Преданная и проданная: Цена тела жены

Глава 1. Роксана. Первая ночь
Этот волшебный день я запомню навсегда. День моей свадьбы.
И предстоящую, очень волнующую меня ночь, тоже.
Первую брачную ночь. Скоро в моей жизни свершится чудо!
Я сижу на постели среди белоснежных простыней и жду Виталика. Моего мужа с сегодняшнего дня. Даже не верится, что я встретила свою настоящую любовь, и он тоже так сильно полюбил меня, что через месяц после знакомства уже сделал предложение руки и сердца. Девчонки говорили мне, что такое бывает только в любовных романах, но у нас с моим Виталиком всё так и произошло.
У меня просто слёзы наворачиваются на глаза от нахлынувших чувств. Ещё недавно я была практически никому не нужной, брошенной сиротой и не очень одарённой ученицей самого ординарного колледжа.
Теперь у меня есть заботящаяся обо мне тётя, но даже не это самое главное. У меня есть мой любимый человек, самый прекрасный мужчина на свете, который сделал меня своей моделью и музой. А теперь и женой.
Да, мой муж – очень одарённая творческая личность. Когда-нибудь он станет знаменитым художником и прославится на весь мир. И меня прославит – он рисовал меня с натуры и говорил, что меня очень неординарная внешность, женственная, простая и загадочная в одно время. Как у Джоконды Леонардо да Винчи.
Виталик даже называет меня Лиза*.
*по имени женщины, изображённой на всемирно известной картине художника Леонардо да Винчи "Портрет Моны (госпожи) Лизы дель Джокондо» – примечание автора.
Хотя на самом деле меня зовут Роксана.
Мы встретились на выпуске моего колледжа. Он пришёл туда именно в поиске модели для своих грандиозных замыслов. На нашем бухгалтерском отделении учились, в основном, девчонки. Вот почему он искал именно тут.
И когда увидел меня – перед его внутренним взором озарилась дорога в прекрасное будущее. Так он признался мне потом, перед тем, как, провожая домой, поцеловать в первый раз. Наши тёплые губы соприкоснулись и, с этого момента, мы стали принадлежать друг другу. Навечно.
Он сказал мне тогда, что моя красота переживёт этот мир. Потому что он сделает всё, чтобы запечатлеть её на веки вечные.
И вот наше соединение произошло. Теперь мы – муж и жена.
Я сидела на девственной постели и ждала моего мужа – и того трепетного момента, когда я стану принадлежать ему целиком и полностью, душой и телом, сердцем и своею красотой.
И вот Виталя вошёл в спальню после душа. Длинные русые волосы, обычно собранные в хвост сзади, сейчас были распущенными по плечам и мокрыми. Это было так красиво. Запах кондиционера заполнил комнату. Я вдыхала его, как бы заполняя своё существо им. Его сутью.
Я перевела взгляд с небесных глаз моего мужа на стройное тело. Бёдра были обмотаны полотенцем, а ладони он запускал в волосы, потряхивая их в попытке просушить.
Я вся тянулась ему навстречу. Конечно, я немного стеснялась. Было немного страшно. Дело в том, что это у меня в первый раз. Мой муж станет первым и единственным мужчиной – как это и должно быть. И я очень рада, что сохранила себя для истинной любви.
Хотя девчонки в колледже постоянно посмеивались из-за моего, как они называли, «предрассудка». Говорили, что сейчас парням это не нужно вовсе, и даже мешает. Что они не хотят брать на себя ответственность. И это не подарок для них, а лишняя помеха.
Но с теми парнями, которые предлагали мне прогуляться, я не чувствовала склонности пойти на такие близкие отношения.
Пока не появился он – моя истинная любовь. Мой настоящий. Мой муж.
Он ни разу за тот месяц, пока мы встречались, не предпринял попытку… овладеть мною. Я прекрасно знала, почему. Чувствовала это клеточками своего тела. Он уважал меня уже тогда, как свою будущую жену, уважал моё желание принадлежать только одному человеку – мужу.
И вот я дождалась его, а он дождался меня.
Он остановился перед огромным, до пола, зеркалом, рассматривая себя со всех сторон. И, действительно, было на что посмотреть. Хотя он был художником, похож был, скорее, на спортсмена. Он занимался в фитнес-центрах, тренажёрных залах и ещё где-то, я особо не понимала разницы и не вникала в это.
Но одно я видела и знала точно: он был красив, как Аполлон*
*древнегреческий бог мужской красоты – примечание автора.
Вот он оторвался от зеркала и сел на постель рядом со мной, глядя мне в глаза. Мне очень хотелось дотронуться до его гладкой кожи на крепком бицепсе. Но я стеснялась. Не знала, что делать, и как себя вести.
Конечно, я видела постельные сцены в фильмах. Но сейчас вдруг ощутила, что фильм и настоящая жизнь отличаются. Я почувствовала всем существом, что это всё происходит со мной, здесь и сейчас. Всё произойдёт сейчас – я и хотела этого – его прикосновений, поцелуев и… всего остального, что бывает при этом – и боялась.
Как это будет? Говорят, больно. Но он такой красивый, меня так влечёт к нему. Возможно, будет приятно?
Дрожь охватила моё тело. Я была не в силах больше ждать. Эмоции всё усиливались, нагнетались и грозили перейти в нерешительность. Скорее бы Виталя уже начинал, чтобы я могла не думать об этом.
Он вдруг показался мне не таким, каким я его знала. Холодным. Или мне это кажется от волнения? Скорее всего. Просто он более уверен в том, что сейчас произойдёт – ведь у него наверняка был опыт в его тридцать лет. Он знает, что делать и всё будет хорошо, я могу полностью положиться на него.
Мой муж провёл ладонью по моей шее, спустился ниже и скользнул под лёгкий пеньюар. Его пальцы достигли моей груди и скользнули по соску.
По телу пробежали странные ощущения, от которых мне захотелось прижаться к нему поближе. Может быть, я бы даже набралась смелости так сделать, потому что желание возрастало, по мере его медленных поглаживаний.
Но он вдруг вытащил руку и стал спихивать меня с кровати на пол. Я удивилась и посмотрела на него. Он продолжил, и вот я сползла на пол. Виталя потянул меня и устроил у себя между ног.
Я очень смутилась. Поняла, чего он хочет, но я не могла это сделать! Вот так, сразу?! Щёки загорелись, я почувствовала себя очень неуютно.
– Виталь… – прошелестела я, – я сейчас не готова. Давай это в другой раз, я пока… ну… я не знаю… я стесняюсь… давай потом…
Но он ничего не ответил мне, молча взяв мою руку и ею снимая с себя полотенце.
Когда оно соскользнуло с его бёдер, прямо перед моим лицом закачался эрегированный член. Мне он показался очень большим, разом стало страшно и неприятно. Теперь я как бы внутренне ощутила предстоящую мне боль. Как ЭТО сможет безболезненно проникнуть в меня? Никак!
Между тем Виталик обхватил его моею рукой и стал водить вверх-вниз. Мне уже ничего не хотелось – лишь бы это поскорее закончилось. Я совсем не хотела этого, было слишком мерзко. Он как будто заставлял меня, хотя я прямо сказала ему, что не готова так.
Вот он опустил мою руку на самый корень члена, а его напряжённой головкой стал тыкаться в мои губы, практически силой раздвигая их. Я попробовала отстраниться – незаметно, чтобы не обидеть его – но он второй рукой схватил меня сзади за волосы и зафиксировал голову на нужном ему расстоянии, продолжая поступательные действия.
Пару раз член скользнул мне по зубам за щеку и мне стало страшно, что там что-нибудь порвётся. Движения становились всё настойчивее и грубее. Всё это было очень унизительно.
Кроме того, мой муж молчал всё это время и теперь я отчётливо ощущала какой-то холод. Исходящий от него. И даже, может быть, недовольство или… злость?
Я испугалась. Наверное, веду себя неправильно. Мне ничего не оставалось, кроме как раскрыть рот. Он сразу засунул член так далеко, что я подавилась. Он вытащил, но, не успела я прийти в себя, снова засунул. Так было несколько раз.
Мне было очень неприятно и противно, но я не могла пожаловаться с заполненным ртом, и выплюнуть его не могла, потому что Виталик крепко держал меня за волосы. Внезапно я поняла, что не контролирую ситуацию и меня накрыла паника. Я стала инстинктивно вырываться и мычать.
Муж быстро вытащил его из меня и ударил по щеке ладонью.
– Чего крутишься и дурью маешься? Бери и соси его нормально! – раздражённо сказал он.
– Я… я не умею… не знаю, как… – я вся дрожала от страха и унижения.
– Чего там уметь? Бери в рот, сжимай губами и соси, а внутри облизывай языком – сложного тут ничего нет, – сказал он и снова взялся за него.
Я набрала воздуха в легкие, чтобы попросить дать мне время, но он снова засунул мне член в рот. Пришлось делать так, как он сказал. Мне было так обидно, что по моим щекам потекли слёзы. Они стекали на мои губы и перемешивались со всё более отчётливым мужским запахом.
Я вскоре приспособилась регулировать своей рукой глубину проникновения, и я хотя бы перестала бояться, что меня вырвет. Пришлось терпеливо сосать его член, ожидая, когда ему это надоест.
Вот он вытащил его из моего рта. Подняв меня с пола за волосы и плечо, толкнул на кровать. Сам залез на меня сверху, целуя шею и задирая подол пеньюара.
Я почувствовала, как он упёрся влажной головкой члена между моих нижних губ. У меня мгновенно пересохло во рту. Мне уже совсем не хотелось близости с ним, но не могла же я отказать своему мужу в первую брачную ночь.
Поэтому я старалась лежать спокойно, но изнутри снова поднималась паника. Сейчас будет больно. Сейчас будет больно. Очень больно. И мне никто не поможет. Мне страшно!
– Виталик, мне страшно! – вдохи и выдохи короткими рывками раздирали саднящее горло.
– Не бойся, – пробормотал он, – от этого никто ещё не умер.
Он ковырялся в моей промежности, пытаясь как можно удобнее и дальше вклиниться между губ.
Я вся дрожала и инстинктивно сжималась внизу. Секунды медленно текли в страшном ожидании.
Виталик оторвался от моей шеи и привстал на коленях, удерживая меня за талию.
Без предупреждения он сделал резкое и сильное движение бёдрами и меня накрыла, обожгла совершенно дикая, нестерпимая, оглушающая боль.
Я закричала, практически потеряв сознание.
Виталик продолжал сильными толчками входить в меня, я продолжала кричать при каждом из них, а в голове мелькали мысли: он что-то повредил мне внутри! Там как будто открытая рана! Я чувствую, как там всё сжалось в жутко-больном спазме! А он тыкает прямо в эту рану – он же порвёт мне там всё до конца!
– Виталик! Подожди! Что-то не так! Мне больно! – прорыдала я.
– Первый раз всегда больно, – сказал он, тяжело дыша и продолжая работать над моим болезненно вздрагивающим телом.
В голове у меня всё помутилось, и я упёрлась руками в его грудь, пытаясь остановить. Но он не обращал внимание.
– Отпусти! – Взвизгнула я и стала извиваться в попытке любым путём вылезти из-под этого орудия мучительной пытки, – мне очень больно! Пусти!
– Всем больно, – пропыхтел он и повалился на меня уже всем весом.
У меня болело уже не только внутри, но и всё тело. Теперь, в придачу, я не могла даже как следует вздохнуть из-за лежащего на мне тяжёлого, твёрдого, как камень, тела. Кричать я тоже не могла. Саднило сорванное горло, не хватало воздуха.
Он застонал и сделал несколько особо сильных толчков, которые и у меня выхвали стоны боли.
После чего он скатился с меня и лёг на спину отдыхать.
Мне же хотелось перевернуться на бок и свернуться калачиком, но сил не было даже на это. Каждая клеточка моего тела горела болью.
Я вспомнила свои мечты и предвкушения, закрыла лицо руками и разрыдалась так, как никогда в жизни.
Глава 2. Роксана. Любовь на волнах быта
Виталик лениво собрал просохшие волосы в хвост, повернулся на бок и спокойно уснул.
Я же никак не могла понять – что со мной произошло. Чего я так ждала? Вот этого унижения, страха и безумной боли? Слёзы текли по моему лицу, хотя я старалась не всхлипывать и не выпускать рыдания из плачущего сердца –боялась помешать мужу – теперь уж самому, что ни на есть настоящему. Почему-то мне не хотелось его злить – а ведь ещё полчаса назад я бы самой себе не поверила, что он может обратить на меня такие чувства.
Может быть, так происходит всегда, а я слишком много себе нафантазировала? Какой-то романтики, ласки? Ведь он был прав – в первый раз всегда больно, это все говорили. Не думала, конечно, что настолько. Но… Откуда мне знать вообще, как оно должно быть, а как не должно?
Но Виталик даже ни разу не дотронулся своими губами до моих.
И он ударил меня.
Я свернулась в комок, спрятала лицо в простыню и как можно тише заплакала. Я очень долго не могла заснуть этой ночью. Я не могла почувствовать, что мы с этим человеком как-то связаны. Хотя до свадьбы у меня было такое ощущение. А сейчас нет. Я не была дома. Я не лежала рядом со своим мужем.
Проснувшись утром, я не сразу поняла, где нахожусь. Ведь я впервые ночевала у Виталика в студии. Мы ещё не окончательно решили, где будем жить. Но в моей квартире, что выделило мне государство, как сироте после выпуска из интерната, пока что жила тётя.
Это была двоюродная сестра моего отца, младшая. Когда я закончила интернат, она пришла ко мне и сказала, что не позволит дочке своего брата жить одной в таком возрасте, совершенно без надзора. Поэтому она поселилась у меня.
После нашей свадьбы мы с Виталиком посидели в моей квартире вместе с немногочисленными друзьями, и уехали на ночь к нему.
Я глянула в его сторону и заметила, что он лежит на спине, смотрит в потолок и о чём-то размышляет.
Всё-таки он очень красивый! И любит меня. Я просто вчера сама себе на придумывала – от волнения. И вела себя, как дурочка. Конечно, он разозлился.
Всё ещё в нерешительности, я попыталась медленно и незаметно подползти к нему. Как и представляла себе это – положила руку на его голое мускулистое плечо.
Он слегка повернул лицо ко мне и снова отвернулся в потолок.
– Ты работу уже искала?
– Эээ… нет, – растерялась я от неожиданного вопроса.
– Почему? Чем ты питаться будешь? Что надевать?
– Я… я… – начала снова заикаться я, – я… пока не думала об этом.
– Думай. Прямо сейчас начинай. Мне работать некогда, дорогая (это слово он выделил издевательским голосом). Я – художник. Я не собираюсь тратить своё время на то, чтобы кормить тебя. У меня есть дела поважнее, и я тебе о них рассказывал. Поняла?
Я кивнула.
– Вот и хорошо, а теперь пойди, приготовь жратвы. Я есть хочу.
– А что приготовить? – Поинтересовалась я, сползая с кровати.
– Не знаю. Глянь, чего там есть, то и приготовь.
Я поправила пеньюар и прошла на кухню. Заглянула в холодильник, полки, ящики – там не было ничего. Я вернулась в студию.
– Виталь, там ничего нет, – сообщила я мужу.
– О господи, какая же ты надоедливая! – Поморщился он, развалившись в кровати, – так сходи в магаз, купи продукты и приготовь, наконец, поесть! И запомни – я говорю об этом в последний раз! Я хочу проснуться, одеться в нормальную одежду, поесть три раза в день, чтобы вокруг было чисто и красиво. Без всяких напоминаний! И это всё с тебя, помимо работы, поняла? Мне нужна настоящая жена, а не декорация, которая в постели до обеда валяется!
– Хорошо, – сказала я, опустив голову. Мне опять как-то не так представлялся наш первый день.
Я достала из чемодана с моей одеждой джинсы и футболку, переоделась и спросила у Витали:
– Вместе пойдём?
– Не, – бросил он, – лень. Мне надо тут осмыслить кое-какие задумки. Давай, сама – на одной ноге тут, на другой там. И чего-нибудь повкуснее – мяса, рыбы, салатик какой-нибудь сделать!
Мне ничего другого не оставалось, кроме как делать, что он сказал.
И вот я позвала его есть.
Он покушал, походил по студии, пару раз остановившись перед своим холстом, и сказал:
– Мне надо сейчас уйти, а ты ищи работу. Тех денег, которые нам подарили, надолго не хватит. Так что пошустрее и особо не выпендривайся. Главное – чтобы побольше платили. Неважно, что там у тебя будет.
С тех пор начались поиски работы. Однако подходящего ничего не было – кто меня возьмёт без опыта, да ещё и на серьёзную оплату? Ниже среднего заработок ещё можно было найти, в мои двадцать один, сразу после колледжа. Но этот вариант не устраивал Виталика – он спрашивал, в своём ли я уме, что на такие деньги не то, что нормально жить, а просто выжить невозможно.
– Ты себе хоть представляешь, какого это – писать картины?! Если моя голова будет постоянно забита проблемами пропитания семьи, я не то, что ничего великого не напишу, а даже на выставках продать нечего будет, ты это понимаешь?
Первые дни поисков он ещё кое-как терпел мои неудачи, потом начал проявлять недовольство. И молчанием. И вслух. И ограничением контакта наших тел.
Дальше – хуже. Месяц моей замужней жизни подходил к концу, и его любви я чувствовала всё меньше, упрёков слушала больше.
Виталик стал очень раздражительный, кричал на меня, когда я была дома, мог даже ударить по щеке. Я всё делала не так – убирала в студии неаккуратно, готовила отвратительно, в постели вела себя, как бревно, боясь сделать лишнее движение.
И он был прав.
Я сама очень нервничала с первого же дня нашей жизни. Я привыкла жить с девчонками в общаге, где каждая из нас убирала и готовила сама для себя. Конечно, мы делали замечания друг другу, если нам что-то не нравилось. Но это были, скорее, шутки добрых соседей.
Затем я два года жила с тётей в моей квартире. Она ушла в то время от мужа и решила присмотреть за мной. Мы тоже с нею не разграничивали обязанностей, хотя готовила, по большому счёту, она, ну а уборкой занималась я.
После свадьбы мы решили оставить её там, потому что ей некуда было идти, а я пошла к своему мужу.
И вот теперь постоянно вижу, что он недоволен мной.
Я пришла домой с очередного собеседования. У меня в горле стоял ком, потому что просвета я не видела нигде. Виталик поставил мне нереальные условия. Я не смогу выполнить их, и он так и будет продолжать вымещать на мне свою злость.
– Ну как? – Спросил он, даже не посмотрев на меня.
– Ничего, – прошептала я, – сразу после колледжа не берут на хороший доход. Я должна сначала поработать где-то, чтобы у меня появился опыт, а потом искать приличный заработок. Мне все так говорят.
На этот раз он оторвался от холста и повернул ко мне лицо.
– А сколько лет опыта нужно? – Холодно спросил муж.
– Ну… года два-три…
– Так, отлично! Что же, ищи на три года работу за копейки! Ничего страшного, три года можно и не жрать, овца ты неграмотная! Или мне прикажешь бросить своё дело и работать эти три года каким-нибудь красильщиком заборов? Пошла ты к чёрту, я тебя три года кормить не собираюсь! Собирай шмотки и возвращайся, откуда пришла!
Он внезапно отшвырнул кисть, брызги с которой фонтаном полетели на стену, надел пиджак и вышел.
Я заплакала, схватила тряпку и стала стирать краску.
Пока я роняла слёзы, у меня зазвонил телефон. Тётка.
– Привет, хорошая моя! – Весело сказала она, – как жизнь молодая?
– Нормально, – со слезами вырвалось у меня.
– Что такое? – насторожилась она, – не поладили?
У меня не выдержали нервы, всё повыпало из рук, я сползла по стене и уселась попой на пол.
– Виталик заставляет меня устроиться на хорошую работу, – всхлипывая, пожаловалась я, – иначе пригрозил выгнать. А без опыта никуда не берут!
– Всего-то? – Спросила Алла, – а чего раньше не сказала? Там, где я работаю, есть место. Завтра же пойдём туда. А что опыта нет – там же и научат. Я поговорю. Подумаешь, бухгалтершу обучить! Делов-то! Там и знать-то ничего не нужно.
Ещё немного поболтав, она назначила время и повесила трубку.
Вскоре вернулся и Виталик.
– Ну ещё здесь? – Спросил он.
– Да, меня завтра тётя обещала ещё в одно место отвести. Она попросит, чтобы меня взяли и научили.
– А, ну раз обещала, тогда подождём ещё немного, так уж и быть, – медленно раздеваясь, промолвил он.
Странно, но в оттенке его голоса было что-то непривычное. Как будто он заранее знал, что я скажу. Внезапно вспомнилось, что тётя как будто тоже ни капли не удивилась тому, о чём пошла речь.
Я немного подумала над этими загадками и решила не ломать голову. Конечно же, мне просто показалось. Откуда они могли знать?
На следующее утро, как это ни странно, Виталик помогал мне подобрать одежду для собеседования. Он сказал, что я каждый раз неправильно одеваюсь – слишком строго – поэтому меня никуда и не берут. И что на этот раз ему не должно быть за меня стыдно. Ладно, там, у меня нет вкуса – это бы ещё простительно. Но он не хочет подрывать свою репутацию художника, заставляя людей думать, что он не может подсказать своей жене, как лучше выглядеть.
В результате он надел на меня не строгую офисную одежду, а летнее светлое платьице выше колен с поясом. Я пыталась возразить ему, что в таком неуместно будет приходить в серьёзную фирму.
Однако Виталик снова стал таким же весёлым и игривым, как был до нашей свадьбы, и смеялся надо мною, что я – маленькая глупая стесняшка, что мне надо быть поживее и поинтереснее, чтобы нравиться мужчинам. Тогда и опыта будет не нужно, сами всему научат.
А ещё – держаться пораскованнее и посмелее. Кому из руководства захочется, чтобы перед глазами постоянно мелькал скучный синий чулок?
И только когда я уже спускалась по подъезду, вдруг подумала – почему он так уверен, что руководство этой организации – мужчины.
Я, например, сама этого не знала.
Глава 3. Роксана. Собеседование
Мы с Аллой приблизились к огромному зданию из, как мне показалось, металла и стекла. Это была высотка и так сразу трудно было сказать, сколько этажей она в себя включала.
Тётя привела меня в свой кабинет и поручила заполнить кое-какие бумаги. Анкеты. Затем попросила подождать и ушла куда-то с ними.
Её не было очень долго. Когда она, наконец, вернулась, то сказала:
– Ну, мать моя, теперь всё зависит только от тебя. Сейчас тебя ждёт собеседование с директором. Он у нас всегда лично знакомится с сотрудниками и определяет – насколько тот ему подходит. То, что зависело от нас – я всё ему рассказала. Тебе осталось отвечать на его вопросы честно и хотеть, слышишь? ХОТЕТЬ получить эту работу. Старайся понравится ему. Как мужчине, – и Алла подмигнула мне.
– Но… как? – В недоумении спросила я, – что значит – мужчине? Ведь я замужем?
Внезапно лицо тётки стало холодным.
– Если ты не устроишься на эту работу – будешь не замужем. Я тебе говорю, как есть. Человек надеется на тебя – на то, что ты сможешь получать хороший доход, ведь самому ему некогда зарабатывать вам на жизнь. Ты предашь своего мужа из-за того, что твои высокие нравственные нормы не позволяют построить мужику глазки? Бросишь своего любимого в одиночку бороться с жизненными трудностями? Зачем тогда вышла за художника? Выбрала бы себе какого-нибудь строителя, который бы обеспечивал тебя, а ты сидела дома и занималась хозяйством!
– Но… но он же сам будет ругаться, если узнает, – совсем растерялась я.
– Да? Я не понимаю, Рокси – ты хочешь остаться с мужем или ты хочешь уйти? Иди, собирай вещи и уходи от Виталика – ведь ты не желаешь ему помогать ни в чём. Он тебе ясно сказал – он связывает своё будущее с рисованием. Как считаешь, получится у него, если ты на первых порах сможешь обеспечить ему жизнь?
– Конечно!
– Вот видишь? Но творческие люди не такие, как обычные. Они по-другому относятся ко всему. По-другому смотрят на всё. Постарайся получить эту работу, и он будет благодарен тебе. Не акцентируй внимание на мелочах. Вы будете вместе. И он никогда не забудет твою роль. Если же ты не будешь прилагать никаких усилий, никаких жертв со своей стороны – то и семьи у тебя не будет. Всегда надо в чём-то уступать, и, как правило, именно женщине.
Я ничего не понимала. Мне самой такое поведение казалось неправильным. Но самые близкие люди убеждали меня послушаться их советов. Причём они были старше и умнее.
Я всё же решила сделать так, как мне говорили.
Мы с Аллой пошли по коридорам здания, в окнах которых виделись офисные помещения.
Поднялись на лифте и вошли в просторный холл, где за столом сидела симпатичная женщина, судя по всему – секретарь. Они с Аллой перекинулись взглядами, и женщина кивнула.
Моя тётя скрылась за двустворчатыми дверями в соседний, видимо, директорский кабинет. Я осталась ждать. Но вскоре она выглянула из дверей и поманила меня к себе.
Я подошла к ней, и она пропустила меня в кабинет, сама оставшись снаружи.
Первое, что меня поразило – это роскошь обстановки. Казалось, я попала в какой-то кусочек дворца, а не обычный офисный кабинет директора.
Стены украшали барельефы, возле них стояли диваны со столиками рядом. Одна стена была сплошь из стекла и возле неё находился настоящий зимний сад, в котором находились даже небольшие фонтанчики с разноцветной подсветкой.
У противоположной от входа стены, на которой висели картины – судя по всему, настоящие, средневековых художников – находился массивный стол из дерева красноватого оттенка.
И только обежав глазами весь кабинет я остановила взгляд на его владельце, сидящем за столом и внимательно рассматривающем меня.
Это был мужчина в возрасте, лет так примерно пятидесяти пяти. Волосы были с густой проседью, довольно длинные, зачёсанные назад. Выражение лица спокойное и властное. Глаза умные и твёрдые.
Он был одет в белую рубашку, расстёгнутую на груди. Фигура мужчины, насколько можно было судить в сидячем положении, была подтянутая.
Он поднял ладонь и молча поманил меня пальцем.
Я приблизилась к его столу, а он откинулся на спинку резного кресла.
– Рассказывай, – вымолвил он.
– Я… меня зовут Роксана, – я заметила, что он поморщился, – мне двадцать один год. Я воспитывалась в интернате, мои родители погибли в автокатастрофе. Из родных у меня только вот тётя Алла и… муж. Он художник. А я бухгалтер. Вернее, колледж только закончила. Опыта работы у меня пока нет.
– Так. Что ж, Ксюша. Чего же ты от меня хочешь? – Он продолжал проницательно смотреть прямо мне в глаза, и я почувствовала, что на моих щеках проступает румянец, а ладошки становятся мокрыми.
– Алла… сказала, что у вас есть вакансия… Бухгалтера…
– Ну, ей виднее. И, как я понимаю, ты бы хотела её занять, так?
– Да, – почему-то его манера поведения смущала меня. Он держался так, как будто этот мир целиком и полностью принадлежал ему, а я была неким глупеньким существом, чисто по ошибке попавшим сюда.
– Так. А чем тебя привлекло именно это место, позволь поинтересоваться?
Странный вопрос. Зачем люди работают?
– Оплатой, – ответила я, посмотрев ему в глаза, – тётя сказала, что вы платите сотрудникам достойные заработные платы.
Он усмехнулся.
– Вот как? Не всем, детка. Лишь тем, кто мне понравится. Но у тебя есть шанс, признаю. Если будешь стараться, твоё желание работать в моей организации вполне осуществимо.
Я смутилась, потому что перестала понимать, о чём идёт речь.
– Ну? Что же ты замолчала, Ксюша? – Спросил он.
– Я… просто не поняла. Как я должна стараться? Что нужно делать, чтобы понравиться вам?
Мужчина улыбнулся.
– Ничего сложного, не переживай, ты вполне справишься, – сказал он, вставая, – начнём с того, сколько тебе нужно денег?
Он прошёл к висящему на стене шкафчику и достал оттуда бутылку вина. Налил его в два бокала и протянул один из них мне, указав ладонью на ближайший диван.
Я очень волновалась и не знала, как мне себя вести на таком странном собеседовании. Поэтому, отхлебнув для храбрости вина, я послушно направилась туда, куда мне указали. Директор последовал за мной и сел довольно близко от меня. Он продолжал смотреть прямо мне в глаза, и я очень стеснялась этого пристального взгляда и продолжала прихлёбывать из бокала.
Мужчина отставил свой кубок, взял квадратик бумаги со стола, написал на нём что-то и протянул мне. Я увидела цифру с пятью нулями и это просто оглушило меня. Я растерянно и недоверчиво подняла на него глаза.
– Хватит для начала? А потом посмотрим. На твоё поведение.
– А… но… это… – я даже не могла сформулировать свои мысли. Я представила реакцию Виталика. Он будет гордиться мной, если я буду зарабатывать такие деньги! И снова станет таким ласковым, как раньше. До нашей свадьбы.
Он выдернул у меня из рук листочек, расписался на нём и засунул мне за декольте.
– Допивай вино, – сказал он.
Я машинально повиновалась, и он налил мне ещё бокал.
– Ты очень красивая, – погладил меня мужчина по лицу, – я беру тебя на работу. Но, есть одно «но». Ты ведь понимаешь, что не за твои профессиональные качества? Стало быть, мне нужно от тебя что-то другое. Вообще, я тебе скажу: всех женщин я принимал на работу лично. Мне нравится знать, что все они, работающие здесь, принадлежат мне. За пределами организации у них есть семьи и так далее, но здесь они – мои. Алла мне немного рассказала о твоей ситуации. Я возьму тебя на работу, буду платить хорошие деньги, прикажу обучить всей практике бухучёта. И даже дам время. Привыкнуть. Но потом ты всё равно станешь моей. Условия можешь ставить какие угодно. У меня условие одно – полное послушание мне.
Я была не в силах поднять глаза.
– У меня… ведь есть муж… – тихо сказала я.
– Мне переговорить непосредственно с ним? Я так понял, именно он настаивает на том, чтобы ты работала на высокооплачиваемой работе?
– Да… он… художник…
– Да я понял, детка. Он – художник, а я – деловой человек, предприниматель. Ты пришла ко мне с проблемой, и я могу её решить. Но на моих условиях. Всё честно. Или я тебе неприятен, как мужчина? Ты же понимаешь, о чём речь?
– Да, я… Нет, вы… симпатичный… но я… так не могу… – мне было очень неловко обсуждать с совершенно незнакомым человеком такие темы.
Я даже не знала, как его зовут!
– Ну что ж… Нет, так нет, – он встал.
Я вдруг отчётливо представила, как приду домой и буду рассказывать Витале, что не смогла получить это место. Может быть, рассказать ему обо всём? Обо всех условиях? Но сможет ли он понять? Ведь он прямо говорил, чтобы я постаралась понравиться руководству. Но до какой степени?
Я вскочила и сказала:
– А можно мне попробовать?
Директор остановился и медленно повернулся. Пластикой своего тела он напомнил мне тигра. Долго смотрел на меня и снова поманил пальцем.
Я подошла.
– Тогда я тоже попробую, – вдруг сказал он, прижимая меня к себе и целуя в губы.
И это был волшебный поцелуй. Хотя он не пытался быть грубым, причинить мне боль, однако я сразу почувствовала себя в руках мужчины, под его контролем, под его властью.
Признаться – эти ощущения были приятными. Я не знаю, как описать это – но возникло такое чувство, что я возвратилась из дальнего путешествия домой, к близкому человеку, к его заботе. И больше уж меня никуда и никогда не выгонят, не оставят без защиты и помощи.
Я раскрыла глаза и посмотрела прямо в глаза мужчины. Его взгляд продолжал быть твёрдым, даже жёстким, но, где-то в глубине ощущалась ласка.
Глава 4. Виталий. Обсуждение непонимания
Не то. Зря я использовал воздушную перспективу. Она здесь не смотрится. Можно, конечно, попробовать исправить её, добавив игры светотени. Но тогда фон может просто оттянуть на себя фокус. Или оттенить саму фигуру в центре?
Чёрт! Я отложил кисть. Я тупо не могу увидеть результат. Увидеть тот результат, который мне нужно, жизненно необходимо увидеть, чтобы завершить картину. И что я могу написать, если не знаю, к чему стремлюсь? Это просто невозможно, это как в сказке – идти туда, не знаю куда. Но как я могу что-то понять в таких условиях?
А всё эти бабы. Они не дают мне спокойно работать. Просто не понимают, насколько мешают мне. И сколько им не говори – как об стену горох! Алла ещё куда ни шло, хоть капелюшка понимания есть. Ну взрослая женщина. А молодая – это просто жесть! Навязала Аллусик мне её, как на цыгана матерю. Квартиру, видите ли, ей захотелось! А мне-то малолетка зачем?
Ну вот если она не устроится сегодня – пусть убирается обратно! А если при этом Алла будет продолжать зажимать деньги – то и она пусть идёт к чёрту! Подумаешь – они не единственные женщины на свете. Найдутся другие желающие. Неохота, конечно, время терять на поиски – но а что делать? Есть тоже ведь хочется! Не заборы же мне красить идти!
Ну вот опять – всё настроение испоганили. Какая уж тут перспектива вместе со светотенями!
Дождусь уже жёнушки. Может, порадует. Алла наобещала с три короба: и деньги, мол, будет зарабатывать, и с диром сможет поговорить насчёт моих выставок. Ну посмотрим – судя по тому, что я видел, заставить Рокси поступиться своими «нравственными принципами» будет непросто. Да и все эти лишние нервотрёпки – мне буквально поперёк горла. Я от них потом буквально болею.
Я мерял шагами мою студию, когда услышал скрип входной двери.
Вошла моя суженная. С виноватым видом, лицо напряжённое, как натянутая струна. Ну чего там такое опять? Не получилось? Я нахмурился. В воздухе был наполнен запахами краски и кофе, которые смешивались с каким-то терпким ароматом предстоящей ссоры.
Она сделала несколько шагов и остановилась посреди студии. Тишина повисла между нами, тяжёлая и вязкая, как смола.
– Виталь, – прервала её Рокси, – меня готовы взять на работу. И вот, посмотри, какую обещают зарплату.
Она подала мне бумажку с цифрой и чьей-то росписью.
– Но, понимаешь, – продолжила она, – условия таковы, что…
Увидев цифру, я шагнул к ней и закрыл ей пальцами рот. Я понимал, что разговор будет трудным, болезненным, но необходимым. Я знал условия, Алла предупредила. Но. У каждого из нас своя роль. И чем быстрее она это поймёт, тем будет лучше для нас всех.
Однако я отдавал себе отчёт, что малейшая ошибка будет шагом в пропасть, которая разделит нас навсегда. Не то, чтобы я сильно переживал – нет – но я прекрасно понимал, какие возможности открывала передо мной молодая и настолько красивая жена. И не хотел бы их потерять.
– Я хочу, чтобы ты устроилась на эту работу, Рокси. Ты сделаешь это? Ради меня? Если ты меня любишь?
– Но… – её лицо стало бледным, губы задрожали.
Я ожидал гнева, отторжения, но не такого беззащитного молчаливого ужаса, который сковал её. Она явно не ожидала от меня такой реакции. Что ж, она ещё слишком глупа, чтобы думать правильными категориями.
– Я хочу, чтобы ты сделала это. Я говорил тебе, что напишу тебя и подарю вечную жизнь. Но пока мои проекты не приносят денег. Мне нужно время, чтобы создать что-то действительно значимое, что принесёт нам богатство и славу. Но ещё больше мне нужна твоя помощь. Ты станешь мировой знаменитостью. Только помоги мне. Всё это, о чём ты сейчас хочешь сказать – мораль, стандарты – ничего не значат. Это комплексы обычных людей. Имеет значение только искусство. Обещаю тебе – мои чувства к тебе не изменяться. Я буду любить тебя так же, как и сейчас.
Она повесила голову.
– Твои чувства… – прошептала она, её голос дрожал, – а мои? Как быть с ними? Ты предлагаешь мне переступить через мои границы, представления, ломать себя ради твоих картин? Твоих… амбиций?
Слёзы потекли по её щекам, оставляя за собой следы боли. Я видел глубину её отчаяния, но это не вызвало во мне сочувствия и понимания. Я прежде всего стремился к свободе в искусстве, к свободе самовыражения. И если их цена была в том, чтобы телом моей девчонки имели возможность пользоваться другие мужчины – я не считал её высокой. Я же не отнимаю у неё своей любви, доверия, нашего будущего. А тело – всего лишь тело.
– Послушай, Рокси. Действительно, ты права – я предлагаю тебе именно переступить через твои представления о жизни. Почему? Потому что они детские. Посмотри на это по-другому. Ты вот говорила, что любишь меня. А любовь – это, прежде всего, жертвенность. Ты должна думать не о себе, а о своем любимом человеке. Согласна? И ты знаешь, что у меня огромный талант. Так помоги ему раскрыться, соверши совсем нетрудный акт любви и жертвенности. Тебе буду благодарен не только я, но и все будущие поколения.
Она не поднимала лица.
– Виталь… Я не уверена, что смогу на это пойти. Ведь это же… я стану проституткой?! Получается… я буду продавать своё тело! За деньги!
Мне всё это надоело. В конце концов – почему я должен её уговаривать? Она должна сама понять, что мне без её помощи не подняться, таланту всегда нужен меценат! Ведь я человек, мне нужно есть, пить, одеваться и что там ещё! И самое главное – писать. А чтобы писать, я должен думать о картинах, а не о куске хлеба. И не о том, где буду выставлять написанное.
А всё эта Алла! Сначала подсунула мне эту девчонку, чтобы выпихнуть её из квартиры, а затем перестала давать мне деньги, чтобы я помог ей уговорить её устроиться к ней в организацию. А как её уговоришь, если она упёрлась рогом в свои принципы и хоть ты кол ей на голове теши?
Я ужасно разозлился. Подошёл к холсту и ударом кулака сбросил его на пол. Смёл со столика кисти и краски, затем схватил сам столик и швырнул его о стену.
Рокси отпрянула от меня, упёрлась спиной в стену и прикрыла голову руками.
– Я тебя не заставляю, – кровь бурлила злостью, – но! Буду считать, что мужа своего ты кинула. Ты не хочешь мне помочь даже такой мелочью. Да что тебе стоит, в конце-то концов – просто раздвинуть ноги и потерпеть несколько минут?! Но нет, ты устраиваешь из этого трагедию и прикидываешься жертвой. А что твой муж при этом должен поставить крест на своих мечтах и стремлениях всей своей жизни – тебе наплевать! Конечно, твоя дырка гораздо важнее таланта мужа! Убирайся. Собирай шмотки и свали с глаз моих долой. Мне такая жена, которая даже не хочет понять меня и поддержать, не нужна! Ты меня предала! Пошла вон!
Она разрыдалась и медленно сползла по стене на пол.
Пульс бешено стучал в моих висках. Обида переполняла всё моё существо. Почему всё так несправедливо устроено? Почему одарённые, талантливые люди должны выпрашивать у серых посредственностей каких-то подачек? Почему должны перед ними унижаться?
Как она не понимает, что я уже пошёл на тяжёлый компромисс с самим собой, чтобы просить её об одолжении? И вместо того, чтобы понять меня и максимально смягчить моё положение, пойти навстречу, она ещё фордыбачится, выставляя себя великой благодетельницей в случае своего согласия? Она реально не понимает, как ей повезло с тем, что её заметил такой мужчина, как я? Да она должна пылинки с меня сдувать, жизнь свою никчёмную положить только на то, чтобы обеспечить мне условия для моей работы!
Но нет, вместо этого я должен терпеть все эти тупые истерики и хотелки чёртовых баб!
Рокси продолжала жаться возле стены и шмыгать носом. Кисти валялись на полу, холсты, перетянутые верёвками, напоминали разбитые парусники после морской бури.
Я вдруг почувствовал острую необходимость вырваться из замкнутого пространства, до краёв заполненного негативом, и очутиться на свежем воздухе, чтобы иметь возможность вдохнуть его полной грудью.
С досадой зацепив куртку, я шагнул к выходу и захлопнул за собой дверь.