Я больше не…

– Даже рожденные бурей люди могут быть слабыми! – декламировала Наташа, прикрыв глаза. В одной руке – гусиное перо, в другой – блокнот, а перед ней – огромный зал на четыре тысячи мест. Слепящий свет прожекторов со всех сторон бьёт по глазам, восторженные фанаты кричат и размахивают телефонами, вспышки фотокамер почти не различимы в этом ярком хаосе. Её голос усиливается микрофоном и разносится во всему залу. Поклонники, раскрыв рты, ловят каждое слово, произнесённое Наташей. Они следят восторженно за каждым движением руки, ноги или головы, которое она небрежно роняет со сцены. Зрители вокруг затаили дыхание, чтобы ненароком не пропустить главных слов. Она для них – творец, глоток счастья, проводник в мир нового. Она несёт им истину через стихи. Наконец Наташа произносит последнее слово, делает лёгкий кивок в сторону взбудораженной публики и ждёт реакцию из зала. И этот момент настал: раздаются долгожданные аплодисменты. Но они какие-то хлипкие, вялые, безжизненные. Словно со всего многотысячного зрительного зала только два человека по достоинству смогли оценить её творчество. Наташа резко открывает глаза и…

…огромный зал растворился, уменьшившись до пределов её комнаты. Вместо софитов в глаза бьёт лампочка из люстры с той стороны, где откололся лепесток от стеклянного цветка на плафоне, и глазам от этого больно. Оказывается, Наташа уже стоит на деревянном стуле, а не на огромной сцене, и видит перед собой маму и папу, стоящих в дверном проёме. Они старались громко хлопать, а папа даже один раз крикнул: «Браво!»

– Наташенька, дочка! Это так здорово! – воодушевлённо произнесла мама, приложив руки к груди.

– Ага, так проникновенно! – добавил отец, поглаживая небольшую тёмно-русую бородку. Он хитро подмигнул дочери. – Ты бы вокруг себя хоть кукол рассадила, а то получается, что на твой концерт никто не пришёл. Мы вот и то случайно заглянули. В следующий раз хоть афишу нарисуй и на холодильник повесь, чтобы мы не пропустили твоё выступление. Смс-рассылку не забудь тоже сделать.

– Мама! Он опять начинает! – Наташа топнула ногой по стулу, от чего тот немного заскрипел и сделал небольшой крен вбок. Наташа надула губы и демонстративно сложила руки на груди. – Сколько можно!

– Да он же шутит, шутит! Что ты, милая! – мама бросилась к дочери, которая вот-вот собиралась разрыдаться от жесткой шутки отца.

– Сколько можно жалеть! – насмешливо произнёс папа, опираясь на дверной косяк. Внезапно он перестал улыбаться и вполне серьёзно добавил: – Ей не пять лет. Пора бы уже спокойно реагировать на критику. Наташа, если ты хочешь популярности, то нужно перестать прятать талант за дверями своей комнаты. Пора уже нести свои творения в массы, иначе я считаю, что это всё детский сад. Никто не добьётся популярности, стоя на стуле у себя в комнате в окружении игрушек.

Мама продолжала обнимать дочь, всё еще стоящую на стуле, и бросила грозный взгляд на отца:

– Всё правильно она делает. Нужно сначала набраться смелости, уверенности в себе. А чтобы «нести свои творения в массы», выражаясь твоими словами, необходимо быть готовым ко всему. Для начала нужно хотя бы свои стихи знать хорошо и не сбиваться, если что-то вдруг пойдет не так…

– В смысле готовым ко всему? Что может пойти не так? – Наташа вдруг отстранилась от маминых объятий и спрыгнула на пол. Она внимательно посмотрела в глаза матери, словно услышала страшную новость. – А что может произойти? О чём вы говорите?

– О, совсем неискушенная жизнью дочь наша! – философски изрёк отец, приложив тыльную сторону ладони ко лбу, изобразив отчаяние. Затем он как ни в чём не бывало вытащил из кармана домашних брюк газету, сложенную вчетверо, и принялся внимательно изучать её. – Случится может всё: в тебя могут полететь помидоры, а могут – цветы. Но это всё зависит только от того, как ты подашь себя зрителю. Ну, и соответственно, какие стихи понесёшь на суд людской. Всё-таки зритель у нас пошёл требовательный. Им не нужны хухры-мухры, ты им смысл подавай. Философию какую-нибудь… Или, наоборот, попсу. Смотря кому будешь читать стихи. Кисейные барышни не поймут грубости и дерзости, а вчерашние школьники не оценят глубину всей философии. Ты для кого хоть пишешь? Кто твой зритель или слушатель?

Папа аккуратно сложил газету и спрятал обратно в брюки. Затем он вопросительно уставился на неё, ожидая ответа на вопрос.

– Я… Я пишу для всех! – горячилась Наташа. Щеки вспыхнули огнём, а в глазах читался вызов. От нетерпения она принялась ходить по комнате. – Мои стихи не имеют пола и возраста! Мои стихи – универсальны! Мои стихи не могут быть плохими! Мои стихи – они…

– Универсальны… Для всех… Значит, не для кого… Дочь, откуда такое высокое самомнение? – осведомился отец. Он прошёл в комнату, сел на диван и откинулся на спину. Папа сложил руки на груди и пытливо посмотрел на Наташу. – Конечно, очень хорошо, что у тебя высокая самооценка. Но всё же любопытно узнать, с чего бы это? Кто обронил в твою чудную голову вагон самоуверенности?

– Я состою в литературном кружке. В городском, между прочим! – подчеркнула значимость сообщества Наташа и подняла вверх указательный палец. Наконец она остановилась напротив отца. – Это вам не просто так. В него принимают не всех, а только самых талантливых. Вы это сами прекрасно знаете. В одиннадцатом классе я выступала от школы на Дне города, и меня пригласили стать участницей поэтического кружка. На этой неделе моя очередь выступать. Я готовлюсь к этому важному для меня выступлению, поэтому, будьте добры, не мешайте мне!

Довольная произнесённым, Наташа села на стул, положила ногу на ногу и свысока посмотрела на отца. Тот в ответ лишь ухмыльнулся.

– Да-да, конечно, моя девочка. Готовься, мы не будем тебя больше отвлекать! – мама вдруг спохватилась и заискивающе заулыбалась. Она подошла к дивану и схватила за руку отца. – Мы с папой уже уходим. Не будем мешать! Идём же!

Последние слова мама произнесла уже сквозь зубы и поспешно выталкивала брыкающегося папу из комнаты. Они аккуратно закрыли за собой дверь, оставив Наташу в комнате одну наедине со своими мыслями.

Когда родители удалились из комнаты, Наташа обречённо откинулась на спинку стула и развела руки в разные стороны.

– Вот нигде покоя нет начинающему поэту. Все норовят высказать своё мнение! И при этом даже не стесняются того, что их никто не спрашивал! Ах, как это нелегко!

Наташа еще некоторое время посидела так, закрыв глаза. Затем отскребла себя со стула и подошла к письменному столу. Как у любого творческого человека на нём лежало великое множество полезных и бесполезных вещей. Но Наташа называла это «местом вдохновения и рождения музы», поэтому просить привести всё в какой-то упорядоченный бардак на столе было делом бесполезным. Среди груды исписанных листов можно с легкостью найти не только ручки, карандаши, настоящее перо с чернильницей (ну, а вдруг это поможет рождению великого произведения?), но и почти весь чайный сервиз на двенадцать персон, медленно, но верно перекочевавший с кухонного стола сюда, а также пакетик с маленькими сушками, шоколадными конфетами, половинку шоколадки и подсохший кусочек хлеба.

Но сейчас Наташу это совершенно не волновало, потому что она нуждалась в необычных рифмах, новых идеях, мыслях, переживаниях. Только в голову совершенно не приходило ничего нового: все фразы казались избитыми и вторичными. Поэтому Наташа решила, что в свободном потоке мыслей сможет добиться вдохновения, так сказать, ощутить в реальном времени весь полёт мысли! Но вместо прилёта ожидаемой неземной Музы пришли обычные земные родители и, как всегда, все испортили.

Наташа уселась за стол и взяла в руки любимый меховой блокнот розового цвета с изображением единорога на обложке. Она раскрыла страницы на том месте, где остановилась еще вчера, заложив вместо закладки зелёный носок.

«О, мой носочек! А я его с утра никак не могла найти! – Удивилась она неожиданной находке. Наташа отложила его в сторону и вернулась к старым записям. Но не видела их, потому что в голове крутились совершенно другие мысли:

«На-та-ша. Меня зовут Наташа. Обычное имя. Наташка-черепашка… Совершенно никакой романтики в этом имени нет. Вот, если бы меня звали… Виолетта… Или Элеонора… Или Ангелина хотя бы… Нужно обязательно придумать звучный псевдоним, а то Наташа Костина вообще не звучит! Это что-то должно быть красивое, легкое, воздушное! Волновать душу и сердце! Да, обязательно нужен псевдоним! И как я не додумалась до этого раньше?»

Она рассмеялась над собственной глупостью и принялась старательно выводить на листочке разные имена. Но почему-то всё варианты казалось фальшивым и надуманным. Никакой искренности, а значит, никто и не поверит. Кто поверит, если она сама не верит?

– Так, значит, имя… А если взять не имя, а фамилию какого-нибудь известного поэта… Да! Точно! Отличная идея! Но какого? Фамилия должна будоражить душу, волновать сердце… Кого же можно взять? Пушкина? Нет, слишком избито… Лермонтова? Фи… Сразу эта его тема одиночества и его платанов… Тютчева? Вообще не звучит… Блок не склоняется… Бунин? Хлебников?

Наташа медленно в уме перебирала в голове все известные фамилии поэтов Серебряного века, пока…

– Маяковский! Точно! Как я сразу про него не подумала? А его образ отлично впишется в концепцию моих стихов. Я буду говорить о современности, только в его стиле! Да, я буду Маяковская!

Наташа сорвалась со стула, воодушевленная рождением идеи, и вылетела из комнаты.

– Мама, папа, я буду Маяковская! – радостно закричала она, врываясь в зал, но там родителей не оказалось. Тогда она понеслась на кухню, аккуратно неся в своей голове родившуюся идею, но резко остановилась у закрытых дверей, услышав отрывок разговора родителей.

– Я считаю, что всё-таки ей нужно рассказать, – услышала она усталый голос отца.

– Да, но… – мама запнулась на полуслове. – Давай чуть позже. Сейчас у неё такой сложный период в жизни…

– Ты собралась оберегать её до самой старости?

Но Наташе так не терпелось поделиться своей находкой с родителями, что не стала подслушивать их разговор дальше и ворвалась на кухню:

– Мама, папа, что вы там собрались мне рассказать?

– Дело в том… – неуверенно начал отец, но мама его перебила:

– Ты что-то хотела нам сказать, доченька?

– Да, я хотела сказать, что придумала себе фамилию!

– Фамилию? – родители переглянулись. Папа поднял бровь. – А чем тебе твоя фамилия-то не угодило? Костина. Вроде бы нормальная фамилия. И имя тоже хорошее – Наташа.

– Вы ничего не понимаете! – с жаром произнесла она, усаживаясь за стол. Она горящими глазами уставилась на родителей, переводя взгляд с одного на другого. – Просто Наташа Костина никому неинтересна! Никто не знает девушку с таким обычным именем. Я буду – Маяковская! Понимаете? Я хочу бросать вызов спящему обществу, этому миру! Я хочу разбудить всех ото сна! Как это делал Владимир Маяковский в своё время. Понимаете?

Наташа светилась от счастья и уже позабыла обидные слова, которые говорил ей минутами ранее отец. Она ждала одобрения, согласия. Да наконец, родители должны быть счастливы от того, что её посетила такая гениальная идея! Кому как не ей должна была прийти такая светлая мысль!

– Да, конечно, – поспешно согласился отец и как-то странно закашлялся. – А тебя не обвинят в плагиате?

– Нет. Я же не беру полностью его имя, а только фамилию. Причем, она будет в женском роде, так что это совсем другое. Круто я придумала, да? Да?

– Да, ты молодец, – задумчиво произнесла мама, стоя у раковины. Она повернулась к дочери, с силой сжимая в руке губку для мытья посуды. Пена огромными пузырями вылазила из губки и падала на пол. – Ты что-то еще хотела?

– Нет, – Наташу вдруг как водой окатили с ног до головы. Она внезапно поняла, что помешала важному разговору родителей и сейчас здесь ей совсем не рады. Да и вообще она тут ворвалась со своим счастьем, когда в воздухе витало ощущение тяжести и надвигающегося шторма. – Извините, что отвлекаю.

Мама отвернулась к раковине и принялась с удвоенной силой тереть сковороду, а папа встал со стула и подошёл к окну. Он открыл форточку, взял с подоконника полусмятую пачку сигарет и вытащил оттуда одну сигарету. Мама делала вид, что увлечена посудой, но искоса подглядывала за его действиями. Папа привычным движением похлопал себя по карманам брюк и достал зажигалку. Он несколько раз пощёлкал ею, пытаясь выбить огонь, но ничего не вышло. Отец бросил зажигалку на стол и принялся глазами искать вокруг себя спички.

– Сколько раз просила тебя курить на балконе! – сердито произнесла мама, гремя посудой в раковине. Она вытащила сковороду и с грохотом поставила её на плиту. Затем она вытерла руки полотенцем и швырнула его на кухонный стол. – Или еще лучше – бросить это дело!

– Да, конечно, я забылся, – папа поспешно вышел из кухни, прихватив с собой пачку сигарет. Спички он так и не нашёл.

– Что это с ним? – Наташа изумлённо посмотрела вслед отцу.

– Стареть стал, – вдруг нервно засмеялась мама. Она открыла выдвижной ящик, ловко выудила оттуда коробок спичек и зажгла плиту. – Вот и забыл, что надо идти на балкон. Чай будешь?

Мама принялась набирать воду в чайник, но Наташа в ответ лишь покачала головой и, пожав плечами, выскочила из кухни. Чай! Вы только послушайте! После всего, что произошло на кухне, ей предлагают выпить чай! Ей вовсе не нужен этот чай. Ей нужно было, чтобы за неё порадовались, похвалили за классную идею!

Заседание литературного клуба должно состояться в это воскресенье, где Наташа будет презентовать себя как личность, как автора, как поэта. Ей необходимо покорить строгое жюри экстравагантностью, эпатажем, произвести фурор! В общем, быть на высоте, но при этом не упасть лицом в грязь. А это, ох, как непросто! Наташа в задумчивости распахнула дверцы шкафа и принялась рыться на полках. На пол летели свитера в полоску, водолазки в цветочек и рубашки в клетку. Нет, это всё было не то! Хочется выглядеть запоминающей. А еще лучше – вызывающе! А какой цвет является самым ярким? Конечно, красный! Отличный вариант! Что же есть из красного? О, вязаный шарф! Она вытянула из выдвижного ящика красный шарф длиною в метра два. На одном конце оказалась небольшая дыра, и тут же по комнате пролетели две серебристые бабочки.

– Вот тебе раз! – воскликнула изумлённо Наташа, провожая их взглядом. – Моль! Да как ты посмела есть шедевральные вещи! Этот шарф я вязала, когда еще училась в восьмом классе!

Наташа с сожалением смотрела на дырку в шарфе: «Надо зашить! Никакая моль не сможет мне помешать! Не на ту напали!» Она отложила вязаный шедевр в сторону и снова посмотрела в шкаф, забитый вещами: «А что же придумать на голову… Чем-то необходимо срочно дополнить свой образ. Шляпа?» Наташа нырнула в шкаф и выудила из огромного короба с купальниками и летними сарафанами огромную соломенную шляпу с выгоревшей лентой. Интересно, какого цвета была эта лента – голубая, зелёная или просто белая? Наташа натянула шляпу на голову, закрыла глаза и мечтательно улыбнулась. Ах, сразу вспомнился тот день, когда они были на море с мамой и папой. Ветер сорвал шляпу с головы Наташи и унёс в море. Они втроём бросились догонять беглянку, но самым быстрым тогда оказался папа. Именно он первым догнал шляпу и вернул маме. Ах, да! Тогда эта шляпа была маминой. В тот день она просто надела её на макушку дочери, потому что та забыла в номере кепку. Наташа повертела шляпу в руках, понюхала её и снова ощутила тот солёный привкус моря и аромат яркого солнечного дня. Дня, когда они были счастливы все вместе… Нет, шляпа – это слишком по-пляжному… слишком нежные воспоминания связаны с ней… да и помялась она сильно, и солома сбоку немного отклеилась… И вообще, шляпа – это точно не тот вариант, который ей пригодится. Нет в ней вызова, здесь больше романтики. Наташа отбросила шляпу в сторону. Розовая шапка-ушанка с помпончиками? Она не удержалась и громко расхохоталась, вспомнив себя в этой шапке. В тот далёкий Новый год в девятом классе она вместе со своими подружками просто с ума сходила по этой моде. Они вместе купили эти шапки в одном из магазинов. Наташа выбрала розовую, Катя взяла зелёную, Ирка вцепилась в оранжевую сразу же как увидела её. И вот они втроём разгуливали по улицам их небольшого городка с гордо поднятой головой и радовались как маленькие дети своей покупке. Мама, увидев это чудо на голове дочери и её подруг, только головой покачала и ничего не сказала. Ох, мода-мода! Что же ты делаешь с людьми?

Наташа натянула на голову шапку и посмотрела на себя в зеркало, висящее как раз напротив шкафа. Она снова звонко рассмеялась и показала себе язык.

– Нет уж! Шапка с помпонами – это точно прошлый век! – она с легкостью закинула этот устаревший головной убор в бездонные недра шкафа. – Так, а это что у нас тут такое?

Наташа выудила чёрную бейсболку с розовой надписью «Ай лав ю». Хм, неужели и такое у неё было когда-то в гардеробе? Она даже и забыла про неё! Наташа примерила бейсболку, надев её набекрень. Девушка высунула язык, подмигнула сама себе и хитро улыбнулась.

– Хм, смотрится неплохо. Вполне даже ничего себе, хотя… Может… Нет, не может! – одёрнула она себя и бросила бейсболку вслед за шапкой-ушанкой. – Это всё не то! Всё не то!

Наташа присела на корточки и принялась рыться в коробке. Должно же быть там хоть что-нибудь! Не может же быть, чтоб совсем ничего не было! Тут рука нащупала что-то мягкое и тёплое. Она подняла руку и увидела в руке берет! Точно! Для этого дела отлично подойдёт красный берет! Надо у мамы как-нибудь спросить, откуда он вообще взялся в их доме. Наташа натянула берет на голову и посмотрела на своё отражение в зеркале. Да! Это именно то, что она искала! Наташа закрыла глаза и представила, как она будет выглядеть на своём первом выступлении в городском кружке поэтов: красный берет набекрень и шарф, небрежно перекинутый через плечо. Она – свободный художник… Она выходит на небольшую сцену, где обычно выступают все желающие, поднимает руку вверх и начинает декламировать свои стихи. Наташа открыла глаза и радостно захлопала в ладоши от нетерпения. Вот он, её звёздный час! Он всё ближе и ближе! Осталось совсем чуть-чуть, самая малость – выбрать подходящие стихи! А дальше ждал её…

***

…провал. К такому она точно не была готова, потому что к своему первому выступлению Наташа готовилась самым тщательным образом. Еще бы! Никогда не знаешь, какое впечатление произведут на слушателей твои стихи. Нужно постараться остаться в памяти хотя бы зрительно, если не получилось воздействовать на слух должным образом. На следующий вечер она усадила родителей на диван и решила прорепетировать. Увидев дочь в красном берете и с шарфом на плечах, мама с папой удивленно переглянулись, но ничего не сказали. Папа в задумчивости теребил бородку, а мама как-то странно закашлялась, опустив глаза в пол. «Мало ли что там у них произошло, – подумала тогда Наташа, готовясь перед выступлением. – Не стоит обращать на это внимания».

Дочь принялась читать стихи, вкладывая в них не только свою душу, но и мысли и чувства. Родители снова переглянулись между собой, но на этот раз в их глазах появились нотки уважения. Стихи оказались неплохими. Мама ответила, что она молодец, а папа с серьёзным лицом пожал ей руку. В семье до Наташи никто не увлекался всерьёз поэзией: мама работала врачом, папа инженером – далеко не творческие профессии. А бабушки и дедушки так тем более ничего не сочиняли. В деревнях разве до поэзии? Куда там! Успевай только за огромным хозяйством следить: огород с грядками, куры-утки с козами, воды принеси, да печку затопи. Поэтому родители по праву могли гордиться своей дочкой. Она же у них умница и красавица! Воодушевленная поддержкой родителей, Наташа в воскресенье смело отправилась покорять строгих критиков литературного «Олимпа». Она не переживала, а наоборот, с нетерпением дожидалась своей очереди. Это же не очередь на приём к стоматологу, к которому идут, потому что надо. На собрание Наташа шла, нет не шла – летела, потому что хотела этого больше всего на свете. А еще она хотела, чтобы её услышали и оценили по достоинству профессионалы!

***

Утром она встала пораньше, уложила аккуратно в рюкзак зашитый шарф и берет. Затем надела белую рубашку, чёрные брюки и принялась старательно укладывать волосы гелем, чтобы ни одна волосинка не торчала в неположенную сторону. Оставшись довольной своим результатом, Наташа усмехнулась собственному отражению в зеркале. Но на кухне она так разнервничалась, что чуть не пролила чай на рубашку – досталось в итоге только брюкам. Былую удаль, которую Наташа чувствовала у себя в комнате, сдуло ветром. Она принялась судорожно искать кухонное полотенце, боясь, что это дурацкое чайное пятно может испортить не начавшуюся её поэтическую карьеру. Мама взяла полотенце с подоконника, села рядом с дочерью и приложила его к брюкам.

– Не переживай, всё будет хорошо! – кивнула она ей. – Я знаю, что ты справишься! Главное, не бояться! Я как раз испеку яблочный пирог к твоему возвращению. Будем праздновать победу.

– Да, я знаю. Я постараюсь. Спасибо за пирог.

На всякий случай Наташа не стала допивать чай, чтобы случайно не наделать дополнительных бед, и побежала одеваться. Нельзя опаздывать. Сегодня нужно произвести хорошее впечатление, иначе второго шанса уже не будет.

– Всем пока! Скоро буду! – крикнула она и скрылась за дверью. Мама выглянула в окно. Через минуту Наташа выскочила во двор и помчалась по тротуару вдоль дома. Постояв немного у окна, мама ненадолго задумалась, а затем и принялась быстро доставать из холодильника яйца, сливочное масло и молоко. Она же обещала испечь шарлотку, значит, нужно поторапливаться. Кто ж знает, когда юный поэт вернётся домой. Мама вытащила из верхнего шкафчика муку, небольшое сито и принялась замешивать тесто.

***

Сердце билось от ожидания приятных слов. Когда пришла очередь Наташи выступать, она взяла шарф и берет в руки. Вышла на середину читального зала библиотеки, где они сегодня собрались, повернулась ко всем спиной, быстро нацепила берет, перекинула через плечо шарф и повернулась к присутствующим. Она обвела зрителей озорным взглядом и начала вдохновенно читать стихотворение… Наташа от восторга даже закрыла глаза и стала жестикулировать, призывая всех разделить с нею радость момента. В эту минуту она никого и ничего не слышала – словно она находилась на своём концерте в окружении тысячи фанатов. Когда стихотворение подошло к концу, Наташа услышала долгожданное рукоплескание, но вместе с тем заметила у слушателей ту же самую реакцию, которая промелькнула вчера у её родителей: кто-то вдруг принялся старательно чесать нос, кто-то напряженно дышал на очки и вытирал несуществующее пятно, кто-то принялся в задумчивости тереть подбородок.

Иван Сергеевич Белов – седой почтенный старичок, худощавый, невысокого роста в сером пиджаке и голубой рубашке сидел за журнальным столиком в первом рядом. Он был председателем поэтического клуба. Поблескивая лысиной, он приподнялся со своего места и вытащил из кармана пиджака носовой платок. Затем аккуратно протёр им лоб, с которого катились крупные капли пота, сложил платочек в несколько раз и спрятал в нагрудный карман. В библиотеке стояла духота, хоть окна и были открыты. Белов немного помолчал, ожидая, что кто-нибудь из его коллег возьмёт на себя смелость высказаться первым. Но все присутствующие на заседании кружка молчали. Наоборот, все ждали, что же ответит Иван Сергеевич.

– Наталья, несомненно, Вы – талант и заслуживаете всяческого поощрения, – наконец произнёс Белов. Он немного покашлял, чтобы его голос не казался карканьем. – Я уверен, что Вы можете далеко пойти. Слог безупречный, стиль написания тоже неплох. Только…

Иван Сергеевич снова окинул взглядом рядом сидящих коллег, которые продолжали смотреть на Наташу со смущенной улыбкой на лицах.

– Только мы так и не смогли взять в толк… Причем здесь… Мурзилка? – добавил извиняющимся тоном Белов.

– Мурзилка? Какой еще Мурзилка? – Наташа растерянно смотрела на зрителей и ничего не понимала. – Я… Я не понимаю, о чём Вы говорите.

– Мы понимаем, что Вы, несомненно, человек нового поколения и, возможно, не сведущи в прошлом… но мне нужно пояснить один факт, чтобы Вам всё стало ясно, – тут Белов снова заулыбался и торопливо достал из кармана носовой платок. – В советское время выпускался, да и сейчас он тоже есть, детский журнал под названием «Мурзилка». Так звали вымышленного персонажа желтого цвета. Он носил на голове красный берет, а на шее – красный шарф.

Тут Иван Сергеевич вытер от пота лысину, поправил очки и продолжил:

– И нам бы хотелось понять, причем тут поэзия в стиле Маяковского и этот милый детский персонаж? Хотелось бы, так сказать, чтобы Вы провели параллели и посвятили нас в вашу задумку. Возможно, мы чего-то не уловили.

Белов сел на место и выжидательно уставился на Наташу. И тут все остальные члены литературного клуба уставились на девушку с любопытством, что она раскроет им секрет.

– Это… Мурзилка тут не при чем. Это я – свободный художник. Как художники, которые писали свои картины… Мурзилка этот вовсе не причем… – еле сдерживая слезы, проговорила Наташа. Щёки и уши пылали от стыда. Да, ей удалось поразить слушателей до глубины души и вызвать в них эмоции. Но, увы, это не те эмоции, на которые она рассчитывала. Вместо уважения и почёта Наташа просто получила огромную порцию стыда, от которого хотелось провалиться на первый этаж библиотеки, где находился как раз детский читальный зал. Наверное, Наташа сейчас как раз очутилась бы рядом с тем самым Мурзилкой.

– Ну, а раз он тут не причем, то мы настоятельно советуем отказаться от этого неоправданного маскарада, – уже серьёзным тоном произнес Иван Сергеевич. Остальные согласно с ним закивали. – Ни к чему это Вам. Поэзия не терпит клоунады, если она ничем не оправдана.

– Хорошо! – сдержанно проговорила Наташа, крепко сжимая кулаки в карманах брюк. Она нашла в себе силы сдержать наступающие слёзы, но чувствовала, что её лицо стало такого же красного цвета, как и шарф с беретом. – Благодарю Вас за внимание.

Наташа сделала лёгкий поклон и вернулась на место. Она стянула с себя берет и шарф, затолкала быстро всё в рюкзак и неподвижно сидела до окончания поэтического клуба. После неё выступали еще пять или шесть человек, но Наташа толком и не помнила. Всё происходящее вокруг неё было затянуто туманом, а она сама задыхалась от жары и пыталась не сойти с ума. Слова Белова непрерывно крутились в голове, от чего хотелось горько плакать и жалеть себя. Но позволить себе этого она не могла. Наташа кое-как выслушала всех начинающих поэтов, извинилась и выбежала в коридор, сославшись на то, что ей пора домой. Сидеть еще минут сорок вместе со всеми и обсуждать актуальные тенденции в литературе она бы просто не выдержала.

После выступления в клубе Наташа прибежала домой в слезах. Теперь уже можно не прятаться и не сдерживаться. И она дала волю чувствам. Швырнув рюкзак с ненавистным беретом и шарфом в угол, Наташа бросилась на кровать и зарылась в подушку. Её душили слёзы. Вот ведь надо так опозориться! Перед такой почтенной публикой! Перед самим Беловым! Как жаль, что в неловкие минуты жизни нельзя просто взять и испариться! Да какое там! Если просто нельзя даже провалиться на этаж ниже, хотя это действие гораздо проще совершить, чем сам процесс испарения.

Наташа услышала негромкий стук, а затем звук открывающейся двери. В комнату заглянули родители.

– Что случилось, доченька? Твои стихи оказались не столь хороши, как ты ожидала? Я думаю, что это еще не конец света… – тихонько произнесла мама.

– Нет, – глухо отозвалась Наташа, уткнувшись в подушку. Наволочка стала мокрой от слёз и начали появляться разводы от чёрной туши. – Стихи просто замечательные. Они сделали мне парочку замечаний, и в целом все просто прекрасно.

– Но почему ты тогда плачешь? – нахмурил брови папа. Он снова прислонился к дверному косяку, не стремясь войти в комнату. В этот раз он даже не стал делать умный вид, читая параллельно газету, хотя она по-прежнему находилась в его руках. – Или это у тебя слезы радости? Но как-то слишком мокро от такой радости.

– Шарф! Берет! Почему вы не сказали, что в этом маскараде я похожа на какого-то там Мурзилку? Вы же в курсе про этого персонажа? Вы наверняка читали этот журнал в своём детстве. Почему мне ничего не рассказали? – Наташа оторвала лицо от подушки. Она задыхалась от гнева, её била мелкая дрожь.

Мама не выдержала и кинулась к дочери. Она крепко обняла Наташу и принялась ласково гладить её по спине, приговаривая:

– Мы… Мы подумали, что это может тебя обидеть, поэтому ничего и не говорили… Мы боялись тебя обидеть, Наташенька… Прости нас, пожалуйста… Мы не хотели…

Наташа невидящим взглядом посмотрела на маму и от удивления даже приподняла брови:

– Обидеть? Ничего себе! Я там такой позор испытала! Уж лучше дома узнать всю правду, чем на глазах у всех присутствующих в литературном клубе! Какой позор! – она снова уткнулась в подушку.

Мама перестала гладить дочь, боясь, что и этим сможет ей навредить. Она лишь испуганно посмотрела на отца, который продолжал стоять в дверях.

– Я думаю, нам пора идти, – наконец произнес он. Папа подошёл к маме, подхватил её под локоть и вытащил её из комнаты. – Поэты очень ранимые существа. Их нужно беречь, лелеять и ни в коем случае не мешать им страдать! Говорят, что в страданиях рождаются новые шедевры!

– Но мы должны её утешить! – мама начала сопротивляться. Она все оглядывалась на дочь, пока папа аккуратно подталкивал маму к выходу. – Мы не можем оставить её одну в таком состоянии!

– Можем! Еще как можем! Мы только хуже сделаем, если останемся! – папа силком вытащил маму из комнаты. – Я не знаю, что ей сейчас поможет, но мы точно лучше не сделаем. Как там у классиков было? Там, где страдал юный Вертер? Я точно не помню, что было с ним, но раз такая книга есть, значит, он там что-то толковое настрадал. Так и мы не будем же мешать естественному процессу страдания юного поэта!

Когда за ними захлопнулась дверь, Наташа резко села на кровати. Она подогнула под себя ноги, и, размазывая ладонями остатки туши по лицу, уставилась в угол, где валялся рюкзак с аксессуарами непонятого образа. Шарф и берет должны были подчеркнуть её статус, её независимость от мира, а в итоге… В итоге только её высмеяли. Громко! Некрасиво! Неприятно! По спине пробежала мелкая дрожь, и Наташа поёжилась. Она не хотела вспоминать то, что произошло сегодня с ней. Жаль, что нельзя просто так взять и стереть неприятные воспоминания из памяти.

Вдруг в конце коридора послышалось шуршание и негромкая возня. Наташа на цыпочках подошла к двери и прислушалась. Это родители спорили вполголоса, уверенные в том, что она их не слышит.

– Я же говорил, что стоило её предупредить её об этом. Она в этом маскараде выглядела довольно глупо! – насмешливо произнёс отец, щелкая зажигалкой.

– Но она так хотела выступить именно так! – не сдавалась мама. – Она бы обиделась на нас! А ты перестань курить в доме! Сколько раз тебя об этом просила.

– А что сейчас лучше? Она все равно обиделась на нас. В любом случае мы оказались крайними! Тогда бы мы просто услышали возражения на тему «ой, да вы ничего не понимаете в высоком искусстве!», но всё равно не спасли бы от этих слёз. Она не воспринимает нас всерьёз. Для неё мы простые смертные, которым никогда не добраться до тех вершин, где она обитает со своими стихами. Ладно, пойду на балкон.

– Знаешь, – вдруг поменяла свою позицию мама. – Пусть лучше это она узнает от тех людей, которые разбираются в поэзии, а не от нас. Много ли мы смыслим в этом деле? Ты даже рифму к слову «палка» не придумаешь!

– Селёдка! – послышался голос папы откуда-то издалека. Наверное, он уже ушел на балкон и кричал оттуда. – Она прошла своё первое боевое крещение. Пусть оно вышло не совсем удачным, зато теперь будет готова ко всему.

– Жизнь всегда будет преподносить нам сюрпризы. Кто ж знал, что наша Наташа будет поэтом, – проговорила мама со вздохом и отправилась на кухню. Она испекла к приходу дочери яблочный пирог, но про него никто не вспомнил.

– Ты так говоришь, словно это какое-то проклятье, – не удержался от сарказма папа. Его голос снова послышался рядом. Он пошёл на кухню.

– Кто знает, кто знает, – как-то отрешенно произнесла мама. – Неизвестно, чем закончится это увлечение.

Затем голоса стихли – родители прикрыли за собой дверь на кухне.

– Тоже мне… родители называются, – закатив глаза, произнесла Наташа и отошла от дверей. – Ждёшь от них поддержки, а они даже мнение высказать своё не могут. Слишком они банальные. Ну да ладно. Сейчас лучше стоит подумать о том, что же мне завтра надеть в первый учебный день? Я должна быть на высоте!

На двери висел перекидной календарь. На страничке высвечивался август и изображение небольшого деревянного домика, обнесённого маленьким покосившимся заборчиком. Перед домиком нарисованы грядки с капустой и морковкой, тут же со спелыми плодами стояла яблоня и кусты смородины. Из трубы шёл кружевной дымок, на небе собирались облака, которые на горизонте уже образовали чёрные тучи. Наверное, где-то за лесом, который еле-еле можно было различить на картинке, шёл тихий осенний дождь. Август неумолимо подходил к концу и готовил всех к тихой и грустной осени.

Наташа аккуратно оторвала лист с августом и посмотрела в завтрашний день. Завтра неизбежно наступало первое сентября. Что за сентябрь её ожидал? Наташа даже не знала, какие чувства её переполняли – радость от новых знакомств и новых возможностей или горечь от того, что лето прошло так несправедливо быстро?

Наташа повернулась к платяному шкафу и распахнула его, оглядывая содержимое полок: вязаные кофты, спортивные кофты, джинсы и брюки, блузки и рубашки, футболки и майки… Ооо… Сколько всего накопилось в её шкафу. Снова перебирать всё содержимое как пару дней назад? Только не это! Она закрыла глаза и попыталась вспомнить, что же можно здесь найти, не вытаскивая всё содержимое снова наружу. Постояв так минут пять, Наташа пришла к выводу, что этот способ совершенно не действует и с сожалением открыла глаза. Тут её случайный взгляд упал на полку, где расположились две косметички: одна большая розовая с красными сердечками и голубая в белый горошек поменьше. Наташа протянула руку и вытащила из шкафа косметичку – ту, что побольше. Она раскрыла её и принялась в неё с интересом рыться. На самом дне лежала зелёная пластмассовая бутылка, где на этикетке была изображена счастливая девушка с длинными волосами. Девушка с картинки стояла в полуобороте и хитро улыбалась, а вокруг неё летали мотыльки. Повертев бутылочку в руках, Наташа прочитала. – Нежный розовый. А почему бы, собственно, и нет?

***

– Наташа, дочка, вставай! Сегодня у тебя важный день! Как-никак первое сентября и тебе… – раздался мамин голос из коридора. Мама появилась на пороге комнаты дочери и замерла на месте. Все слова, которые хотела сказать с утра, мгновенно стёрлись из памяти.

Наташа, оказывается, уже давно проснулась и вовсю готовилась совершать подвиги. Точнее, отправиться в институт и покорять новые вершины. Или что еще там можно покорять, будучи зелёной первокурсницей. Но в случае с Наташей всё было иначе – её нельзя было назвать «зелёной», просто исходя из цвета её волос. Они были ярко-розовыми. Наташа решила перестраховаться и подержать волосы в краске немного дольше, чем советовала инструкция. В итоге волосы приобрели не желаемый нежно-розовый оттенок, а кукольно-розовый цвет.

– А… Ты пойдешь в таком виде? – мама наконец-то обрела дар речи, который она только что потеряла при виде собственной дочери. Дочь же была невозмутима. Даже напротив. Она стояла у зеркала и гордо рассматривала свой внешний вид. Хлопковая серая юбка в белую клетку, которая больше походила на широкий ремень, чем на юбку, черный пиджак с карманами и рукавами на три четверти, белая трикотажная майка с огромным вырезом, серый галстук в тон юбке на голую шею и чёрные босоножки на высоком каблуке. Наташа оглядывала себя со всех сторон и, кажется, была очень довольна результатом.

– Да, а тебя что-то смущает? – Наташа подняла бровки и поджала губки. От макияжа, который дочь соорудила с утра пораньше, маму начало пробивать на икоту, а левый глаз предательски задёргался. Тут вошел в комнату отец и, кажется, его тоже хватит дед Кондратий за сердце. Ярко-красные губы, черные стрелки на глазах и серо-зелёные тени добили его окончательно. Он демонстративно протёр глаза пару раз, думая, что ему это просто померещилось или, возможно, тень неудачно упала на лицо его дочери, сделав тем самым, образ невыигрышным. Но нет. Поморгав немного, отец пришел к выводу, что увиденное им и есть правда, от которой никуда не сбежишь, а хотелось бы.

– Ты точно собралась в таком виде в институт? – папа пытался оценить моральный ущерб, который могла нанести дочь обществу своим внешним видом. – Ты ничего не перепутала?

– Я должна приковывать к себе взгляды! – парировала она, переводя взгляд с родителей на своё отражение в зеркале. – Я не желаю быть серой мышью! Это не мой стиль! Это не подход к жизни. Как общество узнает меня, если я сольюсь с серой массой? Тем более, как я себя покажу в первый день, так меня и запомнят на всё оставшееся время в университете.

– Так, стоп! – наконец мама пришла в себя и сделала выводы, что так дело дальше не пойдёт. – Это уже перебор. Если тебе нравится твой внешний вид, это твоё дело. Но с лица, пожалуйста, убери косметику. Все-таки ты учиться идешь в педагогический, скромнее надо быть.

– Но я не собираюсь быть учителем!

– А зачем тогда поступила туда? – мама от удивления вскинула брови.

– Меня позвал к себе филологический! Любовь к языку! К слову! К литературе, а не к детям!

– Ладно, пусть так, – вмешался в разговор папа. Он решительно зашёл в комнату и встал рядом с Наташей напротив зеркала. – Но выглядеть все равно ты должна прилично. Ты ж не на работу идешь поздно вечером вдоль дороги…

– Мама, он опять начинает! – Наташа надула губы, выпятив нижнюю губу как можно сильнее. Нужно срочно состроить плачущую рожицу, но ни в коем случае не лить слёзы, иначе тушь потечёт, и все её утренние старания будут напрасными.

– Ну как тебе не стыдно говорить такие вещи про нашу дочь! – мама укоризненно покачала головой. Хоть она и не разделяла восторга по поводу образа дочери, но и разрешить папе обижать Наташу она тоже не могла. – Необязательно говорить вслух всё, что ты думаешь. Это может обидеть других людей.

– Пусть тогда следит за своим внешним видом, – резко произнес папа. – Пока она не смоет с лица боевой раскрас индейца Чингачкук из племени индейцев могикан и не наденет юбку подлиннее, я её не выпущу из дома. На тропу войны она еще успеет выйти, но не сегодня.

– Кто это такой Чингачкук? – не поняла Наташа.

– Вот пойдёшь на учебу, там и узнаешь, – усмехнулся папа и вышел из комнаты, увлекая маму за собой.

Наташа сжала крепко зубы и нахмурила брови. Что ж, сегодня она уступит. Но однажды настанет день, когда она будет делать все, что захочет. Никто не посмеет ей ничего сказать. Тогда они пожалеют будут о своём решении, но будет поздно. Она жалеть точно ни о чём не будет.

***

Наташа, заметно хромая на левую ногу, подбежала к зданию института. Из-за того, что пришлось в срочном порядке мыть голову, переделывать макияж, искать юбку подлиннее и старые кеды, она немного опоздала на торжественную линейку. Кеды натёрли ей ногу, потому что оказались малы, а искать другие времени уже не осталось. В итоге пришлось идти немного медленнее, чем она планировала. Затем Наташа никак не смогла найти в толпе ребят со своего факультета, и ей пришлось молча стоять рядом с другими такими же как она опоздавшими студентами в стороне ото всех.

Она приподнималась на цыпочки, пытаясь разглядеть между головами впереди стоявших студентов таблички с названиями факультетов, которые держали первокурсники. Но надпись «филологический» она нигде не видела. Линейка началась. На крыльце третьего корпуса университета стояла администрация вуза и радостно всех приветствовала. Сначала выступил ректор и торжественно всех поздравил. Высокий худой мужчина в сером костюме что-то неразборчиво говорил в микрофон, отчаянно жестикулируя. Он то и дело поправлял на носу очки в толстой серой оправе. Затем после него выступала невысокая худая женщина с короткой стрижкой и очках в красной оправе. Она тоже с воодушевлением что-то рассказывала студентам, при этом сильно присвистывая на звуке «С». Со стороны казалось, что женщина решила всем продемонстрировать своё умение свистеть и разговаривать одновременно. Наташа тихонько засмеялась, но вокруг неё никто и не думал улыбаться. Ей стало вдруг стыдно за своё поведение, и она закашлялась, делая вид, что ничего такого нехорошего и не происходило.

Потом по очереди выступили с приветственным словом все деканы факультетов: полная невысокая женщина со светлыми волосами, уложенными набок, обещала, что им будет интересно учиться, потому что музыка живет в сердцах каждого, маленький усатый и черноволосый мужчина с такими же черными глазами быстро и отрывисто шутил и не обещал легкой учёбы, высокая стройная женщина в зелёном брючном костюме что-то говорила про любовь к детям. Всего Наташа насчитала этих деканов десять человек. Все они что-то в шутливой манере обещали своим студентам в стенах родного института. Наташа толком ничего не слышала, потому стояла совсем далеко от импровизированной сцены. Студенты после выступления каждого декана громко аплодировали и смеялись. Наконец Наташа заметила в толпе заветную табличку с надписью «филологический». Её держал какой-то высокий рыжий парень в веснушках и очках. Он стоял в сером брючном костюме и белой рубашке с серым галстуком и счастливо улыбался, разглядывая окружавших его девчонок, которые доходили ему до плеча. Этакий гордый подсолнух на ромашковом поле. Наверное, был безмерно рад, что оказался единственным парнем на факультете.

– О, на филфаке будет мальчик? – удивилась Наташа, скептически разглядывая будущего однокурсника. – Неожиданно. Эх, жаль, что он не похож на Есенина или Высоцкого. Хотя, кто знает, может, он даже лучше окажется. Пишет стихи или играет на гитаре. Внешность не самое главное в человеке. Важно, чтобы человек был хороший.

Наташа начала торопливо пробираться к своим будущим одногруппникам. Взглянув на них, она поняла, что прихорашивалась она всё-таки не зря. Все студентки оделись довольно скромно – брюки или джинсы, белые блузки, пиджаки, кто-то в сарафане или платье. Волосы убраны в хвост или просто заплетена коса. Все так серо, тускло и обыденно. То ли она! Даже в юбке до колена и со смытым макияжем, в кедах вместо каблуков, Наташа выглядела гораздо ярче, чем они все вместе взятые. Она улыбнулась, чувствуя, что с легкостью сможет стать звездой своей группы. А там… Может, слава придёт к ней и на всём факультете! А возможно, даже и во всём институте! Кто ж знает, что её ожидает впереди! Наташа решила, что обратить внимание на себя нужно с самого начала – сначала внешностью, а потом всем остальным. Тем более, что таланта у неё хоть отбавляй!

Наконец торжественная и одновременно скучная часть линейки подошла к концу. Теперь настала очередь студенческого творчества: такого яркого и неповторимого! Студенты с музфака исполнили несколько песен в разных стилях: начиная от народного и заканчивая рэп-исполнением. А вот на каких факультетов учились другие студенты, Наташа не поняла, но и суть была не в этом. Одни читали стихи, другие – танцевали, третьи – показывали юмористические сценки.

«Вот здорово, – размышляла Наташа, глядя завистливым взглядом на выступающих. – Я тоже на будущий год смогу рассказывать стихи будущим первокурсникам. Главное, вовремя суметь проявить себя. А там уже до сцены как рукой подать!»

– Уважаемые первокурсники филологического факультета! – провозгласила заместитель ректора, та, что была в очках с красной оправой. – Пройдите, пожалуйста, за своим деканом и преподавателями!

Декан тем временем не спеша спустился с крыльца и помахал рукой. Им оказался пожилой мужчина с легкой сединой, коснувшейся его волос. Несмотря на жару, царившую в сентябре, он облачился в серый пиджак, голубую рубашку и тёмно-синий галстук. Образ дополнил серо-голубой жилет в клетку. Преподаватели и студенты направились к нему. Наташа, замечтавшись, чуть не проворонила этот момент и со всех ног кинулась за всеми. Так постепенно все деканы разных факультетов разобрали студентов и ушли по корпусам: филологический, математический и физический – в главный корпус, иностранный язык и исторический отправились в новый, только что построенный, а музыкальный и педагогический – в самый старый, но самый красивый корпус.

Когда студенты филологического факультета вошли в огромную светлую аудиторию, Наташа немного замешкалась у дверей. Такой красоты раньше она никогда не видела вживую – только по телевизору: в самом низу располагался преподавательский стол и на стене висела доска, а затем вверх всё выше и выше, ступенька за ступенькой поднимались столы и стулья. На самом верху стояла огромная кадка с пальмой. Вся аудитория, казалось, была залита светом, потому что окна располагались со всех трёх сторон. Такого огромного воздушного пространства Наташа никогда раньше не видела.

«Ого, – Наташа разглядывала увиденное с нескрываемым восторгом. – Вот это и есть аудитория. Как в Колизее, только тут совсем его маленький кусочек. Но зато со всех сторон на тебя смотрят столько глаз. Столько глаз! Вот это да! Я бы могла стоять у доски и читала свои стихи…»

Тем временем первокурсники не теряли времени даром и уже расселись по местам: кто по парам, кто втроём, а кто и вовсе заняли весь ряд. Наташа продолжала стоять и смотреть как завороженная и не спешила найти себе место.

– Привет, ты городская или приезжая? – тронула легонько её за плечо девушка, подошедшая сзади.

Наташа вздрогнула от неожиданности и обернулась. За ней стояла высокая студентка с рыжими волнистыми волосами чуть ниже плеч. В волосах затерялась нитка со стразами, которая ярко поблескивала в солнечных лучах. Сама девушка была одета в темно-бордовое платье с оборками по вороту. В руках она держала сумку одного из модных брендов. Наташа только мельком успела заметить ультрамодный маникюр и туфли на высоченном каблуке. От этого высокая незнакомка была еще выше. Девушка в свою очередь широко улыбалась, показывая ровные белые зубы и в свою очередь с нескрываемым любопытством рассматривала её.

– Я городская, – негромко произнесла Наташа. Для уверенности она крепче схватила лямку рюкзака, висевшего за спиной. – А что?

– Просто выглядишь как из деревни, поэтому решила уточнить, – хмыкнула та, продолжая улыбаться. Чувствовалось, что она владеет ситуацией и никакая обстановка не сможет вывести её из себя. – Но, с другой стороны, если бы ты жила в общежитии, то пришла бы вместе с ними.

Девушка кивнула в сторону студенток, которые как раз заняли свои места и негромко переговаривались между собой. Было заметно, что они все уже перезнакомились в общежитии и поэтому не растерялись в аудитории как Наташа.

– А, понятно, – Наташа лишь пожала плечами. Она попыталась сделать вид, что ей безразлична ситуация. Она сама по себе, и это ей нравится. – Нет, я местная. Только еще ни с кем не знакома, но меня это ничуть не пугает.

– Тогда давай держаться вместе с нами, – предложила незнакомка. – Я тебе покажу потом журнал с модными тенденциями этого года. Так сказать, освежишь свои знания. Кстати, меня зовут Ангелина, а это моя подруга Диана.

В этот момент из-за плеча Ангелины показалась Диана. Она была чуть ниже ростом подруги, но всё равно высокая по сравнению с Наташей, с тёмно-русыми волосами до плеч и в строгом сером платье чуть ниже колена. Диана смущенно улыбнулась, робко махнула рукой и тут же спряталась обратно за спину подруги. Наташа даже сразу и не заметила её.

– А тебя как зовут? – продолжала Ангелина. Она уже не смотрела на свою собеседницу, а оглядывала аудиторию, пытаясь выбрать место, куда же можно будет наконец сесть.

– Наташа, – уже уверенно произнесла та. – Я слежу за модой, но она меня совершенно не волнует. Я выше всего этого. Я – поэт, я сочиняю стихи. Какое мне дело до одежды? Это всего лишь оболочка.

– А… – вдруг разочарованно произнесла Ангелина, хлопая длинными ресницами. Она снова перевела взгляд на Наташу, и в её глазах появилось смешанное выражение – что-то между любопытством и разочарованием одновременно. – Ты из «этих» что ли?

– Из которых? – не поняла Наташа и почувствовала, как её щеки краснеют. Что там еще придумала в своей голове эта незнакомая Ангелина? Кто это такие «эти?»

– Ну, из сумасшедших, которые одеваются как попало… Натягивают на себя всякие лохмотья или непонятные вещи, найденные в бабушкином сундуке семнадцатого века, или вообще бегают голые по улице? Они себя называют художниками, личностями всякими, устраивают эти… Как его…

– Перформансы… – негромко подсказала Диана, высунувшись из-за плеча подруги. Но как только она вставила слово, снова спряталась обратно.

– Да, точно! Перформансы. Спасибо, Диана, – улыбнулась Ангелина, кивнув подруге через плечо.

– Сама ты сумасшедшая! – грубо оборвала её Наташа. Она уже стала жалеть, что решила познакомиться с Ангелиной. Чего-чего, а разрешения оскорблять себя она никому не давала. – Я просто…

– Уважаемые студенты, прошу всех занять свои места! – декан встал перед преподавательским столом в самом центре аудитории и захлопал в ладони, привлекая внимание. Оказывается, пока они стояли у окна и мило беседовали, преподаватели вслед за студентами зашли в аудиторию и заняли свои места.

Ангелина, Диана и Наташа поняли, что выбирать места уже нет времени, поэтому они поднялись по ступенькам вдоль окон и сели на самом верху. Оттуда открывался хороший обзор на всех студентов и преподавателей, но слышно было не очень хорошо. Приходилось сильно прислушиваться, потому что впереди них постоянно кашляли, кряхтели, шуршали шоколадкой и громко шептались. В целом ощущалось, что всем дико скучно, но сидеть и слушать нужно. На протяжении часа сначала декан, затем заместитель декана, а потом и другие преподаватели факультета приветствовали, а затем поздравляли студентов с Днем знаний. Но это всё проходило мимо сознания Наташи, как в чёрно-белом кино, потому что в голове крутились слова Ангелины: «Выглядишь как из деревни…» и «Ты из этих…» Она не из деревни и не «из этих»! Она – поэт! Она свободная личность! Наташа еще покажет этой Ангелине и её подружке Диане, кто она такая на самом деле! Хотя, стоило признаться себе в том, что Ангелина выглядела очень даже эффектно: модно, стильно, не вычурно… Да кого она обманывает? Ангелина выглядела просто сногсшибательно! Такой образ сразу бросается в глаза: именно изяществом и простотой, а не яркостью красного шарфа, берета или розовыми волосами. Да, своим внешним видом Ангелина тоже бросает вызов обществу, но делает это ненавязчиво. Наташа тихонько вздохнула, бросив быстрый взгляд на свою новую знакомую, а затем на себя. Да, рядом с Ангелиной Наташа, действительно, выглядела как «из деревни». Возможно, она и возьмёт у неё журнальчик полистать с модными трендами этого сезона. Но тут Наташа внезапно вспомнила, что она «свободная личность» и никто не посмеет ей указывать, как нужно одеваться. Она высокомерно вздёрнула нос и откинулась на спинку стула.

– А теперь предлагаю вам пройти с вашими кураторами в учебные кабинеты и поближе познакомиться, – произнесла пожилая женщина небольшого роста с малиновыми волосами и овальных очках. Она мило улыбалась всем присутствующим и зорко наблюдала за происходящим. – Двести одиннадцатая группа идёт со мной. Меня зовут Вера Николаевна. Кто вдруг забыл, у кого какая группа, может подойти к столу и посмотреть список еще раз.

Вера Николаевна взяла с преподавательского стола лист бумаги и радостно помахала этим самым листочком со списком групп и положила его обратно. Наташа ринулась к спасительному листочку. Оказывается, что она совершенно забыла посмотреть, в какую же группу её все-таки зачислили. У стола толпились студенты, которые тоже решили освежить свою память. Но так как Наташа сидела на самом верху, то добралась до стола самая последняя. Она поняла, что пробиться сквозь толпу студентов было нереально, поэтому обреченно ждала, когда все разойдутся.

– Двести двенадцатая группа остаётся здесь, – громко произнесла другая преподавательница с темной короткой шевелюрой и печальными глазами. Она усталым взглядом обвела студентов, словно ей очень хотелось сейчас же бежать домой к детям, мужу и собаке, но вместо этого приходится оставаться здесь и знакомиться с семнадцатилетними бестолковыми студентами, которым в свою очередь тоже хотелось бежать к себе в общежитие, пить чай и разговаривать ни о чём. – Рассаживайтесь по местам на передние ряды. Я хочу со всеми вами познакомиться поближе. Не надо убегать на самый последний ряд – я не кусаюсь. Меня зовут Людмила Анатольевна.

– Двести тринадцатая группа идёт за мной. Меня зовут Борис Иванович, – произнес мужчина-преподаватель с густой каштановой шевелюрой и очках в темной оправе. В его глазах не было вселенской тоски, наоборот, он был рад встрече с бестолковыми студентами, потому что рядом с ними он тоже становился молодым. Это чувство ему нравилось.

– Просьба не отставать и не теряться по пути. Искать потом никого не буду, – Вера Николаевна вышла из аудитории.

Постепенно студенты разошлись со своими преподаватели по разным аудиториям для знакомства.

– Кстати, очень даже хорошо так вышло, что мы все-таки в одной группе, – сладким голосом пропела Ангелина, когда увидела Наташу вновь рядом с собой. Они оказались рядом перед входом в кабинет. – Все студенты в основном приезжие и так мало нас, городских. Как обычно, бывает в таких ситуациях: у тех, кто живут в общежитии, своя тусовка, а у нас – своя.

– Да, – вставила слово Диана, до сих пор молчавшая. – Нас мало, поэтому нам нужно держаться вместе.

– Да, конечно, вместе, – уныло кивнула Наташа, несмотря на своих новых подруг. На самом деле девушки не очень понравились Наташе, но выбора, действительно, пока не было. Всё-таки в душе она тайно надеялась на то, что они окажутся в разных группах.

Девушки дождались, пока толпившиеся перед ними студенты зайдут в кабинет, зашли следом и сели за парту у окна. Ангелина, естественно, села с Дианой, а Наташе пришлось довольствоваться последней партой. Вера Николаевна тем времен расположилась за преподавательским столом и открыла толстый потертый ежедневник, который принесла с собой. Она принялась листать записную книжку в поисках нужной страницы.

– Я сейчас назову каждого по фамилии, чтобы проверить, все ли пришли сегодня. Заодно и познакомимся немного поближе, – произнесла она, не поднимая головы. – Итак, Антонова Марина Александровна. Это кто?

– Это я, – отозвалась невысокая девушка с тёмными короткими волосами с последней парты среднего ряда. Она подняла руку и помахала преподавателю. – Мне нужно встать или необязательно?

Вера Николаевна посмотрела поверх очков на девушку и усмехнулась.

– Нет, вставать не нужно, просто обозначьте своё присутствие. Так мы сэкономим немного времени. А я по вашим глазам вижу, что вы уже хотите сбежать отсюда, чтобы готовиться к сегодняшней дискотеке, которая посвящена первокурсникам.

Студенты смущенно засмеялись: делать это громко им не позволяла совесть и культура поведения, но и проигнорировать верный ход мыслей преподавателя они тоже не могли. Перечислив всех студентов, Вера Николаевна закрыла ежедневник и обвела присутствующих студентов хитрым взглядом.

– Итак, у нас в группе на удивление филологического факультета есть два молодых человека. Но на данный момент присутствует только один. Николай, вы, случайно, не знаете, где Арсений?

– Нет, – Коля пожал плечами. Это оказался тот самый высокий рыжий парень в очках. – У нас в общежитии такого нет. Значит, он из городских.

– Все понятно. Жаль. Но мы продолжим знакомство дальше. У нас через месяц состоится День первокурсника. Каждая группа должна представить какой-то творческий номер или, может быть, даже несколько. Подумайте, кто из вас, что умеет делать. Возможно, кто-то поёт, или танцует, или играет на музыкальном инструменте. Вы можете выступать как индивидуально, так и коллективно. Подумайте над моим предложением. Возможно, кто-то уже сейчас готов предложить свои идеи?

Вера Николаевна снова посмотрела на студентов хитрым взглядом. Наташа решила, что это её «звёздный час» и подняла руку:

– Я сочиняю стихи. Могу рассказать что-нибудь из своего.

– О, это очень любопытно! – оживилась преподаватель. Она быстро раскрыла свой еженедельник и взяла в руки простой карандаш. – Как раз филологам это очень и очень близко. Как Вас зовут, девушка?

– Наташа. Наташа Костина.

– Очень хорошо, Наталья. Очень хорошо. Я Вас запишу. А Вы можете прямо сейчас что-нибудь рассказать?

– Да, конечно… – Наташа медленно поднялась со своего места и окинула группу гордым взглядом, в котором можно было при желании прочитать некое превосходство над собравшимися. Но на неё никто не обратил внимания. Наташа направилась к доске. – Я свои стихи знаю наизусть.

Она остановилась в двух шагах от преподавателя, приняла загадочный вид, как ей показалось, и приготовилась читать стихи.

– Рождённые бурей люди тоже могут быть слабыми… – начала Наташа декламировать свой последний сочинённый стих. В аудитории мгновенно воцарилась тишина. До сих одногруппники, что-то бурно обсуждавшие между собой, затаили дыхание и слушали её.

После того как Наташа закончила рассказывать, студенты дружно зааплодировали. Почти как в её фантазиях. Только в фантазиях было в несколько тысяч раз больше поклонников и были еще цветы.

– Очень хорошо, – похвалила её Вера Николаевна, рассматривая внимательно юное дарование. Преподаватель даже сняла очки, словно хотела рассмотреть девушку «живьём», а не через стёкла очков, которые могли стать преградой между ними. Наташа гордо удалилась на своё место. – Возможно, кто-то еще хочет рассказать о своём таланте? Может, кто-то споёт?

Тут темноволосая девушка в очках, с короткой стрижкой и синем брючном костюме робко подняла руку:

– Я пою народные песни. Такие можно?

– Конечно, можно! – оживилась Вера Николаевна. Она как хищница резко перевела взгляд с одной жертвы на другую и теперь вцепилась в неё. – А ты одна поёшь? Может, вы с кем-то создадите небольшой ансамбль?

– Да, это хорошая идея. Я спрошу у девчонок. Может, просто кто-то стесняется, – пролепетала девушка. На её лице вспыхнул румянец, уши покраснели, и девушка смущенно улыбнулась.

– А как Вас зовут? Напомните, пожалуйста. – Вера Николаевна снова взяла в руки карандаш и раскрыла блокнот.

– Валентина Котова.

– Вот и отлично! – Вера Николаевна сделала в ежедневнике еще одну пометку. – Два номера у нас уже есть. Сейчас запишите, пожалуйста, расписание на завтра. Расписание всегда будет висеть на стенде около той аудитории, где мы только что с вами собирались. Завтра никому не опаздывать. Лично буду приходить на все пары и отмечать всех! Если есть какие-то вопросы, можете спрашивать. Сейчас асе могут быть свободны.

Наташа выскользнула из аудитории, чтобы Ангелина и Диана не успели её догнать. Но этого не удалось сделать.

– Наташка, постой, – Ангелина быстрым шагом догнала её, когда она попыталась скрыться за углом коридора. – Я не хотела тебя обидеть, извини.

– За что? – Наташа резко остановилась и с ухмылкой победителя посмотрела ей в глаза. «Вот сейчас мы поквитаемся с тобой, моя хорошая, – думала Наташа, стоя напротив Ангелины. – Поймешь, что ты сама из «этих», а я нормальная в отличие от тебя и не оскорбляю людей только за их внешний вид и образ жизни».

– За стихи. За внешний вид, – Ангелина пожала плечами. – Я не знала, что ты обидишься. И вообще, про стихи… Я думала, ты прикалываешься. А они… действительно, забавные. Так что… Считай, тот разговор неудачной попыткой знакомства. Договорились?

– Забавные… – Наташа негромко повторила слова Ангелины, но, заставила себя улыбнуться в ответ. Что ж, а эта Ангелина и вовсе не противная. Просто так неудачно вышло их знакомство. – Договорились. Тем более, что нам делить нечего.

– Ты это о чём? – теперь не понимала её Ангелина. – Что делить?

– Наверное, стихи… – подсказала Диана.

– Да так, – неопределённо хмыкнула Наташа. Ей совсем не хотелось сейчас что-то доказывать Ангелине. Та всё равно ничего не поймёт, а вот Диана. Интересно, что за личность эта Диана? Она проговаривает вслух то, что словно зависает в воздухе между Наташей и Ангелиной. Наташа не хочет озвучивать это говорить, а Ангелина не понимает, о чем идет речь. Вот тут и приходит на помощь Диана. Она как суфлёр, точно, как суфлёр, подсказывающий реплики в самый подходящий момент. Странный тоже человек этот – Диана. Вроде бы мышка-мышкой, постоянно хочет казаться невидимой, но не может удержаться и постоянно раскрывает себя, невольно вмешиваясь в разговор.

– Давай сходим в кафешку, – вдруг предложила Ангелина. Она закинула кожаную сумочку на плечо. – Тут есть недалеко одно. Называется оно «У трёх морей». Отпразднуем День знаний и познакомимся поближе. Ты как?

– Я думаю, что можно, – согласилась Наташа. Она поняла уже, что от Ангелины так просто не отделаться, идти домой еще не хотелось, а больше никто никуда её и не звал.

– А ты? – Ангелина повернулась к Диане.

– Да, я могу сходить. Только недолго, – ответила та. – Меня родители могут потерять.

– Мы долго и не будем.

Девушки втроём вышли из университета. На улице еще по-летнему грело солнце, небо радовало яркой синевой и отсутствием облаков. Совсем не верилось, что завтра придется снова вернуться за парты. Да, это не школа, тут всё по-другому, по-взрослому… Но всё равно учиться тоже нужно. Всё-таки для этого они и поступали в институт.

– А где находится кафе? – Наташа шла рядом со своими новыми подругами. Хоть она и приняла приглашение Ангелины и вроде как помирилась с ней, но какой-то неприятный осадочек остался на душе. Наташа своих подруг вообще не знала: кто они такие, куда они идут, кто там будет?

– Да не парься, – рассмеялась Ангелина, увидев обеспокоенный взгляд Наташи. Она потрепала её за плечо, как бы говоря, что ничего страшного с ней там не случится. Затем она махнула рукой в сторону. – Вон бар за углом. Там просто парень меня ждёт. Он хотел отметить сегодняшний праздник со мной, но я подумала, что вдвоём это будет скучно. Получится очередное свидание. А мне так уже надоели эти свидания, поэтому и решила позвать вас с собой.

«Что-то эта ситуация мне совсем не нравится», – заволновалась Наташа, но передумать и высказать вслух свою мысль она уже не успела. Девушки подошли к небольшому заведению, оформленному снаружи в морском стиле. Из одной стены торчал нос корабля, а из противоположной – корма. Окна сделаны в виде иллюминаторов, около входной двери лежал огромный якорь. Наташа с удивлением рассматривала бар, который двух сторон был окружен высокими деревьями и казался этаким кораблем, затерявшимся среди волн, но в данном случае роль моря исполняли деревья.

– Ты сюда разве ни разу не приходила? – Ангелина насмешливо осмотрела новую подругу, которая как вкопанная остановилась напротив бара. – Ты точно местная? Просто этот бар достаточно популярный в нашем городе.

– Да-да, я местная, в этих краях бываю редко, – Наташа неопределённо пожала плечами. – Я живу на Восточной. Это…

– Да, я знаю, где это, – тут же отозвалась Ангелина, не сбавляя шаг. – Действительно, далековато отсюда будет. Я сама живу на Самолётной.

– Ого, – только и произнесла Наташа, округлив глаза, стараясь не отставать от подруг. – Это же…

– Да, элитный район города. Новостройки. Мы туда переехали год назад, как только дома сдали в эксплуатацию.

– Неплохо так.

Наташа теперь задумалась – кто же на самом деле эта её новая подруга? Она утверждает, что живёт в самом модном районе города, но при этом не увешана золотом и бриллиантами, не кичиться сумочкой от «Диор» или «Версаче». Всё больше и больше вопросов появлялось у Наташи, чем больше она узнавала нового об Ангелине.

– Ага, но это неважно. Сашка, наверное, уже заждался нас, – Ангелина уже стояла на крыльце бара и держалась за ручку входной двери. – Давайте живее, что вы как мёртвые!

Диана все это время молча шла рядом. Она вообще казалась тенью Ангелины и просто улыбалась. Но, услышав призыв подруги, Диана сразу ожила и устремилась к ней. Наташа молча повиновалась. Только они зашли в бар, как сразу к ним направился молодой человек в голубой рубашке с коротким рукавом и в тёмно-синих джинсах. На ногах красовались белоснежные кеды с голубыми шнурками.

– О, Ангелина, душа моя! Ты пришла не одна? Вот и отлично. Познакомимся со всеми. Диана, привет! – Светловолосый высокий парень подмигнул Диане, и та залилась румянцем. – Да брось ты! – Хватит уже смущаться, Диана! Мы с тобой знакомы уже сто лет. Давайте, проходите на наше место. Я забронировал столик. А кто это твоя новая подруга?

– Натали, – Ангелина почему-то назвала её так на французский манер. – Прошу любить и жаловать. Мы теперь все учимся в одной группе.

– Приятно познакомиться, – галантно поклонился Саша, затем взял руку Наташи и поцеловал её. – Прошу за столик. Я сейчас подойду.

Затем Саша поцеловал Ангелину в щечку, а сам ушёл за барную стойку. Наташа немного растерялась от такого галантного обращения. Ангелина и Диана уже сидели за столом и с любопытством смотрели на подругу, которая оставалась стоять на месте, словно поцелуй в руку её парализовал.

– Эй, Наташ, – негромко позвала её Ангелина. – Ты чего там застыла? Что-то интересное увидела?

Наташа словно очнулась от этих слов и тут же последовала к подругам, делая вид, что осматривает интерьер заведения. Внутри кафе оказалось тоже выдержанным в морской стилистике: толстые канаты, огромные сети, великолепный белый парус под потолком, в центре зала – деревянный штурвал.

– А здесь достаточно мило! – наконец-то смогла проговорить Наташа, присаживаясь за грубо сколоченный деревянный стол напротив Ангелины и Дианы.

Вместо стульев здесь стояли такие же грубые в оформлении скамейки. А если кому не хватало места, то можно воспользоваться бочонком вместо табурета.

– Круто, да? Мне очень нравится! Очень стильно получилось, – заулыбалась Ангелина, откинувшись на спинку скамьи. – Это бар Сашки. Он сам лично разработал дизайн. Не без помощи настоящего дизайнера, конечно, но идея сделать все как на корабле принадлежала ему.

– В смысле? Сашки? Это как? – Наташа наконец бросила рассматривать вышитые якоря и штурвалы на тканевых салфетках, которые лежали на столе перед ней, и взглянула на Ангелину.

– Да ему папа подарил этот бар на день рождения. Теперь Сашка здесь хозяин.

– Ничего себе… – Наташа потеряла дар речи. Она и понять не могла, с кем только что завела знакомство. Интересно, а кто сама эта Ангелина. Она про себя ничего еще и не рассказывала толком. С каждым словом, с каждым действием появляются всё новые и новые факты, которые не перестают удивлять её.

– Да ладно тебе, – Ангелина беззаботно махнула рукой, а потом обвела взглядом кафе. – Всё это ерунда по сравнению с тем, что мы теперь можем себе позволить!

– А что мы можем себе позволить? – полюбопытствовала Наташа.

– Немного выпить в честь праздника! – произнёс Сашка. Он внезапно появился из-за спины Наташи, заставив её вздрогнуть от неожиданности. В его руках красовалась бутылка вина в тёмном стекле. Следом за ним подошел официант и принес бокалы, сыр и фрукты. – Не стесняйтесь, дамы!

– Ой, – запаниковала Наташа. В её глазах отразился испуг. – Но ведь нам еще нет восемнадцати. Нам нельзя!

– А никто ничего и не узнает, – Ангелина элегантно взяла кусочек сыра двумя пальцами и положила себе в рот. – Сашка же здесь директор, поэтому нам можно всё.

– Я так не могу, – Наташа нервно заёрзала на месте. Вроде бы ничего страшного не происходило, но опять же: незнакомая обстановка, совершенно новые люди, алкоголь… Нет, это явно не входило в её сегодняшние планы. Надо срочно убираться отсюда, пока не поздно.

– Не ёрзай – занозу посадишь, – с напускной строгостью предупредил Сашка. – У нас тут ух! Какая мебель! Не для слабонервных!

Наташа застыла на месте. Ей вдруг реально стало страшно. И не только от того, что может посадить себе занозу, но и от внезапно поменявшего тона Сашки.

– Да перестань ты над ней прикалываться! – одёрнула Ангелина своего друга. – Она вон вся побледнела. Сидит теперь как каменная. Ты хоть улыбайся, когда шутишь, а то люди пугаются.

Тут Саша понял, что совершил ошибку и примирительно улыбнулся:

– Да я пошутил так-то. Можешь сидеть спокойно. Никакую занозу ты не поймаешь. Я лично всё проверял. Если мне не веришь, то можешь взять себе подушку, – Саша махнул рукой в угол, где лежали стопочкой шесть плоских подушечек, предназначенных как раз для тех, кто предпочитает сидеть на мягком.

– Наташа, ты не будешь с нами пить? Выпить один бокал за знакомство? Ты какая-то скучная, – хмыкнула Ангелина, небрежно беря одну виноградинку за другой. – Саша, проводи её, раз она отказывается от праздника.

Наташа в панике бросила быстрый взгляд на Диану. Та сидела и совершенно с безмятежным видом разглядывала меню. Не похоже, чтобы та нервничала. Диана излучала полное спокойствие и умиротворение. Тут Наташа поняла, что паниковать нет смысла и успокоилась.

– А можно я буду молочный коктейль? – вдруг произнесла Наташа, подумав, что сидеть и нервно теребить тканевую салфетку весь вечер некрасиво.

– Тебе нельзя пить, да? – Ангелина сочувственно посмотрела на подругу. В её взгляде читалось столько жалости, что Наташа внезапно прочувствовала всё её переживание, и ей стало немножечко стыдно за свой обман. Но только самую малость.

– Да, я лекарства пью, – как ни в чём не бывало ответила Наташа и сама поверила в эту маленькую ложь. – Я болела сильно недавно.

– Так бы и сказала, – у Ангелины словно отлегло от сердца, и она радостно заулыбалась. – Всё-таки со здоровьем шутить нельзя.

– Я тоже не буду, – улыбаясь, вставила Диана. – Я буду фисташковое мороженое с шоколадной посыпкой.

– Да про тебя мне уже давно всё известно, – махнула рукой Ангелина, даже ничуть не удивившись выбору подруги. – Ну, что ж, Саша, значит, мы будем праздновать вдвоём, хоть я и пришла не одна.

Саша тем временем небрежно открыл бутылку, словно делал это каждый день и не по разу, и налил вино в два бокала. Затем он подал один из них Ангелине. Та взяла слегка запотевший бокал и принялась рассматривать, как пузырьки лопались, поднимаясь наверх.

– За день знаний! – произнёс Саша. Раздался звон бокалов. Ангелина звонко рассмеялась. Возникало ощущение, что и она пьёт далеко не в первый раз. Ангелина сделала небольшой глоток и кивнула подругам.

– Официант! – Саша щёлкнул пальцами и кивнул парню, который до этого приносил бокалы и фрукты. – Дамы желают сделать заказ. Что вы будете?

Саша обернулся к девушкам, призывая уже выбрать хоть что-нибудь, потому что ему было неловко сидеть и пить вино с Ангелиной, когда другие сидят и молча поедают виноград. К ним подошёл невысокий рыжий парень в белой рубашке с коротким рукавом и чёрном фирменном фартуке. На бейджике было написано его имя, но каким-то витиеватым шрифтом, что Наташа не смогла разобрать.

– Я буду шоколадное мороженое с орешками, – произнесла Диана, откладывая меню в сторону. – Сверху можно добавить клубнику.

– Ты же только что хотела фисташковое мороженое? – усмехнулась Ангелина.

– Я – девушка-загадка, – скромно потупив глазки, произнесла Диана. И вместе с Ангелиной они вместе рассмеялись какой-то своей тайной шутке, про которую другим не нужно было знать.

– А я молочный коктейль, – Наташа не стала строить их себя какой-то загадочный элемент с тенью таинственности. – Если можно, то клубничный.

– Всё лучшее в нашем кафе только для вас, – официант подмигнул Наташе. – Вам трубочку принести розового цвета? Может, сверху украсить разноцветной посыпкой?

– Давай-давай, иди, – сдерживая смешок, произнёс Саша. – Ты сегодня здесь работаешь, поэтому нечего тут клеить девушек. Если есть желание сделать девушке приятное, то насыпь посыпки в виде красных сердечек.

– Да, шеф, – парень, кажется, нисколько не оскорбился. Видимо, он тоже принял правила какой-то тайной игры. – Сию же секунду удаляюсь и не смею мешать вашей беседе.

Официант забрал меню у девушек и скрылся за белыми дверями кухни. Наташа удивлённо смотрела на ушедшего официанта. И вот снова она уловила еле заметный секрет, какую-то недомолвку, парящую в воздухе. Ей всё кажется или, действительно, вокруг неё столько тайн?

– Какие у вас планы на вечер? – Саша пододвинулся к Ангелине поближе и приобнял её за талию. Он уже забыл про официанта и принял первоначальный невозмутимый вид.

– У нас у всех или конкретно у меня? – она положила голову ему на плечо и задумчиво проводила указательным пальцем по краю бокала.

– Я имел в виду только тебя. Но, если с тобой будут обе эти скромняшки, то они нам не помешают. Хотя, Диану родители не отпустят в ночной клуб. Это стопроцентно. А ты пойдешь? – Саша испытывающим взглядом посмотрел на Наташу. Официант уже принёс ей молочный коктейль и девушка делала вид, что разглядывает с интересом кондитерскую посыпку в виде сердечек в своём стакане.

– Пожалуй, в следующий раз, – она все-таки решила на первых порах воздержаться от сомнительных компаний. Ладно бар, он хоть находится чуть ли не в центре города. Да и день за окном. Но дискотека… Пожалуй, не в этот раз.

Но Наташа зря волновалась. Ангелина оказалась очень даже приличной девушкой, правда, из состоятельной семьи. Её папа занимал не последнюю должность в мэрии города, соответственно, уровень жизни в их семье не как у простых «смертных». Теперь для Наташи всё встало на свои места. Для Ангелины – выпить вина в середине дня несмотря на то, что она тоже еще несовершеннолетняя, не являлось чем-то необычным. Просто её родители ничего дурного в этом не видели и разрешали употреблять спиртное с шестнадцати лет. Вот и жила Ангелина с такими устоями, думая, что другие живут так же. Хотя нет, исключения она делала только Диане, своей школьной подруге. Они познакомились в первом классе и долгое время сидели за одной партой. Тогда Диана жила со своими родителями в соседнем подъезде. Потом родители Ангелины купили квартиру в новом районе, и они переехали. Общаться подруги не перестали, но видеться теперь стали реже. Диана по характеру оказалась очень мягкой и доброй. Её родители, наоборот, воспитывали в чрезмерной строгости, запрещали пить, курить, ходить по дискотекам и задерживаться допоздна в гостях. Даже короткие юбки нельзя являлись запретной темой: строго до колена или ниже.

«Ладно хоть они её в штору не замотали и не отправили в таком виде в университет, – подумала Наташа, уже с жалостью рассматривая Диану. Но казалось, что Диана вовсе не страдает от навязанного ей образа жизни. – Хорошо, что мои родители не впадают в дикую крайность. Хоть это радует».

Посиделки в баре прошли в весёлой компании и отличном настроении. Наташа взглянула на часы. Время подходило уже к пяти.

– Ой, засиделась я с вами, а мне уже пора домой. Я родителей не предупредила, что задержусь, – Наташа поднялась с места и взяла в руки рюкзак. – Сколько я должна за коктейль?

– Да ерунда, не переживай, – Саша устало махнул рукой. – Не такой он уж и дорогой. Это вам подарок от директора заведения, то есть от меня, в честь праздника. Приятно было познакомиться!

– Взаимно, – улыбнулась Наташа и вышла из-за стола. Сашка тоже оказался нормальным парнем. Не зазнавался и не строил из себя пафосного хозяина бара. Обычный такой свойский человек. – Спасибо за прекрасную компанию. Мне пора. До завтра!

– Я, пожалуй, тоже пойду, – Диана встала вслед за Наташей и засобиралась на выход. – До завтра, Ангелина. Встретимся как обычно.

– Давайте, девчонки, до завтра! – Ангелина подошла к подругам и поцеловала в щечку сначала Диану, а затем Наташу. Наташа немного растерялась, но затем тоже быстро чмокнула подругу в ответ. Так она еще ни с кем не прощалась. Точнее, она видела, что некоторые девчонки так делали в школе, но ей ни разу не приходилось участвовать в подобном. Ей казалось, что это такая дикость, а сейчас вот она сама принимает участие в этой дикости. Потом, вспоминая об этом случае, Наташа смеялась над собой.

Наташа с Дианой вышли из бара. Солнце садилось, и от этого всё вокруг приобрело оранжевый оттенок. В окнах домов танцевали яркие огни заходящего солнца. Наверное, в этот момент в квартирах у людей было очень жарко и им приходилось распахивать окна настежь. А здесь на улице уже вовсю чувствовалось, что наступает вечер. Длинные тени ложились на тротуар, часть деревьев и домов стояли в тени. Подул свежий ветерок, от которого по коже побежали мелкие мурашки, взяв своё начало от шеи, затем проскочив вдоль позвоночника, а затем разбежались по рукам, от чего на предплечьях кожа приобрела название «гусиной», а волоски стали дыбом.

– Что ж, пора домой. Я очень рада нашему знакомству, – Наташа ободряюще улыбнулась Диане. – Может, нам по пути? Мне в ту сторону, а тебе?

– Нет, – покачала головой Диана, снова вдруг став загадочной. – Пока.

Девушка молча улыбнулась и неспешно пошла в противоположную сторону. Наташа смотрела, как Диана уходит от неё. Было в её походке что-то печальное, но в то же время одухотворённое. Этакая светлая грусть. Почему-то возникло огромное желание её окликнуть, спросить, как у неё дела и почему Диана постоянно молчит и грустит. Но Наташа не сдвинулась с места. Какое ей до этого дело? Каждый живёт так, как ему нравится. Наташа только пожала плечами и отправилась домой. Если хочется Диане накидывать на себя флёр таинственности, что ж, это её право.

Через полчаса Наташа уже стояла перед дверями своей квартиры. Не зная еще ничего конкретно, но словно предчувствуя какую-то беду, она замерла в нерешительности. Никогда такого прежде с ней не случалось. Она всегда старалась поскорее вернуться домой и увидеть любимых родителей. А сейчас – нет. Будто кто-то невидимый не пускает её домой, не хочет, чтобы она сталкивалась с тем, что ждёт за дверями собственной квартиры.

– Да ну, глупости какие-то! – рассмеялась она над собой и открыла дверь своим ключом.

Но дома стояла непривычная тишина. Не рассказывал новости телевизор из комнаты родителей, не пело радио на кухне у мамы. Какая-то непривычная и в то же время пугающая тишина.

– Мама? Папа? – Наташа скинула кроссовки на пол. Но на её вопрос никто не отозвался. Наташа открыла дверь и заглянула на кухню. Там она увидела маму и облегчённо выдохнула. – Фуф, все живы! Ты меня так напугала!

Но мама плакала, сидя за столом спиной к дверям, поэтому она сразу не поняла, что происходит.

– Мама, что случилось? Где папа? – Наташа обняла маму за плечи. – Что происходит? У тебя всё хорошо?

Мама подняла на дочь заплаканные глаза и попыталась улыбнуться сквозь слёзы.

– Ничего не случилось, доченька. Лук чистила, вот слёзы и пошли. Проходи за стол, рассказывай, как день прошёл? Вас так надолго задержали? У вас что-то интересное намечалось в институте?

– Ой, знаешь! Столько всего интересного произошло за сегодняшний день! Я познакомилась с двумя девочками – Ангелиной и Дианой. Они пригласили меня после всех мероприятий в кафе, – Наташа как-то мгновенно забыла о том, что мама плакала минуту назад. И даже не обратила внимание на то, что никакого лука перед мамой не было вовсе.

– Надеюсь, ты не пила спиртное? – мама нахмурила брови. Буквально за одно мгновение она из плачущей женщины превратилась в сурового дознавателя.

– Нет, что ты. Только молочный коктейль. Я помню твоё правило: ничего не пить с незнакомыми людьми из открытых бутылок и стаканов. Я же не совсем дурочка. В кафе мы познакомились с Сашей, другом Ангелины. Вот вчетвером и немного посидели.

– Понятно. А как тебе университет в целом? Преподаватели? Одногруппники?

– Про самое главное-то я тебе и не сказала! – спохватилась Наташа и затараторила, боясь, что её кто-то может внезапно прервать. – Нам наш куратор сказала, что скоро будет День первокурсника, и спросила, кто может выступить. Я предложила рассказать что-нибудь из своего творчества.

– А вот это уже интересно, доченька, – мама нервно теребила в руках полотенце, а на лице попыталась изобразить вроде интереса. – Что ты будешь читать?

– Не знаю еще. Но в качестве примера я сегодня выступила перед всеми и прочитала свое последнее стихотворение.

– Это просто отлично! – как-то буднично произнесла мама и встала с места. Она приобняла дочь, мимоходом чмокнула её в щеку и направилась к газовой плите. – Я сейчас буду готовить ужин, а ты пока отправляйся к себе. Приготовься к завтрашнему дню. Все-таки это не школа, это уже гораздо серьёзнее.

– Да, конечно, – Наташа соскочила со стула и уже вышла из кухни, но тут же заглянула обратно. – А где папа? Он еще не пришел с работы?

– Нет еще… – мама открыла шкафчик и принялась оттуда доставать макароны.

– Ах, да, еще же нет семи. Я у себя! – Наташа уже развернулась, как неожиданно спросила. – Мама, а где же лук?

– Лук? Какой лук? – не поняла та и вопросительно уставилась на дочь.

– Обычный. Репчатый? Ты же говорила, что резала его, когда я пришла домой.

– Так в супе он давно, – мама махнула рукой в сторону окна. Но на окне не было ни кастрюли, ни сковородки. Там вообще ничего не было.

– Понятно, – Наташа странно посмотрела на маму и закрыла за собой дверь.

***

Дни проходили за днями. Учиться Наташе нравилось, но дикого восторга от этого она не испытывала: не было возможности развернуться её творческому таланту, а ведь она сюда шла именно за этим. Да, античная литература – это интересно, старославянский язык… Ну, почти тоже интересно, хотя больше забавно, чем интересно. Обучение происходит внутри группы, максимум, на весь курс читается лекция, тогда собираются три группы. Но это не тот масштаб, на который она рассчитывала. Она хотела покорять мир прямо сейчас, а не через месяц. О, как долго тянулось время до Дня первокурсника. Наташа жила в томлении и тревоге одновременно. Она уже не могла никак дождаться дня, чтобы вспыхнуть яркой звездой на небосклоне скучных однокурсников.

Однажды Наташа сидела дома за столом и нервно теребила карандаш в руке. Перед ней лежал чистый лист, на котором еще не появилось ни одной строчки. Наташа сначала даже подумала, что во всём виноват карандаш, возможно, он не пишет? Ей ведь казалось, что тысячи мыслей уже пролетели в её голове, а значит, хоть что-то должно было остаться на бумаге. Для уверенности Наташа нарисовала несколько закорючек на листе. Нет, карандаш был рабочим и вполне готов записывать все мысли своей хозяйки. Но шедевр ни в какую не спешил рождаться. Наташа с тоской посмотрела в окно: шёл тихий осенний моросящий дождь, небо затянуло серой плёнкой, сквозь которую солнце никак не могло прийти на помощь Наташиному настроению, деревья уже почти все оголились перед предстоящей зимой, на ветках тут и там сидели вороны и противно каркали. Настроение и так было паршивым, так еще и природа словно помогала утянуть себя в бездну тоски и отчаяния.

«А не пойти ли мне прогуляться? Ну и что, что идёт дождь, – внезапно родилась идея в голове Наташи. Она отодвинула в сторону карандаш с бумагой. – Это как раз подходящее время для поэзии. Я возьму цветной зонт, который купила этой весной на ярмарке, надену любимый оранжевый дождевик и резиновые сапожки! Я буду очень элегантна. А самое главное – смогу выделиться из общей серой массы. Я уж точно не останусь без внимания».

Одухотворённая собственной идеей, Наташа тут же выскочила из-за стола и принялась натягивать джинсы и толстовку. В прихожей она стала искать резиновые сапоги, запрятанные туда еще с прошлой осени, но никак не могла найти. Наташа принесла из кухни табуретку, встала на неё и распахнула дверцы верхнего шкафчика. Оттуда посыпался ворох обуви. На пол летели зимние сапоги, кроссовки, валенки, шлёпки.

– Дочь, ты куда собралась в такую погоду? – поинтересовался папа, внезапно возникнувший в дверном проёме. На удивление он сегодня пришёл рано домой, поэтому Наташа от неожиданности даже вздрогнула, не ожидая его услышать. Она обернулась на отца.

– Фу, как ты меня напугал! Не ожидала тебя увидеть дома. Пап, ну ты же знаешь меня! Мне нужно вдохновение! А эта погода настраивает на творческий лад! Мне нужно найти свою музу! Вот только не могу найти эти резиновые сапоги, а без них сейчас на улицу просто нет смысла идти.

– Лучше б ты за учёбу так рьяно взялась, – недовольно пробурчал тот, доставая из-за спины газету.

– Ну что ты такой скучный! Учёбу! У нас еще лекции только идут. Даже никаких практических занятий нет. Как говорят студенты, у нас пока халява. Сиди на лекциях, записывай всё и не парься, – Наташа снова принялась рыться в верхнем шкафчике.

– Если ты ищешь резиновые сапоги, то мама их еще вчера достала сверху и поставила на обувную полку, – папа кивнул в сторону обувницы и скрылся за дверями комнаты.

– Так бы сразу и сказал, – крикнула Наташа и принялась как попало засовывать обувь обратно в шкаф.

Она сняла с вешалки оранжевый дождевик и нацепила на голову кепку-восьмиклинку, вроде тех, что раньше носили мальчики-разносчики газет из бедных семей где-то в Европе. Наташа видела в каком-то фильме. Вроде это был Оливер Твист. Спустя какое-то время тип этих кепок перекочевал и в Россию, чему Наташа была безмерно рада, потому что она обожала эту кепку.

– Ты долго будешь гулять? – раздался голос папы из комнаты.

– Пока не знаю, – отозвалась Наташа. – Думаю, что нет. А ты что-то хотел? Нужно хлеба домой купить?

– Нет, ничего не надо.

– А ты не знаешь, где мой любимый цветной зонт?

– Посмотри в выдвижном ящике тумбочки.

Наташа нашла зонт и поскорее выскочила в подъезд. Мало ли папа передумает и заставит её что-то покупать в магазине. Совсем не хочется ей сейчас таскаться где-то и стоять в очередях. Или вообще внезапно закончится дождь, а она не успеет найти свою музу! Тогда всё будет зря! Наташа перескакивала через одну ступеньку, чтобы не опоздать на дождь. Наверное, никто в мире не стремится попасть под него как она сейчас.

Наташа выскочила из подъезда и посмотрела по сторонам. Да, как и ожидалось, на улице никого не было. Наташа пошла по тротуару вдоль дома и завернула за угол. Перед ней открылся серый тихий город, тишину которого нарушали только мимо проезжающие машины. Они с шумом ехали по проезжей части, не думая притормаживать около луж. От соприкосновения колеса на огромной скорости с поверхностью лужи вверх поднимался фонтан, который с легкостью мог промочить насквозь четырех человек.

«Хм, так себе перспектива оказаться под таким душем, – пронеслась мысль в голове у Наташи. – Что-то мне совсем не хочется идти по центральной улице. Сверну-ка я в переулок. Там машины почти не ездят».

Она свернула за угол и принялась с задумчивым видом рассекать по лужам словно огромный корабль и совсем не обращала внимания на происходящее вокруг. Она так страстно желала получить от прогулки под дождем вдохновения, а получила лишь странное чувство тревоги от разговора с отцом. Что-то в его взгляде ей не понравилось. Но что? Ответа она не находила. Задумавшись, Наташа прошла проулок и вышла на перекрёсток.

Впереди через дорогу располагалась школа искусств, куда мама так желала отправить дочь заниматься музыкой, рисованием или танцами, но Наташа не поддалась. Она выбрала литературный кружок при школе, который проводила её любимая учительница – Наталья Николаевна. Это была такая возвышенная над мирской суетой дама, что, казалось, никто и ничто не сможет поколебать её жизненные принципы. Наверное, она и себя так вела, потому что звали её как жену Александра Сергеевича. А, может, её назвали так родители, потому что она уже родилась такой утончённой. Сложно сказать на самом деле, что было первым, а что следствием, но Наталья Николаевна оказалась прекрасной во всех отношениях. Она даже носила платья с кружевным воротничком, и манжеты на платьях тоже были кружевные.

Наташа вдруг представила, как бы выглядела Наталья Николаевна сейчас в дождь, и пришла к выводу, что это всё равно было бы великолепно. Тем временем Наташа продолжала задумчиво шлепать по лужам, как мимо неё проехала жёлтая иномарка и окатила её с ног до головы водой из огромной лужи. Именно так, как она не хотела, чтобы с ней произошло.

– Ах, ты гадёныш! – взвизгнула она вслед уезжающей машине и погрозила кулаком. – Вот я бы тебе показала!

Наташа, конечно, немного промокла под дождём, но не так уж сильно. Всё-таки зонтик исправно делал своё дело, но после того, как этот мерзавец на автомобиле окатил её с ног до головы, то сухого места вообще не осталось. Мигнув задними фонарями, машина остановилась, затем дала задний ход и медленно подъехала к рассерженной девушке. Она злобно смотрела на него из-под своей мокрой кепки-восьмиклинки, с носа капала вода, но непонятно, это был дождь или лужа. Зонт был крепко зажат в правой руке на манер меча. В эту минуту можно было подумать, что девушка готова ринуться в бой, чтобы расквитаться с врагом, причем кто-то из них должен в итоге обязательно пасть смертью храбрых. И судя по глазам Наташи, это точно будет не она.

Из автомобиля выскочил молодой человек в синих джинсах с дырками на коленях по последней моде и розовой рубашке с коротким рукавом. У него был, действительно, переживающий вид. Но в данный момент было сложно определить за что он переживал – за то, что окатил водой Наташу, или за то, что ему сейчас приходится стоять и мокнуть под дождём.

– Девушка, извините меня, пожалуйста! Вот не хотел, честное слово! Вышло совершенно случайно! – парень состроил страдальческую рожицу и соорудил над головой нечто домика из ладоней, пытаясь сохранить сухой хотя бы голову. Но это совершенно ему не помогло, наоборот, так он выглядел еще глупее.

– Меня не волнуют твои извинения! – прошипела Наташа, зло посматривая на него. Хотя в глубине души она радовалась, что собеседник с каждой секундой становится всё мокрее и мокрее, словно с этим дождём он очищается от своего грязного поступка. – Ты испортил мне прогулку, мою одежду и моё настроение! Ты, действительно, считаешь, что твоё «извини» всё исправит в одно мгновение?

– Я готов загладить свою вину. Хотите? – продолжал он, всё так же стоя под дождём. Рубашка промокла насквозь и уже стала прилипать к телу, с волос и кончика носа начала капать вода, на которую парень вовсе не обращал внимания. В какую-то секунду он показался Наташе знакомым. Но она разглядывала его и никак не могла понять, где же могла видеть его раньше. Может, все парни под дождём выглядят одинаково?

– Ничего мне от тебя не нужно! Ты теперь такой же мокрый, как и я. Ты своё получил сполна. Можешь ехать дальше, – ответила она великодушно и, развернувшись, направилась в сторону дома. Теперь ей придётся вернуться домой, потому что джинсы промокли насквозь, а сапоги были полны воды, и Наташа даже чувствовала, как в них чавкает вода.

– Девушка, подождите, может, все-таки сходим в кафе, чтобы я хоть как-то мог загладить свою вину? – парень побежал за нею следом, совершенно не обращая внимания на то, что бросил свою машину посреди дороги. Он положил руку ей на плечо, пытаясь хоть как-то остановить её.

– Нет, нет и еще раз нет! Если судьба, то свидимся еще. А если нет, то и не очень-то и хотелось! – Наташа нервно скинула его руку со своего плеча и, сузив глаза, презрительно посмотрела на парня. Затем гордо вздёрнула голову и важно удалилась, насколько это было возможно в промокшем дождевике, джинсах и сапогах, полных воды.

Молодой человек еще некоторое время стоял под дождем и смотрел Наташе вслед. В машину он уже не спешил, потому что в этом не было никакого смысла: промок он окончательно, а теперь еще и весь салон будет мокрым. Парень поёжился, но всё-таки забрался в машину и захлопнул дверь. В отличие от Наташи, которая никак не могла припомнить его лица, он узнал её сразу: девушка приходила в бар вместе с Ангелиной и Дианой. Они что-то отмечали тогда с его лучшим другом Саней.

«Странно, – думал он, поворачивая с дороги к своему дому. – Она, действительно, меня не узнала, или сделала вид?»

***

Естественно, Наташа вернулась домой вся мокрая и злая. Она со злостью хлопнула входной дверью, словно та была в чем-то виновата. С потолка посыпалась мелкая крошка извёстки.

«Вот еще! – размышляла она, швырнув мокрый зонтик на пол. – Будет еще какой-то там малыш меня в кафе приглашать! Ему вообще есть восемнадцать, или папочка купил права и машину? Эти богатенькие вечно позволяют себе творить безобразие. Что он там себе надумал? Что я с радостью прыгну к нему в машину? Да как же! Размечтался! Я не такая!»

Наташа стянула с себя мокрый дождевик и бросила рядом с зонтиком. Затем села на банкетку и принялась аккуратно снимать сапоги, точнее, вытаскивать ноги из лужи, которая временно образовалась в её обуви.

– Наташа? Ты уже вернулась? – удивился папа, выглядывая в коридор. – Дочь, ты же вроде выросла из того возраста, когда любят в луже валяться.

Тут Наташа с удивлением заметила, как вокруг неё в прихожей на полу образовалась огромная лужа. Вода стекала с зонта и дождевика на пол, от ног разбегались в разные стороны струйки, джинсы прилипли к ногам, на волосах и носу блестели капельки воды.

– Всё тебе шуточки шутить! – огрызнулась та, вытирая лицо мокрым рукавом. – Меня какая-то малолетка сейчас окатила водой по самые уши! Это вовсе не смешно!

– Да, ладно тебе, я ж пошутил, – миролюбиво добавил папа. – Иди в ванную и приведи себя в порядок. А потом дуй к маме, она пирожки на кухне жарит. Ммм, объедение! Чувствуешь, как вкусно пахнет? Давай, кто быстрее до кухни? Или кто больше слопает?

– Я не хочу. Я же сказала, что я на диете! Никаких пирожков! – сердито одернула она отца. Наташа принюхалась и почувствовала приятный запах свежей выпечки, который плыл по всей квартире. И как это она сразу его не уловила? Хотя, сейчас ей не до этого. Она принялась стаскивать с ног носки, которые ни в какую не хотели слезать. – Хватит меня дразнить! И вообще, я пошла стихи писать. У меня лирическое настроение сейчас.

– А с какого ты дня на диете? Что-то я не в курсе, – папа облокотился на дверной косяк и с усмешкой наблюдал за дочерью.

– С сегодня! – с нескрываемой злостью произнесла Наташа. Она подхватила с пола дождевик, сапоги, сырые носки и на цыпочках прошла в ванную.

– Не знал, что лирическое настроение бывает именно таким… – папа пожал плечами и ушел на кухню лопать пирожки. Он же не на диете.

Наташа выжала дождевик, встряхнула его и рассмотрела со всех сторон: вроде бы чистый и стирать не надо. Она повесила его над ванной, и в ту же секунду с него начало капать. Затем Наташа выжала носки, прополоскала под краном с холодной водой, снова выжала носки и повесила сушить на батарею. Дальше в ход пошли сапоги, но, кроме как просто вылить из них воду, Наташа больше ничего не придумала.

– Мам, – Наташа выглянула из ванной. – Как мне теперь высушить сапоги? Они насквозь промокли.

– Возьми из тумбочки в прихожей сушилку для обуви. Она такая белого цвета с проводами, и поставь сушить в ванной, – отозвалась мама с кухни.

– Хорошо! – Наташа залезла в ванну с ногами и подставила их под кран с горячей водой. Вода обжигала ноги, но это было так приятно, что совсем не хотелось покидать это место. Но не сидеть же здесь всё время и, Наташа, вздохнув, закрыла краны и вылезла из ванны.

В прихожей она быстро отыскала сушилку, засунула её в сапоги и с облегчением выдохнула. Наконец-то она может пойти заняться своими делами. Но не тут-то было. Взгляд упал на пол в прихожей, где еще оставалась огромная лужа как знак того, что она отлично погуляла, но еще не свободна после результатов этой прогулки.

– Всё же знакомое лицо у этого парня, – размышляла Наташа, затирая лужу. – Такое ощущение, что я с ним уже встречалась раньше.

Она выпрямилась, выжала тряпку в ведро, затем еще раз протерла коридор и направилась выливать воду. Теперь наконец-то уж точно разделавшись с этим мокрым делом, Наташа направилась к себе в комнату. Она почувствовала, как её начинала бить мелкая дрожь.

– Да так и простыть недолго, – проворчала она, скидывая мокрые джинсы и толстовку. – Нагуляла, так сказать, аппетит. Теперь не то, что стихи писать не хочется, желание жить-то стремится к нулю.

Она вытащила из шкафа полотенце и насухо вытерла волосы. Повесив его на дверцу шкафа, Наташа выдвинула ящичек в поисках чистых сухих носков, попутно соображая, что бы такое на себя надеть, а то ей жуть, как холодно. Она бросила быстрый взгляд на свой белый живот, выпирающий наружу, и сморщилась. «Нет, надо с этим определенно что-то делать! Давно пора уже заняться собой! Хватит быть такой толстой! Срочно худею к лету! И волосы… Надо бы сделать модную стрижку, а то висят как солома. Нужно кардинально менять свой стиль. Я уже тысячу лет не была в парикмахерской. А маникюр? Когда я его делала в последний раз? Два месяца назад? Совсем я себя запустила!»

Мысли Наташи унесли её уже от одежды к поискам нового лака для ногтей, поэтому она так и продолжала стоять перед шкафом в носках, трусах и лифчике. Но нельзя было назвать Наташу толстушкой. Скорее она казалась немного полноватой. Беда больше заключалась в том, что Наташа совершенно не могла грамотно подбирать себе гардероб: её любовь к обтягивающим джинсам, коротким свитерам и блузкам оказывалась не взаимной. Если Наташа считала, что это поможет ей зрительно уменьшить фигуру, так сказать, утянет её, но на деле выходило совершенно иначе. Одежда не подчеркивала достоинства, а указывала на недостатки.

Наконец решив, что в данный момент удобнее и уютнее ей будет в пижаме, она переоделась. Закрыв шкаф, Наташа бросила быстрый взгляд в зеркало, когда проходила мимо него. Светло-русые волосы висели сосульками, а карие глаза блестели, словно на них так и застыли капельки воды. Хоть Наташа и замерзла во время прогулки и по телу тут и там пробегали мурашки, но кожа лица имела ровный здоровый цвет, что, естественно, не устраивало девушку. Она хотела, чтобы её сопровождала природная бледность, чтобы походить на утонченных аристократических девушек из туманного Альбиона, но природа распорядилась иначе, и Наташа оказалась крепкого телосложения. Кроме этого – веснушки! Как же она их ненавидела! Еще две недели назад Наташа купила себе абонемент на полгода в фитнес-зал, и решила, что с понедельника (ох, уж этот своенравный понедельник!) начнет ходить на занятия. А пока… Пока «нужный» понедельник почему-то никак не наступал.

Наташа плюхнулась на диван, нашарила под ним фен и принялась сушить волосы. От фена шло такое приятное тепло, что Наташа расслабилась и задумалась о том, а так ли ей нужно начинать худеть к лету прямо сейчас? Неужели от парочки пирожков может что-то измениться? Наташа быстро досушила волосы, нашла там же под диваном любимые меховые тапки и направилась на кухню. Мама, радостно что-то напевая под нос, не сразу заметила дочь.

– Мам, привет. Ммм, как вкусно пахнет! – радостно произнесла Наташа, втягивая сладкий воздух на кухне.

Сковородка на плите громко шипела, когда мама выкладывала в горячее масло пирожки. На кухне было так тепло и уютно, что захотелось поселиться в ней на ближайшие пару часов.

– Все-таки здорово в такую сырую погоду собраться всем вместе дома, чтобы поесть пирожков. Я так вас всех люблю! Как здорово, что у нас такая дружная семья!

Мама вдруг замерла – улыбка моментально исчезла с её лица – и бросила быстрый взгляд на отца. Тот тоже как-то сразу сник и, уткнувшись в телефон, продолжил молча есть пирожок. На кухне повисла тишина. Кажется, даже пирожки перестали шептаться в горячем масле. Только чайник просвистел, игнорируя всё на свете.

– Вы чего такие хмурые? Что-то случилось? – не поняла Наташа резкой смены настроения вокруг себя. Она откусила пирожок, он оказался с капустой, именно как она любила, а затем посмотрела на родителей. По спине пробежал мерзкий холодок, хотя на самом деле духота от работающей плиты никуда не делась.

– Видишь ли, дочь… – начал папа торопливо, откладывая телефон в сторону, но мама быстро подошла к нему и положила ладонь на его плечо.

– Давай не сегодня, – еле слышно произнесла она.

– Вы о чём? – Наташа продолжала жевать пирожок, сидя на стуле.

Она вопросительно разглядывала родителей и никак не могла понять, в чём же здесь подвох. Всё походило на неотрепетированный заговор.

– Ты вроде бы хотела что-то нам рассказать? – сменила тему разговора мама, вернувшись к своим пирожкам. – Когда у тебя день первокурсника?

– Ах, да! Точно! У нас завтра наконец-то состоится посвящение на факультете. Я специально для этого сочинила новое стихотворение. Хотите прочитаю?

– Пожалуй… – папа начал подниматься с места, но мама резко обернулась на него и бросила уничтожающий взгляд.

– Да, конечно, прочитай! – мама улыбнулась дочери и положила пирожки на сковородку. Те громко зашипели, словно тоже жаждали услышать новое творение Наташи и высказывали тем самым своё ярое нетерпение.

– Так вот, слушайте… – Наташа прожевала пирожок, вытерла руки о пижаму и встала в дверном проёме, обозначив тем самым, что это как будто бы сцена.

Наташа начала читать. Громко. Выразительно. С мимикой и интонацией. Родители улыбались, глядя на неё. Но улыбки эти вышли совершенно разные: в маминых глазах светилась радость и надежда, а в папиных – усталость, тоска и раздражение, словно ему всё это было неприятно. Но дочь, окрылённая творческим подъемом, этого не заметила. Наташа многое не замечала в последнее время, что происходило вокруг неё. Эмоции настолько переполняли душу, что хотелось петь, танцевать, парить в воздухе и разбрасывать вокруг себя цветное конфетти.