Развод с олигархом

Глава 1

Страшно. Как же страшно. Мне до сих пор не верится, что я решилась на это безумство. Наверное, я сошла с ума. Но если не сделаю этого, то точно свихнусь от беспокойства и догадок. Именно поэтому, шумно выдохнув, я всё же стучусь в закрытую дверь.

Мгновение тишины, а затем она открывается, и я вижу на пороге Тима. Верхние пуговицы на его рубашке расстёгнуты, волосы взъерошены, будто по ним не раз провели рукой, а в каре-зеленом взоре при виде меня вспыхивает удивление.

– Полина? – тихо выдыхает мой муж в растерянности.

И это лучше всего говорит о том, что я права. У него, правда, есть другая.

– Ну и сволочь же ты, Шахов!

Хочется сказать куда больше, но сил вдруг не остаётся. К тому же именно в этот момент из-за его спины слышится мягкое и ласковое:

– Тим, кто там?

Стою, смотрю в любимые глаза и просто тихо умираю. А через миг и сама девушка оказывается рядом. Миловидная блондинка в простеньком платье, не скрывающем выступающий животик. И смотрит до того непонимающе на меня, что из моих глаз всё-таки текут слёзы.

Кажется, это конец…

А ведь я не верила слухам. До последнего надеялась, что это лишь сплетни его завистливых сотрудниц. Отхватить себе в мужья такого, как Тимофей Шахов, мечтала каждая из них, но он выбрал меня. Пять лет назад. Пять лет мы жили душа в душу, у нас даже трёхлетняя дочка – наше маленькое выстраданное чудо. Врачи ставили наихудшие прогнозы, а я смогла, выносила и родила здоровую девочку, которая теперь радует нас с её отцом изо дня в день. По крайней мере, мне искренне казалось, что у нас всё хорошо. Пока как-то в офисе не подслушала случайно чужой разговор. Затем ещё один. И ещё. А сегодня собственными глазами увидела, как он куда-то уезжает с беременной блондинкой прямо из офиса. Мне же при этом сказал, что у него дела в филиале, отменив наш обед. Ради неё. Той, кто сейчас смотрела на меня до того непонимающе, что мне ещё хуже становилось с каждой пройденной минутой.

Дура. Какая же я всё-таки дура.

Так и не нахожусь со словами. Просто разворачиваюсь и ухожу.

Да и что я им скажу? Какие они моральные уроды? Думаю, оба и без того прекрасно знают это. Нет смысла закатывать истерику. Так что я просто утираю слёзы с лица тыльной стороной ладошки и быстрым шагом направляюсь прочь из местного отеля.

Тим ведь даже не побоялся фамилию свою засветить при оформлении! А девушка на ресепшене оказалась такой доверчивой, что мне не составило труда её вокруг пальца обвести, соврав, что я здесь с друзьями отдыхаю, и назвав фамилию, на чью был забронирован номер.

Так всё просто оказалось…

До сих пор не верится.

Ни во что.

Как и на ум не приходит ничего из того, как быть дальше.

Я настолько растеряна от осознания, какой мой муж мудак и подонок, что просто думать ни о чём другом не получается.

Да как он мог! Вот как? Разве это так сложно – прийти и сказать, что ты разлюбил жену, влюбился в другую… Может не было бы мне тогда так больно и страшно, как сейчас. Точнее, было бы, конечно, но это было бы честно и правильно. Я бы поняла. Не стала бы никаких истерик закатывать. И не колотило бы меня, как последнюю неврастеничку, до спёртого дыхания и боли в груди.

За что, Тим, за что ты так со мной?

Этот вопрос бьётся в моём разуме до самого выхода из отеля. И после, пока я ищу в полушубке ключ от машины. А он, как назло, не находится. Наверное, потому что я даже в карман толком попасть рукой не могу. Перед глазами всё расплывается от слёз, хочется сесть, громко закричать и наконец дать волю нормальным слезам. А так…

Господи, да как же так? Как быть? Что делать? А как дочке рассказать, что мы с папой расстаёмся? А мы точно расстаёмся. Иначе и быть не может. Но ей это точно надо преподнести как-то аккуратно, мягко… И это тогда, когда я сама до сих пор не переварила случившееся открытие.

– Как ты здесь оказалась? – слышится вдруг за спиной от мужа, а затем он ловит меня за руку, останавливая.

Тут же шарахаюсь прочь от него. Зачем он за мной пошёл? Даже не оделся. Впрочем, это последнее, что должно меня теперь волновать, а потому я просто дёргаю на себя запястье. Конечно же, он не отпускает. Он никогда не позволяет бежать от проблем, заставляя решать их на месте. И обычно я с этим согласна, но не сегодня. Не сейчас. Не после того, как застала его с другой.

– Отпусти меня, пусти, – хриплю задушено, продолжая пытаться вырвать руку из его хватки.

Не хочу ничего обсуждать. Даже видеть его больше не желаю, не то, чтоб ещё и слушать все эти жалкие оправдания, которые наверняка последуют в скором времени. Не хочу. И уж тем более не надо меня трогать после того, как прикасался к другой.

– Поговорим, и отпущу, – хмурится муж.

– Не о чем говорить. Твои поступки всё отлично уже за тебя сказали.

Снова дёргаю рукой. Бесполезно. Проще запертую дверь выбить, чем от него избавиться. А может пнуть его как раз? Жаль, я без шпилек, а то бы с удовольствием вонзила их ему в голень. Предатель!

– Господи боже, да отпусти ты меня, наконец!

Пока я ещё в состоянии контролировать себя.

– Я же сказал, отпущу, когда ты успокоишься, и мы нормально поговорим. Что ты, как маленькая? – огрызается муж, явно теряя терпение.

Он в принципе вспыльчивый человек, причём ровно настолько, насколько обычно всегда спокоен. Если его довести, тормоза вконец отказывают. Но и у меня сейчас не лучше состояние, чтобы помнить о благоразумии. Не после того, что он сделал.

– Так не ходил бы за мной, не пришлось бы и успокаиваться, – отвечаю в том же тоне. – Всё, что хотела, я уже и без того увидела и услышала. Не о чем говорить, – повторно дёргаю рукой.

На этот раз выходит освободиться. Хотя вовсе не потому, что я такая настойчивая. Так решает сам муж.

– Ладно, как знаешь, – складывает руки на груди. – Значит, поговорим вечером, когда я вернусь домой. Тебе и правда нужно сперва нормально остыть и успокоиться.

С губ срывается нервный смешок. Смотрю на него и не верю, что вот этого человека я ещё пару часов назад фактически боготворила. А ведь он даже не сожалеет. Ни капельки. Ни единого намёка на раскаяние в глазах. И это хуже всего. Его бессердечие и равнодушие. Слёзы всё-таки катятся из глаз.

– А я не хочу успокаиваться, не хочу, понял? – отвечаю полузадушенным шёпотом. – Почему я вообще должна успокаиваться? Мой муж завёл другую семью на стороне, а я должна спокойно глотать теперь это дерьмо? Не буду. Не буду, понятно тебе? – хватаюсь ладонью за горло.

Меня тошнит. От него. От себя. От всей этой ситуации в целом. И когда он вновь шагает мне навстречу, чтобы приблизиться, тут же отступаю назад.

– Перестань истерить, – шумно выдыхает Тим. – Она мне не семья. Или ты уже забыла, чья фамилия в твоём паспорте?

Лучше бы забыла! Потому что в моём паспорте фамилия подонка, как оказалось! И ни мне, ни дочке она больше не нужна. Пусть даёт её своему другому ребёнку, и его матери, если её устраивают такие отношения. А я пас.

– Да подавись ты своей фамилией, Шахов, – говорю, как есть. – И не переживай, не будет её у меня скоро. Можешь спокойно другой её предлагать. Обещаю, никак не мешать вашему счастью.

Разворачиваюсь, чтобы уйти, но не выходит. Тим снова хватает за руку, заставляя не только остановиться, но и развернуться обратно к нему лицом.

– Это ещё что значит? – мрачно смотрит на меня муж. – Что ты такое говоришь?

– Лишь то, что я не позволю себя больше унижать. Хочешь другую? Отлично, будь с ней. Счастья вам. А я ухожу. Мне ты такой тоже больше не нужен.

И очень стараюсь, чтобы мой голос звучал твёрдо и уверенно. Не знаю, насколько хорошо выходит, но, видимо, получается, потому что мрачность в зелёных глазах только усугубляется, а Тим меняет тактику разговора.

– Зато ты мне нужна. И не хочу я никакую другую, иначе бы не женился на тебе, – возражает, притянув меня к себе ближе. – Полин, я тебе клянусь, она совсем ничего для меня не значит. Просто так сложилось…

Да он реально охренел!

А мне всё-таки срывает планку.

– Сложилось? – повторяю за ним на повышенных тонах. – Ты меня за дуру что ли держишь, я не пойму? Да пошёл ты! И, как уже сказала, фамилию свою с собой забери, пригодится. А мне и моей девичьей хватит. Это развод, Шахов, если ты ещё не понял. Я забираю дочь и возвращаюсь домой. Одна. Без тебя. Тебе вообще больше лучше не появляться на моём пороге. Понял меня?

После моих слов костяшки его свободной руки громко хрустят, с такой силой он сжимает пальцы.

– На твоём пороге? – переспрашивает Тим, хотя в моём подтверждении, разумеется, не нуждается. – Я на этот порог вместе со всей прилагающейся к нему квартирой единолично заработал, если вдруг забыла, – напоминает. – Соответственно, я буду приходить и уходить столько раз, сколько мне захочется, и тогда, когда мне заблагорассудится. И дочь ты у меня забрать также не можешь, всё-таки из нас двоих это ты безработная домохозяйка, никак не я. Ни на какой развод ты тоже не подашь. А если всё-таки реально исполнишь такую дичь, учти – дочь останется со мной, – заканчивает жёстко и непримиримо.

Смотрю на него в полнейшем шоке.

– Ты не посмеешь!

– Хочешь убедиться в этом?

Не хочу. Вообще ничего уже больше не хочу. В голове гудит, горло сжимает новым спазмом тошноты, перед глазами медленно плывёт. Таким беспросветным ужасом меня накрывает от его беспощадных слов.

– Ненавижу тебя, ненавижу.

И это последнее, что получается внятно произнести. В мозгах будто тумблер перещёлкивает, выключая свет. Последнее, что улавливаю, – хмурое и озадаченное:

– Полина?

Сильные руки подхватывают за плечи, и всё. Пустота.

В себя прихожу уже в больничной палате частной клиники. Кажется, это даже та самая палата, в которой я лежала после родов Русланы. Одно непонятно – как я сюда попала.

– Осторожней, – слышится сбоку хмурым голосом мужа, стоит мне пошевелиться, а через миг и он сам оказывается рядом, удерживая за руку.

Опускаю взгляд и вижу воткнутую мне в вену иглу с капельницей.

– Что произошло? – хриплю пересохшим горлом.

– Ты потеряла сознание, – сухо поясняет муж, нажимая на кнопку поднятия спинки кровати.

– Потеряла сознание? – переспрашиваю удивлённо.

В последний раз я это переживала во времена беременности. Но ведь сейчас ничего такого нет, тогда с чего бы мне?..

Додумать не успеваю. В разум врываются воспоминания об отеле и беременной девушке. Точно. Мой муж изменщик, который пообещал отнять у меня ребёнка, если я вдруг решу с ним из-за этого развестись. После этого меня и накрыло.

Шумно выдыхаю и прикрываю глаза.

– Полин? – тут же реагирует Тим, и я открываю глаза обратно.

– Всё нормально. Просто вспомнила, какой ты мудак.

Теперь настаёт очередь мужа шумно выдыхать.

– Обсудим это позже, когда тебя выпишут, и мы окажемся дома.

Ага, дома, которого у меня, оказывается, нет. И пусть я в запале эмоций совсем не его квартиру имела в виду, он сам неправильно всё воспринял, но так даже лучше. Зато теперь я точно знаю, чего мне ждать при случае.

Ничего, мы ещё посмотрим, кто кого, милый.

Может у меня нет денег и связей, как у Тима, но это не значит, что я прогнусь под него, как это делала раньше не раз. Теперь всё будет иначе. Я обязательно что-то придумаю, чтобы избавиться от него и сберечь самое дорогое.

Но то я, конечно, оставляю при себе. Как и всё остальное, что так и рвётся с языка. Решаю, что и правда хватит истерить. Сперва стоит позаботиться о собственном здоровье, а затем, если всё нормально, ехать за Русланой. Интересуюсь о другом:

– Как давно я здесь?

– Тебя привезли около трёх часов назад.

Три часа? Так много? Они меня усыпили, что ли, раз я столько проспала? Мне же за дочерью надо ехать уже!

Нахожу на кровати передатчик и нажимаю кнопку вызова медицинского персонала. Пусть выписывают поскорее. Но когда через две минуты дверь открывается, вместо работников клиники я вижу моих родителей.

– А вы здесь откуда? – растерянно рассматриваю новопришедших.

Папа – высокий и худощавый мужчина пятидесяти двух лет. На нём простые синие джинсы и серый свитер с высоким горлом. Некогда тёмные, как у меня, а теперь седые волосы, причёсаны волосок к волоску, а карие глаза скрыты линзами прямоугольных очков. Он у меня заведующий кафедрой инженерной физики при местном университете.

Мама куда ниже папы, едва достаёт ему макушкой до плеча и слегка полноватая. На ней, как и всегда, строгое элегантное платье зелёного цвета, а волосы собраны в объёмный пучок. Ей тоже пятьдесят два, но она закрашивает седину русой краской. Она работает в одном университете вместе с папой, но заведует кафедрой гуманитарных наук.

Они вместе со школьной скамьи, прошли, что говорится, огонь и воду, но до сих пор вместе. Правда, несмотря на все прегрешения, папа никогда не изменял маме. В отличие от Тима…

В груди опять заметно давит, приходится несколько раз вдохнуть и выдохнуть, прежде чем я смогла им улыбнуться.

– Я позвонил, – поясняет Тим тем временем.

Игнорирую. Переключаюсь на маму. Она стоит за папой и скептически осматривает меня с головы до ног.

– Что врачи говорят, что случилось? – интересуется сразу о главном.

– Ещё не знаю. Я только очнулась. Наверное, давление упало из-за погоды, – нахожусь с первым попавшимся оправданием.

Совсем не хочется посвящать их в свои проблемы вот так сразу, да ещё при Тимофее.

– С каких пор из-за упавшего по погоде давления приходится в отдельной палате спальное место оплачивать? – не верит мне папа и вопросительно смотрит на моего мужа.

Тот хмурится и шумно выдыхает:

– Ждём результаты анализов. Пока действительно не понятно. Вполне возможно, что перенервничала.

– Перенервничала? – переводит внимание на меня папа. – Что, все красивые куклы для нашей бандитки закончились, или с чего бы ещё нервничать? – шутит следом.

Вот только мне не до смеха. Кошусь на Тима, но тот не спешит облегчать мне задачу.

– Пойду, посмотрю, где там врач, – находится с поводом, чтоб выйти из палаты.

Я этому только рада. Не рада лишь, что папа увязывается за ним. Явно чтоб расспросить подробнее, понял ведь уже, что мы что-то не договариваем. Не зря вскоре в палату и правда приходит медсестра, а вот муж и папа не возвращаются.

Мария Семёновна – сегодняшняя дежурная – проверяет капельницу, измеряет давление и температуру. И всё это время мама не сводит с меня пристального взгляда. Явно ждёт, когда мы останемся одни, чтобы задать все свои вопросы. Да и мне хочется обсудить с ней сложившуюся ситуацию не меньше. Может она подскажет, как быть в этой ситуации, потому что мне на ум пока ничего толкового не приходит.

Тим прав, я безработная домохозяйка, и я совсем не думала, что окажусь в такой ситуации. У меня, конечно, есть кое-какие накопления, но с маленьким ребёнком их хватит совсем ненадолго, а мне ещё теперь и адвоката нужно нанимать, чтобы противостоять мужу во время развода. И в страшном сне не могла представить, что он окажется не только предателем, но и настолько мелочным человеком. Но даже не это моя главная проблема сейчас – безработица. Если найду, куда устроиться, то выиграть суд станет намного проще. Суды в таких случаях всегда ведь обычно на стороне матери, а не отца. Если только никто там не подкуплен…

Боже, что за идиотизм?

Хорошо, мне не даёт в это всё погрузиться приход лечащего врача.

Арсений Петрович, как всегда, светло улыбается при виде меня. Ему всего сорок, но он действительно доктор с большой буквы. Буквально с того света вытащил меня в своё время. Меня и Руслану. И за это я век ему благодарна буду. Если бы не он, неизвестно, чем бы всё закончилось.

– Здравствуйте, Полиночка, давненько мы с вами не виделись. Расскажете, что случилось? – интересуется сходу.

При этом сам же вовсю изучает мою карту.

– Здравствуйте, Арсений Петрович. Я не знаю, что случилось. Всё было хорошо. Разве что мы немного повздорили с мужем, а потом я очнулась уже здесь, – признаюсь негромко.

Замечаю, как мама хмурится, но ничего не говорит. Отходит к окну и замирает там со сложенными руками. А вот Арсений Петрович непонятно почему радостно улыбается.

– А, ну тогда понятно всё, – тянет со смешком. – Но всё же советую так больше не делать.

– В смысле? Что вам понятно?

– В прямом, Полина Леонидовна. В вашем положении теперь даже чихать надо с осторожностью, учитывая предысторию прошлой беременности.

Сижу на кровати, хлопаю ресницами и совершенно не понимаю, что он хочет мне этим сказать. Какая нафиг беременность?

У кого? У меня?

Да быть того не может!

– Мы же предохранялись, – окончательно теряюсь.

– Ну знаете ли, ни одно предохранение, кроме полной стерилизации, не даёт стопроцентной гарантии, – назидательным тоном противопоставляет доктор. – По всем данным вы беременны. Причём срок уже примерно шесть-семь недель. Странно, что вы не заметили.

Конечно, не заметила! У меня же месячные были! И чувствовала я себя просто отлично!

– Боже, – хватаюсь за горло, чувствуя, как мне снова становится дурно.

С учётом всех сложившихся обстоятельств, это вот вообще сейчас не к месту. Тимофей если узнает… мне точно свободы не видать.

– Как же так?

Как теперь быть? Что делать?

– Ну-ну, не драматизируйте, Полина Леонидовна. Не всё так плохо. А с деньгами вашего мужа, выходим мы вашего младенчика. Нет, конечно, если вы прям категорически против, то ещё не поздно прервать…

– Нет! – перебиваю я его.

То есть, если с логической точки зрения смотреть, то это и правда самый оптимальный вариант, но я даже мысленно не могу представить себе подобное. Вот и мужчина улыбается.

– Вот и я думаю, не надо вам такой грех на душу брать. Тем более на данный момент прогнозы более чем благоприятные. Чуть позже ещё проведём вам УЗИ и узнаем точно, что к чему, а пока отдыхайте, Полиночка. Медсестра позже придёт и проводит вас в нужный кабинет. Если всё хорошо, и анализы будут в норме, то завтра поедете домой.

– Но я не могу завтра. Мне сегодня надо. Дочь из садика забрать.

– Думаю, с этим вполне справится её отец, – ободряюще улыбается Арсений Петрович.

Он разворачивается, чтобы уйти, но я не позволяю.

– Погодите!

– Да?

– А вы могли бы не сообщать пока об этом Тиму?

Арсений Петрович выгибает бровь.

– Хочу сама ему рассказать. Ну, знаете, чтоб красиво, все дела. А не вот так, посреди больничной палаты, потому что у меня самочувствие плохое, – улыбаюсь ему как можно милее, насколько это возможно в текущей ситуации.

Хотя, если честно, хочется только плакать. Ситуация – хуже не придумаешь.

– А, ну если так, то, конечно, не буду портить сюрприз.

– Спасибо! – благодарю его от всей души.

А как только он уходит, крепко-крепко жмурюсь и, прикусив нижнюю губу, очень стараюсь не расплакаться. Я совершенно растеряна и не знаю, что делать. А ещё мне жутко обидно и больно от предательства Тима. Теперь ещё и беременность эта. Которую мы оба не планировали! Мы вообще решили остановиться на одном ребёнке, чтобы не подвергать меня опасности.

Он поэтому завёл любовницу? Чтобы она ему ребёнка родила? Вместо меня… Раз уж мне противопоказано. Было…

– Боже, – шепчу, цепляясь пальцами за одеяло на мне.

Только не реви, Полина, не вздумай! Ты должна быть сильной. Если не ради себя, то ради детей. Как вообще так вышло? Мы ведь были осторожны, всегда использовали презерватив. Почти четыре года всё нормально было, а тогда, когда грянули неприятности, вдруг залёт? Будто мало мне проблем.

Беспомощно смотрю на маму, понимая, что всё, я не выдерживаю. Это мой предел.

– Мам, – зову родительницу.

И всё-таки реву. Некрасиво шмыгаю носом и реву. Хочу остановиться, но не выходит. И снова себя спрашиваю, почему всё так? За что? Что я сделала Тиму такого, что он так со мной обошёлся? Не родила сына? Но он ведь сам говорил, что ему достаточно дочери. И я знаю, он любит её. Но почему-то не меня. Иначе бы не пошёл к другой за утешением. Или зачем он это сделал? Не важно. Пусть бы просто тогда прямо об этом сказал, а не вот так… через других.

– Господи, Полина, да что с тобой? – слышу мамин голос, а затем она присаживается рядом и осторожно обнимает меня за плечи. – Всё же хорошо, дочка. Ну ты чего, моя?

А я бы и рада ответить, но не могу. Слёзы душат до такой степени, что дышать с трудом удаётся. Мне плохо. Очень-очень плохо. Но не физически – душевно. Меня будто наизнанку вывернули, перетряхнули и бросили валяться в кучу грязных вещей.

– За что он так со мной? За что, мама?

– Кто?

– Тим. Он… Он…

У меня язык не поворачивается вслух произнести нужные слова. Как будто пока молчу, это всё ещё можно отменить. Вот только нельзя. А его любовница ещё и беременна. Как я. Но о том ребёнке Тиму известно, а о моём нет. И, наверное, это неправильно, только я не хочу, чтобы он знал. Не сейчас. Он обязательно использует это против меня, а мне сперва надо добиться развода с ним. Потом скажу.

– Господи, Полина, что происходит? Ты меня пугаешь, дочь, – не выдерживает мама, слегка встряхивая меня.

Надо сказать, это помогает. Я выныриваю из своих мыслей, глядя на неё, не скрывая горечи.

– Тим мне изменил, – шепчу едва слышно. – Мы разводимся, мама.

Взгляд напротив становится растерянным.

– Ты что такое говоришь, дочь? Откуда это сейчас вдруг взялось? – бормочет мама неверяще.

– Вот откуда-то, – отвечаю и снова всхлипываю. – Я сама видела его с ней. В отеле. Мам, она тоже беременна, – окончательно скатываюсь в истерику.

– М-мм… – силится мама что-нибудь сказать.

Но в итоге только вздыхает тяжело и горько. И крепче обнимает меня, принимаясь гладить по голове в утешение, как маленькую. Должно быть, это должно придать мне сил, но я только ещё чаще всхлипываю, размазывая по щекам слёзы.

– А может ты что-то перепутала? – уточняет аккуратно она. – У вас же дочка всё-таки. И ещё теперь ребёночек будет. Плохо, если разведётесь.

– Ага, рабочие моменты обсуждали. Прям в отеле. Посреди рабочего дня. Ну а что? Все же так делают, да? – язвлю, отстраняясь. – Всё я правильно поняла. Тим тоже отрицать не стал. Так что… – снова всхлипываю.

– А ты там что делала? Следила за ним что ли?

– Следила, – признаюсь. – Увидела его с ней, как они уезжают, и поехала. До этого в офисе слышала о них, но считала, что просто болтовня, а оказалось…

Снова всхлипываю, пытаюсь утереть слёзы, но они никак не желают переставать течь.

– А он что?

– А он даже отрицать не стал, говорю же. Сказал, что просто так получилось. Получилось, представляешь? И я просто должна с этим смириться, по его мнению. Ненавижу его!

Мама опять тяжело вздыхает. И предлагает:

– А хочешь, я попрошу папу, и он с ним поговорит? В жизни ведь всякое бывает, но это же не повод детей без отца оставлять.

Смотрю на неё непонимающе.

– В смысле "не повод"? Мам, ты вообще меня слушаешь? К тому же, я разве оставляю? Пусть навещает, пожалуйста, сколько влезет, просто я с ним больше жить вместе не буду.

Несколько секунд она смотрит на меня с таким же непониманием.

– Как это не будешь? Ну, допустим, не будешь… И что тогда дальше? Ты как жить собираешься, если в самом деле разведёшься с Тимофеем, ты подумала? В нужде, но зато гордая, так что ли? Ты же ни дня толком не работала, практика в университете не в счёт. На что ты будешь дочь содержать? Не говоря уже о… – кивает на мой живот.

Я тут же накрываю его ладонью.

В словах мамы есть зерно истины, она права, но мне совсем не нравится то, к чему она ведёт.

– То есть предлагаешь мне простить измену и дальше жить счастливо? Я правильно тебя понимаю, мама?

Внутри резко холодеет. В первую очередь от того, каким ледяным и колючим становится взгляд матери.

– Я тебе предлагаю головой думать и быть реалисткой, – произносит она сухо. – Так уж и дорога и важна будет эта твоя никчёмная гордость, когда твои дети останутся без отца и голодные, только потому, что ты самолично вручила их счастье другой женщине? Хочешь ли ты, чтоб твоя Руслана была и дальше любимой дочерью ювелирного магната или же вам обеим останется довольствоваться лишь объедками – вот о чём тебе думать надо, а не о своей гордости.

Я смотрю на неё и не верю, что она мне это говорит. И дело даже не в правоте, а в том, что… я вдруг отчётливо понимаю, что поддержки с её стороны мне не видать. Если я решу уйти от Тима, она не примет нас с Руськой, не поможет. Да, мама всегда была жёсткой и циничной, и на этой волне они с моим мужем отлично нашли в своё время общий язык, но я не думала, что она поставит деньги выше счастья собственной дочери. Чтобы та страдала всю жизнь, зато ни в чём не нуждалась.

– А о нас с отцом ты подумала? – продолжает мама выговаривать. – Или забыла уже, что он не может работать на двух работах, как раньше, только для того, чтобы у тебя была лучшая жизнь? Да и я не первой молодости давно. Мы столько вложили в тебя, столько сделали, чтобы у тебя всё было, а ты… – вздыхает. – Не будь эгоисткой, думая только о себе.

– Дочь ходит в садик, я вполне могу найти себе работу, – отвечаю, но уже прекрасно понимаю, что она не даст добро на мою задумку.

– Работу? – усмехается мама. – Какую работу? У тебя ребёнок скоро опять будет. Да и… Ты вообще в курсе, какие сейчас зарплаты? А цены в магазинах? – всплёскивает руками. – Ну, конечно, откуда тебе знать, ты ж на ценники не смотрела никогда, – заканчивает язвительно.

А мне так обидно становится. И больно. Хуже, чем от предательства Тима. Но вместе с тем это хорошо отрезвляет.

– Я тебя услышала, мама, – отвечаю, решая больше не спорить с ней. – Нет, так нет. Я и сама справлюсь. Считай, что просто предупредила о своих дальнейших планах. А теперь можно я побуду одна? Я устала.

И надо подумать, как быть дальше. Что делать теперь, когда родной человек оказался такой же опорой, как муж. Никакой.

– Устала? Реально уставать ты начнёшь, если всё-таки сотворишь такую глупость, как развод с Тимофеем Шаховым, – мама неохотно отодвигается и разворачивается, чтобы выйти из палаты. – Кстати, гордая моя, беременным женщинам развод не дают, – бросает уже на пороге.

Она выходит, а я смотрю ей вслед в откровенном замешательстве.

Как это не дают?!

Глава 2

Первое, что делаю, как только остаюсь одна, – беру телефон с тумбочки и лезу в инет.

Как это беременным не дают развод? Быть того не может! Почему? Это же… бред!

К моей радости именно им слова мамы и оказываются. Беременная очень даже может развестись. А вот муж подать на развод не имеет права, пока жена не родит, а ребёнку не исполнится год. Исключение – если ребёнок не от него и это доказано в суде.

Внутри будто узел развязывается от прочитанного.

Фух!

А то я и в самом деле уже испугаться успела.

Нет, я прекрасно понимаю, что в целом мама права – с учётом открывшихся новых вводных, моя ситуация и впрямь сильно осложняется. Одно дело уйти от мужа с ребёнком, который уже ходит в садик. Другое – беременной. Допустим, жильё найти не так уж и сложно, а вот на работу устроиться, будучи в положении… Если только не говорить о нём никому. Как вариант. В конце концов, то, что я жена ювелирного магната, не значит, что дура и ничего не умею. Может опыта работы бухгалтером у меня действительно кот наплакал, зато энтузиазма полно. И как хорошо, что я не стала бросать учёбу в своё время! Иначе бы точно пришлось тяжело.

Воодушевив себя таким образом, я даже спокойно встречаю возвращение мужа. Без отца. Тот, как и мама, возвращаться ко мне не спешит. А может и вовсе ушли. Раз уж мама так в штыки встретила моё желание развестись, то могла и папу подговорить.

А если она и Тиму о беременности моей сообщила уже?

Теперь я смотрю на мужа в страхе.

Если она ему всё рассказала, то…

Что он будет делать? Тоже пригрозит отобрать и не родившегося малыша? Или вообще скажет избавиться от него, раз уж ему вскоре другая должна родить…

Что-то мне опять дурно становится.

Видимо, на моём лице что-то такое отражается, потому как Тим хмурится сильнее прежнего и, кажется, передумывает говорить то, что собирался. Вместо этого сообщает:

– За Русланой в садик пора ехать. Я ведь могу тебя здесь одну оставить? Ты не натворишь глупостей, да?

Я едва не смеюсь.

Это мне сейчас он говорит? Про глупости…

Так хочется ответить что-то язвительное, но в итоге сдерживаюсь.

– Будь осторожен на дороге, – говорю вместо этого нейтральную фразу.

Всё же он дочь мою повезёт на своей машине. Без меня. Собственно, потому и не выговариваю ничего. А то после его обещаний, кто знает… вдруг и правда заберёт и не вернёт?

Тим кивает. Хочет опять что-то сказать, но в итоге молчит. Зато, наконец, разворачивается и уходит.

Шумно выдохнув, я откидываюсь на подушку и прикрываю глаза.

Несмотря на принятые решения в голове до сих пор чехарда творится из мыслей. До сих пор не верится, что это всё со мной. Наяву. А ведь ещё утром Тим ласково улыбался мне перед уходом, целовал так нежно, что сердце замирало, в любви признавался… И я была такой счастливой! А теперь волком выть тянет, так плохо и тошно на душе.

За что? Вот за что?

Почему просто не сказать, если надоела? Зачем вот так, за спиной? Чем я это заслужила?

Глупые вопросы, на которые я даже не уверена, что хочу знать ответы. Вот бы уметь стирать память щелчком пальцев. Раз и забыла всё.

От утопических мыслей отвлекает звонок.

– Это правда? – доносится из трубки взволнованным голосом Риммы. – Ты реально со своим олигархом разводишься?

Подруга детства явно пребывает в эмоциональном раздрае, то и дело соскакивая на фальцет в разговоре. Хуже меня.

– А ты откуда знаешь? – удивляюсь.

– Тебя сейчас только это волнует? – язвительно отзывается она.

В общем и целом…

– Так откуда?

Только не говорите, что она тоже сейчас начнёт меня отговаривать! Или того хуже… В курсе об изменах Тима, но молчала…

В трубке слышится шумный выдох.

– Мама твоя позвонила, сказала, у тебя помутнение рассудка, и требуется срочная промывка мозгов, – хихикает девушка.

– Ах, вот оно что! – фыркаю облегчённо.

– Так что, правда? – нетерпеливо снова интересуется Римма.

– Правда, – признаюсь со вздохом.

– Оу… – вздыхает и она, а через короткую паузу добавляет осторожно и заметно тише: – А почему? Твоя мама сказала, вы поругались.

– Я застукала его с другой, – не вру и в этом.

И кажется, мои эмоции достигают своего предела, потому что… мне вдруг становится всё равно. Пусто. Безразлично. Абсолютно всё. Аж самой страшно от такого равнодушия.

– Э-ээ… вот прям застукала? Серьёзно? – шокировано тянет девушка. – Вот же… кабздец…

Не то слово.

– Даже отрицать не стал, – откидываюсь на подушку и прикрываю глаза.

– М-да…

Наступает пауза и тишина. Но она длится недолго.

– Ты ведь там не плачешь у меня, надеюсь? – добавляет Римма. – А чем мозги промывать, кстати, будем? Красным полусладким или белым полусухим? – интересуется уже деловито. – Сейчас заскочу только в магазин и примчусь. Жди!

Вот когда я всю свою расслабленность теряю.

– Нет, Римм, стой, не ходи, я не дома! – спешу сказать прежде, чем она отключится.

А то она у меня такая, инициативная, действия следуют одновременно со словами. Уверена, она там уже у порога стоит, обутая в один сапог, как минимум. Неспроста вместе с моими словами что-то падает с её стороны, а подруга тихонько ругается, прежде чем отвечает:

– А где? – удивляется. – У родителей что ли?

– Нет. В клинике. Ну в той, где Рыську рожала. Мне плохо стало в моменте, Тим отвёз сюда. Так что вместо полусухого захвати лучше сок виноградный.

– С каких пор винишко больше не считается виноградным напитком? – шутит подруга в ответ. – Ладно, всё, скоро буду, жди.

И отключается, не дав больше и слова вставить.

А через полчаса и правда появляется на пороге моей палаты с двумя бутылками, предусмотрительно учтя оба варианта “мозгопромывательного”, раз уж я так и не сделала свой выбор.

Ну, как предусмотрительно…

– Сказала же, лучше сок, – отказываюсь.

– С каких пор за такие бабки тут пить нельзя стало? – возмущается Римма, с укором озираясь по сторонам.

Невольно улыбаюсь. Всё же Римма чудесная. И очень красивая. Высокая, статная блондинка с голубыми глазами. Тёплый брючный костюм винного цвета подчёркивает идеальные изгибы женского тела, пока она походкой от бедра шагает к моей постели.

– Можно. И очень хочется. Но нельзя, – показательно глажу себя по животу, когда она останавливается рядом.

Глаза девушки становятся круглыми, как две монеты.

– Серьёзно?! – восклицает громко.

Даже слишком. В коридоре, наверное, и то услышали. И почти падает рядом со мной на край кровати.

– Прикинь, да? – кривлюсь. – Та, другая, тоже, кстати, беременна. Месяцев шесть, не меньше. Так что, если ты пришла, как и мама, переубеждать меня от принятого решения, то не стоило напрягаться. Оно неизменно. Я развожусь. Точка.

Подруга пару секунд хлопает ресницами, глядя на меня, и ничего вообще не говорит. Переваривает.

– Так, – подскакивает в итоге на ноги. – Так, подожди, – принимается расхаживать от одной стены к другой.

Впрочем, это не мешает ей всё-таки одну из бутылок открыть. Прямо так, на ходу из горла и отпивает сразу несколько долгих больших глотков.

– Я не… кхм… – сбивается, прочищает горло, покосившись на меня, и начинает сначала: – Я не собираюсь тебя отговаривать. Ты же знаешь, я тебя всегда поддержу. В любой ситуации. Но… ты уверена? – возвращается ко мне и усаживается на краю постели, берёт за руку.

Вздыхаю.

– Я знаю, что будет тяжело. И понимаю, на что иду. Но у меня есть кое-какие сбережения, так что на первое время нам с Рыськой точно хватит, а потом, как сниму квартиру, устроюсь на работу. Как-то же живут другие люди по такому плану, чем я хуже?

Выходит правда больше оправдательно, чем уверенно, но, если ничего не делать, то так точно ничего не изменится в моей жизни, я останусь простым приложением к ювелирному магнату, пока он там своим жезлом на два фронта орудует. И ладно если только на два. Так себе перспектива, в общем.

– В смысле, ты квартиру снимешь? Ты бездомная что ли? – возмущается тут же Римма. – Ничего не знаю, у меня поживёшь.

– Как это у тебя? – теряюсь в первый момент, а во второй добавляю осторожно: – Ты уверена? Всё же я с ребёнком, и…

– И что? – перебивает меня подруга. – Не говори глупости! Моя крестница не будет жить, где попало, если и без того есть где!

Вот теперь и правда тянет плакать. Потому что…

– Римм, знаешь, как я тебя люблю? – признаюсь.

И это правда. После реакции мамы, поведение Риммы как бальзам на израненную душу.

– Ещё бы ты меня не любила, я же святая женщина! – театрально самодовольно заявляет она и крепко обнимает меня.

С губ срывается смешок. И слёзы на глазах всё-таки скапливаются. Я часто моргаю, чтобы не дать им пролиться, но одна всё равно срывается с ресниц и опаляет щёку.

– Это совсем ненадолго, – обещаю ей. – Как только найду что-то подходящее, так сразу и съеду.

Объятия становятся лишь крепче.

– Пф, может, у меня и не такие хоромы, но лучше в тесноте, да не в обиде, чем непонятно где, разве нет? – фыркает Римма, выдерживает небольшую паузу, а потом вспоминает: – А олигарх твой чего, кстати? – прищуривается в подозрении, отстраняясь, чтобы заглянуть мне в глаза. – Он, конечно, козлина, и всё такое, но… Вот так просто взял и отпустил тебя? Да ещё с его бэйбиком в животике? Всё же ты и первую беременность едва пережила. А тут… такое…

– Вообще-то он ещё не знает о бэйбике в животе, – вздыхаю. – Я попросила врача ему не рассказывать. Если только мама, конечно, не сдала. Она присутствовала при разговоре с Арсением Петровичем, – с сомнением кусаю губы.

– Ну, мне она не сказала ничего такого, – призадумывается и Римма. – И что, так и не будешь говорить?

– Буду, но… – начинаю и замолкаю, нерешительно продолжая кусать губы, но в итоге признаюсь и в этом: – Он обещал отобрать Рыську, если я подумаю на развод подать. Так что я не уверена, что стоит ему пока об этом знать. Сперва разведусь, потом сообщу. Возможно, если скажу ему, что не претендую ни на какое его имущество, он передумает так упрямиться.

– Вот же урод, – шумно выдыхает собеседница. – То есть, он тебе изменять будет, а ты сиди дома и помалкивай, так что ли? – возмущается. – А он на два дома в это время жить будет? Придурок, – кривится следом. – Ничего, – тут же воодушевляется. – Мой брат, конечно, не спец по разводам, но юрист же. Разберёмся с ним, пусть сам дома молча сидит. Только алименты выплачивать не забывает.

– Честно? Ничего не хочу уже от него. Пусть просто исчезнет из моей жизни. Тем более, ему и так есть на кого тратить свои драгоценные запасы золота.

Но свои стоит всё же прихватить, когда буду уходить. Плюсы быть женой ювелирного магната – он не скупится на золото и бриллианты. Если их заложить, хватит даже не на год, а на куда больший срок.

– А сейчас Руська с кем, кстати? – спохватывается подруга.

– С ним. Меня до завтра здесь продержат, так что он поехал её из садика забирать.

– Хочешь, заберу её к себе?

– Он не отдаст, – качаю головой. – Не после того, как я ему про развод сообщила, а он мне в ответ ультиматум выставил. Нет. Пусть расслабится. Мне всё равно возвращаться в тот дом, вещи забирать. Нельзя допускать ошибок. Собственно, поэтому я и не хочу у тебя задерживаться. Не хочу, чтобы у тебя проблемы из-за этого были.

– Напишу брату тогда пока, – хмурится Римма и берётся за свой мобильник. – Он как раз собирался проездом ко мне на днях наведаться. Поговорите нормально, как приедет.

А вот нам нормально дальше поговорить уже не дано. На пороге появляется медсестра.

– Шахова, на УЗИ, – возвещает хорошо поставленным голосом, после чего отключает меня от капельницы и помогает встать с постели. Голова слегка кружится в первое мгновение, но в целом на ногах я стою уверенно.

– Меня завтра выписывают, если всё хорошо, придёшь к нам домой потом часика в три? Ну, если у тебя, конечно, не будет клиентов в это время.

Римма работает косметологом, так что вопрос очень даже актуальный.

– Перенесу, – заявляет она решительно.

– Спасибо.

Я обнимаю её на прощание, после чего иду за медсестрой.

Мне одновременно и страшно, и волнительно. К моменту, как я оказываюсь на кушетке в нужном кабинете, губы искусаны в кровь. Я совсем не ждала такого поворота, но солгу, если скажу, что он мне неприятен. Разве только то, что отец ребёнка такой двуличный и подлый человек. Но кто же знал? Самое паршивое, я почти уверена, что Тим бы обрадовался. Конечно, изволновался бы весь за меня, но обрадовался. А может и нет, я просто придумываю себе по старой привычке. В любом случае, всё это совсем недолго задерживается в моём сознании. Исчезает безвозвратно, как только я слышу гулкое биение маленького сердечка.

– Ну что, можете выдыхать, мамочка, с ребёночком всё хорошо. Развитие соответствует норме. Никаких отклонений я не вижу, – сообщает та, что проводит процедуру, что-то отмечая у себя там. – Разве что тонус присутствует небольшой, но отдых это поправит. Главное, не напрягаться и не нервничать, и всё будет хорошо.

Улыбнувшись, я киваю, стараясь не думать о том, что «хорошо» в моём случае понятие относительное. Но я постараюсь. Главное, чтобы сердце опять не подвело. С Русланой вот едва выдержало. Я рожала под присмотром целой группы врачей, и то всё пошло наперекосяк. А теперь такой поддержки не будет…

Может не стоило отказываться от предложения врача? Но я даже в мыслях такого произнести не могла, какой уж вслух?

Что ж так всё сложно-то?

Ладно, сперва пройду всех врачей, узнаю, что скажут они, уже потом решу точно, как быть. Сейчас же я чувствую себя хорошо, ничего не болит, вдруг и дальше так будет?

Или нет…

Ведь по возвращении в моей палате обнаруживается… Тим. Не один.

– Мама! – кричит Руслана, завидев меня, а через миг её маленькие ручки смыкаются вокруг моих ног.

– Эй, привет, хулиганка, а ты что здесь делаешь? – произношу растерянно, проводя ладошкой по тёмным кудряшкам, с настороженностью глядя на мужа.

Это что, такой показательный урок? Типа посмотри, что ты теряешь из-за своего упрямства? Или что? Зачем он её привёз сюда, ко мне в больницу?

– Я соскучилась, – обнимает дочь меня крепче.

Опускаюсь перед ней на колени и тоже крепко обнимаю в ответ.

– И я, мой рысёнок. Очень-очень, – стискиваю крепче в своих руках своё маленькое чудо.

И опять кошусь на Тима.

– Что сказал врач? – интересуется он, поймав моё внимание на себе.

– Ничего, всё хорошо. Резкий скачок давления случился, – вру, отводя взгляд, возвращая внимание дочери. – Завтра уже буду дома, – улыбаюсь ей. – Сходим в гости к тёте Римме, да, как меня выпишут?

– Тётя Римма и сама может прийти к нам, – замечает Тим. – У неё давление не падает.

– Или так, – не спорю и тут.

Тем более что мне это даже на руку.

– А печенье испечём? – воодушевляется дочка.

– Конечно, – снова улыбаюсь и киваю ей. – И печенье, и пирожки.

– Ура! – радуется Руслана, вновь обнимая меня, усаживаясь на мои колени. – А папа обещал, что мы в выходные пойдём в океанариум. Все вместе.

Мне едва удаётся сохранить улыбку на лице от услышанного. Самое паршивое даже сказать против ничего не могу при ребёнке. Только одариваю Тима мрачным взглядом.

– Если маме станет лучше, и её действительно завтра выпишут, – реагирует на слова дочери муж и в один шаг оказывается рядом, забирая от меня дочь, подхватывая её одной рукой. – Пол холодный, – добавляет уже специально для меня, другой рукой потянувшись ко мне, чтобы помочь выпрямиться.

Игнорирую, поднимаясь с колен самостоятельно. Тоже мне заботушка. Пусть к своей любовнице проявляет эти качества. А ко мне больше не надо. Хотя избежать прикосновения совсем тоже не получается. Стоит мне выпрямиться, как я чувствую на талии его ладонь. Тут же спешу отойти. Замечаю, как мужская рука сжимается в кулак, но в целом Тим делает вид, что всё идёт нормально, с самым обыденным видом вместе с дочерью устраивается на диванчике у окна.

Притворщик!

И по-любому специально дочь от себя не отпускает, чтобы я прониклась его прошлой угрозой по-полной. Я и проникаюсь. Аж трясти начинает. От страха. От гнева. От обиды. Да как он может так? Будто реально ничего не происходит особенного. Насколько надо быть бездушным чудовищем, чтоб так поступать со мной? С нами. И неужели ту девушку и правда устраивают такие отношения? Я бы подумала, что ей неизвестно обо мне, с учётом, как непонимающе смотрела она на меня в отеле, но всем давно известно, что Тимофей Шахов женат. То есть может внешне я ей и не знакома, но в остальном…

Как же это всё мерзко!

Так бы и запустила что-нибудь тяжёлое в его наглую рожу!

Но у него на руках Руська. Как самый лучший козырь. И я вынужденно глотаю все свои эмоции. Вместо этого иду в сторону кровати. Надо прилечь. От греха подальше. А дочери я всё расскажу позже. Она обязательно узнает правду о том, что мы с её папой расходимся, но не через мою истерику, а на нормальный разговор я сейчас просто не способна. Да и не приходится. Руслана делает собственное заявление:

– А Ире купили сестрёнку. Я тоже хочу.

Я, как торможу у постели, чтобы присесть, так и застываю рядом с ней. Перед глазами встаёт образ той, другой, которая скоро как раз-таки подарит ей братика или сестрёнку. Она. А потом и я. Ситуация – хуже не придумаешь. Может всё же аборт, пока не поздно? Тут же бью себя в мыслях от нелепой идеи, но адекватно размышлять удаётся всё меньше. С каждым новым словом текущей беседы.

– И тоже сестрёнку? – заинтересовывается муж.

– Конечно. Я буду делиться с ней своими игрушками. И наряжать в свои старые платья, – отвечает дочь.

– Думаю, для этого тебе достаточно и кукол, – вставляю я, надеясь поскорее свернуть этот нелепый разговор.

Не выходит.

– Но, мама, куклы не живые. А я хочу живую сестрёнку, – противопоставляет дочь и смотрит на меня с таким укором, будто я и впрямь глупость сейчас какую-то сморозила.

– Хм, а если «купить» прям сразу сестрёнку не получится, если получится братика, тогда что делать будешь? – улыбается дочери Тим.

В этот момент я не только не дышу, но и сердце биться перестаёт. По крайней мере, мне отчётливо не хватает кислорода в лёгких, пока до моего измученного сознания доходит простая истина.

Братик, он сказал…

То есть та блондинка скоро родит ему сына?

Иначе почему он так выразился?

– А его же тоже можно будет наряжать, как сестрёнку? – доносится до меня, как из-под толщи воды голосом дочери, пока я пытаюсь переварить узнанное.

– Только не в твои платья и розовые колготки, – отвечает Тим. – Мальчики обычно такое не носят.

– Тогда купим ему новые колготки и платья, – делает нехитрые выводы из услышанного Руслана. – Купим же? – смотрит с надеждой на Тима.

Я тоже смотрю. И думаю. Каким мудаком надо быть, чтобы после всего реально так легко и беззаботно общаться с дочерью на такую тему? Или как нужно не уважать свою жену… Меня…

– Мальчики вообще никакие платья не носят, – смеётся муж, совершенно не замечая меня и моей реакции на то, сколько боли он приносит своими словами. – Ну, обычно. Не по-мужски это.

Руслана вздыхает, ставит локоток на подлокотник дивана, кладёт щёчку на кулачок и снова вздыхает.

– Как с вами сложно.

Сложно – не то слово. Дышать так вовсе почти невозможно уже.

– Сложно, это как раз с вами, девчонками, – не соглашается с ней Тим. – Бантики там всякие, косички, хвостики, блёстки, сто сорок восемь видов одних только шампуней, а с мальчишками всё просто, натянул штаны и пошёл.

Руслана вытягивает губки вперёд, опять о чём-то призадумавшись. Я жду, что она начнёт возражать, но на деле выходит обратное.

– Бантики отдавать жалко, – решает в итоге.

– Вот, видишь, сплошная польза, если будет пацан, – поддерживает её по-своему отец.

– Ладно, – сдаётся егоза. – Уговорил. Покупайте братика.

Что-то с грохотом падает. Оказывается, это я роняю штатив от капельницы, за который, видимо, схватилась в порыве удержаться в вертикальном положении. Смотрю на стальной стержень у своих ног, чувствуя, как на глазах опять скапливаются слёзы.

– Может, приляжешь? Позвать медсестру? – тут же реагирует Тим, ссаживая Руську со своих колен, чтобы поспешить мне на помощь.

Упавший штатив тоже он поднимает. Затем и меня аккуратно сажает на постель. Да так и не отпускает, глядя сверху-вниз с самым озабоченным видом. Будто и правда волнуется. Поверила бы, да только нет ему больше веры.

Дочка, разумеется, тоже тут же спешит к нам. Тим опять подхватывает её на руки, а мне приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы не выплеснуть всё то, что кипит внутри. Схватить бы эту поднятую им палку и огреть ею по его спине несколько раз. Может тогда дойдёт, что он творит. И самой, глядишь, полегчает хоть немного. Потому что с каждым пройденным мгновением становится всё только хуже.

Как так можно? Вот как?! Ведёт себя так, будто ничего не произошло. Как если бы это я не его застукала на месте преступления, а кого-то другого, он не причём. Ещё и с дочерью обсуждает пополнение семьи, как ни в чём не бывало. Что ж не прямо-то сообщит сразу, что скоро у неё и впрямь появится братик? Чего тянуть? Раз уж всё равно правда вскрылась.

– Уйди, – прошу, накрывая лицо ладонями. – Уйди, пожалуйста.

Не могу больше изображать из себя спокойствие и играть в счастливую семью перед дочерью. Сил не остаётся. Ни моральных, ни физических.

– Мама, тебе плохо? – тут же реагирует дочь на мои слова.

– Всё хорошо, рысёнок, – всё же нахожу в себе силы и терпения посмотреть на неё и улыбнуться.

– Мама очень устала, – оправдывает меня Тим. – Ты хотела увидеться с ней, мы увиделись, – перехватывает её удобнее. – Теперь ей нужно отдыхать, а мы поедем домой. Завтра увидимся с ней, когда её выпишут, ладно? – предлагает.

Руська недовольна, но в итоге соглашается. Я очень стараюсь на прощание ей улыбнуться как можно мягче и нежнее, но выходит так себе. А как только за ними закрывается дверь, начинаю выть белугой. Потому что больно. Мне очень-очень больно.

За что ты так со мной, Тим? За что?

Глава 3

Ночь проходит ужасно. Я почти не сплю. Всё верчусь на больничной койке и пытаюсь привести мысли в порядок. Выходит не очень. И к утру я чувствую себя хуже, чем накануне, а в мозгах всё тот же раздрай. Кое-как беру себя в руки и заставляю сосредоточиться на насущном, а конкретно на анализах. Ближе к обеду прохожу ЭКГ, и только после него меня начинает понемногу отпускать. Всё хорошо. И со мной, и с малышом. Можно действительно расслабиться и сосредоточиться на том, что буду делать дальше. А дальше я для начала выписываюсь. Пришедшая на смену знакомому врачу женщина пытается меня задержать, явно новенькая и хочет выслужиться перед Тимом, но я непреклонна, а потому к обеду мне обещают подготовить все документы.

Вот и отлично!

Плохо только то, что забирать из клиники меня приезжает муж.

Да чтоб ему провалиться!

Вот чего ему неймётся?

О том и сообщаю в своей манере.

– Зря приехал, я бы и на такси добралась.

Выписка ещё не готова, зато я полностью собрана. Стою возле окна и смотрю на улицу, ожидая, когда же мне можно будет покинуть это место.

За спиной слышится вздох, а затем Тим подходит ближе, останавливается рядом.

– Давай поговорим, котёнок.

Меня аж передёргивает от его ласкового тона. А домашнее прозвище теперь больше триггером служит, чем радует.

– Есть о чём? Ну, помимо того, что ты мудак, – спрашиваю, так и не глядя на него.

Грубо? Возможно. Но, я считаю, заслуженно. Пусть вообще радуется, что я не закатываю никаких истерик. Может это его заставляет думать, что меня ещё можно переубедить? Может стоит сменить тактику общения? Но мне и правда совсем не хочется ругаться. Разве это что-то изменит в произошедшем? Да и волнения теперь лишние тоже ни к чему. Тогда… Может попробовать договориться? Он оставляет меня в покое, а я реально не претендую на его имущество. Пусть просто выплачивает алименты на детей, и всё. Мне хватит, честно. Серьёзно, к чему все эти разборки?

Вот только Тим считает иначе. И мгновения не проходит, как вновь заводится.

– Может ты всё же выслушаешь меня сперва, прежде чем выносить вердикт?

– Я и выслушала. Вчера, – напоминаю ему о нашей короткой беседе у отеля, закончившейся больничной палатой. – И отлично помню твой ответ. У вас с ней просто так получилось, – повторяю его же слова. – Ну, получилось и получилось, бывает, согласна, – разворачиваюсь к нему и улыбаюсь.

Тяжело, но я очень стараюсь быть максимально доброжелательной. Возможно, у меня всё-таки таким образом получится до него достучаться.

– И я тут подумала… – продолжаю всё с той же улыбкой. – Ты прав. Все эти годы я действительно жила за твой счёт, поэтому… Давай я отказываюсь от всего причитающегося мне по статусу твоей жены при разводе, а именно от всей своей половины имущества, нажитого тобой за всё время в браке, а ты меня отпускаешь? С Рыськой тоже можешь видеться в любое время, я не стану запрещать. Но давай покончим со всем этим прямо здесь и сейчас, а? Я, честно, не хочу ссориться с тобой. Просто отпусти меня.

На долю мгновения мне кажется, что он услышал меня, прислушался, проникся моими предложением и просьбой, но…

– Нет!

Да он, блин, реально издевается!

– Почему?

Почему он так упрямится? Не понимаю.

– Ты моя жена и останешься со мной. И ты, и Руслана. Не будет никакого развода, Полина. Даже не надейся. Я тебя не отпускаю.

Всё моё спокойствие разбивается вдребезги от этих его сухих коротких фраз, наполненных обещанием. И не понимаю. Правда, не понимаю, к чему такое упрямство.

– Зато я тебя отпускаю, – говорю, отворачиваюсь и иду на выход из палаты.

Ни минуты больше не желаю находиться с ним наедине. Лучше подожду выписку в коридоре, у стойки администратора.

Конечно, Тим идёт следом за мной. И даже вещи мои с собой прихватывает, как хороший, заботливый муж. И от этого в груди ещё большая пропасть разверзается. Зато я теперь точно знаю, что по-хорошему у нас договориться ни за что не получится. Я и раньше догадывалась, но надеялась, что он всё же одумается.

К чему сохранять и без того разбитый брак? Как прежде всё равно уже не будет. Зачем продолжать жить вместе? Ради ребёнка? Всегда считала, что это глупость полнейшая. Не будет ребёнку лучше в семье, где родители больше не любят друг друга. Лучше врозь, но счастливые, расслабленные. А не вот это всё. Когда ты даже смотреть на человека больше не можешь, не то чтоб ещё и рядом быть, вымучивая улыбки, чтобы никто другой о ваших проблемах не догадался.

Но, по-видимому, так считаю только я одна. Тим хмуро усаживается рядом со мной на диван, а у меня даже сил не находится сказать ему что-то против, встать и отойти. Он же всё равно по-своему опять всё сделает. К чему напрягаться? Так что я просто отворачиваюсь от него.

Слава богу, ждать долго не приходится. И пятнадцати минут не проходит, как моя выписка готова. Дальше остаётся только верхнюю одежду накинуть и можно уходить.

На улице заметно похолодало со вчерашнего дня и на асфальте образовалась гололедица, поэтому мне всё-таки приходится наступить на собственную гордость и ухватиться за предложенный Тимом локоть. На него при этом стараюсь не смотреть.

– Спасибо, – благодарю, когда мы доходим до его автомобиля, и он помогает мне усесться в тёплый салон.

Такая забота больно режет по сердцу, но я стараюсь этого не показать. Как только Тим трогается с места, я пишу Римме и отворачиваюсь к окну, делая вид, что пейзаж за стеклом мне гораздо интереснее его самого. Слышу шумный и недовольный выдох, но, слава богу, вслух мой неверный муж ничего не говорит. Только на дороге лавирует среди других авто гораздо резче обычного. Мне это не нравится, но вслух я так ничего и не произношу.

Кто-то скажет, детское поведение, взрослые люди обсуждают проблемы и решают их. Кто-то, кто не был на месте жены, которой изменили. Или они офигеть какие мудрые и правильные. Я, увы, не такая. Я не хочу ничего слушать и решать. Если уж на то пошло, я даже видеть Тима больше не могу, не то чтоб ещё обсуждать его измену. Зачем? Чтобы он мне наплёл какую-нибудь сказку, в которую я обязательно поверю, потому что люблю и в действительности очень хочу верить в его ответные чувства, чтобы потом снова лить слёзы из-за того, какая на самом деле я доверчивая дура? Спасибо, я так не хочу. И я не верю, что изменивший раз не повторит этого снова. Просто не верю. Может я и дура, но не наивная. Поэтому предпочту обезопасить себя заранее, чем потом снова страдать. Так проще. Потому я и тормознула его объяснения в больнице. Потому не желаю беседовать с ним ни о чём и после. Хотя Тим даже тогда не сдаётся.

Стоит нам оказаться за закрытыми дверьми нашей квартиры, как предпринимает попытку нового разговора.

– Полин…

Тим ловит меня за руку, останавливая, не давая уйти из коридора. Притягивает к себе. Поддевает пальцами подбородок, вынуждая посмотреть на него.

– Дай мне шанс, – просит он едва слышно. – Давай поговорим.

В глазах светится столько надежды и тепла, меня буквально топит в этой его эмоции. Так и тянет выслушать и поверить. То, чего я так боюсь. Что если он начнёт объясняться, я поддамся. Именно поэтому быстро качаю головой и толкаю его от себя.

– Он у тебя был. Шанс. И ты сделал выбор, – говорю поспешно, пока он и впрямь не начал оправдываться. – Ты выбрал не меня. Так что давай ты не будешь теперь делать вид, что тебе жаль. Было бы жаль, ты бы не допустил такого. Мы оба знаем, что если бы ты не захотел, то ничего бы из этого не случилось. Та девушка бы не вошла в нашу жизнь. А раз вошла, значит она что-то значит для тебя. А раз значит…

Это не просто измена – это куда как хуже.

Тим любит её.

Вот и полный раскаяния взгляд это подтверждает.

Та девушка не просто случайная, незапланированно залетевшая. Тим прекрасно знал, на что шёл. Знал… И пойдёт к ней снова.

Боже, дай мне сил это всё пережить!

Тем более, несмотря на раскаяние Тим вовсе не собирается отступать.

– Я знаю, что расстроил тебя, котёнок, но…

С моих губ срывается смешок. Расстроил? Так он это видит? Что он всего лишь расстроил меня? Бред какой!

Я продолжаю смеяться. Не могу остановиться. Отталкиваю от себя Тима и всё смеюсь.

– У тебя всегда всё так просто, – качаю головой. – И что дальше? Как ты собираешься исправить всё это? Насильно удерживая меня здесь, в своей квартире? Допустим, я сдалась, осталась. Что дальше? Ты же понимаешь, что как прежде уже не будет? Как ты представляешь всю нашу дальнейшую жизнь при таком раскладе? Как? Скажи мне. Я, правда, не понимаю.

Как и сам Тим. Хмурится на мои слова, но как только собирается что-то сказать, на стене оживает домофон. Римма пришла.

Слава богу!

Хоть и задала вопрос, но не уверена, что желаю знать на него ответ. Впрочем, открыть дверь подруге мне тоже так просто не удаётся. Тим выставляет руку, тормозя мои порывы.

– Мы не договорили, – сообщает сухо.

– Вечером договорим. Глядишь, ты к этому времени как раз успеешь придумать нужные оправдания, которым я, наконец, поверю.

Тиму мои слова не нравятся, но он всё же сдаётся. Убирает руку и отступает. Я спешу впустить Римму. Хотя последнее слово всё равно остаётся за мужем.

– Надеюсь, ты и правда так думаешь. Не вздумай уйти. Последствия этого решения тебе совершенно не понравятся, Полина.

И пока я в шоке перевариваю его предупреждение, выходит из квартиры, оставляя меня одну дожидаться появления подруги.

Вместе с тем в памяти всплывают его угрозы отнять у меня дочь…

Вот же сволочь!

Но ничего! Ничего. Я обязательно справлюсь со всем, что он мне уготовит. Хрен ему, а не дочь! Пусть любовнице своей характер показывает, если её такое устраивает, а я терпеть подобное не собираюсь.

– Ты вовремя! – сообщаю Римме, как только она оказывается внутри квартиры. – У нас полно дел и очень мало времени!

Римма ловит ступор, но уже через миг согласно кивает.

– Не договорились? – угадывает она.

Вместо ответа я пожимаю плечами и разворачиваюсь в сторону спальни.

Пора заняться делом!

Первым делом я достаю из шкафа документы на себя и дочь. С горьким сожалением провожаю взглядом убранное в спортивную сумку «Свидетельство о браке».

«Теперь ты официально моя, котёнок. Только моя. Никому тебя не отдам», – проносится воспоминанием в голове, и на глаза снова набегают слёзы.

Как же так, Тим? Ты ведь обещал мне. Обещал!

А сам выбрал другую…

Хоть бы тогда скрывал их отношения получше. Кто вообще водит беременных любовниц в отели? Когда можно снять квартиру… Или они и от её родных скрывают эту связь? Или что? Ай, даже думать не буду! Пусть делают, что хотят, без меня в их жизни.

Я же просто соберусь, наконец, и покину это место.

На смену мимолётному разочарованию снова приходит гнев и желание действовать. Не останавливаться. Я и не собираюсь. После того, как складываю в сумку документы, иду в детскую гардеробную. Вот здесь приходится помучиться с выбором, чтобы выбрать из кучи вещей самое необходимое. Всё же мама права. Не обо мне. Я прекрасно проживу и без кучи вещей. А вот Руслана… Я, конечно, прививаю ей чувство меры, но всё же и самой сложно устоять и удержаться от покупки, когда можешь себе её позволить без вреда для кошелька. Так что вещей у дочери довольно много. В итоге я просто беру по две пары от каждой категории и сую всё в сумку к документам.

– Да не бери ты так много. Докупим, если что. Заодно и Рыська отвлечётся от переезда на новые покупки, – суетится рядом Римма. – Лучше скажи, какие игрушки взять. У вас их столько, что в них прятаться можно.

– Белого зайца возьми. Тигрёнок у неё с собой, – отзываясь, аккуратно складывая полученные стопки на дно сумки.

Вроде всё…

Можно переходить к себе в гардеробную. Она намного больше, чем у дочери, но это и неудивительно, ведь в ней помещается гардероб двух человек. Левая сторона отведена Тиму, правая – мне. И вновь душу наполняет обида и сожаление. Столько воспоминаний… По-настоящему счастливых. Как мы дурачились, играя в бестолковые догонялки с вещами в руках, как мы с Руськой прятались здесь, пока Тим нас искал по всей квартире. Как…

Чёрт!

– Соберись, Полина, не время раскисать. Потом сможешь предаться воспоминаниям, – ругаюсь, понимая, что уже больше минуты медитирую в одну точку.

Злюсь на саму себя, но никак не получается абстрагироваться от произошедшего в должной степени. Всё вокруг так и напоминает о проведённых вместе днях. Ещё одна причина поскорее съехать из этой квартиры. Я свихнусь, если хоть на день задержусь в ней. Тем более, муж чётко дал понять, что мне здесь не место. Нет у меня ничего моего. Как и нет смысла в таком случае стараться это что-то сохранить.

Пусть подавится!

Мне и алиментов хватит.

Больше я не отвлекаюсь. Быстро собираю самое необходимое для себя и выхожу из спальни. Римма ждёт меня на кухне возле работающей кофемашины.

– Ты уже придумала, как будем выходить с огромной сумкой?

– Да, – киваю. – Я не пойду.

Подруга в удивлении оборачивается ко мне.

– В смысле?

– Если выйду с тобой и сумкой, то охрана тут же заподозрит что-то неладное. Наверняка Тим уже отдал им распоряжения присматривать за мной с особой тщательностью. Поэтому ты пойдёшь одна.

– Ну да, ты права, так и правда безопаснее, – хмурится подруга и замолкает, но всего на секунду. – Слушай, а как ты тогда уйдёшь-то? Раз охрана…

– О, тут всё просто, – улыбаюсь. – Я не буду сбегать.

– А как тогда? – не понимает она.

– Как обычно. Буду делать то, чего от меня ждут. Останусь дома, испеку пирожков, затем пойду за Рыськой в садик. По пути она обязательно попросит зайти в торговый центр, потом захочет покататься на эскалаторе, как обычно то бывает, ну а оттуда сбежать не так уж и сложно, – пожимаю плечами и улыбаюсь.

– Мать, – тянет в ответ Римма в неприкрытом восхищении моим коварством. – Он же их убьёт, как узнает.

– Не убьёт, – не соглашаюсь я с ней. – Максимум уволит. В чём-то даже прав будет.

– Всё-таки иногда ты рассуждаешь не менее цинично, чем твой муж, – вздыхает девушка.

– С кем поведёшься, – повторно пожимаю плечами, заодно гашу в себе чувство вины за будущую подставу.

Мы неспешно пьём с Риммой кофе, после чего я провожаю её на выход.

– Если что, пиши, звони, я на связи, – сообщает она напоследок, крепко обнимая меня. – Удачи!

– Спасибо, – благодарю.

Хорошо, что она у меня есть. А удача… Удача мне и правда понадобится. Ведь не проходит и часа, как на пороге объявляется мама. Не моя.

Вот же!..

Подстраховался…

– Здравствуй, мама, – заставляю себя улыбнуться гостье.

– Здравствуй, дорогая, – привычно крепко обнимает меня Оксана Николаевна.

Как всегда одетая с иголочки в костюм нейтрального серого цвета с белым пышным цветком на груди. Она чуть отодвигается, но не отпускает меня, придирчиво рассматривая своими карими глазами.

– Выглядишь немного бледной.

Моя улыбка против воли преобразуется в настоящую. При этом снова тянет поплакать. Наверное, ещё больше, чем по дому, я буду скучать по этой замечательной женщине. Если можно обрести вторую маму, выйдя замуж, то именно это со мной и произошло когда-то. Заботливей человека я ещё не встречала. Тем страшнее сейчас осознавать, что в скором времени наша дружба и любовь завершится, как не было. Как с её сыном.

– Эй, ну-ка, погоди, ты что, плакать собралась? – легко замечает она моё состояние. – Вы настолько серьёзно поругались с моим непутёвым сыном? – уточняет недоверчиво, а затем добавляет куда более грозно: – Что он натворил?

То есть Тим её прислал, но рассказывать о причине нашей ссоры не стал? Мне отдал участь гонца с плохими вестями? Или понадеялся, что я не решусь признаться его матери в истинной причине нашей размолвки? Ну уж нет, не собираюсь молчать! Да и после реакции собственной матери ещё одни нотации выслушивать совсем не обидно будет. Вот и отвечаю, как есть:

– Изменил.

– Изменил? Что изменил?

– Не что, а кому. Мне. Твой сын, мама, изменил мне. И потому мы расходимся.

Оксана Николаевна явно не верит в услышанное, потому как зависает и отмирает далеко не скоро, переваривая полученную информацию.

– Так, погоди, – выдаёт по итогу. – Сейчас я разуюсь, разденусь, мы пройдём на кухню, я заварю нам чай, и ты мне всё подробнее расскажешь, да?

Слова с делом у этой женщины никогда не расходятся, так что я только и успеваю, что кивнуть, прежде чем она хватает меня за плечи и уводит на балкон.

– Ну-ка садись вот сюда, – говорит и сама же усаживает на стул у окна. – Вот так, хорошо. А теперь, пока я делаю нам чай, рассказывай обо всём с самого начала. С чего ты решила, что Тим тебе изменил? Он тебе сам сказал?

– Нет, я видела его с другой в номере отеля.

Оксана Николаевна только собирающаяся отойти, замирает на месте, рассматривая меня неверящим взглядом. Стул хоть и высокий, но и сама женщина не низкая, так что наши глаза находятся сейчас на одном уровне, так что ей не доставляет труда считать все эмоции на моём лице. Как и заметить выступившие слёзы.

– Так, ладно, сперва чай.

Ей нужно время, чтобы переварить новость, и я даю ей его. Хотя бы не кидается обвинениями в меня за то, что мы с Тимом расходимся. Впрочем, родная мать тоже сперва жалела, уже потом выдала целую тираду о том, какая её дочь неразумная. Может зря я так вывалила на мать Тима эту новость? Стоило сперва подготовить? Но что уж теперь, сказанного не вернёшь.

– Рысёнок тоже уже в курсе? – интересуется она в процессе, пока чайник закипает.

– Нет, – качаю головой. – Я ещё не знаю, как это правильно ей преподнести.

– Вот и отлично. Уже решила, что дальше делать будешь? – уточняет мама деловито, доставая из шкафчика заварочный чайничек.

– А есть варианты? – усмехаюсь невесело.

– Ну да, – хмурится она, зависая ненадолго, прежде чем достать чай молочный улун. – А ты уверена в том, что всё правильно поняла? Мой сын, конечно, бывает жесток и грубоват, но не подлец.

– Она беременна, – добавляю я к ранее сказанному о ситуации. – Месяцев шесть. Да и… Зачем ему в ином случае встречаться с ней в отеле?

– Ну да, ну да, тут ты права, конечно. Просто… Вы ещё вчера такие счастливые были, когда я вам звонила перед сном. А сегодня… Не верится прямо.

Она даже про чай забывает, с растерянностью глядя в стену перед собой.

– Мне тоже, если тебя это утешит.

Вот только на деле утешают меня.

– Ох, бедная моя девочка, – притягивает мама меня к себе, крепко обнимая. – Но ничего, ничего, мы ему ещё устроим райскую жизнь, не сомневайся, – гладит по голове.

Реакция настолько неожиданная с её стороны, что я на миг теряюсь. А потом цепляюсь в неё ответно не менее крепко, чувствуя, как меня покидают последние остатки силы воли. Я всё-таки опять реву. Громко, навзрыд.

– Поплачь, поплачь, моя хорошая. Пусть это всё из тебя выйдет. И не переживай. Всё будет хорошо. Прости меня. Прости, пожалуйста.

– Вас-то за что? – всхлипываю.

– За то, что не привила сыну достаточно порядочности. Не думала, что он на такое способен.

Тут я плакать перестаю. Отнимаю лицо от женского плеча и смотрю в карие глаза, полные грусти, печали и слёз.

– Вы здесь не причём. Как ваш сын не скажет, просто так получилось. Бывает. Просто обидно, знаете? Если бы он пришёл, прямо всё сказал… А он…

– А он просто дурак! – перебивает меня свекровь. – Променять такое сокровище на неизвестно кого. Поверь, он ещё пожалеет, что так с тобой обошёлся.

В ней столько праведного гнева, что я невольно улыбаюсь. И это так странно. Мать предателя-мужа защищает не его, а меня. Кто бы мог подумать. Точно не я. И я за это испытываю к ней такой прилив светлых и тёплых чувств, что снова крепко обнимаю обеими руками.

– Спасибо вам, – благодарю.

– Ну что ты, девочка моя. Ты же мне, как дочь, разве я могу тебя не поддержать. Я ведь тебе ещё в первый день знакомства сказала, что, если что, можешь смело мне доверять. Жаль, конечно, что всё так получилось. Но я надеюсь, что это не помешает нам с тобой и дальше оставаться семьёй. А Тим… Этот засранец у меня ещё получит своё, не сомневайся. Пусть катится к своей прошмандовке, с ней живёт, раз не умеет держать штаны застёгнутыми. Мы с Антошей и без него о тебе позаботимся. Кстати, твоя мама уже тоже знает обо всём, так понимаю? Как она восприняла? Надо бы ей тоже позвонить, извиниться за Тимофея. Вот же напасть. Не думала, что на старости лет мне придётся опускаться до подобного.

Вся моя только обретённая беззаботность исчезает, как не было.

– Мама… знает, – отворачиваюсь от свекрови, глядя на улицу, где пошёл снег. – Она не поддержала моего решения разойтись.

Оксана Николаевна вздыхает.

– Она просто закостенелых взглядов человек, не обижайся на неё. Уверена, несмотря ни на что она в итоге всё равно обязательно тебя поддержит.

Я в это не верю. Да и в глазах собеседницы я вижу то же недоверие. Но мне безумно приятно, что эта великодушная женщина так поддерживает меня. Во всём.

– Вы такая хорошая, – признаюсь. – Самая лучшая свекровь, о которой только может мечтать каждая девушка, выходя замуж. Спасибо вам.

– Ой, ну что ты, – смущается она. – И вообще, что мы всё о грустном? Чай же собирались пить. Я сейчас быстренько всё сделаю. А ты иди пока, умойся. Давай, девочка, не позволяй плохому тебя сломить. Ступай, моя хорошая, ступай, – махает руками и отворачивается.

Но я успеваю заметить слёзы в её глазах. И именно они, как ни странно, позволяют снова взять себя в руки. Она права. Я не должна раскисать. У меня ещё всё будет хорошо. Просто замечательно. А Тим… Тим тоже пусть будет счастлив. Но без меня.

Ночные огни города за ветровым стеклом мигают, как рождественская гирлянда, только добавляя раздражения в копилку моего сегодняшнего раздрая. Я едва терплю, пока маневрирую в веренице еле плетущихся на скорости в шестьдесят автомобилей, опережая один за другим, чтобы хоть как-то ускориться в этом тормозном царстве.

– Ты поедешь сегодня или нет?! – сигналю древней красной шкоде передо мной, которая ни в какую не желает сдвинуться правее, чтобы не мешать мне, несмотря на многократный световой сигнал с моей стороны.

Ну до чего же бесит!

Хотя вовсе не в этом моя настоящая проблема, которая выносит мне мозг весь день напролёт и выводит из равновесия. Пять лет брака, красавица жена и умница дочка – и сегодня всё это грозило уйти из моей жизни. А вместо домашнего уюта по вечерам, который так необходим после долгих рабочих дней, меня ждёт развод.

И всё из-за чего?

Из-за какой-то маленькой оплошности и ошибки.

Нет, я, конечно, и правда виноват, что связался с Региной Дубровской. Мне, определённо, стоило быть осторожнее.

Но кто ж знал, что моя жена настолько ревнивая, что устроит за мной слежку, да ещё и будет в ней успешна?..

Обычно Полина спокойная и сдержанная, тихая. Да, часто категоричная. Именно поэтому, когда она вспылила и вывалила на меня всю ту дичь про развод, я не стал её ни в чём разубеждать, как и настаивать на чём-либо, превосходно зная, насколько это бесполезно, пока она не остынет. Я мог что угодно ей наплести в тот момент, да даже если б в ноги бросился, она бы всё равно не поверила и не восприняла.

И всё же…

Вот же стерва!

Всё-таки сваливает!

Несмотря на все мои предупреждения!

Зря только цветы покупаю и тащу домой, чтоб извиниться. Нет, никакие извинения уже не исправят ситуацию. Когда я её найду, уже не я, она сама, как миленькая, извиняться будет. Пусть и не сразу. Заставлю.

Или я не Тимофей Шахов.

Ибо сама она может исполнять какие угодно номера, но мою дочь забирать у меня уж точно не имеет права!

Вот и гоню по городу, как могу…

Испытывая глухую ярость.

Найти её не составляет большого труда. Чем она вообще думает, когда решает спрятаться от меня у своей закадычной подружки? Так себе конспирация. Конспирация, которая трещит по швам, едва я, наконец, добираюсь до другого конца города, нетерпеливо саданув несколько раз ногой в квартирную дверь в качестве стука. Дверному звонку тоже приходится уделить внимание. Я, как жму на него, так и не отпускаю, сквозь сейф-полотно улавливая приглушённые отголоски раздающейся трели.

И ведь и тогда не открывает, паршивка!

– Я терпел твою истерику второй день, потому что тебе было плохо, но если ты сейчас же мне не откроешь, я вынесу нахрен эту дверь вместе со стеной! – предупреждаю вместе с очередным пинком.

И даже после этого проходит не меньше пяти минут, прежде чем дверь распахивается, а на пороге показывается моя жена. Счастливая, довольная и, кажется, немного пьяная. Хотя нет, не кажется. Реально пьяная.

– Ой, Тимоша, а ты чего здесь? – выдаёт она нагло.

Вся раскрасневшаяся от румянца, с блестящими шальными глазами. Слегка растрёпанные тёмные волосы рассыпались по плечам, прикрытым молочной кофтой с длинным рукавом. Того же цвета брюки обтягивают покатые бёдра. Смотрит так, будто действительно не ожидает, что я сюда приду. И это злит даже больше, чем всё предыдущее. Моя ярость, которую я и без того едва сдерживаю весь последний час с тех пор, как понимаю, что моя жена реально свалила вместе с дочерью, вспыхивает лишь ярче. Хрен знает, каким чудом не крошатся в порошок мои зубы, когда я стискиваю их покрепче настолько, что аж челюсть судорогой сводит, в последний момент проглотив рвущееся наружу ругательство.

– А ты? – предъявляю встречно.

Под одной крышей со мной её видите ли не устраивает, зато изображать алкашку при дочери хрен пойми где ей очень даже нравится, судя по тому, что я наблюдаю в данный момент.

– Ты что здесь забыла, Полина?

– Не видишь? Отдыхаю. Праздную. Ну, знаешь, освобождение от твоей диктатуры, всё такое…

О, даже так!

– Если так не нравится моя диктатура, то и замуж не стоило за меня выходить, – ухмыляюсь криво, теряя жалкие крохи оставшегося терпения, благодаря которому удаётся ещё вести разговор, а затем перехватываю Полину за плечи, чтобы переставить с места на место, освобождая себе путь. – Где Руслана? – добавляю, но ответа на этот раз вовсе не жду.

Иду вглубь квартиры. В гостиной звучит музыка, накрыт стол. На полу три бутылки из-под шампанского и ещё одна распечатанная на столе. Пятая – в руках виляющей задницей в подобии танца хозяйки квартиры. На моё появление она замирает на месте, будто бы и впрямь тоже удивлена моему присутствию. Затем и вовсе…

– О, кобелёк, а ты чего здесь, а не со своей… этой… ну как там её? – выдаёт нахально эта бестолковая курица, даже не подозревая, насколько близка сейчас к грани быть вышвырнутой через балкон прямо с высоты восемнадцатого этажа. – Поль, ты нафига его впустила-то? – обращается к последовавшей за мной жене. – Мы ж договорились, сегодня без мужиков.

– Только сегодня? – кривлюсь брезгливо.

Добавил бы гораздо больше, но продолжаю быть терпилой, раз уж моя основная задача найти не только жену, но и в первую очередь дочь. Не хочу её пугать. Оглядываю ещё раз стол, а затем и всю комнату. Моей Русланы тут нет. Я испытываю одновременно толику облегчения и вместе с тем разочарование. Потому и не жду, что мне ответят. Иду дальше. На ламинате в коридоре остаются мокрые следы от подтаявшего снега на моих ботинках, и это единственное, что ещё я нахожу. Русланы нет и в другой части евро-двушки. А значит…

Это ещё что, мать вашу, значит?!

Ну кроме того, что одна стервозина сбагрила её куда-то, чтобы я не нашёл, а сама бухает тут, как алкашка.

– Где моя дочь? – возвращаюсь к Полине.

– Где твоя дочь, понятия не имею. А моя там, где я её оставила, – пожимает она плечами, возвращаясь к столу.

Точнее, пытается. Я не позволяю. Перехватываю за локоть и тяну на себя. Моя жена ничего подобного не ожидает, а потому не успевает удержать бокал ровно, и пузырящаяся в нём жидкость проливается на пол. Часть и вовсе выплёскивается мне на ботинки. Но прямо сейчас меня не заботят такие мелочи. Куда важнее…

– У тебя есть какая-то отдельная от меня дочь, чтобы так разговаривать? – щурюсь, глядя на неё сверху-вниз с высоты своего роста.

– Теперь, когда мы начали делить моё – твоё, видимо, есть. Потому что это моя дочь, а не твоя, Шахов. Я её родила. Твоё участие в этом процессе, если так подумать, вообще самое минимальное, – дерзит и бросает вызовом мне она.

Кажется, у меня начинает дёргаться глаз. Вместе с тем ловлю очередную судорогу, на этот раз по пальцам, которыми удерживаю свою стерву-жену около себя. Возможно, сжимаю слишком крепко, и ей больно. Но мне сейчас тоже несладко, если уж на то пошло.

– С каких пор лежание на спине с разведёнными в стороны ногами считается чем-то более значимым? – огрызаюсь, начиная выходить из себя, и тащу её за собой обратно к порогу на входе. – Одевайся. Хватит тут с тебя. Поедем за дочерью.

Полина не спорит, но и не соглашается.

– Не поедем, – говорит.

– С хрена ли бы?

– Потому что я не знаю, где она.

Перед глазами буквально темнеет всё в один миг. Ничего не остаётся кроме этого её самого тупейшего в мире заявления.

– В смысле ты не знаешь, где она?! – повышаю голос, разворачиваясь обратно к ней лицом, встряхнув её.

– Те люди, кому я её отдала, я попросила их не говорить мне, куда они её везут. Как раз на такой случай.

У меня не то что кровь закипает. Мозг практически взрывается. А руки чешутся так, что я не могу не представлять, с каким превеликим удовольствием душу её прямо сейчас. И если минуту назад я собирался забрать свою жену отсюда, невзирая на все её возможные вопли и протесты, то теперь… теперь нет.

Теперь всё будет по-другому!

Просто потому, что…

Какого, млять, хрена вообще?!

Отпустить женское плечо, чтобы перехватить иначе – скорее рефлекс в полнейшей несознанке, нежели реально что-то осознанное. Да и какая может быть адекватность после такого? Нет её у меня.

– Кому ты её отдала? Что за люди? – цежу сквозь зубы, прижимая Полину к стене за горло.

Жду, что испугается. Но нет. В карих глазах отражается лишь презрение и коварная насмешка.

– Люди, как люди. Не волнуйся, с ними она в полной безопасности. Вернут, как только мы придём с тобой к единому соглашению.

– Что ещё за единое соглашение? – отзываюсь мрачно.

Из глаз Полины тоже пропадают все прежние, выводящие меня из себя, эмоции, им на смену приходит хмурая сосредоточенность.

– Я тебе уже говорила этим утром. Мы расходимся, Тим. Дочь остаётся со мной. Но ты можешь видеть её, когда только пожелаешь, я не буду препятствовать.

Замираю. Закрываю глаза. С большими усилиями втягиваю в себя воздух и не осуществляю самое рьяное в данный момент своё желание – наконец её придушить.

Требуется не меньше минуты.

А может и больше…

– Лады, не хочешь говорить мне, где она, как знаешь, – отпускаю женскую шею и отступаю к порогу. – Потом ещё приползёшь ко мне добровольно, когда я найду её сам, – добавляю, прежде чем отвернуться и толкнуть дверь чужой квартиры, чтобы покинуть её.

Сейф-полотно захлопывается за мной с таким грохотом, что я б не удивился, если б отвалилось. Среди этих-то картонных стен. Выбираю лестницу, а не лифт. Но Полина выскакивает вслед за мной всё равно достаточно проворно, чтобы успеть оказаться на лестничной клетке до того, как я преодолею первый пролёт вниз.

– Погоди, – слышится за моей спиной от неё.

А когда я невольно торможу и оборачиваюсь в надежде, что она одумалась, добавляет:

– Я всё-таки спрошу кое-что, – смотрит на меня напряжённо. – Как давно?

– Как давно что? – прищуриваюсь, глядя на вцепившуюся в перилла жену.

– Как давно у тебя это всё с той девушкой?

Невольно ухмыляюсь.

– Если скажу, полгода или неделю. Или скажу, что не было ничего вообще никогда. Есть разница? – вопросительно выгибаю бровь.

– А не было?

Ничего не говорю. Возобновляю спуск по лестнице. Доверие либо есть, либо его нет. Не бывает золотой середины в этом вопросе.

И как бы мне не хотелось обернуться ещё хоть раз, точно зная, что она так и не покинула место, где стоит, я всё равно не оборачиваюсь. Глухая ярость так и раздирает всё нутро, пока я перебираю ногами ступени, постепенно ускоряя свой спуск. В итоге даже на дыхалке никак толком не отражается, когда я, наконец, оказываюсь на улице.

А вот дальше никуда не спешу.

Закуриваю.

Надо подумать…

Но думать надо холодной головой, а я сейчас слишком зол. Хотя одно в любом случае будет неизменно:

– Крестовский! – зову старшего смены, который обтирает стену неподалёку, прибыв вслед за мной.

Охранник тут же оказывается перед моими глазами, всем своим видом демонстрируя готовность слушать.

– Пусть те дебилы, из-за которых я теперь стою, как опущенный, тут один, найдут мне дочь. Здесь её нет. И выдели кого поумнее им в помощь. Или найдёте, или я вас всех закопаю. Это понятно?

В ответ мужик приоткрывает рот, явно собираясь что-то уточнить у меня по поводу сказанного, но в итоге захлопывается, коротко покосившись на верхние этажи с горящим светом в окнах, и просто кивает. Особо не задерживается, сваливает организовывать людей для выполнения данного ему поручения.

Спать этой ночью из них не будет никто. Да и в принципе до тех пор, пока моя Руслана не вернётся домой.

А вот когда я её верну, ещё посмотрим, как снова будет петь моя стерва-жена и так уж и нужен ли ей этот развод…

Глава 4

За окном слегка вьюжит. Вихри воздуха захватывают с крыш снежинки и, закручивая, уносят вдаль, где они рассеиваются вместе с воздушными потоками. Я с кружкой чая в руках смотрю на них из окна кухни, но едва ли понимаю, что вижу. Все мысли о другом. Например, о том, что я своей вчерашней выходкой всё только, кажется, усугубила между нами с Тимом.

Плохая была идея разыграть перед ним сцену с пьянкой, в которую он так легко поверил. И правду скрывать от него не стоило. Вообще ничего из этого не надо было делать. Надо было сказать всё, как есть. Что его дочь не просто в порядке, а с его мамой. Что не собираюсь я её у него отнимать. Я никогда так не поступлю с ним. Мне просто захотелось вернуть ему свою боль. Чтобы понял, каково это. В итоге саму себя больше наказываю.

В памяти ярко вспыхивает момент, каким взглядом одарил меня мой муж вчерашним вечером, когда я сообщила ему, что не в курсе о том, где наша с ним дочь. Столько паники отразилось в карем взоре…

Я ужасный человек!

Так играть на отцовских чувствах только такой и может.

И пусть он первый начал угрожать отобрать у меня ребёнка, и вообще изменщик, не стоило мне так с ним поступать.

– Надо ему сказать, – решаю, оборачиваясь в поисках телефона.

Позвоню Оксане Николаевне, пусть возвращаются из своей поездки по Золотому кольцу.

– А ну стоять! – громко командует наблюдающая за мной все последние пять минут Римма, хватая за плечи. – Ты чего это удумала? Может тогда сразу и про бэйбика в животе ему расскажешь? Чтоб уж он точно тебе никогда развода не дал, да? А может тебя просто всё устраивает? Ну а что? Дружить семьями с любовницей мужа – это же так клёво, да? Сына её привечать у себя дома, раз уж так вышло…

Из глаз всё-таки катятся слёзы. И, конечно, Римма их замечает.

– Господи, я уже и забыла, какая ты плаксивая во время беременности, – вздыхает. – Ну, прости. Не хотела так грубо высказаться. Я просто переживаю за тебя.

Грубо, не грубо, но факт. Так я точно не хочу!

– Всё, не плачь, – продолжает утешать меня подруга. – Не переживай. Ничего с Рыськой не случится, если она недельку-другую с бабушкой побудет. А вот ты точно ничего не добьёшься от своего неверного олигарха, если сдашься прямо сейчас. Тебе ещё работу искать, забыла? Этим лучше займись, чем глупости всякие думать.

Да, работу найти надо. Вот и киваю. Хотя плакать не перестаю. То ли, и правда, гормоны так накрывают, то ли просто нервы сдают всё больше. А нервничать мне сейчас противопоказано. Так что, как могу, стараюсь взять себя в руки. Не сразу, но получается. Хотя больше всего тому способствует звонок от свекрови.

Быстро стираю ладонями слёзы, отставляю чай на стол и бегу в гостиную, где остался мой телефон. Хватаю его и спешно принимаю входящий вызов. Ещё через мгновение вижу её улыбающееся лицо.

– Привет, дочка, как вы там? Здесь с тобой кое-кто очень хочет поговорить.

Оксана Николаевна разворачивает телефон, и я вижу свою любимку.

– Здравствуй, рысёнок мой. Как ваша с бабушкой поездка? Нравится?

– Привет, мамочка. А мне купили матрёшку. Сейчас покажу!

Дочь отбегает, но почти сразу возвращается, держа в руке деревянную игрушку размером в две мои ладони.

– Ух, ты, какая красивая!

– Да! – важно соглашается со мной она. – И их много. А внутри маленькая-премаленькая. Сейчас покажу.

Где стоит, там и садится, принимаясь с пыхтением разбирать деревянную куклу на две части. Сперва одну, затем вторую, за ней третью и остальные, выстраивая их в длинный ряд от большей к меньшей. Последняя и впрямь совсем крошечная, меньше ладошки Русланы.

Я улыбаюсь, глядя на неё.

– Моя ты умница, – хвалю за старания.

Дочка поднимается обратно на ноги и подбегает обратно к телефону.

– А где папа?

Моя улыбка дрожит, но я, как могу, стараюсь не показать ей своих истинных эмоций.

– Папа на работе, рысёнок. Будет поздно. У него очень важные дела, нельзя отвлекать. Но я обязательно передам ему от тебя поцелуй, как увижу, хорошо?

– Ладно, – безропотно соглашается Руслана. – Скажи ему, что я его очень-очень-очень-очень-преочень сильно люблю. Вот так сильно, – раскидывает руки в стороны.

Смеюсь, чувствуя, что ещё немного, и я просто опять начну плакать.

– Обязательно передам, моя хорошая. Папа тоже очень-очень тебя любит. До самых дальних звёзд.

Дочка кивает и широко улыбается, после чего её личико приближается к экрану, оставляя на нём влажный чмок.

– Ой, ну всё заляпала, хулиганка, – сетует Оксана Николаевна на такое варварство.

А мы с Русланой обе теперь смеёмся.

– Иди-ка, вон, собирай свою матрёшку лучше, – отправляет внучку складывать матрёшек в одну большую.

Та не спорит. Свекровь внимательно следит за ней с пару секунд, дожидается, когда та сложит вместе самые маленькие детали, и только после переводит внимание на меня.

– Как там у вас на самом деле? – интересуется уже гораздо тише.

– Плохо, – не скрываю.

Женщина вздыхает.

– Сильно разозлился, да?

– Ожидаемо. Просто… я надеялась, что мы всё же договоримся, и вы сможете вернуться, – кошусь на сосредоточенную делом Руслану. – Я уже соскучилась, – признаюсь.

– Ничего, милая, не переживай, всё обязательно наладится, и Тим перебесится, а вашей егозе я не дам заскучать тут без вас. У нас планов целое громадьё!

– Это хорошо, – улыбаюсь.

У меня вот тоже теперь планов столько, что не знаю, с чего лучше начать. Наверное, всё же с поиска работы. Хотя нет, сперва надо съездить в ЗАГС, подать заявление на расторжение брака.

Так и поступаю. Вот только поездка выходит напрасной. Приёмные дни для заявлений на развод вторник и суббота, а сегодня только ещё четверг. Так что домой я возвращаюсь ни с чем.

Римма к этому времени уходит по делам, и мне ничего не остаётся как занять себя готовкой. Раз уж приходится жить у неё, то хоть так отблагодарю. Исследую холодильник и шкафчики, раздумывая, что бы такого приготовить. Решаю, что хочу борщ. К сожалению, всех нужных продуктов нет. Но ничего, приложение доставки всех спасёт.

Или нет…

Оплата. Никак не проходит. Более того, через миг мне приходит сообщение от банка о том, что моя карта заблокирована, со всем сопутствующим. Личная карта! На моё имя! Нетрудно догадаться, откуда ноги растут. Вот же… гад!

Вдыхаю и шумно выдыхаю. Так несколько раз. Стараюсь успокоиться и не поддаваться растущей внутри ярости. Получается, хоть и не сразу. Звоню в банк. Вот только и там меня ничем не радуют.

– Простите, но ваша карта числится как на перевыпуске по утере с сегодняшнего утра.

– Да вы что? – язвлю. – А ничего, что я ничего такого не делала?

– Не делали? – удивляется собеседница. – Подождите, я уточню.

Понятия не имею, что она там уточнять собирается, я всё равно ждать и дальше слушать её не намерена. Сбрасываю вызов и набираю другой номер.

Сейчас я ему всё выскажу!

Один гудок. Второй. Третий…

Тим трубку не берёт.

Точно гад!

Ладно, я не гордая, могу и ножками сама прийти.

В идеале бы, конечно, забить. Мне нужен покой. Да и карта же перевыпустится скоро. Вот только… где гарантия, что он снова не сделает так, что её заблочат? Как вообще умудрился провернуть такое без моего участия? Глупый вопрос. Когда есть деньги и связи, и не такое возможно.

Только, прежде чем явиться пред очами своего неверного супруга, я сперва тщательно подбираю образ. Никто не должен догадаться, что мне плохо. В первую очередь сам Тим. К сожалению, основная масса моей одежды осталась у него дома, так что выбирать приходится из вещей Риммы. Чуть подумав, одалживаю у неё чёрное мини-платьице, сверху надеваю белый пиджак с рукавами три четверти. Свои от природы прямые волосы подвиваю на концах и собираю в хвост. Нюдовый макияж с акцентом на глаза завершает образ.

Вот теперь можно идти.

Королева готова покорять этот мир!

В одиннадцать дня на дорогах относительно свободно, так что до офиса пока ещё мужа я добираюсь довольно быстро. Ровно к обеду. Он как раз, помнится, должен мне один. Вот мы и пообедаем!

Охранный пункт прохожу тоже без проблем.

То есть действительно ждёт…

Отлично!

Я тоже жду. Как вцеплюсь ногтями в его наглую рожу.

Со мной все привычно здороваются, и я на мгновение назад во времени возвращаюсь. Где я иду по этим коридорам, неся любимому мужу обед. Вообще для всего этого у нас в доме есть специально нанятые люди, но мне нравится баловать семью собственными кулинарными умениями. Тиму – тоже. То есть нравилось. Нам обоим. А сейчас я шагаю по этажу, желая ему гореть в Аду, готовая самолично его туда отправить.

В груди в который раз за прошедшие три дня печь принимается. Так больно. Из-за чего я только ускоряю шаг, уже не столько для того, чтобы быстрее добраться до мужа, сколько чтобы сбежать от душащего горло чувства обиды и разочарования.

Как мы докатились до всего этого?

Когда и почему всё перевернулось с ног на голову?

Я же любила. Правда, любила. Так сильно, что почти парила над землёй все эти пять лет. И все сплетни, что гуляли по офису, пропускала мимо ушей. Потому что верила Тиму. Верила в нас с ним. А оказалось… что всё это мираж. А сплетни – далеко не просто разговоры завистливых девиц. Правда. И эта правда вдруг неожиданно вырастает сейчас прямо передо мной. Я фактически врезаюсь в неё на всём ходу. Так мы и замираем обе, удерживая друг друга за плечи, уберегая от столкновения и возможного падения.

Она красивая. Моего возраста, а то и младше. Светлые волосы завиты в тугие кудри и частично собраны на затылке. Широкая шёлковая блузка молочного оттенка скрывает беременный животик. Синие брюки довершают образ. Глаза голубые. Большие. Смотрят на меня с растерянностью, которая быстро сменяется осознанием, кто именно перед ней. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но так и не решается. Да и я понятия не имею, как вести себя с ней. Как вообще жена должна реагировать на любовницу мужа? Волосы ей повыдирать, оскорбить, нагрубить, или что? А если она беременна? А если мы обе в положении, когда любой скандал может привести к адовым последствиям?

– Извини, – произношу в итоге безразличное, отпуская её плечи.

– Да, ты тоже, – тихо отвечает та, тоже убирая свои руки. – Полина, да? – вдруг интересуется.

Смотрю на неё с сомнением. Она реально собирается со мной вести светские беседы? Вместо того, чтобы поскорее убраться с моего пути. Настолько бесстрашная? Или так уверовала в собственную значимость для моего мужа? Кажется, именно так оно и есть. Потому что и мгновения не проходит, как от неё слышится:

– А я Регина.

Да мне плевать!

Разве не видно?

Хотела бы познакомиться, ещё позавчера сделала это.

Но наглости ей, конечно, не занимать.

Как я сдерживаюсь и не грублю ей, один Бог ведает. Вообще ничего не отвечаю, обхожу её и иду дальше к кабинету подлеца Шахова.

А они, получается, даже не особо скрываются от других. Одна я, дура наивная, ничего не замечала, потерявшись в своём безоговорочном доверии к нему.

Уже не только больно, но и мерзко становится. От него. От себя. От всей этой ситуации в целом. И после этого Тимофей смеет что-то предъявлять и угрожать?! Да он реально охренел!

В его кабинет не вхожу, влетаю, забив на сбивчивые пояснения секретаря о том, что у Тимофея Михайловича какая-то важная встреча сейчас. Конечно, важная! Я же здесь! В конце концов, что может быть важнее жены, в которой ты так нуждаешься, что аж никак не желаешь давать ей развод? Вот и я думаю, что ничего и никого. А значит…

– Добрый день, любимый! – заявляю с порога, сияя самой очаровательной улыбкой на лице.

У него и правда встреча. С Евгением Анисимовым – начальником охраны. При виде меня последний тут же подскакивает со своего места и, не дожидаясь разрешения, спешит удалиться, оставляя меня наедине с хозяином помещения.

Тим сидит за столом. Как всегда одетый с иголочки в один из своих многочисленных костюмов с белой рубашкой. Волосы аккуратно зачёсаны назад. Именно так, как мне нравится. С такой причёской его лицо выглядит ещё мужественнее. Хотя на выходных дома я всегда их лохмачу, проходя мимо. То есть, лохматила. Пора привыкать к жестокой реальности. Что очень трудно сделать, когда от него в ответ на моё приветствие слышится:

– Добрый день, любимая.

До мурашек по всей коже. Внизу живота всё привычно в тугой узел скручивается. Может разум уже начинает свыкаться с реальностью, а вот тело до сих пор реагирует, как обычно. Оно помнит, что после этих слов следует поцелуй. И губы почти обжигает невидимым прикосновением.

Тим явно тоже об этом помнит, потому что неотрывно теперь смотрит на мой рот. И криво усмехается, когда я его поджимаю. Да с такой долей превосходства… Вся навеянная иллюзия близости исчезает, как не было её вовсе. И я вновь злюсь. В первую очередь на себя. Что мне по-прежнему не всё равно. Намеренно заставляю себя представлять, как он целует другую, и не только целует, лишь бы перестать вспоминать всё это с моим участием. Помогает. И отлично подогревает всё ту же злость.

– Ты заблокировал мою личную карточку, – произношу сквозь зубы, на каждое слово делая шаг по направлению к нему.

– И? – вопросительно смотрит на меня.

– То есть даже не отрицаешь, – прищуриваюсь, подумывая, что будет лучше использовать в качестве орудия мести – его рабочий ноутбук или всё-таки степлер.

Может, пара скоб на теле ему помогут перестать так довольно лыбиться.

– Я предупреждал тебя. Ты знала, на что шла, выбешивая меня таким своим поведением, – пожимает он плечами безразлично.

Тем самым выбешивает уже меня саму. Причём, я знаю, что он это специально делает. Я же вчера сама эту схему с ним провернула. Знаю, но всё равно ведусь. Дохожу до его стола, выставляю на край обе ладони и наклоняюсь к нему ближе. И даже не пытаюсь скрыть усмешку, когда карий взор мужа тут же сосредотачивается на моём декольте. Кое-что всё-таки остаётся неизменным. И это тоже бесит. Что я так легко просчитываю его реакции на себя, когда измену вот не доглядела.

Внутри вновь принимается закручиваться ядовитый клубок ненависти.

Кто бы мне раньше сказал, что я когда-нибудь буду испытывать такие чувства. И не к кому-то там, а к собственному мужу. Мужу, в глазах которого, светится всё то же довольство. Он будто наслаждается происходящим. Гадёныш! Гнев окончательно затмевает рассудок и последующие слова я уже почти не контролирую.

– Если думаешь, что это поможет тебе заставить меня вернуть Руслану, не надейся. Не хочешь по-хорошему всё решать, значит вообще не увидишь её до самого финала. Как тебе такой расклад? Любимый…

Да, я помню, что ещё недавно жалела о своей вчерашней выходке и собиралась перед ним извиниться, но, после того, что он устраивает…

К чёрту извинения!

К чёрту благоразумность!

Он сам отказался по-хорошему решать проблему.

Сам первый начал мне угрожать.

Пусть теперь ловит ответку.

– До самого финала чего? Любимая, – прищуривается, вмиг растерявший весь свой благожелательный и расслабленный настрой Тимофей. – Твоего признания судье в том, что ты скрываешь от меня дочь, соответственно, адекватностью не особо отличаешься?

– Может, потому что мой муж и сам не особо адекватный? – язвлю. – Знаешь, как говорят, муж и жена – одна сатана.

– Может и так, зато у меня адвокаты получше, чем твои, – ухмыляется он ядовито.

– Так уверен? – улыбаюсь я ему шире прежнего, хотя на деле меня уже почти колотит от злости. – Осторожнее, Тимочка, самоуверенность не одного властителя мира сгубила.

Особенно, когда в команде противника его же близкие…

О чём, конечно же, я тоже не собираюсь ему сообщать.

Тим снова прищуривается и напрягается. Явно пытается прикинуть, насколько я серьёзна в своих заявлениях, и какие у меня для этого основания.

– Твоя заблокированная карта – всего лишь прелюдия к тому, что тебя ждёт, если ты не усвоишь этот урок, – выдаёт в итоге.

– Урок? – усмехаюсь. – И что же это за урок такой? Объясни, пожалуйста, а то, кажется, я его не то, что не усваиваю, но даже не понимаю. Чем таким я перед тобой провинилась, что ты собрался отобрать у меня дочь? – чуть склоняю голову набок, делая вид, что очень заинтересована в ответе.

– А чем таким провинилась наша дочь, что ты лишаешь её меня и былой жизни? – возвращает он мне. – Верни Руслану. Вернись домой и сама. И тогда я отменю все блокировки, Полина.

С моих губ срывается смешок. Смотрю на Тима и не верю, что он это говорит.

– Вот только не надо играть на моих материнских чувствах! Не после того, что ты устроил. И что значит «Вернись домой»? – переспрашиваю. – Куда домой? Разве не ты мне ещё недавно вещал, что нет у меня никакого дома? Что у меня вообще ничего нет. Всё ты заработал. Это всё твоё. Твоё! И карты эти… – махаю рукой на левый угол стола, где, точно знаю, он хранит своё портмоне в верхнем ящике. – …тоже все твои. И чтоб ты знал, я ни одной из них не взяла. Все они в твоём доме лежат. И мои деньги на моей карте тоже, чтоб ты знал, твои. Я тебе их копила. На подарок. А, знаешь, что, – лезу в карман пальто, доставая из него ту самую заблокированную карточку, – подавись! – швыряю ему в рожу. – Не нужно мне ничего от такого мелочного человека, как ты! И ты сам мне тоже больше не нужен! Понятно тебе? Не нужен! Люби теперь свою Регину! А ко мне не смей больше приближаться! Ни ко мне, ни к моей дочери! Козёл!

Вслед за картой в него летит подставка для канцелярии. Он её, конечно, ловит, но мне всё равно. Я даже ответа его не дожидаюсь, разворачиваюсь и бегом направляюсь на выход, чувствуя, как меня снова принимаются душить слёзы обиды и отчаяния.

Как так можно? Вот как?

– Будь ты проклят, Шахов! Будь ты проклят! – повторяю то и дело, пока бегу к лифту под удивлённые взгляды попадающихся на пути сотрудников.

Наверное, я в их глазах выгляжу сейчас невменяемой. Да что уж там, я и сама себя такой ощущаю. Невменяемой дурой. Как я, так долго живя с человеком под одной крышей, не замечала всего этого? Правду говорят, любовь глаза застит. И даже хорошо теперь, что всё так получилось. Зато теперь я точно знаю, что всё делаю правильно. Я добьюсь развода с Тимофеем Шаховым. Чего бы мне это не стоило. И дочь мою он не получит. И о втором ребёнке не узнает. Пусть ему его драгоценная Региночка наследников, сколько надо, рожает. А мои дети – они только мои!

Я почти не замечаю, как добираюсь до машины. Да и оказавшись за рулём, долго не могу прийти в себя, глядя перед собой, крепко сжимая в пальцах руль. Заводить двигатель не спешу. Нужно успокоиться. Нужно. Но выходит плохо. Особенно, когда на ум приходит ещё один очевидный факт. Машина тоже не моя. Мне её Тим подогнал сразу после свадьбы. А значит… открываю бардачок и достаю оттуда всё, что там скопилось за время моего вождения. Рассовываю по карманам пальто. Хорошо, оно куплено не им и вообще ещё до нашей встречи. Так что сую в него всё, что нахожу важным. А вот затем иду обратно в офис. К охране.