Бремя Сияния

Глава 1: Пепел и кровь

Город Сольгрим тонул в привычном для позднего вечера тумане. Не теплом и влажным, а холодном, едким, пропитанным запахом гари от вечно работающих кузниц, гниющих трав с болотистых окраин и чего-то еще… чего-то металлического, сладковато-тяжелого, что висело в воздухе возле массивных арок Пыточных Блоков. Сквозь туман пробивался тусклый свет магических фонарей, отбрасывая длинные, пляшущие тени на мокрый булыжник мостовой. Тени, похожие на скрюченные пальцы.

По главной улице, игнорируя грязь и толкотню, шел Кайлор Вейн, старший инквизитор Ордена Кровавой Правды. Высокий, под два метра, с широкими плечами, затянутыми в темно-бордовый камзол из плотного, дорогого сукна. Поверх – длинная мантия глубокого, почти черного оттенка, подбитая мехом какого-то редкого зверя, с высоким воротником, скрывавшим нижнюю часть лица. Мантия развевалась за ним, как крылья хищной птицы. Его походка была мерной, уверенной, каждый шаг отмерял пространство без суеты, без лишних движений. Казалось, он не идет, а плывет над грязью.

Лицо Кая, видное в просветах между воротником и краем его коротко остриженных, черных как смоль волос, было будто высечено из мрамора. Резкие скулы, прямой нос с легкой горбинкой, жестко очерченный подбородок. Но главное – глаза. Холодные, пронзительно-серые, как лед на заре. Они смотрели не просто внимательно – они сканировали, оценивали, классифицировали все и всех на своем пути. В них не было ни любопытства, ни злобы, ни даже привычной для инквизитора жестокости. Была лишь абсолютная, леденящая пустота и целеустремленность. Взгляд хирурга, готовящего инструмент.

На его широкой груди, поверх камзола, висел знак Ордена – стилизованный кроваво-красный кристалл в оправе из черненого серебра, похожий на застывшую каплю. Знак мастера Магии Крови. У пояса, скрытый складками мантии, висел не меч, а короткий, тяжелый посох из черного дерева, увенчанный небольшим, но мощным кристаллом того же кровавого оттенка. Источник его силы и орудие воли Ордена.

Он проходил мимо одной из арок Пыточного Блока. Сквозь решетчатые окна на уровне земли доносились приглушенные стоны, звон цепей и монотонное бормотание заклинателей, выжимающих последние капли магии и ресурса. Кай лишь бегло скользнул взглядом по темному проему. Дело рутинное. Необходимое. Как утренний туалет. В одной из клеток, выставленных для устрашения на улицу, мелькнул слабый золотистый свет – Люмин. Кай даже не замедлил шаг. Просто ресурс. Опасный ресурс, требующий контроля. Его родители… Он мысленно отсек знакомую картину – вспышку магии, крики, кровь на камнях их родового поместья. «Они заплатят», – пронеслось в голове привычной мантрой. «Все они заплатят».

Позади него, на почтительном расстоянии, семенили трое его подчиненных – инквизиторы рангом пониже. Их мантии были проще, без подбоя, знаки – меньше и тусклее. Они старались идти так же прямо, как их командир, но не выходило. Один, коренастый и широколицый, нервно покусывал губу. Другой, длинный и тощий, сутулился. Третий, с лицом вечного циника, бросал быстрые взгляды по сторонам.

– Черт, как он вообще дышит в этом тумане? – прошипел коренастый, когда Кай скрылся за поворотом, ведшим к административному кварталу Ордена.

– Кажется, он туман и выдыхает, Борк – усмехнулся циник, потирая руки от холода.

– Слышал, вчера на допросе того старого Люмина в Северном Крыле? – вступил тощий, понизив голос до шепота, хотя Кай был уже далеко. – Говорят, Вейн даже бровью не повел, когда… ну, когда тот перестал светиться. Совсем. Навсегда.

Борк сглотнул.

– Он жесток. Но… эффективен. Отец говорил, таких, как Вейн, один на тысячу. Маг от Бога. И ненависть у него… чистая. Как лезвие.

– Чистая? – фыркнул циник. – Замороженная, скорее. Иногда мне кажется, там, внутри, вообще ничего нет. Ничего, кроме той истории с родителями. Она его и движет. Как заводная пружина в дорогих часах.

– Тише! – Борк оглянулся. – Он и за спиной слышит, клянусь! Помните Эдгара? Того, что усомнился в его методах?

Все трое невольно передернулись. Эдгар исчез после одного такого разговора. Случайно сорвался с городской стены. Очень случайно.

Кайлор Вейн тем временем поднялся по широким ступеням в здание Командорства Ордена. Стражи у массивных дубовых дверей, украшенных все тем же символом кровавого кристалла, замерли по стойке "смирно", взгляд устремлен в пространство перед собой. Он прошел мимо них, не удостоив взглядом. Холл Командорства был мрачен и величественен: высокие своды, витражи с изображениями побед Ордена над "дикими магическими угрозами" (Люминами), тяжелые гобелены, поглощавшие свет. Воздух пахнул воском, старым камнем и… едва уловимым запахом озона и меди – следы постоянной работы мощной магии.

Он миновал кабинеты младших чинов, где слышались приглушенные голоса и шелест бумаг, и вошел в свой собственный. Просторный, аскетичный. Большой стол из черного дерева, заваленный картами, отчетами, свитками. Стеллажи с книгами и артефактами за стеклом. Ничего лишнего. Ни картин, ни безделушек. На стене – единственное украшение: герб его рода – серебряный ястреб на червленом поле. Символ былой власти, ушедшей вместе с родителями.

Он сбросил мантию на резную вешалку, сел за стол. На самом видном месте лежал пергамент с аккуратной, выверенной печатью – гербом, изображавшим стилизованного волка. Ариана. Напоминание о "долге", о стратегическом союзе их семей. Он отодвинул письмо, не распечатывая. Сейчас не до этого. Его взгляд упал на верхний отчет: "О снижении частоты обнаружения активных Люминов в Южном Квартале. Рекомендовано усилить патрулирование в районе портовых кабаков…". Портовые кабаки. Притоны. Грязь. Идеальное укрытие для крыс. В том числе и для тех, кто светится изнутри.

Кай взял перо, собираясь наложить резолюцию, но его пальцы непроизвольно сжались. В памяти всплыл слабый золотистый свет в клетке у Пыточного Блока. Ресурс. Опасный. Требующий контроля. Но… этот отчет. Если Люмины ушли в глубь трущоб, значит, они организуются. Значит, есть кто-то, кто их ведет. Это нельзя допустить. Одна искра – и снова пожар. Как тогда.

Он резко отодвинул стул. Бумаги подождут. Нужно лично прощупать почву. Южный Квартал. Портовые кабаки. Туда, где пахнет дешевым эльем, потом и страхом.

Он вышел из кабинета, снова накинув мантию. В холле его уже ждали трое подчиненных – Борк, тощий и циник. Они вытянулись, стараясь скрыть недавние разговоры за маской служебного рвения.

– Старший Инквизитор? – робко начал Борк.

– Южный Квартал. Портовые кабаки. Особенно 'Ржавый Якорь' и 'Последний Шанс'. Патрулируют слишком вяло, – голос Кая был ровным, металлическим, без интонаций. Он не спрашивал, он констатировал и приказывал. Проверим лично. Сейчас.

– Но, старший инквизитор, 'Ржавый Якорь' – это же… – начал было тощий.

Серо-стальные глаза Кая остановились на нем. Ни гнева, ни угрозы. Просто… лед. Лед, под которым тощий почувствовал, как кровь стынет в жилах. Он резко замолчал.

– Сейчас, – повторил Кайлор Вейн и двинулся к выходу.

Трое инквизиторов переглянулись. В глазах Борка читался страх, у тощего – паника. Только циник пожал плечами с видом 'я же предупреждал'. Они поспешили за своим командиром, чья высокая, закутанная в темную мантию фигура уже растворялась в вечернем тумане, направляясь в самое сердце городской гнили. В сторону порта, где мигали тусклые огни вывесок вроде той, что висела над низкой, покосившейся дверью: "ПОСЛЕДНИЙ ШАНС".

Глава 2: Тени и светлячки

В Южном Квартале туман был не холодным и едким, как у Пыточных Блоков, а теплым, удушающим одеялом, пропитанным запахами гниющей рыбы, дегтя, дешевого перегара и нечистот, текущих по центральному желобу в переулках. Воздух висел тяжело, липко, обволакивая все – покосившиеся ветхие дома с прогнившими ставнями, горы мусора у стен, сгорбленные фигуры в лохмотьях, спешащие по своим темным делам. Свет магических фонарей сюда не доходил. Лишь редкие коптящие факелы да тусклые свечи в окнах кабаков пробивали мрак, создавая островки грязновато-желтого света, где копошилась жизнь – или то, что ее напоминало.

В одном из таких островков, под вывеской с едва читаемыми буквами "ПОСЛЕДНИЙ ШАНС", за стойкой, протиравшей липкую поверхность тряпкой цвета неопределенной грязи, стояла девушка. Ее звали Элира, хотя здесь никто этого не знал. Для всех она была просто Лис – за осторожность, тихий голос и умение растворяться в углах.

Она была худой до болезненности. Кости плеч и ключиц резко выпирали под грубой, потертой рубахой из некрашеного льна, слишком широкой для ее хрупкого стана. Рукава были закатаны до локтей, обнажая руки, похожие на прутики – тонкие, с выступающими суставами и голубоватыми прожилками под прозрачной кожей. Каждое движение – поднять тяжелый кувшин, протереть стойку – давалось с видимым усилием, будто она несла незримый груз. Ее лицо было скрыто под капюшоном из такой же грубой ткани, но когда она наклонялась, чтобы собрать пустые кружки со стола, можно было разглядеть острый подбородок, впалые щеки и огромные глаза.

Глаза… Они должны были быть ее самой яркой чертой. Большие, миндалевидные. Но сейчас они были притушены, словно покрыты пеплом. Цвет их казался неопределенно-серым, водянистым. И в них жил постоянный, животный страх. Он заставлял их бегать, скользить по лицам посетителей, по дверям, по теням в углах, никогда не останавливаясь надолго. Он сжимал ее глотку, делая голос тихим и сипловатым.

– Э-эль, сэр? Три медяка… Спасибо.

Она натянула капюшон глубже, когда к стойке подошел громила с лицом, напоминающим помятый пирог, и потребовал еще эля. Его рука, толстая и волосатая, с грязными ногтями, легла на стойку в сантиметре от ее тонких пальцев. Элира едва заметно отпрянула, будто от прикосновения раскаленного железа. Запах пота, чеснока и чего-то прогорклого от него ударил в нос. «Не смотри. Не дыши громко. Просто налей и отойди.»

Маскировка. Это было ее оружие и ее тюрьма. Глубоко под рубахой, на груди, висел маленький мешочек из выцветшей кожи, туго набитый. Элира украдкой прижала к нему ладонь, чувствуя сквозь ткань колючие стебли и листья. Травы. Горькая полынь, вязкий корень черного папоротника, высушенные лепестки ночной фиалки. Их смесь, которую ей передала умирающая мать, шепча проклятия людям-палачам. Они гасили свет внутри. Подавляли саму суть ее природы. Но плата была высокой. Каждый день, каждую минуту ношения мешочка она чувствовала, как энергия утекает из нее, как песок сквозь пальцы. Появлялась тупая, ноющая головная боль за глазами, дрожь в коленях, тошнота. Иногда, в самые тяжелые моменты, перед глазами плясали черные точки. Она была Люмином, но ее свет был погашен, а с ним уходили и силы. Осталась лишь эта изнуряющая слабость, вечный холод и страх.

– Лииис! Сюда, девчонка! – прорычал хозяин кабака, Хогар, человек, больше похожий на бочку с ногами. Его лицо, обветренное и покрытое сосудистыми звездочками, пылало румянцем вечного подпития. Он чистил огромным ножом подошву рыбы, бросая кровавые куски в ведро. "Эти столы! Видишь, свиньи наследили? Убирай! И смотри, чтобы никто не унес кружек! А то вычту из жалованья!" Жалованья, которого едва хватало на миску похлебки да угол в холодном чулане под лестницей, где она спала на мешке с опилками.

Элира кивнула, не поднимая глаз.

– Слушаюсь, хозяин.

Ее голос был шепотом, потерянным в гомоне кабака – смехе, пьяных спорах, скрипе скамеек. Она взяла ведро с мутной водой и тряпку, еще более грязную, чем та, что была у нее, и двинулась к дальнему углу, где трое матросов играли в кости, громко ругаясь. Она старалась ступать бесшумно, не привлекать внимания. Быть тенью, пятном грязи на стене. Так безопаснее.

Проходя мимо узкого тусклого коридора, ведущего в подсобку и к чулану, она задержала взгляд на щели под дверью. Там, в темноте, чуть заметно, мерцало. Слабое, едва уловимое. Как далекий светлячок. Это была ловушка для крыс – простой камушек с крошечной каплей ее собственной, недельной давности, крови, аккуратно нанесенной иглой. Магия Люминов, самая простая: приманка и легкий ошеломляющий толчок для грызуна. Безопасно для нее, не требовало сил, лишь кроху ее сущности. Но даже этот крошечный огонек в темноте заставил ее сжаться внутри. *Слишком заметно. Рискованно.* Она быстро отдернула взгляд, как будто обожглась.

Работая тряпкой над липким столом матросов (один из них шлепнул ее по тощему заду, захохотав, но она лишь глубже втянула голову в плечи, не реагируя), Элира ловила обрывки разговоров. "… патруль Ордена видел утром у доков… строгий…" – пробурчал один из игроков в кости. Сердце Элиры ударило чаще, холодный пот выступил на спине под грубой тканью. Орден. Здесь. В Южном Квартале. «Не сегодня. Только не сегодня.» Она украдкой метнула взгляд на входную дверь. Массивная, дубовая, с железными накладками. Ее единственный выход и главная угроза.

Она закончила с грязным столом и поспешила обратно за стойку, к относительной безопасности тени под полками с бутылями. Ей нужно было проверить мешочек. Травы внутри перетирались в пыль, теряя силу. Она незаметно развязала шнурок под рубахой, запустила тонкие пальцы внутрь. Сухие, колючие стебли. Их оставалось катастрофически мало. Еще пара дней, от силы. А где взять новые? Полынь еще можно найти на свалках, но черный папоротник? Ночная фиалка? Они росли далеко, в запретных теперь лесах, где когда-то жили ее соплеменники. Страх сменился острой, леденящей паникой. «Что делать?» Без трав она – живой маяк в этой тьме. Первый же инквизитор почувствует ее за версту.

– Лиис! Эля к четвертому! И смотри не расплескай, а то…" – крик Хогара вернул ее в реальность. Она вздрогнула, поспешно завязывая мешочек.

– С-сейчас, хозяин.

Она схватила самый большой, тяжелый кувшин. Руки дрожали. Голова гудела. Черные точки снова заплясали перед глазами. «Сосредоточься. Просто донеси. Просто налей.»

Она двинулась к столику у окна, где сидели двое угрюмых типов в потертых кожаных доспехах – наемники или мелкие бандиты. Ее ноги были ватными. Туман за окном казался живым, враждебным. Она подняла кувшин, чтобы наполнить кружки. В этот момент дверь кабака с грохотом распахнулась.

Холодный поток влажного ночного воздуха ворвался в душное помещение, заставив пламя свечей на столах бешено заплясать. В проеме, окутанные клубами тумана, как призраки, встали четыре высокие фигуры в темных, тяжелых мантиях. Свет из кабака упал на знаки на их груди – стилизованные кроваво-красные кристаллы.

Инквизиция.

В кабаке на миг воцарилась мертвая тишина. Звяканье кружек, смех, ругань – все смолкло. Даже Хогар замер с ножом в руке, его лицо стало землистым. Элира остолбенела. Кувшин выскользнул из ее ослабевших пальцев и с оглушительным грохотом разбился о грязный пол, забрызгав сапоги ближайшего наемника мутной жидкостью. Она почувствовала, как холодная волна ужаса прокатилась по спине. Ее взгляд, полный немого отчаяния, был прикован к фигуре впереди отряда – самому высокому, чьи ледяные серые глаза уже медленно, методично, как сканер, начали обводить потрескавшиеся стены, замерших в ужасе посетителей, осколки кувшина на полу… и наконец, остановились на ней. На ее худой, замершей фигурке у разбитого кувшина. Взгляд был бесстрастным, оценивающим, всевидящим.

И в тот самый миг, когда ее тело сжалось в комок ожидаемой боли, а разум завопил о смерти, Элира почувствовала нечто иное. Глубоко внутри, под слоем паники, слабости и гнетущего действия трав, что-то дрогнуло. Словно крошечная искра, зажатая в кулаке годами, на мгновение пробилась сквозь пепел. И ее глаза, эти притушенные серые лужицы, вспыхнули. Не ярко, не ослепительно. Всего на долю секунды. Мерцающим, чистым, золотисто-янтарным светом, как последний луч солнца в грозовой туче. Светом Люмина.

Глава 3: Искра и Тень

Искра.

Словно крошечная молния, прорезавшая грязное стекло. Всего на миг. Но Кайлор Вейн видел. Его ледяные серые глаза, отточенные годами охоты, не могли ошибиться. В глазах этой жалкой, трясущейся от страха служанки, застывшей над осколками кувшина, мерцал чистый, янтарный свет. Не отблеск свечи. Не пьяный блеск. Внутренний. Люмин.

Но… как? Мысль пронеслась холодным вихрем в его сознании, мгновенно вытеснив грохот падения кувшина, замершую тишину кабака, даже присутствие своих людей за спиной. Они светятся всегда. Он еще не видел Люмина, который бы сумел маскировать это свечение. Это противоречило всему, что он знал. Всему, чему его учили.

Мне показалось? Сомнение было мимолетным, тут же раздавленным железной волей. Нет. Он видел. И если этот Люмин умеет скрываться так эффективно… Сколько их еще прячется в этих трущобах? В его городе? Необходимо проверить.

Он плавно двинулся вперед, обходя стойку. Его подчиненные последовали за ним.

Кай не сразу ринулся в погоню. Вместо этого он нашел свободный столик в углу, у самой стены. Стол был липким, скамья – грубо сколоченной, но он не обратил на это внимания. Он сел, откинувшись спиной к прохладной, шершавой каменной кладке. Поза была нарочито расслабленной, маскирующей стальную пружину внутри. Его взгляд, холодный и неумолимый, как сканер, нашел ее за стойкой. Его товарищи сели рядом, переглядываясь. Они видели, что что-то не так, однако не решались спросить.

Теперь, когда первый шок от вспышки в ее глазах прошел, он мог наблюдать хладнокровно. Методично. Словно изучал редкий, опасный экспонат под увеличительным стеклом.

Дрожь.

Она пронизывала ее всю. Эта мелкая, неконтролируемая вибрация видна была в том, как ее рука, тянувшаяся за кружкой, колебалась на воздухе, прежде чем схватить грубую глину. Эль расплескивался через край еще до того, как кувшин касался края бокала. Дрожь шла от самых плеч, заставляя лопатки неестественно дергаться под тонкой рубахой.

Цвет.

Вернее, его отсутствие. Под слоем грязи и в тусклом свете коптящих свечей ее кожа отливала мертвенной сероватой бледностью, нездоровой, восковой. Капли пота, холодные и липкие, словно слезы страха, стекали по вискам и тонкой шее, открывшейся, когда капюшон чуть съехал. На этой бледной коже бешено колотилась жилка – пульс загнанного зверька, готового сорваться в бегство или рухнуть без сил. Истощение. Глубокое.

Ее глаза.

Те самые, что на миг вспыхнули предательским янтарем. Сейчас они были мутными, глубоко запавшими в темные круги, словно она не спала неделями. Они метались, скользили по поверхностям, по лицам, но никогда не задерживались, избегая его угла с почти физической болью. Когда его взгляд намеренно ловил ее, она вздрагивала всем телом, словно получив удар плетью, и резко отворачивалась, роняя тряпку или спотыкаясь о собственные ноги. В них читался не просто страх, а животный ужас перед обнаружением, граничащий с паникой.

Движения.

Они были рваными, лишенными координации. Она споткнулась о собственную тень, едва не грохнувшись. Пытаясь подхватить кружку, поставленную пьяным грубияном на самый край стола, она чуть не опрокинула весь стол, только чудом удержав его. Казалось, ее худое, изможденное тело было ей не подконтрольно, скованное невидимыми цепями страха и предельной усталости. Он отметил, как ее рука, тонкая как прутик, постоянно прижималась к груди, под грубой тканью рубахи – защитный жест? Или попытка что-то спрятать?

Реакция.

На грубый окрик Хогара, обвинявшего ее в разлитом эле, она не оправдывалась. Она сжалась, приняв гнев как неизбежное наказание, ее плечи подались вперед, голова втянулась. Когда один из завсегдатаев, ухмыляясь, шлепнул ее по тощему заду, она не вскрикнула, не отпрыгнула. Она еще глубже ушла в себя, в капюшон, словно пытаясь исчезнуть, раствориться в воздухе. Ее покорность была не смирением – это была отчаянная мимикрия жертвы, пытающейся стать невидимой для хищника.

Каждая замеченная деталь, каждая неуклюжая попытка казаться обычной служанкой не рассеивали его уверенность, а укрепляли ее. Это был Люмин. Сомнений не оставалось. Но Люмин, живущий на лезвии ножа. Изможденный до крайности, балансирующий на грани срыва и почти лишенный сил даже для базового притворства. Что довело ее до такого состояния? – вопрос всплыл сам собой, подогревая профессиональный интерес.

И главное – как эта ходячая тень сумела скрываться так долго в этом зверинце? Охотничий азарт сменился научным любопытством. Он нашел не просто дичь. Он нашел живую загадку, требующую изучения. Его пальцы непроизвольно сжались на коленях. Его загадка. И он намерен был ее разгадать. Пока он впитывал каждую ее дрожь, каждое неловкое движение, она вдруг замерла, будто приняв решение, и решительно направилась к Хогару.

***

С трудом оторвав взгляд от леденящих серых очей, Элира пошла к Хогару. Она низко пригнула голову, стараясь говорить так, чтобы слышал только он, сквозь гул крови в ушах.

– Х-хозяин, – ее голос сорвался в шепот, хриплый от ужаса. – П-простите… к-кувшин… Я… Мне плохо. Живот… режет. Разрешите… в чулан? Отлечься? Пять минут…

Она судорожно сглотнула, пытаясь изобразить муку. Рука инстинктивно прижалась к животу. Мешочек с травами был под рубахой, это успокаивало. «Пожалуйста, отпусти. Пожалуйста.»

Хогар окинул ее взглядом, полным презрения и раздражения. Его жирное лицо покраснело еще больше.

– Чтоб тебя! – зашипел он, брызгая слюной. – Весь эль на пол! Стыд! И еще отлынивать?! – Он махнул ножом. – Иди, сопливая! Но с жалованья сегодняшний день – вычту! И за кувшин!

Элира закивала так часто, что голова закружилась.

– С-спасибо, хозяин. Поняла.

Голод? Пусть. Лишь бы жить. Она развернулась, стараясь не бежать, и быстро засеменила к спасительному коридору, спиной чувствуя тяжелый, неотрывный взгляд инквизитора. Он все еще стоял там, в центре зала, как темный идол, но его глаза… они следили за каждым ее движением. Не смотрит на дверь. Смотрит на МЕНЯ. Ужас придал ей скорости. Она юркнула в узкий, темный проход.

***

«Она пытается бежать. Предсказуемо. Глупо.» Кай не шелохнулся, лишь слегка повернул голову, следя взглядом, как тень девушки метнулась в темный проход за стойкой. Подсобка? Чулан? Тупик. Уголок рта под воротником мантии дрогнул в подобии холодной усмешки. Он плавно двинулся вперед, обходя стойку. Его подчиненные сделали шаг, чтобы последовать. Резкий, почти невидимый жест Кая – пальцы, сложенные в специфический знак Ордена: "Стоять. Ожидать". Они замерли на месте. Это была его добыча.

***

Темнота коридора обняла ее как спасение. Она прижалась к холодной, шершавой стене, пытаясь перевести дух. Сердце колотилось о ребра. Дверь чулана. Всего несколько шагов. Спрятаться. Переждать. Она рванулась вперед, спотыкаясь о пустые ящики, валяющиеся на полу. Рука нащупала знакомую шероховатую поверхность двери в ее чулан-конуру. Еще мгновение!

Вдруг тяжелые, мерные шаги раздались в начале коридора. Неторопливые. Уверенные. Неотвратимые. Он шел. Она замерла, прижавшись к двери, как мышь перед удавом. Шаги приближались. Каждый – удар молота по наковальне ее страха. Тусклый свет из зала кабака падал в проход, отбрасывая на стену длинную, искаженную тень в мантии с высоким воротником. Тень заполняла узкое пространство, не оставляя места для надежды. Паника сдавила горло. Нет! Не сюда! Она рванула ручку двери – заперто! Ключ… ключ у Хогара! Отчаяние, острое и горькое, хлынуло волной. Она метнулась назад, вглубь коридора, к единственной другой двери – в подсобку. Хоть там!

Она ворвалась в маленькую, захламленную комнату. Бочки, мешки, полки с припасами. Запах пыли, солений и сырости. Она захлопнула дверь за собой, прислонилась к ней спиной, дико озираясь. Замка не было. Только щеколда, хлипкая и ненадежная. Она с дрожащими руками задвинула ее. Это был смехотворный барьер. Шаги остановились прямо за дверью. Тишина. Гулкая, давящая. Потом – ровный, негромкий голос, проникающий сквозь дерево, как холодный клинок:

– Открой.

Элира вжалась в дверь, зажмурив глаза. Казалось, сердце вот-вот разорвет грудную клетку. Она не могла дышать.

Снаружи не повторили. Раздался короткий, сухой щелчок. Что-то маленькое и металлическое просунулось в щель между дверью и косяком рядом с щеколдой. Инструмент? Магия? Щеколда вздрогнула и со звоном отскочила. Дверь плавно распахнулась под легким нажимом.

В проеме, заполняя его собой, стоял Кайлор Вейн. Его мантия казалась еще чернее в темноте подсобки. Ледяные глаза окинули комнату, мгновенно отметив беспорядок, бочки, мешки, и наконец – ее, прижавшуюся к стене у открытой двери, как загнанный зверек. Он вошел, не спеша. Дверь закрылась за ним с тихим стуком. Теперь они были одни. Воздух наполнился запахом его дорогого сукна, холодного металла и невыразимой угрозы.

– Кто ты? – его голос был тихим, ровным, лишенным эмоций. Он стоял в двух шагах, не приближаясь, но его присутствие заполняло всю крошечную комнату, давило. – Откуда? Где другие?

Элира молчала. Слова застряли комом в горле. Она могла только трясти головой, глаза широко раскрыты от ужаса, прижимая к груди руки, под которыми скрывался мешочек с травами.

Он не стал повторять. Сделал один шаг вперед.

– Твой свет. В глазах. Я видел. – Он произнес это как констатацию факта. Без вопроса. Его рука, затянутая в черную кожу, медленно поднялась, не для удара, а словно для того, чтобы прикоснуться, исследовать. – Люмин. Но какой-то… особенный. Как ты это делаешь?

Приближение его руки, этого воплощения власти и смерти, было невыносимо. Инстинкт самосохранения пересилил паралич. Элира рванулась в сторону, пытаясь проскользнуть между ним и бочкой, к выходу. В панике, не глядя под ноги, она споткнулась о край пустого мешка, потеряв равновесие. Она падала вперед, прямо на груду пустых ящиков.

Его реакция была молниеносной. Не раздумывая, он резко шагнул вперед и схватил ее за предплечье выше локтя. Хватка была железной, болезненно сжимающей, не для поддержки, а для фиксации. Чтобы остановить падение. Чтобы удержать добычу.

Боль от его железной хватки смешалась с внезапным, шокирующим потоком тепла, побежавшим от места его касания по всей руке, разливаясь по телу. Появились мурашки. Не страх, а физиологический отклик на прикосновение, странный и пугающий. Ее тело, вопреки разуму, кричащему о враге, отозвалось необъяснимым трепетом. Она замерла, затаив дыхание, глядя на его пальцы, впившиеся в ее кожу, чувствуя это предательское тепло.

***

В момент касания его кожи ее худой, холодной рукой, его мир взорвался. Не болью. Взрывом чистейшей, невероятной силы. Как если бы он годами пил грязную болотную воду, а ему вдруг подали кристально чистый горный родник. Энергия хлынула в него волной, смывая привычную тяжесть его собственной магии крови, даря невиданную ясность ума, остроту восприятия, ощущение всемогущества. Его серые глаза расширились от абсолютного шока. Он непроизвольно сжал ее руку еще сильнее, от непонимания, от ошеломления этим приливом. Что это?! Это… от НЕЕ?!

Они стояли так несколько секунд – он в шоке от силы, она в шоке от реакции своего тела. В тесной подсобке повисла глухая, наэлектризованная тишина, нарушаемая только их учащенным дыханием. Воздух гудел от невысказанного вопроса и открывшейся бездны.

Ледяные глаза Кая медленно поднялись от ее руки к ее лицу. В них уже не было только профессионального интереса. Горел новый, жадный огонь – огонь открытия, обладания и бесконечных вопросов.

Глава 4: Трофей

Хватка. Железная, неумолимая. Боль впивалась в кость выше локтя, но странное, предательское тепло от его касания пульсировало под кожей, смешиваясь с леденящим ужасом. Элира замерла, не в силах пошевелиться, не в силах оторвать взгляд от его пальцев, сжимающих ее тощую руку. Его глаза, эти серо-стальные лезвия, впивались в нее с новой интенсивностью. В них горел уже не просто холодный интерес охотника, а что-то иное, пугающее своей жадностью, своей ненасытностью – огонь открытия, на грани одержимости.

– Тише, – его голос был тише шепота, но резал слух, как скрежет металла. Ни угрозы, ни злобы. Констатация. Приказ, вшитый в саму ткань реальности. – Дергаться – больно. Бесполезно.

Он не тянул, не тащил. Он вел. Один резкий, уверенный рывок – и Элира, спотыкаясь о собственные ослабевшие ноги, вылетела из подсобки в узкий коридор. Он шел впереди, его широкая спина в развевающейся мантии заслоняла весь мир, оставляя лишь запах дорогого сукна, холодного металла и той невыразимой, чужеродной силы, что исходила от него и теперь, казалось, пронизывала воздух вокруг. Шаги его были мерными, неспешными, как будто он просто удалялся после осмотра склада. Ее собственная походка превратилась в жалкое семенение, попытку удержаться на ногах, пока его хватка, как кандалы, направляла и поддерживала с жестокой необходимостью.

Они сделали несколько шагов по темному коридору. Дыхание Элиры было частым, поверхностным, как у загнанного зверя. Казалось, каждый звук – их шаги, скрип половиц, ее собственное сердцебиение – гулко отдается в этой ловушке. Вдруг он остановился. Резко. Она чуть не врезалась в него. Он повернулся, и его ледяной взгляд пригвоздил ее к месту.

– Как? – Слово вырвалось из него резко, как выстрел. Не громко, но с такой сконцентрированной силой, что Элира вздрогнула всем телом. Его глаза сканировали ее лицо, выискивая малейшую реакцию. – Как ты усиливаешь мою магию? – Он видел полную растерянность, смешанную с ужасом, в ее огромных глазах. Это было не притворство. Она действительно не понимала вопроса. Для нее это было… естественным? Невольным? Это открытие лишь разожгло его интерес сильнее.

Элира открыла рот, но звук не вышел. Ком ледяного ужаса стоял в горле. Что он имеет в виду? О чем он? Мысль металась, как пойманная птица. Инстинктивно, как последний щит, ее свободная рука рванулась к груди, к мешочку под грубой тканью рубахи, прижимая его ладонью так, будто он мог защитить от этого пронзительного взгляда.

Движение не ускользнуло от него. Его взгляд, острый как бритва, мгновенно сместился вниз, к месту, куда она прижала руку. Ледяные глаза сузились.

– Что там? – Голос стал еще тише, но жестче. В нем не было любопытства. Было требование. Непоколебимое. – Покажи.

Элира вжалась в стену, пытаясь отодвинуться, но его хватка не дала такой возможности. Она покачала головой, немой протест, последняя попытка сохранить хоть что-то свое, хоть этот жалкий секрет. Слезы подступили к глазам, жгучие и беспомощные.

Он не стал повторять. Он сделал один шаг вперед, сократив и без того крохотное расстояние между ними. Его свободная рука, затянутая в черную кожу, поднялась не для удара, а медленно, неотвратимо потянулась к ее груди, к тому месту, где пряталась ее рука и мешочек. Угроза в этом движении была абсолютной.

– Нет! – Хриплый вопль сорвался с ее губ прежде, чем она осознала. Она зажмурилась, вся сжавшись в комок ожидаемой боли. Все кончено. Он знает. Он все знает. Зачем сопротивляться? Отчаяние, горькое и полное, накрыло ее с головой, смывая последние остатки воли. Что толку скрывать суть, которую он уже видел? Что толку беречь секрет трав, если она все равно умрет? Смерть казалась предпочтительнее этого леденящего, всевидящего взгляда и невыносимой близости.

– Т-травы… – выдохнула она, голос был едва слышным шепотом, прерывающимся от рыданий, которые она с трудом сдерживала. – Только травы…

Его рука остановилась в сантиметре от ее груди. Давление не ослабло, но он ждал. Молча. Его взгляд буравил ее, вытягивая правду силой своей немой воли.

– Зачем? – Одно слово. Глубже любого допроса.

Элира открыла глаза. Слезы катились по грязным щекам, оставляя бледные дорожки. Она смотрела не на него, а куда-то в пустоту перед собой, видя не темный коридор, а образ умирающей матери, сжимающей ее руку в последние минуты, шепчущей проклятия палачам и рецепт выживания.

– Г-гасят… свет… – прошептала она, каждое слово давалось с усилием, как будто она выплевывала осколки стекла. – Внутри… Чтобы не светилась. П-полынь горькая… К-корень черного папоротника… Фиалка ночная… С-смесь… Мама… – Голос сорвался. Она не могла продолжать. Она просто стояла, дрожа как лист на ветру, выдавая свою последнюю тайну, чувствуя, как вместе со словами из нее уходит последняя надежда, последняя защита. Мешочек под рубахой казался теперь не щитом, а символом ее полного поражения, ее обнаженной уязвимости. Она ждала. Ждала его реакции – презрения, гнева, немедленной расправы за годы обмана.

Но Кайлор Вейн молчал. Его лицо, скрытое в тени высокого воротника и коротких черных волос, оставалось непроницаемым, как каменная маска. Лишь в глубине его ледяных глаз вспыхнул и погас холодный, расчетливый огонек понимания. Травы. Ингибиторы. Подавление природной сущности. Добровольное угасание. Каждая деталь ее истощения, ее дрожи, ее бледности обретала новый, жуткий смысл. Это не просто Люмин. Это Люмин, годами травивший себя, чтобы выжить. Уникальный образец. Живой эксперимент в условиях естественного отбора. Его пальцы на ее руке непроизвольно сжались чуть сильнее – не от злобы, а от внезапного прилива интеллектуального азарта.

– Будет изучено, – произнес он наконец, голос его был низким, ровным, но в нем вибрировала стальная нить невероятного интереса. Его взгляд скользнул вниз, к ее груди, где скрывался мешочек. – Все.

Он не стал забирать его сейчас. Не здесь. Он просто развернулся и снова повел ее вперед, по коридору, к выходу в зал кабака. Но теперь его хватка была не просто удерживающей. Она была присваивающей. Он вел не просто пленницу. Он вел свою самую ценную и загадочную добычу, ключ к силе, природа которой ему непостижима. И первый фрагмент ключа – признание в травах – уже был у него.

Они вышли в зал кабака. Гробовая тишина разорвалась гулким эхом их шагов. Все взгляды – пьяные, испуганные, циничные – прилипли к ним. Хогар замер у стойки, его жирное лицо стало землисто-серым. Подчиненные Кая, Борк, тощий и циник, стояли навытяжку у входа, их лица застыли в масках служебного рвения, но страх читался в каждом мускуле. Кай прошел мимо них, не удостоив взглядом, ведя свою добычу.

– Старший инквизитор? – робко начал Борк.

– Сюда не возвращаться. Отчет – утром, – бросил Кай через плечо, не замедляя шага. Его голос звучал ровно, но в нем чувствовалось новое напряжение, стальная струна, натянутая до предела. – Идите.

Он не ждал подтверждения. Дверь «Последнего Шанса» распахнулась перед ним, впуская волну теплого, зловонного тумана Южного Квартала. Элира втянула голову в плечи, словно пытаясь исчезнуть в складках его мантии. Холод ночи после духоты кабака обжег легкие. Туман здесь был гуще, липче, пропитанный запахами гниющей рыбы, нечистот и страха.

Кай двинулся по узкой, кривой улочке, ведущей вверх, от портовой гнили к более каменным, но не менее мрачным кварталам, где располагались резиденции Ордена. Фонарей не было. Лишь редкие отсветы из окон, тусклые и подозрительные. Тени сгущались в проемах, шевелились у мусорных куч. Элира чувствовала, как дрожь, временно притихшая в шоке, возвращается, сотрясая ее изнутри. Каждый шаг отдалял ее от знакомой, хоть и ужасной, норы. Каждый шаг вел в неизвестность, к тому холодному, безжалостному человеку, чье прикосновение обжигало странным теплом. Мешочек с травами прижался к груди под рубахой – жалкий, почти пустой щит против мира и против него самого.

Они свернули в еще более узкий и темный переулок, короткий путь, известный лишь тем, кто знал город как свои пять пальцев. Или тем, кто не боялся его теней. Стены домов здесь почти смыкались, мостовая была разбита, лужи отражали клочья туманного неба. Шаги Кая гулко отдавались от камней.

Из темноты, из-за груды развалин, вышли трое. Не матросы, не докеры. Местный сброд – двое коренастых, с тупыми, жестокими лицами и заточками в руках, один потоньше, с глазами шакала, высматривающего слабость. Их одежда была грязной и рваной, запах дешевого самогона и пота предшествовал им.

– Эй, барханы! – хрипло крикнул один из коренастых, перегораживая путь. Его взгляд скользнул по дорогой мантии Кая, задержался на испуганной, трясущейся фигурке Элиры. – Куда это так спешно? С подарочком? Оставляй мантию да девчонку, сам уйдешь. Целым.

Кай остановился. Не отпрянул, не принял боевую стойку. Просто остановился. Его хватка на руке Элиры не ослабла, но и не усилилась. Он смотрел на грабителей тем же ледяным, оценивающим взглядом, каким изучал отчеты в кабинете. Пустота. Безразличие хищника к назойливым шакалам.

– С дороги, – произнес он ровно. Без угрозы. Без эмоций. Просто констатация.

– Ого, борзый! – засмеялся второй коренастый, делая шаг вперед, заточка блеснула в слабом свете. – Не слышал, что ли? Мы сказали… АААРГХ!

Он не успел закончить. Кай не стал ждать. Его свободная рука молниеносно рванулась к поясу, не к мечу, а к короткому посоху из черного дерева. Но он даже не успел его выхватить полностью. Ярость – холодная, чистая, как алмазный осколок – вспыхнула в Кае внезапно и мощно. Не от наглости ублюдков. От их вторжения. От их попытки отнять. Его трофей. Его загадку.

Он не думал о заклинании. Не сосредотачивался на руне крови. Энергия хлынула из него спонтанно, подпитанная тем шокирующим потоком силы, что пробежал по его жилам от прикосновения к Элире. Не привычная, тяжелая и вязкая магия крови, требующая концентрации и жертвы. Это было иное. Острое. Яркое. Как молния, рожденная в грозовой туче его собственного подавленного гнева и ее, Элириной, странной сущностью.

Он просто толкнул.

Не рукой. Волей. Инстинктом. Посох в его руке лишь дрогнул, кристалл на вершине вспыхнул не привычным багровым, а ослепительно-алым, почти белым светом на мгновение.

Воздух перед ним схлопнулся. Невидимая ударная волна, сконцентрированная в узкий конус, рванула вперед с ревом разорванной ткани пространства. Она не сбила с ног – она снесла.

Первый грабитель, тот, что кричал «АААРГХ», просто исчез. Его отбросило назад, как тряпичную куклу, с размаху в стену дома. Раздался глухой, кошмарный хруст костей, смешанный с хлюпаньем. Он осел у стены бесформенной массой, кровь темным пятном расползалась по камню под ним.

Второго коренастого волна ударила по ногам. Его ноги… сложились неестественно, с треском ломающихся берцовых костей. Он рухнул на мостовую с душераздирающим воплем, катаясь в грязи и собственной крови.

Третий, тощий с глазами шакала, стоял чуть в стороне. Волна лишь огрела его по плечу, но этого хватило. Его отшвырнуло в сторону, он ударился головой о выступающий камень и затих, беззвучно сползая на землю.

Тишина. Гулкая, оглушающая. Туман колыхнулся, закрутился воронкой на месте удара. Запах озона, гари и свежей крови повис в воздухе. Элира сжалась рядом с Каем, ее крик застрял в горле комом ледяного ужаса. Она чувствовала, как энергия – та самая, что согревала ее изнутри при его прикосновении – вырвалась из него с разрушительной силой. И почувствовала, как ее собственные последние крохи сил, сдерживаемые травами, дрогнули, отозвались слабым, болезненным толчком в груди, словно эхо этого удара.

Кайлор Вейн стоял неподвижно. Дыхание его было ровным, но в глазах бушевал ураган. Он смотрел на результат своей вспышки – на размазанное по стене тело, на корчащегося калеку, на бездыханную третью фигуру. Он смотрел на свой посох. Кристалл на его вершине еще слабо тлел алым, как раскаленный уголек. Но главное – он чувствовал. Чувствовал остаточную дрожь той невероятной силы в своих руках, в своих жилах. Силы, которой он не призывал сознательно. Силы, которая пришла легко, как дыхание, но с мощью урагана. Силы, которая была… не его.

Он медленно, очень медленно повернул голову. Его ледяные глаза встретились с огромными, полными немого ужаса глазами Элиры. В нем не было ни капли жалости к сметенным им людям. Было лишь осознание. Глубокое, жадное, пугающее осознание.

Она. Это был ее свет. Ее странная, подавленная сущность. Не просто ресурс для выжимания. Ключ. К чему-то… большему. К силе, о которой он и не мечтал.

Хватка на ее руке не ослабла. Она стала крепче. Тверже. В ней теперь была не просто собственническая решимость охотника. Была алчность исследователя, нашедшего уникальный артефакт. И ярость дракона, защищающего свое золото.

– Идем, – его голос прозвучал хрипловато, впервые за много лет не идеально ровно. В нем слышалось напряжение, металлический привкус неотработанной энергии и непоколебимая воля. – Теперь – без задержек.

Он повел ее дальше, вглубь переулка, оставив за спиной кровавые развалины и давящую тишину. Но теперь в его шагах, в его прямой спине, в самом воздухе вокруг них висело новое знание. Знание о силе, рожденной в точке соприкосновения льда и погасшего пламени. Трофей в его руках был ценнее, чем он мог предположить. И он намерен был раскрыть эту ценность до последней капли. Путь к его резиденции теперь казался не просто дорогой. Он казался порогом в новую реальность. Реальность, где его воля, подпитанная ее сущностью, могла стать абсолютной.

Глава 5: Новая Реальность

Скрип тяжелых дубовых ворот Командорства Ордена слился с грохотом засовов в кошмарном финале пути. Элира шла за Каем, как привязанная, его железная хватка на ее предплечье – единственная точка реальности в вихре страха и истощения. Она ожидала камеры. Каменного мешка с цепями. Или сразу Пыточного Блока, где слабый золотистый свет в клетке был последним, что она видела в «нормальном» мире.

Они свернули не в мрачные корпуса с арками, а в сторону высоких, но ухоженных зданий, обвитых плющом, где жила верхушка Ордена. Кай шел уверенно, его мантия развевалась, но он не обращал внимания на почтительные поклоны встречавшихся инквизиторов. Их взгляды скользили по Элире с холодным любопытством, но ни один не осмелился спросить.

Они миновали еще один внутренний двор и остановились у неприметной, но прочной двери в одном из флигелей. Кай достал ключ – не магический артефакт, а обычный железный – и открыл. Он втолкнул Элиру внутрь и шагнул следом, закрыв дверь за спиной.

Тишина.

Не гнетущая тишина казематов, а… мягкая. Глубокая. Ее оглушило после уличного гула и напряжения. Воздух был другим – не холодным и едким, а теплым, напоенным запахами воска, старого дерева, сушеных трав и… свежеиспеченного хлеба? Элира замерла, не веря своим глазам.

Она стояла в просторном холле. Высокие потолки с деревянными балками. Стены, обшитые темным, теплым дубом. На полу – толстые шерстяные ковры с геометрическим узором, глушившие шаги. По стенам – не гобелены с победами над Люминами, а пейзажи: заснеженные горы, спокойные озера, солнечные леса. На массивном столе у стены стояла керосиновая лампа под абажуром, излучавшая мягкий желтый свет, и ваза с полевыми цветами. Цветами! В городе, где даже трава умирала от гари и яда!

Это был не дом. Это было гнездо. Теплое, уютное, дышащее спокойствием и… жизнью. Совершенная противоположность всему, что Элира знала о Кайлоре Вейне, о самом Ордене, о городе Сольгриме за этими стенами. У нее перехватило дыхание. Недоумение смешалось с острым, почти болезненным ощущением обмана. Где жестокий инквизитор? Где холодная пустота в глазах?

– Кора! – Голос Кая прозвучал громко в тишине, но… иначе. Не металлический приказ, а просто обращение. Твердое, но без ледяной остроты.

Из бокового прохода, ведущего, видимо, вглубь дома, появилась женщина. Полная, румяная, с добрыми морщинками у глаз и седыми волосами, аккуратно убранными в пучок. На ней было простое, но чистое платье и белоснежный фартук. И она… улыбалась. Широко, искренне.

– Старший инквизитор! Добро пожаловать. – Ее голос был теплым, как печеное яблоко. Взгляд скользнул на Элиру, но в нем не было ни страха, ни осуждения, лишь мягкое любопытство. – А это у нас новенькая?

– Да, Кора, – Кай наконец отпустил хватку на руке Элиры. Боль тут же сменилась странным ощущением пустоты и холода на коже. – Элира будет твоей помощницей. Поселишь ее в синей комнате. Обеспечь всем необходимым. Одежду, еду. Она будет помогать по дому там, где ты сочтешь нужным. – Он говорил о ней как о вещи, но тон был деловым, а не унизительным. Как будто нанимал садовника.

– Конечно, господин Кайлор! – Кора подошла к Элире, и та невольно отпрянула. Женщина лишь мягко улыбнулась снова. – Не бойся, милая. У нас тут тихо, чисто. Я Кора, домоправительница. Пойдем, я тебе все покажу, животик накормлю. Вид-то у тебя, как у затравленного зайчонка… – Она протянула руку, не для захвата, а как бы для поддержки под локоть.

Элира вздрогнула. Эта доброта была страшнее угроз. Она метнула взгляд на Кая. Он снимал мантию, вешая ее на резную вешалку. Под ней – простой темно-серый камзол из хорошей шерсти. Без знаков Ордена. Без посоха. Он выглядел… обычным? Нет, не обычным. Опасность все еще исходила от него, как низкое гудение спящего вулкана. Но она была приглушена, замаскирована подобием нормальности. Его лицо было менее напряженным, скулы не так резко выпирали. Но глаза… глаза оставались прежними. Ледяными, сканирующими. Они встретились с ее растерянным взглядом.

– Отдыхай, – произнес он просто, как будто давая указание о погоде. – Завтра начнешь. – И он повернулся, уходя вглубь дома, по лестнице на второй этаж, оставив Элиру на попечение улыбающейся Коры.

Не убивают? Не пытают? Помощница? Мысли путались. Этот дом, эта женщина, этот… домашний Кайлор – все это было сюрреалистичным кошмаром. Более пугающим, чем прямая угроза. Она не понимала правил этой игры.

Синяя комната оказалась маленькой, но безупречно чистой и невероятно уютной. Кровать с мягким матрасом, толстым одеялом и чистыми подушками. Столик у окна. Комод. Маленький коврик. И – чудо из чудес – вазочка с живыми незабудками на подоконнике. Окно выходило не на мрачные стены или туманные улицы, а на маленький внутренний садик с кустами роз и скамейкой.

– Вот твоя кроватка, милая, – сказала Кора, ставя на столик кувшин воды и кружку. – Туалет – в конце коридора. Умывальник тут же. Одежду чистую принесу. А сейчас спускайся на кухню, супчик горяченький налью. – Она ушла, напевая какую-то простую мелодию.

Элира стояла посреди комнаты, ошеломленная. Она прикоснулась к одеялу – мягкому, пушистому. Потрогала лепесток незабудки – настоящий, живой. Запахло едой, настоящей, не похлебкой из отбросов. В ее истощенном теле что-то дрогнуло – не страх, а какое-то забытое, чуждое чувство. Безопасность? Нет. Не может быть. Но… комфорт? Физический комфорт? Это было так непривычно, что почти больно. Она села на край кровати, боясь помять безупречное покрывало. Мешочек с травами, почти пустой, жалко бугорком выделялся под грубой рубахой. Ее единственный щит в этом роскошном плену.

На следующий день началась странная жизнь. Кора была добра, но требовательна. Она поручила Элире простую работу: вытереть пыль, разобрать сухие травы в кладовой, помочь на кухне. Работа была не тяжелой, особенно по сравнению с кабаком, но слабость и постоянная головная боль от трав давали о себе знать. Элира двигалась медленно, осторожно, как по минному полю. Она ждала подвоха. Ждала, когда Кай явится в своем настоящем обличье и бросит ее в темницу.

Он появлялся. За завтраком в светлой столовой (еще один шок – он ел обычную кашу с медом!). За ужином. Проходил мимо, когда она мыла пол в холле. И каждый раз он находил повод прикоснуться к ней.

– Рука, – говорил он ровно, подходя, когда она пыталась стереть пыль с высокой полки и чуть не уронила фарфоровую статуэтку. Он взял ее запястье – не грубо, но твердо – якобы чтобы поддержать. Его пальцы были теплыми, кожа гладкой. И снова – тот предательский толчок тепла под ее кожей, мурашки, заставляющие тело вздрогнуть вопреки воле. Он смотрел ей в глаза, его ледяные зрачки сужались, будто фиксируя ее реакцию, ощущая что-то сквозь контакт. Через секунду он отпускал.

Или: она несла поднос с чаем для Коры. Он вышел из кабинета на втором этаже. Их пути пересеклись на лестнице.

– Пульс, – заявил он без предисловий. Его пальцы легли на ее тонкую шею, под челюсть. Прикосновение было быстрым, профессиональным, но Элира застыла, как кролик перед удавом. Его холодные серые глаза смотрели не на шею, а прямо в ее глаза, изучая расширение зрачков, дрожь губ. Он чувствовал бешеный стук ее сердца. – Слишком частый. Отдохни после. – И он ушел, оставив ее стоять с подносом, дрожа всем телом, с ощущением жжения там, где касались его пальцы.

Эти «исследования» были краткими, деловитыми, всегда под каким-то предлогом. Но Элира чувствовала их истинную цель. Он изучал ее. Изучал ту странную связь, что возникала при прикосновении. Изучал ее. Каждый раз после такого контакта он становился задумчивее, его взгляд задерживался на ней дольше, с тем же жадным, аналитическим огнем, что горел в подсобке кабака.

Однажды, после ужина, Кора попросила Элиру отнести в кабинет Кая чистые бинты и мазь (видимо, стандартный набор инквизитора). Элира замерла у закрытой двери, боясь постучать. Она слышала его шаги внутри. Собравшись с духом, она постучала тихо.

– Войди.

Он стоял у большого окна, за которым темнел сад, залитый лунным светом. На нем был просторный темно-синий халат, подчеркивающий ширину плеч. Он обернулся. Взгляд его был прикован к ней, точнее, к ее груди, где под тонкой домашней рубашкой (уже не грубой, а чистой, выданной Корой) угадывался жалкий бугорок мешочка.

– Запри дверь, – приказал он ровно, без повышения голоса.

Холодный ужас сковал Элиру. Она метнула взгляд на дверь, на выход. Бежать? Куда? Она была в его логове. Дрожащей рукой она толкнула тяжелую дубовую дверь, щелчок засова прозвучал как приговор. Она повернулась к нему, спиной прижавшись к дереву.

– Мешочек, – сказал он, делая шаг вперед. Его ледяные глаза не отрывались от ее груди. – Отдай его. Сейчас.

– Н-нет… – прошептала Элира, инстинктивно прикрывая это место руками. – Пожалуйста… без него я… – Она не могла даже выговорить.

– Отдай. – Он стоял в двух шагах. Его тишина была страшнее крика. В ней чувствовалась стальная воля, готовая сломать любое сопротивление. Физически или магически – неважно.

Отчаяние смешалось с паникой. Она поняла, что сопротивляться бесполезно. Слезы наворачивались на глаза. Дрожащими пальцами она полезла под ворот рубашки, нащупала шнурок. Развязала. Вытащила маленький, потертый мешочек из выцветшей кожи, туго набитый колючим содержимым. Он казался таким жалким и беспомощным в ее тонкой руке. Она протянула его ему, словно отдавая свое сердце.

Кай взял мешочек. Его пальцы сжали грубую кожу. Он не сразу посмотрел на него. Его взгляд был прикован к ней.

Прошла секунда. Две. Ничего. Элира стояла, сжавшись, ожидая… Чего? Удара? Заклинания?

Потом она почувствовала. Глубоко внутри, под слоем привычной слабости и страха, что-то дрогнуло. Словно пробка была выдернута из бутылки. Тепло. Легкое, золотистое тепло начало подниматься из самой сердцевины ее существа. Оно разлилось по жилам, по мышцам, по коже.

Сначала это было едва заметно. Легкое свечение из-под тонкой ткани рубашки на груди, там, где раньше лежал мешочек. Как будто под кожей зажглась крошечная лампадка. Потом свет усилился. Заструился мягкими, волнующимися волнами, пробиваясь сквозь ткань. Он не был ослепительным, но в полумраке кабинета он был явным. Золотисто-янтарным, чистым, как первый луч солнца после грозы. Он залил ее грудь, шею, начал распространяться по ключицам, по плечам. Кожа на руках, тонкая и прозрачная, начала светиться изнутри мягким сиянием, проступая голубоватыми прожилками, как карта неведомой энергии. Даже ее лицо, бледное и испуганное, озарилось изнутри этим теплым светом, делая огромные глаза еще более бездонными, а слезы на ресницах – сверкающими каплями.

Элира застыла. Она чувствовала этот свет. Чувствовала его силу, его жизнь. Вместе с ним она почувствовала давно забытый приток сил.

Кайлор Вейн наблюдал. Молча. Неподвижно. Его каменное лицо не выражало ни страха, ни гнева. Лишь абсолютную, леденящую концентрацию ученого перед уникальным феноменом. Его серые глаза сканировали каждый сантиметр ее светящейся кожи, фиксируя интенсивность, цвет, распространение.

– Так… – прошептал он наконец, и в его голосе прозвучало нечто новое – не холод, а почти… благоговение перед открытием. Он поднес мешочек к носу, не глядя на него, его взгляд все еще был прикован к сиянию Элиры. Он осторожно вдохнул запах горечи и пыли. – Горькая полынь. Корень черного папоротника. Ночная фиалка. Ингибиторы. Подавители. – Он посмотрел на мешочек, потом снова на нее, на ее светящуюся грудь. – Ты сама собирала?

Элира стояла, залитая собственным светом, чувствуя себя абсолютно обнаженной, выставленной напоказ. Страх, гнев, отчаяние – все смешалось. Она видела в его глазах не злобу, а холодный, алчный научный восторг. Он видел в ней не человека, не врага, а источник. И это было невыносимее всего.

– Н-нет… – прошептала она, голос дрожал, свет на ее горле пульсировал в такт сердцебиению. – Мама… перед… – Она не смогла договорить. Картина всплыла перед глазами: дым, крики, кровь на камнях поместья, мать, судорожно сжимающая ее руку, шепчущая рецепт спасения сквозь хрип, проклиная людей в багровых мантиях. Ее свет, вероятно, вспыхнул ярче от нахлынувшей боли.

Кай наблюдал за этой вспышкой. За дрожью, за слезами, сверкающими на светящихся щеках. Он сделал шаг вперед, сокращая дистанцию. Его тень накрыла часть ее сияния.

– Зачем? – спросил он снова. Тот же вопрос. Но теперь он видел ответ. Он хотел услышать его от нее. Хотел увидеть, как эмоции влияют на свет.

Отчаяние переполнило Элиру. Оно вырвалось наружу, как гной из нарыва, вместе со словами, которые она копила годами в темноте страха и ненависти. Ее свет заколебался, заиграл более яркими бликами.

– Чтобы не светиться! Чтобы вы не нашли! Чтобы не убили как… как всех! – Она задыхалась, слезы текли по светящимся дорожкам на щеках. – Мы не нападали первыми! Никогда! Мы просто… жили! Светились… как сейчас! А вы придите с огнем и железом за нашим светом! – Она выкрикнула это, не думая о последствиях, глядя прямо в его ледяные, безжалостные глаза, отражающие ее собственное сияние.

Тишина в кабинете стала густой, как смола, нарушаемая только ее прерывистым дыханием и тихим, почти звенящим гудением ее собственного света. Кайлор Вейн не шелохнулся. Его лицо оставалось каменным. Лишь в глубине серых зрачков, отражающих золотистый призрак Люмина перед ним, что-то мелькнуло – не гнев, не опровержение. Что-то вроде… подтверждения известного факта? Или просто фиксация корреляции между ее эмоциональным выплеском и колебаниями света? Он медленно опустил мешочек на стол рядом с подносом, который она все еще сжимала как щит, ее светящиеся пальцы белели на костяшках.

– Ты не такая, – произнес он наконец, его голос был тихим, но резал тишину, заглушая легкое сияние. – Ты погасила свет. Добровольно. – Он посмотрел на мешочек, потом снова на нее, на ее сияющую фигуру, символ всего, что ненавидел Орден. – Это делает тебя уникальной. Интересной. – Он сделал паузу, его взгляд скользнул по ее светящейся коже. –Отдохни. Свет можешь оставить. Дверь не заперта.

Кайлор отдал ей мешочек. Элира быстро надела его и выбежала из кабинета. Она сказала. Сказала правду в лицо палачу. И он… не убил ее. Не потушил ее свет немедленно. Просто констатировал ее уникальность. Ее "интересность". Как редкий, светящийся в темноте экспонат.

Она бежала по коридору к своей синей комнате – к своей красивой клетке. Тепло дома, улыбка Коры, мягкая кровать – все это вдруг показалось страшной иллюзией, тонкой позолотой на железной клетке, внутри которой теперь горел живой, беззащитный огонь. Ее не убьют сегодня. Но ее будут изучать. Прикасаться. Искать в ней и в ее свете источник той странной силы. И она, истощенная, беззащитная, светящаяся, была полностью в его власти. Новая реальность оказалась пленом, где палач в домашнем халате держал в руках ключ от ее света и называл ее "интересной".

***

Дверь захлопнулась. Гулкий стук отозвался в внезапно оглушительной тишине кабинета. Кайлор Вейн не шелохнулся. Его взгляд был прикован к тому месту, где только что стояла она – сияющая, дрожащая, залитая слезами и собственным внутренним светом. В воздухе еще витал едва уловимый запах озона и… чего-то чистого, горного, незнакомого. Запах ее силы.

В его сознании, обычно кристально четком и холодном, бушевал вихрь данных, наблюдений, выводов:

Интенсивность свечения: высокая, нестабильная, коррелирует с эмоциональным состоянием. Источник: глубинный, биологический, вероятно, связан с магической сущностью на клеточном уровне. Подавление травяной смесью: эффективно, но варварски, разрушительно для носителя. Реакция на прикосновение: усиление потока энергии, симбиотический резонанс. Необходимы дополнительные эксперименты.

Но поверх этого привычного, методичного потока анализа, как трещина на льду, пробилась другая мысль. Неожиданная. Чуждая. Глупая.

Она… красивая.

Мысль пронеслась мгновенно, невольная, как вздох. Не "интересный образец". Не "уникальный феномен". Красивая. В этом сиянии, пробивающемся сквозь тонкую ткань, озаряющим ее бледную кожу изнутри янтарным теплом, делающем слезы на щеках сверкающими алмазами, а огромные глаза – бездонными озерами света… В этом было что-то… захватывающее. Непривычное. Живое в самом прямом, неметафорическом смысле. Контраст между этой внутренней чистотой, этим излучением жизни, и уродством мира, который он знал – миром грязи, крови и холодной магии – был ошеломляющим.

Он резко отвернулся к окну, к темному саду, будто пытаясь стряхнуть с себя это наваждение. Его пальцы сжали край стола, костяшки побелели. Красивая? Это слабость. Сентиментальность. Опасная иллюзия. Она – Люмин. Ресурс. Ключ к силе. Объект исследования. Ничего больше. Ее свет – это угроза, которую она сама же и подавляла годами из страха. Страха перед ним, перед Орденом, перед правдой, которую она только что выкрикнула: "Мы не нападали первыми!"

– Не нападали – хмыкнул Кай своему отражению в стекле – какая глупость.

Он вспомнил родителей. Их убили Люмены. Это просто беспощадные твари. Но в памяти снова всплыл образ: она. Сияющая. Дрожащая. Красивая в своем незащищенном, диком свете. И то чувство… то странное, щемящее чувство, когда его собственная магия крови вспыхнула от прикосновения к ней в переулке, не вязкой силой, а чистой, необузданной молнией. Сила, рожденная в точке соприкосновения льда и этого… этого живого пламени.

Он развернулся и ударил кулаком по столу. Она нужна для изучения. Для понимания источника их силы. Только для этого. Только.

Красивая? – эхом отозвалось в его сознании, но теперь это было уже не наблюдением, а уколом раздражения на самого себя. Он погасил эту мысль с той же жестокой эффективностью, с какой Орден гасил Люминов. Контроль. Всегда контроль. Он подошел к окну, спиной к двери, за которой скрылся ее трепещущий свет, и уставился в темноту сада, пытаясь вернуть в свои мысли привычный, ледяной порядок. Но образ сияющей Элиры, смешавший научный восторг с чем-то глубоко личным и запретным, упорно висел перед его внутренним взором, как послесвечение яркой вспышки в темной комнате.

Глава 6: Сила Прикосновения

Тишина синей комнаты давила, как вата. Элира лежала на спине, уставившись в темноту потолка, ощущая каждую прожилку усталости в своих костях. Работа у Коры была несложной – пыль, травы, помощь на кухне – но каждая задача превращалась в испытание. Слабость. Вечная, изматывающая слабость, пожиравшая ее изнутри, как ржавчина. И голова. Тупая, ноющая боль за глазами, знакомая спутница долгих лет, не отпускала ни на минуту.

Но хуже слабости и боли был стыд. Позорное предательство собственного тела.

Сегодня утром, когда она переставляла тяжелую фарфоровую вазу в гостиной, ее дрожащие руки едва не выпустили ее. И он появился. Как тень. Беззвучно.

– Неустойчиво.

Всего одно слово, произнесенное его металлическим голосом. И его рука – широкая и сильная – легла ей на запястье. Не чтобы поддержать вазу. Чтобы зафиксировать ее.

Элира замерла. Ледышка страха пронзила грудь. Но под кожей, там, где касались его пальцы, тут же побежало предательское тепло. Мурашки пробежали по всей руке, заставив ее дернуться. Она почувствовала, как ее кожа под тонкой рубашкой вспыхивает легким румянцем. Она ненавидела это тепло. Ненавидела дрожь, которая была не только от страха. Ненавидела свое тело за этот отклик на прикосновение палача.

Он смотрел ей в глаза. Его ледяные серые зрачки сузились, сканируя. Он видел. Видел ее стыд, ее ненависть к себе, ее немой вопль. Он чувствовал ее реакцию. И это знание, это холодное научное наблюдение, было невыносимее самой боли.

Он отпустил запястье так же внезапно, как взял. Ваза осталась цела. Элира осталась стоять, дрожа, чувствуя, как тепло медленно отступает, оставляя после себя леденящий холод и жгучую ненависть к себе. Как она могла? Как ее тело смело?

Кайлор ничего не сказал. Просто развернулся и ушел, оставив ее наедине с вазой, пылью и собственными мыслями. Она сглотнула ком в горле, сжимая тряпку так, что костяшки пальцев побелели. Каждое его прикосновение было вторжением. Насилием. Над ее телом и ее духом. И хуже всего было то, что часть ее – глупая, предательская, физическая часть – откликалась.

Весь день она избегала его. Пряталась в кладовой среди мешков с мукой и сушеными травами, когда слышала его шаги. Старалась быть невидимой. Но страх, что он снова найдет повод, что его пальцы снова коснутся ее кожи, висел над ней дамокловым мечом, усиливая дрожь в коленях и тошноту.

Вечером, вернувшись в свою комнату – эту красивую клетку с незабудками на окне – Элира наконец осталась одна. Она заперла дверь (щелчок засова был слабым утешением) и, дрожащими руками, полезла под ворот рубашки.

Мешочек. Ее последняя защита. Ее проклятое спасение.

Она вытащила его. Кожа, выцветшая и потертая, казалась такой хрупкой. Она развязала шнурок и осторожно высыпала содержимое на ладонь.

Пыль. Почти вся смесь превратилась в мелкую, горько пахнущую пыль. Среди крошечных серо-зеленых осколков угадывались лишь жалкие обломки стеблей полыни, крохотный обломок черного, как уголь, корня папоротника и пара сморщенных лепестков ночной фиалки, потерявших весь цвет и аромат. Остальное – труха.

Элира замерла, глядя на жалкую кучку на своей ладони. Последние крохи. Их хватит, может, на один день. А потом… Потом свет. Яркий, неконтролируемый, видимый за версту. Маяк для любого инквизитора в городе. Маяк для него.

Отчаяние, острое и горькое, хлынуло волной. Ее пальцы сжались, рассыпая драгоценную труху по полу. Она не стала подбирать. Что толку? Слезы, горячие и бессильные, потекли по щекам. Она села на кровать, уткнувшись лицом в руки. Тело начало светиться. Сначала слабо, как отблеск луны на воде под рубашкой. Потом ярче. Мягкое, золотисто-янтарное сияние стало пробиваться сквозь ткань, озаряя ее руки изнутри, проступая голубоватыми картами вен на тонкой коже предплечий. Она чувствовала прилив сил – слабый, но заметный после вечной слабости. И это было ужасно. Эта сила была ее смертным приговором. Ее обнажением.

Она не могла так выйти. Не могла позволить Коре, а тем более ему, увидеть ее светящейся, как та… та вещь из клетки у Пыточного Блока. Она забилась в угол кровати, прижав колени к груди, стараясь прикрыть свет руками, как будто это могло помочь. В этот миг она ненавидела свою суть. Свет пульсировал в такт ее бешеному сердцебиению, отражаясь в слезах. Она сидела так, не зная, сколько времени прошло, погруженная в пучину страха и стыда.

Стук в дверь заставил ее вздрогнуть всем телом. Свет под рубашкой вспыхнул ярче.

– Элира? Милая? Ты не выходила ужинать… Все в порядке? – Голос Коры за дверью звучал мягко, с беспокойством.

Элира сглотнула, пытаясь найти голос. Он сорвался в хриплый шепот:

– Я… я не могу… Мне… плохо…

– Открывай, милая. Я зайду? – Настойчивость Коры была обволакивающей, но неотступной.

Элира метнула взгляд на дверь, потом на свои светящиеся руки. Бежать некуда. Спрятаться невозможно. Она медленно, как в кошмаре, сползла с кровати и подошла к двери. Разблокировала засов. Открыла ровно настолько, чтобы высунуть бледное, заплаканное лицо, стараясь спрятать светящуюся шею и руки за дверным косяком. В глазах Коры не было удивления от ее внешнего вида. Сразу стало понятно, Кайлор все же поведал, кто такая Элира на самом деле.

– Ох, милая! – Кора ахнула, увидев ее состояние. – Да ты вся дрожишь! Подожди, я сейчас…

Но Элира уже видела. За спиной Коры, в тени коридора, стояла высокая, знакомая фигура. Кайлор Вейн. Его ледяные глаза уже были прикованы к щели двери, к тому месту, где пробивался ее свет. Кора обернулась, увидев направление ее взгляда.

– Господин Кайлор! Я как раз… Девчонка не в себе. Светится вся, плачет …

Кай сделал шаг вперед. Его взгляд скользнул с лица Коры на Элиру, скрючившуюся за дверью. Он видел слезы. Видел панику в огромных глазах. И, конечно, видел свет, который она так отчаянно пыталась скрыть.

– Уйди, Кора, – произнес он ровно. – Я разберусь.

Кора кивнула, бросив Элире последний сочувствующий взгляд, и засеменила прочь. Элира хотела захлопнуть дверь, но было поздно. Кайлор уперся ладонью в дерево и плавно, неумолимо вошел в комнату. Дверь закрылась за ним с тихим, но зловещим щелчком. Он заполнил собой маленькое пространство. Запах его дорогого сукна, холодного металла и скрытой силы смешался с запахом ее слез и горькой пылью рассыпавшихся трав.

Он окинул ее взглядом с головы до ног. Его сканирующие серые глаза отмечали каждую деталь: слезы, дрожь, свет, пробивающийся сквозь ткань рубашки на груди, руках, даже сквозь тонкую ткань штанин на коленях. Взгляд был бесстрастным, аналитическим, но Элира чувствовала его интенсивность, как физическое давление.

– Травы, – сказала она, не в силах выдержать этот взгляд. Голос сорвался, предательски дрогнул. – Окончательно рассыпались. В труху. – Она показала на жалкие крохи на полу у кровати. – Я… я не могу… остановить свет. – Последние слова прозвучали как признание в самом страшном преступлении.

Казалось, он не смотрит на травы. Он смотрел на нее. На ее сияние. В его глазах горел тот самый жадный, аналитический огонь, который она видела в кабинете. Он сделал шаг ближе. Элира вжалась в стену, свет на ее груди вспыхнул ярче от страха.

– Ты… – начала она, но он перебил ее. Резко. С неожиданным, металлическим отзвуком раздражения в голосе, которого она раньше не слышала.

– Не светись как маяк! – Он почти прошипел эти слова. Его пальцы сжались в кулаки на мгновение. – В этом квартале полно глаз. И ушей.

Он резко развернулся и вышел из комнаты так же внезапно, как вошел. Элира осталась стоять, ошеломленная, прижав руки к светящейся груди, не понимая. Что это было? Угроза? Предупреждение? Почему он звучал… раздраженно?

Шаги вернулись быстрее, чем она ожидала. Он снова вошел, и в его руке был небольшой, но плотно набитый мешочек из небеленого холста. Он бросил его к ее ногам на ковер. Мешочек мягко шлепнулся, издавая шелест сухих листьев и стеблей.

– Полынь. Папоротник. Фиалка. – Он произнес названия трав с холодной точностью, как перечисляя ингредиенты яда. – Смешай сама. Пропорции знаешь. – Он бросил на нее еще один пронзительный взгляд. – Гаси свет. Быстро. И приходи ужинать. Кора волнуется.

Не дожидаясь ответа, он снова вышел, на этот раз закрыв дверь плотнее. Элира услышала его удаляющиеся шаги.

Она медленно опустилась на колени перед мешочком. Ее свет все еще пульсировал, но теперь в нем смешались страх, недоумение и жгучий стыд. Она потрогала холст. Он был грубым, но внутри чувствовался объем трав. Настоящих трав. Достаточных на… она не знала на сколько. Месяц? Больше?

Он дал ей свой запас. Зачем? Чтобы она не светилась "как маяк"? Потому что ее свет привлекал внимание и мешал? Или… или потому что он не хотел, чтобы ее свет видел кто-то еще? Чтобы она оставалась его уникальной загадкой?

Элира схватила мешочек и прижала его к светящейся груди. Прохладная тяжесть трав сквозь холст была обещанием облегчения, возвращения к привычной, хоть и мучительной, слабости и невидимости. Но это было облегчение пленника, получившего отсрочку от казни от руки палача. И этот палач, давший ей яд как лекарство, только что выглядел… раздраженным. Почти… обеспокоенным. Ее свечением.

Она развязала холщовый мешочек и глубоко вдохнула знакомый горький запах. Спасение. И новый виток плена. Слезы снова потекли по ее щекам, смешиваясь с теплым сиянием ее кожи, которое скоро снова погаснет, задушенное горькой смесью из рук самого опасного человека в ее жизни.

***

Едва переступив порог ее комнаты, его атаковал свет.

Не просто свечение ресурса, как в клетках Пыточного Блока. Это было излучение. Теплое, живое, пульсирующее золотисто-янтарными волнами под тонкой тканью ее рубашки. Оно заливало ее худые руки, шею, лицо, делая слезы на щеках не жалкими каплями, а сверкающими алмазами. Оно отражалось в огромных, полных ужаса и стыда глазах, превращая их в бездонные озера света. Оно наполняло маленькую комнату запахом чего-то чистого, горного, чуждого его миру крови и железа – озоном ее силы.

И это было… прекрасно.

Мысль ударила, как нож под ребра. Не "интересно". Не "уникально". Прекрасно. Словно кто-то зажег факел внутри гниющей плоти мира, и этот факел оказался ею. Его пленницей. Его загадкой. Его врагом.

Злость вспыхнула мгновенно, белая и яростная. Не на нее. На себя. На эту предательскую, слабую, глупую мысль. Она Люмин! – пронеслось в голове, как мантра, как клятва. – Ресурс. Угроза. Объект изучения. Такой же свет убили моих родителей!

Но его взгляд, словно прикованный магнитом, не отрывался от сияющей фигуры, прижавшейся к стене. От линий ее светящейся ключицы, от трепета света на ее тонкой шее, от дрожи, которая делала сияние живым, пульсирующим. Он видел ее стыд, ее ненависть к себе (к этому предательскому свету? К его прикосновениям?), и это лишь добавляло масла в огонь его собственного смятения. Почему это трогало его? Почему это вызывало не холодную ярость мстителя, а это… это щемящее, запретное ощущение?

Она заговорила – о травах, о трухе, о невозможности погасить свет. Ее голос, хриплый от слез, резанул по нервам. Он должен был действовать. Взять контроль. Изучить этот всплеск. Но его собственные нервы были натянуты как струны. Он чувствовал остаточное эхо той чудовищной силы из переулка, дремавшее в жилах, и оно отзывалось на ее сияние низким, опасным гулом. Прикоснуться к ней сейчас… что это вызовет? Взрыв? Или что-то еще более неконтролируемое?

– Не светится как маяк!

Слова вырвались сами, резко, с непривычной хрипотцой раздражения. Он почти не узнал свой голос. Это была злость на нее – за этот невыносимый свет, за эту красоту-провокацию, за то, что она заставила его чувствовать это. За то, что она поставила его в положение, где он, Кайлор Вейн, Старший Инквизитор, почувствовал… слабость. Неуверенность. Желание не изучать, а… отступить.

Он увидел, как она вздрогнула от его тона, как свет вспыхнул ярче – от страха? От его слов? От близости? Этот свет кричал о ней на весь дом, на весь квартал. Он привлекал внимание. Ставил под угрозу его контроль над ситуацией. Ставил под угрозу ее как его уникальный образец. Мысль о том, что кто-то другой может увидеть ее такой – сияющей, уязвимой, прекрасной – вызвала внезапный, острый укол чего-то… ревнивого? Нет. Просто собственнического. Только он должен видеть. Только он должен знать. Только он должен иметь.

Ему нужно было убрать этот свет. Немедленно. Вернуть ее в состояние контролируемой слабости. Вернуть себе контроль над собой.

Он развернулся и вышел. Не как хозяин, покидающий комнату слуги. Как солдат, отступающий под огнем. Шаги по коридору к его кабинету были быстрыми, резкими. Он знал, где лежит запас. Он собирал похожие травы для исследования. Он схватил холщовый мешок, грубо набитый горькой смесью – символом ее страданий и его власти над ее сущностью.

Возвращение в ее комнату было еще более невыносимым. Свет все еще лился из нее, омывая скромную обстановку теплым сиянием. Он не мог смотреть на ее лицо. На слезы. На вопрос в глазах. Его пальцы сжали мешочек так, что сухие стебли хрустнули внутри.

– Полынь. Папоротник. Фиалка.

Слова – сухие, технические, как в отчете. Маскировка. Прикрытие для бегства. Он бросил мешочек к ее ногам. Жест был небрежным, почти грубым, чтобы скрыть дрожь в руке, которую он едва сдерживал.

– Смешай сама. Пропорции знаешь. Гаси свет. Быстро. – Последняя фраза как приказ, кнут. – И приходи ужинать. Кора волнуется – слабая попытка вернуть все в рамки нормальности этого абсурдного домашнего плена. Упоминание Коры – щит, чтобы не смотреть ей в глаза.

И он ушел быстро, захлопнув дверь плотнее, чем нужно. Опираясь на холодную древесину снаружи на мгновение, пытаясь заглушить гул в ушах и бешеный стук сердца, который отдавался в висках. Он чувствовал запах озона от ее силы, смешанный с горькой пылью трав, и ненавидел себя за это. Ненавидел ее за то, что она заставила его бежать. За то, что она была… красивой в своем сиянии. За то, что этот погасший свет оказался единственным, что смогло по-настоящему ослепить Кайлора Вейна.

Он оттолкнулся от двери и зашагал прочь, в темноту коридора, пытаясь загнать хаос чувств и мыслей обратно в ледяную клетку контроля. Но трещина была сделана. И он знал, что свет из синей комнаты, даже погашенный его травами, теперь будет гореть у него внутри. Навязчиво. Невыносимо. Прекрасно.

Глава 7: Тактильные Эксперименты

Туман за окном кабинета Кайлора Вейна был густым, как похоронный саван. Внутри же царила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в камине и скрипом его пера по пергаменту. Перед ним лежал новый, толстый фолиант с черной кожей обложки. На титульном листе – ни названия, ни имени. Только стилизованный символ переплетенных линий, похожих на капилляры и лучи света. Его личный журнал наблюдений. Объект наблюдения: Элира.

*Запись 1: День седьмой содержания. Объект адаптируется к бытовым условиям под наблюдением Коры. Физическое состояние стабильно-истощенное. Свет подавлен смесью (состав: горькая полынь 60%, корень черного папоротника 30%, лепестки ночной фиалки 10% – эффективность подтверждена). Первый контакт в переулке показал аномальный приток силы. Необходима систематизация.

Он отложил перо. Систематизация требовала повторения. Контролируемого повторения. Его пальцы непроизвольно сжались, вспоминая тот шквал чистой мощи, что хлынул в него при захвате ее руки. Сила, не требующая жертв, не вязкая, как его собственная магия крови, а легкая, ясная, как горный ветер. И при этом – разрушительная.

Попытка 1: Минута контакта. Запястье.

Он нашел ее в кладовой, где она, стоя на цыпочках, пыталась достать банку с сушеными грибами с верхней полки. Ее рука дрожала от усилия.

– Не дотянешься, – констатировал он, появляясь в дверном проеме как тень. Она вздрогнула, чуть не уронив банку. – Дай руку.

Не спрашивая, не объясняя, он шагнул вперед и взял ее за запястье левой руки. Хватка была не болезненной, но неумолимой – фиксация образца. Элира замерла, вжав голову в плечи. Ее глаза, огромные и серые, метнули на него взгляд чистого ужаса.

*Начало контакта: Время=0 сек. Пульс объекта – 120 уд/мин. Дрожь выраженная. Температура кожи – пониженная.

И тогда это началось. Словно открылся шлюз. Теплая волна чистой энергии влилась в его руку, разлилась по предплечью, плечу, заполнила грудную клетку. Головная боль от утреннего отчета растаяла. Ощущение тяжести в конечностях, вечный спутник его магии крови, исчезло. Ум прояснился до кристальной остроты. Он чувствовал каждую прожилку в ее тонкой кости, биение крови под кожей – не как угрозу, а как источник. Его собственные резервы магии, обычно требующие часов медитации для полного восстановления, наполнились до краев за секунды.

*Время=15 сек. Приток энергии стабилен, высокий уровень. Ощущение: ясность, легкость, прилив сил. Физиологические показатели субъекта (моего): нормализация. Магический резерв: восстановлен до 100%.

Элира пыталась отдернуть руку, слабое движение протеста. Его пальцы сжались чуть сильнее, автоматически. Не больно. Чтобы удержать поток. Чтобы продлить этот чистый восторг силы. Он видел, как ее губы задрожали, как слеза навернулась на ресницу. Стыд. Отчаяние. Ее ненависть к этому контакту была почти осязаемой. Но для него в этот момент она была не человеком. Она была фонтаном живительной мощи.

*Время=45 сек. Энергетический поток не снижается. Объект демонстрирует признаки стресса: слезотечение, тахикардия (пульс ~140), усиление дрожи. Возможна корреляция эмоционального состояния объекта с интенсивностью потока? Требует проверки.

Ровно через минуту он отпустил. Не потому, что поток ослабел – он был все так же силен. Потому что протокол. Элира отпрянула, прижав запястье к груди, как обожженное, ее дыхание частое, поверхностное.

– Продолжай работу, – бросил он через плечо, уже уходя. Его шаги были легче, тело – послушнее. В ушах стоял легкий звон – эхо переполнения силой. Он вернулся в кабинет, к журналу.

*Конец контакта: Время=60 сек. Энергетический поток прекращен мгновенно. Остаточные ощущения: легкая эйфория, повышенная сенсорная восприимчивость. Магический резерв: 100%. Время наблюдения за спадом эффекта.

Он сидел неподвижно, концентрируясь на внутренних ощущениях. Через десять минут острота восприятия начала притупляться. Через двадцать – вернулась знакомая тяжесть в затылке, легкое давление за глазами. Через сорок минут его магический резерв вернулся к обычному для конца дня уровню – около 70%.

Вывод 1: Кратковременный тактильный контакт (60 сек) обеспечивает мгновенное восстановление магического резерва до максимума и временное улучшение физического состояния субъекта (меня). Эффект "ясности" длится ~20 мин. Полное возвращение к базовому состоянию – ~40 мин. Объект демонстрирует выраженный стресс. Гипотеза о связи интенсивности потока с эмоциональным состоянием объекта требует проверки.

Попытка 2: Минута контакта. Предплечье. Провокация стресса.

Он выбрал момент, когда она мыла посуду на кухне. Руки по локоть в мыльной воде, беззащитность. Он подошел сзади, молча. Она не слышала его шагов. Его рука легла ей на предплечье выше локтя, обнаженное, мокрое от брызг. Элира вскрикнула от неожиданности, выронив тарелку. Она разбилась о каменный пол с оглушительным звоном.

*Начало контакта: Время=0 сек. Пульс объекта – резко >160 уд/мин. Дрожь генерализованная. Температура кожи – низкая, но локально в месте контакта – повышение. Выраженный испуг.

Волна силы хлынула снова. Но на этот раз она была… острее. Ярче. Словно в ней было больше искр. Она ворвалась в него не просто теплом, а почти электрическим разрядом. Голова прояснилась мгновенно, границы мира стали четче. Его собственная магия крови, дремавшая в глубине, встрепенулась, реагируя на этот чистый, дикий поток. Он почувствовал, как легко ему было бы сейчас сжечь что угодно дотла, одним лишь усилием воли.

*Время=30 сек. Энергетический поток на 15-20% интенсивнее предыдущего. Субъективные ощущения: повышенная возбудимость, ощущение "электричества" в крови. Магический резерв: 100%+. Объект в состоянии паники.

Она пыталась вырваться, мыльная вода хлюпала, слезы текли по щекам. – Отпустите! Пожалуйста! – ее голос был хриплым шепотом. Ее страх был почти вкусным. Он чувствовал, как ее сердце колотится под тонкой кожей предплечья, как кровь бешено стучит в висках. И с каждым ударом сердца – новый толчок силы.

*Время=60 сек. Поток стабильно высокий. Субъект (я) отмечает непривычную агрессивность энергии. Желание действовать. Контроль сохранен.

Он отпустил ровно через минуту. Элира отшатнулась, прислонившись к столешнице, бешено вытирая предплечье фартуком, словно стирая его прикосновение. Он молча посмотрел на осколки тарелки, потом на нее.

– Убери, – приказал он и вышел. Его собственное сердце колотилось чаще обычного. От силы? От ее паники? Он не стал анализировать. Записал.

*Конец контакта: Время=60 сек. Поток прекращен. Остаточная энергия более "агрессивна". Эйфория сменяется легкой раздражительностью. Время возвращения к базе: 35 мин. Магический резерв упал до 75% быстрее.

*Вывод 2: Эмоциональное возбуждение объекта (страх, паника) усиливает интенсивность и "остроту" энергетического потока примерно на 15-20%. Эффект оказывает возбуждающее действие на субъекта (меня). Требуется осторожность. Стресс объекта ускоряет истощение эффекта.

Попытка 3: Две минуты контакта. Плечо. Контроль эмоций.

На этот раз он выбрал нейтральную обстановку. Вечер. Она сидела в гостиной, штопала простыню при свете керосиновой лампы. Спокойная, сосредоточенная. Он подошел и сел в кресло напротив, не говоря ни слова. Просто смотрел, пока она не подняла встревоженный взгляд.

– Рука, – сказал он. Не приказ. Констатация.

Элира замерла, игла застыла в воздухе. Она знала, что сопротивляться бесполезно. Медленно, как в замедленной съемке, она опустила работу. Он протянул руку и положил свою ладонь ей на плечо, чуть выше сгиба локтя. Через тонкую ткань домашней рубашки он чувствовал хрупкость кости, легкую дрожь.

*Начало контакта: Время=0 сек. Пульс объекта – 100 уд/мин (слегка повышен). Дрожь минимальная. Состояние: настороженность, но без паники.

Поток начался. Стабильный, мощный, но… плавный. Как глубокая река, а не бурный поток. Сила наполняла его равномерно, без электрических искр предыдущего раза. Ясность ума, легкость в теле – те же. Но не было того опасного возбуждения. Это было… приятно. Умиротворяюще. Он закрыл глаза на секунду, погружаясь в это ощущение чистого, неистощимого источника.

*Время=60 сек. Поток стабилен, интенсивность как в Попытке 1. Ощущения: гармония, глубокая релаксация, концентрация. Магический резерв: 100%. Объект неподвижен, дыхание ровное.

Он продлил контакт. Еще минуту. Его рука лежала на ее плече. Она не пыталась уйти. Просто сидела, опустив глаза, игла мертво зажата в пальцах. Ее свет, подавленный травами, был невидим. Но он чувствовал его источник под своей ладонью. Теплый. Живой.

*Время=120 сек. Поток не ослабевает. Субъект (я) отмечает необычное чувство… спокойствия? Контроль над собственной магией ощущается абсолютным. Объект демонстрирует пассивное принятие.

Он убрал руку. Элира вздохнула, почти неслышно, и снова взялась за штопку. Ее пальцы дрожали. Он встал и ушел в кабинет.

*Конец контакта: t=120 сек. Поток прекращен. Остаточное ощущение глубокого спокойствия и наполненности. Эффект "ясности" длится 30 мин. Полное возвращение к базе: 55 мин. Магический резерв снижается медленнее.

Вывод 3: Продолжительный контакт в состоянии относительного спокойствия объекта обеспечивает стабильный, мощный поток без побочной "агрессии". Эффект обладает выраженным релаксирующим и стабилизирующим действием на субъекта. Длительность положительных остаточных эффектов увеличивается.

Синтез наблюдений:

Кайлор Вейн сидел за своим столом, журнал открыт на чистой странице. Перед ним лежали выписанные тезисы:

Контакт = Сила. Неопровержимо. Даже минимальный тактильный контакт обеспечивает мгновенное восстановление магического резерва и улучшение когнитивных/физических функций.

Интенсивность потока варьируется:

Спокойствие объекта: Стабильный, мощный, "глубокий" поток. Эффект: ясность, релаксация, длительный остаточный период.

Страх/Паника объекта: Острый, "электрический", усиленный поток. Эффект: возбуждение, агрессивность энергии, быстрый спад.

Длительность контакта: Прямо пропорциональна длительности положительных эффектов после контакта. Двухминутный контакт дает почти час ощутимого превосходства.

Локализация контакта: Разницы между запястьем, предплечьем и плечом не выявлено. Поток начинается в точке контакта и мгновенно заполняет все тело.

Состояние объекта – ключ. Его эмоции напрямую влияют на качество передаваемой силы. Страх делает силу опасной для контроля. Спокойствие – гармонизирует.

Возвращение к базе: Неизбежно. Время зависит от исходного состояния и эмоционального фона контакта (от 35 до 55 мин в проведенных опытах). Необходим повторный контакт для поддержания пика.

Он откинулся на спинку кресла, пальцы сложены домиком перед лицом. Его взгляд упал на черный посох, прислоненный к стене. Кристалл, обычно излучавший тусклое багровое сияние, сейчас был темным, безжизненным. Но Кайлор чувствовал в себе остаточное тепло от последнего контакта. Спокойствие. Глубину. Абсолютную уверенность в своей силе. Это было… опьяняюще.

Он вспомнил ее плечо под своей ладонью. Хрупкое. Покорное. Источник этой невероятной мощи. Его холодный, аналитический ум перебирал факты, выводы, гипотезы. Но под слоем рациональности клокотало что-то иное. Любопытство, переходящее в одержимость. Жажда. Не просто силы, но и… понимания. Глубины этого феномена.

Он посмотрел на свою ладонь. Там, где касался ее кожи, еще жило эхо тепла. Эхо силы. Что, если мимолетного прикосновения к плечу или запястью недостаточно? Что, если контакт будет… ближе? Глубже? Не ладонь к коже через ткань, а… Что, если убрать барьер? Что, если площадь контакта будет больше? Что, если контакт будет не на минуту, а… дольше? Что, если не просто касание, а…

Мысль, холодная и обжигающе соблазнительная одновременно, пронеслась в его сознании, вытесняя все остальные расчеты. Он увидел ее сияние в кабинете – прекрасное, уязвимое, пульсирующее жизнью. Он почувствовал всплеск силы в переулке – чистый, необузданный, разрушительный. Он ощутил гармонию длительного контакта в гостиной.