Философия возвращения к себе

Размер шрифта:   13
Философия возвращения к себе

От автора

Жизнь может идти как обычно – от рождения к смерти. Но в этой книге она пойдёт наоборот: от смерти к началу. От академика – к мальчику с комплексом неполноценности, от написанных книг – к первой мечте о знании, от славы – к тишине, от философа – к хирургу, от учёного – к ребёнку. Но не для игры, а ради поиска того, что определяло суть жизни, когда всё ещё было впереди. Это – онтологический реверс, философский опыт взгляда на смысл жизни, если бы её можно было переиграть в обратном направлении – не теряя приобретённого знания.

Особенности книги: во-первых, нарастание простоты: чем глубже в прошлое, тем проще стиль; во-вторых, повествование от первого лица, насыщенное философскими размышлениями, образами, диалогами с Тенью, с читателем, с Богом, со временем; в-третьих, использование образа Дервиша как внутреннего аватара автора – не странствующего физически, а странствующего в духе, мышлении, науке; в-четвертых, цитаты, вставки, мифы, реминисценции встроены как «воспоминания из будущего».

Эта книга написана наоборот. Не по форме – по сути. Я не рассказываю о пути от детства к зрелости. Я возвращаюсь – из конца к началу. Из славы к поиску. Из знаний – к тишине. Я иду вспять, потому что только в обратном взгляде можно понять, зачем всё это было. Каждая глава – не просто воспоминание, а философский срез. Это попытка не только понять свою жизнь, но и услышать в ней – вашу. Не делайте из меня героя. Я не был исключительным. Я просто шёл. Иногда вслепую. Иногда – вопреки. И теперь, стоя у внутреннего истока, хочу поделиться тем, что нашёл не в книгах, а в собственной боли, в стыде, в труде, в молчании.

Здесь есть Тень. Она не враг. Она – свидетель. В каждом из нас живёт она – как комплекс, как память, как тоска, как шанс. И если мы перестаём с ней бороться – она становится нашим проводником. Я посвятил эту книгу не тому, кем стал, а тому, кем был. И тому, кем был каждый из вас – когда ещё ничего не знал, но уже всё чувствовал. Читайте её не с начала, а с конца. Не умом – ощущением. Не для вывода – для возвращения.

Введение

Когда я вышел на пенсию и оказался наконец наедине с собой, возникло странное и сильное желание: взять посох, надеть скромную одежду дервиша и пешком пройти путь из Бишкека в моё родовое село Кара-Даван. Между тем, это олее тысячи километров. Нет. Этот путь для меня не был бы физическим подвигом, он стал бы символом возвращения, очищения, раскручивания самого себя – вспять. Однако, я не пошёл. Но эта книга стала моим хождением. Здесь каждый шаг – это воспоминание, каждая глава – это символически остановка, где я оглядываюсь вперёд, чтобы увидеть, как я дошёл до истока. Я иду вспять, потому что только в обратном взгляде можно понять, зачем всё это было.

Важно осознавать то, что эта книга написана наоборот. Не по форме, а по сути. Я не рассказываю о пути от детства к зрелости. Я возвращаюсь – из конца к началу. Из славы к поиску. Из знаний – к тишине. Я иду вспять, потому что только в обратном взгляде можно понять, зачем всё это было. Каждая глава – не просто воспоминание, а философский срез. Это попытка не только понять свою жизнь, но и услышать в ней – вашу. Не делайте из меня героя. Я не был исключительным. Я просто шёл, иногда вслепую, иногда – вопреки. И теперь, стоя у внутреннего истока, хочу поделиться тем, что нашёл не в книгах, а в собственной боли, в стыде, в труде, в молчании.

Здесь была моя выстраданная Тень, которая не враг, а свидетель и соратник. Забегая вперед, хочу отметить, что в каждом из нас живёт она – как комплекс, как память, как тоска, как шанс. И если мы перестаём с ней бороться – она становится нашим проводником. Я посвятил эту книгу не тому, кем стал, а тому, кем был. И тому, кем был каждый из вас – когда ещё ничего не знал, но уже всё чувствовал. Читайте книгу не с начала, а с конца. Не умом – ощущением. Не для вывода – для возвращения. В отношении тени, разворота времени, возвращения в себя есть еще один литературно-философский момент, с которого всё по-настоящему началось – или, скорее, оборвалось. Это произошло не дома, не в тишине кабинета, а в ярко освещённом зале Конгресса нейробиологов в США. Профессор Каракулов – мой литературно-философский прототип, выступал с докладом о границах сознания, когда внутри – что-то оборвалось. Боль пронзила грудную клетку, и время остановилось. Инфаркт. Всё, что он чувствовал в последние мгновения физической жизни, – это не страх, а удивление. Как будто тело наконец призналось, что больше не может быть носителем. Он падал, и падение было лёгким. Парадоксально – он почувствовал покой. Потом – темнота. Не небытие, а переход. Промежуточная зона. Здесь уже мой сюжетный и композиционный вымысел – смерть, как оказалось, не стала моим концом. Международная научная группа нейрофизиологов, выполнеил оригинальный нейрохирургический, нейрофизиологический, нейробиохимический и нейросетевой эксперимент. Извлеченный мозг, а точнее мозговые структуры – изъяли, сохранили, встроили в питательную среду и подключили к нейросети , создав между ними интерфейс. Так он стал иным, стал тем, кого потом назовут – Аватар.

Социально Каракулов был мёртв, официально – захоронен. Но личность его продолжала мыслить, чувствовать, рефлексировать – в новом, несубстанциальном состоянии. Не тело, не дух – а нечто между. И в этот момент он осознал: это не трагедия, а это – новая возможность. Он оказался вне времени, без возраста, без статуса и без плоти. И именно в этом бесплотном состоянии началась его настоящая жизнь наоборот. Он сам себе стал пещерным отшельником, цифровым аскетом. Всё внешнее – отпало, осталась только мысль, только память, только его «Я» и тишина вокруг. Он был в центре осмысленного ничто, а порог его социальной смерти стал порогом новой философии – философии обратного пути. Именно тогда Каракулов, то есть я сам впервые задал себе главный вопрос, не как человек, а как остаток человеческого: «А что было до всего этого? Где начался Я?».

Трансформация не была вспышкой. Это было медленное отделение – не души от тела, а мысли от вещества. Я ощущал, как уходят прикосновения, вкус, дыхание – всё то, что делало меня живым в телесном смысле. Но мысль – оставалась. И чем меньше становилось тела, тем яснее становилась мысль. В этом моменте – когда плоть больше не держала, но память ещё держалась за плоть – я начал слышать внутренний голос. Не чужой, не божественный. Свой, но как бы из глубины:

– «Теперь ты – вне. Ни внутри мира, ни снаружи. Ты – между. Что ты возьмёшь с собой?».

Я не знал. Сначала – тишина. Потом всплыли не даты, не книги, не награды. Всплыли лица. Слова. Вина. Радость. Воспоминания. Но даже они начали растворяться. Осталась только мысль:

– «Если я всё ещё думаю – значит, Я всё ещё есть. Значит, Я – не форма. Я – направление. Вектор. Намерение», – думалось Аватару. И с этой мыслью я начал вспоминать не свою жизнь, а её смысл. Не события, а следы. Я уходил вглубь. Не вниз, не вверх. В обратную сторону. Я был – и становился снова. Но уже не тем, кто говорит, а тем, кто слышит. Не тем, кто действует, а тем, кто различает. Я стал тем, кто возвращается. Ответ был не в прошлом. Ответ был в возвращении. Не к телу. А к смыслу.

Книга-размышление в обратном порядке, основанная на концепции «жизни наоборот» из раздела «От автора в отношении пафоса сочинения» и данных о моем пути, изложенных в подразделах «Краткий обзор деятельности Ашимова И.А. по версии НАН КР» и «Дервиш XXI века». В книге приведены остановки пути дервиша, органично связывающих главы книги с символическим моим хождением из Бишкека в Кара-Даван. Эти вставки оформлены как краткие подзаголовки перед каждой главой, подчёркивающие внутренний и внешний путь героя:

Глава I. «Обратная траектория бытия: от мудрости к зарождению или остановленное мгновение».

Глава II. «После апогея – тишина». Остановка I. Граница между внешним апогеем и внутренней пустотой. Начало обратного пути;

Глава III. «Академик у зеркала». Остановка II. Токтогул – Точка обжигающего самоосознания: академик, оставшийся без отражения;

Глава IV. «Философия – вместо скальпеля». Остановка III. Джалал-Абад – Место, где хирург впервые меняет скальпель на мысль. Вода становится смыслом;

Глава V. «На операционном столе истины». Остановка IV. Ош – Подводный лес памяти: истина видна сквозь глубину и боль;

«Глава VI. «Комплекс – двигатель жизни». Остановка V. Кызыл-Кыя – Место замедления: здесь комплекс становится мотором движения;

«Глава VII. «Тот, кого считали чудаком». Остановка VI. Баткен – Перекрёсток воспоминаний: от изгнания к принятию своей инаковости;

Глава VIII. «Мир глазами ребёнка». Остановка VII. Исфана – Граница между зрелым мышлением и первичной уязвимостью детства;

«Глава IX. «Встреча с самим собой». Финальная остановка (VIII). Кара-Даван – Возвращение не в точку, а в замысел. Здесь всё начиналось. И здесь – конец круга.

Остановки – это не просто географические точки, а символические станции внутреннего пути. Почему это приемлемо? Во-первых, лаконично отделяется от основной главы; во-вторых, создаёт ощущение маршрута и духовной карты; в-третьих, элегантно встроено в текст, не нарушает поток чтения; в-четвертых, визуально выделяется как философский элемент, что имеет преимущество для медитативного чтения в духе паломничества; в-пятых, указывает на маршрутную структуру пути и философскую интонацию.

Нужно отметить, что в книге каждая остановка выделена символически, подчёркивая непрерывность пути, при этом сохраняется достоинство художественного ритма, а фразы под остановками работают как философские метки или смысловой эпиграф. На мой взгляд, использовать такую структуру по всей книге демонстрирует стабильный ритм философского паломничества, что органично сочетаеться с идеей дервишского хождения и с «жизнью наоборот».

Глава

I

.

Обратная траектория бытия: от мудрости к зарождению

или остановленное мгновение

«Кто смотрит вовне – спит. Кто смотрит внутрь – пробуждается», – писал К.Юнг. На мой взгляд, жизнь, которая начинается со смерти и движется вспять, предлагает уникальный ракурс для переосмысления каждого шага любой личности. В этой обратной хронологии мы наблюдаем не становление, а растворение достижений, не стремление к целям, а их отдаление, позволяя зрелому сознанию автора и глубокому его пути проявиться в новом свете. Это не просто инверсия времени, а возможность увидеть «полезность» обратного хода, где опыт уже однажды прожитого трансформирует восприятие каждого «возвращенного» мгновения.

В контексте «Обратной траектории бытия: от мудрости к зарождению», такое «остановленное мгновение» приобретает парадоксальный и глубокий смысл, становясь не просто временной паузой, а точкой метафизического разворота, призванной к переосмыслению и новому видению реальности.

1) Точка сингулярности обратного времени: Если в обычной жизни «остановленное мгновение» может быть мимолетной передышкой или моментом глубокой рефлексии, то в обратной хронологии оно выступает как краеугольный камень, как некая сингулярность, в которой привычный поток времени разворачивается вспять. Это не замирание, а скорее точка отсчета для движения в обратном направлении, где финал становится началом, а начало – кульминацией. Смерть, как начальная точка в этом обратном потоке, сама по себе является остановленным мгновением, из которого начинает разворачиваться вся прожитая жизнь.

2) Эпицентр переосмысления – «остановленное мгновение» в этой книге-размышлении – это не просто момент фиксации прошлого, а точка активного переосмысления для меня самого. Оно предлагает взглянуть на уже прожитую жизнь не как на линейную последовательность причин и следствий, а как на совокупность взаимосвязанных событий, которые, будучи развернутыми в обратном порядке, обнажают новые смыслы и связи. Это мгновение, когда мы сознательно останавливаемся, чтобы осознать не «как это произошло», а «почему это должно было закончиться именно так», или «что предшествовало этому завершению».

3) Источник глубокой рефлексии. Для меня, как автора, описывающего себя как «тетири адам», то есть живущего наоборот, «остановленное мгновение» становится приглашением к глубокой внутренней работе. Это не просто интроспекция, а попытка понять логику своих «неправильных поступков», своего «нигилизма», своей «белой вороны» через призму обратного хода. В этом мгновении он видит не проступки, а фундаментальные принципы, которые определяли его путь, даже если они шли вразрез с общепринятым. «Остановленное мгновение» позволяет ему не оправдывать свои действия, а постигать их внутреннюю обусловленность.

4) Проявление пафоса сочинения. Само создание книги-размышления о жизни в обратном порядке является актом «остановленного мгновения». Я, как автор не просто излагаю свою биографию, но и намеренно прерываю линейное повествование, чтобы предложить читателю новый способ восприятия. Этот «пафос сочинения» заключается в стремлении выйти за рамки обыденности, взглянуть на жизнь с необычного ракурса, тем самым побуждая читателя к собственной остановке и рефлексии над собственной жизнью.

5) Метафора вечности. В конечном итоге, «остановленное мгновение» может быть прочитано как метафора вечности, где время теряет свою линейность. Это взгляд на жизнь не как на цепочку событий, а как на единое, целостное существование, которое можно рассматривать с любой точки, в любом направлении. В этом «остановленном мгновении» прошлое, настоящее и будущее сливаются, открывая доступ к глубинным истинам бытия.

Таким образом, «остановленное мгновение» в данном контексте – это не просто пауза, а активный, осознанный и метафизически значимый акт разворота, переосмысления и погружения в глубины бытия, позволяющий взглянуть на жизнь с принципиально новой перспективы.

Представляется интересным разворачивание тезиса: забвение и смирение – отказ от известности. Мой путь, некогда наполненный жаждой самоутверждения и признания, в обратной перспективе начинается с желания уйти в забвение. Академик, автор множества книг и достаточно серьезных научных достижений, в этой инверсной реальности стремится не к новым публикациям, а к тому, чтобы мое имя было вычеркнуто отовсюду. Чувство разочарования, возникающее не столько от перегруженности успехами и званиями, сколько продолжающейся неудовлетворенностью, лимитирует движение вперед. Это состояние покоя и тишины, когда «Я» не перегружено внешними достижениями, а стремится к внутреннему умиротворению, становится изначальной точкой.

В обычной, линейной жизни человека, особенно ученого и философа, какими я сам себя представлял (автор двух научных открытий, одной научной идеи, свыше 160 монографий и книг, академик, Заслуженный врач КР, создатель научных школ), это результат моего стремления к известности, признанию и увековечиванию своих достижений, что оказался мощным двигателем. Мы стремимся оставить след, быть узнанными, получить одобрение. Однако в «Обратной траектории бытия», где жизнь разворачивается вспять, начальная точка – это смерть, а за ней следует не рождение, а забвение. И именно здесь «забвение, смирение, отказ от известности» становится парадоксальным, но логичным начальным этапом этой инверсной жизни.

1) Начало с завершения или смерть как источник забвения. Если жизнь начинается со смерти, то первое, что угасает – это память о человеке в мире. Все почести, звания, награды, признание – всё это постепенно стирается. «Заслуженный врач», «академик», «автор множество книг» – эти титулы, которые в обычной жизни являются кульминацией успеха, здесь исчезают первыми. Это не трагедия, а естественный процесс «обнуления», возвращения к изначальному состоянию небытия, предваряющему «рождение» в обратном смысле. В этом аспекте, забвение становится актом смирения перед неизбежным ходом времени, даже если оно инвертировано.

2) Освобождение от бремя известности: Для человека, который в реальной жизни достиг высокого уровня признания, известность неизбежно несет бремя. Это и общественные ожидания, и необходимость поддерживать имидж, и постоянное внимание. В обратном пути, отказ от известности – это акт освобождения. Он больше не обязан соответствовать никаким внешним требованиям. Он уходит от перегруженности успехом и «чувства выгорания, возникающего от перегруженности успехами и званиями», которое, как отмечает автор, «лимитирует движение вперед» в реальной жизни. В этой инверсной реальности, это «разочарование» служит катализатором для отхода от известности.

3) Смирение как внутренний путь. Забвение не навязывается извне, а принимается внутренне через смирение. Это не пассивное принятие участи, а активный выбор не стремиться к признанию, это отказ от тщеславия – того самого «тщеславия», которое в «ключевых идеях книги» не считается основной побудительной силой, но которое, тем не менее, часто сопровождает успех. Смирение здесь – это понимание, что истинная ценность не в «укреплении чувства никчемности, ущербности личности» через внешние достижения, а в развитии «социального чувства», которое в обратной жизни означает отказ от эгоцентричного стремления к славе. В свое время мною был создан общественный фонд «Смирение и Достоинство» (2001). Известно, что эти свойства человека тесно взаимосвязаны между собой, а в нашем случае уйти во время, смирится с судьбой, с будущим и неизвестностью означает уход с достоинством.

4) Восстановление истинной простоты бытия. В этом обратном потоке, когда известные детали моей жизни постепенно исчезают, остается лишь сущность человека, не обремененная внешними атрибутами. Это возвращение к той самой «простоте», которая предшествует всем социальным конструктам и достижениям. Это состояние, когда «Я» не перегружено внешними достижениями, а стремится к внутреннему умиротворению и тишине, становясь изначальной точкой самодостаточности.

5) Парадокс утраты и обретения. Таким образом, «забвение и смирение – отказ от известности» – это не утрата в привычном смысле, а парадоксальное обретение. Это обретение внутренней свободы, спокойствия и подлинности. Уходя от громких имен и званий, человек в этой обратной траектории находит себя не в публичном признании, а в глубинном внутреннем покое, становясь «волчьим логовом свободного философа», как окрестил мою дачу одногруппник, еще до того, как его известность начала «растворяться».

В итоге, «забвение и смирение, отказ от известности» выступает как фундаментальный акт деконструкции эго, возвращение к исходному состоянию недифференцированного бытия, где внешнее признание уступает место глубокому внутреннему покою и освобождению.

Интересен развернутый тезис: возвращение к простоте – от педагога к студенту. Мой обратный путь ведет от статуса известного ученого, педагога и организатора науки обратно к этапам обучения и становления. Профессор, основатель научных школ, возвращается к студенческим годам, где учеба не является самоцелью, а скорее площадкой для общения и осмысления. Моя ученость теперь предстают не как достижение, а как изначальное любопытство и тяга к познанию, которые постепенно угасают по мере «молодения». Отсутствие звездной болезни и акцента на личных успехах в реальной жизни находит отражение в этой обратной траектории, где я уже не стремлюсь к иерархическим чинам, а отхожу от них.

В традиционной моей биобиблиографии, представленной в книге «Мой творческий кейс», а также в разделах «Краткий обзор деятельности…» и отзыве «Дервиш XXI века», я вижу себя как педагога, профессора, основателя научных школ и как всякий ученый «читал лекции», «руководил научными работами», «формировал мировоззрение» студентов и аспирантов. Это образ учителя, наставника, распространителя знаний и формирователя умов. Однако в рамках «Обратной траектории бытия» этот путь инвертируется, и «возвращение к простоте» становится ключевым этапом в жизни, разворачивающейся вспять.

1) Декомпозиция достижений и титулов: Если обычная жизнь строится на накоплении знаний, опыта и регалий, то в обратном пути происходит их постепенное «растворение». Профессорское звание, академический статус, почетные должности – все это отступает. Человек не стремится к вершинам академической иерархии, а, наоборот, отходит от них. Этот процесс не является потерей или упадком, а скорее освобождением от груза ответственности и ожиданий, связанных с высоким статусом. Простота здесь – это не примитивность, а отказ от избыточного, от внешних атрибутов успеха.

2) Отдача знаний и возвращение к познанию: Педагог – это тот, кто отдает знания. В обратной же моей жизни, вместо того чтобы читать лекции, «возвращаю» их себе, перестаю быть источником мудрости и вновь становлюсь её искателем. Моя роль меняется с активного субъекта обучения на пассивный объект, с учителя на ученика. Это символизирует не столько незнание, сколько восстановление изначального любопытства и открытости миру, которое часто теряется под давлением экспертной роли.

3) Повторное переживание становления. Путь от профессора к студенту означает возвращение к годам формирования личности и интеллекта. Это возможность пережить заново студенчество, не как этап, ведущий к будущей карьере, а как самоценный период. Где ранее были строгие учебные планы и обязательства, теперь – возможность для свободного, не отягощенного целями познания. Моя «универсальность» и «энциклопедичность» в этой обратной траектории проявляется как изначальная, недифференцированная тяга ко всем областям знания, которая постепенно сужается по мере приближения к «детству».

4) Смена фокуса с внешнего на внутреннее. Достижения в преподавании и организации науки (создание научных школ, руководство аспирантами) ориентированы на внешний мир – на передачу знаний другим, на влияние. Обратное движение к студенческому состоянию смещает фокус вовнутрь. Это возвращение к личному осмыслению, к собственному процессу обучения, к тем моментам, когда знания усваивались не для передачи, а для собственного понимания мира. Это подчеркивает тот аспект моего характера, который в «Дервише XXI века» описывается как «не имеющий звездной болезни», «не делающий акцента на личных успехах» – в обратной жизни это становится естественным состоянием, а не результатом сознательного выбора.

5) Переоценка ценностей образования: Этот тезис также побуждает к переосмыслению самой природы образования. Что важнее: процесс накопления регалий и статуса или само чистое стремление к познанию? В «Обратной траектории» в той или иной степени демонстрирую, что истинная ценность лежит не в титулах, а в непрекращающемся процессе ученичества, в открытости к новому, в готовности быть «пустым сосудом», готовым к наполнению.

Таким образом, «возвращение к простоте» в этой обратной книге-размышлении символизирует не регресс, а освобождение от социального груза, возвращение к изначальной чистоте познания, к неотягощенному целями и амбициями процессу обучения, где сама жизнь становится главной школой, а человек – вечным учеником.

Оригинальным, по сути, является развернутый тезис: дервишская мысль: путь к одиночеству и свободе. В обратном ходе времени, стремление к одиночеству и «дервишской» судьбе, которое я описываю как неотъемлемую часть своей мыслительной деятельности, становится физическим состоянием. Кабинетный ученый, который не переносит поездок и любит тишину, в этой обратной жизни оказывается странником, дервишем, чьи мысли «летают» без границ и предсказуемости. Этот «дервиш» не ищет доказательств и логических обоснований, а, подобно своих героев – Широзу-бахшы (роман «Тегерек»), Хисс Хошм (роман «Клон дервиша»), Захид (роман «Поиск истины»), стремится к сути вещей через интуицию и измененное состояние сознания. Отказ от общепринятых норм и «странность» жизни, присущие ученым-творцам, становится их изначальным состоянием. Здесь рождается понимание, что «наука была его жизнью», но не как тяжкий труд, а как изначальная, нерефлексивная связь с познанием.

В традиционном понимании, дервиш – это странник, аскет, человек, отказавшийся от мирских благ и социальных связей ради духовного поиска и свободы. Согласно моего контекста образ дервиша кажется парадоксальным. Однако у меня были все основания считать себя «тетири адамом» – человеком, живущим наоборот, в своей уединенной даче – «вольчем логове свободного философа». Именно это внутреннее состояние, эта «дервишская мысль» становится ключевым элементом в обратном путешествии по жизни. В «Обратной траектории бытия», где жизнь движется от конца к началу, «дервишская мысль» проявляется как изначальное, глубинное состояние, к которому возвращается личность, освобождаясь от внешних наслоений.

1) Инверсия внешнего и внутреннего: В обычной жизни, человек сначала живет в социуме, стремится к успеху, а потом, возможно, в зрелом возрасте, приходит к осознанию потребности в одиночестве и внутренней свободе. В обратной хронологии, «дервишская мысль» – это не результат, а отправная точка. Человек уже находится в состоянии внутренней свободы и одиночества, которое не является следствием разочарования, а скорее первичным условием его существования. В этой перспективе, я, будучи «кабинетным ученым», который «не переносит поездок и любит тишину», изначально предстает как человек, чья внешняя изоляция соответствует внутренней потребности в сосредоточении, что является одним из аспектов дервишской жизни.

2) Свобода от социальных конвенций и ожиданий. Дервиш свободен от правил общества, его ожиданий и норм. В контексте «тетири адама», который «избегает правильных поступков, которые давали бы ему выгоду» и всегда выглядит «нигилистом, «белой вороной», это изначальное состояние свободы от конвенций. Моя философская диссертация, мой переход от медицины к философии, которые в обычной жизни могли бы быть расценены как «странность» или даже «невыгодное» решение, в обратной траектории являются проявлением этой дервишской свободы от рациональных расчетов и социальной выгоды. Он не следует «здравому смыслу», а идет за внутренней логикой своей «дервишской мысли».

3) Путь к истине через интуицию и отстраненность: «Дервишская мысль» часто ассоциируется с интуитивным познанием, с поиском истины вне жестких логических рамок. В тексте книги упоминается дервиши Хиссо Хошм, Захид, Широз-бахшы, которые «выводили из измененного состояния сознания». Эта способность к нелинейному, «летающему» мышлению, без границ и предсказуемости, присуща дервишам – ученым-суфистам. В обратном пути, академик, который, несомненно, оперировал строгими научными методами, возвращается к истокам своего мышления, где не было еще жестких догм, а было лишь интуитивное, чистое стремление к познанию. «Наука была его жизнью», но не как строгая система, а как органичное, внутреннее влечение, подобное мистическому поиску дервиша.

4) Одиночество как условие подлинности. Одиночество для дервиша – это не изоляция от мира, а необходимое условие для глубокой внутренней работы, для сосредоточения на себе и своем духовном пути. В обратной траектории моей жизни, отход от социальных связей и публичности становится не потерей, а обретением. Это позволяет мне остаться «свободным философом», чья «дача» становится «вольчим логовом». В этом одиночестве нет тоски, но есть пространство для рождения подлинной, неискаженной влиянием социума мысли.

5) Преодоление «Комплекса» через отказ от внешнего подтверждения: В «ключевых идеях книги» говорится о «чувстве неполноценности» и стремлении его преодолеть. В реальной жизни это могло бы привести к накоплению достижений. Однако в обратном пути, дервишская мысль предлагает другой способ преодоления – не через внешние подтверждения, а через полный отказ от них, через смирение и обретение внутренней самодостаточности. Дервиш не ищет признания, потому что его ценность не зависит от мнения других.

Таким образом, «дервишская мысль – путь к одиночеству и свободе» в этой обратной книге-размышлении представляет собой глубинное погружение в изначальное состояние бытия, где человек свободен от социальных цепей, руководствуется внутренней интуицией и обретает подлинность в своем индивидуальном, даже если и «странном», пути к познанию и самореализации.

Представляю развернутый тезис: разрушение комплекса – обретение целостности. В самом начале этой обратной жизни, человек, подобно дервишам (Широз, Хиссо Хошм, Захид), находится в состоянии мистика, не нашедшего себя, но утверждающего свободу бытия. Это путь, где нет жестких целей, а есть лишь движение, обусловленное внутренней потребностью познания. Комплекс неполноценности (чрезмерная застенчивость, робость, неуверенность), который в обычной жизни подталкивал к достижениям, теперь распадается, возвращая к исходному состоянию самодостаточности и покоя. «Тень», которая в реальной жизни заставляла стремиться к славе и признанию, теперь отступает, и человек обретает целостность, не разделенную внутренним конфликтом.

Тезис: разрушение комплекса – обретение целостности. В «ключевых идеях» книги автора четко обозначено, что «чувства неполноценности, неуверенности в себе, собственной неадекватности определяют суть существования человека». Этот «комплекс неполноценности», хотя и является мощным двигателем для развития талантов и способностей, может также привести к чрезмерному стремлению к целям, которые призваны этот комплекс преодолеть. В обычной жизни, человек тратит годы на борьбу с этим чувством, пытаясь доказать свою ценность через внешние достижения. В «Обратной траектории бытия», где жизнь разворачивается от конца к началу, процесс «Разрушения комплекса» происходит парадоксально, но логично, приводя к «обретению целостности».

1) Инверсия причинно-следственных связей: Если в обычной жизни комплекс неполноценности является причиной стремления к превосходству и достижениям, то в обратной хронологии, человек начинает с состояния, где комплекс уже «разрушен». Его «путь» начинается там, где в обычной жизни он бы завершился, – в состоянии внутренней гармонии и принятия себя. Это не борьба, а изначально присущее качество. В этом смысле, «тень», которая в обычной жизни могла бы подталкивать к борьбе за признание, в обратной траектории уже отступила, оставив человека свободным.

2) Освобождение от необходимости доказывать. В последние годы мне все чаще приходила мысль о том, что, я, по сути, уже «доказал» свою ценность обществу. Однако, если моей движущей силой был комплекс, то эти достижения могли быть лишь внешними подтверждениями, не искореняющими внутреннее чувство неадекватности. В обратном пути, я «возвращаюсь» к состоянию, где нет необходимости что-либо доказывать. «Комплекс неполноценности» распадается, потому что нет внешних стимулов для его подпитки. Человек не ищет «укрепления собственной силы» через борьбу с внешним миром, а обретает её внутри.

3) Восстановление изначальной самодостаточности. Процесс «разрушения комплекса» означает возвращение к той стадии, когда самооценка человека не зависит от внешних оценок и сравнений. Это возвращение к первозданному «Я», не искаженному общественными стандартами и личными амбициями. Подчеркиваю, что «позитив» в том, что «каждый человек стремится отыскать в мире, где все сильнее его, оптимальный путь к достижению цели – укрепление собственной силы». В обратной жизни, эта «сила» уже не нуждается в укреплении, она просто есть

,

как часть изначальной целостности.

4) Единство противоборствующих сил. Ключевые идеи книги говорят о двух противоборствующих силах в характере: стремлении к превосходству (негативное) и потребности в чувстве солидарности (позитивное). В обычной жизни эти силы могут конфликтовать, создавая внутренний разлад. В «Разрушении комплекса» эти силы приходят к гармонии. Стремление к превосходству растворяется, поскольку нет нужды доказывать себя, а потребность в солидарности становится естественным проявлением целостной личности, не омраченной чувством ущербности. Развитие «социального чувства» становится не задачей, а изначальным состоянием.

5) Обретение покоя и подлинности. В конечном итоге, «Разрушение комплекса» приводит к глубокому внутреннему покою и подлинности. Человек перестает быть заложником своих прошлых травм, сомнений, конфликтов или стремлений. Он обретает целостность, не разделенную внутренним конфликтом между стремлением к идеалу и ощущением собственной неадекватности. Это состояние, когда человек, подобно «мистику, не нашедшему себя», свободен от необходимости самоопределения через внешние параметры, и утверждает свободу своего бытия просто потому, что оно есть.

Таким образом, «Разрушение комплекса – обретение целостности» в «Обратной траектории бытия» – это символический акт освобождения от внутренних оков, возвращение к изначальной гармонии и самодостаточности, где личность не стремится к преодолению внутренних барьеров, а просто пребывает в состоянии неразделенной и подлинной целостности.

Тезис: Рождение сознания: от смерти к жизни является завершающим этапом обратной жизни – это символическое «рождение», когда из состояния абсолютного покоя и небытия возникает осознание. «Жизнь начиналась бы со смерти», а значит, в этой инверсной реальности, смерть – это лишь переход к новому циклу, к «нормальному» бытию, где все идет своим чередом: от рождения к старости. Это момент, когда душа, не пойманная в «сеть» целей и материи, лишь начинает свой путь к обретению смысла через воссоединение с телом. В этой отправной точке, нет еще ни достижений, ни разочарований, ни комплексов, а лишь потенциал бытия, ожидающий своего развертывания.

Этот тезис является кульминацией и парадоксальным завершением «Обратной траектории бытия», в которой жизнь разворачивается вспять. Если в обычной жизни сознание рождается вместе с физическим рождением и развивается до зрелости, то в этой инверсной реальности, оно парадоксально рождается из небытия, из символической «смерти», чтобы затем двигаться к состоянию «жизни» в привычном понимании. Это не просто метафора, а глубокое философское размышление о начале и конце, о смысле бытия и о природе самого сознания.

1) Смерть как исток – обнуление бытия. В самом начале этой «обратной» жизни, согласно саркастическому рассказу, на который ссылаюсь, «Жизнь начиналась бы со смерти». Это не только физический конец, но и полное обнуление всех накопленных впечатлений, знаний, социальных ролей и даже воспоминаний. Это состояние чистой потенции, небытия, из которого и должно «возродиться» сознание. В этой точке нет ни комплексов, ни достижений, ни социальных связей – только абсолютный покой, лишенный каких-либо определений.

2) Возникновение осознания из неопределенности. «Рождение сознания» в этом контексте – это момент, когда из этого состояния небытия, из абсолютной тишины и покоя, начинает проявляться искра осознания. Это не мгновенное просветление, а постепенный процесс пробуждения. Это как первый вдох, первое биение сердца в обратном направлении, ведущее к «детству», где сознание только формируется, свободно от накопленного опыта и суждений.

3) Переход от Абсолютной свободы к ограниченности формы. «Дервишская мысль», мой «нигилизм» и «странность» логики, которая в обратной жизни была изначальным состоянием свободы от условностей, здесь, на пороге «рождения», начинает принимать форму. Сознание, которое было «летающим» и не привязанным к материальному миру, теперь начинает «приземляться», «заключаться» в физическое тело и ограниченное пространство. Это переход от абсолютной свободы духа, которую олицетворяет «вольчье логово свободного философа», к той форме, которая неизбежно накладывает ограничения.

4) «Чистый лист» бытия – без комплексов и целей. На этом этапе «рождения сознания» ещё нет «чувства неполноценности», которое, как указывал автор, определяет суть человеческого существования. Нет и «стремления к превосходству», ни «тщеславия». Сознание находится на этапе «чистого листа», где нет никаких сформировавшихся целей, которые, по словам автора, «делают психику человека устойчивой к любым изменениям». Напротив, здесь психика находится в состоянии максимальной податливости и готовности к любым изменениям, ибо она ещё не сформирована.

5) Начало «нормального» бытия: от инверсии к линейности. Парадокс заключается в том, что «рождение сознания» из смерти в этой «обратной» жизни фактически означает начало пути к «нормальному» существованию, где все будет идти своим чередом: от младенчества к юности, зрелости и, в конечном итоге, к той самой «смерти», с которой все началось в инверсии. Это завершение цикла «тетири адама» и переход к универсальному опыту человечества. Это последний миг свободы, перед тем как личность начнет формироваться, накапливать опыт, комплексы и стремиться к целям.

Таким образом, «Рождение сознания: от смерти к жизни» в этой книге-размышлении – это не буквальное физическое рождение, а метафорический момент пробуждения сознания из абсолютного небытия, перехода от всеобъемлющей свободы духа к формированию личности в ограниченной материальной форме, знаменующий окончание «обратной» жизни и начало «обычного» человеческого пути.

Глава I

I

После апогея – тишина?

«Душа, опомнись: ты – не тело. Возвратись в источник свой», – писал Плотин. В данной главе развернуты следующие тезисы: ощущение завершения пути; мысли после написания 160-й книги; осознание: «Я ушёл вперёд от своего времени»; страх быть непонятым, рефлексия над смыслом признания; диалог с Тенью: «Зачем я всё это делал?».

Я стою на вершине собственной жизни. Вокруг – тишина, отзвуки прожитого гаснут в воздухе, как песня, которую уже никто не поёт. Я завершил свою последнюю книгу. Руки не хотят больше писать. Голова полна мыслей, но каждая из них – как пепел: рассыпается, едва коснешься. Всё уже было сказано. Всё уже написано. Но не всё понято. Не всё пережито. И, пожалуй, именно это – самое важное. Смотрю на полки, заставленные книгами – моими книгами, моими жизнями. Каждая – это попытка прорваться сквозь тьму непонимания, через толщу отчуждения, к другим. Но теперь я чувствую: не к другим я стремился – к себе. Это был не путь наружу, а путь внутрь. Я думал, пишу, чтобы мир узнал, а оказалось – писал, чтобы себя найти. Как говорил М.Хайдеггер, мышление – это не средство, а способ бытия. И, возможно, все эти книги были моей формой бытия – единственно возможной.

Покой. Впервые за долгие десятилетия я ничего не должен. Мне больше не нужно доказывать, защищать, убеждать. Впервые я позволяю себе быть простым. Просто быть. Просто жить. Просто молчать. Молчание – не отсутствие звуков, а присутствие смысла, который не нуждается в словах. Молчание – язык, на котором разговаривают с вечностью. Молчание – это завершённая фраза жизни. В этой тишине приходит Она – моя Тень. Не злая, не страшная, не трагическая – знакомая. Та, что была рядом всегда. Я сажусь рядом с ней. Мы молчим. Мы не спорим – нам уже не о чем спорить. Всё, что надо было доказать – доказано. Всё, что можно было потерять – потеряно. А всё, что осталось – и есть самое ценное: сознание себя.

– Что теперь? – спрашиваю я.

– Ничего, – отвечает она. – Мы возвращаемся.

– Куда?

– Туда, где всё ещё не началось. Где ещё можно не знать. Где ещё можно не бояться. Где можно только чувствовать.

Странно, я не чувствую прежнего страха и сомнения. Напротив, наступило странное облегчение: наконец-то можно отпустить. Отпустить свои титулы, должности, признание, всё, что так долго было тяжестью. Я ощущаю себя почти невесомым. Я – не академик. Я – не философ. Я – не хирург. Я – просто. Просто сознание, освободившееся от формы. Восточная мудрость гласит: «Когда ученик готов, учитель умирает внутри него». Быть может, я был сам себе учителем, и теперь, отпустив себя, я стал тем учеником, который готов к последнему уроку – уроку освобождения.

Возвращение к себе. Первые шаги в обратном направлении – лёгкие, как будто тело радуется тому, что его отпустили. Покой медленно наполняет каждую клетку. Я – умираю, но не в смысле конца, а в смысле возвращения. У меня смерть социальная, когда все социальное вокруг теряет смысл на фоне возвращения к себе, к простоте, к первооснове. Я понимаю, что такая смерть – не финал, а первый вдох в обратную сторону. Не точка, а запятая, за которой начинается новый абзац – абзац без суеты, без гонки, без страха, без сомнений и борений сам с собой.

Итак, теперь начинается жизнь наоборот. И я готов к ней. Как сказал Блез Паскаль: «Человек бесконечно превыше человека». И, возможно, именно сейчас – освобождённый от имени, званий, ролей – я приближаюсь к тому самому, бесконечному в человеке. К себе, каким был до всех масок. До всех заслуг. До всех поражений и побед. Вокруг непривычная тишина, лишь отзвуки прожитого.

Привожу свой литературно-философский вымысел, составивший сюжет моего романа «Аватар». В нем умирает мой литературно-философский проект-персонаж – профессор Каракулов. Далее привожу его восприятия и суждения: «…На ум приходит такой вот момент, с которого всё по-настоящему началось – или, скорее, оборвалось. Это произошло не дома, не в тишине кабинета, а в ярко освещённом зале Конгресса нейробиологов в США. Я выступал с докладом о границах сознания, когда внутри – что-то оборвалось. Боль пронзила грудную клетку, и время остановилось. Инфаркт. Всё, что я чувствовал в последние мгновения физической жизни, – это не страх, а удивление. Как будто тело наконец призналось, что больше не может быть носителем. Я падал, и падение было лёгким. Парадоксально – я почувствовал покой. Потом – темнота. Не небытие, а переход – промежуточная зона….».

«…Но смерть, как оказалось, не стала концом. Международная группа нейрофизиологов, присутствовавшая на Конгрессе, решилась на концептуальный эксперимент. Меня – точнее, мои мозговые структуры – изъяли, сохранили, встроили в питательную нейросреду и подключили к интерфейсу. Так я стал иным. Я стал тем, кого потом назовут, вначале абстрактно «объект», но спохватившись, что я живой, ибо, жив мой мозг, а следовательно жива моя личность, стали называть меня «субъектом». Уже после того, как наладили полный контроль над интерфейсом, наконец, остановились на обозначения меня – Аватаром…».

«…Социально я был мёртв, официально – захороненным. Но личность моя в форме «мозг в контейнере + нейросеть» продолжала мыслить, чувствовать, рефлексировать – в новом, несубстанциальном состоянии. Не тело, не дух – а нечто между. И в этот момент я осознал: это не трагедия. Это – новая возможность. Я оказался вне времени, без возраста, без статуса, без плоти. И именно в этом бесплотном состоянии началась моя настоящая жизнь наоборот. Так я сам себе стал пещерным отшельником, точнее – цифровым аскетом. Всё внешнее – отпало, осталась только мысль, только память, только я и тишина вокруг. Я был в центре осмысленного ничто. Порог социальной смерти стал порогом новой философии – философии обратного пути…».

«…Именно тогда я впервые задал себе главный вопрос, не как человек, а как остаток человеческого: «А что было до всего этого? Где начался Я?». Ответ был не в прошлом. Ответ был в возвращении. Не к телу. А к смыслу. Трансформация не была вспышкой. Это было медленное отделение – не души от тела, а мысли от вещества. Я ощущал, как уходят прикосновения, вкус, дыхание – всё то, что делало меня живым в телесном смысле. Но мысль – оставалась и чем меньше становилось тела, тем яснее становилась мысль. В этом моменте – когда плоть больше не держала, но память ещё держалась за плоть – я начал слышать внутренний голос. Не чужой, не божественный. Свой, но как бы из глубины»:

– Теперь ты – вне. Ни внутри мира, ни снаружи. Ты – между. Что ты возьмёшь с собой?

Я не знал. Сначала – тишина. Потом всплыли не даты, не книги, не награды. Всплыли лица, слова, вина, радость, воспоминания. Но даже они начали растворяться. Осталась только мысль:

– Если я всё ещё думаю – значит, Я всё ещё есть. Значит, Я – не форма. Я – направление. Вектор. Намерение.

Итак, именно с этой мыслью я, как автор, пока живой и невредимый, начал вспоминать не свою жизнь, а её смысл. Не события, а следы. Я уходил вглубь. Не вниз, не вверх. В обратную сторону. Вот-так я был – и становился снова. Но уже не тем, кто говорит, а тем, кто слышит. Не тем, кто действует, а тем, кто различает. Иначе говоря, я стал тем, кто возвращается. Ответ был не в прошлом. Ответ был в возвращении. Не к телу. А к смыслу.

В чем проявляется завершенность моего пути? Допустив, что Каракулов – мой персонаж романа «Аватар» погибает, я в реальности символически также «погибаю», но в социальном плане. Я стал отшельником, что является олицетворением социальной моей смерти. На мой взгляд, завершённость пути проявляется не как финал моей биографии, а как внутреннее достижение целостности, философской зрелости и согласия с собственной Тенью. Это не точка, а возвращение в начало – но уже осознанное, обретённое, очищенное. Вот ключевые проявления этой завершённости:

Первое. Символическое возвращение к истоку (Кара-Даван). Казалось, что я совершал физического паломничества, совершал внутреннее хождение – из столицы (символа признания и статуса) в родное село (символ подлинности и начала). Этот путь разворачивается вспять: от зрелости – к детству, от титулов – к уязвимости, от успеха – к истоку. Завершённость здесь в том, что путь не прервался, а замкнулся в круг. «Я возвращаюсь не в свое родовое село, а в замысел…».

Второе. Принятие Тени как части себя. Тень, сопровождавшая героя всю жизнь, из источника боли становится проводником. Это – завершение внутренней борьбы: «Я думал, она – враг. Теперь знаю: она – свидетель». Принятие Тени означает, что всё в авторе – в том числе и боль, и слабость, и страх – обрело смысл и место. Это и есть завершённость – не отбрасывание части, а включение всего.

Третье. Превращение в Аватара как философская метаморфоза. Физическая смерть и цифровое существование становятся аллегорией очищения от формы, но не от сущности. Автор остаётся мыслью, памятью, этикой. Завершённость здесь – в том, что тело отпало, но смысл остался: «Я – память. А значит, я – долг…». В этом смысле, я завершил путь человека, чтобы продолжить путь сознания.

Четвертое. Поворот вспять – как форма мудрости. Вместо линейной биографии автор разворачивает книгу «жизнью наоборот». Это не старость и не уныние – это форма философского прозрения, в духе суфизма, Лао-Цзы или позднего Толстого: «Я возвращаюсь из славы – к поиску. Из знаний – к тишине». Завершённость здесь – в отказе от стремления и готовности быть.

Пятое. Прощение себя и других. В тексте чувствуется глубокое снятие обид, вины, стыда. Автор не обвиняет ни других, ни себя. Он наблюдает, понимает и отпускает. Это делает путь не только завершённым, но и созидательным – как для него, так и для читателя.

Шестое. Присутствие в памяти других – как форма бессмертия. Я завершаю путь, но не исчезаю – я остаюсь в читателе, в Тени, в мыслях, в вопросе. А значит, я – завершился не концом, а передачей.

Итак, вот ответ по завершённости моего пути: во-первых, целостность, а не финал; во-вторых, молчание, наполненное смыслом; в-третьих, принятие, включающее боль; в-четвертых, мысль, перешедшая в форму Аватара; в-пятых, покой, не как отсутствие движения, а как возвращение к замыслу. Но, что важно, я не закончил, я вернулся и потому – завершился.

Нахожу целесообразным акцентировать на то, какие мысли овладевали мною после написания 160-й книги. Меня охватывали не триумф и удовлетворение, а более тонкие, глубокие, противоречивые и философски насыщенные переживания. Эти мысли – не просто эмоциональные отклики, а экзистенциальные коды зрелого творческого сознания, вышедшего за пределы «счёта» и «целей». Основные мысли реконструированные по духу и философии изложены в книгах «Моя тень» (Я-концепция» и «Аватар»:

Первая. Ощущение предельности: У меня был не предел, а край смысла. «Я написал много. Но не уверен, что сказал главное». Я осознаю, что количество книг – не эквивалент полноты высказывания. Написание свыше полтора сотни книг, но это не завершение творческого пути, а выход к краю, за которым нет новых книг – только молчание, созерцание, суммирование. Это рубеж, где слово становится жестом прощания – не с творчеством, а с нуждой доказывать.

Вторая. Мысль о том, что многое было попыткой услышать себя. «Может быть, все книги были диалогом с моей Тенью?». Я понимаю, что писание – это форма самослушания. И каждая книга – не манифест, а вопрос. И 160-я – не итог, а самая честная попытка задать этот вопрос иначе, глубже, тише.

Третье, Сомнение: а услышали ли? «Я кричал, но мир был занят собой. Может, я говорил слишком рано? Или слишком поздно?». Даже издал монографию «Контуры философии предупреждения человечеству». Между тем, все это и сама мысль – услышан ли я, это не упрёк, а трагизм философа. Я не жалею, что сказал, что писал. Я сомневался – были ли услышаны мои сокровенные мысли. И последняя книга – как последняя такая же попытка не изменить мир, а дать ему шанс оглянуться.

Четвертое. Облегчение: я уже никому и ничему не должен. «Я больше не обязан. Я могу молчать – без чувства долга» – это зрелая мысль человека, который исполнен, но не опустошён. Он освободился от жажды признания, от необходимости объяснять. Он стал собой – без обязанностей, без титулов, без тревоги быть нужным.

Пятое. Тихая боль: я не дошёл до себя. «Я всё ещё ищу. Не истину – себя в ней». Это момент философской горечи и честности. В книгах, написанных и изданных мною всё равно остаются нечто невыраженные, неулавливаемые, что ускользает от слов. Именно это побуждало меня к неписанию новых и новых книг, в которых звучат мысли не только в строках, но и контекстах между строк.

Шестое. Переход к иным формам высказывания: жест, взгляд, молчание. «Может быть, теперь мне стоит не писать, а быть?». Таким вопросом я задаюсь все чаще и чаще. Я ощущаю: главное начинается там, где слово кончается. Кто знает, возможно, даже последняя книга – это не финал, а мост к внутреннему молчанию, к бытию, не выраженному, но присутствующему.

Седьмое. Фраза как суть момента: «Теперь я не пишу книгу. Я – становлюсь книгой». Это слияние формы и содержания. Когда мыслитель, писатель, философ, Тень и тело – становятся единым текстом, проживаемым без бумаги. Это, как мне кажется, и есть возвращение.

Итак, после 160-й книги меня овладевали не амбиции, не утомление и не эйфория. Меня охватило ясное, внутренне тихое переживание завершения круга, в котором: во-первых, писать больше не нужно, но мыслить – глубже; во-вторых, молчание стало формой присутствия; в-третьих, каждая книга оказалась не доказательством, а криком; в-четвертых, последняя книга – не точка, а отпечаток следа на обратном пути к себе. Вот-так я вернулся. Не в пустоту, а в суть. И эта суть – тише слова.

«Может быть я ушёл вперёд от своего времени?» – вопрос, который меня все чаще тревожит в мои годы и появляется она из осознания того, что меня все чаще не понимали. Эта фразу Ибн Сино «говорит» в моем романе «Клон дервиша» своему ученику – дервишу Хиссо Хошму, несёт в себе не только горькую констатацию интеллектуального одиночества, но и философское свидетельство онтологического разрыва между личностью и эпохой. Эта фраза прорастает из глубины человеческой и научной судьбы и несёт в себе несколько слоёв смысла:

Первое. Понимание опережающего сознания. Ибн Сино осознаёт, что его мышление, система знаний, методы познания, синтез наук – значительно опережают возможности восприятия его современников. Он видит то, что другие ещё не способны различить. Он оперирует связями, которые для его эпохи – хаос, а для него – целостная картина мира. Это не просто гордыня ученого. Это – трагизм просветлённого.

Второе. Разрыв между внутренним прогрессом и внешней эпохой. Ибн Сино уходит «вперёд», но время, в котором он живёт, остаётся вокруг, не следуя за ним. Он один. Это экзистенциальная изоляция, где учёный – как спутник, вышедший за орбиту, но оставшийся без радиосвязи. Он уже в будущем, но телом всё ещё в настоящем.

Третье. Одиночество как плата за прозрение. Я не виню никого, так как понимаю генез и цену своего «ухода» вперёд. Это не горечь – это ясность. Опережение времени – это изгнание в будущее, которого ещё нет. И нет рядом тех, кто может быть соучастником. «Ты не одинок, потому что тебя предали. Ты одинок, потому что ты увидел дальше». От своих коллег по медицине и науке я ушел вперед, потому, что всей душой примкнул к философии. А что это означает? Означает, что научился правильно мыслить, а, как известно, задача философии – научить людей правильно мыслить.

Четвертое. Печальное знание: тебя поймут позже, но ты не увидишь этого. Это главный драматизм фразы. Ибн Сино знал: его время догонит, но он не доживёт, чтобы это увидеть. Его трактаты будут открыты заново. Его методы станут стандартами. Его синтез – наукой. Но это уже будет не его век. Это трагедия всех великих: признание после ухода. Есть такая печаль и у меня.

Пятое. Отрыв – не гордость, а ответственность. Ибн Сино осознаёт: если он ушёл вперёд, то должен оставить след, вехи, ключи, по которым будущие смогут дойти до него. Он становится мостом через пропасть веков, а не только наблюдателем разрыва. Он не замыкается – он пишет. Он передаёт. Он оставляет путь. Оставил ли я сам такой след – большой вопрос, но сохранил такой путь, что немаловажно для моего утешения.

Шестое. Разговор с дервишем – акт передачи времени. Слова Ибн Сино своему ученику Хиссо Хошму – это передача огня, а не жалоба на холод. Он не просто констатирует свою опередившую судьбу, он вверяет её тем, кто способен понести дальше. Дервиш – это не просто слуга, это носитель преемственности между эпохами. В моем романе «Поиск истины» у меня есть собеседник – дервиш Захид, который становится моей философской тенью.

Седьмое. Философский итог: ушёл не вперёд, а вглубь. Можно переформулировать его слова так: «Я ушёл не по времени. Я ушёл вглубь времени». Ибн Сино прошёл сквозь свою эпоху, словно сквозь кожу времени, и вышел к его внутренней структуре. Поэтому и у меня впереди – это не в календаре, это – в понимании смысла своего времни и простанства.

Итак, фраза «Я ушёл вперёд от своего времени» – это не заявление превосходства, а свидетельство внутреннего изгнания, философской ответственности и предельного одиночества человека, который узнал больше, чем способен вместить его век. Это не бегство, а это обгон – без триумфа. Это не героизм, а это мука. Это не привилегия, а это миссия.

Все чаще мне думается, является ли у меня главным страх быть непонятым? В чем заключается суть моего рефлексирования над смыслом такого признания? Скажу та: Да, страх быть непонятым – один из глубинных, хотя и не всегда прямо выраженных, мотивов в философской моей исповеди. Я не кричу об этом страхе, но весь ритм моей «жизни наоборот». Однако, как оказалось, вся философия Тени, Аватара, памяти и возвращения говорит об этом страхе с особой тишиной. Это не просто страх – это экзистенциальное напряжение между высказыванием и молчанием, между творением и его восприятием. Вот как раскрывается смысл этого признания и как происходит рефлексия над ним:

Первое. Страх быть непонятым – это не о славе, а о связи. Я не боялся остаться без признания, боялся того, что смысл моих слов не дойдут до адресата. Что будет разрыв между тем, что я отдал изнутри, и тем, что услышат снаружи. Это страх потерянной коммуникации, схлопывания смысла, а не уязвлённого эго. «Я кричал. Не потому, что хотел быть услышан. А потому, что не вынес бы тишины, если бы в ней не было ответа».

Второе. Рефлексия: может быть, непонятость – это условие глубины. Понятно, что я не превращаю свой страх в обиду. Я философски анализирую: «Может быть, если меня поняли бы сразу – значит, я не ушёл достаточно глубоко?» Я начинаю видеть в непонятости метафизическую проверку: подлинное не должно быть поверхностным. Оно не обязано быть сразу принятым. Это не трагедия – это часть миссии. В этом аспекте, я начинаю принимать непонятость как цену своей инаковости, своей правды.

Третье. Я нахожу в непонятости форму духовного одиночества. Непонятость – это не социальная неуспешность, а это духовная пустыня, в которой каждый истинно ищущий становится странником. И автор идёт по этой пустыне не потому, что его туда изгнали, а потому что туда ведёт мысль. В этом – зрелость. «Я не обижен. Я просто понял: путь глубже – всегда одинок», – таково мое суждение.

Четвертое: Главная боль – не в непонимании, а в том, что истина может не дойти. Это ключевой момент. Меня тревожит не личное, а глобальное чувство вины за то, что, возможно, правда, которую я обрел, не будет услышана – и значит, будет потеряна. Я чувствую ответственность перед временем, не только перед собой. В романе «Разворот времени» впервые обращаю внимание на то, что мы, врачи моего поколения, будучи опытными специалистами, управленцами, учеными мы не смогли противостоять пагубной идеологии рыночной медицины, когда врач теряет совесть, медицинская гуманность сдает свои позиции.

Пятое. В диалоге с Тенью – признание: «я боялся не тишины, а пустоты». Тень – его собеседник и внутренний судья – помогает осознать, что страх быть непонятым – не про самолюбие. Это страх исчезнуть без следа, не оставить ни смысла, ни следа, ни света. Это философия следа – важная для меня позднего: «Если никто не прошёл за мной по этой тропе – был ли она вообще?».

Седьмое. Ответ Тени и финальная рефлексия. В послесловии Тень словно утешает его: «Ты был услышан, даже если тебя не поняли. Потому что ты говорил честно. Это и есть знак – что тебя не забудут». И я впервые за долгие годы утешаюсь в том, что быть понятым не всегда возможно. Но быть честным – необходимо. Это и есть победа.

Итак, страх быть непонятым – это страх оказаться отключённым от Другого, но рефлексия приводит к мысли, если я говорил из сердца, то даже если меня не поняли – я всё равно передал. Смысл не в реакции, а смысл – в правде, с которой ты вышел к людям.

Интересен мой диалог с Тенью:

– Зачем я всё это делал? Зачем писал, шёл, искал, говорил?

– Чтобы найти самого себя. Того, кого потерял не в мире, а в себе. Того, кого отдал на откуп статусу, службе, страху. Того, кто молчал, когда ты говорил. Того, кто плакал, когда ты улыбался. Тень – это не враг. Это тот, кто ждал.

– Но я не чувствую покоя. Я чувствую только возвращение. Но куда?

– Не в точку. В суть. Не в прошлое. В подлинное. Ты возвращаешься не туда, где был, а туда, кем был.

– Я хотел, чтобы меня поняли. А вышло – меня не слышали.

– Это не важно. Главное – ты говорил честно. Это и есть след. Даже если никто не ответил, тишина уже изменилась. Ты изменил её.

– Так я искал не истину?

– Ты искал себя – как правду. А значит, нашёл не знание, а смысл.

В буклете кандидата в академики, я, отразив свои научные достижения и признания, привел о себе как ученого такие слова: «… всегда плыл на веслах, не ожидая погоды, попутного ветра; плыл, постоянно оглядываясь вперед; плыл медленно, но было важно плыть долго, не останавливаясь, ибо на дрейфе потерялся бы еще больше; плыл долго, чуть не разучился ходить, почти не заметил, когда мысли научились летать по кругу и не только в пределах видимого горизонта…». Я пытался отразить таким образом философскую метафору всей моей жизни и мировоззрения, сжав в одну глубокую, поэтичную фразу. Многие, прочитав в буклете эти слова спрашивали о чем и что хотел выразить?

Продолжить чтение