Последняя глава
Пролог
С сыном писатель Леонид Ильич Бражников поссорился несколько лет назад.
В тот вечер Леонид Ильич вернулся домой счастливый: его очередная книга была напечатана.
– Мать, – позвал он жену, – накрывай праздничный ужин! – и поставил на стол бутылку вина, положив рядом несколько экземпляров новой книги.
Елена Александровна, пухленькая, с ямочками на щеках, радостная за мужа, улыбнулась и засуетилась.
В комнату вошёл сын Андрей, студент РУДН, и хмуро бросил взгляд на книги.
– Как там архитектура? – небрежно спросил отец и тут же оживленно начал: –
Ты только посмотри! Наконец-то допечатали тираж. Издательство хочет подписать договор ещё на одну. Красиво вышло, да?
Он протянул книгу сыну.
Андрей холодно, не беря книгу, сказал:
– Поздравляю. Опять будешь раздавать автографы «важным людям», которые даже не откроют её?
Отец, слегка нахмурившись, ответил:
– Что за тон? Я работал над этим два года.
– Два года! А сколько ты работал над тем, чтобы просто быть отцом? Хотя бы неделю пробовал? – срываясь, ответил Андрей.
– Не начинай. Я обеспечивал семью.
– Обеспечивал? Мама платила за квартиру, пока ты «творил». А я… – Андрей сжал кулаки. – Я в десять лет сам себе завтраки собирал, потому что ты либо спал после ночи за письменным столом, либо уже бежал на презентацию своей «гениальности»!
– Хватит! Ты вообще понимаешь, что такое – создать что-то стоящее? – резко спросил отец.
Андрей взял книгу с полки, пролистнул и с вызовом сказал:
– Стоящее? Вот это? Громкие слова, красивые метафоры… и ни капли правды. Ты пишешь о «любви», о «семье» – а сам даже не помнишь, когда в последний раз спрашивал, как у меня дела! Ты не пришёл даже на выпускной вечер.
Отец сказал сквозь зубы:
– Ты просто завидуешь.
– Боже… Да кому нужны твои книги? Ты же не Толстой, ты – просто мальчик, который боится признать, что променял сына на дешёвые аплодисменты!
Леонид Ильич побледнел. Сын тяжело дышал, потом резко развернулся к выходу.
Отец тихо, но ясно сказал:
– Если они такие никчёмные… Зачем ты хранишь все мои издания в шкафу? Даже те, что вышли, когда тебе было три года?
Андрей остановился. Не оборачиваясь, крепче сжал ручку двери и шёпотом ответил:
– Чтобы не забыть, кого мне не хватало.
– А на чьи деньги ты ешь, пьёшь, одеваешься?
– Только не на твои, книжные.
– Вон из моей квартиры. Сначала научись зарабатывать, а потом мяукать.
Сильно хлопнула дверь. Леонид Ильич посмотрел на раскрытую книгу, подписанную для сына.
Глава1 Решение
Дача стоит на пригорке. Она построена из деревянного бруса, двухэтажная, с большими окнами. Широкая веранда не застеклена, такого же размера балкон находится на втором этаже под общей крышей дома. С балкона открывается великолепный вид на пойму реки. Вдоль забора высажены кусты, дорожки в саду выложены булыжником. Хозяин дачи, некогда известный писатель, Леонид Ильич Бражников, живёт сейчас в уединении.
Сад запущен. Семидесятилетний писатель безразлично смотрит на сорную траву, на яблоки под деревьями. Его гнетёт чувство одиночества. В его доме давно не звучали смех и радость, а лишь эхо шагов на запылённых полах. Стены давно потеряли цвет, и даже солнечный свет, пробиваясь сквозь пыльные окна, кажется не способным согреть холодную внутреннюю пустоту.
Пожилой мужчина сидит на скамейке в саду, в кресле под деревом, в руках держит книгу – сборник стихов, который читает.
Его волосы седые и слегка поредевшие, аккуратно зачесаны назад, а на висках видны маленькие прядки. Лицо изрезано мелкими морщинами, каждая из которых будто рассказывает свою историю: радости, грусти, трудности и победы. Глубокие карие глаза, полные света и доброты, свидетельствуют о том, что за спиной у него много переживаний и незабываемых моментов.
Одет он скромно, но со вкусом: светлая рубашка с длинными рукавами, свободные брюки и удобные туфли, придающие ему некую солидность. На запястье можно заметить старинные часы, которые, судя по всему, передавались в семье из поколения в поколение.
Единственной его радостью был кот Пифагор, он звал кота Брат Пиф. Кот – пушистый британец с умными глазами. Они часто беседовали друг с другом, и кот преданно смотрел в глаза хозяину и иногда мяукал, словно вставляя нужные слова в разговор.
Сегодня после визита к врачу писатель медленно вернулся домой, его мысли заволокло мраком, который навис над сознанием после услышанных диагнозов. Каждое слово доктора, словно тяжелая гиря нависла над ним, не позволяя вздохнуть полной грудью.
Приговор был страшный, у него осталось несколько месяцев.
Леонид вошёл в пустые просторы своего дома, где каждая тень казалась угрюмой и зловещей, побродил по комнатам.
Затем уселся в любимое кресло. Они сидели рядом: хозяин и кот, как обычно, на его коленях.
– Ну что, Брат Пиф? Такие вот дела, – грустно сказал он, поглаживая кота. – Недолго мне осталось. Скоро я «уйду на радугу». На кого я тебя оставлю?
Кот навострил уши. Писатель продолжал:
– Ты знаешь, что такое радуга? Не знаешь?! Радуга – это мост между мирами, путь души в иное измерение. Так говорили в славянской традиции. А в Библии радуга – знак завета между Богом и человеком.
Кот от волнения вилял хвостом и слушал с закрытыми глазами.
– Моя душа завершает земной путь. При жизни я видел лишь иллюзию единства, этот «белый свет», а после смерти меня ждёт многомерность реальности. Моя душа, освободившись, пройдет по радуге и соединится с вечностью, где нет разделения, но есть полная гармония всех цветов-энергий.
Леонид Ильич провел рукой по хвосту кота, тот преданно и глубоко посмотрел в глаза хозяину.
Бродя по комнатам, писатель обращался к памяти, словно за утешением, но лишь ощущал, как тишина усиливается в ответ на его внутренние метания. Вдруг он наткнулся на коробку, заваленную старыми рукописями, с пожелтевшими страницами, которые давно не видели света. Каждый лист был как окно в его прошлое, хранящее не только слова, но и мечты, надежды и страхи.
Снова сел в кресло.
Он медленно перебирал рукописи и нашёл старую фотографию: сын в пять лет читает его очередную книгу.
Кот пристроился к писателю на колени, точно помогая грустить.
– Посмотри, Брат Пиф, как давно это было. Тебя на свете тогда еще не было, – с тоской сказал Леонид. – Понимаешь, как сказал Платон: «Душа обязана трудиться и в ночи, и в день, и в жизни, и в смерти. Пока она не станет чистой, она не вернётся к Богу». А у меня здесь слишком много ещё незавершенных дел. Пойдем в сад, подышим воздухом.
Он поправил кресло под яблоней, взял кота на руки и слушал, как падают яблоки. Писатель просто наслаждался моментом, чувствуя себя потерянным в этом мире человеком. Летний тёплый день – это не просто погода, это состояние души, которое хочется растянуть на всю оставшуюся жизнь!
Но не сегодня. Тепло грело, но не радовало.
Солнце улыбалось ему, словно старый друг, которого давно не видел. Теплый ветер нежно ласкал кожу, шепча на ухо секреты природы. Птички весело щебетали, соревнуясь, кто громче и красивее споёт свою весёлую серенаду. Воздух наполнен ароматами цветов и свежезаваренного кофе. «Как хорошо жить на белом свете!» – промелькнуло в голове Леонида, и по щеке медленно скатилась слезинка.
– Ответь мне, Брат Пиф, как прожить жизнь, чтобы в конце не жалеть? – кот лежал и молчал, словно обдумывал слова писателя. – А я вот жалею. Жалею, что так и не нашел сил помириться с сыном. Я из-за занятости мало времени уделял ему.
От калитки по дорожке шла соседка. «Опять она», – раздраженно подумал писатель. Леонид не хотел её видеть. Сначала его раздражала её навязчивость незаметно подкладывать книги «для души» – не классику, а простые, тёплые истории. Потом привык и даже скучал, если она долго не появлялась.
Бывшая учительница литературы Мария Семёновна, лет шестидесяти, жила рядом с дачей Леонида. Веселая, стройная женщина с остреньким взглядом зеленых глаз всегда с улыбкой разговаривала с писателем, искренне восхищалась его книгами, чем и подкупала Леонида Ильича.
– Сегодня Ильин день, день ангела вашего батюшки. Вот испекла пирожков, как вы любите, с капустой, – начала Мария Семёновна, подходя ближе. – А где кот Пифагор? Я ему куриного мяска принесла.
– Кот в саду бродит. Кстати, Мария Семёновна, если что со мной случится, возьмите кота себе.
– Что вы такое говорите, Леонид Ильич? Вам ещё молодому жить да жить.
Она пристроилась на стул рядышком.
«Ну, завелась старуха. И так плохо, так она подзуживает», – подумал с грустью писатель, откусывая пирожок.
– Захотелось … мммм… мороженого! Да-да, именно его, самое вкусное и освежающее лакомство лета! А вам, Мария Семёновна, хочется мороженого?
– Нет, я равнодушна к нему, – ответила бывшая учительница и добавила:
– Вы всю жизнь писали для других. А кто напишет для вас?
– Так для меня, как для читателя, все книги и написаны, только читай успевай. Не хочется умирать, оставив что-то незавершённым. С сыном надо бы поговорить, – вздохнул Леонид Ильич.
Соседка знала, что писатель после ссоры с сыном с ним не общался и не знал, где тот живет и жив ли вообще.
– Примирение – это не мёд, который дают просто так, – задумчиво сказала Мария Семёновна, отмахиваясь от комаров. – А знаешь что, Ильич, напиши ему письмо, не для отправки! Где выскажешь всё: гнев, вину, тоску, и сожги его. Затем заведи дневник, как будто общаешься с ним в записях. Через полгода он может необъяснимо позвонить. Жизнь чувствует, когда ты отпускаешь то, что мучает. Если не сработает – значит, время ещё не пришло. Но вы уже не будете тем, кто стоит на месте. Я иду в магазин, мороженое-то вам купить?
Писатель кивнул.
Совет Марии Семёновны глубоко застрял в голове Леонида Ильича.
Вечером, глядя в глаза коту, он спросил:
– Можно ли исцелиться, просто рассказав личную историю на бумаге?
Кот моргнул, Леонид Ильич рассмеялся.
И вместо нового романа он принимает решение написать «книгу для себя» – смесь мемуаров, дневника и исповеди. Он достал с полки свои старые произведения, чтобы перечитать их и понять, как его взгляды менялись с годами.
Глава 2. Путешествие по прошлому
С каждой прочитанной книгой Леонид погружался в воспоминания. Он открыл свой роман «Бег на месте». Улыбнулся.
Вспомнилась первая и единственная любовь.
– Брат Пиф, я её очень люблю. Я был из тех, кто верит, что жизнь – это ровные столбцы цифр, где каждая следующая вытекает из предыдущей. Моё утро начиналось с аккуратно сложенных носков, день – с расчерченного плана, вечер – с книги, поставленной на полку ровно под углом девяносто градусов.