Не морозь меня!

Глава 1

Снег, снег летит навстречу. В свете фар он закручивается в спиральные вихри, гипнотизирующие, затягивающие. Я смаргиваю и, к своему удивлению, ощущаю, что по щеке катится капелька. Она не может быть слезой, не имеет права. Это невесть как попавшая в машину снежинка, или просто показалось.

Прихожу в себя – подобные уходы от реальности могут оказаться довольно опасными на при движении по кольцевой дороге на скорости 130 км/ч. И сколько времени я уже еду так, в режиме автопилота, унесенная мыслями в абсолютное никуда, ничего не видя и не слыша? Пытаюсь понять, проехала ли я уже свой съезд и если да, то как давно, начинаю разбирать слова песни, звучащей по радио:

– Я не понимаю зачем я здесь

На этой улице, в этом городе,

Под этими небесами?!..

Я держусь за слова песни, они не позволяют сбиться с пути. Так, уцепившись лишь взглядом за точку на горизонте, можно удержать равновесие, стоя на одной ноге. Надежнее опоры, к сожалению, в моем распоряжении нет.

Сознание вытягивается в струнку, готовое нырнуть в омут депрессии и безнадежности, полностью подписываясь под наполненными отчаянием словами. Стоп! Никаких прыжков! Щелчок, и под ритмичный грохот рока выдрессированное настроение переключается на другую волну. Я беру себя и автомобиль под полный контроль, безжалостно прогоняя последние сентиментальные мысли, осмелившиеся растревожить душу. О том, как рано нынче выпал снег. И о том, что уже наступила вторая зима…

Я принимаюсь лавировать в потоке скопившихся на съезде машин, влезая в ряды с уверенностью, граничащей с наглостью, не обращая ни малейшего внимания на редкие сигналы автомобильного недовольства. Вы, может быть, и можете позволить себе стоять по полчаса в пробках по дороге на работу, а мне надо быть вовремя, и даже на пару минут раньше.

Прошлую зиму я встретила с мрачным восторгом – она как нельзя более отвечала душевному состоянию. Холод в душе не мог сравниться ни с какими морозами. Поначалу я то и дело мысленно возвращалась в то запредельное лето, но северные ветры превратили эти воспоминания в острые колющие льдинки, и, однажды рано утром в кромешной тьме, откапывая машину из сугроба перед штурмом зимних пробок, я уже и сама не поверила, что все это было наяву.

Я ведь даже поплакать о нем не могла – ну как можно убиваться по парню из параллельного мира? С тем же успехом можно страдать по герою фильма, а я даже в подростковом возрасте себе такого не позволяла.

По инерции дожила до весны, путаясь в снах и яви. С первыми весенними лучами меня обуяла тревожная жажда действия. В течение последующего полугода я развила прямо-таки сверхъестественную деятельность. Во-первых, сочтя период «чайника» завершенным, поменяла машину. Хватит быть невидимкой на дороге! Удачная продажа верного хэтчбэка, плюс помощь родителей и кое-какие собственные сбережения, и вот я счастливая обладательница вполне себе приличного паркетника. Вдохновленная сим успехом, я заявилась к руководству, и заявила, что мои компетентность и работоспособность стоят на рынке труда куда больше, чем они их оценивают сейчас, а за три года, отработанных в данной компании, единственный рост, который я переживаю – стабильное увеличение объема работы, которое никоим образом не сказывается ни на зарплате, ни на карьере. Руководство резко погрустнело и попросило недельный тайм-аут на раздумья, по прошествии которого мне со скрипом выжали десятипроцентную прибавку. «Вы же знаете, у компании сейчас не самые легкие времена». Еще бы – гендиректор только что поменял свой неприлично прошлый Порш на последнюю модель, а финансовый был в разгаре отделки загородного особняка. Я улыбнулась, не выходя из кабинета настрочила заявление об уходе, и уже на следующий день была на собеседовании у конкурентов, которые давно намекали, что столь ценный сотрудник будет у них очень даже нелишним – ведь они-то, в отличие от моих горе-руководителей, имели возможность оценить мою деловые качества непосредственно в ходе множества сделок. Так что обсуждали мы в основном, то, что они мне готовы были предложить – а я хотела хорошую зарплату, уважаемую должность и, кроме того, солидный кредит под мизерные проценты – не имея намерения останавливаться на достигнутом, я решила, что пора бы и улучшением жилплощади заняться.

Слегка ошалев от собственной нескромности, я без особой надежды ждала звонка от потенциальных работодателей, и, как это ни удивительно, все-таки дождалась. Оказалось, моя залихватская целеустремленность была положительно оценена, именно такого человека они и искали, когда смогу приступить?

И я приступила. Принимала дела, вникала в новые обязанности, привыкала руководить собственным, пусть и небольшим, отделом. Частенько приходилось засиживаться допоздна, доводя сделки до совершенства, надо же было доказывать, что я стоила собственных запросов. А по выходным встречалась с агентом по недвижимости, моталась по городу, просматривая варианты квартир. Мне приглянулась двушка в зеленом районе, естественно, очень далеко от работы, но зато близко к выезду на кольцевую автодорогу. Квартира была с удачной планировкой, но совершенно «убитая», так что после оформления встречной купли-продажи я перебралась к родителям и погрузилась в чарующий мир ремонта. Ремонт весьма способствовал укреплению граней реальности, своей грубой материальностью убеждая в том, что из всех законов мироздания самый незыблемый – закон Мерфи.

За всеми этими заботами время летело бешеным галопом, перемахивая недели, как невысокие барьеры, и вдруг споткнулось об октябрь, а затем окончательно завязло в ноябре. Я как раз поставила решительную точку в ремонте, что стало возможным только после угрозы строителям начислять пени за каждый день сверх очередного передвинутого срока, а то, похоже, они уже у меня зимовать собирались. Переехала за два дня, и, сидя на новеньком диване в окружении коробок, пакетов и тюков, с бокалом шампанского и верным Шариком под боком, с удовлетворением обозревала свежеоклеенную гостиную, освещенную новенькой люстрой с сотней лампочек-звездочек, и чувствовала… нарастающую тревогу. Вот я и достигла поставленных целей, и что теперь? Теперь полагалось получать удовольствие от достигнутого, а я почему-то совершенно не была способна радоваться тому, во что было вложено столько времени, денег и сил.

Тем временем в окно заглядывала ноябрьская тьма, и теплый уютный свет не мог прогнать ее. Она словно лилась в комнату, скапливаясь лужами в углах и тенях от предметов. Я задернула занавески и решительно опрокинула в себя бокал для храбрости, но пузырьки разбежались мурашками по телу. Хотелось забиться в шкаф, в самый дальний уголок, и там безнадежно скулить, оплакивая, или вернее, уже просто констатируя, свою несбывшуюся жизнь. Но этот вариант пришлось отмести, как совершенно не приличествующий разумной взрослой женщине.

Вот так с приходом ноябрьских ночей в душу прокралась тревога. Я ехала на работу и возвращалась домой во мраке, дневной свет видела лишь в офисном окне. За безрассудство белых ночей предстояло платить почти суточной темнотой, которую не способны были разбавить жидкие серые дни. Голые деревья и грязь на улицах тоже не способствовали оптимизму. Постепенно тревога превратилась в постоянное чувство страха, которое теперь всегда было со мной, не позволяя расслабиться ни на минуту.

Я панически боялась вечеров с их слепыми темными окнами, сквозь которые шпионило безжалостное и неотвратимое Ничто. «Вы были измерены и взвешены…» Казалось, мне был уже вынесен приговор, и я в ужасе дожидалась его исполнения. А ночами мучилась то бессонницей, то обрывочными утомительными и бессмысленными кошмарами. Когда подобные ночи накапливались, я сваливалась, вымотанная и обессилевшая, и спала мертвым сном по десять часов подряд, а потом все повторялось снова.

Теперь я поняла, какое страшное проклятие «Чтоб тебе пусто было». Пустота в душе гложет изнутри, и ты превращаешься в свою тень. Есть несчастные люди, лежачие больные, неспособные даже пошевелить пальцем, но все при этом сознающие и чувствующие. А я, как раз наоборот, развивала бурную физическую деятельность, но при этом оставалась «овощем» в области душевных движений. Тем более, что поговорить по душам было не с кем.

Макс все-таки принял судьбоносное решение пойти по стопам отца и очень скоро оказался определен в дальние края на неизвестный срок (более точно он сообщить не смог из-за строжайшей секретности проекта). Уехал он с обреченностью солдата-призывника, хотя предполагалось, что это его обдуманное и добровольное решение.

– Это ведь совсем не то, чего ты хочешь, – сказала я ему на прощание.

– Можно подумать, ты делаешь то, чего хочешь, – мрачно ответил он. – От судьбы не уйдешь.

С Варварой у них так и не срослось. Наверное, и ее двойнику чего-то не хватало. Или, наоборот, было чего-то слишком много. Так или иначе, но дальше первого свидания дело так и не зашло.

Поначалу я очень по нему скучала, но потом поняла, что в конце концов все к лучшему – с ним я непременно расклеивалась, срываясь на воспоминания, и тонула в сожалениях. Зато Костя всегда был где-то поблизости. Ничего не требовал, не спрашивал, просто был. Спокойный, уверенный и отрезвляюще циничный.

В первый раз после возращения «оттуда» мы встретились на проводах Макса. Он был вежлив и сдержан, словно одноклассник, с которым не виделись лет пять. Но через пару недель позвонил, сообщил кое-какие новости о Максе. Оказалось, тот таки попал на историческую родину. Отношения нашей страны и африканских государств вышли на новый уровень, и Максу предстояло возводить электростанции, являясь важным винтиком госкорпорации. Мы поговорили о нем, потом переключились на то, у кого что нового. А так как у меня нового был целый воз, да и у Кости накопилось на тележку, обоюдно порешили обсудить все под кофе. Потом как-то раз сходили в кино. После каждой очередной встречи он исчезал недели на две-три, так что никому, а особенно мне, и в голову бы не пришло, что он за мной «ухаживает». Его деловитость и хладнокровие были для меня спасательным кругом. Для него держать эмоции под контролем было абсолютно естественным, и я училась у него. Училась жить в черно-белом мире.

А с наступлением моего ноябрьского кризиса Костя стал для меня просто необходим, хотя себе я бы в этом никогда не призналась. Любыми ухищрениями я старалась не проводить дома вечера. Заезжала лишь захватить Шарика и отправлялась куда угодно и с кем угодно – с коллегами по работе, студенческими подругами, школьными друзьями. Короче, с тем, кто под руку подвернется. Костя подворачивался чаще всех.

Так было и в тот вечер. Я ехала домой, заранее боясь темных окон и не желая туда ехать. В понедельник сложнее всего найти компанию, начало недели, у всех и так дел хватает. Но тут зазвонил телефон, и Костя, вклинившись через громкую связь в жизнеутверждающие обещания Короля и Шута разбежавшись, прыгнуть со скалы, бодро поинтересовался, чем я собираюсь прямо сейчас заняться.

«Повеситься», – мрачно подумала я, но вслух, конечно же, сообщила, что ничем особенным.

– Тогда заезжай ко мне – есть новый сериал в стиле «мрачное фэнтэзи», как раз, как ты любишь. Закажем суши и посмотрим.

Несколько мгновений я колебалась, но до того времени, когда можно будет лечь спать, вернее, мучиться бессонницей, было еще целых пять часов.

– Давай лучше ты ко мне, – наконец, решила я. – Дома Шарик один.

И мысленно добавила: «А мне не придется потом одной уезжать в ночь».

Костя привез бутылку кальвадоса, со смехом объяснив, что это ему подарили какие-то друзья по совместному отдыху в Турции, который имел место неизвестно сколько лет назад, и с которым было связано множество курьезов.

Темнота в предвкушении ухмылялась в окно, словно знала все заранее. А я, неожиданно прозрев от непривычно крепкого алкоголя, вдруг поняла, что Костина беззаботная болтовня – лишь притворство. Он смеется своим историям, а сам тревожными глазами все следит за мной, все ждет от меня чего-то. И когда он вдруг оказался рядом, так близко, что я увидела отражавшуюся в его глазах ноябрьскую тьму, я осознала, что он вовсе не спасательный круг, а тот самый камень на шею.

В три часа ночи я сидела у окна, завернувшись в плед, и смотрела, как первый снег накрывает землю погребальным саваном. Становилось гораздо светлее, и, наверное, веселее, но мне казалось, что погребают меня, и теперь уже точно ничего не будет.

– Не упрекай себя, – послышался ровный Костин голос из глубины спальни. – Он что, клялся тебе в любви и верности? Уверен, что нет, как и ты ему.

«Нет», – подумала я, чувствуя, как в глазах вскипают слезы. «Не успела».

– Вот что! – он подошел ко мне, присел рядом и приподнял мне подбородок, заставив поглядеть на себя. – Выходи за меня.

– Ты что же, решил, что, как честный человек, теперь должен на мне жениться? – расхохоталась я ему в лицо. – Открою тебе секрет, что секс по пьянке перестал быть причиной для свадьбы еще в прошлом веке.

Жестким рывком он поставил меня на ноги и тряхнул за плечи.

– Думаешь, я не вижу, что с тобой происходит? Сначала пыталась переделать за год то, на что другим нужна целая жизнь, потом впала в депрессию. А после этого бросишься во все тяжкие и примешься делать глупости. И, несомненно, выскочишь замуж за первого встречного! – он успокоился, заботливо прикрыл мои плечи пледом и властно привлек к себе. – Так пусть этим первым встречным буду я.

– Я могу хотя бы подумать? – пробормотала я.

– Подумай, – согласился он, и вышел из комнаты.

– Что думаешь? – тихо спросила я у Шарика, который как раз вылез из-под кровати и смотрел на меня крайне укоризненно.

В самом деле, какая разница, если собственная жизнь стала для меня досадной обузой. Будучи человеком ответственным, я никогда не позволю себе даже думать о том, чтобы с ней покончить. Я бы готова предложить ее кому-нибудь другому – але, тут жизнь есть непрожитая, довольно молодая, здоровая, с перспективами. Но только вот не знаю, как и с кем подобные сделки оформляются, так что, видимо, придется как-то справляться самой.

– Я согласна, – громко произнесла я.

– Я рад! – откликнулся он.

Ни слова о любви не было сказано.

Тот первый ноябрьский снегопад растянулся на сутки, повергнув город в транспортный коллапс. Мгновенно выросли высокие сугробы и очереди на шиномонтаж. Снег оборвал провода, засыпал дворы и крыши, балконы и воспоминания о лете. Город погрузился в привычный промозглый полумрак и будто бы вздохнул, засыпая.