Тот самый Ванятка…

Еще утром мать поставила пресное тесто на хлеб из последних остатков муки. Ванятка и младшая Поля пальцами чистили гнилую картошку, складывали в глиняный горшок и ставили в теплую печь – благо дрова были. На прошлой неделе они с соседским конопатым, вечно смеющимся Федоткой, четырнадцатилетним юнцом, запрягли старую клячу и пошли в лес. Там рубили засохшие деревья, собирали обломанные ветки. Федотка смастерил сопелки, и дети, громко свистя в них, отпугивали ворон, снующих в поисках пропитания. А еще нашли ….грибы. Самые обычные подосиновики. Мать заплакала, увидев их. Вечером сварили пустой суп, в котором одиноко плавали кусочки лесных грибов, аромат которых вскружил голову Ванютке. Такой праздник живота бывает редко. Когда с утра мать, повязав на голову беленький платочек , садилась на деревянную скамейку, долго смотрела в прозрачное начищенное окно, а потом тайком от детей вытирала скупую слезу, все уже знали- обеда не будет. Шутка ли сказать, в семье трое ртов, попробуй накорми.

Тогда, надев прохудившиеся лапти (они были только у младшего Феди), босая детвора весело бежала в лес. Здесь можно было хоть чем-то поживиться: жгучей крапивой, лебедой, желудями, корнями лопуха и подорожника. Все это Настасья, мать Ванятки, смешивала с мукой и пекла самый вкусный хлеб «войны». А еще дети любили черную кашу из семян лебеды… У Ванятки заурчало в животе. Еще бы, он не ел со вчерашнего утра.

Играя на улице в казаки-разбойники, малец еще издали увидел ровно идущую колонну, пересекающую колхозное поле. Немецкие «Пантеры» шли уверенно и стремительно, издавая грозный и рокочущий звук. Не мешкая, бросился он в избу. Никого. Мать ушла к соседской бабке Прасковье, у которой осталась последняя в деревне тощая корова Мурка. Настасья напросилась вскопать землю за бутылку молока – вечером все ждали кашу. Ванятка выскочил во двор – детей тоже не было. Кое-как добежал до Прасковьи.