Секс как слова
Глава 1. Билет в один конец. Предположительно, в Рай
Если бы мне год назад сказали, что мой путь к спасению лежит через пылесос класса «люкс» и священный трепет перед хрустальной вазой размером с мой бывший эго, я бы… ну, я бы поверила. Потому что год назад я еще верила в то, что Дэмиен – это «сложный период», а не ходячее воплощение токсичного болота в дизайнерских лоферах.
Но сейчас? Сейчас я засовывала в чемодан, купленный на последние деньги в секонд-хенде, единственные приличные шорты и мысленно слала воздушные поцелуи своей прошлой наивности. Адиос, амбре разбитых надежд и вечных упреков! Элеонора Рид (просто Элли для друзей, которых, честно говоря, осталось кот наплакал) отправляется в новую жизнь. Или, как это назвал агент по трудоустройству Мартин, в «уникальную карьерную возможность с элементами эксклюзивного ретрита».
«Эксклюзивный ретрит» оказался вакансией старшей горничной на вилле. Не абы какой, а на одной из десяти жемчужин, рассыпанных по изумрудному склону острова Сан-Лючио, где-то в Карибах. Мартин, человек с голосом, намекавшим на многолетний стаж продажи элитного воздуха и иллюзий, рисовал картину так сладко, что у меня чуть не случился диабет.
«Видите ли, мисс Рид, наш клиент – человек чрезвычайно занятой и… приватный, – вещал он по скайпу, его пиксельное лицо излучало доверительность дилера подержанных яхт. – Вилла «Мареа» – его убежище. Он появляется редко, спонтанно, как тропический шторм, только без разрушений. В идеале. Ваша задача – поддерживать это убежище в состоянии перманентной готовности к его божественному появлению. Пылинке на паркете – бой! Разводу на бокале – война! Вы – невидимый страж совершенства».
Я кивала, пытаясь представить себя «невидимым стражем» в фартуке. Звучало эпичнее, чем «убойщица пыли».
«Оплата, – Мартин сделал паузу для драматизма, – соответствующая уровню ответственности и… деликатности положения». Он назвал цифру. Цифру, от которой у меня перехватило дыхание сильнее, чем от последнего «сердечного» разговора с Дэмиеном. За такие деньги я готова была вылизывать паркет не только от пылинок, но и от навязчивых воспоминаний.
«Условия просты, – продолжал агент, его голос стал чуть жестче. – Вы работаете так, будто хозяин всегда дома. Даже если его не было год. Абсолютный порядок. Абсолютная тишина. И… никаких вопросов, мисс Рид. Ни о нем, ни о его делах, ни о том, почему в холле стоит чучело дикобраза в цилиндре. Просто – нет вопросов. Это священно и прописано в контракте пунктом номер один, два и, кажется, пятнадцать».
«Никаких вопросов», – повторила я про себя. Райская тишина. Только море, солнце и ни капли токсичного мужского шума. Это звучало как мелодия, написанная специально для моих истерзанных барабанных перепонок и самооценки. Я представляла бескрайнюю синеву океана за окнами виллы (надеюсь, окна там есть), шелест пальм вместо криков, и себя – спокойную, загорелую, с банковским счетом, который не вызывает приступов паники.
«Я берусь, – сказала я твердо, глядя на пиксельного Мартина. Внутри что-то ликовало и трепетало одновременно. – Когда вылет?»
«Завтра, – улыбнулся он. – Вам повезло, место только освободилось. Предыдущая… э-э-э… решила вернуться к семье. Очень внезапно».
«Очень внезапно» прозвучало слегка зловеще, но я загнала тревогу куда подальше. Что могло быть страшнее, чем просыпаться каждый день рядом с Дэмиеном? Пылесосить под присмотром чучела дикобраза? Пф-ф.
Через двадцать четыре часа, три перелета и одну тряскую поездку на катере, который явно считал себя потомком пиратских шхун, я стояла у резных деревянных ворот. За ними угадывалась белоснежная громада виллы «Мареа», утопающая в буйстве зелени и цветов таких ярких, что глаза слезились. Воздух был густой, сладкий и соленый одновременно, как поцелуй незнакомца. Им хотелось дышать, как вином.
Меня встретил водитель-садовник-человек-многостаночник по имени Энцо – коренастый, улыбчивый, с глазами цвета темного шоколада. Он пробормотал что-то приветственное на ломаном английском, сунул мне связку ключей размером с мою руку и показал на дверь.
«Босс нету. Когда приехать?» Энцо развел руками так широко, что чуть не сбил колибри. «Может, завтра. Может, через год. Ты хозяйка теперь. Почти.» Он хитро подмигнул. «Не скучай. Работа есть. Много.»
И он укатил на своем электрокаре, оставив меня одну посреди этого ослепительного великолепия. Тишина была оглушительной. Только шелест листьев, далекий грохот прибоя и бешено стучавшее сердце где-то в районе горла. Я прошла по дорожке, выложенной гладким камнем, мимо бассейна, в котором вода переливалась как жидкий аквамарин. Мои дешевые сандалии скрипели на фоне этой немой роскоши.
Дверь поддалась с тихим щелчком. Прохлада кондиционированного воздуха обняла кожу, пахнущую потом и дорогой. Внутри было… безупречно. Стерильно. Как музей после закрытия. Мраморные полы сияли, отражая причудливые светильники. Белоснежные диваны выглядели так, будто на них никто и никогда не садился. Тот самый дикобраз в цилиндре гордо восседал на постаменте в углу холла, его стеклянные глаза смотрели на меня с немым укором: «Запоминай, новенькая. Никаких вопросов».
Я опустила чемодан на паркет, который, вероятно, стоил больше, чем все мое имущество вместе взятое. Тишина висела в воздухе, почти осязаемая. Готовая лопнуть при первом же неверном шаге или… при внезапном появлении невидимого хозяина.
«Ладно, Элли, – прошептала я самой себе, ощущая смесь восторга, паники и дикого предвкушения. – Добро пожаловать в твою новую жизнь. И помни: пылинкам – бой. И никаких вопросов. Особенно к дикобразу».
Я сделала шаг вперед, в прохладную, роскошную тишину. Куда бежать от прошлого, как не на край света, в золотую клетку с видом на океан? Главное, чтобы дверца случайно не захлопнулась. Слишком громко.
Глава 2. Пыль Изумрудного Рая
Комната, отведенная «невидимому стражу совершенства», оказалась больше и светлее моей прошлой квартирки в Бруклине. С балкончика открывался вид не на пожарную лестницу, а на бескрайнюю синеву, сливающуюся с небом на горизонте. «Неплохо, Элли, – подумала я, – даже очень неплохо». Если не считать гигантского мануала, лежавшего на прикроватном столике с видом священного писания.
«Инструкция по эксплуатации рая», – усмехнулась я про себя, листая плотные страницы. «Пылесосить паркет ТОЛЬКО против волокон, раз в три дня». «Полировать латунные ручки ТОЛЬКО специальной пастой (флакон №3 в кладовой под знаком «Венера»)». «Цветы в вазах менять каждые 48 часов, срезая стебли ПОД УГЛОМ». «Каминную решетку чистить щеткой с натуральной щетиной ПОСЛЕ каждого потенциального использования, даже если огонь не разжигался». «НЕ ПРИКАСАТЬСЯ к предметам в кабинете и библиотеке без надобности. Надобность определяет хозяин. Абстрактно».
Уф. Это было не просто руководство, это был устав монастыря богини Чистоты. Я отложила фолиант. «Потом. Обязательно прочту потом. Когда выучу латынь и найду флакон под знаком «Венера»». Сейчас важнее было примерить униформу.
Шкаф выдал комплект: черное платье-футляр чуть выше колена, облегающее так, что мои скромные формы вдруг обрели неожиданно пикантные очертания, и белоснежный, почти стерильный фартук с крошечными кружевцами по краю. Надев это, я почувствовала себя странным гибридом секретарши из ретро-фильма и очень аккуратной Золушки. «Главное – не потерять хрустальную туфельку во время войны с пылинками», – пошутила я с собственным отражением. Оно ответило усталой, но довольной улыбкой. Хотя бы здесь некому было критиковать длину юбки или манеру завязывать фартук.
И началось. Первый день в роли хранительницы «Мареа». Вилла была не просто большой. Она была огромной, стерильной и… немного пугающей в своем совершенстве. Я скользила по прохладному мрамору гостиной, где белоснежные диваны казались скульптурами, а стеклянный стол отражал потолок так, что голова кружилась. Бассейн на террасе – это отдельная песня. Лазурная вода переливалась на солнце, сливаясь с океаном внизу, создавая иллюзию бесконечности. «Купаться тут наверняка запрещено пунктом 47 мануала», – мелькнула мысль. Но вид… Вид забирал дар речи. Тропики бушевали за перилами: гибискусы размером с тарелку, орхидеи, свисающие с деревьев как драгоценности, пальмы, шелестящие на ветру. Аромат жасмина и влажной земли висел в воздухе густым, дурманящим шлейфом.
Кабинет хозяина дышал холодной мощью. Огромный стол из темного дерева, пустой, как и весь огромный монитор. Стеллажи с книгами в одинаковых темных переплетах – никаких имен, только номера. Ни одной фотографии. Ни одного личного предмета. Только строгость и ощущение, что ты вторгся в чужое святилище. Я протерла пыль с поверхности стола (против волокон, естественно), чувствуя себя шпионом.
Спальня… Царство огромной кровати под балдахином из легчайшей ткани. Белоснежные простыни, которые, казалось, взывали к тому, чтобы их не мять. Никаких следов присутствия. Ни тюбика крема, ни книги на тумбочке. Только абстрактные картины на стенах – взрывы цвета и формы, которые не давали зацепиться взгляду, не рассказывали никакой истории. Как будто сам хозяин был таким же – ярким, но непостижимым, лишенным якоря в реальности. «Человек-загадка в вакууме», – подумала я, аккуратно поправляя идеально лежащую декоративную подушку.
Работа была монотонной, почти медитативной. Пыль протиралась, полы сияли, хрусталь сверкал. Тишина давила, но это была другая тишина. Не та, ледяная, после ссор с Дэмиеном, а… наполненная шумом океана и пением невидимых птиц. Безопасная. Моя.
К вечеру ноги гудели, спина ныла, но на душе было легко. Невероятно легко. Я схватила пачку сигарет – последний бастион прошлой жизни, который пока не смогла сдать – и выскользнула в сад. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в персиковые и лиловые тона. Я нашла низкое каменное ограждение террасы, откуда открывался самый дух захватывающий вид на океан, и присела.
Закуривая, я втянула дым, смешанный с соленым ветерком. И просто смотрела. На бескрайнюю воду, на последние лучи солнца, цеплявшиеся за волны золотыми бликами. «Боже правый, – прошептала я в дымку. – Я здесь. Я одна. И это… чертовски здорово».
Тишину нарушил только мягкий скрежет колес электрокара. Из-за угла виллы выкатился Энцо с тачкой, доверху наполненной какими-то экзотическими листьями. Он увидел меня, прикуривающую вторую сигарету, и остановился, улыбнувшись своей широкой, доброй улыбкой.
«Красиво, да?» – кивнул он в сторону океана. Его английский был ломаным, но искренним.
«Невероятно, – ответила я, улыбаясь в ответ. – Как во сне».
«Сон хороший, – засмеялся он. – Только не кури тут много. Босс…» Он потер пальцами воздух, изображая что-то исчезающее. «…не любит дым. Чует издалека, как акула кровь». Он подмигнул и покатил дальше, оставив меня с внезапно испорченным настроением.
Я посмотрела на сигарету, потом на океан. Энцо был прав. Это было слишком красиво, чтобы рисковать. Я затушила «последний бастион» о камень и швырнула окурок в карман, чтобы выбросить позже. Ветер трепал волосы, соленые брызги долетали до лица.
«Ладно, мистер Загадка, – подумала я, глядя на темнеющую воду. – Не любишь дым? Значит, я брошу. Не для тебя. Для себя. И для этого вида». Я расправила плечи, чувствуя, как усталость отступает перед чем-то новым – смесью решимости и осторожного счастья. Рай требовал жертв. Но, возможно, оно того стоило. Пока что.
Глава 3. Мексиканский Вихрь, Флакон «Венера» и Городская Правда
Два месяца на «Мареа» научили меня двум вещам: первое – пыль на тропическом острове обладает сверхъестественной способностью к регенерации, особенно на полированном мраморе. Второе – тишина, сперва казавшаяся целительной, начинает потихоньку сводить с ума. Шум океана и щебет невидимых птиц – это прекрасно, но иногда хочется услышать человеческий голос, который не транслирует инструкции по уходу за чучелом дикобраза.
Моя война с пылью достигла уровня профессионального спорта. Я знала каждый уголок виллы, каждый каприз паркета (против волокон, всегда против волокон!), каждую хитрую щель, где прятались невидимые армии пылевых клещей. Я нашла флакон №3 под знаком «Венера» – пах он как смесь лимона и чего-то химически-непреклонного. Я научилась срезать стебли цветов под идеальным углом в 45 градусов, так что орхидеи в холле выглядели так, будто только что сошли с обложки журнала «Роскошная Флора для Особо Требовательных».
Жизнь текла размеренно, как прилив у подножия утеса. Утро – война с пылью. День – битва за безупречность. Вечер – сидение на камне с видом на вечность (уже без сигарет, кстати, Энцо был прав – вид того стоил). Раз в неделю – священный выходной. И раз в неделю в город на грузовичке Энцо, который привозил припасы.
Именно в одну из таких поездок за «необходимым» (читай: шоколадом, дешевым вином и новым блокнотом для тайных стишков) и случилось Чудо Общения. Я ковырялась на полке с печеньем в единственном более-менее приличном супермаркете городка Сан-Лючио, пытаясь выбрать между «Кокосовым Искушением» и «Шоколадным Адом», когда рядом раздался вздох, похожий на свист тропического ветра в пальмовых листьях.
«Ай, mija, не бери это! Это – картон в шоколадной глазури!» – прозвучал энергичный голос с густым, музыкальным акцентом.
Я обернулась. Рядом стояла девушка, на вид моих лет, с густейшими черными кудрями, сбегавшими из небрежного пучка, и глазами такого теплого карего цвета, что сразу хотелось улыбнуться. На ней была знакомая черно-белая униформа горничной, только чуть потрепанная на коленях.
«Вот это, – она уверенно сунула мне в руки пачку с ярким рисунком ананаса. – «Пиканте Дульсе»! Настоящий сахарный взрыв, а не этот… пластик». Она презрительно ткнула пальцем в мою «Кокосовую Тошноту».
Я рассмеялась. «Спасибо за спасение. Я Элли. С виллы «Мареа». – «Ооо, Загадочный Замок! – глаза девушки расширились. – Я Кармен. С «Солеады», соседняя вилла, через холм и пару километров страшных дорог». Она махнула рукой в сторону, откуда, видимо, приполз ее старенький мопед. «Работаешь на Призрака?»
«Призрака?» – я удивилась.
«Ну да! Хозяина твоего. Никто его никогда не видит! На нашей вилле босс хоть раз в месяц наведывается, греется на солнышке, как старая игуана. А твой… – Кармен понизила голос до конспиративного шепота, хотя вокруг кроме сонного кассира никого не было. – Говорят, он приезжает только по ночам, на черном вертолете, без опознавательных знаков! Или что он вампир!» Она засмеялась, звонко и заразительно. «Шучу, mija! Но правда – призрак. Как ты одна там не скучаешь?»
Так началась моя дружба с Кармен, мексиканским вихрем в фартуке горничной. Она оказалась глотком живой, шумной, пахнущей специями и солнцем воды в моем стерильном мире безупречности. Иногда, раз в неделю-две, она приезжала ко мне на своем трещащем мопеде «Чикито», привозя с собой нелегальные (по меркам «Мареа») чипсы, дикие сплетни со всего поселка вилл и невероятную энергию.
Мы сидели на каменном ограждении у меня, пили дешевое вино из пластиковых стаканчиков (о, святотатство!) и болтали. Кармен рассказывала о своих пяти братьях в Гвадалахаре, о жадном хозяине «Солеады», который считал каждую каплю воды в бассейне, о смешных случаях с гостями. Я делилась… ну, в основном, победами над пылью и открытиями вроде: «Представляешь, флакон «Венера» на самом деле отлично оттирает пятна от кофе!». Кармен хохотала до слез.
«Dios mio, Элли! Ты превращаешься в монашку этого своего храма чистоты! – воскликнула она как-то. – Тебе срочно нужна встряска! Жизнь – не только протирание пыли!»
Город Сан-Лючио после поселка вилл казался другим миром. Не убогим, но… настоящим. Яркие, выгоревшие на солнце домики, запах жареной рыбы и специй, громкая музыка из открытых дверей, дети, гоняющие мяч по пыльной улице. После стерильного великолепия «Мареа» и его соседей здесь была жизнь – шумная, чуть потрепанная, пахнущая морем и тамалес. Я любила эти поездки: купить свежих фруктов на рынке, выпить крепчайшего кофе в крошечной cafetería, просто понаблюдать за людьми. Это напоминало, что мир существует за высокими воротами и идеальным паркетом.
Энцо, мой верный поставщик и единственный регулярный контакт с внешним миром (не считая Кармен), относился к моим вылазкам в город с отеческой снисходительностью. «Ты, chica, не забывай, кто твой босс, – ворчал он, загружая в грузовичок мои скромные покупки. – Красота тут обманчива. А остров – маленький». В его словах всегда чувствовалось невысказанное предостережение, но я старалась не задумываться. После двух месяцев тишины и порядка, дружба с Кармен и глоток настоящей жизни в городе казались бесценным подарком.
Возвращаясь на виллу после выходного дня, я каждый раз ловила себя на контрасте. Грузовичок Энцо въезжал в мир безупречных дорог, белоснежных стен, немых как сфинксы охранников на въезде в поселок. Воздух здесь был другим – фильтрованным, лишенным навязчивых запахов города. Тишина обволакивала, как бархатный саван.
Я выгружала свои пакеты, здоровалась с молчаливым дикобразом в вестибюле и шла по сияющим полам в свою комнату. За окном бушевали тропики, сверкал океан, но внутри «Мареа» снова воцарялся знакомый, почти гипнотический порядок. И странное чувство: после шума города и смеха Кармен, эта роскошная тишина вдруг начинала казаться не умиротворяющей, а… звенящей. Как натянутая струна перед ударом. Я отряхивала сандалии от городской пыли у порога, чувствуя, как вместе с ней смывается кусочек той, другой, шумной жизни.
«Ладно, Элли, – говорила я себе, переодеваясь в черное платье стражницы рая. – Война с пылью ждет. И помни: флакон «Венера» – твой друг. И никаких чипсов «Пиканте Дульсе» на территории». Но в углу рта дрожала улыбка – воспоминание о звонком смехе Кармен. Рай по-прежнему требовал жертв. Но теперь в нем появился лучик настоящего, немножко запретного солнца.
Глава 4. Синее Искушение
Рай, как оказалось, умел подбрасывать сюрпризы. И не только в виде особо живучей пыли на чучело дикобраза. Кармен ворвалась ко мне в один из моих редких вечеров полного ничегонеделания (я изучала потолок и размышляла, протирают ли его когда-нибудь против волокон). Ее глаза горели, как угли.
«Mija! Ты сидишь тут, как скучная рыба в аквариуме! Завтра же Fiesta del Sol! Самый большой праздник года! Танцы, музыка, еда, chicos guapos… Ты ДОЛЖНА поехать!»
Я чуть не поперхнулась собственным слюном. «Кармен, я… нет. Не могу. Работа…» – начала я автоматически, мысленно листая пункты инструкции, где, наверняка, пункт 666 запрещал горничной веселиться в честь местного божества.
«Que trabajo?! – Кармен фыркнула, махнув рукой так, что чуть не сбила вазу с орхидеями. – У тебя же завтра выходной! И хозяин твой – призрак! Он не узнает!»
«Мне нечего надеть, – выпалила я следующую отговорку, мысленно представляя свой скромный гардероб: униформа, джинсы, пара простых сарафанов. Ничего для «Fiesta del Sol». Ничего, что не кричало бы «горничная на побегушках».
Кармен замерла, ее лицо озарилось хитроумной улыбкой охотника, выследившего добычу. «Ay, mi amor! Это не проблема! У меня есть платье! Оно мне немного… э-э-э… мало стало после рождественских tamales». Она округлила руками воображаемые бока. «Но на тебя – perfecto! Ты стройная, как пальма! Я привезу его завтра вечером!»
«Кармен, я…» – попыталась я запротестовать, но она уже неслась к двери.
«Договорились! Я заеду за тобой в семь! Будь готова! Hasta mañana, belleza!»
Дверь захлопнулась, оставив меня в ошеломленной тишине. Я уставилась на дикобраза. Он смотрел на меня своим стеклянным взглядом, полным немого осуждения: «Никаких вечеринок. Пункт 42, подпункт «Б»».
Но почему я так боялась? Кармен была права. Завтра выходной. Хозяина – нет. Я была совершенно одна на этой огромной, стерильной вилле. Океан шумел за окном, призывно и свободно. А я? Я превращалась в ту самую «монашку храма чистоты», о которой говорила Кармен. Дрожь по спине была не только от страха. Что-то внутри, глубоко и тихо закопанное под слоем пыли и правил, слабо зашевелилось. Жажда жизни? Или просто глупость?
Весь следующий день прошел в нервном ожидании. Я мыла полы с особым усердием, будто пытаясь смыть чувство вины за еще не совершенный проступок. Когда стемнело, а на вилле зажглись автоматические ландшафтные огни, подъехал знакомый треск мопеда «Чикито».
Кармен выскочила, сияя, как само солнце в названии праздника. В руках у нее был пакет. «Vamos! Одевайся быстро!»
В моей комнате она вытряхнула из пакета… это. Темно-синее платье. Шелк или что-то очень похожее. И оно было… ну, очень не для дикобраза в цилиндре. Вызывающе короткое – миди превратилось в микро. Глубокое-глубокое декольте, уходившее куда-то в район солнечного сплетения. Без бретелек. Просто два треугольника ткани, отчаянно пытающиеся прикрыть самое важное, и юбка, которая дышала на ладан выше середины бедра.
«Кармен! – ахнула я. – Я же не на конкурс стриптизерш собралась!»
«Callate! – засмеялась она. – Это же вечеринка! Fiesta! Все так оденутся! Ты будешь королевой!» Она буквально впихнула меня в платье.
Ткань скользнула по коже, прохладная и чуть опасная. Оно сидело… идеально. Слишком идеально. Подчеркивало каждую изгиб, каждую линию. Я чувствовала себя голой и завораживающе красивой одновременно. В зеркале смотрела на меня незнакомая женщина – дерзкая, с блеском в глазах, которую я давно в себе не видела. Или никогда не видела?
«Dios mio! – восхищенно прошептала Кармен. – Я же говорила! Perfecto! Теперь волосы распусти, тушью ресницы… и vamonos!» Она достала из бездонной сумочки тушь и помаду цвета спелой вишни.
Дорога в загородный клуб пролегала через спящий город Сан-Лючио. Окна домов светились уютными огоньками, но улицы были почти пустынны – все, видимо, уже были на Fiesta. Мопед Кармен трещал по неровной дороге, теплый ветер бил в лицо, трепал волосы, заставлял меня инстинктивно придерживать слишком смелое декольте. Адреналин смешивался со страхом и диким возбуждением. Я нарушала правила. Невидимые, но железные. И платье… Боже, это платье! Каждый кочок заставлял меня чувствовать, как короткая юбка задирается еще выше.
«Ты вся дрожишь! – крикнула Кармен навстречу ветру. – Расслабься! Забудь про свою виллу и призрака на одну ночь! Сегодня мы будем жить!» Она весело подпрыгнула на сиденье. «А я познакомлю тебя с Рафаэлем! Тот самый парень, о котором говорила! Un ángel с телом Аполлона! Он работает барменом в клубе!»
Она говорила о Рафаэле с таким восторгом, что я невольно улыбнулась. Ее предвкушение было заразительным. Может, и правда? Одна ночь. Одна ночь шума, музыки, жизни. Без пыли, без правил, без звенящей тишины. Мы выехали за город. По бокам дороги сгущалась тропическая ночь, таинственная и густая. Где-то впереди, за поворотом, уже слышались первые, приглушенные еще расстоянием, удары басов.
«Кармен, а что это за божество, в честь которого праздник? – спросила я, пытаясь отвлечься от мыслей о том, как мало на мне ткани.
«El Sol Dorado! Золотое Солнце! – крикнула она в ответ. – Оно дарит урожай, удачу и… страстные встречи!» Она залилась смехом. «Так что держись, mi amiga! Сегодня ночь обещает быть жаркой!»
Мопед свернул на освещенную подъездную аллею. Впереди, как мираж, сиял огнями загородный клуб. Музыка нарастала, превращаясь в мощный, пульсирующий гул. Я чувствовала, как сердце колотится в такт этим басам – то ли от страха, то ли от предвкушения. Я поправила дерзкое декольте, почувствовав, как холодок по спине сменился волной жара. Ворота в другой мир были вот-вот открыты. Готова ли я была шагнуть в эту ослепительную, шумную неизвестность? В этом синем, как тропическая ночь, платье, похоже, выбора уже не было.
Глава 5. Звёздный Песок и Огонь Забытья
Загородный клуб «El Dorado» был не просто вечеринкой. Это был вулкан, извергающий свет, звук и человеческую плоть. Музыка била в грудь мощными басами, смешиваясь с криками, смехом, звоном бокалов. Воздух гудел от энергии и пах дорогими духами, потом, морем и жареной уличной едой. Пестрая толпа – местные красавицы в ярких, открытых нарядах, загорелые туристы в гавайских рубашках, элита острова в дорогом casual – перемешивалась в едином, пульсирующем организме танца.
Кармен, как мотылек на пламя, тут же устремилась к бару, выискивая своего «Аполлона» Рафаэля. Я последовала за ней, чувствуя себя невидимой рыбкой в бурном потоке. Темно-синее платье, которое в тишине моей комнаты казалось дерзким, здесь почти терялось на фоне других, еще более откровенных нарядов. Это немного успокоило.
Алкоголь лился рекой. Кармен, сияя, вручила мне какой-то коктейль цвета заката – сладкий, фруктовый и коварно крепкий. «Пей, mi amor! Расслабься!» Я пила. Один бокал. Потом другой. Музыка проникала под кожу, ритм захватывал. Стены страха и правил, возведенные за месяцы на «Мареа», начали трещать и рушиться под напором басов и текилы.
Потом я оказалась на танцполе. Толпа сомкнулась вокруг, тела двигались в такт, жарко и свободно. Я закрыла глаза, позволив музыке унести меня. Руки поднялись сами, волосы рассыпались по плечам, бедра нашли свой ритм. Я забыла про дикобраза, про пыль, про «никогда загадочного» хозяина. Была только музыка, жаркая волна, поднимающаяся изнутри, и сладкое головокружение свободы. Где-то рядом мелькала Кармен, слившаяся в поцелуе с высоким, темноволосым красавцем – наверное, тем самым Рафаэлем.
Именно тогда я почувствовала взгляд. Тяжелый, пристальный, будто физически ощутимый на своей обнаженной спине. Я открыла глаза, оглянулась. Море лиц, улыбок, танцующих тел. Никто не смотрел прямо на меня. Но ощущение не исчезало – как будто кто-то следил из глубины толпы, из тени. Мурашки побежали по коже, несмотря на жар. Внезапно стало душно, шумно, слишком. Голова закружилась от алкоголя и движения.
«На воздух», – прошептала я себе, пробираясь сквозь танцующую массу к выходу на пляж.
Тишина за стенами клуба оглушила. Только далекий гул музыки и вечный шепот океана. Я сбросила сандалии и почувствовала под ногами прохладный, шелковистый песок. Села у самой кромки воды, куда набегали нежные волны, омывая ступни. Запрокинула голову. Над морем раскинулось небо, усыпанное миллиардами звезд – таких ярких и близких, будто их можно было достать рукой. Дыхание перехватило от этой космической красоты и внезапной тишины после шума. Алкогольная дымка в голове немного рассеялась, оставив приятную тяжесть в конечностях и легкую тошноту под ложечкой.
Шаги. Тихо, по влажному песку. Кто-то остановился рядом, затем опустился на песок в полуметре от меня. Я не обернулась. Боялась спугнуть этот хрупкий покой.
«Убегаешь от шума?» – прозвучал мужской голос. Низкий, бархатистый, с легкой хрипотцой. На английском, без акцента.
Я наконец повернула голову. В лунном свете было видно лишь силуэт: широкие плечи, аккуратно стриженные темные волосы. Черты лица тонули в тени. Но я почувствовала его улыбку.
«Скорее, ищу равновесие, – ответила я, удивляясь собственной откровенности. – Звезды… они помогают. Кажется, что все проблемы там, – я махнула рукой в сторону клуба, – такие мелкие в сравнении с этой… вечностью».
«Мудро, – он кивнул. – Хотя иногда проблемы требуют не созерцания вечности, а… активного забвения». В его голосе звучал легкий вызов.
Мы заговорили. О банальностях – о музыке в клубе, о красоте ночи, о глупости некоторых танцующих. Но каждое слово было обернуто в легкую, почти детскую игривость. Шутки слетали с губ легко, смех – мой собственный смех! – звучал свободно и звонко, незнакомо даже мне самой. Он был остроумен, откликался на каждую мою реплику с искренним интересом, его смех был низким и заразительным. Между нами проскочила искра – мгновенная, яркая, как падающая звезда над головой. Исчезла дистанция. Исчезло стеснение из-за платья. Остались только мы двое, океан, звезды и это странное, пьянящее чувство абсолютной легкости и понимания без слов.
Он коснулся моей руки. Пальцы его были теплыми и шероховатыми. Я не отдернулась. Наоборот, повернулась к нему. Его лицо все еще было в тени, но я почувствовала его взгляд – горячий, изучающий. Он медленно приблизился. Я не отстранилась. Его губы нашли мои – сначала осторожно, вопросительно. А потом… Потом это был уже не поцелуй, а требование. Глубокое, властное, лишающее остатков разума. Его язык проник в мой рот, настойчивый и умелый, вызывая волну жара, растекающуюся по всему телу. Я ответила с той же страстью, забыв все – виллу, Кармен, правила, свое имя.
Платье… Это микро-чудо Кармен оказалось гениальной конструкцией. Ему не пришлось его снимать. Только отодвинуть тонкие бретельки, спустить ткань с груди, поднять короткую юбку выше бедер. Его пальцы скользили по моей коже – по бедрам, по талии, по спине – нежно, но уверенно, зажигая огонь везде, где касались. Его поцелуи переместились на шею, на плечо, на обнаженную грудь – горячие, влажные, вызывающие стон. Я запустила руки в его волосы, в жесткую короткую щетину на щеках, чувствуя силу его плеч под тонкой тканью рубашки.
Он был тверд и горяч. Его руки подхватили меня, уложили на песок, который был прохладным и бархатистым под спиной, контрастируя с жаром наших тел. Его уверенное, нежное проникновение заставило меня выгнуться и вскрикнуть – не от боли, а от внезапной, невероятной полноты и нарастающей волны удовольствия. Он двигался с силой и уверенностью человека, знающего, чего хочет, и умеющего это дать. Я отдалась потоку, ощущениям – шуму океана в ушах, смешанному с нашим прерывистым дыханием, шелку песка на коже, жгучей сладости его прикосновений, нарастающему, неудержимому напряжению внутри. Мир сузился до точки – до него, до меня, до песка под спиной и звезд, кружащихся в безумном танце над головой.
Когда волна наконец накрыла, смывая все мысли, все страхи, все прошлое и будущее, я услышала только собственный стон и его низкий, хриплый выдох где-то очень близко.
Он откинулся на песок, тяжело дыша. Я, не раздумывая, перевалилась на него, прижалась лицом к его мокрой от пота груди, слушая бешеный стук его сердца. Его руки обняли меня, одна тяжело лежала на моей спине, пальцы другой водили по моей руке. Тишина. Только наше дыхание, шепот океана и далекий гул музыки. Никаких имен. Никаких обещаний. Только тепло двух тел и абсолютная, немыслимая до этого минуты близость с незнакомцем под звездами.
И тогда сквозь шум прибоя прорвался отчаянный крик: «Элли! Элеонора! ¿Dónde estás?»
Кармен! Время возвращаться!
Ледяная волна обрушилась на меня. Реальность – с ее правилами, виллой, должностью – ворвалась в наш хрупкий звездный пузырь. Я вскочила так резко, что голова закружилась. Микро-платье сползло еще ниже, обнажая бедра. Я судорожно подтянула его, поправляя бретельки, чувствуя песок на коже, в волосах, под платьем. Он приподнялся на локте, смотря на меня. Лунный свет упал на его лицо, но я не видела деталей – только смутный овал, блеск глаз. Ни имени. Ничего.
«Мне… мне надо! – выдохнула я, отступая. – Кармен зовет!»
Он не сказал ни слова. Просто смотрел. Его взгляд казался одновременно понимающим и насмешливым.
Я развернулась и побежала по песку, спотыкаясь, к огням клуба, оставив позади океан, звезды и жаркое эхо только что пережитого безумия. Песок налипал на босые ноги, ветер бил в разгоряченное лицо. В голове стучало только одно: «Что я наделала? Что я НАДЕЛАЛА?!»
Глава 6. Похмелье и Призрак За Спиной
Дорога обратно на виллу слилась в темный, пьяный туман. Кармен, сияющая и слегка помятая, что-то тараторила про Рафаэля, но слова до меня не доходили. Я молчала, прижавшись лбом к прохладному стеклу грузовичка Энцо. Внутри все горело и стыло одновременно. Песок натирал кожу под платьем, напоминая о каждом неосторожном движении на берегу. Запах моря, соли и его кожи – мускусный, чуть пряный – казалось, въелся в меня. Я закрыла глаза, и сразу же всплыли картины: звезды, пляж, его губы, требовательные и жадные, его пальцы, скользящие по моей груди, бедрам, впивающиеся в кожу… Волна жара накатила снова, смешанная с острой волной стыда и паники.
Что я наделала?
Энцо бросил многозначительный взгляд в зеркало заднего вида, но промолчал. Ангел-хранитель в виде водителя-садовника.
В своей комнате я содрала с себя синее платье, как липкую кожу греха. Быстрый, ледяной душ не смыл ощущения его рук. Песок остался в волосах, под ногтями – вещественные доказательства безумия. Я упала в постель, натянув простыню до подбородка, будто она могла защитить от реальности. Перед сном мозг, отравленный алкоголем и адреналином, прокручивал кадры: его смех, низкий и хрипловатый, его губы на моей шее, его твердое тело подо мной… Это было не просто не свойственно мне. Это было из другой вселенной. Вселенной До-Дэмиена, а может, Вселенной Никогда-Не-Существовавшей-Элли. Засыпала я под аккомпанемент бешеного стука сердца и жгучего воспоминания о его пальцах, сжимающих мою грудь.
Утро встретило солнечным ударом прямо в веки и молотом, колотящим в висках. Я застонала, зарылась лицом в подушку. Потом осторожно приоткрыла один глаз. Солнечный луч поймал крупинку песка на простыне. Не сон.
«Права имею», – упрямо подумала я, отгоняя навязчивые картины ночи. Выходной. Я позволила себе поваляться, уткнувшись носом в прохладную наволочку, пытаясь продлить иллюзию покоя. Но песок колол кожу, а голова раскалывалась. Нужен был аспирин. И кофе. Мощный, черный, как моя совесть. И… возможно, сигарета. Одна. Чтобы переварить. Чтобы поверить.
Я натянула старые мягкие шорты и майку – броню обыденности. Сверху накинула легкий шелковый халатик, подарок Кармен («Чтобы чувствовать себя звездой даже в своем храме!»). Босиком, по прохладному мрамору, поплелась на кухню.
Процесс заваривания кофе был медитативным и мучительным. Каждый звук – щелчок кофемашины, шипение пара – отдавался в висках. Я проглотила две таблетки аспирина, запивая их прямо из бутылки с водой. Кофе заварился, густой и ароматный. Я схватила пачку сигарет – старую, завалявшуюся на случай апокалипсиса – и вышла в сад.
Солнце уже припекало вовсю, обещая адскую жару, достойную вчерашней ночи. Я опустилась на прохладную мраморную ступеньку лестницы, ведущей к бассейну. Лазурная вода искрилась, сливаясь с океанской далью. Вид все тот же, райский. Но сегодня он казался чужим, немного осуждающим. Я сделала глоток обжигающего кофе – горечь помогла прийти в себя. Затем, дрожащими пальцами, достала сигарету, прикурила. Дым, резкий и знакомый, ударил в легкие. Кашель. Потом – горькое послевкусие на языке и слабое головокружение. Но какое-то подобие контроля вернулось. Да, это случилось. Да, это была она, Элеонора Рид. Да, это было безумие. Теперь надо жить дальше. Спрятать это воспоминание поглубже, как ту сигарету в карман халата. Работа, пыль, тишина. Рай…
«Я бы тоже не отказался от кофе».
Голос. Мужской. Низкий. Бархатистый. Раздался прямо за моей спиной, с верхней ступеньки.
Я вздрогнула так, что сигарета выпала из пальцев, а чашка с кофе выскользнула из другой руки и разбилась о мрамор с душераздирающим звоном. Сердце вжалось куда-то в пятки. Медленно, как в кошмаре, обернулась, запрокинув голову. Солнце било прямо в глаза, ослепляя. Я видела только силуэт: высокий, широкоплечий, в светлой одежде. Но по тому, как он стоял, по самому звуку этого голоса, по ледяной волне осознания, накрывшей меня с головой – это был ОН. Призрак. Хозяин. Явился.
«Извините! – выдохнула я, голос сорвался на писк. – Я… я сейчас!» Я вскочила, не глядя на разбитую чашку и тлеющий окурок, и буквально бросилась бегом в дом, в свою комнату, как заяц, спасающийся от ястреба. Халат развевался за мной, как стыдливое знамя.
В комнате я прислонилась к закрытой двери, пытаясь отдышаться. Он здесь. Сейчас. Видел меня в майке, шортах и халате, с сигаретой, роняющей кофе как последняя неумеха. Руки тряслись. Щеки горели. В голове стучало: Он? Это был ОН на пляже? Голос… Похож? Очень похож! Но в темноте… Я содрала с себя халат, майку, шорты. Натянула черное платье-футляр – униформу стражницы порядка. Быстро, дрожащими пальцами, завязала безупречно белый фартук. Волосы попыталась собрать в тугой пучок – защитный купол. Доспехи надеты. В бой.
На кухне руки все еще дрожали, когда я ставила крошечную фарфоровую чашечку под носик кофемашины. Эспрессо. Капля молока. Только капля. Инструкция пылилась в памяти пунктом 15. Я выполнила ритуал с маниакальной точностью. Чашечка на блюдце. Маленькая серебряная ложечка. Без сахара (пункт 15, подпункт «Г»).
С подносом, как со щитом, я вышла на летнюю террасу. Он сидел спиной к дому, к ней, в плетеном кресле у перил. Наслаждался видом. Белая льняная рубашка с закатанными по локти рукавами обрисовывала сильные предплечья. Воротник расстегнут, открывая загорелую линию ключиц. Бледно-голубые шорты, дорогой крой. Темно-каштановые волосы, коротко стриженные, чуть взъерошенные на затылке. Высокий, спортивный силуэт, излучающий расслабленную мощь даже в покое.
Я сделала шаг, потом другой. Паркет под ногами казался зыбким. Подошла к столу рядом с его креслом. «Ваш кофе, сэр», – прозвучал мой голос, удивительно ровный, будто не мой. Я поставила поднос.
Именно тогда он повернул голову.
Солнце, уже вышедшее из-за его спины, осветило лицо. Ровные, сильные черты. Твердый подбородок с легкой ямочкой. Широкий лоб. И глаза. Серые? Стальные? Холодные и невероятно знакомые. Глубокие, с тяжелым, оценивающим взглядом, который я чувствовала на спине в клубе… и который изучал меня в лунном свете на песке, когда я убегала.
Он.
Сомнений не было. Это был он.
Весь воздух вырвался из легких. Мир на мгновение поплыл. Я почувствовала, как кровь отливает от лица, а руки леденеют. Он узнал? Должен был узнать! Я стояла, застывшая, ожидая… чего? Насмешки? Гнева? Разоблачения? Его взгляд скользнул по моему лицу – бегло, без интереса, как по предмету мебели. Затем опустился на чашку кофе. Он взял ее, поднес к губам, небрежно отпил. И снова повернулся к океану. Молча.
Ни слова. Ни намека. Никакой реакции. Как будто вчерашней ночи не было. Как будто я была всего лишь… горничной. Принесшей кофе.
Волнение, которое я так старалась подавить, накрыло с новой силой, смешанное теперь с жгучим унижением и дикой, нелепой растерянностью. Он просто… игнорировал. Или действительно не узнал в свете дня? Или… играл? Я стояла, не зная, уйти или ждать указаний, чувствуя, как под безупречным фартуком бешено колотится сердце, а в голове звучит только одно: Он здесь. Это он. И он делает вид, что ничего не было.
Глава 7. Осуждающий Дикобраз и Звон Осколков
Я стояла как вкопанная, глядя в его спину. В ушах гудело, в груди колотилось бешеное сердце, а в голове неслись обрывки мыслей, как осколки той самой чашки:
«Бежать. Сейчас же. Уволиться. Собрать чемодан и исчезнуть. Нарушила ВСЕ правила: не готова к приезду (пыль на дикобразе? паркет не против волокон?), курила на виду (пункт 87: "недопустимо"), и… о боже… переспала с хозяином! Это же абсурд! Это клиника! Он точно меня выгонит. Сейчас повернется и…»
«Мне больше ничего не нужно. Можешь идти». Его голос. Тот же бархатистый тембр, что и на пляже, но теперь – ледяной, ровный, лишенный интонаций. Он не обернулся. Просто отпил еще глоток кофе, продолжая созерцать океан, как будто я была пустым местом. Неуклюжим, разбившим чашку пустым местом.
Это равнодушие, эта абсолютная отстраненность сразили меня сильнее, чем крик или обвинение. Я сглотнула ком в горле, едва слышно пробормотала: «Хорошо, сэр», – и сорвалась с места. Не пошла – почти побежала по террасе, по прохладному мрамору холла, в свою комнату, прихватив по пути разбитую чашку и блюдце с подноса (еще одно нарушение – пункт 32: "подача и уборка только на подносе").
Дверь в спальню захлопнулась за мной с глухим стуком. Я прислонилась к ней, закрыв глаза, пытаясь отдышаться. Потом, на автомате, потащилась в ванную. Уперлась руками в холодную раковину и подняла голову. В зеркале смотрело перекошенное от паники лицо: щеки пылали алым румянцем, глаза были широко раскрыты, влажные и испуганные, волосы выбивались из пучка. Я выглядела как пойманная на месте преступления.
«Кто ты?» – прошептала я своему отражению, и голос звучал чужим, сдавленным. – «Как ты, Элеонора Рид, дошла до жизни такой? До… этого?» Вопрос повис в воздухе, густом от запаха шампуня и ее собственного страха. Ответа не было. Только стыд, жгучий и всепоглощающий. Стыд за вчерашнюю ночь. Стыд за сегодняшнюю панику. Стыд за разбитую чашку. Стыд за то, что он видел ее такой – растерянной, непричесанной, курящей неумехой. И за то, что он, возможно, видел ее всю вчера ночью.
Внезапно вспомнились осколки на лестнице у бассейна. И следы пролитого кофе на безупречном мраморе. Новый прилив паники. Надо убрать. Сейчас. Пока он не увидел этот хаос. Мысль о том, что он может выйти и наткнуться на свидетельство ее некомпетентности, заставила меня вздрогнуть. Это был последний гвоздь в крышку гроба ее карьеры горничной.
Я с силой провела руками по лицу, пытаясь стереть следы паники. Собралась с духом, как перед прыжком в ледяную воду. Надела перчатки для уборки (пункт 21: "при работе с осколками и химией") – свой маленький ритуал защиты. Вышла из комнаты, крадучись, как вор.
Терраса была пуста. Он все еще сидел где-то внутри или ушел в другую часть дома? Неважно. Главное – его нет здесь. Я почти подползла к месту преступления. Рассыпанные осколки фарфора блестели на солнце, как слезы. Липкая коричневая лужица кофе расползлась по мрамору. Я принялась за работу: аккуратно собрала каждый осколок, вытерла лужу и следы специальным средством (флакон №2 "Марс" – для каменных поверхностей), промыла водой, насухо вытерла. Движения были автоматическими, точными, как прописано в инструкции. Это успокаивало. Порядок можно было восстановить. Хотя бы здесь.
Закончив, я откинулась на пятки, оглядываясь. Терраса сияла первозданной чистотой. Никаких следов ее паники. Никаких следов вчерашней… нет, об этом лучше не думать. Я глубоко, с облегчением выдохнула. Может, пронесет? Может, он ничего не заметил? Может, он и вправду не узнал? Или ему все равно?
Я поднялась, намереваясь вернуться в спасительную тишину кухни, и бросила взгляд на виллу. И замерла. На летней террасе, где он сидел час назад, никого не было. Пустое плетеное кресло. Пустая столешница. Только вид на океан, вечный и безразличный.
Облегчение было сладким и мимолетным. Он исчез. Как настоящий призрак. Но его присутствие, его молчаливое, ледяное безразличие, висело в воздухе тяжелее тропической влажности. Я прошла через гостиную. Нигде. Ни звука. Вилла снова казалась гигантской, стерильной и абсолютно пустой. Как в первый день. Но теперь эта пустота была другой. Настороженной. Зловещей.
В холле мой взгляд упал на дикобраза в цилиндре. Его стеклянные глаза, всегда казавшиеся просто пустыми, теперь смотрели на меня с немым, но совершенно отчетливым осуждением. Как будто он знал. Знает все. И о вчерашнем побеге на вечеринку. И о платье. И о песке. И о мужчине на пляже. И о разбитой чашке. И о панике. Знает и выносит приговор.
Я прижала руку к животу, где все еще сжимался холодный комок страха. Облегчение от его отсутствия сменилось новой волной отчаяния. Он был здесь. Он видел. Он знает или знает слишком много. И его молчание было страшнее любой бури.
«Это конец», – прошептала я в тишину холла, чувствуя, как слезы подступают к горлу. Конец иллюзии. Конец спокойной жизни. Конец рая. Что бы ни случилось дальше, ничего уже не будет прежним. Дикобраз в цилиндре молча кивнул, подтверждая мою догадку.
Глава 8. Коллекционная Ревность
Тишина виллы после его исчезновения была гнетущей. Я металлась между кухней и своей комнатой, пытаясь занять руки – протирала уже сияющие поверхности, перебирала белье, – но мысли крутились вокруг одного: Он здесь. Где-то. И он знает. Или не знает? И почему молчит? Дикобраз в холле казался единственным собеседником, и его молчаливое осуждение давило сильнее всяких слов.
Внезапный гул двигателя и скрежет автоматических ворот заставили меня вздрогнуть. Сердце екнуло. Я осторожно выглянула в окно кухни. На подъездную дорожку въезжал не грузовичок Энцо, а низкий, стремительный силуэт спортивного автомобиля. Старинного. Такого я раньше не видела – длинный капот, округлые крылья, хромированные детали, сиявшие даже в тени.
Машину вывел и аккуратно припарковал шофер, которого я видела пару раз при доставке. Он вылез, увидел меня в дверях и кивнул, вытирая руки о тряпку.
«Мисс Элли. Мистер Деклан просил сделать сервис и полировку. Машина как новенькая теперь». Он протянул мне единственный ключ – массивный, старомодный, с потёртой головкой. «Возьмите, передадите ему?»
Я машинально взяла ключ, холодный металл приятно лег в ладонь. «Конечно. Это… впечатляющая машина», – пробормотала я, разглядывая плавные линии кузова, глубокий, как океан ночью, синий цвет краски.
«Коллекционный, – с гордостью пояснил шофер. – Альфа Ромео, тридцать пятый год, кажется. Очень редкая. Очень дорогая. Хозяин… он ее обожает». В его голосе звучало почти благоговение.
«Любитель постарше», – мелькнула ироничная мысль, глоток воздуха в море паники. Я передала шоферу заготовленный список продуктов, он улыбнулся и укатил на своем грузовичке, оставив меня наедине с этим стальным хищником.
Я не удержалась. Подошла ближе, обошла машину. Солнце играло на безупречном лаке. Пахло горячим маслом, кожей и… историей. Это была не просто машина, это было произведение искусства. Я заглянула в открытое окно салона: кожаные сиденья цвета карамели, деревянная приборная панель, старинный руль. На мгновение забыв обо всем – о мистере Деклане, о вчерашнем дне, о страхе – я протянула руку, чтобы прикоснуться к гладкому дереву панели…
И наткнулась на… него.
Он стоял прямо за моей спиной. Близко. Очень близко. Настолько близко, что я почувствовала тепло, исходящее от его тела, сквозь тонкую ткань моей униформы. И тот самый запах – мускусный, теплый, с нотками кожи и чего-то пряного, его запах, который въелся в мою память на пляже. Запах ночи.
Я взвизгнула от неожиданности, резко развернулась и отшатнулась, прижимая ключ и спину к холодному металлу машины. Руки инстинктивно сжались на груди, будто защищаясь. Мы стояли лицом к лицу. Расстояние – полшага. Я видела каждую пору на его загорелой коже, тень ресниц на скулах, бледную полоску кожи у виска, где обычно лежат солнцезащитные очки. Его серые глаза были прикованы к моему лицу. Не холодные сейчас, а… изучающие. Глубокие, как омут. Я чувствовала, как по спине побежали мурашки, а дыхание перехватило.
Он не отступил. Не сказал ни слова. Просто смотрел. Его взгляд был тяжелым, физически ощутимым, будто сканировал каждый сантиметр моего лица, ища подтверждения чему-то. Сверлил. Я не могла пошевелиться, не могла отвести взгляд. В ушах зашумело.