Проклятая Тройка

“И снова смертная рука

Твоя волнительно тянулась

К огню божественного сна

Что города сжигал до тла.

Её увидел ты во сне

Святое пламя содрогнулось

И ты окажешься во тьме

Вновь наяву, вновь в тишине

Глаза светились звездами кошмаров

Их свет когда-то жизнь любил

Но в теле, что хранило тысячи пожаров,

На чувства не осталось сил.

Проклятья смех проглотит города

В лице улыбки с яркими глазами,

В лице бесчестий костного клинка,

И шляпы с приоткрытыми устами.

И снова пламени рука

Погладит шляпу по затылку

Кивнув, что есть на все ответ,

Состроив темную ухмылку.”

Забытая шляпа

Пролог

Фауст сидел за большим столом, пил красное вино и очень старался не сойти с ума. В огромном зале, освещённом свечами и подвесными люстрами, проходил роскошный бал в сопровождении оркестра. На белых колоннах, крепились подсвечники в форме оленьих рогов, а потолки казались бесконечными из-за изображённого на нём звёздного неба. Прямо в воздухе летали зелёные силуэты птиц, бабочек и драконов – то ли из потоков воздуха, то ли из какого-то зелёного дыма. На площадке люди в вечерних нарядах танцевали вальс под нежную, но энергичную музыку.

В дальнем конце зала, на возвышении, стоял длинный стол с десятками угощений и видов вин. На кружевах скатерти можно было распознать мрачную символику – оленьего черепа и рогов. В центре, рядом с Фаустом, на резном троне сидел хозяин бала: пожилой мужчина в буром строгом костюме в клетку, ярко-зелёном галстуке, сочетающемся с зелёными глазами и серебряными запонками. Его лицо было вытянутое и худое: высокие скулы с впалыми щеками, тонкие губы, орлиный нос с благородной горбинкой и морщины, которые только красили его. Длинные волосы были полностью седыми, завязанными в хвост. У подлокотника стояла жуткая, но изящная трость. Её наконечник напоминал серебряное копытце, а основа из красного дерева с резьбой была произведением искусства. На навершии был закреплён крупный олений череп с серебряным напылением. Пустые глазницы трости мерцали ядовито-зелёными огнями.

Фауст, сидящий рядом, был намного моложе, с чёрными пышными волосами. Он тоже был одет парадно и, очевидно, чувствовал себя некомфортно. Юноша неуверенно бегал глазами по столу и задумчиво вертел в руке стакан.

– Ну что, Фауст, ты со мной выпьешь или тоже побрезгуешь? – сказал хозяин строгим голосом и приподнял свой железный бокал, украшенный зелёными, чёрными и красными драгоценными камнями. Он говорил чётко, неторопливо и размеренно.

Но в ту секунду Фауст уже ничего не боялся, полностью смирившись со скверным положением дел, и просто думал, как бы ему остаться в живых до конца вечера.

– Да нет, слушайте, просто… обдумываю тост.

Фауст облокотился на стол. Музыка заиграла энергичнее, и собеседники замолчали, пленённые магией музыки. Скрипачи словно сходили с ума.

Когда закончилась одна композиция, но ещё не началась другая, хозяин вставил слово, торжественно протянув бокал ещё раз:

– Тогда я начну. Выпьем же за страх! Который движет нами, шёпотом звучащий в ушах каждый вечер перед сном, без которого мы бы не ценили победы над ним и того, чего нам удалось достичь! – Хозяин поднёс бокал к губам и сосредоточенно посмотрел на его содержимое. – За страх неизвестности.

Фауст был встревожен. Накануне хозяин бала рассказал ему историю, которая не давала ему покоя. Фауст не хотел терять свой мир… второй раз. Нарастающие духовые и струнные звуки новой мелодии звучали в одном ритме со взволнованным сердцем Фауста. Хозяин пристально посмотрел на него.

– Знаете, после услышанного, – сказал Фауст, – может, выпьем за человечность?

– Как интересно, – сказал хозяин и полностью обратил своё внимание на Фауста.

– Человечность помогает нам победить этот страх.

Хозяин кивнул и задумался, хмуро откинувшись на спинку стула.

– Это хорошие слова, но вот что я скажу тебе, Фауст. Запомни! Это любовь с приходом в наше сердце дарит нам человечность, – сказал хозяин, и глаза его наполнились слезами, а губы болезненно скривились, – но, уходя, забирает её обратно…

Глава 1

Фауст вздрогнул при пробуждении от тревожного сна. Ему снова снилась белая пустота, не имевшая ни земли, ни неба, в которой левитировали странные драгоценные камни разных размеров. Вокруг них парили тысячи извивающихся красных нитей – словно распущенный клубок в невесомости. Там было спокойно и тихо. Там можно было бы провести вечность и не заметить – пока безмолвную картину не нарушили другие нити. Три чёрные нити. Они были натянуты, словно струны, пронизывающие бесконечность, и внушали леденящий кровь ужас. Но что-то всё равно побуждало Фауста к ним прикоснуться. И перед самым контактом нити обратились в тени и накрыли собой всё.

Тьма рассеялась, стоило Фаусту только открыть глаза.

Наступило ещё одно утро с того дня, когда Фауст и его старший брат Галилей перебрались в новый мир. Но он всё ещё был им чужим. Несмотря на это, Фауст в свои двадцать два года чувствовал себя неплохо: у него было жильё, работа и много новых друзей. И всё же за три года на новом месте чего-то не хватало.

Фауст и Галилей были Скакунами – так называли себя люди, способные перемещаться между мирами с помощью дверей. Хотя в пределах одного мира скакать они тоже вполне могли – это сильно упрощало повседневную жизнь.

Протерев глаза, он окинул взглядом хаос, творившийся в его и так небольшой комнате. По большей части мебель была из старого дерева – обшарпанная и поломанная, а пышный, мягкий ковёр давно утратил жёлтый цвет и стал напоминать застоявшуюся кашу. Бежевые блики солнца разбавлялись мазками тёмной одежды, разбросанной по полу, а маленький стол был завален его блокнотами, книгами и календарными записями. Фауст любил аккуратные, структурированные записи, но когда их становилось слишком много – они неизбежно превращались в бардак вплоть до следующей уборки. А уборки у Фауста бывали нечасто.

Первым делом, чтобы успокоить нервы, он выпил кофе. Полчетвёртого на часах. Отлично – опять полдня проспал. А значит, Галилей уже несколько часов ждал его в «Тени у дуба». Фауст работал в этой кофейне и заодно проводил в ней большую часть своего свободного времени, о чём часто ворчал Галилей.

Чувство стиля у Фауста дремало где-то глубоко в душе, поэтому он вышел из дома в расстёгнутой рыжей гавайской рубашке с синими цветами поверх белой майки и в огромных трусах-шортах. На шее висел крупный драгоценный камень красного цвета – отличительный знак Скакуна. У всех Скакунов был подобный кулон: они делились на три цвета – красные, пурпурные и зелёные.

Фауст очень чётко представил себе свою любимую кофейню «Тень у дуба» перед тем, как открыть входную дверь. Он сделал шаг за порог – и сразу всё вокруг исчезло. Он стоял в абсолютной пустоте, подобной той, что видел во сне, но без камней и нитей. Просто белая бесконечность.

Это место называется Шор. Оно играло роль перехода в любое место для Скакуна и работало как «кротовая нора». В нём всегда было очень одиноко. Странная магия этого пространства никогда не позволяла видеть других Скакунов: даже если кто-то совершает скачок с товарищем, в Шоре он всегда будет один. Поэтому Фауст в нём никогда не задерживался. Хотя фактически время в Шоре не шло.

Он в ту же секунду появился в кофейне, выйдя из двери на небольшой склад. Очертания при скачке всегда вырисовывались постепенно, словно Шор – это лист бумаги, на котором незримый художник рисует картину: сначала наброски, прямые линии, тени… и в конце – реалистичное изображение места, куда прибыл Скакун.

Кофейня «Тень у дуба» была небольшой, но уютной. Весь интерьер был из природных материалов: камня, дерева и железа. Свет – исключительно тёплый и приглушённый, отчего кофейня напоминала пещеру, несмотря на панорамные окна. Играла спокойная и ритмичная музыка, которая никогда не находила отклик в душе Фауста, но любовь к этому месту заставляла принимать и её. Запах свежемолотого кофе и выпечки ударил в нос.

Людей в помещении почти не было – как и всегда в ранние часы. В начале зала сидел его брат спиной к бару. Фауст узнал его по жёлтому осеннему плащу и копне вьющихся каштановых волос. Галилей сразу заметил звуки за спиной и коротким движением головы позвал Фауста.

Барная зона располагалась посреди помещения, и его сразу заметили друзья и коллеги – Макс и Крис. При их виде Фауст засиял. Он чувствовал себя дома в этом месте, и ему было важно это чувство. Единственное место, где тревоги его оставляли. Никто не был удивлён его «чудесному» появлению со склада: в «Тени у дуба» работали одни Скакуны, и для них это было обычным делом.

Коротко поздоровавшись, Фауст присоединился к брату за столиком.

– Когда-нибудь жизнь научит тебя вовремя просыпаться, – сказал Галилей и отпил кофе, хмуро глядя в окно.

На шее блеснул зелёный камень Скакуна. Под жёлтым плащом он носил чёрную майку и джинсы, а лицо у него всегда было сосредоточенное и напряжённое. Фауст знал, что он не любит это место и не понимал, почему Галилей продолжает сюда приходить.

– И тебе доброе утро, – ответил Фауст и тоже сделал глоток из его чашки, почти вырвав её из рук. – Как ты?

– Нормально.

Галилей всегда был немногословен, а после гибели их мира и вовсе замкнулся. Но в этом ответе Фауст уловил что-то новое – неуверенность. Или, возможно, ему показалось. Брат обычно был невозмутим.

К ним подскочила молодая сотрудница – стройная и высокая, с длинными тёмными волосами. Рядом с ней всегда было весело: её улыбка излучала позитив. Вся недосказанность с Галилеем отошла на второй план.

– Привет, мальчики, – сказала она, наматывая косу на палец и весело прикусывая губу. – Фауст, ты хоть раз можешь провести свой выходной не на работе?

– А? – Фауст театрально удивился. – Крис, я думал, ты без ума от меня, вот и хожу сюда каждый день.

– Ага, ясно! Пить что-то будете?

– Я шучу! На самом деле это я не могу без вас жить, не обижайся. Лучше садись, посиди с нами.

Крис звонко хихикнула и сразу замялась. Галилей метнул в Фауста строгий взгляд.

– Ну, я, как бы, это… пока работаю…

– Думаешь, Макс загнётся там один без тебя? В самом деле, у него завал! – сказал Фауст, разводя руками в сторону пустой кофейни. – Верно, Гелик?

Галилей приподнял брови – обычно это был знак согласия.

– Ага, сказал как отрезал.

– Ладно, только ненадолго, – сказала Крис и уселась вплотную к Фаусту.

Фауст уставился в её большие голубые глаза в ожидании продолжения разговора, а Галилей снова уткнулся в чашку.

– Да ничего нового. Решили сегодня после смены остаться, выпить и пообщаться. Ты с нами?

Галилей украдкой закатил глаза, а Фауст сделал вид, что не заметил. Всем в заведении было известно: здесь часто устраивали посиделки до поздней ночи. Галилей их не любил. А ещё сильнее он не любил, когда Фауст напивался до беспамятства и приводил домой такую же пьяную Крис. Эту тему оба брата уже год замалчивали.

– Конечно, с вами!

Фауст знал, как распознать момент, когда Галилею становилось окончательно некомфортно: он уходил курить и звал Фауста с собой, хотя тот не курил. Предложение выйти на улицу не заставило себя ждать.

– Да, пошли. От этой музыки быстро начинают кипеть мозги, – сказал Фауст.

– Так бывает, когда слушаешь её каждый день по восемь часов, – сказала Крис. – Ты бываешь когда-нибудь в тишине?

– Пока ты рядом – нет, – подмигнул Фауст.

Крис закатила глаза, но приятно улыбнулась и пошла обратно за бар. А Галилей уже стоял на улице и нервно поджигал сигарету.

Фауст вышел за ним и сразу пожалел, что скакнул в кофейню, вместо того чтобы пройтись пешком – на улице стояла его любимая погода. Пасмурно, но не темно. Конец лета. Было тепло. Прохладный ветер приятно обдувал кожу и лицо, развивал рубашку и волосы, а шелестящие по асфальту листья радовали слух.

Кофейня находилась на небольшой возвышенности. Напротив – парковка, к ней вела деревянная лестница. К ней обычно выходили на перекур, подышать воздухом или поболтать. Или всё сразу.

Галилей задумчиво курил. Не задумываясь, протянул Фаусту сигарету.

– Не, спасибо.

Казалось, они стояли целую вечность, молча наслаждаясь погодой. Галилей был погружён в свои мысли, и Фауст уже знал, когда брат собирается что-то сказать: он опускал взгляд, хмурил брови и затягивался чуть дольше обычного.

– Рожай, – с упрёком сказал Фауст.

– Я хочу уйти, Фауст, – сказал Галилей, не поднимая взгляда. Сигаретный пепел отломился и развеялся по ветру.

Земля ушла у Фауста из-под ног. Его охватила тревога, живот неприятно заныл. Страх давно жил у него под сердцем – страх перед будущим. Прошло уже три года с тех пор, как их родной мир исчез. Чем стабильнее становилась жизнь Фауста в новом мире, тем страшнее было всё это потерять. Этот страх стал частью его души, ядом, отравляющим повседневность. Он боялся любить, дружить, привязываться. Галилей был той частью жизни, которая казалась нерушимой – основой. Что делать, если даже это ускользает сквозь пальцы?

Фауст молчал. Он ждал продолжения, хотя и понимал, что брат скажет дальше. Но слёзы всё равно затуманивали взгляд.

– Тут для меня ничего не осталось. Да, наверное, и не было. Я не нашёл здесь замены нашему миру, друзьям, родителям… Думаю, ты и сам видишь, что мне тут не место.

Фауст это всегда видел. Но любовь к брату не позволяла сказать это вслух. Он не хотел, чтобы Галилей уходил – но и держать его было бессмысленно.

– Но… мы ведь будем видеться?

– Конечно, – он положил руку Фаусту на плечо и крепко сжал. – Всё будет хорошо, брат. Мы же Скакуны, будем навещать друг друга.

– Уже решил, куда поскачешь?

– Нет, – Галилей покачал головой. – Есть пара вариантов. Милые миры, не слишком шумные. Определюсь на днях.

Он выкинул потухший бычок и ушёл, оставив Фауста одного.

К вечеру темп событий замедлился, и без того не слишком быстрый. Фауст не заметил, как стемнело. Время перевалило за восемь.

После закрытия кофейни пришли ещё несколько коллег и друзей – просто посидеть, выпить и отдохнуть. Справиться с волнением Фаусту помогал алкоголь, который особенно был нужен в тот вечер.

Время шло к поздней ночи, разговоры становились всё оживлённее, а настроение – раскрепощённее. Фауст был по-настоящему спокоен и даже счастлив. В тусклом освещении он смотрел на лица друзей и старался запомнить их в мельчайших деталях, будто видел в последний раз. В такие моменты он забывал о времени, о всём, что было «до».

С каждым новым бокалом он чувствовал, как привычное «я» растворяется – и оставляет место ощущению лёгкости. Без забот, без страха, без тревоги. Всё вокруг теряло значимость. Даже Крис казалась всё притягательнее: каждое её прикосновение заставляло сердце биться чаще. Ещё немного – и Фауст не сможет думать ни о чём, кроме её губ.

Глава 2

Светло-русый мальчик с голубыми глазами сидел один за длинным столом общей трапезной местного, очень старого приюта для детей. На нём висела потрёпанная рубашка и небольшой деревянный кулон, похожий на свисток – распространённый предмет для шуток. Однако это был тотем с примитивно вырезанным смеющимся лицом. Было раннее утро, в помещении – тускло. Мальчик очень хотел есть, поэтому встал пораньше, чтобы успеть поесть до того, как соберётся толпа.

Он сидел напряжённо – ждал неприятностей. Он всегда их ждал в этом месте. И они появились: компания подростков на пару лет старше. Их было четверо. Самый высокий заметил мальчика и жестом направил остальных к нему.

– Ну, здарова, овощ, – сказал он, нависнув над мальчиком.

Мальчика звали Люк, но к нему редко обращались по имени.

– Привет, Курд, – ответил Люк, вжавшись в скамью.

– Я тут проголодался. Думаю, моего обеда мне не хватит. А твой выглядит заманчиво.

Компания переглянулась и мерзко заулыбалась. Курд взял его тарелку с сухими макаронами и чем-то наподобие фарша, а Люк остался сидеть с пустым взглядом, не двигаясь. Его терроризировали почти каждый день – вот уже четыре года. Взрослым до этого не было дела. Они говорили: «Давай отпор, покажи силу!»

Хулиганы начали уходить, как вдруг Люк схватил поднос и со всего размаху ударил одного из них по затылку. По залу разнёсся звон. Мальчик сложился на колени и зажал шишку руками. Не давая им опомниться, Люк ударил второго – прямо по отвисшей от удивления челюсти. Второй звон. Волна удовольствия прокатилась по телу: ничто так не мотивирует, как страдание обидчика. Третьего удара он не нанёс – Курд уже среагировал и повалил Люка на пол.

В голове зазвенело. Люк сразу свернулся клубком, зная, что будет дальше. Четверо подростков начали пинать его со всех сторон, крича и смеясь. Одна нога угодила прямо в рёбра. Люк почувствовал болезненный треск и сжал зубы, чтобы не закричать.

– Урод мелкий! – бросил один из друзей Курда напоследок, и они ушли за своими порциями – как ни в чём не бывало.

С трудом поднявшись, Люк снова сел за стол. У него осталась жидкая вонючая каша и два куска хлеба, которые он заранее спрятал в карман. Двое задир ушли с синяками – хорошее начало дня. Люк вздохнул и едва сдержал слёзы от боли: скорее всего, треснуло ребро. Опять. Рукой он нащупал новый фингал под глазом – не беда, совсем маленький. Видимо, Курд не старался.

Люк попытался вспомнить шутку: для него смех был лучшим лекарством. В голову пришёл старый анекдот:

«Если дать человеку рыбу – он будет сыт один день. А если дать ему имя “Сыт” – он будет Сыт всю жизнь».

Он слабо усмехнулся – и сразу почувствовал боль в ребре. Всё-таки – не от любых напастей…

После завтрака все шли на занятия по основным дисциплинам – вроде математики, русского и литературы. Люк бесшумно передвигался по коридорам на носочках, как кошка. Занятия проходили в отдельном корпусе на первом этаже. Люк их не любил. Они, конечно, отвлекали от травли, голода и боли, но чаще были скучными. Преподавателям было всё равно – лишь бы никто не мешал уроку.

Литература – другое дело. Люк любил читать книги о героях, преодолевающих боль и трудности, и о злодеях с трагичной историей. Эти истории полностью овладевали им на уроках и не отпускали до самой ночи. Люк читал и представлял себя героем. Он верил, что все трудности делают его сильнее.

Ближе к обеду синяк под глазом разболелся, а веки распухли и стали похожи на сливу. В трапезной было столько людей, что ели стоя. Люк почти всегда ел стоя – если, конечно, у него не отбирали еду.

Позади повара тоже порой посмеивались над ним, как над маленьким замарашкой. Но Люк не унывал: он привык к такому отношению и каждый день учился преодолевать его. В этом ему помогал единственный в жизни «огонёк». Увидеть её он мог только вечером.

Во второй половине дня обитателям приюта отводилось время на самостоятельное обучение, внеклассные занятия и отдых. Люк тратил два часа на уроки, а затем уходил в свою комнату до самого ужина. Жил он скорее в каморке, чем в комнате: там пахло сыростью, побелка давно потрескалась, а в маленькое окошко едва проникал свет сквозь слой застывшей грязи. И всё же он старался поддерживать в своём жилище относительный порядок.

Наконец, раздался тихий стук в дверь.

Грудь наполнилась радостью, и губы сами растянулись в улыбке. Люк быстро открыл дверь – и там стояла она, его «огонёк» – Вия. Юная, высокая девушка с длинными рыжими волосами, заплетёнными в косу, стояла и скромно улыбалась, помахивая рукой. Яркие карие глаза сияли от радости. Она была как луч света в кромешной тьме его жизни.

Люк крепко обнял девушку, игнорируя жгучую боль в сломанных рёбрах. Он слышал стук её сердца и наслаждался им. Его собственная жизнь играла в том же ритме. Его жизнь начиналась, когда рядом было это биение.

Они были знакомы с семи лет. Жили на улице, когда потеряли свои семьи, грелись друг об друга по ночам и делили еду – которой почти никогда не было. Когда-то она шутливо спросила:

– Завоюешь для меня тарелку еды?

А Люк ответил:

– Я завоюю для тебя весь мир.

С тех пор он ценил всё, что у них было. Он хотел бы называть это место домом… но его дом там, где она. Остальное – можно пережить.

– Привет, Люк, – сказала она нежно, как всегда. – Господи, что опять с тобой случилось? Как ты?

Вия взволнованно осматривала его побитое лицо.

– Ладно тебе, не бери в голову, у меня всё отлично. Это Курд опять со своей шайкой… Я оставил им пару шишек! – гордо заявил Люк.

– Ты молодец… но всё же будь осторожнее. Не дай бог, они тебя покалечат. Может, лучше не ходи в трапезную без меня?

– Я могу за себя постоять!

– Прости. Я просто переживаю за тебя. Ты плохо выглядишь.

Люк знал, что Курд и его компания не лезли к нему при Вии. Хотя это и было немного унизительно. Вия была их ровесницей, но чувствовалась старше – и выглядела старше. В приюте она пользовалась уважением. А для Люка её забота была бесконечно важной. Ему было до боли приятно её внимание.

– Спасибо, Вия. Ты пойдёшь ужинать?

– Да. Пойдём вместе?

Глаза Люка загорелись от радости, и они пошли в столовую. Там снова был Курд, но, как и ожидалось, он не стал приставать. Заметив их вместе, он только громко хмыкнул, закатил глаза и сел за стол к своим дружкам.

– Не обращай на него внимания. Он просто засранец. Уверена, он ещё пожалеет о своём поведении и извинится перед тобой.

Вот это точно было маловероятно.

– Может быть, – ответил Люк.

Пока они ужинали, Вия рассказывала о своём дне. С недавних пор у неё по утрам начались занятия в хоре. У неё с детства был чудесный голос. Раньше она пела Люку перед сном, когда они ещё жили на улице. Теперь у них были разные комнаты, и он не слышал её голос вечерами.

Она рассказывала о своих успехах с таким огнём в глазах, что Люк невольно вдохновлялся. Он хотел бы гореть жизнью так же – ради неё.

– А как прошёл твой день? – спросила она.

– Хорошо.

– Утром тебя избили и отобрали еду. Просто супер. Отличный день.

– Я устал, что это всё портит мне жизнь, – ответил Люк. – Если смеяться этим гадам в лицо, может, они подумают, что я больной, и отстанут.

Вия рассмеялась. Её явно привлекал его позитивный настрой. Без него здесь выжить было бы куда труднее.

Перед отбоем они обнялись в коридоре. Люк постарался как можно точнее сохранить в памяти биение её сердца – чтобы скорее заснуть. Он мечтал увидеть её снова, как можно скорее.

– Завтра у меня нет занятий. Пойдём вместе на завтрак? – спросила она, будто прочитав его мысли.

– Конечно! А то я думал, снова придётся по тебе скучать. Доброй ночи, Вия, – неохотно попрощался Люк.

– Доброй ночи. Не скучай, – ответила Вия и смущённо улыбнулась.

Они разошлись по своим комнатам. Люка переполняла радость. Ему хотелось смеяться, кричать в подушку от счастья. В такие моменты ему хотелось жить.

Глава 3

Просыпаться утром с набором сцен вместо воспоминаний – занятие сомнительное, но знакомое. По мере развития вчерашнего вечера разрывы между кадрами становились всё больше, связь между событиями – всё слабее. Последние воспоминания представлялись лишь как несвязанные вспышки.

Громкая музыка. Обрывки диалогов. Чья-то рука в его ладони. Страстный поцелуй. Горячий язык. А потом – сразу утро.

Рядом крепко спит Крис. Без одежды, Фауст проверил.

В комнате всё тот же беспорядок, только теперь – с запаха перегара. В ванной он немного пришёл в себя, умыл лицо и снова перебрал в голове последние события.

Они вчера отдыхали компанией, напились. Потом с Крис уехали вместе – точнее, скакнули. Уже не в первый раз, и всегда в таком порядке. Снов у Фауста не бывает, когда он пьян. Поэтому в последнее время он злоупотреблял алкоголем – даже жуткая мигрень и тошнота были приятнее, чем очередной тревожный сон.

И только сейчас, глядя в собственные измученные глаза в зеркале, он понял, насколько устал.

Он вернулся в комнату и снова лёг, надеясь, что станет легче. Но мозг, казалось, перекатился в другую сторону черепа и продолжал страдать. Хотелось пить, в животе бурлило. Лучше станет только к вечеру. Пора собираться на работу, только сначала нужно заглянуть к Галилею. Фауст уже предвкушал его осуждение.

Чтобы не терять время на переодевание, он сразу надел рабочую форму – тёмно-зелёную футболку с белым логотипом в виде ветвистого дуба. Затем начеркал короткую записку Крис и оставил ключи, вдруг ей понадобится. У неё выходной, а будить её не хотелось.

Он давно думал, что стоит поговорить с ней об их отношениях… но всегда знал, что не найдёт момента. Становиться официальной парой не хотелось, а их редкие приятные ночёвки становились всё более неловкими. Хотя мысли об этом разговоре были ещё неловче.

Фауст приготовился к скачку, вышел за дверь и оказался в Шоре. С похмельем это место ощущалось ещё более пустым и угнетающим. Но были плюсы: Шор обладал необычным свойством – он ускорял восстановление. Даже мелкие ссадины и раны заживали быстрее, поэтому иногда в нём стоило задержаться хоть на пару лишних секунд.

Постепенно проявились стены знакомого заведения – паба на цокольном этаже дома, под названием «Что-то новое». Тёмное место с неоновыми вывесками и электронной музыкой. Галилей обычно сидел в самом дальнем углу, работал за ноутбуком и пил кока-колу.

– Доброе утро.

– Рад, что твоё утро начинается в два часа дня. Ты чего здесь? – буркнул Галилей, не поднимая взгляда. Его сарказм – отдельный вид пытки.

– Ну слушай… хотел сказать, что выжил. Перепил вот вчера…

– Ничего нового. Выглядишь ужасно, – Галилей мельком взглянул на него и снова уткнулся в клавиатуру. – И не волнуйся, вы мне спать не мешали. Пришли домой примерно тогда, когда я вставал. Ты сегодня работаешь?

– Да.

– А Крис?

Фауст замялся.

– Нет… Но она вечером заглянет в кофейню.

– Отлично. Вот и поговори с ней, – сказал Галилей, закрывая ноутбук.

– О-о-ох, да я не знаю…

– Фауст, сядь.

Он сел, склонившись над столом.

– Ты должен определиться с вашими отношениями.

– Да нет у нас никаких отношений!

– Тогда перестань с ней спать, дурень!

Наступила долгая пауза, но без напряжения. Скорее оба удивились эмоциональности Галилея.

Фауст посмотрел на него, как всегда – не увидел в его глазах ни одного чувства. И всё же…

– Спасибо, Гелик. Всё будет хорошо.

– Чтобы всё было хорошо, нужно шевелить задом и что-то делать, – спокойно сказал брат. – Иди на работу. А вечером поговори с Крис.

– Ладно, но…

– Удачи.

Галилей вернулся к работе и кивнул на прощание. Фауст, хоть и обиделся, но в глубине души был благодарен брату. Без его присутствия жизнь Фауста давно бы скатилась в хаос. Галилей помогал чувствовать твёрдую почву под ногами.

Он вспомнил вчерашний разговор, и всё настроение испарилось. Что будет, когда Галилей уйдёт? Кто останется? Кто удержит его от падения?

Погода была хорошей, как вчера, и он решил прогуляться пешком от паба до кофейни. Полчаса пути пошли на пользу, голова почти прошла. Ему нравился этот маршрут – многоэтажки, город, движение, жизнь. Всё это заряжало.

Единственное, что портило прогулку – мост через реку. Сильный ветер, пронизывающий до костей, и толпы людей на электросамокатах, норовящих снести с ног. Но мост вёл к финальной точке – к «Тени у дуба», кофейне почти на самом берегу, рядом с причалом.

Внутри было мало народу. За баром стоял Макс – высокий, слегка полный парень в очках и кепке. Лохматые волосы торчали из-под головного убора.

Макс тоже пил прошлой ночью. Его опухшие глаза говорили сами за себя. Отличная перспектива – пить в будни, а потом стоять у стойки, надеясь, что день пройдёт без мучений.

Фауст даже не рискнул пробовать варить эспрессо – однажды после попойки его вырвало от одного запаха. Сейчас от аромата кофе его пробрало до мурашек. Он надеялся, что зерно окажется достаточно хорошим и день пройдёт без сюрпризов.

Время шло быстро. Общаться было некогда, да и самочувствие не способствовало болтливости. Лишь изредка с Максом перекидывались короткими шутками. День не был насыщен событиями, но был полон мандража.

Помимо переживаний из-за Галилея, Фауст каждую минуту ждал Крис. Он нервно поглядывал на дверь, то и дело выходил из-за стойки, проверяя, не идёт ли она уже где-то за углом. Желудок скручивало, и он уже не понимал: это последствия похмелья или страх перед предстоящим разговором?

Казалось бы – ничего сложного. Он даже не собирался делать ей предложение или ставить точку. Просто хотел сказать, что не хочет продолжать эти ночёвки. Но… что-то было. И это делало разговор страшным.

Он боялся. Додумывал. Загонял себя в ловушку.

А вдруг она влюблена? А вдруг ждёт, что я проявлюсь? А вдруг я обижу её?

Наконец Крис зашла – под самое закрытие.

На ней был лёгкий летний наряд и та самая его рыжая рубашка. Она улыбалась, как всегда, и махнула рукой. Фауст буквально отсчитывал секунды до разговора. Так разволновался, что голос предательски дрогнул.

– Крис, – сказал он, – давай отойдём… Я хотел с тобой поговорить.

– Давай, – спокойно ответила она.

Они сели в пустом зале. Фауст нервно поправил футболку и тяжело выдохнул.

– Слушай… Я не хочу тебя обидеть. Ты замечательный друг. Мне с тобой… комфортно. Но… – он замялся. – Я не знаю, как сказать…

– Фауст, расслабься, – Крис положила свою ладонь на его руку.

– Просто… я не хочу больше с тобой спать. То есть, нет, мне нравилось! Очень! Но быть твоим другом мне намного приятнее… и правильнее. Я не хочу терять тебя. Просто не хочу.

Крис несколько раз моргнула, потом сдержанно хихикнула.

– Хорошо.

– …Хорошо?

– Да. А ты что думал? Что я вцеплюсь тебе в штаны и буду удерживать, пока не передумаешь? А-ха-ха! Да я давно уже чувствую, что тебе с этим некомфортно, – она легко улыбнулась и скинула рубашку с плеч, – всё равно спасибо за ночь. И не переживай. Лучше – зацени ноготочки!

Самое лучшее в стрессовой ситуации – это момент, когда она заканчивается.

Фауст буквально захлебнулся в облегчении. Так бывает редко. Он был рад всему, даже её ногтям.

Крис показала маникюр: длинные ногти всех цветов маркеров-выделителей. Яркие, кислотные.

– О, шикарно! Особенно если желаешь каждому встречному эпилептику смерти…

Оба рассмеялись. Смех развеял напряжение.

Они посидели ещё минут двадцать. Крис пришла занести рубашку, поболтать и всё.

Оставшийся вечер Фауст провёл в хорошем настроении. Когда Макс ушёл, еле переставляя ноги, Фауст остался в кофейне один – в тишине, под мягким жёлтым светом. Он любил сидеть здесь ночью. Голова отдыхала и тело успокаивалось.

Глава 4

Какой бы вкусный кофе Фауст ни умел варить, пил он всегда только растворимый: ложка с горкой кофе, две ложки без горки сахара, кипяток и треть стакана холодного молока. Рецепт его идеального утра. Больше, чем кофе, он любил только молоко в чистом виде, но по утрам кофе казался уместнее.

Он сидел за барной стойкой для гостей, в кофейне играла энергичная, безумная для его ушей музыка. Внутреннее состояние было разбитым. Глаза болезненно реагировали на любой свет, а в голове – пустота.

– Совесть не мучает пить эту баланду у меня под носом? – спросил Макс из-за стойки.

– Тоже хочешь?

– Я тебя выгоню.

– Как-то раз… – начал Фауст с видом рассказчика.

– Пожалуйста, нет…

– …мох помог выбраться охотникам из леса…

– Фауст, остановись…

– А мох – и не помочь.

Макс не сдержал обречённый смешок. Шутка была настолько плоха, что даже смешна. Так работали многие шутки Фауста – отличный способ заговорить зубы, отвлечь, рассмешить, поднять настроение.

Сейчас Фауст хотел поднять настроение только себе – и у него это получилось.

Заниматься чем-то важным не хотелось. Учёбы пока не было. Работа – да. Хобби? Ему много что было бы интересно, но внутри будто что-то тормозило любое новое начинание. Несмотря на то, что они с братом давно жили в этом мире, Фауст боялся привязываться к чему-то ещё.

Он заметил боковым зрением знакомое жёлтое пятно на улице – Галилей в плаще, курил, как всегда, в одиночестве. После тех событий два года назад брат стал курить значительно больше. Фауст не одобрял, но и бороться устал. Каждый справляется с утратами как может.

Галилей зашёл, молча поприветствовал всех и сел рядом.

– Привет, – сказал он, не поворачивая головы. – Говорили?

– С Крис? Да, – вздохнул Фауст. – Вчера вечером, как планировали.

– И?

– Всё хорошо. Мы просто друзья. И… не спим вместе, наверное, – ответил он и скорее перевёл тему. – А ты чего тут?

– Пришёл тебя проведать. И на работу.

– А кто сказал тебе, что я здесь?

– Ты всегда здесь. Тебе нужно учиться отдыхать от работы.

Отчасти это была правда. «Тень у дуба» стала для него местом силы – тут работа, друзья, знакомые. Если у него выходной – он всё равно здесь.

– Мне тут хорошо.

– Найди себе ещё занятия по душе. Кофейня никуда не денется.

Эти слова могли бы заставить задуматься… если бы Фаусту было не так всё равно. Да, он боялся, что однажды потеряет это место. Этот страх сдерживал его, не давал двигаться вперёд.

– Чего сегодня делать будешь? – спросил он, почти без интереса.

– Работаю. Потом домой. Завтра тоже рабочий день. А ты?

– Я тут задержусь, но вечером буду.

На этом разговор завершился. Галилей допил латте, снова пошёл курить, а затем ушёл. Фауст остался до самого закрытия, болтал с гостями и друзьями. День тянулся скучно, дел было немного. Даже Макс ушёл сразу после смены, а Фауст остался один в кофейне – слушать музыку в одиночестве.

Пару дней прошли без изменений. Фауст не виделся с Галилеем и избегал встречи, как будто оттягивая неизбежное. Сам себя он убеждал: если не видишься с братом – значит, он ещё здесь.

Чтобы отвлечься, один вечер Фауст провёл у Макса дома.

Поздней ночью они сидели перед телевизором, играли в приставку. Молчали. Эта дружба, начавшаяся почти сразу после прибытия Фауста в этот мир, стала для него жизненно важной. Их разговоры до рассвета и умение молчать вместе – тоже часть близости.

Ближе к двум Макс тяжело поднялся с дивана.

– Ладно, что-то вырубает. Спать пора.

– А тебе завтра куда?

– На работу. Последняя смена перед отпуском, надо быть в форме.

Фауст не смог скрыть огорчения. Макс уедет к родителям – и жизнь на две недели станет тише, тусклее. Макс заметил это.

– Не скучай тут. Две недели с родителями, и я вернусь…

Он замолчал. А Фауст постарался не выдать, что эти слова ударили по самому болезненному.

Воспоминания о семье были размыты. Словно это не его жизнь, а фильм. После катастрофы Скакуны разбежались кто куда. С Галилеем им повезло – у них было тайное место встречи из детства, где они и смогли избежать катастрофы, при этом не потерявшись. А вот родителей они не видели с тех пор. Не знают даже, живы ли они.

– Скучаешь по ним? – спросил Макс.

– А ты как думаешь?

– Прошло два года. Мне кажется, надо жить дальше. Конечно, это ужасно… но так уж вышло.

Фауст кивнул, но не был согласен. Он пробовал жить дальше. Но совесть мучила – он ведь даже не пытался найти родителей. Утешал себя тем, что искать их – всё равно что иголку в стоге сена. Но бессилие убивает.

– Вали спать, – сказал Эвальд и похлопал его по плечу.

Фаусту снился человек, летящий в свободном падении с неба. Лицо скрыто под ковбойской шляпой. На нём – старая голубая футболка и бежевая рубашка, развевающаяся за спиной.

Он был болезненно худ. В руке сжимал прямой меч, рукоять напоминала человеческую кость. Это оружие Фауст видел во снах с детства. Иногда меч заменял странный белый посох. Он не знал, как связаны эти образы, но был уверен: это один и тот же предмет.

Пару раз ему снилось, как меч выплавляется из жидкого металла в когтистых руках. Потоки металла стекались в воздухе и застывали, превращаясь в белую кость и сталь.

Человек падал. Гул ветра. Что-то приближается. Взрыв. Огненный шар завис в воздухе. Грохот.

Фауст проснулся.

Этот сон ощущался особенно живым. Он не видел лица из-за шляпы, но знал – этот человек ему знаком.

Фауст встал с постели, прогнал воспоминания о вечере. Это стало его привычным ритуалом – чтобы не смешивать дни в один туманный поток. Особенно с его любовью к алкоголю.

Он встал раньше обычного – до двух дня. Макса уже не было. Он редко будил Фауста, даже если им идти вместе.

Фауст собрал вещи и через Шор скакнул домой. Он сразу понял, что в квартире стало подозрительно пусто. Заглянул в комнату Галилея – та была пуста. Чемоданы собраны.

Он застыл. Где-то в глубине души надеялся, что брат передумает. Что останется. Но теперь – всё.

Фауст не смог просто уйти на работу. Он решился на еще один разговор.

Галилей, как всегда, сидел в «Что-то новое». Работал за ноутбуком, будто ничего не произошло.

Фауст сел напротив. Галилей встретился с ним взглядом, закрыл ноутбук.

– Полагаю, дома ты был?

– Да.

– Не убивайся, – сказал он усталым голосом. – Я же не пропадаю. Будем навещать друг друга. Да и переезд в другой мир – это всегда тяжело. Мы всё это уже обсуждали.

Фауст не мог даже представить, как брат будет искать жильё, работу, местных Скакунов. Хорошо ещё, что кулоны дают знание языка. Такая магическая особенность, что если ты скакун, то понимаешь и говоришь на всех языках среди связанных Шором миров.

– Ладно, Гелик… – голос дрогнул, ком подступил к горлу, а глаза увлажнились. – Только не забывай обо мне.

– Как я могу? – Галилей улыбнулся.

Фауст постарался запомнить эту улыбку до мельчайших деталей. Будто видел в последний раз.

– Не теряй головы. Мир не рухнул.

– Удачи тебе, Галилей.

Фауст ушёл. Изо всех сил старался не оборачиваться. Он понимал, что излишне драматизирует, но ничего с собой сделать не мог. Натура такая.

Глава 5

После прощания с Галилеем день уже не мог быть хорошим. Однако все последующие события были столь невероятны, что у Фауста голова пошла кругом в попытках усвоить их разом.

Фауст работал в тот вечер один, кофейня уже была закрыта. Полная тишина, лишь шаркающий звук швабры о мокрый пол. В этот момент он точно не ждал гостей, но не мог представить, кто распахнёт дверь.

Сначала он подумал, что это артист из балетного театра – из-за белого обтягивающего комбинезона и высоких сапог. Но приглядевшись, Фауст замечал всё больше странных деталей.

Костюм оказался плотным, с высоким горлом и двумя золотыми швами от ключиц до основания сапог. Он напоминал скорее гидрокостюм, чем одежду балетного танцора. Незнакомец вошёл со скрещёнными за спиной руками, подняв подбородок, и осматривал Фауста сверху вниз. Ростом он был впечатляющий.

Лицо – благородное, почти безупречное. Острые скулы, густые светлые брови, волосы с золотым отливом. Но особенно поразили глаза: зрачки и радужка светились, будто внутри было солнце. Вокруг глаз – золотистая дымка. Фаусту становилось всё менее ясно, человек ли перед ним. А когда он увидел обугленные следы от его ног на полу и почувствовал запах горелого дерева, всё сомнение исчезло.

– Доброго вечера, – произнёс незнакомец глубоким, завораживающим и вкрадчивым голосом. Затем, не дожидаясь приглашения, зашёл внутрь.

Он подошёл к стойке. Фауст ощутил, как всё его тело отозвалось тревожной вибрацией. С каждым шагом гостя становилось всё очевиднее: с ним что-то не так. Он был… чужд. И при этом – до странности знаком.

Гость наклонился, посмотрел Фаусту в глаза – прямо, холодно, как будто искал что-то внутри.

Фауст не выдержал тишины:

– Э… вы ко мне?

– Похоже, что так, – произнёс тот с лёгким разочарованием. – Как твоё имя?

– Фауст…

– Хорошо. Меня зовут Кос. Ты должен пойти со мной.

– Прямо… я?

– Нет, не «прямо ты», – Кос скривил губы в раздражении. – Но ты подойдёшь.

Фауст напрягся. На секунду он всерьёз подумал убежать – но его остановило какое-то необъяснимое чувство. Как будто… что-то важное.

Запах гари усилился. Под ногами Коса снова задымился пол.

– Я… прошу прощения, конечно, но если пол сгорит, мне будет сложно объяснить это начальству, – пролепетал Фауст, сам не веря, что говорит такое в такой момент.

Кос закатил глаза – и легко оторвался от земли. Поднялся примерно на десять сантиметров. Фауст ошеломлённо плюхнулся на ближайший стул.

– И что… тебе от меня надо? – наконец выдавил он. – Ты вообще… кто?

Кос осветился ещё ярче. Пространство вокруг залил мягкий, но ослепительный золотистый свет.

– Я – один из богов, живущих в одиннадцати мирах. Я несу свет Огненноликой Королевы. Я ищу скакуна с золотой нитью. Любого. И ты – подходишь.

Фауст молчал. Всё, что он чувствовал, – полнейшая дезориентация. Он пытался осознать хоть часть происходящего, но взгляд Коса давал понять: повторять он не будет.

– И зачем? – пробормотал Фауст и с трудом встал со стула.

– Объясню по дороге. Идём.

– Постой… Я работаю. Я не спал. И вообще…

– Молчать! – прервал Кос. Его глаза вспыхнули, воздух вокруг головы зашипел от жара. – Через пару недель этот мир исчезнет. Мне, по правде сказать, плевать и на него, и на тебя. Но скакунов с золотой нитью немного. Так что ты мне нужен.

Фауст онемел. И от слов, и от интонации. Кос продолжил:

– У тебя есть выбор. Идёшь – я рассказываю всё. Остаёшься – умри, работай, беги на край вселенной, делай что хочешь. Я найду кого-то другого. Но, – он подался вперёд, – моё время стоит слишком дорого.

Фауст судорожно кивнул.

– Ну? – спросил Кос, сдержанно.

– Я… я… Можно хотя бы предупредить брата?

– Брата?

– Да… Он… Он даже не в курсе, что происходит. Я просто Фауст. Мне страшно.

– Я понимаю, – неожиданно мягко произнёс Кос. – Полчаса. Не больше. Ты скакун – тебе хватит. По истечении времени я вернусь. И ты дашь ответ.

Он исчез.

Без двери. Без скачка. Просто – исчез.

Фауст остался в темноте, глядя на угасающие золотые отблески. Он впервые видел, чтобы кто-то исчез вот так без использования дверных проемов. Слишком многое случилось за один вечер. Он попытался собраться. Нужно принять решение

Фауст дал себе пять минут – просто посидеть в темноте, прийти в себя. Но мысли не отпускали. В голове роились вопросы: Что, если Кос говорит правду? Что, если этот мир и правда в опасности, как и предыдущий, родной?..

И тут он вспомнил Крис.

Она тоже скакун. Она может спастись – если вовремя предупредить.

Он скакнул к её подъезду. Было уже ночь, улицы почти не освещались, но Крис не спала и ответила на звонок. Она вышла в халате, поёжилась на ветру.

– Всё норм? Ты чего завис? – спросила она и кутается плотнее. – Тут прохладно.

– Задумался, – отозвался Фауст. – Как ты?

– Всё нормально, уже почти спала. А ты чего тут забыл?

Он колебался. Сказать правду или нет? Возможно, она сочтёт его сумасшедшим. Но врать не хотелось.

– Ко мне пришёл один… не самый приятный бог. Сказал, что наш мир скоро исчезнет. А я ему нужен, потому что у меня… «золотая нить».

– Ты уже хряпнул где-то? Хотя выглядишь неплохо, – усмехнулась Крис и развернулась к подъезду. – Доброй ночи!

– Подожди… – Фауст схватил её за руку. – Крис, если на днях в городе начнёт твориться что-то странное – скачи. Как можно дальше. Лучше – в другой мир.

– Эм… Ты сейчас серьёзно?

Он чувствовал, как теряет убедительность. Но страх был настоящим. Он уже терял мир однажды. Повторения не переживёт. А Крис… она ему дорога.

– Просто… пообещай. Ладно?

Она посмотрела на него долго и немного растерянно.

– Хорошо. Но ты тоже будь осторожен, ясно?

– Постараюсь.

– Пока.

– Пока, – тихо ответил Фауст.

Он скакнул домой – рассказать всё Галилею. Но квартира была пуста. Чемоданы на месте, значит, брат не ушёл. Где он? У него всегда режим.

Фауст в панике перескакал несколько заведений, где тот мог быть, но нигде не нашёл. Тогда он вернулся и, торопливо, почти не соображая, нацарапал записку:

«Гелик, прости, всё странно. Я с богом. Его зовут Кос. Если не вернусь – значит, пошёл спасать мир. Или попал в психушку. Береги себя».

Он снова оказался в кофейне.

Почти сразу появились двое. Первый – Кос. Второй… был на него похож, но не точь-в-точь: те же белые одежды, золотые волосы, но укладка другая, волосы были короткие, даже современные. Черты лица более мужественные. В нём было меньше надменности, больше силы и он напоминал греческую статую. Кос – картинка, этот – скала.

– Это мой брат. Архимий, – сухо представил Кос.

– Привет, – сказал Архимий и принялся рассматривать интерьер.

Фауст встал, чуть поклонился. Архимий его не пугал – наоборот, казался понятнее.

– Ха! Это же кадр из «Святых из Бундока»? – вдруг радостно спросил Архимий, разглядывая фотографии на стенах.

Фауст ошарашенно кивнул:

– Эээ… да.

– Ты готов? – перебил Кос.

– Вроде бы. Но у меня всё ещё есть вопросы…

– Кто бы сомневался, – фыркнул Кос. – Расскажу по дороге.

Архимий продолжал крутиться по залу, явно заинтересованный атмосферой. Кос бросил на него раздражённый взгляд.

– Архимий, соберись. Мы уходим, – сказал он и обернулся к Фаусту: – Следуй за мной.

Фауст бросил взгляд на кофейню. На стены. На стойку. На то, что стало его жизнью. Сердце сжалось. Галилей…

– Слушай, Может… я всё-таки возьму брата? У него, может, тоже золотая нить?..

Кос не сразу ответил.

– Нет. У него красная нить, самая обычная. Он нам не интересен.

– Ну… может, просто заглянем?..

Глаза Коса вспыхнули, и он навис над Фаустом:

– Я сказал – нет.

От напряжения у Фауста свело спину. Он кивнул, больше не споря.

– Тогда… пошли.

Фауст шагнул за ним. Архимий остался.

– Удачи, Хим. Не лезь в драку без нас, – бросил Кос на прощание.

– Понял-понял, – отмахнулся тот, будто речь шла о походе за хлебом.

Братья переглянулись. Между ними была… напряжённость. Но не вражда – скорее, несогласие. Но в чем именно Фауст, конечно, не знал.

Фауст шагнул в Шор. Он шёл, глядя себе под ноги – и замер.

В бесконечном пространстве Шора под его ступнями тянулись следы – золотые, светящиеся. Ботинки Коса оставляли сияние даже здесь.

Он пошёл по следам. Не знал, куда. Не знал, зачем.

Но сделал шаг.

Первый шаг в неизвестность.

Глава 6

На следующий день Фауст не вышел на смену. Ни для кого это не стало шоком – все решили, что он снова перепил или что-то в этом духе. Максу пришлось остаться и отработать лишний день перед отпуском, подменяя друга.

Он работал один в кофейне. Настроение было в целом спокойным, но с лёгким раздражением из-за внезапной пропажи Фауста. Мог бы хотя бы предупредить. Был поздний вечер, до закрытия оставалось минут десять. Дверь была приоткрыта, и холодный ветер неприятно продувал ноги. Макс вышел из-за стойки, чтобы закрыть её, но в последний момент его остановила ловкая нога в лакированной туфле, возникшая будто из ниоткуда.

В кофейню зашёл сияющий позитивом человек в очках с красными линзами. Он был одет со вкусом: строгий костюм, белая рубашка, алый галстук, развязно затянутый, – всё подчёркивало образ харизматичного чудака. Чёрные волнистые волосы были завязаны в хвост, длинные пряди ложились на лицо. Черты бледного лица – правильные, с длинным, идеально ровным носом.

– Простите, я вас не заметил, – сказал Макс. – Мы через десять минут закрываемся… Но…

– Правда? Прошу прощения, я ненадолго, – с обворожительной улыбкой ответил гость. – Обещаю, не доставлю проблем!

Шарм был такой, что Макс даже не подумал возразить. Он вернулся за стойку. Гость поправил очки и задумчиво приложил пальцы к подбородку, потом бодро упёрся кулаками в бока и сказал:

– Знаешь, я возьму медовик – это точно! Недавно впервые попробовал и влюбился, представляешь? И… яблочный сок!

– Свежевыжатый или… в бутылке? – с надеждой спросил Макс, который уже вымыл соковыжималку и не хотел снова её чистить.

– Обижаешь! В бутылке, конечно. Ты, должно быть, устал?

Тактичность гостя была почти трогательной. Макс с облегчением отдал заказ. Они остались вдвоём, в кофейне тихо играл джаз. Гость ел медовик с таким наслаждением, что Максу самому захотелось кусочек.

Он чётко рассчитал: последним куском – запить весь десерт яблочным соком, а затем откинуться на спинку стула, блаженно выдохнув:

– Просто божественно.

– Рад, что понравилось, – отозвался Макс, протирая стаканы. – Раньше вас не видел. Проездом?

– Верно подмечено. Ищу одного друга. Может, поможешь?

– Возможно. Как он выглядит?

– Высокий, светлые волосы, одет в дурацкий белый обтягивающий костюм – прямо как супермен. Должен был заглядывать вчера.

– Вчера меня не было. Работал Фауст, – сказал Макс, недовольно поморщившись при упоминании.

Гость тем временем изучал стены – фото, записки, надписи. Его взгляд задержался на снимке с подписью.

– «Фауст» – интересное имя, – заметил он, не выражая особых эмоций.

– У него сегодня выходной, – ответил Макс.

– Понятно. Славный, должно быть, малый. Может, он и видел моего друга. Сможешь спросить у него?

– Конечно. Приходите завтра – передам, если что.

– А может… «звякнуть» ему? – предложил гость с лёгкой усмешкой.

Макс устало вздохнул. За годы работы привык к странным гостям, но вежливо продолжил:

– Боюсь, нет.

– Почему?

Он поставил стакан, собрался ответить серьёзно:

– Фауст, скорее всего, уже спит. У него смена с обеда.

– Понял тебя, серьёзный парень, – гость улыбнулся и обезоруженно поднял руки. – Никаких претензий. Но может, просто дашь его адрес? У тебя ведь он есть?

Это уже было лишним. Макс напрягся. Его насторожило, с какой лёгкостью тот переходит границы. Он не привык раздавать личную информацию – особенно о друзьях. Но не успел как следует отреагировать: маска доброжелательности с лица гостя слетела мгновенно, и в глазах за красными линзами проскользнула хищная, почти нечеловеческая ярость.

– Послушайте, это конфиденци…

Пальцы вцепились в волосы, и голова Макса со всего размаху ударилась об стойку. Нос хрустнул, брызнула кровь. Он попытался закричать, но вторая рука закрыла рот, и удар повторился.

– Тише, что за сервис такой! – прошептал гость, почти касаясь уха. – Смотри: либо ведёшь меня к Фаусту, либо я найду кого-нибудь поразговорчивее. Мы поняли друг друга?

Макс с полными ужаса глазами кивнул.

Они шли по ночным улицам. Макс чувствовал, как тот сжимает его плечо. Он был в ужасе – и даже не смог бы позвать на помощь, даже если бы мимо проходил кто-то живой. На улице не было никого.

Они дошли до подъезда. Макс хотел солгать, показать не ту квартиру… но не осмелился.

– У меня… нет ключей, – с трудом выговорил он.

Гость выбил дверь ногой. Словно это не дверь, а картон. Внутри – темнота и тишина. Гость стал обходить комнаты, предварительно сорвав все двери с петель. Стало ясно – он знает, что Макс скакун.

Он толкнул Макса к стене:

– Жди тут. Побежишь – убью, – сказал он спокойно и даже улыбнулся, погрозив пальцем.

Пятнадцать минут он рылся в шкафах, на полках, на кухне. Всё обшарил. Потом остановился, нашёл записку на холодильнике, вчитался и устало вздохнул.

Макс затаился в углу. Он не двигался и едва дышал.

– Это всё? Вы… меня отпустите? – прошептал он, срываясь.

Гость подошёл, положил руку на плечо. Макс вздрогнул всем телом.

– Ну конечно, – ответил он мягко, почти весело.

И прежде чем Макс успел сделать вдох, гость резко ухватил его за подбородок и свернул шею. Один глухой хруст. Тело рухнуло на пол. Гость прошёл мимо и вышел из квартиры.

Глава 7

Фауст совсем отвык от перемещений в другие миры. Хотя технически скачки были теми же – через Шор, – ощущения отличались. Он словно проходил акклиматизацию: попадал в инородную, непривычную среду. Его замутило.

Но свежий морской воздух помог не потерять последний прием пищи.

Оглядевшись, он ахнул: стоял на высоком каменном утёсе, перед ним – бескрайнее море. Величественные волны тянулись до горизонта. Облака, окрашенные закатным солнцем в розоватые тона, медленно плыли по небу. Ветер был прохладным и ласковым – такой Фауст любил.

– Вид воистину прекрасен, – сказал Кос, подойдя ближе и сложив руки за спиной.

– Да…

– Этот океан простирается на тысячи километров. Около 90% мира покрыто водой. Такое величие могла создать только Огненноликая! – с восхищением произнёс Кос.

– Наверное…

Фауст никогда не бывал в этом мире. Он снова задумался: если нельзя попасть в неизвестный мир без проводника, то кто первым указывал скакунам путь? Неужели боги?

Кос повёл его. Позади, среди камней и хвойных деревьев, была пещера – массивная, без двери. Видимо, хозяин особо не ждал гостей. Камни были чёрные, пропитанные гарью. Фауст понял: кто бы там ни жил – он такой же, как Кос и Архимий.

Пещера внутри была пуста. В центре – небольшой костёр, тусклый, едва освещавший половину пространства.

– Ты последний, кого я ожидал увидеть, Кос… – прозвучал юный, тонкий голос из темноты.

В полумраке сидел подросток лет пятнадцати с книгой. Его глаза горели золотом, как у Коса, но слабее. Он закрыл обугленную книгу – та задымилась от его рук – и встал. Волосы – рыжие, взъерошенные. Комбинезон, как у Коса с золотыми швами, но мешковатый, как у гонщика. Он выглядел уставшим.

На миг в его лице промелькнула радость но, завидев Коса, она исчезла.

Ребенок был похож на мученика, истощенного и уставшего. По сравнению с ним Кос был воплощением божественности. Видимо, в семье не без урода, да что там, даже Фауст выглядел лучше! Кос же смотрел на него с неприкрытым отвращением и удивлением одновременно.

– И не очень тебе рад, честно говоря. Разве не видел табличку «Родственникам вход воспрещён»?

– Нет, брат, не видел.

– Да… Опять забыл её поставить, – пробурчал тот, усевшись у костра. – Чего ты хотел? И кто это с тобой?

– Калидиус, это Фауст. Смертный. Фауст, это Калидиус, мой брат, – сухо представил Кос. – Тройка прибывает в пятый мир. Время пришло…

– Неинтересно.

– Что?

– Зря пришёл. Я не помогу.

– Брат, наша миссия…

– Миссия давно потеряла смысл. Валите. – Калидиус скривился. – Побоялся сразу пойти к Оазис, да?

Кос вспыхнул. Подошёл ближе, глаза засветились. Фауст испугался, что сейчас начнётся драка.

– Думаешь, она сильнее меня? – прошипел Кос. – Как ты смеешь…

– Не начинай, – отмахнулся Калидиус.

– Не испытывай моё терпение.

Калидиус проигнорировал угрозу и повернулся к Фаусту:

– А ты, белобрысый, как сюда попал?, – Он внимательно вгляделся ему в глаза и кивнул, – .. А-а, золотая нить. Любопытно.

Фауст почувствовал давление. Даже несмотря на юный облик Калидиуса, от него исходила сила.

– Я пока сам не знаю… Может, смогу помочь…

– М-да, понятно, – проворчал Калидиус и отвернулся. – Кос, ты меня не переубедишь. Не трать время. – Он снова уселся к костру с книгой.

Кос зло выдохнул и отвернулся, едва сдерживая раздражение.

– Могу я хотя бы уговорить тебя скакнуть с нами к Ибраитос? Даже если ты…

– Нет! – Калидиус вскрикнул и отшвырнул книгу. – Я не пойду туда!

Он был в панике. Глаза – безумные. Похоже, этого не ожидал даже Кос. Он присел рядом и мягко спросил:

– Почему ты боишься скакать к Ибраитос?

– Не к Ибраитос… В Шор. Я не могу попасть в Шор. Не боюсь… Я просто не могу.

– Из-за НЕЁ?

Калидиус кивнул.

– Давно?

– Кто знает… Пара лет, десятки. Мне уже всё равно. Уходи, Кос.

Фауст чувствовал, что разговор не для чужих ушей. Он запомнил всё, что ему было бы интересно узнать позже, но молчал.

– Пошли, Фауст. Этот помешанный не поможет, – процедил Кос и пошёл к выходу.

Фауст осмелилсяспросить, когда они уже вышли из пещеры:

– А… почему Калидиус выглядит… так?

– Как ребенок?

Фауст кивнул.

– Мы, боги, в мире смертных обретаем плоть по образу своего самоощущения. Он считает себя недостойным быть взрослым. Вот и стал ребёнком. И будет таким всегда. Несостоятельный ребёнок! – закончил Кос с горечью.

Фаусту стало ясно: эта «семья» богов не самая гармоничная и сплоченная.

Вечерело. Кос задумчиво смотрел вдаль, ветер развевал его волосы.

– Заночуешь здесь.

– Я?.. Один? С Калидиусом?

– Мне нужно подумать. Придётся обратиться к нашей сестре. Как же я хотел этого избежать… Я вернусь утром, – сказал Кос и исчез.

Фауст украдкой вернулся в пещеру. Кос явно не заботился, где он будет спать. Калидиус сидел, уставившись в стену. Фауст робко заговорил:

– Слушай, не хочу мешать, прости… Кос сказал, что я…

– Я слышал, – рявкнул Калидиус. – Уже мешаешь, белобрысый.

Он сел на пол, камни под ним начали нагреваться.

Фауст молча устроился у стены. Было холодно. Он подумал о друзьях, кофейне, брате. И о том, что вообще делает здесь, может быть стоило бы вернуться и забыть это как свой очередной сон.

– Извини за глупый вопрос… – тихо сказал он.

– Прощаю.

Сарказм Калидиуса ему почему-то нравился. Было в нём что-то человеческое.

– Что именно угрожает моему миру?

– Твоё любопытство, – ответил Калидиус. – Оно угрожает всей вселенной.

Фауст закатил глаза. И всё же – он слушал. И дождался:

– Мы называем их Проклятой Тройкой.

– Кого?

– Когда-то мы, боги, были семьёй. Но полтора века назад появилась Тьма. Мы не поняли, что это. Одна планета погибла за недели. Затем – следующая, и ещё, и ещё. Мы не могли это остановить.

Голос Калидиуса был глухим. Как будто он говорил сам с собой, вспоминая события, которые предпочел бы навсегда забыть.

– Почему вы не вмешались?

– Огненноликая запретила. Она – наша мать. Мы несли её свет… пока миры не начали умирать. А потом она исчезла.

– «Огненноликая»… она вроде как главный бог?

– Типа да.

– Это из-за неё ты не можешь попасть в Шор?

– Нет, не она. Лучше тебе вообще ничего о НЕЙ не знать.

Голос Калидиуса стал странным при упоминании ЕЕ, словно одержимый..

Фауст больше не решился говорить. Он свернулся на камне, пытаясь уснуть.

Фаусту снова снился сон. Костяной меч. Огонь. Сражения. Лица – теперь узнаваемые: Кос, Архимий, Калидиус. Но была ещё одна – рыжеволосая девушка в чёрном платье, стоящая посреди бала.

И… фигура в чёрно-белом плаще, поднявшая белый посох.

Глава 8

Утром Кос разбудил Фауста, стоя перед ним… с дверью под мышкой. Калидиус ухмылялся, сидя в том же месте, где и накануне.

– Нам пора, – сказал Кос. – Я принёс дверь, если ты не умеешь без неё скакать.

Как любезно с его стороны.

Он поставил дверь вертикально, оперев её на каменную стену. На поверхности – обугленные следы от пальцев Коса. Фаусту стало стыдно, что он не умеет скакать без двери, но выбора не было.

– Прощай, Калидиус. Может, к следующей встрече всё будет иначе.

– Передавай привет Ози, – лениво ответил тот.

Кос исчез. Фауст шагнул в дверь – и скакнул за ним.

Один скачок с непривычки – неприятно, два – почти невыносимо. Неужели богам трудно жить ближе друг к другу, чтобы не собирать их по всей вселенной?

Они оказались в мире, знакомом Фаусту: четыре года назад он с Галилеем уже бывал здесь. Он узнал его по необычным хвойным деревьям: стволы – белые, как у берёз, иголки – голубых и синих оттенков, как зимний лёд. Влажная земля, иней, утренний озон… Мир был холодным, но красивым.

Кос шёл вперёд, иней под его ногами таял. Фауст – в лёгкой рабочей одежде зябко кутался, с каждым шагом сомневаясь, зачем он вообще пошёл за богом. Догадывался, конечно: Кос не хотел потерять скакуна с золотой нитью, зачем бы он ему там не понадобился. Бежать, видимо, было бессмысленно. Фауст не знал, как именно, но, видимо, Кос мог каким-то образом его отследить через Шор.

Из-за холма показался высокий частокол. Торчали крыши деревянных домов, из труб поднимался дым. Кос резко напрягся – у ворот.

Он постучал. Искры посыпались от ударов. Через минуту в окошке на уровне его груди появилось румяное лицо:

– Ой! Господин Кос! В-вы… Так внезапно!

– Я пришёл к своей сестре. Открывай.

– Я… боюсь, что… – заикался страж. – Оазис просила никого не впускать. Простите…

Глаза Коса вспыхнули, и из них вырвались два столба света – лучи буквально выжгли арку в воротах. Кусок рухнул внутрь, едва не раздавив привратника.

Фауст испугался – за себя и за всех вокруг. Стало ясно: его спутник еще и невероятно опасен.

Кос прошёл через дыру, склонился к привратнику:

– Так где ты говоришь, моя сестра?

– Я… Я…

– У меня нет на это времени! – прорычал Кос и из глас угрожающе повалил пар.

Фауст не сдержался при виде такой несправедливости:

– Кос, хватит! Он же напуган…

Он хотел отдёрнуть бога за плечо, но обжёг руку. Боль пронзила ладонь. Кос обернулся с яростью, но сдержался. Кос метнул озверевший взгляд. Фауст был уверен, что он прожжет в нем дыру, но сделал пару шагов назад. Фауст ощущал себя как на минном поле с этим богом, и аккуратно подал руку испуганному сторожу.

– Всё нормально… надеюсь, – пробормотал он.

Парень выпрямился, собрался с духом:

– Оазис будет к обеду, господин Кос. Ваш спутник поранился… Могу ему помочь? Он явно мёрзнет.

Фауст только сейчас заметил, что все вокруг – в мехах. Сам сторож был похож на гнома – полный и низкий, в тёплой куртке и темно – зеленой жилетке.

– Я никуда не сбегу, – сказал Фауст Косу. – Я ведь сам согласился идти.

Кос хмуро фыркнул, затем оттолкнулся от земли и взмыл в небо, скрывшись за облаками..

– Спасибо, что заступился… Меня зовут Топс! – с улыбкой сказал привратник. – А ты?

– Спасибо, что за меня заступился… Это было неожиданно. – Сказал парень после небольшой паузы. – Меня зовут Топс!

– Я Фауст, очень приятно. Ты и сам хорошо держался. – ответил Фауст и улыбнулся. – Я знаком с Косом меньше суток, но его взгляд… трудно выдерживать. Все его взгляды…

– О-о, понимаю, хах.

– Слушай, а ты давно с ним знаком?

– Предлагаю продолжить в тепле, только позову рабочих, этой дыре вместо ворот Оазис не обрадуется.

Деревня была небольшой, Фауст насчитал около пятнадцати деревянных избушек разных размеров, люди вокруг спокойно занимались своими делами. Таскали воду в ведрах, кололи дрова. Так тихо вокруг, все уже и забыли про погром, устроенный Косом.

Топс привел Фауста в один из домов, и тепло очага сразу же согрело их. Внутри было спокойно и тихо, свет от огня создавал уют. Посреди комнаты стоял скромный деревянный стол с накрытой белой скатертью. За него Фауста и усадили. Топс покопался в шкафах и принес несколько баночек с мазями и бинты.

– Так-с, как ты с ним оказался?

– Он просто… появился. Сказал, что у меня «золотая нить» и что мой мир вот-вот исчезнет. Сказал, пойдём – и я пошёл.

– Прости… Твоя планета исчезла?

– Это было давно, – грустно сказал Фауст, – Я и сам толком не знаю, но другой… бог, брат Коса, рассказал мне о какой-то Проклятой Тройке и…

– Такс-с! Т-тише, мы тут стараемся меньше произносить это «название». – Топс встревожился и притупил взгляд, потом начал наносить мазь Фаусту на руку. Боль сразу начала утихать. – Оазис говорит, оно приносит беду.

– Прости… А ты знаешь, о чем речь?

– Только от Оазис, – ответил Топс с улыбкой. – Она говорила, что «они» – это зло, что «они» стирает миры без причины. Для Оазис это болезненная тема, она говорила, что из-за «них» ее семья рассорилась… Такс-с, большего я не знаю. Ну… Вот и все!

Топс отрезал бинт, и Фауст пошевелил рукой, боль почти ушла.

– Спасибо! Почти не болит.

– Не за что, – сказал Топс, и взгляд погрустнел. – Я сожалею о твоем мире… Ты пошел с Косом, чтобы найти ответы?

– Ну… не только… Я, слушай, я боюсь потерять то, что у меня есть СЕЙЧАС, а Кос сказал, что Тро… «они» скоро доберутся и до других миров. – Фауст вздохнул, потому что не хотелось говорить о дурном, но ему и самому было важно напоминать себе. – Я не верю, что я… могу что-то сделать, но если мое участие и правда поможет Косу или кому там еще защитить мой мир, то я готов идти куда угодно.

– Это благородно, завидую твоей смелости.

– Я совсем не смелый, мне страшно, ты бы знал…

– Смелость – это не отсутствие страха, а способность идти вперед несмотря на него, – сказал Топс и улыбнулся. – То, что ты здесь, говорит о многом. Вот так-с.

Через четверть часа Топс дал Фаусту такой же меховой жилет, как у него, и позвал за собой. По его словам, Оазис уже должна вернуться, и можно идти к ее дому. По пути Фауст перебирал в голове всю кучу интересующих его вопросов и думал, на какой из них Топс мог бы знать ответ. Потому что лишний раз говорить с Косом уверенно не хотелось.

– Слушай, Топс, а почему Кос такой обжигающий… – спросил он, глядя на обожженную ладонь. – Странно прозвучало, но ты меня понял?

– Это боги называют «кокон», – кивнул Топс. – Все боги им наделены, это такая защита, делающая их практически неуязвимыми, больно богам сделать то можно, если очень постараться, но пробить «кокон» невозможно.

– Должно быть очень неудобно с ним жить, например, им не нужно есть?

– Ага, человеческими потребностями они не обременены, но и жить им действительно трудновато… Я так-с думаю. Но Оазис об этом тоже лучше не спрашивать. Мы пришли.

Фауст и не заметил, как они подошли к самому необычному дому в центре деревни. Он был весь обшит металлом и выглядел «индустриально». Жилище казалось мрачным.

– А какая она, Оазис?

– Потрясающая! – сразу же ответил Топс. – Но не очень жалует скакунов, правда… и ненавидит Коса… Так что не суди ее по первой встрече. Она бывает… вспыльчивой.

– Отлично, я как раз скакун и пришел с Косом. Уверен, все будет в порядке!

– Не дрейфь! Пойдем к ней, познакомишься с ней до прихода Коса.

Топс отвел Фауста к дому Оазис – странной металлической постройке посреди деревни. Внутри всё было из тёмного металла – защита от «кокона», понял Фауст.

У дальней стены стоял стол, а за ним молодая девушка с нежными чертами лица, имевшая очевидное родство с Калидиусом. Она была высокой и стройной. Глаза, как и у остальных богов, ярко-золотые. Немного растрепанное каре огненно-рыжего цвета и свободный белый костюм с золотыми швами удивительно подчеркивал женственную фигуру. Ее недовольный взгляд сразу упал на камень у Фауста на шее.

– Топс! Скакуна ко мне привел? – риторически спросила Оазис и откинулась на железную спинку стула.

– Добрый день, Оазис. – Топс слегка приклонил голову, было видно, как он волнуется перед ней, однако страха в его голосе совсем не было. – Да, прости, но уверяю, он хороший человек, но…

– А у «хорошего человека» есть имя?

Фауст ощутил ее взгляд и подумал, не стреляет ли она им так же, как Кос.

– Меня зовут Фауст… И-и вы… совсем не похожи на Коса!

Фауст пытался сделать комплимент, но явно сказал глупость. Оазис пугающе напрягла лицо.

– При чем здесь этот говнюк? – спросила Оазис с холодным голосом и жестоким взглядом. – Ты знаешь Коса? Он тут? А-а… Во-от что с воротами случилось… Могла бы сама догадаться!

– О-ой, а сейчас похожи… Ха!

Топс резко пихнул его локтем в бок.

– Прости… те.

Оазис не успела больше ничего сказать, как тут же вошел сам Кос с расправленными руками, приглашающими в объятия.

– Дорогая сестра!

– Нет-нет-нет! – злобно встала и заорала Оазис. – Пошел ты на хрен, Кос!

– Ози, прошу тебя, послушай…

– И не подумаю, пошел вон! – она раздраженно выдохнула и облокотилась на стул. – Даже видеть тебя не желаю!

– Прости, Оазис, Кос был очень настойчив! – Тихо вставил слово Топс.

Оазис кинула благодарный взгляд на толстяка и жестом успокоила его. Топс молча кивнул и вышел, а перед этим похлопал Фауста по плечу, пожелав удачи. Кос выглядел растерянным. Но слегка. Фаусту Оазис сразу понравилась, потому что вела себя как живой человек и не питала симпатии к Косу, открыто это показывая.

– Это недоразумение, сестра, но, боюсь, ты нужна мне. Прошу, выслушай меня.

– Это ты – недоразумение! И это кто такой? – Девушка махнула пальцем в сторону Фауста.

– У него золотая нить.

– И что?

– Выслушай меня, и все станет ясно, – сказал Кос терпеливо, но скривился от раздражения. – Ты и сама уже должна была понять.

Оазис замолчала в раздумьях, и губы слегка задрожали, она выглядела обиженной и очень уставшей.

На Фауста снова уставились ее недовольные золотые глаза. Атмосфера была напряженная. Вмешиваться в их разговор Фаусту не очень хотелось. Они были как два серьезных взрослых, которые повздорили при ребенке. И как-то само вырвалось нелепое замечание про ее костюм. У Фауста не выходило из головы, что он похож на гоночный.

– А… Я тебя в «Формуле-1» не мог видеть?

– Заткнись, засранец!

Кос вовремя вставил слово, разрядив атмосферу.

– Фауст, это моя сестра – Оазис. Не бойся, она ангел во плоти, но у нас были неулаженные разногласия…

– Разногласия? – снова вспылила Оазис. – Кос, я тебя терпеть не могу, поэтому говори быстрее, что ты хотел, и уходите.

– Проклятая Тройка…

– Не произноси их название!

– Не будь дурой, Оазис! – рявкнул Кос и зажег свои глаза. – Предрассудки не присущи богам! Помни нашу миссию! Тройка – наши враги, враги нашей Матери, а наш долг – уничтожить их!

– Нашей матери плевать на Тройку! – ответила Оазис злобно, стиснув зубы. – И на нас…

– Эмоции затуманили твой рассудок. Наша Мать предупреждала об этом дне, и вот он настал!

Фаусту стало интересно, отчего Оазис и Калидиус могут не любить Коса? Хотя персоной он был явно мало приятной, ненависть нужно заслужить.

– Тебе самому не надоело быть на побегушках у этой бесчувственной суки?

Глаза Коса ожесточились и угрожающе вспыхнули. Фауст весь вжался в пол, боясь представить, какая драка может сейчас начаться.

– Осторожно, Ози! Ты смелая в разговоре со мной, но не смей оскорблять нашу Мать, или я…

– Что ты сделаешь? Ты силен, но я тебя не боюсь! В последний раз говорю, вали отсюда и смертного своего забери!

Слова Оазис были дерзкими, но ей не удалось скрыть сомнение. Даже для Фауста стало очевидным, что Оазис еще как боится Коса. После ее слов его взгляд стал еще более пугающе злобным. Страшно было представить, что его лучи из глаз могут сделать с хрупким человеческим телом, хотя Оазис человеком не была. К счастью, Кос чудом взял себя в руки и почти сразу же вернул прежнее выражение лица. Это далось ему с видимыми усилиями. Оазис тоже заметила это.

– Мы направляемся к Ибраитос. Надеюсь на твое благоразумие, сестра.– Сказал Кос и добавил перед выходом: – С твоего позволения, мы задержимся здесь до вечера, чтобы ты еще раз хорошенько все обдумала и сделала правильные выводы.

Кос жестом сказал Фаусту идти за ним. Оазис максимально тихо вздохнула, желая скрыть облегчение, но выглядела загруженной и даже расстроенной. Она устало оперлась рукой на край стола, ее ладонь оставила черный обугленный отпечаток. Так они и оставили ее в одиночестве.

Фауст заговорил уже на улице.

– Думаешь, она придет? – Не то чтобы его это правда волновало, но было любопытно, насколько в себе уверен Кос.

– Уверен. – Коротко сказал Кос. – Оазис вспыльчивая, но не глупая. А сейчас найди того нелепого толстяка и отдохни, если нужно.

Фауст покорно кивнул, а Кос оторвался от земли и стремительным полетом скрылся где-то за облаками. Он все время куда-то улетал или скакал. Может у него есть своя “крепость одиночества”?

Глава 9

Архимий направился коротать время в любимый зоопарк. Он любил наблюдать за животными – это помогало сосредоточиться. Особенно он любил птиц, потому что сам мог летать, а потому разделял их любовь к небу.

Но делал он это в основном ночью, когда вокруг не было людей, которым он мог бы доставить дискомфорт своим «коконом». Его горящие глаза и золотые волосы тоже были неприятностью, когда он хотел провести время среди людей, не привлекая внимания.

Ещё Архимий любил кино, особенно цифровое. И было неизвестно, сколько ещё придётся ждать Коса, поэтому он взял с собой железный нелепый таз с водой и направился в проверенный кинотеатр, где никогда никого не было. Там он выбрал фильм и стоял ногами в тазу, пока его «кокон» доводил воду до кипения, затем обновлял, чтобы не спалить всё дотла. Так он и смотрел кино стоя, так и не найдя удобный способ сидеть. Таскать с собой железный стул тоже было неплохим вариантом, но не таким компактным.

Шло какое-то нудноватое, но красивое кино про пустыню. Честно говоря, смертные успели ему сильно надоесть, но нельзя сказать, что он их не любил. Просто – слишком суетливые. Если люди в зале всё же оказывались, то кино спокойно посмотреть не могли даже пару часов: начинали шуметь, туда-сюда ходить и болтать. Конечно, а как иначе, если твоя жизнь длится меньше века?

После кино Архимий шагнул в Шор – побыть в тишине, наедине со своими мыслями. Глазами богов Шор выглядел иначе. В его пустоте плавно извивались миллионы красных призрачных нитей. Каждая из них что-то напевала, нашёптывала, рассказывала свою историю – для тех, кто умел слушать. Каждая нить – своего рода след скакуна, проходящего через Шор. Более того, это – отголосок его души. Чем значимее деяния скакуна, тем ярче его нить в бесконечном пространстве. Невольно Архимий каждый раз думал о том, как много жизней пересекается в Шоре, а смертные этого даже не способны увидеть. Каждая из нитей была чьей-то удивительной жизнью в этом клубке.

Но что-то встревожило Архимия. Среди нитей он увидел одну чёрную. Она была тонкой и не извивалась, а была натянута до предела, пронзая Шор. Словно струна: при вибрации она извлекала неповторимые ноты ужаса. Архимий подошёл к чёрной нити и ощутил от неё пульсирующие толчки пугающе неизвестной силы. Он едва коснулся нити и, услышав тихий злобный смех в своей голове, сразу отпрянул.

Архимий задумался. Можно было бы не дожидаться Коса и остальных – проверить, что там, на конце этой нити. Архимий силён и могуч, в крайнем случае он скроется в Шоре.

Боги могли следовать за нитью и выходить из Шора в радиусе километра от её владельца. Архимий так и поступил. Он оказался в большом пшеничном поле и сразу взлетел над ним, чтобы не поджечь.

Оглядевшись, он заметил вдали шевеление в поле и огонь. Он подлетел ближе – и изумился. Внизу, в кратере от падения, лежал человек. Вокруг – обожжённые колосья, медленно догорающие.

Человек зашевелился в попытке встать и выглядел жалко. На его голове была широкая ковбойская кожаная шляпа, из-под которой свисали длинные грязные и слипшиеся волосы. В распахнутой бежевой рубашке он корчился и кряхтел от боли. Архимий спустился на ноги и подошел ближе, от человека кошмарно пахло гнилым горелым мясом. Архимий расхаживал вокруг него, как хищник, и рассматривал. Неужели это один из тех, кого так страшатся даже боги? Он с отвращением зажал нос.

– Эй ты! Ты живой?

Дрожа всем телом, человек поднял голову, из-под шляпы показалась чудовищная растянутая улыбка с полным ртом острых зубов, особенно длинными были верхние и нижние клыки. Эти зубы мерцали желтым светом, как раскаленный металл, от них шел пар.

– Что… Что ты такое? – спросил Архимий и попятился, но из-за любопытства не скакнул в Шор.

Архимий почувствовал жар, а тело человека слегка подсвечивалось изнутри, будто горели его собственные кости. Человек попытался встать и показал свои худющие руки, напоминающие бабу-ягу, с длинными уродливыми когтями. Одна рука крепко сжимала жуткий меч, похожий на катану, но вместо рукояти – большая серая кость. Архимий не стал дожидаться ответа и снова взмыл в воздух. Золотое свечение озарило все поле ярче, чем солнце, и глаза Архимия вспыхнули.

– Не двигайся!

Но человек уже встал, и судорога свела каждый мускул его тела, он дергался и извивался, его тело шипело, как на сковороде. Архимий с ужасом наблюдал, как он горит, но не сгорает, как его плоть жарится изнутри, и испытал жалость к этому созданию. Убить его стало бы милосердием.

Золотые швы на его костюме разошлись, и из спины расправились шесть огромных золотых чудаковатых крыльев, похожих на лапы насекомого. Они были похожи на ветви с золотой листвой.

Столбы света вырвались из этих отростков и глаз Архимия одновременно. Сила всего солнца обрушилась на хрупкое изможденное тело и не затихала, пока оно не стало похоже на уголь. Бог опустился ниже к телу и был преисполнен великой грустью, но и великой гордостью. Он уничтожил одного из Проклятой Тройки, но также и избавил от страданий. Он бы хотел, чтобы мать им гордилась. Обугленный труп дымился на прохладном ветру, а Архимий склонился к почерневшей голове и грустно улыбнулся. От тела воняло жженой плотью и искусственной кожей от расплавленной шляпы, стекающей по голове.

Внезапно черная корка на лице треснула, и открылись два багровых глаза, похожих на кошмарные умирающие звезды с черными звериными зрачками. В них Архимий узрел ту самую! Черную нить из пустоты, сомнений не осталось, это один из них. Из глаз алыми длинными «змеями» полился свет! По сравнению с этими ужасными глазами свет Архимия – жалкие искры догорающих углей. Архимий ошеломленный не успел опомниться, как худая рука схватила его, впившись когтями прямо в глотку. Его ладонь обжигала, причиняя ужасную боль, незнакомую ранее богу. Сила в руках монстра полностью проигнорировала «кокон» Архимия, будто его и не было.

Прямо на глазах тело человека начало восстанавливаться, даже одежда, шов за швом, нить за нитью, он снова принял изначальный облик. Шляпа текла вверх по горелой плоти и принимала прежнюю форму. Свободной рукой он дергано поднял костяной меч.

Его речь была прерывиста, рот растянут в страшной улыбке так, что почти рвался, и зубы стиснуты от жуткой боли, но в глазах читалась больная эйфория!

– Ихи-хи-хи-и, – тихо засмеялся безумец, – а во-от и… Гххгхг, ублюдок Огненноли-икой… Аааахахахах!

Он швырнул Архимия, и тот сразу попытался войти в Шор, но враг в один прыжок догнал и мечом пригвоздил его к земле, как бабочку. Было слышно, как лезвие скрипело о кости. Архимий закричал от боли, меч был раскален, как и тело Безумца, он жарил заживо его плоть, силы быстро покидали тело.

Глаза Безумца расширились от восторга, стоя босыми ногами на спине Архимия.

– Да-а, ах-аа-хаааа! Я хочу твои… Аааггххх… Крылья! – сказал он скрипучим, как ржавый металл, голосом и сгорбился над Архимием.

Он отпустил меч, взялся за плотную золотую лапу и начал тянуть. Другая «лапа» Архимия попыталась проткнуть монстра, но тот ловко поймал ее за самый конец и обломал, как сухую ветку, золотистая кровь брызнула ему в лицо и рот.

– Не-е-ет! Огненноликая, помоги мне-е! Молю, не надо-о! – кричал Архимий, хватаясь за землю, он изо всех сил пытался вырваться.

Но Безумец не останавливался, он тянул и тянул, стиснув зубы в улыбке, пока не услышал звук рвущихся сухожилий.

– Да-а, аха-хаах!

Хруст хрящей и еще немного… Одно усилие. Мясо чавкнуло, кость громко оторвалась, вместе с мышцами хлынула божественная кровь. Огни глаз Безумца загорелись еще ярче, безумный жар шел от его тела и воспламенял все колосья вокруг. Дыхание обжигало Архимию спину. И это было не похоже на «коконы» богов, это была мощь, рвущаяся из его тела кроваво-рыжими волнами, импульсами, выбросами. Он не прекращал смеяться все это время, ему было мало. Он взялся за следующую лапу, уперевшись босой ногой о спину Архимия, взялся обеими руками за основание и резким движением сразу оторвал вторую.

– Ааа-аааа! Мне больно, не надо! – взмолился Архимий и снова попытался вырваться и развернуться, чтобы достать врага солнечным взглядом, но его сил не хватало. Он только прожигал светом землю под собой.

– Аха-хаха-а, я знаю… Глу-уп-пый, потому я… Это и делаю!

Архимий извивался, как червяк, пытаясь освободиться, а меч уже до черноты обжег плоть вокруг раны. Резко Безумец вытащил меч и рукой обхватил еще две лапы, золотая кровь текла по раскаленным рукам бога Проклятой Тройки.

– Хихи-ихыы-ыы!

– Умоляю… – сказал Архимий ослабшим голосом, по лицу стекали слезы. – …Прошу…

Но Безумец не слушал, он рычал, как зверь, и смеялся. Легким движением меч отрубил обе лапы разом, и Архимий снова закричал уже севшим, обессилевшим голосом. Он пытался встать, весь в крови, с мерзкими обрубками на спине, и две оставшиеся лапы помогали ползти, но почва была мягкая, и руки проваливались сквозь землю. Горячие когти вцепились ему в волосы и приподняли голову.

Жизненные силы его покинули, но неожиданно из его тела вырвалась последняя волна золотой энергии, взрыв отшвырнул Безумца прочь. Он отлетел в сторону, встал и снова регенерировал, огляделся в поисках бога, но никого не увидел, кроме ошметков белой одежды и отрубленных крыльев. Воздух вокруг огненного исчадия искажался от температуры, золотая кровь шипела и быстро сворачивалась на его коже. Сухая солома под его ногами чернела и воспламенялась, а сильный ветер раздувал бушующее пламя, выжигающее поле до основания. А Безумец поправил шляпу и ухмыльнулся, шагая по пеплу.

И сразу же резко перед глазами возник образ Оазис по колено в каком-то пруду. Фауст сразу проснулся. Он стоял на четвереньках в холодной воде почти всем телом и тяжело дышал, его тошнило и кружилась голова, похоже, он случайно скакнул, пока спал.

– Ты чего здесь забыл?

В нескольких метрах от него по колено ногами в воде стояла Оазис с недовольным растерянным видом, а от ее ног бурлила и испарялась вода. Они находились в небольшом пруду глубокой ночью, воду освящали нежно-голубым мерцанием какие-то маленькие подводные насекомые. Было очень холодно.

– Я… Я прости… Я никогда так не… Не скакал, честно… Просто… Я видел Архимия, и он… Он…

– Стой-стой! Не мямли, – сказала она и сразу смягчилась в лице. – Встань. Интересно…

Фауст вдруг перестал контролировать свое тело, глаза Оазис вспыхнули, и он встал. Ни один мускул, кроме рта, его не слушался, а мозги будто зажали в тиски.

– Ч-что интересно? Что со мной?

– Ты не мог знать, что я здесь, я и сама абсолютно спонтанно решила прогуляться, а ты скакнул именно в этот пруд, почему? Чертов скакун!

– Я… Я спал, не знаю… Мне я…

– Успокойся, подойди.

Фауст невольно пошагал навстречу к ней. Оазис двумя ладонями дотронулась нежно до его лица, но «кокон» сразу же обжег, и Фауст скривился.

– Прости, – раздраженно сказала Оазис, потирая ладони. – Иногда забываю об этом… «Коконе».

– Это тебя расстраивает? – не задумываясь спросил Фауст и понял, что сморозил глупость.

– А ты как думаешь, умник?

Фауст снова задумался, что это ужасно – не быть способным коснуться ничего живого и ощутить его тепло, кожу, шерсть, губы. Ему стало жалко Оазис, за ее колкостью он заподозрил нечто более ранимое. Хотя не понимал что.

– Подойди.

Фауст подошел. Оазис расставила ладони на небольшом расстоянии от лица Фауста, и ее глаза замерцали. Над ее головой загорелся золотой венок.

От нее пахло лавандой и мятой. Он засмущался от ее пристального взгляда и резкой близости, но затем сердцебиение замедлилось, и в голове стало так чисто и легко, как не было уже очень-очень давно. Он облегченно вздохнул и невольно заулыбался, едва не смеясь от радости. Оазис будто распутала давно накопленный клубок тревог и страхов в голове. Не развеяла полностью, но все же. Тело снова его слушалось.

– Просто… Фантастика! Боже, так привык к тревожным мыслям, что совсем забыл, как без них хорошо… Спасибо тебе!

– Не за что. Должен будешь, – сказала Оазис и вышла из воды, последние капли воды сразу испарились на ее костюме. – Пойдем в дом, ты весь мокрый, там все расскажешь.

По дороге Фауст растирал себе грудь, чтобы не замерзнуть в холодную ночь. Оазис не предложила скакнуть, а он побоялся перечить. Ее глаза недовольно горели в ночной тьме. Но любопытство было сильнее, тем более Оазис казалась ему более дружелюбной, чем Кос. А еще после ее «чистки» в голове стало так легко, будто все возможно, а поговорить с ней так вообще пустяки, чего тут вообще можно бояться? Она шла чуть впереди, а Фауст ориентировался в темноте по свету ее глаз, как от фар.

– Извини, а… Что за золотая нить, о которой вы с Косом все время говорите?

Оазис вздохнула, не оборачиваясь, будто объясняла это уже тысячу раз.

– Ну, у всех скакунов есть своя «нить», это что-то вроде «следа души», боги могут ее видеть по глазам, если всмотреться как следует, а в Шоре и вовсе видеть все нити, что оставляют за собой живые существа.

– Ого, как информационный след в Шоре?

– Вроде того. Ну вот обычно эти нити красные, а у нас и некоторых скакунов почему-то – золотые.

– И у меня… Золотая нить?

– Угу.

– А… Почему?

– Я же сказала «почему-то», то есть я не знаю, на кой хрен мне это знать? Нашел кого спрашивать, вот Коса донимай с этим, ему ж больше всех надо!

После ее ответа вопросов стало еще больше, но с ними можно было и подождать, а ее не лучшее расположение духа и вовсе отбивало желание общаться. Осталось надеяться, что оно у нее не всегда такое.

В уже знакомой хижине с запахом трав Оазис дала Фаусту свежую одежду из огромного сундука, где оказались черная толстовка и широкие джинсы. Да, закупается она явно не в средневековых секондах. Но Фаусту на удивление шло, раньше он не пробовал в одежде иные стили.

Оазис заварила ароматный травяной чай и усадила Фауста напротив, почти швырнула чашку.

– Ну вещай, скакун. Ты знаком с Архимием?

– Не то чтобы, мы совсем ненадолго пересеклись, потом мы с Косом пошли к тебе.

– Ммм, ясно. И как он тебе? – сухо спросила она.

Вопрос с подвохом, учитывая ее вспыльчивый нрав, Фауст не хотел как-то не так отозваться о ее родственнике.

– Ну-у-у, он…

– Тупой осел? Да. Не стесняйся, лицемерием я не страдаю. Почему ты заговорил о нем в лесу?

– Я думаю, он мертв…

Оазис пристально вцепилась в него золотым взглядом и не моргала почти минуту, раздумывая.

– Почему ты так решил?

– Это может странно прозвучать, но мне часто снятся сны, события которых произойдут в ближайшем будущем или уже произошли, и я видел, как… Один из этой… Наверное, Тройки… убил его.

Тело и разум Фауста опять стали скованы, глаза Оазис загорелись. Он ощутил, как она роется в его памяти, как ковыряется между извилин, выискивая нужные фрагменты. И когда нашла, отпустила Фауста.

– Вот же срань… – сказала Оазис и тревожно обхватила голову руками.

– Слушай, можешь хотя бы предупреждать! – сказал Фауст и жадно глотнул чай, опыт был не из приятных. – Боже, словно похмелье!

– Неважно. – Она небрежно махнула рукой в его сторону. – Давно у тебя начались эти сны?

Фауст еще раз глотнул свой чай. Вкусно, но горько, не хватало сахара. Оазис выглядела расстроенной, и Фауст прекрасно ее понимал, все же речь шла о ее брате.

– Они всегда были. А в конце сегодняшнего я видел тебя в том пруду, а когда проснулся, уже был там же. Видимо, я скакнул во сне прямо из кровати. Никогда раньше не делал этого… Так, без дверей.

– Калидиуса? С ним тоже уже знаком… Хотя да, вы сразу должны были идти к нему. – сказала Оазис и неловко добавила, прикрывая рот ладонью: – Как он?

– Вроде нормально… Слушай, он слегка… Чудной.

– Ну типа.

Нависло неловкое молчание, и Фауст не знал, о чем с ней говорить и надо ли вообще говорить? Может, Кос уже рвет и мечет в его поисках. Это натолкнуло его на мысли об их конфликте. Возможно, сейчас самое время задавать вопросы, пока диалог идет.

– Можно вопрос?

– Валяй. – ответила она и с безразличием уставилась в стену.

– Что не так с Косом? Было сложно не заметить некоторое… Напряжение. Почему ты не хочешь идти с нами? Да и Калидиус был Косу, мягко говоря, не рад.

Оазис тяжело вздохнула и недовольно подняла бровь. Ее ногти застучали по поверхности стола. Фауст так и не понял, почему она тогда решила немного ему открыться, но предполагал, что ей просто было скучно.

– Да все, честно говоря. Кос – мудак, каких поискать, вот и все. Он делал ужасные вещи, иногда глупые, а в целом он просто жуткий фанатик, а Огненноликая будто не замечала… Делала вид, будто все нормально, или просто игнорировала, не знаю, это все глупо… Да что я вообще перед тобой распинаюсь. И вот! Кос передает всем волю Огненноликой, Ибраитос, видите ли, ему первому все рассказала!

– Так ты просто… обиделась?

Фауст подумал, что это как-то не по «божественному», а очень даже по-людски, и странно об этом говорить, когда на кону судьбы миров.

– А это тебя колыхать не должно! Так что завянь!

Исчерпывающе. Не получился диалог.

– Как тебе чай? – сухо и холодно спросила Оазис, наклонившись через стол.

– Неплохо, но я бы добавил сахар.

– В твоем мире уже вроде бы есть интернет? Загугли на досуге значение слова «вкус». Давай, дохлебывай и вали!

Фауст допивал чай и думал об Оазис.

– Ты не пойдешь с нами?

– Ха! С чего вдруг? Только потому, что он попросил?

– Потому что… И твой народ здесь умрет, нет? Как я понял, Проклятая Тройка заглянет в каждый мир? – возмущенно спросил Фауст. – Даже Кос…

– Кос все это делает, потому что Огненноликая что-то когда-то там сказала! Ему плевать на семью, в отличие от меня!

Фауста искренне взбесила ее логика, и он уже не мог остановиться. Как можно было быть такой дурой, по его мнению, он не понимал.

– В отличие от тебя? То есть ты хочешь сказать, что сидишь тут только из-за обиды на мать?! Или Коса, я не знаю, что там у вас произошло.

– Чего-о? Какой смелый вы поглядите, засранец!

– И если уж говорить о Косе, неважно, что им движет, он сейчас собирает семью, чтобы защитить всех от этой Тройки… А ты тупо сидишь тут и ноешь, какой он плохой!

Оазис сжала кулаки, и золотые искорки побежали из глаз. Фауст нервно сглотнул, но слов назад не забрал.

– А не пошел бы ты, Фауст, на хрен!

– Нет, не пошла бы ты! – крикнул Фауст. – У меня за душой ничего, кроме моих снов, и я пошел черт знает куда, черт знает с кем, чтобы спасти мир, который мне даже не родной! Ты – богиня, одного твоего брата, возможно, уже убили, мать просила о помощи, Кос пришел к тебе и тоже просил, а ты сидишь и нихера не делаешь! Ноги моешь в пруду… А теперь сидишь и злишься на меня?! Дура…

У Оазис сначала было лицо терминатора-убийцы. К концу речи просто отвисла челюсть. Фауст ждал, что она его просто испепелит взглядом, хотя не был уверен, что она умеет как Кос. Но она молча встала и в полной тишине начала перебирать вещи.

– Иди спать, скакун, утром поговорим, и я иду с вами. И больше ни слова!

Фауст сидел в шоке от собственной наглости. Наверное, так всегда, когда чистая и не забитая тревогой голова? Как приятно быть правым. Оазис подошла к Фаусту практически вплотную, к лицу, так что опять стало неловко. В нос снова ударил запах лаванды и мяты. Она слегка, но резко ударила кулаком Фаусту в живот. Помимо удара, ее «кокон» неприятно обжег через одежду.

– Про дуру – было лишнее.

– Ай… Справедливо.

После этого эпизода Фауст был уверен, что попал к ней не случайно и должен был ее убедить идти с ним. Вот нашелся бы хоть кто-то, способный пролить свет на эти видения.

Глава 10

Люк ощущал каждую секунду, проведённую в том доме. И время будто остановилось, когда в один обычный день Вия исчезла и больше не вернулась.

Никто не сказал ему, куда и когда именно она уехала, вернётся ли, и почему ничего не сказала. Неизвестность болезненно скребла душу, отравляя его разум. Он не находил себе места и пытался спрятаться от мысли, что его бросил единственный любимый человек.

Прошло полгода, а Люк так и не смирился – ни через год, ни через два. Он часто вспоминал их последнее прощание перед сном: тот вечер был спокойным и ничем не предвещал беды. Тогда он не осознавал, что видит её в последний раз. Теперь это убивало его.

Каждый день он ждал письма или вестей от неё. Это отвлекало от всего: от учёбы, отдыха, людей. Даже издёвки и побои в приюте перестали волновать – он лишь смеялся в ответ, осознавая, насколько всё стало неважным. Со временем это настораживало окружающих. Ближе к совершеннолетию Люк окончательно стал изгоем – его просто перестали замечать. И это его устраивало.

Однажды днём Люк сидел один во дворе. У него не было настроения ни на что. Даже искать, чем бы заняться, казалось бессмысленным. Он чувствовал себя абсолютно пустым – как и весь последний год.

Незаметно к нему подкрался мальчик, на вид ровесник. Люк раньше не видел его в приюте, но не удивился – давно перестал следить за тем, кто приходит и уходит. Мальчик был невысоким, рыжим, в кожаной ковбойской шляпе.

– Ну привет. Чего сидишь тут один как пень?

Люк тяжело подпускал людей к себе, особенно навязчивых. Но в этот раз, к собственному удивлению, был даже рад. Он удивился, что с ним вообще кто-то заговорил.

– Привет… Извини, я… всё нормально, я просто… часто тут отдыхаю.

– Вижу, что не работаешь! – рассмеялся мальчик. – Меня звать Филин.

– Классное имя. А я Люк.

– Отлично, Люк. Так что ты тут киснешь? Неужели больше негде провести время?

Люк не ответил. Он и правда не задумывался о том, как хотел бы проводить свободное время. Филин прищурился:

– А пойдём-ка к речке, пока старшие не видят?

– Не знаю даже… заведующие ругаться будут.

– Брось! Мы уже не дети. Повопят немного – и успокоятся. А мы весело покуралесим, ну?

Люк немного подумал и согласился. Филин не обладал особой харизмой или привлекательностью, но как будто считал подавленное желание Люка – уйти подальше, не видеть этот дом. Может, это совпадение. Но найти компанию и сбежать – именно этого Люк и хотел.

Так началась их долгая дружба.

Он всегда боялся сближаться с людьми, особенно после ухода Вии. Со временем Люк понял, что его тревожило ощущение, будто он нашёл замену. Жгучая боль разлуки постепенно утихала, а потребность в общении становилась яснее. Эта буря противоречий сделала его раздражительным и гиперактивным.

Однажды за обедом он лениво ел суп. Филин, как ураган, подсел с подносом:

– Привет, Люк! Чем займёмся после занятий?

– Привет… не знаю. Я думал поспать.

– Да ты чего такой кислый? Давай лучше стырим соли и пойдём к колодцу – там куча слизняков! Они так смешно выворачиваются наизнанку!

Люку было не по себе от садистских наклонностей друга, но со временем он понял: Филин безобидный, просто странный. Его чувство юмора порой пугало.

– Не знаю… как-то не до этого.

– Ты опять по своей девчонке сохнешь? Не надоело? – Фил закатил глаза. – Забудь её, как она тебя – бери с неё пример.

Эти слова эхом прозвучали в голове Люка. Паника сдавила горло, злость вспыхнула мгновенно.

– Нет! Я же сказал – не говори о ней! Она не бросила меня, она уехала, чтобы стать певицей, наверное… Ты-то что знаешь?!

– Ладно-ладно, как скажешь…

Пауза повисла тяжёлая. Но Филин, как ни в чём не бывало, с трудом сдерживая смешок, сказал:

– Нет, ну ты представь лицо старосты, как она позеленеет от этих слизняков!

Люк невольно улыбнулся. Всё же… было бы весело.

– Тащи соль.

Они притаились на заднем дворе. На цыпочках добрались до старого колодца. Люк с усилием сдвинул тяжёлую крышку. Внутри – множество жирных слизней на мокрых камнях.

Филин достал свёрток с солью. Слизень под щепоткой начал «сдуваться», как шарик, даже пищал, словно из него выходил воздух. Второй – вывернулся и истекал слизью. Люка завораживало это зрелище. Он думал: они мучаются. Но заразительный смех Филина понемногу растапливал его сдержанность.

– А давай выдавим одного, как пасту, и наполним песком! Потом бросим в мелких – вот у них будут рожи!

– Слушай, это перебор. Не хотелось бы получить по шапке.

Филин уже хотел возразить, как вдруг:

– Люк! Что ты здесь делаешь? А если провалишься в люк… Люк!

Это была староста – женщина лет сорока с вечно недовольным лицом, заплетённой косой до пояса и царственной осанкой. Филин исчез, как дым, оставив Люка одного.

– Я… вышел поиграть с Филином…

– Неважно. В доме не спрячется. А это что?.. – она заметила слизняков и побледнела. Люк едва сдерживал смех. – Мерзость. Быстро в дом!

Вечером Люк сидел в комнате, привычно грустя. Тогда влетел Филин:

– Вот это даа! Сердечко чуть не выскочило!

– Ты меня кинул!

– Прости, Люк, сработал инстинкт!

– Чёрта с два ты меня ещё раз на такое уговоришь! Опять одно и то же…

– Прости. Давай держаться вместе. Обещаю – будем осторожнее.

Люк промолчал, но кивнул. Всё-таки… приятно было не быть одному.

Люк не смотрел на него, но слушал, и его грусть вновь резко сменилась на радость. Он кивнул Филу и сказал, что хочет спать. Фил ушел, но этой ночью Люк все равно не спал спокойно.

Ему снился страшный сон. Он был пестрый и тревожный, вновь проплывающая картина удаляющейся фигуры Вии. А потом появился Филин, Люк узнал его по ковбойской шляпе и прическе, но лицо было неузнаваемо ужасно. Это было лицо чудовища с острыми зубами и кровавыми глазницами. Люк пытался бежать и звать на помощь, но земля уходила из-под ног, он вот-вот упал бы, как вдруг его одернула чья-то рука. Он был все еще во сне, на него смотрела широкоплечая женщина, которую даже можно было спутать с мужчиной. У нее было бурное высокое пламя вместо волос и глаз, а тело облачено в ночь. Люк не смог оторвать от нее взора, и казалось, ее огонь его поглотит.

Он проснулся в поту, с тяжелым, учащенным дыханием, стены давили на легкие. Люк чувствовал на себе тот пламенный взгляд… До сих пор. Люк проснулся в поту. Дыхание сбилось. В углу комнаты – фигура. Кто-то стоял и смотрел, склонив голову.

Он не мог пошевелиться. Это был сон? Нет. Он был в сознании.

Люк в полном ужасе ждал, когда оно шевельнется, а его собственное тело схватил паралич.

Казалось, он просидел на кровати вот так несколько часов, прежде чем фигура дернулась в его сторону и тут же рассыпалась на множество расползающихся черных точек. Сотни пауков заползали под одеяло, щекотали ноги, забирались под одежду, в уши, в волосы. Люк кричал и извивался на кровати всем телом, пока на крики не сбежались ночные дежурные. Едва они успокоили Люка, он рассказал о случившемся, убеждая, что на этот момент уже точно не спал. Но никаких пауков или посторонних в комнате так и не нашли.

Глава 11

Кос зашёл в дом Оазис широким шагом – такой злой, что Фауст испугался быть испепелённым его взглядом в ту же секунду. Он выдохнул, глядя на Фауста, и, шипя ногами по железному полу, подошёл вплотную к Оазис. Она не дрогнула, несмотря на то, что Кос смотрел на неё как на мусор.

– Неужто передумала? – ехидно спросил Кос, не двигаясь.

– Нет, просто скакун оказался убедительнее тебя, – ответила Оазис и едва заметно улыбнулась.

Фауст и Топс сидели за столом, Оазис сидела в позе лотоса у очага, а Кос нервно расхаживал по комнате, нарисовав шагами чёрную обугленную траекторию. Они выслушали рассказ Фауста о сне ещё раз, и Кос пришёл в недоумение, смешанное с яростью.

– Этого не может быть! Это просто глупый сон! Архимий не мог так сглупить!

– Мог, – сказала Оазис, не оборачиваясь. – Он никогда не отличался терпением и послушанием. А тут такой шанс проявить себя, представляешь? Победить одного из Проклятой Тройки в одиночку. Ну… или хотя бы удовлетворить любопытство.

– Но как ты это увидел?! – завизжал Кос. – Что это за… ересь?!

Фауст и Топс возмущённо развели руками, не понимая, в чём обвинение. Он не виноват, что видит сны, но Кос выглядел как истеричка и едва не прожёг его взглядом.

– Кос, успокойся, – сказала Оазис. – Какой план?

– План включал в себя хотя бы двух Золотых! А теперь нам ничего не остаётся, как идти к Ибраитос и просить совета! Уму непостижимо!

Из глаз Коса вырвался свет. Стены дома затряслись, посыпались искры, раскалённый металл потёк на пол, и в стене образовалась зияющая дыра. Фауст и Топс едва не обнялись от страха. Оазис вскочила и указала пальцем на дверь:

– А ну не порть мне стены! Вали на улицу!

– Как же мне надоел твой гонор, Оазис! – рявкнул Кос, и глаза опять вспыхнули.

– А мне надоел ты, так что терпи, козёл!

Толстяк Топс встал и попытался их успокоить. Фауст подумал: как только у этого коротышки хватает смелости встревать в перепалку богов? Он просто притворился ветошью и сидел молча.

– Вы же семья! Прекратите ругаться! Так вы точно не найдёте решений!

– А ну заткнись, недоразумение, пока я в тебе две дыры не прожёг! – зарычал Кос, и Топс в ужасе сел.

От крика даже Оазис побледнела, хотя старалась сохранить холодное выражение лица. Повисла пугающая пауза. Глаза Коса полностью утратили человеческий вид, из них лился свет. Он зарычал в пустоту и вылетел из дома, чуть не выбив дверь.

Оазис села и молча закрыла лицо руками. Смерть Архимия и отчаяние Коса её утомляли. Фауст хотел бы как-то поддержать её – она была ему симпатична. К таким людям он всегда старался найти подход. Первым заговорил Топс:

– Уверен, всё образумится, Ози.

– Слушай, Кос сказал, что нужны Золотые? – уточнил Фауст. – А… сколько вас всего?

Оазис устало вздохнула и посмотрела на Фауста:

– Всего было трое Золотых. Кос, Архимий и Годрик.

– Получается, есть ещё Годрик?

Топс поздно подал знак Фаусту замолчать.

– Нет, – коротко ответила она. Уже уходя, обернулась в дверях. – Нету… Идите спать.

Сказано это было печально. Фауст тактично промолчал. Она ушла.

Топс тоже встал и показал Фаусту его кровать. У Оазис, в отличие от Калидиуса, с гостеприимством проблем не было. Перед тем как уйти, Фауст задал Топсу последний вопрос:

– Слушай, Топс, а кто такая Ибраитос? Их сестра?

– Да. Самая старшая и мудрая. Но к встрече с ней лучше быть готовым, – сказал Топс, поморщившись. – Спроси завтра про это у Оазис.

За два часа знакомства Топс понравился Фаусту: добродушный и преданный не только Оазис, но и своему народу. Несмотря на вес, в глазах у него была сильная личность. Рядом с ним Фауст чувствовал себя человеком, не игрушкой богов.

А к кому из них не надо быть готовым? – подумал Фауст.

Огонь в камине, уют, пляшущие тени – всё это быстро его убаюкало. Он уснул второй раз за ночь.

Ему снился пугающий образ бледного человека в Шоре. Он был голый и гладкий, как манекен, но с чёрными волосами и глазами. В его руке был белый гранёный посох со странной сферой на навершии. Фигура взглянула на Фауста – и наступило утро.

***

Фауст удивился, когда утром он скакнул за Косом и Оазис, но очутился в дремучем лесу. Было влажно, сыро и жарко. Слышались звуки разных птиц и насекомых, буро-зелёный пейзаж заполнял всё пространство.

– Ваша сестра живёт в лесу?

– Ха! Нет! – воскликнул Кос. – Но она очень хорошо позаботилась о защите своих скакунов. Скоро сам всё увидишь. Придётся немного пройтись.

Фауст кивнул и пошёл за ними сквозь грязь, заросли и размытые дождями большие корни деревьев. Влажная земля начинала бурлить и шипеть под ногами богов. Кос шёл впереди и солнечным взглядом расчищал дорогу от препятствий, а Оазис шла за ним. Фауст ненавязчиво нагнал её, чтобы проявить очередной прилив любопытства.

– Слушай, а что за скакуны у Ибраитос?

– Когда появилась Проклятая Тройка, – начала Оазис, – Ибраитос положила много сил на защиту тех скакунов, что смогли спастись из своих умирающих миров, и объединила их под одной крышей. Дала им дом.

– Хм. Благородно.

Фауст посчитал, что, пожалуй, это было самое яркое проявление «божественной» милости из всех, что он услышал от кого-либо из богов.

– Да, но так считают не все. Этот мир сейчас практически разрушен людьми, что жили здесь, а Ибраитос отказалась давать им убежище.

– Почему?

– Сказала, они сами виноваты в гибели их общества. А скакуны не ответственны за то, что Тройка пожрала их миры. Вот так и получается.

– Жёстко, – сказал Фауст себе под нос. – Но справедливо.

– Жестокость придумали люди, а не боги.

Фауст не совсем понял, о чём она, но решил не переспрашивать. Вообще Оазис была в его глазах удивительно красива: очень нежное лицо дополнял строгий и холодный взгляд с идеальной осанкой, а её глаза цвета золота, рыжие волосы и белый костюм создавали яркий образ. Её вечно усталая и нервная манера говорить будто бы даже забавляла Фауста и не мешала выстраивать с ней диалоги.

Кос, конечно, тоже был яркой фигурой, но Фаусту пока не было понятно: маньяк он или просто мрачный чудак с приступами гнева. Он даже невольно старался говорить тише за его спиной – мало ли что от него можно ожидать. В доме у Оазис он его здорово напугал.

Лес потихоньку редел. Перед ними открылся вид на огромный пустырь размером со стадион и скромная железная калитка выше человеческого роста, а изгородь шла вокруг всей площади. Выглядело странно, но боги уверенно шли к ней – пока в кустах не послышались шорохи.

С обеих сторон вышел десяток человек с огнестрельным оружием и стали громко кричать, жестикулировать и обзываться. Фауст так перепугался, что ни слова не разобрал. Кос сложил руки за спиной и окинул их спокойным взглядом.

– Руки за голову! Живо!

Фауст забегал глазами от Коса к Оазис. Никто из них не пошевелился – наверное, пули им не страшны. А вот Фауст пока побаивался.

– Ты оглох? – Один солдат вышел вперёд. – Я сказал…

У Коса зажглись глаза, но Оазис опередила его, и над её головой вдруг зажёгся призрачный золотой венок. Глаза тоже загорелись ярче. Такие же венки появились над головами всех солдат – кроме одного. Эти солдаты разом наставили оружие на кричащего командира.

– Какого… Опустить! Вы что, охренели?

Он поднял руки и в полном смятении уставился на троих.

– Вы кто такие?

– Я отпущу твоих солдат, и вы уйдёте. Хорошо?

Командир оскалился.

– Вы не сможете прятаться вечно в вашей норе…

– Да мне плевать. Мы здесь проездом. Так ты всё понял?

Командир замолчал и кивнул. Фауст и не думал, что силы Оазис могут творить такие эффектные вещи. И эффективные. Венки разом исчезли. Солдаты ошарашенно опомнились и стали ждать команды. Должно быть, у него над головой тоже был венок.

– Уходим!

Так они и ушли, а Фауст остался в недоумении.

– Это те самые «местные», – пояснил Кос. – Завидуют Ибраитос и её убежищу. Вот и сбиваются в стаи, пытаются караулить. Они никто. Забудь о них.

Трое двинулись к воротам. Кос взялся за ручку – и двери поддались. Они сразу же очутились в огромном холле с толпой народа, и все они были скакунами. В холле стоял шум и гул. Разноцветные кулоны переливались и сверкали. Атмосфера была очень приятной – в отличие от обстоятельств снаружи.

Потом Фауст подумал: а как они очутились в здании прямо с улицы, без прохода через Шор? И как же он удивился, когда узнал: это сооружение находится прямо в Шоре, что концептуально было даже трудно представить.

Так ему объяснил Кос.

Место, где Ибраитос жила со своими скакунами, другие называли «Логово Ибраитос».

Глава 12

Помещение, в котором они оказались, напоминало просторный холл какого-то учебного учреждения, но оборудованного под главную площадь для жильцов.

Фауст стоял с открытым ртом, он впервые видел такое количество скакунов под одной крышей. Холл был полон народу, стоял шум и гам. Все общались, занимались своими делами, дети резвились и кричали. Вокруг стояла мирная и оживленная атмосфера.

Из толпы к ним сразу же вышла симпатичная миниатюрная девушка лет шестнадцати на вид, одетая в закрытое платье темно-серых оттенков. Волосы были пепельно-русые, глаза большие, зеленые, и с выражением перманентной грусти. Она сразу бросила испуганный и одновременно брезгливый взгляд на Коса. Очередной спутник у него на пути негативно относится к Косу, и это не могло не волновать все больше с каждым новым встречным человеком. Более того, буквально вся родня его открыто презирала и в тоже время боялась.

– Приветствую вас, гости, – сказала девушка и скромно преклонила голову. – Меня зовут Тейя, для тех, кто не в курсе.

Фауст с улыбкой помахал ей рукой и покосился на богов и их реакцию. Как и ожидалось, Кос безразлично уставился на нее, а Оазис кивнула в ответ и сдержанно обратилась к ней:

– Здравствуй, мы к Ибраитос.

– Я поняла, – не без иронии ответила Тейя и пригласила их за собой жестом руки. – Она вас ждала, только, боюсь, вам придется немного подождать, Ибраитос будет готова принять вас после обеда вечером.

Кос пошагал мимо нее, будто не услышав ее слова.

– Нам нужно идти к ней сейчас, я знаю дорогу.

– Но я же сказала…

Кос резко обернулся с горящими глазами и оскалился.

– Ты имеешь что-то против, девчонка?!

– Нет, но… – сказала Тейя, вся сжалась в клубок и опустила взгляд. Фауст напрягся, что снова придется успокаивать Коса, но его ждало удивление. – Ибраитос будет против… Если хочешь поспорить с ней… иди.

На этот раз уже взгляд Коса померк, он рыкнул себе под нос и пошел куда-то вверх по лестнице, обжигая мраморный пол. Видимо, спорить с Ибраитос он не желал, и Фауст задумался, чтоже там за сестра такая. Оазис же отреагировала спокойно, словно именно такого исхода и ожидала.

– Извини за него, Тейя, ты знаешь, это просто… Кос. – Сказала она и поставила руки в боки, закатив глаза. – Покажешь, где тут можно отдохнуть, пока мы ждем?

Народ вокруг будто не замечал всей этой сцены, кроме тех, кто был ближе всего, заметили необычных гостей. Даже несмотря на их белые наряды. Фауста удивила самобытность этого места с первых минут пребывания. Воспользовавшись моментом, он захотел озвучить свою недавно возникшую идею, хотя боялся показаться неуместно навязчивым.

– Оазис, слушай, у меня есть одна идея…

– Ну? – ответила она, двигаясь за Тейей куда-то в правое крыло от холла.

– Тогда в лесу ты как-то покопалась у меня в голове, ты видела мои мысли и воспоминания, не знаю, как это работает?

– К чему ты?

– А ты можешь заглянуть в мои эти ведения или сны?

Оазис с любопытством и сомнением обернулась на Фауста и улыбнулась.

– Можно попробовать, как раз есть время. – сказала она и задумчиво нахмурилась. – Удивил, скакун, могла бы и сама догадаться.

Тейя молча довела их по длинному коридору до комнат, явно служащие общежитием. У Фауста не осталось сомнений, что они находятся в каком-то подобии университета и зашли в жилое крыло. Видимо, оно и было оборудовано под спальные места всех живущих тут скакунов. Оазис поблагодарила Тейю, и та молча ушла.

Они остались вдвоем в небольшой комнате, совсем не обжитой. Воцарилось неловкое молчание, но только для Фауста. Оазис топталась на месте, избегая ковров, чтобы не поджечь.

Недолгое молчание натолкнуло Фауста на мысли о Галилее: где он сейчас, как обживается в новом мире, заметил ли он отсутствие Фауста? Наверняка он бы сейчас осуждал каждый шаг Фауста и корил на дюжине легкомысленных поступков. От тяжелых мыслей его отвлекла Оазис: подошла сзади и стукнула по плечу, слегка опалив толстовку.

– Слушай, извини, что так наехал на тебя тогда и назвал дурой, просто сейчас на нервах.

Оазис безразлично отвечала, не поворачивая головы:

– Не парься, мы все на нервах. Это я тебя благодарить должна за «пинок», так бы и сидела дома, пока мои братья сражаются, а я что хуже?! Просто не хотелось, чтобы ты подумал, что я делаю это ради Огненноликой. Что такое? – спросила она, заметив смятение Фауста.

– Да нет, – ответил Фауст с растерянным лицом и сел на скрипучую койку. – Просто не думал, что мое мнение тебя волнует.

– Ну-у-у, ты единственный незнакомый мне скакун в этой компании, остальные-то и так меня хорошо знают, а я не хочу казаться фанатичкой, как Кос. – раздраженно сказала Оазис.

– Ты не кажешься мне фанатичкой.

Оазис своими большими глазами на него посмотрела с добротой, благодарной улыбкой, хотя Фауст всего лишь был искренним. Такая простая фраза – а какой эффект! Тем не менее Фауст не мог не обратить внимания на интонацию, с которой она называет его скакуном. Пренебрежительной.

– А все же почему ты тогда со мной пошла?

– У тебя остался кто-то из родных?

– Эм, да, старший брат. И я даже ничего не успел ему сказать, кстати говоря… Куда я, с кем? Кос не позволил.

Оазис фыркнула при упоминании Коса.

– Значит, мы друг друга поймем, мы можем ненавидеть свою семью, но не можем – не любить. Я могу всех их послать нахер, Огненноликую, Коса, но ты напомнил мне, что это не решит моих проблем, как бы мне этого не хотелось. Я обязана защищать то, что люблю, или хотя бы попробовать.

– Звучит «по-человечески», – улыбнулся Фауст.

– Наверное, человечности ничто не учит так хорошо, как любовь…

Фауст надолго задумался о ее словах. А любит ли он свой новый мир так, что готов за него умереть? Может, он зря пошел с Косом и стоит брать Галилея и бежать как можно дальше прямо сейчас?

– А за что ты так злишься на свою мать? – сказал Фауст и осекся. – Извини, наверное, не надо было об этом.

– Да не забивай бошку, ты не поймешь…

Фауст понял, что она не хочет говорить об этом со «скакуном», и огорчился, но постарался не подавать виду и сменить тему на более насущную.

– Да… Так и как мы, эм… действуем?

– В идеале надо быть ногами в воде, но работаем как есть.

– А… Почему в воде?

– Мне так… комфортнее, я… – тут Оазис запнулась, явно думая, рассказывать ли ему больше, чем нужно. – Это моя маленькая мечта – почувствовать воду…

– А ты…

– Нет. Кокон не дает даже ощутить воду своей кожей, ни дуновение ветра, ни прикосновение… Ничего. Мне много рассказывали о воде, как она обволакивает, приятно охлаждая кожу. Вода спокойная, на нее приятно смотреть, и вообще… забудь.

– Нет-нет, это очень красивая мечта, – ответил ей Фауст и невольно улыбнулся.

– Я точно не знаю, что я буду искать у тебя в голове, – продолжила она. – Мы даже не знаем природу твоих видений, но я постараюсь найти воспоминания о смерти Архимия и искать похожие мысли, может, сможем спровоцировать новые картинки.

– А мне что делать?

– Постарайся просто быть в сознании, смотри мне в глаза и не скакни случайно куда попало, как в прошлый раз.

– Слушай, ты будешь… читать мои мысли?

– А что, стремно? – спросила Оазис и усмехнулась. – Ты ничего не почувствуешь, старайся ни о чем не думать, а еще лучше – о том конченом боге, поможет.

Оазис подошла вплотную и почти обхватила ладошками его лицо, казалось, она едва не коснулась его, но сдержалась. Ее глаза засветились ярче в полумраке комнаты. Дыхание Фауста участилось, неужели так уже действует ее магия? Или такое волнение вызывает их внезапная близость? Он ощутил себя полным дураком.

В голове предательски всплыла внезапная мысль, что ему нравится ее лицо. Аккуратное, гладкое… и намного добрее, чем казалось при знакомстве. Глаза теперь казались еще больше и выразительнее, а губы пухлее, но не менее приятные глазу. Фауст почувствовал, как краснеет, и постарался отогнать навязчивые мысли, а Оазис в этот же момент весело ухмыльнулась. Ну все. Теперь он точно от стыда убьется прямо тут.

Они так простояли несколько минут безрезультатно.

– Ты, похоже… устал, у тебя мысли путаются, черт пойми как. Мы можем попробовать позже.

– Мы же только начали!

– Извини, не предупредила, что немного тебя отключу, прошло пару часов.

Фауст подумал, что она шутит, но взгляд оставался неизменно серьезным.

– Что, зря время потратили? – удивленно сказал он, потирая глаза. Он действительно устал.

– Ну почему, – улыбнулась Оазис. – Люблю размять чьи-то мозги, к тому же результат есть, только тебе бы выспаться, и попробуем позже. И, Фауст…

– Да?

– Ничего не выйдет… – неловко сказала она.

– Что? Ты… ты о чем?

– Я тебе нравлюсь, – сказала Оазис и печально улыбнулась. – Но я даже не могу до тебя дотронуться, так что…

– Не продолжай, – смущенно прервал ее Фауст и отвел взгляд. – Я понял тебя и понимал до этого… наверное.

Тут Фауст еще больше ощутил накатившую усталость, но спать совсем не хотелось, поэтому он подумал развеяться и изучить здание. Оазис составила ему компанию. Всю дорогу назад они шли молча, но молчание не было неловким, наоборот, легким и приятным. Фауст почувствовал себя легче оттого, что Оазис сама озвучила его мысли, как ни печально.

– А боги вообще не спят? – шепотом спросил Фауст.

– Не-а, но в теории мы можем спать, хотя совершенно в этом не нуждаемся. Я пойду найду Коса, чтобы он не натворил делов. Не теряйся.

На том и разошлись.

Глава 13

Пожилой сторож делал ночной обход охраняемой территории на небольшой стройке. Это были окраины города, и туда нередко забирались бездомные, алкаши или подростки. Ночь была тёмной, фонарик оказался как никогда кстати, но даже его тусклый свет едва освещал мрак голых коридоров.

Сначала его смутил странный жёлтый свет где-то в глубине здания. Он принял бы его за костёр, если бы тот резко не двинулся и не скрылся за углом. Должно быть, кто-то опять балуется с огнём.

Сторож устало вздохнул и поплёлся в том направлении. По мере передвижения становилось жарко, хотя никакого отопления в этой части ещё не было, и ночь выдалась холодной. Запахло гарью. Сторож нащупал электрошокер – на всякий случай. Иногда случаются неприятности.

Выскочив из-за поворота, он снова заметил промелькнувший огонёк в нескольких пролётах от него. Затем послышался тихий ритмичный скрип. Сторож не смог определить его природу и двинулся дальше. Он расстегнул верхние пуговицы рубашки, чтобы легче дышать – от нарастающей температуры на лбу выступил пот.

Он вздрогнул, когда земля под ногами зашевелилась. Это крысы – целыми стаями они бежали в обратную сторону. Громко и тревожно пищали, будто спасались от чего-то. И снова послышался скрип, в котором сторож вдруг уловил… смех. Болезненный и отчаянный хохот эхом пронёсся по коридору, и у сторожа по спине пробежали мурашки.

Он стал идти тише, почти крадучись. Ужасный запах горелого мяса ударил в нос – он прикрыл лицо рукой. «Что же там творится?..»

Он приближался к одной из комнат. Там доносились жалобные бормотания, перемежающиеся со смехом:

– Как больно… ха-ха… больно… почему я один?.. Совсем один… совсем один… совсем один… ха-ха…

Сторож заглянул в комнату – и увидел человека в углу. Тот сидел, сложившись клубочком. Похоже, плакал. Но тело его светилось жёлто-красным, как от пламени. Над ним поднимался горячий пар, а конечности сводило болезненной судорогой.

– Нет-нет! – бормотал человек. – Рогатый не врёт… Они вернутся… Рогатый не врёт… ха-ха-ха…

– Эй… – окликнул сторож.

На него обернулось чудовищное лицо: горящие, как ад, красные глаза и безумно улыбающийся рот, полный острых жёлтых зубов. Чудовище приподнялось и поправило на затылке ковбойскую шляпу. Потом когтистая худая рука потянулась за длинным мечом.

– Стоять! – крикнул охранник, охваченный страхом, хватаясь за электрошокер. – Вам тут быть… неположено…

– Ха-ха! Еда… еда… ха-ха!

Сторож хотел выстрелить из электрошокера прежде, чем на него набросятся. Но не успел. Худая рука мертвой хваткой сомкнулась у него на шее. Он даже не смог закричать – от резкой боли перехватило дыхание. Рука монстра была словно раскалённая сковорода, обвившая горло. Существо вплотную приблизилось к его лицу и посмотрело в глаза. В этих чёрных, узких зрачках не было ничего человеческого – только злоба, боль и пламя. От его дыхания, казалось, кожа начинала плавиться.

«Это… запах крови?..»

Свободной рукой сторож сумел ударить монстра электрошокером в живот. Хватка немного ослабла. На миг чудовище застыло – электрический разряд подействовал, но ненадолго: электрошокер расплавился, а монстр засветился ярче. Багровые глаза вспыхнули, и он захохотал безумным смехом – прежде чем взорваться.

Сторож не успел даже крикнуть – всё здание взлетело на воздух.

Глава 14

Фауст неуверенно расхаживал по пустым коридорам жилого крыла, людей было мало. Он подумал, что, должно быть, сейчас вечер и все где-то в «центре» логова Ибраитос, а ему и лучше, он не хотел больших компаний.

Это место напоминало ему школу, в которой он сам учился в родном мире очень давно. Это ощущалось очень странно, словно было в другой жизни, и от этого сердце сжимала тоска по дому и брату, с которым они учились в параллельных классах.

Тейя вышла из-за угла, и Фауст вздрогнул от неожиданности. У нее был совершенно беззвучный шаг.

– Тебя зовет к себе Ибраитос, – прошептала Тейя. – Иди за мной.

– О, привет! Эм, хорошо, иду.

Фауст не был уверен, что хотел идти один, не прихватив своих спутников, но Тейя не дала ему возможности подумать. Они пошли по лестнице на второй этаж.

Судя по звенящей тишине, сюда вообще никто не ходил без приглашения. Коридоры и помещения были всё-такие же, только старше и не отремонтированные, словно за этой частью здания никто не следил. От них пахло сыростью и застоявшейся водой.

По идее, Фаусту бы следовало волноваться, но необъяснимое смирение внезапно овладело им, или, быть может, эффект от «чистки» Оазис в его голове все еще действовал. Вскоре они подошли к большой двустворчатой двери. По виду такие вели в актовый зал или спортзал.

– А мне точно не нужно подождать никого из… ну, Коса или Оазис?

– Ибраитос сказала привести только тебя, заходи.

Фауст толкнул дверь и шагнул в кромешную тьму. Размеры помещения было невозможно определить, а под ногами ощущалось что-то сыпучее и мягкое, похожее на песок. Он двигался к предполагаемому центру украдкой и все больше переживал, зрение совсем не привыкало к темноте, внутри не было ни одного источника света.

– О-о, золотой скакун! – сильный женский голос раздался со всех сторон и эхом остался в ушах Фауста. В нем слышалась сила, возраст и неподдельный интерес, но звучал он очень настораживающе хитрым.

Акустика не позволила определить, откуда он доносился. Фауст начал нервно озираться по сторонам в поисках кого-либо, но все еще ничего не видел.

– З-здравствуйте.

Фауст дернулся от странного тихого звука, стучащего по песку, и замер в волнении, звук медленно приближался.

– Представь себе, скакунов та-ак много, а в моем логове еще ни разу не было ни одного с золотой нитью, хотя братья и сестра утверждали, что вы такие – не редкость!

Голос звучал совсем рядом и прямо у Фауста за спиной. Он медленно развернулся и увидел два горящих желто-золотых глаза без зрачков и белков, которые прищуренно ослепляли его во тьме. Удивительно, что Фауст задрал голову, чтобы на них посмотреть, они парили на три головы выше его роста! Он нервно сглотнул, а глаза хищно парили вокруг него.

– Я зажгу свет, ты же не против, мальчик? – сказал голос, и через пару секунд загорелась первая маленькая керосиновая лампа, и Фауст побледнел.

Из темноты к лампе тянулась темная огромная лапа, как у паука, и тут же исчезла. Потом зажглась вторая от небольшой искры на кончике такой же лапы, так зажегся с десяток свечей и ламп, и Фауст увидел в полумраке высокую женщину, метра два не меньше, на шести огромных паучьих лапах, держащих ее еще выше от земли. Глаза, как фонари, повернулись в его сторону, и он попятился.

Женщина была на вид около 35 лет, на ней было необычное закрытое платье с рукавами и подолом до пола. Оно напоминало комбинезоны других богов и имело такие же золотые швы вдоль тела. Ее волосы были совсем седые, заплетенные в толстую косу.

При свете Фауст увидел, что весь пол действительно был усыпан песком, а лампы стояли вокруг большого каменного диска, на который плавно опустилась Ибраитос и расставила чудовищные лапы вокруг себя.

– Здрасте… Я – Фауст. – повторил Фауст и неловко закашлялся.

– Не бо-ойся меня, золотой скакун, я тебя не съем, – приветливо сказала Ибраитос и пригласила Фауста к себе. – Не при первой же встрече, а-ха-ха!

Фауст ничего не ответил и встал на каменную поверхность, затем Ибраитос жестом предложила сесть, и он послушался. Она полностью окинула его своим нечеловечески пустым взглядом, а Фауст никак не мог считать ее настроение. Ибраитос выглядела очень приятной женщиной, запоминающийся образ с нежным и одновременно строгим материнским лицом. Но ее хищный голос и гигантские лапы источали опасность и готовность, словно напасть прямо сейчас. Ее фигура очаровывала аурой загадочности и строгости.

– Хочешь чаю?

– Да, спасибо…

Одна из лап зашевелилась и прикоснулась к железному чайнику, на ней заискрился ее «кокон», как у других богов, и чайник начал греться. В более ярком свете Фауст подметил ее внешнее сходство с Косом, что, наверное, было нормально, все они были друг на друга похожи.

Он чувствовал себя ребенком в гостях у строгой маминой подруги, глупо стеснялся, боялся и не знал, о чем вообще говорить, но сидеть и молчать было на удивление, вполне комфортно. Только мамины подруги редко бывали паукообразными богами.

– Как тебе у нас в гостях? Тейя не слишком вредничала в общении?

– У вас тут интересно… – сказал Фауст, тщательно подбирая слова. – Но я пока не успел как следует осмотреться, да и с Тейей пообщаться тоже…

Ибраитос звонко, по-девичьи рассмеялась, но Фауст вздрогнул от неожиданности.

– Да-а-а-а, это точно, малыш, интерьер мы давно не обновляли, а-ха!

Фауст натянуто посмеялся и сложил ноги поудобнее. Он не находил себе места, и ему нетерпелось поскорее узнать причину его индивидуального визита.

– Скажите, почему вы меня позвали? Что-то мне кажется, Кос будет недоволен…

– Мальчик мой, если бы мне только было дело до его мнения! – сказала Ибраитос со строгим взглядом и гордо задрала подбородок. – Не переживай, Фауст, дела между нами всеми и Косом – дело былое и не должно влиять на наши дела сейчас. Косу было бы полезно лишний раз дать понять, что земля не вертится вокруг его персоны!

Фауст был согласен, но ее энтузиазма не разделял. Все-таки разозленный Кос его пугал.

– И ты тут под моей защитой, – сказала Ибраитос и жутко наклонила голову набок. Потом чайник начал тихонько посвистывать. – О! А вот и чайничек!

Она, не двигаясь, налила чай в железную кружку своими лапами. Вблизи Фауст разглядел на них странные коричневые отростки, напоминающие перья или жухлые листья деревьев.

– Держи, Фауст.

– Спасибо.

Какое-то время они молча пили чай, точнее, Фауст пил один. И он был такой голодный, что съел бы осла, но кроме чая ему ничего не предложили.

– Я пригласила тебя, потому что мне было любопытно увидеть, кого выбрал Кос.

– Но зачем я вам? Мне толком не объяснили ничего, кроме того, что у меня золотая нить, и что? Что это значит?

– Золотая нить у скакуна означает, что он, его судьба переплетена с Огненноликой Королевой из-за того, что он коснулся ее.

Фауст ничего не понял, он даже и про Огненноликую ничего не знает, не то что трогать ее.

– Я не понимаю. Я же обычный парень, ничего я не трогал…

– О-о, божественное вне времени и пространства, возможно, однажды ты коснешься, может, даже перед самой смертью! Но твоя нить уже обрамлена золотом! Ты один из тех, кто стал избран Огненноликой, а теперь еще и Косом, как бы то ни было.

– Простите… Но я все равно не понимаю, я же просто человек, я… Я не должен тут быть. – Сказал Фауст и замялся, он сам не понимал, чего хочет, и говорил все, что думал. – Я просто хочу спасти свой мир, если могу как-то повлиять на это…

– Запомни, Фауст, где бы ты ни был по жизни, ты всегда там, где ты нужен. Бессмысленного в жизни крайне мало, а твое присутствие тут и подавно.

Ибраитос достала из небольшого карманчика маленькую, красивую, прозрачную склянку. В ней была белая жидкость, похожая на молоко. Она протянула ее Фаусту.

– Это мое молоко, возьми. Тебе о нем рассказывали?

Звучало это очень странно, даже несмотря на то, что Фауст очень любил молоко. Не хотелось узнавать, как она его цедит. Фауст взял склянку.

– Молоко? Зачем?

– Я тоже не знаю, малыш, если честно. – Ибраитос пожала плечами, нависла тишина. – Им я вскармливала своих братьев и сестру, когда они прибыли в эти миры… Но оно не усвоится полностью в твоем теле, как у богов, а останется в твоих жилах практически в чистом виде. Просто мне хочется слушать свое чутье, а оно подсказывает мне, что молоко тебе пригодится. Ты не один, Фауст, боги с тобой. Прости, если мои родственники излишне ворчливы.

Фауст нервно тер склянку в руках, и ему действительно стало легче от ее слов. Это стали первые искренние слова поддержки на его пути, от которых ему хотелось продолжать идти вперед. Он улыбнулся, глядя ей в глаза, и они уже не казались ему такими страшными и нечеловеческими.

– Спасибо вам, наверное, именно то, что мне нужно было услышать.

– Не за что, малыш. Я все-таки голос Огненноликой, только я могу общаться с ней и передавать ее волю, я обязана быть красноречивой.

– Вы… Вы и сейчас с ней говорите? – спросил Фауст и задумался о том, что испытывает смешанные чувства от Огненноликой, как он, темной фигуры, которая якобы за всем следит и раздает указания. И в тоже время бросила своих детей, по словам других богов. – Другие сказали, что не слышали ее уже давно.

– Она – моя семья, моя Мать, и я верю, что она, все, что она делает, – на благо. Это не слепая вера. Это любовь. И так вышло, что все, о чем говорили другие, правда, наша Мать замолчала.

Ибраитос говорила все тише, в голосе слышалась скорбь и настоящая тоска, но она не отводила взгляд и продолжала.

– Последнее, о чем она мне сказала, это о Проклятой Тройке. Сказала, когда один из Тройки явится в пятый мир, наступит ее конец и Золотой скакун положит начало новому миру!

– И что это значит?

– Если бы я знала, мальчик. Больше наша мать ничего не сказала и каждый из нас по своему понял ее последние слова. Кос решил, чтобыоги должны сразить Проклятую Тройку, когда они явятся в пятый мир и скакун с золотой нитью приложит к этому руку. Может быть он и прав, тогда наступит “новый мир” – мир без Проклятой Тройки.

– Знаете, честно говоря, мне дико страшно, – признался Фауст. – …Я видел одного из них… Из Проклятой Тройки, что я могу сделать? Как можно бороться с Тройкой, если даже боги не понимают их природу? Кто они такие?

– Малыш, страх – это абсолютно нормально. Храбр тот, кто имеет мужество идти до конца по дороге, которую он выбрал, несмотря на страх, а не тот, кто ничего не боится. – Пояснила Ибраитос. – Проклятая Тройка сильны и страшны, но и им тоже ведом страх. И, само собой, они тоже смертны.

– То, что я видел в своих видениях…

– И есть ответ, Фауст. Собери картинку воедино, соберись, и увидишь все.

Ибраитос заговорчески наклонилась к Фаусту и игриво прошептала:

– Возможно, ты расскажешь богам, что нужно делать, а не они тебе?

– Но… Тогда я не понимаю, откуда у них такая сила, у Тройки? Кос ничего не рассказывал.

– Незадолго до того, как исчезнуть, Огненноликая поведала мне, что Проклятая тройка – в каком-то смысле порождения Шора. Но больше ничего, знаешь, я думаю, даже ей это не до конца известно, либе же она хочет, чтобы сами подумали. – сказала Ибраитос и улыбнулась.

Фауст допил чай и тихо хохотнул от неожиданно хорошего настроения. Ему страшно сильно захотелось кофе.

– Вы очень хорошая… В смысле, извините за откровенность, просто с вами так уютно сидеть.

Ибраитос снова звонко посмеялась.

– Спасибо, Фауст, ты тоже очень приятный мне собеседник.

Далее Фауст с Ибраитос еще около часа беседовали о мелочах, о вкусах в еде, о людях, чувствах, человечности. Вообще, она произвела на него неизгладимое впечатление как личность. После других богов Ибраитос виделась ему самой доброй и понимающей. Но пришло время прощания, и Фауст неохотно отдал ей ее чашку и поблагодарил.

– Всегда буду тебе рада, мы еще увидимся. Давай беги, уверена, тебя уже ищут.

– Ясно… Тогда до свидания! Спасибо вам.

– Не за что, малыш, это тебе спасибо, что составил компанию! Удачи тебе во всем и твоим спутникам! Вскоре я с вами со всеми поговорю еще раз.

Перед уходом Фауст все-таки решил задать очередной вопрос, который очень его волновал. Он думал об этом с момента пребывания у Оазис и все время после. Фауст чувствовал, что это важно.

– Ибраитос, я заметил… Что с Косом что-то не так. Мне все сказали о Золотой нити, о «свете», чтобыоги несли в мир, но что за «свет» я так и не понял, чем конкретно вы занимались… И почему Коса вы все… Так не любите?

Ибраитос вздохнула и впервые отвела глаза, а голос ее болезненно дрогнул.

– Очень давно это было. Кос убил нашего брата.

Глава 14

Топс шёл с веником к дому Оазис, чтобы прибраться там. Ей было бы приятно, если в её доме будут поддерживать чистоту в её отсутствие. Утро было пасмурным и холодным, Топс не выспался, и в голову лезли дурные мысли. Первое, что насторожило его, – дверь была приоткрыта, и замок вырван из косяка.

Осторожно зайдя внутрь, он вздрогнул: дверь тихонько хлопнула, и Топс выронил веник, когда увидел, как посторонний раскинулся на стуле Оазис и флегматично перебирал вещи на её столе. Он был в костюме, с красным галстуком и очками, а чёрные, слегка волнистые волосы свисали на лицо. Незнакомец поправил их, когда поднял взгляд на Топса.

– П-простите… Вы кто? Вам сюда нельзя!

Незнакомец удивлённо поднял густые брови и развёл руками. Искренность этой реакции застала Топса врасплох, и он неловко улыбнулся, почти поверив, что гость оказался здесь случайно.

– Да? – воскликнул незнакомец. – Странно, не видел никаких… эм… опознавательных знаков, понимаешь, да? Ахах!

– Да, понимаю… Хах, я вас раньше не видел, кажется?

– О-очень сомневаюсь.

– В таком случае, вы… ошиблись?