Царствование Императора Николая II. Тома 1 и 2

Глава первая

Манифестъ о восшествіи Государя на престолъ. – Оцѣнка царствованія Императора Александра ІII (В.О. Ключевскій, К.П. Побѣдоносцевъ). – Общее положеніе въ 1894 г.

Россійская Имперія. – Царская власть. – Чиновничество. – Тенденціи правящихъ круговъ: «демофильская» и «аристократическая». – Внѣшняя политика и франко-русскій союзъ.

Армія. – Флотъ. – Мѣстное самоуправленіе. – Финляндія. – Печать и цензура. – Мягкость законовъ и суда. – Культурный уровень. – Литература къ началу 90-хъ годовъ. – Искусство.

Положеніе сельскаго хозяйства. – Ростъ промышленности. – Постройка жел. дорогъ; Великій Сибирскій путь. – Бюджетъ. – Внѣшняя торговля.

Рознь между властью и образованнымъ обществомъ. – Отзывъ К.Н. Леонтьева.

«Богу Всемогущему угодно было въ неисповѣдимыхъ путяхъ своихъ прервать драгоцѣнную жизнь горячо любимаго Родителя Нашего, Государя Императора Александра Александровича. Тяжкая болѣзнь не уступила ни лѣченію, ни благодатному климату Крыма, и 20 октября Онъ скончался въ Ливадіи, окружённый Августѣйшей Семьёй Своей, на рукахъ Ея Императорскаго Величества Государыни Императрицы и Нашихъ.

Горя Нашего не выразить словами, но его поймётъ каждое русское сердце, и Мы вѣримъ, что не будетъ мѣста въ обширномъ Государствѣ Нашемъ, гдѣ бы не пролились горячія слёзы по Государю, безвременно отошедшему въ вѣчность и оставившему родную землю, которую Онъ любилъ всею силою Своей русской души и на благоденствіе которой Онъ полагалъ всѣ помыслы Свои, не щадя ни здоровья Своего, ни жизни. И не въ Россіи только, а далеко за ея предѣлами никогда не перестанутъ чтить память Царя, олицетворявшаго непоколебимую правду, и миръ, ни разу не нарушенный во всё Его Царствованіе».

Этими словами начинается манифестъ, возвѣстившій Россіи о восшествіи Императора Николая II на прародительскій престолъ.

Правленіе Императора Александра III, получившаго наименованіе Царя-Миротворца, не изобиловало внѣшними событіями, но оно положило глубокій отпечатокъ на русскую и на міровую жизнь. За эти тринадцать лѣтъ были завязаны многіе узлы – и во внѣшней, и во внутренней политикѣ – развязать или разрубить которые довелось Его сыну и преемнику, Государю Императору Николаю II Александровичу.

И друзья, и враги Императорской Россіи одинаково признаютъ, что Императоръ Александръ III значительно повысилъ международный вѣсъ Россійской Имперіи, а въ ея предѣлахъ утвердилъ и возвеличилъ значеніе самодержавной Царской власти. Онъ повёлъ русскій государственный корабль инымъ курсомъ, чѣмъ Его отецъ. Онъ не считалъ, что реформы 60-хъ и 70-хъ годовъ – безусловное благо, а старался внести въ нихъ тѣ поправки, которыя, по Его мнѣнію, были необходимы для внутренняго равновѣсія Россіи.

Послѣ эпохи великихъ реформъ, послѣ войны 1877−78 годовъ, этого огромнаго напряженія русскихъ силъ въ интересахъ балканскаго славянства, – Россіи во всякомъ случаѣ была необходима передышка. Надо было освоить, «переварить» произошедшіе сдвиги.

Въ Императорскомъ Обществѣ Исторіи и Древностей Россійскихъ, при Московскомъ университетѣ, извѣстный русскій историкъ, проф. В.О. Ключевскій, въ своёмъ словѣ памяти Императора Александра III, черезъ недѣлю послѣ Его кончины, сказалъ:

«Въ царствованіе Императора Александра II мы на глазахъ одного поколѣнія мирно совершили въ своёмъ государственномъ строѣ рядъ глубокихъ реформъ въ духѣ христіанскихъ правилъ, слѣдовательно, въ духѣ европейскихъ началъ – такихъ реформъ, какія стоили Западной Европѣ вѣковыхъ и часто бурныхъ усилій, а эта Европа продолжала видѣть въ насъ представителей монгольской косности, какихъ-то навязанныхъ пріёмышей культурнаго міра…

Прошло 13 лѣтъ царствованія Императора Александра III, и чѣмъ торопливѣе рука смерти спѣшила закрыть Его глаза, тѣмъ шире и изумлённѣе раскрывались глаза Европы на міровое значеніе этого недолгаго царствованія. Наконецъ и камни возопіяли, органы общественнаго мнѣнія Европы заговорили о Россіи правду, и заговорили тѣмъ искреннѣе, чѣмъ непривычнѣе для нихъ было говорить это. Оказалось по этимъ признаніямъ, что европейская цивилизація недостаточно и неосторожно обезпечила себѣ мирное развитіе, для собственной безопасности помѣстилась на пороховомъ погребѣ, что горящій фитиль не разъ съ разныхъ сторонъ приближался къ этому опасному оборонительному складу и каждый разъ заботливая и терпѣливая рука русскаго Царя тихо и осторожно отводила его… Европа признала, что Царь русскаго народа былъ и государемъ международнаго мира, и этимъ признаніемъ подтвердила историческое призваніе Россіи, ибо въ Россіи, по ея политической организаціи, въ волѣ Царя выражается мысль Его народа, и воля народа становится мыслью его Царя. Европа признала, что страна, которую она считала угрозой своей цивилизаціи, стояла и стоитъ на ея стражѣ, понимаетъ, цѣнитъ и оберегаетъ ея основы не хуже ея творцовъ; она признала Россію органически необходимой частью своего культурнаго состава, кровнымъ, природнымъ членомъ семьи своихъ народовъ…

Наука отведётъ Императору Александру III подобающее мѣсто не только въ исторіи Россіи и всей Европы, но и въ русской исторіографіи, скажетъ, что Онъ одержалъ побѣду въ области, гдѣ всего труднѣе достаются эти побѣды, побѣдилъ предразсудокъ народовъ и этимъ содѣйствовалъ ихъ сближенію, покорилъ общественную совѣсть во имя мира и правды, увеличилъ количество добра въ нравственномъ оборотѣ человѣчества, ободрилъ и приподнялъ русскую историческую мысль, русское національное самосознаніе, и сдѣлалъ всё это такъ тихо и молчаливо, что только теперь, когда Его уже нѣтъ, Европа поняла, чѣмъ Онъ былъ для нея».

Если профессоръ Ключевскій, русскій интеллигентъ и скорѣе «западникъ», останавливается больше на внѣшней политикѣ Императора Александра III и видимо намекаетъ на сближеніе съ Франціей, о другой сторонѣ этого царствованія въ сжатой и выразительной формѣ высказался ближайшій сотрудникъ покойнаго Монарха, К.П. Побѣдоносцевъ:

«Всѣ знали, что не уступитъ онъ Русскаго, исторіей завѣщаннаго интереса ни на Польской, ни на иныхъ окраинахъ инородческаго элемента, что глубоко хранитъ онъ въ душѣ своей одну съ народомъ вѣру и любовь къ Церкви Православной; наконецъ, что онъ заодно съ народомъ вѣруетъ въ непоколебимое значеніе власти самодержавной въ Россіи и не допуститъ для нея, въ призракѣ свободы, гибельнаго смѣшенія языковъ и мнѣній».

Въ засѣданіи французскаго Сената, его предсѣдатель Шальмель-Лакуръ сказалъ въ своей рѣчи (5 ноября 1894 г.), что русскій народъ переживаетъ скорбь утраты властителя, безмѣрно преданнаго его будущему, его величію, его безопасности; русская нація подъ «справедливой и миролюбивой властью своего императора пользовалась безопасностью, этимъ высшимъ благомъ общества и орудіемъ истиннаго величія».

Въ такихъ же тонахъ отзывалась о почившемъ русскомъ Царѣ большая часть французской печати: «Онъ оставляетъ Россію болѣе великой, чѣмъ её получилъ», – писалъ «Journal des Débats»; а «Revue des deux Mondes» вторила словамъ В.О. Ключевскаго: «Это горе было и нашимъ горемъ; для насъ оно пріобрѣло національный характеръ; но почти тѣ же чувства испытали и другія націи… Европа почувствовала, что она теряетъ арбитра, который всегда руководился идеей справедливости».

1894-й годъ – какъ вообще 80-е и 90-е года – относится къ тому долгому періоду «затишья передъ бурей» – самому долгому періоду безъ большихъ войнъ въ новой и средневѣковой исторіи. Эта пора наложила отпечатокъ на всѣхъ, кто вырасталъ въ эти годы затишья. Къ концу ХІХ-го вѣка ростъ матеріальнаго благосостоянія и внѣшней образованности шёлъ съ возрастающимъ ускореніемъ. Техника шла отъ изобрѣтенія къ изобрѣтенію, наука отъ открытія къ открытію. Желѣзныя дороги, пароходы уже сдѣлали возможнымъ «путешествіе вокругъ свѣта въ 80 дней»; вслѣдъ за телеграфными проволоками по всему міру уже протягивались нити телефонныхъ проводовъ. Электрическое освѣщеніе быстро вытѣсняло газовое. Но въ 1894 г. неуклюжіе первые автомобили ещё не могли конкурировать съ изящными колясками и каретами; «живая фотографія» была ещё въ стадіи предварительныхъ опытовъ; управляемые воздушные шары были только мечтой; объ аппаратахъ тяжелѣе воздуха ещё не слыхали. Не было изобрѣтено радіо, и не былъ ещё открытъ радій…

Почти во всѣхъ государствахъ наблюдался одинъ и тотъ же политическій процессъ: ростъ вліянія парламента, расширеніе избирательнаго права, переходъ власти къ болѣе лѣвымъ кругамъ. Противъ этого теченія, казавшагося въ то время стихійнымъ ходомъ «историческаго прогресса», никто на Западѣ, въ сущности, не вёлъ реальной борьбы. Консерваторы, сами постепенно линяя и «лѣвѣя», довольствовались тѣмъ, что временами замедляли темпъ этого развитія, – 1894 г. въ большинствѣ странъ какъ разъ засталъ такое замедленіе.

Во Франціи, послѣ убійства президента Карно и ряда безсмысленныхъ анархическихъ покушеній, вплоть до бомбы въ Палатѣ Депутатовъ и пресловутаго Панамскаго скандала, которыми ознаменовалось начало 90-хъ годовъ въ этой странѣ, произошёлъ какъ разъ небольшой сдвигъ вправо. Президентомъ былъ Казиміръ Перье, правый республиканецъ, склонный къ расширенію президентской власти; управляло министерство Дюпюи, опиравшееся на умѣренное большинство. Но «умѣренными» уже въ ту пору считались тѣ, кто въ 70-е годы были на крайней лѣвой Національнаго Собранія; какъ разъ незадолго передъ тѣмъ – около 1890 г. – подъ вліяніемъ совѣтовъ папы Льва XIII, значительная часть французскихъ католиковъ перешла въ ряды республиканцевъ.

Въ Германіи, послѣ отставки Бисмарка, вліяніе Рейхстага значительно возросло; соціалъ-демократія, постепенно завоёвывая всѣ большіе города, становилась самой крупной германской партіей. Консерваторы, со своей стороны, опираясь на прусскій ландтагъ, вели упорную борьбу съ экономической политикой Вильгельма II. За недостатокъ энергіи въ борьбѣ съ соціалистами канцлеръ Каприви въ октябрѣ 1894 г. былъ замѣнёнъ престарѣлымъ княземъ Гогенлоэ; но какой-либо замѣтной перемѣны курса отъ этого не получилось.

Въ Англіи, въ 1894 г. на ирландскомъ вопросѣ потерпѣли пораженіе либералы, и у власти находилось «промежуточное» министерство лорда Розбери, которое скоро уступило мѣсто кабинету лорда Сольсбери, опиравшемуся на консерваторовъ и либераловъ-уніонистовъ (противниковъ ирландскаго самоуправленія). Эти уніонисты, во главѣ съ Чемберленомъ, играли настолько видную роль въ правительственномъ большинствѣ, что вскорѣ имя уніонистовъ вообще лѣтъ на двадцать вытѣснило названіе консерваторовъ. Въ отличіе отъ Германіи, англійское рабочее движеніе ещё не носило политическаго характера, и мощные трэдъ-юніоны, уже устраивавшіе весьма внушительныя забастовки, довольствовались пока экономическими и профессіональными достиженіями – встрѣчая въ этомъ больше поддержки у консерваторовъ, нежели у либераловъ. Этими соотношеніями объясняется фраза виднаго англійскаго дѣятеля того времени: «Всѣ мы теперь соціалисты…»

Въ Австріи и въ Венгріи парламентское правленіе было ярче выражено, чѣмъ въ Германіи: кабинеты, не имѣвшіе большинства, должны были уходить въ отставку. Съ другой стороны, самъ парламентъ противился расширенію избирательнаго права: господствующія партіи боялись утратить власть. Къ моменту кончины Императора Александра III въ Вѣнѣ правило недолговѣчное министерство кн. Виндишгреца, опиравшееся на весьма разнородные элементы: на нѣмецкихъ либераловъ, на поляковъ и на клерикаловъ.

Въ Италіи, послѣ періода господства лѣвыхъ съ Джолитти во главѣ, послѣ скандала съ назначеніемъ въ Сенатъ проворовавшагося директора банка Танлонго, въ началѣ 1894 г. пришёлъ снова къ власти старый политическій дѣятель Криспи, одинъ изъ авторовъ Тройственнаго союза, въ особыхъ итальянскихъ парламентскихъ условіяхъ игравшій роль консерватора. Хотя ІІ-й Интернаціоналъ былъ уже основанъ въ 1889 г. и соціалистическія идеи получали въ Европѣ всё большее распространеніе, къ 1894 г. соціалисты ещё не представляли собою серьёзной политической силы ни въ одной странѣ, кромѣ Германіи (гдѣ въ 1893 г. они провели уже 44 депутата). Но парламентарный строй во многихъ малыхъ государствахъ – Бельгіи, Скандинавскихъ, Балканскихъ странахъ – получилъ ещё болѣе прямолинейное примѣненіе, чѣмъ у великихъ державъ.

Кромѣ Россіи, только Турція и Черногорія изъ европейскихъ странъ вовсе не имѣли въ то время парламентовъ.

Эпоха затишья была въ то же время эпохой вооружённаго мира. Всѣ великія державы, а за ними и малыя, увеличивали и усовершенствовали свои вооруженія. Европа, какъ выразился В.О. Ключевскій, «для собственной безопасности помѣстилась на пороховомъ погребѣ». Всеобщая воинская повинность была проведена во всѣхъ главныхъ государствахъ Европы, кромѣ островной Англіи. Техника войны не отставала въ своёмъ развитіи отъ техники мира.

Взаимное недовѣріе между государствами было велико. Тройственный союзъ Германіи, Австро-Венгріи и Италіи казался наиболѣе мощнымъ сочетаніемъ державъ. Но и его участники не вполнѣ полагались другъ на друга. Германія до 1890 г. ещё считала нужнымъ «перестраховаться» путёмъ тайнаго договора съ Россіей, – и Бисмаркъ видѣлъ роковую ошибку въ томъ, что Императоръ Вильгельмъ II не возобновилъ этого договора, – а съ Италіей не разъ вступала въ переговоры Франція, стремясь оторвать её отъ Тройственнаго союза. Англія пребывала въ «великолѣпномъ одиночествѣ». Франція таила незажившую рану своего пораженія въ 1870−71 г. и готова была примкнуть ко всякому противнику Германіи. Жажда реванша ярко проявилась въ концѣ 80-хъ годовъ успѣхами буланжизма. Раздѣлъ Африки былъ въ общихъ чертахъ законченъ къ 1890-му году, по крайней мѣрѣ на побережьи. Внутрь материка, гдѣ ещё оставались неизслѣдованныя области, отовсюду стремились предпріимчивые колонизаторы, чтобы первыми поднять флагъ своей страны и закрѣпить за ней «ничьи земли». Только на среднемъ теченіи Нила путь англичанамъ ещё преграждало государство махдистовъ, фанатиковъ-мусульманъ, въ 1885 г. одолѣвшихъ и убившихъ при взятіи Хартума англійскаго генерала Гордона. И горная Абиссинія, на которую начинали свой походъ итальянцы, готовила имъ неожиданно мощный отпоръ.

Всё это были только островки – Африка, какъ раньше Австралія и Америка, становилась достояніемъ бѣлой расы. До конца ХІХ-го вѣка преобладало убѣжденіе, что и Азію постигнетъ та же участь. Англія и Россія уже слѣдили другъ за другомъ черезъ тонкій барьеръ слабыхъ ещё самостоятельныхъ государствъ, Персіи, Афганистана, полунезависимаго Тибета. Ближе всего дошло до войны за всё царствованіе Императора Александра III, когда въ 1885 г. генералъ Комаровъ подъ Кушкой разгромилъ афганцевъ: англичане зорко наблюдали за «воротами въ Индію»! Однако острый конфликтъ былъ разрѣшёнъ соглашеніемъ 1887 г.

Но на Дальнемъ Востокѣ, гдѣ ещё въ 1850-хъ годахъ русскіе безъ борьбы заняли принадлежавшій Китаю Уссурійскій край, дремавшіе народы какъ разъ зашевелились. Когда умиралъ Императоръ Александръ III, на берегахъ Жёлтаго моря гремѣли пушки: маленькая Японія, усвоившая европейскую технику, одерживала свои первыя побѣды надъ огромнымъ, но ещё недвижнымъ Китаемъ.

Въ этомъ мірѣ Россійская Имперія, съ ея пространствомъ въ двадцать милліоновъ квадратныхъ вёрстъ, съ населеніемъ въ 125 милліоновъ человѣкъ, занимала видное положеніе. Со времени Семилѣтней войны, а въ особенности съ 1812 года военная мощь Россіи цѣнилась весьма высоко въ Западной Европѣ. Крымская война показала предѣлы этой мощи, но въ то же время и подтвердила ея прочность. Съ тѣхъ поръ – эпоха реформъ, въ томъ числѣ и въ военной сферѣ, создала новыя условія для развитія русской силы.

Россію за это время начали серьёзно изучать. А. Леруа-Болье на французскомъ языкѣ, сэръ Д. Маккензи-Уоллесъ на англійскомъ издали большія изслѣдованія о Россіи 1870−80-хъ годовъ. Строеніе Россійской Имперіи весьма существенно отличалось отъ западноевропейскихъ условій, но иностранцы тогда уже начали понимать, что рѣчь идётъ о несходныхъ, а не объ «отсталыхъ» государственныхъ формахъ.

«Россійская Имперія управляется на точномъ основаніи законовъ, отъ Высочайшей власти исходящихъ. Императоръ есть монархъ самодержавный и неограниченный», – гласили русскіе Основные Законы. Царю принадлежала вся полнота законодательной и исполнительной власти. Это не означало произвола: на всѣ существенные вопросы имѣлись точные отвѣты въ законахъ, которые подлежали исполненію, пока не было отмѣны. Въ области гражданскихъ правъ русская царская власть вообще избѣгала рѣзкой ломки, считалась съ правовыми навыками населенія и съ благопріобрѣтёнными правами и оставляла въ дѣйствіи на территоріи Имперіи и кодексъ Наполеона (въ Царствѣ Польскомъ), и Литовскій статутъ (въ Полтавской и Черниговской губерніяхъ), и Магдебургское право (въ Прибалтійскомъ краѣ), и обычное право у крестьянъ, и всевозможные мѣстные законы и обычаи на Кавказѣ, въ Сибири, въ Средней Азіи.

Но право издавать законы нераздѣльно принадлежало Царю. Былъ Государственный Совѣтъ изъ высшихъ сановниковъ, назначенныхъ туда Государемъ; онъ обсуждалъ проекты законовъ; но Царь могъ согласиться, по своему усмотрѣнію, и съ мнѣніемъ большинства, и съ мнѣніемъ меньшинства, – или отвергнуть и то, и другое. Обычно для проведенія важныхъ мѣропріятій образовывались особыя комиссіи и совѣщанія; но они имѣли, разумѣется, только подготовительное значеніе.

Въ области исполнительной – полнота Царской власти также была неограниченна. Людовикъ ХІѴ послѣ смерти кардинала Мазарини заявилъ, что хочетъ отнынѣ быть самъ своимъ первымъ министромъ. Но всѣ русскіе монархи были въ такомъ же положеніи. Россія не знала должности перваго министра. Званіе канцлера, присваивавшееся иногда министру иностранныхъ дѣлъ (послѣднимъ канцлеромъ былъ свѣтлѣйшій князь А.М. Горчаковъ, скончавшійся въ 1883 г.), давало ему чинъ 1-го класса по табели ранговъ, но не означало какого-либо главенства надъ остальными министрами. Былъ Комитетъ Министровъ, у него имѣлся постоянный предсѣдатель (въ 1894 г. имъ ещё состоялъ бывшій министръ финансовъ Н. X. Бунге). Но этотъ Комитетъ былъ, въ сущности, только своего рода междувѣдомственнымъ совѣщаніемъ.

Всѣ министры и главноуправляющіе отдѣльными частями имѣли у Государя свой самостоятельный докладъ. Государю были также непосредственно подчинены генералъ-губернаторы, а также градоначальники обѣихъ столицъ.

Это не значило, что Государь входилъ во всѣ детали управленія отдѣльными вѣдомствами (хотя, напр., Императоръ Александръ III былъ «собственнымъ министромъ иностранныхъ дѣлъ», которому докладывались всѣ «входящія» и «исходящія»; Н.К. Гирсъ былъ какъ бы его «товарищемъ министра»). Отдѣльные министры имѣли иногда большую власть и возможность широкой иниціативы. Но они имѣли ихъ, поскольку и пока имъ довѣрялъ Государь.

Для проведенія въ жизнь предначертаній, идущихъ сверху, Россія имѣла также многочисленный штатъ чиновниковъ. Императоръ Николай I обронилъ когда-то ироническую фразу о томъ, что Россіей управляютъ 30.000 столоначальниковъ. Жалобы на «бюрократію», на «средостѣніе» были весьма распространены въ русскомъ обществѣ. Принято было бранить чиновниковъ, ворчать на нихъ. За границей существовало представленіе о чуть ли не поголовномъ взяточничествѣ русскихъ чиновниковъ. О нёмъ часто судили по сатирамъ Гоголя или Щедрина; но карикатура, даже удачная, не можетъ считаться портретомъ. Въ нѣкоторыхъ вѣдомствахъ – напр., въ полиціи – низкіе оклады дѣйствительно способствовали довольно широкому распространенію взятки. Другія, какъ, напр., министерство финансовъ или судебное вѣдомство послѣ реформы 1864 г., пользовались, наоборотъ, репутаціей высокой честности. Надо впрочемъ признать, что одной изъ чертъ, роднившихъ Россію съ восточными странами, было бытовое снисходительное отношеніе къ многимъ поступкамъ сомнительной честности; борьба съ этимъ явленіемъ была психологически не легка. Нѣкоторыя группы населенія, какъ, напр., инженеры, пользовались ещё худшей репутаціей, чѣмъ чиновники, – весьма часто, разумѣется, незаслуженной.

Зато правительственные верхи были свободны отъ этого недуга. Случаи, когда къ злоупотребленіямъ оказывались причастны министры или другіе представители власти, были рѣдчайшими сенсаціонными исключеніями.

Какъ бы то ни было, русская администрація, даже въ несовершенныхъ своихъ частяхъ, выполняла, несмотря на трудныя условія, возложенную на неё задачу. Царская власть имѣла въ своёмъ распоряженіи послушный и стройно организованный государственный аппаратъ, прилаженный къ многообразнымъ потребностямъ Россійской Имперiи. Этотъ аппаратъ создавался вѣками – отъ московскихъ приказовъ – и во многомъ достигъ высокаго совершенства.

Но Русскій Царь былъ не только главой государства: онъ былъ въ то же время главою русской православной церкви, занимавшей первенствущее положеніе въ странѣ. Это, конечно, не означало, чтобы Царь былъ вправѣ касаться церковныхъ догматовъ; соборное устройство православной церкви исключало такое пониманіе правъ Царя. Но по предложенію Святѣйшаго Сѵнода, высшей церковной коллегіи, назначеніе епископовъ производилось Царёмъ; и отъ него же зависѣло (въ томъ же порядкѣ) пополненiе состава самого Сѵнода. Связующимъ звеномъ между церковью и государствомъ былъ оберъ-прокуроръ Сѵнода. Эта должность болѣе четверти вѣка занималась К.П. Побѣдоносцевымъ, человѣкомъ выдающагося ума и сильной воли, учителемъ двухъ Императоровъ – Александра III и Николая II.

За время правленія Императора Александра III проявились слѣдующія основныя тенденціи власти: не огульноотрицательное, но во всякомъ случаѣ критическое отношеніе къ тому, что именовалось «прогрессомъ»; и стремленіе придать Россіи больше внутренняго единства путёмъ утвержденія первенства русскихъ элементовъ страны. Кромѣ того, одновременно проявлялись два теченія, далеко не сходныхъ, но какъ бы восполнявшихъ другъ друга. Одно, ставящее себѣ цѣлью защиту слабыхъ отъ сильныхъ, предпочитающее широкія народныя массы отдѣлившимся отъ нихъ верхамъ, съ нѣкоторыми уравнительными склонностями, – въ терминахъ нашего времени можно было бы назвать «демофильскимъ» или христіанскосоціальнымъ. Это – теченіе, представителями котораго были, наряду съ другими, министръ юстиціи Манасеинъ (ушедшій въ отставку въ 1894 г.) и К.П. Побѣдоносцевъ, писавшій, что «дворяне одинаково съ народомъ подлежатъ обузданію». Другое теченіе, нашедшее себѣ выразителя въ министрѣ внутреннихъ дѣлъ гр. Д.А. Толстомъ, стремилось къ укрѣпленію правящихъ сословій, къ установленію извѣстной іерархіи въ государствѣ. Первое теченіе, между прочимъ, горячо отстаивало крестьянскую общину, какъ своеобразную русскую форму рѣшенія соціальнаго вопроса.

Русификаторская политика встрѣчала больше сочувствія у «демофильскаго» теченія. Наоборотъ, яркій представитель второго теченія, извѣстный писатель К.Н. Леонтьевъ выступилъ въ 1888 г. съ брошюрой «Національная политика какъ орудіе всемірной революціи» (въ послѣдующихъ изданіяхъ слово «національная» было замѣнено «племенная»), доказывая, что «движеніе современнаго политическаго націонализма есть не что иное, какъ видоизмѣнённое только въ пріёмахъ распространеніе космополитической демократизаціи».

Изъ видныхъ правыхъ публицистовъ того времени къ первому теченію примыкалъ М.Н. Катковъ, ко второму – кн. В.П. Мещерскій.

Самъ Императоръ Александръ III, при его глубоко русскомъ складѣ ума, не сочувствовалъ русификаторскимъ крайностямъ и выразительно писалъ К.П. Побѣдоносцеву (въ 1886 г.): «Есть господа, которые думаютъ, что они одни Русскіе, и никто болѣе. Уже не воображаютъ ли они, что я Нѣмецъ или Чухонецъ? Легко имъ съ ихъ балаганнымъ патріотизмомъ, когда они ни за что не отвѣчаютъ. Не я дамъ въ обиду Россію».

Во внѣшней политикѣ царствованіе Императора Александра III принесло большія перемѣны. Та близость съ Германіей, или, вѣрнѣе, съ Пруссіей, которая оставалась общей чертой русской политики съ Екатерины Великой и проходитъ красной нитью черезъ царствованія Александра I, Николая I и особенно Александра II, смѣнилась замѣтнымъ охлажденіемъ. Едва ли было бы правильнымъ, какъ это иногда дѣлаютъ, приписывать это развитіе событій – антигерманскимъ настроеніямъ Императрицы Маріи Ѳеодоровны, датской принцессы, вышедшей замужъ за русскаго Наслѣдника вскорѣ послѣ датско-прусской войны 1864 г. Можно развѣ сказать, что политическія осложненія на этотъ разъ не смягчались, какъ въ предшествующія царствованія, личными добрыми отношеніями и семейными связями династій. Причины были, конечно, преимущественно политическія.