Дурная кровь

Размер шрифта: 13

Jennifer Lynn Barnes

Bad Blood

* * *

This edition published by arrangement with Curtis Brown Ltd. and Synopsis Literary Agency

* * *

Уильяму, который помогал мамочке редактировать эту книгу, когда ему было всего пять недель от роду

Ты

Если нет порядка, приходит хаос.

Если нет порядка, приходит боль.

Колесо вращается. Обрываются жизни. Семь Мастеров. Семь способов убивать.

На этот раз – время огня. Девять – это огонь.

Так было предначертано, и так будет. Колесо уже вращается. Таков порядок вещей. И в центре всего этого – абсолютно всего – ты.

Глава 1

У серийного убийцы, который сидит напротив меня, глаза как у его сына. Та же форма. Тот же цвет. Но блеск в этих глазах, отсвет предвкушения – исключительно твой.

Опыт и мои наставники из ФБР научили меня, что я могу погружаться глубже в сознание других людей, если буду говорить с ними, а не о них. Я продолжала рассматривать человека, сидевшего передо мной, привычно составляя психологический портрет. Ты сделал бы мне больно, если бы мог. Я знала это, знала еще до того, как пришла в эту тюрьму максимально строгого режима, до того, как увидела едва заметную улыбку, которая промелькнула на губах Дэниела Реддинга в тот момент, когда его взгляд встретился с моим. Если ты сделаешь мне больно, то и твоему сыну будет больно. Я все сильнее погружалась в психопатическое мироощущение Реддинга. А причинять боль сыну – твое право.

Не важно, что руки Дэниела Реддинга закованы в наручники, а их цепь прикреплена к столу. Не важно, что дверь охранял вооруженный агент ФБР. Человек напротив был одним из самых жестоких серийных убийц в мире, и, если я позволю ему проникнуть за мою защиту, он оставит свою метку на моей душе с той же убедительностью, с которой он выжигал R на телах своих жертв.

Связать. Заклеймить. Порезать. Повесить.

Вот так Реддинг убивал своих жертв. Но сегодня я пришла сюда не для того, чтобы говорить об этом.

– Однажды вы сказали мне, что я никогда не найду человека, который убил мою мать, – произнесла я, надеясь, что мой голос звучит спокойнее, чем я себя чувствую. Я знала этого конкретного психопата достаточно хорошо, чтобы понимать – он попытается вывести меня из себя.

Ты пытаешься проникнуть в мой ум, заставить меня задаваться вопросами, сомневаться, чтобы, когда я выйду из этой комнаты, часть тебя покинула ее вместе со мной.

Именно это Реддинг проделал несколько месяцев назад, когда произнес те ошеломительные слова о моей матери. И вот почему я вернулась сюда сейчас.

– Я правда так сказал? – спросил Реддинг и улыбнулся – медленно, едва заметно. – Похоже на что-то, что я и правда мог упомянуть, но… – Он демонстративно пожал плечами.

Я ждала, сложив руки на столе. Это ты хотел, чтобы я вернулась сюда. Это ты забросил наживку. И вот я ее ухватила.

Наконец Реддинг нарушил молчание:

– Наверное, ты хотела сказать мне что-то еще. – Реддинг обладал терпением, которое характерно для организованных убийц, но он был готов выжидать на своих условиях, не на моих. – В конце концов, – продолжил он приглушенно, – у нас с тобой так много общего.

Я знала, что он имеет в виду мои отношения с его сыном. И также я знала: чтобы получить то, что мне нужно, мне придется это признать.

– Вы имеете в виду Дина.

Как только я произнесла имя Дина, кривая улыбка Реддинга стала еще шире. Мой парень – прирожденный, как и я, – не знал, что я приехала сюда. Он настоял бы на том, чтобы пойти со мной, а я не могла так поступить с ним. Дэниел Реддинг был мастером манипуляций, но ничто из сказанного им не могло ранить меня так, как каждое слово из его уст ранило бы Дина.

– А ты моему сыну приглянулась, да? – Реддинг наклонился вперед и сложил на столе скованные наручниками руки, повторяя мою позу. – Входишь к нему на цыпочках по вечерам? А он зарывается рукой в твои волосы? – Его лицо смягчилось. – Когда Дин обнимает тебя, – прошептал он, и в его голосе появилось что-то напевное, – задумываешься ли ты о том, как легко он может сломать тебе шею?

– Наверное, вам неприятно, – тихо сказала я, – что вы так невероятно мало знаете о своем сыне.

Если Реддинг хочет сделать мне больно, ему придется придумать что-то получше, чем просто заставлять меня сомневаться в Дине. Если он хочет, чтобы его слова преследовали меня много дней и недель после этого разговора, ему нужно нанести удар в самое уязвимое место. В самое слабое место.

– Наверное, тебе неприятно, – Реддинг повторил мои слова, – что ты так невероятно мало знаешь о том, что произошло с твоей матерью.

Перед глазами вспыхнула картина – мамина гримерная, залитая кровью, – но я заставила себя изобразить невозмутимость. Я провоцировала Реддинга, чтобы он нанес удар в самое болезненное место, и направляла разговор именно туда, куда мне было нужно.

– Ты здесь разве не за этим? – спросил меня Реддинг бархатным и низким голосом. – Узнать, что мне известно об убийстве твоей матери?

– Я здесь, – ответила я, пристально глядя на него, – потому, что знаю: когда вы клялись мне, что я никогда не найду человека, который убил мою мать, вы говорили правду.

У каждого из пяти подростков в программе обучения прирожденных под руководством ФБР была своя специализация. Моей был профайлинг. Лия Чжан распознавала ложь. Несколько месяцев назад она определила, что слова Реддинга о моей матери, которые звучали как провокация, на самом деле были правдой. Сейчас я ощущала присутствие Лии на другой стороне одностороннего стекла. Она была готова разделить каждую фразу, которую я вытяну из отца Дина, на правду и ложь.

Время выложить карты на стол.

– Вот что я хочу узнать, – отчетливо проговаривая каждое слово, обратилась я к убийце, сидевшему напротив меня. – Какую именно разновидность правды вы используете? Когда вы обещали, что я никогда не найду того, кто убил мою мать, было ли это потому, что ее убила женщина? – Я помолчала. – А может, у вас были основания верить, что моя мама еще жива?

Десять недель. Уже десять недель мы искали зацепки – любые зацепки, сколь угодно малые, чтобы выйти на группировку серийных убийц, которые около шести лет назад инсценировали смерть моей матери. С тех пор она оставалась у них в плену.

– Это не обычный визит, да? – Реддинг снова откинулся на спинку стула, наклонил голову и скосил глаза – глаза как у Дина, – отстраненно рассматривая меня. – Дело не в том, что напряжение стало невыносимым, не в том, что мои слова месяц за месяцем разъедали тебя изнутри. Ты что-то знаешь.

Я знала, что мама жива. Я знала, что ее держат в плену эти чудовища. И я знала, что готова на все, на сделку с любым дьяволом, чтобы до них добраться.

Вернуть ее домой.

– Что бы вы ответили, – обратилась я к Реддингу, – если бы я сказала, что существует общество серийных убийц и оно остается скрытым, убивая девятерых жертв каждые три года? – Я слышала напряжение в собственном голосе. Он звучал словно чужой. – Что бы вы ответили, если бы я сказала, что у этой группы есть сложные ритуалы, что они убивают уже больше века и что я собираюсь положить этому конец?

Реддинг наклонился вперед.

– Думаю, вот что я отвечу: хотел бы я увидеть, что они с тобой сделают, если ты попытаешься до них добраться. Увидеть, как они разрежут тебя на кусочки.

Продолжай, поехавшее чудовище. Продолжай рассказывать, что они со мной сделают. Расскажи мне все, что ты знаешь.

Реддинг вдруг замолчал, а затем усмехнулся.

– Умная девушка, а? Как ты меня разговорила. Могу понять, что мой мальчик в тебе нашел.

У меня на подбородке дернулась мышца. Я почти добралась до него. Я была так близко…

– Читала Шекспира, дочка? – В числе множества очаровательных качеств, которыми обладал серийный убийца, сидевший напротив меня, числилась любовь к Барду.

– «Всего превыше: верен будь себе»?[1] – мрачно предположила я, торопливо пытаясь сообразить, как снова поймать его на крючок, как заставить его рассказать мне то, что он знает.

Реддинг улыбнулся, медленно приоткрыл рот, обнажая зубы.

– Мне вспоминается скорее «Буря»: «Ад пуст! Все дьяволы сюда слетелись!»[2]

«Все дьяволы». Убийца напротив меня. Маньяки, которые похитили мою мать.

«Семь Мастеров, – прошептал голос в моей памяти. – Пифия. И Девять».

– Судя по тому, что мне известно об этой группе, – сказал Реддинг, – если твоя мать была с ними все эти годы… – Он вдруг наклонился вперед, и его лицо оказалось ко мне настолько близко, насколько позволяли цепи. – Думаю, она уже сама стала одним из этих дьяволов.

Глава 2

Агент ФБР, стоявший у двери, выхватил оружие, когда Реддинг наклонился ко мне. Я смотрела в лицо убийцы, которое оказалось всего в нескольких сантиметрах от моего.

Ты хочешь, чтобы я дрогнула. Насилие – это власть, контроль. Вопрос в том, кто ими обладает, а кто нет.

– Все в порядке, – сказала я сопровождающему. Агент Вэнс несколько раз помогал Бриггсу за то время, что я участвовала в программе обучения прирожденных. Он вызвался выступить в качестве охранника, потому что и Бриггс, и агент Стерлинг решили остаться по другую сторону одностороннего стекла. У них были свои счеты с Дэниелом Реддингом, а сейчас нам было нужно, чтобы все внимание психопата было сфокусировано на мне.

– Он ничего мне не сделает, – сказала я агенту Вэнсу, обращаясь одновременно и к нему, и к Реддингу. – Он просто нагоняет драмы.

Пренебрежительные фразы, которые должны снова втянуть Реддинга в эту партию в словесные шахматы. По крайней мере, я заставила его признаться, что он знает о существовании этой группы. Теперь мне нужно было выяснить, что он узнал о ней и от кого.

Нужно сохранять концентрацию.

– Не стоит так раздражаться. – Реддинг снова сел ровнее и демонстративно сложил руки, словно прося прощения у Вэнса, который убирал пистолет в кобуру. – Я просто проявляю искренние чувства. – Изогнув уголки губ, он снова сфокусировал внимание на мне. – Есть вещи, которые могут сломать человека. А человека, который был сломан, – например, твою мать – можно превратить в нечто новое. – Реддинг наклонил голову набок и прикрыл веки, словно погрузившись в красочные мечтания. – В нечто великолепное.

– Кто они? – спросила я, отказываясь принимать наживку. – Откуда вы о них узнали?

Длинная пауза.

– Допустим, я что-то знаю. – Лицо Реддинга застыло. Он продолжил говорить, и его голос не был ни тихим, ни громким. – Что ты дашь мне взамен?

Реддинг был очень умным, расчетливым садистом. И его поглощали два стремления. То, что ты делаешь со своими жертвами. И Дин.

Мои руки, лежавшие на столе, сжались в кулаки. Я знала, что должна сделать, и знала, что, без сомнений, сделаю это. Как бы тошно мне от этого ни было. Как бы мне ни было неприятно произносить это вслух.

– Сейчас Дин общается со мной больше, чем раньше. – Я опустила взгляд на свои руки. Они дрожали. Я заставила себя перевернуть левую ладонь, а затем соединила пальцы с правой. – Наши руки переплетаются, и его большой палец… – Я с трудом сглотнула, провела большим пальцем по ладони. – Его большой палец рисует кружочки на моей ладони. Иногда он проводит по ее тыльной стороне. Иногда… – Слова застревали в горле. – Иногда я провожу пальцем по его шрамам.

– Это я наделил его этими шрамами. – Выражение лица Реддинга выдавало, что он наслаждается моими словами, что он готов наслаждаться ими еще очень, очень долго.

К горлу поднялась тошнота. Продолжай, Кэсси. Так надо.

– Дин видит вас во сне. – Слова царапали рот, как жесткая наждачка, но я заставляла себя говорить. – Иногда он просыпается от кошмарного сна и не видит, что перед ним, потому что в эти моменты вы заслоняете все.

Рассказывать отцу Дина об этом – не просто заключать сделку с дьяволом. Это значило – продавать душу. И подойти опасно близко к тому, чтобы продавать душу Дина.

– Ты не расскажешь моему сыну, на что тебе пришлось пойти, чтобы я заговорил. – Реддинг побарабанил пальцами по столешнице, одним за другим. – Но каждый раз, когда он коснется твоей руки, каждый раз, когда ты коснешься его шрамов, ты будешь вспоминать этот разговор. Я буду рядом. Даже если он не будет знать, ты об этом не забудешь.

– Расскажите мне, что вы знаете, – сказала я, ощущая, как слова раздирают горло.

– Хорошо. – На краях его губ играло удовлетворение. – Группа, которую вы разыскиваете, отыскивает убийц особого рода. Тех, кто хочет стать частью чего-то большего. Частью сообщества.

Этот монстр выполнял свою часть сделки.

– Я сам не из таких, – продолжал Реддинг. – Но я умею слушать. За прошедшие годы до меня доходили слухи. Шепот. Городские легенды. Мастера и ученики, ритуалы и правила. – Он слегка наклонил голову набок, наблюдая за моей реакцией, словно мог различить, что происходит у меня в голове, и находил эти процессы увлекательными. – Я знаю, что каждый Мастер выбирает себе замену, но я не знаю, сколько их всего. Не знаю, кто они и где находятся.

Я наклонилась вперед.

– Но вы знаете, что они забрали мою мать. Вы знаете, что она не погибла.

– Я человек, который видит закономерности. – Реддингу нравилось говорить о себе, демонстрировать свое превосходство надо мной, над ФБР, над Бриггсом и Стерлинг, которые, как он подозревал, скрывались за стеклом. – Вскоре после того, как меня посадили, я узнал о другом заключенном. Его осудили за убийство бывшей, но он настаивал, что она еще жива. Тела так и не нашли, понимаешь ли. Просто огромное количество крови – прокурор говорил, слишком много, чтобы жертва могла выжить.

Эти слова звучали настолько знакомо, что меня пробрала дрожь. Мамина гримерная. Рука нашаривает выключатель. Пальцы касаются чего-то липкого, чего-то мокрого и теплого, и…

– Вы думаете, замешана эта группа? – Я едва расслышала собственные слова за оглушительным биением сердца.

Уголок рта Реддинга изогнулся вверх.

– Каждой империи нужна королева.

Все не так просто. Должно быть что-то еще.

– Прошли годы, – добавил отец Дина, – и однажды меня подтолкнули к тому, чтобы я взял себе ученика.

Учеников было трое, но я поняла, о ком он.

– Веббер. Тот, кто похитил меня, выпустил в лесу и охотился на меня. Как на животное. Как на добычу.

– Веббер добывал мне информацию. О Дине. О Бриггсе. О тебе – и о специальном агенте Лэйси Лок.

Лок, которая была моей первой наставницей в ФБР, когда-то носила имя Лэйси Хоббс и была младшей сестрой моей мамы. Она стала серийным убийцей, снова и снова воспроизводя сцену убийства матери.

«Не убийства», – напомнила я себе. Пока Лок убивала других женщин, раз за разом воссоздавая место преступления, мама была жива.

– Вы узнали подробности о деле моей матери. – Я заставила себя сосредоточиться, насколько это было возможно, на моменте здесь и сейчас, на Реддинге. – Вы увидели связь.

– Шепот. Слухи. Городские легенды. – Реддинг повторил то, что уже говорил до этого. – Мастера и ученики, ритуалы и правила, и в центре всего этого – женщина. – Его глаза сверкнули. – Совершенно особенная женщина.

У меня пересохли губы, язык и горло – настолько, что я с трудом заставила себя задать вопрос:

– В каком смысле?

– Женщина, которую смогли превратить в нечто великолепное. – Реддинг закрыл глаза, и его голос стал напевным и мечтательным. – Нечто новое.

Ты

Ты берешь нож. Шаг за шагом ты подходишь к каменному столу, на ходу проверяя баланс клинка.

Колесо вращается. Жертва вместе с ним, прикованная к камню телом и душой.

– Все должны быть испытаны. – Ты произносишь эти слова, проводя ножом по шее жертвы. – Все должны быть признаны достойными.

Сила пульсирует в твоих венах. Это твое решение. Твой выбор. Одно движение запястья, и прольется кровь. Колесо остановится.

Но если нет порядка, приходит хаос.

Если нет порядка, приходит боль.

– Что тебе нужно? – Ты наклоняешься ниже и шепчешь древние слова. Нож в твоей руке опускается к основанию шеи жертвы. Ты можешь убить его, но это дорого тебе обойдется. Семь дней, семь видов боли. Колесо никогда не останавливается надолго.

– Что мне нужно? – Жертва повторяет вопрос и улыбается, кровь струится по его обнаженной груди. – Я ищу девять.

Глава 3

– Что ж, это было весело. – Лия спрыгнула со стола, на котором сидела. Агент Вэнс провел меня в зону наблюдения. Стерлинг и Бриггс по-прежнему неотрывно смотрели на помещение, из которого я вышла несколько секунд назад. По другую сторону одностороннего стекла охранники заставляли Дэниела Реддинга подняться на ноги. Бриггс – энергичный, амбициозный, в некотором роде идеалист – всегда воспринимал Реддинга не иначе как монстра, угрозу. Стерлинг была более сдержанной, она всегда контролировала эмоции, следуя заранее определенным принципам – включая тот, что люди вроде Дэниела Реддинга не должны становится помехой для ее самоконтроля.

– Клянусь, – продолжила Лия, взмахнув рукой, – серийные убийцы так предсказуемы. Всегда одно и то же – «Хочу посмотреть, как ты страдаешь», а потом «давай я процитирую Шекспира, представляя, как танцую на твоем трупе».

Небрежный тон Лии выдавал, что разговор, свидетелем которого она только что стала, подействовал на нее почти так же сильно, как и на меня.

– Он врал? – спросила я. Как бы упорно я ни добивалась ответа, Реддинг настаивал, что не знает имени заключенного, «смерть» бывшей которого походила на смерть моей матери. Но я не собиралась принимать на веру слова мастера манипуляций.

– Возможно, Реддинг знает больше, чем говорит, – сообщила мне Лия, – но он не врет, или, по крайней мере, не в том, что касается Древнего Общества Серийников-Психопатов. Он слегка поступился правдой, когда говорил, что хочет увидеть, как эти психопаты обойдутся с тобой.

– Разумеется, Реддинг не хочет смотреть. – Я попыталась ответить так же непринужденно, в тон Лие, делая вид, что все это не так уж важно. – Это же Дэниел Реддинг. Он хочет убить меня своими руками.

Лия изогнула бровь.

– Не только у него ты вызываешь такие мысли.

Я фыркнула. Учитывая, что с тех пор, как я вступила в программу обучения прирожденных, до меня пытались добраться не один, а два серийных убийцы, я мало что могла возразить.

– Мы найдем дело, о котором упоминал Реддинг. – Бриггс наконец повернулся ко мне и Лие. – Возможно, нам понадобится какое-то время, но если среди заключенных есть кто-то, кто подходит под описание Реддинга, мы его отыщем.

Агент Стерлинг положила руку мне на плечо.

– Ты сделала то, что было необходимо, Кэсси. Дин бы понял.

Разумеется, понял бы. Лучше от этого не становилось. Только хуже.

– Что касается слов Реддинга о твоей матери…

– Мы закончили? – резко спросила Лия, перебив агента Стерлинг.

Я знала, что мой благодарный взгляд Лию не порадует, но все равно была благодарна, что она вмешалась. Я не хотела обсуждать намеки Реддинга насчет моей матери. Я не хотела задумываться, было ли в них хоть зерно правды, каким бы крошечным оно ни оказалось.

Агент Стерлинг уловила намек. Пока мы шли к выходу, моя наставница больше не пыталась заговорить об этом.

Лия непринужденно взяла меня под руку.

– Для протокола, – сказала она непривычно мягким голосом, – если ты когда-нибудь, – захочешь поговорить, дополнила я мысленно, захочешь выговориться, – когда-нибудь, – тихо повторила она, и ее голос был исполнен искренности, – заставишь меня слушать, как ты в очередной раз пересказываешь «Приключения Кэсси и Дина, которые эротично держатся за руки», я снизойду до мести, и месть эта будет эпичной.

Кроме способности обнаруживать ложь, Лия обладала еще одним талантом – умением отвлечь, и иногда это сопровождалось сопутствующим ущербом.

– И что же это за месть? – спросила я, отчасти благодарная за смену темы, но также вполне уверенная, что на этот раз она не блефует.

Лия ухмыльнулась и отпустила мою руку.

– Ты точно хочешь это знать?

Глава 4

Вернувшись домой, мы обнаружили Слоан на кухне, с паяльной лампой в руках. К счастью, Стерлинг и Бриггс задержались снаружи, чтобы поговорить о чем-то, не предназначенном для наших ушей.

Лия посмотрела на меня, изогнув бровь.

– Сама спросишь? Или мне спросить?

Слоан наклонила голову набок.

– Существует высокая вероятность, что вы собираетесь спросить насчет этой паяльной лампы.

Я подчинилась.

– Так что насчет этой паяльной лампы?

– Самые ранние устройства такого рода восходят еще к Византийской империи, первому веку нашей эры, – певуче проговорила Слоан. Слова сыпались из нее достаточно быстро, чтобы вызвать подозрения.

Я скорректировала вопрос:

– Что ты собираешься делать с этой паяльной лампой? И кто дал тебе кофеин?

Майкл выбрал как раз этот момент, чтобы войти в кухню с огнетушителем в руках.

– Ты встревожена, – сообщил он, оценив выражение моего лица. – И еще немного переживаешь, не тронулся ли я умом. – Он перевел взгляд на Лию. – А ты…

– Не в настроении позволять кому-то читать мои эмоции? – Лия запрыгнула на кухонный стол и уселась на нем, свесив ноги. Ее темные глаза сверкнули, словно между ней и Майклом происходил какой-то безмолвный разговор.

Майкл еще мгновение смотрел ей в глаза.

– Именно.

– Я думала, ты принципиально против того, чтобы давать Слоан кофеин, – сказала я, взглянув на Майкла.

– Совершенно верно, – ответил он. – В большинстве случаев. Но знаешь, как поется в песне, это моя вечеринка, веселимся три дня, так что я могу поить Слоан кофеином, если захочу.

– Твоя вечеринка, – повторила я. – День рождения, что ли?

Майкл строго посмотрел на меня.

– Через два дня я, Майкл Александр Томас Таунсенд, стану на год старше, на год мудрее и уж точно достаточно взрослым, чтобы контролировать, как Слоан использует паяльную лампу. Так почему бы не начать веселиться немножко раньше?

Я услышала то, чего Майкл не произнес вслух.

– Тебе исполнится восемнадцать.

Я знала, что это означает для него – свободу. От твоей семьи. От человека, который воспитал в тебе способность замечать даже мельчайшие проблески гнева на улыбающемся лице.

Словно дожидаясь удачного момента, у Майкла зазвонил телефон. Я не умела читать его лицо так, как он читал мое, но я интуитивно понимала, что отец Майкла не из тех, кто будет просто сидеть и смотреть, как истекают последние дни его власти.

Он не может тебя заставить – а через два дня он вообще никогда не сможет вынудить тебя делать что-либо.

– Не дай бог мне придется быть самой благоразумной. – Лия соскочила со стола и встала нос к носу с Майклом. – Но, может, не стоит позволять Слоан поджигать вещи?

– Мне нужно, – убежденно возразила Слоан. – День рождения Майкла тридцать первого. Осталось два дня, а еще через два дня наступит…

– Второе апреля, – закончила я за нее. 4/2.

Я ощутила, как все, что сказал Дэниел Реддинг – про Мастеров, про мою мать, – снова обрушивается на меня, а следом и воспоминания про последние десять недель поисков и тупиков. Девять жертв погибали каждые три года в даты, определенные последовательностью Фибоначчи. Так действовали Мастера. Прошла примерно неделя с прошлой даты Фибоначчи – 21 марта.

Следующая – 2 апреля.

– Мы знаем закономерность, – настойчиво продолжила Слоан. – Цепочка стартует в начале календарного года, и новый кандидат начнет с того, что сожжет жертву заживо. Я прочитала все, что смогла найти, про расследование поджогов, но… – Слоан посмотрела на паяльную лампу и перехватила ее покрепче. – Этого недостаточно.

Брат Слоан погиб в Вегасе – его убил преступник, который и навел нас на эту группировку. Сейчас она была не просто уязвима – она истекала кровью. Тебе нужно чувствовать себя полезной. Потому что, если ты не смогла спасти Аарона, какой от тебя толк – для кого бы то ни было? Какую пользу ты сможешь принести?

Я понимала, почему Майкл дал Слоан кофе и сходил за огнетушителем вместо того, чтобы отбирать у нее паяльную лампу. Я обняла Слоан. Она прижалась ко мне.

У нас за спиной послышался еще один голос:

– Вы вернулись.

Мы все оглянулись. Дин даже глазом не моргнул, увидев паяльную лампу. Его внимание было полностью сфокусировано на мне и Лие.

Наше отсутствие определенно не осталось незамеченным.

Учитывая, где мы были и что Дин был прирожденным профайлером, как и я, это не обещало ничего хорошего.

– Мы вернулись, – провозгласила Лия, встав между Дином и мной. – Хочешь посмотреть, что Кэсси уговорила меня купить в магазине белья?

Дин и Лия были первыми участниками программы обучения прирожденных. Они провели вместе много времени, прежде чем остальные появились в кадре. Она была для него буквально сестрой, пусть и не по крови.

Дин вздрогнул.

– Я заплачу тебе пятьдесят долларов, если ты никогда не будешь произносить слово белье в моем присутствии.

Лия усмехнулась.

– Не пойдет. А теперь, – она повернулась к остальным, – кажется, кто-то что-то сказал о развлекательном применении пиротехники?

Прежде чем Дин успел возразить на это предложение, входная дверь открылась. Я услышала шаги – две пары ног, – которые приближались к кухне, и решила, что это Стерлинг и Бриггс. Я оказалась права лишь наполовину. С Бриггсом пришла не агент Стерлинг. Вместо нее пришел ее отец.

Директор Стерлинг был не из тех, кто наносит домашние визиты.

– Что происходит? – спросил Дин, опередив меня. Он произнес это не враждебно, но было ясно, что, глядя на Дина, директор Стерлинг всегда видит его отца. Директор ФБР был готов использовать в своих целях сына серийного убийцы, но он не доверял Дину – и никогда не станет доверять.

– Сегодня утром мне позвонил Тэтчер Таунсенд. – Слова директора Стерлинга словно высосали кислород из комнаты.

– Я всю неделю не отвечал на звонки, – прокомментировал Майкл с обманчиво доброжелательной интонацией, – так что он позвонил вам.

Прежде чем директор успел ответить, вошла агент Стерлинг, и следом за ней – Джуд. Несколько месяцев назад Джуд Хокинс, который заботился о том, чтобы мы были сыты и здоровы изо дня в день, также получил право решать, как и когда ФБР будет использовать программу прирожденных. Директору Стерлингу не нравились ситуации, когда решения принимает не он. Он был сторонником приемлемых потерь и просчитанных рисков – в особенности если расчеты выполнял он.

– Таунсенд-старший обратил мое внимание на некоторое дело, – произнес директор Стерлинг, обращаясь к Бриггсу и совершенно не обращая внимания на свою дочь и Джуда. – И я хотел бы, чтобы вы на него взглянули.

– Сейчас? – спросил Бриггс. Подтекст был ясен. У нас появилась первая зацепка по делу Мастеров за последние месяцы, а вы хотите, чтобы мы оказали услугу агрессивному отцу Майкла?

– Тэтчер Таунсенд получает то, что хочет, – сдавленно произнес Майкл.

Агент Стерлинг шагнула к нему.

– Майкл…

Он протолкнулся мимо нее и вышел из комнаты; на его лице так и осталась обманчиво доброжелательная улыбка.

Стиснув зубы, Бриггс повернулся к директору:

– Какое дело?

– Возникла ситуация, связанная с дочерью делового партнера Таунсенда, – спокойно ответил директор. – И, учитывая, что он поддерживает программу прирожденных, он хотел бы, чтобы мы этим занялись.

– Он поддерживает программу? – недоверчиво повторила Лия. – Поправьте меня, если я ошибаюсь, но ведь этот человек в каком-то смысле продал вам Майкла в обмен на защиту от преследований по обвинениям в мошенничестве?

Директор Стерлинг не обратил на нее внимания.

– Нам следует, – произнес он, тщательно подбирая слова, – рассмотреть возможность взяться за это дело.

– Думаю, решение принадлежит мне. – Джуд говорил так же размеренно – и так же бескомпромиссно, – как и директор. Бывший морпех-снайпер показался бы большинству людей странным кандидатом на роль няньки для группы подростков, участвующих в образовательной программе ФБР, но Джуд был готов заслонить нас собой.

– Отец Майкла бьет его, – выпалила Слоан. У нее не было никаких фильтров, никакой защиты, которая прикрывала бы от мира ее уязвимые места.

Джуд на мгновение посмотрел в синие глаза Слоан, а затем поднял руку.

– Все, кто младше двадцати одного, выйдите.

Мы не шелохнулись.

– Я не стану просить дважды, – произнес Джуд, понизив голос.

Я могла пересчитать по пальцам все случаи, когда я слышала у него такой голос.

Мы направились к выходу.

По пути Бриггс поймал меня за руку.

– Найди Майкла, – тихо сказал он мне. – И позаботься, чтобы он не сделал ничего…

– В своем духе? – подсказала я.

Бриггс покосился на директора Стерлинга.

– Ничего неблагоразумного.

Глава 5

Майкла мы обнаружили в подвале. Когда ФБР купило дом, ставший нашей базой, они превратили подвал в лабораторию. Вдоль стен выстроились модели мест преступлений. Окинув помещение взглядом, я убедилась, что Майкл ничего не поджег.

Пока что.

Он стоял в дальнем конце зала, лицом к стене, которая была завешана фотографиями от пола до потолка. Жертвы Мастеров. Я провела здесь сотни часов, глядя на эту стену так же, как сейчас смотрел Майкл. Я встала рядом с ним, и мой взгляд автоматически обратился на две фотографии, висевшие поодаль от остальных.

На одной был скелет, который полицейские нашли в захоронении на перекрестке. На другом – мамина фотография, которую сделали незадолго до ее исчезновения. Когда полиция обнаружила останки с первого фото, рабочая версия заключалась в том, что они принадлежат моей матери. Позже мы выяснили, что мама жива – и что это она убила неизвестную.

«Все испытаны, – произнес голос в моих воспоминаниях. – Все должны оказаться достойными».

Это сказал мне один из Мастеров, серийный убийца, известный как Найтшейд, когда его арестовали. Пифию заставляют доказать свою ценность, вступив в схватку со своей предшественницей – в смертельную схватку.

«Мастера и ученики. – Я услышала спокойный голос Дэниела Реддинга. – Ритуалы и правила, и в центре всего этого – женщина».

Дин положил руку мне на плечо. Я заставила себя повернуться и посмотреть ему в глаза, надеясь, что он не заметит неприкрытой боли в моем взгляде.

Лия взглянула на Дина и меня, подошла к Майклу и обхватила его рукой за талию, притянув поближе к себе. Дин прищурился, глядя на них.

– Мы снова вместе, – сообщила нам Лия. – Очень тесно и, позволю себе добавить, очень телесно.

Я знала, что Лие не стоит верить на слово, но Слоан тут же ухватила наживку.

– Давно?

Майкл не отводил взгляда от стены.

– Помнишь, когда Лия приперла меня к стенке в Вегасе?

Мне подумалось, что Лия, может быть, и не врет.

– Вы были вместе с Вегаса, и мы не знали? – Я попыталась уложить это в голове. – Вы живете в одном доме с тремя профайлерами и снайпером-морпехом. Как…

– Скрытность, обман и великолепное чувство равновесия, – произнес Майкл, предвосхищая вопрос. Потом взглянул на Лию. – Я думал, ты не хочешь, чтобы другие знали.

– Обман тяжким грузом лежал на моей душе, – с невозмутимым видом произнесла Лия. Другими словами: она хотела отвлечь Дина, чтобы он не думал чересчур много о том, что происходит со мной, и, если она одновременно могла отвлечь Майкла от той цепочки событий, которая привела его сюда, вниз, тем лучше.

– Я не в настроении отвлекаться, – прокомментировал Майкл. Он знал Лию. Досконально. Он точно понимал, что она делает, и прямо сейчас какая-то его часть не хотела, чтобы Лия спасала его от тьмы. Он снова повернулся к стене.

– Я тебя люблю, – тихо сказала Лия. В ее голосе была какая-то особенная интонация, какая-то уязвимость. Ничего сложного, ничего лишнего, никаких обманок. – Даже если я этого не хочу.

Майкл резко развернулся, оказавшись лицом к ней.

Лия похлопала ресницами.

– Я люблю тебя, как утопающий любит воздух. Я люблю тебя, как океан любит песок. Я люблю тебя, как арахисовое масло любит желе, и я хочу от тебя детей.

Майкл фыркнул.

– Заткнись.

Лия ухмыльнулась.

– На секунду ты поверил.

Майкл изучал ее лицо, всматриваясь в то, что скрывалось за этой улыбкой, за маской.

– Может быть.

Лию было так сложно считывать, потому что она могла сказать все те же слова с той же ухмылкой вне зависимости от того, что она чувствовала на самом деле. Она сказала бы это, если бы и правда была влюблена в него. Она сказала бы это, если бы просто издевалась.

– Вопрос. – Майкл поднял указательный палец. – Я знаю, почему Лия выглядит особенно довольной собой и почему у Кэсси такое выражение лица, будто она сейчас составляет психологический портрет, и я могу сделать обоснованное предположение о том, почему Реддинг выглядит так, будто у него запор, когда Лия касается меня, но почему Слоан избегает моего взгляда и переминается с ноги на ногу, словно изо всех сил пытается не говорить чего-то, что вот-вот взорвет ее изнутри?

Слоан изо всех сил попыталась не выглядеть подозрительно.

– Существует более ста девяноста семи общеизвестных сленговых терминов для мужских гениталий! – выпалила она. А потом, не в силах сдержаться, продолжила: – А Бриггс, Стерлинг и Джуд вовсе не обсуждают там наверху, стоит ли браться за дело твоего отца!

Несколько секунд прошло в молчании.

– Как бы ни было мне больно это говорить, давайте пока отложим обсуждение неподобающего сленга. – Майкл перевел взгляд со Слоан на Лию, Дина и меня. – Может, кто-то расскажет подробнее про дело моего отца.

– Директор Стерлинг не сказал ничего конкретного. – Дин ответил спокойно, готовый вмешаться, если Майкл попытается сделать что-то необдуманное. – Он только сказал, что возникла какая-то ситуация с дочерью его делового партнера.

Майкл моргнул.

– Селин? – Имя задержалось на его губах на пару секунд. – Какого рода ситуация? – Майкл, наверное, по нашему виду понял, что мы не знаем ответа на этот вопрос, потому что в следующую секунду он упругой походкой направился к выходу из подвала.

Дин поймал его за руку, когда он проходил мимо.

– Подумай, Таунсенд.

– Я и думаю, – возразил Майкл, сделав еще шаг вперед, чтобы оказаться лицом к лицу с Дином. – А именно: я думаю, что у тебя есть три секунды, чтобы убрать свою руку, прежде чем я тебя заставлю.

– Майкл. – Я безуспешно попыталась привлечь его внимание.

– Раз, – сказал Майкл Дину.

– Надеюсь, он дальше скажет два, – задумчиво сказала Лия, обращаясь к Слоан. – Ничто так не демонстрирует мужественность, как неуместный гнев и счет до трех.

Это сбило напор Майкла достаточно, чтобы он действительно остановился.

– Селин Делакруа – единственный человек в моей жизни до программы, кому было хоть сколько-то не все равно, кто был способен увидеть, что за человек на самом деле великий Тэтчер Таунсенд, – сообщил он Дину. – Если она в опасности, я возьмусь за это дело. Если мне нужно будет для этого разобраться с тобой, я разберусь.

– Мы все займемся. – Агент Бриггс, спускавшийся по лестнице в подвал, не стал ходить вокруг да около. Это он привел Майкла в программу. Он определенно знал, что за человек Тэтчер Таунсенд.

Зачем тогда ему отправлять Майкла обратно? Почему Джуд согласился? Тот факт, что агента Стерлинг с ними не было, навел меня на мысль, что она осталась при своем мнении.

– Вы что, хотите сказать, что мы сейчас снимемся с места и отправимся в лучшие районы Нью-Йорка? – Лия, прищурившись, посмотрела на Бриггса. – Вот так вот, по доброте душевной?

– Не по доброте душевной. И не потому, что директор Стерлинг считает, будто Таунсенд-старший может оказаться нам полезен в будущем. – Бриггс посмотрел на Майкла. – И даже не потому, что пропала девятнадцатилетняя девушка, хотя это по-прежнему должно оставаться для нас важным, как бы мы ни сосредотачивались на деле Мастеров.

Слово пропала подействовало на Майкла как удар.

– Тогда почему?

Почему директор Стерлинг отправляет нас на это дело? Почему Бриггс и Джуд добровольно соглашаются, чтобы Майкл снова оказался рядом со своим агрессивным отцом? Зачем бросать все, чтобы искать одну эту девушку?

Я почувствовала ответ нутром еще до того, как Бриггс произнес его вслух.

– Потому что полиция считает, что Селин похитили восемь дней назад.

Сердце гулко заколотилось в груди. Восемь дней с прошлой даты Фибоначчи. Пять дней до следующей.

– Двадцать первое марта. – У Слоан слова застревали в горле. – 3/21.

– Эта девушка исчезла в дату Фибоначчи. – Лия, видимо, почувствовала, что Бриггс чего-то недоговаривает, потому что она наклонила голову набок и спросила: – И что еще?

Долгая пауза.

– Она исчезла в дату Фибоначчи, – повторил Бриггс, – и все место преступления было облито керосином.

Ты

Запах горящей плоти пристает навсегда. Пепел разлетается по воздуху. Раны превращаются в шрамы. Боль стихает. Но запах остается навсегда.

Отгоняя его, ты концентрируешься. Тебе знаком этот медленный и болезненный танец. Ты знаешь правила. Но, когда колесо вращается, музыка меняется. Ты это слышишь. На этот раз ты знаешь кое-что, чего не знают другие.

Ты знаешь ее.

Глава 6

Возможно, Селин Делакруа была еще жива. Возможно, ее саму еще не облили керосином. Возможно, человек, который похитил ее из ее собственного дома, не сжег ее заживо двадцать первого марта.

Но мы не могли рисковать, надеясь на это. Вся команда – а также агенты Старманс и Вэнс – вылетели в Нью-Йорк на частном самолете меньше чем через час.

Бриггс, сидевший в передней части салона, посмотрел на часы. По другую сторону от центрального прохода агент Стерлинг пролистывала копию дела, как будто к этому моменту уже не выучила его наизусть. То, насколько упорно они избегали смотреть друг другу в глаза, вероятно, заинтересовало бы меня, если бы я не была сильнее сосредоточена на том, что Селин Делакруа могла оказаться первой жертвой – из девяти.

Я ощущала, как этот груз давит на меня, не дает дышать. Дин, сидевший рядом, коснулся моей руки кончиками пальцев.

«Каждый раз, когда он коснется твоей руки, – услышала я шепот Дэниела Реддинга в своей памяти, – каждый раз, когда ты коснешься его шрамов…»

Я отдернула руку.

– Кэсси?

– Все в порядке, – ответила я и принялась рассматривать остальных попутчиков, вернувшись к детской привычке анализировать других. Майкл занял отдельный ряд, Слоан и Лия – рядом, через проход. Ближе к передней части салона, за Стерлинг и Бриггсом, агент Вэнс – невысокий, собранный, дотошный, под сорок – и агент Старманс – недавно развелся, несчастлив в любви, очень неуютно чувствует себя рядом с подростками, которые видели больше, чем следовало бы, – ждали приказов. Они были в команде Бриггса еще до того, как я присоединилась к программе, но путешествовать с нами стали только после Вегаса.

Когда каждый из нас превратился в потенциальную мишень.

Оставался Джуд. По тому, как он сидел, чувствовалось, что он при оружии. Самолет вышел на крейсерскую высоту, прежде чем я успела как следует обдумать почему.

Агент Стерлинг встала и, отложив папку, обратилась к цифровой версии материалов, которые появились на плоском экране в передней части салона.

– Селин Элоди Делакруа, девятнадцатилетняя дочь Реми и Элизы Делакруа. – Агент Стерлинг начала брифинг, словно в этом дне – и в этом деле – не было совершенно ничего необычного. – Реми – управляющий хедж-фонда. Элиза руководит семейной благотворительной организацией.

Агент Стерлинг не упоминала о Мастерах – или о связях семьи Делакруа с Майклом. Я последовала ее примеру, отбросив догадки, чтобы сосредоточиться на фото на экране. По первому впечатлению Селин Делакруа была из тех девушек, которые выглядят элегантно в чем угодно и при этом так, будто сами они считают, что элегантность переоценена. На первом фото ее волнистые черные волосы были уложены слоями, так что самые длинные пряди падали на грудь, а самые короткие едва доставали до подбородка. Черное коктейльное платье обтягивало фигуру, а золотой медальон – скорее всего, антикварный – подчеркивал насыщенный цвет ее коричневой кожи. На втором фото темные волосы Селин окружали ее голову облаком нескончаемых кудрей. Черные брюки. Белая блузка. Красные туфли. Мое сознание продолжало подмечать детали, а я перевела взгляд на последнее фото. Густые кудри Селин убраны в свободный узел на макушке, а белая рубашка приспущена с плеч, так что под ней видна белая майка.

Ты носишь однотонную одежду без узоров и рисунков. Ты всегда осознаешь присутствие камеры.

Агент Стерлинг продолжила:

– Об исчезновении Селин сообщила ее соседка по комнате – Селин не вернулась в кампус после весенних каникул.

– Какой кампус? – спросил Майкл. Интересно, почему он спросил. Почему, если они с Селин были так близки – почему он не знал?

– Йель. – На вопрос Майкла ответил агент Бриггс. – Судя по результатам опроса свидетелей, друзья Селин ожидали, что она отправится с ними на каникулах в тур в Сент-Люсию, но она отменила поездку в последний момент и вместо этого поехала домой.

«Почему? – подумала я. – Кто-то тебя попросил? Что-то случилось?»

– Об исчезновении жертвы сообщила соседка по общежитию. – Слоан поставила ноги на сиденье и оперлась подбородком на колени. – Статистически маловероятно, что подобное сообщение было сделано сразу же. Процент студентов, которые с опозданием возвращаются после каникул, повышается нелинейно по мере того, как учебный год приближается к своему завершению.

Агент Стерлинг поняла, что в словах Слоан о статистике скрывался вопрос.

– О ее исчезновении сообщили вчера утром, после того как соседка Селин не смогла связаться с ней в течение трех дней, а мистер и миссис Делакруа подтвердили, что дочь не общалась с ними уже несколько недель.

У Майкла дернулся мускул на подбородке.

– Они не знали, что она собралась домой, да?

– Не знали, – ровным голосом ответил агент Бриггс. – Похоже, родители Селин в это время были за границей.

Я сопоставила это с информацией о том, что жертва в последнюю минуту решила поехать домой. Ты знала, что никого не будет? Может, родители даже не сказали тебе, что уехали?

– Если о ее исчезновении сообщили только двадцать восьмого… – Слоан быстро посчитала и задала главный вопрос: – Откуда мы знаем, что она исчезла двадцать первого?

Агент Стерлинг переключилась на следующий слайд презентации.

– Записи охранной системы, – пояснила она, запуская воспроизведение.

– Двенадцать камер, – мгновенно подсчитала Слоан. – Судя по их зоне покрытия и длине коридоров, предполагаю, что площадь дома составляет более восьмисот квадратных метров.

Стерлинг увеличила запись с одного из экранов – кажется, это была домашняя художественная студия. Селин Делакруа была в кадре – ровно посередине. Была видна и дата – 21 марта.

Ты что-то рисовала. Наблюдая за Селин, я попыталась еще глубже погрузиться в ее точку зрения. Для тебя рисовать – это действовать всем телом. Ты будто танцуешь. Для тебя живопись – как боевое искусство. Запись была черно-белой, но в прекрасном разрешении. Ты вытираешь пот со лба тыльной стороной ладони. Твои руки и лицо перепачканы краской. Ты делаешь шаг назад…

Внезапно запись переключилась. В одну минуту Селин была в кадре, рисовала, а в следующую повсюду валялось разбитое стекло. Сломанный мольберт на полу. Беспорядок вокруг.

А Селин исчезла.

Глава 7

Остаток перелета Стерлинг и Бриггс провели, показывая нам фотографии места преступления и рассказывая факты, касающиеся дела. Было ясно одно: жертва сопротивлялась.

Она оказалась сильнее, чем ты ожидал. Я переключилась с точки зрения Селин на неизвестного субъекта. Ты либо потерял контроль, либо изначально себя не сдерживал. Ты оказался не готов. Оказался недостоин.

Здесь в равной степени присутствовали и догадки, и профайлинг. Мне нужно было увидеть место преступления вживую. Мне нужно было стоять там, где стояла Селин. Мне нужно было узнать о ней больше – увидеть ее спальню, рассмотреть ее картины, понять, как именно она боролась.

– Нашей оперативной базой станет ближайшее конспиративное убежище. – Самолет пошел на посадку, и Бриггс изложил нам дальнейший план. – Агент Старманс и Джуд сопроводят прирожденных туда. Агент Вэнс, вы поедете с нами.

С нами – то есть с Бриггсом и Стерлинг. Они изучат место преступления и ключевых действующих лиц, прежде чем нас подпустят к делу.

– Не самый удачный момент, чтобы напомнить, что мне вот-вот исполнится восемнадцать? – спросил Майкл. Он заговорил впервые с того момента, как агент Стерлинг закончила брифинг. Для Майкла это, вероятно, был рекорд. – Реддингу восемнадцать. Бог знает, когда на самом деле родилась Лия, но думаю, мы можем согласиться, что и она не настолько хрупкая, чтобы дотрагиваться до нее исключительно в белых перчатках.

– Не могу не отметить, что ты не упомянул Кэсси или меня, – нахмурившись, сообщила Майклу Слоан. – Мне не важно, белые или цветные у вас перчатки. Они все равно сохраняют тепло на двадцать три процента лучше.

– Никто из вас не поедет с нами. – Агент Бриггс привык раздавать приказы. – Вы пятеро отправитесь в безопасный дом. Мы будем держать вашу работу в секрете и сначала позаботимся о том, чтобы обеспечить сохранность места преступления.

– Значит, как я слышу, – ответил Майкл, когда самолет коснулся взлетной полосы, – сейчас удачный момент, чтобы напомнить вам, что я единственный, кто знает Селин, семейство Делакруа и местную полицию?

– Угадаю с одной попытки, как именно Таунсенд познакомился с местной полицией, – пробормотал Дин.

Спор продолжился, когда мы сошли с самолета, и в конце концов Бриггс рявкнул:

– Майкл, какова вероятность того, что я передумаю?

– От ничтожной до нулевой? – невозмутимо предположил Майкл.

– От бесконечно малой до нулевой, – уточнила Слоан.

Майкл пожал плечами и спустился по трапу на взлетную полосу.

– Какова вероятность того, что я совершу какую-нибудь глупость, если вы не разрешите мне пойти, агент Штаны-в-обтяжку?

Бриггс не ответил, и это показывало, что угроза Майкла достигла цели. Агент Стерлинг встала перед Майклом, прежде чем он успел сказать что-нибудь еще.

– Бриггс понимает больше, чем ты думаешь, – мягко сказала она. Никаких пояснений она не добавила, но я задумалась о том, каким было детство Бриггса и не довелось ли ему на собственной шкуре понять, каким отцом может быть человек вроде Тэтчера Таунсенда.

Последовало долгое молчание – Майкл решил проигнорировать любые эмоции, которые он прочел на лице Стерлинг.

Агент Старманс, которому уже несколько раз приходилось охранять нас за последние десять недель, откашлялся.

– Я бы правда предпочел, если бы вы не заставляли меня тратить весь день на то, чтобы заставить вас остаться дома, – сказал он Майклу.

Майкл ослепительно улыбнулся ему.

– А я предпочел бы, если бы вы не использовали сервисы для знакомств с рабочего телефона. – Он подмигнул онемевшему агенту. – Расширенные зрачки, легкая улыбка, видимые страдания по поводу того, как напечатать нужное сообщение. Каждый раз это невозможно не заметить.

Старманс захлопнул рот и отошел, встав рядом с агентом Вэнсом.

– Ну, это было просто издевательство, – прокомментировала Лия.

– С чьей стороны? – возразил Майкл. – С моей?

Я знала его достаточного хорошо, чтобы понимать: если он решит совершить какую-то глупость, Старманс его не удержит. Когда тебе больно, ты причиняешь боль себе. Я хотела остановиться на этом, но не могла, потому что отчетливо понимала, откуда у Майкла это стремление к саморазрушению. Если ты не можешь помешать удару, ты заставляешь этого человека ударить тебя, чтобы, по крайней мере, понимать, когда это случится. Чтобы знать, чего ожидать.

Отвернувшись от Майкла до того, как он успеет прочитать мое лицо, я увидела ряд сверкающих черных внедорожников, припаркованных на краю частного аэродрома. Четыре «Мерседеса». Присмотревшись поближе, я увидела, что в замках зажигания ключи и все четыре автомобиля набиты содовой и свежими фруктами.

– А горячих орехов нет? – сухо прокомментировала Лия. – И это они называют гостеприимством!

Майкл как можно беззаботнее улыбнулся ей.

– Уверен, папа исправит любые недочеты. Мы, Таунсенды, гордимся нашим гостеприимством.

Папа обеспечил транспорт. Четыре внедорожника в ситуации, где хватило бы двух. Я старалась не придавать особого значения тому, что Майкл обозначил себя и отца как одно целое, будто мужчины Таунсенды были в первую очередь Таунсендами, а все остальное оставалось второстепенным – как бы далеко они ни оказывались от дома.

– Мы не почетные гости, – коротко ответил Бриггс. – Мы не клиенты, на которых Тэтчеру Таунсенду нужно производить впечатление. Это федеральное расследование. Местное отделение вполне способно было обеспечить нас машиной.

Слоан подняла руку.

– В этой машине были бы три ряда подушек безопасности, семискоростная автоматическая трансмиссия и двигатель на пятьсот пятьдесят лошадиных сил?

Лия подняла руку.

– В этой машине были бы горячие орехи?

– Хватит, – заявила Стерлинг. Она повернулась к Майклу: – Думаю, я выражу общее мнение, если скажу, что мне безразлично гостеприимство твоего отца, за исключением того, что оно отлично показывает, какой он самовлюбленный и склонный к ненужным жестам человек, который, кажется, предпочел забыть, что мы уже заглянули за фасад. Мы знаем, что он собой представляет.

– За фасад? – с пафосом ответил Майкл, направляясь к самому дальнему внедорожнику. – Какой такой фасад? Мой отец первым бы вам сказал: с Таунсендами что видишь, то и получаешь. – Он вытащил ключи из замка зажигания и подбросил их в воздух, а затем лениво поймал. – Судя по тому, как изогнулись губы агента Стерлинг, не говоря уже о впечатляюще глубокой морщине на лбу агента Бриггса, это работает. Я делаю вывод, что ФБР не примет жест доброй воли со стороны дорогого папеньки. – Майкл еще раз подбросил ключи. – А я приму.

Он явно пытался спровоцировать Стерлинг и Бриггса вступить в спор.

– Я сяду спереди. – Джуд умел выбирать, когда стоит вступать в конфликт, а когда – нет. Интуиция подсказывала, что он в каком-то смысле понимал: для Майкла принять подарок отца – все равно что выдержать удар.

Ты принимаешь то, что он тебе дает. Принимаешь, принимаешь, принимаешь – потому что можешь. Потому что от тебя ожидают, что ты будешь отвергать его подарки из чувства противоречия. Потому что ты возьмешь у него все, что сможешь.

Майкл поймал мой взгляд. Он всегда замечал, когда я анализировала его. После долгого молчания он заговорил:

– Похоже, мы поедем в конспиративное укрытие. Джуд сядет спереди. Лия? – Он бросил ей ключи. – Ты поведешь.

Глава 8

Ехать с Лией – все равно что играть в русскую рулетку. Она любила скорость и пренебрегала правилами. Мы едва добрались до конспиративного дома живыми.

Майкл поежился.

– Думаю, я выражу общее мнение, если скажу, что мне крайне нужно либо выпить по-взрослому, либо посмотреть трансляцию того, как Стерлинг и Бриггс закапываются в это дело.

Агент Старманс открыл рот, чтобы ответить, но Джуд быстро покачал головой. Мы были на месте. Мы были под вооруженной охраной. Мы были в безопасности. Джуд понимал так же хорошо, как и я, что, если предоставить Майкла самому себе, он ненадолго задержится в этом состоянии.

В последний раз, когда ты ездил домой, ты вернулся в синяках и потерял контроль. Я невольно вернулась мыслью к тем моментам, пока Джуд настраивал аудио и видео. А теперь пропала девушка, которую ты знаешь. Возможно, один из так называемых Мастеров сжег ее заживо.

Через несколько минут вид с камеры, прикрепленной к лацкану пиджака Бриггса, появился на экране планшета. Мы видели то же, что видел Бриггс, и единственное, о чем я могла думать, пока они со Стерлинг выходили из своего фэбээровского внедорожника, было то, что, если это дело не удастся раскрыть быстро, нам всем вряд ли удастся долго сдерживать Майкла, не давая ему скатиться по наклонной.

Дом Делакруа был современным и просторным. А еще, как мы вскоре узнали, пустым. Родители Селин, видимо, решили встретиться с ФБР на более нейтральной территории.

– Дом, милый дом. – В голосе Майкла промелькнула сардоническая интонация, когда через несколько минут в кадре появился дом, соседний с жилищем Делакруа.

«Большой. – подумала я. – Традиционный. Богато украшенный».

– Большинство называет его Таунсенд-Хаус, – небрежно сказал Майкл, но я предпочитаю думать о нем как о Таунсенд-Мэнор.

Чем больше Майкл шутил, тем сильнее сердце подскакивало к горлу от тревоги за него. Ты считал, что покончил с этим местом. Ты считал, что свободен.

– А это орудийная башня? – спросила Лия, разглядывая здание. – Люблю, когда мужчина может похвастаться орудийной башней.

Если Майкл собрался отпускать шуточки про собственный личный ад, Лия найдет способ его превзойти. Они оба за прошедшие годы достаточно напрактиковались делать вид, что самые важные вещи не имеют никакого значения.

На экране Бриггс и Стерлинг подошли к парадному крыльцу. Бриггс позвонил в дверь. Раз, Миссисипи. Два, Миссисипи. Массивная дверь из красного дерева отворилась.

– Агент Бриггс. – Дверь открыл мужчина с густыми темно-коричневыми волосами и голосом, который приковывал внимание: богатый, теплый баритон. Он вытянул руку и похлопал агента Бриггса по плечу. – Понимаю, вы не можете в полной мере оценить, на что мне пришлось пойти, чтобы вы оказались здесь, но, если бы я не сделал все возможное, чтобы помочь Реми и Элизе в такой момент, я бы себя никогда не простил. – Он повернулся к агенту Стерлинг. – Мэм, – произнес он, протянув руку. – Тэтчер Таунсенд. Рад знакомству.

Стерлинг приняла рукопожатие, но я догадывалась, что она не одарила его даже подобием улыбки.

– Прошу, – гладко произнес Таунсенд, отходя от порога. – Входите.

Это был отец Майкла. Я попыталась уложить в голове этот факт. Подобно Майклу, он излучал уверенность, непреодолимое очарование, весомость. Я ожидала, что что-то в его поведении спровоцирует моего внутреннего профайлера, что будет какой-то намек, пусть даже самый мелкий, что человек, открывший дверь, на самом деле чудовище.

– Он еще не соврал, – сообщила Майклу Лия.

Майкл страдальчески улыбнулся.

– Если веришь в каждое свое слово, это не ложь.

Я ожидала, что Тэтчер Таунсенд окажется человеком, который подавляет окружающих своим весом, который стремится владеть, обладать, контролировать. Я ожидала увидеть кого-то вроде отца Дина или отца Слоан. По крайней мере, я ожидала, что демоны этого человека будут невидимы для среднего человека, но не для меня.

Ничего.

– Что ты можешь рассказать нам о деловом партнере отца? – спросил Дин Майкла, пока на экране обменивались приветствиями.

– Реми Делакруа? – Майкл пожал плечами. – Он любит красивые вещи и красивых людей. Он любит держать все под контролем. И, бог знает почему, он любит моего отца. Эти двое вели совместные дела еще до того, как я родился. Реми хмурится, когда огорчен, срывается, когда зол, и гоняется за любой юбкой.

Что видишь, то и получаешь. Недавно Майкл произнес эти слова, подражая отцу. Но это была ложь. Тэтчер Таунсенд не был прозрачным. Если бы отца Майкла было так же легко прочитать, как Реми Делакруа, Майкл никогда не стал бы человеком, который может прочитать внутренний мир человека в одно мгновение.

– Значит, ты говоришь, мы быстро поймем, если Делакруа как-то связан с исчезновением дочери. – Я сосредоточилась на этом, надеясь подтолкнуть и Майкла поступить так же.

– Я говорю, что Реми и волоска на голове Селин не тронет. – Майкл сосредоточенно смотрел на экран. – Как я и сказал, ему нравятся красивые люди, а СеСе была прекрасна с самых юных лет.

Лия не застыла, не подала виду, даже не отстранилась от Майкла. Но она не могла не услышать правду в этих словах. Она не могла не услышать, с каким восторгом Майкл называл Селин Делакруа СеСе.

– Вы получите любые ресурсы, которые вам потребуются. – Слова Реми Делакруа снова заставили меня посмотреть на экран. Делакруа выглядел как тень отца Майкла – чуть ниже ростом, чуть менее выразительное лицо, более крепкое телосложение. – Не важно, сколько это будет стоить. Не важно, какие законы вам придется нарушить. Верните мою девочку домой.

Агент Стерлинг не стала напоминать ему, что нарушать закон – не по части ФБР. Вместо этого она обратилась к нему с вопросом, который должен был оказаться простым:

– Расскажете нам о Селин?

– Что тут рассказывать? – ответил Делакруа с явным раздражением. – Ей девятнадцать лет. Чертова студентка Йеля. Если вы пытаетесь сказать, что она сама в этом…

Жена, сидевшая рядом, положила ладонь ему на руку. Из материалов дела я знала, что Элиза Делакруа старше мужа, что она преподавала экономику в вузе из Лиги Плюща и обладала соответствующими связями. Когда Реми перестал возмущаться, Элиза взглянула на отца Майкла, и после небольшой паузы Тэтчер налил своему деловому партнеру выпить.

– Что ты видишь? – спросила я у Майкла.

– В лице Реми? Возбуждение. Отчасти ярость, отчасти страх, отчасти справедливое возмущение. Но не вина.

Я задумалась о том, сколько родителей не почувствовали бы вину, если бы обнаружили, что дочь исчезла неделю назад и никто даже не заметил.

– Селин независимая, – сообщила агентам Элиза Делакруа, пока ее муж наливал себе выпить. Она была элегантной афроамериканкой с высокой, гибкой фигурой, как у дочери, и с плечами, которые она всегда держала прямо. – Легко увлекается, но не способна сосредоточиться надолго. Она унаследовала отцовский темперамент и мою порывистость, но изо всех сил старается скрывать последнее.

То, как это женщина упомянула темперамент отца Селин в разговоре с ФБР, привлекло мое внимание. Ты наверняка знаешь, что родители всегда оказываются в числе подозреваемых в подобных делах. Либо тебе нечего скрывать, либо ты просто готова пожертвовать мужем.

– Элиза всегда все контролирует, – сообщил Майкл. – Мужа, свои эмоции, впечатление, которое производит семья. Единственное, что неподвластно ее контролю, – Селин.

– Она скучает по дочери? – спросил Дин, не отводя взгляда от экрана.

Майкл долго молчал, наблюдая за Элизой Делакруа. Ее голос оставался ровным. Она неизменно контролировала выражение лица.

Наконец Майкл сформулировал ответ на вопрос Дина:

– Она сломлена. Напугана. Ее пожирает вина. И отвращение – к мужу и к себе.

– К Селин? – тихо спросила я.

Майкл не ответил.

На экране агент Бриггс занялся установлением последовательности событий, а я попыталась представить себя на месте Селин, которая выросла с отцом, сказавшим, что ему нечего о ней рассказывать, и с матерью, которая упомянула в первую очередь темперамент и порывистость дочери.

Независимая. Увлеченная. Упрямая. Глядя на фотографии Селин, я могла уловить сходство с Элизой. Простые цвета, а не узоры. Ты рисуешь, словно танцуешь, рисуешь, словно сражаешься, – и смотришь в камеру, словно знаешь все секреты мира.

Тем временем Тэтчер Таунсенд приготовил еще два напитка – один для Элизы и один для себя. Я впервые задумалась о том, где все это время была мать Майкла. И еще я не понимала, почему Реми и Элиза решили разговаривать с ФБР в доме Таунсендов.

– Что чувствует твой отец? – спросила я Майкла. Мне неприятно было задавать этот вопрос, но я понимала – мы должны работать так же, как с любым другим делом.

Майкл просканировал лицо отца. Тэтчер держал в руке бурбон со льдом, но не пил. В следующую секунду Майкл уже писал сообщение агенту Бриггсу.

– Хочешь знать, что я вижу, когда смотрю на отца, Колорадо? – спросил он голосом, совершенно лишенным эмоций, словно то, что он увидел в лице Тэтчера Таунсенда, лишило его способности ощущать, оглушило что-то внутри, как стоматолог обезболивает, перед тем как удалить погибший зуб. – Под этим печальным выражением скрыта ярость. Обида. Чувство, что оскорбили его лично.

Оскорбили – чем? Тем, что кто-то забрал Селин? Тем, что в его доме ФБР?

– И каждый раз, когда кто-то произносит имя СеСе, он чувствует то же, что чувствовал всегда, каждый раз, когда смотрел на Селин Делакруа с тех пор, как ей исполнилось четырнадцать. – От слов Майкла что-то сжалось глубоко внутри меня. – Голод.

Ты

Ты знаешь Семерых так же хорошо, как они знают тебя. Их сильные стороны. Их слабости. Жажду, с которой Мастера стремятся к власти. Они осыпают тебя бриллиантами – один за каждую жертву. Каждое жертвоприношение. Каждый выбор.

Бриллианты и шрамы, шрамы и бриллианты. Мужчины, которых ты превращаешь в прекрасные, смертоносные орудия, выходят в мир. Они живут своей жизнью. Они процветают.

Они убивают.

Для тебя.

Глава 9

Голод – это не эмоция. Это потребность. Глубоко укорененная, биологическая, примитивная потребность. Я не хочу даже думать о том, что может заставить взрослого мужчину смотреть так на девочку-подростка, почему Тэтчер Таунсенд может чувствовать себя лично оскорбленным из-за того, что кто-то похитил дочь друга семьи.

– Перчатки. – Агент Стерлинг протянула нам по паре. Они с агентом Бриггсом не ответили на сообщение Майкла. Вместо этого агент Старманс сообщил, что нам наконец разрешено посетить место преступления.

Ты решила вернуться домой на весенние каникулы. Надевая перчатки, я попробовала снова переключиться на точку зрения Селин. Ты, по крайней мере, подозревала, что твоих родителей не будет дома. Я стояла у входа в студию Селин. Проход перекрывала желтая лента. Судя по виду постройки, когда-то это была каба́на[3] или однокомнатный гостевой домик. Она стояла отдельно от основного здания, окна выходили на бассейн.

Даже от входа запах керосина казался ошеломительным.

– Признаки взлома. – Слоан останавливается рядом со мной, осматривает дверь. – Небольшие царапины на замке. С вероятностью девяносто шесть процентов дальнейший анализ покажет следы на цилиндрах замка.

– Переведи, – попросила Лия. Майкл, стоявший рядом с ней, прикрыл глаза, словно замедленно моргнул, и я пожалела, что не могу читать его эмоции так же хорошо, как он – мои.

– Замо́к был закрыт. Кто-то его взломал. – Слоан нырнула под ленту, ограждавшую место преступления, методично осматривая комнату своими голубыми глазами.

Ты заперла дверь. Я еще несколько секунд простояла на пороге, пытаясь представить Селин внутри. Ты пришла сюда порисовать и заперла дверь. Может быть, это была сила привычки – или у нее были основания запереть замо́к. Я не спеша вошла в студию, старательно обходя обозначения улик на полу.

Разбитое стекло. Сломанный мольберт. Я мысленно наложила фотографии с места преступления на расставленные на полу обозначения. Второй стол, у дальней стены, был опрокинут. Занавеску сдернули вниз, порвали. На полу капли крови, отпечаток в форме ладони на внутренней поверхности дверного косяка.

Ты боролась.

Нет, подумала я, ощущая, как сердце колотится в груди. Когда я использую слово «ты», это заставляет меня держать дистанцию. Это не то, что нужно Селин.

Я боролась. Я представила, как стою в центре студии и рисую. Я невольно приняла позу, в которой мы видели Селин перед тем, как запись с камер видеонаблюдения оборвалась. Правая рука приподнята, словно держа воображаемую кисть. Тело слегка повернуто в сторону. Подбородок приподнят, взгляд направлен на картину.

– Дверь была заперта, – сказала я. – Возможно, я услышала что-то снаружи. Может, кто-то царапался в дверь. Возможно, волосы на затылке встали дыбом.

А может, рисование настолько поглотило меня, что я не слышала ничего вокруг. Не слышала, как повернулась дверная ручка. Не слышала, как открылась дверь.

– Я действовал тихо. – Дин стоял в дверях, глядя на меня. Моим первым побуждением было забраться в голову Селин. Его первым побуждением было составлять психологический портрет неизвестного субъекта. – Настанет время и для шума, и для криков. Но сначала я должен получить то, за чем пришел.

Я видела логику в словах Дина: неизвестный субъект пришел за Селин. Она не была случайной целью. Убийца, который выбирает жертв по случаю, не стал бы нападать на девушку, защищенную навороченной системой безопасности. Только человек, который следил за ней, знал бы, что она будет здесь одна.

– Ты думал, что сможешь подкрасться и забрать меня, – сказала я, глядя на Дина. – Ты думал, что если будешь действовать достаточно тихо, то сможешь обездвижить меня прежде, чем я смогу оказать существенное сопротивление.

Ты ошибся.

Дин поднырнул под ленту и прошелся по комнате. Встав позади меня, он закрыл мне рот рукой и потянул мое тело назад. Движение было осторожным, медленным, но я позволила себе погрузиться в ощущения, которые испытывала бы Селин. Инстинктивно – и двигаясь так же медленно, как Дин, – я наклонилась вперед, ударив локтями назад, ему в живот. Кисть в руке. Я изобразила, будто ударяю его в ногу, и одновременно укусила руку, которая зажимала мне рот. Осторожно. Несильно.

Селин укусила бы похитителя изо всех сил.

Дин отстранился, и я высвободилась.

– В этот момент я уже кричу, – сказала я. – Изо всех сил. Я бросаюсь к двери, но…

Дин снова оказался у меня за спиной. Изобразил, будто хватает меня. Я ухватилась за край ближайшего стола. Если я буду держать достаточно сильно, ты не сможешь…

– Не так, – вдруг сказала Слоан, нарушая ход моих мыслей. – Судя по тому, как обломки были разбросаны на месте преступления, содержимое стола смахнули с этой стороны. – Она подошла к дальней стороне стола и изобразила, какое движение для этого потребовалось бы, взмахнув руками над ним.

Я нахмурилась. С той стороны стола?

– Может, это была не я, – продолжила я, немного помолчав. – Если я была напугана и боролась за свою жизнь, я бы бросилась к двери при первой возможности.

Если только я не искала оружие. Если только у меня не было причины считать, что я могу бороться и победить.

Руки Дина медленно сжались в кулаки.

– Я мог это сделать. – Он взмахнул руками над столом, на его загорелой шее проступила пульсирующая вена. – Чтобы напугать тебя. Чтобы наказать.

Я представила, как повсюду разлетается стекло. Это моя студия. Мое пространство. Мое убежище. Слова Дина имели смысл, только если субъект тоже об этом знал – и если он каким-то образом понимал, что Селин останется и будет бороться.

Что она не станет убегать.

Я осмотрела остальную часть комнаты, пытаясь соотнести это с тем, что видела на фотографиях с места преступления. Перевернутый стол. Сорванная занавеска. Сломанный мольберт. Ошметки картины Селин, разломанные и умирающие на столе.

– А что насчет керосина? – Пока мы были заняты профайлингом, Лия, что примечательно, молчала, но она исчерпала свой запас сдержанности.

Ее вопрос заставил меня переключиться с точки зрения Селин на точку зрения преступника. Если ты планировал похитить ее, ты бы не стал брать с собой керосин. А если ты планировал сжечь ее заживо здесь, ты бы поджег это место.

– Может, я не смог, – тихо сказал Дин. – Может, я сначала не понимал, каково это будет. – Он помолчал. – Насколько сильно мне это понравится.

Насколько сильно тебе понравится борьба. Насколько сильно тебе понравятся ее ярость, ее страх. Насколько сильно ты захочешь это продлить.

– Хорошая новость, – сказала я тихо, с горечью и страхом, – если это дело рук одного из Мастеров, она у него определенно первая.

Глава 10

Слоан еще была занята физическими уликами, но я уже увидела все, что мне было нужно, – все, что была способна увидеть. Какая-то часть меня невольно продолжала проводить параллели между этим местом преступления и тем, которое стало для меня самым первым, – маминой гримерной.

Она боролась. Она истекала кровью. Они забрали ее.

Отличие заключалось в том, что Селин похитили в дату Фибоначчи, а значит, если это было дело рук Мастеров, мы искали не пропавшую девушку, а потенциальную Пифию.

Мы искали тело.

– Я бы хотела увидеть спальню жертвы, – сказала я. Я обязана была лучше узнать Селин Делакруа, а потом вернуться сюда и снова пройтись по всем событиям, пока не найду то, что мы упускаем.

Вот чем занимались профайлеры. Мы погружались во тьму снова, и снова, и снова.

– Я отведу вас с комнату Селин. – Не дожидаясь разрешения, Майкл направился к главному зданию. Я поймала взгляд агента Стерлинг. Она кивнула, и я пошла следом за ним.

– Я подожду здесь, – сказал мне Дин.

Когда мы занимались профайлингом, я не ощущала сокрушительную дистанцию между нами, но теперь мои мысли обратились к тому, что я скрывала от него, к насмешливым словам его отца.

– Я хочу еще раз осмотреть место преступления, – продолжил Дин. – Кажется, что-то не так.

«Здесь все не так», – подумала я. А потом какой-то голос внутри прошептал: «И никогда больше не будет». Я готова отдать для раскрытия этого дела все, что у меня есть. Я буду отдавать и отдавать, пока той девушки, которой я была – и которую любил Дин, – больше не останется, пока она не исчезнет, как замок из песка, смытый приливом.

Не обращая внимания на глухую боль, которой отзывалась эта мысль, я повернулась и пошла в дом следом за Майклом. Лия пристроилась следом.

– Ты с нами? – спросила я.

Лия небрежно пожала плечами:

– Почему бы и нет? – Тот факт, что она даже не попыталась соврать о своих мотивах, заставил меня остановиться. – Не тормози, – сказала Лия, проходя мимо. – Мне бы в любом случае не хотелось оставаться наедине с Майклом в комнате его бывшей.

Майкл говорил, что Селин – единственная, кому было небезразлично, что с ним происходит. Он говорил, что она была прекрасна. Он называл ее ласковым именем. А когда Лия и Майкл время от времени сходились снова, это обычно плохо кончалось.

Каждый раз.

Мы догнали Майкла, как раз когда он остановился на пороге комнаты Селин. Встав рядом с ним, я поняла, что заставило его остановиться.

Автопортрет. Я интуитивно, без тени сомнения, поняла, что Селин нарисовала его сама. Он был огромный. В отличие от фотографий жертвы, которые я видела, на этой картине была изображена девушка, которая не выглядела элегантной и не стремилась к этому. Краска покрывала холст толстым текстурным слоем, делая картину почти трехмерной. Заметные, крупные мазки. Селин нарисовала себя по плечи. Обнаженная кожа, темно-коричневая и сияющая. И выражение ее лица…

Открытое, уязвимое, уверенное.

Майкл неотрывно смотрел на картину. «Ты читаешь ее, – подумала я. – Ты точно знаешь, что ощущает девушка на картине. Ты знаешь, что ощущала девушка, которая ее рисовала. Ты знаешь ее как себя».

– Она не использовала кисть. – Лия дала нам обдумать услышанное и продолжила: – Наша дорогая СеСе нарисовала картину ножом.

Я тут же встроила этот факт в общую картину того, что знала о Селин.

– Сколько вы готовы поставить на то, что наша Пикассо с ножом чистит кисти керосином? – спросила Лия. – Обычно используют скипидар, но вряд ли Селин Делакруа делает что-то «как обычно». Не так ли, Майкл?

– В профайлеры переквалифицировалась? – спросил он в ответ.

– Просто немного разбираюсь в искусстве, – ответила Лия. – Я шесть недель прожила в туалете музея Метрополитен, когда была бездомной.

Я подняла бровь, глядя на Лию, не в силах отличить, правда это или беспардонная ложь. Лия в ответ протолкнулась мимо Майкла в комнату Селин.

– Если Селин чистит кисти керосином, – прошептала я, думая вслух, – у нее был бы запас под рукой. Вряд ли много, но…

Но достаточно, чтобы тебе не пришлось приносить его с собой. Я остановилась. А если ты не принес его с собой, возможно, ты и не собирался сжигать ее заживо.

Это могла быть случайность. Все это – дата, керосин.

– Думаешь, ФБР не в курсе, что некоторые художники используют керосин как растворитель? – спросил Майкл, прочитав выражение моего лица. – Ты правда думаешь, что Бриггс и Стерлинг не проверили бы эту версию, прежде чем взяться за расследование?

На месте преступления запах керосина был оглушительным. Речь явно не шла о небольшом количестве – но почему-то Лия хотела, чтобы я задумалась о такой вероятности.

Почему?

Майкл переступил порог и вошел в комнату Селин. В последний раз оглянувшись на Лию, я последовала за ним.

– Еще две картины на стенах, – прокомментировала я, нарушая молчание. Селин повесила их рядом – похожие друг на друга работы в пугающем, абстрактном стиле. Казалось, что холст слева полностью закрашен черным, но чем дольше я смотрела на него, тем четче проступало лицо, которое смотрело из темноты.

Лицо мужчины.

Оно было едва заметным – игра света и тени на картине, которая с первого взгляда не содержала ни того ни другого. Второй холст был почти пустым, лишь кое-где виднелись тени. Он казался совершенно абстрактным, но потом становилось ясно, что в этом белом пространстве скрывается изображение.

Еще одно лицо.

– Она никогда не рисовала человека целиком. – Майкл подошел к одной из картин. – Даже в начальной школе. Она отказывалась рисовать что-то кроме лиц. Никаких пейзажей. Ни одного натюрморта. Это выводило из себя учителей рисования, которых нанимали родители.

Это был первый момент, когда Майкл открылся, дав мне возможность спросить у него что-то об этой девушке, о той части его прошлого, о существовании которой мы недавно даже не знали.

– Вы знали друг друга с самого детства?

На мгновение мне показалось, что Майкл может и не ответить.

– Иногда виделись, – наконец сказал он. – Когда я не был в интернате. Когда она не была в интернате. Когда отец не заставлял меня знакомиться с сыновьями людей, более важных для него, чем деловой партнер, которого он и так кормил с рук.

Я знала, что отец Майкла вспыльчив. Я знала, что он агрессивен, почти непроницаем, богат и одержим семейной честью Таунсендов. А теперь я узнала о Тэтчере Таунсенде кое-что еще. Сколько бы ты ни зарабатывал, как бы высоко ты ни забрался по социальной лестнице, тебе всегда будет этого недостаточно. Ты всегда будешь чувствовать голод. Ты всегда будешь хотеть большего.

– Хорошие новости. – Голос Лии отвлек меня от этих мыслей. Когда мы с Майклом посмотрели на нее, она уже вынимала второе дно из ящика, который стоял в ногах кровати Селин. – Полиция забрала ноутбук жертвы, но они не нашли ее секретный ноутбук.

– Как ты… – хотела спросить я, но Лия перебила меня взмахом руки.

– После того как меня выгнали из Метрополитена, я обчищала элитные дома. – Лия поставила ноутбук на стол Селин.

– Нам нужна Слоан, чтобы взломать… – Майкл замолчал, когда Лия залогинилась в систему.

Ноутбук не был защищен паролем. Ты спрятала ноутбук, но не стала ставить пароль. Почему?

– Посмотрим, что у нас тут, – сказала Лия, открывая файлы наугад. – Расписание занятий. – Я едва успела прочитать расписание, а Лия уже открывала следующий файл. Фотография двоих детей на фоне парусной лодки. Я тут же узнала девочку – Селин. Мне понадобилось больше времени понять, что мальчик, стоящий рядом с ней, – Майкл. Ему было максимум восемь или девять.

– Хватит, – резко сказал Майкл. Он попытался закрыть фотографию, но Лия оттолкнула его. Я заметила, что на экране ноутбука проступает новое изображение.

«Не фото, – осознала я. – Видео. Анимация».

Дети на фото медленно изменялись, и вот я уже смотрела на другую, похожую фотографию – двое подростков на фоне парусной лодки.

Селин Делакруа, девятнадцать лет, и Майкл Таунсенд, каким он был сейчас.

Глава 11

– Может, поделишься со всем классом, Таунсенд? – Слова Лии звучали легковесно и насмешливо, но я всеми фибрами души ощущала, что для нее это не шутки.

Ты пошла сюда, потому что думала, что он что-то скрывает. От тебя. От всех нас.

Пока мы с Дином занимались профайлингом на месте преступления, Лия наблюдала за Майклом. Наверное, она заметила какие-то признаки. Даже если он не лгал, что-то, наверное, вызывало у нее подозрения…

Какие именно? Какие подозрения, Лия?

– Это не фотография. – Майкл пристально посмотрел на Лию. – Это цифровой рисунок. Селин взяла за основу старое фото и обработала его. Это очевидно. Ты ведь заметила, что у нее в расписании были занятия по цифровой живописи?

Я рефлекторно прокрутила в голове расписание Селин. Визуальное мышление. Смерть и апокалипсис в средневековом искусстве. Права человека – теория, практика, политика. Цвет.

– Когда ты видел ее в последний раз? – спросила Лия у Майкла. – Когда ездил домой на Рождество?

Челюсти Майкла слегка напряглись.

– Я не видел Селин почти три года. Но твоя ревность меня трогает. Правда.

– Кто сказал, что я ревную?

– Чтец эмоций сказал. – Майкл взглянул на меня. – Может, профайлер скажет детектору лжи, что это почти патология – ревновать к одной из жертв?

Жертв. Майкл, которого я знала, не был способен называть так кого-то, кто был ему небезразличен. Селин Делакруа не была для него безымянной, безличной жертвой. И еще я невольно задумывалась: если Селин не видела Майкла три года, как ей удалось так точно уловить его внешность?

– Скажи мне, что ты ничего не скрываешь. – Лия улыбнулась Майклу отточенной, идеальной улыбкой. – Давай. Рискни.

– Не собираюсь играть с тобой в эти игры, – произнес Майкл сквозь стиснутые зубы. – Дело не в тебе, Лия. И это все, черт побери, не твое дело.

Они так увлеклись спором, что не заметили, как картинка на экране изменилась снова. На этот раз на ней было только одно лицо.

Тэтчер Таунсенд.

– Майкл. – Я подождала, пока он посмотрит на меня, и продолжила: – Откуда у Селин фотография твоего отца? С чего бы ей рисовать его?

Майкл посмотрел на экран. Его лицо оставалось непроницаемым.

– Таунсенд, скажи мне, что ты уверен, будто это дело как-то связано с Мастерами. – Лия решила ударить в уязвимое место. – Скажи мне, что ты не понял, что это не так, через секунду после того, как увидел место преступления.

– Через пять секунд, – ответил Майкл, пристально глядя на Лию, – я собираюсь сказать тебе, что я люблю тебя. И, если ты будешь в этой комнате, когда я это скажу, ты узнаешь.

Любит ли он ее. Или нет.

Если бы она была уверена на сто процентов, что ответ будет отрицательным, она бы не сдвинулась с места. Если бы она не желала, хотя бы отчасти, чтобы он ее любил, ей было бы все равно. Но она посмотрела на Майкла, и в ее глазах читалось что-то вроде ненависти.

А потом она сбежала.

Я смогла заговорить только через несколько секунд.

– Майкл…

– Не надо, – ответил он. – Потому что, клянусь богом, Колорадо, если ты скажешь сейчас хоть слово, я не удержусь и расскажу тебе, сочетание каких именно эмоций я прочел на твоем лице, когда тебе пришло в голову, что дело Селин может быть и не связано с Мастерами.

У меня пересохло во рту. Если Селин похитили Мастера в дату Фибоначчи, она уже мертва. Но если это дело не связано с ними, она может быть еще жива. И я…

Я не испытывала радости. Не испытывала надежды. Часть меня – больная, извращенная часть меня, которую я едва ли признавала, – хотела, чтобы она оказалась жертвой секты. Потому что, если она была их жертвой, существовала вероятность, что они оставили следы. Нам отчаянно нужна была зацепка. Мне нужна была зацепка.

Пусть даже я понимала, что Селин важна для Майкла. Пусть даже он был важен для меня.

Ты

Что-то ты помнишь. Что-то – нет. Какие-то вещи заставят тебя содрогнуться, а какие-то – нет.

Глава 12

В какой момент я стала человеком, способным испытывать разочарование из-за того, что есть шанс найти пропавшую девушку живой?

«Это цена, – подумала я, оставив Майкла одного в комнате Селин и возвращаясь на место преступления. – Цена готовности заключить сделку с любым дьяволом, заплатить любую цену».

Дин взглянул на меня и стиснул зубы.

– Что сделал Таунсенд?

– Что заставляет тебя думать, что он что-то сделал?

Дин посмотрел на меня.

– Во-первых, это Майкл. Во-вторых, он близок к истерике. В-третьих, с тех пор как Лия спустилась сюда, она изображает из себя мисс Бабочки-Цветочки, а она напускает на себя такой вид, только если издевается над кем-то или сильно расстроена. А в-четвертых… – Дин пожал плечами. – Возможно, я и не чтец эмоций, но я тебя знаю.

Прямо сейчас, Дин, я сама себя не знаю.

– Я ездила к твоему отцу. – Не знаю, чем были для меня эти слова – исповедью или епитимьей. – Я рассказала ему о нас, чтобы он рассказал мне о Мастерах.

Дин помолчал несколько секунд.

– Я знаю.

Я неподвижно смотрела на него.

– Как…

– Я знаю тебя, – повторил Дин, – и я знаю Лию, и единственная причина, по которой она сообщила бы мне, что что-то происходит между ней и Майклом, – чтобы отвлечь меня от чего-то худшего.

Я рассказала твоему отцу, что чувствую, когда ты касаешься меня. Я рассказала ему, что он преследует тебя в кошмарах.

– Не знаю, что этот монстр сказал тебе. – Дин посмотрел мне в глаза. – Но я знаю, что у него очень специфическая реакция на все прекрасное, на все настоящее – на все, что связано со мной. – Его пальцы слега коснулись края моего подбородка, затем мягко легли на затылок. – Но больше он этого не сделает, – твердо сказал Дин. – И ты ему не позволишь.

У меня сжалось сердце, но я не отстранилась от его прикосновения. Не отступила.

– Селин Делакруа была похищена не кем-то из Мастеров. – Я позволила себе ощутить тепло, исходящее от кожи Дина. Я отогнала отзвуки голоса его отца. – Не знаю как, но Майкл понял. Лия подозревала, что он что-то скрывает. И какая-то часть меня, немалая, хочет…

– Хочет, чтобы нашлась зацепка, – договорил за меня Дин. Его южный акцент показался заметнее, чем когда-либо. – Ты хочешь, чтобы мы напали на след. Но ты не хочешь, чтобы эту девушку сожгли заживо, Кэсси. Ты не хочешь, чтобы она умерла в муках. На это ты не способна.

Он говорил так уверенно, с такой верой в меня, даже после того, что я ему рассказала. Я подумала про маму, про то, как она насмерть дралась со своей предшественницей. Мы никогда не знаем, на что способны на самом деле.

Я сменила тему:

– Ты не удивился, когда я сказала, что похититель Селин – не кто-то из Мастеров.

– Я подозревал. – Дин остался внизу, чтобы еще раз осмотреть место преступления, потому что что-то казалось неправильным. Я задумалась, почему он заметил это, а я нет. Я должна была быть прирожденной. Я должна справляться лучше. Я увидела, что для нашего субъекта это первое подобное преступление. Почему я не сделала еще один шаг и не увидела, что Мастера не подпустили бы близко человека, который настолько не контролирует себя, настолько неаккуратен?

– Ты была в ее голове, – тихо сказал Дин. – А я – в голове нападающего. С ее точки зрения, не важно, выбрал ли ее напавший потому, что она была первой из девяти жертв, или потому, что она была первой и единственной. Для нее не важно, был ли в его действиях элемент ритуала или лишь страсть и злоба. Она бы в любом случае защищалась.

Я закрыла глаза, снова представляя себя на месте Селин. Ты сражалась. Ты не убежала. Ты знала субъекта. Возможно, ты была напугана, но также ты разозлилась.

– У Селин есть секретный ноутбук, – сказала я Дину. – Полиция его не заметила. И, что бы тут ни происходило, отец Майкла как-то в этом замешан.

Глава 13

– Мы понимали, что это лишь догадка. – Бриггс обращался к Стерлинг, хотя сообщили ему мы с Дином. – Но даты совпадали, образ действий преступника тоже подходил. Нужно было проверить.

– Ты так говорил, – отрывисто произнесла Стерлинг. – И директор так говорил.

Я вспомнила тот разговор. Директор Стерлинг разговаривал только с Бриггсом – не со своей дочерью и не с Джудом.

– Не своди этот разговор к обсуждению отца, – тихо сказал Бриггс Стерлинг.

– Не я это делаю, а ты. – Тон Стерлинг напомнил мне, что Бриггс был не только ее напарником, но и бывшим мужем. – Это вовсе не была догадка. Если бы ты спросил меня – если бы ты или мой отец потрудились вспомнить, что среди нас есть профайлер, – я бы сказала вам, что в действиях преступника слишком много гнева, слишком мало контроля и это не стыкуется с тем, что мы уже знаем о Мастерах.

Выводы, которые скрывались за этими словами, были как удар по голове.

– Вы знали, что это дело не связано с Мастерами? – Мой голос звучал напряженно. Вы знали, но позволили мне поверить…

– Я знала, что пропала девушка, – тихо сказала Стерлинг.

– И ты даже не подумала поделиться этими мыслями со мной? – Голос Бриггса стал жестче.

Стерлинг спокойно ответила на его взгляд.

– Ты не спрашивал. – Немного помолчав, она повернулась ко мне. Ее интонация слегка изменилась и теперь напомнила мне, что однажды она говорила, что, глядя на меня, она видит себя. – Никогда нельзя позволять себе настолько сильно фокусироваться на одной вероятности – или на одном деле, – чтобы потерять объективный взгляд, Кэсси. Когда расследование превращается в твою потребность – в мести, одобрении, искуплении, контроле… ты уже проиграла. Есть тонкая граница между тем, чтобы следовать своей интуиции и видеть то, что ты хочешь увидеть, и не мне тебя этому учить. – Она снова взглянула на Бриггса. – Всем нам приходится усваивать этот урок на своем опыте.

Ты думаешь о деле Найтшейда. Мои инстинкты профайлера работали на полную. Несколько лет назад Бриггс и Стерлинг не знали, что убийца, которого они выслеживают, – один из Мастеров. Они не знали, что, пока они преследуют Найтшейда, он охотится на их коллегу – на Скарлетт Хокинс. Дочь Джуда. Лучшую подругу Стерлинг.

– И что же за урок ты пытаешься мне преподать? – резко произнес агент Бриггс. – Не принимать решения, не обсудив их сначала с тобой? Не занимать сторону твоего отца ни по каким вопросам? Не просить Джуда мне довериться?

– Не просто так я создавала программу обучения прирожденных в обход директора, – ответила Стерлинг, сохраняя контроль над эмоциями. – Отец очень хорошо справляется со своей работой. От него за милю несет макиавеллизмом. И он может быть очень убедительным.

– Я принял решение сам, – возразил Бриггс. – Твой отец ни при чем.

– Он всегда хотел сына, – тихо сказала Стерлинг. – Целеустремленного, амбициозного, созданного по его образу и подобию.

Бриггс напрягся всем телом.

– Это из-за Скарлетт? Ты по-прежнему винишь…

– Я виню себя. – Эти слова Стерлинг прозвучали словно взрыв. – Дело не в тебе и не в отце. Дело в том, что мы не должны становиться одержимыми одним делом, одержимыми победой, настолько, чтобы переставать замечать все остальное. Скарлетт положила свою жизнь на алтарь победы, Таннер. Мастера это или нет, пусть я отправлюсь в ад, если мы позволим тому же произойти с этими детьми.

– А что насчет того, как это дело действует на Майкла? – огрызнулся Бриггс. – Приносить его психологическое благополучие на алтарь твоего чувства справедливости – это, значит, нормально?

– Ненавижу, когда мамочка и папочка ссорятся. – Лия боком подобралась ко мне. – Как ты думаешь, они разведутся? – Лия никогда не упускала случая плеснуть воду в горящее масло.

Бриггс наморщил нос.

– Бриггс и Стерлинг уже развелись, – услужливо проинформировала нас Слоан, снимая латексные перчатки и присоединяясь к стычке.

Дин вмешался прежде, чем ситуация успела усложниться:

– Речь по-прежнему о пропавшей девушке.

Именно поэтому агент Стерлинг не стала возражать, когда Бриггс решил привести нас сюда. Я подумала о Селин, о тех зловещих эмоциях, которые поднимались у меня внутри, когда я осознала, чем это дело является – и чем не является.

«Ты не хочешь, чтобы эту девушку сожгли заживо, Кэсси. – Слова Дина отдавались в моем сознании. – Ты не хочешь, чтобы она умерла в муках. На это ты не способна».

Я хотела, чтобы это оказалось правдой.

– Нам нужно найти, кто забрал Селин. – У меня сжалось горло. Я взяла Дина за руку, и наши пальцы переплелись, черт бы побрал Дэниела Реддинга и его психологические игры. – Если она жива, мы должны ее найти. А если она мертва, мы найдем, кто ее убил.

Последние два с половиной месяца я провела в подвале, разглядывая творения Мастеров. Я сидела напротив дьявола и предлагала ему сделку. Но что бы я ни делала, что бы мы ни делали, реальность такова: возможно, я никогда не найду свою мать. Даже если мы поймаем одного из Мастеров – или двоих, или троих, – возможно, бесконечный цикл серийных убийств так и не остановится.

Многое я не могла контролировать. Но что-то – могла.

– Где Майкл? – вдруг спросила Слоан. – В девяноста трех процентах случаев эмоциональных или физических конфликтов Майкл оказывается в радиусе полутора метров от места событий.

Последовало мгновение тишины, а затем агент Бриггс повторил вопрос Слоан:

– Где Майкл?

– Я оставила его в комнате Селин, – сказала я. Но не озвучила того, что должна была осознать намного раньше, – я готова поставить крупную сумму на то, что надолго он в этой комнате не задержался.

Глава 14

Куда пошел Майкл, я догадалась довольно быстро. Если он подозревал, что его отец как-то связан с исчезновением Селин, он наверняка решил встретить угрозу лицом к лицу.

– Отвези детей обратно в конспиративное убежище, – приказал Бриггс Стерлинг. – А я приведу Майкла.

– Действительно, когда Майкл вот-вот потеряет контроль, к авторитетной фигуре он уж точно прислушается, – пропела Лия. – Это совершенно точно не кончится плохо, особенно если вы начнете раздавать приказы. Ведь все знают, что люди, которые с детства были грушей для битья, лучше всего справляются с ситуациями, которые они не контролируют и в которых кто-то полностью доминирует над ними.

Отточенный сарказм Лии становился особенно эффективным, когда ее слова звучали совершенно искренне.

– И что ты предлагаешь? – резко спросил Бриггс.

– Мы вчетвером тоже поедем, – ответила она. – Разумеется. Или вы думаете, что Тэтчер Таунсенд потеряет контроль и действительно набросится на нас?

– Он не станет, – вмешался Дин. – Он ценит внешнее впечатление. – Дин помолчал. – Если бы я был Тэтчером Таунсендом и имел какое-то отношение к исчезновению Селин Делакруа, что бы я делал? Устроил бы шоу еще получше обычного.

– А если Майкл будет стараться вывести отца из себя? – возразила агент Стерлинг. – Если он будет провоцировать отца, а тот сорвется?

Что-то темное и опасное сверкнуло в глазах Дина.

– Тогда Тэтчеру Таунсенду придется сначала пройти через меня.

– Если кто-то из вас двоих начнет задавать ему вопросы, – обратилась я к агентам ФБР, прежде чем они успели отреагировать на угрозу, проступившую в словах Дина, – вероятность того, что отец Майкла сорвется, очень мала. – Лия посмотрела на меня взглядом, говорившим «Ты не помогаешь», но я продолжала: – Тэтчер высокомерен и способен на масштабный самообман. Но, если он сорвется, когда рядом не будет других взрослых, он, возможно, выдаст нужную нам информацию.

Слоан откашлялась и попробовала поддержать мою позицию:

– По моим оценкам, отец Майкла имеет рост метр восемьдесят, вес семьдесят три килограмма. – Когда стало ясно, что мы не понимаем, к чему эти числа, Слоан пояснила: – Думаю, мы сможем его одолеть.

Хлопая ресницами, Лия повернулась к Джуду, который тоже успел присоединиться к обсуждению.

– Ладно, – сказал Джуд, поразмыслив некоторое время. – Но на этот раз камеры будут на вас.

Я потянулась к звонку на двери Таунсенда, но Лия нажала на дверную ручку и, обнаружив, что дверь не заперта, вошла. Рано или поздно она заставит Майкла заплатить за представление, которое он устроил в комнате Селин, но сначала она должна его спасти.

– Выпьешь? – Услышав голос Майкла, я тут же переступила порог следом за Лией. Я услышала тихий звон – стекло о стекло – и быстро поняла, что Майкл наливает себе и предлагает кому-то еще.

Следом за Лией я прошлась по дому. Слоан и Дин – за нами. В гостиной – там, где Бриггс и Стерлинг опрашивали родителей Селин, – обнаружились Майкл с отцом.

Тэтчер Таунсенд принял бокал, который наполнил для него Майкл, и поднял его. В уголках его губ играла дьявольская симпатичная улыбка.

– Тебе следовало бы отвечать, когда я звоню, – сообщил он, произнося эти слова как тост, как семейную шутку, которую знали они оба. Глядя на Тэтчера, я видела: этот человек для всех лучший друг. Он был идеальным продавцом, и лучше всего он умел продавать себя.

Майкл поднял свой бокал и очаровательно улыбнулся отцу.

– Делать то, что следует, – не по моей части.

Когда-то Майкл определенно боялся моментов, когда маска очарования сползала, открывая истинное лицо его отца. Теперь он превращал в силу свою способность заставить его проявить свое истинное лицо.

Но Тэтчер Таунсенд продолжал, словно не замечая насмешливых интонаций в голосе Майкла:

– Как ты, Майкл?

– Красив, склонен к приступам меланхолии и сомнительным решениям. А ты?

– Всегда такой бойкий, – сказал Тэтчер, покачав головой, и мягко улыбнулся, словно они с сыном делились приятными воспоминаниями. Краем глаза он взглянул на остальных.

– Похоже, ты сегодня не один, – сообщил он Майклу. Затем старший Таунсенд обратился к нам: – Полагаю, вы друзья Майкла. Я Тэтчер. Пожалуйста, входите. Берите напитки, если только вы способны удержаться и не донести на меня в ФБР за спаивание малолетних.

Отец Майкла был притягательным. Очаровательным, дружелюбным, впечатляющим.

«Ты живешь, чтобы тобой восхищались, – подумала я, – и, сколько бы боли ты ни причинил Майклу, ты не переставал излучать это очарование».

– Майкл, дорогой… – Лия прошла вперед и встала рядом с Майклом, взяв его за руку.

– Представь нас.

В одно мгновение Лия надела маску, которую я никогда раньше не видела. Это ощущалось в том, как она держала голову, как плавно шла, как музыкально говорила. Майкл взглянул на нее, прищурился, но, видимо, понял по ее лицу, что ему еще повезло и она решила не пытаться сделать впечатление более ярким.

– Это Сэди, – сообщил он отцу, обнимая Лию за талию и произнося ее псевдоним. – А в дверях задержались Эсмеральда, Эрма и Барф[4].

Впервые я заметила, что на лице Таунсенда-старшего промелькнуло раздражение.

– Барф? – Он взглянул на Дина.

– Это сокращение от Бартоломью, – невозмутимо соврала Лия. – В детстве наш Барф страдал от нарушения речи.

Как и я, Дин, вероятно, подозревал, что в безумии Майкла и Лии есть своя система, потому что он не произнес ни слова.

– Вопрос, – произнесла Слоан, подняв руку. – Я Эрма или Эсмеральда?

Тэтчер Таунсенд убедительно демонстрировал восхищение.

– Похоже, мой сын нашел место, которое ему как раз подходит. Простите, что моя жена не смогла присутствовать. Уверен, Майкл рассказал вам, что ее потянуло на приключения. Она руководит бесплатной клиникой здесь, в городе, но путешествует с «Врачами без границ» всегда, когда у нее появляется возможность.

Было сложно представить Тэтчера женатым на ком-то, кроме светской львицы. Интуиция подсказывала, что он упомянул, будто жену «потянуло на приключения», исключительно чтобы наказать сына за то, что тот не выдал ему наши подлинные имена. Кулаки – не единственное твое оружие. Ты человек большого ума – если только сын не заставляет тебя превратиться в нечто иное.

– Мы бы хотели задать несколько вопросов о Селин Делакруа. – Дин первым решил перейти к делу.

– Ну, Барф, – с упреком произнес Майкл. – Дай человеку хотя бы допить.

Тэтчер, не обращая внимания на сына, сосредоточился на Дине.

– Прошу, задавайте любые вопросы. Хотя мой сын стремится превратить все в шутку, могу заверить вас, что семья Селин и я сам относимся ко всему очень серьезно.

– Почему? – спросила Слоан.

– Боюсь, я не улавливаю.

– Почему вы относитесь к этому настолько серьезно? – Слоан наклонила голову набок, пытаясь свести вычисления. – Почему именно вы обратились в ФБР?

– Я знал Селин с тех пор, как она родилась, – ответил Тэтчер. – Ее отец – один из моих лучших друзей. Неудивительно, что я решил помочь.

Я заметила быстрое движение – Лия выпрямила указательный палец, держа его около бедра – указывая вниз, словно тайком показывала число «один».

Это его первая ложь. Учитывая, что мы знали про Тэтчера и Реми, которые занимались общим бизнесом еще до того, как оба обзавелись детьми, я сомневалась, что Тэтчер соврал о том, что знал Селин, а значит, он врал об отношении к ее отцу. Может, ты не считаешь его другом. Может, он перешел тебе дорогу. Может, ты предпочитаешь держать врагов поближе.

– Я очень ценю, что вы хотите найти Селин. – Тэтчер обращался непосредственно к Майклу. – Я тоже, но, сынок, ты не туда пришел искать эти ответы.

– Не в том месте, не в то время. – Майкл отпил немного. – Я на этом вроде как специализируюсь.

Я ожидала, что Тэтчер сорвется. Дин пододвинулся чуть ближе к Майклу. Но Тэтчер лишь улыбнулся и перевел взгляд с Майкла на другую цель.

– Слоан, да? – спросил он, демонстрируя, что знал наши настоящие имена с самого начала. – Я знаю твоего отца.

Некоторые люди умеют интуитивно обнаруживать чужие слабости. В это мгновение я не сомневалась, что Тэтчер Таунсенд сделал состояние именно на этом навыке. У меня скрутило желудок от мысли о том, какую боль одно упоминание отца причинит Слоан.

– У нас с Грэйсоном Шоу было несколько совместных инвестиций, – продолжил Тэтчер, произнося имя отца Слоан, словно они были старыми приятелями. – Он мне рассказывал, что ты довольно гениальна, но не упоминал, какой прекрасной девушкой ты стала.

Мне не нужна была Лия, чтобы сказать, что отец Слоан ничего хорошего о ней не говорил.

– Мне было очень жаль, – произнес Тэтчер, поймав взгляд Слоан и пристально глядя ей в глаза, – услышать о твоем брате.

Я хотела взять Слоан за руку. Но она не сжала пальцев. Ее руки безжизненно повисли.

– Нет, – возразила Лия, внезапно шагнув вперед. – Вам не было жаль. Вам, в общем-то, было все равно. И так уж вышло, когда вы сказали Майклу, что он ищет эти ответы не в том месте, единственная причина, по которой эта фраза была правдивой, – слово «эти». – Голос Лии звучал низко и растянуто. – Иногда лжец больше всего выдает в те моменты, когда говорит правду.

Что ж, перчатка была брошена. Тэтчер Таунсенд мог атаковать меня, Лию или Дина, и мы бы подыграли ему. Но он решил прицепиться к Слоан и приплел ее погибшего брата. С того момента, как мы вошли в этот дом, отец и сын вели игру, пытаясь перехитрить друг друга, пытаясь доминировать, утвердить свою власть и контроль. Теперь, когда Тэтчер использовал для этого Слоан, мне захотелось сказать ему, насколько он прозрачен.

– А за какими ответами Майкл должен был к вам прийти? – спросила я вместо этого. Иногда лучший способ поймать кого-то – дать ровно то, что этот человек хочет. В этом случае – контроль. – У вас достаточно власти. Вы держите все под контролем. Какие же вопросы ему стоит задать?

Таунсенд знал, что я ему льщу, но ему было все равно.

– Может, если вы мне намекнете, я смогу оказать вам услугу…

– Кстати, об услугах… – Майкл поставил бокал на стол. – Какие услуги оказывала вам Селин?

– Простите? – Тэтчер произнес это одновременно недоверчиво и оскорбленно. – На что именно ты намекаешь, Майкл? Какие бы разногласия между нами ни существовали, ты ведь не считаешь, что я связан с исчезновением Селин?

– Тебе всегда нравилось указывать мне, о чем думать, а о чем нет, – тихо сказал Майкл. – Я определенно не мог считать, что ты хотел сбросить меня с лестницы, или что ты и правда собирался сломать мне руку, или что ты специально удерживал меня под водой в ванной. И правда, за кого это я тебя принимаю?

Тэтчер не отреагировал ни на одно из обвинений Майкла. Он будто их даже не слышал.

– Ты и правда думаешь, что я убил Селин? Похитил ее? Что я причинил бы ей какой-то вред?

Я ощутила, как мне хочется поверить ему, хотя я и знала, что он способен на насилие. Вот какой властью над людьми обладал Тэтчер Таунсенд. Вот как убедительны были эмоции, которые выражали его голос и его лицо.

– Так, что ли, Майкл? – настойчиво повторил Тэтчер. – Думаешь, я как-то связан с ее исчезновением?

– Думаю, ты ее трахал.

Тэтчер открыл рот, чтобы ответить, но Майкл продолжал:

– Думаю, тебе надоело ее трахать. Думаю, ты заглянул к ней в день, когда она исчезла. Думаю, ты ей угрожал. Скажи, что я ошибаюсь.

– Ты ошибаешься, – сказал Тэтчер без тени сомнения. Я посмотрела на Лию, но она ничем не намекала, что это может быть ложь.

Майкл сделал еще один шаг вперед. Хотя я не могла различить ни тени гнева на лице Тэтчера Таунсенда, интуиция подсказывала, что Майкл видит, как он наблюдает за яростью, нарастающей в его отце, – из-за обвинения, из-за того, что эти слова произнес его собственный сын, из-за того, как он вывалил семейное грязное белье перед чужаками, замарав репутацию Таунсендов.

– Не говори мне, что ты слишком порядочный, слишком утонченный, чтобы спать с дочерью делового партнера. – У Майкла была специфическая реакция на ярость. Он всегда подбрасывал дров в огонь. Тэтчер Таунсенд видел себя основателем династии, человеком, который не уступает никому и никогда. Ему нужно было видеть себя таким. И Майкл точно знал, чем заплатит, если попытается это отнять.

– Можно забрать мальчишку из трущоб, – небрежно сказал он отцу, – но нельзя забрать трущобы из мужчины.

В лице Таунсенда не было ни малейшего намека, никаких признаков. Он не сжимал кулаки. Он не издал ни звука. Но в одну секунду Майкл стоял перед своим отцом, а в следующую послышался удар и Майкл уже лежал на полу.

Тэтчер отвесил ему оплеуху. Ты ударил его достаточно сильно, чтобы он упал и остался лежать. Но ты уже мысленно переписываешь историю. Ты не выходил из себя. Ты не терял контроля. Ты победил. Ты всегда побеждаешь.

Дин встал между Майклом и его отцом, а Лия наклонилась, чтобы проверить, что с Майклом.

Тэтчер Таунсенд пошел налить себе еще выпить.

– Рад видеть вас у себя дома, – сказал он, выходя из комнаты. – И сообщите мне, если вам понадобится какая-то помощь.

Глава 15

Одно дело – знать, что отец Майкла агрессивен, а другое – увидеть это своими глазами.

– Не знаю, как вы, – сказал Майкл, поднимаясь на ноги и вытирая кровь с губы тыльной стороной ладони, – но я считаю, что все прошло хорошо.

Небрежный тон Майкла почти вывел меня из равновесия. Я знала, что моя жалость ему не нужна. И моя ярость тоже. И что бы я ни чувствовала, он это увидит.

– Хорошо? – повторил Дин. – Ты считаешь, что это прошло хорошо?

Майкл пожал плечами:

– В частности, тот факт, что я представил тебя своему отцу как моего хорошего друга Барфа, будет вечно жить в моей памяти.

Это не имеет значения, если не позволишь этому иметь значение. Мне было больно за Майкла, за мальчика, каким он был, за то, что ему пришлось расти в этом доме.

– Ты в порядке? – спросил Майкл у Слоан.

Она стояла рядом со мной, совершенно неподвижно, быстро дыша, бледная. Она думает об Аароне. Думает о том, что только что случилось с Майклом. О своем отце. О его отце.

Слоан сделала три крошечных неуверенных шага, а потом бросилась к Майклу и обняла его за шею так крепко, что мне показалось, будто она никогда его не отпустит.

Мой телефон зазвонил. Глядя на Слоан, обхватившую Майкла, я взяла трубку.

– Прошло совсем не хорошо. – Слова, которыми меня поприветствовала агент Стерлинг, напомнили мне, что видео и аудио транслировались ей. – Не стану спрашивать, в порядке ли Майкл, и не стану говорить, что вас предупреждала. Но я сообщу вам, что Бриггс с нетерпением ждет момента, когда Тэтчера Таунсенда притянут за рукоприкладство.

Я включила громкую связь.

– Вся группа слышит, – сообщила я Стерлинг.

На мгновение мне показалось, что она сейчас повторит свои слова об отце Майкла, но она, наверное, решила, что Майкл ее за это не поблагодарит.

– Что мы узнали? – спросила она вместо этого.

– Когда Тэтчер сказал, что Майкл ошибается, он не врал. – Лия прислонилась к огромному пианино, скрестив ноги. – Но я не могу сказать, имел ли он в виду, что Майкл ошибается во всем или в какой-то части.

Я мысленно повторила слова Майкла. Думаю, ты ее трахал. Думаю, ты заглянул к ней в день, когда она исчезла. Думаю, ты ей угрожал. Я попыталась переключиться на точку зрения Тэтчера, но вместо этого обнаружила, что смотрю глазами Майкла. Ты обвинил его, что он с ней спит. Обвинил, что он ей угрожает. Ты не говорил, что он ее похитил. Не говорил, что он вломился в ее студию или разгромил ее в припадке ярости.

1 «Гамлет» Шекспира цитируется в переводе Бориса Пастернака.

2 «Буря» Шекспира цитируется в переводе М. А. Донского.

3 Каба́на – декоративная сезонная постройка, обычно в саду или на пляже, похожая на небольшую хижину.

4 От английского barf – тошнить.

Продолжить чтение