подхалимы.

– Я после тебя это есть не буду! – повторила императрица.

– И не надо! Котлета приготовлена неправильно! Не так, как я говорила, – произнесла я, убирая порцию на стол. – Уносите обратно! И передайте повару, что еще один такой фортель, и я нажалуюсь императору!

У повара наверняка семья. И он хочет сейчас выслужиться перед императрицей, чтобы потом напомнить ей, кто сделал ее жизнь сносной и даже приятной во время “сурового” лечения.

Я понимала, что подхалимов во дворце хватает. Поэтому решительно направилась к двери. Кто посолит, кто поперчит лишний раз котлету, чтобы угодить ее капризному величеству, а в итоге ухудшение.

Только сейчас, когда я стояла в коридоре, до меня дошло, что все, что сегодня было, было лишь представлением для императора. И мнимая смерть, и чудесное исцеление от глотка какой-то сомнительной дряни. Все это было направлено на то, чтобы вышвырнуть меня из дворца, а на мое место поставить добренького Дуремара, чьи пациенты мрут как мухи от дихлофоса.

Чувство обиды заполонило меня. Из-за этого представления я чуть не лишилась жизни!

– Спокойно, – выдохнула я. – Сейчас нужно поговорить с императором. Да, опять! Я понимала, что в этом дворце я – никто. И распоряжаться мне права не давали. И сейчас я хочу это право получить. Мне нужно совсем чуть-чуть прав, чтобы обезопасить императрицу от “доброты” и “сострадания”.

Вспомнилась одна лежачая бабка и палец. Держу я бабку на диете, делаю массажи. Бабка порозовела, стала куда более энергичной. Если раньше она лежала лежнем, рассказывая всем о том, в каком гробу ее заколачивать, то после недели со мной бабушка очень захотела жить. А потом приехала ее любящая и сердобольная дочка. Три недели дочка ухаживала за матерью. А потом снова позвонили мне. Я пришла, видя, что бабушка в носочках. Ну, думаю, позаботились, чтобы ножки не мерзли. А потом черт дернул меня заглянуть в носочки. И через пять минут я звонила во все колокола.

“На одной ноге мизинец почернел! На другой безымянный!”, – кричала я в трубку ее дочке. “Ой, а я йодом помазала… Думала, пройдет! А что? Не прошло?”. На мои крики прилетел бабкин сын.

Методом допроса я узнала, что бабушке устроили праздник живота. Кормили ее всякими вкусностями. И бабка была вполне довольна.

Бабушку прооперировали. Можно сказать, отделалась легким испугом и двумя пальцами. А ведь могло быть и хуже!

Эта мысль меня подстегнула. И я направилась в сторону покоев императора. Роскошная дверь, уходящая под потолок, пугала меня. Мне казалось, что я сама нарываюсь на неприятности. Но если так дальше будет продолжаться, то императрице станет только хуже.

Я занесла над деревяшкой согнутый палец, чтобы постучать.

“Одумайся!” – послышался внутренний голос. – “Ты еще можешь уйти!”.

Я сглотнула. Да, могу. Но не стану, ведь на кону жизнь пациентки!

И тогда я постучала.

Глава 12. Дракон

Я стоял в своей комнате, рука сжата в кулак, и чувствовал, как гнев кипит внутри меня, словно вулкан, готовый извергнуться.

Мать… Как она могла? Как могла так подло поступить, устроить это представление, чтобы избавиться от Августы Сеннет?

Я никогда не думал, что моя собственная мать способна на подобное – на мелкую ложь, на театральную игру, на мелкое коварство. Она сымитировала слабость, чтобы я казнил невиновного человека!

Казнить невинного! Сейчас! Когда ситуация вокруг короны такая напряженная.

Все прекрасно видят, что я продолжу политику отца и не стану выстилаться перед знатными родами, осыпая их незаслуженными милостями.

Я вспомнил взгляд.

Серые, красивые женские глаза, распахнутые от ужаса.

Они до сих пор передо мной, словно призрак.

– Вон! – скрипнул зубами я, пытаясь прогнать наваждение. – Я не должен поддаваться слабости. Пусть радуется тому, что я сохранил ей жизнь.

Но даже эти слова, сказанные сквозь зубы, никак не умаляли чувства, что я чуть не совершил непоправимую ошибку. В самом начале своего правления.

И сейчас… сейчас я чувствую себя глупо и опустошенно. Я так устал разгребать завалы имперских дел, а тут еще удар в спину от матушки.

Я не узнавал ее. Из властной, рассудительной и мудрой женщины она превратилась в капризного ребенка, который не задумывается о последствиях своих поступков!

Да. Я был жесток, возможно, даже чересчур. Но я не позволю считать, что я слабый, поддающийся манипуляциям. Не позволю считать, что я просто драгоценный мальчик-тень, мальчик-символ, мальчик-знамя, спрятанный за пышными юбками своей властной матери.

Я поморщился. Но снова передо мной встали серые глаза целительницы, в которых плескался страх. Они словно заглядывали мне в душу.

Да. Мне было больно принимать это решение о казни.

Страшно обрекать на смерть молодую, красивую девушку.

И это решение далось мне нелегко.

И, если быть до конца откровенным, я был даже рад тому, что не пришлось ее казнить.

Внутри меня что-то рвалось, будто осколки разбитого стекла разрывают душу – острое, холодное чувство вины.

Я не могу избавиться от этого ощущения, что чуть не поступил неправильно. Я – император, сильный, непоколебимый. Я должен удержать в руках власть. Не дать растащить империю, не дать вспышкам мятежей, подстрекаемых недовольной знатью, распространиться пожаром гражданской войны.

– Так даже лучше, – произнес я, успокоившись и стараясь все обдумать досконально. – Если все будут уверены, что моя матушка впала в мою немилость, то ее не тронут. Сейчас, пока все не уляжется, важно показывать, что матушка для меня не так много значит.

Мне было горько осознавать, что я – дракон, но даже в моем положении есть место слабости и сомнениям. А сомнения и слабость сейчас – это смерть империи. Смерть династии.

Глядя в пустоту, я понимал – эта легкая тень вины не отпустит меня. Она будет кружиться в голове, как назойливая муха, напоминая о том, что я – не безупречен, что даже я могу быть обманут и предан. Даже я могу принять неверное решение, которое может стоить кому-то жизни.

На меня снова посмотрели призрачные серые женские глаза, умоляющие и напуганные.

И тут я услышал стук в дверь.

Глава 13

– Простите, можно войти? – спросила я, с замиранием сердца ожидая ответа.

– Да, – донесся до меня приглушенный дверью голос.

Я взяла себя в руки, заставляя себя толкнуть дверь и сделать шаг в комнату, в которой натерпелась столько страха, к тому, чье слово чуть не стоило мне жизни.

– Вы сказали, что я могу приходить в любое время, – прошептала я, видя, что император восседает за столом.

Роскошное кресло из кроваво-алого бархата подчеркивало белизну костюма. Темные шторы на огромных окнах были приспущены, отчего в комнате царил полумрак. «Как же он хорош!» – подумала я с горькой усмешкой.

– Я понимаю, – произнесла я, опустив голову.

«Реверанс! Дура!» – ущипнула я себя, растягивая юбку и неуклюже приседая.

– Что вы сейчас обижены на… вашу матушку…

Я чувствовала, что в моих силах что-то изменить. В моих силах объяснить ему, что происходит. А с другой стороны, страдания и переживания никогда еще не помогали пациентам. А лишь, наоборот, ухудшали их состояние. От нервов и сахар подняться может. А это нам ни к чему.

– Но поймите ее правильно. Она всю жизнь жила со своими привычками, – выдохнула я, заглядывая в красивые синие глаза, похожие на темное вечернее небо. – И теперь полностью менять свою жизнь и образ жизни ей тяжело.

– Ты пришла, чтобы сказать мне это? – холодным голосом спросил император, а я увидела на его столе кучу бумаг.

– Да, – кивнула я. – Не надо на нее злиться. Она очень хочет, чтобы вы не злились на нее. Ей вас очень не хватает. А сейчас она разнервничалась, и я боюсь, что от этого ДЕЙСТВИТЕЛЬНО станет хуже.

Император держал в руке бумагу. По правую руку стояло золотое перо на подставке, а рядом королевская печать размером с кулак. На бордовом сукне стола не было ни капли чернил, ни соринки.

– Вам стоит попытаться поговорить с вашей матушкой, – закончила я.

– Я сам решу, с кем мне говорить, а с кем нет, – заметил император голосом, словно меня это не касается.

У меня невольно под юбкой затряслась правая коленка. Это все нервы. Проклятые нервы.

– Ты что? Дрожишь? – спросил он, а я опустила глаза, видя, как трясется юбка.

– Эм… – прошептала я, пытаясь приказать коленке немедленно угомониться. – Я это немного не контролирую, простите…

Внезапно взгляд Аладара изменился. Из холодного он снова превратился в уставший.

– Присядь, – приказал император, указывая глазами на кресло. Казалось, его раздражало мое присутствие.

Ага, присядь! Тут дойти бы до него. Я смотрела на его губы, которые уже произнесли простое слово: «Казнить».

Я присела на самый край кресла, борясь с желанием закончить разговор. Но я должна выполнить свой долг. На спинке роскошного кресла была резьба в виде двух драконов, которые сплелись вместе, поддерживая корону. Я вообще любила такие штучки.

«Ну?!» – тянула я из себя слова, не решаясь озвучить просьбу.

«Что «ну»?! Баранки гну-у-у! Дай одну-у-у! Страшновастенько мне как-то. Ощущается внутри какая-то «непосебятинка».

«Соберись!» – рыкнула я на себя.

Не помогло. Пауза затягивалась.

«Вспомни, что ты просишь не за себя! А за пациентку! И всё пройдет! Сразу добавится наглость, напор и задор!» – мысленно напомнила я себе.

– Я хотела бы вас попросить, – произнесла я осторожно.

«Может, удастся сыграть на чувстве вины за недоразумение?» – пронеслась в голове мысль. Но я посмотрела в глаза императору, понимая, либо сквозь его броню не могу рассмотреть легкие угрызения совести. Либо их там отродясь не было, либо он их тщательно скрывает. Так или иначе, сейчас на меня смотрят с таким холодом, что впору покупать шубу и шапочку.

– Не сочтите за дерзость. Мне нужна дверь в смежную комнату и маленькая кухонька, – робко произнесла я. – Для того, чтобы я сама могла готовить для вашей матушки.

– А повар что? Перестал справляться? – спросил император. И тут же, после короткой паузы, добавил уже совсем другим голосом: – Или ты что-то знаешь, но молчишь?

Глава 14

Сейчас на меня смотрели так, словно меня сейчас потащат на допрос. И под пытками все узнают, как в пятом классе я безответно любила дурака Сережу, а в десятом списала контрольную.

– Нет, что вы! Повар справляется отлично! – произнесла я с улыбкой. И я не лукавила. Готовили здесь просто превосходно. – Но дело в том, что он немного не понимает, как правильно готовить для вашей матушки… Вот. Там есть особые моменты, которые нужно учесть.

Ну, повар! Ну будешь должен! Хотя я понимаю, что ты человек подневольный и приказа ослушаться не можешь. Может, ты мне хоть спасибо булочкой с маком скажешь! Может, ты, как услышишь новость, что тебе больше не придется готовить на императрицу, упадешь на колени, возденешь руки к небесам и заплачешь, как ребенок, от искреннего переполняющего тебя счастья. Я бы на твоем месте так и поступила!

«Скажи, что дело в какой-то особой магии!» – подсказывала я себе.

– Ну, скажем так, – улыбнулась я, стараясь держаться с достоинством. – Дело в особом секрете приготовления.

– Секрет? – спросил император.

Сейчас он смотрел на меня с удивлением. Ну еще бы! Полчаса назад моя жизнь висела на волоске, а сейчас я снова сижу в кресле в приемной и нарываюсь на неприятности.

– Да, – улыбнулась я.

Сейчас я чуточку расслабилась. Я видела, что он не злился. Скорее, был уставшим и задумчивым. «Хватит трястись. Представь, что ты просто говоришь с красивым мужчиной!» – успокаивала я себя.

– Я не могу его раскрыть, – заметила я, делая лицо, полное сожаления. – Иначе он перестанет быть секретом.

«А секрет прост! Как два пальца! Никаких специй, сахара, маринада! Просто щепотка соли! Всё!» – пронеслось в голове.

– Хорошо. Я прикажу сделать тебе кухню, – наконец произнес император. – А кто будет в ней готовить?

– Я, – ответила я. – Мне нужно будет две кастрюльки. В одной я буду готовить овощи, в другой – варить котлеты… И что-то, чем я могу крутить фарш.

– Это всё? – удивлению императора не было предела.

– Да, – кротко кивнула я.

Получилось легче, чем я думала. Я знала прекрасно, что он любит мать. И обида – это временное. Но сахар в крови императрицы меня тревожил. И если так будет продолжаться и дальше, то кто-то имеет все шансы осиротеть!

– Вы любите ее, она вас любит, – заметила я, понимая, что прошу за ту, по чьей вине меня чуть не казнили. – Что же мешает вам помириться?

– Я – император. Любить я могу кого угодно. Но делать я должен то, что полагается делать императору, – услышала я холодный и четкий ответ.

Ну, не в этот раз, видимо.

– Все равно спасибо, что уделили мне время, – вздохнула я, направляясь к двери. «Вали отсюда! Быстро! Пока очередной чудо-лекарь не прибежал с криками, что императрица решила отбросить… А что отбрасывают императрицы? Корону!»

Пока я спешила в покои ее величества, я мысленно прокручивала, что сейчас она сидит и лопает любимые кексы, пока меня нет. И заливает их сладким соусом.

Открыв дверь, я увидела, что императрица повернула голову. В эту секунду в ее глазах вспыхнула надежда.

И я знала, на что она надеялась.

Она надеялась, что это сын пришел мириться.

Поэтому разочарование в ее взгляде, обжигающий гнев и презрение были мне наградой за то, что это была всего лишь я.

Не успела я закрыть дверь, как в комнату, сдвинув меня с прохода, вошли маги во главе с придворным чародеем – сутулым бородатым дядькой в черной хламиде с золотым узором. – Где делаем дверь? – произнес один из них обстоятельным голосом.

Ого? Так скоро? Да быть такого не может. Я услышала, как в соседней комнате двигают мебель.

– Я не позволю вам уродовать стены моих покоев! – в ужасе воскликнула императрица. Она задыхалась от возмущения. – Это что за новости! Никаких дверей! Это – мои покои!

Глава 15

– Приказ императора, – заметили маги, разведя руками.

Я указала на небольшое пространство рядом с картиной, стараясь придать своему голосу спокойствие и уверенность.

– Маленькую, – скромно попросила я, косясь в сторону разгневанной пациентки, которая вдруг резко закашлялась и бросила на меня злобный взгляд. Ее лицо залилось краской, а рука судорожно сжимала подушку. Она явно не была в настроении для дипломатии.

За стеной что-то грюкнуло – слышались голоса, звучащие с неожиданной настойчивостью:

– Сюда! Левее! – словно команда из далекого военного штаба. Видимо, сдвигают мебель или что-то переставляют.

Императрица бушевала, словно ураган в тропиках. Ее яростный голос эхом разносился по комнате:

– Что за безобразие?! Почему вы что себе позволяете! Уродовать стены моих покоев?!

Маги морщились, вздыхали и обменивались недоуменными взглядами, но делали свое дело. В конце концов, один из них, с легкой усмешкой, произнес:

– Готово! – и я увидела изящную дверь, которая аккуратно встала на свое место, аккурат там, где я указала.

– Ну, открывайте, – проронил голос магов, стряхивая искры магии с ладоней, как будто смывал остатки заклинаний. – Проверяйте.

Я осторожно положила руку на ручку, нажимая ее, и тут же недоверчиво косясь на магов, которые явно ожидали чего-то более грандиозного. Дверь мягко открылась, и я вошла внутрь. Обстановка оказалась не такой роскошной, как в покоях императрицы, где все буквально кричало: «Знай, куда ты вошел, смерд!» – но всё равно было красиво и уютно.

Здесь, похоже, создали небольшую студию – кровать, столик, шкаф, цветы и кресло возле камина. Почему-то даже кухня, несмотря на свою скромность, выглядела уютной. Не то чтобы я против удобств, но не лишнее ли всё это?

– Ну, столик и остальное как бы лишнее, – заметила я, оглядываясь. – Я ведь просила просто кухоньку!

В этот момент маги произнесли с легкой торжественностью:

– Его Величество приказал обустроить вам красивую комнату. Чтобы вы могли отдыхать.

Я чуть смутилась, но старалась не показывать своего удивления.

– Передайте ему огромную благодарность, – сказала я немного растерянно, не скрывая внутреннего трепета.

В голове пронеслось: «Неужели он обо мне позаботился? Немыслимо!» – и одновременно: «Или это всё-таки королевское извинение за попытку казнить?» – я рассматривала свои новые апартаменты, пытаясь привыкнуть к мысли о том, что у меня наконец-то есть кровать!

Вспомнила, как первые две ночи во дворце спала на диванчике. Он был длинный и узкий, видимо, чтобы на нем могли сидеть дамы в пышных юбках при распивании чая. На диванчике приходилось вытягиваться, как солдатик, чтобы не скатиться на пол. А теперь – целая кровать! Простор, роскошь и уют – всё это казалось сказкой.

Строители уже удалились, оставив меня одну, и я заметила на каменной плите странные символы – явно магического происхождения. Интересно, подумала я, и поставила на плиту кастрюлю. Она тут же начала греться, словно я включила газ.

– Ого! – одобрила я такое магическое ноу-хау. Нет, магия все-таки в этом мире умеет быть полезной. Жаль, что проблемы со здоровьем она так и не может решить!

Потрогав теплую кастрюлю рукой, я окончательно убедилась – плита работает! Улыбнулась, облегченно вздыхая. Дальше было дело быстрых ног. Я сбегала за водой, потом спустилась на королевскую кухню.

Солидный повар, который смотрел на меня с такой важностью, словно король из сказки, выслушав мою просьбу, согласился дать все необходимое.

Я ответила, что сама выберу нужное мясо и овощи, сославшись на приказ императора.

– Была морковка простая, – ворчала я, складывая морковку на тарелку. – А стала отборной. А помою, так вообще элитной станет.

Я попросила какого-то кухонного мага – чтобы он сделал из мяса фарш.

Все это я понесла в свою комнату.

Окна потели, котлеты варились. Я с нежностью называла их «кирзачи», потому что с первого раза их было трудно прокусить – без мягенького хлебушка, придающего котлете вкус и сочность, без зажаристой корочки, вкусными их не назовешь. Но что поделаешь! Тут только мясо и соль.

На тарелке лежали серые плотные куриные котлеты и ложка вареных овощей. Я понесла это к императрице. Увидев котлеты, ее императорское величество округлила глаза, подалась назад.

– Я это есть не буду! – лицо ее исказилось, словно я подсовывала ей какую-то гадость. – Лучше с голоду умру, чем это есть!

Глава 16

Я почувствовала себя мамашей, которая хочет замуж отдать свою не очень красивую дочь, и попыталась продемонстрировать достоинства котлеты, с трудом разломав ее вилкой, надеясь, что императрица оценит. Но внутри котлета выглядела еще хуже, чем снаружи. Я даже перемешала мясо и овощи.

– Убери это от меня! – гневно заметила императрица, отвернувшись. – Я лучше умру с голоду! У нас узников кормят лучше, чем ты меня!

Ее взгляд хлестко прошелся по мне, и я поняла, что вляпалась по самую верхнюю чакру.

– Я всё понимаю, – сказала я миролюбиво, стараясь сохранить спокойствие. – Но выбирая между жизнью и котлетой, я бы все-таки предпочла жизнь.

Императрица скорбно молчала, поджав губы.

– Котлета – это жизнь, – добавила я, делая акцент. – Еще раз. Вы же не хотите провести всю жизнь в кровати? Тогда вам нужно есть то, что полезно.

Ее императорское величество усмехнулась, словно уколола меня:

– Сама-то ты, небось, ешь вкусненько! А меня кормишь тем, что даже крестьяне не едят!

– Если хотите, я буду есть то же самое, что и вы, – решительно произнесла я. – Мне не трудно.

– Не нужно мне таких жертв! – ответила ее величество, и в голосе слышалась злая ирония. – От той, которая только и мечтает залезть в постель к моему сыну! Сейчас мой сын остынет, успокоится, и я сделаю всё, чтобы ноги твоей во дворце больше не было!

Таким характером только стучать соседям по батарее, чтобы сделали музыку потише.

Я вздохнула и добавила:

– Котлета остынет, – произнесла я, вспоминая, что холодные еще хуже, – ешьте…

– НЕТ! – грозно произнесла императрица. А я вздохнула, призывая терпение и милосердие.

– Хорошо. Не хотите, как хотите, – ответила я. – Значит, будете голодными.

Прошел час. Второй. Третий.

– Я хочу есть! – произнесла императрица, глядя на меня.

– Есть котлета и овощи! – улыбнулась я, подходя к тарелке.

– Нет! Я не стану это есть! Это – пища для бедняков! – произнесла ее величество, взглянув на тарелку. – Докатились! Меня кормят, как… как… какую-то домашнюю скотину!

Ее голос стал плаксивым, а губы задрожали. Я была с ней не согласна. Котлета с овощами тоже.

– Мы с котлеткой подождем, – кивнула я, замечая, как императрица изнывает и постоянно поглядывает на дверь, словно ожидая чего-то или кого-то.

Её глаза были полны нетерпения, а в движениях читалась тревога, которая, казалось, только усиливалась с каждым мгновением.

– Ну как? – спросила я, тоже взглянув на дверь. – Надумали?

Прошел еще час. За это время я успела дважды разогреть ужин, но настроение ситуации оставалось напряженным.

– Ладно, давай сюда! – произнесла императрица, словно делая мне огромное одолжение, её голос звучал с нотками снисхождения. Лицо было такое, будто она раздает милостыню придворным, а не принимает пищу в своей собственной комнате.

– Несу! – обрадовалась я, осторожно накалывая котлету на вилку. Чувство облегчения перемешалось с тревогой – вдруг все это зря?

Глава 17

Губы императрицы, бледные и тонкие, распахнулись, и она стала жевать. На её лице отражалась вся гамма чувств – от презрения до внутренней борьбы, – чувства, которые сложно было выразить приличными словами, особенно при детях.

– Гадость! – поёжилась она и отвернулась. – Пища для бедняков!

– Понимаю, – вздохнула я, откусив кусочек котлетки. – Да, здесь нет специй. Только соль. Это называется здоровый образ жизни. Я понимаю, что специи – вкусно, но они вредны. Поэтому ограничилась только солью.

“Лесть! Польсти ей!”, – пронеслось в голове. – “Так все делают!”

– Понимаете, это крестьяне жрут всё, что есть. Они не заботятся о своем здоровье. Они даже не знают, что вредно, что полезно. Забота о здоровье – это признак аристократизма, – начала я. – Я… Я читала про другой мир, в котором о своем здоровье думают только богатые. Там очень много всякой разной вкусной еды, но очень вредной. И ее едят только… Ну… Бедные люди. От этой еды они полнеют, болеют, постоянно бегают по врачам. А богатые люди следят за своим здоровьем, едят исключительно то, что полезно. Они тратят на это огромные деньги! Да, их еда не такая вкусная, как у бедных. Но зато они дольше сохраняют молодость и не жалуются на здоровье. Есть даже специальные люди, которые помогают им составить правильное меню. За деньги, разумеется.

– Бред все это! Глупые сказки, чтобы уговорить меня! – фыркнула императрица.

Я посмотрела на тарелку.

– Да ее есть невозможно! – воскликнула императрица, и в голосе слышалась явная ненависть к блюду. – А эти овощи я даже пробовать не стану!

Я поняла, что дело – дрянь. Прошел еще час, и ситуация напоминала борьбу – кто кого! И пока что ситуация меня!