Лавандовый риф

Глава 1

Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства. Кол.3,14

Иллюзорно. Да, именно иллюзорно все вокруг. Эта по-киношному вырывающаяся из темноты на освещаемое светом фар полотно асфальта белая прерывистая, то мелькающая пунктиром, то сливающаяся в сплошную, то вновь прерывающаяся на короткие отрезки. Извергающиеся желтоватым светом фонари и едва различимые ночные силуэты лесополос за ними. Этот будоражащий до каких-то неосязаемых разумом состояний голос скандинавской певицы со сложно произносимым именем, хрипловатые шаманские напевы на бэках и жесткий размеренный бас, что заставляет вибрировать внутренние органы и прижиматься поглубже в водительское сиденье. И конечно же запах нового автомобиля, не ароматизатора на веревочке и тем более не капсулы под сиденьем. Запах впервые выехавшего из салона накануне вечером автомобиля. Странное пьянящее чувство свободы и довольства собой. Никаких ограничений. Ночь, трасса, машина без номеров и пара босых женских стоп на бортовой панели справа от меня.

Когда увидел ее впервые, я неожиданно улыбнулся. И дело не в ее забавной походке, не в далеких от современных представлений об идеале ногах и даже не в упрямо подвижной плоской родинке над губой. Я улыбнулся, заглянув в ее большие блестящие карие глаза с зеленоватой радужкой. Что-то колдовское, манящее. Они не сочетались ни с чем. Ни на что непохожие, самобытные, казалось, живущие собственной жизнью.

С этой неожиданной для себя улыбкой я спросил:

– Добрый день, могу угостить Вас кофе?

Помню, как она оценивающе осмотрела меня, как неуверенно повела головой в сторону и будто опомнившись взглянула на часы, после чего ответила:

– Да.

В тот момент я увидел, как шевелится кончик ее носа. Думаю, заулыбался еще сильнее.

– Русь, – ее голос вырвал меня из внезапно нахлынувших воспоминаний. – Чего ты замолчал? Еще и улыбаешься, как маньячело.

– Задумался что-то. Ты все равно в телефоне сидишь.

– Тут связи нет, – она положила телефон со вставленным шнурком зарядки в нишу возле рычага переключения передач и, откинувшись правым плечом на дверь, начала сверлить меня своим заискивающим, требующим удивлять, взглядом. – Нам долго еще?

– Часа через полтора или два будем в Анапе.

– Два часа?

– Мы только Краснодар проехали. Можем в Славянск-на-Кубани заскочить. Там остановимся.

– Там море есть?

– Нет.

– Давай тогда в Анапу. Я в детстве была – там море точно есть, – она смотрела через лобовое стекло и незаметно для себя улыбалась почти детской ненавязчивой улыбкой слегка проявлявшей ямочки на щеках.

– Я покурю, ладно?

– Так мы точно за два часа не доедем, – с наигранной досадой произнесла Лера и тут же расплылась в своей привычной злорадствующей взрослой улыбке. – Да шучу я. Конечно, кури!

С каждым моим выходом покурить или на очередной заправке воздух вокруг становился новым. Грубый черноземный сменялся Ростовским, тяжелым и влажным, с отчетливым ароматом пыли, Ростовский заменился более сухим с нотами подпеченной солнцем листвы. Он осушал ноздри, так что спустя всего пару затяжек я затушил сигарету и запрыгнул обратно в кондиционерную прохладу авто.

– Быстро, – сонно отреагировал Лера.

– В Анапе покурю, – я дождался вспышки в довольно-таки плотном для этого времени потоке машин и вывернул на трассу. – Так в Анапе значит была, где еще?

– Голубицкая. Там вообще, как к своим раньше ездили. Катька с Петькой как-то нашли домик с нормальными хозяевами, и теперь каждый год туда. С Лизой еще. Я, понятное дело, прицепом. Но вот в том году ездили, и мне, знаешь как, не понравилось.

– Это на Азове же?

– Откуда я знаю? Море и море. Раньше просто собрались и поехали, а теперь: этого надо подождать, под Лизу надо подстроиться – у нее работа, видите ли, важная, Hr херов, и дети. Все на пляж, я как крестная с детьми, все бухать, я с детьми. Ладно пили бы нормально, а то считай, что сегодня погуляли, завтра еще один день в отключке. Я с детьми – с чужими. Че ты лыбишься? Мне вот не смешно.

– Нормально. В этот раз без чужих детей.

– Посмотрим, – она взглянула на дисплей телефона и бросила его обратно в нишу. – Вообще я рада, Русь.

– Рады радовать, как в Карусели.

– Чего?

– В Карусели, в магазине, шел недавно, и там по громкой связи объявление какое-то, типа, гречка по суперцене, и в конце таким умирающим голосом: рады радовать.

– Да уж. Не люблю супермаркеты, как-то это без души. Вот заходишь в магазинчик возле дома, а там и что-то посоветуют, и отрежут попробовать и, кстати, отрежут сколько надо. А не вот это вот: пакет нужен?

– У тебя, кстати, хорошо получается. Не думала профессию поменять?

– Да пошел ты.

В это момент изо всех колонок раздался звук входящего звонка.

– Алле, ты на громкой, – я принял звонок и сразу убавил громкость.

– Здоров, дядь! Когда обмывать будем?

– Что обмывать?

– Машинку. Купил и молчишь!

– Ты откуда знаешь? Я же никому не говорил.

– Да твоя уже по всем сетям и ватцапам фото накидала. Я твой затылок узнал.

– Твоя? – вопросительно закричала куда-то в сторону центральной панели Лера и вскинув брови застыла в ожидании ответа.

– Привет, – задумчиво проговорил Саня на том конце провода.

– Я же говорил, что ты на громкой связи.

– А-а-а, так это че мы… на троих?

– На троих без меня, пожалуйста, – Лера посмеялась, наконец-то опустила ноги под сиденье и, несколько повозившись, натянула на них свои легкие белые сланцы.

– Сань через две недели дома буду, поговорим. Хорошо?

– А ты куда?

– Крым! Пять лет как наш или пять лет как снова наш, а я все никак не доберусь. Давай до связи, наберу. Ага?

– Давай! Пока, Лер, – успел сказать Саня, прежде чем я сбросил звонок.

– Твоя? – вновь откинувшись к двери спросила она с едва уловимо приподнятыми уголками приоткрытых губ.

– Моя.

Я быстро взглянул на нее и вновь вернулся к дороге. Долгое вождение всегда утомляет, и среди множества мелькающих мыслей возникло представление о скорой гостинице и лучшем, что в ней есть – свежевыглаженной простыне. Еще во времена частых командировок научился искать что-то хорошее в новых для себя городах. Учитывая, что с погодой везет далеко не всегда, не каждая поездка удается и, как правило, вызвана негативными причинами, уставшим упасть на белую простынь в затертом гостиничном номере и немного подышать дешевым цветочным кондиционером для белья – великое удовольствие. Иногда единственное.

Добравшись до Анапы, мы около десяти минут простояли на обочине, прозванивая гостиницы по номерам из интернета. Как правило никто не брал трубку либо нам озвучивали невероятно высокий ценник за одну ночь. Найдя подходящий вариант, мы несколько раз покружились по узким улицам сначала в поиске адреса, позже в поиске места для парковки. Первым разочарованием стал ключ с неуклюже объемным деревянным номерком, походившим на неудачного ребенка бочонка лото и кухонной толкушки. Вторым – закрытый до десяти утра бар. Так что, не включая свет в номере, мы оставили рюкзаки за дверью и отправились за ужином.

Не могу сказать, что я – большой любитель чайханы, но она первая попалась нам на пути. После утренних бутербродов и множества энергетиков в дороге местный лагман занял на короткое время вершину пьедестала вкусностей всей моей жизни, но не их авторский чай. Кто придумал засовывать в заварник черный перец с апельсиновой цедрой, и говорить, что это фирменное и эксклюзивное? Но я с улыбкой смотрел, как Лера уплетает манты один за одним и жадно запивает их этим чаем. Закончив с едой, она протяжно выдохнула и, уставившись на тарелку, спросила:

– Ты видел какие у них тарелки красивые? Узорчики всякие.

– Такие же как на стенах, на коврах, чашках и меню. Обычная история.

– Все тебе не так.

– Я думал, фоткать будешь.

– Ага, шутник, и выставлю я такая полкило мантов и самсу на ночь. Такое нельзя.

– Тебе хоть понравилось?

– Да, спасибо. Это очень вкусно, – она наклонилась через весь стол и, обнажив улыбкой ямки на щеках, добавила: – и много!

Расплатившись, мы не спеша добрались до гостиницы, где мне пришлось ожидать очередь в ванную. Когда я вышел из душа, Лера уже тихонько сопела, свернувшись калачиком в центре кровати. Она весьма походила на домашнюю кошку, если бы не обнимала ногами оба белых пододеяльника и не прижимала к груди мою подушку. Не сдаться в плен свежевыглаженных простыней просто невозможно.

Утром, не дожидаясь завтрака, мы шли по деревянному настилу среди мелкого песка Золотого пляжа, жадно вдыхая холодный соленый воздух. Лера скинула сланцы и, бросив их за несколько метров до воды, вбежала в море по щиколотку, оставляя следы на мокром песке. Очень громко выдохнула, почувствовав обжигающую прохладу, и, обхватив себя руками за локти, медленно подошла ко мне, расположившемуся на краю деревянной дорожки.

– Она холодная! – слегка дрожащими губами проговорила она с читаемым в глазах удивлением.

– Не сезон же…

– Зачем мы тогда приехали?

– На днях сезон. Просто утро. Видишь вон, местные пенсионеры в куртках, – спокойно ответил я и кивнул в сторону прогуливающейся неподалеку возрастной пары. – К обеду будет нормально. Посиди пока, посмотри – классно же.

– Глаза у тебя сейчас красивые. Голубые или даже бирюзовые, – сказала она, присев рядом и опустив голову мне на плечо.

– А обычно какие?

– Обычно? Обычно в них нет моря.

Как мне казалось, мы завороженно смотрели на переливающиеся оттенки цветов, когда волны поглощали друг друга, поднималась вверх, пенились и падали на берег, пытаясь утащить с собой мелкие крупицы золотистого песка. Море жило размеренно, плавно и характерно шумело, убаюкивало и заставляло никуда не торопиться.

– Я думаю, что все люди делятся на две части. Одни любят море, другие – горы.

– И ты в какой? – спросила она, не поднимая головы. – В теплой?

– Чего?

– Теплый ты. Так в какой ты?

– Не знаю. Думаю, что, когда смотришь на море, понимаешь его величие, масштаб, мощь.

– А когда – на горы?

– Наверное, свою незначительность. Чайки прикольные, видишь?

Она повернула голову и, прижавшись поближе, крепко обняла мою руку.

– Чайки? Вон лебеди плавают, – она указала направо, где на волнах покачивались несколько склонивших головы крупных белых лебедей. – Они здесь водятся?

– Не знаю, может заблудились?

– Или ищут место, где потеплее.

– Все ищут, где теплее.

– Все ищут, а я нашла, – бархатным ласкающим шепотом сказал она мне на ухо.

В течение получаса пляж активно заполнялся местными, прогуливающимися с собаками, мамашами с детьми, которые громко визжали, пока им раскладывают полотенца, загорающими в утреннем солнце бледными туристами и первыми разносчиками маринованных креветок и чурчхелы.

Мы оставили Анапу и двинулись в сторону моста, по пути заглянув в оформленный в виде полусфер огромных дубовых бочек, фирменный магазин местного винного производства, стоявший практически у дороги, где, прогуливаясь среди сотен наименований и сортов, доверились мнению консультанта и взяли с собой несколько бутылок красного. День обещал быть хорошим.

Что-то потянуло меня в сторону, и, съехав на неприметную накатанную в начавшем желтеть диком поле дорогу, я несколько раз останавливался и, медленно перебираясь через ухабы, продолжал путь, пока мог различить хоть какие-то ориентиры кроме обжигающего солнца.

– Пройдемся? – спросил я у погруженной в телефон Леры.

Та оторвалась от дисплея, коротко пробежалась взглядом по высокой траве вокруг и остановив его на мне уточнила:

– Куда ты меня завез?

– Сейчас увидим, – бросил я, уже закрывая дверь.

– Не смешно, Русь, – недовольно проворчала она, пробираясь вслед за мной через колючую растительность. – Репехи потом отдирать.

– Оно того стоит, – прокричал я назад, не оборачиваясь, и остановился у неожиданно возникшего обрыва под ногами.

Небольшой выступ, нависающий над узкой пляжной полосой, усыпанной крупными камнями, и неповторимый вид, где слева отчетливо просматривается конструкция крымского моста, а прямо перед тобой неровной вспененной линией встречаются Черное и Азовское моря. Вечная борьба воды с разной концентрацией соли, представилась разными оттенками размеренного синего и пестрящего бликами от частых хаотичных волн бирюзового.

– Как здесь красиво и страшно! – проронила Лера и, широко распахнув рот, смотрела вниз. – Давай селфи сделаем?

– Давай тебя сфоткаю, только близко к обрыву не подходи, ладно?

Она громко недовольно цокнула, приблизилась ко мне, и, прищурившись на солнце, игриво сказал:

– Тебя все равно по затылку узнают, разворачивайся!

Прижавшись ко мне, она встала на мои ноги, вскинула телефон на вытянутой руке по направлению к солнцу, второй крепко обняла за спину и добавила:

– Крутись, только не урони меня!

– Не уроню, не бойся.