Тень матери

Вместо пролога

Когда ребёнок начинает понимать, что его не любят? В каком возрасте сможет заметить, что матери или отцу, или обоим сразу, абсолютно безразлично, есть он или нет? А может В какой момент станет способен осознать, что никто ему не поможет и нужно рассчитывать только на себя?

До некоторого возраста, независимо от того, какие родители сами по себе и как они относятся к ребёнку, его это ничуть не смущает и не мешает любить их. Известно немало случаев, когда родители и пили, не просыхая, употребяли наркотики, били детей, морили голодом, часами запирали в кладовке или пристегивали к батарее, но дети всё равно продолжали любить и доверять им. Беззаветно, искренне, самоотверженно. Так работает детская психика. Врождённые защитные механизмы помогают выжить на раннем этапе. Какое-то время детей спасает эта “страховка”, этакий детский “предохранитель от разочарований”.

Как бы плохо ни было в их семье, дети стремятся остаться со своими родителями, в абсолютном большинстве случаев, и, несмотря ни на что, продолжают их любить и верить, что это взаимно. Лишь намного позже, став повзрослее, они начинают задаваться вопросами. Что это за странное ноющее чувство в груди, как будто от невидимой незаживающей раны, почему в глазах мамы вместо любви – пустота, что за арктический холод всегда рядом с отцом, независимо от времени года…

Важно отметить, что кроме физического насилия, большой ущерб причиняет и насилие психологическое. Эмоциональная холодность, игнорирование, пассивная агрессия могу с самого раннего возраста день за днём разрушать подрастающего человека, подтачивая его уверенность в себе и лишая возможности удовлетворить базовую потребность в безопасности. О какой вообще безопасности может идти речь, если самый близкий человек отворачивается от тебя и делает вид, что тебя как будто нет, молчит и ничего не объясняет?

Конечно, за годы родительской нелюбви многое становится привычным, ребенок, повинуясь инстинкту самосохранения, адаптируется к актуальной действительности, так постепенно происходит принятие и нормализация деструктивных программ и паттернов поведения родителей. Ребенок неизбежно начинает воспринимать как норму то, что нормой не должно было стать никогда. Просто потому, что он не знает, как может быть по-другому. Так работают психологические защитные механизмы. Если бы не они, многие бы просто не смогли выжить.

И так, какое-то время, можно жить вполне себе неплохо, с виду даже довольно благополучно, но когда такой человек создаёт свою семью и у него появляются собственные дети, это может стать настоящей трагедией для самого человека и его близких. Или, по меньшей мере, серьёзным испытанием на прочность.

В этой книге не будет рецепта на лекарство, которое исцеляет все детские травмы. Не будет здесь и теоретических научных изысканий. Здесь лишь две истории, основанные на реальных событиях. История молодой матери и история повзрослевшей дочери. И обе они – один и тот же человек.

Читая эту книгу, попробуйте вспомнить себя в детстве. Каким вы были ребёнком. Что чувствовали, какие переживания волновали вас? Нужны ли этому ребенку помощь, внимание, больше любви? Если вы поймёте, что ваш ребёнок плачет и зовёт вас, перейдите по ссылке в конце книги, там вы найдете специально разработанную аудиопрактику.

Несмотря на то, что в книге много пережитой боли, здесь мне всё-таки хотелось дать надежду тем, у кого не было счастливого детства, тем, кто столкнулся с послеродовой депрессией или другими последствиями, кто хочется исцелиться и открыть своё сердце – себе, своему партнёру, своим уже рожденным или еще только будущим детям.

В добрый Путь!

Глава 1

Мы здесь с самого утра. Я с нетерпением жду свою дочь. Зубы стучат, словно от холода, меня лихорадит. Мой муж – в углу кабинета. Не подходит и не держит меня за руку, хотя был договор на партнерские роды. Видимо, тут это и называется “партнерские”: я дрожу от страха на металлическом операционном столе, а он в стороне ждёт, когда ему в руки принесут уже готового умытого младенца. Нет, я понимаю, наверное, он тоже волнуется… Для нас обоих это первый ребёнок.

Время тянется бесконечно долго, анестезия уже подействовала и отошла, а врача всё нет и нет, мне вводят лекарство повторно. Мне кажется, что прошло часа три уже, но постепенно ощущение время начинает стираться.

– Это платные роды? – слышу разговор медицинских сестер.

– Да, – отвечает вторая. – Хотя мне лично вообще пофиг.

В операционную входит анестезиолог:

– А что, Аллы Васильевны еще нет?

– Да, нет, уже давно ждём, – отвечает кто-то из тех женских голосов.

Приходят, уходят… Я лежу, как будто меня ни для кого не существует. Как будто меня тут вовсе нет. Или просто как кусок мяса, а не живой человек. А я по-прежнему дрожу и не могу перестать. Стараюсь отключить тревогу, силой воли переключить мысли на спокойную волну, но посторонние разговоры и общая гнетущая обстановка постоянно сбивают. Я всегда была чувствительным человеком, но кого бы это волновало…

Через неопределенное время, наконец, моя врач всё же появляется в помещении.

– Будем начинать, – анестезиолог добавляет еще лекарства, и я полностью отключаюсь.

– Дыши! Дыши! – меня грубо трясут за плечо и кричат так близко, что мне становится страшно.

Я не сразу соображаю, что происходит. Так громко, что можно оглохнуть. Кажется, этот тот самый анестезиолог.

Кажется, что всего секунду назад я закрыла глаза и уснула под общим наркозом, больше ничего не помню. Но теперь снова всё слышу. Глаза открыть то ли не получается, то ли страшно, не понимаю, но я начинаю приходить в сознание.

Пытаюсь вдохнуть и начинаю осознавать, что за крик и суета вокруг. Сделать вдох я действительно не могу. Как будто бы помню и знаю, как дышать, но вот чисто физически сделать это простое инстинктивное действие – никак. Совсем никак не получается.

“Что с моим ребёнком?” – лихорадочно стучит в голове единственный вопрос, но мне ничего не говорят, а я не могу произнести ни слова.

Меня быстро катят на металлической каталке по длинному коридору, я в спутанном сознании, всё ещё пытаюсь сделать вдох… Безуспешно. Меня охватывает паника, я начинаю догадываться, что сейчас просто умру.

Глава 2

– Поздравляю, у вас прекрасная девочка! – акушер, встретивший меня на свет, был мужчиной. – Смотрите, какие выразительные синие глаза!

Моя мама была довольна. И собой, и мной. Именно такую девочку она и хотела. Впоследствии оказалось, что я даже похожа на тех светловолосых ангелочков-куколок, изображения которых она во время беременности вырезала из открыток и журналов. В провинциальном советском городке тогда никто и не слыхивал о материализации мыслей, силе визуализации и картах желаний, но это всё равно как-то сработало.

Был ли рад мой отец, честно говоря, я до сих пор не знаю наверняка. Но изначально он не просто хотел ребёнка, а даже настойчиво просил мою маму родить. Только после его уговоров она, собственно, и решилась.

Примерно десятью годами позже, постепенно переходя из призрачного ощущения безоблачного детства в более сознательный возраст, я нередко задавалась вопросом: зачем всё-таки они это сделали? А если они и правда меня ждали и хотели, то в какой именно момент что-то пошло не так? Впоследствии не раз я задавалась этими вопросами, а в ответ на мои размышления чаще всего приходила мысль, что лучше бы мне было и вовсе не рождаться на этот свет.

Глава 3

– Она не дышит! – вопит кто-то над моим ухом.

– Дыши давай! – злобно рычит мне медсестра прямо в ухо.

Я бы и рада никого тут не тревожить и не расстраивать, на самом деле, мне даже искренне неловко за мое странное поведение сейчас, но сделать вдох по прежнему не получается. Никак. Тем временем каталка уже въезжает в реанимационную.

– Дайте я попробую! – ко мне подбегает женщина, будто бы просто проходившая мимо, санитарка с бинтами.

Она открывает мне рот и запихивает кусок бинта глубоко в глотку, нажимает пальцем где-то вверху гортани, у меня срабатывает рефлекс: не то глотательный, не то рвотный, точно не могу понять, но, так или иначе, это срабатывает, словно волшебная кнопка.

Процесс дыхания вновь запущен, и я делаю свой первый вдох после рождения – только уже не моего, а моей дочери. Я понимаю это, проведя рукой по накинутой на меня сверху простыне, и чувствую, что моего огромного живота больше нет.

Прошло немало лет, а я всё еще вспоминаю и не перестаю благодарить ту женщину, которая даже не была в операционной бригаде, а просто оказалась рядом. Просто спасла меня… Мой ангел или моя счастливая случайность.

Дочку принесли через пару часов, запелёнутую и спящую. Крохотный сморщенный пупсик. Моя плоть и кровь. Удивительное чудо. Странное. Новое.

Постепенно пришло чувство облегчения, но я совсем не могла радоваться. Почему-то мне казалось, что теперь я обязательно умру. Возможно, так подействовал тот инцидент с потерянным дыхательным рефлексом, может, действие каких-то медикаментов повлияло на мой мозг или же послеродовый гормональный сдвиг.

Дочку быстро забрали, а я осталась лежать там совсем одна. Была зима, а кто-то открыл настежь окно, из которого теперь безжалостно сквозил ледяной ветер. Я пыталась позвать на помощь, но вместо крика могла лишь прошептать пересохшими от жажды губами:

– Ктооо-нибууудь….

Шли часы, но никто не приходил. Я просто лежала и мысленно готовилась вскоре навсегда покинуть этот мир. Умирать было уже не страшно. Главное, что с дочкой всё хорошо. Тогда я успокаивала себя единственной мыслью: у моего ребёнка хороший папа, он сможет о ней позаботиться, даже когда меня не станет.

Глава 4

Я любила своего отца безапелляционно. В детском саду от меня только и слышали, какой он у меня замечательный и прекрасный. Среди воспитателей уже пошли легенды о моём чудо-отце.

Если приходили новенькие сотрудницы, то истории эти передавались из уст в уста, и вновь прибывшим становилось ужасно любопытно посмотреть на этого супергероя: человека-папу.

Но им, по правде говоря, это никак не удавалось, потому что приводила и забирала меня всегда только мама. Какое же было у нее удивлённое лицо, когда ей говорили:

– Как же вам с мужем повезло!

Лгала ли я? Нет, ни секунды. Я в полной мере верила в то, что говорила.

Похоже, в те времена мне, без каких-либо марафонов и тренингов позитивного мышления, легко и естественно удавалось видеть в жизни только самое лучшее.

– Зачем ты говоришь людям, что мы живем в пятикомнатной квартире? – возмущалась мама. – Как тебе не стыдно обманывать?!

– Мам, ну смотри, давай вместе посчитаем: комната, кухня, ванная, туалет и та кладовка в коридоре тоже как отдельная комната – всё вместе получается пять! А если еще посчитать закуток под моей кроваткой…

Надо всё-таки иметь некоторый архитекторский талант, чтобы впихнуть целую пятикомнатную квартиру в 22 квадратных метра. Мне удавалось. Мои рассуждения звучали довольно убедительно для четырёхлетки, и мама не спорила, только со вздохом закатывала глаза.

Точно так же я впихнула и своего реального отца в некий идеализированный образ. Получился мой воплощенный Анимус, наделенный всеми качествами, которые я считала важными. А по сему лет в пять, как и многие другие девочки, в лучших традициях комплекса Электры, я думала, что если уж мне и придётся когда-то выходить замуж, то только за такого человека, как мой отец. И раз уж он таков один-единственный, то и замуж, соответственно, надо выходить именно за него. Мама мой выбор не одобряла категорически и отговаривала меня, как могла. Лишь спустя годы, я поняла, почему.