Дача и рассказы
© Артём Губин, 2025
ISBN 978-5-0067-5062-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Проф. Е. Л. Тропкович-Смирнов
Нашим научруком был Егор Львович, высокий старик, лет семьдесят пять, серебристые волосы, выстриженные виски и затылок, твёрдый и плавный шаг; стук деревянных каблуков, слышный в аудиториях ещё с парадной лестницы. Он приходил всегда в одном и том же, но свежем пиджаке. У него были длинные пальцы с продолговатыми розовыми ногтями, на мизинце левой руки носил тонкое золотое кольцо: «Сим победиши» с крестом.
Всю группу, нас было человек пять аспирантов, он позвал к себе после конференции. Было часов шесть вечера, весна, но темнело ещё рано. Он заказал такси, мы приехали на Ленинский проспект, во двор фасадной сталинки, бежевой и с башней. В подъезде консьержка, помню широкие и светлые лестницы: на площадках люстры, вокруг них лепнина, пшеница, серпы и молотки.
Мы зашли, он показал, куда вешать куртки, сказал, куда проходить, как разденемся, разулся, поставил туфли в шкаф для обуви, спросил нас, кто будет чай, и ушёл в кухню.
Мы прошли в гостиную, там были кресла и диван, но мы опешили и стояли посреди комнаты на ковре: все стены были в книжных шкафах, высоченных, почти до потолка, а потолки метра три-четыре. Книг так много, что дверцы должны ломиться, и их надо перевязывать тесёмкой, чтобы закрыть, но библиотека была в каком-то даже пугающем порядке. Все книги распределены по разделам, внутри разделов книги расставлены по алфавиту, в каждой полке лежит листочек с номерами страниц и заметками, что на каждой из них Егору Львовичу было интересно.
– Садитесь, что вы все стоите, – сказал Егор Львович, входя в гостиную с подносом чашек, составленных одна в другую, чайником и блюдцем сушек, мармелада, пастилы.
Егор Львович поставил поднос на рабочий стол, чистый, без тетрадок, книг, бумаг, расставил чашки, поставил рядом блюдце и сказал ещё раз всем садиться.
– Чай пока ещё настаивается, – сказал он и, сложа руки в карманы брюк, оглядел нас, – конференция, в общем, прошла неплохо, правда?
Егор Львович обернулся к столу и взял мармелад.
– Но есть и помарки, заметки на полях, да?
Он прожевал мармелад и заглянул в чайник.
– Теперь пора, – Егор Львович разлил чай и пригласил нас взять чашки.
Он взял оставшуюся и продолжил:
– У вас, Павел, был очаровательный доклад, материал удивительный, где вы его нашли?
– В Ленинке всё, – ответил Паша.
– В Ленинке, конечно, это очень интересно, но дикция ваша – надо читать по семь докладов в неделю и тренироваться, не заметите, как подниметесь на кафедру доктором, это полезно – практика.
Егор Львович отпил чай.
– У вас, Пётр, материал интересный, но анализ мог быть подробнее, много упускаете, то ли не замечая, то ли игнорируя для удобства. То и другое одинаково стоит исправить. Доказывать и добавлять всё в концепцию не надо, но должным образом описать ваши находки вы обязаны. Помогите учёным, которые сейчас визжат в ясельках, не прячьте от них то полезное, что вы наши, и чем они точно будут пользоваться, ведь, когда вы анализируете внимательно – это незаурядно, даже очень, Пётр, понимаете?
– Понимаю, Егор Львович, – ответил Пётр.
– Вашему докладу, Анна, – Егор Львович обратился ко мне, – не хватило презентации. Вы разбираете в одной части типографские техники девяностых годов девятнадцатого века, а их трудно представить из головы, прослушав десять докладов. Слушателя надо щадить, в разумных пределах, конечно.
Егор Львович выпил чашку:
– Кому-то ещё налить?
Мы ответили, что пока не надо, и Егор Львович налил себе. Он разобрал ещё пару докладов, не глядя в программку конференции, и закончил так:
– Конференция получилась, это главное, а то, о чём сказали – мелочи поправимые абсолютно. Работайте дальше, работайте дисциплинированно, и берите сушки, они новые, не как у стариков, – сказал он, заметил, что мы отводим взгляды от него, и добавил с улыбкой, – у других стариков.
Мы до этого не были у Егора Львовича, встречались с ним в аудиториях, видели на кафедре, в коридорах университета, редко в столовой. Мне казалось, его жизнь ограничена научной работой и преподаванием, что за ними Егору Львовичу ничего не то что неинтересно, но он и не замечает того, что вокруг науки, архивов, конференций и библиотек. Даже с коллегами профессорами он только здоровался, но никогда в коридорах университета подолгу не разговаривал.
Я рассматривала книжные полки, рабочий стол, пока Егор Львович разбирал доклады, искала фотографии, альбомы, диски, кассеты, пластинки – что-то, что говорило бы о прошлом Егора Львовича, о том, что его детство, молодость, студенчество были, но ничего не находила: между томами словарей стояли собрания сочинений, после них энциклопедии, растянувшиеся на несколько полок, ни журналов, ни тетрадок, ни старых раскрасок.
Я хотела узнать что-то о нём, о своём научном руководителе, думала, как спросить о его жизни, но не получалось придумать вежливый вопрос.
– Как у вас семьи, господа и дамы аспиранты? – спросил Егор Львович и откусил сушку, – зря не угощаетесь.
Мы сидели на диване и креслах, смотрели вверх на Егора Львовича и молчали.
– Вы со мной? Почему тишина? – спросил он, – личная жизнь есть у вас?
Я несмело посмотрела на коллег, заметила чуть растерянный взгляд Паши.
– Я встречаюсь два года, Вика, вы её видели, – ответил Пётр, – она была на прошлой конференции, выступала.
– Тем не менее, не пренебрегайте внимательным анализом материала, – с улыбкой сказал Егор Львович, – а у Вики был хороший доклад, материал средний, но то, что она из него вытянула – очень интересно.
– А я холост, – сказал Паша.
– И я одна, – добавила я, потому что хотела участвовать в разговоре.
– А вам нет оправдания, можно работать лучше, – также улыбаясь обратился к нам Егор Львович.
– А вы? – обратился он к другим аспирантам.
Один сказал, что встречается, другая, что всё не так просто.
Я смотрела на Егора Львовича и ждала, что он скажет.
Он взял пастилу и запил чаем.
– И я один, и я холост, – сказал Егор Львович, – но это не предмет для патетики, – он улыбнулся, но не так широко и заметно, как раньше.
Мы с аспирантами посмотрели друг на друга, не зная, что отвечать Егору Львовичу, молчать ли, ждать, что скажет дальше.
– Это вопрос для дискуссии, между прочим, – Егор Львович говорил, не поднимая взгляд от чашки, – следует ли быть семейным человеком, когда знаешь, чем заняться. Ведь так получается, что о семье вспоминаете в момент отдыха от работы. Если работа интересная – не отвлекаешься от неё и отдыхая.
Егор Львович посмотрел на нас и покачал головой:
– Заговариваю вас бестолковыми вещами.
Мы сказали Егору Львовичу, что нам интересно, что это не бестолковый разговор.
– Вы просто очень доброжелательные, – махнул рукой Егор Львович, – а вещи даже детские.
В гостиной снова стало тихо.
– У вас нет семьи, Егор Львович? – спросила я и заволновалась, как он ответит, как отшутится.
– Семьи у меня нет, – ответил Егор Львович, – и даже чай завариваю сам, – добавил он в шутку, не улыбаясь.
– Почему? – спросила я ещё, хотела, чтобы Егор Львович понял, мне, если не коллегам, интересно, что он не говорит впустую.
– Я что-то скажу на тему, если не только вы, Анна, покажете какое-то участие, – засмеялся Егор Львович.
– Нет, нам интересно, но неловко, – сказал Паша.
– Могу представить, но уже надо бросать неловкость: посмотрите хоть на меня, – Егор Львович взял чайник, – вы не пьёте чай совсем, у вас остыл. Горячего?
Мы ответили, что в порядке и горячего чая не надо.
– Это уже предмет рефлекса в моём случае – раз так отчаянно взялся за горячую кастрюлю голыми руками, что и к плите не подхожу больше.
Егор Львович налил себе чай.
– У кого-то, понимаете, что-то заканчивается, и они рады начать что-то ещё, что-то новое. Мне же и больно, и дорого жалеть прошедшее. Привычка странная, лучше бы курил, правда. Но уже сколько лет прошло, не переломил себя, и не старался, в общем, а теперь поздно. И жаль, да, но это привычка. Единственное – мысль, что никого нет, давит, чем старше, тем ощутимее. Ощущение, что надо умирать без мнимой страховки, как в прыжках с тарзанкой, в виде живых и молодых родственников.
Егор Львович выпил всю чашку залпом и посмотрел на нас.
– Набьют моё имя несчастному камню, приколотят к нашей alma-mater, чтобы ваши внуки ходили мимо, спрашивали друг друга, кто это, и отвечали, что не знают. Замечательно? – пошутил Егор Львович.
Мы тихо посмеялись и ничего не отвечали.
– Нас как-то подобным образом собирал наш научный руководитель, Самойлов Михаил Иванович, суровый академик, классик, дома, по улице, в университете ходил в такой тюбетейке, круглые очки делали его взгляд ещё более, знаете, отстраненным. Он как-то звал на дачу, в большой деревянный дом, один этаж, чердак и веранда. Показывал, как у него не зацветают розы, но как много растёт моркови, сидя на коленях указывал нам на ботву, отмечал, какая она пышная и пушистая – знак, что морковь будет сладкая. Правда или нет, не знаю. Рассказывал, как стриг газон, говорил, греки не пренебрегали спортом, и нам не следует, грозил пальцем: «Лев Толстой сам косил, а Горький был два метра ростом», – Егор Львович помолчал, покрутил в руке чашку и спросил, – Что вас радует, чем отвлекаетесь в свободное время?
Пётр рассказал о теннисе, Паша о фигурках из керамики и фарфора.
– Сами лепите? – спросил Егор Львович.
– Сам, в мастерской друзей из керамики, фарфоровые просто собираю, по блошкам.
– Очень интересно. У меня квартира, что блошка – посмотрите, может, подберёте что-то, сторгуемся.
– Хорошо, Егор Львович, – посмеялся Паша.
Я добавила про рисование и наблюдение за птицами. Другие аспиранты сказали о скалолазании, о готовке.
Мы допили чай, Егор Львович предложил ещё сушек или мармелада, мы поблагодарили, помолчали и скоро стали собираться.
Егор Львович проводил нас, хотел заказать такси. Мы сказали, что метро ещё открыто.
По пути к станции мы говорили, какой был странный разговор; обсудили конференцию: долгую и скучную, но с парой докладов, которые были ничего.
Месяц встречи нашей группы проходили, как обычно, только Егор Львович иногда спрашивал Петра о Вике, Пашу о керамике, меня о видах птиц.
– Сегодня у вас не будет семинара, – сказал ректор, пришедший к нам в аудиторию, – Егор Львович умер, только что узнали. Скоро мы вас прикрепим к новым научным руководителям.
Библиотеку Егора Львовича раздали за отсутствием родственников студентам.
Через года полтора открыли мемориальную табличку профессору Е. Л. Тропкович-Смирнову. На ней был оттиск – портрет Егора Львовича в профиль, на котором он походил на Михаила Ивановича Самойлова.
Дача
Дача – загородный дом, используемый его владельцами для проживания.
Словарь
1. Родители
– Есть новости?
Галина закрыла кофейник фарфоровой крышкой.
– Сдал, мам! – ответил Антон, – разуюсь, расскажу.
– Давай, – сказала Галина, вздохнув с облегчением, и понесла кофейник к столу.
– Чай? – спросил Антон из своей комнаты.
– Кофе, – Галина открыла дверцы шкафа и осмотрела полки, – ты будешь?
– Буду.
Галина поискала на полках и взяла два блюдца и чашки.
Кофейные пары были тёмно-синие, с тонкой золотой нитью на ручке и на крае блюдца.
– Идёшь? я наливаю.
– Иду-иду.
Галина наклонила кофейник над чашкой: кофе зазвенел о тонкие стенки.
– О, это же мой сервиз, – Антон зашёл в кухню и сел за стол, – спасибо.
– По случаю достала, – Галина села напротив сына.
Антон отпил кофе и кивнул:
– Экзамен сдал отлично.
– Что осталось?
– Ничего, лето.
– Поздравляю, – Галина отпила кофе, – а на чашке трещина, – она приподняла чашку над головой, рассмотреть скол, – на ручке внизу, вот, нашла.
– Папа ещё не дома?
– Нет, уехал по делам куда-то. Что придумал на лето?
– Мы же обсуждали, – быстро сказал Антон.
– Напомнишь? – Галина улыбнулась и быстро поднесла чашку к губам, – так что?
– На дачу с Яной.
– Точно-точно.
Антон допил и потянулся за кофейником:
– Налить?
– Налей, пожалуйста.
Кофе глухо застучал по дну чашки, где скопился осадок.
– Почему достала кофейник? Не знаю, сколько стоит без дела, – Антон глотнул кофе, – горький.
– Настроение такое. Убирала шкафы, за жестянками с кофе стоит этот красавец. Вымыла, протёрла.
– Откуда взялся дачный сервиз дома?
– Прошлым летом привезли, когда ты не ездил.
– Точно, – Антон выпил ещё, – из капсул – не то?
– Сегодня – не то, – сказала Галина.
В комнате было светло. Солнце напекало стену дома.
Галина хотела проветрить, но на улице парил пух, скользя по окнам. Свет пронизывал высокую кудрявую прическу Галины, ломался в волосах, отсвечивал где-то серебристым, где-то рыжим цветом. По полу кухни скользили прозрачные тени от пуха.
– Яна …, – сказала Галина и с тихим стуком, чуть дрожащей рукой, подняла чашку из блюдца, – плохо помню, кто это. Она тебе нравится или там что-то другое?
– Мам! – Антон обернулся к матери и нахмурился, – что за вопрос?
– А что? если не помню.
– Ты помнишь, – сказал Антон и посмотрел в стол, мимо матери: не хотел ни говорить об экзамене, ни отвечать на вопросы.
– Так что, – Галина, не отпив, поставила чашку обратно, – она нравится тебе?
Антон покачал головой, подумал: «Буду молчать – лучше не станет», и вздохнул:
– Очевидно, что нравится. Абы с кем на дачу не ездят.
– Это хорошо, – сказала Галина и задумалась: расспросить ли дальше, или пока хватит, но из-за любопытства, похожего на детский, бросила, – Чем займётесь? Не на грядки же?
– Пошло-поехало, мам! – Антон встал, отодвигая стул так, что пол загудел, покрутится на месте и, топая, ушёл в свою комнату.
Галина приподняла светлые брови и отпила кофе.
Антон стоял в дверном проёме, смотрел на комнату и часто дышал, думал, почему спрашивают? зачем? что за вопросы? и знал ответ на каждый.
– Извини, мам, – Антон зашёл в кухню, тихо отодвинул стул и сел, – фильм посмотрим, настолки.
– Понятно, – Галина подняла одну бровь и посмотрела на сына: «Хорошо, что врёт», – подумала она, – нальёшь ещё?
– Конечно, – Антон взял кофейник: кофе стукнул по слою гущи, искрясь и пенясь поднялся к чистому краю и золотистой кайме.
– Постелешь ей в комнате, сам на диван? – Галина смотрела на Антона, ловила взгляд.
– Думаю, что так, да, – Антон поставил кофейник, смотря в стол, не моргая, и сглотнул пересохшим горлом, – воды?
– Буду, – сказала Галина, еле сдерживая улыбку: «Врун».
Антон встал из-за стола и открыл шкаф.
– Как её зовут ещё раз?
– Яна зовут, – ответил Антон и подумал: «Я даже не против этих расспросов, но всё же обсуждали. Имя можно было уже запомнить», и достал две кружки.
– Точно, да, Яна. Красивое имя, мне нравится, – Галина услышала, как полилась вода и решила не говорить под руку.
– Держи, – Антон поставил воду Галине и сел.
– Спасибо, мы с ней виделись?
– Виделись, – Антон стал пить.
– Точно! на дне рождения?
Он кивнул и выдохнул в кружку носом: «Всё по кругу».
– Понятно, – сказала Галина, подняла тонкими жилистыми пальцами стакан и отпила воды, – она хорошая девушка.
Из-за стены резко и громко запели птицы; дверной звонок.
Галина торопливо встала и пошла в прихожую.
– Ага! всё в порядке? – она встала на цыпочки и обняла мужа.
– В порядке-в порядке, – он обнял Галину, хлопнул её большой обветренной ладонью по спине и выпрямился, – где Антон Борисыч, как его сессия?
– Дома, всё сдал, – ответила Галина, не отпуская шею Бориса, – на отлично.
Антон вышел из кухни и встал в прихожей.
– Умница! Поздравляю, – Борис положил руки на плечи Галины и отодвинул, – Какой теперь план? – он нагнулся развязать шнурки, – Ты куда-то собирался ехать, да? – снял туфли и выдохнул, – ну?
– На дачу, пап, – Антон подошел к отцу и пожал руку.
– С кем?
– С Яной, пап.
– Это хорошо, Яна – хорошая, что будете делать?
– Настольные игры, фильм посмотрим какой-нибудь, – ответил Антон, как бы произносил беспроигрышную отговорку.
– Понятно, внуков прятать не будете?
– Пап.
– Ага! Рад, что едете, не злись, – Борис зашёл в кухню, – кофе пьёте?