Ошибка Лапкина
© Марина Борисова, 2025
ISBN 978-5-0067-5233-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ОШИБКА ЛАПКИНА
Лапкин спешил на маскарад, чтоб стать храбрым. Пакет с новогодним костюмом шуршал и цеплялся за ветки и углы скамеек. Но Лапкин не замечал трудностей. Он опаздывал.
А виновата во всем была стенгазета.
За две недели до Нового года в цеху на лестничной площадке, там, где обычно вывешивали приказы о ежемесячных премиях, прикрепили цветными гвоздиками новогоднюю стенгазету. Рисунок был скучный, но профессиональный: линия к линии, каждое пятнышко на своем месте, Дед Мороз выглядел, как на фотографии: румяный, белозубый, с лихо развевающейся бородой и миловидной Снегурочкой под мышкой (даже не верилось, что это именно Дед). Яркая надпись «С Новым годом!», поздравление, написанное цветным фломастером. Стихи. Обычная стенгазета.
Около стенгазеты толпились работники цеха. Лапкин продрался к стенду.
Газета была бы обычной, если бы не стихи. Нет, конечно, в каждой стенгазете есть стихи. Но ЭТИ были написаны на отдельном листочке и прикреплены кнопкой прямо на бороду Деда Мороза. Лапкин стал читать. Так себе стихи, средненькие. Но вот заканчивались они возмутительно:
«…И если вы хотите
Счастья в Новый год —
Старательно трудитесь,
И счастье к вам придет!
Лень и торопливость
Гоните от себя.
Паяльник, дисциплина —
Вот лучшие друзья!»
Стихи были подписаны «Новогодний заяц».
Как же так? А они что, не трудятся? Балду гоняют? Это какая сволочь обвиняет их в лени и недисциплинированности?
Возмущен был не только Лапкин: недовольные возгласы не то и дело нарушали угрюмую и совсем не праздничную тишину.
Лапкин нахмурился. Дисциплина в их цеху была железная: работать можно строго в спецодежде, за брак штрафуют нещадно, опоздания приравниваются к измене Родины. На рабочем месте запрещено не то что есть – пить тоже нельзя. Но делать нечего – производственная дисциплина. Поэтому возмущенный ропот тружеников цеха был оправдан.
– Я напишу опровержение, – вдруг неожиданно даже для самого себя сказал Лапкин.
– А напиши! – хлопнула его по плечу монтажница люба. – Утри нос этому гаду!
Лапкин написал. Сначала переживал, что придется кому-то возражать, ругаться, но было очень обидно за несправедливые намеки в лени. Но Лапкин набрался смелости и написал. Первую букву красиво обвел фломастером, как в стенгазете. Утром следующего дня прикрепил свои возражения рядом с опусом Зайца. Борода Деда Мороза стала почти не видна.
«…Да как же тут трудиться,
Когда условий нет?
Когда уже дней тридцать
Моргает верхний свет?
Недокомплект деталей,
На плате – непрокрас.
А на кого всё свалят?
На нас – рабочий класс!»
Пока Лапкин прикреплял свой листочек, вокруг собрались работники цеха. Все одобрительно кивали, соглашались. Электрик даже погрозил пальцем кому-то в коридоре и сказал в пустоту:
– Вот вам!
А на следующее утро появился ответ Зайца. Лапкин не остался в долгу. Его страшила возможность столкнуться с Зайцем лицом к лицу: ведь понятно – писал не простой человек, а может даже и мастер. Или контролер ОТК. А что им Лапкин? На один зуб. Влепят выговор и лишат премии – вот вам и Новый год. Но Лапкин писал: отступать было некуда, за спиной полцеха единомышленников взывали к справедливости.
– Да посмотрели бы, что вентиляторы не работают!..
– А комната отдыха какая? Казарма!..
– А почему заму можно без спецодежды ходить, а другим нет? Или на нем пыль и микробы другие?
И Лапкин писал. Заяц исправно отвечал. Обвинения укладывались в стихотворный размер, украшались фломастером и вывешивались на стенгазету каждое утро всю неделю. Борода Деда Мороза и наряд Снегурочки полностью скрылись под листочками. А за два дня до общезаводского мероприятия – Новогоднего маскарада – появилось последнее сообщение от Зайца:
«Я жду на маскараде
Тебя, борец за правду!
Меня легко узнаешь:
Ведь я – большой и главный.
Придешь – подарок будет.
А скажешь: «Не приду»,
Тогда трусливый Заяц —
Не я, а ты! Я жду…»
А потом прошел слух, что Новогодний заяц – это сам начальник цеха Кузичев. Лапкин приуныл: теперь ему точно конец. Громогласный, огромного роста Кузичев и так-то разгонял демонстрации одним своим появлением. А уж если его разозлить…
Но сдаваться было нельзя.
– А что? А пусть пойдет и скажет ему всё! – горячился электрик.