Ставка выше Небес

Глава 1

Миша родился в небольшом забайкальском городке в год, когда Леонид Ильич Брежнев отправился в мир иной, а великая держава начала свой неумолимый дрейф к распаду. И первой его фамилией стала Цукерман – звучная, как щелчок кассового аппарата.

Отец его, Борис Лазаревич Цукерман, был мелким жуликом с большими амбициями и заядлым картежником, способным обыграть в "очко" даже собственную совесть. Происходил Боря от брака Лазаря Цукермана – сына самого товарища Льва Цукермана, который, если верить семейным легендам, подавал чернила Железному Феликсу для подписания расстрельных списков – и дочери испанских коммунистов Марии Кастро.

– Моя мама, – любил хвастаться Боря, разливая по стаканам мутный самогон, – была красива, как Барселона в праздничную ночь, и горда, как королева Изабелла Кастильская, у которой, между прочим, тоже с евреями был какой-то там шахер-махер. Семейная традиция, понимаешь!

Мама Миши, Надежда, происходила от более приземлённой, но не менее колоритной смеси: потомка ссыльных кубанских казаков Назара Карпенко, который мог выпить ведро самогона и остаться на ногах, и обрусевшей татарки Райхан, в просторечии Раи, которая этого самого Назара могла уложить на лопатки одним только взглядом своих раскосых глаз.

Познакомились родители Миши по-советски просто и романтично. Боря Цукерман досиживал в лагере свой третий срок за мошенничество (первые два были, по его словам, "просто недоразумением"), а Надюша Карпенко приехала из деревни в город, где училась на библиотекаря и подрабатывала в кинотеатре художником, рисуя афиши для фильмов.

– Я, между прочим, – гордо рассказывала потом Надя соседкам, – "Войну и мир" так нарисовала, что директор кинотеатра думал – это фотография! А Болконского я сделала похожим на Бориса – сама не знаю почему. Видать, судьба…

Солагерник Бори, щуплый карманник по кличке Гвоздь, проиграл ему в карты адресок заочницы – товар в лагере ценнее хлеба и табака.

– Слушай, Цукерман, – шептал Гвоздь, передавая заветный листок, – девка – огонь! Пишет как Тургенев, а фотка – закачаешься. Не продешеви, я за неё пол-барака обыграл.

С заочницей можно переписываться, оттачивая мастерство эпистолярного жанра и коротая медленно текущее здесь время, а можно развести сердобольную простушку на посылку или даже на свиданку, что тоже очень полезно для нервного и физического здоровья.

Адресок, который Боря выиграл в стиры, оказался просроченным, ибо указанная там гражданка давно съехала, а теперь снимала комнату Надя. Она, не удержав своё девичье любопытство, вскрыла письмо и была очень впечатлена душевной историей невинного сидельца.

– Какая проникновенная судьба! – всхлипывала Надя, перечитывая письмо в третий раз. – Как несправедлива бывает жизнь к хорошим людям!

А написал это письмо сидевший там же за совращение несовершеннолетних студенток профессор филологии по кличке Достоевский, который за пачку чая писал такие душещипательные послания, что даже видавшие виды вертухаи украдкой смахивали скупую мужскую слезу.

Надя, как человек ответственный и не чуждый состраданию, написала в ответ:

"Здравствуйте, товарищ заключённый! Должна Вас огорчить, что Валентины Петровны по указанному адресу больше нет, она выехала в неизвестном направлении. Проживаю здесь временно я, студентка библиотечного техникума. Прочитала Ваше письмо случайно (извините за бестактность) и была тронута Вашей нелёгкой судьбой. С комсомольским приветом, Надежда Карпенко".

На что Боря резонно ответил:

"Дорогая Надежда! Мне, честно говоря, фиолетово с кем переписываться, но по почерку сразу понял, что человек Вы порядочный и понимающий. У Вас такие аккуратные буковки, прямо как у моей покойной бабушки, царствие ей небесное. А она была святой женщиной, пекла такие пирожки с капустой, что сам секретарь райкома захаживал. Давайте писать друг дружке, скрасим мои последние дни в неволе. Ваш Борис".

Так они и переписывались почти полтора оставшихся по сроку года. Надя отправляла посылки со своей небогатой стипендии и зарплаты, вкладывая туда банки со сгущёнкой, которые Боря тут же менял на чай и сигареты.

– Девка, ты что, совсем сдурела? – возмущалась её соседка по комнате, Зинка. – Ты зэку посылки шлёшь, а сама второй месяц на одной картошке сидишь!

– Ты не понимаешь, Зин, – мечтательно отвечала Надя, – у него душа такая ранимая. Он стихи мне пишет! Вот послушай: "Как звезда в ночи холодной, ты мне светишь сквозь туман. Жду тебя я, жду свободы. Твой навеки, Цукерман".

– Тьфу ты, – сплёвывала Зинка, – Есенин нашёлся. Цукерман… Он же еврей! Ты хоть знаешь, что это значит?

– Знаю, – гордо отвечала Надя, – это значит, что он умный и образованный!

Надя даже разок съездила к Боре на свиданку. Благо, лагерь находился не так далеко – в нескольких часах езды на дребезжащем автобусе.

– Ой, а ты совсем не такой, как я представляла, – растерянно пробормотала Надя, увидев перед собой высокого, смуглого мужчину с золотым зубом и татуировкой "Не забуду мать родную" на волосатой груди.

– А ты – в точности как я мечтал, – подмигнул ей Боря, оценив пышные формы деревенской красавицы. – Прямо как с картины "Девушка с веслом", только весла не хватает!

А по окончании срока Боря, нацепив свой единственный, но хорошо отглаженный костюм, заехал за Надюшкой в город, увёз её к себе, и через год на свет появился Мишка.

На удивление, в гремучей смеси генетического интернационала верх взяла славянская кровь. Мишка получился светленьким, но с тёмными, как испанские маслины, глазами.

– Надька, – шептались соседки за спиной, – а пацан-то не в Борьку пошёл! Ты там в городе-то не шалила?

Надя устала отвечать на вопросы любопытных – в кого такой пацан у Цукерманов? Обычно отшучивалась:

– В соседей – Потаповых. Видите, какие они светленькие? Вот и Мишка в них.

Чета Потаповых жили душа в душу ровно через дорогу на одной улице с Цукерманами, действительно оба были блондинами, растили троих таких же белобрысых детишек и были настолько счастливы и неразлучны, что не вызывали никаких сомнений в явной иронии ответа.

– Ты смотри, Надька, – грозила пальцем старая Петровна, – шутки шутками, а Борька-то твой не дурак. Заподозрит чего – беда будет.

А сам Боря Цукерман оказался абсолютно не пригодным к браку человеком, как бывает не пригодным к дальним плаваньям страдающий неизлечимой морской болезнью. Он безбожно пил, позоря свою фамилию (всё-таки евреи славятся умеренностью в алкоголе), гулял с продавщицей из рыбного отдела и частенько колотил жену.

– Боря, – рыдала Надя, прикрывая синяк под глазом, – ты же мне в письмах писал, что любишь! Что я – твоя звезда в ночи!

– Так то в письмах, – резонно отвечал Боря, наливая себе очередную стопку. – Их мне Достоевский писал за пачку чая. А я, если хочешь знать, даже читать толком не умею – в школе всего три класса оттарабанил!

Такая семейная жизнь Наде вскоре так осточертела, что однажды она, собрав небольшие пожитки в потёртый чемоданчик, подхватив сопливого Мишку неполных трёх лет, уехала к родителям в деревню, подав на развод.

Глава 2

Родители встретили дочь не сказать, чтобы совсем приветливо. Отец, Назар Петрович, почесал затылок и изрёк:

– Это понятно, что пьёт и бьёт. Но, во-первых, кто же не пьёт? Даже Цукерманы, оказывается, в этом отношении люди! А, во-вторых, мы ж тебя, доченька, предупреждали! Ты ж сама за него пошла.

– Да, папа, – вздохнула Надя, – но я думала, он другой…

– А теперь что? – подключилась мать, Рая. – Бьёт, значит – любит. Да и пацан у тебя. Кому ты теперь с пацаном нужна? Разве что Петьке-трактористу, у которого глаз косой и зубов передних нет.

– Не нужен мне никакой Петька, – гордо ответила Надя. – Я сама Мишку подниму. Вон какой красавец растёт – весь в меня!

– Ага, – хмыкнул дед Назар, разглядывая внука, – особенно глаза. Прямо вылитые твои – карие, раскосые. Только вот у тебя глаза голубые… Но это, видать, гены шалят. У евреев они такие – хитрые!

Но Мишка рос мальчишкой умным и послушным в отличие от многих шаловливых двоюродных братьев и сестер от большой маминой семьи. Он с малых лет понимал, что жизнь – штука сложная, и если ты Цукерман, выросший в деревенской семье Карпенко, то лучше держать ухо востро и не нарываться.

А еще Мишка был красив. Не той деревенской красотой крепких румяных мальчишек, а какой-то особенной, почти киношной. Светлые волосы, которые летом выгорали до белизны, смуглая от южного солнца кожа и те самые темные, как испанские маслины, глаза. Юные девушки, увидев его, восхищались, представляя, какой красавец-мужчина из него вырастет.

– Ой, гляньте, какой мальчонка! – восклицала какая-нибудь приезжая Светка, подталкивая локтем подружку. – Прямо как с картинки!

– Да, – вздыхала та, – только с мужиками обычно так бывает: пацаном красивый, потом так себе, а к старости, если доживет и не сопьется, снова ничего получается.

Мишка делал вид, что не слышит, но эти слова почему-то врезались в память. Надя, его мать, однажды даже специально фотографа пригласила домой – худощавого мужичка с огромным фотоаппаратом и запахом одеколона "Шипр".

– Стой смирно, Мишенька, – командовала мать, поправляя ему воротничок белой рубашки, – такая красота должна остаться для истории!

Благодаря тому, что одна из сестер матери, тетя Валя, работала учительницей младших классов, Мишка наблюдал, как она занималась дома с отстающими детьми, и в четыре года как-то сам научился читать и рано освоил начальную арифметику.

– Ты глянь-ка, Надька, – удивлялась тетя Валя, – твой жиденок уже "Колобка" сам читает! Вот это да!

В пять лет он уже приходил к мамке в сельскую библиотеку и под удивленными взглядами посетителей сам выбирал себе понравившиеся книги.

– Это что за карлик ученый? – спрашивали бабки, приходившие менять книги. – Надежда, это твой, что ли? И правда, что ли, сам читает?

– Сам, – гордо отвечала Надя, – в кого только уродился такой…

Тогда же он первый раз своровал. Дело было так. Они с двоюродными братьями и сестрами играли в прятки, и Мишка увидел мамину сумку, в которой лежала только что полученная ей зарплата. Мишка не удержался и взял деньги, решив купить в сельском магазине робота, которого мамка не хотела ему купить. Когда пропажа обнаружилась, начался скандал, но на Мишку никто не подумал. Грешили на младшего брата матери – Толика, который как раз только освободился из тюрьмы.

– Толька, паскуда, – кричала бабка Рая, размахивая полотенцем, – я ж тебя предупреждала: еще раз что-нибудь стащишь – ноги твоей в этом доме не будет!

– Мам, да ты чего? – оправдывался дядя Толик, худой мужчина с татуировками на пальцах. – Я что, совсем охренел – у сестры тырить? Да я лучше у председателя колхоза украду!

Мишка испугался и деньги спрятал в укромном месте среди зарослей больших лопухов. Но однажды не выдержал и проболтался соседской девчонке Ленке – тощей конопатой девахе с вечно растрепанными косичками.

– Ух ты! – восхитилась Ленка. – А что ты на них купишь?

– Робота, – важно ответил Мишка, – железного, на батарейках.

Ленка, конечно же, разболтала все своим родителям, те – матери. И началось…

Мать в гневе так порола Мишку, что он от ужаса наложил в штаны. Дед Назар с трудом отбил внука у разъяренной Нади.

– Надька, ты что творишь?! – кричал дед, выхватывая ремень из ее рук. – Ты ж его убьешь, дуреха! Ну, украл, ну, дурак малый, с кем не бывает!

– Пусть знает, – рыдала Надя, – пусть знает, как воровать! Я не для того его рожала, чтобы вором вырос!

Из этого случая Мишка сделал три важных вывода: у своих воровать нельзя, надо не попадаться и не стоит доверять женщинам, даже если им всего восемь лет и у них веснушки на носу.

Мишкин отец, Борис, время от времени присылал посылки, писал мамке письма с просьбой помириться и однажды приехал – высокий, сильный, в норковой шапке и кожаном пальто, во рту – золотые зубы, которые сверкали, когда он улыбался.

– Надюша, – говорил он, обнимая мать за плечи, – ну хватит дурить. Поехали со мной. Я теперь при деньгах, все будет как надо.

– Иди ты знаешь куда, Боря, – отвечала мать, вырываясь из его объятий, – со своими деньгами. Я знаю, как ты их зарабатываешь.

Когда Мишка тайком подсмотрел, как отец открывает в дальней комнате чемодан, он увидел там банки со сгущенкой, которую Мишка так любил, и плотные пачки денег. Видимо, батя в этот раз неплохо выиграл в карты.

– Сынок, – подмигнул отец, заметив Мишку в дверях, – иди сюда. Это все тебе. Только маме не говори, что деньги видел, а то опять скандал будет.

Мать не соглашалась вернуться к отцу, и однажды тот, под предлогом съездить с Мишкой в райцентр, чтобы сделать совместное фото в ателье, увез его на попутках к себе домой в город, к бабушке, за несколько сотен километров.

– Ты теперь со мной будешь жить, сынок, – говорил отец, поглаживая Мишку по голове, – я тебе такую жизнь устрою – закачаешься! И в школу хорошую пойдешь, и одет будешь как надо, не как деревенщина.

На следующий день туда явилась мать с милицией, забрала Мишку и окончательно рассталась с Борисом, объявив Мишке, что теперь у него нет отца.

– Запомни, – говорила она, крепко держа Мишку за руку, пока они ехали в автобусе обратно в деревню, – нет у тебя никакого отца. Умер он. Понял?

– Понял, – кивал Мишка, глотая слезы.

Мишка рос в деревне, играл с ребятами, купался в речке, пас с дедом коров, слушал его интересные рассказы о жизни и окружающем мире. Дед знал много сказок и разных историй, любил приврать и приукрасить.

– А вот когда я на войне был, – начинал дед Назар, попыхивая самокруткой, – нас, значит, окружили немцы. Танки их прут, самолеты бомбят, а нас всего-то взвод остался…

– Дед, ты ж говорил, что в плену был, а не воевал, – напоминал Мишка.

Цыц, шкет! – отмахивался дед. – Я и в плену был, и воевал. Жизнь, она длинная, всякое было.

Дед знал про окружающие растения, особенно те, что годились на подножный корм. Еще дед умел виртуозно материться. Он ругался так, с такими оборотами, что люди вокруг от неожиданности замолкали, лошади прижимали уши от ужаса, будто почуяли волка, а собаки начинали выть.

Однажды зимой он, пьяный, запряг лошадь в сани, посадил туда Мишку и погнал по снегу, но вскоре перевернул сани, и Мишка полетел в сугроб, а оттуда с ужасом слышал, как дед материт лошадь, зиму, сани и даже богородицу.

– Ты, кобыла драная, – орал дед, пытаясь поднять сани, – чтоб тебя волки съели! И зима эта проклятая! И сани эти кривые! И ты, матерь божья, куда смотришь, а?!

Дед и бабушка были очень музыкальные и певучие. Дед сам научился играть на балалайке, выводя такие замысловатые мелодии, что даже заезжие музыканты из районного дома культуры удивлялись.

– Назар Петрович, – говорили они, – да вам в консерватории преподавать надо, а не коров пасти!

– Какая консерватория, – смеялся дед, – я ж неграмотный почти. Ноты эти ваши – китайская грамота для меня.

Бабушка подыгрывала ему на ложках и глиняных свистульках, которые сама делала и красиво разукрашивала. У них дома любили собираться друзья, родственники и соседи. Пели русские, казачьи, украинские песни. Бабушка иногда пела на татарском – протяжно и грустно, и хотя никто не понимал слов, все затихали, слушая ее низкий, бархатный голос.

– Эх, Райка, – вздыхал дед после таких песен, – за что ж ты меня, старого черта, любишь-то до сих пор?

– А кто ж тебя еще любить будет, окаянного, – улыбалась бабушка, – кроме меня?

Мишке стукнуло семь, и он с отличием закончил второй класс, чем немало удивил учительницу. "Этот мальчик далеко пойдёт", – говорила она, вручая ему грамоту с золотым тиснением. А в стране тем временем всё менялось с такой скоростью, что люди едва успевали привыкать к новым реалиям. В деревне жить становилось всё труднее, словно кто-то невидимый затягивал гайки экономического пресса. Зарплаты, которую матери платили в библиотеке, хватало разве что на хлеб да на соль, да и то если экономить на спичках.

Дед, почесав затылок и выпустив клуб дыма из старой трубки, предложил Надежде радикальное решение:

"Надюш, бери Мишку и езжай к родственникам под Анапу. Там море, солнце, подработаешь летом, а там, глядишь, и останешься. Всё лучше, чем здесь картошку в огороде выращивать да на зарплату библиотекаря перебиваться".

Глава 3

Надежда, собрав нехитрые пожитки и взяв Мишку за руку, отправилась навстречу новой жизни. Встретила их троюродная тетка, женщина с лицом, на котором жизнь написала свою нелегкую повесть крупными буквами. Судьба не баловала тетку – сыновья ее сгинули по тюрьмам: одного, как она выразилась, "бревном придавило, как таракана", другого "порешили по пьяни в драке". Сама она прикладывалась к бутылке с завидной регулярностью, а ее дом превратился в круглосуточный клуб любителей горячительных напитков, где веселье не прекращалось ни на минуту, переходя из состояния шумного застолья в храповое затишье и обратно.

"Ну что, племяшка, располагайся! У меня тут весело, не соскучишься!" – прокричала тетка, открывая очередную бутылку.

Деваться было некуда – пока остановились там, хотя Мишка сразу шепнул маме: "Мам, тут страшно, давай уедем". На следующий день Надежда, проявив чудеса настойчивости, устроилась горничной в один из пансионатов Анапы. Готова была брать любую подработку, хоть полы мыть, хоть белье стирать – лишь бы копейка в дом.

У тетки оставаться было невозможно – та не просыхала, словно губка, постоянно впитывающая алкоголь, а пьяные мужики с мутными глазами приставали к Надежде, отпуская сальные шуточки.

"Эй, красавица, иди к нам, посидим, поговорим", – тянули они к ней руки, чем очень пугали Мишку, который, несмотря на свой маленький рост, пытался встать на защиту мамы.

"Не трогайте мою маму!" – кричал он, размахивая кулачками, на что мужики лишь хохотали: "Смотри-ка, защитничек вырос!"

Надя с Мишкой сначала стали ночевать у нее на работе – в подсобке для хранения белья, где между полками, пахнущими стиральным порошком так сильно, что чихать хотелось, помещалась старенькая раскладушка, скрипевшая при каждом движении.

"Мам, а мы теперь будем жить среди простыней?" – спрашивал Мишка, устраиваясь на ночлег.

"Временно, сынок, временно", – отвечала Надежда, укрывая его пледом.

Вскоре им, как по волшебству, дали комнату в малосемейке, где соседкой оказалась назойливая старушка-баптистка, которая каждое утро начинала с проповеди о конце света.

"Покайтесь, ибо грядет день Господень!" – восклицала она, стуча в их дверь в шесть утра, на что Мишка однажды сонно ответил: "А можно Господь придет после обеда? Мы еще спим".

А потом в жизни Надежды, словно луч солнца в пасмурный день, появился Андрей Парфёнов – серьезный, умный мужчина с внимательным взглядом, инженер-электронщик, пытавшийся подзаработать своими мозгами в эпоху, когда мозги ценились меньше, чем умение "крутиться".

"Надежда, вы удивительная женщина", – сказал он ей при первой встрече, и эти слова растопили ее сердце.

Вскоре они решили пожениться, и Мишка стал Парфёнов Михаил Андреевич, получив новую фамилию и отчество, словно новую страницу в жизни.

Оказалось, Андрей, поддавшись всеобщей лихорадке быстрого обогащения, зарабатывал на акциях МММ. И надо же было такому случиться, что день их скромной, но счастливой свадьбы, когда они пили шампанское из пластиковых стаканчиков и закусывали бутербродами с колбасой, совпал с крахом МММ, где Андрей потерял все свои деньги и радужные надежды на богатое беззаботное будущее.

"Ну вот, Надюша, хотел тебя в Париж свозить, а придется в парк на лавочке посидеть", – грустно пошутил он, узнав новость.

Андрея сильно морально подломило это фиаско, словно кто-то выключил в нем тумблер предпринимательской жилки, и он больше даже не пытался заниматься каким-то бизнесом. Работал у себя в НИИ, где платили копейки, подрабатывал ремонтируя аппаратуру соседям и знакомым.

С Мишкой новый отчим был строг, как командир в армии, и никогда не проявлял отцовские чувства в виде объятий или похвалы. Однако, считал, что Миша должен расти настоящим мужчиной – умным, сильным, самостоятельным, словно готовил его к жизни в джунглях.

"Шахматы развивают логику, Михаил", – говорил Андрей, расставляя фигуры на доске. Он приучил его к этой древней игре, и они часто вместе разбирали шахматные задачи, склонившись над доской до поздней ночи.

"А теперь объясни мне, как работает этот транзистор", – требовал отчим, и Мишка, сопя от напряжения, разбирался в схемах. Андрей научил его разбираться в технике и электронике так, что мальчик мог починить радиоприемник с закрытыми глазами.

Строго следил за успехами Мишки в школе, проверяя каждую домашнюю работу с точностью ревизора.

"Четверка? А почему не пятерка? Садись, переделывай", – говорил он, возвращая тетрадь.

Особое внимание уделял физическому развитию пасынка, настояв, чтобы Мишка пошел заниматься боксом.

"В жизни пригодится уметь постоять за себя", – объяснял он, когда Мишка возвращался с тренировки с синяком под глазом.

Мишка уважал и побаивался отчима, которого вскоре стал называть папой – не из любви, а скорее из уважения к его силе и уму.

Зато Надежда была безусловно счастлива в новом браке, словно нашла потерянную половинку пазла. Она встретила своего единомышленника, свою вторую половину, с которой можно было говорить обо всем на свете.

"Андрюша, а ты читал нового Пелевина?" – спрашивала она, и они могли часами обсуждать прочитанное.

Они оба любили искусство, литературу, историю, могли спорить до хрипоты о картинах импрессионистов или о причинах падения Римской империи. Они ходили вместе в походы в горы, где Андрей учил Надежду различать птиц по голосам и находить съедобные или лекарственные растения.

А ежедневное купание в море, почти в любую погоду, стало священной традицией для Надежды и Андрея. Даже в ноябре, когда вода становилась холодной, а пляжи пустели, они, взявшись за руки, бежали к морю.

"Надюша, кто последний до буйка – тот моет посуду!" – кричал Андрей, и они, смеясь, ныряли в волны, оставляя все проблемы на берегу."

Мишка, несмотря на свой малый рост и щуплое телосложение, с ранних лет проявлял недюжинную предприимчивость. В школе, когда ему надоело считать копейки в кармане, он решил, что пора обзавестись собственным капиталом. Причём заработать его хотелось более-менее честно – по крайней мере, так он сам это себе представлял.

Однажды, роясь в кладовке, Мишка наткнулся на целую гору металлических крышек для закатки банок – наследие эпохи тотального дефицита, когда его мама и отчим, как и все советские люди, закупали впрок всё, что попадалось под руку.

"Эврика!" – воскликнул Мишка, и в его голове мгновенно созрел гениальный, как ему казалось, план.

На следующий день школьный коридор превратился в импровизированное казино. Мишка, с деловым видом расположившись у окна, громко зазывал одноклассников:

"Господа и дамы! Только сегодня! Уникальная возможность! Всего один рубль – и вы можете стать обладателем невероятного приза!"

На крышках, аккуратно пронумерованных фломастером, красовались загадочные цифры. Мишка с серьёзным видом объяснял правила:

"Покупаете билет, то есть крышку. В конце недели – розыгрыш. Выигрыш – огромный! Целых пятнадцать рублей! Можно будет купить три пирожных в столовой или десять порций мороженого!"

Школьники, привлечённые перспективой лёгкой наживы, выстраивались в очередь. Крышки разлетались как горячие пирожки.

"А выигрыш точно будет?" – подозрительно спрашивал второгодник Петька из параллельного класса.

"Обижаешь!" – с наигранной обидой отвечал Мишка. "Я что, похож на мошенника? Всё по-честному!"

Когда настал день розыгрыша, Мишка объявил, что выигрышный номер – 42, но, как по волшебству, такого номера ни у кого не оказалось. Кто-то из малышни просто разочарованно вздохнул, кто-то из старшеклассников потребовал вернуть деньги, угрожающе нависая над Мишкой:

"Ты что, мелкий, нас за лохов держишь?"

"Ребята, это же лотерея! Сегодня не повезло – завтра повезёт!" – пытался выкрутиться Мишка, но получил несколько увесистых подзатыльников от особо недовольных клиентов.

Впрочем, большинство "инвесторов" предпочли не связываться с Мишкой. Несмотря на свой малый рост, он уже успел заработать репутацию парня, который может за себя постоять – сказывались уроки бокса, на которые его настойчиво водил отчим. Однажды Мишка так отделал восьмиклассника, пытавшегося отобрать у него деньги, что тот потом неделю ходил с фингалом и обходил "мелкого" стороной.

В итоге лотерейный бизнес принёс Мишке первый капитал и бесценный опыт: деньги можно делать из воздуха, если правильно преподнести идею.

Когда Мишке стукнуло двенадцать, он решил, что пора переходить на новый уровень предпринимательства.

"Мам, помоги найти работу на лето," – попросил он Надежду. "Хочу сам зарабатывать."

Надежда, втайне гордясь самостоятельностью сына, договорилась со знакомой заведующей столовой на набережной. Так Мишка стал почти официально трудоустроенным – убирал со столов и помогал мыть посуду. Но его предприимчивая натура требовала большего.

Глава 4

В час пик, когда у кассы выстраивалась длиннющая очередь изнывающих от голода и жары отдыхающих, Мишка, как заправский делец, подходил к самым нетерпеливым клиентам в конце очереди:

"Уважаемые, зачем стоять полчаса? Могу организовать ваш заказ через служебный вход. Небольшая наценка за экономию времени – и через пять минут вы уже наслаждаетесь обедом!"

Наценку Мишка с чистой совестью клал себе в карман, справедливо полагая, что это плата за его предпринимательскую смекалку.

Однажды хозяин столовой, Семён Аркадьевич – грузный мужчина с вечно потным лицом и золотой цепью на шее толщиной с палец – подозвал Мишку:

"Слушай, пацан, тут такое дело… Мой шурин, дубина стоеросовая, закупил целую гору мороженого в рожках. А оно не идёт! Занимает всю холодильную камеру, мясо складывать некуда. Может, подтянешь еще пацанов в подмогу, продадите на набережной?"

Мишка почесал затылок и выдал:

"Семён Аркадьевич, давайте я его на пляже распродам! Там народу тьма, все разморённые на солнце – мороженое пойдёт на ура!"

Хозяин недоверчиво посмотрел на щуплую фигурку Мишки:

"Да ты что? Там же конкуренция! Там бабки с мороженым на каждом шагу!"

"Доверьтесь мне," – с серьёзным видом сказал Мишка. "Я знаю, как продать."

Семён Аркадьевич пожал плечами, но решил рискнуть. Загрузил в свой "москвич-пирожок" коробки с мороженым, посадил рядом Мишку, и они поехали к пляжу.

Хозяин остался стоять у машины, наблюдая, как Мишка, схватив коробку с мороженым, бежит на пляж. Он видел, как мальчишка подходит к загорающим, что-то им говорит, указывая в сторону машины, и – о чудо! – люди покупают мороженое. Одно, два, а иногда и целую упаковку!

Щуплая фигурка Мишки сновала между машиной и пляжем, как заведённая. Не прошло и часа, как первая партия мороженого была распродана. Они поехали за следующей. Потом ещё за одной. К вечеру всё мороженое, которое нужно было продать, было реализовано.

Вручая Мишке честно заработанные деньги, Семён Аркадьевич не выдержал:

"Слушай, а чего ты им там говорил? Почему все так охотно покупали? И почему ты всё время на меня показывал?"

Мишка хитро улыбнулся:

"Я говорил: 'Купите, пожалуйста, мороженое, а то вон тот дядька меня накажет, если я не продам'. И показывал на вас."

Семён Аркадьевич сначала нахмурился и даже замахнулся, чтобы дать Мишке подзатыльник, но потом расхохотался так, что его массивное тело затряслось:

"Ах ты, жук! Да из тебя бизнесмен получится почище меня!"

И, всё ещё смеясь, добавил к заработку Мишки ещё денег – за находчивость и предпринимательскую жилку.

"Запомни, пацан," – сказал он, вытирая выступившие от смеха слёзы, "в нашей стране выживет тот, кто умеет крутиться. А ты, я смотрю, уже крутишься как белка в колесе!"

Мишка, пересчитывая заработанные деньги, думал о том, что отчим, пожалуй, будет доволен – он применил на практике и логику, и психологию, которым тот его учил. А ещё он подумал, что в этой жизни, похоже, выигрывает не тот, кто сильнее, а тот, кто умнее. И это открытие ему определённо нравилось.»

Мишка неплохо заработал за лето. Его карманы приятно оттягивали купюры, заработанные честным и не очень честным трудом. Но предприимчивый ум не мог успокоиться. Наблюдательность – великая вещь, особенно когда ты с детства привык высматривать возможности там, где другие видят только мусор.

Каждый вечер, возвращаясь с работы мимо "Бриза" – прибрежного бара, где отдыхающие просаживали месячные зарплаты за один вечер, Мишка замечал, как грузный бармен Василич выносил на помойку целые мешки пустых бутылок из-под "Советского шампанского". Звон стекла отдавался в Мишкиной голове звоном монет.

"Эй, дядя Василич!" – окликнул он бармена однажды вечером. "А можно я эти бутылки заберу?"

Василич, вытирая вечно потные руки полотенцем, усмехнулся:

"Забирай, Михаил Предприниматель! Только смотри, не надорвись. Наши курортники шампанское хлещут как газировку".

Мишка стал регулярно наведываться к черному ходу "Бриза", собирая бутылки. На своей мойке в столовой он организовал целую производственную линию: отмачивал, отчищал, сушил и аккуратно складывал в ящики, которые прятал в подсобке с молчаливого согласия заведующей.

"Что ты с ними делать-то будешь?" – спрашивала она, качая головой.

"Бизнес, Марь Иванна, бизнес", – загадочно отвечал Мишка, подмигивая.

Когда сезон подошел к концу и поток отдыхающих иссяк, Мишка, пересчитав свои сбережения, направился прямиком к Семёну Аркадьевичу. Хозяин столовой, увидев серьезное лицо мальчишки, отложил газету:

"Ну, что там у тебя, юный капиталист?"

Мишка выложил на стол аккуратно перевязанную пачку денег:

"Семён Аркадьевич, мне нужна ваша помощь. Закупите для меня тридцать коробок "Шипучки". У вас же есть поставщики?"

Семён Аркадьевич поперхнулся чаем:

"Ты что, малой, самогонный бизнес решил открыть? Тебе ж еще и шестнадцати нет!"

"Нет-нет, это не для питья", – поспешил заверить Мишка. "Это… для эксперимента".

Хозяин долго смотрел на мальчишку, потом расхохотался:

"Ладно, чёрт с тобой! Люблю предприимчивых. Только если что – я не при делах, понял?"

Через неделю потрепанный "москвич-пирожок" Семёна Аркадьевича остановился возле Мишкиного дома. Из машины выгрузили коробки с дешевым игристым напитком "Шипучка", которое и шампанским-то назвать язык не поворачивался.

"Ну, и что дальше?" – полюбопытствовал Семён Аркадьевич, помогая занести последнюю коробку.

Мишка хитро улыбнулся:

"Дальше – магия преображения!"

Когда хозяин уехал, Мишка приступил к операции. Он аккуратно отпаривал этикетки с бутылок "Шипучки" и заменял их на сохраненные этикетки от "Советского шампанского полусладкого". Работа была кропотливой – каждая этикетка должна была сидеть идеально, без пузырей и перекосов.

"Мишка, ты что там химичишь?" – заглянула в комнату мать, увидев разложенные по всему полу бутылки.

"Мам, это школьный проект по… э-э… экономике", – не моргнув глазом соврал Мишка.

"Ну-ну", – недоверчиво протянула Надежда, но расспрашивать дальше не стала.

Через три дня кропотливой работы "Шипучка" превратилась в "Советское шампанское полусладкое", которое стоило в магазинах в четыре раза дороже. Мишка позвонил знакомому администратору кафе "Волна":

"Дядя Гриша, есть дело. Могу предложить партию шампанского. Настоящее, советское, с завода. Просто… без документов. Зато цена – в два раза ниже магазинной".

Администратор, прищурившись, осмотрел бутылки:

"А если проверка?"

"Какая проверка в несезон?" – резонно заметил Мишка. "К тому же, это же не паленая водка, а просто… скажем так, шампанское, которое немного заблудилось по дороге в магазин".

Сделка состоялась. Мишка получил свои деньги, в несколько раз превышающие вложения, а кафе "Волна" – приличную партию "элитного" напитка по бросовой цене.

Глава 5

Зимой семейство Парфёновых решило навестить родню Надежды в Забайкалье. Надя давно хотела познакомить родителей и многочисленных родственников со своим новым мужем Андреем и показать, каким замечательным мужчиной стал её сын.

Ты только не пугайся моего отца", – предупреждала Надя мужа в поезде. "Он у нас большой любитель выпить и заливать истории. Половина из них – чистой воды выдумка".

"Не переживай, Наденька", – улыбался Андрей, обнимая жену. "Я найду с ним общий язык".

Мишка, глядя в окно на проносящиеся мимо заснеженные пейзажи, думал о том, как расскажет деду о своих бизнес-подвигах. Дед всегда ценил смекалку и предприимчивость.

Встреча вышла шумной и радостной. Вся родня собралась в доме бабушки и деда – стол ломился от домашних разносолов, а дед, подкручивая седые усы, сразу взял Андрея в оборот:

"Ну-ка, зять, садись поближе! Надо познакомиться как следует!"

Дед наполнил рюмки и, хитро подмигнув, произнес:

"За знакомство! Чтоб жили вы с Надюшкой как… как эти… ну, которые в сказках живут!"

"Как Иван-царевич и Василиса Прекрасная?" – подсказал Мишка.

"Во-во! Как они! Только без Кощея и прочей нечисти!" – расхохотался дед.

Андрей, не привыкший к крепким напиткам, после третьей рюмки раскраснелся и начал рассказывать о своей работе в НИИ. Дед слушал с уважением, периодически вставляя:

"А вот у нас в деревне был один профессор… Так он, знаешь, такую машину изобрел – сама пашет, сама сеет, сама урожай собирает! Только вот незадача – её медведь в лесу разломал. Ревновал, видать, к технике!"

Все смеялись, а Андрей, к удивлению Нади, не только не обижался на розыгрыши деда, но и сам включился в игру, рассказывая байки из институтской жизни.

"Ну, Надюша, молодец!" – шептали тётки, обнимая племянницу. "Такого мужика отхватила – и умный, и добрый, и с юмором. Не то что твой первый, прости господи!"

Мишка тоже был в центре внимания – вытянувшийся за последний год, с умными глазами и хитрой улыбкой, он очаровал всех двоюродных сестёр и тёток рассказами о морских приключениях.

***

Вернувшись домой, семья Парфёновых зажила новой жизнью. Андрей, вдохновлённый предприимчивостью пасынка, решил не ограничиваться скромной зарплатой в НИИ.

"Слушай, Мишка", – сказал он однажды за ужином. "Я тут подумал… Может, нам с тобой какое-нибудь дело замутить? У меня есть немного сбережений, можно машину подержанную купить и таксовать по вечерам".

Мишка аж подпрыгнул от восторга:

"Отличная идея! Я даже знаю, где можно недорого взять "Жигули" в хорошем состоянии!"

Надежда только головой качала, глядя на своих мужчин:

"Господи, два сапога – пара! Только осторожнее там, на дорогах-то".

С помощью Мишкиных связей (откуда только у мальчишки столько знакомых?) они приобрели бежевую "шестерку" у уезжающего на ПМЖ в Израиль инженера. Андрей начал таксовать по вечерам и выходным, а Мишка помогал ему находить клиентов на дальние рейсы.

В доме появился достаток. Андрей, никогда раньше не имевший собственных денег в таком количестве, расцвел. Теперь он мог баловать свою Наденьку – то духи французские привезет, то платье красивое купит.

"Надюш, закрой глаза и протяни руки", – говорил он, пряча за спиной очередной сюрприз.

"Андрюша, ну что ты как маленький!" – смущалась Надежда, но глаза закрывала и всегда искренне радовалась подаркам, даже самым скромным.

Мишка, наблюдая за ними, думал, что, пожалуй, впервые видит мать по-настоящему счастливой.

Беда пришла внезапно, как это всегда и бывает. В дождливый осенний вечер Андрей возвращался с последнего рейса. На скользкой дороге машину занесло, и она на полной скорости врезалась в столб. "Копейку" смяло как консервную банку.

Андрей выжил чудом, но провел в больнице почти месяц и с тех пор заметно прихрамывал на правую ногу. О работе таксистом пришлось забыть.

"Ничего, Андрюша, главное – ты жив", – утешала его Надежда, украдкой вытирая слезы.

***

Мишка тем временем заканчивал десятый класс. Из щуплого пацана он превратился в статного юношу – вытянулся, раздался в плечах, а регулярные занятия боксом придали его фигуре атлетический вид. Девчонки в школе стали бросать на него заинтересованные взгляды, а некоторые даже пытались познакомиться поближе.

"Мишка, ты чего такой задумчивый?" – спросила как-то мать, заметив, что сын сидит на кухне и бездумно крутит в руках чашку с остывшим чаем.

"Да так… Думаю, может, в мореходку после школы пойти? Или в торговый институт…"

"Ну, до выпуска еще целый год, успеешь решить", – улыбнулась Надежда, но в глазах её мелькнула гордость за сына, который уже задумывается о будущем.

Неожиданно в дом Парфёновых пришла новая беда. В тот безмятежный июльский день, когда солнце щедро заливало побережье, а море казалось особенно ласковым, Надежда с Андреем отправились на пляж.

"Вода сегодня – парное молоко," – улыбнулся Андрей, когда они вместе окунулись в тёплые волны.

После короткого совместного плавания Надя вышла на берег, расстелила полотенце и устроилась позагорать. Кожа приятно подставлялась солнечным лучам, а шум прибоя убаюкивал.

"Я ещё немного поплаваю," – сказал Андрей, отряхивая с волос солёные капли.

"Только не заплывай далеко," – привычно предупредила Надежда, хотя знала, что муж всё равно поступит по-своему. Он всегда говорил, что именно в открытом море, вдали от берега, чувствует себя по-настоящему свободным, как в детстве.

Надя задремала под ласковым солнцем, а когда проснулась от непонятной тревоги, Андрея нигде не было видно. Ни на берегу, ни среди плавающих людей, ни в морской дали. Сначала она подумала, что он просто отошёл в кафе или душевые, но сердце уже сжималось от недоброго предчувствия.

Спасатели начали поиски незамедлительно. Пляж наполнился тревожными голосами, свистками, командами. Прибывшие водолазы методично прочёсывали морское дно, раз за разом погружаясь в толщу воды. Надежда стояла на берегу, кутаясь в полотенце, несмотря на жару, и не отрывала взгляда от моря, словно надеясь, что вот-вот увидит знакомый силуэт мужа, плывущего к берегу.

"Может, его течением отнесло дальше по побережью?" – предположил кто-то из спасателей, и поиски расширили.

Но ни в тот день, ни в последующие Андрея так и не нашли. Водолазы ныряли до изнеможения, обследовали каждый метр морского дна в радиусе возможного заплыва, но безрезультатно. Море, такое приветливое и ласковое всего несколько часов назад, словно сомкнуло свои воды, навсегда забрав Андрея в свои глубины.

"Такое иногда случается," – тихо сказал пожилой спасатель, глядя куда-то вдаль. "Море даёт, и море забирает."

Для Надежды и Мишки начались дни, полные отчаяния и несбыточной надежды. Каждое утро Надя приходила на пляж и часами смотрела на горизонт, словно ожидая чуда. Но море хранило своё молчание, не возвращая того, кто так любил его свободу.

Надежда очень переживала гибель мужа. Бывало, ночами сидела у окна, вглядываясь в темноту, словно ожидая, что он вот-вот появится на пороге.

– Мам, ты опять не спишь? – спрашивал Миша, находя её в кресле с остывшей чашкой чая.

– Задумалась просто, – отвечала она, смахивая невидимую слезу. – Иди спать, завтра в школу.

Мише тоже не хватало отца. Особенно когда одноклассники хвастались, как здорово они с отцом сходили на рыбалку или в горы. Но жизнь, как упрямый маятник, продолжала свой ход.

Глава 6

Школу Михаил закончил с блеском. Учителя намекали на золотую медаль, но он только усмехался:

– Золото – это, конечно, хорошо, но оно и без медали блестит. Зачем тратить время на показуху?

В московский экономический он поступил играючи, хотя конкурс был – семь потных абитуриентов на место.

– Ну как там столица, не съела ещё? – спрашивали знакомые при встрече, когда Михаил приезжал ненадолго домой.

– Скорее я её, – подмигивал Миша.

Учиться было непросто. Иногда казалось, что сутки специально сократили до 20 часов – как иначе объяснить, что он всё не успевал? Но Михаил умудрялся и лекции не пропускать, и на "отлично" учиться, и подрабатывать по вечерам.

– Мам, я тебе денег выслал, – звонил он домой. – Купи себе что-нибудь красивое, а то совсем в своей бухгалтерии закопалась.

– Сынок, себе оставь! Я же…

– Мам, это не обсуждается, – мягко, но твёрдо обрывал он.

Михаил с азартом нырнул в мир инвестиций, пробуя применить институтские формулы к реальному рынку. Форекс, фондовые индексы, фьючерсы – эти слова звучали для него как музыка.

– Ты бы поосторожнее, – советовал сосед по общежитию. – Рынок – он как дикий зверь, прикормишь, а потом руку откусит.

– Риск – благородное дело, – отшучивался Миша.

***

Август 1998-го ударил по нему как обухом. Дефолт. Обвал рубля. И его маленький, но такой выстраданный капитал превратился в пыль.

– Чёрт! – Михаил швырнул калькулятор в стену. – Всё, что зарабатывал, всё, на чём экономил…

Но унывать было не в его характере. Уже через неделю он сидел в библиотеке, обложившись книгами по антикризисному управлению.

– Знаешь, в чём моя ошибка была? – говорил он новому приятелю из богатенькой семьи. – Я пытался сам всё тащить. А надо было объединять ресурсы.

Вскоре у Михаила появилась целая сеть друзей "при деньгах и связях". Он умел находить подход к людям – где-то комплимент, где-то дельный совет, а где-то просто умение слушать.

– Миш, а ты не думал мои деньги в оборот пустить? – спросил как-то сын крупного чиновника. – Отец всё равно не замечает, сколько у меня на счету.

– Интересная мысль, – задумчиво протянул Михаил. – Я бы мог предложить схему с минимальными рисками и хорошей доходностью…

Так он начал новую игру – уже чужими фишками. Выглядел Михаил безупречно: дорогой костюм (пусть и в кредит), уверенная улыбка, отточенные движения. Когда он говорил о "бычьем тренде" или "коррекции индекса Доу-Джонса", даже скептики лезли за кошельком.

– Понимаете, – объяснял он очередному инвестору, – сейчас идеальный момент для входа в рынок. Азиатские площадки показывают стабильный рост, а наши активы недооценены минимум на тридцать процентов.

В случае успеха – а он случался всё чаще – Михаил скромно брал свою комиссию. Если же сделка проваливалась…

– Видите ли, – разводил он руками, – никто не мог предсказать, что центробанк Японии так резко изменит ставку. Это форс-мажор чистой воды. Но не волнуйтесь, у меня уже есть план, как минимизировать потери.

Главным его талантом было безошибочное чутьё на людей. Одного взгляда хватало, чтобы понять: с этим можно иметь дело, а от того лучше держаться подальше.

– Как ты это делаешь? – спрашивали его.

– Элементарно, – улыбался Михаил. – Просто смотрю не на кошелёк, а на человека.

Михаил закончил институт с красным дипломом, хотя сам до последнего уверял всех, что "корочки – это просто бумага".

– Ну что, отличник, теперь куда? – подтрунивали однокурсники на выпускном.

– Туда, где деньги не спят, – подмигивал он, поправляя галстук, купленный специально для защиты диплома.

Его с удовольствием взяли в один из крупных банков, причем на собеседовании он умудрился так заговорить главу отдела, что тот забыл половину стандартных вопросов.

– Молодой человек, а вы всегда так убедительно рассказываете о деривативах? – спросил седовласый финансовый директор, снимая очки.

– Только когда не выспался, – честно признался Михаил. – Когда высыпаюсь, я ещё красноречивее.

Директор рассмеялся и пожал ему руку: "Приступайте с понедельника".

В банке он сразу же показал себя успешным специалистом, разбирающимся в тонкостях финансовой сферы так, словно родился с калькулятором в руках. Коллеги шутили, что Михаил даже кофе себе наливает, просчитывая оптимальное соотношение кофеина к рабочим часам.

– Миш, ты бы хоть иногда делал вид, что тебе сложно, – говорила ему симпатичная сотрудница из соседнего отдела. – А то начальство решит, что нам всем зарплату можно урезать.

– Я просто экономлю время на сомнениях, – отшучивался он, помогая ей разобраться с очередным отчетом.

Его явно ждал карьерный рост – об этом шептались в курилке и открыто говорил начальник отдела. Но однажды утром, когда Михаил просматривал биржевые сводки, раздался звонок.

– Сынок, – голос матери звучал глухо, – дед Назар умер вчера вечером. Сердце…

Михаил замер, сжимая телефон. Перед глазами всплыло морщинистое лицо деда, его жилистые руки, запах самокруток и та особенная, чуть хрипловатая манера смеяться.

– Я прилечу сегодня же, – сказал он, уже прикидывая расписание рейсов.

Начальник, услышав о похоронах, только кивнул. Семья важнее. Бери отгул, сколько нужно.

Глава 7

Михаил прилетел к матери в Анапу тем же вечером. Надежда встретила его на пороге – осунувшаяся, с покрасневшими глазами, но держалась.

– Ишь, какой столичный стал, – попыталась она улыбнуться, разглядывая сына в дорогом пальто. – Дед бы гордился.

Полетели самолётом до Читы. После аэропорта они вместе отправились в деревню на похороны. Дорога долго петляла между холмов, и с каждым километром Михаил словно возвращался в детство – те же пейзажи, тот же воздух, пахнущий полынью и сухой травой.

– Помнишь, как дед учил тебя рыбачить? – вдруг спросила мать, глядя в окно автобуса. – Ты тогда крючок себе в палец загнал, а он тебе сказал…

– "Рыбак должен быть с характером, а не с соплями", – закончил Михаил и они оба тихо рассмеялись.

В деревне их встретила родня, которую давно не видели. Дядя Толя, постаревший и поседевший, но всё с той же хитрой улыбкой. Тётя Клава, ставшая ещё круглее и громогласнее. И бабушка Рая – маленькая, сухонькая, с глазами, выцветшими от времени и слёз.

– Мишенька! – всплеснула она руками. – Гляньте-ка, люди добрые, какой красавец вырос! А я всё думала, доживу ли, увижу ли внучка своего столичного…

Она гладила его по щеке морщинистой ладонью, и Михаил вдруг почувствовал себя снова маленьким мальчиком, который приезжал на каникулы и объедался бабушкиными пирогами.

– Ба, я бы сейчас от твоих шанежек не отказался, – сказал он, целуя её в макушку.

– Так я напекла, родной, напекла! – засуетилась она. – Знала, что приедешь, всю ночь у печи стояла.

Дядя Толя подмигнул:

– И не только шанежки у нас есть. Дед-то Назар самогон перед смертью знатный поставил. Сказал: "Когда помру, чтоб помянули как следует, не магазинной бурдой".

Помянули деда Назара по всем правилам. Вспоминали, каким он был – упрямым, но справедливым, работящим до седьмого пота, немногословным, но метким на шутку.

– А помните, как он председателя колхоза отчитал? – хохотал дядя Толя. – "Ты, – говорит, – начальник только по бумажке, а по уму – так хуже рядового!" И по матушке его!

– Толик, не при ребёнке же! – одёрнула его тётя Клава, хотя "ребёнку" было уже под тридцать.

– Да ладно тебе, Клав, – махнула рукой бабушка Рая. – Мишка-то наш давно взрослый. Вон какой солидный стал, при галстуке ходит. В банке, говоришь, работаешь? А деньги там настоящие или как у нас – то дают, то не дают?

Михаил рассмеялся:

– Настоящие, ба, не волнуйся. Вот, привёз тебе немного, – он достал конверт.

– Что ты, что ты, – замахала руками старушка. – Не нужно мне. Мне пенсии хватает.

– На лекарства, – твёрдо сказал Михаил. – И на хорошую еду. Не спорь со мной, я теперь финансовый аналитик, мне виднее, как распределять капитал.

После поминок Надежда и Михаил с грустью смотрели, во что превратилась родная забайкальская деревня. Покосившиеся заборы, заколоченные окна в некогда шумных домах, заросшие бурьяном огороды.

– Молодёжь вся разъехалась, – вздыхала бабушка Рая. – Кто в город, кто вообще на вахту куда-то. Одни старики остались. Магазин и тот через день работает. Автолавка приезжает по средам, если дорогу не размоет.

– А помнишь, мам, тут же клуб был? – спросил Михаил, указывая на обветшалое здание с провалившейся крышей.

– Ещё бы, – улыбнулась Надежда. – Я там на танцы бегала.

– Парни по ней сохли! – взмахнула рукой бабушка Рая – а она всё говорила, что в городе себе найдёт. Нашла вот. Батьку твоего, тьфу на него, дурака.

Уезжали с тяжёлым сердцем. Бабушка Рая стояла у калитки, маленькая и какая-то прозрачная в лучах заходящего солнца. Она часто крестила их вслед, и Михаил понимал, что видит её, скорее всего, в последний раз.

– Приезжай летом, – всё повторяла она. – Я тебе грибов насушу, варенья наварю…

– Обязательно приеду, – обещал Михаил, зная, что вряд ли сможет выкроить время в своём плотном графике.

Прилетели в Москву. Михаил отвёз маму домой, в Анапу, помог ей с домашними делами, починил протекающий кран и настроил новый телевизор, который купил ей в подарок.

– Сынок, не надо было тратиться, – качала головой Надежда.

– Мам, это инвестиция, – серьёзно ответил он. – В твоё хорошее настроение.

А сам улетел к себе, в Москву, в свою небольшую, но уютную квартиру в хорошем районе. Он купил её в ипотеку, но выплаты не напрягали – карьера шла в гору, премии становились всё солиднее.

– Миша, ты бы хоть девушку себе нашёл постоянную, – говорила мама по телефону. – Тридцать скоро, а всё холостякуешь.

– Мам, я в поиске, – отшучивался он. – Просто у меня высокие требования к ликвидности активов.

– К чему? – не понимала Надежда.

– К красоте и уму одновременно, – пояснял Михаил.

Он старался регулярно посещать спортзал и бассейн – "инвестиции в человеческий капитал", как он шутливо называл это. И хотя бы пару раз в году старался слетать заграницу отдохнуть с очередной девушкой или один.

– Миш, а ты не боишься, что так и останешься вечным туристом по жизни? – спросил как-то коллега, глядя на фотографии Михаила из очередной поездки.

– Я не турист, я исследователь, – подмигнул тот. – И в жизни, и в работе.

Глава 8

В этот раз они с компанией друзей решили встретить Новый год в пятизвездном отеле Шарм-эль-Шейха. Собралась целая банда финансистов и юристов – успешных, амбициозных, с хорошим чувством юмора и без комплексов.

– За наступающий! – кричали они, поднимая бокалы с шампанским под бой курантов, транслируемый по российскому спутниковому каналу.

– За рост котировок и падение кредитных ставок! – добавлял кто-то под общий смех.

Новогодний ужин и представление были прекрасными, гуляли до утра, и выпито было немало. Михаил, танцуя с красивой блондинкой из соседнего отеля, вдруг поймал себя на мысли, что вот он – успешный, обеспеченный, на дорогом курорте, с шампанским и красивыми женщинами – а в голове почему-то стоит образ бабушки Раи у покосившейся калитки и деда Назара, который так и не узнал, чего добился его внук.

– О чём задумался? – спросила блондинка, заглядывая ему в глаза.

– О диверсификации рисков, – улыбнулся он, возвращаясь в реальность. – И о том, что некоторые вещи не купишь ни за какие деньги.

– Например? – игриво поинтересовалась она.

– Например, время, – серьёзно ответил Михаил. – Его нельзя положить на депозит или инвестировать с отсрочкой. Оно утекает безвозвратно.

И он сделал мысленную пометку: летом обязательно выкроить неделю и слетать в Забайкалье, к бабушке Рае. Пока ещё есть время.

***

Туристов в Египте предупреждают, чтобы пили только бутилированную воду, поскольку местная вода может стать сюрпризом для европейского желудка.

Михаил, конечно, слышал эти предостережения, но с высоты своего финансово-аналитического опыта решил, что это просто маркетинговый ход производителей "Аква Минерале".

– Миш, ты бы поаккуратнее с местной водой, – предупреждал его Серёга из отдела корпоративных финансов. – Мой кузен в прошлом году так влип, что половину отпуска провёл в обнимку с унитазом.

– Брось, – отмахнулся Михаил, бросая кубики льда в виски. – Я просчитал риски. В крепком алкоголе все бактерии дохнут.

– Это ты так думаешь, – хмыкнул Серёга. – А египетские микробы, может, специально эволюционировали, чтобы выживать в виски туристов.

У компании друзей Михаила была запланирована экскурсия в Иерусалим и на Мертвое море, но в Израиле начались волнения, и официальные экскурсии были отменены. Но разве это может быть препятствием для русского человека, да ещё с экономическим образованием?

– Ребят, я провёл анализ рынка неофициальных экскурсий, – заявил Михаил за завтраком, стуча вилкой по бокалу. – Предлагаю инвестировать наше время и деньги в альтернативный туристический продукт.

– Это ты что – "левака" нашёл, что ли? – перевела Катя из юридического.

– Я предпочитаю термин "представитель теневого туристического сектора", – подмигнул Михаил. – Выезжаем ночью, чтобы рано утром быть на границе. Кто со мной?

Договорились с неофициальными гидами, заплатив на треть больше обычной цены ("Это не переплата, а премия за риск", – объяснял Михаил). Выехали ночью, и Михаил, допивая в автобусе остатки виски со льдом, чувствовал себя настоящим авантюристом.

Иерусалим встретил постами вооруженной полиции и военных. Движение было ограничено. До Храма Гроба Господня пришлось идти пешком.

– Смотрите, какая аутентичность! – восхищался Михаил, фотографируя солдат с автоматами. – В официальных турах такого не увидишь!

Но где-то на полпути между христианскими и иудейскими святынями Михаил почувствовал первые тревожные сигналы из области живота. Сначала лёгкое бурление, потом настойчивое урчание, а затем и откровенные позывы, которые нельзя было игнорировать.

– Ребят, я на минутку, – бросил он, озираясь в поисках туалета и ныряя в первое попавшееся кафе.

Выйдя через пять минут с облегчением и надеждой, что инцидент исчерпан, Михаил бросился догонять группу. Но не тут-то было. Через квартал всё повторилось.

– Миш, ты чего отстаёшь? – спросила Катя, когда он в третий раз догнал группу, слегка бледный и потный.

– Я… э-э-э… изучаю местную архитектуру, – выдавил он улыбку. – И санитарно-технические особенности ближневосточных уборных. Знаешь, для общего развития.

К моменту, когда группа добралась до мусульманских кварталов, Михаил уже мог составить подробный путеводитель по туалетам Иерусалима с рейтингом комфортности и наличия туалетной бумаги.

– Кажется, я понял, почему здесь столько религиозных конфликтов, – шептал он Серёге, выходя из очередного туалета. – Это всё из-за местной воды. Попробуй помолись, когда у тебя такое в животе творится.

– А я тебе говорил про лёд в виски, – злорадно напомнил тот.

В Храме Гроба Господня, вместо ощущения святости места, Михаил думал совсем о другом – чтобы не опозориться здесь, в одном из самых священных мест христианства.

– Господи, – шептал он, стоя перед Камнем Помазания и крепко сжимая ягодицы, – если Ты есть, сделай так, чтобы я дотерпел хотя бы до выхода из Храма. Обещаю, я больше никогда не буду пить ничего со льдом в странах третьего мира.

Видимо, молитва была услышана, потому что Михаила немного отпустило. После Храма группа посетила Стену Плача, где правоверные евреи подходили к его друзьям с предложением помолиться Богу за них, запрашивая за это круглые суммы.

– Молодой человек, хотите, я помолюсь за вас? – обратился бородатый еврей в чёрной шляпе к Серёге. – Всего сто долларов, и ваши грехи будут прощены.

– А оптом дешевле? – деловито поинтересовался Серёга. – У меня их много накопилось.

К Михаилу же с подобным предложением никто не подошёл, что его немного задело.

– Почему ко мне никто не подходит? – спросил он у Кати. – У меня что, лицо недостаточно грешное?

– Скорее недостаточно платёжеспособное в данный момент, – хихикнула она, глядя на его бледное лицо. – Ты сейчас больше на призрак похож, чем на успешного финансиста.

– А ведь во мне течёт еврейская кровь, между прочим, – обиженно пробормотал Михаил. – По отцу я вообще-то Цукерман.

– Может, они это чувствуют и не хотят тратить время на своего, – предположил Серёга. – Бизнес есть бизнес.

После Стены Плача их всё-таки смог подобрать туристический автобус, и экскурсовод-еврей с лицом профессионального торговца предложил "редкую возможность" посетить магазин сувениров, который держали мусульмане.

– Только здесь, друзья мои, – вдохновенно вещал он, – вы можете приобрести настоящие святые для христиан вещи, а не те подделки, которые вам продадут в других местах!

– Интересно, – шепнул Михаил Серёге, – а мусульмане знают, что продают настоящие христианские святыни?

Несмотря на скептицизм, Михаил всё же купил несколько недорогих крестиков на сувениры для мамы и бабушки Раи.

– Это настоящее оливковое дерево из Гефсиманского сада, – уверял продавец.

– А чек можно? – деловито поинтересовался Михаил.

– Зачем чек? – удивился продавец. – Вы что, собираетесь возвращать святыню?

– Нет, для налогового вычета, – пошутил Михаил, но, увидев непонимающий взгляд, махнул рукой. – Ладно, беру и так.

Пока группа закупалась сувенирами, автобус ждал их в неположенном месте. К водителю-арабу подъехал полицейский на мотоцикле и стал о чём-то с ним громко ругаться, размахивая руками так, словно дирижировал невидимым оркестром.

Когда туристы вернулись, экскурсовод с трагическим лицом объяснил, что теперь водителю грозит крупный штраф.

– А у него семья, пятеро детей, больная мать и хромая коза, – драматично заламывая руки, сообщил гид. – Давайте скинемся по десять долларов, чтобы помочь бедняге!

Михаил, чьи внутренности наконец-то успокоились, вспомнил, что он немножко Цукерман, и решил применить еврейскую смекалку.

– А вы сами сколько положите? – невинно поинтересовался он у экскурсовода.

– Я? – растерялся тот. – Но я же… я организатор… я…

– Понятно, – кивнул Михаил и сел на своё место, демонстративно не доставая кошелёк.

Не дождавшись от экскурсовода ни шекеля, остальные туристы тоже как-то резко потеряли желание спонсировать "штраф".

Дальше была остановка на Мертвом море. Пока ехали, у Михаила снова схватило живот, и он сидел, вцепившись в сиденье и мысленно считая повороты до прибытия.

– Миш, ты какой-то зелёный, – заметила Катя. – Может, таблетку дать?

– Нет, спасибо, – процедил он сквозь зубы. – Я просто медитирую. Настраиваюсь на энергетику Святой земли.

Как только автобус открыл двери на парковке у Мертвого моря, и в салон зашла энергичная еврейка с коробкой косметических средств, Михаил не стал дожидаться её рекламной речи.

– Извините, – пробормотал он, практически сбивая женщину с ног в своём стремительном броске к туалетам.

– Молодой человек! – крикнула она ему вслед. – Вы куда? У меня для вас специальное предложение! Крем от морщин! Он вам скоро понадобится, судя по вашему напряжённому лицу!

После подробной экскурсии по туалетам Израиля купание в Мертвом море тоже не принесло Мише должного удовольствия. Пока остальные радостно плавали на спине, фотографируясь с газетами в руках, Михаил осторожно сидел у берега, боясь отойти далеко от спасительных кабинок.

– Эй, финансист! – крикнул ему Серёга. – Ты чего не плаваешь? Здесь же невозможно утонуть!

– Я опасаюсь не утонуть, а… другого, – мрачно ответил Михаил. – Представь заголовки: "Российский турист превратил Мертвое море в ещё более мертвое".

В итоге, посещение земли обетованной народа, которому принадлежал беспутный Мишкин папаша, хороших воспоминаний не оставило. Зато оставило ценный жизненный опыт и твёрдое убеждение, что некоторые инвестиционные риски, особенно связанные с употреблением местной воды, лучше не игнорировать.

– Знаешь, – философски заметил Михаил, когда они уже возвращались в Египет, – я понял одну важную вещь.

– Какую? – спросила Катя.

– Что сложно жить в стране, в которой утром, вместе с тобой глаза открывают ещё семь миллионов евреев с мыслью: как бы сегодня обдурить ближнего?

И ещё. Что бы ни случилось в жизни, главное – знать, где находится ближайший туалет, – серьёзно ответил он. – Это важнее любых финансовых стратегий.

А ещё он твёрдо решил, что когда приедет летом к бабушке Рае, то обязательно расскажет ей эту историю. Уж она-то точно оценит и посмеётся от души. И, может быть, даже напечёт ему шанежек – лучшего лекарства от всех желудочных невзгод.»

Глава 9

Михаил Андреевич Парфёнов, сидя в своем кабинете с видом на Москва-Сити, улыбался, глядя на растущие цифры на экране. Банковская работа приносила стабильный доход, но настоящую страсть он испытывал к своему "побочному проекту".

– Еще плюс двести тысяч за сегодня, – пробормотал он, потягивая американо из дизайнерской кружки с надписью "Волк с Уолл-стрит.

Параллельно с работой в банке Михаил развивал собственный бизнес по привлечению новых инвесторов. Его детище – телеграмм-канал "Инвестиции с гарантией" – уже насчитывал более 10 тысяч подписчиков, жаждущих финансового просвещения.

– Дорогие друзья! Сегодня в 19:00 наш еженедельный вебинар. Не пропустите! Акции Tesla снова взлетят, а я расскажу, как на этом заработать минимум 30%! – надиктовывал он сообщение своему помощнику для публикации в канале.

Раз в неделю "гуру инвестиций" проводил платную часовую конференцию в скайпе, где с серьезным видом анализировал графики, объяснял японские свечи и давал "железобетонные" рекомендации.

– Видите этот паттерн? Это же классическая фигура 'Голова и плечи'! Сейчас мы на правом плече, и я вам гарантирую – завтра будет резкий отскок вверх. Ставьте минимум 30% вашего портфеля! – вещал он, виртуозно жонглируя биржевыми терминами.