Громкость жизни
Пролог: Звук Тишины
Привет. Ты меня слышишь?
Не через экран. Не сквозь вой уведомлений в твоем смартфоне.
Не поверх этого мерзкого техно, что сейчас, наверное, бьет тебе в виски из наушников или колонки соседа.
А вот так. В тишине.
Страшно, да?
Мы, поколение Z (и те, кто притворяется молодым до сорока – привет, ребята!), живем в эпоху перманентного звукового перенасыщения. Наш мир – это гигабайты шума:
ТикТок-дриллвместо утренней тишины.
Подкасты-водокачки– фоном для метрошки.
Цифровой треск лайков– саундтрек самооценки.
Истеричный вскрик новостей– вместо раздумий.
Даже мемы – те визуальные, – они у нас в голове со звуком!
Мы научились выставлять громкость жизни на максимум, чтобы заглушить главный вопрос:
А где тут, блин, моя собственная партия в этом оркестре безумия?
Мы мастера мимикрии:
Запостили сторис с вечеринки? – Значит, живем.
Включили Lo-fi "для концентрации"? – Значит, глубокие.
Натянули маску сарказма? – Значит, непробиваемые.
Зависли в прокрастинации? – Значит, философы.
Но в этом грохочущем карнавалеесть один парадокс, который всех нас еб*ет:
Чем громче внешний шум – тем оглушительнее внутренняя тишина.
Тишина неудобных вопросов:
Зачем я бегу, если маршрут – в никуда?
Почему мой "успех"пахнет выгоранием?
Кто я, когда Wi-Fi отваливается, а инстаграм тухнет?
И где, в конце концов, мой стимул– не как точка Б на карте, а как топливо для движения?
Эта книга – не ответ.
Это – звуковая лаборатория.
Я, Александр Чичулин (писатель, продюсер и такой же сомневающийся эксперт по выживанию в цифровом шторме, как и ты), приглашаю тебя на опасный эксперимент:
Отключи. Все.
Хотя бы на время чтения.
Погрузись в истории пяти таких же, как ты.
Они не супергерои. Они – сломанные дешифраторы кода счастья:
Марк, который закопал свои мысли поглубже коробки из-под кроссовок – чтобы мир не добрался.
Аня, чья батарейка "вечного двигателя"села навсегда где-то между подкастом и дедлайном.
Кирилл, который ждал саундтрек для идеального старта, а получил расстроенную гитару жизни.
Саша, чье сердце – черная дыра, втягивающая звезды надежды без права на свет.
Илья, чья жизнь рассыпалась пикселями фальшивых улыбок в ленте новостей.
Они тоже думали, что "живи счастливо"– это инструкция.
Оказалось – мина замедленного действия.
"Громкость Жизни"– это не про то, как орать громче всех.
Это про то, какуслышать тихий бит собственного сердцапод грудой цифрового мусора, фейковых целей и навязанных сценариев.
Это про то, как признать:
Твой комфорт – самая опасная клетка.
Цинизм – броня труса.
Перфект киллер креатив.
А самый смелый поступок – иногда просто нажать PAUSE.
Здесь будет больно. Неловко. Смешно (потому что если не смеяться над абсурдом, то только плакать).
Здесь будут пять уникальных саундтреков(моих песен), которые станут голосом души каждого героя.
Этот пролог – твой первый шаг в тишину.
Не бойся ее.
Именно в этой тишине, где стихает фальшивый гул,
Рождается твоя настоящая, неподдельная, живая ГРОМКОСТЬ.
Готов услышать себя?
Поехали.
А. Чичулин
Тюмень, 2025
Часть 1: МАРК. "ЭСКИЗ ПРАВДЫ"
Тишина в комнате Марка была особой породы. Не медитативной пустотой йога-студии, а густым, пыльным коконом, сплетенным из полуночных скрипов паркета, мерного шипения батареи и далекого гула Москвы за окном – как будто огромный город просто булькал там, в чайнике забытой реальности. Сам Марк был архитектором этого кокона. Его царство – девять квадратных метров в «двушке» Ильи – напоминало философский полигон после бомбежки. Стеллажи, согнувшиеся под тяжестью Ницше, Пелевина и манги «Берсерк», соседствовали с горами футболок «металлических» групп, чьи концерты он так и не посетил. На столе, рядом с ноутбуком, чей экран с тоской мигал курсором на пустом документе «Диплом_финал_правка_FINAL(2).docx», мирно гнили три чашки из-под растворимого кофе – памятники прокрастинации.
В центре этого осознанного бардака,под столом из IKEA, который видел лучшие дни, лежала главная реликвия:картонная коробка из-под кроссовок Adidas. Не новых, не крутых, а тех самых, прошлогодних, с подошвой, стертой до асфальтной истины. Для Марка это был не мусор, а ковчег. Внутри, под слоем фантиков от «Твиксов» и билетов на давно отмененные выставки, покоились обрывки его «гениального мусора» – стихи, наброски рассказов, философские тезисы, написанные нервным почерком в моменты редкого просветления. Мысли, которые казались бриллиантами в 3 часа ночи, а к утру превращались в тыквы стыда. «Гениальный мусор»– так он их мысленно называл, с горькой самоиронией, ставшей его второй кожей.
Почему не выбросил? Потому что выбросить – значило признать окончательно:все это тлен. А Марк цеплялся за тлен, как за оправдание. Он был виртуозом интеллектуальной прокрастинации: мог часами читать про деконструкцию общества потребления, параллельно листая мемы про «украинский нацизм» десятилетней давности (ирония судьбы!), но написать хотя бы абзац своего диплома по той же социологии – нет, это уже слишком. Действие требовало смелости. А смелость – это риск. Риск – это боль. А боль – ну ее в баню. Лучше уж безопасная территория вечного «в процессе», где ты не лузер, а непризнанный гений в эмбрионе.
Он потянулся, костяшки пальцев хрустнули в такт Lo-fi биту, шипящему в его накладных Sony. Это был не просто фон – это звуковая стена. Стена против мира Ильи с его показушными вечеринками, против Ани с ее токсичным позитивом, против родителей с их вечным «Когда уже диплом?». Против самого себя, в конце концов. Марк знал: его «гениальный мусор» мог бы стать чем-то. Но выпустить его из коробки? Показать миру? Страшно. Мир – это Вася с той вечеринки, который назовет это хуйней. Мир – это научрук, который покрутит пальцем у виска. Мир – это Илья, который скажет: «Норм, но лайков будет мало».
Он потрогал коробку носком джоггера. Картон был теплым, шершавым, родным. Здесь было безопасно. Здесь его мысли, даже самые глупые, были под защитой. Они не требовали результата, не ждали оценок. Они просто были. Как пыль на книгах. Как пустой курсор на экране.
В этот момент в дверь его комнаты постучали.Три резких, нетерпеливых удара – как выстрелы по его кокону. Голос Ильи пробился сквозь Lo-fi и стену:
– Маркуха! Ты че, уснул? Вечеринка же стартанула! Там народ, девчонки, бухло! Вылезай из берлоги, а то протухнешь в своем философском соку!
Марк замер. Тишина кокона дала трещину. Где-то глубоко внутри, рядом с коробкой из-под кроссовок, екнуло что-то маленькое и беззащитное. Предчувствие. Предчувствие шума, фальшивых улыбок, необходимости казаться.
Он глубоко вздохнул, звук выдоха слился с шипением Lo-fi.
«Протухнуть… – подумал он. – А я, собственно, чем сейчас не протух?»
Его пальцы инстинктивно потянулись к коробке под столом – последнему убежищу. Но надо было идти. Хотя бы ненадолго. Хотя бы чтобы потом было что деконструировать в своем коконе.
Он снял наушники. Тишина исчезла. Ее мгновенно заполнил давящий техно-бумиз гостиной и гул чужих голосов.
Мост был пройден.Берлога оставалась позади. Впереди был только грохочущий ад "Фальстарта", где его ждал угол тишины, наушники и коробка из-под кроссовок, мысленно прижатая к груди как талисман против общего безумия.
Стук в дверь
Стук повторился. Не просто три удара – теперь это был настоящий техно-ритм нетерпения: Тук-ТУК-тук-ТУК!Дребезжала не только дверь (дешевый ламинат IKEA против напора Ильи), но и воздух в комнате Марка. Его Lo-fi шипение внезапно показалось жалкой попыткой загримировать панику под глубину.
– Маркуха! Ты че, в натуре, уснул? Или уже в нирвану улетел? – Голос Ильи прорвался сквозь щель под дверью, громкий, как реклама в тиктоке посреди ночи.– Народ тут как на дрожжах поднимается! Девчонки спрашивают, где наш таинственный философ! Бухло ледяное! Вылазь из своей берлоги, а то реально протухнешь в этом… своем философском рассоле!
Марк не ответил. Он физически ощутил, как его кокон – этот теплый, пыльный саркофаг из книг, чашек и невысказанных мыслей – дал трещину. Звук не просто проник в комнату; он вдавился в тишину, как сапог в снег.Ком в горле. Ладони чуть влажные. Знакомое чувство – как перед устным экзаменом по предмету, который ты прогулял.Только тут экзаменатор – весь мир Ильи: шумный, требовательный, поверхностный.
«Философский рассол… – промелькнуло у Марка с горькой усмешкой. – Блин, даже Илья иногда выдает перлы. Почти как Ницше, если Ницше слушал Моргенштерна и мерил успех лайками».
Он потянулся к коробке из-под кроссовокпод столом. Шершавый картон под пальцами – якорь. Последний жест к своему «гениальному мусору», последнее прикосновение к безопасному тлену. «Вот они, бриллианты, – подумал он. – Спрятаны под фантиками от "Твиксов"и билетом на "Башмета", на который я так и не сходил. Ждут своего часа. Который не наступит никогда».
– Эй, Марк! – Голос Ильи стал резче, с металлическим оттенком фальшивого веселья. – Если через минуту не выйдешь, я этот замок вышибу! У меня тут гости из топового блога – им контент нужен! Ты же не хочешь прославиться как чудило-затворник? #лайфстайлпровал!
Угроза "контента". Это было уже слишком. Марк представил себя на фоне диско-шара и неона – бледного, помятого, с глазами оленя перед фарами грузовика– в каком-нибудь подкасте про «странных типов поколения Z». Хештег #лайфстайлпровал горел в его мозгу неоновым позором. Страх оценки перевесил страх действия.Всего на грамм, но этого хватило.
Он снял наушники.
Тишина комнаты не исчезла – ее разорвали.
Как бумагу.
Мощный техно-битиз гостиной, смех (искусственный? настоящий?), звон бокалов, гул голосов – все это ворвалось в уши, в мозг, в грудную клетку, как волна ледяной воды. Физическая боль от децибел. Его Lo-fi был детским свистком против цунами.
«Протухнуть… – еще раз пронеслось в голове, но уже без иронии. – Или сгнить заживо в берлоге?»
Марк встал. Колени слегка подкашивались, будто он только что вышел из самолета после долгого перелета в никуда. Он не посмотрел в зеркало – знал, что увидит: мешки под глазами интеллектуала, майку с полустертым "Radiohead", позу "пожалуйста, не замечайте меня".Идеальный кадр для сторис Ильи.
Он сделал шаг к двери. Потом еще один. Пол под ногами казался зыбким, как будто его кокон был не комнатой, а тонущей подводной лодкой, а он – последним, кто вылезает через люк в океан безумия. Рука сама потянулась к дверной ручке (хром, холодный, чужой).
Перед тем как повернуть ее, он бросил последний взгляд на коробку под столом.«Hold my beer, гениальный мусор, – мысленно прошептал он. – Иду в разведку. Принесу тебе свежего материала для деконструкции».
Щелчок замкапрозвучал громче, чем техно.
Дверь открылась.
Стена звука ударила в лицо.
Свет неона резанул глаза.
Запах алкоголя, духов и пота.
Илья, сияющий, как новая айфонная камера, схватил его за плечо:
– Вот он, наш мыслитель! Заждались! Вася, глянь, живой! Небось, новую теорию заговора против веселья выстраивал?
Марк попытался улыбнуться. Получилось что-то среднее между гримасой боли и нервным тиком. Его втянули в грохочущий поток.Берлога осталась позади. Впереди был только давящий хаос "Фальстарта", где его ждал единственный спасительный островок – дальний угол дивана, наушники в кармане куртки, и мысленный образ коробки из-под кроссовок, маячившей в сознании как Ноев ковчег в этом цифровом потопе. Мост был пройден. Обратной дороги не было.
Угол тишины в аду шума
Илья втянул его в гостиную, как мусор в пылесос на максимальной тяге. Стена звука обрушилась окончательно: не просто техно-бит из колонок, а физиологический дискомфорт. Бас гудел в костях, высокие частоты резали слух, как тупое стекло. Воздух был густым от дешевого парфюма, пота и чего-то сладковато-тлетворного – запах искусственного веселья. Неоновые ленты (синяя, розовая – как вакханалия для подростков) бросали ядовитые бликина лица. Диско-шар, купленный Ильей для "атмосферы", вращался с тоскливой бесполезностью, рассылая пятна света по потолку – гигантский клубень в космической пустоте.
Марк почувствовал себя мухой в янтаре этого шума.Его сразу отделили от Ильи– тот уже несся к стойке с криком: "Кому текилы? Держим марку, ребята!". Марк замер, сканируя пространство на предмет убежища.Угол. Нужен был самый дальний угол. Тот, где тень была гуще, а свет неона – слабее.
Он двинулся вдоль стены, стараясь слиться с обоями(серые, с абстрактным узором – "стильно", как говорил Илья). Гости были карикатурами на самих себя:
Парни в oversize худис капюшонами на головах (жарко же!), трясли воображаемыми микрофонамипод техно, словно читали рэп церебрального паралича.
Девушки в блестящих топах(мороз за окном -25°C, но кто считает?), кривлялись в селфи-режиме, делая утиные губки и глаза "котейки". "Вау! Красота!"– слышалось то тут, то там, с фальшью в три этажа.
Кто-то орал что-то про "украинский нацизм"– видимо, пытался быть "политически глубоким"на фоне диско-шара.
Другой тыкал пальцем в экран смартфона, лихорадочно листая ленту прямо посреди танцпола – цифровая шизофрения в чистом виде.
«Народ на дрожжах… – подумал Марк с ледяным сарказмом. – Дрожжи явно просроченные. Идеальная метафора: пузыри пустоты, готовые лопнуть от первого дуновения смысла».
Он нашел свой угол. Узкий просвет между огромным (и явно ненужным) фикусом и книжной полкой Ильи (которая была декором: том Ницше рядом с "Sapiens"Юваля Харари и комиксом "Человек-паук"– классический набор для понтов). Марк буквально втиснулся туда, спиной к стене. Достал наушники из кармана. Его пальцы дрожали, когда он включил свой Lo-fi. Знакомое шипение, мерный бит… Стена. Хлипкая, но своя. Он закрыл глаза, делая вид, что "в моменте". На самом деле он видел только коробку из-под кроссовок под своим столом. Ее шершавый картон. Ее немой укор. Ее безопасный мрак.
«Hold my beer… – мысленно повторил он. – Держи. Тут такое творится…»
Но ад нашел его сам. Через щель в наушниках (шумоподача Sony была хороша, но не идеальна) прорвался пронзительный, как сирена, голос:
– Марк! Ну наконец-то!
Аня. Она стояла перед ним, сияя натянутой улыбкой и ярко-розовым платьем, которое резало глаза хуже неона. В руке – два стакана с чем-то мутно-зеленым. Она уже протягивала один ему, вторым энергично жестикулируя.
– Хватит киснуть в углу! Ты как в берлоге! Иди потанцуй! – Она сделала шаг ближе, нарушая его воздушный пузырь. Запах ее духов (сладкие, дешевые) смешался с общим смрадом. – Смотри, Ленка свободна! Она классная, с филфака! Познакомлю?
И тут она совершила непростительное.
Она сняла с него наушник.
Один.
Правый.
Физическое вторжение.
Звуковой удар. Техно, смех, крик какой-то девушки ("Ой, блин, пролила!") – все это ворвалось прямо в ухо, в мозг. Его Lo-fi шипел жалко в левом наушнике, пытаясь противостоять хаосу.
– Отстань, Ань, – выдавил он, голос прозвучал хрипло, глуше, чем он ожидал. – Мне норм. Я… в процессе.
Он попытался отвести взгляд, но успел заметить, как ее сияние померкло. На смену ему пришла обиженная растерянность, мгновенно сменившаяся привычной маской "решателя проблем".
– Какой процесс?! – затараторила она, не отступая. – Ты же тут как инопланетянин! Иди, познакомься, развейся! Ленка реально…
Марк не слушал.Его взгляд упал на стакан, который она сунула ему в руку. Липкий, холодный. Что-то зеленое. Мохито? Яд? Символ всего этого ада? Он поставил его на полку рядом с Ницше. Пузырьки давно осели. Мертвая газировка. Как его надежды на тишину.
– Ань, серьезно, – он резко надел наушник обратно, включил громкость на максимум. Шипение Lo-fi заглушило ее голос, но не ее присутствие. Он уставился в пустую точку над ее плечом, сжимая кулакив карманах джоггеров. Гнев?
Нет. Беспомощность. Граница нарушена. Крепость пала.
Аня закусила губу, ее взгляд мельком метнулся к телефонув сумочке – привычный жест бегства. Она бросила что-то вроде: "Ну ладно… Но потом подойду!". И растворилась в толпе, уже листая ленту.
Марк прижался спиной к стене, будто пытался продавить ее и сбежать. Его Lo-fi теперь звучал искаженно, с хрипом– поврежденная защита. Коробка из-под кроссовокв его сознании вдруг открылась. Обрывки стихов, глупые мысли, детские страхи – все это металось внутри, как птицы в клетке, напоминая: "Ты тоже часть этого абсурда. Твой "гениальный мусор"– лишь отражение общего безумия".
Он взял стакан с "мертвой газировкой". Повертел его в руках. Конденсат стекал по пальцам. Холодный, как его мысли.
«Процесс… – усмехнулся он про себя. – Да. Процесс загнивания в реальном времени. Идеальный перформанс для Ильиного контента».
Его угол тишины был захвачен.
Ад "Фальстарта"праздновал первую победу.
Но где-то глубоко, рядом с коробкой под столом, шевельнулось что-то твердое.
Зерно гнева.
Или просто осознание: чтобы выжить, нужно не прятаться.
А сжечь этот чертов диско-шар.
Хотя бы в своем воображении.
Пока.
Тень Соколова
Тишина комнаты Марка, ставшая после «Фальстарта» не убежищем, а саркофагом, была взорвана не музыкой, а цифровым визгом уведомлений. На экране ноутбука, поверх вечно пустого «Диплом.doc», всплыло официальное письмо от деканата– сухим шрифтом, без эмоций, как приговор. Предмет: «Участие в расследовании возможного плагиата в работах профессора Д.А. Соколова».
Марк прочитал. Потом перечитал. Не было гнева. Не было даже удивления. Был ледяной цинизм, стекающий по позвоночнику, как знакомая вода. «Соколов… "звезда"факультета, кумир Кирилла, "спонсор"Ильиных амбиций. И вор. А я? Я – источник сырья. "Гениальный мусор", который даже украсть – не грех». В письме упоминались его старые, полузабытые тезисы, отправленные Соколову "для консультации"еще на втором курсе. Теперь они фигурировали в "новаторской"статье профессора без единой ссылки. Ирония была убийственной: его бездействие, его страх вынести мысли на суд мира, сделали их легкой добычей.
Звук его мира изменился:привычный Lo-fi в наушниках зашипел, как испорченная пленка.Вместо успокаивающего бита – навязчивый стук клавишего собственного немого крика в прошлом. «Зачем? – думал Марк, глядя на коробку из-под кроссовок под столом. – Зачем рвать стихи, если сама жизнь вырывает страницы и приписывает их другим? Знание? Действие? Все тлен. Соколов действовал – и украл. Я бездействовал – и меня обокрали. Разница лишь в масштабе фальши».
Но тень Соколоване ограничилась академической сферой. Следом пришло SMS от арендодателя– резкое, без церемоний: «В связи с финансовыми трудностями партнеров (в т.ч. Д.А. Соколова) и арестом имущества, выселение из квартиры в течение 14 дней. Инф. по съему – не ко мне».
Угроза выселенияударила ниже пояса. Его комната – хаотичный, но единственный островок контролируемого хаоса, его крепость от шума мира, его "осознанный покой"– оказалась карточным домиком, построенным на песке чужого мошенничества. Бардак с глубоким смысломвнезапно обрел новый, жуткий смысл: символ хрупкости любой безопасности, построенной на пассивности. Где теперь хранить коробку? Где прятаться?
Марк не закричал, не забился в истерике. Он медленно снял наушники. Тишина комнаты, прежде бывшая союзником, звенела теперь ледяной пустотой. Он подошел к окну. Огни ночного города казались чужими, враждебными точками в огромной, равнодушной системе. «Дмитрий Анатольевич Соколов, – мысленно произнес он имя, – ты не просто украл мои мысли. Ты украл мою иллюзию, что можно просто сидеть в углу и тихо гнить. Ты доказал, что даже гниение – не гарантия покоя. Идиоты активны. Идиоты крадут. Идиоты лишают тебя крыши над головой».
Он вернулся к столу. Взгляд упал на коробку из-под кроссовок. Не стихи теперь манили или пугали. Манила простота жеста, окончательность. В мире, где воруют даже твой "мусор", где рушатся стены твоего кокона, акт уничтожения своего не рожденного творчествастановился единственным доступным, тотально контролируемым действием. Парадоксальный жест самоутверждения через самоуничтожение.
«Соколов украл прошлое. Арендодатель отнимает будущее. Знание о воровстве – не стимул к действию, а доказательство его бессмысленности, – пронеслось в голове. – Но это… это я могу сделать. Последний акт воли. Сжечь мосты в никуда».
Звук: Шипение в наушниках сменилось гробовой тишиной, нарушаемой только тиканьем системных часовноутбука и далеким гудком сиреныза окном – диссонирующий саундтрек к решению, которое созревало в нем с ледяной ясностью.
Гениальный мусор
Тишина после письма и SMS была не пустотой, а давлением.Как вода на глубине, она сжимал