Грань безумия

Пролог

Сердце дрожит в груди так сильно, что болит, и мои руки замирают, как и я сама.

Это опять происходит.

Знаю, что мне нужно двигаться, собрать вещи и покинуть место, где я провела всю свою жизнь, свой дом. Но не могу.

Я не могу заставить себя пошевелиться.

Сирена звучит не только на улице, по всему городу, но и в моей голове. Оглушительный вой разрывает тишину, которая, кажется, повисает здесь навсегда. Смотрю в окно, на серое, свинцовое небо, словно отражение моего собственного состояния. Кажется, будто мир замирает вместе со мной, в ожидании неминуемого удара.

Только тот, кто хоть раз пережил нечто подобное, может понять моё состояние сейчас.

В животе скручивается тугой узел, и к горлу подступает тошнота.

Я должна бежать, спрятаться, спастись. Но ноги предательски замирают, словно приросли к полу.

Воспоминания нахлынули волной: вот я маленькая бегаю по этому двору, вот первый велосипед, вот папа читает мне сказку на ночь… Мои друзья, с которыми я проводила своё детство, с которыми смеялась, плакала и жила… Да, их всего несколько, но всё же… Где они сейчас? Живы ли? В этих стенах столько тепла, столько любви, столько жизни. Как можно это оставить? Как можно всё это предать?

Звук сирены становится все громче и ближе.

Мой взгляд перемещается на собранный рюкзак на кровати, и я думаю о том, что вот она… Вся моя жизнь в нём. То, что удастся с собой забрать.

Глаза медленно перемещаются к тумбочке, на которой у меня творится полный бардак. Никогда не отличалась аккуратностью. Отцу одиночке было сложно воспитывать девочку, ведь к нам нужен определенный подход, как и к любому другому ребенку.

Смотрю на рамку с фотографией, пожалуй, единственную в этой комнате. Там изображена четырехлетняя я, папа и мама, которая ещё не бросила нас. Можно подумать, что семья на фото счастлива… Не знаю, был ли папа когда-то по-настоящему счастлив с моей мамой, ведь он крайне редко говорил о ней, сколько бы я не спрашивала. Кажется, даже после стольких лет ему всё равно больно, что она тогда так поступила. Предала и бросила. Хорошо, что я была маленькой и почти не помню её.

Протягиваю руку и забираю это фото, убирая к себе в рюкзак. Хочу, чтобы это осталось со мной.

Слышу позади быстрые шаги и оглядываюсь, видя на пороге своего папу с винтовкой в руках и ещё большим рюкзаком, чем у меня.

– Собралась? – один единственный вопрос, который едва слышен из-за сирены.

– Да, – отвечаю я, когда чувствую сухость во рту, хотя только недавно пила воду.

– Тогда идем. Нельзя задерживаться ни на секунду.

Я киваю, потому что иного выхода не остается, и застегиваю молнию на рюкзаке, чтобы после взять его и надеть на плечи. Выхожу из комнаты, не оглядываясь, потому что тогда могу заплакать, а просто следую за папой по деревянным ступенькам нашего простого, но уютного дома, спускаясь вниз, на первый этаж.

Взгляд то и дело блуждает по обстановке, и я стараюсь запомнить каждую крошечную деталь, понимая, что никогда больше не вернусь сюда.

Смотрю на частично увядшую одинокую розу и заставляю себя отвернуться.

Всё это останется лишь в моих воспоминаниях.

Когда мы подходим к входной двери, то папа останавливается и бросает на меня очередной тревожный взгляд.

Я хочу заверить его, что всё будет хорошо, что мы справимся, чтобы он не переживал, что выживем. Но тогда я совру, а он не любит ложь, поэтому также молчит.

– Чтобы не случилось, держись позади или рядом, милая.

– Хорошо, пап.

– Помнишь план?

– Да. Бежим сразу же к гаражу.

К гаражу, к которому мы бы смогли пробраться через дом, если бы не ремонт той части дома, поэтому придется пробежаться. Немного, но всё же предстоит выйти на улицу.

Папа отдает мне пистолет, который специально оставил возле двери, на тумбе, и я сжимаю его, заранее сняв с предохранителя.

Многие в моем возрасте даже пушку ни разу в руках не держали, но из-за того, что папа всегда беспокоился о моем благополучии, то многому научил с самого детства. Поэтому из разных видов оружия стрелять я научилась в двенадцать.

Возможно, у нас бы его сейчас было больше, если бы пару лет назад папа не распродал оружие из-за долгов. Он скрывал их до последнего, не хотел, чтобы я продавала свой подарок… Тот самый, благодаря чему нет ни только задолженности по чему-либо, но и даже появились небольшие сбережения. Правда, теперь они нам вряд ли пригодятся.

Папа касается дверной ручки и поворачивает её, когда я сжимаю пистолет до побелевших пальцев.

Впереди только страх и неопределенность.

Выхожу следом за своим единственным родителем и вижу непривычную картину, а именно почти опустелые улицы нашего жилого района с частными домами.

Можно подумать, что ничего не случилось, только вот разбросанные вещи на асфальте, кровь и даже несколько трупов говорят об обратном.

Мы несемся в сторону гаража, и я молюсь всем богам, чтобы нам никто не попался на пути.

Птицы беспокойно летают в небе, а их крики смешиваются со звуком сирены.

Вижу несколько брошенных машин с открытыми дверьми и кровь, что стекает изнутри…

Не верю, что это правда происходит. Кошмар? Ужас? Просто что-то очень страшное.

Мы уже внутри, в гараже.

Отец садится за руль, а я открываю дверь на пассажирское сиденье и сажусь рядом.

Вновь переглядываемся, и только тогда он заводит двигатель, когда я продолжаю сжимать в руках оружие, словно это может помочь как-то исправить ситуацию.

Медленно выезжаем, и я вновь смотрю по сторонам в надежде, что всё это вдруг исчезнет, вернется к прошлому, к обычной жизни. Конечно же, ничего не меняется.

Мы сворачиваем на улицу, и я не могу не обернуться.

Взгляд касается дома, и я также стараюсь запомнить его во всех деталях. Облупившуюся краску на фасаде, треснувшее стекло на веранде, заросший сорняками палисадник и ещё множество других деталей.

– Милая, пристегнись, – слушаюсь, и поворачиваюсь обратно.

Мы проезжаем мимо однотипных домов, и мысленно думаю о том, кто в них жил. Кто-то мне знаком, если не лично, то просто была наслышана. Сейчас я никого не вижу. Все уже либо уехали, либо с ними случилось, что похуже.

Сворачиваем на другую улицу и после ещё несколько раз, когда внезапно с одной из сторон нам под колеса кидается человек.

Отец успевает затормозить в самый последний момент, и мы смотрим на то, как человек поднимается и дергает головой в нашу сторону.

Вижу кровь у него на ногах, а именно на коленях, ссадины на руках, словно он оборонялся, ещё кровь, только уже на шее и лице.

Это мужчина, ровесник моего отца, который смотрит прямо на нас.

Да, он кажется обычным, таким, как и мы с папой, только незнакомец отличается от нас.

Он делает медленный шаг по направлению к капоту машины, после ещё один и… кидается на неё, желая добраться до нас.

Папа включает заднюю передачу и отъезжает, когда тот человек продолжает бежать, желая догнать автомобиль.

Я вижу только его глаза, пустой взгляд и окровавленные глазные яблоки, по которым и получилось отличить от простого человека. Папа снова трогается вперёд, но только объезжает его.

Оглядываюсь и вижу, что незнакомец меняет траекторию и пытается нас догнать, пока мы всё больше удаляемся.

Сердце продолжает ускоренно биться, когда ни я, ни папа так и не стреляем.

Я понимаю его, своего родителя, а он меня. Мы испытываем похожие чувства и не можем ещё убить того, кто недавно был таким же, как и мы… обычным. А сейчас уже стал безумным.

Отец прибавляет газу, и мы мчимся по улицам, словно нас преследует сама смерть. Здания мелькают за окном, сливаясь в размытую картину разрухи и отчаяния.

Я пытаюсь отдышаться, но воздух кажется спертым и тяжелым.

Смотрю на отца. Он сосредоточен на дороге, но я вижу, как напряжены его плечи, как белеют костяшки пальцев, сжимающих руль. Он тоже в шоке, но пытается сохранить контроль.

Мы оба знаем, что это только начало… Такие случаи становятся все чаще. Вирус, или что это такое, без понятия, пожирает людей изнутри, превращая их в безумных, кровожадных монстров… Вернее, внешне они почти не отличаются, только по дикому взгляду и окровавленным глазам можно понять, что что-то не так.

Сворачиваем на главное шоссе, чтобы раз и навсегда покинуть этот город, наш дом.

Слышу звуки вертолета в небе и приоткрываю окно со своей стороны, чтобы взглянуть на несколько вертолетов…

– Что они собираются делать, пап?

– Ничего хорошего. Сирену не просто так включили. Вероятно, в ближайшее время… – он осекается, нервно сглатывая, чтобы озвучить следом предположение, – постараются очистить город.

– Очистить…? Они хотят его взорвать?

– Наверное.

Закрываю обратно окно и смотрю на дорогу, пытаясь понять, как всё к этому пришло… Еще пару дней назад всё было хорошо, привычно. А сейчас…

К нам с разных сторон несутся безумные, и папе приходится петлять между оставленными машинами.

Он прибавляет газу, и мы мчимся вперед, прочь от этого проклятого города, прочь от огня и смерти.

Некоторые появляются слишком неожиданно, и отец сбивает их, но не останавливается. Даже с закрытыми окнами слышу их крики, которые пробирают меня, заставляя кожу покрываться острыми мурашками.

Наша скорость всё увеличивается, и все эти безумные остаются вскоре позади.

Здания и дома постепенно заканчиваются, уступая место высоким деревьям, что тянутся к небу, словно молят о спасении.

Папа молчит, сосредоточенно глядя на дорогу.

Знаю, что он делает всевозможное, чтобы спасти нас, но внутри меня нарастает чувство безысходности. Что нас ждет впереди?

Солнце уже садится, окрашивая небо в багровые оттенки. Этот зловещий закат кажется предвестником еще большей беды.

Чувствую, как слёзы вновь подступают к горлу, но сдерживаю их. Сейчас не время для слабости.

Вижу знакомую табличку, на которой написано:

«Вы покидаете Норт-Лэнд. Счастливого пути!»

Глупая усмешка вырывается некстати.

Вижу ещё несколько машин, что едут впереди, так же быстро, как и мы. Те люди тоже желают спастись.

Вскоре даже через зеркало заднего вида более не видны очертания родного города, только деревья становятся все выше и плотнее.

Шумно сглатываю и просто смотрю прямо. В неизвестность.

Глава 1

Несколькими месяцами ранее.

Открываю глаза и взглядом упираюсь в белый потолок, который в детстве мне очень хотелось покрасить в темно-зеленый цвет, как и стены. Очень мне нравился этот цвет, я просто фанатела по нему, а не как многие девчонки по розовому, фиолетовому или белому… Нет. Тёмно-зеленый, такой глубокий, успокаивающий, цвет мха в тени старого леса.

Папа всегда говорил, что это мрачный цвет, цвет тоски, что он будет давить на меня. А я в ответ лишь закатывала глаза и мечтала о комнате, где можно было бы спрятаться от всего мира, от яркого солнца, от навязчивых взглядов. Комнате, где можно просто быть собой.

Вместо тёмно-зеленого потолка, как и восемь лет назад, всё ещё красуется безупречная белизна. Белизна, которая словно насмехается над моими бунтарскими порывами.

Почему я его так и не покрасила? Не знаю. Наверное, не хотелось расстраивать и спорить с отцом. В большинстве случаев я ему уступаю, иногда это делает он. Это пошло с самых ранних лет, когда мама нашла другого мужчину и просто в один день вышла из дома и села к нему в машину. Уехала.

Именно тогда я впервые увидела и запомнила лицо своего отца, хоть некоторые и уверяют, что дети не могут помнить события в столь раннем возрасте.

Ему было больно из-за предательства. Данная фраза описывает всё предельно просто и идеально.

С тех самых пор я жертвую своими маленькими желаниями, чтобы не причинять ему большую боль. Он, в свою очередь, старается быть для меня всем, хотя это и невозможно.

Вздыхаю и наконец-таки отключаю будильник, что трезвонит около пяти минут.

Начало седьмого.

Ещё один новый день.

Приподнимаюсь и ещё некоторое время сижу на кровати, подавляя зевок и пытаясь окончательно проснуться, когда взгляд начинает блуждать по знакомой обстановке в спальне.

Ничего необычного. Самая обычная спальня, как и у большинства других, где есть всё самое необходимое для того, кому исполнилось пару месяцев назад восемнадцать, и кто в следующем году заканчивает старшую школу, а в следующем будет поступать в университет… Ещё одна проблема в копилку остальных.

Я уже давно присмотрела парочку университетов, но чтобы мне выдали грант на обучение… нужно не просто постараться, нужно быть лучшей из лучшей. Я же с этой ролью не очень справляюсь. Некоторые предметы мне не даются, а некоторые преподаватели… Скажем так, я с ними не в лучших отношениях.

Отстойные характеристики для того, кто хочет в дальнейшем учиться почти бесплатно. Поэтому помимо тех университетов, которые я отношу к категории «мечта», я присмотрела и более реальные, где учеба не такая дорогая и я смогу ее оплатить с учетом всех моих сбережений.

Встаю и подхожу к шкафу, откуда достаю одежду, что надену сегодня, а именно джинсы и футболку, так как на улице всё ещё тепло.

Вышла отсюда и зашла в ванную, которая находится по левую сторону от моей спальни.

Некоторые любят принимать душ с утра, но я не такой человек. После него тело сильно расслабляется и делать что-либо не очень-то и хочется, особенно идти в школу. А контрастный душ… Точно не для меня. Не люблю холод и всё, что с ним связано.

Умываюсь и после смотрю на собственное отражение, где вижу самую обычную девушку восемнадцати лет с темными волосами и голубыми глазами, которые достались от мамы. Не хочу быть на неё похожей, но с каждым днем убеждаюсь в обратном.

Не могу не смотреть на себя и не видеть её.

Подкрашиваю слегка глаза и губы, после чего выхожу из ванной, оставляя волосы распущенными, так как они не сильно мешаются.

Спускаюсь вниз и захожу на кухню.

Здесь утреннее солнце особенно красиво проникает внутрь, погружая пространство в особую атмосферу.

Подхожу к холодильнику, внутри которого вижу яичницу с овощами, которую утром приготовил мне папа.

Улыбка сама по себе появляется на лице, и я беру еду и наливаю себе кофе, чтобы перейти в гостиную, что объединена с кухней, и сесть на небольшой диван, скрестив между собой ноги.

Кружку с кофе поставила на столик рядом с диваном и приступила к приему пищи, слушая тиканье часов, которые висят на стене напротив.

Папа встает на час раньше меня и к этому моменту уже должен быть на работе, в автомастерской, поэтому я кое-что понимаю в машинах, а ещё в оружии, которое раньше было хобби моего отца… моим тоже.

Ем, думая о том, что наша жизнь может показаться кому-то… размеренной или скучной. Да, наверное, так и есть. Однако, подобное было не всегда.

Доедаю и мою за собой посуду, которую после убираю.

Смотрю на часы, что показывают уже почти семь утра, поэтому беру сумку с парой тетрадок и вешаю на плечо, чтобы после выйти во двор и остановиться на короткие мгновения.

Мы живем в городе Норт-Лэнд с населением около пятнадцати тысяч человек. Это капля по сравнению с крупными городами, но моему папе нравится. А мне? Наверное, тоже. По крайней мере, отторжение это место почти не вызывает.

Смотрю на миссис Прескотт, что вышла из дома с утра пораньше, и махнула мне рукой.

Я помахала в ответ, думая о том, что всем бы нам в её возрасте быть такими же активными. Ей уже должно быть под девяносто… Но она всё также бодра, как и десять лет назад.

С другой стороны от нас никто не живет. Дом уже пустует несколько лет, хотя раньше там жила семейная пара, которая просто уехала в один момент.

Взгляд сам собой касается гаража, и я вспоминаю о том, что совсем недавно, буквально пару месяцев назад, там стояла машина. Не отца, нет, а… моя.

И не просто машина, а Aston Martin. Темно-зеленого цвета.

Если продать наш дом, то на нее всё равно не хватит.

Поджимаю губы и качаю головой, отворачиваясь, потому что не хочу об этом вспоминать, тем более, думать.

Иду по узкой дороге, проходя мимо всех знакомых домов и замечая людей лишь изредка. Несмотря на то, что наш город небольшой, многие всё равно передвигаются на машинах.

Пешком до школы идти около получаса и иногда я надеваю наушники, а иногда, как сейчас, предпочитаю относительную тишину.

Некоторые добираются на школьном автобусе, на котором я не ездила очень давно.

Сворачиваю на соседнюю улицу и вижу то, что и каждый день.

Реклама на зданиях, на стендах, на небольших магазинчиках и даже на плакатах. Вся разная, но мой взгляд то и дело выискивает кое-что знакомое.

«Ваше будущее с Максвелл-Корпорэйшн».

Вот оно.

Я останавливаюсь, хотя мысленно заставляю себя идти дальше.

Под этими словами изображены дома, которые построили не так давно, на окраине города. Они весьма доступные по цене и ещё есть множество разных плюсов, которые я сейчас не собираюсь перечислять.

Иду дальше и на другой вывеске вижу ту же надпись, только изображено там иное. Больница и люди в медицинских халатах с уверенным взглядом.

Что это такое?

Норт-Лэнд – город, где родился Феликс Максвелл, человек, который является крупной акулой во многих сферах бизнеса. Так ведь ещё говорят, да?

Именно поэтому город ещё кое-как процветает.

Каждый день я вижу одно и тоже, даже если иду другой дорогой, в обход. Всё равно везде – одно. Напоминание.

От раздумий меня отвлекает звук машины, что останавливается рядом.

– Эй, красотка, подвезти? – кричит Мэди в открытое окно.

Улыбаюсь и киваю, чтобы следом подойти к машине и сесть в неё, когда сзади начинают сигналить.

– Какие нетерпеливые. Да еду я!

Она вдавливает педаль газа в пол, и я пристегиваюсь ремнем безопасности, зная, как водит девушка… Нет, не плохо, у неё даже ни одной аварии не было за два года вождения, но очень и очень быстро.

Смотрю на неё и то, как она начинает ругаться на свою старенькую машину, из которой выжимает последнее, и ещё раз улыбаюсь.

Она только недавно забрала её из сервиса, того, где работает отец, и такими темпами, её уже вскоре придется везти обратно.

– Ты бы написала, я бы тебя забрала у дома. Возможно, застала бы мистера Брайса, нужно кое-что спросить.

– Мэди, ты можешь после школы пригнать машину к нашему дому, мы с папой посмотрим, в чем дело.

– Тоже чувствуешь, как её потрясывает, Шоу?

– Да.

Шоу. Странное имя для девочки, да? Но именно такое и выбрали мои родители, когда только узнали, что у них будет ребенок.

Они до последнего просили не рассказывать им, кто именно у них будет. Мама даже результаты узи просила врачей скрыть от неё. Именно поэтому они выбрали имя, которое идеально, по их мнению, подошло бы и мальчику, и девочке.

И так родилась я… Шоу Брайс.

До школы на машине с учетом скорости в сорок пять миль в час, мы доезжаем за семь минут.

Мэди тут же сворачивает на парковку и находит одно из свободных мест.

Мой взгляд блуждает между рядами и автомобилями в поисках того, что всегда выделяется, но, как и последние два с лишним года, не находит его. Ненавижу себя за это.

Мэди заглушает двигатель и смотрит на меня такими же голубыми глазами, как и у меня. Это единственное наше с ней сходство. Она брюнетка со смуглой красивой кожей, милыми веснушками, которых на солнце становится ещё больше, вздернутым носом и раскосой формой глаз. А ещё ей девятнадцать, как и остальным, с кем я учусь в одном классе.

Папа отдал меня в школу на год раньше.

– Не верится даже как-то.

– Что это наш последний год?

– Да, – соглашается она со мной. – Уже месяц прошел с начала учебы, так и остальное время пролетит… Странно. Мы все разъедимся и будем очень редко видеться…

Если будем вообще. Вот, что она хотела договорить. И для неё есть остальные «мы», а для меня… для меня есть только она, ведь с остальными я не лажу.

Выходим из машины, и я сразу же чувствую на себе взгляды, на которые, по большей степени, не обращаю внимания.

Проходим мимо других машин, и я замечаю один единственный взгляд, тот самый, от которого поджимаю губы, когда слышу:

– Зачетная задница, Солинс, – обращается Тэйт к Мэдисон. – Перестань общаться с Брайс и найдешь себе нормального парня.

– Такого, как ты? – обращается к нему подруга, когда мы проходим мимо компании троих парней.

– Возможно, – он криво улыбается, и я замечаю на его щеке одну из ямочек, что добавляет ему милости. Правда, это только на внешность он кажется таким… На самом же деле тот ещё козел.

– Тогда я уж лучше буду до скончания веков одна, Роквуд.

Двое его верных дружков – Зак и Эмерс, ухмыльнулись, когда в глазах Тэйта сверкнули молнии, но он более ничего не сказал, лишь взглянул на меня. Тем самым взглядом, которого, как он считает, мне следует бояться.

Вздыхаю, когда мы спокойно проходим дальше, и я думаю о том, что возможно он и прав. Если бы Мэди не общалась со мной, то уже могла бы завести отношения, но она выбрала меня. После того, как чуть больше двух лет назад я осталась в этой школе совершенно одна…

Словно чувствуя мое состояние, Мэди берет меня под руку и ведет в сторону входа в здание.

– Ты знала, что с сегодняшнего дня к нам переводят несколько новеньких?

– Спустя месяц учебы? – удивилась я.

– Да. И я уже выяснила кое-что о них. Правда две девчонки нас особо не заинтересует, но вот некий Джеймс Хадсон… весьма.

Мы оказываемся в потоке людей, поэтому Мэди вцепляется в мою руку сильнее, чтобы нас не разъединило, и повышает голос.

– Ему тоже девятнадцать. Старший класс, должен попасть к нам по моим расчетам.

– По каким таким расчетам? – усмехаюсь я.

– По моим, Шоу. Так вот. Рост сто восемьдесят семь сантиметров, серо-голубые глаза, брюнет…

– Зачем ты мне всё это говоришь? – спрашиваю у неё, когда мы останавливаемся рядом с нашими шкафчиками, и я открываю свой, а сама поворачиваюсь к подруге.

– То, что нам с тобой по восемнадцать и девятнадцать, а мы всё ещё девственницы и будем такими поступать в университет. Это пункт. Не поступать в университет девственницей, – усмехаюсь очередному её предложению. – Пара бы нам найти парней.

– Серьезно, Мэди? Забирай тогда новенького себе, – спокойно пожимаю плечами. – Раз у него голубые глаза, черные волосы и имя… Джеймс. И рост! Сто восемьдесят семь сантиметров! – я делаю вид, что ахаю и театрально прислоняю руку ко лбу. – Он же идеален.

– Вот именно, Шоу! Он идеальный кандидат, чтобы тебя отвлечь от… – она осекается, когда я перестаю улыбаться, – сама знаешь кого.

– Мы с ним были просто друзьями, как и с тобой.

– Да, знаю, но после этого ты поставила крест на всех парнях и не хочешь никого к себе подпускать, особенно мужской пол.

– Потому что я больше не хочу с ними дружить, – знаю, что звучит по-детски, но это правда.

– Так с ними и не нужно дружить… Не только. Поверь, что Джеймс Хадсон идеальный кандидат. Он тебе понравится, как только ты увидишь его.

Мэди посылает мне ободряющую улыбку и смотрит в сторону, замечая миссис Карлас. В следующую секунду кивает мне и бежит в сторону преподавательницы, забывая закрыть свой шкафчик, поэтому это делаю я, зная, что она уже пытается выловить её третий день подряд, чтобы та написала ей рекомендательное письмо для университета.

Я же продолжаю стоять и пялиться в одну точку.

Понравится… Возможно, да. Но вряд ли ему понравлюсь я. Тем более после того, какие он услышит слухи обо мне.

Шлюха.

Шлюха, что спит за деньги.

Падшая.

Бешеная.

Подстилка.

И вышеперечисленное – лишь малая часть всех оскорблений, но эти самые обидные.

Вздыхаю в очередной раз и наконец-то поворачиваюсь к своему шкафчику, из которого достаю пару тетрадок, что сразу же убираю в сумку, к остальным.

Закрываю шкафчик и боковым зрением замечаю, что рядом кто-то стоит.

Поворачиваюсь и вижу рядом с соседним шкафчиком парня, который облокотился о него плечом и смотрит прямо на меня.

Серые глаза, как дождливое небо с проблесками голубизны, черные волосы, что слегка вьются на концах, оливкового цвета кожа с прямым носом и тонкой линией губ.

У меня хорошая память на лица. За столько лет в школе я если и не знаю кого-то, как зовут по имени, то точно знаю на лицо. И это совершенно мне незнакомо.

Сердце пропускает удар, а после начинает колотиться, как сумасшедшее.

Замираю, когда человек передо мной неспешным взглядом изучает моё лицо.

Смотрит так пристально, будто проникая в самую душу. В его взгляде нет ни насмешки, ни осуждения, лишь какое-то странное, изучающее любопытство.

Мои ноги словно прирастают к полу, и я не могу заставить себя двинуться с места.

Боже, пожалуйста, пусть я ошибаюсь и это не тот, о ком мы говорили с Шоу.

Его плавный наклон головы и такая же плавная улыбка, что касается губ, а глаза парня находят мои.

– Не думал, что судят по внешности, – его голос звучит неожиданно близко, хрипловато и немного иронично. – И отказываются, не успев познакомиться и пообщаться.

Прикрыла на мгновения глаза, проклиная всё на свете, особенно Мэди.

Что именно он слышал?

– Мы и не судим, – откашливаюсь и беру себя в руки, вновь смотря в его глаза, в которых, кажется, пляшут смешинки. – Вышло небольшое недоразумение… и всё.

Замолкаю, не зная, что именно сказать. Мне хочется окунуть собственное лицо в ледяную воду, думая, что это как-то поможет.

– Думаю, что мне пора, – произношу быстро и закрываю дверцу шкафчика, так как уровень неловкости в воздухе уже давно зашкаливает. – И добро пожаловать в нашу школу.

Разворачиваюсь и стремительно увеличиваю дистанцию, чуть ли не срываясь на бег, но не позволяю себе этого.

– Приятно познакомиться, Шоу! – слышу, как доносится в след, и ещё раз прикрываю глаза, понимая, что он знает моё имя. Значит, он точно слышал все с того момента, как меня так назвала Мэди.

Просто супер.

Свернула в другой коридор и направилась в нужную аудиторию, думая о том, что случилось.

Джеймс Хадсон. Он показался мне ниже, чем говорила Мэди, но, наверное, это из-за того, что парень облокачивался о шкафчик, а не стоял передо мной в полный рост. Ещё он не в плохой форме, поэтому не удивлюсь, если он перевелся к нам из-за команды по футболу. Несмотря на то, что у нас небольшой город, но команда считается одной из лучших по целому округу. Впрочем, неважно.

Я зашла в класс и увидела, что Мэди ещё нет на месте, зато есть Тэйт, что чуть ли не слюнявит ухо своей временной девушке. Николь.

Конечно, они сразу же обращают внимание на того, кто зашел.

– Скажи мне, Брайс, зачем ты продолжаешь ходить на занятия? – обращается ко мне специально громко Тэйт, ухмыляясь. – Ведь все мы знаем, что тебе насрать на университет и на поступление. Ты уже выбрала для себя будущее.

Намек слишком очевиден, но я игнорирую его. Просто прохожу к своему столику и сажусь за него, смотря на одну из букв.

Л.

И так в каждом классе, где я сижу за одними и теми же столами.

Х.

А.

И ещё пара. А если все их сложить, то получится – шлюха.

Так как они не могут такое слово написать полностью, не получив при этом выговор от директора, то действует таким методом. Но я не обращаю внимания. Снова.

Я редко отвечаю на их словесные провокации, так как понимаю, что это бессмысленно.

Они перестанут, когда им надоест, обычно через пару часов после того, как я появляюсь в школе. Совсем редко доходит до действия, вот там я все еще не могу сдерживаться… Поэтому иногда приходится давать сдачу, и это у меня прекрасно получается. Тэйт подтвердит.

Я не лезу к ним первой, а защищаюсь и то в крайнем случае. Тогда, когда Мэди не бывает в школе. Не знаю, с чем это связано, но при ней ко мне так не лезут.

Смешки продолжаются с разных сторон до тех пор, пока сюда не заходит… новенький. Джеймс.

Мы сталкиваемся с ним взглядами, и мне хочется впервые за долгое время провалиться под землю. Просто отлично. Мы и правда будем обучаться вместе.

Пока он проходит к месту… садясь прямо передо мной, то другие лишь провожают его глазами.

Вдвойне отлично.

Хуже уже сегодня быть не может.

Я сжимаю ручку, что ранее достала из сумки, продолжая гипнотизировать его затылок взглядом и смотря на весьма мощную шею, а ещё серебристую цепочку.

Мэди врывается за минуту до звонка и округляет глаза, замечая новенького, а после подмигивает мне, садясь на второй ряд и вторую парту у окна.

Звонок оглушает класс, заглушая последние смешки. Учитель начинает урок, но мое внимание приковано к затылку Джеймса.

Он сидит ровно, не шелохнется, будто статуя. Спина прямая, плечи расправлены. Чувствуется в нем… какая-то сила, уверенность, которая меня одновременно раздражает и притягивает. Я не вижу лица Джеймса, но ощущаю его как присутствие, как давление, будто гравитация изменилась, и теперь всё вокруг смещено в сторону его парты. Хочется отвернуться, переключиться, но не выходит.

Время тянется мучительно медленно. Рука учителя движется по доске, мел скрипит, и я слышу это слишком отчётливо. Каждая минута кажется вечностью. Я пытаюсь сосредоточиться на словах учителя, но в голове пустота.

Как только этот урок заканчивается, то я спешу вслед за учителем, что уже вышел, собрав вещи и не глядя по сторонам, делаю несколько шагов вперед, когда вдруг чувствую препятствие на своем пути.

Спотыкаюсь и лечу вниз.

Инстинктивно закрываю глаза, готовясь к неминуемому столкновению с холодным полом, но вместо этого чувствую руки, обвивающие мою талию.

Чужой смех оглушает, и я чувствую в груди то самое яркое раздражение, что заставляет открыть глаза и увидеть перед собой лицо Джеймса, который успел поймать меня в футе от пола.

Сумка выскользнула из моей руки и упала на пол рядом, где оказалась бы и я.

– Ты как? Порядок?

– Да, – отвечаю спокойно, когда внутри всё клокочет.

Спешу отвести от него взгляд и перевести его на Николь, что подставила мне подножку.

– Ой, ты не ушиблась, Шоу? Прости… кажется, я тебя не заметила.

Я выпрямляюсь и освобождаюсь от рук Джеймса, видя, что Мэди направляется ко мне.

Поднимаю свою сумку с пола, сжимая её в руке, продолжая слышать смешки.

Поворачиваюсь спиной к Джеймсу, а лицом к Николь и этой самой сумкой бью ей в лицо, разбивая пухлую губу девушки.

Смешки тут же прекращаются, когда я шумно дышу и уже поворачиваюсь к Тэйту, что замер и успел перевести на меня лишь взгляд.

Замахиваюсь и бью сумкой теперь уже его, только вкладывая большую силу, когда прядь моих волос слегка закрывает обзор, поэтому убираю её себе за ухо свободной рукой.

Тэйт отшатывается, хватаясь за нос, из которого тут же начинает сочиться кровь.

Класс замирает в оцепенении.

Чувствую прилив сил и какое-то дикое удовлетворение. Ярость, бурлившая во мне, наконец-то нашла выход.

– Теперь уже не так весело? – спрашиваю я, и голос на удивление кажется спокойным.

Николь всхлипывает, прижимая руку к разбитой губе, Тэйт пытается остановить кровь из носа, и оба смотрят на меня с ненавистью.

Дружки Тэйта не решаются подойти ко мне, как и кто-то другой, когда я лишь усмехаюсь и разворачиваюсь.

Наши взгляды с Джеймсом встречаются. В его глазах читается удивление и… что-то еще, что я не могу распознать.

Обхожу его и выхожу из класса, оставляя за собой шокированных одноклассников и тишину, которую нарушает только всхлипывание Николь.

Вешаю сумку на плечо и выхожу из здания, чтобы подышать свежим воздухом и немного успокоиться, потому что меня вовсю трясет.

Когда тебя доводят до предела, то рано или поздно ты взорвешься. С последнего подобного случая прошло уже несколько месяцев, и я давно таким способом не отвечала, что Тэйт даже успел позабыть, по всей видимости.

Он не пойдет к директору жаловаться на меня. Ему гордость не позволит сказать, что его избила девчонка. Ещё раз. А Николь… Думаю, она решит отомстить, а не идти и жаловаться. Вероятно, позже подошлет ко мне кого-нибудь.

Обычно мы предпочитаем разбираться лично, ведь никому из нас невыгодно бывать в кабинете директора. Всё это также отражается и на них самих, даже если они оказываются… жертвами.

Я правда стараюсь сдерживаться, чтобы не рисковать лишний раз возможностью поступления. Но мне сложно. Тем более, когда папа с ранних лет учил давать сдачу и показывал, как постоять за себя, поэтому я ломала нос Тэйту два раза. Один – случайно. Второй – специально.

Дети бывают жестоки, и это следует запомнить и никогда не забывать.

Джеймс

Новая школа – это всегда нелегко. Не только по причине, что ты погружаешься в новую обстановку, но и из-за людей.

За двенадцать лет я сменил девять школ, это десятая и последняя. И всё из-за работы отца.

Когда ты сын военного, то к тебе всегда более особые требования, начиная с аккуратности в одежде и заканчивая хорошими оценками. Будто бы мои промахи могут бросить тень на безупречную репутацию отца.

Я привык.

Привык быть образцовым ребенком, чтобы не доставлять ему лишних хлопот.

Привык к переездам, к коробкам, к новым лицам, которые скоро станут старыми.

Привык к одиночеству, которое неизменно сопровождает меня с ранних лет.

И скажу так, что человек может привыкнуть абсолютно ко всему.

– Эй, Джеймс, ты здесь? – слышу голос Рэйфа, доносящийся с первого этажа, поэтому закрываю дверь в комнату и спускаюсь.

Как только кузен видит меня, то он приподнимает брови и поправляет очки.

Я останавливаюсь рядом с ним и протягиваю руку, которую он пожимает, и тут же обнимаю его.

– Ты задушишь меня сейчас! Чёрт, ну, ты и вырос! – он изображает приступ кашля, когда я отпускаю его и ещё раз улыбаюсь, смотря на своего родственника.

Мы с ним одного возраста, поэтому будем учиться в одной школе и даже в одном классе.

То, что мы переехали с отцом сюда, именно в этот город, где живет Рэйф со своими родителями, удача.

Отец приехал на неделю раньше меня, когда мне нужно было разобраться с документами по старой школе, поэтому я прибыл только вчера и сегодня впервые увидел Рэйфа за последние три года.

Он почти не изменился, только подрос.

– Ты тоже, – я потрепал его по волосам. – Пойдем пешком?

– Точно нет. Я на машине, прямиком за тобой. Думал, ты уже ушел.

– И оставил дверь открытой?

– Точно. Правило мистера Хадсона, – он выпрямился и прислонил руки к ногам, изображая, будто отчитывается перед моим отцом. – Если уходишь, то всегда закрывай дверь на замок.

Он криво улыбнулся.

– Пойдем?

– Да, – мы вышли, когда я закрыл дверь, и направились к его машине. Старенькому седану, что он успел переделать и несколько доработать, сменив двигатель, поставив новые диски и разноширокие колеса. А ещё с недавних пор Рэйф изменил цвет, поэтому теперь его авто желтого цвета.

– Как тебе? Нравится?

– У каждого разные вкусы, – по-своему ответил я и сел на сиденье рядом, когда кузен фыркнул и сел на водительское.

Мы доезжаем минут за пятнадцать, когда Рэйф паркует машину, и я осматриваюсь.

На вид самая обычная школа, только парковка кажется больше, чем во всех предыдущих.

Взгляд цепляется за людей, некоторые из которых стоят возле своих машин, не торопясь заходить внутрь.

Компании. Небольшие, но они есть везде. И я уже мысленно отметил тех, кто считает себя тут пупом земли. Их выдает множество факторов, например, высокомерный взгляд, будто они выиграли генетическую лотерею.

Жесты. Ленивые, нарочито небрежные, показывающие, что им все дается легко и без усилий.

Рэйф выключает зажигание и поворачивается ко мне.

– Я провожу тебя к директору, чтобы ты отдал все нужные документы, а дальше ты сам.

– Мы разве не в одном классе будем?

– Маловероятно. В начале этого учебного года я попросил перевести меня в более усиленный, чтобы набрать необходимое количество баллов для дальнейшего поступления. Я разве не говорил?

– Нет.

– И ладно. Будем видеться на переменах. А так я кратко тебе расскажу, что и как устроено тут, – Рэйф, не выходя из машины, махнул рукой в сторону одной из машин, где собралось несколько человек. – Если ты за последние три года не изменился, то с этими у тебя, скорее всего, будут неприятности, – приподнимаю одну из бровей и смотрю на кузена. – Тэйт не любит новеньких с самого детства, поэтому может показать тебе, где твое место.

– Моё место?

– Не удивляйся так, Джеймс. Ты лучше меня должен знать, что это за люди такие, поэтому я просто предупреждаю.

– Ладно. Дальше.

– Он сейчас вроде бы встречается с Николь, той шатенкой, – рукой он указал на девушку рядом с парнем. – Поэтому даже не думай к ней подкатывать. Остальные все нормальные, как и преподаватели. С директором ты познакомишься позже, он тоже нормальный. В принципе, это всё…

Рэйф осекается, когда мы с ним слышим визг шин и то, как сюда резко поворачивает автомобиль, сразу же сбавляя скорость и паркуясь на одно из мест.

– … ей нужно участвовать в гонках, – проговаривает тихо кузен и качает головой, когда я вижу, что тот, кого зовут Тэйтом, поворачивает голову в сторону машины, что подъехала. Пока из неё никто не выходит.

Я тоже смотрю и жду, спрашивая:

– Кому?

– Мэдисон Солинс. Она всегда так ездит, словно для неё дорожные правила не писаны. И она совсем не заботится о своей машине. Видишь ржавчину? Крыло уже следует заменить и…

И я вижу, как водительская дверь открывается и оттуда выходит высокая брюнетка, которая продолжает что-то говорить. Сначала я думаю, что она просто разговаривает с кем-то по наушникам, но после вижу, как другая дверь с противоположной стороны также открывается.

Оттуда выходит ещё одна девушка, только на голову ниже, чем брюнетка, и темным шоколадным цветом волос.

Как только они отходят от машины, то я вижу, что Тэйт кричит им что-то, а после они смеются, но улыбка с лица парня быстро сходит.

Брюнетка что-то сказала ему, когда другая девушка лишь бросила короткий взгляд в сторону той компании, и её спина напряглась. Она даже выпрямилась, хотя у неё и так идеальная осанка. Странно.

– Даже не думай, Джеймс, – говорит кузен, и я моргаю, переводя взгляд в его сторону.

– О чем ты?

– О том, куда ты смотришь. Вернее, на кого. Поверь, Шоу Брайс худший вариант из всех возможных. Лучше уж выбери Николь и переспи с ней.

– Несколько минут назад ты говорил мне этого не делать из-за Тэйта.

– Поверь, что Тэйт это ещё цветочки. Тем более, даже если он будет не один, то ты всё равно с ними справишься. Конрад же тебя обучал этим военным приемам?

– Да. Что не так с Шоу?

Как только я задаю этот вопрос, то он усмехается, а затем нервно поправляет очки.

– С ней всё так. Просто она… – Рэйф шумно вздыхает, явно думая, как мне всё объяснить. – Максвелл-Корпорэйшн тебе говорит о чем-нибудь?

– По городу множество рекламы с этим названием.

– Верно. Максвеллы владеют большей частью не только нашего города, но и недвижимостью по всей стране. Им принадлежат частные клиники, больницы, старинные поместья и ещё много чего. Я не особо вдавался в их корни и историю, но про это наслышан. – Рэйф зажимает в пальцах ключ от машины, замолкая на секунды, чтобы после вновь продолжить. – Раньше здесь учился Николас Максвелл, наследник своего отца, который всем и заправляет… Он перевелся сюда из частной школы, когда тому было около девяти лет… И скажем так, Тэйт, да и другие воспылали к нему ненавистью. За то, что он отличался от них состоянием и известной фамилией, поэтому над ним издевались.

Я в очередной раз приподнимаю одну из бровей, не совсем это представляя. Издеваться над человеком, отец которого может купить эту школу. Что может быть глупее?

– Не смотри так, Джеймс, и не думай, что издевательства работают только в одну сторону. Если ты будешь один, а против тебя сотня, то всегда выиграет большинство. И Николас не был исключением. Насколько мне известно, то его отец по неизвестной причине никогда не вмешивался… может, не знал, – кузен пожимает плечами, – а может, хотел таким образом воспитать сына. Правда, была одна проблема. Николас был больным ребенком… Не знаю, что за хрень с ним была, но он… Кажется, к нему липла каждая болячка, поэтому он был вдобавок к этому слабым. Отстойные качества для того, над кем издеваются. Я, как и некоторые, просто не лез во всё это. А Шоу… не знаю, зачем ей нужно было это, но именно она чаще всего и заступалась за Николаса. Тэйта это бесило, поэтому у них часто возникали конфликты. Они росли, и Шоу с Николасом хорошо сдружились. Кажется, эти двое больше ни с кем и не общались, вернее, это с ними не общались. А позже поползли слухи, что она спит с ним, хотя нам было тогда по пятнадцать лет, и много всякой другой хрени. Но суть одна. – Рэйф посмотрел мне прямо в глаза. – Эти двое защищали друг друга… и мне кажется, что у Ника было не всё в порядке с головой. Из-за того, что он был слаб в физическом плане, то не мог дать отпор, даже банально ударить, так как его кости были слишком хрупкими и тут же ломались. Он поступал иначе. Это, конечно, слухи, но всё же… Он манипулировал людьми, настраивал их друг против друга, чтобы те сами себя сожрали. Подстраивал ловушки, играл на слабостях. Идеальный стратег и тактик, но в масштабах школы.

Хмыкаю, представляя эту картину. Маленький, болезненный мальчик, плетущий интриги за спинами обидчиков. Звучит как сюжет для фильма.

– Ник всегда был рядом с Шоу. Всегда, Джеймс. И когда ты ребенок, это одно, а когда тот же ребенок вырастает, то в такой семье на него ложится ответственность. Он всё-таки был наследником.

– Почему ты говоришь о нем в прошедшем времени?

– Потому что чуть больше двух лет назад Николас Максвелл исчез.

– Что значит «исчез», Рэйф?

– То и значит. Он не пришел в школу в один из дней, а дальше я узнал о том, что Феликс Максвелл уехал. Соответственно, Николас тоже должен был быть с ним. Я не знаю всего, но кажется Шоу не знала. Она осталась, но как будто бы потеряла что-то. Она стала более замкнутой, отстраненной. Словно часть ее души ушла вместе с ним. – Он делает паузу, глядя на меня с серьезным выражением лица. – Максвеллы, как ты уже понял, не отпускают так просто. И если Шоу и Николас до сих пор связаны, то он непременно вернется сюда. Только уже за ней. Поэтому даже не думай, Джеймс. Это последний человек, которому стоит переходить дорогу.

Мои губы складываются в холодную улыбку, и это не укрывается от кузена.

Между нами повисает тишина.

Интересно. Это что-то новенькое. Нет, не издевательства и унижения, это есть в каждой школе. А исчезнувший наследник, тайные манипуляции, болезненность и гениальность в одном флаконе…

– Впрочем, делай, что хочешь, Джеймс. Но помни мои слова. Не играй с огнем. Особенно с Максвеллами.

После этих слов Рэйф выходит, и я следом за ним.

Мы оба движемся к школе, и я чувствую на себе изучающие взгляды. Такое бывает всегда.

Словно хищники они смотрят на новую добычу, расценивая свои шансы.

Я не обращаю внимания, потому что за столько лет уже привык, просто поднимаюсь по ступенькам вслед за Рэйфом.

Уже внутри мы с кузеном расходимся, когда он объясняет мне, как пройти к кабинету директора и сразу же говоря, какой мой шкафчик, о чем он узнал заранее.

Сначала решаю подойти к шкафчику, чтобы убрать лишние.

Слышу приятный женский голос и замираю, когда понимаю, что она говорит обо мне.

Приподнимаю уже две брови, убеждаясь в этом всё больше. Ухмыляюсь и облокачиваюсь к своему шкафчику, выжидая.

Проходит около минуты, когда соседняя дверца закрывается и девушка поворачивается, поднимая голову и встречаясь со мной взглядом.

Её глаза тут же расширяются, и это меня немного забавляет.

У неё голубые глаза в обрамлении густых ресниц. Её щёки вспыхивают румянцем, выдавая смущение, что еще больше разжигает мой интерес.

Легкая растерянность читается в ее взгляде, смешанном с любопытством.

У нас состоится короткий диалог, когда Шоу спешит уйти, когда я смотрю ей вслед. Снова.

Успеваю зайти к директору, с которым у нас состоится тоже предельно краткий и сухой разговор, а после иду на первый урок, где там же встречаю девушку.

Сажусь перед ней, когда слышу смешки, направленные в её сторону.

Это выводит из себя, даже в груди появляется раздражение, но почти тут же звенит звонок, поэтому все отвлекаются на него.

Её подруга, Мэдисон, тоже уже здесь.

Думаю о словах Рэйфа и о фамилии Максвелл до такой степени, что не сразу понимаю, что урок вскоре заканчивается.

Преподаватель уходит первым, и я встаю, оборачиваясь и собираясь завести диалог с Шоу, когда она берет сумку в руки и делает пару шагов, после чего спотыкается и падает.

Успеваю подхватить её до того, как она встречается лицом с полом.

Смех раздается рядом и позади девушки, когда она отстраняется, словно избегает любых прикосновений.

Сжимаю челюсть и поднимаю тяжелый взгляд, направленный на Тэйта. Его ухмылка растягивается шире, и он бросает какой-то колкий комментарий своим приятелям, которые тут же взрываются новым приступом хохота.

Успеваю сделать лишь полшага вперед, когда вижу замах и удар сумкой в лицо девушки. Следом ещё один удар, только уже в лицо Тэйта, из носа которого начинает хлестать кровь.

– Теперь уже не так весело?

Опускаю взгляд, видя, как Шоу опускает сумку и поворачивается ко мне.

Я не вижу в её глазах ни страха, ни раскаяния, лишь решимость.

Удивление и восхищение. Вот, что я испытываю. Она как дикий зверь, загнанный в угол, но не сломленный.

Девушка обходит меня и выходит из класса, когда я слышу, как Мэдисон пытается окликнуть её.

Тэйт, оправившись от удара, яростно рычит, вытирая кровь с лица и сплевывает её, чтобы следом сделать шаг вперед, желая пойти за девушкой, но я становлюсь прямо перед ним.

– Отойди в сторону, новенький.

Парень рукой желает отодвинуть меня, но я перехватываю её и легким движением заламываю, видя, как искажается его лицо.

Двое дружков делают синхронно шаги, когда я перевожу взгляд на них и качаю головой.

– Лучше не стоит. Вы так легко не отделаетесь. Поверьте.

– … чёрт! Ты мне руку сейчас сломаешь! – повышает голос Тэйт, когда другие спешно выходят из класса. – Отпусти! Иначе позже пожалеешь!

Усмехаюсь.

– Пожалею? – переспрашиваю, слегка надавливая на его руку, от чего тот болезненно шипит. – Сомневаюсь. Скорее, пожалеешь ты. За то, что вообще подумал о том, чтобы поднять руку на девушку.

Отпускаю его и делаю шаг назад, давая ему пространство. Он отшатывается, потирая запястье и злобно смотрит на меня, но я не вижу в его взгляде былой уверенности. Скорее, растерянность и опасение.

– Кто ты такой, вообще?

– Новенький. Ты же сам сказал.

Тэйт еще немного смотрит на меня, хоть его глаза и продолжают полыхать, но потом поворачивается и уходит. Его друзья поспешно следуют за ним.

Остаюсь один и вздыхаю, думая о том, как начался первый учебный день.

Глава 2

Уже вечером мы загнали машину Мэди к нам в гараж. Правда, папину пришлось оставить на улице.

Пока папа ковыряется в машине, а я пью лимонад, стоя рядом с Мэди и слушая её:

– … до сегодняшнего дня не думала, что кому-то можно до крови врезать сумкой, – она специально понизила голос, чтобы папа нас не услышал, пока находится под машиной.

– Я тоже.

– Они даже дар речи потеряли! И Джеймс тоже, – она улыбнулась, когда я замерла, вспоминая его взгляд. – Как он тебе?

– Обычный, – пожимаю плечами, делая очередной глоток и умалчивая о том, что Джеймс слышал наш с ней разговор.

– Обычный? Он тебя так красиво поймал… Думаю, вам надо с ним познакомиться.

– Думаю, после того, что он видел, то Джеймс не захочет знакомиться со мной.

Мы с Мэди усмехаемся одновременно, когда мой папа выкатывается из-под машины и задает вопрос:

– Что за Джеймс?

– Просто новый ученик, – отвечаю именно так, убеждая и себя в этом.

Папа кивает глазами, не задавая других вопросов, а после обращается к Мэди:

– Попробуй проехаться. Должно всё быть нормально.

– Правда? – она хлопает в ладоши, когда я подаю руку папе и помогаю подняться, а Мэди садится за руль.

Мы отходим в сторону, а девушка выезжает из гаража и уезжает, чтобы сделать круг.

Мы с папой обмениваемся взглядами, в которых читается смесь облегчения, что она поехала. Нет, не то, чтобы мой отец не уверен в своей работе, но это всегда волнительный момент.

Мэди возвращается через минуту, паркуется у дома и выходит из машины.

– Всё отлично! Просто летает! Спасибо, мистер Брайс.

– Всегда пожалуйста, Мэди. Но если ты хочешь, чтобы она дольше прослужила тебе, то не советую гонять.

– Перед университетом думаю обновить машину, поэтому пока так, – она пожимает плечами и рассеянно улыбается, когда папа качает головой и уходит в дом, оставляя нас вдвоем.

Подруга подходит ко мне и говорит:

– Ты же помнишь, какие у нас планы на послезавтра, Шоу? На вечер. Поговорила с папой?

– Помню, – послезавтра должно состояться открытие клуба в нашем городе. Не паба, не бара, а полноценного клуба, как говорит Мэди. Поэтому она последние три месяца только и говорит о нем. – Он отпустил, но с условием, если я вернусь до полуночи. И никакого алкоголя.

– Конечно, нет. Нам же ещё нет двадцати одного!

Девушка улыбается, хотя мне прекрасно известно, что она собирается пить. У неё есть поддельные права на такой случай.

Не скажу, что я была против или Мэди меня долго уговаривала, мне и самой немного интересно там побывать. Вход с восемнадцати, но вся выпивка с двадцати одного.

За всё время у нас с папой сложились весьма доверительные отношения, поэтому он не ограничивает меня в чем-то конкретном, вернее, было только одно… Но сейчас этого уже нет. Есть правила, которым я следую и не подрываю его доверие.

Мэди же приходится соврать своим родителям, что она останется эту ночь с ночевкой у меня, так как они бы её в подобное место точно никогда бы не отпустили.

– Выбрала, что наденешь?

– Что-нибудь в меру открытое и закрытое, Мэди.

Она кивает, когда мы заходим также в дом и проходим на кухню, где я делаю нам какао. Перед сном самое то.

Мэди садится на стул, наблюдая за моими манипуляциями с кружками и какао-порошком, после чего протягиваю ей её кружку, на что девушка благодарна кивает.

Пока она ищет какую-то информацию в интернете, то вспоминаю, как она горела этим клубом с самого начала. Так как до ближайшего крупного города нам ехать больше сотни миль, то и выбираемся мы туда не так часто.

Позже мы болтаем обо всём на свете и строим планы на будущее, ещё не догадываясь о том, что всё рухнет в один момент.

***

В школе, на одном из перерывов, когда я сижу за отдельным столом в столовой и ко мне никто не подсаживается, ем и замечаю тень, остановившуюся рядом. Поэтому приходится поднять взгляд, чтобы тут же встретиться с уже знакомыми серо-голубыми глазами.

Замираю и прослеживаю за тем, как Джеймс ставит сначала свой поднос на стол, напротив меня, а после садится сам.

– Не помешал?

– Знаешь, обычно спрашивают, а после делают, – отвечаю я, всё ещё смотря на него и замечая улыбку.

После той ситуации я полагала, что он даже не посмотрит в мою сторону, не то, что заговорит.

Он хмыкает, будто я сказала что-то забавное, и принимается за свою еду. Я же, напротив, теряю всякий аппетит. В животе будто порхают бабочки, а в горле стоит ком. Не знаю, что и сказать, поэтому продолжаю ковыряться вилкой в своей тарелке, делая вид, что очень занята.

Неловкое молчание длится, кажется, целую вечность. Я краем глаза наблюдаю за Джеймсом. Он ест не спеша.

Наконец, он откладывает вилку и смотрит на меня.

– Ты чего такая напряженная? Я же не кусаюсь. Хотя даже если бы это было и так, то, по всей видимости, это следует бояться мне, – парень хмыкает.

– Просто… неожиданно, – выдыхаю я, стараясь говорить, как можно более спокойно. – После того, что произошло, я не думала, что ты решишь подсесть ко мне и заговорить.

Джеймс поднимает бровь, словно призывая меня продолжить.

– Почему? Потому что ты дала отпор тем, кто насмехался?

Я не сразу нахожусь, что сказать ему, ведь он так сказал… Не просто избила кого-то, а дала отпор.

Его взгляд проникает глубоко внутрь, заставляя меня почувствовать себя уязвимой.

– Ты ничего не знаешь, Джеймс, – обращаюсь к нему, когда уже почти все доедаю.

Встаю из-за стола и забираю поднос, чтобы отнести его, а после уйти и самой, испытывая странное чувство в груди.

Он почти первый, кто настроен ко мне доброжелательно.

Да, Джеймс кажется хорошим человеком, но я… не знаю, как объяснить всё то, что творится внутри.

В прошлом я хорошо общалась только с одним парнем, с тем, кто по итогу просто уехал, даже прощальной записки или смс не оставил. Ничего. Он словно растворился. С тех пор, как выразилась Мэди, я никого и не подпускаю к себе. Почему?

Во-первых, желающих со мной общаться не так и много. Это, пожалуй, решающий фактор.

Во-вторых, я хочу просто спокойно доучиться и поступить в университет, где меня никто не будет знать… Ни мое прошлое, ни меня саму, всё будет с чистого листа.

Николас

Смотрю в окно самолета, где прямо под нами находятся облака и простирается бескрайний океан, слышу разговор отца, сидящего в кресле напротив.

– … да, мы продадим ту часть активов.

Украдкой смотрю уже на отца. Лицо сосредоточенное, в морщинах залегла глубокая задумчивость. Он говорит тихо, но уверенно, будто принимает решение, которое давно обдумывал. В голосе нет ни тени сожаления, только деловая расчетливость. Отец продолжает обсуждать детали сделки, условия оплаты, сроки.

Взглянул на часы, понимая, что мы приземлимся уже через несколько часов.

К нам вышла стюардесса, едва старше меня, что принесла бокал с шампанским моему отцу, а мне стакан с самой обычной водой.

Когда она подошла к моему месту и судорожно сглотнула, то попыталась незаметно кинуть взгляд в мою сторону и наклонившись специально так, чтобы продемонстрировать третий размер груди.

Удивительно, как внешность влияет на людей. А в совокупности с деньгами, каждая вторая готова выпрыгнуть из своих трусов и сказать "пожалуйста", чтобы её отымели здесь и сейчас.

Сейчас я выгляжу несколько старше своего возраста. Пару лет назад эта девушка даже не взглянула бы в мою сторону, встретив где-нибудь на улице. Возможно, узнай, она мою фамилию, то тогда бы изменила свое мнение, но все равно… Я уже представил себе её лицо, полное отвращения и попытку исправить ситуацию.

Я отпил воды, стараясь не смотреть в сторону отца и его демонстративного потребления роскоши. Он, кажется, совсем не замечает этой наигранной заинтересованности, поглощенный своими деловыми переговорами. Или же просто привык.

Раньше во мне видели мальчишку, наследника огромного состояние, а сейчас ещё и потенциального спонсора, выгодную партию.

Отец закончил разговор и взглянул на меня, отпивая шампанское и приподнимая одну из бровей.

Седина в его волосах напоминает о том, что с каждым годом он не молодеет, взгляд острый и цепкий, который по-прежнему излучают властность и проницательность.

– Готов вернуться?

Готов ли я вернуться в родной город отца? Туда, куда он привез меня ребенком и сказал, что отныне мы будем жить, как обычные люди. Где он не собирался вмешиваться в мою жизнь, хотел, чтобы я сам научился разбираться с проблемами.

Кто-то может не понять методов его воспитания, ведь если у детей возникают проблемы, то вмешиваются обычно их родители, но он так не поступал. Только в крайнем случае, когда я находился на грани и из-за чего впоследствии и уехал, вернее, меня перевезли.

– Да, – отвечаю ему и, всё ещё погружённый в размышления, перевожу взгляд на шрам на внутренней стороне правой ладони, легко касаясь его пальцами.

Я никогда не знал свою мать. Похоже, отцу просто нужен был наследник, поэтому он даже брак не заключил с ней.

С самых ранних лет моим обучением и воспитанием занималась целая группа людей. После меня зачислили в частную школу, с такими же богатыми отпрысками своих родителей, где надо мной издевались в силу моих некоторых особенностей. Там я учился до девяти лет, после отец забрал меня, и мы переехали в Норт-Лэнд, где я поступил в самую обычную школу.

Не знаю, возможно, Феликс Максвелл считал, что фамилия и состояние убережет меня от издевательств и насмешек тех, кого он считал бедными, но этого не случилось. Детям всё равно на деньги. До определенного возраста они даже не понимают, что и как. И если ты кому-то не понравился, то тебя сожрут живьем.

Именно в Норт-Лэнде началась моя настоящая жизнь, полная боли и унижений, но также и первых проблесков надежды.

Я был чужаком, "богатеньким выскочкой", как меня называли. Моя одежда, мой акцент, даже мои манеры – все было предметом насмешек. Дни превращались в кошмар, где каждый перерыв был наполнен страхом, а каждый урок – ожиданием новой порции унижений.

Но среди этой тьмы появился маленький лучик света.

Я родился слабым и болезненным ребенком, поэтому меня обследовали множество врачей, пытались исправить всё то, что отец считал недостатком.

Гемофилия, анемия, остеопороз, астма – всё это лишь малый список того, что у меня было с ранних лет. Плюс добавить к этому "золотую кровь", самую редкую в мире, которую я унаследовал от отца.

Что-то из всего списка постепенно вылечивалось, но остальное так и оставалось, делая меня уязвимым и непохожим на остальных.

Отец искал способ, как вылечить меня от всего и сразу, как бы это не звучало. И он его нашел. Если у тебя есть деньги, власть, стремление и желание, то с вероятностью в девяносто процентов ты добьешься своего.

Поэтому за последние два года я изменился. Теперь больше нет слабого мальчишки, который скрывал свою боль.

За последние два года я стал другим. Процедуры, экспериментальные методы лечения, диеты, разработанные лучшими врачами – все это изменило меня не только физически, но и морально. Боли стало меньше, выносливость возросла, и впервые в жизни я почувствовал себя… по-другому.

Вскоре самолет начал снижаться. Пристегнул ремень и закрыл глаза.

Я вернулся в этот город не просто так, ведь доучиться последний год мог и на дому, чтобы после поступить в университет. Нет. На всё есть определенная причина, даже несколько.

Глава 3

Мы уже подъехали к клубу, который находится на окраине города, добравшись на такси.

Поднимаю голову и смотрю на современное здание, которое на удивление неплохо вписывается в окружающее пространство.

На входе стоят целых три охранника, что проверяют документы и пропускают тех, кто подходит не только по возрасту, но и по дресс-коду. Именно поэтому я сегодня надела джинсы на низкой посадке и топ на тонких бретелях, что достает до пупка. В меру открыто.

Мы с Мэди подходим к концу очереди, состоящую из примерно двадцати человек, и продолжаю взглядом изучать обстановку.

Вижу собственное отражение через зеркальные окна здания, хоть сейчас и темно, но благодаря уличным светильникам пространство подсвечивается.

Здесь нет рядом жилых домов, лишь магазины, которые уже закрыты, поэтому звук музыки, доносится изнутри и никому не мешает.

Очередь постепенно продвигается вперед, когда Мэди продолжает переписываться с кем-то.

Из всех девушек, что вижу, то я одета более закрыто. Некоторые из них мне знакомы, они учатся в нашей школе.

Вскоре подходит наша очередь. Охранник окидывает меня оценивающим взглядом, задерживается взглядом на животе, потом мельком глядит в удостоверение и кивает, пропуская.

Мэди проходит следом без проблем.

Мы движемся с девушкой по темному длинному коридору, освещаемому лишь по бокам красной подсветкой. Тут тоже стоят охранники, словно статуи.

Мэди только сейчас убирает телефон в сумочку и чуть не хлопает в ладоши от радости, когда я испытываю беспокойство.

Когда до дверей нам остается несколько шагов, то они автоматически открываются, пропуская нас внутрь, где мне сразу же бросается в глаза – толпа людей. Очень много людей. Кажется, что на открытие пришла одна треть города.

Нас оглушает гул басов и яркий свет стробоскопов. Дымка и парфюм смешивается в густой аромат, от которого слегка кружится голова.

Вокруг мелькают лица, силуэты двигаются в такт музыке. Кто-то смеется, кто-то флиртует, кто-то просто пытается выжить в этом безумном вихре, прямо, как и я.

Мэди взяла меня за руку и прокричала:

– Пойдем сначала к бару!

– Хорошо.

Она начала ловко маневрировать между людьми, ведя и меня за собой.

У бара также оказалось множество людей, но Мэди удалось протиснуться и тут.

– Что ты будешь, Шоу?

– Колу со льдом, – пришлось тоже прокричать, и девушка выдала кивок, чтобы дождаться, когда один из барменов освободится. Их тут оказалось двое.

Прошло минут десять, когда мы смогли получить свои напитки. Мэди заказала что-то алкогольное, фруктовое и яркое, чтобы соответствовать атмосфере, использовав поддельные права.

– Попробуешь? – предложила она мне.

Я сделала маленький глоток, почувствовав, как алкоголь тут же слегка обжигает горло, и тепло разливается по телу.

– Вкусно!

Мэди сама сделала несколько глотков и сразу же со своим напитком двинулась в толпу, как и я, думая, что это была плохая идея – заказывать сразу же напитки.

Я не вижу никаких столиков, куда это можно поставить, да даже если бы и нашла их, то вряд ли бы согласилась оставлять стакан без присмотра.

Папа ещё четыре года назад прочитал мне целую лекцию о том, что воду и любой другой напиток не следует оставлять без присмотра, иначе туда могут что-нибудь подсыпать. А также не следует принимать из рук незнакомцев уже открытую не запечатанную бутылку. И я серьезно по поводу лекции. Он потратил два часа на это и даже подготовил целую презентацию.

Мэди держит одной рукой свой бокал и танцует в такт музыки, подзывая меня к себе и подмигивая.

Я делаю ещё несколько глотков колы, чтобы случайно не облиться и не облить кого-нибудь, только после этого немного расслабляюсь и начинаю двигаться.

Музыка начала проникать в каждую клеточку тела, заставляя вибрировать в унисон с басами. Ощущаю, как напряжение, сковывавшее меня последние дни, постепенно отступает, уступая место легкому головокружению от музыки.

Подруга, кажется, оказалась в своей стихии. Она движется свободно и раскованно, а ее яркое платье мелькает в полумраке, словно экзотическая птица. Я улыбнулась, глядя на ее беззаботность, и попыталась подстроиться под ритм.

Через какое-то время Мэдисон прокричала мне что-то на ухо, но из-за громкой музыки я не смогла разобрать ни слова, поэтому ей пришлось повторить и указать рукой в сторону входа:

– … смотри, кто пришел.

Проследила за её взглядом и сбилась с ритма, замечая Джеймса с парнем, которого зовут Рэйф.

– Что они тут делают?

Как только задала этот вопрос, то поняла, насколько он глупый. Наверняка, они тоже пришли в честь открытия.

– Я написала Рэйфу, что мы сегодня будем тут, – прокричала она мне в ухо.

– Зачем?

– Да, брось, Шоу. Будто ты не замечаешь всей той химии, что происходит между тобой и Джеймсом. Я слышала, что он подсаживался к тебе в столовой, а ещё слышала, что после того, как ты ушла тогда из класса, то Тэйт хотел пойти следом, но именно Джеймс не дал ему это сделать.

Останавливаюсь, когда Мэди продолжает танцевать, и обдумываю её слова.

Это правда?

– Рэйф его кузен, поэтому я и написала ему, – поясняет дальше девушка. – Думаю, что он пришел сюда из-за тебя, Шоу. Попробуй. Дай ему шанс, – она сжимает мои пальцы своими, заставляя взглянуть в её глаза.

Медленно поворачиваюсь в их сторону, где они и были, видя, что Джеймс одет в простую футболку, которая подчеркивает его телосложение. Его волосы кажутся даже отсюда растрепанными, и я закусываю изнутри губу, всё ещё думая о словах Мэди.

Словно почувствовав на себе чужой взгляд, Джеймс поворачивается в мою сторону, и мы смотрим друг на друга сквозь толпу танцующих людей.

Встреча наших взглядов ощущается как удар током. Вся остальная музыка, шум, мелькание огней – все будто отходит на второй план, оставляя лишь нас двоих в этом бурлящем водовороте.

Делаю первый шаг навстречу, обходя первого человека, когда чувствую, как Мэди позади улыбается. После ещё и ещё, медленно продвигаясь к нему и замечая улыбку, что появляется на его лице.

Подхожу и останавливаюсь в шаге, поднимая голову и смотря в его глаза, которые сейчас кажутся темнее, чем раньше.

Сердце бешено колотится, отбивая собственный ритм, который, кажется, совсем не совпадает с музыкой вокруг.

Не знаю, что сказать. Только сейчас это понимаю. Сама подошла и молчу. Наверное, это странно выглядит со стороны.

Отвожу от него глаза и смотрю на Рэйфа, глаза которого округлились, словно он призрака увидел перед собой.

– Привет, – здороваюсь с ним, когда он выдает кивок.

Мы с ним особо никогда не общались, но я знаю его.

– Привет. Ну, ладно… пойду осмотрюсь здесь.

Он взмахивает рукой, словно прощается и кидает быстрый взгляд на Джеймса, когда я начинаю искать между ними сходство, уходит.

– Вы не похожи, – говорю слишком очевидный факт, уже обращаясь и вновь смотря на парня перед собой.

– До десяти мы выглядели, как братья-близнецы, – он усмехается, едва наклоняясь, чтобы я услышала его. – А после отец решил сделать из меня солдата.

– Твой отец военный?

– Да.

Киваю, немного удивляясь этой информации и теперь понимая, почему он перевелся к нам спустя месяц после начала учебного года.

Джеймс протягивает руку, на которую я смотрю с опаской.

– Ты приглашаешь меня?

– Именно. Потанцуем, Шоу? – очередная улыбка заставляет меня улыбнуться впервые в ответ.

– Ты даже не знаешь, как я танцую. Может, всё совсем плохо.

– Как раз и проверю.

Перевожу взгляд на колу, которой осталось немного и решаю оставить бокал на длинном столе, сразу его не заметила, так как он находится с самого края. Если захочу пить, то закажу себе просто новую.

Джеймс всё ещё стоит с протянутой рукой.

– Боишься?

Закатываю глаза и вкладываю свою ладонь в его, отвечая ему тем самым.

Чувствую, как моя рука тонет в его, а ещё то, какая она теплая, горячая. Кожа слегка мозолистая.

Джеймс ведет меня в центр танцпола, умело лавируя между людьми.

Музыка становится громче, вибрации проникают в каждую клетку. Он не отпускает мою руку, и от этого простого жеста становится как-то спокойно.

Уже в центре я сама разрываю наш телесный контакт, так как музыка не подходящая для того, чтобы мы тут… держались за руки.

Увеличиваю несколько между нами дистанцию, когда Джеймс продолжает лишь смотреть.

Начинаю двигаться, подстраиваясь под ритм музыки, чтобы с каждой секундой всё больше отдаваться ей.

Вообще, мне нравится танцевать. Я даже пару лет занималась танцами раньше, пока мне это не надоело.

Забываю обо всём вокруг на короткие мгновения. Просто танцую.

Наши взгляды с Джеймсом встречаются, и я вижу в его глазах отблеск огней танцпола, а еще что-то еще… интерес? Да, вновь интерес.

Улыбаюсь ему и рукой подзываю к себе, так как из-за движений отошла.

Вижу, как парень начинает сначала медленно двигаться, после всё более уверенно, подстраиваясь уже под мой ритм.

Мы смотрим друг другу в глаза.

Я забываю где нахожусь, забываю о том, что мы почти с ним незнакомы, и почти забываю, как раньше танцевала точно также с Николасом… Только дома, где нас никто не видел. Как мы смеялись, продолжая танцевать до тех пор, пока наши ноги не заплетались из-за усталости.

Музыка меняется, становится более медленной и чувственной. Толпа вокруг нас тоже будто замирает, двигаясь в унисон, плавно и размеренно.

Замечаю, как Джеймс сокращает расстояние между нами до десятков дюймов, но продолжает не касаться меня. Это не мешает мне остро чувствовать его кожей, буквально каждой клеточкой тела, отчего моё сердце начинает биться еще быстрее.

Музыка обрывается так резко, что я замираю, когда через несколько секунд включается уже другая мелодия.

Шумно дышу, словно пробежала забег, и Джеймс стоит напротив, продолжая смотреть, только уже без улыбки. В его глазах все еще горит тот же огонь, и я не знаю, что сказать.

Когда открываю рот, собираясь всё-таки кое-что произнести, то чувствую легкий толчок в спину, поэтому делаю по инерции шаг и тут же чувствую руки Джеймса на своих плечах, а ещё ощущаю запах его кожи, его одеколона, его… самого.

– Чёрт. Не заметил тебя, – слышу знакомый раздражающий голос позади, поэтому хорошее настроение вмиг испаряется, и я оборачиваюсь, когда парень продолжает придерживать меня. – И что ты здесь забыла, Брайс? Ты же ведешь монашеский образ жизни и не ходишь по таким местам.

– Откуда тебе знать, куда я хожу, Роквуд?

Он усмехается, а после поднимает взгляд выше, на Джеймса.

– Смотрю тебе понравилась новенькая, Хадсон, – выделяет он его фамилию. – А тебе известно, что она была шлюхой с ранних лет… шлюхой Максв…

Он не договаривает, когда я дергаюсь в его сторону, но тут же чувствую, как Джеймс меня останавливает и отпускает, а сам обходит, становясь теперь впереди.

Тэйт слегка приподнимает голову, и я вижу, как рядом с ним останавливаются пять незнакомых парней. Видимо, его дружки вне школы, поэтому парень усмехается.

Джеймс медленно обводит каждого взглядом, когда я чувствую, как меняется атмосфера.

– Полагаешь, они тебе помогут?

– Можешь проверить, – отвечает Роквуд.

– Не нужно, – я едва касаюсь руки Джеймса, когда замечаю, что охрана внутри уже поглядывает в центр, прямо на нас. – Нас всех выставят в таком случае.

Джеймс кажется очень напряженным, таким, словно вот-вот сорвется.

Да и я сама не против была бы врезать Тэйту, но уже проходила это. Он пользуется случаем, подставляет, а сам чудесным образом избегает проблем, вовремя уходя.

Джеймс выдает кивок для меня, а следующие слова уже говорит для Тэйта:

– Оставь ее в покое, Роквуд. Иначе ты пожалеешь о каждом своем слове. Откроешь свой грязный рот, и я лично позабочусь о том, чтобы ты больше никогда не заговорил.

– Ты здесь никто, – Тэйту хватает смелости и наглости тыкнуть ему пальцем в грудь. – Всего лишь ещё один новенький, который скоро поймет, где его место. – Он делает паузу. – Позже.

Убирает руку и отходит, чтобы уйти к барной стойке.

– Не обращай на него внимания, – произношу я. – Роквуд лает, но редко когда кусает. Он просто придурок, которого в детстве обделяли вниманием, поэтому это он таким образом его компенсирует.

Джеймс поворачивается ко мне, и его лицо тут же смягчается.

– Да, я понял. Встречал уже таких. В каждой школе есть особые засранцы.

Его высказывание забавит меня, и мы отходим в сторону, чтобы не мешать людям танцевать.

– Хочешь пить, Шоу? – киваю. – Колу?

– Да, пожалуйста.

Парень тоже кивает и говорит, что сейчас вернется, в чем я сомневаюсь, так как мы с Мэди прождали почти десять минут.

Стоит о ней подумать, как она тут же появляется в поле моего зрения, поэтому я едва склоняю голову набок и немного прохожу вперед, пока она идет ко мне.

Гарантирую, что первые ее слова будут о Джеймсе.

– Ну? И как он тебе теперь? – она улыбается во все зубы, продолжая при этом танцевать и держа в руках новый бокал с жидкостью другого цвета. – Вы так классно смотрелись со стороны… Ты бы видела! Придурок Тэйт всё испортил!

Я лишь улыбаюсь, видя, что на Мэди уже слегка подействовал алкоголь.

– Что ты молчишь, Шоу?

Я делаю ещё шаг и наклоняюсь к ней, чтобы просто сказать:

– Да, он мне понравился.

Мэди издает звук, похожий на писк, который тут же тонет в громкой музыке.

В следующую секунду вижу, как она резко наклоняется ко мне, а холодное содержимое её бокала выливается мне прямо на грудь и топ, даже попадает на волосы, которые ранее я убрала со спины и перекинула на плечо.

– Дерьмо… Вот дерьмо, – ругается подруга, а после резко оборачивается и смотрит на того, кто ее случайно толкнул.

– Прости, – раздается голос незнакомого парня, быстро теряющегося в толпе. Уверена, что он пьян и даже не понял, что сделал.

– Эй, стой!!! – она кричит в толпу, и на девушку начинают странно смотреть, когда я чувствую, как всё это уже впитывается в одежду. Благо, хотя бы штаны почти не задело.

Мэдисон поворачивается ко мне, когда ругается в очередной раз и закусывает губу.

– Прости, Шоу. Тот придурок толкнул меня и…

– Да, ничего страшного, – она пытается протереть пятно частью своего платья, задирая его слишком сильно. Я вырываюсь и беру ее руки в свои, заставляя взглянуть себе в глаза. – Эй, Мэди, всё в порядке. Правда, – едва отвлекаюсь от нее и смотрю в сторону бара, замечая темную макушку Джеймса. – Я отойду в уборную, попробую застирать это.

– Я с тобой.

– Нет. Лучше останься. Когда Джеймс вернется, то передай ему, что я сейчас приду.

Девушка поджимает губу и продолжает смотреть на меня извиняющимся взглядом.

Не знаю, что за алкоголь был у неё в стакане, но надеюсь, что красные пятно отстирается легче, чем я думаю.

Отпускаю её руки и помогаю сначала Мэди поправить свое платье, чтобы на неё не глазели, когда она продолжает тихо бормотать, но я все равно слышу.

– Придурок… Я запомнила его. Растяпа! И ещё так легко ушел, – её слова вызывают и у меня, и у неё улыбку, – если попадется мне ещё раз, то вылью на него что-нибудь. Надеюсь, он…

Улыбка с лица Мэди сходит слишком резко, и она даже осекается, смотря мне за спину и поднимая взгляд.

– Мэди? – обращаюсь к ней, когда она даже не моргает.

Хмурюсь и оборачиваюсь, желая понять, что это на неё нашло.

Мой взгляд натыкается на черную рубашку, с расстёгнутыми тремя верхними пуговицами, под которой я вижу гладкую грудь.

Поднимаю голову, мысленно отмечая, что человек передо мной так же высок, как и Джеймс.

Глаза скользят по шее и венам, что выступают на ней. Выше – по волевому подбородку, гладко выбритому лицу, слегка загорелой коже. Ещё выше – бледным губам и прямому носу. Выше… темно-зеленым глазам, цвет которых тут же всплывает в воспоминаниях. И выше – широким темным бровям. Наконец, по светлым волосам, которые небрежно зачесаны назад, открывая высокий лоб.

Я изучаю его лицо, убеждаясь в том, что вижу, после его тело, и мой взгляд натыкается на новые детали. Например, на закатанные рукава рубашки и тату в виде змеи, что находится на левой руке и скрывается под тканью одежды.

Все во мне замирает, кроме глаз, что продолжают блуждать и в конце концов останавливаются на его глазах.

Сердце начинает биться так громко и гулко, что стало пропускать по коже ток, изувечивая нервы.

– Привет, Шоу, – слышу и вижу, как он это говорит, но всё ещё не верю. Кажется, что этот голос… сильно изменившийся голос, принадлежит кому-то другому.

Его глаза также изучают меня, впитывая каждую черту.

Ощущения такие, будто он касается меня.

– Ник, – выдыхаю его имя, как будто это самое страшное ругательство. Или проклятие. Потому что для меня сейчас – это одно и то же.

Хмурюсь ещё сильнее и чувствую дрожь в пальцах, и он тут же это замечает, точно переводя туда глаза и едва склоняя голову.

Он спокойно стоит передо мной сейчас здесь, убрав руки в карманы брюк так, словно мы встретились случайно спустя неделю… а не спустя больше двух лет.

Делаю рваный вдох и медленно выдыхаю, когда Николас перемещает взгляд мне на грудь, там, где осталось пятно от напитка.

– Тебе нужно переодеться, Шоу. Пойдем.

Он кивает в сторону лестницы, ведущую на второй этаж, а после смотрит вновь на меня.

Прикусываю изнутри щеку, когда молча прохожу мимо него, стараясь не задеть плечом, не вдохнуть слишком глубоко его запах, не оглянуться. Иду в сторону, куда он и показал, чувствуя всем телом, что Ник идёт следом..

Я не думаю сейчас ни о чем другом кроме, как о нем.

Кажется, что это просто сон. Слишком нереальный, чтобы быть правдой, и слишком болезненный, чтобы быть сном.

Каждая черта его лица врезалась в память навечно. Он сильно изменился, очень сильно.

Поднимаясь по лестнице, я продолжила чувствовать его взгляд на своей спине, словно клеймо. Каждый шаг стал отдаваться гулким эхом в ушах, заглушая все остальные звуки.

Попыталась унять дрожь, но ничего к чертям не получилось.

Мы прошли мимо охраны, которая расступилась, и оказались в коридоре, где Ник пошел рядом со мной, ведя к третьей слева двери, которую открыл и пропустил в кабинет или что-то такое. Из-за большого стола и несколько кресел с массивным шкафом, я решила, что это именно кабинет.

Как только Николас закрыл дверь, то музыка стала звучать очень приглушенно, её практически неслышно.

Парень обошел меня и прошел к шкафу, когда я продолжила внимательно следить за его действиями.

Он неторопливо открыл самую нижнюю дверцу и вытащил оттуда футболку, чтобы после вновь подойти ко мне и протянуть её.

Я перевела взгляд с футболки на его лицо. И в ту же секунду внутри что-то взорвалось: вся злость, напряжение, обида, страх и бессилие… Размахнулась, чтобы в следующее мгновение дать ему звонкую пощечину.

Его голова даже не дернулась, лишь место от моего удара начало постепенно краснеть.

Сжала кулак, когда он произнес:

– Понимаю. Я заслужил это.

Дыхание оборвалось в очередной раз, когда мне захотелось его ударить во второй раз… или притянуть и обнять. Две половины начали бороться во мне, из-за чего я лишь сильнее задрожала, а после сделала шаг, что разделял нас, и обняла его.

Просто обняла и окончательно убедилась в том, что он реален.

Его руки, что продолжают держать футболку, тут же смыкаются на моей талии.

Слёзы предательски начали подступать к глазам, но я постаралась сдержаться, не желая показывать свою слабость.

Почувствовала, как бьется его сердце, быстро и неровно, словно вторя моему собственному.

– Я думала, что ты умер… – начала быстро произносить всё то, что долго было внутри, – … вернее, сначала так думала. После, что ты заболел… и твой отец увез тебя. Думала, что ты в коме… поэтому и не выходишь на связь, но те подарки… Ты ничего не объяснил. Затем я снова подумала, что ты умер… исчез… – голос обрывается, но я вскоре продолжаю. – Ты просто исчез! Больше двух лет прошло, а от тебя я даже никакого сообщения не получила. Ничего…

Хочу его ударить. Ещё раз.

Моё тело дрожит.

Рука Николаса перемещается с моей талии на затылок, и он начинает гладить меня, как делал это, когда мы были детьми.

Упираюсь лбом ему в грудь и теряюсь в том, что чувствую. Не только облегчение, но и злость вперемешку с обидой. Всё внутри клокочет, будто вулкан на грани извержения.

Не знаю, сколько времени проходит, прежде чем он нарушает молчание.

– Прости, – шепчет Ник, и у меня внутри всё от этого слова переворачивается.

Отстраняюсь также первой и отступаю на два шага, так как иначе не смогу нормально разговаривать.

– Прости? За что именно, Ник? За то, что не писал? Или за резкий отъезд? Или то, что я увидела тебя сегодня здесь… Случайно. Ты вообще планировал возвращаться?

Эйфория от его возвращения немного поутихла, но поднялась злость.

Я сложила руки на груди, смотря на то, как Николас продолжает… смотреть на меня, всё ещё не отпуская футболку, которую я не спешу принимать.

– За всё, Шоу. Прости за то, что оставил тебя тогда.

Он делает полшага навстречу, когда его слова ранят меня еще сильнее, чем пощечина, которую он получил минуту назад.

Оставил…

Николас вздыхает, его взгляд становится тяжелым.

– Я провел всё это время в частной клинике, – начинает объяснять он. – Ты же помнишь, каким я был в детстве… болезненным. Отец кое-что придумал, когда у меня случился ещё один приступ, только более серьезный, – в детстве у него могло обостриться что-то из болезней, иногда он даже в больницу из-за этого попадал. – Сначала он меня перевез в одно место, но там моё состояние ухудшилось и я даже в кому впал, поэтому и не мог с тобой связаться. После меня перевезли в другое место, где и помогли. Через несколько месяцев я пришел в себя и думал тебе написать, но… боялся, что уже поздно. Ведь столько времени прошло.

– Лучше было бы написать. Незнание всегда пугает страшнее всего остального, Ник.

– Сейчас я уже это понимаю, а тогда – нет, – я всё ещё продолжаю неотрывно следить за ним, всё больше убеждаясь в том, что этот Ник… немного другой от того, который сохранился в моих воспоминаниях. Он даже стоит по-другому… – Лекарство, что мне начали давать, постепенно стало помогать и сначала избавлять от боли, а после и излечивая корни проблем. Я полностью вылечился пару месяцев назад и, как видишь, изменился. – Сглатываю ком, вставший в горле. Слова Николаса звучат правдиво, но от этого не легче. – Хочу, чтобы ты знала правду, Шоу. Чтобы понимала, что я не исчез просто так, без причины. И… я хотел тебя увидеть, прилетел только сегодня. Собирался заехать завтра перед началом учебы…

– Ты возвращаешься в школу?

– Да.

Молчу, обдумывая всю услышанную информацию.

Он никогда прежде не врал мне. И я помню его в тот день, когда видела в последний раз перед его отъездом. Ник был слишком бледным, даже болезненно-бледным, и ушел он посреди урока, практически выбежав из класса. Я тогда вышла за ним через минуту, но в коридоре школы не обнаружила. Он словно… испарился.

– Вылечили от всех болезней? – переспрашиваю у него, цепляясь именно за это. – Как такое возможно, Ник?

– Отец нашел тех, кто создал кое-что особенное. То, что могло помочь и помогло.

Я выдаю медленный кивок, будто это всё объясняет, хотя на самом деле ещё больше думаю об этом.

Возможно, когда ты богат, то тебе открываются иные дороги, не доступные простым смертным.

Воздух кажется мне всё ещё тяжелым, а от атмосферы мурашки так и продолжают блуждать по телу.

Изучаю его лицо, пытаясь найти хоть малейший признак неискренности, но вижу лишь усталость и искреннее раскаяние. Новые черты, проступившие в его облике, делают его более взрослым, более… опасным. Исчезла та мальчишеская угловатость, которую я помнила.

– Что это за лекарство? – вырывается у меня. – Что… оно с тобой сделало?

– Это неважно, Шоу, – спокойно отвечает парень передо мной. – Важно то, что я здесь, и я здоров. И я хочу все исправить. Знаю, что причинил тебе боль, и мне очень жаль. Но я надеюсь, что ты сможешь меня простить.

Он делает еще один шаг навстречу, и я не отступаю. Между нами почти не остается пространства.

Закрываю глаза, пытаясь собрать себя воедино, по кусочкам, прежде чем ответить. Слишком много всего обрушилось на меня за последние несколько минут.

Сначала чувствую легкое, почти невесомое прикосновение к своим волосам, по которым он аккуратно проводит пальцами, будто бы измеряя их длину. Да, раньше я любила короткие волосы, до плеч, чтобы ничего с ними не делать. Папа не обладал навыками плетения кос.

Открываю глаза и смотрю в его.

Сомнения гложут меня изнутри, но вместе с тем во мне теплится надежда. Надежда на то, что теперь всё будет, как раньше. Да, мне нравились те времена… Я не чувствовала себе тогда, как сейчас. Одиноко.

– Переоденешься? – спрашивает он, когда я наконец-то забираю из его рук футболку. – Ванная там.

Рукой Ник указывает на одну единственную дверь у дальней стены, скрытую в темноте, поэтому я обхожу его и захожу в ванную, закрывая за собой дверь.

Взгляд скользит по обстановке, и я только сейчас мысленно задаюсь вопросом, почему на втором этаже более никого нет.

Снимаю мокрый топ и надеваю футболку, которая достает мне до середины бедра.

Думаю о том, чтобы сразу застирать топ, но оставляя эту затею, так как не хочу тратить лишнее время. Перед тем, как выйти то кидаю быстрый взгляд в сторону зеркала, замечая свой новый стиль: волосы мокрые на кончиках, так как ранее я успела их смочить водой, чтобы они не слиплись, и мужская футболка.

Держу в руке топ, когда выхожу из ванной и вижу, что Николас изучает какие-то документы на столе, но сразу же их откладывает в сторону.

– Этот клуб принадлежит твоему отцу?

– Да.

Стоило и догадаться.

Между нами снова возникает непродолжительная и даже какая-то неловкая тишина. Я не знаю, как себя с ним вести… даже не знаю, что и сказать. У меня за два года почти ничего и не изменилось, а у Николаса, кажется, совсем другая жизнь. Сейчас, глядя на него, я теперь отчетливо вижу перед собой не просто мальчишку, с которым мы вместе лазили по деревьям, смеялись и дурачились, а вижу действительно наследника своего отца. Всё в нем буквально кричит об этом, начиная со стиля одежды, того места, где он находится, как ведет себя и даже как просто смотрит.

И я. Которая даже выглядит нелепо, в этой футболке и джинсах.

В голове роятся тысячи мыслей, но ни одна из них не складывается в связную фразу.

Взгляд случайно касается часов, что висят на стене, и я вспоминаю.

– Мне нужно уже домой, – произношу я. – Обещала папе вернуться до полуночи.

– Я отвезу тебя.

– Не стоит, я приехала сюда с Мэди и…

Осекаюсь, когда думаю о девушке и о том, что просто развернулась и ушла, оставив ее там. А ещё Джеймс.

Вот чёрт.

– Если она ещё здесь, то заберем и её. Я отвезу вас, – предлагает Ник, и эта идея мне нравится, поэтому соглашаюсь.

Мы выходим отсюда, чтобы направиться обратно в сторону лестницы, и я думаю о Джеймсе, о том, что получилось не очень красиво.

Если увижу его сейчас, то извинюсь. Думаю, это будет правильно.

Когда спускаемся уже по ступенькам, то Ник идет буквально в шаге от меня. Кажется, что если я резко остановлюсь, то он врежется в меня, но проверять не буду.

Пытаюсь в толпе отыскать темную макушку Мэди, но это практически нереально. Думаю о том, что, возможно, она и не захочет сейчас уезжать, но не спросить не могу.

– Она там, – Ник останавливается рядом, указывая в определенную сторону.

– Откуда ты знаешь?

– Попросил найти её по камерам.

Николас пошел в этот раз впереди меня, а я следом, соблюдая дистанцию в пару шагов и пялясь ему в спину.

Если бы мне пришлось пробираться сквозь толпу, то перед ним все просто расходятся.

В нем чувствуется какая-то сила, невидимая, но ощутимая. Будто его окружает аура уверенности, заставлявшая людей невольно уступать ему дорогу.

Страх добавился ко всем остальным моим ощущениям, от того, что я всё больше чувствую неуверенность… что не знаю его. Это тот же Николас Максвелл или на его месте теперь кто-то другой?

Он останавливается, и я становлюсь рядом с ним, замечая в стороне Мэди, которая держит за руку Рэйфа, кузена Джеймса, и что-то ему говорит.

– Я сейчас, – говорю Нику и иду к подруге, каждой клеткой тела ощущая взгляд парня.

Они замечают меня раньше, чем я успеваю подойти.

Мэди округляет глаза, смотря на мой внешний вид, а Рэйф сначала глядит на меня, а после сквозь, назад, туда, где стоит Ник. И я вижу эмоции удивления и неверия в его взгляде.

– Мне уже пора, Мэди, – обращаюсь к девушке, – поедешь со мной или ещё останешься?

– Поеду. Думаю, что мне тоже хватит, – кивает девушка, когда я смотрю на Рэйфа.

– А Джеймс… уехал? – если парень и удивляется моему вопросу, то вида не подает.

– Нет. Должен быть ещё где-то здесь.

– Тогда передай ему мои извинения, – прошу его, на что он выдает напряженный кивок.

Мэди прощается с Рэйфом, и мы уходим, когда девушка берет меня под руку и тихо спрашивает:

– Это футболка Николаса Максвелла?

– Да.

Мы подходим к Нику и дальше уже втроем покидаем клуб, только не через главный вход, а через задний, оказываясь на улице, где никого нет. Только припаркован автомобиль.

Ник достает ключи и разблокирует машину, чтобы после подойти к пассажирской двери и открыть её.

– Охереть не встать. Я поеду на роллс-ройсе! – шепчет Мэди и округляет глаза, когда Ник открывает и вторую дверь, только сзади.

Девушка садится назад, и я бы тоже села к ней, но так как дверь уже открыта, то села вперед.

Николас обошел автомобиль и сел за руль, когда Мэди подала голос сзади:

– А как же личный водитель? Я думала, что вы, богачи, не передвигаетесь без личного водителя и охраны.

Зная её, она это сказала не со зла и без какого-либо упрека, просто высказала то, что думает.

– Я предпочитаю водить сам, – Николас заводит двигатель и начинает медленно трогаться.

– Вот это, конечно, ты неожиданно вернулся, – начинает болтать Мэдисон, когда я просто смотрю вперед, – и ты прям изменился. Вернешься в школу?

– Да. Скажи свой адрес.

Мэди называет адрес, и я так понимаю, что сначала он довезет её.

Девушка подтягивается к нам и облокачивает руки на оба сидения, продолжая болтать и даже говорит о том, что я тут ни с кем, кроме неё больше не общалась с момента его исчезновения.

Я молчу, хотя не желаю, чтобы она это говорила. Каждый её вопрос, каждое слово режут по живому, напоминая о годах, проведенных в ожидании.

До дома она так и не умолкает, сыплет вопросами, то и дело поглядывая то на меня, то на Ника, из-за чего чувствую себя не в своей тарелке.

Наконец, когда мы подъезжаем, то я незаметно выдыхаю с облегчением.

Она прощается, старается крепко обнять меня и, напоследок, бросает многозначительный взгляд на Ника.

Оставшись вдвоем, мы погружаемся в тишину, которая давит на меня сильнее, чем все вопросы Мэди. Я смотрю в окно, стараясь не встречаться взглядом с Николасом, но чувствую его пристальный взгляд на себе. После мы снова трогаемся и проезжаем совсем немного до моего дома, адрес которого он прекрасно помнит.

Ник заглушает двигатель, и фары автоматически выключаются, погружая пространство за окном в полную темноту.

Замечаю, куда именно он смотрит. На мой дом, откуда из окна горит свет. Папа ещё не спит. Переводит взгляд на гараж, где сейчас стоит лишь машина отца.

– Я продала её, – произношу и буквально разрезаю этими словами тишину. – Пару месяцев назад.

Я подумала, что увижу в его глазах недовольство или хотя бы Ник что-то спросит, но вместо этого парень выдал самый обычный кивок.

– Даже не спросишь, почему я так поступила?

– Если ты это сделала, значит была причина. А какая – неважно.

Он отворачивается от окна и смотрит на меня, когда я чувствую то самое напряжение, что и было ранее, в клубе.

Время будто замирает. Пространство сжимается между нами. Всё вокруг исчезает – звуки, улица, ветер.

Ник так ничего и не говорит, просто продолжает смотреть. Я не знаю, о чём он думает, не могу прочесть в его лице ни одной эмоции, но чувствую, что внутри него бушует не меньше, чем внутри меня.

Без понятия, сколько так проходит времени, но я замечаю, как дверь в моем доме открывается, и оттуда выходит папа. Конечно же, он сразу замечает автомобиль, не вписывающийся в остальную обстановку нашего района. И он уже знает, кому может принадлежать эта машина.

Ник прослеживает за моим взглядом, а отец всё ещё нас не видит из-за тонированных окон.

Отстегиваю ремень безопасности.

– Я заеду завтра за тобой перед школой.

– Хорошо. Я… я рада, что ты вернулся, – тихим голосом признаюсь я и улыбаюсь.

Его губы тоже складываются в линию улыбки, ту самую, которая мне хорошо знакома.

Николас выходит первым, когда я уже собираюсь открыть дверь, и успевает обойти машину, чтобы сделать это вместо меня.

Выхожу, сжимая в руке свой топ, и смотрю на папу, что остановился на пороге.

Ник остается стоять у машины, когда я медленно подхожу к дому и кожей чувствую изменившуюся и накалившуюся до предела атмосферу.

Ни папа, ни Ник не здороваются друг с другом, просто смотрят и всё.

Когда дохожу до родителя, то оборачиваюсь и вижу, что Ник стоит возле машины, облокотившись на неё и убрав руки в карманы брюк. Смотрит.

В глазах отца читается неодобрение, смешанное с тревогой. Он всегда был очень осторожен в отношении меня, оберегая от всего, что могло причинить боль.

До двенадцати лет он не особо выражал свое неодобрение по отношению к Нику, думал, что наша с ним дружба вскоре закончится, но с каждым днем взгляд отца менялся, как и его отношение к Нику. Не могу сказать, что именно он о нем думал, но родитель был недоволен. Нашим общением и какому-либо контакту. А когда Ник внезапно исчез, то словно с облегчением выдохнул.

Прежде, чем зайти окончательно в дом, то оглядываюсь ещё раз и наши взгляды с парнем встречаются, я замечаю в его глазах что-то, что не могу расшифровать. Что-то темное и притягательное одновременно.

Когда я оказываюсь уже внутри, подхожу на кухню и наливаю стакан воды, а через время заходит и папа.

– Я так понимаю, что он вернулся.

– Да.

– Почему на тебе его одежда, Шоу?

– Мэди случайно вылила свой напиток, а Ник дал мне во что переодеться.

Папа кивает, когда я продолжаю ждать его слов. Тех самых, где он обычно говорит, что мне лучше держаться от него подальше, но ничего подобного не происходит.

– Ты опоздала на семь минут. Иди спать.

– Спокойной ночи, пап, – отзываюсь, когда не понимаю, что это с ним. Да, он недоволен, но выражает это в крайне странной форме.

Поднимаюсь к себе в комнату, переодеваюсь в домашнюю одежду и ложусь на кровать, думая о сегодняшнем вечере, о Нике. О его молчании, о напряжении между ним и моим отцом, о том, почему он не спросил о машине.

Поднимаю правую руку и смотрю на внутреннюю сторону ладони, на шрам. Касаюсь двумя пальцами и медленно провожу по нему.

Джеймс

Вчера я видел, как она ушла с ним. А сегодня увидел, как на парковку подъехала тачка стоимостью, которую я могу себе только представить. Белая, сверкающая, как свежевыпавший снег, с тонированными стеклами, скрывающими тех, кто внутри.

Она тут же приковала внимание тех, кто оказался рядом.

Мы с кузеном подъехали немногим раньше.

Сначала оттуда никто некоторое время не выходил, когда с разных сторон послышался свист, но я уже знал, кого увижу. Чуть позже двери открылись синхронно, и моя челюсть сжалась.

Воспоминания о вчерашнем вечере вспыхнули в голове, обжигая, словно угли.

Мы танцевали с ней и, хотите зовите меня хреновым романтиком или ещё кем, но в тот момент я ощутил нечто особенное. Ее улыбка, смех, легкий и мелодичный, эхом отдавался в моих ушах даже сейчас.

На них тут же обратили внимание абсолютно все, каждый начал о чем-то шептаться, не скрывая этого. Максвелла узнали.

Признаюсь, по рассказам Рэйфа я представлял себе его совсем иначе, думал о нем, как о запуганном мальчишке, а на деле оказалось… совсем иначе.

Они двинулись в сторону входа, когда кто-то что-то крикнул в их сторону.

Я заметил, что в этот самый момент Максвелл едва сбился с шага, словно собирался что-то сделать или сказать, но лишь кинул быстрый взгляд в сторону говорившего, улыбка которого тут же сошла на нет.

Интересно.

Кузен похлопал меня по плечу.

– Я же говорил тебе, Джеймс. Самый плохой вариант.

– Я всё ещё так не думаю.

– Серьезно? Лучше не лезь в это. Неужели, она тебе так в душу запала? – я не ответил, но Рэйф и так всё понял, поэтому покачал головой. – Тогда могу пожелать лишь удачи. Конечно, он изменился…

– Раньше он был другим?

– Конечно. Как я, только даже ещё меньше и ниже, – сообщил кузен, поправляя очки. – Как за два года можно так измениться? Если я у него спрошу, думаешь, он расскажет секрет? Хотя нет. Я даже не подойду к нему.

– Почему ты его так боишься?

– Я уже отвечал, а ты не поверил и не веришь. Он не только манипулятор, но и с головой у него не всё в порядке. Я серьезно.

Его слова заставили меня нахмуриться. Я всегда считал Рэйфа немного параноиком, склонным к преувеличениям. Но в его голосе сейчас прозвучала неподдельная тревога, а взгляд оказался полон беспокойства.

Невольно взглянул в сторону Максвелла и девушки, которые уже скрылись за дверьми.

Мы вышли из машины и направились туда же, когда со всех сторон послышались разговоры о Максвелле. Да он тут, смотрю, был звездой.

Прислушиваюсь и в основном говорят о том, как он изменился, и это подстегивает во мне ещё больший интерес.

Мы с Рэйфом разделяемся, и я направляюсь в сторону класса, куда захожу и замечаю, что Максвелл сидит позади Шоу. Ну, конечно. Этого стоило ожидать.

Девушка встречается со мной глазами, и я замечаю в них вину. Да, Рэйф вчера передал её извинения. Пока иду к месту перед ней, то вновь смотрю на парня позади, когда он поднимает взгляд и упирается им в меня.

Там нет ни тени приветствия, лишь холодный, пронизывающий взгляд, словно он сканирует меня насквозь. Словно оценивает, взвешивает и уже заранее выносит приговор.

Сейчас я чувствую то, что уже пережил однажды, когда отец занимался тем, чтобы сделать из меня солдата. Методичный, давящий. Ни шага в сторону, ни проявления слабости. Только дисциплина, контроль, подчинение. Я помню, как это чувствовалось тогда, словно тебе не оставляют пространства для дыхания, как будто кто-то стягивает невидимую петлю у тебя на горле с каждым неверным движением. Отец даже до сих пор верит, что я свяжу свою жизнь с армией.

Подавление. Дерьмовое ощущение, к которому за столько лет у меня выработался иммунитет.

– Привет, – слышу голос Шоу, когда дохожу до парты и сажусь за стол. Смотрю уже на девушку.

– Привет.

Она более ничего не говорит, как и я, хотя понимаю, что девушка желает ещё что-то сказать.

Преподаватель входит в класс, и все замолкают. Занятие начинается, но я не могу сосредоточиться. В голове крутятся слова Рэйфа, его предостережения и рассказы о том, каким Максвелл был раньше. Неужели он действительно так сильно изменился?

***

Когда занятие заканчивается, то я задерживаюсь в классе и замечаю, что и несколько парней тоже здесь остались, в том числе и Тэйт.

– Не верится, что ты вернулся, Максвелл, – произносит Роквуд, и я думаю о том, что ему нужно обязательно к кому-то цепляться. – Думал, что ты уже сдох, а твой отец заделывает нового наследничка.

Поднимаю взгляд и вижу, что Тэйт усмехается, когда Максвелл не реагирует на провокацию, он просто стоит и ждет, пока Шоу соберет свои вещи.

– Чего это с тобой стало? Какие стероиды принимал? – не унимается он, когда Шоу берет сумку в руку, а Тэйт тут же прослеживает за её действиями. – Даже не думай, Брайс. Второй раз не выйдет. Обычно я не бью девушек, но ты уже давно напрашиваешься на это, поэтому могу сделать и исключение.

– О чем он? – спрашивает Максвелл у Шоу.

– Я ударила его на днях, – спокойно отвечает девушка.

– Ты должна поблагодарить, что я не дал сдачу. Встанешь на колени и, возможно, я прощу и даже на некоторое время мы забудем о вас.

Когда Шоу делает крохотный шаг по направлению к нему, то её останавливает именно Максвелл, чтобы взглянуть в глаза Тэйта.

– Извинись.

– Что? – он начинает смеяться, и другие поддерживают этот смех. – Вы слышали? Максвелл хочет, чтобы я извинился… и перед кем? Очередной шлюшкой? Скажи, мне интересно, она действительно так офигенно отсасывает?

Роквуд продолжает смеяться, когда я уже собираюсь вмешаться, но не успеваю этого сделать, ведь Максвелл делает два шага и, замахиваясь, бьет его в челюсть.

Голова Тэйта дергается, и тот падает на пол, ударяясь дополнительно о парту.

Кровь вытекает из его рта, когда парень даже не шевелится.

Смех тут же прекращается, на лицах присутствующих застывает шок, когда Николас просто опускает руку и смотрит на тело под своими ногами.

– Сказал же. Извинись, – тихо говорит он, и я не вижу его взгляда, зато замечаю Шоу, что не менее потрясена.

– Ему нужна помощь, – произносит кто-то из толпы, – он же не шевелится… Позовите врача и директора!

Паника начала медленно просачиваться в атмосферу класса. Кто-то робко достал телефон, дрожащими пальцами набирая номер скорой. Другие, словно загипнотизированные, не в состоянии отвести взгляд от неподвижного Тэйта.

Максвелл медленно повернулся к Шоу, его взгляд смягчился. Он протянул руку и коснулся ее щеки, стирая невидимую пылинку.

Я отмер, замечая, как девушка замерла.

– Шоу, ты в порядке? – обратился к ней, игнорируя остальных и остановился так, чтобы оказаться по другую сторону от неё.

Она взглянула в мои глаза и выдала напряженный кивок, когда после просто сжала сумку и вышла из класса, практически выбежала. В этот самый момент в класс вошел учитель и сказал, чтобы мы все отошли, и мы с Максвеллом вновь пересеклись взглядами.

Ему это не нравится. Всё в нем выдает хорошо знакомое состояние. Такое, словно он готов кинуться на меня.

Больной ублюдок.

В класс влетает директор, и я посылаю Николасу усмешку, после чего выхожу отсюда, зная, что его задержат и желая догнать девушку.

Глава 4

Он ударил его! Один раз и так, что Тэйт потерял сознание, если вообще не… не умер.

Да, я тоже прибегала ранее и до этого к физическому насилию, но это было другое. А Ник там… сделал то, что никогда не делал.

Он никогда в жизни не нападал и не ударял первым.

Сердце сильно колотится в груди, и я желаю просто сбежать из школы, ведь более не уверена в собственных мыслях, убеждениях.

И самое главное. После он повернулся ко мне и коснулся так, словно ничего не сделал. Словно для него это… сущий пустяк.

Взгляд Ника был пустым, словно за застывшей гладью озера пряталась бездонная пропасть. В этом взгляде не было ни сожаления, ни раскаяния, лишь какое-то отстраненное равнодушие, которое пугало больше, чем сама жестокость удара.

Я испугалась его. Впервые в жизни я испугалась того, кого считала лучшим другом, кому доверяла.

Кажется, что это кто-то другой, кто-то чужой, скрывающийся под знакомой маской.

Касание его руки в тот момент обожгло, словно прикосновение раскаленного металла.

Иду на стадион, где в это время никого не должно быть, так как занятия начинаются на несколько часов позже.

Поднимаюсь на трибуны на самый верх и смотрю на грозовое небо и молнию, что яркими вспышками озаряет пространство вокруг.

Сажусь и думаю, ведь другое мне и не остается. Я даже не знаю, что с Тэйтом… И что теперь будет с Ником. Несмотря на всё, я также переживаю о нем. Это, наверное, ненормально. Я не знаю.

В голове пульсирует только одна мысль: что, если Тэйт мертв? Это невозможно, это просто не может быть правдой. Но эта мысль, словно кинжал, раз за разом вонзается в сознание, отнимая прежний покой.

Гроза усиливается, словно отражая бурю в моей душе. Каждая вспышка молнии подчеркивает хаос, царящий внутри.

Не знаю, сколько именно проходит времени, когда я замечаю движение и поднимаю голову, чтобы тут же наткнуться на Джеймса.

Он смотрит на меня и присаживается рядом.

– Зачем ты здесь? – спрашиваю у него и едва хмурюсь.

– Захотел убедиться, что с тобой всё нормально.

– Со мной всё нормально. Это же не меня там ударили, – нервно сглатываю, когда сообщаю это и понимаю, что, возможно, я несколько груба, но я не просила его идти за мной.

– Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, – говорит он тихо. – Это тяжело.

Сомневаюсь. Вряд ли у Джеймса был друг, который внезапно исчез и вернулся другим человеком.

Молчу, как и парень рядом.

Сейчас мне хочется побыть одной и даже думаю, чтобы встать и уйти, не понимая, почему он пошел за мной. Убедиться, что всё нормально? Мы знакомы около недели.

Хмурюсь ещё сильнее, когда размышляю обо всём этом.

По итогу, так и поступаю. Встаю и ухожу, надеясь, что он не последует за мной. Но надежды тщетны.

Я спускаюсь с трибун и слышу позади себя шаги, из-за чего раздражаюсь только сильнее.

Когда оказываюсь внизу, то решаю сократить путь через стадион, чтобы уйти домой.

Джеймс молча следует за мной.

Останавливаюсь в тот момент, когда очередная вспышка освещает всё вокруг, и резко оборачиваюсь.

– Почему ты идешь за мной, Джеймс? – гремит гром, поэтому я повышаю голос. – Хватит. Ты не знаешь меня, а я тебя. Не нужно… – обвожу воздух руками, так как не знаю, как всё правильно сформулировать, – не нужно делать вид, что тебе не всё равно, потому что мы знакомы с тобой неделю. Мы даже не друзья.

Очередной раскат грома, и небо словно лопается, так как капли дождя обрушиваются на землю словно из ведра.

Из-за дождя я мгновенно становлюсь мокрой, волосы прилипают к лицу, и становится холодно.

– Мне не всё равно.

Смотрю на то, как из-за дождя его футболка прилипает к телу, как влажные темные волосы падают на лоб и с них скатываются капли одна за другой.

Понимаю, что с ним сейчас бесполезно разговаривать, поэтому разворачиваюсь и быстрым шагом иду через весь оставшийся стадион, не обращая внимания на мокрую одежду, обувь и холод.

Оглядываюсь два раза и понимаю, что он так и следует за мной.

Какой упертый.

Срываюсь на бег, уже оказываясь за территорией школы и бегу по улице, желая добраться до дома, как можно быстрее.

Я всё ещё чувствую его взгляд на себе, ощущаю эту неловкую близость почти незнакомого человека. Но остановиться и поговорить не могу.

Дождь так и не прекращается, а кажется, только усиливается.

Когда дыхание срывается, то снова перехожу на шаг и оборачиваюсь.

Да вы издеваетесь.

Подхожу к дому и смотрю на то, как Джеймс останавливается рядом с дорогой, не заходя на территорию.

Чувствую ещё большее раздражение в груди из-за того, что он всё это время шел за мной.

Стою уже возле двери и поджимаю губы, когда думаю о том, что он весь промок, как и я, впрочем.

Вставляю ключ в замок и поворачиваю два раза, чтобы после приоткрыть дверь и замереть.

Чёрт, как я не люблю это чувство.

Оборачиваюсь и выхожу обратно под дождь, двигаясь прямо к нему.

– Это ничего не значит. Мы всё ещё не друзья, – говорю ему и беру за руку, мысленно отмечая то, какая она теплая, словно он и не промок до нитки.

Веду его в сторону своего дома и заставляю зайти, чтобы после закрыть дверь и тут же разуться.

Я захожу в ванную и беру два полотенца, а когда возвращаюсь, то замечаю, что Джеймс стоит на том же месте.

– Ты можешь пройти, – обращаюсь к нему. – Можешь снять футболку, я положу её в сушилку.

Он разувается и идет следом за мной, в ванную, где есть сушилка.

Оборачиваюсь и приподнимаю голову, чтобы объяснить, как её включить, а сама ухожу на кухню, чтобы поставить чайник. Параллельно достаю из холодильника еду и делаю нам бутерброды, раскладывая их по тарелкам.

Сейчас думаю о том, что он второй парень, который оказывается у меня дома. Первым и единственным был Ник, а больше я ни с кем и не общалась.

Иду к себе в комнату и там переодеваюсь в сухую одежду, думая о том, что неплохо было бы дать Джеймсу штаны, но у меня нет мужской одежды. Папина будет ему мала, да и… это странно.

Выхожу обратно, спускаясь, и замираю, когда вижу Джеймса без футболки, стоящего на кухне.

Мой взгляд блуждает по его телу, по груди и плечам, волосам, которые еще мокрые и с них падают капли прямо на тело.

Смотрю на цепочку, серебро которой контрастирует с цветом его кожей.

Дыхание на мгновение перехватывает, и ощущаю, как кровь приливает к щекам.

Спешу отвести взгляд и неловко кашляю, проходя на кухню и выключая чайник.

– Можешь садиться, – произношу, стараясь, чтобы голос звучал ровно, и указываю ему на стул.

Он кивает и опускается на стул, а я продолжаю возиться, доставая кружки и пакетики с чаем. Наливаю кипяток и ставлю всё на стол.

Стараюсь смотреть ему в глаза, а не на оголенное тело.

– Спасибо, – благодарит Джеймс, и я просто киваю, когда мы начинаем есть так, словно голодали до этого несколько дней.

В голове крутится тысяча мыслей, но ни одна из них не складывается в слова. Чувствую себя немного растерянной, и это чувство мне не нравится.

Он заканчивает первым, допивая чай, поэтому и задает вопрос:

– Что тебя с ним связывает?

– Зачем тебе это? Я уже спрашивала, но спрошу ещё раз. Зачем?

– Ты мне нравишься.

Его слова бьют прямо в сердце, заставляя не только растеряться, но и ощутить себя… странно.

Я отставляю недопитый чай, чувствуя, как внутри все сжимается от его признания. Нравишься… Простое слово, но оно эхом отдается в моей голове, вызывая бурю противоречивых эмоций.

Опускаю взгляд на свои руки, рассматривая тонкие линии на ладонях, словно там кроется ответ.

– Мы знакомы неделю, – напоминаю ему.

– И что?

Вижу, что Джеймс и правда не видит в этом ничего такого. Он кажется предельно честным и открытым.

– Мы с Ником знакомы с детства, – отвечаю я и тяжело вздыхая, так и не понимаю, зачем собираюсь ему всё это рассказать. – Раньше над ним издевались, а я часто вмешивалась. Так мы с ним и сдружились, а после он исчез… И вот недавно спустя больше двух лет появился. Он был моим лучшим другом, – замолкаю и взглядом гипнотизирую свою кружку с недопитым чаем, – но то, что я сегодня видела… это так непохоже на него. Кажется, что и не он вовсе. Я не знаю… не уверена, что тот мой лучший друг ещё остался.

– Люди не меняются. Просто со временем лучше скрывают свою сущность или, наоборот, она всё чаще прорывается наружу.

– Хочешь сказать, что, возможно, я Ника никогда и не знала?

– Нет. Ты просто могла не знать о том, что в нем есть нечто подобное, что он сдерживал до определенного момента.

Жестокость? Или что-то ещё более темное?

Допиваю чай, когда Джеймс встает и убирает посуду в раковину, чтобы тут же вымыть её. Когда парень заканчивает, то его взгляд касается холодильника.

Джеймс подходит, и я вижу, куда именно он смотрит.

Там висит наше фото с папой, прикрепленное по сторонам магнитами. На нем я с оружием, которое длиной почти с меня. Я улыбаюсь во все зубы, потому что счастлива, что папа взял в тот день меня с собой на охоту.

– Твой отец?

– Да.

– Вы похожи. Умеешь стрелять?

– Да, – ещё один утвердительный ответ, когда Джеймс поворачивается ко мне, намереваясь что-то сказать, но не успевает, так как в этот момент мы слышим стук в дверь.

Хмурюсь, когда смотрю на часы и понимаю, что ещё слишком рано. Папа должен быть на работе. Да и стучаться он бы не стал, а просто открыл бы дверь. Если только ему не позвонили из школы и не сообщили, что меня нет на уроках, тогда… папа мог сразу приехать сюда.

– Постой тут, Джеймс. Если это мой отец, то… советую тебе исчезнуть. Если он увидит парня в своем доме, тем более, в таком виде, то достанет то самое ружье с фото.

Джеймс улыбается, наверное, думая, что я шучу, но это правда.

Иду к двери и открываю её, чтобы замереть в очередной раз.

Дождь всё ещё льет, как из ведра, но одежда Ника полностью сухая, только волосы едва намокли.

Он смотрит на меня и говорит:

– Я напугал тебя, Шоу.

– Что ты здесь делаешь?

– Зашел извинится.

– Не передо мной тебе надо извиняться, Ник. А перед Тэйтом… который… Что с ним?

– Он уже в больнице. С ним всё будет нормально, – киваю и даже выдыхаю, когда так и продолжаю держаться за дверь.

Между нами возникает то самое ощутимое напряжение, что волнами проходит по телу.

Николас поднимает взгляд выше и смотрит мне за спину, когда выражение его лица тут же меняется.

Ник делает шаг вперед, когда я продолжаю стоять на месте.

– Что он тут делает?

Оборачиваюсь и замечаю полуголого Джеймса.

– А что? Мне для этого требуется твое разрешение? – спрашивает Джеймс и выгибает бровь.

Ник делает ещё шаг, заходя внутрь, и я тут же выставляю руку, упираясь ладонью ему в грудь.

Атмосфера накаливается, и я останавливаю его таким единственным способом, чувствуя сердцебиение парня.

Его взгляд темнеет, приобретая тот самый оттенок моего любимого цвета.