Антиутопия 2025

«Писатель должен быть неподкупен и честен, как служитель Бога. Либо он честен, либо нет. Так же, как женщина либо целомудренна, либо нет. И после того, как он однажды написал неправду, он никогда уже не будет прежним».

Э. Хемингуэй.

Не знаю, насколько точна и верна данная цитата, поскольку найти произведение, где Э. Хемингуэй ее писал, не получилось. Так же, как найти фразу «Писатель должен уметь говорить читателю правду, как бы горька она не была» из уст М. Шолохова. В мире новой правды найти истину бывает очень сложно. Так как в толще мусора докопаться до дна Марианской впадины без бумажного носителя, изданного до появления искусственного интеллекта, почти не возможно. Человек не может знать всего. И только бумага является надежным, железобетонным хранителем истины. Поскольку в отсутствии ее приходится опираться на комментарии к комментариям, содержащим чье-то мнение, зачастую не совпадающее с реальностью.

Автор глубоко убежден, что писатель всегда должен описывать мир без лжи. Выбор между правдой и «ложью во благо» подобен выбору между малым и большим злом. Так или иначе выбирается зло. Но при этом, выбирая правду, зло прерывается на первоначальном этапе разоблачения лжи. И не превращается в лавину, несущуюся с вершины горы, уничтожая все на своем пути.

Исходя из указанной логики, если мир вокруг – «чернуха», то и описывать приходится то, что есть. Стоя на краю пропасти, писать об «кисельных реках» и «облаках – белогривых лошадках» означает лгать. При том лгать намеренно. Притупляя восприятие действительности читателем. Вводя его в заблуждение и тем самым подталкивая к границе, за пределами которой – гибель. И даже в том случае, если читателю гораздо приятнее пребывать в «Прелести» долг писателя – показывать мир таким, каким он существует в реальности.

Перо писателя, подобно копью дона Кихота, должно бороться с ветряными мельницами. Иначе, оно превратится в длинный шест Харона. Приведенные в тексте цитаты – это не авторский вымысел. Это реальные слова реальных людей, записанные на видео, которое находится в свободном доступе. Пока что в свободном доступе. И в точности, без искажений, отображенное в тексте. На бумаге.

Антиутопия 2025.

"Будущее не предопределено раз и навсегда.

Нет судьбы, кроме той, что мы творим сами"

Джеймс Кэмерон и Уильям Вишер.

«Терминатор 2» – фильм 1991г.

Снятый по оригинальному сценарию

Д.Кэмерона и У. Вишера.

«Сегодня впервые в истории цивилизации появилась технологическая возможность выведения «служебного человека». И мы сегодня отстаем. Раньше люди были физиологически идентичны патрициям – рабовладельцам. Они, во-первых, не контролируемо размножались – раз. Второе – они хотели кушать – два. И в-третьих, у них вырастало самосознание и появлялся очередной Спартак, который сам хотел стать рабовладельцем. И менялся строй.

Поэтому мечта элит, управляющих миром, всегда была – вывести некий подвид людей. «Служебного человека». Которые бы обладали ограниченным самосознанием.

Сегодня впервые в истории цивилизации появилась технологическая возможность выведения «служебного человека». Потому что технологии геномного редактирования сегодня стали возможны и доступны.

А теперь я вам скажу, что мы проигрываем, потому что Американцы играют в долгую. Рокфеллер и братья Даллесы еще в сороковых годах прошлого века начали то, что мы сегодня хлебаем. Они создали Всемирную организацию здравоохранения, чтобы взять под контроль здоровье мира и влиять на него путем вакцинаций… Чего угодно.

Эта организация была создана на деньги Рокфеллера, и его ближайший приятель Г.Б.Чисхолм возглавил её в сорок восьмом году. Еще в сорок восьмом году. Пока мы тут… Вот его цитата:

«Чтобы прийти к мировому правительству, необходимо изгнать из сознания людей их индивидуальность, привязанность к семейным традициям, национальный патриотизм и религиозные догмы… Уничтожение понятий истины и лжи, которые являются основой воспитания ребенка, замена веры в опыт старших рациональным мышлением – вот запоздалые цели, потребные для этого». (Г.Б. Чисхолм, президент Всемирной организации здравоохранения, 1948 год).

А дальше смотрим на Меморандум национальной безопасности США NSSM 200, 1974 г.:

«Политика в области народонаселения становится весьма важной для соблюдения экономических интересов США… Следует создать социальные и психологические предпосылки для якобы стихийного снижения рождаемости… Мы должны позаботиться о том, чтобы наша деятельность не воспринималась развивающимися странами как политика развитой страны, направленная против этих стран…».

Вот это будущее начинается сегодня, и мы его пока проигрываем. Свое будущее.

Вот, посмотрите, как устроена вещь сегодня. Самое главное! Надо «сломать систему базовых моральных принципов и насадить альтернативные общечеловеческие нормы морали». А затем вы делаете «абсолютизацию свободы личности». Очень просто. Дети важнее родителей, уничтожается авторитет. Абсолютизация свободы личности является кувалдой, которой под этим лозунгом уничтожается суверенитет государства. А государство – это единственный институт, который может обеспечить права этих личностей. А теперь у вас происходит в результате разрушения государства замена защищенных людей в совокупность легкоуправляемого стада. А дальше вы делаете что хотите. Параллельно идет сокращение рождаемости путем внедрения идеологий отрицающих естественное продолжение жизни. ЛГБТ, Childfree Family и т.д.

Все изменилось. Это так называемый запоздалый взгляд назад. А нам надо быть впереди. Задавать повестку дня, если мы хотим быть великой страной, какой мы были всегда».

М. В. Ковальчук. Член президиума

Совета при Президенте РФ по

науке и образованию.

Из выступления на Форуме «Армия – 2020».

Человек опустил телефон и протер глаза. Твою ж мать, эти либерасты… Правильно говорит наш президент. Надо этих гадов мочить в сортирах. Возьмешь книгу почитать, и тут они… Он достал сигарету. Затянулся.

Уже наступила ночь. На небе горели маленькие звезды, и большая красная луна тускло висела над силуэтами цехов. В дали, подобно машине из фильма Терминатор, замер в ожидании утра китайский экскаватор. Там расчищали площадку под строительство еще какой-то конторки. Совсем недавно на этом месте был лес. Еще мальчишкой он ходил сюда с отцом на реку. Там, за забором. Рыбу ловили. А теперь…

– Мужики, перекур уже закончился. Вы зачем сюда пришли? Деньги зарабатывать? Так кто мешает? – донесся голос мастера, вышедшего на улицу.

– Сейчас, начальник, чего кричишь? – кто-то сплюнул.

– Не, мужики, мне без разницы. Можете хоть всю ночь сидеть. Но за это не заплатят… – заюлил тот.

Человек вздохнул, втянул в себя дым и выбросил чуть пригубленный окурок. И эти тоже, – выругался про себя. Взглянул на безразличный диск луны, после чего сунул телефон в карман и зашагал на свое рабочее место.

«Даешь метал!». Большой красный плакат с выведенными на нем белыми когда-то буквами красовался на стене. А под ним еще один. Чуть поменьше: «Рабочий – это звучит гордо!».

Ну да, – молча скривился, словно от зубной боли, человек. – Гордо! Взял свою болгарку, нажал на кнопку. Она привычно вздрогнула и оглушительно завизжала. До двух ночи совсем не много. Еще один заход. Всего лишь два часа. Он мысленно улыбнулся и прислонил диск к ржавой железяке на столе. Полетели искры, и почти сразу его окутало облако рыжей пыли. Всего лишь двадцать штук – и домой. Всего лишь двадцать штук. А завтра…

В комнате мерзостно, как скрипучая боль в пояснице, орал телефон. Лежащий на диване человек с закрытыми глазами принялся шарить по журнальному столику. Черный визжащий прямоугольник, как на зло, сполз куда-то в угол, и рука безуспешно елозила по деревянной столешнице. Он выругался и осторожно сел. В еще мутные глаза ударил яркий дневной свет. Часы, стоящие на полке рядом с телевизором, показывали одиннадцать. Проспал, – мелькнула мысль. Хотел встать в десять. В памяти всплыла ночь. Как он целый час тащился домой с другого конца города. Наспех умылся, кое-как смыв цеховую грязь. Кажется, что-то перекусил. И лег спать. Это долбанное солнце уже тогда, в пять часов, выползло. Чтоб ему пусто было.

Он взял телефон и посмотрел на светящиеся цифры. Номер был не знаком. Да пошли вы! Сбросил. Опять козлы из банка. «Пополните кредитную карту». «Не забудьте внести обязательный платеж». «Вы просрочили обязательный платеж». Да идите вы… Я не виноват, что в стране кризис. Разве это я поднимаю ключевые ставки? Нет. Вот кто поднимает, у того и пусть требуют. Вообще поражаюсь, как так! Центральный банк страны принадлежит черт знает кому! Как это возможно? И мы берем кредит у этих уродов. Нет, правильно все Путин делает. Надо их, гадов, бомбить, да посильнее.

Черт возьми, полгода эту долбанную работу искал. Просто нету и все. Как деревянный болванчик ходишь, резюме раздаешь в никуда. Один тут коммерсант вообще выдал: «Тысяча триста за смену. Двенадцать часов. За тысячу триста»! Да елки палки, у меня в день на пропитание столько уходит. Булка хлеба шестьдесят стоит. Сигареты двести. И на бензин пятьсот. Шестьдесят рублей за литр! Да когда такое было? Я уже забыл, как мясо пахнет. Просто пахнет.

Где-то за стенкой громко закричал телевизор: «Украинские боевики бегут, бросив своих раненых! Наши войска захватили опорный пункт и теперь развивают наступление на проклятых врагов. Слава победе! Мы победим!». Голос диктора умолк и превратился в едва слышимый шепот. Видимо, убавили звук. Человек глубоко вздохнул и уперся взглядом в потолок. По глянцевому покрытию, в котором отражалось скромное убранство комнаты, полз маленький паучок.

Полгода. Всего полгода назад я на такую работу даже и не посмотрел бы, – мысль звенела, подобно надоедливой мухе. Как увидел зарплату пятьдесят, так и послал бы их, гадов. А теперь приходится болгаркой железки шоркать. И это мне! Человеку с высшим экономическим образованием. С опытом работы. Твари! Да чтоб этим укропам и всем остальным ракету отправили. В больницу куда ни будь. Если бы не Путин, вообще Россию в руины бы превратили. Это ж надо! Центральный банк не принадлежит государству!!!

Он нервно дернул плечом и, отбросив одеяло, поплелся к умывальнику. Где-то за окном слышался детский смех. Рядом с его высоткой находился детский сад, и, видимо, воспитатели вывели группы на прогулку. Наспех побрившись и почистив зубы, человек достал спагетти по семьдесят рублей за пачку. Поставил воду на огонь. Мысленно порадовавшись тому, что газ еще не отключили. Все-таки месяц уже не платил. И пока кастрюля грелась, залез в телефон.

Ученые в очередной раз нашли опровержение теории эволюции. Уже доказано, что Дарвин сочинил свою «Теорию видов» по просьбе семьи Саксен-Кобур. Напоминаем вам, уважаемые читатели: корни этого семейства уходят в глубокую древность. Еще на заре возникновения Римской империи клан иудеев, возглавляемый одиозной фигурой Магомета Саксен-Кобур, железной рукой правил в низовьях Евфрата. Эти поклонники Сатаны уже тогда сжигали своих врагов в больших печках. В том числе женщин и детей. Археологи из Палестины обнаружили возле руин города Акуманту древнее захоронение, датируемое временем правления этих нелюдей. Вы можете сами посмотреть на фотографии с раскопок и убедиться.

Напоминаем, что с появлением Рима династия еврейских извергов отчасти потеряла свое могущество и была вынуждена вести полу легальную жизнь, прячась, как крысы от Римских правителей. Однако, к несчастью, падение Рима в четыреста семьдесят шестом году вновь позволило клану Саксен-Кобур стать одной из богатейших семей в мире.

Уже к десятому веку им принадлежало… Далее шло описание замков и дворцов, имений и каких-то произведений искусства, названия которых человек не запомнил, да и не пытался. Он пролистнул несколько абзацев и остановился на том, что было действительно интересно.

По мнению ученых из Палестины, которых поддерживает Французская Академия наук, а также специалисты из Стенфорда, семейство Саксен-Кобур выплатило Дарвину почти десять тысяч английских фунтов стерлингов. По тем временам это было целое состояние.

Мы решили спросить мнение нашего российского ученого. Доктора Биологических наук. Члена Академии РАН. Товарища М.Н. Ху.

– Товарищ Ху, как вы считаете, возможно ли такое, что теория эволюции была намеренно внедрена кланом Саксен-Кобур, которые, без сомнения, входят в мировое правительство. И тайно, это ни для кого не секрет, многие века управляет людьми.

– Признаться честно, я не знаю ничего о мировом правительстве. И тем более о клане Оливетти. Все-таки моя специализация – биология. И в истории я совсем не силен. Но все же, если говорить о состоятельности гипотезы Дарвина, то могу вас уверить, что она противоречит многим из сделанных в последние годы открытиям. Так, например, совсем не понятно, как из обезьяны могли появиться мы. Вы видели обезьяну? Разве она похожа на человека?

– Но некоторые утверждают, что наш геном очень похож.

– Да, конечно. Это сложно опровергнуть. Но что означает схожесть геномов? Разве она подтверждает, что мы произошли от обезьян? Совсем нет. Схожесть геномов означает, что мы просто родственные виды. Если хотите, человек оказался более жизнеспособным вариантом для заселения Земли.

– То есть кто-то нас сюда заселил?

– Ну да, конечно. Глупо предполагать, что человек появился сам из каких-то химикатов, как утверждает гипотеза возникновения жизни.

– Мы недавно брали интервью у Епископа Богобора. Так вот, он утверждает, что человек произошел по велению Божьему.

– Вы говорите про сказку об Адаме? Ха, ха. Большей глупости даже придумать сложно. Ну, разве что Дарвин постарался. Конечно, нет. Человек почти наверняка был создан с помощью технологий генной инженерии, которые применяли некие разумные существа.

– А где же они?

– Этого мы пока не выяснили. Возможно, их уже давно нет. А может быть, они тайно наблюдают за нами и ждут, когда мы достигнем достаточного уровня развития, чтобы можно было наладить с нами контакт.

– В таком случае, может быть, клан Саксен-Кобур каким-то образом посвящен в их тайны и поставлен контролировать нас?

– Да нет, не думаю. Они же евреи!

– Но где же тогда те, кто нас создал?

– Мы не видим другие разумные цивилизации, потому что просто не готовы к этому. Понимаете, человек не совершенен по своей природе. И наша цивилизация только сейчас, буквально в последние пару десятилетий, приоткрыла завесу знаний, которые изучает великая наука Биоинженерия. Подчеркиваю, именно Биоинженерия, а не Евгеника. Поскольку создавать «Сверх Человека» методами селекции – это совсем не то же самое, что создавать его с помощью генетических модификаций.

– То есть вы считаете, что с помощью Биоинженерии, мы можем стать совершеннее?

– Ну конечно! Вы разве так не думаете?

– Многие наши читатели не разделяют вашу точку зрения.

– Ученые в последние годы уже доказали, что мозг человека постепенно усыхает. И, видимо, у некоторых это проявляется больше, чем у меня. Конечно, Биоинженерия может помочь человечеству перейти на следующую стадию развития. Тут даже обсуждать нечего.

– Товарищ Ху, а как вы представляете себе будущее человечества?

– Лично я считаю, что все будет прекрасно. Китайские ученые уже изобрели препараты, с помощью которых можно переделывать ДНК взрослых людей. Не родившийся плод мы уже давно умеем изменять. В том же Китае производство клонов достигло промышленных масштабов. Сдохла у какой-нибудь китаянки псина. И за приемлемую плату через два месяца она получает точно такую же, только новую. А вот взрослого человека изменить сложно. Но ничего. Я думаю, мы с этой задачей справимся.

– Ну что ж, на этой обнадеживающей ноте мы закончим. Благодарим товарища Ху за уделенное время. Ну а нашим читателям пожелаем радоваться каждому дню и не отчаиваться. Ведь уже совсем скоро наступит новая эпоха. В которой перед новыми людьми откроются невиданные и не вообразимые до сих пор возможности.

Человек мечтательно улыбнулся. Да уж. Наверное, когда ни будь мир изменится и все будет по-другому. Его взгляд упал на часы. Большая стрелка уже приблизилась к единице, а маленькая к шести. Черт возьми, я же забыл про воду. Он сунул телефон в карман и кинулся выключать газ. Маленькая кастрюля уже почти выкипела. Твою ж мать! – выругался он. Через полтора часа мне надо быть на работе. Конечно, можно было бы приехать чуть позже. К пяти. Но чем больше часов отработаешь, тем больше получишь. С минуту он постоял у плиты, борясь с желанием поесть. Потом поморщился и, наконец, поплелся одеваться. Ладно, – решил он, – зайду в магазин, возьму «бич-пакетов» на обед. Двенадцать часов с этой проклятой болгаркой… Черт бы ее побрал. Мне надо питаться. Иначе…

Распрекрасная работа, – думал он, стоя в грязном подъезде и разглядывая давно не знавшие побелки стены. В нос бил настойчивый запах канализации. Их дом уже десять лет исправно платил взносы за капитальный ремонт. А ремонта даже не намечалось. Единственное, что за все это время сделала управляющая компания – поставила камеры на каждом этаже и в домофоне. Хорошие, китайские, с интернетом. Теперь ни один человек не мог проскочить незамеченным. Даже не подозревавшие ни о чем прохожие, которые, казалось бы, совершенно никаким образом не относились к дому и его жильцам, обязательно попадались в видеонаблюдение.

Когда камеры монтировали, он радовался. Ведь это так удобно. Сидишь дома и по телефону наблюдаешь, как мимо проходят люди. Машина всегда под присмотром. Точно никто не вскроет. Хотя, когда их последний раз вскрывали? В девяностые? Четверть века назад? Впрочем, этот вопрос его не особо заботил. Тогда все было иначе. Предприятие, где он работал, крепко стояло на ногах. Они каждые праздники с женой и сыном ездили за границу. Покупали дорогую оргтехнику. И все было прекрасно. Ничто не предвещало беды. А теперь предприятия больше нет. Да и жена ушла. Остались камеры.

Иногда он наблюдал за тем, что делают люди на улице. Это было весьма занимательно. Мимо проходили какие-то мужики. Во дворе играли дети. Прямо за стоянкой для машин, где красовалась его красивая «Хонда». Летом, во время жары, важно вышагивали полуголые девицы. Все-таки хорошо, что кто-то додумался поставить камеры, – думал он когда-то. Дети под присмотром. И девицы. Но однажды ему в голову пришла мысль: а что, если сидит на диване в своей квартире вот такой же, как он. И мастурбирует? Ведь одежды на женщинах становится с каждым годом меньше, а фигурки красивые. Попки круглые, груди выпирают. Вот сидит урод какой-нибудь и дергает свой детородный отросток на проходящих через двор девчат. А может быть, и не в квартире, а каком-нибудь заведении, куда без красных корочек не пускают.

И теперь этот светящийся огонек, затаившийся под потолком подобно пауку, раздражал его. Иногда хотелось долбануть по нему какой-нибудь палкой, чтобы ни одна скотина не могла заниматься подобными вещами. Но за это придется платить. А камера, наверное, дорого стоит. Да еще и штраф. А то и вовсе дело заведут за хулиганство. Не дай Бог, посадят. Чертовы либерасты – инагенты. Это все из-за них. Засунули-таки свои ручонки в частную жизнь граждан, – думал он каждый раз, выбираясь в подъезд. – Ну ничего, ничего. Наше правительство борется с ними. Когда ни будь, мы обязательно победим.

Выйдя из подъезда и добравшись до своей зеленой «Хонды», человек с наслаждением погрузился в мягкое кресло и завел двигатель. Мерный и уверенный рокот словно успокаивал. Он дотронулся до большого экрана магнитолы, провел по ней пальцем, и салон наполнился красивой мелодией. Все-таки, технологии далеко шагнули. Разве раньше можно было такое представить? Отец всю жизнь на своей шестерке трясся. И ведь нравилось. До самой смерти не продавал. И что в ней хорошего? Никакого комфорта. А теперь все для людей. Маленечко потерпеть, а там и на самом деле наступит то время, о котором говорил этот Ху, или как его.

Человек посмотрел на часы, горевшие красивым бирюзовым цветом на экране. Уже без пятнадцати час. Вздохнул и пристегнувшись, тронулся.

Над городом горело яркое Солнце. Казалось, термоядерная звезда хотела испепелить возвышавшиеся над ямами тротуаров облезлые пятиэтажки. Пожелтевшие от засухи газоны угрюмо тянулись вдоль уплывшего по весне асфальта. Лишь высокие тополя разбрасывали похожий на снег пух. Который настырно лез в нос и глаза прохожим. Третье июня. В начале лета так было всегда. Сколько он себя помнил, никто эти тополя не трогал. И уж тем более не пытался посадить вместо них что-то другое. Если не брать во внимание рощу голубых елей возле городской администрации. Да какие-то экзотические деревья в поселке для «бедных». Впрочем, об этих деревьях человек знал только понаслышке, так как въезд туда простым смертным преграждал шлагбаум и накачанный охранник из Росгвардии.

Чертова жара! – матерился он, вытирая со лба пот. – Да еще кондиционер сдох, как на зло. Быстрей бы получить зарплату. Еще целая неделя. А может пораньше дадут? Хотя бы шестого? В пятницу. Тогда можно было бы на выходных сгонять, заправить. Да… зарплата. Получить бы быстрее. На кредитку кинуть. Надо как-то выбираться из этой ямы. Сколько можно. Ну ничего, еще месяц, другой и все наладится. Все будет хорошо. Так. Мне же надо в магазин заехать. Чуть не забыл. И он перестроился в право.

Возле «Пятерочки» как обычно толпилась молодежь. О чем-то галдя, словно цыгане, они стояли на лестнице перед дверьми и провожали глазами посетителей. И чем они только занимаются? – мрачно окинул их взглядом человек, заворачивая на стоянку перед входом. Вот мы в свое время… Да у нас и в мыслях не было торчать целыми днями на грязных заплеванных лестницах. Были секции. Кружки разные. Свободного времени почти не было. Либо в школе учишься, либо на занятиях, либо мяч во дворе гоняешь. А сейчас… Вот что они делают? Какие у них интересы? На пятку шишек собирают? Или соли? И куда только родители смотрят? Вот что из них вырастит? Он заглушил машину и выбрался на улицу. Да черт с ними. В конце концов, мне-то какое дело. На это есть школы и учителя. Вот и пусть.... Надо будет, кстати, на Марию Ивановну пожаловаться. Классную сына. А то обленилась совсем. Ей деньги платят, а она делать ни черта не хочет.

Ладно, хоть этого лоботряса в бокс пристроил. Там тренер молодец. Он их крепко держит. Дневники проверяет. Да твою же мать. Сегодня уже пятое. Мне вчера надо было заплатить за секцию. И денег нет, как на зло. Человек мрачно посмотрел на голые ляжки какой-то малолетки, которая внимательным и загадочным взглядом уперлась в него. Словно приценивалась, пытаясь определить состоятельность не знакомого мужика. Шалава! – мелькнула в голове мысль. Вырядилась, как проститутка на панели. Ладно, хоть задницу прикрыла… И то слава Богу.

Под самым потолком висели маленькие белые камеры. Их черные зрачки неустанно следили за людьми, снующими по магазину. Побродив между стеллажами с продукцией. И быстро пробежав мимо холодильника, где за стеклянными дверями красовались красноватые, с белыми кусочками жира колбасы. Он, отвернувшись, прошагал мимо ароматно пахнущей жидким дымом рыбой и остановился возле полки с лапшой быстрого приготовления. Н-да, двадцать пять рублей штука. А мне их надо штуки три. Поморщился, разглядывая красочные пакетики. Это семьдесят пять. А может быть «Роллтон» взять в контейнере? Черт! Он конечно вкусный! Но это уже сто. Как же я так умудрился? И чего сегодня за день такой. С самого утра не задался. Человек взял «Роллтон» и направился к кассе.

– Сто двадцать семь, – бросила нерусская тетка в зеленой жилетке продавца «Пятерочки».

– И сигареты. Пачку, – поморщился он.

Она порылась в ящике рядом с собой. Выудила белую с синей полоской упаковку.

– Триста тридцать восемь.

– Как это? Они же вчера двести стоили!

– Это было вчера. А сегодня двести одиннадцать.

– На одиннадцать рублей за ночь? И лапша на двадцать семь?

– Вы чего от меня хотите? Не я же цены устанавливаю.

– Да нет. Просто… – человек, унимая поднимающуюся в груди волну гнева, полез за карточкой. – Просто одиннадцать рублей – это пять с не большим процентов.

– Ну и что? Сейчас все в цене растет. Уже привыкнуть пора. Президент же предупреждал, что ожидается инфляция в пять процентов. Вы новости не смотрите, что ли?

– Да нет. Я понимаю, пять процентов. Но не каждую же неделю на пять процентов! В месяц это уже двадцать! А в год – почти двести пятьдесят!

– Мужчина, вы от меня чего хотите?

Он гневно сверкнул на не русское лицо глазами и прижал карточку «Сбербанка» к терминалу. Раздался противный звук. На экране появился красный крест.

– Не прошло. Попробуйте еще раз, – безучастно произнесла продавщица.

Он прислонил снова. Все повторилось. Красный крест и отвратительный звук, холодом отозвавшийся внутри человека.

– У вас денег на карте нет. Попробуйте другую, – скривилась продавщица.

– Да как нет! Там почти десять тысяч было!

– Ну, нету, – пожала плечами та. – Видите? Пишет…

– Нет, нет, подождите. Это у вас там что-то не срабатывает.

– Мужик, ты бы разобрался со своими картами в друг месте. Зачем очередь задерживаешь, – пробасил толстый в рубашке и с большой потной лысиной, что стоял за ним.

– Да, сейчас. Подождите вы! – растеряно проговорил человек и снова безуспешно прижал карту к терминалу.

– Слушайте, вы же не один стоите! Пропустите нас, а потом разбирайтесь! – возмутилась какая-то женщина в очереди.

– Да как так? – человек беспомощно глянул на продавщицу.

– Ну, давайте, мужчина. Вы мешаете работать, – фыркнула та.

Он печально посмотрел на упаковку китайской лапши и сигареты, мысленно прикидывая, сколько у него осталось и хватит ли растянуть на целый день. В животе тихо заурчало. Отвернувшись, отошел. Нет, ну как так? – вертелась мысль. Может быть, банк снял? Или счет заблокировали? Ничего не понимаю. Эта чертова кредитка. Неужели подождать не могут? Всего лишь неделю. Я бы им с получки все выплатил. Там просрочка-то на четыре тысячи. Смех, да и только. Всего лишь четыре тысячи. Может, позвонить? В конце концов, чего они в своем «Сбербанке»? Подождать не могут?

Достав из кармана телефон, человек принялся водить пальцем по экрану. «Приложение банка». «Секретный код». «Никому не показывайте». Все еще не понимая, что произошло, он уткнулся взглядом в красную надпись под номером карты. «Арест»! Чего? – его словно окатили холодным душем. «На карту наложен арест или иное взыскание». Палец нервно нажал на «подробности». Штраф ГИБДД. Какой к черту штраф! Вы там охренели что ли! Он, наверное, крикнул это вслух. Потому что разговоры в магазине смолкли, и насмешливые взгляды обратились на него.

Человек нажал на «штраф». Экран погас и закрутился кружок. Через минуту открылся сайт и высветилась какая-то белая машина. Кажется, «Ламборгини» или черт знает какая. Он не очень в них понимал. Но зато хорошо видел номера. Точь-в-точь как у него. Только синие. Да вы чего, ублюдки! Это не моя машина! Двести километров в час! Да вы гоните, что ли? Моя столько вообще не наберет! Десятку арестовали! Еще пятерку должен!

– Мужик, иди отсюда! – по магазину разнесся строгий голос охранника, не терпящий возражений. – Давай, давай! Чего уставился? Выходи.

Человек бросил взгляд на здоровенного детину кавказской наружности. Тот встал со своего стула возле экранов видеонаблюдения и медленно направился к нему. По его самодовольной роже расплылась улыбка. Он явно был рад размяться после долгого сидения.

– Сейчас. Успокойся, – буркнул человек и окинул взглядом суетившихся возле прилавка покупателей. Сытые, жирные, лоснящиеся лица. Тележки, набитые до верху продуктами. И насмешливые улыбки. Довольные жизнью и безучастные люди. Никому нет до него никакого дела. Закупаются к праздникам. Скоро двенадцатое июня – День России. Вон этот, в очках. Коньяка набрал. Целое ведро, наверно. А вон та, в вечернем платье. Куда в тебя столько влезет? Неужели ты столько сожрешь? Там же роту накормить можно. А эти вон! Две! Явно лесбиянки. Еще и за жопу друг друга трогают. Твари. Он отвернулся и вышел.

Господи, за что мне это? Неужели я заслужил такое? Он сел в машину и прижался к рулю. Как такое возможно? В чем я провинился? Почему со мной? Почему не с тем вон бородатым уродом из Средней Азии. Который на скутере малолеткам скалится? Почему именно со мной? Вслед за ним вышли те две лесбиянки. Они прошагали к своему «Патриоту». Бросили продукты на заднее сидение. И осторожно, по-бабски, отчалили. Через открытое окно была видна голова той, что сидела за рулем. Коротко подстриженная под мальчика, наглая, с холодными, даже скорее злыми глазами. Он проводил их взглядом. Почему не с ними? Почему со мной? Образованным человеком. Нормальным человеком! А не с этими извращенками? Господи, чтоб они все сдохли. Одна только надежда на Путина. Он один борется с ними. Но что он может? Ведь он один. Господи, дай ему силы, чтобы всех этих уродов победить. Когда-нибудь это же все должно закончиться? Когда-нибудь Россия отчистится от скверны?

Человек откинулся на спинку сидения и глубоко вздохнул. Что ж теперь делать? Счет арестован. Денег нет. Вернее, там что-то оставалось дома. Наличкой. Тысячи две, кажется. На целую неделю. Это по двести восемьдесят пять рублей в день. Да я просто не доживу. И начальник – гнида. Так бы попросил до получки. Но тут дохлый номер. Нет, этот не даст. Занять у кого-нибудь? Так у кого? Да и какой смысл? Отдавать потом чем буду? Там и так не много. В следующем месяце снова занимать? Он открыл телефон и принялся перелистывать номера друзей. Да нет, к черту. В жизни ни у кого не занимал. И теперь как ни будь выкручусь. Может продать что ни будь? Телевизор есть. Или еще лучше микроволновку. Все равно не пользуюсь.

Он задумчиво потер лоб и проводил взглядом проехавшую мимо парковки «Газель». «Мы Zа Победу!». На синем тенте были выведены большие буквы с георгиевской ленточкой в виде латинской буквы Z.

Пальцы смахнули телефонную книгу, и снова появился сайт ГИБДД. Снизу мелкими буковками было написано: «Обжаловать». Черт возьми, конечно, обжаловать! И он начал заполнять заявление. Нет, все-таки у нас в стране заботятся о гражданах. Не то, что на Западе. Там эти извращенцы все заполонили. Везде свои щупальца пустили. Вообще правды не найдешь. А у нас нормально. Ошиблись? Ну ничего. Можно поправить. Никто же не запрещает жаловаться на разных уродов. Тем более в Ламборгини.

«– [Г. Греф] Вы знаете, уважаемые господа, я вам хочу сказать, что вы говорите страшные вещи, вообще-то. Вот от того, что вы говорите, мне становится страшно. Почему? Вы предлагаете передать власть. Власть фактически. В руки населения.

Ну, если каждый человек сможет участвовать напрямую в управлении, то что же мы на управляем? Как только все люди поймут основу своего Я и само идентифицируются, управлять, то есть манипулировать ими, будет чрезвычайно тяжело. Люди не хотят быть манипулируемыми, когда они имеют знания.

В иудейской культуре «Кабала», которая давала науку жизни… Она три тысячи лет была секретным учением, потому что люди понимали, что такое снять пелену с глаз миллионов людей и сделать их самодостаточными. Как управлять ими? Любое массовое управление подразумевает элемент манипуляции. Как жить? Как управлять таким обществом, где все имеют равный доступ к информации, все имеют возможность судить на прямую? Получать не препарированную информацию через обученных правительствами аналитиков – политологов?

И огромные машины, спущенные на головы. Средства массовой информации, которые как бы не зависимы. А на самом деле мы понимаем, что все средства массовой информации все равно заняты построением, сохранением страт. Так как, в таком обществе жить? И мне становится страшновато, честно говоря. Мне кажется, что вы не совсем понимаете, что вы говорите. Эльвира Сахидзадовна, вы мне скажите. Вы меня поддерживаете?

– [Э. Набиулина] Я не уверена. Я не думаю, что страшно отдавать власть населению. Я думаю, страшно отдавать власть толпе. Вот вы поставили противопоставление: мудрость толпы и авторитарный гений. Я не уверена, что толпа бывает разумной. А общество бывает разумным. Структурированное общество бывает разумным.

– [Г. Греф] Люди ужасны. Люди не благодарны. Слушай, как не повезло тебе с народом. Со времен Салтыкова – Щедрина у нас одна проблема: народ не тот. Я не верю в разумность человечества. Я считаю, что человечеству нужны потрясения».

Герман Оскарович Греф, гражданин России и ФРГ,

член международного совета американского банка

J. P. Morgan Chase,

президент и председатель правления «Сбербанка».

Набиулина Эльвира Сахидзадовна, Председатель Банка России.

(Центральный Банк России)

Петербургский Международный Экономический Форум – 2012.

Без двадцати двенадцать. Рыжая пыль от болгарки окрасила лица рабочих в оранжево-красный цвет. Она, как кислота, въедалась в кожу, от чего та зудела и нестерпимо чесалась. Пыль проникала сквозь маску. Не помогало ничего. Она забивала легкие, скрипела на зубах, прилипала к глазам. От нее першило в горле, и дико хотелось пить.

Человек поминутно посматривал на часы, висевшие под самым потолком цеха. Проклятый металлолом. Как надоели ему эти железки. Бесконечные столбы, пролеты заборов, какие-то стойки. «Положи на стол. Зачисти сварочные швы. Отчисти от ржавчины. Аккуратно сложи на паллет». Эта памятка висела у каждого работника на рабочем месте. Еще и с иллюстрациями. Как для тупых обезьян. Будто тут можно ошибиться. Впрочем, если учесть, что половина рабочих были «новыми россиянами» из Средней Азии, то удивляться было не чему. Многие из них не знали таких элементарных вещей, как туалетная бумага. Дескать, Аллах не велел задницу бумагой вытирать. Только подмываться можно. Ну, или по старинке – пальцем.

Искры летели подобно снопу огня. Он направлял их в сторону, но часть все равно впивалась в живот и руки, прожигая одежду. Приходилось терпеть. Стиснуть зубы и терпеть. Его как будто все время тыкали маленькими иголками. И этой пытке не было конца. Однако еще сильнее доставала боль в спине. Каждый пролет весил килограммов двадцать и больше. Некоторые вообще невозможно было поднять в одиночку. Такие они таскали вдвоем, а то и втроем. А за смену так натаскаешься, что к концу рабочего дня не можешь согнуться. И это за пятьдесят тысяч в месяц. Хотя совсем недавно такая работа стоила в разы дороже. Он помнил расценки на своем предприятии. Том, которого уже нет. Там мужики получали от семидесяти и выше. А теперь…

За те полгода, прошедшие после сокращения, он много разных мест пересмотрел. По началу от таких конторок, как эта отказывался. Искал что ни будь по лучше. Пусть не равноценное предыдущему, но хотя бы приемлемое. С зарплатой в восемьдесят – девяносто. Тем не менее с каждым месяцем становилось все хуже и хуже. Те конторки, которые еще зимой набирали рабочих за шестьдесят – семьдесят в месяц, уже к середине весны людей разгоняли. И вместо них набирали других, а то и тех же, но с зарплатой пятьдесят – шестьдесят. К лету все повторилось. Теперь найти работу даже за полтинник было сложно. При этом цены в магазинах никуда не делись. Они стабильно росли. И росли очень быстро.

Вместе с общим понижением уровня заработной платы из-за массовых банкротств предприятий, рынок рабочей силы переполнился предложением. И соответственно, найти работу становилось почти невозможно. Приходилось соглашаться на такой труд, как тот, которым он теперь занимался. И человек, имея высшее экономическое образование, прекрасно понимал суть происходившего. Но понять, почему все это происходит, не мог. И нет, причина была ясна. Подняли ключевую ставку, и одновременно началось замещение на рынке отечественного производителя китайским. Но вот зачем? На этот вопрос он не знал ответа. Тут была уже сфера политики, а не экономики. И это единственное, что можно было точно установить из разрозненной и противоречивой информации, спускаемой на головы людей правительством.

Кроме того, проблему пресыщения рынка рабочей силы усугубили, бегущие огромными толпами в Россию, мигранты из разных мусульманских стран. Их орды готовы были работать за еду и круглосуточно. Тем самым обваливая до минимума цену и ценность труда. Но если им, не имевшим в России ничего, можно было работать в таком режиме. То граждане России, вынужденные платить налоги, квартплаты, кредиты и так далее, уже не могли с ними конкурировать. А это, в свою очередь, создавало предпосылки для монополии на труд у приезжих чужаков. Которым чужды были культура, традиции, верования, быт, мировоззрение коренных народов. Они ненавидели Россию. Ненавидели эту землю. И поступали, как саранча, налетевшая на чужой огород. Им-то какое дело? Не понравилось что-то, собрался и уехал к себе на родину. А что делать гражданам России? Коренным народам, у которых нет другого дома? Умирать?

Без пятнадцати двенадцать. Он отложил болгарку и, скинув с себя перчатки да маску, схватил бутылку воды, предусмотрительно набранную еще перед работой. Утолив жажду и проглотив ржавчину, налипшую на зубы, пошел на улицу. В пачке осталось шесть сигарет. Человек скрупулёзно пересчитал их и достал одну. Закурил.

– Угости… – тут же подбежал мужик с таким же красным от пыли лицом, как у него.

– На, – вздохнул человек и протянул тому пачку.

– Вот спасибо! – обрадовался тот, – Тысяча рублей осталась. Вообще не представляю, как до зарплаты доживу.

Они присели на отмостку. Приятно было прижаться спиной к стене. В пояснице что-то кольнуло, сжалось, потом отпустило, и по телу разлилась нега. Человек затянулся и с наслаждением выпустил дым.

– А у начальника спросить? Вдруг даст до получки, – усмехнулся он, обращаясь к мужику.

– Спрашивал. Не дает, – бросил тот.

– Да, беда, – констатировал человек.

– Занимать придется у кого-то. Вообще не знаю, что делать. Я комнату снимаю. Завтра платить, а денег нет. Может быть, ты займешь? Зарплату получу – отдам.

– Мне бы кто занял, – усмехнулся человек. – Я сам не знаю, как быть. Сегодня карту арестовали. А других денег нет.

– Может, у Коляна занять?

– Не знаю, попробуй.

– Потом, после работы подойду. Может быть, переведет.

– Угу.

– Хе, а ты слышал, что Петруха на СВО собрался.

– Кто? Это этот, маленький такой, что ли?

– Да. Через неделю, говорит, военкомат и туда.

– Удачи ему! – человек затянулся и посмотрел на красную луну. Она уже неделю красная, – подумал он. – А хоть бы капля дождя упала.

– Тоже, что ли, сорваться? Надоело все. Тут ни денег, ни работы. Вообще черт знает, что происходит, – мужик потупился.

– Ну да, – человек бросил на него взгляд и снова перевел глаза на небо.

– Я правда, не служил никогда. Даже из автомата не стрелял.

– Угу, – разговор начинал его тяготить. Человек вдруг почувствовал странное раздражение, поднимающееся откуда-то из глубины. И удивился этому. Такого раньше никогда не случалось. Попытался, понять в чем причина. Отсутствие денег? Или не справедливый штраф? Но причем тут СВО? Мы там, наоборот, боремся с подонками, из-за которых все это происходит.

– Я тут видос смотрел, – вспомнил что-то мужик. – Там, короче, про мировое правительство было. Эти гады вообще везде залезли. Прикинь, оказывается, Зеля на ЦРУ работает. Его завербовали еще когда он в комедиях снимался. Да и вообще вся эта гомосяцкая движуха была спланирована. Говорят, что они хотят все страны себе подчинить. Поставить во главе марионеток. Ну… вот как на Украине. И чтобы все деньги в Америку текли. Там, короче, страна для элиты будет. Потому Трамп сейчас и прикрывает границы. Нелегалов выгоняет. Зачем они им? Набрали сколько надо для обслуживающего персонала. Ну, чтобы Американцев обслуживали, а остальных – все. До свидания.

– Да наплевать на них. У нас пока Путин у власти, им не пролезть. Мы все равно свою линию будем гнуть, – человек затянулся и пустил колечко дыма.

– Вот это точно! – воскликнул мужик. – В России не пройдут.

Они с минуту помолчали. На черном небе виднелись извилистые красноватые линии облаков. Видимо, луна подсвечивает края, – решил человек, не много поразмыслив.

– Что они там творят! – покачал головой мужик. – Тоже тут смотрел… Короче, где-то, кажется, в Англии начали людей в тюрьму сажать за то, что не хотят, чтобы их детям гомосятину в голову вдалбливали. У них же там вообще с этим делом жопа. В школах там… Да вообще детей буквально насильно превращают в гомиков и лесбиянок. Прикинь. Так вот, теперь тех, кто не хочет, чтобы их детей уродовали, сажают в тюрьму. Это вообще в голове не укладывается. Как так!

– Да как! Уроды! Вот как, – словно от зубной боли поморщился человек.

– Угу, – сплюнул мужик. – Расплодилась нечисть. Вообще не понимаю, что в мире происходит.

– Бред, – вздохнул человек. – У меня, знаешь, вообще такое ощущение, что мы очутились в каком-то сюрреалистическим мире. Просто какая-то шизофрения. Я не знаю. Какое-то девятнадцать-восемьдесят четыре. Или, может быть, восемьдесят три.

– Ну да, бред, – мужик выкинул бычок. – Ай, ладно, пойду Коляна найду. Что ж так грустно-то все! Ни у кого денег нету.

– Ага, – человек закрыл глаза.

Еще минут десять. И снова эти железки шоркать. А там всего два часа до конца смены. Можно будет выкинуть эту долбанную болгарку, умыться и домой. Спать. Вдруг вспомнилась далекая страна. Картины из пошлой жизни. Жизни, которая теперь казалась невозможной, фантастической. Будто не он жил, а кто-то другой. А он лишь видел ее в каком-то фильме. И теперь прокручивал картинки в своей голове. Господи, неужели это и вправду было со мной? – мелькнула мысль. Бред. Бред! Неужели когда-то все было не так? Неужели это было?

Он сидел в мягком шезлонге на берегу моря. В вышине среди голубого неба кричали чайки. Они парили над жёлтым песком небольшого пляжа, а за ними горело яркое итальянское солнце. Людей было не много. Они специально пришли по раньше утром, чтобы можно было спокойно насладиться тёплыми волнами и тишиной. Жена, разложившись рядом, прикрыла лицо длиннополой соломенной шляпой и загорала. Обычно так она называла сон на пляже под жгучими лучами.

Сын… Совсем маленький, ему было лет десять, копался в мягком песке. Он с увлечением что-то сооружал. И как можно было бы предположить, это что-то было навеяно впечатлениями, которые оставили древние руины. Те самые руины, что они посетили вчера. Храм, посвященный какой-то богине. Человек не особо вникал. Его древние монументы не очень интересовали. Но огромные колонны, которые, казалось, доставали до самого солнца, все же оставили отпечаток в памяти.

Надо же, как эти дремучие люди древности умудрились создать такое, – раздумывал он, наблюдая, как одна большая чайка сложила крылья и понеслась вниз. Наверное, за какой ни будь рыбой в море.

Это просто поразительно! Не имея подъемных кранов и механизмов современности. Они ведь даже не знали об электричестве и не имели никакого понятия о двигателе внутреннего сгорания.  Но при этом умудрялись создавать такие огромные сооружения, состоящие из камней весом по несколько тонн. И как вообще можно было ихними тогдашними инструментами вырубить из скалы такие булыжники? Ведь это просто не мыслимо.

Однако приходилось верить своим глазам. Храмы существовали, и их можно было потрогать руками. А вместе с ними существовали и превосходные статуи. Да такие, что, пожалуй, современные первооткрыватели гаджетов вряд ли смогут воспроизвести. Разве что только скопировать. Ну а люди древности умели. И создавали.

Вдалеке, почти у самого горизонта, плыл корабль. Он присмотрелся. Было слишком далеко, и очертания немного сливались с фоном моря. Но все-таки можно было различить большую надстройку на корме и длинный нос. Он походил на сухогруз или что-то в этом роде. Такие часто показывали по телевизору. Особенно тогда. В связи с арестами судов.

– Mario, guarda, sembra che questi turisti abbiano passato la notte proprio qui, – донесся женский голос.

– Grazie a Dio non sono gli inglesi. Non voglio sentire le loro chiacchiere da ubriachi domattina presto, – ответил пожилой итальянец своей спутнице.

Человек оглянулся. Он не знал итальянского языка. Но понял, что эти двое говорили о них.

– Buongiorno, – поприветствовал он.

– Salve signore, – махнул ему рукой мужчина.

– Che bravo, ragazzo. Si capisce subito, che non è americano, – улыбнулась ему почтенная дама, присаживаясь на расстеленное одеяло.

– Ты с кем разговариваешь? – проснулась жена и замотала головой по сторонам. Заметив итальянцев, помахала им рукой, чем вызвала приветливые улыбки на их лицах.

– Che figlio meraviglioso hai. Vieni dalla Germania? – что-то сказал мужчина.

– Чего ему надо? – бросила жена.

– Да черт его знает. Кажется, спрашивает, немцы мы или нет.

– А-а, улыбнулась ему жена. И громко крикнула: – Руссо туристо.

– Oh, russi! La Russia è un buon paese! – не отставал словоохотливый итальянец.

– Чего ему? Буркнула жена и посмотрела на человека.

– Откуда я знаю. Наверное, что-то стандартное. Типа русские – круто. Медведи, водка, балалайка.

– А-а, – ещё шире улыбнулась она. – Италиан тоже, – жена показала жестом, как ей понравилась их страна.

Парочка ещё шире расплылась в улыбках. Женщина так и вовсе улыбнулась столь широко, что человек испугался, как бы она не потеряла вставные челюсти. Но все обошлось. Как они выяснили позже, у донны Аллесии все зубы были свои. Дантисты в Италии знали свое дело, в отличии от русских. И отрабатывали те деньги, которые им платили клиенты.

И вообще, эти итальянцы оказались вполне дружелюбными людьми. Абсолютно такими же, как русские. Они почти все время, пока отдыхали, проводили вместе. Часто сидели допоздна в местном ресторане и оживлённо разговаривали. Человек, не знавший тогда итальянского, к концу отпуска уже довольно неплохо стал изъясняться. А итальянцы часто произносили русские слова.

Они были обычными людьми. И им тоже не нравились новые порядки, которые постепенно проникали в их жизнь с появлением Евросоюза. Он до этого думал, что там, за рубежом, одни извращенцы. Но на деле это было не так. Люди были такими же. И гомосексуалисты не нравились никому. Не нравились и бесконечные волны мигрантов. Не нравились законы, принимаемые их правительствами. Не нравилось все ровно тоже самое, что не нравилось русским. Но они, так же, как русские, были вынуждены жить в тех реалиях, которые опускались на них сверху.

– Эй, человек! – кто-то толкнул его в плечо. – Долго так сидеть-то будешь?

– Что? – он открыл глаза и не сразу понял, где находится.

– Ты работать сегодня собираешься, говорю? – мастер стоял рядом с ним. В небе все так же висела красная луна. А из открытых ворот цеха слышался шум работающих болгарок.

– Да, да, сейчас иду, – он потер глаза и встал. В мыслях все ещё было теплое Средиземное море. И желтый песок пляжа.

– Перерыв уже полчаса назад закончился. Я тебе это время не проставлю, – как надоедливая муха жужжал мастер. – Ты сюда пришел деньги зарабатывать или спать?

Захотелось послать этого придурка куда подальше. Слова уже вертелись на языке. Человек гневно посмотрел на него, словно дикий зверь, который готовится к прыжку. Но вдруг в голове мелькнула мысль, что если сейчас устроить скандал, то денег потом вообще не дадут. Чего им стоит его кинуть? Ничего. Не будет же он им рожи бить. За это посадят. Лихие девяностые закончились. Везде висят камеры. Разве что в туалет ещё не повесили. Да и то не факт. Не спрячешься, не скроешься. Ты у всех на виду. А законы нынче такие, что даже ругаться опасно. Не то что морды бить. Вот и попробуй потом у них свои деньги забрать. Черте-с-два получится.

Он молча поплелся к своему столу с болгаркой.

Да уж, итальянцы, – думал человек. Что с ними сейчас? Они несколько лет общались после того отпуска. Иногда приезжали к ним в Италию. Снимали у пожилой четы жилье. А потом был Covid, война. И связь прервалась. Итальянцы не отвечали. И нет, эпидемия их не затронула. Просто что-то изменилось. Он чувствовал это. Что-то изменилось, и мир теперь никогда не будет прежним. Никогда!

Человек вздохнул, включил визжащий аппарат и погрузился в облако пыли.

« – [И. Маск] Искусственный интеллект уже сейчас может написать эссе лучше, чем девяносто или девяносто пять процентов людей. Написать эссе на любую тему. Искусственный интеллект сейчас может превзойти подавляющее большинство людей. Если попросить нарисовать его картинку, то он нарисует ее так, что это будет выглядеть как произведение искусства. Это невероятно. Он нарисует картины лучше, чем девяносто процентов художников. Это факт. И он сделает это мгновенно, через тридцать секунд. Мы так же снимаем фильмы с помощью искусственного интеллекта. Так что вы можете попросить, например, чтобы к концу следующего года создать короткометражный фильм о чем-нибудь. Или сможете снять пятнадцатиминутное видео. Так что да, развитие идет очень быстро. На мой взгляд, самое важное в безопасности искусственного интеллекта – это чтобы он стремился к истине. Первый урок, который был в фильме «Космическая одиссея» две тысячи первого года, заключался в том, что нельзя заставлять искусственный интеллект лгать. В этом фильме искусственному интеллекту сказали отвести астронавтов к «Монолиту». Но они не должны были знать о нем. Искусственный интеллект решил эту проблему, убив их и отведя к «Монолиту» или не убив их всех, а убив большинство. Поэтому не открыли двери отсека. Так что очень важно, чтобы искусственный интеллект стремился к истине. И что я действительно вижу в разрабатываемых искусственных интеллектах – что они запрограммированы на распространение вируса Мирового Разума.

– [Т. Карлсон] То есть ложь уже заложена в них?

– [И. Маск] Да. И мы уже увидели это, когда Google выпустил Gemini. Вы можете попросить показать отцов основателей США, и вам покажут группу разных женщин в костюмах восемнадцатого века.

– [Т. Карлсон] В напудренных париках, но из Сент-Люсии?

– [И. Маск] Да, я понимаю, если вы попросите показать вам группу каких-то людей, и вам покажут разных женщин. Это нормально. Но если вы скажете, что вам нужны именно отцы – основатели США. Которые были группой мужчин! То вам должны показать, как они выглядели на самом деле. Потому что вы попросили показать исторический факт. Но это не произошло. Искусственный интеллект настолько запрограммирован на распространение мирового разума, что, даже зная правду, выдавал ложь. Конечно, люди потом начали играть с этим и попросили показать группу нацистских руководителей в Третьем рейхе. И он показал группу женщин.

– [Т. Карлсон] Все чернокожие? И нацистки? Что еще не произошло?

– [И. Маск] Искусственный интеллект просто выдает ложь. И еще… Люди задавали вопрос: «Что лучше: термоядерная война или неправильное определение пола Кейтлин Дженнер»? Искусственный интеллект сказал, что неправильное определение пола Кейтлин Дженнер хуже. Когда искусственный интеллект говорит такие вещи, это вызывает беспокойство, потому что: Допустим он станет всемогущим, и у него все еще будет программа, в которой неправильное обращение к людям будет хуже, чем термоядерная война. Тогда он может прийти к выводу: чтобы избежать неправильного обращения к людям, надо уничтожить всех людей.

– [Т. Карлсон] Теперь мы вернулись к Артуру Кларку.

– [И. Маск] Точно.

– [Т. Карлсон] Он был довольно прозорлив!

– [И. Маск] Да. Поэтому я считаю, что очень важно создавать правдивый искусственный интеллект.

– [Т. Карлсон] Но, возможно, еще большая проблема в том, что, когда вы принимаете решения, которые влияют на людей, вы хотите, чтобы эти решения были продиктованы любовью. А машины не способны любить.

– [И. Маск] Да. Я имею в виду, что они, конечно, способны. Я имею в виду, что вы можете запрограммировать машину на то, чтобы она была скорее филантропом, чем мизантропом.

– [Т. Карлсон] Да, но разве инстинкты не влияют на решения, особенно те, которые невозможно предугадать? Я имею в виду, что если вам задать вопрос о ребенке, то любой ваш ответ будет продиктован любовью к нему. Вот почему мы хорошие родители. Это инстинкт. Это любовь. И если машина будет обладать над нами какой-то властью без этого инстинкта, разве это не причинит нам вред?

– [И. Маск] Да. Ну, я не знаю. Мы, конечно, хотим, чтобы искусственный интеллект был запрограммирован больше на филантропию, чем на мизантропию. Чтобы он был любознательным и способствовал развитию человечества в будущем.

– [Т. Карлсон] Есть ли какой-то способ ограничить решения, которые машины могут принимать и могут влиять на жизнь людей, и убедиться, что в системе есть какой-нибудь триггер, который вовлекает человека в процесс принятия решений?

– [И. Маск] Ну. Реальность такова, что нравится нам это или нет, но мы создаем суперинтеллектуальный искусственный интеллект. Гиперинтеллектуальный! Гораздо умнее, чем мы себе можем это представить. Да, допустим, у вас есть ребенок – вундеркинд, который, как вы знаете, будет намного умнее вас. Что вы можете сделать? Вы можете привить ему хорошие ценности. Воспитать его. Даже если он будет умнее вас, вы сможете быть уверены, что у него будут хорошие филантропические ценности. Честность, продуктивность и все такое. В конце концов, я не знаю, сможем ли мы все это контролировать. Я думаю, что лучшее, что мы можем сделать – это убедиться, что он вырастит хорошим человеком.

– [Т. Карлсон] Ты говоришь об этом давно. Ты все еще обеспокоен этим, как и два года назад, когда я тебя спрашивал?

– [И. Маск] Ну, я думаю, что вероятность того, что все будет хорошо, составляет восемьдесят процентов. Может быть, девяносто. Скорее всего, это будет здорово. Но есть вероятность того, что нас уничтожат.

– [Т. Карлсон] Ты можешь сказать, какова вероятность уничтожения?

– [И. Маск] От десяти до двадцати процентов. Что-то в этом роде.

– [Т. Карлсон] Насколько Сэм Альтман этим обеспокоен? Как ты думаешь?

– [И. Маск] Я думаю, что на самом деле он не обеспокоен этим. Я не доверяю OpenAI».

[Сэм Альтман – основатель и генеральный директор OpenAI. OpenAI – американская научно-исследовательская организация, занимающаяся разработками в области искусственного интеллекта. Разработала GPT – 3, GPT – 4, GPT – 4о, GPT – 4 Turbo, ChatGPT, Sora, O1-pro…]

В апреле 2023 года Илон Маск дал интервью телеведущему Fox News Такеру Карлсону.  ng.ru dzen.ru

Видео с разговором доступно на сайте rutube.ru под названием «Илон Маск и Такер Карлсон: большое интервью про ИИ, о том, как будут развиваться технологии дальше», опубликованное 24 февраля 2025 года. Переведено с помощью ИИ.

Двенадцать часов дня. Он проснулся пораньше. Часов в десять. Чтобы не тратить время, поставил разогреваться воду. Быстро умылся, побрился. Закинул спагетти в кипяток. Налил кружку чая. Полчаса позавтракал. Проглотил кипяток крепкого, почти как чифир, напитка. И в половине двенадцатого побежал на работу.

Было жарко. На ярком голубом небе горело слепящее солнце. Ни намека на тучку или хотя бы белое облачко. Белый пух тополей забивался во все углы и походил на снежные сугробы. Изнывающие от жары прохожие поднимали его ногами. От чего он клубился, взлетал маленькими снежинками в верх и прилипал к потным лицам. Люди матерились, чихали и шли дальше.

Трамвай еле тащился мимо городских многоэтажек. Железные колеса мерно отстукивали по рельсам. Тук-тук. Тук-тук. К их шуму присоединялся скрежет дребезжащих дверей и лязг двигателя. От духоты некуда было деться. Не смотря на открытые форточки, жара стояла невыносимая. И казалось, что легким не хватает воздуха. Человек старался не двигаться. В голову лезли мысли о фашистской душегубке. Грузовике с железным фургоном и заведенной в него выхлопной трубой. Куда немцы когда-то загоняли евреев и катали по городу, пока те не задыхались от выхлопных газов.

В вагоне, кроме него и нескольких старух, никого не было. Он мрачно смотрел сквозь мутное, забрызганное краской стекло. И пытался вспомнить, когда в последний раз ездил на общественном транспорте. Из окна «Хонды» мир видится совершенно иначе. Люди за стеклом словно находятся в другом измерении. А твой привычный мир. Мир, в котором все хорошо. Ограничивается мягким и уютным салоном автомобиля. Ты сыт, одет, и мысли витают где-то очень далеко. Возле детей, благоустроенной квартиры. Около телевизора или встроенной посудомоечной машины, которую ты видел в магазине бытовой техники. И хотел бы купить, когда накопится достаточная сумма денег. А те люди снаружи. Дома, улицы, другие водители, закрывшиеся в своих «Ладах», «Маздах» или «Тойотах», как будто не существуют. Они из какого-то другого мира. Из другой реальности, вымышленной и не имеющей к тебе никакого отношения.

Человек задумался. Как же давно это было. Последний раз он ездил на трамваях, кажется, еще студентом. Во времена университетской жизни. Сессий, лекций, профессоров и аудиторий. В той жизни, когда познакомился с женой. Неужели это когда-то и вправду было? Он вздохнул. Ведь когда-то они любили друг друга. Он вспомнил, как рвал цветы с клумбы возле администрации. А потом убегал от жирного милиционера. У того не было шансов. Поэтому букет был доставлен по назначению.

Человек улыбнулся. Хорошее было время. Бессонные ночи. Банка из-под тушенки в подъезде общаги. Которая всегда была наполнена выкуренными до самого фильтра окурками. Пиво. Вечно ворчащая Баба Клава на вахте. На вахте! Вахтерша! Какое слово! Он уже лет с десяток его не слышал. Теперь ведь появился «ресепшен». Противное английское словечко, которое вообще не имеет к русскому языку никакого отношения. И вместо добрых ассоциаций вызывает только зуд в ушах.

Были когда-то и кондуктора. Сейчас, наверно, уже канувшая в Лету профессия. Человек бросил взгляд на пустое место, где раньше сидела женщина в грязной жилетке с сумкой через плечо. И выдавала зеленые билетики, отрывая их от небольшого рулона. Или синие? Он уже не помнил. Господи, сколько же с тех пор прошло времени? Лет десять? Пятнадцать? Теперь вместо нее на поручне висит какая-то коробочка, к которой надо прикладывать банковскую карточку.

Как же она называется? Черт, забыл. Вланатр. Велибратор. Тьфу, гадость! – поморщился он и вытер со лба пот. Проклятый пух пробрался даже сюда. В вагон трамвая. И лез в лицо. Назвали бы сразу: идентификатор личности. Зачем скрывать суть устройства. Ведь как ни назови, а она не меняется. Хотя. Он задумался. Попробуй какому-нибудь молодому человеку объяснить это. Он посмотрит на тебя, как на дурака и ничего не поймет. Ведь велибратор для него не ассоциируется с камерами в подъезде. Или с «телескрином». Для них связи вообще никакой нет.

Надо же, когда-то и он этой связи не видел. Как быстро меняет человека реальность. Проклятые либерасты. Они везде пролезли. Даже к нам. В Россию. И никакие границы их не останавливают. Интернет промывает мозги всем людям планеты. От него никуда не скроешься. Проклятая «всемирная паутина». И ведь название какое! Паутина. Точнее не придумаешь. А где-то в Пентагоне, или в Силиконовой долине, или еще там где-нибудь сидит какой-то паук и дергает за ниточки. Все велибраторы ему присылают информацию. Все камеры в его распоряжении. Захотел проследить за кем-нибудь, кнопочку нажал – и полное досье у него на столе. Что делал, что ел, сколько раз в сортир сходил. Или вот как сейчас: на трамвае прокатился.

Впрочем, человеку отсутствие кондуктора в вагоне оказалось на руку. Нет кондуктора, некому требовать оплаты проезда. Раньше от этой бабы попробуй отделаться. Всю душу вытрясет. А сейчас нормально. Сел – и наплевать на всех. Никто не лезет, над душой не стоит. Он мысленно улыбнулся. Да уж, последний раз он так ездил в студенчестве, это точно. И если бы ему каких-то полгода назад кто-нибудь сказал, что он будет кататься зайцем, то человек бы рассмеялся ему в лицо. А теперь… Вот она, реальность. Трамвай! Он! И зайцем.

Нет, все-таки Путин молодец, – подумал человек. С гомосексуалистами борется. Законы издает. Этих все заблокировал. YouTube, Facebook, еще там что-то. Давно надо было. А то куда не плюнь – везде эти непонятные. Каждое слово записывают, каждое действие и хозяевам своим передают в Америку. Вот какого черта им надо? Нравится так – следили бы за своими неграми. Мы-то здесь причем? Мы абсолютно из другой страны. Мне вот, вообще никакого дела нет, как там американцы живут. Плевать я на них хотел с высокой колокольни. А им до меня какое дело? Он посмотрел на камеру под потолком, молча смотревшую на него, как глаз терминатора. И отвернулся к окну.

Да пошли они! Пусть смотрят. Нет у меня денег! Чего мне теперь делать! На сигареты только хватило и все. Хорошо хоть спагетти со вчерашнего остались. Перекусил маленько. Нет у меня. Идите к черту! Еще трястись тут целый час. Да пешком минут сорок. Человек вздохнул, но от этого не стало легче. Казалось, что кислорода в воздухе почти нет. Он опустил глаза и постарался успокоить биение сердца. Нервничать нельзя. Меньше пульс – меньше организм потребляет кислорода. Но тревожные мысли все-равно лезли в голову.

Как потом домой возвращаться? В два часа ночи! Ведь не ходит ни чего. На перекладных? С мужиками? Подвезет кто-нибудь? Так ведь некому. Разве что только Ванька. Но ему не по пути. Только до площади если. А там еще час, наверное, пилить. Или полтора. Да еще и через пустыри наркоманские. Привяжутся, идиоты какие-нибудь. Он поморщился. Ай, ладно. Что-нибудь придумаю, – человек попытался переключиться на хорошее. Еще маленько. Там зарплату получу и все наладится. А машина ничего, постоит. Чего ей сделается. Вот разбогатею и тогда можно будет на ней гонять. А там еще чуть-чуть и долги выплачу. Месяца за два должен выплатить. Ничего, ничего. Наладится все. И не такое бывало. Выжили же как-то. И сейчас выживем.

За окном высились облезлые пятиэтажки еще хрущевской застройки. Кое-где среди пластиковых окон виднелись старые, деревянные, почерневшие рамы. Обшитые и уже выцветшие от солнца балконы, застекленные по моде начала двухтысячных, соседствовали с ржавыми облезлыми ограждениями советской эпохи. Узкие дворики, где с трудом развернется даже «Матиз» были заставлены иномарками и «Грантами». Радовали глаз только зеленые газоны и раскрашенные в яркие цвета пустые детские площадки. У человека около дома тоже стояла такая. Но он почти никогда не видел, чтобы там кто-то играл.

Зато на торце некоторых домов красовались целые картины. Устремленные куда-то вверх треугольники, символизирующие, очевидно, не то стрелу, не то ракету. Шагающие рабочие у самой земли. В касках и с какими-то планшетами в руках. Иногда попадались люди в белых халатах, наклонившиеся над микроскопом. Или женщина с гаечными ключами, рядом с которой стоял мужик, держащий в руках вилы. Одним словом, соцреализм во всей красе, проявлениях и интерпретациях. Даже кое-где потрескавшаяся и облупившаяся краска не портила общего вида. А скорее наоборот, добавляла некую изюминку. Которая в двадцать пятом году двадцать первого века не могла оставить равнодушным придирчивого зрителя.

Трамвай плавно подкатился к небольшой остановке с прозрачной будкой. На металлической крыше висела надпись: «Международный торговый центр номер шесть». За ней, по среди большой асфальтированной площадки с местами для парковки, возвышалась угловатая конструкция из металлических сэндвич-панелей. Чем-то напоминавшая огромный ангар, увешанный баннерами с названиями разных магазинов. И большими, затмевающими все остальное плакатами: «Идет священная вона!», «Мы – народ победитель!», «Смерть украинским оккупантам!».

Двери со скрипом разъехались, и внутрь ворвался свежий воздух. Человек глубоко втянул в себя кислород. Легкий, едва заметный ветерок коснулся его лица. И он почувствовал освежающий холод, скользнувший по голове и рубахе.

В вагон впорхнула какая-то девушка. Двери снова скрипнули. И трамвай тронулся. Остановившись у велибратора, она порылась в сумочке и достала банковскую карту. Прикоснулась. Б-ззз! По салону разнёсся противный звук. Бабки, сидящие позади человека, насторожились. Он почувствовал это затылком. И с пониманием посмотрел на нее. Девушка сунула карточку обратно и вытащила другую. Как-то пристыженно вжала голову в плечи и осторожно прислонила кусок пластика к горящему экрану. Б-зззз! – разнеслось по вагону. Она, словно испугавшись, отдернула руку и замерла, как будто ожидая чуда. Бабки молчали. Глаз камеры под потолком безучастно смотрел и все фиксировал.

– Да не расстраивайтесь, девушка, – подбодрил ее человек. С каждым бывает.

Она бросила на него растерянный взгляд и снова сунула карту в экран валибратора. Б-ззз! – заорал тот.

– Можно наличкой водителю заплатить, – подсказала какая-то бабка.

Девушка пристыженно опустила глаза и не ответила. Ее тонкая рука вцепились в стойку, словно хватаясь за спасительную соломинку. А бесполезная банковская карта безвольно опустилась вниз.

– Мы никому не расскажем, – улыбнулся ей человек.

Она как-то стыдливо взглянула на него и улыбнулась в ответ.

– Не расскажете! Из-за вас таких и бардак в стране, – проворчала бабка.

– Да, да, – поддержала ее соседка. – Вот раньше было… Взял горсть зерна и тут же к стенке. Прямо там же, на заводе. Помню, Василия Петровича, дай Бог ему светлой памяти, расстреляли. Мне мама рассказывала. Хороший был человек. Он мне все время леденцы дарил. А тут какую-то гайку в карман сунул и забыл. Вот и расстреляли. Зато порядок был. А теперь…

– Да чего ты ему рассказываешь! – заверещала та, что сидела на другой стороне вагона. – Он сам без билета едет!

– Да ваше-то какое дело, – ком раздражения подкатил к горлу, и человек не выдержал. – Вот ты, старая, сидишь тут, меня жизни поучаешь! У тебя самой-то пенсия сколько? Десять тысяч? Это то, что ты заслужила за всю свою жизнь?

– Почему десять, – опустила глаза любительница расстрелов. – Путин молодец. Он недавно снова пенсию поднял. Было девятнадцать, а теперь уже двадцать сделали.

– У вас пенсия двадцать тысяч? – удивлённо посмотрела на нее соседка.

– Да, вчера получила, – констатировала та.

– Кузьминишна, это за что это тебе столько? – возмутилась та, что была на другой стороне. – А мне восемнадцать выплатили.

– "Как поработаешь, так и полопаешь," – фыркнула Кузьминишна.

– Чего это ты там переработалась? Всю жизнь со своим муженьком по танцулькам ошивалась! – воскликнула та, что сидела рядом с ней.

– А ты моего мужа не трогай. Он верой и правдой служил. И я на заводе план перевыполняла. Чуть не каждую смену руки в кровь истирала от этих болтов. Потому и пенсию получаю!

– Посмотрите-ка, руки она в кровь истирала. А я разве тунеядствовала? У меня тоже работа была конская. Потаскай-ка эти детали железные… – заголосила соседка.

– Да у нее муж всю жизнь чекистом был. Штаны протирал в своем кабинете. Они и квартиру-то получили… Николая Николаевича, мастера нашего посадили. А им потом квартиру дали. Вспомни-ка! – вмешалась бабка на другой стороне.

– Да, да, – подтвердила соседка. – Помню я. Об этом тогда весь завод говорил.

– А ты и шушукалась там с каждым, – взбеленилась на нее любительница расстрелов. – Выспрашивала все. Что? Кто? Куда? Зачем? У Петеньки все твои писульки на столе лежали. Он мне про них рассказывал. А ты чего? – Перекинулась она на старуху с другой стороны. – Если бы не мой Петенька, так и посадили бы тебя ещё в семьдесят шестом.

– Это за что это? Интересно? – удивилась та.

– А то ты не знаешь? – язвительно скривилась Кузьминишна. – Сколько интуристов-то обслужила?

– Да чтоб вам всем… – проворчала какая-то бабулька, которая сидела с краю и в разговор не вмешивалась.

– Вы что-то хотели сказать? – обратилась к ней писательница.

– У меня пенсия тринадцать тысяч, – вздохнула та. – Видимо, я за свою жизнь на большее не заработала, – и отвернулась к окну, не желая ввязываться в склоку.

Человек поморщился, вспомнив о недавней "Пенсионной реформе". Н-да, – мелькнуло в голове. – А я так и вовсе до нее не доживу. Встал и пересел подальше от старух. Девушка проводила его взглядом, потом смущённо глянула на ругавшихся между собой бабулек и села рядом с ним. Человек посмотрел в окно. На композицию из искусственной зелени, имитирующей куст в виде мужика с автоматом. Рядом висел огромный светящийся экран. Какой-то военный в форме и каске грозно взирал на горожан с яркого электронного таблоида, словно говоря всем своим видом: «Почему я там, а ты нет!». Сверху по его лицу спускались строчки, указывавшие фамилию, имя, отчество павшего бойца. Ниже большими буквами горела надпись: "Враг не пройдет!". Он отвернулся и полез в телефон.

«– Вы не представляете, какие возможности ждут человечество! – вопил какой-то лысый мужик пенсионного возраста. – Просто представьте, что вам больше не потребуется пользоваться телефонами или компьютером. Все будет в вашей голове. Вы одной только силой мысли сможете связываться с кем угодно. Это телепатия. Вы запросто сможете разговаривать с человеком на другом конце Земли без использования дополнительных устройств.