Забыть о девочках

Глава 1

Нью-Йорк, май 2015 года

Сегодня у Рут-Энн Бейкер ничем не примечательный день.

Ничем не примечательный день двадцатишестилетней жительницы Нью-Йорка выглядит примерно так…

К десяти утра она выбирается из постели. Ее не особо волнует, что у Ресслера, ее пса, того и гляди случится разрыв мочевого (волнует, но совсем чуть-чуть, жить можно). Она быстро наводит порядок в квартире, в правильное время ест правильную пищу: бейгл на завтрак, сэндвич с салатом на обед. Выпивает три чашки кофе и не становится излишне дерганой; глядя в зеркало, не хватается за живот и не испытывает чрезмерной ненависти ни к каким частям своего тела. Нахаживает положенное количество шагов для себя и для Ресслера, делает дыхательную гимнастику. Перебрасывается парой фраз по телефону с дядей Джо. Не отвечает на звонок матери, с отцом общается исключительно посредством эмодзи. В пять вечера смотрит получасовую документалку об изменении климата, после чего засекает время и позволяет себе немного поваляться. Через десять минут переживаний по поводу ситуации в мире она убирает волосы в небрежный пучок на макушке и собирается на работу.

На путь до бара «Суини» уйдет десять минут, как обычно. А значит, на смену она заступит вовремя, как это всегда и бывает.

Ничем не примечательный день, беспокоиться не о чем.

Пока не о чем.

Едва она бросает в сумку телефон, как тот начинает трезвонить что есть мочи. Рут живет на Манхэттене и давно привыкла к вою сирен, автомобильным гудкам и неожиданному грохоту, от которого подпрыгивает сердце, однако этот пронзительный звук совершенно иной: в нем угадывается напористая, гротескная срочность. Она судорожно рыщет в сумке, пальцы скользят по электрошокеру в форме тюбика с помадой, по перцовому баллончику, замаскированному под аэрозольный дезодорант, и как только наталкиваются на телефон, тот умолкает. Теперь понятно, почему телефон звенел как оглашенный: пришло автоматическое тревожное оповещение, какие разлетаются по всему городу и за его пределами.

Рут чувствует, как сводит живот. Уведомление о похищенном ребенке. Она в курсе, что сообщения системы «ЭМБЕР Алерт» в наши дни иногда рассылают сразу на мобильные, но получить такое у себя дома все же большое потрясение.

Сделав глубокий вдох, она внимательно читает усеченный текст, за каждой строчкой будто следует небольшой подземный толчок, от которого в руке дрожит телефон.

ЭМБЕР АЛЕРТ Хобен, КТ ТС тем-син фург РЕБ 7д 4фт 45фн ПОДОЗР бел м 30–40 л СЛЕДИТЕ В СМИ

Меньше девяноста символов, но Рут умеет читать между строк. Из городка Хобен в Коннектикуте похищена девочка, похититель – мужчина без особых примет, если не считать синего фургона, которым он управлял, – возможно, пересекая границы штатов, поскольку уведомления разосланы аж до самого Нью-Йорка.

Пропала девочка. Ее увез взрослый мужчина.

Рут старается не думать о том, что этот мужчина делал дальше.

И о городе, из которого он похитил этого ребенка. Откуда пропало уже столько детей.

– Крутецкий вечер, Нэнси Дрю!

Оуэн Элвин приветствует Рут, назвав своим излюбленным прозвищем и лучезарно улыбаясь: сегодня понедельник, а посетителей в его маленьком баре хоть отбавляй. Чаще всего в «Суини» (полное название – спорт-бар «У Суини Тодда»[1]) сидит горстка завсегдатаев, что приходят ради нескончаемых саундтреков Стивена Сондхайма и (или) ради последних матчей плей-офф, что показывают с выключенным звуком на трех смонтированных на дальней стене экранах. Но сегодня у рабочего места Рут масса клиентов, которых она видит впервые. Наверняка о «Суини» рассказали в очередной статье с заголовком вроде «Секретные места, известные только коренным жителям Нью-Йорка», думает она с недовольной миной, становясь рядом с шефом за барную стойку.

Оуэн принимает ее гримасу за улыбку и расцветает в ответ.

– Давай! У нас получится! – Он пытается перекричать включенную на полную катушку композицию «Схожу с ума» из новой версии бродвейской постановки «Варьете».

«В точку», – мрачно думает Рут. Ее мысли витают совсем в другом месте.

«СЛЕДИТЕ В СМИ», – пишет «ЭМБЕР Алерт».

Еще у себя дома, увидев это в сообщении, Рут поняла, что поддаваться нельзя. Она давно дала себе слово: когда речь заходит о пропавших девочках, ни в коем случае не слушать, что будут говорить в СМИ, и она твердо намерена его сдержать. Тем не менее мысленно она то и дело возвращается к той малышке. В тот городок. Под кожей Рут будто вновь завибрировали старые, знакомые линии разлома, и она не симулирует мигрень и не отпрашивается с работы только потому, что не хочет подводить Оуэна. В такой напряженный вечер это было бы по отношению к нему несправедливо.

Маленький бар служит ей убежищем вот уже пять лет, с того самого времени, когда Оуэн пошел навстречу дяде Джо и взял ее на работу. В 2010-м, когда Рут был двадцать один год, она бросила колледж, и там, где раньше маячило светлое будущее, вдруг разверзлась пропасть. Она изучала судебную экспертизу; идея, насколько помнит Рут-Энн Бейкер, заключалась в том, чтобы стать специалистом по криминальному профилированию. Но планы изменились из-за того эпизода. Неожиданно ей, лучшей студентке городского колледжа, пришлось переехать к дяде Джо и его тогда еще новому мужу Гидеону на небольшую ферму в долине Гудзона. Тот случай было необязательно обозначать официальным термином «эпизод», но именно так его называли и Рут, и Джо, и Гидеон. И инспектор Кэнтон в Хобене. Впрочем, у него наверняка была еще масса названий тому, через что она заставила его пройти той зимой. По весне, когда она немного оправилась, Джо предложил ей пожить в его квартире в Верхнем Вест-Сайде, с недавнего времени пустующей: он пояснил, что это избавит его от необходимости заниматься поисками нового арендатора.

До эпизода Рут жила в Морнингсайд-Хайтс, в маленькой квартирке вместе с родителями, вернее, с мамой, потому что отец от них уже съехал. Она жаждала пожить самостоятельно и получить возможность для перезагрузки, тем более что хорошо знала и дом дяди Джо, и сам район: переехав в Нью-Йорк осенью 1996 года, они с родителями прожили там целый год. Все сомнения родственников развеял давно знакомый им инспектор Кэнтон, появившись на ферме в сопровождении Ресслера. Несмотря на шикарную родословную, любвеобильный и при этом строптивый бладхаунд с треском провалил карьеру в кинологическом отряде хобенской полиции, а у Кэнтона и без него забот полон рот с вновь принятыми хвостатыми рекрутами. Не могла бы Рут присмотреть за ним какое-то время?..

Разумеется, все закончилось тем, что ушастый Ресслер в полцентнера весом стал присматривать за ней.

Оуэн почти ничего не знает об этом периоде жизни Рут. Когда Джо их познакомил, кандидатура Рут вполне удовлетворяла его требованиям к персоналу бара: благодаря дяде она прекрасно разбиралась в мюзиклах и с неизменным уважением относилась к радужному флагу, вывешенному над входом в «Суини». Умение Рут разливать по бокалам пиво и ее предыдущие места работы и учебы не имели ровно никакого значения; впрочем, новый босс выразил искреннее восхищение специальностью, по которой она училась в колледже. На собеседовании – весьма неофициальном – она о ней упомянула, поскольку дядя Джо советовал не лгать о прошлом.

«Не лги в мелочах, Рути, – наставлял он. – Тогда никому не придет в голову выяснять правду».

– Между прочим, Рут-Энн, – сказал Оуэн, когда она в первый раз заступила на смену, – у бармена есть все возможности научиться предсказывать поведение человека не хуже настоящего специалиста по криминальному профилированию. Так что считай эту работу продолжением учебы!

– Обещаю с подозрительных пекарей глаз не спускать, – ответила она, и эта отсылка к «Суини Тодду» помогла закрепить дружбу.

В следующую рабочую смену Рут нашла за барной стойкой большую стеклянную банку, а в ней – глянцевую фотографию Лена Кариу, исполнителя роли Суини в первой бродвейской постановке, и одноразовую бритву с розовой ручкой.

– Я принес тебе банку-морилку, – с важным видом пояснил Оуэн. – Как только почувствуешь от кого-нибудь флюиды демона-парикмахера, возьми его кредитку из той папочки, что я давеча тебе показывал, опусти в эту банку, и весь оставшийся вечер я буду за ним приглядывать. Хороший план, а, Нэнси Дрю?

Рут кивнула и чуть не расплакалась.

С тех пор Оуэн редко называл ее Рут – либо Нэнси, либо именами других вымышленных девушек-детективов из старых сериалов, которые он ночами смотрел по телевизору. А банкой-морилкой пользовались нечасто. Однако о предназначении этого предмета она не забывала, потому что всегда с неослабным вниманием вычисляла демонов.

Впрочем, сегодня она слишком расстроена, чтобы анализировать чье-либо поведение, будь оно трижды подозрительно. Наверное, она даже не различила бы в выстроившейся очереди завсегдатая: сейчас все посетители были для нее на одно лицо, настолько затуманилось ее обычно острое зрение. Все ее внимание было приковано к немой картинке на трех смонтированных на стене экранах. В бегущей строке она надеялась зацепиться глазом за новость о пропавшей девочке – если информация поступит случайно, это не будет считаться нарушением данного слова. Так ведь?

Между прочим, «ЭМБЕР Алерт» она тоже не просила присылать оповещения.

Но срочных новостей из Хобена нет. Идет «Бейсбол в четверг вечером», передача, которую Иэн, помощник бармена и самый преданный фанат Главной лиги, включил на всех трех экранах. Если бы Рут не помнила, как подскочила от сигнала оповещения у себя дома, то могла бы решить, что все это ее фантазии. Что она вообразила пропавшего ребенка, вспомнив, какая сегодня дата. Потому что в этот ничем не примечательный понедельник в конце мая в Штатах и по всему миру отмечается Международный день пропавших детей.

А вдруг этот сигнал – одна из пресловутых галлюцинаций Рут-Энн Бейкер, вызванных ее неприязнью к этой дате? Можно спросить у Оуэна, получал ли он оповещение. Или у Иэна – у того телефон не умолкает ни на минуту, приходят сообщения то об очках, то о выигрышах. Но как бы так сформулировать вопрос, чтобы он прозвучал непринужденно и не вызвал у них подозрений, что Рут в панике…

«Эй, ребята, вам приходило сообщение, что в моем родном городе пропал ребенок?»

Что, если они скажут «нет»?

А если скажут «да»?

Рут не готова услышать ни первое, ни второе.

Она старается отвлечься работой – наливает пиво, насыпает попкорн и принужденно улыбается.

В одиннадцать вечера в баре уже не так многолюдно. Проходит еще немного времени, и остается всего пара гостей – постоянные клиенты. Они сидят на ветхом диване в глубине зала, пьют бурбон и спорят, кому можно позволить баллотироваться в президенты.

– Пора на выход! – кричит им Оуэн, а потом спрашивает у Рут, не останется ли она пропустить по бокальчику с ним и Иэном после закрытия.

Под этим предложением подразумевается поход в один из клубов в Челси, где она будет до рассвета сторожить в кабинке их вещи и напитки, пока они не натанцуются всласть.

– Нужно срочно бежать, Ресслер ждет, – отвечает она, изобразив сожаление, и Оуэн вроде бы верит этой отговорке: моментально отпускает домой.

Двое спорящих завсегдатаев не успели уйти, а Рут уже рысью бежит к двери, пока босс не передумал.

Она идет домой, и спокойная весенняя атмосфера Манхэттена не вяжется с ее настроением. Не занятая рабочими хлопотами, Рут вновь ощущает дрожь. К тому же теперь нужно думать о собственной безопасности – так бывает после каждой вечерней смены. Как ориентироваться на улицах, меняющих в темноте свой облик? Рут знает: если регулярно ходить по ночам одной, необходимо хотя бы немного перестраивать маршрут. Сегодня, выйдя из бара раньше обычного, она быстро прикидывает: если пойти на юг, в сторону Амстердам-авеню, то гарантированно встретишь других полуночников. На пути масса круглосуточных аптек, из которых выходят хмурые люди с полиэтиленовыми пакетами в руках, в них болеутоляющие, подгузники, в лучшем случае – контрацептивы. В этот час обитателям квартала обязательно что-нибудь да понадобится, и хорошо бы ей попасться на глаза как можно большему числу прохожих. Чтобы в будущем, если кто-то спросит, знакома ли им эта девушка, они бы ее вспомнили.

Одинокой молодой женщине в большом городе приходится думать о таких вещах. Год назад в Риверсайд-парке убили девочку-подростка, и за несколько недель не нашлось никого, кто бы ее опознал. Происшествие шокировало многих, только не Рут-Энн Бейкер.

– Ведешь себя так, будто сейчас времена, когда на Таймс-сквер еще не было «Марриотта», – поддел ее однажды Оуэн, увидев набор самозащиты, который всегда при ней, в сумке. Особенно его рассмешила помада-шокер.

Сегодня по пути домой она перекладывает крошечный шокер в карман, где уже лежат ключи.

У дядиного дома на Восемьдесят шестой улице, прежде чем войти в первую из двух бронированных дверей здания, Рут смотрит влево, вправо, потом снова влево. Как бы ни хотелось ей поскорее рвануть наверх, она ждет, пока за спиной щелкнет замок второй двери, и только после этого спешит через сверкающий вестибюль к лифту.

Пока лифт медленно плывет вверх, Рут не вынимает из кармана правую руку, пальцы скользят по шокеру. Перед выходом в коридор она на мгновение закрывает глаза, проверяет, не слышны ли чьи-либо шаги или дыхание, и решительно направляется к своей квартире. Зайдя внутрь, она едва успевает набросить все три дверные цепочки, как к ней, разбрызгивая во все стороны слюни, радостно бросается Ресслер.

– Привет, толстячок, – нежно бормочет она и наклоняется потрепать ему уши.

Ресслер в ответ проводит лапой по ее ноге: знак, что ему срочно надо на улицу. Рут протягивает руку к поводку на крючке у входной двери. Как бы отчаянно ей ни хотелось домой, но теперь, когда она уже здесь, прогулка с Ресслером внезапно представляется желанной отсрочкой. Потому что дальше должно случиться неизбежное.

Гуляя со своим псом, Рут ощущает бесстрашие, которое хочется законсервировать в себе навечно. Часто она думает, что так, должно быть, чувствуют себя по ночам на улицах мужчины. И все же у Риверсайд-драйв они с Ресслером разворачиваются: в ночной темноте парка даже с собакой ей будет страшно.

У себя дома Рут замирает у входной двери, не зная, в каком направлении двигаться. Впервые за очень долгое время ей нестерпимо хочется проверить все шкафы, даже те, в которые поместится только гуттаперчевый мальчик. А ведь еще есть плотные портьеры – за ними легко спрячется человек. И две душевые кабины с тонированными перегородками. Не говоря уже о гардеробных. В квартире две гостевые спальни, двери в которые она держит закрытыми. Бросив взгляд на закрытую дверь собственной спальни, Рут вспоминает, как в 1996 году дядя постарался обустроить эту комнату, чтобы в ней нравилось жить семилетней девочке. Выкрашенные в яркие цвета стены с веселыми постерами. Миленькие подушки и новая двуспальная кровать, которую Рут тайно ненавидела: она была уверена, что через окно, у которого стояла кровать, на нее глазеют соседи. Если кому-нибудь из взрослых в тот первый год приходило в голову проверить малышку Рути, ее частенько находили спящей возле кровати на полированном паркете.

Джо не в курсе, что повзрослевшая Рут до сих пор иногда спит на полу. Не знают об этом и родители. Синтия Бейкер уехала на год «искать себя» – поиски проходят большей частью в Италии. А Эллис, который живет со второй женой в Нью-Джерси, годами не интересовался, как и где спит его дочь.

«Только не начинай, моя милая», – наверное, сказал бы он, если бы об этом зашел разговор.

Родителей Рут всегда раздражало то, что они до сих пор называют ее «выходками».

Психотерапевт знает об особенностях ее сна. Но Кортни сейчас в декретном отпуске, выйдет только в начале августа, а с заменившим ее мужчиной у Рут не заладилось, и на сеансах она не была уже несколько месяцев. Сегодня старые геологические метафоры то и дело всплывают в голове, и она уже жалеет, что плохо старалась найти общий язык с этим новичком. Хорошо бы связаться с ним и сказать, что опять начала думать о литосфере.

Можно набрать инспектора Кэнтона и спросить о пропавшей девочке. Но Кэнтон ясно сказал: больше в нерабочее время его не беспокоить, если ситуация не экстренная. «И даже на такой случай, Рути, есть девять-один-один, туда и звони». К тому же ситуация не совсем экстренная. От оповещения «ЭМБЕР Алерт» пошли трещины. Только Билл и Пэтти Лавли поймут, отчего ей так тревожно. Она представляет себе их умиротворяюще спокойные голоса. «Как ты?» – спросят они и действительно будут ждать ответа. Но супруги Лавли не заслуживают звонка среди ночи. Если кого и следует оставить в покое, то в первую очередь их. Пусть себе спят мертвым сном.

Вздрогнув от такого оборота речи, Рут подходит к своей комнате и открывает дверь.

На кровати чинно сидит Бет Лавли, но если Рут и потрясена этим, то совсем чуть-чуть. В глубине души Рут знала, что она будет здесь, но все равно испытывает небольшой толчок.

– Ты вернулась, – произносит Рут, стоя в дверном проеме.

– Конечно, – тихо отвечает Бет. – Как же иначе?

– А другие?..

Рут не успевает закончить вопрос, да этого и не нужно.

– Они не придут, если ты сама не попросишь. Слово – дело, Рути.

С этими словами Бет встает и протягивает ей навстречу руки.

– Я скучала, – говорит Рут, обнимая ее.

– Я тоже, – вздыхает Бет, и от ее прохладного дыхания по коже бегут мурашки.

Ее мертвая лучшая подруга всегда так на нее действовала.

Глава 2

Днем 15 мая 1996 года Бет Лавли исчезла с детской площадки неподалеку от школы Хобен-Хайтс в городке Хобен, штат Коннектикут.

Одиннадцать дней спустя крохотное тельце нашли в неглубокой могиле в лесу за Лонгвью-роуд, милях в шести от места похищения. Ей было всего семь с половиной лет.

Ее убийцу, тридцатиоднолетнего учителя музыки Итана Освальда, арестовали в тот же день.

В то время, как, впрочем, и сейчас, в Хобене, раскинувшемся у федеральной трассы I-91, в основном жили люди со средним достатком. Лонгвью-роуд проходит в северной части городка, где расположены самые красивые дома. В стороне от трассы за деревьями, высаженными вокруг кольцевых развязок, прячутся большие старинные особняки, утопающие в зелени и опутанные тропинками. Казалось, в те страшные дни Бет Лавли искали все до единого жители, при этом никому и в голову не пришло, что девочку найдут в этой части города. Равно как никто и не подумал заподозрить Итана Освальда, нового школьного учителя, который пользовался всеобщей любовью и к тому же руководил хором в самой большой городской церкви.

Билл и Пэтти Лавли посещали эту церковь. Хор им нравился. И их единственной дочери Бет тоже.

Если исчезновение дочери четы Лавли потрясло жителей Хобена, то новость о ее убийстве ввергла их в ужас. Как мог этот обаятельный учитель, серьезный мужчина, прихожанин, сотворить такие ужасные вещи с ребенком? Это не укладывалось в голове ни тогда, ни теперь. Некоторые из обитателей городка и поныне не в силах осознать, что Итан Освальд убил Бет Лавли, отказываются признавать его вину. Не то чтобы чье-либо мнение по этому поводу играло какую-то роль, ведь Освальд умер еще в 2002 году.

А значит, он не виноват в исчезновении еще одной малышки из Хобена, случившемся много лет спустя, в 2015 году.

Но отрицать пугающие совпадения просто невозможно. Именно эту мысль Рут пыталась заглушить весь вечер после того, как получила оповещение от «ЭМБЕР Алерт». Бет сейчас сидит рядом, и больше не надо притворяться, что сходства нет. И что она ее не видит – тоже.

Бет впервые появилась в комнате семилетней Рут, когда та только переехала с родителями в Нью-Йорк. По негласному соглашению девочки никогда не говорили о том, что произошло в Хобене. Они просто вместе играли и развлекались, как обычные дети.

– Что-то вроде воображаемой подруги? – спросил однажды детский психолог, когда до Рут еще не дошло, что подобные вопросы лучше игнорировать.

– Нет, она настоящая, – заявила она, и такой ответ стал поводом к целому ряду новых заковыристых тестов.

После этих тестов Бет приходить не перестала, однако Рут больше никому не рассказывала о ее визитах.

Пять лет назад Рут сама попросила Бет больше не приходить. Ей не хотелось расставаться, но так было нужно.

И вот Бет опять тут.

– Ты уверена? – спрашивает она.

Она сидит на постели рядом с Рут. Перед ними открыт ноутбук, поисковая строка наготове.

– Будет не так, как в прошлый раз, – отвечает Рут.

Обе замолкают, думают о синих фургонах, о весне и о городке, в который ни одна из них больше не вернулась.

Это не мог сделать Итан Освальд.

Но это не значит, что нельзя узнать, кто она.

Пропавшую девочку зовут Коко Уилсон.

Она исчезла со двора своего дома, где играла после школьных занятий. Вместе матерью по имени Айви, отцом Лео и четырнадцатилетней сестрой Майей она нынешней весной переехала в Коннектикут из Луизианы, родного штата отца. Семью в новостях еще не показывали – слишком рано, – но местные репортеры уже сообщили, что Айви выросла в Хобене и что Уилсоны вернулись туда ради ее больных родителей. В остальном о семье больше молчат. Впрочем, это ненадолго: мать и отец при пропаже детей первые подозреваемые, и если в ближайшее время Коко не найдется, то жизнь Уилсонов не замедлят разобрать по косточкам сначала полицейские, а потом и вся округа.

В первых сообщениях, которые попадаются Рут, в основном описывают внешность Коко. Светлые вьющиеся волосы, карие глаза, щербинка между зубами. Футболка на тему «Звездных Войн», цвет кроссовок. Рут вновь и вновь читает эти мучительные подробности в поисках… Что именно она ищет?

– То, чего не заметили другие, – подсказывает Бет. – Ты, Рути, всегда это умела.

Рут читает дальше. Запоминает, что тем вечером в 16:30, после звонка взбудораженной Айви Уилсон, подняли по тревоге поисковую группу вместе с кинологами хобенской полиции. С 15:45 до 16:00 кое-кто из местных успел увидеть синий фургон, мчащийся прочь из города; девочка на переднем сиденье по описанию походила на Коко. Вдобавок пожилая соседка Уилсонов, миссис Коралея Майклз, ровно в 15:33 видела из окна, как Коко разговаривала с молодой блондинкой, выгуливающей на поводке белую собачку: Коко возилась во дворе своего дома, блондинка с собранными в хвост волосами – близорукая Коралея видела ее только со спины – стояла на улице.

«Я пекла яблочный пирог, и таймер зазвонил ровно в тот миг, когда я выглянула в окно, – приводились в новостях слова расстроенной Коралеи. – Потому-то я и запомнила время».

– Бедная женщина теперь измучится чувством вины, – говорит Рут. – Задним числом вечно кажется, что мало старался.

– А блондинка с собакой? – хмурится Бет. – Почему о ней молчат?

– Полицейские обычно не спешат вываливать на публику важные факты, – напоминает ей Рут.

По коже пробегает холодок, будто что-то смутно припоминается – вряд ли из собственного опыта, скорее, из чьего-то рассказа или, может, из давней песни.

Инспектор Кэнтон – ныне сержант Кэнтон – наверняка что-нибудь знает о блондинке с собачкой. Знает то, что не мелькнет в полицейских новостях ни теперь, ни после. Что-нибудь ценное. В интернете есть место, где можно поискать, но Рут не спешит туда идти. Откладывает. Сейчас обещание нарушено только наполовину, незачем усугублять.

Рут смотрит на циферблат – два часа ночи. Коко Уилсон пропала десять часов назад.

«При похищении детей незнакомцами ребенок редко живет больше трех часов», – написал кто-то под последней заметкой о Коко. Да уж, о такой статистике девочкам лучше не знать.

Бет говорит, что ей пора идти. Рут захлопывает ноутбук.

– Поспи, Рути, – советует Бет осторожно, словно знает, что с ее появлением весь сон пропал.

– Ты придешь еще? – спрашивает Рут.

– Если ты мне позволишь, – кивая, тихо произносит Бет.

Рут изо всех сил пытается заснуть – все впустую. Не выдержав, достает из-под подушки маленькое колечко, нанизывает на мизинец левой руки – единственный палец, на который спустя все эти годы его еще можно надеть, – и без остановки крутит крохотный ободок, поглаживая большим и указательным пальцем другой руки пять голубых лепестков и желтую серединку нежного цветка. Это колечко с незабудкой Бет подарила на семилетие бабушка по материнской линии. Никто не знает, что оно у Рут, – даже родители Бет.

Наверняка Билл и Пэтти захотели бы оставить колечко у себя, это вполне понятно. Но с уходом Бет – и остальных – Рут так много потеряла… Если она потеряет еще и кольцо, это разобьет ей сердце.

Выскользнув из кровати, она устраивается на полу под боком у Ресслера, чья голова покоится на куче грязной одежды. Под его размеренный храп дыхание Рут успокаивается, и вскоре она тоже спит мертвым сном. Или вместе с мертвыми. Потому что, открыв посреди ночи глаза, она видит, что другие девочки все-таки тоже пришли.

Они остаются в комнате достаточно долго, чтобы Рут заметила: малышки среди них нет, однако спросить, куда могла запропаститься Коко Уилсон, она не успевает.

– Слышала про девочку из Хобена? – спрашивает следующим утром по телефону Джо, когда Рут уже снова лежит в кровати.

Непринужденный тон дяди не вводит ее в заблуждение. Ясно как божий день: его волнует только этот вопрос, хотя официальный предлог – какой-то новый органический веганский корм для Ресслера, который якобы порекомендовал его новый, помешанный на органических продуктах сосед-веган из Гардинера. Рут давно привыкла, что Джо и Гидеон относятся к Ресслеру как к любимому племяннику. При обычных обстоятельствах она бы с радостью прислушалась к рекомендации. Только она знает, что в долине Гудзона вчера вечером Джо тоже получил оповещение от «ЭМБЕР Алерт».

– Да, слышала, – отвечает она, стараясь говорить так же спокойно, как Джо.

Некоторое время они молчат – такое между ними бывает нечасто.

– Это не то же самое, – наконец произносит Джо.

– Я знаю, – тихо отвечает Рут.

А разве нет?

– Освальд мертв, – решительно говорит Джо, будто прочитав мысли племянницы.

– Я знаю, – повторяет она.

Итан Освальд умер в тюрьме, не отсидев и семи лет из пожизненного заключения, к которому его приговорили за похищение и убийство Бет Лавли. Умер не от заточки, изготовленной мстительным сокамерником, не на электрическом стуле и не в самодельной петле, а обычной смертью, от рака поджелудочной железы, – точно так же умерла библиотекарша в школе Рут и славный старичок, хозяин бакалейной лавки в соседнем доме. Освальд испустил дух на больничной койке, под обезболивающими, ему включили успокаивающую музыку и вызвали священника. Об этом Рут прочитала несколькими годами позже, когда научилась искать информацию в Сети.

– Рути, ты справишься?

На этот раз Джо не пытается скрыть тревогу в голосе.

– Угу.

– Дашь знать, если что-то пойдет не так? – настаивает Джо.

И возможно, это происходит потому, что он не говорит об этом прямо и не может подобрать слова, как их не может подобрать никто другой, когда речь заходит об Итане Освальде, но впервые в интонации дяди Рут слышит скорее осуждение, нежели беспокойство. В его голосе сквозит то же разочарование, которое родители никогда и не пытались от нее скрыть.

«Милая, только не начинай».

Подставь слово «милая» к какому угодно предложению, и оно зазвучит так, будто тебе не все равно.

«А если это опять начнется, – хочет она спросить у Джо. – Что ты тогда будешь делать?»

Но она ничего не спрашивает, а просит дядю не беспокоиться и находит предлог, чтобы повесить трубку.

– Ресслеру нужно на улицу.

– Мне тоже пора, – со вздохом отвечает Джо. – Гидеон собрался купить альпаку, мы с ним пока не пришли к общему мнению на этот счет.

После разговора Рут откидывается на спинку кровати и похлопывает по покрывалу, подзывая Ресслера.

– Твой дядя Джо беспокоится, потому что ему не все равно, – говорит она собаке.

Джо – один из самых неравнодушных людей из всех, кого она знает. Человек, который живет насыщенной жизнью, любит всем сердцем и принимает всех встречающихся на пути бродяг: ему невыносимо видеть, как страдают животные или люди.

Бет всегда было любопытно, что за человек дядя Джо. Она не могла понять, зачем взрослому мужчине с такой добротой относиться к маленькой девочке, если он не обязан так себя вести.

Взрослый мужчина только притворился добрым к Бет, чтобы причинить ей боль.

С Коко Уилсон произошло то же самое?

Рут терзают сомнения.

Нужно перестать думать об этом. Пусть специалисты займутся своей работой, сделают то, чему их учили. Разве она не усвоила это в прошлый раз на своем горьком опыте?

Но Бет опять пришла. А это что-нибудь да значит.

И другие приходили, когда она спала. Она в этом уверена. «Слово – дело», – сказала Бет. Означает ли это, что Рут хотела, чтобы они вернулись?

Они – это другие мертвые девочки. Те, кто впервые пришел к Рут в ее двадцать первый день рождения. В тот день они хотели ей доказать, что Итан Освальд убил и их тоже.

Глава 3

«Менее мертвые».

Пять лет назад, утром своего двадцать первого дня рождения, Рут сидела у себя в комнате за маленьким столом и готовилась к занятию по виктимологии, которое стояло в расписании на этот день. Она просматривала статью о современных теориях неосмотрительности жертвы (про себя она называла их «теориями перекладывания вины на жертву») и впервые встретила термин «менее мертвые». Смысл его заключался в том, что по ряду причин некоторые жертвы серийных убийц воспринимаются как «менее мертвые» по сравнению с теми, чья жизнь до смерти имела более высокую социальную значимость. Рут знала об уровнях виктимности, которые определяют, можно ли отнести человека к «невинным» жертвам, или он сам некоторым образом поспособствовал собственной гибели (почти как с комментариями в социальных сетях, часто думала она). Однако этот термин оказался самым точным.

Только некоторые смерти имеют значение.

Смерть Бет имела значение. Итан Освальд выбрал прелестную белую девочку из местности, где живут представители среднего класса, в самом сердце США, что и сделало ее идеальной жертвой. С какой стати он решил, что это сойдет ему с рук – человеку, которого позже признали вменяемым? У него был огромный выбор. Масса девочек менее заметных – менее мертвых.

В тот момент внутри у Рут что-то екнуло, какая-то давняя заноза попыталась выйти наружу. Она быстро набрала в поисковике «д-р Стивен Эггер» – этот уважаемый профессор придумал фразу «менее мертвые» – и выяснила, что уже не раз сталкивалась с его исследованиями[2]. В прошлом семестре на лекции о нераскрытых серийных убийствах она узнала еще один яркий термин авторства доктора Эггера. «Слепота к связям» – это когда сотрудники правоохранительных органов не видят связи между серийными убийствами, потому что ошибочно воспринимают каждое из них как отдельный случай. Когда не получается соединить точки и составить картину.

Итана Освальда признали виновным лишь в одном убийстве. В прошлом судимостей он не имел, как и приводов по каким бы то ни было, даже самым пустяковым делам. Если верить ему и вынесшей приговор системе правосудия, человек просто проснулся однажды утром и ни с того ни с сего совершил чудовищное злодеяние. Оно еще долго оставалось бы нераскрытым, если бы не телефонный звонок анонима, заметившего на Лонгвью-роуд детскую туфельку. В то воскресное утро полицейские так и не нашли туфлю, но подопечные кинологов под руководством инспектора Кэнтона уловили запах Бет ровно в том месте, которое описал аноним, после чего эти квалифицированные нюхачи отследили запах до одного из домов, где и заскулили.

Размышляя об этом утром в свой двадцать первый день рождения, Рут внезапно поняла, что зачастую серийные убийцы – это мастера конспирации. Хорошие, безобидные с виду парни, об истинной сущности которых окружающие не подозревают. Учитель, руководитель хора… Итан Освальд преспокойно похитил Бет – не потому ли, что уже проделывал такое раньше и ему сходило с рук? Практиковался на других девочках, «менее мертвых», а полицейские не заметили сходства между этими случаями, не говоря уже о том, чтобы связать их между собой?

Неужели они упустили серийного убийцу, который буквально уплыл у них из-под носа?

Такой ход мыслей показался Рут совершенно логичным. Даже не обращаясь к базе данных нераскрытых преступлений, недавно использованной для учебного проекта, она поняла, что установит ускользнувшую от остальных связь между событиями. И она ее установила. Три девочки – Рея, Лейла и Лори – пропали без вести за восемь лет из городков, расположенных не далее чем в шестидесяти милях друг от друга. В радиусе шестидесяти миль от того места, где обнаружили Бет Лавли. Эти три девочки были старше Бет, но каждая последующая жертва была младше предыдущей. Преступник будто вел обратный отсчет.

Рут была исполнена такой решимости разобраться с этими старыми «глухарями», что пропустила вечернюю лекцию. Каждая новая порция информации лишь укрепляла ее уверенность, что таинственные исчезновения девочек служили репетицией похищения Бет. Рею Маллинс в первые две недели отсутствия считали сбежавшей из дому. Заявление от родителей Лейлы Кальб, постоянно имевших неприятности с полицией, тоже сперва никто не принял всерьез. Еще была Лори, которая только недавно перебралась в трейлер к своей бабушке, потому что мать забрали в реабилитационный центр. Все эти девочки существовали на обочине жизни, их исчезновения практически никто не заметил.

Рут нашла своих «менее мертвых». И была убеждена, что Итан Освальд тоже считал их таковыми. Но доказать это было трудно, ибо сведения о том, что Итан Освальд хоть раз приезжал в Коннектикут до 1996 года, отсутствовали. В 1983 году, когда четырнадцатилетнюю Рею в последний раз видели на автозаправке у трассы I-91. Или в 1985-м, когда по дороге домой из бассейна исчезла тринадцатилетняя Лейла. Или шестью годами позже, в 1991-м, когда пропала одиннадцатилетняя Лори Джилл с шестью книгами из передвижной библиотеки, остановившейся на улице, где живет ее бабушка.

Но это не важно, решила Рут. Освальд работал учителем. Все три девочки пропали летом, в это время школы закрыты и для учителей тоже. Он вполне мог приехать в Коннектикут. Ведь известно, что некоторые из самых матерых серийных убийц пересекали границы штатов.

И имели излюбленные охотничьи угодья.

В тот вечер, отмечая вместе с родителями день рождения в итальянском ресторане на Линкольн-сквер, в который они ходят по особым случаям, Рут думала о своем. Чтобы представить свою гипотезу в полиции Хобена, нужны не просто догадки и статистика из баз данных. Особенно если они узнают о Бет и о том, сколько раз психологи объясняли юной Рут, что она не может видеть свою подругу, хотя на самом деле она ее видела.

Она давно привыкла, что ей не верят.

А что, если взять небольшой отпуск от занятий и полностью сосредоточиться на построении аргументации против Освальда, размышляла она, накручивая на вилку спагетти. В итоге это может пойти на пользу учебе. Она как раз прикидывала, что из этого получится, когда отец слегка откашлялся, а мать шумно выдохнула – так, будто некоторое время не дышала. Рут подняла взгляд и наконец обратила внимание, с каким сконфуженным видом сидят оба ее родителя. Сперва она решила, что они опять разругались: Эллис и Синтия только что пережили развод и еще не привыкли нормально общаться друг с другом. Но потом заметила в руках отца конверт. Подарки от них (от каждого по отдельности) она уже вскрыла, поэтому удивилась.

Внутри лежало напечатанное письмо и чек на ее имя. На сумму сто тысяч долларов.

– Что?.. – начала Рут и осеклась, увидев имена внизу письма.

Билл и Пэтти Лавли. Родители Бет.

– Они решили, что это поможет тебе в учебе, – произнесла Синтия с таким видом, будто ее того и гляди вырвет.

– Мы говорили, что, наверное, не сможем это принять, – добавил Эллис, – но они настаивали. Что нам оставалось делать?

Эти слова прозвучали как извинение.

Рут посмотрела на чек, и у нее закружилась голова.

– Я хочу домой, – еле слышно вымолвила она.

Когда той ночью она лежала в кровати и крутила большим и указательным пальцами кольцо с незабудкой, к ней на краешек постели присела Бет.

– С днем рождения, Рути, – сказала она и мотнула головой в сторону конверта на тумбочке. – Когда я родилась, они вписали меня в свой страховой полис, чтобы, когда я вырасту, мне было проще оформить собственный. Но знаешь…

Рут все знала. Придя домой из ресторана, она несколько раз подряд перечитала письмо от родителей Бет. О том, как Билл и Пэтти всегда хотели подарить Рут на двадцать первый день рождения сумму страховой выплаты, полученную ими после смерти дочери. Возможно, Рут удастся сделать что-нибудь стоящее в память о Бет, писали они, хотя подчеркивали особо, что в этой связи у нее не возникнет никаких обязательств перед семьей Лавли. Билл и Пэтти лишь хотят как лучше для Рут, и она вправе использовать деньги по своему усмотрению. Ей даже не обязательно их благодарить. Более того, они предпочли бы, чтобы Рут никому об этом не рассказывала.

– Все из-за того, что в твой день рождения им всегда грустно, – сказала Бет с несвойственной ей прямотой. – Он напоминает им о том, что ты жива, а я нет.

Это был первый раз, когда Бет так резко обозначила границу между ними. Не добавив больше ни слова, она встала и вышла из комнаты.

А незадолго до полуночи вернулась уже не одна.

В отличие от Бет, три явившиеся вместе с ней девочки со времени своего исчезновения ничуть не повзрослели. Выглядели они в точности так же, как на фотографиях, которые Рут нашла в Сети, поэтому она сразу их узнала.

– Они упросили меня взять их с собой, – с улыбкой вздохнула Бет.

Давешнее мрачное настроение, судя по всему, прошло.

Наибольший восторг происходящее вызывало у одиннадцатилетней Лори. Она сидела на краешке кровати, скрестив ноги, хихикала и прикрывала ладошкой рот, чем очень раздражала тринадцатилетнюю Лейлу.

– Ведешь себя как ненормальная, – шикнула она, сидя на полу рядом с четырнадцатилетней Реей. – Смотри, не спугни ее.

– Слишком поздно, – усмехнулась Рея и пристально посмотрела на Рут. – Как нам помочь тебе найти того, кто нас убил?

Прошло пять лет, а Рут все еще помнит ту первую встречу в мельчайших подробностях. Девочки оказались такими забавными, смышлеными и так верили, что ей по силам им помочь. Рут зачитывала все имеющиеся записи по делу каждой из девочек (записей было немного), а они высказывали свои замечания о том, в чем полицейские были правы, а в чем ошибались. Она записывала каждое их слово, а Бет наблюдала за ней с сестринской гордостью.

– Я думала, это поможет нам оставаться близкими людьми, – произносит она сейчас, и эти ее слова выводят Рут из раздумий. – Но что-то пошло не так.

– Ты не виновата, что я потеряла нить, – говорит Рут, подвигаясь, чтобы Бет прилегла рядом.

– Рути, твой дядя прав. Случившееся с Коко Уилсон – не то же самое. Может, лучше остановиться, пока… в общем, пока тебя не понесло.

– Ей всего семь, – отвечает Рут, глядя в потолок, потому что если посмотрит на Бет, то расплачется. – Разве она не заслуживает любой помощи, какую только может получить?

– Конечно заслуживает. Но я не понимаю, чем мы тут поможем.

Рут садится в постели.

– Ты же сама сказала: я замечаю то, на что другие не обращают внимания. Да, не смогла я доказать, что Освальд – серийный убийца, но все равно верю, что была права. Я увидела связи там, где остальные их проморгали. А вдруг у меня получится разглядеть что-то и в этой истории? То, чего другие просто не распознают.

Рут быстро выбирается из кровати и нашаривает под ней сумку, которую так и не смогла выбросить. Достает из нее самый маленький блокнот. Это первая записная книжка, в которой она фиксировала все, что рассказывали ей девочки. Листая страницы с дословными цитатами, Рут надеется что-то найти, наткнуться хоть на какую-нибудь зацепку. И вот она, почти в самом конце книжки.

«Он не казался незнакомцем».

Пять лет назад Рут шесть раз подчеркнула этот комментарий – с такой силой, что на шестой раз ручка насквозь прорвала страницу.

Глава 4

О незнакомцах ее предупреждали.

– Ты ведь понимаешь, Тыковка? Нельзя разговаривать с незнакомцами.

Ей хотелось спросить: а откуда узнаешь, незнакомец он или нет? Потому что не разберешь. Сначала просят всем улыбаться, со всеми здороваться, никому не грубить. А потом говорят: пинай по ногам, если тебя пытаются увести.

Увести куда?

Этот вопрос ее тоже занимал. В свои семь лет она уже знает о злодеях. Они ходят в масках и говорят страшными голосами. Пытаются украсть твой голос, чтобы использовать его в своих целях, сбрасывают твоего отца со скалы, чтобы стать во главе семьи. Но ведь и спасают тебя зачастую тоже незнакомцы, разве нет? Те, кто видит, как ты грустишь, одинокая и потерянная, и говорят: «Эй, пойдем со мной! Я тебе помогу!»

Неужели хорошие люди тоже могут обидеть?

Мама с папой об этом никогда не рассказывали.

Наверное, они сейчас волнуются. Трудно сказать, сколько уже прошло времени, потому что здесь постоянно темно. Окно над кроватью заклеено бумагой – на такой учителя пишут большими буквами слова, – и кажется, что-то просунули под дверь.

До двери все равно не дотянуться. Руки немножко шевелятся, но цепь, которой он пристегнул ее левое запястье (она только-только научилась отличать левую сторону от правой) к чему-то торчащему из стены, недостаточно длинная, чтобы дотронуться хотя бы до заклеенного бумагой окна. На щиколотки он тоже надел что-то холодное и твердое.

Потом он исчез. Защелкнул последний браслет и вышел из комнаты, не обернувшись.

Сейчас здесь тихо. Иногда ей мерещится, что из-за двери слышны приглушенные звуки, но внутри комнаты все как в тот раз, когда она, задерживая дыхание, ныряла в океанские волны. Как будто в ушах что-то шипит и грохочет.

Что, если он ее здесь бросит?

Ищет ли ее мама? А папа вернулся уже с работы? Они, наверное, сердятся. Потому что строго-настрого запретили ей разговаривать с незнакомыми мужчинами. А значит, очень разозлятся, когда поймут, что она наделала. Пошла за ним через дорогу, залезла в фургон. Тогда он все еще казался таким добрым. Даже протянул ей жевательную резинку. От него пахнуло мятой, когда он помогал ей забраться на переднее сиденье. Как будто только что почистил зубы.

Доброта очень быстро испарилась, как только он обогнул фургон и сел на водительское место. Едва она схватилась за ручку двери, он наклонился и грубо оттолкнул ее руку. Не больно, но она все равно расплакалась. Родители никогда, ни разу в жизни ее не били.

– Чего как маленькая, – буркнул он и завел двигатель.

Перед глазами мелькнул двор, открытая входная дверь в их дом, а затем она крепко зажмурилась, чтобы остановить слезы.

– Молодец, – похвалил он, снова становясь добрым.

И увез ее далеко.

Глава 5

На этот раз Рут иначе составляет подробный список предстоящих действий – так, чтобы ненароком не спровоцировать новый эпизод.

Для начала: она не станет звонить инспектору Кэнтону, пока не найдет убедительные доказательства. И уж точно не будет беспокоить родственников Коко (воспоминания о том, как сестра Реи обозвала ее по телефону «малахольной сукой», до сих пор свежи). Строить догадки тоже не будет. Просто воспользуется доступными ей инструментами и постарается сохранять объективность. Иными словами, поведет себя, как добропорядочный детектив.

Когда-то Рут состояла в интернет-сообществе таких детективов. Восстановив сегодня свой аккаунт, она обнаруживает, что за пять истекших с той поры лет практически ничего не изменилось. На главной странице сайта под названием «Что с ней случилось?» все те же удручающие данные о снижении раскрываемости убийств, числе пропавших без вести и непомерном влиянии насильственных преступлений на маргинализированные слои общества.

Внизу страницы мигает все то же обнадеживающее послание: «Возможно, именно ВЫ измените ситуацию к лучшему».

Этот сайт стал одной из первых краудсорсинговых платформ для расследования нераскрытых дел. Основал его Уотсон из Уичито, который, по собственному признанию, был одержим идеей раскрыть убийство учительницы младших классов, случившееся двадцатью годами ранее. Всего за год сайт превратился из личного блога Уотсона в сообщество онлайн-сыщиков, готовых платить взносы за участие в закрытой группе, только бы получить возможность поделиться там своими навязчивыми идеями. Вступить в группу стоило недешево, но в том-то все и дело. Сайт «Что с ней случилось?» (а позже и «с ним», «с ними») – площадка, на которой люди, со всей серьезностью относящиеся к жанру криминальной документалистики, могли встретить единомышленников и по-настоящему работать.

Рут присоединилась к сообществу после того, как ей исполнился двадцать один год (это единственный случай, когда она потратила крошечную часть той суммы, выплаченной за смерть Бет), и сразу разместила профили трех нераскрытых дел – Лейлы, Реи и Лори. А затем добавила Итана Освальда в базу данных серийных убийц, которую по крупицам собирал Уотсон из Уичито. «Подозреваемый» – этот пункт выбрала Рут из раскрывающегося списка, прежде чем поделиться своими предположениями о том, как исчезновение девочек может быть связано с похищением Бет.

Сейчас, открыв страницу с профилем Итана, она просматривает тщательно созданную ею в то время хронологию – карту его перемещений от Миннесоты, где он окончил школу в тот год, когда исчезла Рея, до Бостона, где он учился в частном музыкальном колледже (по крайней мере, это объясняет, как он оказался в Новой Англии) и где двумя годами позже пропала Лори. Рут установила, что в 1991 году – в год похищения Лори – Итан обитал на Среднем Западе, преподавал музыку. Средняя школа в штате Огайо была последней остановкой перед переездом в Коннектикут в 1996 году.

Это описание в пункте «Подозреваемый» с тех пор ни разу не обновлялось.

– Разве ты не Коко должна искать? – спрашивает Бет, хмуро глядя на профиль Освальда. – Тут смотреть нечего. Все как прежде.

– Такие базы данных нужны для того, чтобы понять, что общего между преступниками, – возражает Рут чуть более резко, чем хотела.

Она не собиралась читать свои давние исследования, но, как только вошла в систему, ее немедленно потянуло к Освальду – никто и не отрицает. Этот сайт, такой же знакомый, как теперь бар «Суини», когда-то служил ей спасательным кругом. Единственное место, где не нужно скрывать, чем она одержима, потому что здесь каждый зациклен на чем-то своем.

Когда случился эпизод, она пообещала больше не открывать сайт и вообще навсегда забыть о девочках. Однако ее постоянно мучила мысль, заботится ли кто-то о них в ее отсутствие.

– Просто хочу кое-что проверить, – объясняет она Бет. – И больше мы никогда не вернемся к этой странице, даю слово.

Рут переходит по ссылке «Известные жертвы» в профиле Освальда. И вот она.

Бет Лавли, 7 лет, 1996 г. (Хобен, Коннектикут).

На сайте «Что с ней случилось?» доказательства – это валюта. Рут так и не смогла добавить в список имена других девочек.

Внезапно у нее перехватывает дыхание – в списке новое имя!

Эмити Грин, 14 лет, 1995 г. (Геральд, Огайо).

Если верить этому сайту – а к нему доверия у Рут больше, чем к любому другому ресурсу, – у Итана Освальда есть еще одна известная жертва. За год до убийства Бет он все-таки причинил зло еще одной девочке.

А Рут даже не знала о ее существовании.

– Рути, достаточно, – сказал инспектор Кэнтон.

Он появился на пороге той квартирки в Морнингсайд-Хайтс в начале марта 2010 года – уставший, настороженный и задумчивый, что выдавал и его вид, и голос.

Больше месяца Рут непрерывно ему названивала. Днем, ночью – время суток тогда для нее не имело значения. Он был единственным человеком, с кем она могла говорить, не считая новых друзей с сайта «Что с ней случилось?».

Инспектор Кэнтон, под чьим началом кинологи нашли тело Бет.

Инспектор Кэнтон, который выбил дверь Итана Освальда.

Когда девочки только начали к ней являться, Рут просто хотела донести до него, что в истории Освальда, возможно, известно еще не все. Пусть лучшие полицейские штата провели тщательное расследование, пусть сам Освальд категорически отрицал наличие других жертв, но неужели Кэнтон хотя бы не задумается над тем, что она обнаружила?

Поначалу он был очень терпелив. Проявлял сочувствие. Даже интерес. Но когда она начала беспокоить родственников девочек, терпение инспектора Кэнтона лопнуло. К тому времени, когда он приехал в Нью-Йорк, он даже немного злился.

– Некоторые родственники грозятся привлечь полицию Хобена к ответственности за злоупотребление доверием. А сестра Реи собирается подать на тебя в суд. Говорит, что ты ее преследуешь.

– Я лишь хотела помочь.

– Я знаю, – вздохнул Кэнтон. – Но, Рути, ты даешь этим семьям ложную надежду. К тому же у них создается впечатление, что полицейские не выполнили свою работу. Свою работу, деточка. Не твою. Я знаю, что ты ненавидишь Освальда, и поверь, если бы мы могли установить причастность этого ублюдка к другим убийствам, мы бы это сделали. Но доказательств просто не существует.

Рут уже открыла рот, чтобы возразить, но инспектор Кэнтон поднял руку:

– Рути, привидения не считаются.

Теперь, глядя на новое имя в списке известных жертв Итана Освальда на сайте «Что с ней случилось?», Рут ощущает, как на смену возникшему в тот день чувству стыда приходит уверенность в своей правоте: все-таки была еще одна жертва.

И на этот раз источником ее информации будут вовсе не привидения.

Эмити Грин не умерла. Жизнь ее выставлена напоказ – смотри, кто хочет.

Судя по профилю в «Инстаграме»[3], Эмити живет в Нью-Йорке, штат Нью-Йорк, по роду занятий – муза. Вчера на завтрак съела миску асаи. В выходные остригла челку, хотя клялась больше этого не делать. И отказалась от кофе – тоже не в первый раз. Рут прокручивает пост за постом, рассматривая великолепные селфи и читая представленные в разумном количестве аффирмации («Если вы не можете со мной общаться, когда я в плохом настроении, то не заслуживаете общения со мной в хорошем» – видимо, любимая), и задумывается, а точно ли это та самая женщина? Но она навела справки и выяснила, что все же это единственная Эмити Грин из местечка Геральд в штате Огайо, которой в 1995 году было 14 лет. Значит, сейчас ей тридцать четыре («Только никому! – написала Эмити в посте о своем последнем дне рождения. – Притворимся, что мне 29!»).

Единственная странность, на которую Рут обратила внимание, прокрутив ленту достаточно далеко назад, это полное отсутствие контента на страницах Эмити во всех социальных сетях в период с января 2013-го по июнь 2014 года, когда она вернулась с постом в одно слово, белыми буквами на черном фоне: «Привет».

Не сказать, что за это время образ Эмити Грин совсем не изменился. До января 2013 года она регулярно выкладывала фотографии различных частей своего тела на фоне культовых нью-йоркских заведений. Губы касаются ободка коктейльного бокала. Глаз с идеально растушеванными тенями смотрит из-под безупречного светлого локона. Длинные загорелые ноги в туфлях с головокружительно высокими каблуками – Рут в жизни не видела, чтобы кто-то такие носил.

Но, вернувшись в середине прошлого года, Эмити, очевидно, решила позиционировать себя как стилиста и гуру самосовершенствования. Теперь в своей ленте она на полном серьезе учит людей, как правильно жить. Разумеется, на лабутенах.

Чего только не узнаешь из открытых страниц в социальных сетях! Рут продолжает раскопки.

Поздно вечером она находит искомое – причину столь продолжительного отсутствия Эмити Грин в Сети. Возможно, на сайте «Что с ней случилось?» ее имя пару раз и мелькнуло, зато на форуме «Удивительнее вымысла», выходящем за рамки общепринятого, но тоже относящемся к жанру криминальной документалистики, Эмити появляется в десятках результатов поиска. Это онлайн-сообщество Рут до сих пор старалась обходить стороной. В нем люди ночи напролет спорят о том, кто из звезд встал на путь сатанизма и кто из политиков на самом деле пришелец-рептилия. Здесь можно найти мнения по поводу любой самой большой тайны и самого ничтожного заговора. Когда Рут впервые ввела имя Эмити, поисковик выдал уйму ссылок, в основном на подфорум «Хладнокровные убийцы».

Затаив дыхание Рут нажимает самую первую ссылку и надеется увидеть там Итана.

Но на экране возникает имя совершенно другого убийцы.

Эрик Коултер, Мажор-душитель. Так его назвали жадные до сенсаций репортеры в первый день 2013 года, когда этого отпрыска двух завсегдатаев манхэттенских светских мероприятий арестовали по обвинению в убийствах четырех юных работниц секс-индустрии в разных районах города. Его предполагаемая пятая жертва слиняла с новогодней вечеринки, где должна была исполнять стриптиз; эта шустрая девчонка из Статен-Айленда и помогла его поймать.

Если верить комментаторам на форуме «Удивительнее вымысла», Эмити Грин в то время была за ним замужем.

Когда новость о заключении Коултера под стражу появилась на первых полосах газет, у Рут был период бездействия. Тем не менее вообще ничего не услышать об этом деле оказалось попросту невозможно. После его ареста СМИ было не унять – этот скандал неизменно привлекал внимание. Кому не захочется почитать про богатого плейбоя, который «погубил себя, поддавшись импульсу», как написали в одном из заголовков. Можно подумать, удушение молодых беззащитных женщин – всего лишь осечка нервной системы, небольшое препятствие на жизненном пути Коултера, в иных отношениях блестящем.

Даже запретив себе интересоваться криминальной документалистикой, Рут знала об Эрике Коултере. Но не могла припомнить, чтобы хоть раз в тех сенсационных статьях упомянули его жену. Существуй она, разве о ней не написали бы, по крайней мере в нескольких репортажах? И вновь недостающая информация обнаружена на сайте «Удивительнее вымысла». В форумных ветках за 2013 год, посвященных громкому аресту Коултера, комментаторы – некоторые из них почему-то симпатизировали обвиняемому – разделились во мнениях, действительно ли Эмити Грин его жена, или же она просто тусовщица, в компании которой он часто развлекался в начале 2010-х. В качестве доказательства последнего кто-то выложил несколько фотографий из социальной сети, на которых пара на различных мероприятиях держится за руки и Эмити упоминается лишь как счастливая спутница Эрика Коултера.

«Я точно знаю: они поженились в Вегасе в 2012 году!» – возмущался в пустоту один из комментаторов перед самым вынесением приговора Коултеру. После того как приговор вынесли, тот же ретивый член сообщества заявил, что Эмити только что аннулировала брак.

«Вот же крыса! – таким был первый ответ на это сообщение. – Бежит с корабля, когда он в ней так нуждается».

«Да уж, мерзавка, она и есть мерзавка, – написал еще один участник дискуссии, прикрепив к сообщению картинку и поставив три блюющих эмодзи. – Только гляньте, откуда она».

– Может, мы… – говорит Бет, но уже слишком поздно, Рут успела открыть вложение.

Они обе смотрят, как на экране ноутбука медленно загружается картинка.

На фотографии из альбома выпускников 1994 года запечатлен хор. В первом ряду легко узнать Эмити Грин, даже если бы над ее головой не повисла нарисованная кем-то толстая красная стрелка. На снимке ей лет тринадцать, но у нее уже стройные, изящные конечности и прелестные черты лица, которые Рут отметила на фотографиях взрослой Эмити. Эта особая симметрия притягивает взгляд и выделяет лицо на фоне остальных пятидесяти, даже если не можешь внятно объяснить, что тебя в нем так привлекает. Как вообще образ юной, улыбающейся Эмити в белой футболке и джинсовом комбинезоне у кого-то может увязаться со словом «мерзавка»? Внезапно у Рут перехватывает дыхание. Эмити Грин во второй раз заставляет ее изумиться.

Как минимум пять учеников на снимке одеты в толстовки с надписью «Тильден тайгерс» на груди.

«Тильден тайгерс». Футбольная команда средней школы из Тильдена в штате Огайо. Той самой, в которой два года преподавал Итан Освальд, прежде чем переехать в Хобен в начале 1996 года.

Сердце Рут тикает, как отсчитывающий мгновения секундомер, когда она возвращается к досье Итана на сайте «Что с ней случилось?», а потом вновь и вновь обращается то к его профилю, то к снимку из альбома. Смотрит то на подтверждение факта, что Эмити Грин в 1994 году училась в тильденской средней школе, то на ее имя в списке известных жертв Итана Освальда на «Что с ней случилось?».

Перед ней неопровержимое доказательство, что у женщины, жизнь которой она сегодня весь день досконально изучала в Сети, действительно есть связь с Итаном Освальдом. Этот групповой портрет хора свидетельствует о том, что она была ученицей в самой последней школе, в которой он работал до переезда в Коннектикут. И занималась музыкой.

Означает ли это, что Итан был ее учителем? А главное: как получилось, что Эмити стала его жертвой? Жертвой, которая его пережила? У Рут голова идет кругом: она не понимает, каким образом Эмити вообще появилась на «Что с ней случилось?». Информация на сайте всегда проверяется, Рут это отлично знает. Если ее внесли в список известных жертв, значит кому-то точно известно, что это правда. Но кому?

И почему единственный убийца, с которым публично связано имя Эмити, не Итан Освальд, а маньяк из Нью-Йорка?

Несмотря на все только что вскрывшиеся факты, Рут совершенно растеряна. Откуда-то издалека будто звучит трудноразличимый сигнал тревоги. Предупреждение: отступи, пока не поздно.

Внезапно она чувствует на щеке холодную ладонь. Знакомое мягкое прикосновение – так успокаивать умеет только Бет.

– А вдруг она и есть недостающее звено.

Пренебречь этим Рут не может.

Этой ночью в «Суини» Рут ощущает усталость и одновременно необычную эйфорию. Она то и дело на что-то налетает, как будто утратила способность зрительно воспринимать трехмерное пространство, и Оуэн наконец спрашивает, не под кайфом ли она.

– Не припомню тебя такой энергичной с тех пор… с тех пор…

Оуэн умолкает. Оба знают, что он никогда не видел ее настолько взбудораженной.

– Ни за что не пришла бы на работу под кайфом, – уверяет Рут. – Просто устала. Я почти не спала сегодня ночью.

Она не лжет, но подозрения Оуэна только усиливаются.

– Что-то с тобой не так, Вероника Марс, – говорит он с ухмылкой, однако дальнейший разговор приходится отложить – в бар вваливается шумная толпа завсегдатаев.

Рут облегченно вздыхает, но неожиданно чувствует и легкое разочарование: если кто-то и смог бы понять ее сегодня вечером, после того как она обнаружила Эмити Грин на школьном снимке, так это он. Ее босс, который тоже разбирается в одержимостях и вторых актах и… как он там называет свои любимые песни? Скрытые желания. Точно! Момент в мюзикле, когда главный герой проливает свет на то, чего ему не хватало в жизни. То, к чему он всегда стремился и что наконец решил заполучить.

Рут представляет, каким бы мог быть дальнейший разговор с Оуэном.

«Помнишь вчерашнее оповещение от „ЭМБЕР Алерт“? О том, что пропала Коко, маленькая девочка? Девятнадцать лет назад точно так же пропала моя подруга. Все считали ее убийцу хорошим парнем. Таким, который и мухи не обидит. От него никто не ждал беды. И никто не мог поверить, когда его арестовали. Вот чего я не понимаю. Его поступок – не преступление в порыве страсти. И не несчастный случай. Мне твердили: не зацикливайся на деле, которое уже раскрыто. Дескать, нам очень повезло, что этого человека так быстро поймали. Он успел убить только одну девочку!

Но я всегда знала, что девочка была не одна. И сегодня нашла подтверждение своей правоте. Так вот, мое самое большое желание, Оуэн. Я хочу…»

Внезапно Рут осекается. Дальше мысль была о поисках Коко Уилсон. И конечно, она хочет ее найти. Но сказать, что ее цель – найти пропавшую девочку, было бы правдой только наполовину.

Отлучившись в туалет, Рут закрывает дверь в кабинку, достает мобильник и сначала набирает в поисковике «Коко Уилсон». Несколько часов назад состоялась пресс-конференция. Рядом с растерянной, утирающей слезы Айви стояла потрясенная Майя, а Лео тем временем обращался к похитителю и умолял вернуть малышку. Почти во всех новостях о Коко перед камерами семья Уилсон, а это значит, что репортерам больше нечего сообщить.

Рут переключает внимание на Эмити Грин. За последний час та успела разместить в «Инстаграме» фото роскошного весеннего букета и отметила в посте знаменитый цветочный салон в Верхнем Ист-Сайде. «Кому платить за аренду?» – гласит подпись, после которой стоит подмигивающий смайл.

От отвращения на языке возникает омерзительный металлический привкус. Рут перечитывает ответ на личное сообщение, которое она спонтанно отправила Эмити сегодня днем. В нем содержалась ложь, но с последствиями Рут разберется позже. Сунув телефон в карман джинсов, она выходит из кабинки и в треснувшем зеркале над старой раковиной мельком видит свое отражение. Действительно похоже, что она под кайфом. Блестящие глаза, пунцовые щеки, приподнятые в безумной улыбке уголки рта. Она обнажает зубы, позволяет улыбке расплыться во всю ширь и идет в бар, уговаривая себя, что все у нее получится.

Свое скрытое желание она с блеском исполнит позже. Пока же достаточно того, что шоу началось.

Глава 6

Чтобы солгать, выдумывать много не пришлось.

Рут сообщила Эмити Грин, что работает над новым криминальным подкастом о женах и подругах серийных убийц и хочет, чтобы Эмити стала ее первым специальным гостем.

Идея пришла ей голову благодаря объявлению на сайте «Удивительнее вымысла». На баннере рекламировали новый криминальный подкаст, который будет вести бывший агент ФБР, – что-то о раскрытии дел, повисших настолько давно, что их уже можно считать замороженными. Рекламный текст подкреплялся изображением мультяшного пистолета с висящими из дула сосульками. Рут закатила глаза к потолку и стала листать сайт дальше. А когда задумалась, как подступиться к Эмити, в памяти всплыл этот пистолет.

Можно было честно сказать, что ее интересует Итан Освальд. Но, насколько известно Рут, Эмити понятия не имеет, что ее имя опубликовано в списке жертв. В конце концов, «Что с ней случилось?» – закрытый сайт, доступ к нему есть только у участников. Возможно, о происшествии с Освальдом она говорит редко или вообще отказывается его обсуждать. Если с самого начала разбередить травму, полученную в четырнадцать лет, это может ее отпугнуть.

Рут не хочет отпугнуть Эмити, нарушить эту живую, реальную связь с Итаном Освальдом, поэтому и солгала. Через час от Эмити пришел ответ: она заинтригована. И вот, спустя двадцать четыре часа, до их первой встречи остаются считаные минуты.

Ожидая Эмити, Рут пытается вспомнить, почему это показалось ей хорошей мыслью.

Она не думала, что все закрутится настолько быстро. Ей удалось найти Эмити. Связаться с ней. Сразу получить ответ. Та откликнулась с такой готовностью, будто давно надеялась получить приглашение.

«Остановилась на Пятьдесят седьмой улице. Можно завтра вместе пообедать где-нибудь неподалеку. Целую, обнимаю».

Эмити писала так, будто они уже подруги.

Для совместного обеда Рут выбрала итальянский ресторан, где отмечала с родителями свой двадцать первый день рождения и много других семейных событий. Встреча на Линкольн-сквер устраивала обеих, при этом для Рут главным оказалось то, что заведение хотя бы ей знакомо – в отличие от всего остального в этой ситуации. На входе ее радостно встретил Нико, который с давних пор служит здесь администратором, но, если душевное приветствие и сняло тревогу, облегчение было временным. Сейчас за столиком у двери (она где-то читала, что допрашиваемого следует всегда усаживать так, чтобы создать у него ощущение возможности побега) Рут пытается выполнить дыхательные упражнения. За этим столиком на двоих внезапно обнаруживается, что она напрочь забыла, как правильно делать вдохи и выдохи.

– Воды! – хрипит она проходящему мимо официанту, радуясь про себя, что Эмити опаздывает.

Прибыв наконец в ресторан, Эмити Грин останавливается в дверях и что-то ищет в телефоне. Для Рут это возможность вблизи рассмотреть женщину, все фотографии которой во всех социальных сетях она уже досконально изучила. Вне всякого сомнения, она красива, умопомрачительно красива. Рут вдруг замечает, что Эмити очень похожа на Шэрон Тейт – актрису, которую постигла злая участь, – и задается вопросом, знает ли она об этом. Оторвав взгляд от телефона, Эмити одаряет только что подошедшего Нико лучезарной улыбкой, затем наклоняется и что-то шепчет ему на ухо. Нико указывает на Рут, наблюдающую за этой сценой со своего места, и теперь ослепительная улыбка светит в ее сторону.

– Приве-е-е-е-ет! – говорит Эмити, подходя к столику. – Прости, что опоздала. Эти пробки!

Рут почти уверена, что Эмити тоже пришла сюда пешком, поскольку живет совсем недалеко, но она понимающе улыбается, а Эмити тем временем усаживается напротив, окутанная ароматом дорогой косметики и парфюма.

– Я Эмити, – зачем-то добавляет она и протягивает руку, на пальцах – уйма бриллиантовых колец.

– Спасибо… спасибо, что согласилась встретиться, – бормочет Рут, тоже протягивает руку (без единого колечка) и предлагает заказать что-нибудь выпить.

По правде говоря, Рут оказалась совершенно неготовой к тому, какие чувства у нее вызовет встреча с женщиной, которая в детстве знала Итана Освальда. А потом выросла и по какой-то причине вышла замуж за серийного убийцу. Неожиданно ее разбирает смех, потому что… ну как к такому подготовишься?

– Что смешного? – спрашивает Эмити.

– Просто я очень рада познакомиться, – отвечает Рут.

Она слегка удивлена, потому что так и есть.

Пока это первые правдивые слова, сказанные ею Эмити.

– «И ты действительно ничего не знала?» – Сымитировав укоризненный тон человека, приотворяющегося другом, Эмити закатывает глаза и вздыхает: – Этот вопрос задают мне все поголовно. – Она прищуривается. – Но ты, Рут, кажешься другой. Поэтому я и согласилась встретиться.

– В каком смысле другой? – спрашивает Рут, потягивая вино.

Эмити допивает уже второй бокал шампанского.

– Ну, для начала, тебя нет ни в одной социальной сети. Я проверила. И мне это нравится, потому что ты не представляешь, сколько людей желают со мной поговорить только затем, чтобы хорошо выглядеть на моем фоне.

Рут молча кивает. За последние полчаса она поняла, что оптимальной тактикой будет просто позволить Эмити выговориться: поток бессвязных мыслей и частые отступления обязательно выведут на что-нибудь интересное. А эта ее привычка ненадолго замолкать и постукивать наманикюренным указательным пальцем по винирам на передних зубах – кажется, что вот-вот последует откровение. Действует завораживающе.

Не говоря уже о том, что безудержное многословие Эмити избавило Рут от необходимости выдумывать что-то еще о подкасте. Пока избавило.

Будто прочитав ее мысли, Эмити испускает еще один вздох:

– Меня уже звали в подкасты, но никто не хочет говорить обо мне. Всем нужен Эрик. Как будто ему и без того мало внимания. – Она хмурит брови и добавляет: – Не пойми меня неправильно. Мне очень жаль тех проститу… тех работниц секс-индустрии, которых он убил. И если бы я что-то об этом знала, я бы обязательно рассказала. Любой бы рассказал, да?

Рут опять кивает.

– Но я ничего не знала. Понятия не имела.

Эмити делает глоток шампанского, вертит в руках бокал и смотрит на него изучающим взглядом. Похоже, что-то обдумывает.

– Я буду участвовать в твоем подкасте. Но только если ты не станешь выставлять меня в дурном свете. Мне надоело удивляться людям. Ничем хорошим это не заканчивается.

На этот раз Рут не может просто кивнуть. Настал момент, когда нужно признаться. Спросить об Освальде и отказаться от ухищрений с подкастом. Она открывает рот, чтобы все честно рассказать, но тут Эмити наклоняется вперед.

– С какого именно времени мне начать? – спрашивает она. – Потому что Эрик не первый, кто причинил мне боль.

Ноготок опять постукивает по переднему зубу.

– Мм… не важно. С того времени, которое ты считаешь отправной точкой, – отвечает Рут, и ее решимость испаряется одновременно с появлением твердого огайского «р» в речи Эмити.

– Я во всем виню Джули Джордан.

– Джули Джордан?

– Да, Рут. Джули Джордан. Из мюзикла «Карусель»[4]. – Эмити делает паузу, отпивает шампанское уже из третьего бокала и, не опуская его, смотрит на Рут. – Знаешь о таком?

– Немного, – отвечает Рут.

– Прекрасно. Хочу донести до всех: мою жизнь испортила Джули Джордан, чтоб ей было пусто.

– Как это? – не понимает Рут.

– Ты хотела знать, когда в моей жизни все пошло наперекосяк, да? Так вот, отвечаю: в тот день, когда мне досталась роль Джули Джордан в школьной постановке «Карусели». Все жутко злились на меня, потому что я была всего лишь в десятом классе, но мистер О. решил, что я сыграю лучше любой старшеклассницы.

– Мистер О.? – переспрашивает Рут, стараясь, чтобы на лице не дрогнул ни один мускул.

– Да, учитель музыки в старших классах. Он руководил постановкой. Это была его затея. В детстве какой-то старик-сосед показал ему «Карусель», и он помешался на ней. Благодаря ему и я полюбила этот фильм.

Эмити ненадолго умолкает и снова постукивает ногтем по передним зубам. Пока Рут наблюдает, как она готовится выложить следующую историю, в голову приходит интересная мысль.

– Не против, если я запишу на телефон? – спрашивает она.

– Ничуть. – Эмити пожимает плечами. – Хотя это не о серийных убийцах.

«Знала бы ты», – думает Рут, но улыбается и говорит Эмити, что если это важный опыт в ее жизни, то для подкаста это тоже важно.

– Мне интересно, откуда ты родом, – говорит она.

– Клево, – отвечает Эмити и опять пожимает плечами.

Стараясь не показывать дрожь в руках, Рут кладет телефон на стол, открывает голосовые заметки и нажимает кнопку записи.

«Мистер О. говорил, что все решает доверие. Постоянно это твердил. „Я очень ценю доверие, Эми. И ты должна мне доверять, если хочешь безупречно сыграть роль, а я знаю, тебе это по силам“.

Рут, он был учителем. А мне было четырнадцать лет. Так что… я ему доверяла.

После уроков он стал проводить индивидуальные занятия – учил петь, правильно дышать, правильно двигаться. Сперва эти занятия проходили в музыкальном зале, где обычно репетировал наш хор, но потом он пригласил меня к себе домой, и мы занимались уже не сразу после школы, а по вечерам. Мои родители об этом знали, и никому это не казалось странным. Ни им, ни мне. Я просто хотела быть очень похожей на Джули Джордан. Мне казалось, что я ее знаю, понимаешь? Эту девушку, которая живет незавидной жизнью в захолустном городишке – действительно, как на карусели, везущей тебя в никуда. К тому же мне очень хотелось прижучить старшеклассниц, которые считали, что я недостаточно хороша для главной роли в шикарной осенней постановке.

Мы очень сблизились с мистером О. Я многому у него училась, и мой голос становился все сильнее. Отношения между нами поначалу были нормальные. А потом все стало плохо. Потому что однажды вечером, когда мы репетировали сцену на скамейке, он ни с того ни с сего с размаху ударил меня по лицу, очень больно ударил. Я расплакалась, а он сказал: если я хочу быть Джули Джордан, то мне надо узнать эти ощущения. Сказал, что проделывал это с другими своими ученицами, и это всегда работало. С тех пор он бил меня всякий раз, когда мы с ним оказывались наедине. В основном это были пощечины, но однажды он меня просто избил. А потом, помню, обнял и стал целовать. Сначала в лоб. Потом в нос. А потом в губы. Вот так я впервые поцеловалась по-настоящему. Обо мне что только ни говорили, но я ни одного мальчика даже в щечку не чмокнула до этого поцелуя. Он был омерзителен. До сих пор помню толстый язык у себя во рту и запах мятных леденцов. Первый секс может быть плохим. Но не первый поцелуй. Он должен быть потрясающим. Если ты терпеть не можешь целоваться – а я с тех пор возненавидела поцелуи, – значит мало надежды на что-то другое.

Джули Джордан, черт бы ее побрал.

В итоге синяки заметила учительница английского. К тому времени их уже было много. Я ей рассказала, что происходит на индивидуальных занятиях. И начался сущий ад. Меня вызвали в кабинет директора, он обозвал меня выскочкой. Сказал, что я распутная и нарываюсь на неприятности. Я тогда еще не понимала, что значит „распутная“, пришлось заглянуть в словарь. А потом к нам домой явился представитель совета по школьному образованию. „Это очень серьезные обвинения, – сказал он родителям. – Они будут иметь серьезные последствия для вашей дочери“, и все такое…

Разумеется, предки перепугались до смерти. Собственные родители уверяли, что никто за меня не вступится, потому что все любят мистера О., и он же, в конце концов, не изнасиловал меня. Уговаривали сказать, что я все выдумала, а на самом деле ничего не было, чтобы все само собой затихло. Так я и поступила. Отказалась от своих слов.

А потом он взял и убил ребенка. Мистер О., я имею в виду. Девочку одного возраста с моей младшей сестрой.

Откуда мне было знать, что такое произойдет?

Да и кто бы мне поверил?»

В первый раз слушая запись на телефоне, Рут думала, что заболела. Невозмутимый голос Эмити, рассказ о том, что проделывал с ней Итан Освальд и как на это отреагировали люди, вызывал в ней такую ярость, что она едва могла пошевелиться.

Все, на что она теперь способна, это лежать на кровати и смотреть в потолок, вновь и вновь воспроизводя рассказ Эмити. Двигаться больно.

– Просто не злись на нее, – говорит Бет со своего обычного места в изножье кровати.

– На Эмити я не злюсь, – возражает Рут, хотя в душе признает, что все-таки немного злится. А может, и не немного.

Она садится в постели.

– Нужно вывести Ресслера, прежде чем идти на работу, – говорит она Бет.

Это правда, но не вся. Кое-чем в этой записи Рут пока не готова поделиться с Бет. Для начала ей бы самой еще разок это прослушать. Если она об этом расскажет, все поменяется кардинально.

– Пойдем, малыш, – говорит она псу, берет телефон и наушники и направляется к двери.

К концу посиделок в ресторане Эмити определенно была под хмельком.

– Замечательно посидели, – сказала она, словно минуту назад не было разговора о худших моментах ее жизни.

– Скоро повторим, – заверила Рут, но тут же почувствовала, что солгала.

Для себя она уже решила: продолжать липовый подкаст смысла нет. И подружиться, судя по всему, тоже не получится, ведь Рут слушала истории Эмити об Итане Освальде и даже не заикнулась, что тоже имеет отношение к этому человеку.

На улице, прежде чем расстаться, Эмити с неожиданно застенчивым видом наклонила голову.

– Я еще кое-что тебе записала, – сказала она, старательно отводя глаза. – Когда ты ходила в уборную. Никогда и никому этого не рассказывала, но мне стало легче оттого, что высказалась. Осуждай меня, если хочешь, но… я искренне надеюсь, что ты не осудишь. Потому что ты мне нравишься, Рут. И было бы здорово, если бы у меня появилась союзница.

Трепетная надежда преобразила лицо Эмити – Рут словно впервые увидела ее.

В уборной Рут пробыла достаточно долго, сполоснула лицо холодной водой, еще раз сделала дыхательные упражнения. Пыталась прийти в себя после того, что Эмити рассказала ей о мистере О.

Выходит, за это время Эмити воспользовалась возможностью сделать признание.

Шагая с Ресслером в сторону парка, Рут вновь включает секретную запись – сердце колотится так, будто она слушает ее впервые.

«Я знала, что мистер О. питает слабость к детям. Точнее, догадывалась, потому что он всегда просил меня брать младшую сестренку с собой на репетиции – на те, что проходили у него дома. И всегда о ней расспрашивал. Какие фильмы она смотрит, какое у нее любимое животное и всякое такое. Джемми из двойни, а он всегда говорил, что ему нравятся разнополые близнецы: якобы в детстве жил по соседству с такой парой, и они приняли его третьим в свою команду. При этом о моем брате не спросил ни разу, понимаешь? Я не особо обращала внимания на эти разговоры, но как-то раз он поинтересовался, какого размера у Джемми белье. После этого я перестала отвечать, потому что вопрос явно переходил границы нормального. Он и дальше уговаривал приводить ее, но я старалась отвертеться под разными предлогами.

Впрочем, это не самое плохое. Точнее, плохое, конечно, но дальше было еще хуже. Надеюсь, ты не возненавидишь меня, Рут. Ведь я была ребенком.

После переезда в Коннектикут он мне писал. Часто. Говорил, что я одна из тех, кто был для него Джули Джордан, а значит, у меня не получится от него отвязаться. И я ему отвечала. Даже когда его посадили. Знала, что он совершил, и все равно не могла сказать „нет“. Он будто имел надо мной какую-то власть.

Так что неудивительно, что я оказалась в отношениях с серийным убийцей. Ну вот такая вот я».

Глава 7

– Чего-то тут не хватает.

Бет, мерившая шагами комнату, внезапно останавливается. Просит еще раз прослушать признание Эмити.

У Рут не получилось долго скрывать от нее запись.

Отработав смену в баре, она пришла домой усталая и растерянная, и Бет сразу смекнула: что-то не так. И Рут уступила – включила вторую, секретную запись, которую Эмити сделала в ресторане и в которой призналась в том, чего не смогла сказать Рут в лицо.

– «Он будто имел надо мной какую-то власть», – повторяет Бет, сосредоточенно хмуря брови. – Тут нечему удивляться: такие мужчины, как Итан Освальд, бывают невероятно харизматичными.

– И очень ловко манипулируют людьми, – добавляет Рут, вспоминая типологию серийных убийц, которую изучала в колледже. – Но своим родственникам они редко причиняют вред.

– Наверное, только потому, что боятся попасться? – предполагает Бет. – К тому же Эмити не была его родственницей.

– Нет, она была для него всего лишь Джули Джордан. – Рут закатывает глаза, но потом вдруг резко их распахивает. – Одной из многих Джули Джордан, Бет.

– Думаешь, он третировал и других девушек? – У Бет тоже расширились глаза.

– Это было бы ужасно, – говорит Рут. У нее такое чувство, будто она ведет машину в тумане и вот-вот из него выберется. – Но что, если он просил и других учениц подготавливать своих младших сестер?

Рут и Бет смотрят друг на друга, и внезапно обеих осеняет догадка.

– Как ту девушку, что видели на игровой площадке, – шепчет Бет.

– Именно, – отвечает Рут, но в ее голосе не слышно ликования.

Однажды Рут спросила у Бет, почему она помнит, что с ней произошло, а у Реи, Лейлы и Лори не осталось воспоминаний о том, как они погибли.

– Я не помню, – ответила та. – Самое последнее, что я запомнила, это разговор со старшеклассницей на игровой площадке о моем дедуле, который лежал в больнице. Дальше – пустота. Но о моей смерти известно все до малейшей подробности. Есть даже отчет судмедэксперта. Я в курсе, что со мной случилось, потому что на все вопросы уже даны ответы. У остальных девочек все иначе. Они даже не знают, где захоронены их тела. Когда ты вот так исчезаешь, – добавила она, – нужно, чтобы некоторые вещи за тебя помнили другие люди.

К примеру, Итан Освальд. К сожалению, большинство своих воспоминаний он унес с собой в могилу.

Но теперь у них есть Эмити Грин.

Она сказала, что Итан хотел с ее помощью завязать отношения с ее младшей сестрой. Все эти расспросы, все эти сведения, которые он собирал о Джемми, говорят о том, что при первой встрече с ней он явно не хотел показаться чужаком.

Теперь последнее воспоминание Бет из реальной жизни предстает совершенно в ином свете.

– Та девушка на игровой площадке задавала тебе уйму вопросов, да? – уточняет Рут.

Бет кивает.

Сглотнув комок, Рут находит в своих закладках статью об исчезновении Коко – ту самую, где упоминается соседка Коралея Майклз, описавшая девушку с хвостиком, которая беседовала с Коко перед самым ее исчезновением.

Рут тычет пальцем в экран:

– Вот тебе и связь, Бет. Мы ее нашли!

– Она бы не… – начинает Бет, но Рут ее останавливает.

– По-твоему, женщина так не поступит? Бет, я точно знаю, некоторые женщины помогают мужчинам причинять детям зло. Особенно если мужчина имеет над ними власть. Допустим, он ее учитель.

Бет качает головой:

– Рут, мы говорим об Итане Освальде? Хочешь сказать, у него была сообщница?

– Такое возможно, верно? Ты же помнишь, как та девушка тебя расспрашивала. А он знал, что тебе сказать, и…

Рут замолкает. Застрявший в горле комок на этот раз проглотить не получается.

Бет пробегает глазами статью о Коко и девушке с хвостиком и переводит взгляд на Рут.

– Значит, появился какой-то подражатель? – спрашивает она. – С тем же… как ты это называешь?.. C тем же модусом операнди?

Настала очередь Рут качать головой:

– Не думаю.

Об убийцах-подражателях она узнала во время учебы. Люди, зацикленные на неком обещании совершать гнусности, подобные уже кем-то совершенным. Например, Эдди Седа, нью-йоркский убийца-подражатель Зодиака[5], или Мартин Торрент, который разъезжал по Среднему Западу на «фольксвагене-жук», представляя себя Тедом Банди[6]. Будучи подражателями, они стремились к тому, чтобы люди знали об их намерениях, и писали глумливые послания правоохранителям и журналистам. Торрент придумал себе прозвище – УН, «убийца нянь». Эти люди жаждали прославиться так же, как те, кого они копировали.

Освальд, сколь бы непоправимый вред он ни причинил, недостаточно известен, чтобы кто-то ему подражал.

– А что, если… – медленно произносит Рут, пытаясь на ходу сформулировать мысль.

Она ненадолго замолкает, чтобы поразмыслить, и продолжает:

– Эмити могла отказать Итану. Но что, если другая девушка – еще одна из этих его Джули Джордан – все-таки ему помогла? И что, если она до сих пор… кому-нибудь помогает?

В четверг днем истекли третьи сутки со времени исчезновения Коко Уилсон. В Сети к этому делу внезапно обострился интерес: на «Удивительнее вымысла» люди читают досье, а на сайте «Что с ней случилось?» увлеченно делятся догадками, ведь они наконец столкнулись с самым настоящим похищением ребенка.

Для многих форумных комментаторов главный подозреваемый – это Лео, отец Коко. Согласно статистике, как замечает один участник сообщества, ребенка, вероятнее всего, убьет тот, с кем он знаком. Интересно, с каких пор людей на этом сайте волнует статистика, саркастически усмехается Рут. Сегодня утром масла в огонь подлило чье-то заявление, что, вообще-то, Лео – не отец Коко. По крайней мере, не биологический отец. Четырнадцатилетняя Майя – дочь Лео от прежних отношений, а девочку Айви, Коко, он удочерил, когда та была младенцем.

«Не хотел это говорить, – читает Рут в одной из веток с обвинениями, – но, между прочим, сразу видно, что Коко не его дочь. Может, он хотел от нее избавиться? Начать все с чистого листа, завести собственного ребенка».

– Что за люди, – вздыхает Бет. – Бедная, бедная семья.

Эйфория от недавних открытий прошла, и теперь перед ними стоит проблема: что с этими открытиями делать? Возможно, Эмити досталась им как нежданный подарок. Но если Итан Освальд действительно использовал девушек для подготовки жертв, то искать их – все равно что заниматься поиском пресловутой иголки в стоге сена. Он работал во многих школах Среднего Запада, да к тому же давал частные уроки. Кто скажет, сколько учениц было у него за это время?

Или сколько раз он успел поставить «Карусель»?

– Бет! Освальд вел театральный кружок в школе Хобен-Хайтс! – в очередной раз изумленно вскрикивает Рут.

Как проверить, верна ли ее последняя догадка? Перед глазами возникает образ Эмити в переднем ряду школьного хора. Теперь понятно, где искать ответ!

Случилось несколько фальстартов.

В первой скачанной Рут копии выпускного альбома Хобен-Хайтс за 1996 год только страницы с портретами младшеклассников. Следующая копия неверно обозначена, на самом деле это альбом за 1976 год – фотографии в нем будто из другой Вселенной.

Затем на генеалогическом сайте, обещающем помочь жителям Новой Англии в поиске ответов на неожиданные вопросы о самих себе, Рут видит объявление: всего за девяносто девять долларов предлагают скачать целиком любой из альбомов.

– На третий раз обязательно повезет, – заверяет она взволнованную Бет и вводит данные кредитки.

Спустя пять минут файл в почтовом ящике Рут, и сразу все перестает казаться игрой. Хобен-Хайтс – школа, в которую они с Бет ходили бы вместе, если бы в их жизни не появился Итан Освальд, и мысль о том, что ни один из выпускников 1996 года пока не знает, что произойдет вскоре после того, как им вручат вот этот школьный альбом, очень отрезвляет. Шокирующий арест нового, всеми любимого учителя музыки в конце мая. Наводнившие город журналисты, хмурые тучи, нависшие над всеми приемами в студенческих клубах и днями открытых дверей, скорбная тишина на церемонии вручения дипломов.

Той весной изменилась не только жизнь девочек.

Подавив волнение, Рут открывает файл. По начерканным на внутренней стороне обложки пожеланиям сразу ясно: это копия чьего-то личного альбома. Она пролистывает страницы с разноцветными надписями и неряшливыми рисунками и находит раздел «Кружки и мероприятия». Еще несколько щелчков мышью, и вот он – фотомонтаж школьного мюзикла того года, сделанный незадолго до весенних каникул.

«Карусель».

Среди фотографий, на которых запечатлены моменты установки декораций и ученики, с серьезным видом работающие с аппаратурой, есть изображение изящной брюнетки с ярким букетом цветов. На покрытых шалью плечах лежит мужская рука. Лицо мужчины вымарано, но робкая улыбка и распахнутые глаза девушки остались нетронутыми.

«Энни Уитакер, наша Джули Джордан, – написано под фото. – И мистер О., наш Музыкант».

Затаив дыхание Рут перелистывает назад портреты учеников, ищет среди них эту девушку. Она не девятиклассница и не десятиклассница, как была Эмити Грин. Среди одиннадцатиклассников ее тоже нет. Вот она, в двенадцатом классе. Энни Уитакер.

«Будущий премьер-министр Новой Зеландии», – напечатано под ее портретом.

«Скорее всего, выйдет за убийцу», – нацарапал кто-то красными чернилами ниже этой официальной подписи.

Судя по школьному альбому Хобен-Хайтс, Энни Уитакер приехала по программе международного обмена из Новой Зеландии и пришла в выпускной класс в начале года. На страницах альбома ее изображения встречаются четырежды. Вот выпускная фотография: портрет, на котором она улыбается, не размыкая губ. Затем фотография с Освальдом на развороте, посвященном «Карусели». На групповом снимке участников международного студенческого клуба Энни в самом дальнем из четырех рядов, лицо повернуто в сторону. Рут догадалась, что это она, только прочитав имена и страны, перечисленные внизу страницы, и краткую справку о том, как она оказалась в школе Хобен-Хайтс.

А вот на фото хора выпускников Энни сидит в самом центре, с той же вымученной улыбкой на губах, но на этот раз смотрит прямо в объектив камеры.

«Джули Джордан, чтоб ей было пусто», – вспоминает Рут слова Эмити.

И, повинуясь импульсу, отправляет сообщение Оуэну:

«Кем, по-вашему, была Джули Джордан, босс?»

Через минуту приходит ответ:

«Мазохисткой».

Спустя еще тридцать секунд он присылает ссылку на видеоклип. Рут нажимает на нее, и на экране появляется, по всей видимости, нелегальная запись композиции из «Карусели» под названием «Что толку удивляться». В центре сцены стоит женщина, обхватив руками окутанные шалью плечи, вокруг нее – группа девушек помладше. Рут нажимает паузу, не давая песне зазвучать.

– Бет, – говорит она, глядя, как эти молодые девушки смотрят на женщину, ждут, – я по ним скучаю.

– Я знаю, что ты скучаешь…

В конце фразы Бет есть вопрос, который она не задает вслух, однако Рут кивает, как если бы она его услышала.

– Фу.

Лейла, чьи руки скрещены на груди, ничуть не изменилась. Рея тоже. Только Лори, примостившаяся на кровати рядом с Бет, почему-то кажется младше.

Возможно, потому, что Рут теперь чувствует себя намного старше.

– Ты почему так долго? – спросила Лейла, когда она, придя домой из «Суини», обнаружила, что ее ждут девочки.

Встреча сопровождалась шквалом вопросов, в основном о том, скучала ли Рут по ним (конечно!), действительно ли она считает, что Итан Освальд причастен к исчезновению Коко (возможно), и как долго в этот раз им разрешат остаться (на этот вопрос у Рут ответа не было).

Они хотели послушать об Эмити и обо всех Джули Джордан («Ты уже двух нашла!» – радовалась Лори, хлопая в ладоши). И каждая пообещала, что постарается вспомнить, проявлял ли кто-нибудь к ним особое внимание перед тем, как они исчезли.

– Можно подумать, мы бы заметили, что кому-то есть до нас дело, – сказала Рея, чем рассмешила остальных.

А затем они попросили Рут включить песню Джули Джордан «Что толку удивляться».

– Фу. – Лейла не впечатлена. – По сути, она говорит: если мужчина плохо с тобой обращается, это нормально.

– Ничего подобного, – неожиданно для Рут откликается Рея. – Она говорит: иногда ты так сильно любишь человека, что очень многое ему позволяешь. Даже совершать подлости.

– Почему такое позволяют? – спрашивает Лори, и кажется, что она вот-вот заплачет.

– Потому что абсолютно хороших или абсолютно плохих людей не бывает, – отвечает Рея, протягивая руку, чтобы взъерошить волосы младшей подруги. – Иногда сложно отказаться от того, что есть в человеке хорошего.

Лейла хмурит брови:

– Так не должно быть. Да, Рути?

– Нет, – тихо отвечает Рут. – Не должно.

Рут уже давно мечтает взять банку-морилку из «Суини», собрать в нее все ужасные вещи, которые человек может сделать другому человеку, покрепче укупорить и спрятать далеко-далеко.

А сейчас ей хотелось бы открыть эту банку, поднести к свету и понять, что помогает человеку стать хищником. Не только плохие качества, но и хорошие тоже. Уверенность в себе. Проницательность. Заинтересованность. Способность показать человеку, что его понимают. Это приятно большинству людей, особенно впечатлительной молоденькой девушке в новой для нее стране. Такой, судя по всему, была Энни Уитакер.

Нарциссы точно знают, на кого охотятся. Как это назвал ее преподаватель в колледже? Диадический танец. Освальд пытался вести Эмити, но однажды она его предала, рассказав кому-то, чем он занимается. Должно быть, он пришел в ярость. Разозлился настолько, что нашел другую партнершу для танца, из другой страны, и научил ее тем же движениям?

Настолько, чтобы вывести на новый уровень всю эту хореографию?

Все знают, что случилось с Бет Лавли в 1996 году. Но что случилось с Энни Уитакер, когда Итан Освальд взял ее на прицел?

Каким только способом не может исчезнуть девушка, думает Рут.

Глава 8

За окном, должно быть, уже стемнело. Пришла пора ужинать? Ей хочется есть. И пить. А еще ей мокро – в том месте, где она описалась. Он, наверное, рассердится, когда придет, потому что матрас насквозь мокрый. Ненадолго стало тепло, даже приятно. И легко. А потом появилось обжигающее чувство стыда. Семилетние дети не писают в постель.

Он велел не вести себя как маленькая. Еще в фургоне она догадалась: что-то не так. Сначала чуть-чуть не так. Потом уже не чуть-чуть. Он вел машину слишком быстро, что-то напевая под нос, – так делал ее папа, когда думал, что остался в доме один.

Кто-нибудь знает, где она?

Еще не случалось такого, чтобы она не приходила домой к ужину. Даже если заигрывалась дольше положенного – что неудивительно в городке, где почти перед каждым домом на лужайках стоят водяные горки, а некоторые задние дворы уходят прямиком в лес. В дикий лес, в котором, как рассказывал кто-то в школе, можно встретить барибала, если не слишком шуметь. Она всегда мечтала о такой встрече, но ее так и не случилось.

С одной стороны, она хочет, чтобы он пришел. Человек, который покормил ее на своей кухне бутербродом с яйцом и дал стакан воды, а потом сказал: «Идем со мной». Так она оказалась в этой комнате. На матрасе, с которого не может слезть и на который написала, как младенец.

Все же она не младенец и понимает: лучше пусть он будет подальше. Она в большей безопасности, когда его нет рядом. Наверное, он действительно ушел, потому что за стеной не слышно ни шороха. Только вокруг сгущается темнота, а в ушах – шипение и грохот.

– Пожалуйста! – кричит она на всякий случай и колотит по стене свободной рукой. – Я хочу домой!

Ответа нет. Но потом она слышит, как шуршат по гравию шины, прямо под заклеенным бумагой окном. Со стуком захлопываются дверцы. Она ощущает вибрацию.

И слышит, как поворачивается ключ в замке. Шаги. Шепот. Смех. Он вернулся. И привел кого-то еще. Девушку.

Она снова стучит по стене, в это мгновение смех умолкает.

Вместо него звучит музыка. Громче, чем смех. И приятнее. Она закрывает глаза и представляет себя в балетном классе. Новый учитель говорит, танец может сделать тебя счастливой, даже если тебе грустно, – он дает какие-то «индорфины». Наверное, они есть у дельфинов, потому что дельфины всегда улыбаются.

Сейчас она танцует под музыку. Все быстрее и быстрее. Вырывается из этих цепей, из этой мокрой вонючей кровати. Подпрыгивает в воздухе, как счастливый дельфин. Свобода…

А затем музыка смолкает.

Смех. Шепот. Шаги. Щелкает замок. Хлопают дверцы и шуршат по гравию шины.

Вся ее грусть снова с ней. Потому что на самом деле она вовсе не танцевала.

Глава 9

«Скорее всего, выйдет за убийцу».

Эти слова звучат у Рут в голове, когда на следующее утро она открывает глаза.

Сводив Ресслера на улицу (и заодно попросив прощения за то, что на этой неделе была очень рассеянной собачьей мамой), она возвращается в свою комнату, которая уже почти заменила ей всю квартиру целиком. Если она вспоминала о еде, то принимала пищу за рабочим столом или в кровати. Что бы она ни просматривала, что бы ни читала – все тоже происходило в этой комнате. Выходила она отсюда только на работу и на прогулку с Ресслером.

«Тут все пучком», – написала она вчера Джо и пообещала позвонить в конце недели.

Сегодня пятница, ее первый выходной день. Девочки покинули ее рано утром. Скоро они вернутся, а пока у Рут нет планов – только побыть немного с Ресслером. Возможно, сводить его в Риверсайд-парк или прогуляться по лабиринтам городских улочек.

Но сначала Рут открывает ноутбук и вводит «Энни Уитакер» в строку поиска под мультяшным изображением надкушенных пончиков.

Отвлекшись ненадолго на размышления о том, как люди вообще находили друг друга, когда не было интернета, Рут сосредоточивается на результатах поиска. Точнее, на их отсутствии. Женщин по имени Энни Уитакер полным-полно, но ни одна из них не похожа на девушку из школьного альбома Хобен-Хайтс. Рут просматривает фотографии, читает шапки профилей в социальных сетях – никто даже отдаленно не напоминает серьезную брюнетку, сыгравшую когда-то Джули Джордан.

И только когда Рут делает паузу, чтобы приготовить себе кофе, ее посещает первая логичная мысль за сегодняшний день. Да, лица редко меняются до неузнаваемости (ботокс и филлеры не в счет), а вот фамилии часто. Особенно если женщина вышла замуж. Прошло девятнадцать лет, сейчас у Энни может быть какая угодно фамилия. И жить она может где угодно.

Рут начинает с наиболее вероятного места – с Новой Зеландии, родины Энни Уитакер.

Численность населения Новой Зеландии удивляет Рут: сейчас там живет около четырех с половиной миллионов человек – значительно меньше, чем в Нью-Йорке. Будем надеяться, это облегчит поиск, думает она.

Спустя полчаса Рут вынуждена признать, что найти человека в Новой Зеландии задача не из легких. Если речь идет о персональных данных, в этой стране, похоже, совсем мало инструментов для поиска.

Расстроенная тщетными попытками, она набирает в строке поиска: «Как найти человека в НЗ?!» О Новой Зеландии она знает лишь то, что оттуда мужской комедийный дуэт «Летучие конкорды», который так нравится Джо и Гидеону, так что ей следовало с самого начала признать собственную ограниченность. Впрочем, кто-то уже проделал работу – или «махи», как называют это в публикации в блоге, – и создал алгоритм поиска старых друзей в Сети. Друзей киви[7]. Щелкнув по первой рекомендованной ссылке, услужливо предоставленной автором блога, Рут попадает на сайт социальной сети, главная страница которого, похоже, не обновлялась с того самого времени, когда в начале 2000-х был анонсирован запуск этой сети – «Бюро находок».

Все кого-то ищут, думает Рут, вновь приступая к поиску Энни Уитакер.

Подходящих профилей нет, и это ничуть ее не удивляет: в отличие от Эмити Грин, эта женщина не культивировала свой образ в Сети. Зато нашлись четыре страницы с объявлениями от людей, пытающихся разыскать одноклассников по фамилии Уитакер. Внизу третьей страницы Рут видит старый пост с заголовком «Встреча студентов по обмену!», и по коже опять бегут мурашки. Это состояние ей знакомо – она в шаге от нового открытия.

«Пишу везде, где только могу, – так начинается объявление некой Сез Хокинг. – Спустя пятнадцать лет я пытаюсь организовать встречу всех тех, кто в детстве, в 1995–1996 гг., ездил по обмену в Штаты. Кто-нибудь знает, где можно найти…»

В списке имен, приложенном Сез к объявлению, Энни Уитакер нет. Но за этим первым постом следует еще около десятка ответов, в которых люди добавляют себя и расспрашивают о других.

Рут замирает. Еще раз перечитывает один из последних комментариев.

«Кто-нибудь в курсе, что с Розанной Уитакер? Летел как-то вместе с ней из Окленда в Л. А. Интересно, удалось ей пробиться на Бродвей?»

«Ты в лесу живешь, бро?» – откликнулась некая Кэт Мелоун.

«Нет, всего лишь в Аризоне», – отозвался Клинтон Браун, сопроводив реплику множеством вопросительных знаков.

«Тогда вот тебе», – ответила Кэт и прикрепила ссылку на статью за 2009 год.

Если откровения о прошлом Эмити Грин показались Рут шокирующими, то подготовиться к тому, что происходило в жизни еще одной взращенной Итаном Джули Джордан, ей не поможет ничто.

Через год после возвращения из поездки по студенческому обмену Розанна «Энни» Уитакер действительно вышла замуж за убийцу.

Или за человека, который им стал.

В 2009 году Питера Малвэйни, в браке с которым Энни прожила двенадцать лет, арестовали по обвинению в чудовищном двойном убийстве в их родном городке Марама-Ривер в Новой Зеландии. Дочерям Питера, местного фермера, было всего восемь и одиннадцать лет, когда он убил их нянь – Келли Паркер и Николь Морли – на берегу реки с тем же названием, что и населенный пункт. Если верить многочисленным новостным сообщениям того времени, преступление глубоко потрясло жителей этого провинциального городишки, расположенного на западном побережье Северного острова Новой Зеландии. И Рут понимает почему. Убийства совершены жесточайшим образом. Питер придушил семнадцатилетнюю Келли, а когда ее двоюродная сестра Николь, которой недавно исполнилось четырнадцать, попыталась вмешаться, он несколько раз ударил ее камнем до потери сознания, а потом утопил обеих в реке, привязав к телам груз. Убийство и без того зверское, но обнаруженные позже дневники Келли убедительно свидетельствовали о том, что этот тридцатидевятилетний женатый мужчина насиловал девушку в течение минимум двух лет до ее гибели (хотя некоторые журналисты упорно называли их отношения «интрижкой»).

О таком преступлении в Штатах обязательно сняли бы телефильм, но жителей новозеландского городка Марама-Ривер оно, похоже, сплотило. После суда, приговорившего Питера Малвэйни к пожизненному сроку, эта история будто канула в небытие. Несмотря на все старания, у Рут не получается найти практически ничего о Питере и девочках.

Зато она нашла Энни Уитакер.

Хоть сейчас жена преступника, осужденного за двойное убийство, носит имя Роза Малвэйни, Рут уверена: она точно одна из Джули Джордан Итана Освальда. Ушла былая стройность, волосы посветлели, и живет эта женщина в девяти тысячах миль от Хобена, но на нескольких фотографиях семьи Малвэйни того времени, когда новость о преступлении все еще муссировали в СМИ, у взрослой Энни – то есть у Розы, поправляет себя Рут, – та же принужденная улыбка и тот же взгляд распахнутых глаз, как на ее школьных снимках.

Она совершенно не похожа на яркую и темпераментную Эмити Грин. Но, судя по всему, обе, выучившись у Итана Освальда, выбрали отношения с душегубами. Факт настолько очевиден, что Рут не в силах полностью его осознать. Даже если бы одна из воспитанных Итаном Джули Джордан выросла и вышла замуж за убийцу, это уже было бы поразительно.

Но две!

– Мой папа всегда говорил: не ставь телегу впереди лошади, – замечает Бет, касаясь дрожащей ладони Рут.

Она даже не заметила, что девочки вернулись.

– Ты исходишь из предположения, что у этой Розы были такие же отношения с Итаном, как у Эмити, – продолжает Бет. – Мы не знаем этого наверняка.

– Можно спросить ее саму, – язвит Рея, – а не включать Нэнси Дрю по любому поводу.

Бет бросает на нее взгляд, и Рея передергивает плечами.

– Уж теперь-то Рут точно разберется во всем этом дерьме. В кои-то веки у нее реальные свидетели, – девушка взмахивает рукой, – а не мертвячки вроде нас.

В девять вечера звонит Эмити.

– Я заходила к тебе в бар, – тяжело дыша, говорит она. – Но мне сказали, что сегодня ты не работаешь.

Звучит почти как обвинение.

– Ну так вот, – продолжает она, – я сейчас неподалеку от тебя. Может, пойдем выпьем чего-нибудь?

– Эмм…

Рут все еще в трениках и футболке, в которых несколько часов назад гуляла с Ресслером. И даже до сих пор не почистила зубы. В основном потому, что искала информацию о Розе Малвэйни, хотя так ничего и не нашла.

Ей приходит в голову мысль спросить у Эмити, не упоминал ли Итан в своих письмах об Энни Уитакер. А потому она соглашается, решив, что это, как минимум, порадует Рею. Если Рут не изменяет память, у Нэнси Дрю не было привычки опрашивать своих информаторов за выпивкой в баре.

Они встречаются у забегаловки в двух кварталах от дома Рут. Около входа стоит какой-то старик в бейсболке «Янкиз», у его ног – собака, на вид еще старше хозяина, и Рут тут же жалеет, что не взяла с собой Ресслера. Не то чтобы ей нужна защита от Эмити, но как-то странно осознавать, что она согласилась встретиться на условиях, поставленных этой женщиной.

Эмити уже сидит у барной стойки в белой мужской рубахе, надетой как платье, и потягивает какой-то темный напиток.

– Бурбон, – говорит она Рут, кивнув на бокал, и подается вперед для приветственного объятия.

Из ее рта несет кислятиной – как от тряпки, которыми в «Суини» протирают столы.

Они знают друг друга недостаточно близко, чтобы интересоваться, пьяна ли она, но, видимо, дело обстоит именно так. «Что я тут делаю?» – спрашивает себя Рут, усаживаясь рядом с Эмити на шаткий барный табурет.

– У меня есть кое-какие мысли насчет Эрика, – говорит Эмити, заказав обеим по бокалу. – Можешь записывать, если хочешь.

Вот еще одна прекрасная возможность выложить все начистоту. Сказать, что Коултер ее совсем не интересует. Но Рут снова не может заставить себя сознаться. По крайней мере, не перед пьяной Эмити, которая, похоже, жаждет излить душу.

Поэтому Рут откладывает свои вопросы об Освальде и Энни, включает голосовые заметки и кладет телефон на заляпанную барную стойку, успокаивая себя тем, что так бы и поступил настоящий дознаватель.

Пусть свидетель все расскажет сам. Разве не этому их учили?

– Он даже ночью в туалет мне ходить не разрешал, – начинает Эмити, стараясь говорить прямо в пишущий телефон. – Чтобы, не дай бог, шум воды его не разбудил.

Целый час Рут слушает, как Эмити беззаботно перечисляет способы, которыми муж ее контролировал. Она называет их «проявлениями микроагрессии», но для Рут они не такие уж «микро». Жесткий секс. Блокировка доступа к банковским счетам. Временами он даже отбирал у нее ключ от их квартиры.

А когда у нее стали спрашивать, знала ли она вообще что-нибудь о нем, что она ответила? «Нет»? Это была ложь, объясняет явно пьяная Эмити, вновь склонившись над телефоном Рут.

– Давай это тоже запишем: он с самого начала был полным, конченым мудаком.

Когда Эмити фокусирует взгляд на Рут, глаза ее стекленеют.

– Держись подальше от мужчин-Овнов, – говорит она, подкрепляя собственный совет кивком. – Они все агрессивные. – Она прищуривает остекленелые глаза. – А ты кто по зодиаку? Водолей?

– Как ты определила? – настораживается Рут.

– Ты какая-то… с прибабахом. Будто не от мира сего. Моя бабуля всегда говорила: Водолеи с другой планеты. Так, когда у тебя день рождения?

– Двадцать четвертого января.

Эмити постукивает ногтем по переднему зубу, затем тычет пальцем в Рут.

– В этот день казнили Теда Банди, – произносит она так, будто этим что-то объясняется.

Рут удивлена, что ей известно об этом факте, и не может скрыть удивления.

– Ну а что? – Эмити неловко пожимает плечами. – Я неровно дышу к серийным убийцам.

Рут едва не подавилась льдом из стакана с водой.

– Что?..

Но Эмити уже успела перескочить на другую тему. Рассказывает, как, будучи импульсивным Стрельцом, в детстве всегда попадала в неприятности. Как в тот раз, когда она…

Продолжения истории Рут не слышит. В ее мозгу будто снова соединяются фрагменты пазла; звук в голове напоминает щелчок пальцами.

Пока Эмити делает паузу, чтобы перевести дыхание, Рут набирается смелости и быстро вставляет:

– Ты знаешь, некоторые считают, что твой учитель, мистер О., тоже был серийным убийцей.

– Мм… – мычит в ответ Эмити, словно это для нее не новость.

Рут изо всех сил старается не выказать слишком большой заинтересованности.

– Он ничего тебе об этом не говорил в письмах? В тех, что отправлял из тюрьмы?

Прежде чем Эмити успевает ответить, Рут предлагает ей выпить еще.

Рут цинично злоупотребила знаниями, полученными на курсах барменов: напоила Эмити настолько, чтобы у той хорошенько развязался язык, при этом проследила, чтобы она не напилась до состояния, когда вообще не сможет им ворочать.

И скорее собственные угрызения совести, нежели откровенная растерянность Эмити и непонимание, где ей сегодня ночевать, заставили Рут привести ее к себе и уложить на диван в гостиной. Потому что меньше всего на свете она хотела видеть у себя дома эту женщину.

Эту женщину, которая после того первого раза больше никому не рассказывала, чем занимается Итан Освальд. И возможно, до сих пор его покрывает.

– Что он тебе рассказывал? – спросила Рут у барной стойки.

Но Эмити утверждала, что не помнит ни слова из сказанного Итаном. Будто напрочь забыла свои записанные на телефон признания.

– Как насчет девушки по имени Энни Уитакер – упоминал он такую в письмах?

Когда Рут по дороге домой задала этот вопрос, Эмити спросила: «Кто это?», а потом громко пропела «Завтра!» едва ли не в ухо случайному прохожему, который подпрыгнул от неожиданности.

– Писем больше нет, Рути-и-и-и, – промурлыкала она в лифте. – В прошлом году я продала их какому-то чокнутому коллекционеру. Десять тысяч долларов за все. Только никому ни слова! Вообще-то, это секрет.

Пока Рут укладывала ее на диван, подтыкая со всех сторон одеяло, а Ресслер, стоя в дверном проеме, наблюдал за происходящим, Эмити обхватила ладонями ее лицо и притянула к себе.

– Рут, я ужасный человек. – Она сделала паузу и слегка покачала головой. – Только тсс! Это тоже секрет.

Через пару секунд Эмити Грин уже спит мертвым сном. А вскоре и начинает храпеть.

Ночь напролет Рут сидит на полу в гостиной и смотрит на нее.

Глава 10

Если Эмити и смущена, обнаружив себя утром распластавшейся на диване в квартире Рут, она этого не показывает.

Одетая лишь в черный кружевной бюстгальтер, она садится, вскидывает руки вверх и потягивается, прежде чем взять у Рут чашку кофе.

– Спасибо, что не бросила меня вчера, – говорит она, сдерживая зевок. – Обычно я так не напиваюсь.

После проведенной на полу бессонной ночи Рут уже почти не ощущает укоров совести, чувство вины испарилось.

– Все нормально, – отвечает она, для виду пожимая плечами. – Поверь, я тоже была хороша.

Одной ложью больше, одной меньше… подумаешь!

Когда Эмити начинает искать свою одежду, Рут чувствует прилив адреналина. За всю ночь она не сомкнула глаз и много часов репетировала этот вопрос, но все равно волнуется, что задаст его не так, как нужно.

– У нас есть чудесный материал для подкаста, – осторожно начинает она. – И у меня еще будет к тебе несколько вопросов. Но сейчас спрошу только об одном… – Рут собирается с духом. – Эмити… Тот коллекционер, что купил у тебя письма… Мне тоже нужны деньги, и у меня есть что ему предложить. Ты, часом, не помнишь, как его найти, а?

Правая бровь Эмити ползет вверх.

– Не переживай, – успокаивает Рут. – То, что ты мне рассказала, останется между нами, обещаю. Я даже не записывала. Понимаешь, эта квартира, – она обводит рукой гостиную, – принадлежит моему дяде. Я полностью от него завишу, и он может выгнать меня в любой момент. Так что, если можно заработать какие-то деньги…

Эмити опять стучит ногтем по зубу.

– Я даже не знаю его настоящего имени. Он нашел меня в Сети и попросил доставить письма в арендованный абонентский ящик. А когда перевел деньги, исчез.

Она встает и обнимает Рут на прощание.

– Удачи тебе его найти, – от души желает она. – И спасибо еще раз, что присмотрела вчера за мной.

Уже у входной двери она оборачивается и смотрит на Рут:

– Кстати, хотела спросить, а как будет называться твой подкаст?

Рут бросает взгляд на закрытую дверь в спальню и, помолчав секунду, отвечает:

– «Другие девочки».

Эмити хмурит брови:

– Пожалуй, неплохое название. А может, лучше «Другие женщины»? Чуть повзрослее, а? – Она сияет, радуясь собственной придумке. – Люди решат, что это о любовницах серийных убийц, а на самом деле – о женщинах, до которых он не добрался.

Если Рут думала, что за последние несколько дней она разобьет себе о стены голову, мечась от одной версии к другой, то это ничто по сравнению с тем, как она начинает носиться по комнате, едва за Эмити закрывается дверь.

– Запиши это все, – предлагает Бет. – Сейчас происходит слишком много событий, чтобы сообразить, как это все сложить воедино. Записывай, а позже мы сможем взглянуть на ситуацию под другим углом.

Бет права. Если зафиксировать все, что удалось выяснить за несколько последних дней, это пойдет на пользу.

Начинают они с того, что известно совершенно точно. В понедельник в их родном городке пропала семилетняя девочка. По словам очевидцев, ее увез мужчина. Свидетельница видела, как с Коко перед самым ее исчезновением разговаривала неизвестная молодая женщина.

Еще один неоспоримый факт: Эмити Грин познакомилась с Итаном Освальдом, когда он занимался постановкой мюзикла «Карусель», за год до убийства Бет. Еще одна девушка, Энни Уитакер, приехавшая в школу по обмену из Новой Зеландии, познакомилась с Освальдом точно таким же образом, буквально за несколько месяцев до убийства Бет.

Эмити говорит, что во время репетиций Освальд плохо с ней обращался. А еще проявлял нездоровый интерес к ее младшей сестре. Когда она рассказала о его поведении другой учительнице, ей не поверили, и Освальду все сошло с рук. Он переехал из Огайо в Коннектикут, причем репутация его осталась безукоризненной. Позже он стал писать Эмити, и она ему отвечала. Много лет спустя какой-то аноним за кругленькую сумму выкупил у нее письма Освальда, и теперь их можно считать утраченными. Но насколько достоверна рассказанная Эмити история? Они могут полагаться лишь на ее слова.

В случае же с Энни Уитакер – с Розой – им опереться вообще не на что.

А объединяет этих двух юных Джули Джордан вот что: повзрослев, они обе вышли замуж за мужчин, убивавших маленьких девочек.

Что касается писем Итана Освальда к Эмити, быстрый поиск в Сети показал, что даже за памятные предметы Теда Банди так дорого не платят. Значит, кому-то сильно хотелось заполучить эти письма, если он выкупил их за сумму гораздо выше их рыночной стоимости.

«Инвестиция? – пишет Рут в заметках. – Или страховка?»

Разумеется, Эмити бы не рассталась с ними, если бы их содержание могло каким-то образом ее скомпрометировать. А если в них есть намек на кого-то еще? Может, этот человек заплатил уйму денег, чтобы они нигде не всплыли?

Письма Освальда могли подкрепить версию девочек о том, что у него была молодая сообщница, которой он поручал подготавливать еще более юных жертв. Однако, не имея подтверждений этой версии, они вновь оказываются там, откуда начали. Потому что не получилось доказать и первую гипотезу – что Итан Освальд был в Коннектикуте задолго до того, как официально переехал туда в 1996 году. А именно в 1983, 1985 и 1991 годах. Когда исчезла Рея, затем Лейла, а затем и Лори.

Все, на что они могут сейчас опереться, это истории, рассказанные женщиной, которая, по ее собственному признанию, неравнодушна к серийным убийцам.

– Она ведь была ребенком, когда с ним познакомилась, – напоминает Бет. – Можешь думать об Эмити что угодно, но ей было всего четырнадцать. И он ее обижал.

– Я это знаю.

Рут хмурится, хоть и понимает, что ей не следует принимать близко к сердцу упрек в голосе Бет. По правде говоря, нужно, чтобы ей время от времени кто-нибудь об этом напоминал. Сочувствовать Эмити Грин порой бывает непросто.

Вздохнув, Рут садится на пол, где все утро дрыхнет Ресслер, периодически поднимая голову, чтобы посмотреть, как она меряет шагами комнату. Она еще раз просит у него прощения за то, что мало уделяет ему внимания, и зарывается лицом в складки у него на шее.

– Наверное, раньше, когда ты еще не переехал сюда, тебе жилось гораздо интереснее, – говорит она, уткнувшись в его мех. – Бегал, занимался настоящим поиском людей, а не сидел взаперти в квартире.

Рут иногда задается вопросом: помнит ли Ресслер о своей неудавшейся карьере у кинологов в Хобене? Или в его памяти этот город тоже стерся?

Она даже не помнит, как выглядела там центральная улица.

Поставив ноутбук на пол, Рут выводит на экран карту Хобена, затем набирает свой старый адрес на Каньон-роуд. Улица похожа на декорацию к фильму. Белые двухэтажные дома с темными ставнями. Перед домами широкие лужайки и безупречно подстриженные розовые кусты. Все это выглядит пугающе знакомым, и Рут не в силах заставить себя приблизить дом, в котором жила. Вместо этого она вводит другой адрес: тот самый, который на этой неделе так часто фигурировал в новостях.

Коко Уилсон увезли со двора современного дома в стиле кейп-код на Пайнвуд-драйв. Дома вдоль этой улицы располагаются так, что соседи могут помахать друг другу из своих окон. Или выглянуть в окно и увидеть, как соседская девочка разговаривает с молодой женщиной, у ног которой сидит собачка.

Снова уткнувшись лицом в шею Ресслера, Рут вдыхает умиротворяющий запах кукурузной соломки от его шерсти, а затем вводит еще один адрес и отображает на карте расстояние от Пайнвуд-драйв до дома номер 1279 по Лонгвью-роуд – того самого, что стоит в отдалении от трассы и скрыт за деревьями. Это дом, где убили Бет, чтобы потом закопать тело в густом темном лесу на задворках.

Просмотр улицы по этому адресу вызывает сейсмический эффект. Рут едва не выворачивает наизнанку. Он никуда не делся, этот дом. Все еще стоит там. Будь ее воля, она сровняла бы его с землей.

Кто живет там сейчас? Знают ли эти люди, что произошло в этом доме девятнадцать лет назад?

В Америке за определенную плату можно отыскать практически любого. У Рут не уходит много времени, чтобы поднять записи о правах собственности на дом номер 1279 по Лонгвью-роуд. Выясняется, что нынешние владельцы живут в нем с декабря 2001 года. Они купили его у семьи, обитавшей там с января 1997 года. А у прежних владельцев он был в собственности четырнадцать лет. С 1983 года.

– Бет! – хрипло вскрикивает она.

Бет.

Дом, в котором убили Бет, был продан через год после ее гибели. Рут всегда считала, что Итан арендовал жилье. Почему она ни разу не задалась вопросом, как простой учитель смог позволить себе снимать жилье в одном из самых дорогих районов Хобена? Особенно если учесть, что он приехал из рабочего городка в Миннесоте, а в колледже жил на одну стипендию.

Кем бы ни были хозяева, домом они владели в течение четырнадцати лет. С 1983 года – в тот год исчезла Рея. Знал ли Итан владельцев до того, как стал арендовать дом на Лонгвью-роуд в начале 1996 года?

Бывал ли он в этом доме раньше?

Перед Рут лежит документ, в котором перечислены собственники объекта недвижимости за этот четырнадцатилетний период: миссис Хелен, мисс Луиза и мистер Магнус Торрент.

Что-то в этих именах ей кажется знакомым. И когда до нее наконец доходит, в чем дело, Рут задумывается, не сошла ли она с ума.

Убийца-подражатель. Тот, кто мечтал стать Тедом Банди. Хотел, чтобы его называли УН, «убийцей нянь», но его настоящее имя – Мартин Торрент.

Его жену звали Хелен, а детей – Луиза и Магнус.

Открыв другую вкладку, Рут просматривает дело УН впервые после досконального разбора его патологий на занятии по криминальной психологии в колледже.

Все именно так, как она запомнила, – полный кошмар. С 1979 по 1982 год Мартин Торрент мотался между Миннесотой и Висконсином, охотясь на девочек-подростков, предлагавших услуги нянь. Торрент убил двенадцать из них в пяти округах, прежде чем его поймали – благодаря издевательским письмам, которые он слал в полицию. Как и Итан, он умер в тюрьме, проведя там десять лет из своего пожизненного срока. Но, в отличие от Итана, был семейным человеком. Инженер с женой и двумя детьми, тоже подростками. Двойняшками.

Луиза и Магнус Торрент. После его ареста Луиза и Магнус вместе с матерью пропали из виду.

Если до этого Рут едва не стошнило, то сейчас ее бросило в жар. Ресслер отодвигается, будто она действительно вся горит.

– Прости, малыш, – шепчет она. – Но ты знаешь, что это значит?

В отличие от Итана, Мартин Торрент весьма часто упоминается в анналах криминальной документалистики, а потому узнать, откуда он родом, довольно просто. В считаные минуты Рут выясняет, где родился «убийца нянь», где он вырос, а главное – где он жил со своей семьей до того, как его арестовали в конце 1982 года.

Линнея, штат Миннесота. Маленький городок в округе Карвер на берегу реки Миннесота.

На этот раз Рут действительно рвет. Она еле успевает добежать до ванной. Об Итане Освальде ей известно очень мало. Но где он родился, она знает. В округе Карвер, штат Миннесота. Она узнала это много лет назад, когда нашла официальную запись о его рождении. Теперь все сходится. Близнецы, о которых упоминала Эмити. Итан покинул Средний Запад примерно в то же время, когда жена и дети Торрента исчезли с радаров. Четырнадцать лет владения этим ужасным домом в северной части Хобена, штат Коннектикут.

И все эти молоденькие девушки, исчезнувшие в районе рядом с трассой I-91 начиная с лета 1983 года… Сразу после того, как в город переехали Торренты.

Итан Освальд все-таки был в Хобене задолго до 1996 года. Учитывая все, что выяснила Рут, это тоже можно считать неоспоримым фактом.

– Бет, – снова зовет она. – Бет!

Но ее подруга давно ушла из комнаты.

Глава 11

Может, он иллюзионист?

Показывает фокус. С исчезновением. Однажды она видела, как мужчина запер одетую в блестящее платье женщину на замок в ящике, а когда снова открыл, женщины в нем не было. Потом она все же вернулась. Эта часть фокуса остается неясной. Как она вернулась? А самое главное, где она была все это время, пока ее не было?

Сколько она уже тут? Несколько дней? Учительница говорила, чтобы обогнуть солнце, нужен целый год, но в этой комнате ничего не двигается. Когда наступит Рождество, она все еще будет здесь?

Чуть раньше она слышала, как звонил телефон. Звонил долго, и никто не поднял трубку. Потом это повторилось еще три раза. Она считала. Но сейчас тихо. Наверное, все спят, хоть уже стало немного светлее. Как будто скоро утро. А завтрашним утром, когда бы оно ни наступило, она должна была начать работать над своей поделкой. Папа собирался показать ей, как смастерить вулкан из папье-маше с помощью соды и чего-то еще. Они с ним уже приготовили кипу газет и бутылку, чтобы соорудить из них гору. Он предложил добавить пищевой краситель, чтобы лава получилась красная, как настоящая.

– Ловкий будет фокус, – пообещал он.

От мысли о том, как они с папой мастерили бы вулкан, становится еще грустнее, чем когда в голове перестала звучать музыка.

В желудке громко урчит. Никогда в жизни она не была такой голодной. И грустной. Кажется, что все ее счастье сложили в коробку и заклеили липкой лентой, как делает мама, когда убирает рождественские украшения.

– Чтобы мышки не пробрались, – всегда говорит она.

А на следующий год эти коробки вскрывают острым ножом.

Сейчас она думает о том, что мертвых людей тоже складывают в ящики. Так было с родителями ее папы, когда она даже еще не родилась. Их положили в гробы, и они отправились в царство небесное. Только они обязательно должны знать, как из этих гробов выбраться, иначе это царство небесное было бы очень странным местом.

Ей опять хочется в туалет. Он так разозлится, когда придет. Она уже столько раз мочилась в постель.

Когда она пытается немного отползти со сбитых в кучу тряпок под спиной, пальцы задевают какой-то твердый предмет под покрывалом. Она подвигает его к себе, медленно и осторожно, чтобы он не покатился в другую сторону. Наконец он уже так близко, что можно взять его в руку.

Это синий мелок. Ее третий любимый цвет, после желтого и красного. Она подносит его к носу, вдыхает запах воска, а затем откусывает большой кусок – половину мелка. На вкус он не такой, каким должен быть синий цвет, и она немедленно выплевывает его обратно, слюна с синими крошками стекает по подбородку.

Он должен быть на вкус как небо. Или как море. А желтый, думает она, должен быть на вкус как солнце.

Что должен напоминать на вкус красный цвет, она не знает.

Глава 12

По общему мнению, после ареста и вынесения приговора мужу Хелен Торрент сменила имя, а затем исчезла. Возможно, переехала в Северную Европу, откуда была родом.

Или в какой-нибудь тихий городок в штате Коннектикут вместе с восемнадцатилетними двойняшками, Луизой и Магнусом.

И с третьим в их команде – Итаном Освальдом.

Достаточно ли этого будет инспектору Кэнтону? Рут буквально слышит его вздох. Если ты знаком с родственниками серийного убийцы, это еще не значит, что ты и сам серийный убийца, наверняка скажет он. Даже не наверняка, а точно. Пока что все обнаруженные Рут связи между семейством Торрент и Итаном Освальдом исключительно косвенные. Что касается Энни Уитакер, тут еще меньше поводов для обсуждения. Да, Эмити говорила, что были и другие Джули Джордан, но она никак не отреагировала на имя Энни, когда Рут его упомянула. Хотя, конечно, она вполне может и солгать на этот счет.