Лаборатория «Феникс»

Глава 1. Знакомство
Когда я открыл глаза, под щекой заныло от холода – будто я пролежал на этом сером бетоне вечность. Резко приподнялся, и взгляд наткнулся на рыжеволосую девушку: ее пальцы впились в чужую куртку, а губы беззвучно шевелились, словно твердили заклинание. Нас было тринадцать. Парень в клетчатой рубашке методично бил кулаком в дверь, каждый удар отдавался в моих ребрах. Кто-то сзади истерично хихикал.
Комната дышала стерильным ужасом. Потолок растворялся в темноте, а белые лампы слепили, как прожекторы в зоне отчуждения. На стене напротив висел черный экран – матовый, безрадостный, но почему-то я не мог оторвать от него взгляд. Казалось, за этой поверхностью что-то шевелится. Где-то за стенами навязчиво тикало – не механические часы, а скорее… капли? Или счетчик?
На столе в центре, отполированном до хирургического блеска, лежал планшет с треснутым экраном. В паутине стекла с трудом читалась надпись: SYSTEM BOOTING… 47%. А на своем запястье я заметил браслет. Никакого дисплея, лишь кнопка на боковой части, пульсирующая в такт тиканью. Такие браслеты были на всех присутствующих.
Алекс прислонился к стене, стараясь дышать ровно. Холодный бетон цеплялся за ткань рубашки, будто пытался удержать на месте. Он медленно переводил взгляд с одного человека на другого, собирая пазл из деталей.
Рыжая. Ее косички были переплетены с черными шнурками – такие же, что висели сейчас на ее кроссовках, завязанные сложным морским узлом. На сгибе левой руки синел шрам, напоминающий след от наручников. Она щелкала зажигалкой у виска, и каждый щелчок совпадал с тиканьем таймера. Тик – пламя отражалось в ее зрачках, суженных как у хищницы. Так – запах бензина смешивался с ароматом лаванды от ее волос. Алекс почувствовал, как мурашки побежали по спине: ритм щелчков повторял его собственный пульс.
Клетчатая рубаха. Парень в рваной рубашке цвета выгоревшей крови. Каждый удар кулаком в дверь обнажал татуировку на предплечье – дату «19.06.25». Алекс машинально коснулся своего браслета – сегодня было именно это число. Но при ближайшем рассмотрении, цифры на татуировке двигались, как на электронных часах. Когда Рубаха повернулся, Алекс увидел, что из-под воротника стекает капля пота, оставляя на коже след… голубого оттенка.
Фиолетовые стекла. Тощий паренек в очках с затемненными линзами грыз ноготь, оставляя на губах кровавые подтеки. Его пальцы были унизаны кольцами из спаянных скрепок – словно миниатюрные капканы. Когда Фиолетовые стекла резко повернул голову, Алекс поймал красноватый отблеск в линзах.
Спортсменка со смарт-браслетом. Высокая блондинка в легинсах делала выпады, не обращая внимания на окружение. На лодыжке – электронный браслет с треснутым экраном, однако Алекс видел, как на нем быстро сменялись цифры сжигаемых калорий. Лицо девушки показалось Алексу знакомым, словно он видел ее когда-то прежде. Спортсменка внезапно замерла и подняла глаза, словно заметила его взгляд. Алекс поспешил переключить внимание на кого-то другого.
Зеркальные близнецы. Девушка и парень. Они сидели спиной к спине, как часовые. Одинаковые куртки, одинаковые родинки над губой. Но волосы у девушки были выкрашены в пепельный цвет, а у ее брата они были темно-русыми. Левая рука девушки дрожала, а парень сжимал кулак так, что ногти впивались в ладонь.
Готическая Лолита. Девушка в платье с кружевными оборками и металлическими шипами рисовала помадой на стене. Каждый мазок оставлял надпись «ЛЮСИ», которую она тут же зачеркивала. На руке у нее был наклеен пластырем с детским рисунком зайца. Она что-то бормотала себе под нос и нервно поглядывала на девочку, стоящую рядом.
Малышка. Девочка лет двенадцати в коротком желтом платье. Она сидела, обняв плюшевого зайца, чья пустая глазница была зашита красными нитками. «Ты тоже их видишь?» – вдруг спросила она, указывая на угол, где никого не было. Ее браслет сиял безупречным белым, будто только что с конвейера. Алекс неуверенно покачал головой, в ответ на ее слова, и Малышка добавила: «Они сказали… последний выживший выйдет».
Безумный ученый. Парень в очках и застиранном лабораторном халате, надетом поверх пижамы с енотами, чьи глаза то ли от времени, то ли от многочисленных стирок выцвели до бледно-голубого. Его пальцы, покрытые шелушащейся кожей, выводили на пыльном полу уравнения маленьким кусочком мела. Он что-то бормотал себе под нос, раз за разом стирая ладонью цифры и заменяя их на новые. На его браслете пульсировал зеленый свет, синхронно с губами, повторявшими: «Погрешность 0.8%».
Тень в капюшоне. Сгорбленный парень с лицом, наполовину скрытым капюшоном, из-под которого выбивались пряди светлых волос. Под капюшоном мелькали наушники с оборванным проводом. На пальцах – шрамы от ожогов. Он неторопливо перемещался вдоль стен, прижимая ладонь к бетонной поверхности, словно пытаясь услышать их.
Золотая Змея. Парень с зализанными назад волосами тоже щелкал зажигалкой. Пламя от нее отбрасывало зеленые блики. Расстегнутая рубашка, на мизинце – кольцо с гравировкой «СОЛНЦЕ МЕРТВЫХ», а на шее – золотая цепь похожая на змею, кусающую собственный хвост. Алекс поймал его взгляд: холодный, оценивающий, как у аукциониста.
Кожаная куртка. Мужчина лет тридцати пялился в потолок, куря пустую трубку. По внешнему виду он был самым старшим из присутствующих. На его кожаной куртке красовалась нашивка «08.08.08».
Алекс сглотнул, ощущая, как знакомые цифры жгут сетчатку. Та самая дата – отец всегда писал ее на полях газет, когда пил. И в ту ночь… Воспоминание врезалось резко:
12 лет. Скрип половиц. Дверь кабинета приоткрыта. Отец, обычно невозмутимый, рвет документы, лицо искажено ужасом. На столе – пожелтевшая фотография – группа людей, стоящих вместе с отцом в его кабинете, среди них этот мужчина в кожаной куртке. На обороте дрожащий почерк: «08.08.08 – Новиков единственный выжил».
«Не может быть…» – Алекс подавил вздох. Та же куртка. Те же бледные серые глаза. Те же седые пряди в черных волосах. Но дата на фотографии – 2008 год. Семнадцать лет назад. А этот человек перед ним… не просто похож. Он идентичен.
«Ты… – голос сорвался, – вы работали с моим отцом. В 2008-м».
Куртка резко обернулся. Мужчина прищурился: «Ты сын Сергея Волкова? Вот оно как… – Он задумчиво отодвинул ото рта трубку. – Значит, он все-таки повторил эксперимент».
Рыжая вклинилась между ними: «Эксперимент? Вы знаете, кто нас похитил и где мы?»
«Не где, – он ткнул пальцем в символ на своей куртке, – а зачем. Это не похищение. Это отбор».
В этот момент браслет Алекса завибрировал, выводя сообщение: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, ИСПЫТУЕМЫЙ 007».
Я быстро пробежался взглядом по остальным присутствующим. У всех на браслетах вспыхнули такие же надписи, но с разными номерами. Спортсменка прервала свои упражнения, задумчиво читая светящие слова на браслете. Близнецы вскочили с пола и начали перешептываться между собой. Парень в капюшоне отошел от стены и начал также как я, осматривать окружающих.
Тишину снова нарушила Рыжая.
– Ребята, этот мужик точно знает, что происходит, – она пристально смотрела снизу вверх на Куртку. На его браслете сейчас светился номер 001. Мужчина недовольно вздохнул и снова посмотрел на Алекса.
– Ты ведь Александр, верно? – спросил он, параллельно забирая у Рыжей из рук зажигалку и разжигая свою трубку.
– Да, Александр Волков, – сейчас их разговор привлек внимание остальных находящихся в комнате людей. Меньше всех была заинтересована Малышка с зайцем, она словно продолжала слушать кого-то другого, стоящего рядом с ней.
– Что это за место? – в разговор включился Клетчатый. Он уже давно перестал стучать в запертую дверь и сейчас приблизился к центру комнаты, где собрались остальные.
Куртка медленно выдохнул дым и посмотрел на всех собравшихся. Его взгляд задержался на Алексе, который, казалось, был немного ближе остальных к пониманию происходящего.
– Вы все здесь не случайно, – начал он хриплым голосом. – Этот бункер – часть эксперимента, который проводился еще в 2008 году. Они вновь собрали здесь людей с особыми способностями.
Близнецы испуганно замолчали. Спортсменка недовольно цыкнула. Остальные просто пытались осознать происходящее.
– Кто вы? – Алекс наконец нарушил тишину.
– Я Дмитрий Новиков, – ответил мужчина. – Когда-то я был частью проекта, который пытался понять, что значит быть «особенным». Мы считали, что уникальные способности – это дар, который можно использовать во благо. Но все вышло из-под контроля.
Он оглядел остальных, задерживаясь на каждом из них:
– Но даже странно, что они вновь закинули меня сюда, да еще и вместе с такими малолетками.
– Что пошло не так? Что случилось?
– Остальные участники эксперимента погибли. Хотя… – Новиков на секунду замолчал и продолжил, – они, наверное, просто не прошли отбор.
– Отбор для чего? – не выдержала Рыжая.
– Для тех, кто сможет выжить в этом мире. Для тех, кто готов использовать свои способности, чтобы изменить реальность.
– Но кто нас похитил? – вмешался Золотая Змея.
– Тоже хороший вопрос. Твой отец еще занимается этим? – вопрос был обращен к Алексу. Алекс тут же судорожно начал мотать головой, заметив, как остальные с недоверием смотрят на него.
– Мой отец умер четыре года назад. И не смотрите вы на меня так, я понятия не имею, чем он занимался в 2008-ом, я сам в том году только родился.
В этот момент разговор был прерван – экран на стене начал светиться. На голубом фоне появилась женщина средних лет в строгом черном костюме. Ее проницательный взгляд серых глаз, угловатые черты лица, прямая осанка и сжатые губы выдавали уверенность и профессионализм. Темные волосы в тугом хвосте оттеняли ее бледную кожу. Она держалась с военной выправкой, руки скрещены на груди. Эта женщина привыкла командовать и не терпела возражений.
– Добро пожаловать домой, испытуемые, – произнесла она. – Как я вижу, вы уже примерно понимаете, что происходит. Меня зовут Агата, и я являюсь представителем лаборатории «Феникс», частью эксперимента которой вы все стали. Мы собрали вас здесь не просто так. Каждый из вас отличается особыми уникальными способностями, талантами или навыками. Подобный эксперимент уже проводился ранее, но был заброшен, так как большинство его участников погибло.
По комнате пробежал шепот. Алекс мельком взглянул на Малышку с зайцем, которая отвлеклась от невидимок и тоже обратила внимание на экран.
– Предыдущий эксперимент не удался, поэтому мы полностью изменили концепцию. Наша цель – понять ваши сильные и слабые стороны с помощью специальных тестов и тренировок. Я понимаю, что многие из вас не хотят участвовать в этом, но выбора у вас нет. Однако у нас есть система поощрений. Каждый из вас будет получать баллы за достижения в эксперименте. Баллы можно будет тратить на различные привилегии. Уверена, так жить в нашем бункере вам будет легче.
– Эй, что за бред вообще, какие к черту способности?! А как же моя жизнь? Семья? Да я в колледж собирался поступать вообще-то! – закричал вдруг Клетчатая рубаха.
– Сейчас ваша задача – пройти эксперимент. После его завершения вы получите возможность работать в престижных организациях, – ответила женщина с экрана, и все поняли, что это не запись, а прямая трансляция.
– А как же ребенок? – спросила Рыжая. – Эта девочка явно младше нас остальных. Ей тоже участвовать наравне со всеми? И что потом с ней станет если она чудом нас всех переживет?
– Поверьте, испытуемая номер 013 не уступает вам по потенциалу. Конечно, когда эксперимент закончится, ей, как и некоторым из вас, будет полезно получить среднее образование, но рабочие места мы гарантируем всем. Даже если вы обратитесь за ними через несколько лет.
– А что насчет меня? – спросил Новиков, медленно отводя трубку от рта.
– А вы, Дмитрий, – особая часть эксперимента. Не волнуйтесь, ничего из прошлого проекта не повторится. Кроме вашего участия. Вас, как и остальных, выбрала Система. И вам придется проходить испытания так же, как всем остальным.
Кожаная куртка нервно сплюнул на пол.
– К чему это все?
– К тому, чтобы оценить ваши способности. И определить сильнейшего. Вот и все. А теперь я вас оставлю. Завтра будет тяжелый день.
Экран погас, и в комнате снова воцарилась тишина, которую нарушало лишь тиканье часов или таймера за стеной.
Все переглядывались между собой. Я чувствовал их напряжение и страх. Но сам я при этом испытывал вовсе не эти эмоции. Скорее любопытство. Мне правда стало интересно, какими способностями обладают все присутствующие. Насчет Новикова я уже начал догадываться. Невозможно семнадцать лет спустя выглядеть все также на тридцать. Может быть, замедленное старение и есть его сверхспособность. Динамическая татуировка на руке Клетчатой рубахи – наверняка, дата сменяется каждый день. На что еще он может быть способен? И 013 – девочка с зайцем, которая видит призраков. И призраков ли?
– Так, нам всем нужно успокоиться, перезнакомиться и разобраться подробнее, что к чему, – произнес парень с Золотой змеей.
В этот момент металлическая дверь, которую последние полчаса колотил и материл Клетчатый внезапно открылась. За ней оказался длинный мрачный коридор, освещаемый лишь тусклыми светильниками на стенах. В отличие от Главной комнаты коридор выглядел еще более неуютно. По обеим сторонам его располагались двери комнат с номерами от 001 до 013, также была комната отмеченная как «Кухня», а в конце коридора была еще одна металлическая дверь, такая же как на входе в Главную комнату.
Я не спешил покидать комнату, очевидно нам дали личные пространства, где мы сможем отдыхать и тому подобное. Сейчас меня больше интересовали присутствующие. Впрочем, большинство тоже не торопились расходиться. Покинул нас только Новиков. Он махнул рукой куда-то в сторону экрана и буркнув: «До встречи утром», направился в комнату с номером 001.
Остальные же продолжили знакомство.
– Меня зовут Лика Воронова, – произнесла рыжая девчонка, протягивая руку для рукопожатия. – Ты Александр? Саша стало быть?
– Предпочитаю – Алекс, – ответил я, сжимая ее тонкие пальцы. Лика выглядела самой дружелюбной из всех присутствующих. Хотя глаза ее выдавали, что она вовсе не успокоилась. Разве же что перестала пугливо прижиматься к старшим и щелкать зажигалкой, и то, скорее потому, что ее забрал Новиков.
– Ладно, черт с вами, – к знакомствам присоединился Клетчатый. – Я Марк. Кто-нибудь понимает, о каких способностях вообще она говорила?
– Более чем, – вперед вышла самая странная из всех – Готическая Лолита. – Мое имя Сола Монро. И уж кто-кто, а я точно знаю на что я способна.
– И на что же? – поинтересовалась спортсменка.
– Моя сила – это искусство. Каждый рисунок становится реальностью, живущей по моим законам.
– Это еще как? – Марк произнес это немного грубовато, от чего Сола презрительно посмотрела на него. Затем подошла к стене и все той же, почти стертой помадой нарисовала на стене зайца. Точно такого же, как был нарисован на пластыре у нее на руке.
– А теперь – ОЖИВИ! – произнесла она. Заяц тут же запрыгал по стене, немного дернулся, поводил лапой по невидимой поверхности, отделявшей его от реального мира.
– ЗАМРИ! – приказала Сола, и заяц вновь замер как вкопанный.
– А что за надпись «Люси»? – спросила уже Лика.
– Она единственная меня не слушается, – ответила Сола, отвернувшись. Взгляд ее вновь скользнул в сторону Малышки.
– Ладно, – произнесла спортсменка. – Я тоже, пожалуй, представлюсь. Я Анастасия Корецкая, можно просто Ася. Не знаю, правда ли у меня есть способности, но я всегда была сильнее и быстрее остальных девчонок. Я мастер спорта по легкой атлетике. Даже не думала раньше, что это может быть сверхспособностью.
– Особой способностью, вообще-то. Никто не говорил о сверхъестественном, – вперед вдруг вышел парень в лабораторном халате. – Меня зовут Кирилл Лебедев. Думаю, не у всех из нас есть такие способности, как у Солы. Скорее всего у кого-то, это просто навыки или таланты. Как у тебя, Ася, или как у меня.
– И какой же у тебя талант? – спросил Алекс, рассматривая белые от мела пальцы Кирилла.
– Я вообще-то очень неплох в математике, физике, химии и других точных науках.
– Что ты считал? – Алекс указал на пол, где Кирилл написал множество уравнений.
– Я провел расчеты трех ключевых параметров на основе наблюдаемых данных и минимальных вводных, – начал он, голос звучал сухо и методично, как лекция. – Во-первых, объем воздуха в этой комнате: приблизительные габариты 15 м х 10 м х 3 м = 450 кубометров. Во-вторых, потребление кислорода тринадцатью людьми в состоянии покоя и легкого стресса. В-третьих, возможная скорость газообмена через вентиляционные решетки – их две, диаметром по 20 см каждая, но я не уверен в их пропускной способности и «подключенности» к внешней системе.
Он присел на корточки, указывая на конкретные формулы:
– Оптимистичный сценарий: если вентиляция работает на приток свежего воздуха со скоростью хотя бы 1 м³/с, воздух будет обновляться полностью каждые 7.5 минут, и мы сможем продержаться несколько дней. Но… – Он провел мелом жирную черту под расчетами. – Пессимистичный сценарий: если вентиляция рециркуляционная или скорость потока близка к нулю, концентрация CO₂ достигнет опасных для здоровья уровней уже через 11-12 часов, а уровень кислорода упадет ниже критического (15%) примерно через 18-20 часов. И это без учета возможного увеличения потребления при панике, которое может сократить эти сроки вдвое.
Тишина повисла тяжелее бетонных стен. Даже Марк перестал ерзать. – Ты о чем, ботаник? – пробурчал он, но без прежней злости, скорее с нарастающим страхом.
– Он считал, насколько нам хватит воздуха в этом помещении. И не насчитал ничего хорошего, – произнес парень в Фиолетовых очках. – Но все эти вычисления лишь приблизительные. И мы не знаем, как именно работает вентиляция и работает ли вообще. А открывшаяся дверь и появление новых доступных нам помещений немного успокаивает. Полагаю, нас не собираются оставить здесь без кислорода.
Я подошел к одной из вентиляционных решеток. Все они располагались слишком высоко под потолком, чтобы почувствовать движение воздуха или услышать работу вентиляторов. Но Новиков ведь даже курил здесь трубку… Курил…
Я тут же закрыл глаза, воспроизводя в памяти момент: тонкая струйка дыма от трубки Новикова. В хаосе знакомств и демонстрации способностей Солы это казалось незначительным. Но сейчас этот образ всплыл с кристальной ясностью. Дым, легкий и почти невидимый, не клубился беспорядочно под потолком. Нет. Он стремился. Тянулся тонкой, почти прямой нитью именно к ближайшей вентиляционной решетке. Как железные опилки к магниту.
Открыв глаза, Алекс почувствовал не облегчение, а леденящий холодок понимания. Голос Кирилла, сухо перечислявший формулы гипоксии и гиперкапнии, эхом отдавался в голове. «Пессимистичный сценарий… рециркуляционная… 18-20 часов…»
Значит, вентиляция работает. Но КАК?
Рециркуляция? Самый страшный вариант Кирилла. Воздух гоняют по кругу, лишь немного очищая или охлаждая. Кислород медленно выдыхается, СО2 накапливается. Дым уходил в решетку – это хорошо. Но откуда берется новый воздух? Из другой решетки? Или…
Приток? Воздух забирается извне. Но откуда? Из другого отсека бункера? Из «чистой зоны»? Или… из таких же комнат, как наша?
Контролируемый приток? Самый коварный вариант. Воздух подается, но ровно в том количестве, чтобы поддерживать жизнь на грани. Чтобы держать нас в состоянии легкой гипоксии – вялых, податливых, легче поддающихся панике или внушению. Или чтобы регулировать скорость теста. Завтра «тяжелый день»? А если мы не будем «хорошо себя вести» сегодня, то воздуха станет меньше уже сейчас?
Разговор вокруг него продолжался, но Алекс слышал его как сквозь воду.
Фиолетовые очки: «…открывшаяся дверь и появление новых доступных нам помещений немного успокаивает. Полагаю, нас не собираются оставить здесь без кислорода». Наивно, – мелькнула мысль у Алекса. Новые помещения – новые клетки. Возможно, с другими параметрами воздуха. Или и вовсе с ловушками. Агата не даст нам просто дышать. Воздух – инструмент.
Марк: «Значит, задыхаться мы не будем? Ну, слава богу! А то я уж подумал…» Он не понял. Ничего не понял.
Лика внимательно смотрела на Алекса, заметив его сосредоточенность. «Алекс? Ты что-то увидел?»
Алекс оторвался от решетки, встретив взгляд Лики. «Дым», – сказал он тихо, но так, чтобы все кто хотели, его услышали. «От трубки Новикова. Он шел прямо в решетку. Значит, вытяжка работает».
Он видел, как лица немного расслабились. Но он не закончил.
– Но это не значит, что Кирилл не прав. – Все взгляды снова приковались к нему. Даже парень с золотой змеей перестал щелкать зажигалкой, слушая. – Работает – не значит спасет. Это значит, что система контролирует воздух. Как и все здесь. Она может дать нам глоток… или перекрыть его. В любой момент. Или замедлить приток до уровня… пессимистичного сценария.
Он кивнул в сторону формул на полу. – 18 часов – не срок. Это дедлайн. И Агата дала нам понять: завтра будет тяжелый день. Она не станет душить нас ночью. Но она и не станет давать больше воздуха, чем необходимо для того, чтобы мы встретили ее «тяжелый день» уже на грани.
Кирилл медленно кивнул, его взгляд за стеклами очков стал еще серьезнее.
– Логично. Контролируемый дефицит. Это эффективный инструмент управления. Снижает когнитивные функции, повышает внушаемость, провоцирует конфликты за ресурсы… которых нет». Он посмотрел на свои уравнения. – Мои расчеты… они не опровергнуты. Они уточнены. У нас есть условные сутки воздуха при текущем уровне подачи. Но этот уровень… – Он ткнул пальцем в формулу, – …может быть снижен в любой момент системой. Или повышен, если мы будем «хорошими» и заработаем баллы.
Тишина теперь была иной. Не панической, а тяжелой, полной холодного осознания. Открытые двери комнат в коридоре внезапно показались не убежищем, а потенциальными камерами с неизвестным составом воздуха. Комфорт – иллюзией. А баллы… баллы становились не привилегией, а воздухом. В прямом смысле.
Новиков, все еще стоявший в дверях своей комнаты 001, хрипло кашлянул. Все вздрогнули. – Умный вывод, Волков. Очень умный. Значит, вы все поняли главное правило этого «Дома»?
Он медленно обвел взглядом группу, его глаза были бездонными колодцами усталости. – Здесь все – валюта. Воздух. Безопасность. Информация. Даже сон. И за все придется платить. Баллами. Или кровью.
Он отступил в свою комнату. «Спокойной ночи. И постарайтесь не слишком глубоко дышать. Экономьте». Дверь за ним тихо закрылась.
Алекс почувствовал, как его собственное дыхание стало сознательно поверхностным. Страх перед удушьем сменился другим – более изощренным. Страхом перед системой, которая могла в любой момент незаметно затянуть удавку на горле, превращая сам процесс дыхания в акт покорности или отчаяния. И первый шаг к спасению глотка воздуха, как теперь понимал каждый, лежал через ворота в ад, украшенные табличкой «Система Баллов».
Тяжелое молчание после слов Новикова повисло в воздухе, густое, как невидимый СО2. Алекс чувствовал, как его собственное дыхание стало неестественно мелким, почти прерывистым. Экономьте. Слово снова и снова звучало в голове, словно приговор.
Вдруг раздался резкий, саркастичный смешок. Все вздрогнули, обернувшись. Золотая Змея стоял, опершись о стену, его зажигалка снова щелкнула, отбрасывая зеленые блики на холодное лицо.
– Ну вот, «дед» ушел, оставив нас глотать пыль и панику. Очень мило, – он оттолкнулся от стены и сделал несколько небрежных шагов к центру. – Раз уж мы все тут заложники одной воздушной… авантюры, может, закончим с представлениями? А то помирать с незнакомцами как-то не комильфо.
Его взгляд скользнул по лицам. – Я Матвей Щербаков. Какие у меня способности? – Он усмехнулся, поймав взгляд Алекса. – Выживать. И находить… выгодные сделки. Даже в аду.
Он постучал ногтем по кольцу «СОЛНЦЕ МЕРТВЫХ». – Кто следующий? Близняшки?
Его циничная бравада, как ни странно, сработала как клапан. Напряжение чуть спало, сменившись усталым любопытством. Близнецы переглянулись. Девушка с пепельными волосами чуть кивнула своему брату. Он сделал шаг вперед, его кулак все еще был сжат, но голос звучал ровно:
– Я Ваня Шилов. Это моя сестра, Яна, – Яна чуть подняла руку в немом приветствии. – Насчет способностей… – Ваня слегка запнулся, – …мы всегда чувствуем друг друга. Боль, страх… даже мысли иногда. Сейчас, например… – он кивнул на сестру, – …она хочет спать. А я знаю, что она боится заходить в комнату.
Яна покраснела, но не стала отрицать. В их синхронном движении, когда они чуть придвинулись друг к другу, была безмолвная просьба о поддержке.
Парень в фиолетовых очках снял их и нервно протер линзы рукавом рубашки. Без очков его лицо казалось моложе и уязвимее.
– Глеб Чижов, – произнес он тихо, но четко. – Способности… – Он колебался, глядя на свои руки, унизанные кольцами. – …я вижу… точки. Точки напряжения. В механизмах. В стенах. В людях. – Он быстро надел очки, словно прячась за темными стеклами. – Как… как трещины, готовые разойтись. Вот тут, – он ткнул пальцем в стену под вентиляционной решеткой, – бетон крепкий. А вот проводка под ней… там точка слабости.
Он замолчал, будто сказал слишком много. Его взгляд снова метнулся к стене, откуда доносилось тиканье, и Алекс увидел – нет, почувствовал – как в линзах Глеба на миг вспыхнул тот самый красноватый отсвет, будто он действительно видел что-то невидимое.
Глеб умолк, спрятавшись за темными стеклами очков, но его последние слова о «точке слабости» в проводке висели в воздухе, как предупреждение.
Тишину нарушил легкий шорох ткани. Малышка подошла к самому центру круга, ее маленькая фигурка в платьице казалась особенно хрупкой на фоне бетонных стен. Она крепче прижала к груди плюшевого зайца с зашитым глазом.
Все взгляды опустились на нее. Даже циничный Матвей перестал вертеть зажигалку. В ее глазах, больших и слишком взрослых для ее лет, не было детской робости, лишь глубокая, отстраненная сосредоточенность, словно она слушала что-то важное, недоступное другим.
– Я Ульяна, – произнесла она тихим, чистым голоском. Звук был таким нежным, что на мгновение перебил даже навязчивое тиканье. – А это Коська. – Она подняла игрушку, чтобы все могли увидеть грубые красные стежки на пустой глазнице. – Он мой друг. Самый первый.
Она помолчала, ее взгляд скользнул мимо лиц, будто разглядывая что-то в пустом пространстве за их спинами. Пальчик гладил зайца по потертой голове. Алекс заметил, как Сола при упоминании зайца совсем побледнела и прикрыла рот рукой. Уж больно он был похож на того, которого она рисовала.
– Способности… – Ульяна задумалась, словно подбирая слова, которые смогут понять взрослые. –Я… вижу Других. И слышу. – Она указала пальцем не в пустой угол, а… на вентиляционную решетку, которую только что показывал Глеб. – Вот там… сидит один. Он серый и колючий, как еж из проволоки. Он шепчет про ржавчину в трубах. – Ее взгляд переместился к потухшему экрану. – А там… высокая женщина в белом халате. Но не Агата. Она плачет. Говорит: «Ошибка… все повторится…».
Марк фыркнул, но без прежней злости, скорее с неловкостью: – Призраки? Серьезно?
Ася нахмурилась, инстинктивно сделав шаг назад от того места, куда указывала Ульяна. – Другие… это типа… привидения? Или… те, кто тут был до нас? – Изображение на ее браслете дернулось, показав внезапный скачок пульса – 142.
Лика подошла к Ульяне и осторожно присела перед ней, стараясь смотреть ей в глаза. – Уля… эти Другие… они… добрые? Или… страшные? – Ее голос был мягким, но в нем дрожала тревога. Ее браслет пульсировал синхронно с ее собственным учащенным дыханием.
Ульяна покачала головой в ответ на вопрос Лики. – Они… разные. Серый колючий – он просто… есть. Как часы тикают. Он не злой. Плачущая тетя… она грустная. Очень. Но есть… – Она вдруг замолчала, ее взгляд стал остекленевшим, устремленным в пустоту за спиной Матвея. Ее браслет 013 вспыхнул тускло-красным светом на долю секунды. Она сжала Коську так, что пальцы побелели. – …есть другие. Темные. Они шепчутся по углам. Говорят, что все умрут, останется только один. – Она перевела взгляд на Алекса, ее глаза были полны бездонного, недетского знания.
– Вот и развлечение на ночь глядя, – наконец хрипло выдавил Марк, пытаясь скрыть дрожь в голоде под маской бравады. Он первым резко развернулся и зашагал к своему номеру. – Иду спать. Крепко. И тихо. А вы как знаете.
Его уход стал сигналом. Знакомство закончилось. Теперь перед каждым стоял выбор: лечь в свою кровать, с мыслями о невидимых существах и о запасах кислорода, или… не спать вовсе. Но сон тоже был валютой. И завтрашний «тяжелый день» требовал сил.
Люди молча, избегая взглядов, начали расходиться по своим комнатам. Двери одна за другой закрывались с тихим, но окончательным щелчком. Я взглянул на свой браслет с номером 007 . Помимо номера на браслете теперь мелькали и другие характеристики – пульс, частота дыхания, температура тела. Я посмотрел на Ульяну. Она стояла одна посреди опустевшей главной комнаты, прижимая Коську к щеке, ее взгляд был устремлен куда-то в пустоту над дверью Новикова. Словно она видела что-то, что только приближалось.
Глава 2. Распределение
Серый искусственный свет, пробивавшийся из-под двери, выдавал утро раньше, чем я открыл глаза. Сон был беспокойным, прерывистым, как будто мозг отказывался отключаться в этом бетонном гробу, постоянно сканируя угрозы: тиканье за стеной, превратившееся в навязчивый метроном; холодок от слов Новикова о валюте; и этот бездонный, слишком взрослый взгляд Ульяны, устремленный в пустоту над дверью. Я встал с жесткой койки, тело ныло, но хуже была пустота в желудке – гулкая, настойчивая. Спасибо хоть за душ и туалет в комнате. Ледяные струи воды ненадолго прогнали оцепенение, но не голод. Он только обострился, напоминая, что базовые потребности здесь тоже под контролем Системы.
Коридор был пуст и тих, освещен все теми же тусклыми, немигающими лампами. Только тиканье, вечное тиканье, вибрировало в костях. Дверь на кухню оказалась не заперта. Внутри меня встретил запах… ничего. Ни кофе, ни еды. Только холодный металл, бетонная пыль и слабый химический оттенок чистящих средств, не скрывавший стерильности отчаяния. Помещение было маленьким, утилитарным: пара столов, скамьи, раковина с одним краном (вода из него текла чистая, но безвкусная, как дистиллированная тоска) и… она. Сенсорная панель, вмонтированная в стену рядом с небольшим металлическим шкафчиком, похожим на лифтовую шахту. Ее экран мягко светился нейтральным голубым.
Я подошел. Интерфейс был простым, как насмешка: список категорий – «Основные продукты», «Напитки», «Предметы гигиены», «Медикаменты», «Прочее». В каждой – подкатегории с изображениями хлеба, фруктов, воды в бутылках, мыла, бинтов… Роскошь обычного мира, упакованная в пиксели. Но под каждым изображением – цифра. Стоимость: 3 балла. Стоимость: 1 балл. Стоимость: 5 баллов. Я машинально взглянул на свой браслет. 007. Пульс: 68. Температура: 36.6. БАЛЛЫ: 0. Ноль. Пустота. То же самое отражалось на лицах, появившихся в дверях: Лики, ее рыжие волосы растрепаны, но взгляд острый, голодный; Кирилла, уже что-то бормочущего себе под нос, вероятно, высчитывающего калорийность виртуального меню; Аси, пытавшейся размять затекшие мышцы в тесноте.
– Красивая картинка, – хрипло проговорил Марк, протиснувшись вперед. – А жрать что будем? Воздух экономить? Он ткнул пальцем в панель, потом в металлический шкафчик. – Это что, типа кухонный лифт? Может, там хоть крошки завалялись? Без особой надежды он дернул ручку небольшой сервисной дверцы внизу шкафа.
Она открылась с легким шипением пневматики. И мы замерли.
Внутри, на идеально чистом поддоне, лежали пять одинаковых упаковок. Не пайки космонавтов, а что-то простое, земное: пять кусков темного хлеба, пять треугольничков плавленого сыра, пять сосисок. Ровно пять. Над ними, прикрепленная к внутренней стенке, белела сложенная бумажка. Марк, не задумываясь, выхватил записку и развернул.
– Что там? – нетерпеливо спросила Лика, ее браслет показал скачок пульса.
Марк прочитал вслух, его голос, обычно такой грубый, на мгновение стал просто плоским, лишенным эмоций:
«ИСПЫТАНИЕ №1: РАСПРЕДЕЛЕНИЕ.
Ресурсы ограничены. Обеспечьте группу.
Распределите имеющиеся порции (5 шт.) между участниками (13 чел.).
Решение должно быть принято единогласно в течение 30 минут.
Успех: +5 баллов каждому участнику.
Неудача: Изъятие ресурсов. Кухня блокируется на 24 часа. –3 балла каждому.
Время начала: Сейчас».
Тишина на кухне стала густой, тяжелой, как сироп. Пять порций. Тринадцать голодных ртов. И тридцать минут на то, чтобы решить, кто сегодня останется без крошки во рту. Агата не заставила себя ждать. «Тяжелый день» начался. И первым уроком был голод.
Тишина после оглашения инструкции повисла плотным, колючим одеялом. Пять аккуратных упаковок на поддоне вдруг показались не едой, а разорванной гранатой с выдернутой чекой. Тридцать минут. Тринадцать человек. Пять порций. Математика абсурда.
Первым нарушил молчание Кирилл. Он прищурился, его взгляд скользнул по кусочкам хлеба, сыру и сосискам, затем метнулся к цифрам на браслете, будто сверяя внутренние расчеты. Голос его звучал сухо, аналитично, пытаясь навести мост над пропастью эмоций:
– Пять черных ломтей хлеба – 60 ккал каждый. Пять сосисок – по 96. Пять сырных треугольников – 76. «232 на порцию. Смехотворно». Глаз дергается, когда умножаю на пять: 1160 ккал на всех. Тринадцать ртов. Даже если раздать поровну – по 89 ккал на человека. Меньше, чем в блокадном пайке. – Кирилл закончил фразу, и его голос, обычно такой уверенный в цифрах, дрогнул. Он снял очки, протер линзы краем лабораторного халата, будто пытаясь стереть невыносимую реальность. – Физиологически – выживем. Но морально… Это пытка. Расчетная.
– Еще вопрос на какой период нам предоставлена эта еда, – задумчиво произнес Алекс, его голос прозвучал неожиданно громко в натянутой тишине после слов Кирилла. Все взгляды резко переключились на него. – Если это просто завтрак, то… да, скудно, но не катастрофа. Но если это последняя «бесплатная» еда, и баллы мы не заработаем сегодня… – Он не договорил, но смысл был ясен: тогда 89 ккал станут началом долгого спуска в голодное безумие.
Кирилл резко поднял голову, будто его ударило током. Цифры снова замелькали в его глазах.
– Верно! Временной фактор! – Он почти вырвал мелок из кармана халата, но бумаги не было, и он начал быстро писать формулы прямо на металлической поверхности кухонного лифта. Белые штрихи резко выделялись на сером. – Предположим, это суточная норма… Нет, абсурд! Минимум 1200 ккал… Но если это только завтрак, то… – Он замер, мелок застыл в воздухе. – Тогда нам обещают обед? Ужин? Или это тест на доверие к Системе, которая… – Его голос дрогнул, – …которая может солгать?
– Доверие?! – Марк фыркнул с такой силой, что слюна брызнула на блестящий поддон с едой. – Ты с дуба рухнул, ботаник? Или твои формулы мозги проели? Посмотри на них! – Он дико махнул рукой в сторону сенсорной панели с ее недоступными изобилием. – Доверие – это когда тебе дают жрать, а не тычут картинкой! Эти пять жалких порций – это плевок! И знаешь что? – Он сделал шаг к поддону, его рука дрожала от ярости и голода. – Я устал от болтовни! Я беру свою долю! А кто не согласен – пусть попробует отнять! – Его крик эхом отразился от бетонных стен. «Попробуй отнять!» – зашипело эхо.
Ася снова встала перед ним, но на этот раз ее стойка была не просто блокирующей, а боевой. Ноги чуть согнуты, вес перенесен на переднюю часть стоп.
– Марк, еще шаг – и я тебя остановлю, – ее голос был низким, опасным. Браслет показывал Пульс: 132. – Ты хочешь минус баллы? Заблокированную кухню? Чтобы Ульяна плакала от голода завтра? Думай головой, а не желудком!
– Ульяна? – Марк дико захохотал. – Да она же видит покойников! Может, они ее накормят! А я – живой! И хочу есть! Сейчас! – Он рванулся вперед, не к Асе, а в сторону, пытаясь обойти ее. Ася среагировала молниеносно, схватив его за запястье и используя его же импульс, чтобы развернуть и прижать спиной к столу. Металл гулко стукнул.
– Хватит! – Лика бросилась не к дерущимся, а к поддону с едой. Она встала перед ним, широко расставив руки, как живой щит. Рыжие волосы взъерошились, глаза горели. – Никто ничего не берет! Пока не решим! Единогласно! Помните? Вы что, хотите, чтобы Система все забрала и наказала всех? И чтобы завтра у нас вообще ничего не было?!
Металлический стук от удара Марка о стол эхом разнесся по кухне, смешавшись с его хриплым ругательством. Именно в этот момент в дверях появились новые фигуры, привлеченные шумом.
Первой впорхнула Сола. Ее искусственно-белое личико выражало скорее любопытство, чем понимание. Она окинула сцену широко раскрытыми глазами: Ася, прижимающая Марка к столу; Лика, заслоняющая поддон; Кирилл с мелом у лифта; Алекс в раздумьях; и остальные – бледные, испуганные.
– Ого! – воскликнула она с театральным удивлением, ее алые губы растянулись в нечто среднее между улыбкой и гримасой. – Утренняя зарядка! А что случилось? Марк не поделился игрушкой? – Ее взгляд скользнул к поддону, и только сейчас она разглядела пять аккуратных порций. Брови взлетели вверх. – А, буфет открыли! Малость скудновато, правда? На всех не хватит? – Ее тон был легкомысленным, будто она комментировала неудачную сервировку в кафе, а не разворачивающуюся драму выживания.
Следом за ней, заслонив дверной проем, возник Матвей. Он вошел неспешно, с привычной циничной небрежностью, щелкая зажигалкой. Зеленый блик пламени скользнул по его холодным глазам. Он мгновенно оценил обстановку: дерущихся, защищающую еду Лику, поднос с явно недостаточным количеством порций, бледные лица вновь прибывших близнецов и Глеба, съежившегося у стены. Его взгляд остановился на инструкции, которую Марк бросил на край стола после прочтения.
– Пять порций… Тринадцать едоков… – он пробурчал себе под нос, подбирая записку длинными пальцами. Быстро пробежал текст глазами. Его губы искривились в знакомой презрительной усмешке. – Ах вот оно что. «Распределите единогласно». Остроумно. Очень остроумно, Агаточка. – Он бросил записку обратно на стол и обвел взглядом всех собравшихся, его взгляд был холоден и расчетлив. – Ну что, гладиаторы? Начинаем торг? Или сразу мордобой? Ставки принимаются. – Он щелкнул зажигалкой снова, подчеркивая свою отстраненность и готовность извлечь выгоду из любого исхода.
Их появление – легкомысленное Солы и цинично-деловитое Матвея – внесло новый диссонанс в и без того накаленную атмосферу. Они не были частью первоначального напряжения, но их реакции мгновенно вплелись в общий клубок эмоций: Сола – как зритель, превращающий трагедию в фарс, Матвей – как аукционист, готовый оценить каждый крик отчаяния.
– Суть в том… – начала было Лика, пытаясь объяснить новоприбывшим суть испытания и угрозу минус баллов и блокировки кухни, но ее перебил Марк, который снова попытался вырваться под аккомпанемент нового щелчка Солы и равнодушного взгляда Матвея.
– Суть?! – проревел Марк, тщетно упираясь. – Суть в том, что я жрать хочу! А тут пятеро счастливчиков, а остальные – на голодный паек! По-моему, все ясно!
– Не ясно! – парировала Ася, ее голос срывался от усилия. – Если ты возьмешь – Система заберет все! И накажет нас! Понимаешь?!
Шум привлек остальных. В дверях кухни, теснясь, появились близнецы. Их глаза, широкие от ужаса, метались от дерущихся Аси и Марка (который, пыхтя, пытался вырваться из захвата, упираясь ногами в пол), к Лике, заслонявшей еду, и к поддону с роковыми пятью порциями.
– Что… что происходит? – прошептал Ваня, инстинктивно прикрывая сестру плечом.
– Дерутся, – сдавленно ответила Яна, ее пальцы вцепились в рукав брата, а глаза судорожно бегали по записке. – Из-за еды. Нас… тринадцать. Пять порций. – Ее голос сорвался на последнем слове.
Следом за ними, почти бесшумно, проскользнул Глеб. Его взгляд за темными линзами мгновенно просканировал сцену: точки напряжения в мышцах Аси и Марка, дрожащую руку Лики у поддона, панель управления, кухонный лифт. Он не стал лезть вперед, прижавшись к стене возле входа, словно стараясь стать невидимым. Его пальцы сжались, белые костяшки выступили на суставах.
Именно в эту секунду тяжелой, шокированной тишины в дверном проеме возникла высокая, знакомая фигура. Дмитрий Новиков. Он стоял, опираясь плечом о косяк, и медленно выпускал струйку дыма из своей вечной трубки. Его лицо было непроницаемой маской, но в глазах, усталых и глубоких, читалось знание. Горестное знание.
– Напрасная трата энергии, – произнес он хрипло. Голос негромкий, но перекрыл все. Он сделал медленную затяжку, струйка дыма потянулась к вентиляционной решетке. – Драка за эти крохи… Она лишь ускорит наступление того самого «плохого сценария», о котором ваш юный математик так старательно писал. – Он кивнул в сторону формул Кирилла. – Вы играете по их правилам. И проигрываете. Еще до начала игры. Единогласно? – Новиков усмехнулся беззвучно. – В таком составе? После пяти минут знакомства? Чудес не бывает. Есть только выбор меньшего зла. Грязный, неудобный компромисс. – Его взгляд упал на Алекса. – Волков. Есть мысли? Или предпочитаешь наблюдать, пока твои новые друзья рвут друг друга в клочья за полсосиски?
Слова Новикова, тяжелые и неоспоримые, повисли в воздухе. Драка затихла сама собой. Марк перестал вырываться, его дыхание было хриплым, но ярость в глазах сменилась мрачной подавленностью. Ася, почувствовав это, ослабила хватку, но не отпустила его запястье полностью, оставаясь настороже. Ее взгляд тоже был прикован к Алексу.
Алекс почувствовал, как под этим грузом взглядов его собственный пульс, отображаемый на браслете, скакнул вверх (Пульс: 92). Он сделал шаг вперед, к центру кухни, стараясь казаться спокойнее, чем был. Голос прозвучал ровно, но с легкой хрипотцой напряжения:
– Мысли есть, Дмитрий. Грязные и неудобные, как вы и предрекали. – Он кивнул в сторону Новикова, затем перевел взгляд на группу. – Кирилл прав – физически мы не умрем с голоду сегодня. Марк прав – это издевательство. Лика права – если мы провалим испытание, всем будет хуже.
Он подошел к сенсорной панели, его пальцы скользнули по холодному экрану, вызывая подменю «Основные продукты». Изображения хлеба, сосисок, сыра, яблок, рисовых пачек… Цены всплывали при касании.
– Но давайте посмотрим на цифры, которые у нас есть, – продолжил Алекс. – Баллы. Пока ноль. Но в награду за успех – по пять каждому. Кирилл, – посчитай нам, что это значит. Сколько мы сможем купить, если выйдем из этого испытания с баллами?
Кирилл, будто только и ждал команды, тут же прильнул к панели, отодвинув Алекса локтем. Его пальцы, еще в меловой пыли, быстро листали категории.
– Основные продукты… Хлеб – 1 балл за буханку в 500 грамм. – Он бормотал, глаза за стеклами очков бегали по цифрам. – Калорийность буханки черного – около 1200 ккал. – Он обернулся к группе, его голос снова набрал сухую, лекторскую интонацию: – Пять баллов на человека. Если потратить все на хлеб – пять буханок. 6000 ккал. На тринадцать человек – примерно 460 ккал на каждого в сутки. Все равно ниже критического минимума, но… лучше, чем 89 сегодня. Значительно лучше. Если экономно распределять… можно протянуть несколько дней. – Он сделал паузу, глядя на Марка. – Это если заработать баллы. Если провалить испытание – минус три балла у всех. И кухня закрыта. Тогда – ноль. Абсолютный ноль.
Марк, все еще прижатый к столу Асей, хмыкнул, но уже без прежней ярости. В его взгляде мелькнуло что-то похожее на расчет.
– Пять баллов… – он процедил, разглядывая панель через головы. – А сосиски? Сыр? Яблоки? Сколько?
– Сосиски – 3 балла за упаковку из пяти штук, – быстро ответил Кирилл. – Сыр плавленый – 2 балла за упаковку. Яблоки – 1 балл за штуку. Рис – 2 балла за пачку 250 г. – Он листал дальше. – Дальше все дороже. Значит, стратегия – жить на хлебе и воде. Хорошо хоть вода бесплатная. Роскошь нам не по карману.
– Роскошь? – Матвей усмехнулся, щелкнув зажигалкой. – Три балла за пять сосисок? По 0,6 за штуку. Дешево. Жизнь тут явно подешевела. – Его взгляд скользнул по присутствующим, оценивающе. – Но баллы-то еще надо заработать. И начинается это с… – Он кивнул на поддон с пятью порциями. – …с этого дурацкого единогласия. Так что, Волков, каков твой «грязный компромисс»? Кто будет жертвовать своим куском сегодня ради призрачной буханки завтра? – эхо циничного вопроса Матвея еще висело в воздухе, как тень скользнула через дверной проем.
Он вошел бесшумно, словно не ступал, а плыл над бетонным полом. Капюшон глубоко натянут, скрывая половину лица. Из-под него выбивались лишь пряди пепельных волос да торчали оголенные провода от наушников, болтающихся на шее. Его руки в черных перчатках инстинктивно потянулись к ближайшей стене, пальцы слегка коснулись холодной поверхности, будто считывая вибрации. Он остановился в метре от толпы, не поднимая головы, не глядя ни на кого конкретно.
Все замерли на секунду. Новое лицо – вернее, полускрытое лицо – в и без того накаленной ситуации.
– А это… кто? – первая нарушила молчание Лика, ее взгляд метнулся от капюшона к знакомым лицам, словно проверяя, не пропустила ли кого вчера. – Вчера… вчера вроде все представились. А ты? – Она адресовала вопрос напрямую фигуре в капюшоне, ее голос звучал не враждебно, но с оттенком усталой досады. Вечный тик-так в стене вдруг показался громче.
Тень в капюшоне медленно поднял голову. Капюшон съехал чуть назад, открыв худое, бледное лицо с запавшими глазами неопределенного серого цвета. Взгляд его был расфокусированным, словно он смотрел сквозь людей и стены. Он не ответил сразу. Его губы чуть дрогнули, будто он что-то беззвучно шептал или прислушивался к чему-то в наушниках, которые давно не работали.
– …Артем, – наконец произнес он тихо, так тихо, что слова едва долетели. Голос был хрипловатым, неиспользуемым. – Зовут. – Он сделал паузу, его взгляд скользнул по поддону с едой, потом к вновь замиравшему Марку, к Асе, к панели. Никаких эмоций. Лишь глубокая, почти животная настороженность. – Шум. Думал… ловушка. Или они… – Он кивнул куда-то в сторону коридора, не уточняя, кто они. Возможно, «Другие» Ульяны. Возможно, что-то иное. – Еда? – спросил он просто, как констатацию факта, а не требование.
– Еда, – ответил Алекс, ловя его расфокусированный взгляд и стараясь говорить спокойно, четко. – Пять порций на всех. Испытание. Надо распределить единогласно. За тридцать минут. За успех – баллы. За провал – минус баллы и закрытая кухня. – Он кратко изложил суть, понимая, что каждое слово сейчас на счету. 13 минут осталось. – Мы как раз пытаемся найти… компромисс.
– Компромисс, – повторил Артем, словно пробуя незнакомое слово на вкус. Его взгляд снова уперся в еду, потом медленно скользнул по лицам, задерживаясь на каждом на долю секунды – на разгневанном Марке, на собранной Асе, на озабоченной Лике, на циничном Матвее, на расчетливом Кирилле, на испуганных близнецах, на напряженном Глебе, на наблюдающей Соле. Казалось, он не столько видел людей, сколько считывал их напряжение, как раньше считывал стены. – Голодные. Все. Страх. Злость. – Он констатировал факты без осуждения. – …Единогласно? Трудно. – Он снова замолчал, его пальцы непроизвольно сжались, будто ощущая невидимые трещины в воздухе между людьми.
– Очень трудно, – согласился Алекс, видя, что Артем, кажется, быстро схватывает суть. – Поэтому мое предложение: одна порция целиком – Ульяне, когда она придет. Она младше всех. Одна порция – на двоих близнецов. Остальные три порции делим на десять частей. Сегодня – крохи. Завтра – на баллы купим хлеба. Всем. Если согласимся. Единогласно. – Он специально повторил ключевое слово, глядя прямо на Артема. – Ты с нами, Артем?
Взгляд Артема остановился на Алексе. Серые глаза казались бездонными и пустыми, но в них мелькнуло что-то – понимание? Расчет? Просто регистрация вопроса?
– Лучше, чем ничего, – наконец произнес он, его голос был все так же тих и монотонен. – И… тише. Меньше криков… Согласен. Будущее… важнее. – Он снова опустил голову, капюшон частично скрыл лицо. Его согласие было не эмоциональным, а прагматичным, как вывод из уравнения. Минимум шума, минимум конфликта, шанс на завтрашний хлеб.
– Вот и новый голос в нашем хоре, – прокомментировал Матвей, щелкнув зажигалкой. – Прагматик. Одобряю. Значит, компромисс Волкова набирает голоса. Марк, ты последний несогласный в этом спектакле? Или уже смирился с ролью статиста?
Все взгляды, включая теперь и расфокусированный взгляд Артема из-под капюшона, устремились на Марка. Он все еще был частично прижат к столу Асей, но напряжение в его теле заметно спало. Он смотрел то на панель с ценами, то на поддон с едой, то на решительное лицо Алекса, то на безликий капюшон Артема. Его челюсть сжалась.
– Ладно… – он выдохнул, слово вырвалось сквозь зубы. – …Черт с вами. Пусть будет по-вашему. Но чтобы завтра… – он ткнул пальцем в панель, – …чтобы завтра моя буханка была! Целиком! И точка.
Ася наконец полностью отпустила его запястье. Марк потер его, хмуро, но уже без агрессии.
– Единогласно? – громко, на пределе спокойствия, спросил Алекс, оглядывая всех – Лику, Асю, Кирилла, Солу, Матвея, близнецов, Глеба, Артема и Марка. Кивки, шепоты «Да», «Согласен», «Пусть так» – звучали с разных сторон. Даже Артем из-под капюшона едва заметно кивнул. 10 минут осталось.
– Кажется, да, – хрипло произнес Новиков, все еще стоявший в дверях как мрачный памятник. Он выбил пепел из трубки о подошву сапога. – Грязно. Несправедливо. Но… рабочий вариант. Поздравляю, Волков. Ты только что провел свое первое распределение ресурсов в аду. Добро пожаловать в топку. – В его глазах не было ни одобрения, ни осуждения. Только все та же усталая горечь. Он развернулся и вышел, оставив их разбираться с жалкими пятью порциями, новым молчаливым участником и горьким послевкусием первого компромисса.
Тишина после ухода Новикова давила висками. Пять проклятых порций. Моя идея. Моя ответственность. Я почувствовал, как взгляды впились в меня – Ликин тревожный, Марков злой, Кириллов расчетливый.
«Лика, Ася, – голос мой звучал чужим, хриплым. – Поможете? Три порции на десять. Как получится».
Лика кивнула, пальцы чуть дрожали, когда она взяла упаковку. Ася, все еще настороже, присоединилась. Они ломали хлеб, сосиски, сыр. Жалкие кучки на столе. Кирилл стоял рядом, машинально бубня про калории: «Грубо… 38… 42… 35…» Его цифры висели в воздухе, как приговор.
Дверь скрипнула. В проеме стояла Ульяна. Прижимала Коську к щеке, большие глаза широко смотрели на нас, на крошево на столе. Она выглядела маленькой и очень уставшей. Ее браслет 013 светился ровным белым. Заметив Ульяну Сола немного поежилась и отошла в сторону.
«Уля, иди сюда, – позвала Лика, и в ее голосе была та самая мягкость, которой не хватало здесь всем. Она взяла одну целую, нетронутую порцию. – Это твоя. Держи».
Ульяна медленно подошла. Взгляд ее скользнул по жалким крошкам, предназначенным другим, потом – на целую порцию в руках Лики. На ее лице мелькнуло что-то – облегчение? Стыд? – и она тихо сказала:
«Спасибо». Просто. Искренне. Она взяла еду, крепче прижала зайца. «Коська тоже голодный», – добавила она уже шепотом, но без прежних странных взглядов в пустоту. Просто девочка с игрушкой. Она отошла к стене, села на пол и начала аккуратно есть, отламывая маленькие кусочки хлеба и сыра, иногда поднося крошку к носу плюшевого зайца, тихо с ним разговаривая. Нормально. По-человечески. Этот простой жест – благодарность и забота об игрушке – почему-то сжал мне горло сильнее любой мистики.
Марк громко сглотнул, глядя на Ульяну и ее целую порцию. Его лицо исказила гримаса. Он схватил свой «паек» – жалкий кусок хлеба и обрывок сосиски – и сунул в рот почти целиком, яростно жуя, уставившись в стену. Злость, смешанная с голодом.
«Получайте, наслаждайтесь банкетом», – процедил Матвей, беря свою порцию крошек. Он разглядывал ее, как бракованный товар, но не стал есть сразу. Циник до мозга костей.
Близнецы молча взяли свою совместную порцию. Ваня отломил больший кусок, сунул Яне. Она ела медленно, крошечными кусочками, глаза опущены. Глеб съел свой мини-паек за два быстрых движения, словно боялся, что отнимут, и тут же отвернулся к стене, прижимая ладонь к бетону. Кирилл, получив долю, тут же начал что-то чертить пальцем на пыльном столе, лишь изредка отправляя в рот микроскопический кусочек. Сола брезгливо поковырялась в своей кучке, съела только сыр, хлеб и сосиску отодвинула со вздохом.
Я взял свою часть. Крошка хлеба, обрывок сосиски, катышек сыра. Положил сыр в рот. Он был безвкусным, как вата. Голод лишь слегка притих, сменившись горечью и стыдом. Я видел, как Лика украдкой отдала половину своего и так микроскопического пайка Асе. Ася качала головой, но в итоге взяла. Артем стоял в тени, его порция исчезла в кармане куртки.
Я не стал доедать. Оставил кусочек хлеба на столе. Бессмысленный жест, но другой возможности протеста у меня не было. Браслет на запястье вибрировал, холодно светился: БАЛЛЫ: +5 . Успех. Победа, от которой тошнило.
Вышел в коридор. Тусклый свет резал глаза. Вечное тиканье за стенами билось в висках синкопой. Дверь с цифрой 001 была прикрыта. Постоял, слушая стук собственного сердца. Постучал.
«Входи, Волков». Голос Новикова – хриплый, усталый – донесся сразу.
Толкнул дверь. Такая же каморка, как у меня. Койка, санузел, стул. Новиков сидел на койке, спина прямая, курил трубку. Дым тонкой струйкой тянулся к вентиляционной решетке под потолком. Запах табака и чего-то холодного, металлического.
«Не взяли свою?» – спросил я, закрывая дверь. Звук щелчка был громким в тишине.
Новиков выпустил дым кольцом. Оно поплыло к решетке и расплылось.
«А зачем?» – Он посмотрел на меня. Глаза в полумраке – две бездонные угольные ямы. «Чтобы почувствовать вкус их подачки? Чтобы лишний раз напомнить желудку, кто здесь хозяин?» – Усмешка его была похожа на скрип ржавых ножниц. «Я научился обходиться без подобных милостей, Волков».
Прислонился к стене. Ледяной холод бетона проникал сквозь рубашку. «Вы сказали… отец «повторил эксперимент». Что он делал? В 2008-м? Почему вы…» – Запнулся, глядя на его лицо, не тронутое временем. «Почему вы такой?»
Новиков долго смотрел на меня. Ни злобы, ни жалости. Только усталость, выжженная дотла, и холодный, научный интерес.
«Сергей Волков верил в благо, – начал он, голос низкий, будто из склепа. – Думал, можно взять искру… эту аномалию в человеке… и зажечь от нее светильник. Очистить. Усилить. Сделать даром». – Он покачал головой, стряхнул пепел. «Не понимал. Искра – это уголь в печи ада. Она не светит. Она жжет. И горит ярче всего в огне боли, страха, отчаяния. Этот бункер…» – он махнул трубкой в сторону двери, «…это не лаборатория. Это топка. Агата и ей подобные не ищут «особенных». Они выращивают дрова. Самые горючие. Чтобы Феникс восстал, нужен пепел. Мы лишь топливо для его огня. «Ученый» с его цифрами вместо мира. Эта девочка, видящая… то, что другие не видят. Даже Марк с его яростью – все это растопка. А баллы?» – Хриплый, язвительный хохоток. «Это мера того, насколько хорошо ты горишь. Насколько ценен твой пепел».
Он замолчал. Слова висели в воздухе, тяжелые, как свинец. Комок льда рос под ложечкой.
«А «последний выживший»?» – выдохнул я, вспоминая слова Ульяны в главной комнате. «Что он значит?»
Новиков медленно поднял глаза. В них мелькнуло что-то древнее, леденящее.
«Выживший?» – Он произнес это слово с горькой, смертельной издевкой. «Последний не выживает, Волков. Последний погаснет. Самый яркий уголек в печи. Тот, кто сожжет всех остальных, чтобы Система измерила пик температуры горения. Вот для чего все. Вот почему я здесь. Снова». – Он посмотрел на свою руку, сжатую в кулак. Сухожилия напряглись, как тросы. «Чтобы измерили, насколько я еще горю. Или… насколько мне безразлично пламя, полыхающее вокруг».
Больше Новиков ничего не сказал. Я вышел из его комнаты. Дверь щелкнула за спиной словно звук капкана. Воздух коридора ворвался в легкие, холодный и безжизненный. Слова Новикова гудели в черепе: Топка. Дрова. Пепел. Последний погаснет.
Посмотрел на браслет. 007. БАЛЛЫ: 5. Цифры светились мертвенным, ядовито-зеленым светом. Не валюта. Не воздух. Мера горючести. Пять баллов. Цена за то, что мы проглотили унижение и поделили крохи. Цена за нашу покорность сегодня, чтобы получить шанс на крохи завтра.
Прикоснулся к стене. Бетон – ледяной, мертвый. Но где-то в его толще, в переплетении труб и проводов, неумолимо тикало. Не часы. Не таймер. Счетчик. Считающий такты работы адской машины, перемалывающей нас.
Из-под двери кухни лился тусклый желтый свет. Там они. Лика с ее тревожной добротой. Ася с ее сжатыми кулаками. Кирилл с его формулами-костылями. Марк с его неутоленной злобой. Ульяна с ее зайцем и детской благодарностью. Все они. Растопка. Дрова.
Поднес руку к лицу. Пахло крошками хлеба, дешевым сыром. Пахло страхом. Пахло топливом.
Новиков прав. Огонь уже зажжен. Мы все – щепки в этой чудовищной топке. Но пока я чувствую этот лед под пальцами, пока слышу это проклятое, вечное тиканье… пока во мне вместо страха поднимается ярость – ясная, холодная, всесжигающая ярость на эту Систему, на Агату, на этот бункер, на самого Новикова с его бесконечной усталостью… – я буду гореть.
Яростно. Ослепительно. До последней искры.
Пусть меряют мою температуру. Пусть записывают данные. Я сожгу их графики дотла.
Глава 3. Оптимизация Контура
Тишина в коридоре была густой, липкой, как невысохшая краска. Не настоящая тишина – ее разрывало вечное, проклятое тик-так за стенами, теперь звучащее громче, навязчивее, словно насмехаясь. Воздух, и без того тяжелый, пропитался запахами поражения: кисловатым потом страха, пылью от мела Кирилла, слабым, но едким духом дешевого сыра, осевшим на пальцах и в горле.
Алекс прислонился к ледяному бетону возле своей двери 007, пытаясь проглотить ком горечи и злости. На запястье мертвенным зеленым светилось: БАЛЛЫ: 5. Мера горючести. Пять баллов за унижение. Он сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладонь. Взгляд его упал на Марка, стоявшего напротив у комнаты 003. Тот, прислонившись лбом к косяку, методично бил кулаком по стене. Тук. Тук. Тук. Глухой, ритмичный, злой. Каждый удар отдавался в висках Алекса. На сгибе окровавленной руки Марка прыгали сухожилия. Он не ругался. Молчал. И это было страшнее крика.
Из комнаты 005/006 доносился приглушенный шепот и всхлипы. Яна. Ваня что-то тихо бормотал в ответ, голос дрожал. Алекс видел их тени за матовым стеклом – два сбившихся в кучку силуэта против невидимого врага.
Рыжие косички мелькнули у входа в кухню. Лика вышла, ведя за руку Асю. Спортсменка была бледна, ее обычно прямая осанка сломана. Она сжимала и разжимала пальцы свободной руки, будто отрабатывая удар по невидимому противнику. Фитнес-браслет на лодыжке показывал Пульс: 110.
«Все нормально?» – прошептал Алекс, отталкиваясь от стены.
Лика лишь покачала головой, ее глаза были огромными и темными в тусклом свете. «Она… она чувствует себя виноватой. За Марка. За драку». Ася отвернулась, ее челюсть напряглась. «Я просто… не могла позволить ему все испортить», – выдохнула она, не глядя ни на кого.
«Никто не позволил», – тихо сказал Алекс, но слова повисли в воздухе пустой формальностью.
Из главной комнаты донесся тонкий, монотонный шепот. Ульяна 013. Она сидела в углу, спиной ко всем, обхватив колени. Коська с его зашитой глазницей был прижат к уху. «Тихо, тихо, Коська… не бойся… они ушли… пока ушли…» – бормотала она. Потом вдруг замолчала, резко подняв голову. Ее широкие, слишком взрослые глаза уставились в пустоту над дверью Новикова. «Они… замолчали. Почему?» Ее браслет 013 тускло пульсировал белым, но Алекс поймал мимолетную красную вспышку, как предупреждение.
Кирилл стоял у стены напротив кухни. На сером бетоне белели свежие меловые формулы. Он бормотал, водя дрожащим пальцем по цифрам: «…калорийность недостаточна для поддержания когнитивных функций… вероятность гипогликемии в течение 2-3 часов… коэффициент выживаемости при нулевом поступлении калорий…» Его голос был сухим, но в нем звенела тонкая струна паники. Он снял очки, протер линзы грязным рукавом халата, снова надел. Увидел Алекса. «Волков. Мы… мы должны получить обед. Иначе деградация неизбежна. Расчетная точка невозврата – 17:30 по местному… если оно здесь есть». Он ткнул пальцем в одно из уравнений, как будто оно было виновато.
Из комнаты 009 выпорхнула Сола. Ее готический макияж слегка поплыл, но она держалась с прежним преувеличенным равнодушием. «Ну что, господа, поделили последние крохи? Какая трогательная сцена единения в беде!» – ее голос звучал слишком громко, слишком высоко. Она прошла мимо, не глядя ни на кого, направляясь к главной комнате. Но когда ее взгляд скользнул по меловым формулам Кирилла, Алекс увидел в нем не насмешку, а настоящий страх. Это был страх понимания. Она не просто видела каракули – она читала их. И прочитанное повергло ее в ужас.
Алекс едва успел зафиксировать это преображение. Уже в следующее мгновение маска презрительной легкости вернулась на место. Сола фыркнула, махнула рукой в сторону формул, будто отгоняя назойливую муху: «Цифры, цифры… Скукотища смертная!» Но этот жест был уже запоздалым, слишком резким. Она почти побежала в сторону главной комнаты, ее черные ботинки на толстой платформе гулко стучали по бетону, выбивая нервный, сбивчивый ритм. Алекс смотрел ей вслед. Поддельная легкость Солы теперь казалась ему не просто защитой, а частью какой-то другой, скрытой игры. Она знала. Она понимала язык отчаяния, начертанный мелом на стене. И это знание ее напугало до глубины души.
Матвей появился из тени у дальнего конца коридора, как всегда, неспешно. Щелчок зажигалки. Зеленый блик пламени скользнул по его холодным глазам, по надписи на кольце. Он обвел взглядом сцену: Марка, бьющего в стену; бледных Лику и Асю; шепчущую Ульяну; бормочущего Кирилла; нервную Солу. Уголок его рта дернулся в подобии улыбки. «Банкет удался, судя по лицам? – произнес он с ледяной вежливостью. – Осталось дождаться следующего задания».
Глеб съежился у стены. Его пальцы в кольцах судорожно перебирали друг друга. Темные стекла очков были устремлены не на людей, а на точку соединения стены и потолка. «Дрожит… – прошептал он так тихо, что Алекс едва расслышал. – Проводка… или труба… точка слабости…» Его дыхание участилось.
И тогда случилось это.
Сначала – едва уловимая вибрация в полу. Словно гигантский механизм где-то глубоко под ними вздохнул и замер. Даже вечное тик-так на мгновение стихло. Ульяна резко вжалась в угол, зажав уши. «Они кричат! Предупреждают!»
Сначала – едва уловимая вибрация в полу. Словно гигантский механизм где-то глубоко под ними вздохнул и замер. Даже вечное тик-так на мгновение стихло. Ульяна резко вжалась в угол, зажав уши. «Они кричат! Предупреждают!»
А потом…
Рев.
Не гудок. Не сирена. Рев. Оглушительный, рвущий барабанные перепонки, заполняющий вселенную звук. Он не просто бил по ушам – он вгонял иглы в мозг, сотрясал кости, заставлял внутренности сжиматься в комок. Одновременно все браслеты вспыхнули ядовито-кровавым светом, ослепляя в полумраке коридора, и завибрировали с такой силой, что казалось, кости запястий сейчас треснут. Сквозь адское свечение, проступили четкие, неумолимые буквы:
«СБОР В ГЛАВНОМ СЕКТОРЕ. НЕМЕДЛЕННО».
Марк отшвырнулся от стены с диким воплем, закрывая уши. Лика и Ася инстинктивно пригнулись, зажмурившись от света браслетов. Яна вскрикнула из-за двери. Кирилл вжался в стену, рот открыт в беззвучном крике. Сола втянула голову в плечи, как испуганная птица. Матвей перестал щелкать зажигалкой, его лицо окаменело. Глеб замер, его пальцы впились в бетон. Ульяна зарылась лицом в колени, трясясь всем телом.
Дверь 001 приоткрылась. В проеме, окутанный табачным дымом, стоял Новиков. Его лицо в полумраке было бесстрастной маской. Он смотрел не на рев, не на свет, а сквозь них. В его усталых глазах читалось только одно: «Началось. Снова».
Алекс почувствовал, как ярость, дремавшая под грудью после разговора с Новиковым, взметнулась вверх, горячая и слепая. Он выпрямился во весь рост, игнорируя рев, давящий на череп, и ослепительную красноту браслета. Его взгляд, полный ненависти и вызова, встретился со взглядом Новикова через хаос. Сигнал не звал. Он приказывал, вбивая команду прямо в мозг через вибрирующие кости. И Алекс знал – это только начало топки.
Адский рев стих, сменившись гудящей тишиной, которую тут же заполнил новый звук – низкое, мощное гудение и мерный стук гидравлики. Стены главной комнаты содрогнулись, отъезжая в стороны, обнажая не голый бетон, а сложнейшую инженерную структуру. Перед ними раскинулся гигантский, прозрачный лабиринт. Трубы – толстые магистральные и тонкие капиллярные – переплетались, образуя контуры. По ним с разной скоростью текли жидкости: синяя (холодная, с конденсатом на стенках), зеленая (пузырящаяся, словно газировка), густая красная (медленно ползущая). Резервуары, похожие на гигантские колбы, показывали уровни. Насосы – одни гулко работали, другие тревожно вибрировали. Вентили, рычаги, клапаны. И повсюду – мигающие датчики с цифрами давления, расхода, температуры. В центре всего – огромный монитор:
ОБЩИЙ КПД: 42% | СТАБИЛЬНОСТЬ: НИЗКАЯ | РАСХОД РЕСУРСОВ: ВЫСОКИЙ | ВРЕМЯ ДО ЗАВЕРШЕНИЯ: 29:47…
Над монитором вспыхнул главный экран. Агата. Ее лицо было бесстрастно.
«Вы неплохо справились с распределением еды. Но это не единственный ресурс здесь. А потому вот вам Испытание №2: Оптимизация Контура», – ее голос резал тишину, как стекло. «Перед вами упрощенная модель системы жизнеобеспечения сектора. Она повреждена и неэффективна. Ваша задача – восстановить функциональность и достичь максимального КПД до истечения времени. Показатели – на мониторе». Она сделала микроскопическую паузу, и в ее глазах мелькнуло что-то, похожее на холодный азарт. «Успех группы: +10 баллов каждому. Индивидуальные достижения, демонстрирующие исключительную инициативу, применение уникальных навыков или предотвращение катастрофы, будут отмечены дополнительными личными баллами. Неудача: –5 баллов каждому, понижение базового уровня кислорода на 10% на 24 часа. Начинайте».
Экран погас. Обратный отсчет на мониторе сменился на 29:30…
На секунду все замерли, ошеломленные масштабом и сложностью конструкции. Затем грянул хаос.
«Где течь?! Ищите течь!» – закричал кто-то.
«Этот насос сейчас взорвется! Смотрите, как трясется!»
«Здесь вентиль заклинило! Не поворачивается!»
Алекс встряхнул головой, глотая ком ярости. Топка. Дрова. Оптимизируй горение. Он шагнул вперед, его голос, неожиданно громкий и резкий, перекрыл шум:
«Молчать! Слушать! Кирилл! К монитору! Анализируй потоки, давление! Марк! Проверь все насосы на слух, на вибрацию! Лика, Ася – обход по периметру, ищите видимые повреждения, утечки! Глеб! Глеб, где ты?!»
Ох, не хотел я привлекать к себе внимания. Еще в первый день, когда оказался здесь. Но сегодня уже второй раз приходится брать на себя лидерство.
Глеб уже прильнул к одной из толстых синих труб. Его пальцы в кольцах дрожали, но он не сводил взгляда с какого-то невидимого другим места. «Здесь! – его голос сорвался на визг. – Точка! Прямо здесь! Труба под магистралью Альфа – стенка истончилась! Давление запредельное! Если этот клапан», – он ткнул пальцем в сложный узел с красным рычагом выше, – «его резко дернуть, трубу порвет! Наводнение синим!» Его способность видеть точки напряжения сработала мгновенно.
«Принято! – крикнул Алекс. – Марк! Не трогай клапан над трубой Альфа! Кирилл, что с Альфой?»
Кирилл, уже уткнувшись в монитор, бормотал, пальцы летали по воображаемой клавиатуре: «Магистраль Альфа… давление 8.5 Bar… при норме 6.0… Источник – забитый фильтр в контуре Гамма! Фильтр Гамма показывает сопротивление 98%! Его нужно промыть или заменить! Но доступ…» Он оглянулся, отыскивая фильтр в лабиринте труб. Он был глубоко внутри, за вибрирующим насосом.
В этот момент раздался тонкий, но пронзительный голосок Ульяны. Она стояла у основания конструкции, прижимая Коську к груди, ее глаза были расширены не детским страхом, а видением. «Серый дядя… он там, у шумной железки… – она указала на гудящий насос. – Он плачет… Говорит, внутри… колючая проволока… и красная кнопка… не нажимать… никогда!» Ее браслет пульсировал тревожным желтым.
«Фильтр забит колючей проволокой! И там есть красная кнопка – не трогать!» – перевел Алекс, чувствуя, как леденеет спина. «Ася! Тебе надо добраться до фильтра Гамма! За насосом!»
Артем в это время был рядом с вибрирующим насосом. Он приложил ладонь в перчатке к его корпусу, затем к трубе перед фильтром. Его голос, тихий и монотонный, пробился сквозь гул: «Забито. Твердое. Металл. После насоса… воздушная пробка. Большая». Его анализ подтвердил засор и выявил новую проблему – воздушную пробку, грозящую кавитацией и разрушением насоса.
«Воздушная пробка после насоса! Кирилл, как стравить?!» – заорал Алекс.
«Клапан стравочный В-4! Но он… он в зоне возможного разрыва по Глебу!» – отозвался Кирилл.
Марк, тем временем, смотрел на свою татуировку-циферблат. Вчерашняя дата «19.06.25» сменилась сейчас на таймер 00:04:22. «Насос! – заревел он, показывая на вибрирующего монстра. – До хера! 4 минуты 20 секунд! По моим часам! Если не сбросить давление или не стравить воздух!»
– Марк, у нас же 30 минут! Ты вообще о чем? – произносит Лика, не глядя на него.
Марк перебивает:
– Заткнись! Они врут! Всегда врут!
Его палец впивается в татуировку, где цифры теперь мигают кровавым «00:03:55»:
– Это не таймер системы. Это наше время. Время до того, как насос размажет нас по стенам!
Кирилл бормочет, не отрываясь от монитора:
– Твои «ощущения» субъективные. Давление стабильно, сейчас мы все наладим.
– Субъективные?! – Марк резко разворачивает Кирилла от экрана и показывает ему татуировку.
Тишина. Даже Алекс застывает, его ярость на миг подавлена ледяным страхом.
Сола стояла чуть в стороне. Она смотрела на заклинивший маховик вентиля, перекрывавший доступ к клапану стравочному В-4. Ее лицо было сосредоточено, без тени прежней легкомысленности. Она резко достала из кармана тюбик алой помады. «Дерьмо… Надо… ключ… особый ключ…» – прошептала она и начала быстро рисовать помадой прямо на холодном металле корпуса рядом с вентилем. Рисовала нечто сложное, многогранное. «ОЖИВИ!» – выдохнула она с усилием. Нарисованный контур вспыхнул на миг тусклым светом. И на металле… появился объемный, блестящий, словно только что отлитый, специальный ключ-трещотка, идеально подходящий к маховику. Сола схватила его.
«Ладно, ребята, времени мало! Клапан В-4! Стравить воздух! Быстро! Пока насос не разнесло! Сола, Ася, давайте! – скомандовал Алекс, едва веря своим глазам. – Кирилл, как только давление упадет – командуй Глебу, какой клапан на Альфе можно аккуратно прикрыть! Марк, следи за временем!»
Работа закипела. Сола протянула Асе ключ, и та начала откручивать вентиль. Глеб, под руководством Кирилла, осторожно регулировал клапан на магистрали Альфа. Артем, прильнув к другим узлам, докладывал о состоянии. Ульяна, бледная как мел, шептала с Коськой, отслеживая «серого дядю» и предупреждая о новых «горячих точках». Лика следила за монитором и координировала потоки информации. Матвей наблюдал с холодным интересом, щелкая зажигалкой, его взгляд скользил по тем, кто проявил себя – Глебу, Ульяне, Соле, Марку – оценивая их «стоимость». Близнецы держались вместе, Ваня пытался помочь Лике следить за резервуарами. Новиков стоял в тени, курил трубку, его дым тянулся к вентиляционной решетке. Его взгляд был тяжелым и знающим.
На мониторе цифры КПД начали медленно ползти вверх: 48%… 53%… 60%… Стабильность колебалась между «Низкой» и «Средней». Расход ресурсов падал.
«Давление в Альфе – 6.8 Bar! Воздух стравлен! Насос стабилизируется!» – доложил Кирилл, считывая данные. «Время?!» – крикнул Алекс.
«1 минута 15 секунд!» – отозвался Марк, глядя на татуировку.
«Фильтр Гамма все еще забит! КПД уперся в 70%!» – предупредил Глеб, видя новую точку напряжения в узле.
«Серый дядя… он показывает на маленькую трубочку… рядом… там можно отсоединить…» – прошепелявила Ульяна.
Ася, не дожидаясь команды, рванула туда, куда указала Ульяна. Ее пальцы, не чувствуя боли от горячего металла, нашли крошечный байпасный клапан. Она дернула рычажок. Часть потока зеленой жидкости перенаправилась, минуя забитый фильтр. Давление в Гамме упало до нормы.
КПД: 82% | СТАБИЛЬНОСТЬ: СРЕДНЯЯ | РАСХОД РЕСУРСОВ: НОРМА
«Еще немного! Глеб, где можно подкрутить для оптимума?» – закричал Алекс.
Глеб, Артем и Кирилл сгрудились у монитора и узлов, давая последние команды. Марк отсчитывал последние секунды. Сола, прислонившись к стене, тяжело дышала, размазывая помаду по лицу. Ее нарисованный ключ медленно таял, как лед.
00:00:03… 00:00:02… 00:00:01… ЩЕЛЧОК.
Гул системы плавно снизился до ровного фона. Мигающие датчики успокоились. На центральном мониторе загорелось:
ОБЩИЙ КПД: 87% | СТАБИЛЬНОСТЬ: ВЫСОКАЯ | РАСХОД РЕСУРСОВ: ОПТИМАЛЬНЫЙ | ИСПЫТАНИЕ ЗАВЕРШЕНО. УСПЕХ.
По комнате пронесся коллективный выдох – смесь облегчения, изнеможения и остатков адреналина.
Экран над монитором вспыхнул. Агата. На ее лице – ни тени одобрения, лишь холодное удовлетворение от полученных данных.
«Испытание завершено. Результат: удовлетворительный. Групповой успех: +10 баллов начислено каждому». Она сделала паузу. Ее взгляд, казалось, сканировал их через экран. «Отмечены индивидуальные достижения:»
«Испытуемый 004: за точную диагностику критических точек напряжения и предотвращение катастрофического отказа. +5 личных баллов». Глеб вздрогнул, его очки блеснули.
«Испытуемая 013: за предоставление уникальных диагностических данных, подтвержденных системой. +5 личных баллов». Ульяна прижала Коську к щеке, не понимая до конца.
«Испытуемый 003: за эффективное использование специфической аномалии для предупреждения о временном лимите критического узла. +3 личных балла». Марк хмыкнул, с удовлетворением глядя на татуировку, которая вновь сменилась на дату – «20.06.25»
«Испытуемая 009: за проявление способности для решения конкретной инженерной задачи под давлением. +5 личных баллов». Сола выпрямилась, пытаясь вернуть надменное выражение лица, но в глазах светилась странная смесь страха и торжества.
Агата не упомянула Кирилла, Артема или Асю, чьи вклады были не менее важны, но менее «уникальны» в глазах Системы.
«Отдыхайте. Следующее испытание – через 6 часов». Экран погас.
Повисла тишина. Облегчение от выживания смешивалось с горечью несправедливости. Лика с Асей переглянулись. Кирилл нервно поправил очки, глядя на свой браслет (БАЛЛЫ: 15). На браслете Солы уже светилось БАЛЛЫ: 20. Матвей медленно щелкнул зажигалкой, его взгляд скользнул по «отмеченным», потом к Алексу. В этом взгляде читалось: «Личные баллы. Значит, можно выбить преимущество. Интересно».
Алекс почувствовал новую волну усталости. Они выиграли воздух и баллы. Но Система только что посеяла зерна зависти и конкуренции. Новиков, затягиваясь трубкой, смотрел на это все с бесконечной усталостью. Его дым вился к решетке, уносясь в недра бункера. Топка работала. Дрова начали гореть не только снаружи, но и изнутри.
Марк швырнул в стену какой-то обломок, и его татуировка дернулась, как живая.
– Три балла? Три?! – он засмеялся, резко повернувшись лицом в одну из камер наблюдения. – Я спас всех от фарша, а этот… – он ткнул пальцем в Новикова, лениво курящего в углу, – даже пальцем не пошевелил, а общие баллы у него те же!
Глеб поправил очки, голос дрожал от неожиданной смелости:
– М-мне тоже пять дали, но без Кирилла я бы…
– Без Кирилла ты бы ныл в углу! – перебила Сола, как и я без Аси была не смогла бы закрутить этот тугой вентиль.
Артем молча поднял обгоревшую руку. Перчатка прилипла к мясу, но он не моргнул:
– Видимо Система не считает боль «уникальным навыком». – Его голос звучал как скрип ржавой двери.
Лика резко оборачивается к Артему: – Твоя рука! Она…
Артем прерывает ее, пряча руку за спину:
– Неважно. – Его голос звучит ровно, но по обожженной коже стекает капля крови. – Разве это похоже на особенного?
– Нет, нет, нет! Если личные баллы зависят от уникальности, то повторяющиеся действия автоматически обесцениваются. Значит, в следующий раз выгодно не помогать, а… – Кирилл начинает лихорадочно чертить формулы в воздухе.
Новиков выпустил дым колечком, наблюдая за ними, как за лабораторными крысами.
– А где благодарность нашему дорогому лидеру? – он кивнул на Алекса. – Координировал, рисковал, а баллов столько же, что и у меня. Интересная система оценок.
Все взгляды метнулись к Алексу, потом к погасшему экрану.
Кирилл щелкнул несуществующей клавишей, бормоча вполголоса:
– Логично. Лидерство – важная для группы функция.
Марк подошел к Алексу вплотную, запах металла и безумия витал вокруг него:
– Слышал, герой? Тебя кинули. Мы все – расходники в их…
Алекс впился пальцами в браслет, заставив его вспыхнуть красным.
– Заткнись. Или я сам посчитаю, сколько ты стоишь.
Спор прерывает голос Новикова:
– Внимание на браслеты, дети! – Все машинально поворачивают запястья. На экранах вспыхивает: «Личные баллы могут быть переданы другому участнику добровольно или отняты силой». – Он ухмыляется. – Теперь у вас есть повод резать друг друга ночью.
Где-то щелкает счетчик. На экране проступает кроваво-красная надпись: «До следующего испытания: 05:59:59».
Тишина после слов Новикова гуще дыма от его трубки. Слова «отняты силой» висели в воздухе, как запах серы после взрыва. Взгляды, метавшиеся между теми, кто получил лишние баллы, и теми, кто остался «всего лишь» с общими, замерли, стали тяжелыми, оценивающими. Даже Марк перестал бубнить, его татуировка замерла на дате, но глаза бегали по чужим браслетам с новым, хищным блеском.
Матвей первым нарушает оцепенение. Щелчок зажигалки звучит как выстрел стартового пистолета.
– Интригующе, – тянет он, его взгляд скользит с браслета Солы (20) на Глеба (20), потом на Ульяну (20), и наконец на Марка (18). – Рынок открылся. Интересно, какой курс установится к концу дня? –Его холодная улыбка лишена юмора. Взгляд останавливается на своем браслете – БАЛЛЫ: 15. Он медленно идет к своей комнате 012, спиной чувствуя нарастающее напряжение.
Его уход становится сигналом. Близнецы метнулись к своей двери 005/006, Яна чуть не споткнулась, Ваня подхватывает ее. Дверь захлопывается с глухим стуком, щелкает замок изнутри.
Сола задерживается. Она смотрит на свой браслет, цифру 20. В ее глазах нет торжества, только глубокий, животный страх, смешанный с недоумением. Она ловит взгляд Алекса.
– Я… я просто нарисовала ключ, – шепчет она, в ее голосе нет бравады. – Почему… почему это особенное? – Она резко отвернулась и почти побежала к комнате 009, ее черные ботинки гулко отбивают нервный ритм по бетону.
Ульяна сидит на полу, прижимая Коську к щеке. Она смотрит на светящийся браслет 013, потом поднимает большие глаза на Алекса.
– Они шепчут, – тихо говорит она. – Темные. Говорят… баллы – это искры. Чем их больше… тем ярче будешь гореть. – Она вжалась в угол, будто прячась от невидимых глаз. – Они хотят… чтобы мы загорелись друг от друга.
Артем сидит на полу, прислонившись к холодной бетонной стене. Его перчатки лежат рядом, обнажая руки, покрытые свежими ожогами и старыми шрамами. Лика осторожно приближается, держа в руках мокрую тряпку.
– Держи. Хоть кровь остановишь, – Лика присаживается на корточки, протягивает тряпку Артему. – Жаль аптечку можно получить только за баллы.
Артем молча берет тряпку. Его пальцы непроизвольно подрагивают, будто ловят невидимые волны.
Лика смотрит на его обожженные ладони: – Это из-за насоса? Или… это всегда так?
– Всегда, – Артем медленно поворачивает голову, капюшон скрывает лицо. Он проводит пальцем по полу. Где-то в метре от них гудит труба, и его кожа покрывается мурашками: – Вибрации. Звук. Они… проходят сквозь.
Он стучит костяшками по бетонной стене. Лика не слышит ничего, кроме глухого тук-тук, но Артем резко вздрагивает, как будто ударили в колокол.
Лика отодвигается:
– Ты… чувствуешь это сильнее других?
Артем сжимает перчатки в кулаках, но не надевает их: – Не просто чувствую. Я так вижу.
Он резко встает, прижимает ладонь к стене. Его рука начинает дрожать. Голос становится монотонным, словно диктует отчет: – Три насоса работают на 80% мощности. У Глеба пульс 130 – он нас подслушивает.
Лика оглядывается и ее взгляд пересекается с испуганным Глебом: – Но откуда ты…
– Я слышу не только ушами. Кожа. Кости. Воздух толкает, металл дрожит… мозг рисует карту.
Он срывает капюшон. Его глаза закрыты, но лицо повернуто точно к Глебу.
– И… это больно?
Артем медленно открывает глаза. Радужки бледно-серые, будто затянутые пеплом.
Артем надевает перчатки, каждое движение дается через силу:
– Представь, что твою кожу сдирают, а под ней – микрофоны.
Он достает из кармана разбитые наушники, внутри вместо динамиков – слой поролона. – Глушители. Не идеально, но…
– А перчатки? Чтобы не чувствовать вибрации?
Артем кивает: – И чтобы не видеть. Каждое прикосновение – информация. Слишком много.
Он внезапно хватает ее за руку через ткань рукава. Лика вскрикивает, но не от боли – его пальцы ледяные и точные, как скальпель.
Артем шепчет: – Твоя рука. Сухожилие указательного пальца воспалено. Видимо ты слишком сильно нажимала на какой-то из рычагов.
Лика вырывает руку: – Отпусти! Как ты…
– Твоя кровь пульсирует громче, чем вентиляция, – Артем отводит взгляд. Он отходит к стене, прижимается лбом к холодной поверхности. Его плечи напряжены, будто держат невидимый груз.
– И… эти ожоги? Это из-за того, что ты слишком долго… слушал? – добавляет Лика чуть мягче.
Артем молча кивает.
А мы с Кириллом в это время пытались понять природу способностей Марка. В первый день он ее не озвучил, но сейчас явно дал понять, что татуировка на его руке связана со способностью. Сейчас на его запястье высвечивалась лишь дата «20.06.25».
– Ну и что у тебя за способность? – спросил Кирилл, хватая руку Марка и начиная разглядывать татуировку. Марк резко одернул руку и опустил рукав как можно ниже.
– Что, наконец стало интересно?
– У тебя на руке таймер показывал другое время. Ждешь, пока твои каракули сами все объяснят?
– Вам правда интересно, как я стал живым календарем?
Мы с Кириллом синхронно кивнули.
Марк пожимает плечами, подтягивает рукав, обнажая запястье с датой:
– Понятия не имею. Просто однажды проснулся, а на руке… – Он показывает татуировку. – Это было первым.
– Это не чернила. Что это за вещество?
Марк (слегка отворачивается):
– Не знаю. Врачи пытались исследовать. – Он поднимает руку, и дата на запястье начинает пульсировать, превращаясь в таймер. – Когда что-то… важное… приближается, они… меняются.
– Важное – это…
Марк пожимает плечами:
– Катастрофы. Кризисы. Смерть. – Он касается татуировки на шее. Буквы «НЕ ВЕРЬ» начинают дрожать и расплываться. – А это… – Он отдергивает руку, когда надпись превращается в слова «СТРАХ 87%», затем возвращается к исходной форме. – Это… мой внутренний голос.
–Ты можешь его контролировать? – осторожно поинтересовался Алекс.
Марк с горькой усмешкой:
– Могу. Но это не так просто, особенно когда сильные эмоции. – Он показывает на запястье, где таймер начинает обратный отсчет. – Видишь? Это не я. Это они.
Кирилл начинает делать заметки прямо на стене: – Биолюминесценция. Похоже на модифицированные меланоциты.
Марк поправляет рукав:
– Да, только я не просил их модифицировать.
– И как ты с этим живешь?
Марк пожимает плечами:
– Как живу? – Он смеется. – Как ходячий барометр. Только вместо погоды – катастрофы. – Он касается шеи, где надпись снова сменяется на «НЕ ВЕРЬ». А таймер на руке сменяется на дату «20.06.25».
Сигнал на браслетах прозвучал резко, но без адского рева утра. Просто вибрация и текст: «ОБЕД. КУХНЯ. 30 МИНУТ».
На кухне царило гнетущее молчание. Сенсорная панель светилась холодным голубым. На поддоне кухонного лифта лежало тринадцать одинаковых скромных пайков: бутерброд с тонким ломтем темного хлеба, кусочками сыра и ветчины, яблоко. Ровно по одному. Никаких испытаний на распределение. Просто еда.
Но воздух был густым от невысказанного. Все помнили утренние «личные баллы». Сола (20), Глеб (20), Ульяна (20) и Марк (18) брали свои пайки первыми, избегая взглядов. Сола нарочито громко развернула свой, устроившись за столом. Глеб схватил свой и тут же ретировался в коридор. Ульяна осторожно взяла паек и яблоко, прошептав «Спасибо» в пустоту. Марк мрачно сунул свой в карман, даже не глядя.
– Роскошь, – цинично протянул Матвей, разглядывая яблоко. – Целое яблоко за бесплатно. Наверное, за наш выдающийся групповой успех. – Его браслет показывал 15. Он поймал взгляд Солы. – Или за особые заслуги. Слушай, а ты же можешь нарисовать себе целый пир, да, Монро?
Сола покраснела, но не сдалась:
– Могу. Но зачем? Чтобы вы все смотрели, как я его ем? – Она откусила от бутерброда с преувеличенным безразличием, но пальцы ее дрожали.
– А баллы-то копятся, – продолжал Матвей, обращаясь уже ко всем. – У кого-то двадцать. У кого-то… скромнее. Интересно, что можно купить за лишние пять? Что-нибудь вкусное? Или… право не участвовать в следующем раунде? – Его взгляд скользнул по всем присутствующим в кухне и задержался на Алексе. – Рынок, говорил Новиков. Рынок начинается с предложения.
– Заткнись, Щербаков, – резко сказала Ася. Ее браслет показал скачок пульса. – Хочешь жрать – жри. Не хочешь – иди своей дорогой.
– Я лишь озвучиваю правила игры, Корецкая, – парировал Матвей, медленно очищая яблоко. – Игнорировать их – глупо. Особенно когда ставки растут. – Он кивнул на обратный отсчет на главном экране кухни: ДО ВЕЧЕРНЕГО ИСПЫТАНИЯ: 04:17:33.
Алекс молча взял свой паек. Хлеб был пресным, сыр – резиновым. Топка. Дрова. Баллы – мера горючести. Он наблюдал, как Лика делится половиной своего яблока с Ульяной. Как Кирилл, уткнувшись в паек, продолжает что-то бормотать про калории и КПД. Как Ваня отдает Яне свою ветчину. Как Артем, отвернувшись к стене, ест в одиночестве, не снимая перчаток. Система дала еду. Но отняла доверие. Посеяла зерно. Теперь ждет, когда оно прорастет ножом в спину соседа.
Новиков появился в дверях кухни, как призрак. Он не взял паек. Простоял минуту, выпуская струйку дыма. Его взгляд, усталый и всепонимающий, скользнул по Матвею, по Солe, по сжавшемуся Глебу, по Алексу.
– Наслаждайтесь, – произнес он хрипло. Голос был тихим, но перекрыл шепот и хруст яблок. – Мирная передышка. Кормежка перед тем, как печь раскалят сильнее. – Он повернулся и растворился в коридоре, оставив после себя запах дешевого табака и горечи.
Тиканье за стенами, на минуту заглушенное разговорами, снова заполнило паузу. Оно звучало громче. Настойчивее. Тик. Так. Тик. Так. Как шаги невидимого часового, отсчитывающего время до новой пытки.
Ульяна вдруг вздрогнула, уронив крошку хлеба. Ее глаза расширились, уставившись в пустой угол кухни, где висела вентиляционная решетка. Она прижала Коську к груди.
– Они… начали шептаться снова, – прошептала она, и ее голосок дрожал. – Темные. Говорят… вечером… будет очень жарко. Один… станет пеплом до рассвета. – Ее браслет 013 тускло вспыхнул красным, затем снова погас.
Марк нервно провел рукой по шее. Татуировка «НЕ ВЕРЬ» дернулась, на миг превратившись в цифру 91%, прежде чем вернуться в норму. Он резко встал и вышел, не доев.
Тишина сгустилась, тяжелая и липкая. Даже Матвей перестал щелкать зажигалкой. Ася сжала кулаки. Кирилл перестал бормотать. Лика обняла Ульяну. Алекс почувствовал, как холодная ярость снова заструилась по жилам, смешиваясь с гнетущим предчувствием.
На экране кухни монотонно мигали цифры: 03:59:01… 03:59:00…
Топка раскалялась. Оставалось только ждать, чья искра вспыхнет ярче в предстоящем огне. И чей пепел осядет на холодный бетон первым.
Глава 4. Баллы
Тишина после обеда была тяжелее бетонных плит. Не настоящая тишина – ее рвали сопение Марка, тихий плач Яны, скрежет мела Кирилла о стол и вечное, проклятое тиканье за стенами. Но главным шумом было молчание. Молчание, насыщенное взглядами, скользившими по чужим браслетам, задерживаясь на ослепительных 20 у Солы, Глеба, Ульяны и чуть менее ярком 18 Марка. Слова Новикова – «отняты силой» – висели в воздухе, как ядовитый туман.
Алекс почувствовал, как усталость навалилась всей тяжестью бункера. Мышцы ныли от напряжения, в горле стоял ком – смесь адреналина, горечи от несправедливости системы и леденящей ярости. Он посмотрел на свой браслет: 007. БАЛЛЫ: 15.
Рядом стояла Лика. Ее лицо было бледным, рыжие волосы выбились из косичек. Она машинально терла палец – тот самый, который Артем диагностировал как воспаленный. Ее браслет показывал 15, как у большинства.
Лика вздрогнула, словно очнувшись. Быстро опустила руку, спрятав ее за спину.
– Да… да, пустяки. Просто… – Она оглядела расходящихся по комнатам людей. Ее взгляд задержался на Солe, которая, стараясь сохранить надменность, но явно дрожа, направлялась к своей комнате с 20 на браслете. На Глебе, который съежился еще больше, словно пытаясь стать невидимым за своими темными стеклами, его 20 светились обвинением. – Они специально… Посеяли это неравенство. Пятнадцать – это жизнь. Двадцать… – Она не договорила, но смысл был ясен. Двадцать – это привилегия. Или мишень.
Взгляд Лики скользнул к Марку, который мрачно наблюдал за Солой, его татуировка на шее дергалась, на миг превращаясь в «ЗАВИСТЬ 78%».
– Они знают, что делают, – глухо ответил Алекс. – Разделяй и властвуй. Самый старый трюк. Только ставки здесь… – Он посмотрел на Ульяну. Девочка сидела на полу, прижав Коську к лицу, ее глаза были огромными и полными страха. Ее браслет 013 светился ровным белым, но Алекс помнил ту красную вспышку и ее слова: «Один станет пеплом до рассвета». – …ставки – жизнь.
Ася подошла к ним, ее спортивная осанка была сломлена. Она сжимала и разжимала кулаки.
– Этот Щербаков… – она процедила сквозь зубы, глядя вслед Матвею, который неспешно удалялся, щелкая зажигалкой. Его браслет тоже показывал 15