Игры духов. Часть 2. Калиюга

1. И творит чёрт благо.
Посвящается Cradle of Filth.
Школа в Больших Устенях была так себе, – большое двухэтажное здание из бруса, обросшее корпусами, как осьминог щупальцами. Педагогов не хватало: физику с грехом пополам преподавал единственный математик Фёдор Фёдорович, а что говорить о таких предметах, как например, астрономия, то их вообще не было. И всё-таки Лада настояла на том, чтобы их с Русом сын учился в школе. Реус был страшно не доволен её решением, но покорился, когда Лада сказала, что Жар обязательно должен вращаться в кругу своих сверстников. И вот четыре раза в неделю Лада увозила Жара в школу на джипе по утрам, а Реус привозил его домой по вечерам. Так длилось три года, пока Реус не подарил сыну в день его десятилетия огненно рыжего жеребёнка. И теперь Жар самостоятельно преодолевал двадцатикилометровый путь до школы и обратно.
Вообще и Лада, и Реус, и их сын тяготели к лошадям. Недолго думая Реус приобрёл себе жутко злого вороного жеребца, который как привязанный ходил за буланой кобылкой Лады.
Как-то раз ночью, вернувшись с охоты, сытый и благодушный Реус, увидел, что Лада не спит и сидит за компьютером. Он тихонько подкрался к ней сзади и обнял за плечи.
– Почему моя госпожа не спит? – спросил он, целуя её в шею. Она вздрогнула.
– Ах, это ты, князь мой! – и помолчав, произнесла. – Как плохо живут люди в Устенях.
– Ну и пусть себе живут плохо. Они глупы, потому и маются! Народ всегда достоин того правительства, которое правит им, а значит, что и уровень жизни тоже зависит от уровня осознания себя этим народом.
– Школа – РАЗ-ВА-ЛЮ-ХА! А ведь там, учится наш сын. – продолжала Лада.
– А-а-а, вот в чём дело! Так давай, построим новую! Наймём учителей, купим учебники, и… что там ещё? – предложил он.
– Я серьёзно, Реус.
– И я серьёзно, лапушка моя, я всё согласен сделать, лишь бы ты не печалилась. Пойдём со мной, я тебе покажу кое-что! – он снова поцеловал её в шею, теперь оставив на белой коже ярко малиновый засос.
Реус привёл её в кузню. Провёл мимо ещё тёплого горна и открыл дверь в мастерскую. Лада вошла в святая святых апартаментов чёрта, словно в пещеру Али Бабы. Просторная каменная комната была забита вещами, находящимися в процессе доработки. На стене, на длинных крюках висела новенькая конская сбруя, такая красивая, что хотелось её погладить. Лада коснулась пальцами гладкой кожи на седле и серебряных заклёпок на уздечке. Реус, хитро щурясь, вытащил из ящика стола маленькую золотую статуэтку и протянул её Ладе.
– Боже мой! Что это? Откуда? – удивилась она, вертя фигурку в пальцах.
– Правда, похоже на древность? – прошептал Реус вкрадчиво. И в его тоне явно прослушивалась потребность в похвале. И Лада, зная слабость своего демона, с удовольствием искренне восхитилась.
– А разве она не древняя?
– Не-ет… Но ни один эксперт не сможет определить этого. Золото из нужных месторождений. Я… достал необходимые компоненты… у … некоторых людей. – проболтался он неожиданно для себя.
Лада внимательно посмотрела в его глаза.
– Надеюсь, никто физически не пострадал? – строго произнесла она.
– Не-ет! Ну, что ты! – солгал Реус, даже не мигнув глазом. – А если да, то, кому-какое дело, Ладушка.
– Просто ты иногда ведёшь себя, как малое дитя, которое обладает силой зверя. – ответила Лада, хотя знала, что укротить натуру демона никто не в силах.
Реус опустил глаза долу, тяжело вздохнул, но тут же лукаво улыбнулся. А Лада продолжая вертеть в пальцах статуэтку, невольно подумала, что такое произведение искусства действительно достойно любой жертвы.
– Ты сам сделал её? – восхищение вышло из неё против воли.
– Ну конечно! – обрадовался Реус тону её голоса. – И мне ничего не стоит сделать нечто подобное ещё, и ещё… Пока деньги не потекут рекой. Знаешь, мы пошлём её фотографии через интернет во все тайные частные коллекции мира. Назовём её, ну хотя бы, Албазинским кладом, и заломим баснословную цену. Уверяю тебя, покупатели найдутся!
– А если об этой афёре узнают органы?
– Ха, ха, ха! Предоставь органы мне, уж я то, точно знаю, как сделать так, чтобы их не пучило! – клацнул он острыми зубами. И резко привлёк её к себе, обнял и, вдруг, спохватившись, прошипел. – Только ты, по правилам, должна расплатиться со мной!
– Чего же тебе ещё нужно, чёрт? Моя душа и так твоя!
– Глупенькая, поцелуй же меня! – потребовал он.
Лада улыбнулась, и, обняв Реуса за шею, чувственно едва коснулась его губ своими. Тот застонал.
– Это всё? Теперь мы в расчёте? – спросила она, с удовольствием видя, как он приходит в бешенство, от недостатка ласки. Одним движением когтистой руки он свалил со стола золотые и серебряные болванки вместе с инструментом и, опрокинув жену на крышку, беспощадно раздвинул её бёдра.
– Не-ет! Расплата со мной будет жестокой, Лада! О-о-о, что я с тобой сейчас сделаю! – грозно сверкнул он расширившимися зрачками. Его челюсти заметно выдвинулись вперёд. Из-под алых губ показались белые кошачьи клыки.
Она захохотала, как хохочет ведьма, и сильно ударила его по лицу, разбив губы в кровь.
– Только попробуй выпустить зубы, леопард чёртов! – властно произнесла она, перекрывая его рычание, и нежно приблизила его к себе.
*****
Всё прошло именно так, как сказал Реус. Статуэтка была продана через полгода за N миллиона долларов. И в эту же весну началось бурное строительство новой школы в Больших Устенях.
К октябрю этого года новенькое здание школы, красующееся колонами из розового гранита, облицованное изнутри пёстрым Бурунбваским доломитом, оснащённое компьютерами и интернетом, было сдано под ключ местной администрации. Лада сама лично наняла персонал и обеспечила его жильём и зарплатой. Она сама выбирала учебники, создавала библиотеку, каталоги учебных пособий. Организовала фонд материальной помощи выпускникам. Дети, окончившие школу в Больших Устенях, теперь могли, не заботясь о деньгах, поступить в любой ВУЗ. Всё это делалось совершенно бескорыстно, и единственным условием Лады было ношение школьной формы. Это была дань уважения к своему прошлому. Ей нравились опрятно одетые дети в строгой форме.
Реус с благосклонностью наблюдал за кипучей деятельностью своей жены, и всегда брал ситуацию в свои руки, когда она время от времени выходила из-под контроля Лады.
А что же думали люди обо всём этом в посёлке? Все удивлялись, откуда у Лады такие деньги?
Однажды молодые, бесшабашные оторвы парни собрались в кучу, и, решив ограбить лесную ведьму, поскакали на лошадях в сумерки, по дороге к дому Лады. Но на полпути, на самом крутом изгибе перевала они неожиданно напоролись на Реуса. В свете восходящей луны он и его конь были похожи на живую статую, вылитую из чёрного металла, и только глаза Реуса неестественно светились зелёным светом, отражая лунный свет. Все испытали жуть и невольно остановились в замешательстве, но потом сообразили, что всадник один, а их много и упрямо двинулись на него. И тогда Реус вынул палаш, блеснувший холодным пламенем. Его намерения стали просты и понятны даже идиоту. Парни снова остановились, и в это время Реус вонзил в бока своего жеребца шпоры и тот, издав злой низкий крик взвился на дыбы, и храпя, пританцовывая от нетерпения, но сдерживаемый твёрдой рукой Реуса пошел на столпившихся юнцов. Неизвестно, чем бы кончилось это противостояние, если бы не Миланья. Ветерок прошёлся по кустам орешника и повеял на всадников. Кони почувствовали присутствие леопарда совсем рядом и взвыли, и словно отвечая на их вой, из зарослей выскочила большая пятнистая кошка, и рыкнула на бесившихся лошадей. Это стало последней каплей. Незадачливые, перепуганные всадники и их кони развернулись, и стали во все лопатки улепётывать к посёлку, и долго ещё в их ушах звенел жуткий смех Реуса. С тех пор никто не смел без приглашения приближаться к дому лесной ведьмы.
Но чтобы не говорили, и не думали люди, все они пришли к единому выводу – всё, что делает Лада – Благо!
Недоволен был только местный поп – отец Афанасий. Его приход обнищал, и церковь лежала в руинах. И поп считал, что Лада просто обязана дать денег на реконструкцию.
Однажды, он подошёл к джипу благодетельницы, стоящему возле магазина. В глубине машины под прикрытием чёрных тонированных стёкол, в солнцезащитных очках сидел Реус. Он о чём-то переговаривался с Ладой, ожидая сына с покупками.
– Не хорошо, дочь моя! Храм божий лежит в руинах, а ты даже не смотришь в ту сторону. Люди молятся богу в тесноте, в жалком срубе временном. – упрекнул её поп после официального приветствия.
Лада с недоумением посмотрела на Реуса. Тот покачал головой от нелепости ситуации. Вынул чековую книжку и сам своей рукой вписал туда шестизначное число. Потом он протянул чек Ладе, не желая касаться руки священника даже через перчатку.
– Господи благослови! – перекрестил батюшка Реуса, принимая чек. Тот зажмурился. Лада нажала на педаль акселератора, и уехала, не дожидаясь сына. А поп всё кланялся и крестил прыгающий по кочкам джип. Когда же машина скрылась за ближайшей избой, отец Афанасий посмотрел на милостыню. Его глаза широко раскрылись от ужаса. На белой гербовой бумаге чёткими красными чернилами размашистым почерком Реуса были выведены шесть цифр 999 666$. Он тут же сложил чек пополам, и спрятал его в карман, словно обжёгшись.
– Господи, на всё воля твоя! Прости Господи, грех на душу взял! Деньги на храм у чёрта попросил! – перекрестился поп.
*****
– Зачем ты священника испугал? – спросила Лада, когда они отъехали за угол и остановились. Реус задумчиво смотрел в окно.
– Всё не так просто, Госпожа моя…
– Он ведь может денег не принять! И тебе навредить! Попы таких шуток не понимают! – она набрала на сотовом номер сына. – Жар, мы здесь за поворотом тебя ждём. – предупредила она его.
– При-имет! И не навредит! – всё также задумчиво ответил Реус. – У меня должок перед Господом. Если бы не он, то не было бы сейчас ни меня, ни сына, ни любви нашей. – он блаженно потянулся на заднем сидении, запрокидывая руки за голову. – А число, что я написал – это визитка просто. Я обязан был написать его! Чтобы знал Господь, что плачу я долг! – последнюю фразу Реус произнёс очень серьёзно.
– Три шестёрки – число зверя? – походя поинтересовалась Лада.
– Не-е! Число зверя совсем иное. Просто это так называется. Знаешь, разуверование очень опасная штука. Тебя может смести волна всеобщего негодования. Так,… просто люди придумали и поверили в то, что выдумали. Ха-ха! – Реус загадочно сощурился – Они создали эгрегор.– таинственно прошептал он, и снова беспечно продолжил нести белиберду небесную. – А мне легче всего воспользоваться простым стереотипом, чем доказывать всем, что этот стереотип отличен от истины, как вонь дерьма от благоухания нежной розы. Все так делают, когда возможно. – он хохотнул. – Например, отражение на стекле иконы богоматери, которое стекло это покрывало. Учёные так и говорят, что раньше такого чуда не наблюдалось и только с появлением лазерных технологий… – он хохотнул ещё непристойней.
– Я понимаю, Реус, что такое кризис веры.
– Во-во! Что будет с фанатиками, если они всерьёз поймут, что их надували столько времени? – Реус расхохотался взахлёб.
– О, да! Это действительно страшно непредсказуемо. – Лада тоже засмеялась. – И ты знаешь настоящее число зверя?
– А как же.– легкомысленно ответил Реус. И Лада поняла по тону его голоса, что даже если он и знает что-то, то всё равно отделается ложью, но разговор ей был интересен.
– И какое оно? – задала она упрямый вопрос.
– 779. – просто ответил Реус и добавил. – не считая мерности числа ПИ. Слыхала о дифференциальной математике и топологии? Или по другому… видела ли ты Мону Лизу Леонардо Да Винчи. Знаменитая Джоконда. Визуальное отражение этого числа.
– Да.
–Так это только азы азов.
– Это что, правда?
– Правда. – так же легкомысленно подтвердил Реус своё утверждение.
– Мона Лиза?
– Андрогин. – кивнул утвердительно Реус. – Её облик полностью собирательный, эмоция вечности, переведённая на визуальный язык сознания. Идеальное изображение знаменитого зверюги. Почти мадонна! Представляешь, какой ажиотаж произведёт зверь, если только его отражение в двухмерном пространстве производит на людей неизгладимое впечатление?
– Да… Это действительно невероятно… – задумалась Лада и притихла. Реус тоже замолк.
– Реус, а ты знаешь настоящую тайну Моны Лизы – нарушила Лада тишину.
– Чё, интересно?
– Ещё как интересно. Представляешь, весь мир бьётся над тайной улыбки Джоконды, а у меня под боком есть чёрт, который знает о ней всё. – Лада непроизвольно всунула кончик указательного пальца в губы и стала посасывать его и касаться рта, совсем не думая о том, какое впечатление производит на Реуса её занятие.
– Не распаляй меня! – возмутился тот праведно, однако вдоволь насладившись этим зрелищем. – Скоро Жар появится, и если он застанет своих родителей в непристойностях…
– Я знаю, что за удовольствия следует платить тебе.
– Да, я просто нуждаюсь в плате твоей любовью. Скажем так, я расскажу тебе тайну Джоконды сейчас, а расплата будет ночью, согласна?
– Да. Сегодня день банный, тебе баню топить! – Лада бросила взгляд в зеркало заднего вида, где её глаза, встретились с угольно чёрными глазами Реуса.
Он рванулся к ней и схватив в охапку распущенные блестящие волосы жены с силой притянул её к себе и почти вгрызся в них, с шумом и рыком вдыхая запах своей женщины.
– Нет никакой тайны. – зашептал он ей на ухо горячо, и продолжая потираться о её щеку лицом начал говорить. – Леонардо не был женат, да и бабы у него тож не было. И это плюс, так как его сексуальная энергия была трансформирована на многие виды деятельности. У людей всегда так, нет секса, будет скандал, нет партнёра будет депресняк. Выход только один придумать себе возлюбленного, и тогда, вся благодать положенная возлюбленному выльется в творчество. Да, Леонардо тосковал о своей женщине. Он то, отлично знал закон о половинках, который гласит, что если ты родился на этот свет, то ты родился не один, бог обязательно припас для тебя все возможные дары. Это значит, в этом мире действительно существует твоя вторая половина. Но Леонардо не сумел встретить её в реальности. Вернее он встретил её немного по-иному. Он её создал. Да Винчи уподобился богу и создал свою вторую половину по образу и подобию своему, но он сделал невозможное, он воссоединил в Джоконде себя и свою женщину в единый образ. Да, Леонардо создал Андрогина. Но говорить о том, что он придумал его, нет! Андрогин, подобно живому существу рождался сам, используя мастерство маэстро, как матку женщины, по сути, в Джоконде сплелось многое от Леонардо, но Она настолько же полноценна и самостоятельна, как любой человек, вышедший из утробы матери. Нет никакой тайны, Ладушка, просто мастер сделал то, ради чего рождаются мастера, наделил духом вещь. – заканчивая говорить Реус взял её руку и жадно поцеловал ладонь, скользнул языком к запястью, и присосался к коже, где синеватой вязью просвечивали тонкие венки. – Ох, укушу… – прошептал он, жарко дыша.
– А знаешь, о чём я подумала? Может, обвенчаемся в новой церкви? – шутя, спросила Лада.
– Ха! А может ты ещё, и покреститься меня попросишь?
– А ты сможешь?
– Отчего не смочь, Ладушка. Только после святой воды моя кожа лоскутами слезет, а от ладана и елея я вообще умереть могу… Аллергия, знаешь ли – это не хухры-мухры. – лениво пробурчал Реус.
– Нет уж, лучше так живи, демон! – улыбнулась она. – Вон и Жар идёт.
– Да… – протянул Реус философски. – От церкви на Руси одна благость для таких, как я. Уж очень красив колокольный звон. Каждый удар колокола, словно стряхивает на мгновение с тебя невидимый адский пепел. Это настоящий кайф! Обязательно забабахаю колокольню, не хуже, чем в стольном граде. – Реус язвительно захихикал. – То-то чудо будет! И монастырь!
– Мужской?
– Объединённый! – Реус совсем развеселился.
Дверка джипа распахнулась и на заднее сиденье рядом с Реусом повалилась целая гора пакетов с продуктами. Тот украдкой заглянул в один из них и сразу же напоролся на гранаты.
– Фу! Гадость! – фыркнул он, поспешно закрывая пакет с фруктами.
– Почему ты так гранаты не любишь? Они же вкусные. – спросил его Жар, устраиваясь на переднем сиденье.
– Объяснять долго. Я не то чтобы гранаты не люблю, просто они мне напоминают один фрукт, который нынче называют яблоком.
– Вот как, а раньше его как называли? – поинтересовалась Лада, включая зажигание.
– RIMON– знаменитый ПЛОД познания добра и зла, что рос в райском саду. Некая фигня, типа граната, однако густо набитая зерном, генный состав которого идеально подходил для человека, чтобы у него мозги в кучу забились.
– Отец, ты меня пугаешь!
– Чем это? – удивился Реус.
– Ты говоришь так, словно видел всё своими глазами.
– Кто знает, сын? Может и видел…А ты? Ты не задумывался, почему так любишь гранаты, может потому что когда-то твой прародитель их пробовал?
Жар повернулся и уставился на отца. Лицо того было непроницаемым и очень серьёзным.
– Да ну тебя! Вечно ты загадками говоришь.
Реус улыбнулся. – Не бери в голову. Я пошутил. – и он отодвинул пакеты от себя подальше.
2. Жар.
Учёба давалась Жару без усилий. Он обладал удивительно цепкой памятью, твёрдой рукой и характером прирожденного лидера. Несмотря на то, что Лада и Реус были официальными инвесторами всего великолепия, явленного в захолустном посёлке, Жару, как их сыну, приходилось иногда очень туго. Учителя постоянно делали ему поблажки. Ему прощались все его шалости и проступки, и это ущемляло достоинство Жара, равно как и вызывало зависть у его сверстников. Единственным стремлением его была независимость, а ещё лучше – независимость, возведенная в квадрат! И эта черта его характера буквально взрывала в душах подростков противодействие и бешенство. Его откровенно задевали по поводу и без, при всяком удобном случае. Но Жар не знал страха! Он бесшабашно сшибался в драках со своими обидчиками, и не уступал даже тогда, когда заведомо понимал, что его ждёт поражение. Его лицо и тело постоянно носило следы этих побоищ. Время от времени то один, то второй глаз его заплывал в жирном синяке, а кулаки были постоянно сбиты в кровь, и коросты не успевали сойти с них. Один раз ему даже переломали рёбра, а уж о мелких синяках и ссадинах, о порванной одежде, и разодранных вместе с портфелем учебниках, и говорить не приходится. Но подобные обстоятельства не могли образумить и приструнить Жара. Он вскипал как молоко на сильном огне, едва чуял битву. Дрался он с огоньком, задираясь и смеясь над своими противниками. И к слову сказать, на следующий день было сразу видно, кто удостоился чести принять с ним бой. И не смотря на все эти видимые доказательства, взрослые не могли допытаться, кто был его очередным обидчиком. Жар стремился к независимости, и скорее бы умер в пытках, чем допустил в свои дела и проблемы кого-нибудь ещё. Только один человек имел над ним власть – его отец Реус. И тот и другой отлично это осознавали. Жар восхищался своим отцом. Но не пытался подражать ему. Реус балдел от такого сына, и давал ему желанную волю. Собственно, взаимное восхищение было похоже на отдавание должного, равного равному. И когда однажды, Лада не выдержав очередного ранения сына, набросилась на Реуса с кулаками, тот только засмеялся, поймав её за руки, и сказал.
– Разве я не говорил, что оборотням требуется особое воспитание? Вспомни, ведь это ты настояла на том, чтобы он вращался в кругу своих сверстников. Так он вращается! Да так сильно, что сшибает с ног всех, кто мешает ему, и сам бьётся!
– Пускай уходит из этой дрянной школы! – выкрикнула Лада в отчаянии.
– Поздно! Раз начал, то пусть идёт до конца! Да и не захочет он уйти оттуда, где так долго укреплял свою власть! В жилах Жара течёт моя кровь, а уж я очень хорошо знаю, какова она на вкус! Если сейчас я вмешаюсь, то сделаю первый шаг к появлению чудовища! Да, ему сейчас тяжело, плохо, но поверь мне, Лада, ему станет невмоготу, если я посягну на его независимость! – в голосе Реуса слышалась ярость. – Хочешь, чтобы рядом с тобой был абсолютно неконтролируемый маньяк? Тогда заставь Жара сделать по-твоему, наперекор его воли!
– А как же моя кровь? – слёзы потекли из глаз Лады.
– Это лучшее, что есть в нём. – Реус сразу остыл и с нежностью поцеловал её мокрые глаза, обнял и прижал жену к груди.
Слова Реуса были правдой. Жар был точной копией своего отца, с одной лишь разницей. Кровь Лады облагородила, смягчила черты лица сына, взволновала чёрные волосы в змеиные кольца, очеловечила тело мальчика. Год от года Жар расцветал, как цветок дикого вьюнка, в котором, под знаком пентаграммы собрались все краски закатного неба. Густо-синие глаза, нежные розовые губы, белая кожа, пунцовый румянец щёк, атласные брови, изящные руки, невысокий рост, царственная осанка, крутая попка и упрямый затылок. К пятнадцати годам Жар превратился в жутко соблазнительное существо, по которому сохли все девчонки в посёлке. И юноша, не задумываясь, пользовался неожиданным расположением женского пола. Он впитывал науку ранней плотской любви, как губка воду, оставаясь при этом совершенно чистым от каких-либо чувств. Его сердце спало девственным сном. И хотя самая красивая девочка в школе, Настёна Видова негласно считалась его девчонкой, он удивился бы, узнав об этом. Он покидал свою очередную пассию, едва она начинала ему надоедать, абсолютно не желая знать какие чувства испытывает она при этом. Девчонки проклинали его, но при этом каждая мечтала заполучить Жара в кавалеры, пусть и ненадолго. Никто никогда не видел, чтобы Жар проявил к кому-нибудь особый интерес. Но однажды…
3. Виринея.
Урок геометрии прервался, когда в класс вошла директорша Нина Ивановна. Она вела впереди себя миниатюрную, тоненькую девочку, особенностью которой были огненно-рыжие волосы и при этом очень чистая, лишённая веснушек кожа.
– Вот, позвольте представить вам вашу новую ученицу, Виринею Васильевну Густову! Прошу любить и жаловать! – обратилась Нина Ивановна к ребятам, по-матерински придерживая девочку за хрупенькие плечики.
– Пожалуйста проходите, сударыня, выбирайте любое место, и продолжим урок. – учтиво пригласила Виринею учитель. Заинтересованные взгляды учеников, беспощадно впились в новенькую.
Девочка густо покраснела, робея, прошла по ряду, преследуемая ропотом одноклассников, который разливался от неё, как императорский шлейф. От смущения, охватившего её, она пролетела мимо близлежащих вакантных мест и остановилась только рядом с партой Жара. Дальше идти было некуда. По классу прошуршал лёгкий ветерок удивления и возмущения. Уж так повелось, что рядом с ним никто никогда не сидел с самого первого класса. Жар терпеть не мог двух вещей: сидеть в первых рядах, и делить парту с соседом. Даже Настёна Видова не пыталась нарушить это табу. А тут, какая-то «Венерея», просто взяла и села рядом с ним! А Виринея, не понимая, чем вызван весь этот ажиотаж, спокойно вынула учебники и тетради. Жар даже не шелохнулся. Сидя в своей любимой позе, боком к доске, опершись спиной о подоконник, он со зловещим интересом стал разглядывать девочку.
Её длинные огненные волосы были заплетены в две толстые косы и собраны в корзинку, свисавшую ниже острых лопаток. Сзади, на нежной шее они завивались маленькими золотыми колечками. Эти колечки очень привлекали внимание Жара. Ему страшно хотелось потрогать их, но он медлил, и продолжал, не шевелясь, откровенно изучать свою соседку, бесцеремонно разглядывая её.
Учитель продолжил урок, отвернувшись к доске, чертя на ней мелом геометрические фигуры. Виринея, внимательно слушая его, облокотилась о парту и автоматически сунула кончик ручки в рот. Жар увидел, как из-под нежно розовых губ девочки поблескивают белым стеклом ровные чистые зубки. Он закрыл глаза от непонятного возбуждения и тут же вздрогнул от внезапной резкой боли. Ему показалось, что зрачки его расширились до невозможности. И во всём этом была виновата эта рыжая. Она, безусловно, заинтересовала его. Странная боль испугала и обозлила его, порождая желание надерзить. И вот, в тот момент, когда класс уже устал ждать представления, он вдруг, стремительно и бесшумно повернулся на стуле, и ткнулся носом прямо в шею девочки, глубоко вдохнув её запах. И в голове его словно всё перевернулось. Он с трудом подавил вырывающийся из груди низкий рык. И в панике откинулся обратно. Всё прошло так быстро и неожиданно, что никто ничего не заметил. Виринея же даже не пошевельнулась. И только её глаза широко распахнулись от праведного возмущения. Юноша же принял прежнюю позу также мягко и стремительно, всем своим видом показывая, что ничего не произошло, как раз в тот момент, когда некоторые из учеников, что-то заподозрив, стали оборачиваться на него. Он зло оскалился в улыбке и убедительно стукнул кулаком по парте, заставляя любопытных сразу же отвернуться.
*****
После урока, когда все пулей вылетели в коридор, чтобы первыми попасть в школьную столовую, Виринея тоже стала собираться.
– Знаешь, кто я? – обратился к ней Жар бесцеремонно.
– Нет.
– Моё имя – Жар.
– Странное имя.
– В смысле?
– Редкое очень.
Её манера говорить, высота и тембр голоса, всё это понравилось Жару с первых же слов, что она произнесла, но он ещё не отдавал в этом отчёта себе, и грубо упорствовал властному выбору своего внутреннего голоса, намеренно оставаясь глух и груб по отношению к Виринее.
– Кто бы говорил… – усмехнулся он – Ви-ри-нея! –по слогам произнёс её имя Жар, задумчиво смотря в потолок. – А сокращённо? – спросил он её. Она смело посмотрела в его глаза, и Жар ахнул. Какой пронзительной зелени были полны её глаза. Удлиненные, чуть раскосые, самые настоящие эльфийские глаза. Она смущённо опустила длинные золотистые ресницы и тихо ответила.
– Мама звала меня Виршей.
– Почему звала? – Жар страстно захотел поговорить с ней.
– Её больше нет… она умерла… давно уже.
– А-а-а… а отец? – он поймал себя на мысли, что хочет прикоснуться к ней опять, но почему-то не решается. И это его очень удивило. Словно эта девчонка обладала каким-то оберёгом от него.
– Его у меня нет. Он бросил нас. Когда я была совсем маленькая. Во-от такая… – и Вирша указала расстояние между большим и указательным пальцами.
– Почему?
– Пошёл лучшей жизни искать. А если честно, он никогда не считал меня своей дочерью. Всё укорял мою мать, что я нагулянная. – ляпнула Вирша и зажала рот рукой, удивляясь сама себе. И от чего это она разоткровенничалась с этим мальчишкой?
– А-а-а… и что, нашёл? – Жар сделал вид, что пропустил мимо ушей её признание.
– Нет. Отец умер. Золото в артели на приисках мыл всю жизнь. Ртути надышался, разболелся и умер. Давно уже.
– А тётка Степанида, кем тебе приходится? – его начала бесить собственная робость.
– А откуда ты знаешь о Степаниде? – удивилась она.
– Да так, видел вас издали вместе… вчера вечером, возле магазина.
– Она так и есть, тётка моя. Опекает меня.
– А чё раньше тебя здесь не было?
– Когда мать умерла, меня в детский дом отдали. Я когда подросла, то захотела узнать всё об отце. Мне дали его адрес. Я написала письмо. Вместо ответа, приехала Степанида и просто забрала меня под расписку попробовать пожить в семье. На воспитанье. Ровно на три месяца. И если всё будет хорошо, то она удочерит меня.
– А-а-а, понятно! Батрачка ей нужна. Хозяйство большое, денег нет, дочери глупые…Она ведь верующая, и тебя, наверное, молиться заставляет? – поинтересовался Жар, лениво.
Вирша вздохнула, поразившись проницательности этого мальчика. У Степаниды были ещё две дочери погодки, младше её и совсем маленький пацан Матвей. Вирша убирала, стирала, ходила за скотиной с первого же дня её пребывания у Степаниды. Она делала всё это не потому, что Степанида заставляла её, а потому, что чувствовала, каким тяжёлым грузом она легла на плечи своей тётки. Но хуже всего было выслушивать от неё причитания насчёт её – Вирши – загубленной души. Степанида говорила, что девочка великая грешница, т.к. некрещёная, и постоянно стращала её геенной огненной. И не на шутку разозлилась, когда Вирша в сердцах выпалила ей, что в бога не верит и креститься не собирается.
– Да нет, не заставляет она меня молиться. Я некрещёная.
– Ух ты! А я тоже! Может, дружить станем? Попутно откроем эксклюзивный клуб для грешников! – понёс он глупую чепуху.
– Странный ты, Жар!
– Я не странный, я необычный! – он обвёл синими глазами класс и вдруг спросил. – Хочешь, я открою тебе тайну?
Вирша села и пристально посмотрела в глаза юноши. На лице того расцвела лукавая улыбка.
– Ты мало знаешь меня, может, я не умею хранить тайны?
Он приблизил своё лицо к её, и так же как она, пристально заглянул в бархатистую зелень её глаз.
– Давай, я раскрою тебе свою тайну, а ты уже сама будешь решать, хранить её или нет?! Только ты должна помнить, что от твоего решения будет зависеть: жить мне или сгинуть!
– Нет, нет, нет! Я не хочу знать таких тайн!
Жар откинулся на спинку стула.
– Ха! Жалкая девка! Думаешь, я серьёзно могу раскрыть такую тайну кому попало? Тупая тёлка! И вся твоя жизнь похожа на дешёвую мыльную оперу! – дерзко прошипел он и сплюнул себе под ноги, демонстративно показывая, что потерял к ней всякий интерес. Хотя на самом деле его интерес только ещё сильнее вырос.
И Вирша вспыхнула, словно в неё плеснули помоями. Она вскочила со стула и крикнула.
– Не смей обращаться со мной так! Да кто ты вообще такой, чтобы я вот так, запросто, выслушивала от тебя оскорбления?! – и она нервно стала собирать учебники в портфель. Жар совершенно не ожидавший трёпки от такой безобидной на вид девчонки, удивлённо наблюдал, как она укладывается, собираясь пересесть от него на другую парту. Неожиданно для себя он понял, что совсем не хочет этого. И что впервые в жизни, это желание было замешано не на чувстве утверждения своей власти, а на чём-то другом, ещё неизведанным им. Он ощутил эту разницу так остро, что в тот момент, когда Вирша уже стала уходить, он вскочил, поймал её за руку и беспощадно резко дёрнул её к себе.
– Ой, что ты делаешь! Больно ведь, пусти! – вскрикнула та. Портфель перевернулся в её руках, и из него на пол посыпались книги и тетради. Жар заключил её в свои объятия, сжав так крепко, что она не могла пошевелиться. Обездвижив её, он прошептал ей на ухо жалобно.
– Не уходи, Виринея, прошу тебя! Прости! Язык у меня поганый! Прости же!
Сердце девочки ухнуло от незнакомого волнения, вызванного близостью с ним.
– Отпусти меня, Жар! – угрожающе произнесла она.
– А ты останешься? – напирал он. Его переполнил настоящий звериный восторг. Словно он держал в руках не девчонку, а настоящую добычу.
– Да, если тебе так хочется! Отпусти же! – сдалась Вирша.
Он нехотя разжал железную хватку. Вирша отшатнулась от него, повалив стул, и сейчас же взволновано поставила его на место.
– Ты обещала! – напомнил ей Жар.
– Хорошо! Только и ты обещай, что перестанешь выделывать всякие там шуточки! – поставила она встречное условие.
– Хм. Я постараюсь! – и помолчав, добавил. – А ты ничего девчонка! У тебя в сердце огонь, только ясный! – он стоял над ней, пока она, присев на корточки, поспешно собирала тетради и книги обратно в портфель, и просто сатанел, от того, что Вирша, хотя и вынужденно, находилась у его ног.
4. Золушка.
Время шло. Приближался последний Новый Год, который Жару предстояло провести в школе. Лада решила сделать сыну подарок. Новогодний бал для всех, обещал стать запоминающимся праздником. Лада выписала из города живую музыку. Была приготовлена обширная развлекательная программа, фейерверки, вина, закуски. На стадионе был построен сказочный снежный городок, с замками и горками, освещённый гирляндами разноцветных лампочек. В центре городка стояла огромная ель, разукрашенная самодельными игрушками, смастерёнными школьниками. Но основной праздник должен был проходить в огромном спортзале. Там сколотили сцену, подсоединили светомузыку, поставили елку, развесили плакаты, украсили зал снежинками, гирляндами и дождиком, открыли бесплатный бар.
Весь посёлок гудел, в предвкушении «того самого Нового Года», с нетерпением ожидая праздника. Все шили вечерние наряды, чистили пёрышки. Так как единственным условием пропуска на бал был вечерний наряд. «Мужчины в костюмах и смокингах, женщины в бальных платьях!»
*****
Вирша присмотрела в магазине тканей отрез зелёного шёлка, но денег у неё не было. И ни у кого не было! И тогда, она всё-таки решилась попросить их у тётки. Но та и слышать не захотела ни о каком вечернем платье для племянницы. Её собственные дочери вытянули из неё всё, что можно!
– Нет у меня больше денег! Нет и всё! Иди лучше скотину уваж! – она сунула ведро с пойлом для коровы в руки Вирши.
– Но, тётушка!… – настаивала та, чуть не плача.
– И не проси! Меня дочери с этим балюсом совсем замучили, и ты ещё туда же!… Ну куда идти-то тебе? Чего ты там не видала? Чёртового сына Жара? А я всегда тебе говорила, и теперь говорю, держись от него подальше! Ох, накличет он беду на твою дурную головушку! – запричитала Степанида.
– Вир-ша!!! – послышалось со двора, и в дверь постучали так, что дом затрясся.
– Кто это там? – удивлённо спросила Степанида у девушки.
– Это ко мне, тётушка. – поспешила в сени та. Но Степанида опередила её, распахнула дверь и опешила. На пороге, одетый как князь, стоял Жар собственной персоной.
Высокая шапка из седой чернобурки с лихим лисьим хвостом, свисающим сбоку. Соболья шуба до пят, распахнутая на груди и одетая поверх полушубка. Ноги, обутые в волчьи унты. Мороз разрумянил молочную кожу на лице. Жар весело улыбался тётке Степаниде во весь рот, скаля крупные зубищи, и в его синих глазах бегали хмельные чёртики.
– Господи, помяни чёрта!… Тебе чего тут надо? – грозно спросила Степанида.
– Тётушка, он ко мне пришёл. – попыталась протиснуться к Жару Вирша. Но Степанида преградила ей путь рукой.
– Добрый вечер, госпожа Степанида Андреевна! – учтиво поздоровался с ней юноша, прижав руку к груди и галантно кланяясь. – Я проезжал мимо с оказией, и решил навестить Виршу, спросить, не надо ли ей чего-нибудь. Я тут добра всякого накупил. И Вам гостинец припас, уважаемая Степанида Андреевна! – с этими словами, он как фокусник вытащил из-за пазухи кремовую расписную алыми маками цыганскую шаль с длинными багряными кистями.
Глаза Степаниды вылезли из орбит. Она давно приглядывала её на районном рынке. Уж так она нравилась ей, но всё было жаль денег. Больно дорога была для Степаниды подобная роскошь. В голове тётки промелькнула мысль, что Жар угодил ей. Но она не спешила сдаваться.
– Чего, какие подарки? – только и смогла она выдавить из себя.
– Новогодние, Степанида Андреевна! Те самые, которые Дед Мороз приносит. – сказал Жар, и сунул плат в руки мачехи. Та совсем задумалась, а Жар в это время схватил Виршу за руку, и шустро вытянул её на улицу.
– Вирша, стой! Куда ты? Замёрзнешь же, не одетая! Стой, кому говорю, паскудная девка! – заорала, сразу же вышедшая из временного ступора Степанида. Но в ответ только услышала заводной смех Жара.
*****
Они выбежали за ворота. Где стояли санки со впряжённым в них Огоньком. Жар скинул с плеч соболью шубу и укутал в неё девушку с ног до головы.
– Замёрзла, поди? – он поцеловал её в бровь робко.
– С тобой нельзя замёрзнуть. – смущённо ответила Вирша.
Он помог ей сесть в санки, залез на клобучок, взял в руки вожжи и заорал, замахнувшись на коня кнутом.