Про картошечку

Глава 1

                        Внукам и внучкам от дедушки

Глава I

Жила-была картошечка. Жила она на лужайке в лесу. Как она там оказалась – никто рассказать не может. Одни говорят, что это ёжик путешествовал, исследовал новые территории и прихватил где-то картошечку – с грибочком перепутал. Да и любопытный был тот ёжик. Правда – подслеповатый, но нюх у него был отменный. Перепутать-то он вряд ли бы перепутал, а вот прихватить на пробу мог. Он и не такое прихватывал. Однажды, от дачников кактус притащил – вот смеху в лесу было. Бедный ёжик долго в объяснениях путался – зачем он кактус в лес притащил, то ли друга себе искал, то ли памятник при жизни себе хотел поставить. А сороки говорят (хотя кто им верить будет, они всегда всё путают), что картошечку в лес белки притащили. Что якобы белки подсмотрели, что странные человечки на красивой зелёной лужайке бегали и какой-то фрукт круглый пинали, всё поделить его не могли. Ну как сорок слушать можно? Ну кому из этих умных двуногих и двуруких придёт в голову бегать по полю и круглый фрукт ногами пинать, падать, опять пинать. А фрукт-то несъедобный, чего за ним бегать-то? Да и в руки взять его можно, белки видели, он не кусается. Но опять же, сороки говорят, что это бельчата подражать людям стали, круглую картошечку стали по полю катать, а потом самый хитрый бельчонок схватил картошечку и убежал с ней в лес. А чтобы мама–белка не ругала, под лопух спрятал. Лопух, он и в лесу лопух.

А картошечка там пригрелась, перезимовала и ростки пустила. А потом она проснулась. Проснулась она от того, что кто-то рядом сопел, похрюкивал и тыкал ей в глазки чем-то влажным. Это оказался кабанчик. Он принюхивался к картошечке и, вероятно, хотел её скушать.

– Эй, эй, ты что? – прикрикнула на него картошечка, – не ешь меня, я невкусная.

– А я откуда знаю, я же тебя не пробовал, – спросил кабанчик.

– А разве тебе мама не говорила, чтобы ты не брал в рот что попало, а сначала думал? Можно в конце концов спросить у взрослых. А ещё лучше – съешь этот лопух, который закрывает мне солнце на закате.

– Я что «лопух», чтобы есть лопух? – спросил кабанчик.

– Нет, не лопух. Ну, по крайней мере, если и лопух, то не тот, который лопух, который растёт. Хотя и ты растешь. Так может ты тоже лопух? Что-то я заговорилась, – пролепетала картошечка. А про себя подумала: «Так можно и до «пюре» договориться». И вслух продолжила:

– Послушай, миленький, но если ты не лопух, чтобы есть лопух, так ты и не картошечка, чтобы есть картошечку. А я картошечка. И тебя, миленького такого хрюшку, есть не буду. И ты меня не ешь, а то станешь картошечкой.

– Как приятно, – ответил кабанчик. – Миленьким хрюшей меня только мама называет. Я не буду тебя есть. Я не хочу быть картошечкой. Я хочу быть хрюшей–кабанчиком. А ты точно не вкусная?

– Точно–точно, точнёшеньки, точнее не бывает.

– А мне кажется, что я где-то похожее на тебя видел. Такое обжаренное в масле, очень вкусное – я находил на помойке.

– Глупышка. Это было заморское очень вредное чудо-юдо «фри во фритюре». Это совсем другое. Ты ещё скажи, что меня можно в костре запечь и скушать.

– Хорошая мысль, – сказал кабанчик и уставился своими поросячьими глазками на картошечку, пытаясь задуматься.

– Хорошая мысль – это запечь в лопухе колорадского жука, который подбирается ко мне. Послушай умного совета, Хрюша. Во-первых, держись от костра подальше.

– А во-вторых? – спросил кабанчик.

– А во-вторых, у тебя хвост крючком и пятачок на носу. Ты смешной и добрый и тебя мама зовет. Можешь спросить её про костер. Она, как и я, плохого тебе не посоветует.

Кабанчик развернулся, увидел маму и побежал спрашивать её про костер. А так как ему не поручали спросить – съедобная или нет картошечка, то он и не стал об этом спрашивать.

Этот разговор между картошечкой и кабанчиком услышали сидевшие рядом воробьи и как зачирикают:

– Какая умная особа появилась у нас на лужайке! Откуда ты такая и кто ты? Мы таких диковинок в лесу не видели. А тебя можно чуть-чуть, чуть-чуть, чуть-чуть поклевать, ну совсем чуть-чуть?

– Вы что, воробьишки добрые, совсем зачирикались? Каждый по чуть-чуть чирикнет, то есть клюнет, к концу дня клевать нечего будет. Жуков видите? Они очень вкусные, вон под листом лопуха, их клюйте. А я – картошечка. Я выросла на грядке известного доцента, почти профессора. Как меня клевать можно? Да я – луч света в вашем дремучем лесу, меня оберегать надо, культивировать. А вы – поклевать.

– Культивировать? А это как?

– А это значит культурно обходиться. Не тыкать свой нос, простите, клюв, куда попало. И пёрышки свои в сторонке сначала почистите, а потом подходите со своими вопросами. А прежде чем чирикнуть что-то, несколько раз подумайте – надо ли об этом чирикать. А то до ухи дочирикаетесь, вот смеху-то будет.

– А что такое уха? – спросили воробьи.

Картошечка, если честно, не знала что такое уха. Она знала только откуда-то из генетической памяти, что туда не стоит попадать. Но ей хотелось ответить что-то умное–заумное, чтобы воробьи не поняли.

И она начала:

– Уха – это, это такое, что даже трудно вообразить, а представить себе так вообще невозможно. А кто в уху попадает, над тем все смеются, очень долго и смешно смеются. И всем про это потом рассказывают.

Воробьи не хотели, чтобы над ними смеялись. Над ними и так часто смеялись – когда они петь пытались. Особенно соловьи насмехались. Ну что они, эти соловьи, в пении понимают? Трескотня какая-то да и только. А все слушают, восхищаются. Такое впечатление, что ни у кого слуха нет.

– Послушай, культурная картошечка, – начали воробьи. И зачирикали хором и поодиночке.

– Да подождите же вы, что слушать, я не понимаю, – перебила их картошечка.

– Нас послушай внимательно, – ответил тут же нахохлившийся воробей, – пение наше.

– А-а-а, давайте, пойте, – ответила картошечка, – но по одному, солируйте.

– Что-что-что делать? – переспросил воробей, перебирая в воробьиной памяти знакомые слова и выражения.

– По очереди пойте, не все сразу.

И воробьи запели, зачирикали. И хором, и соло, чирикали во всю душу, пока сороки на их шум и гам не прилетели. Ошарашенная картошечка долго молчала, не знала, что сказать. А потом нашлась:

– Великолепно! Какой замечательный рэп. Как талантливо, как изумительно, сколько энергетики, сколько драйва! Где вы учились, кто давал вам уроки пения? Это просто гениальное исполнение. Я так счастлива, что могу вживую услышать из первых, так сказать, уст это чирчир-рико-рико-чир-чирико. Как глубоко, как душевно. Супер!

Сороки как услышали, так сразу и затрещали о картошечке. Вся лужайка, а вскоре и весь лес, знали, какая особа завелась на поляне – не то овощ, не то фрукт, но очень умная и страшно культурная.